Я снова сидел в «вороньем гнезде», снова был глазами корабля — как частенько бывал ими на борту «Авроры». Несмотря на вделанные в стекло колпака нагревательные нити, изнутри оно обмерзало маленькими сверкающими ледяными кристаллами, сливающимися в замысловатый кружевной узор. Я соскребал их и поплотнее закутывался в подбитую овчиной куртку.

Внизу под нами, в Австралии, в разгаре было лето, но на высоте в шестнадцать тысяч футов ртуть опустилась до минус пятнадцати. Сама марсовая площадка не отапливалась, и ноги у меня всё время мерзли, несмотря на две пары носков. Я сжимал и разжимал руки в перчатках, пытаясь отогреть пальцы, и думал о руках моей мамы, её изуродованных ревматизмом суставах. Если будут деньги, это поправимо. Я представил себе сокровища, таящиеся на «Гиперионе». Я зароюсь руками в гору золота, и одно лишь прикосновение к нему согреет мои пальцы и исцелит маму, будто воды святого источника. Я осмотрел небо, выискивая корабли без опознавательных знаков — любые корабли, — боясь, что кто-нибудь похитит нашу добычу.

Вдалеке я заметил слабые вспышки и принял было их за молнии, прежде чем сообразил, что это ещё одна стая тех небесных кальмаров. Я доложил о ней Дорье, несущему вахту в командной рубке, но они вроде бы не собирались приближаться, и мы не стали менять курс.

Хотя гибель Далки и потрясла Кейт, она всё-таки сокрушалась, что не смогла увидеть эти существа во время нашей первой встречи с ними. Я мог понять её волнение — наверняка этот обитающий на огромных высотах вид ещё не открыт, — но смерть Далки была ещё слишком свежа в моей памяти, и мне не хотелось вспоминать об этом. Я бы сказал, что Кейт с трудом сдерживала любопытство, но была достаточно добра, чтобы не донимать меня.

Хорошо было снова быть при деле. Я наслаждался своими новыми обязанностями, хотя и не мог не чувствовать себя виноватым, потому что обрел их в результате смерти человека. Поскольку Ками Шерпа всё ещё был прикован к постели, работы было полно, и Хэл частенько отправлял меня в «воронье гнездо». Часть обязанностей Далки тоже легла на меня: следить за состоянием оснастки, газовых отсеков и клапанов. Однажды Хэл даже позволил мне отстоять вахту в качестве штурмана.

Снова войти в судовой рабочий ритм — это очень успокаивало. А ещё мне полегчало оттого, что я убрался подальше от Кейт и Надиры.

Глядя, как Хэл кружит Кейт в танце, я почувствовал, что он может с такой же легкостью закружить её и по жизни. Ещё перед рейсом она сказала мне, что её интерес к Хэлу не простирается дальше его корабля, но я бы сказал, что она увлеклась им. Стоило ему появиться, как она становилась ужасно застенчивой, и начинала поправлять волосы, и смеялась чаще обычного. Я не знал прежде, как больно может ранить ревность. Так как же тогда получилось, что в то же время мне хотелось смотреть на Надиру и чувствовать её взгляд? Как вышло, что мне нравилось вспоминать, как её блузка скользила под моими пальцами, когда мы танцевали?

Меня одновременно влекло в разные стороны, и это было отвратительно. Я не нравился сам себе. Жаль, что рядом не было База. Он бы сумел всё уладить. Он понимает в таких делах. Наверно, в душе моей таятся порочные наклонности, а иначе как могу я обожать Кейт и желать и Надиру тоже? В свободное от вахт время я стал отсиживаться в своей каюте, вместо того чтобы присоединяться к ним в салоне. Во время общих трапез я быстро ел, а потом придумывал всякие причины, чтобы ускользнуть.

Я перевел взгляд на восток. Рассвет уже занимался, он-то никогда не обманывает. Скоро над горизонтом покажется солнце и снова окрасит безоблачное небо в яркие цвета. Для «Сагарматхи» начнется новый день спокойного полета.

Я удивился, услышав шаги по трапу, потому что с начала вахты не прошло ещё и двух часов. Я глянул вниз и увидел поднимающуюся в «воронье гнездо» Надиру.

