Глава 1

Харви Гаррард смотрел сквозь окно своего лимузина на грязные улицы торговой части города. Их вид был давно ему знаком, а забивавшая ноздри вонь внушала отвращение, Всего сорок восемь часов назад, в Монте-Карло, он вдыхал райский аромат роз, терпкий и немного душный от горячего солнца Ривьеры. Теперь же все подавляло его — и этот резкий запах кож на улицах Бермондси, и застилавшая город густая пелена тумана. С нескрываемой брезгливостью осматривался он по сторонам, машинально отвечая на поклоны мелькавших за окном людей, имен которых он не помнил. Наконец, лимузин мягко притормозил у роскошного особняка, гордостью всего квартала. Это был торговый дом, основанный еще дедом Харви, Финеасом Гаррардом, около ста лет тому назад. Обреченно вздохнув, Харви вышел из машины.

— Жди здесь, Джон, — сказал он шоферу. — Если я задержусь, то сообщу тебе, и ты поедешь обратно домой. Авто может понадобиться леди Харви.

Шофер взял под козырек, а Гаррард взбежал вверх по лестнице и, толкнув вращающуюся дверь, быстро прошел через большие залы, занимавшие почти весь первый этаж, пока не очутился в длинной комнате, заваленной кожей всех сортов. Запах ударил в нос с такой силой, что он отпрянул назад и вынужден был облокотиться на железные перила винтовой лестницы, ведущей на другой этаж, прежде чем подняться по ней в свой офис. Вся окружающая обстановка на какое-то мгновение показалась ему миражем — столь резко отличалась она от той, которую он недавно покинул. Прошлое и настоящее никак не вязались между собой. Сновавшие мимо него люди в рабочих куртках и фартуках похожи были скорее на привидения, чем на созданий из плоти и крови. Клерки за стеклянной стеной выглядели какими-то постаревшими, усталыми куклами. Даже знакомые лица изменились почти до неузнаваемости. Он подозвал одного из носильщиков, чье имя случайно вспомнил:

— Привет, Джеймс. Что, все так же много работы?

В ответ тот покачал головой:

— Нет, хозяин, здесь нам почти нечего делать.

— Плохи дела?

— Плохи, сэр, по крайней мере в нашем отделе.

Шеф кивнул ему и стал подниматься по винтовой лестнице. Взойдя на верхнюю площадку, он остановился и посмотрел вниз, на огромную, заваленную тюками с кожей, комнату. Смутное чувство тревоги, столь часто посещавшее его в последние месяцы, стало приобретать более четкие очертания. Да, происшедшая здесь перемена отнюдь не была лишь плодом его воображения. Вместо оживленной, даже суматошной работы прежних дней в торговом доме царило затишье. Он прошел дальше, машинально отвечая на приветствия продавцов за прилавками, и оказался в своем кабинете. Пол устилал густой ковер, вдоль стен стояла тяжелая старинная мебель. Взгляд Харви скользнул по портретам совладельцев фирмы… Все окна были распахнуты настежь, однако в комнате стоял затхлый запах нежилого помещения. Красивый, заботливо протертый от пыли стол был девственно чист, если не считать чернильницы и листка промокательной бумаги.

Харви сел в кресло и позвонил.

— Позови мистера Греторекса, — велел он явившемуся на звонок мальчику.

Откинувшись в ожидании на спинку кресла, Гаррард вспоминал о минувшем: о дне, когда его приняли в число совладельцев фирмы. Его отец, дедушка и дядя распили вместе с ним бутылку старого портвейна, который, согласно традиции, всегда хранился в погребах дома.

— Сегодня вдвойне торжественный день, — сказал тогда дед. — Мы принимаем в управление фирмой одного из младших членов семьи, и наш баланс достиг суммы в миллион фунтов!

Сказочное богатство! Так, по крайней мере, казалось ему тогда. Через год после этого умер дедушка, еще через десять лет — отец, а теперь вот скончался и дядя. Это обстоятельство и явилось причиной его возвращения с Ривьеры на целый месяц раньше намеченного срока.

«Как глупо было вызывать меня сюда», — подумал он, вспоминая содержание срочной телеграммы, которая смутила и раздосадовала его. За последние семь-восемь лет он был в этом доме не больше трех раз. Он давно уже потерял всякую связь с ходом дел фирмы. Так каким же образом он может оказаться полезен? Зачем его вообще надо было вызывать?

В дверь постучали. Вошел Греторекс, управляющий и кассир фирмы — высокий худой мужчина с седыми волосами и жесткой колючей бородкой, одетый в старомодный сюртук. Когда он волновался, его очки в стальной оправе всегда сползали вниз. Харви с трудом подавил раздражение, которое вызывал в нем каждый человек в этом здании, и протянул вошедшему руку.

— Здравствуйте, Греторекс. Вы ничуть не изменились. Бедный Эрмитейдж!

— Печальное событие, сэр. Весьма и весьма печальное… Мистер Эрмитейдж давно уже болел, но никто из нас не думал, что все кончится так внезапно…

— Больное сердце?

— Сердце и… тяжелые заботы.

Харви достал из кармана золотой портсигар, вынул и закурил папиросу. Потом расположился в кресле поудобнее и предложил управляющему сесть. Некоторое время он молча курил, а потом спросил:

— Что здесь приключилось, Греторекс? Греторекс кашлянул.

— Вот уже несколько лет, сэр, как дела наши идут крайне плохо. Мистер Эрмитейдж не хотел тревожить вас подробными сообщениями, но страх… да, сэр, страх перед будущим, несомненно, ускорил его конец.

— О каком страхе вы толкуете? Уж не хотите ли вы сказать, что дело не приносит былых доходов?

— Об этом вообще не может быть и речи, сэр.

— Выражайтесь яснее, Греторекс. Я должен все знать.

— Хорошо, сэр. За последние три года цены на кожу во всем мире сильно упали. Между тем на наших складах, как обычно, находились колоссальные запасы товара, примерно на семьсот тысяч фунтов. После падения цен на двадцать пять процентов стало очень трудно продавать. Вдобавок, начался кризис обувной промышленности.

— М-да, звучит довольно мрачно. Однако в прошлогоднем отчете ничего такого нет.

— В этом балансе не все точно, сэр. Товар-то был рассчитан по закупочной цене. Там, кстати, внизу есть небольшая приписка, но вы, скорее всего, ее не заметили.

Повисла пауза. Харви Гаррард, которого вдруг охватило предчувствие близкой катастрофы, оглядел комнату и ему почудилось, что он встретил серьезный и ободряющий взгляд отца, смотревшего на него из золотой рамы с противоположной стены. В первый раз в жизни в нем заговорил дух предков.

— Я хочу подробно ознакомиться с положением дел. Позвоните мистеру Чалмеру и пригласите его сюда. Я останусь здесь до вечера.

— Сию минуту, сэр, но…

Он запнулся и неуверенно посмотрел на своего шефа.

— В чем дело, Греторекс?

Старик снял очки и принялся тщательно протирать стекла.

— Я только что вернулся из банка, сэр, — ответил он прерывающимся голосом. — Послезавтра, четвертого, срок платежа по счетам. Сумма — восемьдесят тысяч фунтов. Я, как обычно, распорядился немедленно выплатить эти деньги. Но… мистер Поултон, заведующий банком, пригласил меня в свой офис и сообщил, что в нашем текущем счете дефицит в сто десять тысяч. Мы давно уже ждали чего-нибудь подобного, сэр, и все же эта новость была для меня тяжелым ударом. Поултон заявил, что если мы не внесем все эти деньги полностью наличностью или ценными бумагами, банк не станет оплачивать счета нашей фирмы.

— Банк отказывается оплачивать наши счета? — спросил Харви, как громом пораженный.

Греторекс лишь мрачно кивнул. Его пальцы дрожали.

— У вас совершенно нет наличных? Фирма всегда имела резервный капитал.

— Мы собрали все, что было возможно, сэр. Во все отделения фирмы разосланы распоряжения немедленно получить деньги со всех наших покупателей и прислать сюда. К сегодняшнему дню поступило семнадцать тысяч фунтов. Наш дефицит — сто тысяч по текущему счету и восемьдесят тысяч по векселям… — самообладание покинуло Греторекса, он неловко поднялся и повернулся спиной к своему шефу:

— Извините, сэр. Я позвоню Чалмеру.

— Одну минуту. Как, вы говорите, зовут управляющего Южным Банком?

— Мистер Поултон, сэр. Он очень расположен к нам, но вынужден следовать указаниям своих шефов.

Харви встал и надел шляпу.

— Я сам поговорю с ним.

Мистер Поултон весьма радушно принял единственного оставшегося в живых владельца фирмы, бывшего, к тому же, личностью незаурядной. Харви Гаррарда знали как чемпиона поло, гольфа и крокета, он занимал в Лондоне и на Ривьере очень высокое общественное положение. Его элегантный костюм, загорелое лицо, изысканные манеры создавали впечатление какого-то утонченного, экзотического существа, случайно оказавшегося в грязной маленькой комнате, где мистер Поултон обычно принимал своих клиентов.

— Рад видеть вас, мистер Гаррард. Очень жаль, что приходится говорить вам это, но дела вашей фирмы требуют серьезнейшего внимания. Мистер Эрмитейдж был умным человеком, но, как бы это сказать… слишком оптимистичным. Ему явно не хватало твердой руки… Вы же держались в стороне от дел и ни во что не вмешивались.

— Мистер Поултон, давайте говорить прямо. Я ровным счетом ничего не смыслю в делах.

— При данных обстоятельствах это, пожалуй, ваше самое большое несчастье, сэр.

— Требование немедленно вернуться в Лондон застало меня врасплох. Сегодня утром я посетил наш торговый дом и, должен признаться, так ничего и не понял. Греторекс говорит, что вы настаиваете на немедленном погашении наших обязательств.

— К сожалению, это правда.

— Но нам крайне сложно собрать требуемую сумму за сорок восемь часов. Вы не первый день знаете нас, Поултон. Это несправедливо.

— Помилуйте, сэр! За последние полгода мы обсуждали это раз шесть с покойным мистером Эрмитейджем. Я постоянно напоминал ему о том, что директора банка решительно настаивают на сокращении дефицита.

Он обещал принять меры, но счет только рос. И вот сегодня приходит ваш кассир с чеками на восемьдесят тысяч! Очень сожалею, но, судя по всему, мистер Эрмитейдж скрыл от вас истинное положение дел.

— Безнадежное положение, хотите сказать?

— Очень прискорбное. Если послезавтра ваши долги не будут покрыты…

— Не поговорить ли мне с директорами банка?

— Пожалуй, если хотите, но уверяю вас, вы только даром потратите время. Они требуют немедленного покрытия дефицита бюджета вашей фирмы. Об увеличении же его даже на шиллинг и речи быть не может.

Харви Гаррард молча поклонился и вышел вон.

На этот раз, при приближений к ненавистному ему торговому дому на его лице не проступило обычное выражение гадливости. В уголках губ залегли решительные складки, а серые глаза сверкали, как сталь.

 

Глава 2

Мильдред Гаррард лежала в шезлонге в комнате, которую называла своим будуаром. Когда Харви вошел, она отложила книгу и приподнялась.

— Где ты пропадал весь день?

— Я был в Бермондси.

— В Бермонси? — недоверчиво переспросила она. — И ты забыл, что мы условились обедать у Ранеля?

— Ты права, совершенно забыл. Она нахмурилась. Несмотря на свои тридцать пять лет, это была очень красивая женщина, и злое выражение лица ей не шло.

— Что же ты там делал? И где обедал?

— Я и не обедал вовсе. Был очень занят. Она зевнула, встала и плотнее закуталась в халат.

— На тебя совсем нельзя положиться, Харви. Может, ты и деньги мне забыл принести?

— Забыл.

— Как это на тебя похоже! — возмущенно вскричала она. — Ты даже и не подумал велеть Греторексу выдать денег на ведение хозяйства?

— Говорю тебе, я был очень занят.

— Занят! — насмешливо передразнила она. — Чем же это, позволь узнать? Ты же ничего не смыслишь в делах.

— К сожалению. Фирма на грани… Она нетерпеливо позвонила и сказала:

— Выпьем по коктейлю и переоденемся. Придется обедать в ресторане. Франсуа только что приехал и очень недоволен кухней. Он попросту отказался готовить сегодня вечером. Я заказала по телефону столик в «Ритц».

— Как хочешь. Но если Франсуа здесь не нравится, пусть едет обратно во Францию.

— Не говори глупостей. Если мы отошлем Франсуа, не будет никаких приемов. Он — главная приманка. Сегодня утром я встретила в парке герцогиню. Она сказала, что если я, тотчас же по приезду Франсуа, не приглашу ее к обеду, она со мной поссорится. Все эти люди очень любят его, Харви.

— Что ж, им в ближайшее время представится случай переманить его к себе.

— Никогда. Если уж нам придется экономить, то выгадаем на чем-нибудь другом.

Она буркнула что-то явившейся на звонок горничной и, зевая, остановилась перед зеркалом. Заметив тени под глазами, Мильдред недовольно бросила мужу:

— Как глупо было возвращаться так рано в Лондон. Завтра же отправлюсь к мадам Ар-лен… Надеюсь, Харви, ты больше и близко не подойдешь к этому отвратительному торговому дому. Он явно портит тебе настроение.

Он лишь пожал плечами. Время откровенного разговора еще не пришло. Анетта принесла коктейли. Харви взял бисквит и только теперь почувствовал голод.

— Где твои жемчуга, Мильдред? — внезапно спросил он.

Она взглянула на него с удивлением.

— В сейфе, разумеется, вместе с остальными драгоценностями.

— Покажи мне их.

Она сняла с браслета два ключа, открыла дверцу вделанного в стену сейфа, вынула сафьяновый футляр и протянула его ему. Он взял жемчуг и внимательно осмотрел его.

— Надеюсь, он все еще стоит тех денег, что я заплатил за него.

Она равнодушно кивнула.

— Вероятно. Не будь в такой моде подделки, ожерелье стоило бы еще больше.

— Двадцать восемь тысяч фунтов.

— Если хочешь сделать мне подарок, то сегодня у Картье я видела изумительные камни. Их прислали ему из Цейлона.

— Сейчас у меня нет никакой возможности делать тебе подарки. Напротив…

— Зачем же ты спрашивал о цене ожерелья? — она хмуро улыбнулась.

— Сити постепенно превращает меня в купца. Я весь день говорил только о деньгах.

Тот вечер ничем не отличался от других, проведенных Харви со своей женой. Время проходило внешне очень весело, не давая никакой радости душе. В отеле «Ритц» они были старыми знакомыми и желанными гостями. Все раскланивались с ними, обменивались приглашениями, беседовали об общих друзьях. Мильдред в своем черном парижском платье и великолепных жемчугах, белокурая и синеглазая, была в центре внимания. Харви также считался одним из красивейших мужчин своего круга. Он ел, пил, беседовал и смеялся, как обычно, усилием воли отогнав от себя грозный призрак надвигающейся катастрофы.

Домой супруги вернулись только в два часа.

— Здесь, на первый взгляд, все так же, как во Франции, — устало заметила Мильдред, — но атмосфера совсем другая. Не правда ли? В Монте-Карло я всегда бодра, а в Лондоне к двум ночи уже совершенно сонная.

— Постарайся не уснуть. Я должен поговорить с тобой.

— Так поздно? Нельзя ли отложить до завтра?

— Я уеду в Сити прежде, чем ты проснешься.

— Хорошо. Принеси мне виски с содовой и несколько папирос. Я переоденусь, и мы поговорим у меня в будуаре.

Он прошел в столовую, приготовил виски и вернулся в маленькую бело-голубую комнатку, примыкавшую к ее спальне. Минуту спустя туда вошла и она в очаровательном розовом отделанном мехом пеньюаре. Мильдред удобно расположилась в кресле, закурила и закинула за голову руки.

— Глупо было возвращаться сюда. Я вся дрожу от холода.

— Я знаю, тебе это неприятно. Но так было необходимо, Мильдред. Скажи мне, где купчая на этот дом?

— Купчая?? Зачем она тебе? Он медлил. Ее глаза сверкнули подозрением и гневом.

— Ты имеешь право требовать от меня полнейшей откровенности, Мильдред. Дела нашей фирмы крайне запутаны. Эрмитейдж скрывал от меня, что последние несколько лет мы терпели крупные убытки. Ты знаешь, я не коммерсант, и мне не все еще понятно. Но одно известно определенно: через два дня я во что бы то ни стало обязан раздобыть сто восемьдесят тысяч фунтов.

Больший эффект не произвела бы и внезапно разорвавшаяся под ногами Мильдред петарда. В первое мгновение все остальные чувства вытеснил испуг.

— Возможно ли это? Я всегда думала, что ты сказочно богат. Ты тратил сколько хотел, никто не мешал тебе, и вот…

— Да. В этом году я действительно просадил кучу денег. Эрмитейдж не протестовал, боясь обнаружить свое неумение вести дела. Он задолжал банку сто тысяч.

— Какая подлость! А нельзя ли покрыть долг его имуществом?

— Нет у него никакого имущества. Он жил холостяком в наемной квартире и не имел никакого состояния. Я и сам по горло в долгах.

— Что же делать? — резко спросила она.

— Пока не знаю. Завтра утром придет ревизор проверять торговые книги. Я хочу подробно ознакомиться с положением дел. Но послезавтра в четыре часа я должен уплатить банку. Поэтому я и спросил о купчей. Ее наверняка примут в качестве гарантии на двадцать тысяч фунтов, а твои жемчуга — на двадцать пять. Тысяч десять у меня найдется, а часть денег я сниму со своей страховки.

В ее голубых глазах вспыхнуло бешенство, которое она даже не потрудилась подавить.

— Ты сошел с ума! — медленно проговорила она, вставая и впиваясь пальцами в ручку кресла. — Ты бредишь! Дом принадлежит мне.

Жемчуг — моя собственность. Не воображаешь ли ты, что я отдам все это тебе лишь потому, что ты оказался дураком и дал себя ограбить? Нет, ты определенно сошел с ума! Купчая в банке. Там она и останется. А жемчуг… смотри!

Она быстро сняла с шеи ожерелье, подбежала к сейфу, положила туда жемчуг и заперла дверцу на ключ. Харви, не двигаясь, наблюдал за ней с каким-то мрачным любопытством.

— Жемчуг и дом мои, — повторила она. — И тебе их не видать. Ты гнусный эгоист, Харви. Уж не хочешь ли ты, чтобы я отказалась и от моей ренты, ради твоих кредиторов? Чтобы я, выйдя за тебя замуж, стала нищей?

— Я часто спрашивал себя, — задумчиво произнес он, — почему, собственно, ты вышла за меня замуж?

— Потому, что считала тебя богатым человеком. Я думала, что ваша фирма золотое дно. Боже, как я ее ненавидела! Торговать кожами! Фу, какая гадость! Но в наши дни на такие вещи не принято обращать внимание. Внешне ты принадлежал к моему кругу. В некоторых отношениях ты мне даже нравился. Но замуж за тебя я вышла главным образом из-за твоего богатства. Род Фаррингтонов, к которому я принадлежу, беднел с каждым поколением. Я хотела вырваться из этой нищенской обстановки. Я не… знала, что становлюсь женой дурака, который играл в поло, в то время как другие растаскивали его состояние!

Лицо Харви окаменело. Он закурил. Его пальцы двигались уверенно, а голос звучал отчетливо и спокойно.

— Твое отношение к делу крайне любопытно. В сущности ты даже не удивила меня. Разумеется, я вынужден смириться с твоим отказом отдать мне купчую и жемчуг. Но в наших общих интересах я обязан предупредить тебя, что, если мне удастся достать нужную сумму и тем самым избежать краха, то в дальнейшем я поведу дела фирмы по-своему. С другой стороны, если послезавтра деньги не будут уплачены, мы банкроты.

Она вздрогнула, однако не столько из сострадания к нему, сколько из отвращения к ужасному слову.

— Я уеду за границу. Надеюсь, ты не будешь настолько глуп, чтобы позволить отобрать у тебя последнее. Ты вспомнишь об обязанностях супруга и припрячешь кое-что для меня?

— Я еще не успел подумать о будущем, но хотел бы заметить, что у тебя, в любом случае, остается рента в две тысячи фунтов.

— Не воображаешь ли ты, что женщина с моим положением в обществе может прожить на две тысячи в год? Да одни счета от моей портнихи превышают эту сумму!

— Не спорю, это не много, но все же является некоторым обеспечением. У меня же не будет и двух тысяч пенсов.

— Но ты — мужчина! Почему я должна заботиться о тебе? Способ заработать для себя ты всегда найдешь. А дом я завтра же попробую продать. Он поднялся.

— Не скрою, Мильдред, твое поведение меня несколько разочаровало. Я, как муж, имею право требовать от тебя помощи. Одолжи мне ожерелье и купчую, и ты спасешь нас обоих от разорения.

— Вздор!

— Если ты все же переменишь свое решение, предупреди меня завтра до восьми утра.

Ровно в восемь я уеду.

Она презрительно рассмеялась.

— Я переменю решение? Это так же невероятно, как то, что ты спасешь фирму.

На пороге комнаты он обернулся. Его лицо приняло жесткое выражение, голос звучал строго, почти угрожающе:

— Я не прошу у тебя больше ни сочувствия, ни помощи, Мильдред. Но я категорически запрещаю тебе хоть словом обмолвиться о том, что ты от меня услышала.

Слова насмешки замерли у нее на губах. Он вышел, закрыв за собой дверь.

 

Глава 3

Совещание с мистером Чалмером, известным ревизором и признанным авторитетом в финансовых кругах, принесло Харви мало утешения.

— Если вам удастся достать до завтрашнего утра хотя бы восемьдесят тысяч фунтов, — заметил на прощание Чалмер, — то вы просто гений. Однако, если на сей раз вы умудритесь избежать краха, то фирма Гаррарда несомненно привлечет многих акционеров… Нет ли у вас друзей, которые согласились бы поддержать вас? Лично я не вижу другой возможности выпутаться.

— Я постараюсь достать эти деньги, — сказал Харви, пожимая ему руку.

