Иветт посмотрела на маленькие бронзовые часы на каминной полке. Уже почти восемь. Джеффри прав. Нужно что-нибудь съесть. Но после бесплодных попыток проглотить хоть кусочек она сумела лишь выпить чаю. У нее не было аппетита, но присутствие Джеффри успокаивало сильнее всего.
В гостиную вошел Грейнджер, на его всегда добром лице была тревога.
– Мисс Иветт, лакей Дэвис только что принес сообщение от вашей сестры. Ее маленькая дочурка совсем разболелась, у нее сильная лихорадка, и мисс Лизетт не может ее оставить. Она сожалеет и придет так скоро, как только сможет.
У Иветт сердце упало от такой новости. Бедная малышка Элизабет. Конечно, Лизетт нужно оставаться с ребенком. Иветт о другом и не помышляла. И все-таки она рассчитывала, что сестра приедет в Девон-Хаус. Чтобы помочь матери. Чтобы поддержать ее, Иветт.
Лицо Джеффри помрачнело.
– Спасибо, что сообщили, Грейнджер.
Дворецкий снова посмотрел на Иветт:
– Могу я чем-то помочь, мисс? Только прикажите.
– Нет, спасибо.
Грейнджер кивнул.
– Пожалуйста, дайте мне знать, если понадобится помощь, – сказал он и вышел.
Снова на глаза Иветт навернулись слезы. Лизетт сегодня не приедет в Девон-Хаус. Теперь Иветт одной придется заботиться о матери, даже без помощи сестер. У нее нет выбора, надо справляться в одиночку. Она молча молилась, чтобы мать не умерла. Иветт не могла вынести мысли, что это произойдет, когда она будет одна.
– Ох, Джеффри, Лизетт не придет… – Едва способная дышать, она смотрела на него.
Джеффри молча притянул ее в свои сильные руки.
– Я здесь, и не оставлю тебя, Иветт, – прошептал он, успокаивающе поглаживая ее по волосам.
– Я так по ним всем скучаю, – всхлипнула, уцепившись за него, Иветт.
Она скучала по Колетт и Люсьену, по своим племянникам Филиппу и Саймону. Дом без них в последние два месяца казался таким пустым. Иветт не могла припомнить время, когда рядом с ней не было хотя бы одной из сестер. И с тех пор как она переехала в Девон-Хаус, кто-то из них всегда находился рядом. Теперь все переменилось.
Никогда в жизни она не чувствовала себя такой потерянной и одинокой.
– Я знаю, милая, – пробормотал Джеффри. – Я тоже по ним скучаю.
Джеффри какое-то время держал ее, и она напитывалась его силой. Он понимал, что она чувствует, потому что в определенном смысле это была и его семья. Иветт медленно высвободилась и сделала глубокий вдох.
– Прости. Обычно я не такая плакса. Спасибо тебе.
Джеффри одарил ее своей самой теплой улыбкой, от которой таяли женские сердца.
– Не за что.
Он выглядел таким невероятно красивым, когда улыбался, и она почти забыла, что в этом доме произошло. На миг прикрыв глаза, Иветт откинулась на подушки софы, плотнее закуталась в одеяло и поджала ноги.
– Опомниться не успеешь, как твоя мама поправится, сестры съедутся домой к Рождеству, и все будет хорошо, – сказал он и взял в руки ее правую ногу. Медленно он расшнуровал маленький черный ботинок.
– Надеюсь, ты прав. – Удивленная его действиями, Иветт затаила дыхание, когда он мягко снял ее ботинок, как зачарованная она наблюдала за его движениями.
– Конечно, прав, – сказал он. – Я всегда прав. – Он снял с нее левый ботинок и положил ее ноги себе на колени.
Это было шокирующе интимное действие с его стороны, но Иветт не возражала. В этот страшный ноябрьский вечер она позволила лорду Джеффри Эддингтону снять с нее ботинки. Она чувствовала заботу и ласку мужчины, который так легко вызывал в ней чувство покоя и безопасности.
– Ты помнишь, как я впервые встретил тебя, Иветт? – спросил он, машинально растирая ее ноги. Он нажимал большими пальцами на точки ступней, снимая напряжение.
Никто прежде не касался ее ног, ощущение было слишком волнующим, чтобы легко его вынести. Ей пришлось собраться с мыслями, чтобы ответить на вопрос Джеффри.
– Это было в магазине, насколько я припоминаю.
Продолжая неторопливо растирать ее ноги, он заговорил:
– Я познакомился со всеми твоими сестрами даже раньше, чем с тобой. Но помню, что в тот день ты была в красном платье, карабкалась по стремянке, выглядела просто восхитительно и отчаянно старалась вести себя как маленькая леди.
