Я падал.

Я боялся, что огромный кормовой обрубок «Гипериона» обрушится на меня, но я падал быстрее и вскоре опередил его. Я инстинктивно раскинул руки, и крылья раскрылись. Я ощутил, как части чего-то наподобие прочного медного каркаса, спрятанного внутри, стали на место и защелкнулись. Мгновенно моё падение замедлилось — так сильно, что обломок «Гипериона» снова догнал меня.

У меня оставались считаные секунды. Я взмахнул крыльями, согнул ноги, поворачивая руль — хвост, и заложил крутой вираж. Останки корабля пронеслись мимо, не дальше чем в пятидесяти ярдах от меня, и могучий турбулентный поток перевернул меня вверх тормашками. Мне как-то удалось выправиться и вырваться из засасывающей воздушной воронки.

Не представляю, откуда я умел всё это — разве что это было моё второе «я», и у меня было такое чувство, будто крылья были у меня всегда. Сильнее ужаса был грандиозный восторг, потому что это ощущение было мне знакомо всю жизнь — из снов.

Я всё ещё быстро скользил вниз. С трудом повернув крылья под другим углом, я почувствовал, что скорость снижения замедлилась, и так до тех пор, пока оно не прекратилось вовсе. Я попробовал подняться повыше. Но в руках моих для этого было маловато силы, поэтому я принялся описывать широкие неровные круги. Ветер был очень сильный; я захлебнулся бы им, не будь мои нос и рот защищены маской. Глаза я прищурил так, что от них остались одни щелочки. Высоко наверху, как мне показалось, я разглядел темный силуэт корабля Рэта, и молил Бога, чтобы они не заметили меня — и Кейт с остальными тоже.

Я безнадежно кружил, пытаясь увидеть орнитоптер. Внизу виднелись две половинки «Гипериона», падающие в море; носовая часть была окутана дымом и пламенем. Кормовая же опрокинулась ещё больше. Единственное, что мешало ей падать отвесно, словно небоскреб, — это несколько уцелевших отсеков с гидрием ближе к середине.

Думает ли Кейт, что я всё ещё на «Гиперионе»? Наверняка она не настолько безрассудна, чтобы попытаться сесть на него, это невозможно, учитывая скорость падения и угол наклона кормы. Я надеялся, что у неё хватит благоразумия держаться на приличном расстоянии — но что она всё же будет не настолько благоразумна, чтобы отчаяться и махнуть на меня рукой. Кейт была моим единственным шансом.

Я описывал круги снова и снова, подгоняемый ветром. Внизу во все стороны до горизонта простирался Антарктический океан. Я тщетно высматривал в небе темное пятнышко крыльев орнитоптера. Жуткий холод сковал моё тело, словно глыба льда. Я не смогу летать здесь вечно. Небо расправится со мной. Кровь в моих венах превратится в лёд, сердце остановится, разум опустеет, лишившись всех мыслей, всей памяти, всего, что я успел накопить.

Носовая часть «Гипериона» достигла океана первой, беззвучно смявшись о волны. Меньше чем через минуту к ней присоединилась корма, сложившись от удара как карточный домик. «Гиперион», бороздивший небо всего мира сорок лет, превратился в обломки в считаные секунды. Изобретения, чучела, тела несчастных моряков — погибло всё. Можно было лишь удивляться, как такой огромный корабль мог вдруг превратиться в столь жалкую кучу обломков. Я подумал, что на самом деле его удерживали в небе лишь гидрий да мечты Теодора Грюнеля.

Сознание моё путалось, мысли уже начали застывать на морозе. Я заметил внизу пару крыльев и закричал, хоть и знал, что меня ни за что не услышат. Единственной надеждой было, что Кейт и остальные тоже ищут меня и как-нибудь сумеют заметить крохотное пятнышко посреди ясного неба. Крыльев больше не было видно, я в отчаянии оглядывался, не зная, куда лететь. Может, их и не было вовсе.

Меня по лицу царапнуло перо, потом ещё одно. Я был уверен, что начались галлюцинации. Но когда я посмотрел на своё правое крыло, то с ужасом увидел, что теряю перья. И быстро. Пока я таращился на левое крыло, от него отделились ещё три пера и, кружась, полетели вниз.

Орнитоптер возник словно ниоткуда, вспоров ледяное синее небо прямо передо мной. Кейт, должно быть, заметила меня, потому что летающая машина, покачав крыльями, круто развернулась и подлетела ко мне слева. Хэл отчаянно махал мне, я увидел, что Кейт направляет орнитоптер против ветра. Она подала его вперед и чуть вниз.