В четыре часа Харви покинул центральное управление своего банка, где встретился с двумя из директоров, которых просил об аудиенции. Теперь он шел по улице, не замечая ничего вокруг себя. Эти господа, целиком погруженные в расчеты, держались с ним дружески, но так и не подали никакой надежды. Спорить с ними было бессмысленно. Один из них дал Харви совет, который тот выслушал с нескрываемым отвращением: поручить управление фирмой кредиторам.

— К этому я прибегну лишь в самом крайнем случае, — ответил ему Харви.

— Мы отлично понимаем вас, мистер Гаррард, но ведь никто не станет обвинять лично вас в допущенных фирмой ошибках.

— Я противлюсь этому отнюдь не из личных мотивов, — сказал Харви и попрощался.

На Олвод-Брод Стрит он в нерешительности остановился перед небольшой металлической доской, на которой значилось имя Герберта Фардаля. Банк. Наконец он вошел и спокойным деловым тоном попросил доложить о себе.

— Страшно рад вас видеть, — сказал Фардаль, втайне польщенный этим визитом. — Сигару? Ах, простите, я забыл, вы ведь курите только папиросы… Вот — самые лучшие, от Бенсон-и-Хедж. Когда вы вернулись?

— Позавчера. Меня срочно вызвала фирма. Внезапно скончался мой компаньон.

— Боже, я и не представлял, что вы имеете какое-то отношение к торговле. Верно, верно, ваш торговый дом один из самых лучших в Сити.

— Теперь я единственный владелец фирмы.

Откровенно говоря, я пришел к вам по делу.

Мистер Фардаль откинулся на спинку кресла и весь затрясся от хохота. Он был высокого роста и неуклюжего сложения, с желтоватым лицом, темными, пронзительными глазами и волевым, но неприятным ртом. Его наряды были слишком изысканны, а манеры чересчур любезны, чтобы казаться естественными.

— Просто чудесно! — вскричал он. — Вы, молодой герой Ривьеры, во главе кожевенной фирмы! Ха-ха!

— Я пришел сюда не затем, чтобы говорить о модных курортах. Я уже сказал, что хотел бы обсудить некоторые дела.

— Дела? Да вы ведь в них ни черта не смыслите! — снова рассмеялся Фардаль.

— Это правда, но мне приходится учиться. Я решил взять все в свои руки.

— Вы? Но в Бермондси вы умрете от скуки.

— Скучать мне сейчас некогда. Мой покойный партнер истратил все средства фирмы, и нам необходимо достать до завтра… восемьдесят тысяч фунтов, чтобы уплатить по векселям.

— Господи! — пробормотал Фардаль, пораженный до глубины души. Невероятно! Я… я, право, не знаю, что и сказать вам на это… Такая сумма!

— Я и сам немало виноват в случившемся, мистер Фардаль. Я каждый год получал десять тысяч фунтов, даже не интересуясь, в состоянии ли фирма покрыть такой расход.

— Этот Эрмитейдж был, вероятно, легкомысленным малым.

— Эрмитейдж умер.

Наступила неловкая пауза. Харви поднялся.

— Простите, что побеспокоил вас.

— Ну что вы, друг мой! К сожалению, сейчас я сильно стеснен в средствах, иначе непременно бы помог вам… Как поживает ваша супруга?

— Спасибо, отлично.

— Заходите чаще, Гаррард, — сказал Фардаль, провожая гостя к дверям. — И не стоит так волноваться. Поручите все кассиру — и дело с концом! Я просто убежден, что вы выкрутитесь. Шутка ли, «Гаррард и Ко»! Торговый дом, солидный, как Английский Банк! А вы — его владелец. Счастливчик!

«Да уж, счастливчик!» — подумал Харви, подходя к автомобилю.

 

Глава 4

Около пяти часов дня Харви вернулся в Бермондси и вошел в свой кабинет. Он отпустил всех, включая Греторекса, велев последнему оставить ему ключи.

Встревоженный кассир неохотно удалился. Больше часа Харви просматривал копии счетов, потом занялся газетами. И лишь некоторое время спустя, поняв по воцарившейся в здании мертвой тишине, что все служащие ушли, со вздохом отодвинул от себя газеты и поднялся. Он принялся бесцельно бродить по всему дому, из комнаты в комнату. Повсюду лежали груды кож, конторы казались вымершими, в затхлом воздухе висел запах безделья.

Ему стало душно. Тишина угнетала его. И тут он заметил, что в приемной еще горит свет. Харви открыл дверь, и глазам его предстало неожиданное зрелище: в одном из кресел сидел старик с газетой на коленях. На столе перед ним лежали шляпа и портфель. Старик, который был ему совершенно незнаком, по-видимому, уснул. Харви тщетно попытался вспомнить, когда ему доложили о приходе этого человека.

— Здравствуйте, — сказал он, подходя ближе. — Если вы пришли поговорить со мной, я очень извиняюсь, что заставил вас ждать.

Ответа не последовало. Тогда он подошел вплотную к креслу и склонился над уснувшим посетителем. Любопытство уступило место страху. С криком ужаса он отшатнулся: старик был мертв…

Каждый раз, вспоминая впоследствии эту минуту, Харви не мог понять, почему сразу же не вызвал врача. Эта мысль просто не пришла ему в голову. Первым его побуждением было узнать имя мертвеца. Он вынул из его бокового кармана бумажник и увидел в нем почтовые марки, расписание поездов между Парижем и Лондоном и несколько визитных карточек. Он вынул одну из них и прочел:

Мр. Эбинайзер Б. Свэйл выделка кож Джон Риверс, Конектикут

Харви осмотрел карточку со всех сторон и не обнаружил ни малейшего намека на лондонский адрес посетителя. Взглянув на портфель, он увидел, что в замке торчит ключ. Он открыл его и вынул несколько бумажных свертков, перетянутых резинками, и стопку образцов кожи. Нигде не было никаких указаний на местожительство этого человека в Лондоне.

Мало-помалу спокойствие вернулось к нему, и Харви начал обдумывать создавшуюся ситуацию. Он уже подошел к телефону, чтобы позвонить в полицию, как вдруг его рассеянный взгляд упал на вынутые им из портфеля свертки. Обертка на одном из них была надорвана. Он посмотрел внимательнее и вскрикнул: там лежали банкноты в пять тысяч долларов.

Харви быстро просмотрел все пачки. То же самое. Он обернулся и виновато взглянул на мертвого. В полузакрытых глазах старика застыла смерть. Харви весь дрожал. Впервые за всю свою жизнь он испытал страх — нервный, тупой страх, охвативший все его существо. Его пальцы, прикасающиеся к деньгам, дрожали.

— Господи! — прошептал он.

Звук собственного голоса вернул ему хладнокровие и сообразительность. Он почувствовал в себе внезапную перемену. Надо было что-то предпринять. Он взглянул на часы: двадцать минут одиннадцатого. Дежурный придет не раньше полуночи. В коридорах ни звука. Харви запер дверь и принялся лихорадочно пересчитывать банкноты. Десять пачек по двадцать ассигнаций в пять тысяч долларов каждая. Он снова положил деньги на стол и заставил себя посмотреть на мертвеца. Тому было лет семьдесят — семьдесят пять. Одежда сразу выдавала в нем американца. Харви еще раз обыскал его карманы и портфель, но не нашел ничего, что бы объясняло, зачем этот несчастный явился так поздно в торговый дом «Гаррард и Ко» и почему он носил с собой такую огромную сумму. Наконец Харви отказался от попыток разрешить эту загадку и, сунув обратно в портфель образцы кож, запер его на ключ, потушил свет и вернулся с пачками банкнот в свой кабинет.

Он опустился в кресло, разложил деньги перед собой на столе и принялся размышлять над моральной стороной происшедшего. Как и многие другие, Харви был педантично честен потому, что ему ни разу в жизни не представилось случая поступить бесчестно. Если бы он увидел, как человек роняет стофунтовую бумажку, он бы не задумываясь вернул ее владельцу. Если бы знакомый предложил ему принять участие в какой-нибудь мошеннической спекуляции, он бы с презрением отказался. Но в данную минуту он находился в положении, заставившем его глубоко задуматься. Если бы не это чудо, что лежало перед ним на столе, то завтра его имя и имена людей, серьезно взиравших на него с портретов на стенах, покрылись бы вечным позором. Однако, несмотря на всю свою неопытность в делах, он отлично понимал, насколько опасно пускать эти банкноты в оборот. И все же предстояло рискнуть. Он не сумел сохранить оставленного его предками состояния. Теперь же ему предоставилась возможность исправить свою ошибку. Его решение крепло с каждой минутой; Он убрал ассигнации в ящик стола, запер его, сунул ключ в карман и вышел на улицу. Жребий был брошен.

 

Глава 5

На следующее утро, ровно в девять часов, Харви вышел из своего роскошного лимузина, приказал шоферу ждать и поднялся по ступеням в здание своего торгового дома.

Служащие стояли группами и о чем-то перешептывались. Касса была закрыта, а на первом этаже, перед дверью приемной, стоял полисмен. Греторекс поспешил навстречу шефу.

— Вы слыхали, сэр, что произошло вчера вечером?

— Нет. Что, новые неприятности с банком?

— Трагическая случайность, сэр, в которой я чувствую себя виновным.

Харви прошел с ним в свой кабинет и предложил ему кресло.

— Расскажите обо всем спокойно и по порядку.

— Да, сэр. Вчера вечером сюда пришел владелец американской фирмы по выделке кож, Эбинайзер Свэйл, с которым мы тесно сотрудничали уже много лет. Он хотел видеть вас, но вы были в банке. Мы довольно долго беседовали с ним о делах. Как старинный друг вашего отца, он очень хотел познакомиться с вами. Я полагал, что вы скоро вернетесь, и он решил вас дождаться. Я провел его в приемную и — в этом полностью моя вина, сэр, — совершенно забыл доложить вам о нем, когда вы приехали.

— Не вижу в этом ничего трагического.

Его, вероятно, заперли, и он вынужден был провести здесь всю ночь?

— Да, сэр, но худшее не в этом. Он… Он…

Простите меня, сэр, я все еще ужасно взволнован… Он умер.

— Умер?? Здесь, в приемной?

— Да, сэр. Очевидно дежурный при обходе не заглянул туда, и мы обнаружили труп только сегодня утром.

— Какой ужас! Надеюсь, вы приняли все нужные меры?

— Я сделал все возможное, сэр. Тело отвезли в больницу. Врач говорит, что необходимо тщательное исследование, хотя и не сомневается в причине смерти старика — разрыв сердца.

— Он жил здесь, в Лондоне?

— В отеле «Савой». Он всегда там останавливался. Мы позвонили туда и узнали, что он снял номер на две недели, так как в ближайшие дни ждал приезда внучки из Парижа, для которой также снял номер.

— Внучка из Парижа? — спросил Харви, чувствуя, как мужество покидает его.

— Так сказали в отеле, сэр. Да, совсем забыл… Вас ждет полицейский инспектор, сэр. Он хотел задать вам несколько вопросов.

— Пришлите его сюда.

Инспектор оказался типичным представителем своей профессии: серьезный, немного торжественный, исполненный сознания своего долга и очень важный. Он почтительно приветствовал Гаррарда.

— Прискорбная история, инспектор. Мой управляющий говорит, что вы хотели спросить меня о чем-то?

— Ничего особенного, сэр. Вы ведь задержались здесь позже остальных, не так ли?

— Да, почти до половины одиннадцатого. Меня не было четыре года, и теперь требуется уйма времени, чтобы снова войти в курс дела.

— Конечно, сэр. Вы случайно не слышали крика в приемной?

— Ни звука.

— Когда вы уходили, свет нигде не горел?

— Я не смотрел по сторонам, инспектор. Но, думаю, если бы в приемной горел свет, я бы это заметил.

— Разумеется, сэр. Вы знали покойного?

— Никогда прежде не видел его. Он как раз приехал познакомиться со мной.

— Это полностью совпадает с уже полученными мною показаниями. Благодарю вас, сэр.

Сразу после его ухода Харви вызвал Греторекса.

— Я очень сожалею о случившемся, Греторекс, но дела есть дела. Счета у вас?

— Да, сэр.

— Принесите их мне. В котором часу их следует передать в банк?

— В любое время до четырех дня, сэр.

— Отлично. Я отправлюсь туда сразу после ленча.

Кассир медлил уходить. Одной рукой он сжимал ручку кресла, а другой нервно теребил лацкан своего поношенного сюртука.

— Простите, сэр, — произнес он наконец, — разрешите спросить, договорились ли вы с банком?

— Надеюсь, на этот раз все обойдется. Разумеется, в такой короткий срок я не сумел собрать всю сумму наличными, но я уплачу хм… ценными гарантиями.

— Благодарение Богу, сэр!

Харви с интересом взглянул на него.

— Вы очень преданы нашей фирме, Греторекс… Как по-вашему, расплатившись с долгами, мы спасем ее?

— При данных обстоятельствах нет, сэр.

— Вот я и хочу узнать, что именно в этих «данных обстоятельствах» должно измениться.

— Мистер Эрмитейдж часто говорил, что я не правильно понимаю смысл торговли, что я не вижу дальше своих бухгалтерских книг… Быть может, он и прав, сэр. Но я заметил много ошибок в управлении фирмой за последние семь лет. Например, товары закупали только агенты, а они, как известно, следуют скорее рутине, чем реальному спросу дня. Мы покупали не тогда, когда представлялась выгодная сделка, а когда кончались старые запасы.

— Понятно. А сбыт?

— Нашим агентам по продаже недостает широких полномочий, сэр. Они обязаны продавать по определенной цене, а принципом мистера Эрмитейджа было лучше потерять все, чем хоть немного снизить цены. Для сегодняшнего состояния рынка наши цены непомерно высоки.

— Пожалуйста, дайте мне ежемесячные отчетности о количестве купленного и проданного товара за последние три года. Сколько у нас представительств?

— Семь, сэр, из них два в Лондоне.

— Сколько наших представителей сейчас здесь?

— Трое, сэр. Лондонским можно позвонить.

— Соберите всех, кого найдете, у меня в пять. Не забудьте о заведующих складами. Ваше присутствие тоже необходимо. Я еду в банк.

— Все будет сделано, сэр.

— Я вернусь через час.

Ничто уже не напоминало об отчаянно нуждающемся в деньгах клиенте, когда Харви вышел из своего великолепного «Ролле-Рейса», закурил папиросу и уверенной походкой вошел в банк. Тон, которым он попросил доложить о себе управляющему, звучал властно. Его немедленно провели в приемную, где он удобно устроился в кресле.

— Я пришел заплатить по счетам, мистер Поултон. Мне не удалось получить за столь короткий срок много денег наличными, но я предлагаю вам принять в виде гарантии миллион долларов в ассигнациях.

Мистер Поултон давно уже ничему не удивлялся, но на этот раз был поражен и едва справлялся с волнением.

— Миллион долларов! — воскликнул он.

— По нынешнему курсу этих денег более чем достаточно, чтобы уплатить по чекам и покрыть дефицит. До четвертого числа следующего месяца никаких новых платежей нам не предстоит. Прошу вас оставшийся излишек оставить на нашем счету.

— Все будет сделано, мистер Гаррард. Наш банк всегда считал честью для себя во всем идти навстречу вашей фирме… в пределах разумного, конечно.

— Несомненно. В ближайшем будущем я надеюсь коренным образом реформировать ведение дел в моем торговом доме.

— Вы? — снова поразился Поултон. Харви взглянул на него, слегка приподняв брови.

— Что ж, коммерческие таланты моих предков заговорили во мне несколько запоздало… Но мне осточертела жизнь, которую я вел до сих пор. Я остаюсь в Сити.

— Вот и чудесно, мистер Гаррард! Ваша фирма все еще первая в своей области. Торговая марка «Гаррард и Ко» поистине может творить чудеса… в чем я сегодня лишний раз убедился.

Харви вышел из банка улыбаясь. Но когда он откинулся на своем сидении и машина двинулась вперед, лицо его снова осунулось и приобрело озабоченное выражение. Он сжег за собой все мосты. Он окончательно стал вором.

 

Глава 6

Совещание с агентами прошло быстро и деловито. Харви дал им полную свободу, поставив одно условие — скорейшую прибыль с операций, пусть даже на первых порах и небольшую. Все были поражены его умом и хваткой, но особенно тем, как он, буквально за три дня сумел разобраться в делах фирмы лучше, чем его предшественник за долгие годы.

Греторекс просто сиял.

— Я служу в «Гаррард и Ко» сорок один год, сэр, — сказал он после того, как довольные новым шефом агенты разошлись, — и могу с полной определенностью сказать, что ваш отец поступил бы так же. Что до меня, то я готов полностью вам повиноваться.

Харви, улыбаясь, закурил. В его глазах плясали озорные бесята.

— Мы заварили странную кашу, Греторекс. Вы даже не подозреваете, насколько странную… Но я всегда играл по-крупному и мне обычно везло. Посмотрим, повезет ли теперь.

 

Глава 7

Мильдред Гаррард и Герберт Фардаль ужинали вдвоем в отеле «Ритц». Усаживаясь напротив Фардаля, Мильдред нервно оглянулась.

— Надеюсь, вы не против того, чтобы мы отужинали здесь? — спросил банкир, слегка задетый ее тревогой.

— Конечно, нет, здесь премило. И к чему эти вопросы? В Сити поехать мы не могли, а ваша холостяцкая квартира… простите, но она просто убога. На Ривьере все гораздо проще.

Пока он делал кельнеру заказ, Мильдред закурила. Ее поклонник, конечно же, уступал Харви, но выглядел очень солидно. Кроме того, ей нравилась его грубая мужественность.

— Я хотела поговорить с вами о муже. Он очень тревожит меня.

Фардаль выжидательно молчал.

— Знакомы ли вы с его делами?

— Мало. Но его фирму считают одной из лучших в Англии.

— Вы живете в Сити. До вас не доходило никаких слухов?

— Иногда.

— Не поговаривают ли о возможном крахе «Гаррард и Ко»?

— Да, я что-то слышал об этом.

— Я так и знала! Что вам известно?

— Вчера ваш муж был у меня и просил взаймы.

— А позавчера он хотел забрать у меня жемчуг и купчую на дом.

Первый ход был сделан. Наступила пауза. Потом она склонилась немного вперед. В ее синих глазах стояли слезы, губы дрожали.

— Это значит, что всему конец. Фирма лопнула. Он потерял все свое состояние. Мы разорены.

— Не сгущайте краски, дорогая, все еще образуется.

— Не думаю. Если Харви просил у вас взаймы, значит ему крышка. Как коммерсант он круглый нуль.

— Но ведь у вас есть и собственный капитал?

— Ничтожный. Его не хватит даже на портних.

— А ваши родственники?

— Нищие.

— А как же сэр Чарльз Фаррингтон, ваш отец?

Она зло рассмеялась:

— Гол, как сокол. Не будь имение майоратом, он бы давно очутился на улице. Через год после моей свадьбы он был вынужден отказаться даже от охоты.

— А ваша сестра? Она ведь замужем за лордом Фельтропом?

— О, они очень богаты. Но какая мне от этого польза? Родственников приглашают к обеду, но не дают им ренты… Я, право, не знаю, что со мной будет!

— Ас вашим мужем?

— Ах, мужчина всегда найдет себе работу! Но женщина совершенно беспомощна. Не знаю даже, как мне быть. Вот если бы кто-нибудь внушил Харви, что часть имущества необходимо спасти и переписать на мое имя…

— Это невозможно. По крайней мере теперь. Если Гаррард перепишет имущество на вас, суд потребует его обратно.

— Фу, как грубо! Ну мистер Фардаль, ну пожалуйста, придумайте же какое-нибудь средство! Неужели нет никакой возможности обеспечить меня?

— Мистер Фардаль?

— Ну хорошо, Герберт, — робко произнесла она. — Здесь необходимо соблюдать осторожность.

— Вы всегда и везде осторожны.

— Не сердитесь, друг мой. Я так подавлена! Вы должны ободрить меня и дать хороший совет.

— Дорогая моя Мильдред, если фирма Гаррарда лопнет, вам абсолютно не на что рассчитывать. Думать надо было раньше, теперь слишком поздно. Но… если вы вдруг окажетесь в затруднительном положении и обратитесь ко мне, как… к другу, я позабочусь о том, чтобы вы не нуждались в деньгах.

Это было сказано чересчур откровенно, но Мильдред не смутилась. Потребность в деньгах заглушила в ней все прочие чувства. Раз этот человек богат, значит он должен стать ее рабом. Он довольно сносен, неплохо одевается и вращается в высшем обществе…

— Вы очень милы, Герберт, но я как-то не решаюсь брать у вас в долг.

— Почему же в долг? — он смотрел ей прямо в глаза.

Ее тонкие брови медленно поползли вверх: последнее заявление граничило уже с наглостью.

— Как это «почему»? Говорите яснее. Он понял, что перегнул палку, и дал задний ход:

— Просто я хотел дать почувствовать вам, Мильдред, что в наших отношениях деньги ничего не значат.

Она благодарно улыбнулась ему: приличия были соблюдены.

Опасная минута прошла. Фардаль понял, что ее благосклонностью он обязан не своей скромной персоне, а своим деньгам, и мысленно поздравил себя с тем, что не поддался первому порыву и не высказался более определенно.

— Странно, что ваш муж сказал вам обо всем только сейчас, ведь он не мог не предвидеть катастрофу.

— Мы редко откровенничаем. Харви думает лишь о развлечениях, играет в поло, гольф, теннис, катается на яхте… А меня называет эгоисткой.

— Мужчине не пристало жить праздно. Нет, это не для меня. Максимум, что дела могут мне позволить — месяц в Монте-Карло, вот и все.

— Зато вы много зарабатываете.

— Да, но деньги достаются нелегко.

— Харви полезно будет немного поработать.

— Ответьте мне еще на один вопрос. Предположим, фирма Харви лопнет. Останетесь ли вы с мужем?

— Ну разумеется нет! Харви мне нравится, но жить в нищете… увольте! А сейчас, если не возражаете, я предпочла бы поехать домой. За последние дни я каждый вечер выезжала в свет, да и эти заботы… Я должна щадить себя.