– Платье было темно-синее с красными полосками и красными лентами, я его так любила! – Иветт улыбнулась, странно растроганная тем, что Джеффри помнит о ней даже такие незначительные подробности.
– Ты была еще подросток, но я все равно знал, что ты самая хорошенькая из сестер Гамильтон.
Жаркий румянец вспыхнул у нее на щеках.
– Джеффри!
– Это правда. – Он подмигнул ей.
– Я помню, ты был такой лихой щеголь. И склонился над моей рукой как рыцарь.
– Я так поступил? – рассмеялся Джеффри.
– Именно так, и я чуть в обморок не упала. Потом Джульетт выпроводила меня из комнаты. Но в тот день у тебя на лице была ужасная ссадина.
– Ах да. – Он широко улыбнулся Иветт и, припоминая, потер щеку под глазом. – Я и забыл об этом. Люсьен ударил меня.
– Люсьен? – изумилась Иветт. – С чего это он тебя ударил?
– Это долгая история, и не мне ее рассказывать. Короче говоря, мы с Джульетт вмешивались в его роман с Колетт. Так что я получил по заслугам. Но сколько тебе было тогда, Иветт?
– Мне исполнилось тринадцать в тот год, когда Колетт встретила Люсьена, и мы все познакомились с тобой.
– А теперь? – Он продолжал растирать ее ноги.
– В январе будет двадцать один.
– О, да ты совсем взрослая! – Его синие глаза пристально смотрели на нее. – И я прав.
– В чем?
– Ты самая красивая из всех твоих сестер.
У нее на миг дыхание перехватило, в ответ она смогла только охнуть.
– Это чистая правда.
У Иветт сердце подпрыгивало от настойчивого взгляда его синих глаз. Медленно она высвободила ноги из его рук и поджала под себя.
– А тебе сколько?
– Тридцать три.
– И ты до сих пор холостяк! Тебе давно следовало подыскать невесту. Люсьен давным-давно женился на Колетт, а вы с ним ровесники. Как тебе удалось сохранить свободу, Джеффри, когда все женщины без ума от тебя?
Выражение его лица сделалось серьезным.
– Немногие захотят выйти за незаконнорожденного сына. Ты знаешь это не хуже других, Иветт.
– Это неправда.
– Ты вышла бы за меня?
Она неловко хихикнула от его вопроса, в котором, казалось, содержался какой-то глубокий подтекст, которого она не могла понять.
– Нет, конечно, нет. Я никогда бы за тебя не вышла. Но не из-за твоего происхождения.
Он смотрел на нее внимательно, почти со скептицизмом.
Она заколебалась, прежде чем продолжить, испытывая странное чувство, словно оборонялась.
– Нет… Я не могу выйти за тебя, потому что слишком хорошо тебя знаю, Джеффри.
– Как это понять? – нахмурил он брови.
– Я знаю, какой ты.
– Нет, – криво улыбнулся он. – Ты только думаешь, что знаешь, какой я.
– Ты восемь лет был членом нашей семьи, Джеффри, так что я уверена, что кое-что о тебе знаю.
– Умоляю, продолжай. – Его глаза весело заискрились от ее замечания.
– Я в курсе твоих… – Иветт старалась подобрать приличные слова, чтобы выразить то, что она хотела сказать. – Я в курсе, что у тебя была масса развлечений с определенным типом женщин.
– И какой именно тип ты имеешь в виду?
– Мы уже обсуждали это раньше, – махнула рукой Иветт. – Актрисы. Танцовщицы. Вот какой тип.
– Да, это правда, – честно признался он, пожав плечами. – А ты знаешь, почему я развлекаюсь, как ты изящно выразилась, именно с таким типом женщин?
Иветт поймала себя на том, что разговор ее странно завораживает.
– Почему?
– Потому что их не волнует, что я бастард. Для них это не имеет ни малейшего значения. Они любят меня ради меня самого.
– И я люблю тебя ради тебя самого. – Слова вырвались у нее раньше, чем она успела сообразить, что говорит. Потому что это была правда.
В комнате стало тихо, они долго молча смотрели друг на друга. Иветт заморгала первой.
– Ты думаешь, я не знаю, что почти все матери велят дочерям держаться от меня подальше? – продолжал Джеффри. – Что твоя тетя Сесилия отгоняла Колетт и Джульетт, когда я с ними познакомился?
– Но это из-за того, что ты возмутительно флиртовал и вообще вел себя как обаятельный повеса, Джеффри! – со смехом возразила Иветт. – Твоя репутация бежит впереди тебя.