С меня облетали перья. Теперь на обоих моих крыльях уже зияли изрядные прорехи. Скоро я смогу летать не лучше, чем ощипанный индюк. Я описывал очередной круг. Орнитоптер находился прямо передо мной, и у меня была только одна попытка. Я планировал слишком далеко от его правого борта. Руля крыльями и хвостом, я заложил вираж вправо, чтобы выровнять наши скорости, и по диагонали устремился к орнитоптеру. Оказавшись почти над ним, я сложил крылья и спикировал вниз.

Я метил в свою пустующую кабину позади Кейт, но не попал. Вместо этого я врезался в фюзеляж прямо перед Хэлом, силясь разжать сведенные холодом пальцы и уцепиться за что-нибудь. У Хэла действовала только одна рука, и я почувствовал, как ею он крепко обхватил меня. Крылья мои хлопали и вздымались на ветру, меня едва не сдувало с орнитоптера. Надо было избавляться от них. Я рывком высвободил ноги из хвостовых стремян и просунул в пустую кабину. Окоченевшими пальцами я теребил пряжки — и вдруг мои крылья Икара отделились от меня и поплыли позади орнитоптера. Я без сил свалился на сиденье.

Кейт обернулась ко мне, широко распахнув глаза от восторга и неверия.

— Ты смог! — воскликнула она.

— Я в порядке! — прокричал в ответ я.

— Слава богу! Начинай жать на педали!

Трогательная встреча была позади, и она вернулась к своим приборам. Я впервые в жизни оказался в орнитоптере, и, честно говоря, он показался мне не слишком надежным. Он плыл по небу, как маленькая лодка по бурным волнам, подпрыгивая при каждом взмахе крыльев. Я пристроил ноги на педали и принялся за работу, заводя часовой механизм. Просто чудо, как Грюнелю удалось найти способ извлекать столько энергии из вращения малюсеньких шестеренок. Я поглядел вверх и не заметил и следа корабля Рэта. Оставалось надеяться, что он давно улетел, решив, что мы погибли вместе с «Гиперионом».

Я перегнулся вперед и прокричал Кейт на ухо:

— Какой наш план?

Она чуть повернула голову:

— Ищем «Сагу»!

Хэл похлопал меня по плечу, и я обернулся к нему. Он описал рукой круг, и я понял, что он хочет, чтобы Кейт направила орнитоптер по кругу и мы смогли бы высматривать его корабль. Я передал его послание Кейт, она кивнула и начала медленно поворачивать машину. Должен признать, что та оказалась более послушной, чем я ожидал, и легко слушалась руля, несмотря на свирепый ветер.

Я бросил взгляд назад, на Надиру, и с облегчением увидел, что она ещё в сознании, хоть и слишком слаба, чтобы как следует жать на педали. Остальным придется трудиться за неё. Я прикинул, что мы сейчас находимся на высоте около пятнадцати тысяч футов, и, хоть воздух здесь был уже не такой разреженный, мы все были в масках. Нам понадобятся все наши силы, и дополнительный кислород обострит наше зрение.

Я обшаривал глазами небо, выискивая «Сагарматху». Если он спешит сейчас туда, где они в последний раз видели «Гиперион», то мы, по крайней мере, находимся в нужном месте, хоть и неизвестно, на какой высоте «Сага» будет подходить к нему. Больше всего я боялся, что они увидели, как «Гиперион» рухнул в море, и решили, что мы погибли вместе с кораблем.

Я понимал, что мы не сможем жать на педали вечно, но не стал ничего говорить. До берега нам ни за что не добраться. Ноги мои ныли от боли, ужасно велико было искушение остановиться и отдохнуть. Я уцелел в свободном падении для того лишь, чтобы упасть снова. Но, глядя в затылок Кейт, укутанный капюшоном, напряженно склоненный над приборами, я чувствовал странное спокойствие. Разбиться о волны — это быстрая смерть. Мы будем вместе.

— Там! — вскрикнула, показывая, Кейт.

Мы все принялись махать и вопить как идиоты, но «Сагарматха», находившийся в тысяче футов над нами, плыл мимо. У Дорье осталась лишь половина экипажа и, соответственно, слишком мало драгоценных пар глаз для наблюдения. И уж точно они не высматривают такую мелочь, как орнитоптер.

— Поднимайся выше! — прокричал я Кейт.

— Жмите сильнее! — отозвалась она.

Орнитоптер задергался, пытаясь подняться, но было ясно, что наши измученные ноги не в состоянии произвести достаточно энергии. Всё, на что мы были способны, — удерживать его на одном уровне. Если нас не заметят, «Сага» улетит прочь, унося с собой нашу последнюю надежду.

Красная радуга вспыхнула в небе, и моему оцепеневшему мозгу понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, что она вылетела из нашего орнитоптера. Мы с Хэлом разом обернулись и увидели Надиру с сигнальной ракетницей в руках. Она стащила маску с губ.