— Вас отвезти?

— Пожалуйста. Можете зайти ко мне на полчаса. Харви вернется только в одиннадцать. Понятия не имею, что он делает так поздно в Сити. Ведь он ничего не смыслит в делах.

— В коммерческих. И все же, Мильдред, ваш муж далеко не глупый человек.

— Да бросьте, Герберт! Человек, попавший в такую переделку, просто дурак.

Фардаль щедро расплатился с кельнером, и они вышли из ресторана, чтобы отправиться на его роскошном автомобиле на Керзон-стрит.

Мильдред разрешила ему гладить свои пальцы, но когда он робко попытался ее обнять, резко оттолкнула его.

— Вы же знаете, я этого не терплю.

— О, — с раздражением заметил Фардаль, — вы не всегда так строги. Вспомните тот вечер в Каннах…

— Я что, обязана помнить о нем всю жизнь?

— Но ведь тогда я впервые поцеловал вас. Об этом трудно забыть.

Она загадочно рассмеялась.

— Ладно, не хмурьтесь. Если Харви нет дома, я, может быть, снова позволю вам себя поцеловать. Только ведите себя хорошо… Ну, вот мы и приехали. Не вздумайте называть меня при слугах по имени.

Они поднялись в ее салон, где она указала ему на кресло, а сама расположилась в шезлонге.

— Мистер Гаррард вернулся? — спросила Мильдред явившегося на звонок дворецкого.

— Нет, мадам, он обещал быть поздно. Прикажете подать кофе или виски с содовой?

— Виски. Если Харви вернется до ухода мистера Фардаля, попросите его сюда.

Дворецкий вышел и вскоре вернулся с напитками. Когда он снова ушел, Фардаль закурил, откинулся на спинку кресла и, не прерывая легкой беседы, принялся разглядывать Мильдред. На Ривьере она вечно была окружена поклонниками, но все любили Харви больше нее. Мужчины высоко ценили его, а женщины, на которых он почти не обращал внимания, пели ему хвалу. И все же его собственная жена оставалась, по-видимому, совершенно равнодушной к нему. Он спрашивал себя, почему, и не находил ответа. Фардаль отлично сознавал, что ни наружностью, ни манерами, ни общественным положением не мог соперничать с Харви. Всего, чего он желал, он добивался исключительно деньгами. Но познакомившись с этой женщиной, он стал жалеть, что его личные достоинства столь ничтожны. Ее отзыв о муже льстил его самолюбию и в то же время смущал его.

— Почему вы так добры ко мне? — внезапно спросил он.

— Ах вот как, добра? И вы все равно недовольны?

Его сердце забилось сильнее, голос зазвучал резче, в глазах вспыхнула страсть.

— Да, недоволен. Я хочу большего. Но скажите, почему вы обратили на меня внимание? Ведь ваш муж обладает всем, что нравится женщинам и чего нет у меня.

— Не надо скромничать, Герберт. Одно достоинство у вас все же есть.

— А именно?

— Вы умны. Вы способны — а это ценят все женщины — зарабатывать много денег.

— Да, я много зарабатываю, но буду зарабатывать еще больше. И охотно поделюсь с вами.

Он склонился над ней. Его слова произвели магическое действие. Заговори он о любви, она тотчас же оттолкнула бы его. Но он сказал именно то, что она страстно желала услышать. Мысль о неограниченном кредите в банке возбуждала ее куда больше страстных ласк и заверений в вечной преданности. Он опустился перед ней на колени, и она обвила руками его шею… Внезапно Мильдред вздрогнула и резко оттолкнула его. Он заметил ее испуг и, побледнев, вскочил. На пороге комнаты стоял Харви.

 

Глава 8

Первой от испуга оправилась Мильдред. Она была более раздосадована, чем напугана. Фардаль же просто онемел от страха.

— Харви… я… мы не слышали, как ты вошел.

Он подошел ближе и пристально взглянул на Фардаля.

— Я не видел причин предупреждать о своем приходе. Внизу мне сказали, что Фардаль здесь и что ты просила меня зайти.

Он вернулся к двери и широко распахнул ее.

— Убирайтесь вон! — обратился он к банкиру.

— Уверяю вас, Харви, я… мы… у нас…

— Убирайтесь вон. Я не нуждаюсь в ваших объяснениях. Уходите отсюда и, по возможности, скорее.

Дрожащий Фардаль выкатился за дверь, даже не попрощавшись с Мильдред. Харви позвонил и опустился в кресло.

— А я и не знал, что ты так увлечена им.

— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать. Он просто забылся на мгновение. С мужчинами такое случается. Он пожалел меня.

— Пожалел??

— Ну конечно, — с возмущением сказала она. — Ведь ты довел меня до нищеты!

— Ах так! Значит, ты обо всем ему рассказала.

— Подумаешь! Он и так все знал. Ты же сам ползал перед ним на брюхе, клянча деньги!

Харви вздрогнул, как от пощечины. Он устал, смертельно устал, а слова жены причиняли ему боль.

— Не смей так говорить, Мильдред! Фардаль — банкир. Я был у него по делу. Давать взаймы — его профессия. Но с какой стати он так поздно является в твой салон? В каких вы отношениях?

— Мы просто хорошие знакомые. Мы поужинали вместе в «Ритце», и я попросила его зайти на полчаса. Я хотела попросить его о помощи.

— Тебе не нужна ничья помощь.

— О, я думаю по-другому! — с ядом в голосе ответила она.

Он никогда не ухаживал за другими женщинами. И его жена тоже не позволяла себе никакого флирта — в их кругу это вообще было редкостью. Всю ее жизнь заполняли выезды и наряды. История с Фарделем просто не могла иметь под собой ничего серьезного.

Он подумал, не сам ли он виноват в ее равнодушии и недостатке сочувствия к нему. Он не сделал ничего, чтобы она не оттолкнула его. Он сам не искал путей к сближению.

— Мильдред, — начал он, — я был не прав, требуя твоей помощи.

— Это было чудовищным эгоизмом.

Ее ответ звучал не особенно ободряюще, но он продолжил:

— Давай забудем об этом. Мне уже удалось достать деньги.

— Каким образом?

— Я… одолжил ценные бумаги, которые банк принял в качестве гарантии.

— Одолжил?

— Да, Но, говоря откровенно, рискую я очень многим. Это мой последний шанс. Она равнодушно взглянула на часы.

— Это все, что ты хотел сказать? Я хочу лечь пораньше. Завтра бал.

— Послушай, Мильдред! Я ввязался в трудную борьбу и хотел бы просить тебя о нравственной поддержке, которую муж вправе требовать от жены.

— Это что еще за новости?

— Так ты отказываешься мне помочь?

— Но каким образом? Отдав тебе жемчуг и купчую?

— Вовсе нет. Забудь об этом. Дело совсем в другом. Чтобы спасти фирму, я решился на крупную спекуляцию. Моя главная опора — наш кредит, он по-прежнему непоколебим. Все, разумеется, знают о понесенных нами убытках, но полагают, что при нашем богатстве это пустяки. Пусть так считают и дальше. И здесь ты можешь мне помочь. Сам я вынужден буду оставаться некоторое время в тени, вдали от общества. Ты же должна часто выезжать и принимать у себя. Позаботься о том, чтобы отныне сообщения о наших приемах печатали в газетах. Пусть все знают, что платье для ближайшего бала ты получила из Парижа воздушной почтой. В конце следующей недели ты дашь ужин.

— А ты знаешь, сколько все это стоит?

— Греторекс выдаст тебе обычную сумму. А вот еще 500 фунтов. Я не хочу, чтобы ты нуждалась в деньгах. С другой стороны, я должен соблюдать строжайшую экономию. Скажи, нам очень нужно второе авто?

— Нет, если ты станешь ездить на извозчиках.

— Хорошо. Кроме того, на следующей неделе я продам своих лошадей и дом в Мельтюне.

— А это не раскроет твоего обмана?

— Никоим образом. Я сказал всем, что уезжаю с поло-клубом в Южную Америку и поручил агенту подыскать для меня в Мельтюне другой дом, побольше, который я, разумеется, сочту неподходящим.

— А если все-таки ты обанкротишься?

— Тогда мне все будет безразлично.

— Все?

— Да, я просто исчезну.

— А что будет со мной?

— О, ты легко обойдешься без меня! — с горечью заметил он.

— Но материально?

— Ты не нищая.

— Это ты так считаешь. Ты относишься ко мне просто возмутительно. Ты должен был обеспечить меня, в этом — твоя главная забота!

Он задумчиво посмотрел на нее. Ее лицо было почти жестоким. Ни единого слова сочувствия не проронили ее губы. Ни единого слова одобрения его попыткам спасти фирму… Она совершенно убеждена в неизбежности краха и думает только о себе…

— Если мои старания увенчаются успехом, тебе не придется ни о чем заботиться, — в последний раз возразил он.

Она презрительно рассмеялась.

— Харви, да как ты вообще мог подумать, что невежда вроде тебя может явиться в один прекрасный день в Сити с пустыми руками и начать загребать деньги? Это же смешной, дикий блеф! И я еще должна принимать в нем участие? Ну нет, я сама решу, что мне делать, причем в ближайшие же дни.

Она поднялась. Он следил за ней с каким-то вновь пробудившимся интересом, словно видя впервые. Ее гибкая фигура была очаровательна, золотые волосы чудесно гармонировали с белоснежной кожей и синими, как летнее небо, глазами… И тут он понял, что его отношения с этой волнующей, потрясающе красивой… и такой чужой ему женщиной порваны навсегда. Он напрасно искал ее понимания, ее поддержки. Напрасно апеллировал к ее чувствам. Он был ей совершенно безразличен.

— Этот Фардаль не смеет больше являться сюда. Мне распорядиться, чтобы его не принимали, или ты сама это сделаешь?

Она взглянула на него с ледяной усмешкой.

— Ты прав, я сама прослежу за этим. Надеюсь, ты не думаешь, что банкир интересует меня чем-нибудь, кроме своих денег?

— О, в этом я не сомневаюсь. Но он обладает единственным, что может завоевать твою благосклонность… И с этой точки зрения он может быть опасен мне, как супругу.

— В твоих устах это звучит почти оскорблением.

Он молча встал и закрыл за ней дверь.

 

Глава 9

Через неделю цены поползли вверх, и никто уже не сомневался в том, что положение на рынке изменится. Беннет, представитель фирмы в Нью-Йорке, человек опытный и крайне осторожный, ежечасно телеграфировал в Лондон, прося расширения своих полномочий для дальнейших закупок. Харви поддерживал его во всем. В пятницу вечером Греторекс, не на шутку взволнованный, пулей влетел в кабинет шефа и положил ему на стол телеграмму.

— Замечательное предложение, сэр! Его только что передал Беннет. Позвольте расшифровать вам эту телеграмму.

— Пожалуйста.

— Фирма «Мак-Дэрмот», одно из солиднейших кожевенных предприятий Америки, главный экспортер для Европы. Мы часто покупали у этой фирмы, но предлагаемая нам теперь сделка совершенно исключительна. «Мак-Дэрмот» предлагает предоставить в наше распоряжение — на целый год! — весь свой запас. В конце года контракт может быть возобновлен на следующие 12 месяцев. Мы получаем полную монополию на торговлю их товаром.

— И хороший товар?

— Наилучший, сэр. Спрос на него огромен, но до сих пор американцы имели дело с несколькими фирмами и конкуренция была слишком велика.

— Каковы их условия? Сколько надо вложить и каковы отчисления?

— Суммы просто чудовищные, сэр. Беннет даже растерялся. Товар оценивается примерно в сто тысяч фунтов. Нам на решение дается 24 часа.

— Условия уплаты?

— Трехмесячные векселя под три процента.

— Телеграфируйте немедленно: «Гаррард и Ко» принимает их предложение. Завтра же утром я отплываю в Нью-Йорк.

— Отличная мысль, сэр! Нам нелегко будет обходиться здесь без вас, но это крупнейшая сделка за всю историю фирмы.

— Пусть кто-нибудь позвонит мне домой и велит слуге уложить мои чемоданы. Позвоните также в «Кунард-лайн» и закажите каюту с ванной. Узнайте, когда отходит поезд к пароходу.

— Все будет сделано, сэр.

Кассир ушел. Харви занялся счетами. Постепенно шумное здание замирало. Он продолжал работать, пока не наступила полная тишина. Пробило 10. Утомленный, но довольный, откинулся он на спинку своего кресла. Несколько минут он сидел не двигаясь. Его мозг требовал покоя. Немного отдохнув, он встал, закурил папиросу, открыл дверь своего кабинета и взгляд его заскользил по рядам неосвещенных комнат. И тут он вспомнил.

Вспомнил о трагическом происшествии, которое послужило опорой его теперешнему благополучию. Об украденных ассигнациях… Внезапно словно пелена упала с его глаз. За последние несколько дней он стал кумиром, предметом преклонения всех своих сотрудников, начиная с Греторекса и кончая последним грузчиком. О нем заговорили в коммерческом мире, считая его крупным, смелым спекулянтом, чуть ли не гением торговли. И что крылось за всем этим? Вор! Он не находил себе другого имени.

Харви посмотрел на приемную. Там тоже было темно. С болезненной ясностью он снова пережил свой былой страх при виде мертвеца, дрожь в руках при виде соблазнительных пачек, сулящих спасение от позора. В сотый раз он спрашивал себя, зачем старик носил при себе такую сумму денег… Ему казалось, что Эбинайер Свэйл где-то здесь, поблизости, что он покинул свое тихое кладбище и вернулся сюда требовать свои деньги обратно.

Обокрасть мертвеца! Гнуснее преступления нельзя и придумать… Из его измученной груди вырвался тихий стон. Находиться в этой густой, гнетущей темноте было просто невыносимо, и его рука потянулась к выключателю… но так и застыла в воздухе: в приемной вдруг кто-то зажег свет. Неужели все повторяется снова? Харви смотрел на стеклянную дверь, окаменев от страха. Его колени дрожали. И тут дверь приемной открылась.

— Кто здесь? — спросил он, и сам не узнал своего голоса.

Вместо ответа перед ним появилась человеческая фигура, словно материализовавшаяся из темноты.

Харви отпрянул назад и рванул выключатель.

 

Глава 10

В ярком свете лампы, залившем всю комнату, он увидел вполне реальное человеческое существо. Это была невысокая, миловидная девушка с бледным лицом; из-под длинных ресниц на него смотрели печальные темные глаза.

— Что вы здесь делаете?

— Я хотела видеть вас. Я вас ждала.

— Почему никто не доложил мне о вас? Вы здесь давно?

— Часа два… или больше. Я не думала о времени. Я ждала, пока все уйдут. Мне хотелось побыть в комнате, где умер мой дед.

— Эбинайзер Свэйл — ваш… ваш дед??!

— Да. Я должна была приехать из Парижа и встретиться с ним в «Савойе». Но я опоздала.

Он пригласил ее в свой кабинет, предложил ей кресло, а сам сел в полутьме у своего письменного стола. Все происходящее казалось ему невероятным. Он с трудом находил слова. Так значит вот кого он обокрал!

— Смерть вашего деда была для вас, конечно же, страшным ударом, мисс Свэйл? — выдавил он наконец.

— Да, сэр, страшным ударом и еще более страшным разочарованием. Я ждала в Париже его письма, чтобы приехать, но вместо этого получила телеграмму из Америки. Так я и узнала о его смерти.

У нее был красивый грудной голос и, судя по произношению, она долго жила во Франции.

— Вы хотели пожить вместе с дедом в Англии?

— Он хотел взять меня с собой в Америку. Я никогда не видела его раньше. Мой отец поссорился с ним из-за моей матери, француженки.

— Ах, вот оно что! — теперь он понял, почему она говорила с легким акцентом, почему в ее одежде была какая-то неуловимая элегантность.

— Мои родители умерли. Дедушка присылал мне время от времени небольшие суммы. Он хотел, чтобы я изучала машинопись и стенографию на английском и французском языках. Я сделала это. А месяц тому назад от него пришло письмо. Он сообщал, что приезжает в Англию и хочет увидеться со мной. Через две недели он написал снова, говоря, что хочет забрать меня с собой в Америку, поскольку других родственников у него не осталось. Дед намекнул также, что везет мне какой-то сюрприз.

— Какой?

— Представления не имею, могу лишь предположить, что это были деньги.

— И, приехав сюда, вы не нашли никакого сюрприза?

Она вздохнула, ее глаза затуманились.

— Это эгоизм, конечно, но я горько разочарована. В отеле мне сказали, что найденных при нем денег едва хватило на уплату по счетам и на похороны.

— Он был, вероятно, большим чудаком. Мы телеграфировали в Нью-Йорк, и его управляющий, некто Коциус, ответил нам, что ваш дед продал свою долю в фирме и уехал только как ее представитель. Коциус полагает, что при нем была крупная сумма.

— Значит, она пропала. Как вы думаете, мистер Гаррард, его ограбили?

— Нет. Я полагаю, вы скоро узнаете, что он положил свои деньги в какой-нибудь банк.

И через некоторое время получите их. Я убежден в этом.

— Кто знает… Пока же я потратила все свои сбережения на дорогу сюда, этот дурацкий траур и билет второго класса в Америку.

— Вы едете в Америку?

— Так мне посоветовал мой дядя в Париже. У деда ведь не было других родственников, а после него мог остаться дом или какое-нибудь другое наследство. О, я кажусь вам страшно корыстолюбивой? Вы так странно смотрите на меня…

— Я? Вовсе нет!

— Да нет, вы правы. Я больше скорблю о своей несчастной судьбе, чем об утрате… Но я не умею лицемерить. Я француженка. Ему было уже 80 лет, и он болел. Я же последние десять лет еле сводила концы с концами. И вдруг это письмо! А теперь — опять бедность.

В ее глазах застыли слезы.

— Дорогая мисс, вы не должны больше заботиться о деньгах. И вы поступили совершенно правильно, придя ко мне. Ваш дед был одним из самых преданных друзей нашей фирмы. Я твердо убежден, слышите, твердо убежден, что скоро мы узнаем о судьбе его состояния. До тех же пор смотрите на наш торговый дом, как на свой банк. Это мой… Это наш долг.

Она взглянула на него с удивлением и благодарностью. Харви неожиданно для себя отметил, что впервые видит глаза, которые слезы делают еще прекраснее.

— Почему вы так добры ко мне?

— Дело вовсе не в доброте. Мы много лет торговали с вашим дедом. Он умер при посещении нашей фирмы. И, разумеется, мы намерены опекать вас.

— Не найдется ли у вас какой-нибудь работы для меня? Я не хотела бы принимать милостыню. Я с радостью буду работать и ждать, пока не отыщутся деньги моего деда.

— Работа? Зачем? Какая работа? Она посмотрела на него без малейшего кокетства. Ему даже показалось, что она хладнокровно оценивает его.

— Я охотно стала бы вашей секретаршей.

— Моей секретаршей?? Но у меня нет никакой секретарши.

— Что ж, значит вам необходимо нанять ее. Сегодня вечером я видела, какая масса народа бывает здесь. Я же знаю стенографию и машинопись.

— Но ведь вы уезжаете в Америку?

— Да, но я скоро вернусь. Я не хочу оставаться там.

На минуту его охватили сомнения. У него возникло подозрение, что она преследует какие-то тайные цели. Но у него не хватило мужества заговорить об этом.

— Мы все обсудим по вашему возвращению в Англию, мисс. Я уверен, к тому времени деньги вашего деда найдутся.

Она выпрямилась в кресле, и свет лампы упал на ее лицо.

— О да, вы правы. Когда я вернусь, мое положение будет более определенным. Если деньги отыщутся, я не стану работать. Если же нет — у вас появится секретарша.

Харви счел за благо переменить тему.

— Там, в приемной, вы меня здорово напугали, — сказал он, поднимаясь и собирая бумаги в портфель.

— Я и сама немного испугалась. Увидев вас в темном коридоре, я решила вдруг, что вы — мой покойный дед. Когда мы будем работать вместе, я тут же распоряжусь увеличить в помещениях количество ламп.

Он закрыл портфель, взял трость и шляпу.

— Отлично. Буду ждать вашего возвращения. Куда вас отвезти?

— В «Савой». Их роскошь мне не по карману, но ведь речь идет только об одной ночи.

— Понятно.

Они молча спустились с лестницы. Она споткнулась в темноте и невольно оперлась о его руку. Ее бледное лицо со свежим алым ртом приблизилось к нему.

— Здесь так пахнет кожами… Придется привыкать.

— Я тоже терпеть не могу этот запах, — сказал он. — Но мирюсь с ним. Для меня это запах денег… Не хотите ли прогуляться до моста? А там поймаем такси.

— Хорошо.

Они проходили по безлюдным улицам мимо темных зданий торговых домов. У моста Харви остановил такси, и девушка с легким вздохом опустилась на сидение.

— Вы устали?

— Конечно. Мне пришлось много ходить днем.

При свете фонаря он заметил тени под ее глазами и печальную складку у губ.

— Вы ужинали?

— Нет.

— Что же вы ели за обедом?

— Чашку кофе и печенье.

— Ужасно! А ведь и я не ужинал… Я поеду с вами в «Савой», и мы поужинаем вместе.

— Чудесно! Я просто умираю от голода, но сама ни за что бы не решилась войти в их шикарный ресторан. Вы замечательный друг, мистер Гаррард.

В ее благодарном взгляде на этот раз мелькнуло что-то кокетливое.

— Дорогая мисс, я надеюсь, вы всегда будете считать меня своим другом.

 

Глава 11

В гриль-руме отеля «Савой», где Харви был нечастым, но всегда желанным гостем, они устроились за угловым столиком. Девушка неторопливо потягивала коктейль. Кивком головы она указала своему спутнику на людей, входящих в ресторан поужинать:

— Вы и представить себе не можете, как тосковала я по такой обстановке. Я так люблю веселье, красивые наряды… люблю находиться там, где звучит музыка и танцуют… Тем тяжелее было мое разочарование.

— Не стоит отчаиваться. Не сомневаюсь, рано или поздно деньги вашего деда найдутся. Я готов предоставить вам любую сумму с условием, что вы вернете ее, когда получите наследство.