— Доброе утро, — сказала она, ступая на площадку. Она чуть-чуть запыхалась от подъема; на такой высоте воздух стал очень разреженным.

— Рано ты поднялась, — сказал я.

— Когда миссис Рам просыпается, она начинает мурлыкать себе под нос, и я уже не могу больше уснуть. Мне захотелось увидеть рассвет.

— Вообще-то ты не должна здесь находиться.

— Почему?

— Я на вахте. Предполагается, что всё внимание я должен уделять исключительно небу.

— Сделаем вид, что меня здесь нет, — сказала она, и мы оба улыбнулись, потому что марсовая площадка размером не больше телефонной будки. — Можно мне всё-таки остаться, пока не рассветет? А потом я исчезну, даю слово.

Я коротко кивнул и снова обратил взгляд к небу, от всей души желая, чтобы солнце поторопилось. Я мог не замечать Надиру не больше, чем столб пламени. Уголком глаза я следил, как она молча смотрит на восток.

Кейт бы не молчала.

Она бы делала всякие наблюдения и рассказывала мне обо всем, что пришло бы ей на ум. Она бы сердила и смешила меня. И её было бы не остановить. Я любил её болтовню. Направьте её энергию в нужное русло, и ею можно будет осветить весь Париж. Мои чувства к Кейт были так сильны, что я сам едва мог разобраться в них. Когда я оказывался рядом с ней, меня переполняли одновременно счастье, желание и паника. Мне хотелось говорить с ней, кричать на неё, касаться её, целовать её. Хотелось убежать от неё. Всё это было так мучительно.

Солнце поднималось ужасно медленно.

— Ты, должно быть, очень любишь это, — произнесла Надира. — Этот вид.

— Да, это ни с чем не сравнимо.

— Я не могу предсказывать будущее, — сказала она, — но так уж вышло, что я неплохо справляюсь с цифрами. Я могла бы помочь тебе.

Я старался скрывать от всех свои затруднения и, когда корпел над учебниками, ругался только про себя. Но Надира, видимо, внимательно наблюдала за мной и заметила, как я без конца стираю и зачеркиваю. Если бы то же самое предложила Кейт, думаю, я бы предпочел сказать: «Нет, спасибо, я вполне справлюсь сам». Она и так уж слишком блистательна. У меня и без того такое чувство, что я осужден вечно плестись у неё в хвосте. Предполагается, что воздухоплавание — это моя стихия; гордость не позволила бы мне позволить ей превзойти меня и в этом тоже.

Но почему-то я не испытывал такого чувства соперничества к Надире. Может, потому, что я её совсем не знал, а может, воспринимал её скорее как равную себе, а не стоящую выше меня. А самое главное, Кейт ничего не узнает о моих неудачах с математикой.

— Это ужасно сложная штука, — ответил я.

— Может, вместе мы сумеем как-нибудь разобраться. Отец учил меня, когда бывал дома. Он был хорошим учителем. И потом я тоже занималась, но уже сама.

— Ладно, — согласился я. — Спасибо тебе, ты очень добра.

— Всякие там конюхи вроде нас должны поддерживать друг друга.

Я хихикнул, но от этого напоминания о безжалостно предостерегающих словах, сказанных мисс Симпкинс Кейт, мне стало грустно.

— Смотри, солнце, — сказала Надира. На лице её играли рассветные краски.

Я заставил себя отвести взгляд.

— Да, красота. Теперь тебе, наверное, лучше спуститься вниз.

Она повернулась, меня коснулся манящий аромат её волос. Даже во время танца мы не могли бы оказаться ближе друг к другу.

— Сегодня день моей свадьбы, — заметила она.

— Бывает, — промямлил я.

Она улыбнулась:

— Не хочешь поцеловать невесту?

Я не ответил, решив, что это, наверно, шутка, и не пошевелился. Она потянулась ко мне и прижалась губами к моим губам. Носы наши соприкоснулись. У её сонных губ был восхитительный привкус изюма и карри. Ладони её легли мне на плечи. Не ответить на поцелуй было невозможно. Я не хотел оскорбить её чувства. Не я начал всё это. Наши тела прижались друг к другу. Пальцы мои коснулись её лица и волос. Сердце мое замерло, будто в забытьи, потом дрогнуло и зачастило, как будто стараясь загладить вину. Мы задохнулись в разреженном воздухе, и наши губы оторвались друг от друга, и, когда она снова запрокинула лицо мне навстречу, я попятился. Прочистил горло. Потер шею.

