Почти темно. Красноватый свет лампы едва освещает комнату. Сидим и держим друг друга за руки, притихли и всматриваемся в лицо сидящего в центре медиума. Нетрудно догадаться, что я говорю о спиритическом сеансе. Вижу ваши скептические лица и чуть ли не слышу ваши возгласы.

А все-таки погодите смеяться.

Я не «убежденный спирит», нет, а просто случайно попавший зритель на вечер с известным медиумом Яном Гузиком.

Я вовсе не собираюсь говорить и доказывать сейчас что-либо из области спиритизма, нет, совсем нет!

Среди собравшихся, кроме меня, было еще несколько новичков, впервые попавших на серьезный сеанс.

В углу на столике лежала гитара, бумага и карандаш, на столе, посреди комнаты, поставлен маленький орган; его завели перед началом сеанса.

Медиума держат за руки и даже за ноги. Его соседи и справа и слева должны своими ногами касаться его ног.

Мы пели, звали и взывали к неведомому нами духу. Просидели так минут 15 — ничего.

И почти смешными начали казаться мне наши обращения: ну, как можно звать и ждать, когда никого нет?

После перерыва опять сели. Настроение у меня тоже, — недоверчивое.

Вдруг аккорд гитары в углу на столе, где никого нет. Мы сами ее положили туда подняла тому назад. Еще аккорд…

— Играй еще, скажи нам, кто ты, — прошу я вместе с другими.

В углу кто-то завозился, послышалась шаги, как будто кто-то придвигается ближе к нам и начинает наигрывать уже мотив.

Умолк.

— Меня касается что-то, да, меня коснулась человеческая рука, вот два раза, и теперь, я его чувствую сзади, — говорит дама, севшая рядом с медиумом, и вместе с ним отводит руки назад, чтобы остановить «его», еще невидимого.

Никого нет.

Снова играет гитара. Вдруг с усилием, медленно и со стуком продвигают ее из угла к нам.

Разнимаем руки, сидящий у двери дает свет. На столике в углу все переставлено, а гитара лежит под нашими стульями. Поставили наш маленький орган к «нему» на стол. Гасим яркий свет, оставляем только красную лампу. Просим духа (он уже назвался нам — он Соколов, унтер-офицер) обнаружить свое присутствие или светом или тем, чтобы он завел поставленный ему орган. В углу что-то копошится, после слышим, как с усилием три раза поворачивают ручку органа, — раздается аккорд, по этого мало: завод неполный.

— Еще, еще…

И еще усилие сзади и орган заиграл.

Нам мало, мы неблагодарные и просим еще доказательств его присутствия.

— Света, света…

После полной тишины над головой одного из присутствующих мелькают красные глаза, затем исчезают — их сменяют зеленые огоньки, быстро мелькающие.

Мне холодно, жутко.

Кто-то прошептал:

— Медиум заснул, у него транс…

— У моего лица мокрая рука, пусти меня, — слышу возглас. И ужасный грохот, будто падает ящик. Какая-то возня. Крик странного голоса на непонятном языке, будто бранят кого-то и гонятся за кем-то.

Одна дама кричит: «Дайте-ка свет!» И снова грохот — уже разрывают цепь.

С трудом нахожу на стене выключатель — освещаю комнату. Ящик с органом брошен к нам, ручка от завода валяется в другом углу. Медиум в ужасном состоянии:

— Зачем вы разорвали цепь, не дав мне проснуться совсем? Надо было дать свет, а после будить меня! Ведь вы могли убить меня…

Все были так испуганы, быть может, даже охвачены настоящим страхом: мы ощущали присутствие его, необъяснимого. Но оно было. И я верю в него: разве можно не верить в день и ночь? Но разве можно объяснить, почему ночь сменяет день, а наутро снова приходит день?

Необъяснимо… И, быть может, навсегда.