И я услышал трубу: мир отворил загородки и белой звездой у меня на лбу гласом железной глотки бросил вызов и начал борьбу. Соленый запах смерти таков, что липнет, грохочет во мне и растет, чувства выходят из берегов, молния радуги — я вперед выбрасываю острия рогов. Вы ревете: «Еще быка!» и скоро вашим запахом пресным осквернятся мои бока, и громом небесным разорвет облака. В золото с черным одетый, тащит меня матадор в бурю кипящего света, и, выставленный на позор, вижу бабочку алой мулеты. Пикадоры-москиты… нет, не достать мне врагов, и в глазах — от боли — букет бронзовых лепестков, и трещит, ломаясь, хребет. Два черных вихря в туче песка, плащи развернув, как крылья, издалека четыре стальных бандерильи втыкают в мои бока. Ах, настежь ворота и на простор туда, где в былые дни я щипал траву среди рек и гор, где лишь оводы и слепни досаждали мне до сих пор. Все окрасил кровавый цвет, и в загривок мой, в муравейник, вонзает язык муравьед… Гул в ушах… затянут ошейник, и ничего больше нет. Налажена западня подгоняя щелканьем звонким, на арену дня в ливень красных гвоздик, на забаву подонкам за глотку потащат меня.