— У тебя жутко несчастный вид, — сказала она.

— Извини. Я не должен был этого делать.

— Почему? Из-за того, что я помолвлена?

— Нет, но Кейт и я…

И я остановился, потому что вдруг мне показалось слишком самонадеянным продолжать. Я уже вовсе не был уверен, как Кейт ко мне относится. Мисс Симпкинс, несомненно, не считала нас влюбленными, и Кейт, может быть, тоже. Хэл убеждал меня, что она предпочитает его. Я покачал головой, слишком смущённый и взволнованный, чтобы говорить.

И тут, второй раз за это утро, я услышал отдаленные шаги по трапу и потрясённо глянул вниз. В «воронье гнездо» поднималась Кейт.

— О нет, — выдохнул я.

— Может, мне вылезти наружу? — шепнула Надира, изумленно приподняв брови.

Я не ответил, лишь мельком подумал, уж не выскочить ли мне самому через люк.

— Я решила заглянуть поздороваться, — окликнула меня Кейт снизу. — У меня такое чувство, что мы не виделись целую вечность.

Её голова появилась над площадкой, глаза быстро перебежали с меня на Надиру. Она широко улыбнулась.

— О, привет! Тоже пришли полюбоваться рассветом?

— Надире не спалось, — сказал я.

Кейт раскраснелась и запыхалась от лазанья по трапу. Она протянула руку, и я помог ей выбраться на помост.

— Знаете, а здесь, на самом деле, на удивление просторно, — заметила она.

Если два человека помещались в «вороньем гнезде» с трудом, то для троих это было почти невозможно. Мы все стояли вплотную друг к другу, соприкасаясь плечами и локтями. Несмотря на минусовую температуру за бортом, я взмок. Кейт мгновение молчала, переводя дыхание.

— Вы пропустили рассвет, — сказала ей Надира.

— Правда? Какой позор! У меня дурная привычка: просыпаю всё на свете. Мэтт может подтвердить. Помнишь пиратский поселок, когда мы пытались бежать?

Я выдавил из пересохшего горла смешок.

— Здесь, должно быть, было великолепно, — произнесла Кейт. — Рассвет, я имею в виду.

— Потрясающе, — подтвердила Надира.

— Ах, я так рада, что нам обеим пришла в голову одна и та же мысль, — сказала Кейт. — Как забавно! И какой вид! Я начинаю понимать, почему ты избегаешь нас, Мэтт.

— Я вас не избегаю, — ответил я. — Я просто был занят. И если вы обе не против, вам, на самом деле, лучше спуститься вниз.

— Но я только что пришла, — запротестовала Кейт.

— Если Слейтер узнает, что я тут принимаю гостей, его хватит удар.

— О, Хэл простит, — бросила Кейт таким тоном, словно они с ним были теперь на дружеской ноге. — Я надеялась, мы сможем немножко поболтать об этих существах, с которыми ты столкнулся. Я почти не видала тебя с тех пор и хочу получить полный отчет. Я даже принесла свою тетрадь.

Какая неожиданность. Так она пришла лишь для того, чтобы вытянуть из меня все научные подробности; я снова всего лишь полезен ей.

— Я тебе всё расскажу про них вечером, когда сменюсь с вахты. Честно, очень трудно наблюдать за небом, когда здесь столько народу.

— Стекло запотело, — сказала Кейт. Она провела по нему своим носовым платком. — Ну вот. Так лучше?

— Намного, спасибо.

— Похоже, Мэтт не хочет, чтобы мы здесь оставались, — заметила Надира.

— Что, присутствие двух молодых леди отвлекает, да, мистер Круз? — осведомилась Кейт.

— Я просто весь трепещу, — отозвался я.

— Наверно, нам лучше покинуть его, — обратилась Кейт к Надире.

— Хорошая мысль, — согласилась та. — Пойдем завтракать.

Я смотрел, как они спускаются по трапу, одна за другой, приятельски болтая, оставив меня в «вороньем гнезде» в одиночестве и в ужасном смущении.