— А если не получу? Я ведь тогда не смогу вернуть свой долг.

— Разумеется, это риск, но не в моих правилах менять принятые решения. Я беру все возможные издержки на себя.

В ее глазах снова мелькнуло загадочное, почти насмешливое выражение.

— Мне надо подумать… О, не считайте меня неблагодарной! Боюсь, что принять ваше предложение — мой единственный выход, но… Поймите, в Париже мне всегда говорили, что у меня в характере чисто американская независимость. Я страстно мечтаю быть богатой, но эти деньги должны быть моими и только моими. Возможно, со временем, мне и придется пересмотреть свои взгляды на жизнь, но пока я бы просто хотела, чтобы вы или кто-нибудь еще помог мне найти состояние моего деда.

Когда кельнер принес блюдо со спаржей и бутылку шампанского, ее детский восторг достиг предела.

— Вы, должно быть, решили, что я страшная обжора. Уверяю вас, это не так. Просто за последнюю неделю я ни разу не ела досыта… и была очень расстроена. А потом очутилась в Лондоне, совсем одна, а это, согласитесь, не очень-то приятно.

Он слушал ее, присматривался к ней и вдруг неожиданно понял, что она очень красива. Бледность ее лица резко оттеняла нежные брови, темные, но словно светившиеся изнутри глаза, алые от природы полные мягкие губы… Женщины играли в его жизни столь незначительную роль, что этот ужин вдвоем казался ему чуть ли не событием. С некоторым удивлением он чествовал, как приятно ему отмечать в ней все, что отвечало его строгому, взыскательному вкусу: ухоженные руки, просто причесанные темные волосы, отсутствие драгоценностей, скромную элегантность черного платья, которое — несмотря на всю свою неопытность в подобных вопросах быстро понял он — стоило, вероятно, очень дешево. Ему было хорошо. Так хорошо, что он с явной неохотой подумывал о близком расставании с нею и возвращении домой. Харви заказал кофе и, даже бровью не поведя, выпил крепкий мятный напиток, который она заказала, по ошибке приняв за ликер.

— Расскажите о вашей жизни в Париже, — попросил он.

Она взяла предложенную им папиросу.

— В ней нет ничего оригинального, мистер Гаррард. Когда-то моя мать была известной актрисой. Отец, против воли семьи, приехал в Париж учиться живописи. Он так и не прославился, и мы бедствовали. Тогда отец решил заняться торговлей, но оказался к ней совершенно неспособным. Пять лет назад он умер.

Мать же слишком состарилась для своих ролей и часто оставалась без ангажемента.

— А вы? Вам никогда не хотелось играть на сцене?

— Мать была против.

— Почему?

Она задумчиво стряхнула пепел с папиросы и ответила:

— Она твердила, что подмостки опасны для молодых и неопытных актрис. Моя любовь к роскоши не была для нее тайной. Кроме того, мне предлагали выступать в ее ролях, и при одной мысли об этом она страшно возмущалась. Это и понятно…

Он кивнул.

— После смерти отца дед присылал нам небольшие суммы. Я изучала стенографию и машинопись. Потом умерла мать. Я написала деду и получила очень теплый ответ. Он утешал меня, обещая позаботиться о моей дальнейшей судьбе. А потом… Впрочем, остальное вы уже знаете. Вот и вся история моей жизни, мистер Гаррард.

— И никаких романов?

— Француз никогда бы не задал такого вопроса, — улыбнулась она. — Вы хотите, чтобы я вам исповедалась?

— Хочу.

— То, что я сейчас скажу, звучит унизительно, но меня никак не компрометирует. Большинству мужчин я совершенно не нравлюсь. Сама не знаю, почему. Может быть, вы мне это объясните, мистер Гаррард?

Харви медлил с ответом. Чтобы как-то выиграть время, он подозвал кельнера и заказал бренди. Потом снова повернулся к ней и спокойно сказал:

— Я, право, затрудняюсь. У меня очень мало опыта по женской части, но если вас интересует мое мнение…

— Продолжайте.

-..То мужчины, которые не находят вас привлекательной, начисто лишены вкуса.

— Это комплимент, хотя и не французский. Надеюсь, вы искренне верите в то, что говорите.

— Дорогая мисс, да вы смеетесь надо мной! Я уже достаточно стар… а сколько вам лет?

— В Париже, где молодость в большой моде, я считалась уже старой девой. Мне двадцать два.

— Всего-то? Вы не помолвлены и не…

— Уж не собираетесь ли вы сделаться моим опекуном?

— А почему бы и нет?

Она ничего не ответила, и он почувствовал, что зашел, пожалуй, слишком далеко. Харви отлично понимал: из-под маски равнодушия за ним зорко наблюдают. Но он напрасно волновался. Его поведение действовало на нее успокаивающе. Она видела в нем только хорошее воспитание и порядочность.

— А сколько лет вам? — непринужденно спросила она.

— Тридцать восемь. Я достаточно стар для того…

— Для… для чего?

— Для того, чтобы искренне и бескорыстно любоваться вами.

— Я провела с вами замечательный вечер, мистер Гаррард. Все мрачные мысли исчезли, и я счастлива.

— Мрачные мысли?

— Да… Я все спрашивала себя, действительно ли дед умер в вашей приемной от разрыва сердца? Ведь если деньги были при нем, его могли убить и ограбить! В газетах столько об этом пишут! Вы будете смеяться надо мной, но я так испугалась!

Он не смеялся. Он смотрел на нее, словно сквозь туман, и проклинал свою слабость. Краска сбежала с его лица, на лбу выступил пот.

— Это похоже на детективный роман, — пробормотал он.

Она снова посмотрела на него с тем же загадочным выражением.

— Вы выглядите испуганным.

— А как вы думаете? Я во главе фирмы всего несколько дней и совершенно не уверен, что среди моих служащих нет какого-нибудь мошенника. Однако медицинское заключение исключает всякую мысль об убийстве.

— Простите, я жалею, что заговорила об этом. Вы так добры ко мне, а я… У деда в Лондоне было много друзей. Все они прислали сочувственные письма, но помощи не предложил никто.

— Вероятно, они просто не знали, в каком вы положении. Завтра утром я отплываю в Америку. Мой кассир получит распоряжение выдавать вам деньги по вашему первому требованию.

Она допила кофе и поднялась.

— С этим можно подождать до вашего возвращения. Благодарю вас за чудесный ужин.

Девушка дружески кивнула ему и направилась к лифту. Он же не мог отделаться от странного впечатления, что пережитое им сегодня неминуемо отразится на всей его жизни.

 

Глава 12

— Харви, Харви, да проснись же! Кто-то грубо тряс его за плечо. Открыв глаза, он с удивлением увидел перед собой Мильдред. Ее глаза пылали гневом.

— Что это значит, Харви?

— Что именно? То, что я сплю? И поэтому ты будишь меня среди ночи?

— Не притворяйся, ты все отлично понял! Что означают эти два чемодана внизу с ярлыками «В НЬЮ-ЙОРК»?? Ты же просто удираешь от своих кредиторов!

— Ах, во-о-от оно что! Что за глупости? Это обычная деловая поездка!

— Ну уж меня-то ты не проведешь! Какие у тебя могут быть дела в Нью-Йорке? Чушь! Ты собираешься там спрятаться от долгов. Отлично. Так даже лучше. Но оставлять меня без денег — подлость!

— Я же дал тебе пятьсот фунтов!

— Пятьсот фунтов?? А все остальное прихватил с собой!

Он окончательно проснулся и сел на постели.

— Не болтай глупости, Мильдред. На ближайшее время ты обеспечена, а через три недели я вернусь. Я взял уже обратный билет на тот же пароход.

— Сколько денег ты берешь с собой?

— Какое твое дело? — разозлился он.

— Это твое последнее слово, Харви?

— Но я сказал тебе правду!

Она выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

Он снова лег. Это был уже полный разрыв. Долгие годы он смотрел на ее эгоизм и равнодушие, как на нечто вполне закономерное, и давал ей все, что мог. И при первом же испытании она предала его. Теперь он думал о предстоящей поездке с радостью и облегчением. Там будет другая жизнь, в которой Мильдред нет места.

На следующее утро, на вокзале, он пожал Греторексу руку и отдал последние распоряжения. Когда поезд тронулся, Харви откинулся на сидении и заказал завтрак. Потом, до самого Саутгемптона, курил и смотрел в окно. Вид огромного парохода привел его в полный восторг и развеял все тревоги. С легким сердцем поднялся он на палубу.

 

Глава 13

На второй день плавания Харви сидел на верхней палубе в плетеном кресле и просматривал пачку полученных телеграмм. Все известия были исключительно благоприятны. Цены стояли твердо, заказы сыпались один за другим, американцы с нетерпением ждали его прибытия… Переложив телеграммы в левую руку, он полез в карман за портсигаром и вдруг услышал рядом с собой — Да-а! Вам действительно срочно нужна секретарша. Просто счастье, что я здесь!

На мгновение ему показалось, что он грезит. Но, взглянув на стройную, закутанную в плед фигурку в соседнем кресле, понял, что это наяву.

— Ваши бумаги сейчас улетят. Вы совершенно беспомощны! Давайте их сюда, у меня есть резинка.

— Позвольте, но… но что вы здесь делаете?

— Плыву в Америку, как и вы. Я же говорила вам, что…

— Но вы ни слова не сказали, что купили билет на тот же пароход, что и я!

— Мне хотелось сделать вам приятный сюрприз. Он удался?

— Вполне!

Внезапно его лицо нахмурилось, и он довольно сухо осведомился:

— Простите, но я не понимаю, почему вам так хочется стать моей секретаршей.

Она плотнее закуталась в плед и вздохнула.

— Видите ли, как ни обидно в этом сознаваться, но вы — единственный человек, отнесшийся ко мне с участием. Если деньги деда не найдутся, мне придется работать. Я получила отличную подготовку для секретарской работы. Так почему бы мне не стать вашей секретаршей?

Это звучало вполне убедительно. Он мысленно обозвал себя подозрительным дураком. Даже если она хитрит и ведет какую-то свою, непонятную ему игру и оказалась на пароходе лишь затем, чтобы постоянно следить за ним — что ж, он не станет препятствовать этому. Все прояснит время.

— Я нанимаю вас. Жалование — триста фунтов в год, плюс непредвиденные расходы, в которые, разумеется, входит и эта поездка. Будьте добры принести дюжину телеграфных бланков и записать несколько телеграмм.

Она скинула плед и вскочила с кресла с такой легкостью, что он поневоле залюбовался ею. Не успел Харви и глазом моргнуть, как девушка снова стояла перед ним.

— Садитесь, пожалуйста.

Она опустилась в кресло рядом с ним. Достав карандаш и положив для удобства на колени свою сумочку, девушка, одну за другой, застенографировала двенадцать телеграмм.

— Теперь дайте мне проверить. Если все правильно, я дам вам свой личный шифр.

— Ошибок нет.

— Значит вам нечего и волноваться. Считайте это первым испытанием на новой службе. Она обижено надула губки, но промолчала. Он внимательно просмотрел телеграммы и, поправив несколько слов, удовлетворенно кивнул.

— Вы правы, все абсолютно точно. Я исправил свой собственный текст. Вот шифр. Перепишите телеграммы и отошлите их.

— У вас текущий счет на телеграфе? Если нет, дайте мне, пожалуйста, денег. Он протянул ей десять фунтов.

— Купите себе заодно записную книжку, куда будете вносить все расходы. Она улыбнулась и кивнула.

— С удовольствием. Надеюсь, когда я вернусь, у вас найдется для меня еще работа.

Он проводил ее взглядом, потом посмотрел на воду за бортом. Море было неприветливого серо-стального цвета. Харви задумался о предстоящей сделке, но появление стюарда прервало ход его мыслей.

Стюард принес телеграмму. Харви машинально вскрыл ее и быстро пробежал глазами. Затем прочел вторично. Послание было отправлено из Бермондси несколько часов назад и гласило:

«Звонили из Скотланд-Ярда. Потом прислали сыщика. Их интересует адрес мисс Грейс Свэйл, внучки Эбинайзера Свэйла, которая, по их словам, посетила вас в пятницу. Телеграфируйте ответ. Греторекс.»

Харви разорвал телеграмму на мелкие кусочки и выбросил их за борт.

 

Глава 14

Он снова увидел Грейс только на следующий день во время ужина.

Все ее существо дышало здоровьем и жизнерадостностью, она подошла к нему и сказала:

— Будет ли очень невоспитанно с моей стороны, мистер Гаррард, если я попрошу разрешения сесть за ваш столик? Хотя бы только сегодня. За моим нет ни одной дамы, а мужчины мне… м-м… не очень нравятся.

— Я сам должен был подумать об этом. Место за моим столиком ваше вплоть до конца путешествия.

— Надеюсь, я вас не компрометирую? — спросила она, усаживаясь.

— Здесь никому нет до нас дела. Кроме того, разве мы не связаны официальными отношениями?

— Конечно. Но, с другой стороны, мне вовсе не хотелось бы ужинать с вами… официально.

Оба посмотрели сквозь иллюминатор на спокойное, ослепительно синее море.

— Как дивно! Мне хочется, чтобы наше плавание длилось вечно.

— Осторожнее, мисс Свэйл, — рассмеялся Харви, — ничто не делает человека таким ленивым, как жизнь на пароходе.

Она улыбнулась в ответ и неожиданно спросила:

— Все говорят, что вы сказочно богаты. Так почему вы не продали фирму? К чему вам заниматься коммерцией?

— Безделье никого не красит.

— Верно, — внезапно посерьезнев, заметила она. — Кто знает, как долго нужны вам будут услуги секретарши. Вы все стараетесь делать сами…

— Вероятно, до тех пор, пока вам не надоест быть ею.

— Почему «вероятно»?

— Дело в том… Понимаете, у меня никогда еще не было секретарши. Наши отношения могут принять… как бы это сказать… немного своеобразный характер.

— Но почему? Каким образом? Он медлил с ответом. Но почему, черт возьми, и не высказаться начистоту?

— Вы очень привлекательны.

— Вы льстите мне. Но даже если и так, что из того? Говорят, женщины вас не интересуют. Кроме того, у вас красавица жена.

— Вы правы, моя жена слывет очень красивой женщиной. Однако наш брак не был счастлив. Ее многое не устраивает.

— Ваши измены, например?

— Да Господь с вами! Какие там измены!

— Так в чем же дело?

— Она честолюбива до крайности, до самозабвения. И я не в состоянии потакать всем ее прихотям и капризам.

— Но вы ведь так богаты! Неужели вы не можете дать ей всего, что она хочет??

— Она мечтает о титуле. Ей хотелось бы, чтобы я стал членом парламента или купил себе за сто тысяч фунтов баронство или пэрство.

— Так вот, значит, какая женщина ваша жена, — тихо проговорила Грейс.

— Туалеты, драгоценности, высокое общественное положение — в этом вся ее жизнь… Однако не торопитесь судить ее строго. До недавнего времени я и сам был таким же, жил лишь ради спорта и развлечений. Для человека неглупого и наблюдательного, между нами не было никакой разницы.

— Кто знает, кто знает… Но расскажите мне о ней побольше. Она любит вас?

— На это я могу ответить честно и совершенно определенно — нет.

— Так кто же любит вас?

— Н…не знаю. Это последствие моего собственного эгоизма.

— Простите мне еще один вопрос, мистер Гаррард… Я наполовину француженка и выросла среди богемы. Да и любопытна от природы, к тому же. У вас есть… подруга?

Харви даже растерялся от неожиданности, но вовсе не рассердился.

— Нет. Правда, не из соображений нравственности. Я не ангел. Просто на свете много вещей, куда интереснее женщин. По крайней мере, для меня.

Ее взгляд остановился на пролетавшей чайке. Подали следующее блюдо. Она снова казалась совершенно равнодушной.

— Что вы ждете от будущего? — немного напряженно спросил он.

— Хочу любить и быть любимой, — ни секунды не раздумывая ответила Грейс.

Он снова растерялся. Откровенность девушки смущала и тревожила его. Заиграл оркестр.

— Не хотите ли потанцевать? — спросил Харви, чтобы немного разрядить обстановку, и тут же понял, что сам хочет именно этого.

— Просто замечательно, — лукаво шептала она через несколько минут, — иметь такого любезного и разносторонне развитого шефа!!

После танца они вышли на палубу и смотрели на звезды, зажигавшиеся одна за другой в черном ночном небе.

Стюард принес коктейли и передал Харви несколько телеграмм.

— Сходите за шифром, мисс Свэйл, — упавшим голосом сказал он, — я сам хочу их прочесть.

Очарование вечера было безвозвратно испорчено.

 

Глава 15

На следующее утро Харви проснулся отдохнувшим и полным сил. Он нашел на передней палубе тихий уголок и просидел там до полудня, а потом отправился на свою обычную прогулку по кораблю. Грейс нигде не было видно. Не вышла она и к ленчу. Харви снова направился в свое убежище и даже вздрогнул, увидев девушку в недавно покинутом им самим плетеном кресле.

— Надеюсь, ничего не случилось? — озабоченно осведомился он.

— Ровным счетом ничего. Просто вы все утро старательно держались в стороне, и я решила, что вам будет приятно, если я поступлю так же. Почти все время я просидела в дамском салоне.

— Глупости! — довольно резко возразил он. — Мне просто нужно было спокойно обдумать несколько деловых вопросов, касающихся предстоящей сделки.

— А, значит моя глупая болтовня мешает вам?

— Вовсе нет. Но я боялся, что ваше присутствие отвлечет меня от дел.

— Ну вот вы и заговорили, как все мужчины. Раньше вы не делали мне комплиментов… и это было хорошо. Пожалуйста, угостите меня папиросой.

Он протянул ей портсигар.

Она закурила и откинулась на спинку кресла.

— Не пора ли мне приниматься за работу?

— Телеграмм пока не было, а те, вчерашние, ответа не требуют.

— Тогда я немного почитаю, если вы не возражаете.

Он ушел с таким чувством, будто его всемилостивейше отпустили.

Они снова встретились за обедом.

Харви чувствовал, что ему все труднее и труднее держать себя в руках. Настроения это, разумеется, не улучшало.

— Почему вы так хмуры, дорогой шеф? — с улыбкой спросила Грейс. Сожалеете, что пригласили меня за свой столик? Или снова захотелось побыть в одиночестве?

Харви заказал бутылку шампанского. «Хватит разыгрывать из себя Святого Антония», — подумал он и ответил:

— Напротив, я очень рад видеть вас, но настроение мое не изменилось.

— Значит, все-таки, стремитесь к одиночеству?

— Нет. Просто вы тревожите меня.

Она рассмеялась.

— Будьте так добры, объясните бедной глупой девушке, что вы имеете в виду.

— Все очень просто. Я кажется собираюсь попасть в смешное положение сентиментального старика, и виновата в этом одна моя знакомая бедная глупая девушка.

— Вы вовсе не старик, что же до сентиментальности, то это действительно меня удивляет.

— Вообще-то я совсем не такой. Но я слишком много о вас думаю.

Она слегка покраснела и опустила глаза.

— Так что же вас смущает? Не понимаю. Ваши слова доставили мне большую радость.

Он стряхнул с себя мрачное настроение: она нашла верный тон, и ему не стоит все портить.

— Я начинаю всерьез подумывать, — сказал Харви с ласковой улыбкой, — не слишком ли привлекательная у меня секретарша?

— У меня просто голова пошла кругом, шеф. Лесть пьянит не меньше вина. Критическая минута прошла. Они весело болтали, не останавливаясь ни на чем серьезном.

— Сегодня, принимая во внимание мое настроение, — наконец сказал он, — я не решаюсь с вами танцевать.

Она встала и протянула ему тонкую белую руку.

— Значит мне придется взять всю ответственность на себя, как и подобает хорошей секретарше.

 

Глава 16

— Почему вы сегодня такой странный? Вы ведете себя, как ученик со своей учительницей танцев во время первого урока. Держите же меня как следует!

В отчаянии он прижал ее к себе, и они закружились под звуки вальса. Оба танцевали необыкновенно хорошо.

— Пойдемте на палубу, — попросила Грейс, когда оркестр смолк.

Они облокотились о борт, наблюдая за величественным зрелищем медленно проплывающего мимо парохода.

— Здесь душно. Давайте поднимемся на верхнюю палубу.

— Уже темнеет.

— Ну и что?

— Офицеры не разрешают гулять по верхней палубе в темноте.

— Ой, ничего-то вы не знаете! Вчера вечером старший офицер приглашал меня туда и даже предлагал провести на самую вышку.

— Черт бы его побрал! И вы пошли?

— Конечно нет.

— Почему?

Ее пальцы крепче сжали его руку.

— Вы отлично знаете, почему. Он усилием воли овладел собой и постарался изобразить отеческий тон:

— Вы избалуете меня. Вам следует чаще бывать в обществе молодых людей. Я не желаю казаться эгоистом.

— А что если ваше общество нравится мне больше? А я всегда делаю то, что мне нравится. Так что еще не известно, кто из нас двоих больший эгоист!

Он остановился, чтобы закурить. Она тоже взяла папиросу. Им в лицо подул резкий ветер. Они слышали, как волны, гремя, ударялись в железные борта парохода. Ее волосы разметались, платье развевалось на ветру. Грейс прижалась к Харви. Когда они склонились над бортом, их обдало целым каскадом соленых брызг.

— Пожалуйста, обнимите меня, — попросила она.

Он видел ее улыбающийся рот и сияющие глаза, нежно глядящие на него. Стараясь не смотреть на ее губы, он ласково погладил ее по голове. Она еще крепче прижалась к нему.

— Грейс, — сказал он, — мне почти сорок, и я женат. Вам двадцать два, и вы еще ребенок. Я просто не могу поцеловать вас! Уйдем отсюда.

— Не хочу. Какой вы смешной! Старший офицер тоже женат, но наверняка поцеловал бы меня.

— Пусть он катится к черту, этот ваш старший офицер! Если вы хотите…

— Я ничего не хочу. Я здесь не с ним, а с вами.