— Под сиденьем! — прокричала она, ткнув рукой вниз, где она нашла ракетницу. Я в ответ поднял вверх большой палец.

Темно-красная ракета описывала в небе крутую дугу, направляясь к носовой оконечности «Сагарматхи». Мы ждали, затаив дыхание, моля всех богов, чтобы нас заметили. «Сага» медленно начал поворачивать. Его нос опустился, и корабль направился прямо к нам.

Хоть меня и переполняла радость, я всё же видел, что мы больше не держимся на одной высоте. Как бы усердно я ни жал на педали, мы снижались, медленно, но верно. У нас оставалось не так много времени. Теперь, когда спасение было столь близко, всё моё оцепенелое безразличие куда-то испарилось. Я отчаянно хотел, чтобы нас спасли.

— Я не очень-то хорошо умею приземляться! — прокричала мне Кейт.

— Умеешь просто замечательно!

— Помнишь Эйфелеву башню?

— Это было здорово!

Я яростно давил на педали. Я не понимал, убивает ли меня это или спасает мне жизнь, изгоняя холод, который в противном случае заморозил бы меня насмерть. Я перегнулся назад, к Хэлу.

— На «Саге» есть механизм для посадки орнитоптеров?

— Дорье сможет соорудить его в люке грузового отсека, в середине корабля!

Я передал это Кейт, и она кивнула, не оглядываясь. Мне было не по себе. На лету нацепить посадочную трапецию орнитоптера на крюк — один из сложнейших воздушных трюков. Одно дело выполнять его на Эйфелевой башне, при слабом ветерке, но тут, наверху, небо сильно и не прощает ошибок.

— Я могу чем-то помочь? — прокричал я ей.

— Жми на педали!

И больше мы не разговаривали, поскольку начали заходить на посадку. «Сагарматха» был прямо перед нами, и Дорье сбросил скорость и вел его на одной высоте и направлении с нами. Хлопая крыльями, орнитоптер приближался к корме корабля. Я хотел было сказать Кейт, чтобы она следила за хвостовым стабилизатором, но она опередила меня, ловко обогнув его. Мы скользили под брюхом «Саги». В пятидесяти футах над головой я видел самодельное стыковочное устройство, выдвинутое из открытого люка грузового отсека. Кейт сбавила скорость; гул пропеллеров стал ниже. Время словно остановилось. Нас отчаянно кидало с борта на борт, пока Кейт пыталась пристроиться вровень с крюком. Налетел порыв ветра, и неожиданно мы оказались слишком низко.

— Жмите! — завопила Кейт.

Я давил на педали изо всех сил, и Хэл и остальные, конечно, делали то же самое, потому что крылья отчаянно захлопали и орнитоптер подпрыгнул вверх. Я смотрел, как посадочный крюк «Саги» и трапеция орнитоптера подходят всё ближе друг к другу, и молил только об одном: пусть они соединятся.

Они соединились.

Орнитоптер дернулся, зацепившись за крюк. Кейт остановила часовой механизм, и крылья безжизненно повисли; бормотание пропеллеров смолкло.

— Добро пожаловать на борт! — прокричал нам из люка Дорье, и они с Ками натянули канаты и принялись крутить лебедку, поднимая нас на корабль.

Я сдернул маску, наклонился вперед и прижался замерзшими губами к капюшону Кейт.

— Даже я не справился бы лучше! — сказал я.

Она, сияя, обернулась.

— Да ты бы вообще никак не справился! — отозвалась она.

— Ты права, — ответил я. — Ты абсолютно права.

Дорье, Ками, миссис Рам и мисс Симпкинс — всем им пришлось помогать нам выбраться из орнитоптера; мы так замерзли и устали, что ноги нас не слушались и мы не могли даже вылезти из машины.

— Марджори! — воскликнула Кейт и кинулась в объятия к своей компаньонке.

— Боже! Да, я тут, тут, — говорила мисс Симпкинс, легонько похлопывая Кейт по спине и стараясь казаться недовольной. Но в уголках её губ таилась улыбка.

— Мы видели, как «Сагу» подбили, — сказала Кейт, — и я боялась, что вы все погибли.

— Ваша компаньонка, — сообщил Дорье, — очень искусно умеет шить, и очень быстро к тому же.

— Вы помогали латать газовые отсеки? — изумленно спросил я.

— О, пустяки, — ответила она. — Они подвесили меня на такой штуке, которая не слишком раскачивалась, и я зашивала дыры. Это было совершенно несложно.

— Времени было совсем в обрез, — сказал Дорье.

Кейт смотрела на компаньонку, качая головой.

— Здорово, Марджори. Вы просто героиня.