— А его щупальца, — сказал Хэл, — были верных десять футов длиной.

Я только что сменился с дневной вахты и забрел в салон в надежде перекусить. Там Хэл и Кейт сидели рядышком на диване, устроившись весьма уютно. На коленях Хэл держал один из больших альбомов для рисования, принадлежащих Кейт, и заканчивал набрасывать изображение той летучей твари, которая убила Далки. Возле электрического камина сидели мисс Симпкинс и Надира, одна шила, другая читала.

— У вас очень верная рука, — похвалила Кейт Хэла. — Вы просто-таки человек со множеством талантов. — Она заметила меня. — О, привет. Хэл как раз рассказывает мне об этом симпатяге. — Она снова повернулась к нему. — А сколько у него было щупалец?

— Полагаю, восемь, как вам кажется, Круз?

— Не уверен. Трудно точно сосчитать, когда они молотят воздух прямо над твоей головой.

— Да ещё искры сыплются с кончиков, — добавил Хэл.

— Они не все несли электрический заряд, — сказал я. — Одно из них хлестнуло Далки по лицу и не ударило его током.

— Хм. — Кейт не проявила особого интереса к этому. Она снова взглянула на рисунок Хэла. — О, это просто изумительно. Большое спасибо. А теперь расскажите мне об этой его шарообразной верхней части.

У неё тоже была тетрадь, и она старательно записывала всё, что говорил Хэл. Надо признать, он был отменным рассказчиком и умел подмечать детали, хоть и видел-то это существо всего ничего по сравнению со мной. Кейт слушала его, совершенно поглощённая его рассказом, и часто перебивала, уточняя ту или иную информацию Мы с ней вот так же разговаривали, когда впервые увидели скелет облачной кошки. У меня было такое чувство, будто меня обокрали.

— И вы никогда не видели ничего подобного? — спросила она Хэла.

— Никогда.

Кейт улыбнулась:

— Знаете, это просто изумительное открытие. Эти существа, безусловно, очень необычные. Они, похоже, сочетают в себе характеристики разных морских обитателей: кальмара, медузы и электрического угря из Южной Америки. И всё-таки средой их обитания является воздух, а не вода! Они действительно летают!

— Во всяком случае, держатся в воздухе, — сказал Хэл. — Похоже, их просто несет ветром. Они были довольно легкие.

— Нет. Внутри их гидрий, — возразил я.

— Что-что? — переспросила Кейт, поднимая глаза от тетрадки.

— Гидрий. Один из них оказался прямо надо мной, и…

— Немножко притянуто за уши, вы не находите? — перебил меня Хэл. — Гидрий поступает из земных глубин, Круз! А вы утверждаете, что эти существа сами вырабатывают подъемный газ?

— Они пахли манго.

Он поджал губы, словно из вежливости не хотел вслух говорить, какую чушь я несу. Потом он отвернулся к Кейт и начал расписывать, как эти существа двигались по воздуху, расширяя и сокращая нижнюю часть своей мантии. Кейт кивала, записывала, задавала вопросы.

— Не забудьте сказать ей о клюве, — вставил я.

— У него был клюв? — спросила Кейт у Хэла, полностью игнорируя меня.

— Вот именно, — подтвердил он. — Острый, как у кальмара.

Он знал это лишь потому, что ещё раньше я ему об этом говорил. Не он сидел под вонючим брюхом, не его едва не проткнули насквозь. Но я видел, что сегодня бенефис Хэла, и не собирался топтаться около этих двоих, пытаясь вклиниться в их разговор. Я направился на камбуз и попросил у миссис Рам чего-нибудь перекусить. С тарелкой я вернулся в столовую и в одиночестве принялся есть, чувствуя себя совершенно несчастным. Через арку я видел Хэла и Кейт, продолжающих оживленно беседовать.

— Ему надо дать название, — сказала она.

— Конечно, — согласился Слейтер. — Не согласитесь ли оказать ему такую честь?

— Вообще-то, эта честь должна принадлежать вам, поскольку вы первый его увидели.

— Я настаиваю.

— Очень любезно с вашей стороны. Спасибо. — Она задумалась на мгновение. — Аэрозон. Обитатель воздуха.

— Отлично, — заявил Хэл.