— Грейс, будьте благоразумны. Наши отношения еще так хрупки, их так легко испортить! Ведь мы же не дети, для которых поцелуи ничего не значат. Вы поцелуете мужчину, которого полюбите по-настоящему. Это же у вас всего лишь мимолетное увлечение.

— Нет, это настоящее чувство. Я хочу этот поцелуй… и я получу его.

Ее губы приблизились к его губам. Он с силой притянул ее к себе.

— Дорогой шеф, — после долгого поцелуя спросила она, — вы сердитесь на меня?

Харви из последних сил боролся с опьяняющим действием ее близости. Он чувствовал биение ее сердца и читал в ее глазах еще не осознанную ею самой страсть.

— За что? Вы делаете из меня безумца, но это прекраснейшая минута моей жизни.

Смеясь, но с явной неохотой, она отпустила его, и они пошли обратно.

— Слова бессильны. Вы подарили мне счастье, — сказала Грейс. — Даже если нам суждено расстаться навсегда, я всю жизнь буду благодарна вам за этот вечер. В Париже я пережила многое, что ожесточило меня. Теперь же я стала добрее к людям.

— Тогда и мне не в чем упрекнуть себя. Оркестр еще играет; давайте выпьем по бокалу шампанского и пожелаем друг другу спокойной ночи.

— Чудесно! Это действительно волшебный вечер!

Они еще немного потанцевали, потом направились к своим каютам.

— А вы будете завтра так же милы со мной? — шепнула на прощание Грейс.

— Завтра — и всегда! — пообещал он. Оказавшись у себя, Харви едва не разрыдался. Стоит сделке сорваться, и Грейс узнает всю правду. Она узнает, что он вор, укравший деньги ее деда, подлец, которого одно ее слово может привести на скамью подсудимых. От этого можно было сойти с ума!

 

Глава 17

В пятницу пароход бросил якорь в нью-йоркском порту. Беннет встретил Гаррарда на пристани, и тут же отвез в бюро поверенного, где их уже ждали владелец фирмы Эндрю Макдэрмот и два адвоката. Харви подписал чек на один миллион долларов. Сделка была заключена.

Едва успев пожать на прощание руки своим новым партнерам, Харви снова сел в авто и помчался назад в порт, боясь опоздать к отплытию парохода. По дороге он дал Беннету последние указания.

Дежурный офицер, улыбаясь встретил его у трапа.

— Еще минута, сэр, и было бы слишком поздно.

Пароход издал прощальный гудок и отчалил. Харви спустился в свою каюту, где его встретил стюард.

— Вы как раз вовремя, сэр. Я уже боялся, что вы опоздаете.

— Я закончил все свои дела только двадцать минут назад, — пояснил Гаррард, отирая пот со лба и опускаясь в кресло.

— Вам записка, сэр.

— От кого? — машинально спросил он, и тут же понял, что вопрос излишен: писать ему могла только Грейс.

— Не знаю, сэр, вот она. Стюард протянул ему конверт, и он быстро вскрыл его:

«Дорогой Харви!

Грейс»

Надеюсь, что цель вашей поездки достигнута. Я сумела выяснить все, что хотела. Когда вы получите мое письмо, я уже буду на пароходе, и мы увидимся вновь. Нам предстоит еще одна волшебная неделя. Пожалуйста, будьте, так же добры ко мне, как до сих пор.

Харви вышел на палубу и сразу же увидел ее: она стояла, опершись о перила, и смотрела на исчезающий вдали многоэтажный город. У него появилось странное чувство, будто он видел ее впервые, она же, оглянувшись на звук шагов, протянула ему руку. Харви снова ощутил прилив счастья. Первой заговорила Грейс, и голос ее звучал спокойно и сдержанно:

— Я еще не оправилась от испуга… Просто ужасно было видеть, как убирают сходни, зная, что вас еще нет на пароходе.

— Вы знали?

— Я следила за всеми поднимающимися на борт. Потом пошла в вашу каюту, чтобы оставить записку, и стюард сказал, что вы еще не прибыли.

— Да, я чуть не опоздал. Нью-йоркские адвокаты ничем не отличаются от лондонских — они так же задерживают людей. Но я все же успел.

Магниевая вспышка заставила их обернуться, и они увидели какого-то мужчину, вставляющего в фотоаппарат новую пластину.

— Благодарю вас, сэр, — произнес он.

— Черт возьми! — возмутился Харви. — Что вам от меня нужно?

— Снимок для «Ивнинг Глоб», сэр. Я — Сэм Герриот, из редакции этой газеты. Как зовут вашу даму?

— Мисс Свэйл. Она моя секретарша.

— Свэйл?? Та самая, чей дедушка… Да это просто великолепно! Разрешите еще один снимок.

— Достаточно, я слишком устал от переговоров.

— От переговоров с Макдермотом?

— Я вижу, вам все известно.

— Небольшой комментарий, сэр, прошу вас.

— Контракт подписан. Вот, собственно, все, что я могу сказать.

— Спасибо, сэр. Быть может, мисс Свэйл есть что добавить?

— Ей нечего сказать вам.

Репортер явно не собирался уходить:

— Последний вопрос, сэр. Вы ее опекун?

— Нет. После смерти деда она обратилась ко мне за советом и помощью. Я нанял ее в качестве секретарши. Надеюсь, это все?

На губах репортера мелькнула чуть заметная улыбка, очень не понравившаяся Харви.

— Кстати, как вы собираетесь вернуться в Нью-Йорк? — поинтересовался он.

— О, не беспокойтесь, сэр. Меня ждет катер.

— Что ж, всего хорошего.

— Счастливо оставаться, сэр, — ответил Герриот и снова улыбнулся.

 

Глава 18

Поездка в Америку перевернула всю жизнь Гаррарда. Каждый вечер они гуляли по палубе и на прощание целовали друг друга. Но эти проявления чувств не предполагали близкой разлуки: Харви распорядился, чтобы по их возвращении в его кабинете ее ждали стол и пишущая машинка.

— Что вам удалось узнать, — спросил однажды Гаррард, не в силах больше сдерживать свой болезненный интерес.

— Все, что я хотела. Мой покойный дед всегда носил деньги при себе. Его портфель, найденный в приемной вашей фирмы, оказался пуст. Его мог обокрасть кто-нибудь из служащих.

— Никого из них, кроме Греторекса, я не знаю близко, — спокойно ответил Харви, — но все равно, это вряд ли. Если хотите, я соберу сведения обо всех своих сотрудниках.

— Не стоит. Этим займется полиция.

— Вы намерены обратиться в Скотланд-Ярд??

— Да, завтра утром. Адвокат моего деда дал мне письмо к инспектору. Почему вы вдруг так помрачнели?

Он молча смотрел вдаль. Яркие вспышки маяка выхватывали из темноты его окаменевшее лицо.

Она ласково взяла его за руку:

— Вы опечалены тем, что наше путешествие окончено?

— Разумеется, — выдавил он через силу.

— Но ведь мы будем часто видеться в Лондоне?

— Так часто, как вы того пожелаете. Она с облегчением вздохнула, а он с отвращением думал о будущем, желая и не решаясь обратиться к ней с просьбой. Наконец, он все-таки сказал:

— Я хотел бы попросить вас об одной услуге.

— Об услуге? Заранее обещаю вам все, что угодно.

— Не торопитесь. Не согласитесь ли вы отложить ваш визит в полицию на сутки? Я сам хочу разобраться со своими служащими.

— Ну конечно! Я пойду туда, когда вы мне разрешите.

— Вы очень любезны.

— Да бросьте, ради Бога! Все банкноты деда, оказывается, давно переписаны и никуда не денутся. Какая мне разница, когда идти в полицию?

Значит, у нее есть список всех банкнот. Это был последний, сокрушительный удар. Харви тихо застонал.

— Вы так волнуетесь за своих людей… — с чувством сказала Грейс. — Вы просто невыносимо честны. Но как же я люблю вас за это!

 

Глава 19

Дома Гаррарда ждал сюрприз. Из приемной исчезла вся мебель, занавески с окон были сняты. В доме работали маляры и декораторы, бросавшие на него удивленные взгляды.

— Что это значит, Эндрю? — обратился он к слуге. — Я не распоряжался начать ремонт. В нем нет никакой необходимости. Но где же Мильдред?

Слуга чувствовал себя крайне неловко. С озабоченным лицом он вынул из кармана письмо и отдал его своему хозяину.

Харви вскрыл конверт. Послание было кратким, но содержательным:

«Харви!

Я отлично знаю, что твое отплытие в Нью-Йорк — всего лишь предлог, и ты, видимо, уже на пути в Южную Америку.

По отношению ко мне ты вел себя более чем низко. Поэтому я предприняла все возможное для защиты своих интересов. Дом и обстановка проданы лорду Кренли. Он намерен поселиться здесь немедленно. Я уезжаю за границу, хотя и не знаю, как сумею прожить на свои скудные средства. Это письмо передаст тебе Эндрю. Если ты вдруг снова, разбогатеешь, надеюсь, у тебя хватит совести вспомнить обо мне.

Недели две я проживу в Ницце, в отеле „Негреско“, потом начну искать квартиру подешевле. Боже, до чего ты меня довел!

Мильдред.»

— Где мои вещи, Эндрю? — спросил он, пряча письмо в карман.

— Все уложено, сэр. Всего получилось семь чемоданов. Леди Кренли разрешила мне оставить их в вашей бывшей комнате.

— Семь чемоданов… — задумчиво повторил Харви.

— Все самое необходимое, сэр, я могу уложить в два чемодана и нессесер.

— Отлично, Эндрю. Отправь все это в мой клуб, а остальное размести где-нибудь.

Слуга молча поклонился.

Харви отправился в клуб, снял там комнату и позвонил в Сити. Подошедшему Грето он сообщил, что будет к трем часам. Несколько минут они поговорили о делах, затем Гаррард взял такси и поехал в «Савой». Грейс встретила его у входа. Она выглядела очень несчастной, но, завидев своего шефа, с радостным криком бросилась к нему навстречу.

Он крепко сжал ее в объятиях, понимая, почему письмо Мильдред доставило ему облегчение и почему он так легко покинул свой опустевший дом.

— Я совершенно свободен, дорогая, и мы можем вместе пообедать.

— Я так рада! Я так скучала без тебя… Мне переодеться, или я могу пойти так?

После обеда она пристально посмотрела на него и сказала:

— Простите мне мое веселье. Вы снова так печальны… Наверное, это ужасно — вернуться и обнаружить, что жена сбежала, а дом уже не твой.

Он рассмеялся.

— Вы и представить себе не можете, насколько он всегда был для меня чужим, и насколько я теперь счастлив.

 

Глава 20

В половине четвертого Харви вошел в отделение Южного банка в Бермондси. Мистер Поултон принял его с чувством искреннего восхищения.

— Мы слышали, что вы творите чудеса, — сказал он. — Ваша сделка с фирмой Макдэрмота просто баснословна. Примите мои поздравления.

— Благодарю вас. Вы не станете возражать, если я заберу назад свой залог?

— Ну разумеется, нет! Я сообщу о вашем желании на ближайшем заседании правления банка. Уверен, его тут же вернут вам.

— А не могу ли я получить его прямо сейчас?

— Это, к сожалению, невозможно. Ваш миллион долларов в сейфе нашего центрального отделения и может быть выдан только с особого разрешения дирекции.

Харви поднялся.

— Пожалуйста, устройте все как можно быстрее. Я буду вам крайне признателен. Я одолжил деньги на некоторое время и теперь должен вернуть.

— Я сделаю все возможное, — заверил своего клиента мистер Поултон, провожая его до дверей. — Но поймите, такие вещи не решаются в пять минут. Надеюсь, на следующей неделе…

— Как? Еще целая неделя… — внезапно Харви замолчал: вовсе ни к чему показывать банкиру свою тревогу.

Он вернулся в свой кабинет и написал ответное письмо Мильдред, где в кратких и довольно резких выражениях обрисовал действительное положение вещей и напомнил, что если она хочет и впредь носить его имя, то должна в корне пересмотреть свое поведение.

Запечатав конверт, он облегченно вздохнул и взялся за работу.

 

Глава 21

Вечером того же дня, в восемь часов, Фардаль в приподнятом настроении входил в отель «Негреско». Мельком взглянув на часы, он прошел в бар, выпил там коктейль, а затем направился к лифту. Здесь его ждал сюрприз. Он как раз собирался нажать кнопку, когда увидел Мильдред. На ней было черное платье, бриллиантовые серьги и колье. Ошеломленный ее красотой, Фардаль склонился в почтительном поклоне.

— Дорогой друг, — быстро проговорила она, боязливо оглядываясь по сторонам, — совершенно неожиданное препятствие! Только что приехали князь и княгиня Лютиновы и сняли апартаменты рядом с моими.

Его лицо вытянулось и окаменело.

— И что же?

— Понимаете, уединенный ужин на двоих теперь невозможен. Я не видела Адель целую вечность, и она просто вырвала у меня обещание составить ей компанию.

— Что значит «вырвала»? Неужели так трудно найти благовидный предлог и отказаться?

— Только без глупостей, прошу вас! Разумеется, вы ужинаете вместе с нами. Князь хочет с вами познакомиться.

Падкий на титулы Фардаль сразу смягчился.

— Что собой представляют эти люди? Их имена часто мелькают в светских хрониках…

На каком языке они говорят? Мой французский просто ужасен…

— На этот счет можете не беспокоиться. Княгиня, моя старая подруга, американка из очень хорошей семьи. Князь — русский, но почти всю жизнь провел в Европе. Он много лет был военным атташе в Лондоне. Ну, Герберт, не смотрите на меня таким бирюком! Они аристократы до мозга костей, так что будьте с ними полюбезнее.

— Конечно, конечно… Хотя мне и не легко делить с ними ваше общество. Я-то думал провести этот вечер с вами тет-а-тет. Как вы думаете…

— Я получила письмо от Харви, — перебила она его. — Вот, взгляните.

Фардаль быстро пробежал глазами протянутый ему листок и, не говоря ни слова, вернул его обратно.

— Что скажете? — нетерпеливо спросила Мильдред.

— Если читать между строк, он предоставляет вам полную свободу.

Она нервно скомкала письмо и сунула его в свою отделанную золотом и платиной сумочку.

— Муж просто не имеет права так обращаться с женой. Харви просто чудовище, неандерталец! Вы еще не все знаете. В газете я видела его фотографию, сделанную на пароходе. Представляете, дорогой мой, он снялся вместе с какой-то девицей, своей невесть откуда взявшейся секретаршей. Какое бесстыдство! Она наверняка имеет самое прямое отношение к его грубому письму… Все зло в ней! Но каков мерзавец, а?

— Меня это не удивляет. И что вы намерены делать?

— Прежде всего — посоветоваться с вами. Разумеется, прежде всего мне хотелось бы знать, удастся ли Харви спасти фирму… Если его доходы возрастут, могу ли я рассчитывать при разводе на крупную сумму?

— Не думаю. Кое-что вам, конечно, достанется… но о чем мы, собственно, толкуем? Вашему мужу никогда не выпутаться из этой истории, его долг огромен!

— Но не обязан ли он выплачивать мне часть своих заработков или того, что ему удасться спасти?

— Да, но немного. Помилуйте, у вас же остается три тысячи ежегодной ренты и полная свобода, не так ли?

— Глупости! Три тысячи в год — это почти нищета.

Фардаль замолчал. Он и сам порой удивлялся тому, что так глупо влюблен в эту женщину, у которой на уме одни только деньги. Однако ее слова требовали какого-то ответа. Он никогда всерьез не думал о женитьбе, и хотя мысль о браке с женщиной из высшего общества была страшно соблазнительной, его врожденная осторожность говорила, что торопиться с этим не стоит. Но без свидетелей он мог говорить ничего не опасаясь.

— Выходите за меня замуж.

Ее довольная улыбка красноречивее всяких слов сказала ему, что именно этого ответа от него и ждали.

— К сожалению, я из тех женщин, которые не любят считать деньги… Вы богаты?

— Сорок тысяч в год.

Она восхищенно закрыла глаза. Сияющий нимб богатства сделал его в эту минуту владыкой ее грез.

— Написать Харви, что я требую развода?

— Почему бы и нет? Он вряд ли станет возражать.

— Ах, если бы я знала хоть что-нибудь об этой девушке…

— Да что она вам??

— В ней есть что-то, чего нет в других, раз Харви заметил ее. Всю жизнь его окружали женщины, готовые в любой момент прыгнуть к нему в постель, но он даже не смотрел в их сторону. Княгиня Лютинова, кстати, не исключение, но даже ей это не удалось. Да, в ней определенно что-то есть…

— Мильдред, дорогая, а вам не кажется, что все это просто сплетни? Ему действительно могла понадобиться секретарша.

— Харви? На пароходе? Да за кого вы меня принимаете??

Ужин с княжеской четой прошел довольно оживленно, а потом, раздав официантам щедрые чаевые, Фардаль повез всех на своем «Роллс-Ройсе» в игорный клуб «Монте-Карло».

Только под утро, когда авто остановилось перед его отелем, к нему вернулось дурное расположение духа. Он потерял двадцать тысяч, одолжил пять тысяч Мильдред (и уж, конечно, не получит их обратно), уплатил за очень дорогой ужин, а в итоге даже ни разу не потанцевал со своей любовницей, так как князь танцевал гораздо лучше него.

— Мистер Фардаль здесь сходит, — с очаровательной улыбкой сказала Мильдред, выпроваживая банкира из его же собственной машины. — Спасибо за чудесный вечер, мистер Фардаль. Зайдите завтра, если у вас нет других планов.

— К обеду?

— О нет, я обедаю с Адель. Нам просто необходимо всласть поболтать. Приходите к чаю.

Когда автомобиль тронулся, княгиня, зевая, откинулась на подушки сидения.

— Какой забавный человечек!

— И притом богатый, — смеясь, подхватила Мильдред.

Князь презрительно фыркнул:

— Он не нашего круга. Я оказал ему честь, попросив взаймы пять тысяч, а этот ростовщик ответил, что остался без гроша, в то время как я отлично видел в его бумажнике около тридцати тысяч.

— Фу, как гнусно! — возмутилась Мильдред.

— Вероятно, до него дошли слухи о тебе, дорогой, — задумчиво заметила княгиня.

 

Глава 22

Вскоре после возвращения с Ривьеры Фардаль неожиданно столкнулся с Харви на Ломбард-стрит. Лицо банкира загорело под южным солнцем и сияло от счастья. Харви выглядел устало, под глазами лежали тени. Он прошел мимо Фардаля, словно не заметив его, но когда тот сделал еще несколько шагов, то почувствовал на своем плече чью-то руку.

— Я должен поговорить с вами, — сказал Харви.

— О чем? — растерянно спросил Фардаль. Гаррард оглянулся и указал на ближайший ресторан.

— Пойдемте туда. Я не задержу вас. Фардаль неохотно подчинился. Они сели за один из столиков.

— Вы ведь приехали с Ривьеры?

— Совершенно верно.

— И встречались там с моей женой?

— Я действительно был на Ривьере, но вовсе не с вашей женой. Мы даже жили в разных отелях.

— Охотно верю, я слишком хорошо знаю Мильдред. Кстати, я получил от нее письмо. Оно ведь написано под вашу диктовку, не так ли?

— Ничуть не бывало, но… я читал его.

— На определенных условиях я дам своей жене развод, который она так требует, хотя и не вижу в этом смысла. Ведь не думает же она всерьез выйти за вас замуж.

— А почему бы и нет?

Харви презрительно пожал плечами и закурил.

— На вашем месте, Фардаль, я бы не стал задавать такой вопрос. Вы сами отлично знаете, почему. У моей жены много недостатков, но она слишком умна, чтобы связать свою жизнь с человеком вашего круга.

— Вы позвали меня сюда, чтобы оскорблять?

— Мне просто не хотелось говорить с вами на улице. Я ненавижу всю эту процедуру развода, с ее пошлостью и лицемерием. И все же я сделаю это, хотя и не верю, что Мильдред станет вашей женой.

— Да какое вам теперь до этого дело?

— О, я просто хотел бы предостеречь жену от ужасного разочарования. Женщины, порой, так неверно оценивают мужчин… Вы ведь такая скотина, Фардаль, такой невероятный подлец, что…

Банкир вскочил.

— Черт возьми! Вы снова оскорбляете меня!

— Это был бы напрасный труд. Я просто хотел сказать вам правду. Теперь можете идти. И будьте добры заплатить за свой кофе. Я не намерен тратить на вас ни гроша.

Дрожа от бешенства, Фардаль выбежал из ресторана.

Через несколько минут Харви последовал за ним. Эта встреча развлекла его.

В кабинете его встретила встревоженная Грейс.

— Дело в следующем, — начала она, слегка запинаясь. — Вы просили пока не отдавать в Скотланд-Ярд список банкнот, бывших при моем покойном дедушке.

— Да.

— Но мистер Брендон, поверенный деда, вероятно, написал кому-то в Лондон, быть может, прямо дирекции Скотланд-Ярда. Сегодня днем, у меня был полицейский инспектор и просил отдать ему список.

— И как же вы поступили?

— Сказала, что забыла его в Америке. Наступила минута, которой он так боялся. Ассигнации во что бы то ни стало должны быть у него в руках еще до конца месяца.

— Подозреваете ли вы кого-нибудь в краже этих денег? — спросила она.

— Да.

Она даже опешила от неожиданности.

— Харви… Простите, мистер Гаррард, что вы имеете в виду?

— Грейс, ваше подозрение подтвердилось. Вор находится в этом доме.

— Он сознался? Где деньги?

— Я получу их еще до конца этого месяца. Денег же там даже больше, чем вы рассчитывали. Положитесь на мое слово.

— Просто чудо! Я едва могу поверить в это. Но почему вор не избавился от них?

— У меня к вам большая просьба, Грейс. Когда-нибудь я сообщу вам его имя. Но до тех пор, пока все не вылепится окончательно, я бы не хотел этого делать. И, если можно, давайте обойдемся без вмешательства полиции. Пока у них нет списка, они бессильны что-либо предпринять.

Она улыбнулась и взяла его руки в свои.

— Ну, разумеется, Харви, я сделаю все, что вы хотите. Какое мне дело до того, кто вор? Я предоставляю все вам.