– Нет, из-за того, что многие матери считают меня недостойным брака с их дочерьми. А меня это вполне устраивает, поскольку и я не жажду на них жениться. В судьбе незаконнорожденного сына есть свои преимущества. От меня не требуется продолжить род, следовательно, на меня не охотятся, не заставляют жениться, чтобы произвести на свет наследника.
– Но разве ты не хочешь когда-нибудь завести детей? Иметь собственную семью?
– Хочу, конечно. – Джеффри сделался тихим, почти задумчивым. – Сказать правду, я никогда над этим особенно не задумывался. Однако в последнее время это приходит мне на ум.
Иветт вдруг припомнила день в доме Лизетт, когда Куинтон Роксбери заметил, что она и Джеффри похожи на семью, играя с маленькими Чарлзом и Кристофером.
– Ты казался таким естественным с детьми Лизетт.
– О, я люблю чужих детей. – Выражение лица Джеффри смягчилось. – Я просто не думал иметь собственных. А ты ведь хочешь детей?
– Количество моих племянниц и племянников пугающе растет, я не хотела бы иметь столько детей, сколько у моей мамы, но… в общем-то, да, я хотела бы иметь детей.
– Законных детей, – сухо заметил он.
Иветт с сочувствием смотрела на него. Разговор принял необычный характер, она никогда не видела Джеффри таким задумчивым.
– Именно это беспокоит тебя?
– Беспокоит, конечно, но не так, как в детские годы, когда мальчишки в школе третировали меня. Дети могут быть жестоки. Мне повезло, что Люсьен Синклер оказывал мне дружескую поддержку.
– Как вы познакомились? – спросила обуреваемая любопытством Иветт.
– В Итоне. Нам было лет десять-одиннадцать, мы были самые младшие. Он услышал, как один мальчик, Уолтер Брокуэлл, назвал меня бастардом. Люсьен ударил его по лицу, его за это чуть не исключили. После этого случая никто из мальчишек меня больше не задирал. Годы спустя Люсьен сказал мне, что в то время даже не знал, что означает термин «бастард», он просто понял, что мальчишка насмехается надо мной. В тот день он заслужил мою вечную преданность, и с тех пор мы стали друзьями.
– Я не знала эту историю. – Иветт пыталась представить Джеффри учеником, которого дразнят в школе за то, в чем он не повинен. Она почти могла вообразить красивого маленького мальчика с черными волосами, дерзкими синими глазами и светлой кожей, печального, но улыбавшегося, словно его ничего не волнует.
– Но моя дружба с Люсьеном, который был мне как брат, – продолжал Джеффри, – принесла пользу, которую я не мог предвидеть в детстве. Это через Люсьена я познакомился со всеми барышнями Гамильтон. Вы стали для меня семьей, которой у меня никогда не было. Семьей, иметь которую в глубине души я всегда хотел.
Иветт вернулась мыслями в прошлое. Да, Джеффри присутствовал на всех их семейных собраниях и праздниках. Он покорил их всех. Даже Женевьева его обожала. Он действительно стал членом их семьи, но Иветт никогда не задумывалась о его родных. Конечно, она не раз встречала отца Джеффри, герцога Ратмора. Он был такой же, как Джеффри – красивый и обаятельный, вот почему все считали Джеффри его сыном. Но никто не упоминал о его матери. Иветт знала сплетни, но сообразила, что никогда не слышала, чтобы Джеффри говорил о своей матери.
– А как насчет твоей матери, Джеффри?
– А что насчет нее?
– Ну, ты часто с ней видишься? Какая она? Ты близок с ней?
– Она замечательная женщина, да, я часто с ней вижусь. Она живет в пригороде Лондона. – Помолчав, он спросил: – Ты хотела бы с ней познакомиться?
Иветт на миг оцепенела.
– Да, конечно, я была бы рада с ней познакомиться. – Она действительно хотела встретиться с женщиной, которая учинила такой скандал и родила Джеффри.
– Я ей многое о вас рассказал, – сказал он.
– Правда?
– Да, она немало наслышана о барышнях Гамильтон. И знает, как много вы значите для меня.
– Ты тоже очень много для нас значишь, Джеффри. – Иветт интонацией подчеркнула слово «нас», но на самом деле она хотела сказать ему, как важен он для нее в этот момент. Но ей вдруг стало неловко развивать эту мысль. Вместо этого она спросила: – Джеффри, я задавалась вопросом… Что привело тебя сегодня к нам? Мы тебя не ждали.
Он беспечно пожал плечами:
– Я не видел тебя несколько дней, поэтому решил зайти поздороваться, посмотреть, как вы с матерью поживаете. Вот и все.