Я жалел, что вообще пришел в салон. Понятно, что за те два дня, когда я вовсю трудился на корабле Слейтера, они с Кейт провели вдвоем немало времени. Каждый взгляд, который она дарила ему, каждое ласковое слово были для меня словно яд. Это было невыносимо.

Из салона вышла Надира и уселась за обеденный стол напротив меня.

— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — спросила она.

— Нет, что ты, — ответил я, хотя во рту у меня пересохло. Мы разговаривали в первый раз после происшествия в «вороньем гнезде». Я предпочитал думать об этом как о происшествии, не как о поцелуе. Так я меньше чувствовал свою вину.

— Я хотела узнать, — она понизила голос, — не хочешь ли ты позаниматься со мной математикой.

Я улыбнулся, увидев, что она незаметно притащила в столовую один из моих учебников.

— Очень мило с твоей стороны, — сказал я. — Ты уверена?

Она похлопала по обложке:

— Я уже посмотрела. Нашла страницу, на которой ты застрял.

— Ужасно сложная тема.

— Да, изрядно. Но думаю, я в ней разобралась.

— Правда?

— Это заняло часа два, но чем тут ещё заниматься?

Я отнес тарелку с вилкой к раздаточному окошку, поблагодарил миссис Рам и уселся рядом с Надирой. С этого места мне не видны были Кейт и Хэл, и я был рад этому, потому что уже досыта налюбовался на их воркотню и не хотел, чтобы они знали, что мне помогают с уроками. Мисс Симпкинс, однако, мы были отлично видны через арку, и время от времени она поглядывала на нас. Несомненно, она скажет Кейт, что я теперь предпочитаю общество цыганок.

Надира придвинула стул поближе, и мы склонились над моим учебником. Лица наши оказались совсем рядом. От неё замечательно пахло. Я заставил себя сосредоточиться на странице.

Надира не соврала: она действительно хорошо знала математику и объясняла тоже хорошо, понятно и терпеливо. Цифры у неё словно рассказывали целые истории, у которых были начало, середина и окончание, и вдруг всё это обрело для меня смысл.

— Мой профессор не сумел этого добиться, — благодарно сказал я ей. — Ты так здорово объясняешь. Просто блестяще.

Она пожала плечами, но я видел, что ей приятно.

— Всегда пожалуйста.

Мы всё ещё склонялись над книгой и какое-то мгновение молча смотрели друг на друга. Мне так сильно захотелось обнять её, что я потер шею и выпрямился на стуле, пытаясь придумать, что бы такое сказать.

— У тебя, наверное, есть какие-то планы, — спросил я, — что ты будешь делать, когда всё это закончится?

Она опустила взгляд на стол.

— Пока не знаю. Это всё случилось так быстро, я ушла из дому, поехала искать тебя. Не уверена, что у меня уже есть план. — Она кивнула в сторону салона. — Я просматриваю все эти газеты, читаю о том, как живет мир, и пытаюсь сообразить, как я могла бы в этой жизни устроиться.

— Мне кажется, ты справишься со всем, за что бы ни взялась.

Она улыбнулась, и в первый раз я увидел, что она боится. Когда ты видел, как кто-нибудь скачет по крышам и увертывается от пуль, трудно потом представить себе, что этот человек может бояться чего бы то ни было. Может, её дом был и не слишком хорош, но это единственное, что у неё было вообще, и она покинула его и ввязалась в очень рискованную авантюру. Тут любой бы чувствовал себя перепуганным, и одиноким тоже. Я хотел сказать ей что-нибудь обнадеживающее, но не успел найти слова, как в проеме арки появился Хэл.

— Круз, идите к нам, — позвал он. — Я загонял вас сегодня, как раба на галерах. Сделайте передышку!

Я не мог удрать, не показавшись невежливым или надутым, так что я вернулся в салон вместе с Надирой и сел.

— Как поживаете, мисс Симпкинс? — поинтересовался я.

— У меня вся кожа шелушится, — запричитала она, — от этой ужасной сухости!

С каждым часом воздух становился всё более разреженным и холодным. Когда я смотрел последний раз, температура за бортом была почти минус двадцать три. А вместе с холодом пришла ужасная, как в пустыне, сухость.