На этом разговоры окончились, поскольку надо было позаботиться о Надире и Хэле, а мы с Кейт едва держались на ногах. Мисс Симпкинс помогла Кейт дойти до каюты. Миссис Рам взяла на попечение Надиру и увела её с собой. Дорье осматривал плечо Хэла. Я оперся на Ками и с его помощью доковылял до каюты. На пороге я поблагодарил его, но он не собирался уходить. Он усадил меня на нижнюю койку и начал снимать летный комбинезон. Я возражал, говорил, что в состоянии раздеться сам, но он не обращал на мои слова внимания, зная не хуже меня, что это не так.

— Вы спасли мне жизнь, — сказал он. — Это самое малое из того, что я должен вам.

Мои руки скрючились и одеревенели, и сам я сгорбился и ссутулился, словно старик. Оставшись в одном нижнем белье, я принялся отчаянно дрожать, и Ками велел мне лечь. Он укрыл меня толстыми одеялами, наметанным глазом осмотрел мои пальцы и лицо. Что было дальше, я не знаю, потому что, едва голова моя коснулась подушки, я начал проваливаться в сон. Я смутно помню, что надо мной склонился Ками Шерпа и положил под простыню грелку, что он смазывал мою кожу мазью и накладывал повязки. Но заставить меня проснуться не могло ничто, и последнее, что я запомнил, было ощущение тепла и полнейшего блаженства.

Проснувшись, я представления не имел, который теперь час. За иллюминатором струился сумеречный свет; это мог быть и закат, и восход. Я просто продолжал бездумно лежать. Я был жив. И ещё я был чудовищно голоден, и в глотке у меня было сухо, как в Небесной Сибири.

Оказалось непростым делом сесть и спустить ноги с койки, настолько болели у меня все кости и мышцы. А одеться будет и вовсе пыткой. Некоторые из моих пальцев оказались забинтованными, и левая ступня тоже. Я встал перед зеркалом. Лицо было сильно обожжено морозом и ветром, губы потрескались, один глаз наполовину заплыл. Грудь и руки были сплошь в чёрных синяках. Уж не знаю, мальчишка отражался в зеркале или мужчина, но в любом случае это был я.

Мне понадобилось пятнадцать минут, чтобы одеться и управиться с молниями и кнопками. Пока я шел к салону, на корабле стояла полная тишина, и я гадал, уж не спят ли ещё все остальные. Я отворил дверь, и на меня пахнуло восхитительным ароматом свежего хлеба. Рот мой наполнился слюной. Я не ожидал никого застать здесь, но электрический камин был включен, и перед ним сидела Кейт, совсем одна.

— Привет, — сказала она, — как ты себя чувствуешь?

— Потрясающе, — ответил я.

— Я тоже. Миссис Рам готовит завтрак. Небось умираешь с голоду?

— И от жажды тоже.

Рядом с ней стоял кувшин с водой, она налила стакан и подала мне. На несколько секунд я позабыл обо всем на свете, наслаждаясь вкусом воды, ощущением того, как она перетекает изо рта в горло. В тот момент большего блаженства и придумать было невозможно. Кейт забрала стакан и наполнила его снова.

— Спасибо. Сколько сейчас времени? — спросил я.

— Около семи утра. Знаешь, мы проспали восемнадцать часов. Я заглянула к Дорье. Прошлой ночью он вытащил пулю у Хэла из руки и наложил шину; и ещё он сказал, что Надире уже гораздо лучше.

— Хорошо.

Некоторое время мы молчали. Потом я рассмеялся:

— До сих пор не могу поверить, что ты улетела без меня.

— У этого орнитоптера было своё собственное мнение! Я не смогла удержать его. Пыталась вернуться за тобой, но потом увидела, что ты выпрыгнул из люка. — Она смотрела на меня, качая головой. — Это был самый дурацкий поступок, который я видела в своей жизни!

— А что, по-твоему, мне оставалось делать? Падать вместе с кораблем?

— Только ты мог выпрыгнуть прямо в небо.

— Ну, я же надел крылья.

— Мне иногда кажется, что у тебя всегда за спиной крылья, — заявила она и улыбнулась мне очаровательнейшей улыбкой. — Конечно, у ангелов, как правило, не бывает линьки. Но очень хорошо, что у тебя она была. Я и заметила тебя только благодаря этим сыплющимся перьям.

— Ты была великолепна, — отозвался я.

— И ты тоже, когда вернулся за мной в мастерскую. Это было очень остроумное решение — выпустить аэрозонов. Правда, меня они тоже легко могли ударить током.

— План был не из лучших, — признал я.

— Но ведь он удался. — Она помолчала. — Мы спасли друг друга. Я рада этому.