Он крепко сжал ее руки.

— Вы слишком доверяете мне, Грейс.

 

Глава 23

Ближе к вечеру они отправились в Рейн-лаф прогуляться по парку. Но там оказалось нелегко найти то уединение, которое искал Харви. У концертной эстрады была масса народа, и ему то и дело приходилось здороваться со знакомыми. Мужчины подходили к нему и уже не оставляли в покое, не познакомившись с Грейс. Им с трудом удалось раздобыть на озере лодку и укрыться на острове, где они наконец остались одни, жадно вдыхая свежий воздух, по которому так стосковались. Но вскоре пришлось вернуться в ресторан: Харви должен был позвонить Греторексу.

— У него все в порядке, — сказал он, вешая трубку. — Мы можем поужинать здесь. А потом выпьем кофе под деревьями и насладимся вечерней прохладой, слушая музыку.

Но его план едва не рухнул. Петти Мелинсон, родственница его жены, и Филип Бартлет, молодой бонвиван, пригласили их за свой стол, где собралось довольно большое общество. Харви колебался, и Грейс пришла ему на помощь:

— Вы забываете, что мистер Гаррард и я работаем весь день напролет, улыбаясь, сказала она. — Это наш первый свободный вечер, и тем не менее нам предстоит еще обсудить ряд деловых вопросов.

— Как жаль! — вздохнул Бартлет, взглянув на Грейс. — Ты и впрямь становишься коммерсантом, Харви. Я тебя не понимаю.

— Так было нужно. Пойдем, выпьем с нами по коктейлю, скоро уже семь.

Бартлет и Грейс прошли вперед к бару, Петти и Харви следовали за ними на некотором расстоянии.

— Что пишет Мильдред? Вы действительно продали свой дом на Керзон-стрит?

— Да. Мильдред вообразила, что мы разорены, продала дом и укатила на Ривьеру. Я снял квартиру в Олбани.

— Жизнь в Сити несомненно имеет и свои привлекательные стороны, — заметила Петти, выразительно посмотрев на Грейс. — Твоя секретарша просто очаровательна, Харви. Филип, кажется, того же мнения. И почему это мне не удается найти такого шефа, как ты!

— Научись сначала работать, — рассмеялся он.

— С каких это пор ТАКОЙ работе надо учиться?

— Ты просто глупая девчонка, Петти. Мисс Свэйл отличная стенографистка, машинистка и говорит по-французски не хуже, чем по-английски.

— Ну просто клад! Ты нанял ее через какое-нибудь агентство?

— Я удовлетворю твое любопытство, Петти. Более того, разрешаю тебе рассказывать об этом всем, кому хочешь, так как это святая правда. Она внучка старого друга нашей фирмы. Он умер в моей приемной. Она приехала сюда из Франции, и мы помогли ей.

— Неплохо состряпано, дорогой кузен. Но не беспокойся, ты такой милый старый оригинал, что о тебе не станут сплетничать.

Харви заказал столик в самой глубине зала. Этот ужин вдвоем у распахнутого окна, из которого виднелась густая листва деревьев и зелень лугов, надолго остался в их памяти.

— Я думала, такие местечки есть только в Париже. Как хорошо, что вы привели меня сюда.

— Я рад.

— Почему мы не встречаемся чаще? Я каждый вечер одна… А вы?

— Дважды в неделю я ужинаю в клубе с людьми, которые скучны мне до тошноты. От всех остальных приглашений я отказываюсь, потому что обычно до позднего вечера засиживаюсь в своем кабинете. А потом еду прямо домой.

— Ну разве это не глупо? Мы оба проводим время в одиночестве. Пожалуйста, мистер Гаррард, будьте благоразумны!

— Пожалуй, в ваших словах есть доля истины.

— Доля истины? Да я в свои двадцать два года знаю жизнь куда лучше вас!

— Возможно.

— Вы поступаете так из-за жены?

— Ей глубоко безразлично все, что я делаю.

— Я не хочу говорить о ней дурно, но мне кажется, что она глупа. Впрочем, я охотно ей это прощаю. Я даже рада тому, что она ведет себя именно так. Но вы-то должны быть умнее! Все, пора заняться вашим обучением.

Он вопросительно взглянул на нее и попытался отшутиться:

— Не надо торопиться. Это придет позднее. Они встали и вышли из ресторана. Она села под большим раскидистым платаном. Кельнер принес им кофе. Некоторое время оба молчали, слушая доносящуюся музыку. Внезапно он почувствовал прикосновение ее руки.

— Ответьте на один вопрос: я, вам нравлюсь?

— Вы сами знаете.

— Очень?

— Больше, чем мне хотелось бы. Она нахмурилась.

— Боже, как это похоже на вас! Ну почему ваши ответы всегда так сдержаны и односложны, особенно когда мы наедине?

— Вы мне слишком нравитесь, Грейс, и это меня пугает.

— Глупости! Как это человек может «слишком» нравиться, и чего тут бояться?

— Я — старик, к тому же женатый.

— Но, милый мой глупый друг, разве я этого не знаю? Разве я не добровольно приехала сюда с вами? Неужели вы до сих пор не поняли, что я знаю, чего я хочу?

— Не надо портить этот чудесный вечер, Грейс. Я считаю, что мы и так встречаемся достаточно часто, но если вы чувствуете себя одиноко, можно поужинать вместе в четверг, а потом поехать в театр.

— Завтра среда.

— Тогда давайте завтра, если хотите. Ее лицо расцвело сияющей улыбкой.

— Если вы устанете, то вовсе не обязательно ехать после ужина в театр. Мы можем пойти ко мне. Я угощу вас кофе.

— Грейс, не искушайте меня. Я не могу приходить к вам.

— Это еще почему?

— Мы живем в стране, где такие вещи не приняты.

— Вы говорите, как провинциал, мой дорогой Мафусаил. Если вы не придете ко мне, значит я приду к вам. Ваш кофе, конечно же, стократ хуже моего, но я все равно приду и буду ждать у дверей до тех пор, пока вы меня не впустите.

— Вы жутко упрямы.

— А вы?

— Ладно, — сказал он. — Быть может, я действительно делаю из мухи слона. Это страшно неблагоразумно, и все же ждите меня в гости.

— Ого! Первая победа! Вот уж не думала, что женщине так трудно убедить мужчину.

— Убедить… в чем?

— В том, что он для нее — все, — тихо ответила она.

— Грейс, вы заходите слишком далеко. Лучше пейте ваш кофе и слушайте музыку.

Несколько минут оба молчали.

Потом к ним подошел старый друг Харви, Бекинхэм, адвокат и член палаты общин, которого привел в тот день в парк Бартлет. Следом за ним появились Петти и Филип. Увидев, что Харви беседует с адвокатом, они пригласили Грейс покататься с ними по озеру. Она вопросительно взглянула на своего шефа, и тот кивнул ей:

— У вас есть полчаса, мисс Свэйл. Нам скоро пора уходить.

Он проводил ее взглядом. Грейс и Бартлет показались ему очень красивой парой…

Бекинхэм вынул портсигар и закурил.

— Я собирался навестить тебя, Харви. Как Мильдред?

Гаррард повторил ему все рассказанное им Петти и добавил:

— Ты мой самый старый друг, Джордж. Пожалуйста, прочти ее письмо, я получил его только сегодня.

Бекинхэм развернул листок. Письмо было датировано днем, когда Фардаль покинул Ниццу.

«Дорогой Харви!

Мильдред»

Твое последнее письмо просто возмутительно. Предложение о разводе крайне удивило бы меня, если бы я не увидела в одной американской газете фотографии, на которой ты запечатлен вместе со своей секретаршей. Я обратилась к своему адвокату и жду его рекомендаций. Но в одном я с тобой совершенно согласна: наш брак превратился в нелепый фарс, и, если ты, гарантируешь мне хорошее обеспечение, я, так и быть, дам тебе развод.

Бекинхэм сложил письмо и молча вернул его Харви.

— Мы всегда были чужими людьми, — сказал тот, — а этот кризис в делах ускорил разрыв. Для Мильдред бедность хуже смерти.

— Понятно, — медленно произнес Бекинхэм. — Мы с тобой старые друзья, Харви, и я займусь вашим разводом. Но что это за намеки относительно твоей секретарши? Это можно использовать на процессе?

— Упаси Бог! Она просто работает на меня, вот и все.

— Видишь ли, Харви, в наше время довольно опасно появляться повсюду с такой привлекательной молодой особой. В нее влюблены даже женщины, я уж не говорю о Филипе!

— Я отлично знаю, какие отношения молва приписывает шефу и его секретарше. Но это другой случай, Джордж.

— Ну хорошо, хорошо… Кто является поверенным Мильдред?

— Лэйк и Пауэл. Они составляли наш брачный контракт.

— Завтра же я к ним съезжу. Как фирма?

— Надеюсь вскоре преодолеть самое худшее.

— Я могу помочь?

— Никто в мире не может мне помочь, старина. Я сам должен или выплыть, или утонуть.

В это время появилась Грейс в сопровождении Бартлета. Она весело смеялась, но во всем остальном держалась крайне сдержанно. Завидев шефа, она ускорила шаг.

— Я хочу представить вам своего самого старого друга, — сказал Харви, когда Бартлет ушел, — Мистер Джордж Бекинхэм — мисс Свэйл…

— Если вы самый старый друг мистера Гаррарда, — заявила девушка, — то я его самый молодой друг. Быть может, противополжности сойдутся.

Прежде чем выпустить ее руку, Бекинхэм пристально посмотрел ей в глаза. Она выдержала испытание.

— Думаю, мы оба нужны ему, — сказал он.

 

Глава 24

На следующее утро Грейс, сидевшая у телефона, сообщила своему шефу, что с ним хочет поговорить мистер Поултон.

— Он чем-то взволнован, — сказала девушка, передавая трубку Харви.

Гаррарду показалась, что ее голосом с ним заговорила сама судьба, но взял себя в руки и спокойно ответил:

— Слушаю вас, мистер Поултон.

— Мистер Гаррард, у меня к вам большая просьба. Не могли бы вы заехать к нам на несколько минут, причем немедленно?

— А отложить никак нельзя? Скажем, до завтра? Я очень занят.

— К сожалению, нет, сэр. Дело крайне спешное. Если вы не в состоянии отлучиться, я сам к вам приеду.

— Не стоит беспокоиться, мистер Поултон, я что-нибудь придумаю. Речь снова идет о нашем счете?

— На этот раз нет. Со счетом у вас все в порядке. Но один из наших директоров очень хочет встретиться с вами. Долго мы вас не задержим.

— Я буду через пять минут. Он повесил трубку.

— Нельзя ли мне поехать с вами? — спросила Грейс.

— Зачем? — вздрогнул Харви.

— Просто хочется подышать свежим воздухом. Я не буду вам мешать, а пока вы будете в банке, подожду в автомобиле.

— Простите, Грейс, но я поеду один. Харви вошел в приемную заведующего банком, не выказывая ни малейших признаков смущения. Поултон, напротив, казался чрезвычайно встревоженным. Он даже забыл предложить своему посетителю сесть, но Харви, не дожидаясь приглашения, непринужденно расположился в кресле.

— Ужасная жара сегодня, мистер Поултон, но здесь у вас прохладно.

— Мистер Гаррард, позвольте представить вам Макальпина, одного из наших директоров.

Из темного угла зала вышел высокий, худой мужчина, которого Харви заметил только сейчас, и протянул ему костлявую руку. В нем нетрудно было сразу же признать шотландца.

— Наш банк с большой радостью следит за вашими успехами, мистер Гаррард, сказал он, — Сделка с американцами достойна всяческих похвал.

— Вы очень любезны, но полагаю, я вызван сюда не за этим.

— Разумеется, — ответил мистер Поултон. — Должен признаться, мистер Гаррард, что нас очень беспокоит одно обстоятельство. Вчера днем мистера Макальпина посетил инспектор из Скотланд-Ярда.

— Да?

— Инспектор пожелал узнать, — пояснил Макальпин, — не получали ли мы каких-либо американских ассигнаций. У него нет почти никаких сведений ни о их количестве, ни о сумме, но относительно одной банкноты — которая случайно была пущена в оборот — он располагает чертовски подробной информацией. И эта ассигнация, мистер Гаррард, находилась среди тех, что вы депонировали в наш банк.

— А причем здесь Скотланд-Ярд? Мистеру Поултону отлично известно, что эти деньги принадлежат не мне. Я получил их взаймы на определенный срок.

— И вы можете сообщить нам, каким образом и от кого были получены эти деньги?

— В данный момент я не могу сообщить вам имя моего друга, который мне их дал. Но непременно сделаю это, как только сочту возможным. Теперь же, господа, прошу внимательно меня выслушать. По определенным причинам мне хотелось бы скрыть тот факт, что я получил эти деньги в долг. Если бы я и далее был вынужден пользоваться ими, то, возможно, говорил бы сейчас с вами более откровенно. Наш долг вам составляет шестьдесят тысяч фунтов, из которых я могу уплатить пятьдесят тысяч в любой момент, хоть немедленно. И я хочу получить ассигнации назад, так как в гарантиях вы больше не нуждаетесь. Если вы на это не согласны, то любой другой банк в Лондоне с радостью переведет к себе мой счет у вас.

Мистер Поултон и директор слушали его с разинутыми ртами. Человек, которого они когда-то прижали к стенке, теперь перешел в наступление.

— Вы понимаете, что отношения между мной и лицом, давшим мне взаймы, продолжал Харви, — исключительно личного характера и оглашению не подлежат. Я намерен забрать у вас эти ассигнации, против чего у вас не может быть никаких объективных возражений. Если вы все же мне откажете, я обращусь в любой банк на Ломбард-стрит и поручу ему ликвидировать все мои рассчеты с вами.

— Вы правы, мистер Гаррард, — сказал Макальпин, — мы больше не нуждаемся в гарантиях, но вмешательство полиции сильно усложняет дело.

— Что вы имеете в виду?

— Скотланд-Ярд запретил нам выдавать вам ассигнации без своего особого разрешения.

— Но, помилуйте, причем здесь полиция? Выдайте мне деньги, и сегодня же они будут находиться в полном распоряжении их хозяина! И тогда пусть Скотланд-Ярд делает все, что ему угодно.

— Исполнить ваше требование означало бы — согласно формулировке полиции поощрять совершенное преступление.

Последовала напряженная пауза. Это отвратительное слово было, наконец, произнесено.

— Это ваше окончательное решение?

— Мы искренне сожалеем, мистер Гаррард, но в данных обстоятельствах, да.

— Здесь кроется какая-то тайна, — заметил Харви. — Кто сообщил в полицию? Я знаю, что хозяин денег к этому непричастен.

Поултон в ответ только пожал плечами.

Харви встал.

— Послушайте, — снова обратился он к директору, — ваш банк и наша фирма работают вместе уже сто сорок лет. Рискните, и, уверяю вас, никакого скандала не будет.

— Боюсь, что вы требуете невозможного, мистер Гаррард. Я советую вам обратиться к адвокату и как можно скорее.

— Вот советов-то у вас я как раз и не просил, — горько усмехнулся Харви. Прощайте, господа!

Он вышел на залитую солнцем улицу. Судьба нашла его самую слабую сторону и поразила именно туда.

 

Глава 25

Харви быстро справился с охватившим его отчаянием. Своим обычным, уверенным шагом он вошел в здание торгового дома и направился прямо в свой кабинет, где его ждала Грейс.

Она подошла к нему, словно желая показать какое-то письмо, и, впервые за все время их совместной работы, положила ему руку на плечо.

— Скажите мне, в чем дело, Харви. Я должна знать правду, какой бы она ни была.

— Вы все узнаете сегодня вечером, Грейс.

— Вы обещаете?

— Да. А сейчас позовите ко мне Греторекса. Когда кассир явился, Харви попросил его сесть.

— Дела идут неплохо, Греторекс, — начал он. — Фирма разрастается, деньги текут к нам рекой. Мне все сложнее и сложнее управлять делами в одиночку. Я знаю, что мой отец и дед и слышать бы не захотели ни о чем подобном, но, все же, намерен превратить наш торговый дом в акционерное общество.

— Очень мудрое решение, сэр. Сейчас самый подходящий для этого момент. За последнее время мы заключили ряд очень крупных сделок, и весь ход событий говорит о том, что они не последние. Есть смысл попросить мистера Чалмера составить план и взяться за реализацию вашей идеи.

— Спасибо, Греторекс, я знал, что найду в вас умного и доброжелательного друга. Распределить же акции я хотел бы следующим образом: часть вам, а часть — четырем назначенным нами директорам. Нам не нужны ни чужой капитал, ни чужая помощь. Люди, работавшие для нашей фирмы, будут впредь пользоваться доходами, которые она приносит.

— А как же вы, сэр?

— Я намерен стать генеральным директором. Мне не очень хочется посвящать всю свою жизнь коммерции, но еще на несколько лет моего терпения хватит. Вызовите Чалмера к трем часам, я хочу с ним поговорить. Да, кстати, проследите за тем, чтобы он все устроил как можно быстрее, я что-то устал и собираюсь поехать… куда-нибудь на… на некоторое время.

— Слов нет, сэр, уж если кто и заслужил отпуск, так это вы!

Харви невольно улыбнулся: если бы добрый Греторекс только знал, насколько двусмысленно прозвучали его слова!

— Пожалуйста, продумайте кандидатуры директоров, — продолжал он, — и составьте подробный доклад. После ухода мистера Чалмера мы снова поговорим.

Едва за кассиром закрылась дверь, Грейс тревожно спросила:

— Что все это значит? Вы уезжаете? Одно из двух: или вы возвращаетесь к жене, или вам грозит какая-то неведомая мне опасность. Вы должны мне все объяснить. Я имею право это знать.

— Право?

— Да, право. Разве я не доверила вам свою жизнь и судьбу? Если вам что-то угрожает, я не хочу оставаться в стороне.

— Вы первой обо всем узнаете.

Его ответ звучал довольно неопределенно, но в голосе и глазах читалась такая любовь, что Грейс и не подумала обижаться. Он сжал ее руку.

— Сегодня вечером? — спросила она.

— Вероятно.

Но когда он в восемь вечера, после напряженного рабочего дня, заехал за Грейс, чтобы отвезти ее на ужин, самого страшного еще не случилось. Они отправились в небольшой уютный ресторанчик. По его настоянию, девушка ушла с работы чуть раньше, чтобы успеть переодеться в новое платье. В нем она выглядела еще очаровательнее. Он смотрел на нее с восхищением.

— Пожалуйста, расскажите, что произошло в мое отсутствие, — попросила Грейс, потягивая коктейль. — Мне даже представить трудно, что вы обошлись там без меня.

— О, вас, разумеется, сильно не хватало, но все кончилось благополучно. Ровно в три часа прибыл мистер Чалмерс. Он был просто восхищен моим проектом. Оказывается, он написал книгу, в которой доказывает, что любая фирма, доведя свои дела до определенного рубежа, неизбежно должна превратиться в акционерное общество.

— Вы по-прежнему будете возглавлять фирму?

— Если не произойдет ничего непредвиденного, я становлюсь ее генеральным директором.

— Это вас устраивает?

— Более чем.

— А если мои деньги найдутся, смогу ли я купить несколько акций и остаться вашей секретаршей?

— Ну разумеется!

— Жаль, что приходится так долго ждать! Вам не удалось узнать ничего нового?

— Вы их скоро получите.

Подали ужин. После бокала шампанского Грейс принялась болтать о пустяках, и Харви, которому хотелось забыться, как мог поддерживал ее веселье. Когда кельнер ушел, она нагнулась к нему через стол и поцеловала его в губы.

— Вы счастливы?

Он крепко сжал ее руки.

— Самое большое счастье, Грейс, это быть с вами…

Около квартала, где находилась ее квартира, Харви отпустил авто. Когда они рука об руку поднимались по лестнице, Грейс тихонько рассмеялась:

— Теперь вы уже серьезно скомпрометированы, господин возлюбленный. Ваш кавалер уехал. Вокруг ни души. Мы с вами наедине. Вам не страшно?

Они остановились на площадке. Он поцеловал ее.

— Чего мне бояться? Через пятнадцать минут я буду дома. Вы же не захотели поехать танцевать, так зачем задерживать автомобиль?

— Танцы? О, это как-нибудь в другой раз, — лукаво ответила она.

Он прошел за ней в маленький уютный холл. Она кивнула ему на большой удобный диван и принялась варить кофе.

— Почему вы не курите?

— Я так счастлив, что совершенно забыл об этом.

Она оставила кофейник и подошла к нему, потом опустилась перед ним на колени и прижалась к его губам.

— Дорогой мой! Ну почему вы ведете себя, как чопорный старик? Это же глупо! Посмотрите на меня: я следую всем своим порывам.

— В вашем возрасте другого и не бывает.

— Помилуйте, в Париже двадцатидвухлетняя девушка — отнюдь не ребенок. Я женщина, Харви, и принадлежу вам!

Гаррард поцеловал ее в лоб, стараясь даже не смотреть на ее губы. Когда в кофейнике вдруг закипела вода, он возблагодарил небо. Она вскочила и вернулась к своему кофе, который приготовила с большой ловкостью и умением, а потом, с сияющим от счастья лицом, вынула из буфета какую-то бутылку странной формы. Это был апельсиновый ликер.

— Я случайно узнала, что вы любите этот напиток. В лавке надо мной долго смеялись, но я все равно купила его. А эти старинные бокалы прямо с Альбемарль-стрит.

Она подвинула столик ближе к дивану, налила кофе, наполнила бокалы и села рядом с ним.

— Теперь у нас есть все: папиросы, спички, кофе, ликер и мы сами. И, пожалуйста, поведайте мне наконец свою тайну. Помните, что я люблю вас и хочу разделить все ваши заботы.

Она склонила голову ему на плечо и почти утонула в его объятиях. Харви понял, что осталось лишь последнее средство, и сказал:

— Хорошо, я признаюсь вам. Я скажу вам то, что не доверил бы никому на свете. Она молча прижалась к нему.