— А как же все ваши увлажняющие кремы? — спросила Кейт. — Я слышу, как вы мажетесь ими всю ночь напролет. — Она изобразила звук поспешно отворачиваемой крышки.

— Только когда мне случается проснуться, — оправдывалась мисс Симпкинс.

— Я думала, после такого их количества ваша кожа уже должна была стать мягкой, как ладони лодыря.

— Но от кремов всё равно мало толку, — сказала мисс Симпкинс. — Только взгляните на мои руки!

Кейт не поленилась подойти и посмотреть.

— Боже, да они у вас как у мумии! — серьезно заявила она.

Мисс Симпкинс оскорблённо отдернула руку.

Я ни за что не признался бы в этом после нытья мисс Симпкинс, но я тоже страдал от сухости. Кожа на руках вокруг больших пальцев потрескалась, и это оказалось на удивление болезненно. Глаза немного жгло, и локти зудели, особенно по ночам.

— На таких высотах чертовски сухо, мисс Симпкинс, — сказал Хэл. — Боюсь, тут уж ничего не поделаешь. Пейте побольше воды. И что ещё важнее, старайтесь двигаться. Я знаю, что вы все сейчас чувствуете апатию из-за недостатка кислорода, но акклиматизация пойдет быстрее, если вы будете сохранять активность.

— Максимум, на что я способна, — без одышки пройти по каюте, — пожаловалась мисс Симпкинс.

— Постарайтесь делать по меньшей мере две прогулки в день, не менее двадцати минут каждая. Не позволяйте слабости овладеть вами. В этом путешествии наш главный соперник — само небо.

Мисс Симпкинс, заметил я, начала сухо подкашливать, а Кейт и Надира несколько раз жаловались на головную боль. Танцев больше не будет. Вчера утром, когда мы миновали высоту в четырнадцать тысяч футов, я задохнулся после подъема по трапу в «воронье гнездо». Сердце билось чаще и сильнее, чем обычно. На протяжении всего дня время от времени начинала кружиться голова. Ночью я спал урывками. Но, проснувшись утром, снова почувствовал себя как всегда, хотя подъем продолжался. Похоже, мой организм акклиматизировался на этой высоте, и я вздохнул с облегчением.

— А вы, вообще-то, чувствуете нехватку воздуха? — спросила Кейт Хэла.

— Я к ней привык. — Он небрежно махнул рукой. — Мне надо было родиться шерпом. Две ли тысячи футов, двадцать ли тысяч — не имеет значения для меня. — И словно чтобы доказать это, добавил: — Знаете, я бы, пожалуй, выкурил сигару.

— О, стоит ли? — запротестовала мисс Симпкинс, кашлянув.

— Боюсь, что да, мисс Симпкинс. Сигару, Круз?

— Да, благодарю, — ответил я.

— Мэтт, в самом деле, — вмешалась Кейт, — ты же не куришь.

— Ты просто никогда не видела. — Я изобразил нечто похожее, как я надеялся, на игривое подмигивание.

— Молодец, — одобрил Хэл, срезая кончик и протягивая мне сигару.

С того момента, как я начал работать в экипаже, я заметил, что Хэл почти перестал называть меня «дружище» или «приятель». Я, в свою очередь, начал звать его Хэлом, хоть он и не предлагал мне. Если Кейт называет его Хэлом, я тоже отказываюсь именовать его мистером и изображать школяра перед учителем.

Я полагал, что он доволен моей работой, и Дорье говорил мне, что на Хэла произвело впечатление, как я помог спасти Ками Шерпа. Конечно, мне он сказал только: «Молодец, Круз». Как бы сильно он ни раздражал меня, я не мог не видеть, что он хороший капитан и настоящий лидер. И он вкладывал во всё это столько энергии! Должен признаться, он мне очень нравился. И в то же время я ненавидел его. Потому что он хоть, кажется, и стал ценить меня несколько больше, это не мешало ему флиртовать с Кейт.

Я устроил целый спектакль, поворачивая сигару так и этак и оценивающе обнюхивая её, чтобы увидеть, как Хэл будет её раскуривать. Потом я зажег свою и уселся с удовлетворенным вздохом. Кейт, конечно, была права, я никогда в жизни не курил сигар. Сигареты однажды пробовал, и мне не понравилось. Сигара оказалась ещё хуже. Считаные мгновения спустя у меня уже было такое ощущение, будто во рту скунс нагадил, а потом — точно этот самый скунс решил повеселиться с целой компанией друзей и остаться там на всю ночь.