Я глубоко вздохнул. Воздух казался удивительно густым.

— Мы теперь намного ниже, — сказал я.

Кейт кивнула:

— Дорье сказал, восемь тысяч футов. Мы возвращаемся в Париж.

— Надеюсь, я теперь разбогател.

— Думаю, чертежи Грюнеля сделают тебя богатым.

Я усмехнулся, прикидывая, сколько же это может быть. Представил себе дом, который смогу купить для мамы и сестренок, толстые пачки денег. Подумал о будущем, которое построю для себя сам, будущем, прекрасном и величественном, словно небоскреб.

— Ты собираешься возвращаться в Академию? — спросила Кейт.

— Да, — сразу ответил я, сам удивившись своей уверенности. Но я знал, что это правда. Всю жизнь я страстно желал поступить в Воздушную Академию. Эта мечта много лет поддерживала меня, и я не откажусь от неё теперь. Мне просто очень повезло, я не упустил свой шанс, но если я не закончу учебу, спасую перед её трудностями, то это будет как-то недостойно.

— Я собираюсь окончить Академию, — сказал я Кейт.

Она кивнула:

— Правильно. Ты из тех, кто всё доводит до конца. А после этого перед тобой откроются неограниченные возможности. У тебя будет диплом Академии, и ты будешь очень богат к тому же.

Я внимательно посмотрел на неё:

— А что, богатый я лучше?

Прежде чем она успела ответить, в салон вошел Хэл. Его левая рука была на перевязи. Волосы его были взъерошены, и он выглядел изрядно возбужденным.

— Круз, ты забрал чертежи?

— Ты же положил их в свой рюкзак, разве нет?

— Да, но я не могу найти мой рюкзак, — пояснил он.

— А мы разве не оставили их в орнитоптере? После приземления?

— Я только что оттуда, — нетерпеливо бросил Хэл. — Я проверил все кабины и нашёл все рюкзаки, кроме своего собственного. Ты уверен, что не клал его в свою кабину вчера ночью?

— Нет, — ответил я. — Не клал.

— И я тоже не клала, — добавила Кейт.

Хэл потер лоб:

— Если это чертова цыганка…

— Хэл, — строго перебила Кейт, — не можете же вы на самом деле думать…

Я вдруг судорожно глотнул воздух.

— Нет… — прошептал я.

— В чем дело? — спросила Кейт.

Секунды назад жизнь представлялась мне сияющей и прекрасной. Теперь, совершенно внезапно, она сделалась тусклой и безрадостной.

— Я знаю, где твой рюкзак, Хэл, — выдавил из себя я.

— Где? — вскинулся он.

— На дне моря, — ответил я ему.

Однажды мне довелось обедать с Викрамом Спиргласом и его головорезами, в страхе за жизнь — свою и Кейт, но теперешний завтрак на борту «Сагарматхи» оказался куда неприятнее. Надира, Хэл, Кейт и я сидели вокруг стола и вяло ковыряли в тарелках вилками, но почти ничего не ели. Перед Хэлом стояла початая бутылка виски. Он не предлагал его никому. Он просто наливал свой стакан, опустошал его и наливал снова.

— Когда мы прибудем в Париж, мой корабль отберут, — сказал он. — Вот что из этого вышло.

— Хэл, мне очень жаль, — в очередной раз повторил я.

Не могу припомнить, чтобы мне когда-нибудь прежде доводилось испытывать такой стыд и смятение. Мне было стыдно не только перед Хэлом; перед Надирой и перед самим собой — тоже. Мы не получим ни цента за чертежи Грюнеля — и никогда его прекрасным воздушным городам не бороздить небеса. Все наши мечты покоятся на ледяном океанском дне.

Дверь отворилась, и в салон торопливо вошла мисс Симпкинс.

— Прошу прощения за опоздание, — весело сказала она, усаживаясь на своё место. — Я проспала, знаете ли, это совершенно на меня не похоже, а потом никак не могла добиться от этого ужасного душа достаточно горячей воды, так что мытье головы превратилось в суровое испытание. — Она обвела глазами стол. — Что случилось, скажите на милость?

Я закрыл глаза и вздохнул.

— Ах, мисс Симпкинс. — Хэл налил себе ещё виски. — Вы же не слышали про наше маленькое горе! Наверно, Мэтт Круз сумеет просветить вас.

Я смотрел на него, удивляясь, что ему доставляет удовольствие мучить меня.

— Ну да ладно, — продолжал Хэл, — раз уж Круз не в силах откровенно вам признаться. Мы были на «Гиперионе», готовились улететь с него на орнитоптере. Я кинул Крузу свой рюкзак, чтобы он мог достать оттуда заряды и взорвать дверь ангара. А в этом рюкзаке, мисс Симпкинс, лежали чертежи машины Грюнеля.