— Но приготовьтесь к страшному удару. Так вот… деньги, ваши деньги украл я. Или одолжил… называйте это, как хотите. Я взял их в тот самый вечер, когда ваш дед умер у меня в приемной. И не смог получить их обратно из банка, помешала полиция. Теперь моей скромной персоной заинтересовался Скотланд-Ярд.

Она резко отодвинулась от него.

— Что за чушь? Вы хоть сами-то понимаете, что говорите? Я не верю!

— Но это правда. В тот день я засиделся в кабинете допоздна, а когда уходил то заметил свет в приемной. Я вошел туда и к своему ужасу увидел в кресле мертвеца. Это и был ваш дед. Мне забыли доложить о его приходе. Не зная ни имени, ни адреса старика, я открыл его портфель в поисках визитной карточки и обнаружил там огромную сумму денег в американской валюте.

— Но вы не сообщили об этом следователю!

— Конечно, ведь деньги украл я.

— Я не верю ни единому вашему слову! — со слезами в голосе вскричала она.

— Тем не менее это так. Могу лишь добавить, что, беря эти деньги, я пытался убедить себя, что беру взаймы. Банк требовал от меня большую сумму наличными или гарантий, поскольку дела фирмы тогда сильно пошатнулись. А фирму эту основал еще мой дед, и она была нашей семейной гордостью. Мысль о банкротстве была мне совершенно невыносима. И я рискнул, ничего не зная о том, есть ли у вашего деда родные или друзья, которым известно об этих деньгах. Ведь мое воровство вполне могло остаться недоказуемым! Я оставил вашего деда в кресле, спрятал банкноты в ящик своего стола, а на следующее утро прикинулся таким же удивленным происшедшим, как и все остальные. А потом передал ассигнации в свой банк в качестве гарантии.

— Деньги потеряны для меня? — спокойно спросила Грейс.

— Да нет же! Если бы не превратности судьбы, они давно бы уже были у меня, я отдал бы их вам и во всем признался. Банк больше не имеет на них никакого права, я ему больше ничего не должен. Но в последний момент вместо улыбки Фортуны я увидел ее угрюмый оскал. Я полагал, что меня арестуют уже сегодня. Но полиция, вероятно, ждет из Америки полного списка номеров банкнот. Завтра или послезавтра все будет кончено.

— Но, дорогой мой, причем здесь полиция?? Деньги в сохранности и — говорю вам от чистого сердца — я оставила бы их у вас, даже опасаясь потерять все, вплоть до последнего пенни. Скажите им, что я отдала вам их на хранение.

Он отрицательно покачал головой, но почувствовал, что с сердца упала огромная тяжесть.

— Грейс, вы способны простить меня ради нашей… ради наших отношений, или, по крайней мере, потому что все деньги целы. Но участь моя от вас не зависит. Она в руках полиции.

— Дикость какая-то! Я отдаю вам эти деньги. Они ваши. Их много?

— Миллион долларов.

— Отлично. Я их вам дарю. Ведь не можете же вы украсть то, что и без того ваше?? Кто вправе обвинить вас в этом?

— Закон.

— Я заявлю в полиции, что знала обо всем с самого начала, что дедушка сам передал их вам на хранение. Скажу, что уполномочила вас распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению. Вся эта история касается только нас двоих, какие пустяки!

— Вовсе не пустяки, дорогая. Не забывайте, что я мог потерять эти деньги.

— Что ж, тогда бы у меня остались вы сами. Вы, вероятно, считаете меня очень жадной до денег, потому что я так часто спрашивала о них, но это не так. Я, как и все женщины на свете, люблю красивые вещи и развлечения, но вас я люблю больше. Да я всю свою жизнь буду гордиться тем, что мои деньги спасли вашу фирму!

— Грейс, вы самый великодушный человек на свете.

Она обвила руками его шею и рассмеялась.

— Ну что вы такое говорите? Между двумя любящими друг друга людьми не может быть великодушия. Вернее, оно называется по-другому… Все, что принадлежит мне — твое.

Он попытался высвободиться, но тщетно.

— Грейс, умоляю вас!

— Ничего не хочу больше слышать! Мне надоело вечно спорить с вами по пустякам.

Пустите меня, я потушу свет.

Но он вцепился в нее изо всех сил.

— Вы считаете меня глупцом, Грейс. Возможно, вы и правы. Но только не думайте, что я не люблю вас.

— Так в чем же тогда дело…

— Вы сами знаете. Это звучит ужасно банально, но выслушайте меня. Моя жена разводится со мной. Процесс уже начат. Если вы действительно хотите выйти замуж за человека, который на целую вечность вас старше…

— Я не хочу ждать! Я люблю тебя. Пусть это преступно, пусть я никогда не смогу выйти за тебя замуж, но я не хочу ждать!! Останься со мной.

Она быстро встала и погасила свет. Харви не шевельнулся.

— Меня, возможно, ждет тюрьма, Грейс.

Подумай об этом, и давай подождем еще немного.

— Я не хочу ждать! — снова повторила она, раскрывая ему свои объятия, но он взял ее за плечи, нежно поцеловал в глаза и мягко отстранил.

— Я ухожу.

Обессиленная, она прислонилась к столу.

— Грейс!

Она не ответила, в ее глазах словно поселилась пустота… Внезапно он увидел, как ее рука потянулась к телефонной трубке и услышал ее бесцветный, безжизненный голос:

— Пожалуйста, соедините меня со Скотланд-Ярдом. Это срочно. Он молча слушал.

— Алло, старший инспектор? С вами говорит внучка покойного Эбинайзера Свэйла, которого обокрали в торговом доме «Гаррард и Ко»… Да, обокрали… Да, я знаю… Я тоже считала, что они где-то затерялись, но теперь точно знаю… Да, их украли… Человек, который нашел его мертвым в своей приемной… Харви Гаррард… Нет, я не ошиблась, его зовут именно так. Мой адрес? Пожалуйста: Хелси, 31… Пришлите кого-нибудь завтра утром.

Она повесила трубку и торжествующе посмотрела на стоящего у дверей Харви.

— Вы слышали?

— Да.

Внезапно в ее глазах словно вспыхнул свет, она глухо застонала и схватилась за голову. Увидев, что она падает, Гаррард подхватил ее и положил на диван. Несколько мгновений оба молчали.

— Я сошла с ума! — внезапно крикнула она. — Харви, скажи им это! Скажи, что у меня повредился рассудок!! — она горько расплакалась. Он хотел утешить ее, но не мог, чувствуя, как все внутри него словно замерзает.

Внезапно Грейс быстро взглянула на него, словно очнувшись от дурного сна:

— Харви, неужели я действительно сделала это?

Он не ответил. Она схватила его за руку.

— Я поклянусь под присягой, что это была не я! Я поклянусь, что потеряла способность соображать, что на меня нашло временное помутнение рассудка! Ведь я не навредила тебе? Не навредила?

— Конечно, нет. Им все и так давно известно.

— Теперь ты возненавидишь меня… Я потеряла тебя… Навсегда… О, ты не понимаешь, что значит любить! Я пойду за тобой в тюрьму, на каторгу, на смерть… Но я должна была… должна была терпеть!..

Он подложил ей подушку под голову и встал. Она была в полуобморочном состоянии. Стараясь не шуметь, Харви тихонько открыл дверь и вышел на лестницу. Ее последний крик еще долго звучал в его ушах.

 

Глава 26

На следующее утро, ровно в восемь, Харви был в своем кабинете. С девяти начались муки ожидания. Грейс никогда не опаздывала. Он прислушивался к каждому шагу. Всякий раз, когда открывалась дверь, его сердце замирало. Но пробило десять, а Грейс все не было. Он понял, что она не придет. А четверть одиннадцатого ему доложили о посетителе — мистере Робинсоне из Скотланд-Ярда.

— Проводите его сюда, но дайте понять, что я очень занят, — ответил Харви.

Инспектор вошел и сел на предложенный хозяином стул.

— Чем могу служить, господин инспектор?

— Мистер Гаррард, к сожалению, я явился по одному крайне неприятному делу. Однако хочу сказать, что, несмотря на неопровержимые улики, вся эта история остается для нас загадкой. Мой шеф прислал меня сюда поговорить с вами прежде, чем мы будем вынуждены исполнить свой долг.

— Всецело в вашем распоряжении, — ответил Харви и отодвинул в сторону кипу бумаг на своем столе.

— Сегодня мы ждем телеграмму из Америки. Как только она придет, мы отправимся в Южный банк и проверим все депонированные вами средства.

— Воля ваша.

— Вчера вечером нам позвонила некая юная особа, которая назвалась внучкой покойного мистера Свэйла и заявила, что вы обокрали мертвеца, сэр… Простите меня за столь резкие выражения, но я просто вынужден расставить все точки над Но когда сегодня утром мы пришли по указанному ею адресу, чтобы запротоколировать показания, девушки там не оказалось. Она уехала.

— До того как вы пришли? — с тревогой переспросил Харви.

— Вот именно. По какой-то причине она явно спешила. Девушка заплатила швейцару за квартиру и сказала, что не знает, когда вернется. Своего нового адреса она тоже не оставила.

— Странно, господин инспектор, очень странно… Вам так не кажется?

— Может быть, сэр. Вот я и пришел спросить вас, не хотите ли вы что-нибудь заявить по этому поводу?

— Нет.

Инспектор был заметно удивлен.

— Вы понимаете, сэр, что расследование будет продолжаться и в ее отсутствие… Но шеф просил особо обратить на это ваше внимание. Я должен напомнить вам, что против вас выдвинуто обвинение в присвоении чужих денег и их депонировании в банк.

— Но мой обвинитель исчез.

— Каким образом обнаруженная нами ассигнация попала в ваш банк?

— Она вместе с другими была передана в банк, чтобы находиться в целости и сохранности до тех пор, пока ее не востребуют.

— Вы хотите сказать, что сам банк не имеет на них никаких прав?

— Ни малейших. Наша фирма приносит ежедневную прибыль, которая и оседает на банковском счету. Можете передать своему шефу, что недавняя ревизия выявила излишек — в нашу пользу, разумеется, — более чем в 1 500 000 фунтов. Это легко проверить. Так зачем же, скажите на милость, присваивать чужие деньги, когда мне свои девать некуда?

— Вы правы, здесь еще много неясного…И я посоветовал бы вам, мистер Гаррард, в ваших же собственных интересах, быть с нами откровеннее. Уверяю вас, мой шеф вовсе не хочет доставлять вам лишние неприятности. На основании полученных нами сведений, мы могли бы действовать и по-другому, однако, как сами видите, стараемся обойтись без крайностей… Поэтому-то я и здесь.

— Передайте вашему шефу, что я ему весьма признателен. Скажите ему также, что история эта связана с некоторыми обстоятельствами, которые я предпочел бы не разглашать. Будь у меня возможность, я бы говорил значительно откровеннее и ради себя, и ради вас, но пока вынужден предоставить вам действовать всецело по вашему усмотрению.

— В таком случае нам придется отдать приказ о вашем аресте. Тогда вы вынуждены будете рассказать то, что сейчас скрываете от нас. На мой взгляд, вам следовало бы обратиться к своему адвокату.

— Я так и сделаю. Инспектор поднялся.

— Мне очень жаль, сэр, что наш разговор ни к чему не привел. Надеюсь, вам ясно, что мы со своей стороны сделали все возможное, дабы избежать неприятностей. Отныне вся вина за дальнейшее развитие событий ложится на вас.

— Вы действительно меня арестуете?

— У нас нет другого выхода, сэр.

— Но на каком основании? За кражу ассигнаций? Но как они могут считаться украденными, если хранятся в Южном банке? Если эта дама хочет перевести их на свое имя, то я не вижу никаких препятствий.

— Если подобная вещь еще возможна, сэр, то сделайте это сами, и немедленно. Прислушайтесь к дружескому совету… Но все равно, возвращение собственности не снимает вины, а только смягчает приговор. Простите мою откровенность, сэр. Всего доброго…

Беседа с инспектором, как ни странно, подняла Харви настроение. Он решил бороться до конца.

В тот же день Гаррард перевел миллион долларов на имя мисс Грейс Свэйл.

 

Глава 27

Ближе к вечеру в торговый дом «Гаррард и Ко» явился еще один посетитель. Это был Джордж Бекинхэм.

Харви сам встретил его у дверей, усадил в кресло и выложил все начистоту. Адвокат долго задумчиво качал головой.

— Да, старина, вы влипли по самые уши… А скажите-ка, банк вынудил вас депонировать эти ассигнации?

— Разумеется! Иначе я никогда в жизни не решился бы на воровство. Фирме грозил полный крах.

— Это ухудшает дело, Харви. Если бы ты просто отдал банку на хранение чужие деньги, то уже одним этим совершил бы преступление. Теперь же, когда полиция узнает, что в тот момент ты был в беде… Да, скверно, очень скверно!

— Ладно, старина. Я рискнул, и мне не повезло. Не возьми я тогда этих денег, фирмы Гаррарда больше бы не существовало. Я же спас ее и заработал полтора миллиона… Никто при этом не потерял ни пенса. Я не жалею, что поступил тогда так.

Бекинхэм нахмурился.

— Только не вздумай заявить об этом на суде, Харви.

— Разумеется… Но я действительно так считаю. Посмотри на эти портреты, Джордж. С них на меня смотрят лица людей, для которых фирма была гордостью и святыней. Я сам бы назвал себя преступником, если бы ничего не предпринял для ее спасения. Личный позор меня мало тревожит. Жить можно где угодно, не только в Англии.

— Конечно. Может быть, тебе дадут всего год, но даже два дня тюрьмы закроют для тебя двери многих домов…

— Я знаю. Англия, Париж и Ривьера потеряны для меня навсегда. Значит, уеду немного дальше.

— Твоей жене что-нибудь известно? Не это ли причина для развода?

— Мильдред умная женщина. Она наверняка инстинктивно почувствовала, что здесь не все чисто, хотя и не в курсе подробностей. Но моя жена свято полагала, что потеряет не меня, а фирму, то есть курицу, несущие золотые яйца. Ее просьба о разводе немного удивила меня, но потом я быстро понял: она хочет, пока еще ее красота не поблекла, заблаговременно обзавестись богатым мужем. Это ей, похоже, скоро удастся…

— Очень может быть. Выглядит она просто превосходно… Я хотел бы побеседовать с мисс Свэйл. Та история со звонком в полицию меня сильно тревожит. О, я далек от мысли, что она сознательно мстит тебе, просто дам ей один маленький совет.

— Я и сам охотно бы поговорил с ней, Джордж, но боюсь, что ее уже нет в Англии. Кстати, как пойдет мой бракоразводный процесс, когда я буду в тюрьме?

— Об этом мы еще успеем подумать. Наша главная задача — спасти тебя от тюрьмы.

— Что я должен делать?

— Пока ничего. Ждать. Пусть Скотланд-Ярд сделает первый шаг. Как только они начнут действовать, позвони мне.

Остаток дня Харви провел, как во сне. Грейс исчезла бесследно. Нарочный, посланный на ее квартиру, вернулся ни с чем. В семь часов Гаррард сам отправился в Челси. Но портье и ему не сообщил ничего нового. Тогда он вернулся домой, принял ванну, переоделся и, как обычно, поехал в клуб. Там он снова встретил Бекинхэма.

— Как хорошо, что ты здесь! — воскликнул адвокат. — Я уже готовился к ужину с самим собой. Кстати, мисс Свэйл спряталась не особенно далеко.

— Что ты имеешь в виду?

— По дороге сюда я заглянул в «Савой», где у меня была встреча с клиентом, и увидел ее в гриль-руме. Она ужинала с Филипом Барлетом. Я давно заметил, что он по уши в нее влюблен.

— Ты говорил с нею? — еле выговорил Харви.

— Нет, и теперь жалею об этом. Я узнал бы, по крайней мере, ее адрес. Но они не заметили меня, а я не хотел им мешать. Хочешь вина, Харви? Что-то ты скверно выглядишь…

Гаррард кивнул. Он не в состоянии был произнести ни слова.

 

Глава 28

В тот вечер за ужином Харви выпил больше обычного и говорил много и оживленно. Но это была лишь маска, за которой он пытался скрыть свою тоску. Тюрьма и позор не пугали его, но страх потерять Грейс грозил сломить его силы. То тихое бешенство, та истерика, что заставила ее донести на него, могла толкнуть девушку и на более ужасную месть. Внимательно следивший за ним Бекинхэм, словно читал по лицу его мысли.

— Послушай-ка, дружище, так не годится. Я понимаю, что у тебя на душе кошки скребут, но худшего ведь еще не случилось. Ты до сих пор великолепно держался и просто обязан доиграть свою роль до конца.

— Не беспокойтесь за меня, Джордж, это так, минутная хандра. Просто мне вдруг пришло в голову, что мы, строящие свою жизнь исключительно на принципах, круглые дураки.

— Да? Я так не считаю.

— О, ты-то не дурак, зато я глупец… просто глупец, понимаешь?

— Не очень. Выражайся яснее.

— В том то и дело, что не могу… Ты, старина, искренне пытаешься помочь мне. Но сейчас меня тревожит совсем другое. И здесь помогать мне бесполезно. Пожалуйста, оставь меня одного…

Бекинхэм слишком хорошо знал своего друга, чтобы обижаться. Он ушел, а Харви с видом смертника поехал в «Савой». Он медленно вошел в гриль-рум. Грейс там не было. Тогда, желая навести о ней справки, он направился в бюро отеля, но внезапно застыл, как вкопанный. Голова кружилась, кровь отхлынула от сердца… В одном из кресел холла сидела Грейс. Прежде чем он успел сделать хоть одно движение, она подняла голову, и их взгляды встретились. Девушка протянула руки ему навстречу. Ему показалось, что перед ним распахиваются врата рая.

— Грейс!

— Харви, ты!

Она подбежала к нему.

— Я думала уехать в Париж, хотела избежать встречи с полицией, но потом мне пришло в голову, что я нужна тебе здесь. Но в свою квартиру я вернуться не могла… Еще ничего не произошло?

— Ничего. Сегодня у меня был инспектор. Потом я говорил со своим адвокатом.

— Как ты узнал, что я здесь? — В клубе я встретил Бекинхэма, и он сказал мне, что видел тебя в гриль-руме в компании Филипа Барлета.

Она тотчас все поняла. Его расстроенное лицо и срывающийся голос красноречиво свидетельствовали о том, что он пережил.

— Харви! — рассмеялась Грейс. — Я зашла в гриль-рум пообедать и села в наш угол. Внезапно к моему столику подошел Филип и мы выпили с ним кофе. Потом он ушел со своими друзьями. Вот и все!

Харви облегченно вздохнул. Теперь ему казалось, что все это время мучился не он, а кто-то другой.

— Ты ужасно глуп, — прошептала она.

— Согласен.

Внезапно они заметили, что вокруг них полно народа.

— Куда мы пойдем? — спросил он. — Может, ко мне?

— Чудесно! Там мы сможем спокойно поговорить. Я предчувствовала, что ты придешь Они оставили отель и отправились в квартал Олбани.

Когда он ввел ее в свой салон и усадил в кресло, она осмотрелась с явным неодобрением.

— Какая роскошь…

— Да, для бедной ограбленной девушки… Но как бы там ни было, уже завтра ты сможешь позволить себе какую угодно роскошь. Теперь ты богата.

— Отлично. И сколько у меня денег?

— Около миллиона долларов. В наших деньгах — двенадцать тысяч фунтов в год. Завтра в десять ты пойдешь со мной в банк. Попроси их выдать несколько ассигнаций, тебе ведь нужны наличные. А потом получишь чековую книжку и сможешь тратить сколько душе угодно.

— Я всегда мечтала об этом, но теперь надо подумать о другом. Как мне помочь тебе? Он обнял ее и ответил:

— Я не хочу казаться пессимистом, дорогая, но надо честно смотреть в лицо реальности. У меня очень хороший адвокат. Полиция начинает действовать, и то, что единственная пострадавшая, то есть ты, против моего ареста, не имеет никакого значения. Я оскорбил не личность, а закон.

— Просто не могу поверить в это… Разве я не могу поклясться, что одолжила тебе эти деньги?

— Как? Ты тогда была еще в Париже! Ты можешь только заявить, что деньги возвращены тебе полностью. Это не изменит сути дела, но может смягчить приговор.

— Приговор?? — в ужасе вскричала она. — Неужели ты считаешь, что тебя посадят в тюрьму?

— Несомненно, хотя, возможно, и на короткий срок. Если бы ты согласилась меня ждать…

— Я не могу и дня прожить без тебя. Вчера вечером я вела себя, как безумная, как истеричка… Но ты должен простить меня. Я твоя навеки и буду ждать тебя столько, сколько потребуется.

— Тогда пусть они делают со мной все, что хотят. Бекинхэм надеется на мягкий приговор… А потом мы уедем заграницу.

— На свете немало мест, где мы могли бы поселиться, но я не постыдилась бы остаться с тобой и в Лондоне, или Париже. Какое мне дело до других, когда мы вместе?

Оба предались мечтам. Потом он отвез ее обратно в «Савой».

 

Глава 29

На следующий день из-за дорожных пробок Харви приехал в банк несколько позже обещанного. Грейс встретила его удивленным взглядом. Он рассмеялся и поцеловал ее в губы.

— Все, хватит, я больше не следую никаким правилам и предписаниям. И не хочу упускать случая поцеловать тебя. Скоро такой возможности у меня уже не будет.

Мистер Поултон принял их очень любезно.

— Это та самая дама, — сказал Харви, представляя Грейс, — чьи ассигнации я депонировал у вас. Вы перевели их на ее имя?

— Еще вчера днем, мистер Гаррард.

— Будьте добры выдать ей десять тысяч долларов, остальные же деньги пусть останутся на ее счету. Она сможет жить на проценты.

Грейс заполнила несколько формуляров, и ей выдали чековую книжку.

— Я знал мало женщин, которые бы разбогатели так внезапно, — заметил мистер Поултон. — Надеюсь, вы и впредь будете пользоваться услугами нашего банка.

— Я очень рада, что мои деньги так помогли мистеру Гаррарду, и готова предоставить их ему снова, если он в этом будет нуждаться.

— Вы настоящий друг, мисс. Они распрощались. На обратном пути ее настроение внезапно ухудшилось.