Я гадал, как долго это будет продолжаться, но одновременно и был горд от сознания того, что у меня в пальцах зажата сигара, и надеялся, что выгляжу ужасно изысканно.

— Леди? — спросил Хэл, шутливо предлагая им шкатулку для сигар.

К моему изумлению, Надира поднялась и взяла одну. Она взяла и зажигалку Хэла, высекла огонь и закурила. Мисс Симпкинс с ужасом наблюдала за ней. Мы с Хэлом смотрели словно загипнотизированные. Надира задумчиво затянулась несколько раз, потом выдохнула целую серию аккуратных дымных колечек.

— Мне, наверное, сейчас сделается дурно, — пискнула мисс Симпкинс.

— Вы давно курите? — с живым интересом осведомилась Кейт.

— Мм, — буркнула Надира.

— Это… так принято?

— Вы имеете в виду — у цыган? — сказала Надира. — Нет. Просто мужчины порой находят это забавным. Хотите затянуться?

— Да, — заявила Кейт после мгновенного колебания.

— Кейт, нет! — воскликнула мисс Симпкинс. — Что скажет ваша матушка?

— Сначала надо, чтобы кто-нибудь рассказал ей, — ответила Кейт. Она взяла у Надиры сигару и сделала затяжку. Передернулась.

— Знаете, а мне даже нравится.

— Нет, не нравится, — возразила Надира.

— Очень интересный вкус, — храбро заявила Кейт, снова втягивая дым.

— Отдайте, пока вам не стало плохо, — велела Надира.

Кейт вернула ей сигару.

— Занятно, — заметил Хэл.

Я заметил, что щеки Кейт слегка позеленели.

— Прошу прощения, — извинилась она, поспешно вставая и покидая салон.

Я поднялся, чтобы пойти следом, но мисс Симпкинс остановила меня.

— Я позабочусь о ней. Какая глупость, право же!

Когда она выбежала следом за Кейт, Хэл заговорщицки подмигнул мне и Надире.

— Сигары лучше оставить бродягам вроде нас, верно?

Мы откинулись в креслах, трудная дневная работа была позади, и мы вдруг почувствовали, что все мы ровня. Хэл выдохнул и запел:

Он выжидательно глянул на меня. Я отлично знал слова этой матросской песенки и был рад возможности отложить сигару, поэтому продолжил:

Хэл одобрительно кивнул мне, и мы вдвоем с энтузиазмом взялись за третий куплет. Надира подхватывала «Эй! Хэй!» и «Наливай, не жалей!». Хэл начал притопывать ногой об пол. Мы с Надирой в такт хлопали в ладоши. Мы были рисковыми ребятами, нарушителями правил, все трое пробивали себе дорогу через преграды, возведенные на нашем пути благовоспитанным обществом. Сегодня утром Надира поцеловала меня. И я поцеловал её. Неужели это было? Хэл встал и, продолжая распевать, прошагал к бару и налил три рюмки портвейна. Он как раз шел с ними обратно, когда в салон вошел Янгбу Шерпа.

— Всё в порядке? — спросил Хэл, перекрикивая наше пение.

— Мы поймали сигналы какого-то странного передатчика, — сказал Янгбу.

— Сигналы бедствия?

Мы с Надирой умолкли.

— Нет. И не на той частоте. Почти вне зоны приема. Мы наткнулись на них совершенно случайно. Это не сообщение. Просто сигналы, повторяющиеся через каждые две секунды.

Хэл равнодушно затянулся сигарой.

— Круз, что вы думаете?

— Это не сигнал бедствия. Скорее, похоже на приводной радиомаяк.

— Наверно, вы поймали какой-нибудь сигнал снизу, из Австралии, — заметил Хэл.

— Он слишком сильный, — возразил Янгбу.

— Значит, с другого корабля.

— Нашего корабля, — сказал Янгбу.

Хэл ничего не ответил.