— О да, — вставила мисс Симпкинс, — Кейт упоминала о них вчера ночью. Она сказала, что они стоят целое состояние.

— Верно, — подтвердил Хэл, зло уставившись на меня. — Вот только мистер Круз решил оставить мой рюкзак со всем его содержимым в ангаре на полу.

— Не может быть! — воскликнула мисс Симпкинс, глядя на меня с ужасом.

Я был уже слишком подавлен и огорчен, чтобы отвечать, но просто не мог не возразить Хэлу.

— Там был полный хаос, — сказал я. — Корабль падал. Времени почти не оставалось. Я пытался запрыгнуть в орнитоптер, пока он не взлетел. И ещё этот взрыв. Мне было не до рюкзака! И, Хэл, я не слышал, чтобы ты напоминал мне.

— Потому что полагал, что ты возьмешь его, — парировал он. — Я думал, что ты мужчина, а не ребенок. И что ты вспомнишь о том, что в этом рюкзаке — всё наше богатство!

— Может быть, нет худа без добра, — сказала Кейт.

— И в чем же это добро? — поинтересовался Хэл. — Объясните нам.

— Продать чертежи Грюнеля, — начала она, — могло бы оказаться очень трудно. Во-первых, кто поверит, что такая штука на самом деле способна работать? Во-вторых, и это важнее, если бы Консорциум Аруба узнал, что чертежи у вас, ваши жизни оказались бы в смертельной опасности.

Хэл помолчал.

— Я всё равно предпочел бы получить чертежи и попытать удачи.

— Я тоже, — поддержала Надира.

Я рад был видеть, что она выглядит намного лучше, и надеялся только, что она не возненавидит меня навсегда за то, что всё так вышло.

— Мы живы, — упорствовала Кейт. — И должны радоваться уже хотя бы этому.

— Не уверен, что кого-нибудь из сидящих здесь переполняет радость, — сказал я. — И я не могу их за это винить. Мне правда очень жаль.

— Хватит извиняться, — раздраженно бросила Надира. — Твоей вины тут нет.

Я уставился на неё с изумлением и благодарностью.

— Ну, формально…

— Тогда чья же это вина? — осведомился Хэл.

— Любой забыл бы про этот рюкзак, — сказала Надира.

— Конечно, — согласилась Кейт.

Хэл с отвращением покачал головой. В очередной раз наливая себе виски, он расплескал его.

— Не будем добавлять к убытку ещё и оскорбления, — невнятно произнес он. — Я разорен из-за глупости мальчишки. Давайте называть вещи своими именами!

— Я уже досыта наслушалась этого вздора, — выпалила Кейт.

— Как это «вздора»? — Хэл хлопнул по столу. — Он пустил меня по миру!

— Я считаю, что ваши попытки обвинить во всем Мэтта просто жалки! Он повел себя как мужчина, признался, что забыл рюкзак, и извинился, хотя и не должен был этого делать. Надира права. Тут нет ничьей вины.

— Полагаю, вам лучше пойти понянчиться со своими чучелами, мисс де Ври, — заявил Хэл.

— Думаю, я так и сделаю, благодарю вас. — Она поднялась, чтобы уйти.

— Вы пьяны, мистер Слейтер, — объявила мисс Симпкинс, вставая. — Ещё только завтрак, а вы уже пьяны. Я считаю, что это недостойно мужчины и просто позор для вас.

Вслед за Кейт она вышла из столовой. Хэл угрюмо уставился в свой стакан.

— Эти богачи, — мрачно пробормотал он. — Кейт де Ври даже понятия не имеет, что это значит для нас. Ей-то никогда в жизни не приходилось рисковать.

— Неправда, — с негодованием возразил я. — Да, она из богатой семьи. Но если бы она придерживалась правил, то сидела бы в гостиной, занималась рукоделием и поджидала богатого жениха. Её родители, похоже, не слишком-то о ней заботятся. Она пошла против своей семьи и их ожиданий, потому что она другая и хочет учиться, путешествовать и совершать открытия.

— Трогательная речь, — бросил Хэл. — Но если она всё же упадет, то посадка будет очень мягкой.

— Она рисковала жизнью на «Гиперионе» наравне с нами, — напомнил я ему.

— Да, так что там насчет нас? — Хэл наставил палец на Надиру. — Что ждет тебя теперь? Тяжелая работа на какой-нибудь фабрике? Жизнь на улице?

— Я не собираюсь ни на какую фабрику, — надменно фыркнула Надира.

— Ах, у нас грандиозные планы, вот как! — насмешливо воскликнул Хэл.

Я от души надеялся, что это так.

— Есть кое-какие мысли, — ответила она.