— Что я буду делать с двеннадцатью тысячами годового дохода, Харви, если тебя не будет со мной?

— Возьми себе в компаньонки старую француженку, поезжай в Италию и подыщи подходящее место для нашего медового месяца…

До часа дня они работали, как обычно. Потом отправились в «Савой» и пообедали в гриль-руме. Харви шутил и смеялся, стараясь развеять тревогу, все более овладевавшую сердцем Грейс. В половине третьего они вернулись в Бермондси. Едва Харви переступил порог своего торгового дома, он понял, что произошло. Встревоженный Греторекс шел за ним по лестнице.

— Вас ждут двое из Скотланд-Ярда, сэр. Я провел их в ваш кабинет. Они не пожелали сообщить мне причину своего визита.

— Отлично. Вы уполномочены подписывать чеки, Греторекс?

— Да, сэр, но с тех пор как вы здесь, я не делал этого.

Харви кивнул и вошел вместе с Грейс в приемную. Ожидавшие его люди поднялись ему навстречу. В одном из них Харви узнал давешнего инспектора.

— Инспектор Робинсон, сэр. Вы, вероятно, помните меня.

— Разумеется, господин инспектор.

— Мне очень жаль, сэр, но случилось именно то, чего я опасался. У нас ордер на ваш арест.

— На каком основании?

— Вас обвиняют в том, что вы украли у покойного мистера Свэйла 250 тысяч фунтов в американской валюте. Должен предупредить вас, мистер Гаррард, что все сказанное вами может быть обращено против вас.

— Но мое заявление ведь никому не повредит? — спросила Грейс.

— Конечно, нет.

— В таком случае, позвольте сказать вам, что мистер Гаррард вовсе не крал этих денег. Они принадлежат мне как единственной наследнице покойного, и я передала их в полное распоряжение мистера Гаррарда.

— Хотелось бы верить вам, мисс, но в день кражи вас не было в городе. Если хотите, мистер Гаррард, можете отдать последние распоряжения, и мы отправимся. Нам бы не хотелось создавать вам лишние проблемы. Мы можем даже подъехать к вокзалу на вашем автомобиле.

— Очень благодарен вам, господа. С вашего позволения, я просмотрю сегодняшнюю почту и скажу несколько слов управляющему.

— Пожалуйста, сэр.

Харви сел в свое кресло и подвинул к себе стопку писем. Сверху лежало одно в большом конверте с надписью: «Срочно, в собственные руки». Он вскрыл его и вынул два письма, одно — на бланке Южного банка, другое — в запечатанном конверте, адрес на котором был написан незнакомой ему рукой. Письмо из банка гласило:

«Дорогой мистер Гаррард!

Джеймс Поултон.»

Прилагаемое письмо найдено среди ассигнаций, которые Вы переписали на имя мисс Свэйл. Спешу переслать Вам, его в надежде, что оно окажется Вам, полезным.

Искренне Ваш,

Чтобы выиграть время он прочел эти строки еще раз. Его мозг лихорадочно работал. Еще не вскрытое им письмо несомненно было от Эбинайзера Свэйла. Дрожащей рукой он взрезал конверт и с сильно бьющимся сердцем пробежал глазами мелко исписанный листок.

— Странное совпадение! — произнес он наконец. — Письмо, которое я куда-то засунул и не мог найти, найдено теперь среди банкнот, депонированных мною в банк. Пожалуйста, прочтите его, господин инспектор.

Он протянул ему письмо Поултона. Тот прочел его и вернул Харви.

— Позвольте мне зачесть его вслух, господин инспектор, а потом передать в полное ваше распоряжение.

Инспектор согласился. Харви взглянул на Грейс и начал:

«Отель „Савой“, среда, вечер. Дорогой мистер Гаррард!

Эбинайзер Свэйл.»

Я пишу Вам, находясь в затруднительном положении, которое и вынуждает меня обратиться к Вам с просьбой. Я привез с собой из Соединенных Штатов один миллион долларов ассигнациями. Это почти все мое состояние, которое после моей смерти перейдет к Грейс Скэйл, моей внучке и единственной родственнице. Через несколько дней она приезжает сюда из Парижа. Вчера вечером у меня был острый сердечный приступ, и я чувствую себя совершенно разбитым. Меня очень беспокоит мысль о том, что я могу внезапно умереть, имея при себе такую крупную сумму. Поэтому я намерен посетить Вас и передать Вам ее на хранение. Прошу Вас выплачивать моей внучке проценты в сумме, которую Вы сочтете возможной, капитал же поместить в Ваше дело или какой-нибудь банк. Искренне надеюсь, что требую от Вас не слишком многого, и хотел бы напомнить Вам о своей многолетней дружбе с Вашим отцом. Это письмо будет лежать вместе, с ассигнациями на случай, если я не застану Вас в торговом доме.

Искренне преданный Вам,

Воцарилась глубокая тишина. Только Грейс тихонько вздохнула. Харви показалось, что портрет отца улыбается ему со стены.

Инспектор казался немного смущенным.

— Не позволите ли вы мне, сэр, еще раз прочитать оба письма? — спросил он.

— Разумеется, — ответил Харви и протянул их ему.

Тот снова углубился в чтение.

— Я хотел бы позвонить моему шефу, — наконец сказал он. — Можно ли устроить так, чтобы разговор этот был строго конфиденциальным?

— В коридоре три телефона. Любой из них в вашем полном распоряжении.

Инспектор шепнул своему коллеге несколько слов и вышел. Харви закурил. Грейс склонилась к нему и еле слышно шепнула:

— Ты что-нибудь знал об этом письме?

— Не имел ни малейшего понятия.

— Изменит ли оно что-нибудь?

— Это мы сейчас увидим.

Инспектор вернулся в кабинет и прикрыл за собой дверь.

— Мистер Гаррард, счастлив сообщить вам, что мое начальство отменяет ордер на ваш арест. Письмо мистера Свэйла лишает судебный процесс всякого смысла. Но все же я вынужден просить вас посетить Скотланд-Ярд вместе с мисс Свэйл и захватить оба письма с собой. По словам моего шефа, если вы сумеете доказать их подлинность, следствие по вашему делу будет прекращено.

— Не хотели бы вы вызвать также и мистера Поултона?

— Я уже позвонил ему. Харви встал.

— Что ж, — сказал он, обращаясь к Грейс, — думаю, у нас нет причин отказывать инспектору в его просьбе.

— Простите, сэр, — снова заговорил инспектор, — но у меня есть вопрос к мисс Свэйл… Скажите, что заставило вас заявить об ограблении?

— Об ограблении? Меня? Вы что-то путаете, инспектор.

— Но как же… а тот телефонный звонок?

— Я никогда не звонила в Скотланд-Ярд. Вас просто кто-то разыграл.

Инспектор был вконец сбит с толку.

Через час они покинули Скотланд-Ярд. Оба, немного утомленные происшедшим, молчали.

— Слава Богу, что дед написал это письмо! — вздохнула Грейс.

— И что Поултон нашел и прислал его. И все же я — вор.

— А я — лгунья, — признала она.

— Глупости! Я уверен, что инспектор не поверил ни одному твоему слову.

— Можно подумать, что кто-то поверил, будто ты вор!

 

Глава 30

Герберт Фардаль, нетерпеливо дожидавшийся Мильдред, поднялся ей навстречу. Она поздоровалась с ним приветливо, но немного рассеянно.

— Не вздумайте упрекать меня за опоздание. Посмотрите на часы — еще нет и половины первого.

— Но вы обещали прийти в двенадцать, дорогая.

— Ну и что? Меня ждет машина, поедемте, выпьем по коктейлю.

— Меня бесит не столько это вечное ожидание, сколько то, что я не имею права заезжать за вами прямо на виллу. Вы здесь уже год, а я там так ни разу и не был.

— Пожалуйста, Герберт, не начинайте все с начала. Вы знаете, мой развод идет своим чередом, и через три недели я буду абсолютно свободна. Не так уж долго осталось потерпеть. Не забывайте, что Харви следит за мной. Мысль о разводе всегда была ему ненавистна.

— Чушь! Это совершенно не в его характере.

— Дорогой мой, говорите тише, вы действуете мне на нервы.

— Но вы же принимаете на своей вилле других мужчин?

— Это наши старые друзья. Против них Харви не стал бы возражать. Вы единственный, кого он подозревает. А теперь серьезно. Это правда?

— Что именно?

— Да то, что я прочла сегодня в «Файненшел Тайме». Харви, якобы, основал акционерное общество с капиталом в два с половиной миллиона фунтов и уже получил десятипроцентные дивиденды.

— Да, это правда. Ему чертовски повезло.

— Значит, меня обманули! — возмущенно воскликнула она.

— Я вас не понимаю.

— Я, как и все, думала, что фирма лопнула, как мыльный пузырь. У Харви должна была остаться лишь годовая рента в тысячу фунтов, полученная по наследству от тетки, и я поручила адвокату отсудить ее для меня, чтобы иметь хоть какие-то деньги.

— Хоть какие-то? Но, дорогая моя, у вас самих рента больше трех тысяч!

— Вы что, смеетесь? Разве это сумма? Я дала ему свободу, а это стоит больших денег. Но я боялась, что вообще ничего не получу, и настояла на ренте в тысячу фунтов и подписала бумагу с отказом от дальнейших претензий.

Фардаль какое-то мгновение молча смотрел на нее, а потом разразился гомерическим хохотом. Она вынула платок и вытерла несуществующую слезинку.

— Что означает ваш дикий смех, позвольте узнать?

— Мильдред, дорогая, разве вы не видите, что во всей этой истории немало комичного? Вы продали дом и мебель, потому что предчувствовали опасность. Отлично. Вы обеспечили себе пожизненную ренту, которую Харви подарил вам на свадьбу. Прекрасно. Вы думали, что ваш муж разорен и отобрали у него последнее — жалкую ренту в тысячу фунтов! Очень благоразумно. Но если бы оставили ее ему, то получали бы сейчас еще пять тысяч в год.

— И вы находите это смешным!

— Простите, это глупо с моей стороны… Но зачем вам заботиться о деньгах? Вы и так получаете все, что хотите.

— Все, что захочу? — с издевательским смехом спросила она. — Да на это не хватит ничьих денег, в том числе и ваших хваленых сорока тысяч в год!.. Кстати, а нельзя ли аннулировать развод?

— И думать не смейте!! У вас четыре тысячи в год, В день нашей свадьбы я дам вам еще столько же. Для женщины, живущей с мужем, этого вполне достаточно.

— Восемь тысяч в год? Что ж, неплохо… для начала.

— Совсем неплохо, — иронически подхватил он.

— Ждать нам осталось недолго, дорогой, всего три недели. Почему бы вам не вернуться в Лондон и не приняться снова за работу? Я вовсе не хочу отвлекать вас от дел.

— Иными словами, вы предпочли бы, чтобы я оставался в Сити и зарабатывал деньги, которые вы бы потом тратили здесь, на Ривьере.

— Я обещала выйти за вас замуж, и если вынуждена пока что осторожничать, то это в наших общих с вами интересах.

— Порой ваша осторожность просто неуемна…

— Тише!! — вдруг зашипела Мильред. — Здесь Пэт и Филип!

Она поспешила навстречу входящим.

— Пэт, дорогая, ты выглядишь просто очаровательно! А я думала, вы оба еще в Англии… Представляете, я случайно встретила здесь мистера Фардаля. Ведь вы знакомы?

Кельнер принес еще стулья, и все общество село за столик. Вскоре к нему присоединились леди Софи Трун и Джек Мейсон, только что вернувшиеся с теннисной площадки.

Они выпили по коктейлю, завязалась оживленная беседа. Через какое-то время Мильдред снова заговорила о Харви.

— Я что-то очень за него тревожусь, — вздохнула она. — Он много работает и выглядит прескверно… Его здоровье явно подорвано.

Пэт Малинсон была девушкой откровенной и, кроме того, терпеть не могла свою кузину.

— Я полагаю, тебе о нем нечего беспокоиться. У него замечательная квартирка в Олбани и маленькая вилла в Борн-Энд. И чувствует он себя прекрасно.

— Как мило! — воскликнула Мильдред, но голос ее прозвучал фальшиво. Иногда я чувствую, что, должно быть, не права… Мне следовало отнестись к нему снисходительнее и простить его маленькую оплошность. Он ведь никогда раньше не позволял себе никакого флирта.

— Что ж, теперь он вполне вознагражден за монашеское прошлое.

— Серьезно?

— Ему очень везет, — продолжала Пэт. — Его секретарша самое очаровательное создание на свете. Филип, например, влюблен в нее по уши. Я ревновала бы, но это бессмысленно: она не видит никого вокруг себя, кроме Харви. Она была как-то у нас.

— С Харви?

— Конечно, они всегда вместе. Их счастье — предмет всеобщей зависти. Они собираются…

— Да?

— Прости, Мильдред, за своей болтовней я забыла о самом главном. Они собираются пожениться.

— Вот как… Мой муж… мой бывший муж обладает, по-видимому, качествами, которые до сих пор скрывал.

— Она поддерживала его в самые трудные минуты. Харви многое довелось пережить, — заметил Филип.

— Да, — поддакнул Фардаль, — фирма была на грани краха. Он даже приходил ко мне просить взаймы.

— Настоящий роман, как в книгах! — вздохнул Филип. — Она получила от деда миллион долларов, но продолжает работать у Харви.

— Друзья мои, — воскликнула Мильдред, не в силах больше этого выносить, давайте вместе пообедаем. Вы ведь присоединитесь к нам, мистер Фардаль? Пожалуйста, закажите угловой столик в «Отель де Пари».

Фардаль повиновался. Побыть с Мильдред наедине снова не удастся, ему придется платить за обед, но все гости принадлежали к высшему обществу Лондона, и он уже видел свое имя в газетах.

После обеда Мильдред села писать письмо. Оно стоило ей много времени и размышлений, но результат ее удовлетворил:

«Милый, Харви!

Мильдред.»

В последнее время я очень много думала о тебе, и мне страшно жаль, что дела и заботы крадут все твои силы. Мое решение развестись с тобой было принято слишком поспешно. Я предлагаю тебе прекратить процесс и приехать на несколько дней ко мне, на мою виллу, и мы начнем новую жизнь. Если это потребует жертв, я принесу их, лишь бы, мы снова были вместе.

Надеюсь, мой милый Харви, что тебе доставит столько же удовольствия читать это письмо, как мне — писать его. С нетерпением жду ответа.

Всегда твоя,

Она отослала письмо, и остаток дня хорошее настроение не покидало ее. Фардаль отвез ее в Канны, где она выиграла на его ставках изрядную сумму.

— Герберт, милый, мы можем поужинать здесь, а потом вернемся домой. Это вознаградит вас за обед. Пэт — глупая, злобная кошка, и я не верю ни единому ее слову о Харви и этой… особе.

— Но Филип все подтвердил.

— Да они просто сговорились! Пэт ненавидит меня и влюблена в Харви. Впрочем, это старая история… Так где мы ужинаем?

— Где хотите, главное, что мы наконец-то будем вдвоем.

Приподнятое настроение Мильдред продержалось недолго. Несколько дней она с лихорадочным нетерпением ожидала ответного письма и совсем перестала обращать внимание на Фардаля. Его сорок тысяч в год уже не казались ей слишком привлекательными, так он ей опротивел.

Вместо письма пришла телеграмма. Она вскрыла и медленно прочла ее.

«Твое письмо очень удивило меня. Развод уже подтвержден. Сегодня утром я обвенчался. Желаю тебе всего хорошего. Харви.»

Телеграмма выпала у нее из рук. Несколько мгновений она сидела, не шевелясь. Потом обессиленно опустилась на подушки.

Итак, остается только Фардаль. Что ж, лишние четыре тысячи в год ей не повредят, а муж… что муж? В конце концов, ну что такое муж? Надоест — она найдет другого.

Горничная приготовила ей голубое платье. Это был любимый цвет Фардаля. Мильдред вызвала массажистку, затем приняла ванну, выпила кофе и тщательно оделась. Ровно в обещанный час она вошла в «Кафэ де Пари» и встретила Фардаля многообещающей улыбкой.

— Герберт, давайте присядем, у меня для вас новости.

— Новости? — насторожился Фардаль, отлично знавший, что от этой женщины можно ждать всего, что угодно.

— Хорошие новости. Мой развод утвержден. Я свободна.

— Черт побери, да это же просто чудесно!

— Я прощаю вашу грубость, поскольку это действительно неожиданность. Я рада за вас. Вы были очень терпеливы, мой дорогой. И я вам страшно за это благодарна.

— Вы свободны! И можете делать все, что захотите?

— Абсолютно все. Как только придут бумаги, мы можем обвенчаться.

— Поедем в Париж! Там подобные вещи устраиваются намного быстрее. Мы можем отправиться сегодня же, а завтра обвенчаться в посольстве. Потом вернемся сюда, или проведем пару недель в Биарице.

— Но, дорогой Герберт, сначала следует покончить с делами.

— С делами??

— Рента, — тихо напомнила она.

— Из-за этого нечего терять время, — раздраженно воскликнул он. — Вы что, мне не верите? Раз я обещал четыре тысячи в год, то дам их. Но ждать я больше не намерен. Не перегибайте палку, Мильдред, мое терпение может лопнуть, Тише!

— Да это кого угодно может вывести из себя! Немедленно прикажите горничной уложить ваши вещи. Мы едем в Париж.

— Да постойте вы, торопыга этакий! Можно обсудить с вами один финансовый вопрос?

— Хорошо, только покороче.

— Вы зарабатываете сорок тысяч в год. И считаете, что при таком доходе четыре тысячи ренты для жены достаточно? А Ривьера? А приемы? А платья, наконец? Вы слушаете меня?

— О да, и с большим интересом. Продолжайте.

— Так вот, я и подумала, что вам следовало бы дать мне восемь тысяч в год. И я обещаю: в вашем доме будет вращаться высшее общество, а ваша жена станет самой шикарной дамой в Париже и Лондоне.

— Вам, я вижу, не чужд подход кокотки. Я же не на содержание вас беру, а замуж!

— Фу, как вы грубы!

— Правда не может быть грубой. Но оставим пока вашу ренту в покое. Вы согласны завтра же венчаться со мной в Париже?

— К чему такая спешка? Вы же знаете, как эти адвокаты вечно все затягивают… Я выйду за вас в тот день, когда получу документы на ренту.

— Ясно. Я ждал вас целый год, Мильдред. Для мужчины это просто безумие.

— Но ваше ожидание закончилось! Разве вы не рады?

— Брачный контракт будут составлять как минимум две недели.

— Что поделаешь! Если вы настаиваете, я сегодня же отправлюсь с вами в Париж, но ваши адвокаты должны немедленно приступить к делу. Когда же формальности будут завершены, мы обвенчаемся.

— Я хочу венчаться завтра, — упрямо повторил он.

— Это исключено. Велите уложить свои вещи. Я еду к себе и через полтора часа вернусь.

— Хорошо.

Он проводил ее до автомобиля. Вернувшись, Фардаль действительно приказал слуге уложить чемоданы, а сам сел писать письмо.

Когда через два часа Мильдред, в великолепном дорожном костюме, вернулась назад, портье протянул ей конверт. Она узнала почерк Фардаля, вскрыла письмо и прочла:

«Дорогая Мильдред!

Мое терпение иссякло. Вы самая эгоистичная женщина в мире, бесчувственная и бестактная. Вы корыстолюбивее любого лавочника в Сити! Я любил вас, и малейшего проявления благородства с вашей стороны было бы достаточно, чтобы сохранить мою любовь. Достаточно было простого дружеского рукопожатия, я не говорю уж о поцелуе! Но ждал я напрасно. Мне это осточертело. Когда вы вернетесь, меня уже здесь не будет. Прощайте навсегда.

Герберт Фардаль.»

Мильдред в ярости скомкала письмо, но давать волю гневу было неприлично вестибюль отеля кишел знакомыми. Пэт Малинсон отвесила ей издевательский поклон.

— Держу пари на пять фунтов, — шепнул Пэт Филип, — что он оставил ее ни с чем.

* * *

Прошло два года. В Монте-Карло начался новый зимний сезон. Поздно вечером в «Кротоне» сидела небольшая компания. Там было три молодых пары — Харви и Грейс, Пэт и Филип, Джек и Софи. К ним подошел француз и поздоровался с Бартлетом, который представил его остальным как своего старого знакомого.

— Я прихожу сюда каждый вечер, это самое веселое место. Нигде больше не встретишь столько оригиналов одновременно. Вон там, например, сидит ваша землячка — я забыл ее имя — с наемным танцором.

Филип хотел толкнуть француза под столом ногой, но опоздал. Лицо Харви вытянулось. За столиком сидела Мильдред с каким-то прилизанным брюнетом.

— Эта дама, — продолжал француз, — яркий пример того, как действует на людей сама атмосфера курортов. Она принадлежала к высшему лондонскому обществу, была богата, а потом, говорят, развелась с мужем из-за какого-то пустяка. А несколько месяцев назад встретила здесь этого жиголо и влюбилась, как кошка…

Все напряженно молчали. Француз смотрел на них с искренним удивлением. Наконец Филипу удалось лягнуть его. Он сразу же все понял и встал.

— Простите, — серьезно сказал он. — Я, кажется, был нескромен. Если эта дама ваша знакомая, я тысячу раз извиняюсь.

Он ушел. Харви достал папиросу и закурил.

— Если это правда, — сказал он, — то правда весьма печальная.

Мильдред испуганно озиралась по сторонам.

— Пожалуйста, налейте мне шампанского, скорее. И выпейте вместе со мной, обратилась она к своему спутнику.

— Что беспокоит вас, мадам? — спросил тот с почти беззастенчивой чувственностью.

— Призрак!..

Грейс и Харви возвращались в отель одни. Она прижалась к нему.

— Ты расстроен, Харви?

— О, нет. Мильдред всегда и во всем обманывала меня. Даже в последнюю минуту она пыталась лишить нас нашего счастья. Мне жаль ее, но это все.

— Благодарение Богу, ей это не удалось, тихо прошептала Грейс.

Они посмотрели друг на друга, и их губы слились в долгом поцелуе.