— В пределах видимости нет других судов, — продолжал Янгбу. — Сигнал очень сильный. Он может идти только с нашего корабля.

Мгновение Хэл стоял совершенно неподвижно, лицо его застыло, точно маска. Потом он аккуратно загасил сигару. Повернулся к Надире. Его голос прозвучал спокойно и оттого ещё более страшно.

— Где передатчик?

— Что вы имеете в виду? — изумленно спросила она.

— Где он, чёрт побери? — заорал он.

— Вы думаете, что она пронесла его на борт? — выдавил я, только теперь понимая стремительный ход мыслей Слейтера.

— Конечно она, — бросил Хэл. — Чтобы Джон Рэт мог выследить нас.

— Я этого не делала! — закричала Надира.

— Я не должен был пускать тебя на борт моего корабля! Говори, где он?

Глаза Надиры расширились от страха.

— Я ничего не знаю об этом, клянусь!

— Цыганская лгунья! — Он грубо схватил её за руку.

— Хэл! — сказал я, вскакивая. — Вы же не знаете наверняка!

— Конечно знаю! Она куда лучше знакома с этими мошенниками, чем делает вид! — Он потянул Надиру за дверь. — Пойдешь со мной. Если не скажешь, где он, мы обыщем твою комнату и всё, что ты притащила на борт.

— Так нельзя, Хэл! — сказал я.

— Прочь с дороги! — Он отпихнул меня в сторону и вытолкнул Надиру из комнаты.

Я застыл посреди салона. Умом я понимал, что Хэл, возможно, прав. Я доверял Надире каким-то внутренним чутьем, но мы очень мало знали о ней. У неё явно были свои секреты, и некоторые из них, возможно, весьма мрачного свойства. Она в сговоре с пиратами? Это казалось слишком подлым. Но кто ещё мог притащить радиомаяк на борт «Сагарматхи»?

Они были в моей комнате.

Тогда, в Париже, стоя во дворе Академии, я видел, как кто-то двигался за моим окном. Это не было плодом моего воображения.

Я выбежал из салона, промчался по коридору и пинком отворил дверь в свою каюту. Я вытащил из-под койки свой вещмешок и распустил завязки. Вытряхнув всё его содержимое на пол, я начал просматривать всё подряд, открывая книги, прощупывая все подозрительные утолщения на одежде.

Потом поднял мешок, чтобы убедиться, что ничего не пропустил, но он был пуст. И всё-таки был слишком тяжел. И я вспомнил, каким странно тяжелым показался он мне, когда я в первый раз закинул его на плечи в Париже. Преодолевая дурноту, я схватил складной нож и вспорол плотное днище. Засунув руку между слоями материи, я нащупал что-то вроде тонкой металлической лепешки. Я вытащил её. Несмотря на небольшой размер, она была довольно увесистая. С одной стороны от неё отходила длинная, тонкая, как прутик, антенна, конец которой терялся где-то в недрах мешка. Я тянул, тянул и тянул, она была очень длинная и ловко запрятана за подкладкой, превращая вещмешок в мощнейший передатчик, с такой силой посылающий свои дьявольские сигналы, что они распространялись по небу на целые мили. Конец антенны находился где-то глубоко в ткани, мне не удалось его выдернуть, и я бросил всё как есть на пол. Потом выскочил из каюты и побежал по коридору.

Я влетел в каюту Надиры. Хэл и Янгбу обыскивали её рюкзак.

— Тогда что это такое? — спрашивал Хэл, держа на весу плоскую серебряную коробочку.

— Отдайте! — вскрикнула Надира. — Это личное.

— Не сомневаюсь, — фыркнул он.

— Хэл, подождите, — сказал я.

Хэл открыл коробочку. Это оказалась складная рамка, и я мельком увидел фотографию мужчины и женщины в подвенечных нарядах.

— Я нашёл его, — сказал я Хэлу. — Передатчик. Он был в моем мешке.

— Вы уверены?

Надира попыталась выхватить фотографию у Хэла, но в спешке уронила её на пол. Я быстро нагнулся, чтобы поднять её. Глаза мои снова скользнули по фотографии. Женщина была явно мать Надиры, и за мгновение до того, как коробочку вырвали у меня из рук, я узнал мужчину. Отца Надиры. Это был Викрам Спирглас.