— Ты вернешься домой? — спросил я её.

— Это означало бы замужество или полный позор. — Она покачала головой. — Думаю, у меня есть варианты получше.

— Не сомневаюсь, — сказал я, но улыбка моя вышла натянутой, поскольку я понимал, что её будущее далеко не безоблачно, несмотря на все её достоинства. У меня было такое чувство, будто я предал её, разрушил её надежды на счастье.

— Я неплохо танцую, — сказала она.

— Это точно. — Я покраснел, вспомнив, какой зачаровывающий танец станцевала она для нас в этом салоне совсем недавно.

— Я смогу получить работу в Мулен Руж, — продолжала Надира. — Я слышала, они всё время ищут новые лица.

— И не только лица, — ухмыльнулся Хэл. — Они любят поглазеть и на кое-что другое.

Этот мюзик-холл был знаменит — и печально известен одновременно — своими сиплыми певичками и пылкими танцовщицами. Мне не хотелось думать, что Надира окажется одной из них.

— Я не говорю, что это хорошо, — ответила Надира, — но всё же лучше, чем пробавляться уличными концертами. Я слышала, что те, кто знает танец живота, могут заработать в Мулен Руж уйму денег. Я смогу подкопить и разберусь, чем на самом деле хочу заниматься.

— Хороший план, — одобрил я, надеясь, что так оно и есть.

— А если и нет, — подхватила она, — я придумаю ещё что-нибудь. Я намерена оставить свой след в этом мире.

— Я думаю, что это будет куда больше, чем просто след, — усмехнулся я, почувствовав вдруг, что у неё и в самом деле всё будет в порядке. И ещё меня кольнуло сожаление, потому что я знал, что скоро наши дороги разойдутся.

— А ты, я думаю, вернешься в Академию, — предположила Надира.

— Да.

Хэл рыгнул:

— Как это вдохновляет. Ты просто создан служить пилотом у богатеев.

— Я иначе смотрю на это.

— Ах, да кто я такой, чтобы говорить это? — угрюмо обронил Хэл, снова хлебнув виски. — Я-то закончу свои дни вторым помощником на каком-нибудь корыте, отрабатывая долги.

— Я не верю, что ты долго будешь прозябать внизу, — сказал я ему. — Придумаешь какой-нибудь грандиозный план и выкупишь «Сагу» обратно. Я слышал однажды, что человек, которому не повезло, но который тем не менее сумел снова добиться успеха, достоин высшего уважения.

— Красивые слова, — насмешливо фыркнул Хэл.

— Это говорил ты, — напомнил я ему. — В библиотеке Кейт де Ври. Я запомнил дословно. Потому что согласен с этим.

— Добиться успеха, — пробормотал он. — Как я могу его добиться? С чем? — Хэл хлопнул рукой по столу. — Я рискнул жизнью, и своим кораблем, и вообще всем, что у меня было, ради этой экспедиции. И богатство уже было у меня в кулаке! — Он посмотрел на меня. От виски лицо его сделалось размякшим и неприятным. — Но между мной и им встал ты. Возвращайся в свою Академию, Круз. Ты не многого достигнешь в жизни. У тебя мозгов маловато. Чертежи пропали — и обещанного вами золота тоже нет и в помине!

— О, вот золото там как раз было, — огрызнулся я. Я не собирался никому об этом говорить, но был уже сыт по горло его дурацкими упреками и оскорблениями.

— Что? — Хэл, прищурившись, воззрился на меня.

— Тонны золота, — продолжал я. — За стеной потайного хода. Вот куда Грюнель его запрятал.

— Ты просто хочешь подразнить меня, — сказал Хэл.

— Нет. Ящиков двадцать, наверное. Я обнаружил их, когда возвращался за Кейт.

— Это правда? — спросила Надира.

Я кивнул, и мне вдруг стало стыдно за свою вспышку. Я-то хотел просто отомстить Хэлу, но теперь понял, какую боль причинили мои слова ей. Она ничего не сказала, но в глазах её заблестели слёзы.

Хэл тяжело дышал. На мгновение я подумал, что он сейчас перепрыгнет через стол и задушит меня. Потом ярость вдруг разом покинула его.

— Ты же был там! Почему ты не взял хоть сколько-нибудь?

— Золото тяжелое.

— Всего двадцать слитков позволили бы мне выкупить корабль и развязаться с долгами!

— Я спасал Кейт, — ответил я. — У меня не было времени.

Надира кивнула головой в знак одобрения.

— Ты всё сделал правильно, — сказала она.

Хэл фыркнул:

— О да, ты у нас герой. Но позволь мне высказать своё мнение. Как мужчина мужчине, ты понимаешь. Я думаю, ты скоро поймешь, что Кейт де Ври восхищалась бы тобой куда сильнее, будь у тебя золото.

Я отыскал Кейт в грузовом отсеке. Она сидела в кабине орнитоптера Грюнеля и изучала приборную панель.

— О, привет. — Она повернулась и взглянула на меня сверху. — Знаешь, это в самом деле удивительная машина. Не думаю, что Хэл сможет оценить её. Он вполне способен продать кому-нибудь её идею.

— Я не думаю, что идея педального орнитоптера кого-нибудь привлечет, — ответил я. — Удерживать его в воздухе было нелегко.

— Да, тяжеловато, — признала она. — Но если он согласится, я бы хотела купить её. Я дам ему отличную цену, и тогда у него, по крайней мере, будет хоть что-то, чтобы разделить на всех.

— Я уверен, что он сумеет оценить это. Очень великодушно с твоей стороны.

— Вовсе нет. Я чувствую, что привязалась к этой машине.

— Она спасла нам жизнь, — сказал я. — С твоей помощью, конечно.

— Всё то, что Хэл говорил тебе, — ерунда, не слушай его. Это было просто отвратительно.

— Если бы это был мой корабль, я бы, наверно, тоже напился.

— Ты утром задал мне один вопрос, — сказала она.

Я вспоминал недолго.

— А, лучше ли я богатый? Думаю, на него уже можно не отвечать.

— А мне кажется, что это важно.

— И у тебя есть ответ? — спросил я.

— Да. Точнее, нет. Потому что это зависит только от тебя.

— Вот как? Представь, что ты должна выбрать. Богатый или бедный Мэтт Круз.

Она улыбнулась:

— Для меня это не имеет ни малейшего значения. И никогда не имело.

— Правда? — Но, просто взглянув на неё, я уже знал, что она говорит правду. — Зато это имеет значение для других. Для меня. Причем большее, чем я бы хотел признать.

— Буду знать, — усмехнулась она.

— Хэл считает, что мне суждено всю жизнь быть наемным пилотом. Тебя это не пугает?

— Вот уж нет, — заявила она. — Всегда ведь лучше сидеть за рулем, разве не так?

Я рассмеялся.

— Хотя сейчас, — заметила она, — похоже, за ним сижу я.

— Это точно.

— Залезай, — предложила она, — и командуй, куда тебя везти.

Я улыбнулся. Мы были совсем одни в этом ангаре. Я увидел сбоку орнитоптера подножку, взобрался на неё и начал переваливаться в кабину. Но под моей ногой что-то с треском отвалилось, и я соскользнул обратно на пол.

— Ты цел? — поинтересовалась Кейт, глядя вниз.

— Тут что-то вроде грузового люка, — отозвался я, вглядываясь в небольшой отсек, который нечаянно открыл. Внутри лежали два белых мешка, я вытащил их по очереди, потому что они оказались тяжелыми.

— Это же наволочки.

— А что в них? — спросила Кейт.

Я развязал одну наволочку и, не веря своим глазам, уставился внутрь.

— Золото, — ответил я.

— Нет, ну правда. Что там?

Я ухмыльнулся и отогнул край, чтобы ей было видно, как сверкают гладкие слитки.

— О боже! — вскрикнула она. — Неудивительно, что орнитоптер летел так тяжело!

— Хендриксон, — понял я, — тот самый вороватый тип! Слуга Грюнеля стянул немножко золота и собирался смыться с ним!

— Где же он его взял? — недоумевала Кейт.

Я ещё не говорил ей о тайнике с золотом, и, пока она выбиралась из кабины, я наскоро рассказал о нем.

— Сколько же здесь слитков? — спросила она.

Мы высыпали их на пол и пересчитали. Сорок.

Я посчитал в уме.

— Это значит, тридцать два Хэлу и по четыре Надире и мне. — Сердце у меня зачастило. — Хэлу этого хватит, чтобы сохранить «Сагу» и расплатиться с долгами.

— И очень неплохой неожиданный подарок тебе и Надире, — добавила Кейт. — Ты будешь не самым богатым молодым человеком в Париже, но, уж конечно, и не самым бедным.

— Теперь меня это совсем не волнует, — сказал я.

Мы с Кейт посмотрели друг на друга. Блеск золота не мог сравниться с сиянием её лица. Я взял её ладонь в свою и снова почувствовал, что вернулся домой. Мне хотелось крепко обнять и поцеловать её, но тогда я не смог бы видеть её глаза. А пока наши взгляды были устремлены друг на друга, между нами словно бежал электрический ток. Той энергии, что бушевала сейчас вокруг нас, хватило бы на целый воздушный город. И я почувствовал, что моё гималайское сердце стало огромным, как само небо, и таким же сильным.