Пока Люсьен и Колетт находились в Америке, Иветт видела Джеффри Эддингтона куда чаще, чем обычно. Он, похоже, появлялся везде, где бывала она. Ее подозрения наконец вырвались наружу.
– Люсьен или Колетт попросили тебя присмотреть за мной?
Он уклончиво улыбнулся:
– Ну как тебе сказать…
Этого ответа для нее было достаточно. Она особенно даже не удивилась.
– Им не нужно было беспокоиться и просить тебя. Спасибо, что нашел время в своем графике, чтобы изображать няньку. Уверяю тебя, в этом нет необходимости.
– Мне это только приятно, Иветт, – понизил он голос, – я сделал бы это, даже если бы Люсьен не просил меня. Так что не буду лукавить. Проводить с тобой время мне доставляет удовольствие.
– Правда?
– Да. – Он заглянул в глубины ее глаз, и Иветт охватило странное ощущение.
Весь вечер оказался каким-то нереальным. Шли часы, они оставались вдвоем, уютно устроившись около огня. Никогда прежде она не была столь близка с мужчиной.
Было около полуночи, когда дверь спальни Женевьевы распахнулась, и в гостиную наконец-то вошел доктор Карлайл.
Увидев его, Иветт буквально взлетела с софы.
– Как она?
– Ваша мама сейчас спокойно отдыхает, мисс Гамильтон. Я дал ей настойку опия, чтобы она уснула. Похоже, у нее был приступ апоплексии. Последствия будут ясны только утром, когда она проснется. Не исключены частичный паралич правой стороны и невнятность речи. Трудно сказать наверняка. А пока ей нужно как следует отдохнуть.
– Но ведь она поправится? – едва слышно произнесла Иветт. – Она… не умрет?
Доктор с сочувствием покачал головой:
– Нет, дорогая, сомневаюсь, от того, что я сказал, обычно не умирают. Но до утра ничего нельзя сделать, пока она не проснется. Ее горничная с ней, я оставил инструкции. Поэтому предлагаю вам обоим поспать. Завтра будет трудный день. Сейчас я уйду, а вернусь завтра в полдень осмотреть миссис Гамильтон.
Иветт обратилась с просьбой:
– Можно мне ее увидеть?
– Да, конечно, но она сейчас под воздействием сильного лекарства и даже не поймет, что вы находитесь рядом.
– Мне просто нужно увидеть ее, убедиться, что с ней все в порядке. Спасибо, доктор Карлайл, – сказала Иветт.
– Доброй ночи, мисс Гамильтон. Лорд Эддингтон. – Доктор приподнял шляпу и вышел из комнаты.
Оглянувшись на Джеффри, который снова сел на софу и кивнул, Иветт поспешила в спальню матери. В комнате было темно, только на ночном столике горела маленькая лампа. Иветт неслышно прошла по ковру к большой кровати с балдахином. Женевьева казалась маленькой и хрупкой, ее седые волосы разметались по подушке, она была бледна как призрак.
Иветт нежно взяла вялую руку матери.
– Мама, я здесь. Если я понадоблюсь, я рядом. Все будет хорошо. Доктор сказал, что ты скоро поправишься. – Не зная, слышит ли ее мать, понимает ли ее слова, Иветт все же их произнесла.
– Ложитесь, мисс Иветт, – сказала Фанни, преданная помощница матери. – Уже поздно. Я буду спать здесь, на маленькой софе на всякий случай, так что не беспокойтесь. Вы понадобитесь ей завтра, когда она проснется.
– Да, я знаю, Фанни. Спасибо. Мне спокойнее, что вы с ней.
– Скоро миссис Гамильтон будет в полном здравии. Вот увидите.
– Спокойной ночи, мама. – Иветт поцеловала мать в щеку. Потом повернулась к сиделке: – Доброй ночи. Надеюсь, вы тоже сможете немного отдохнуть, Фанни.
– Конечно. Не беспокойтесь обо мне. Доброй ночи, мисс Иветт.
С тяжелым сердцем Иветт неохотно вышла и вернулась в гостиную, где с нетерпением ее ждал Джеффри. Он встретил ее у двери и повел к софе.
– Как она? – спросил он.
– Она сейчас спит, по словам доктора, мы до утра не узнаем, что с ней на самом деле. Господи! Я надеюсь, ее не парализовало. – Иветт медленно осела на софу, ноги у нее слишком ослабли, чтобы держать ее.
– Тебе нужно лечь, – предложил Джеффри.
– Нет, я лучше останусь здесь, на случай если она проснется и позовет меня. – Чувствуя себя виноватой, что задержала Джеффри на целый вечер, Иветт сочувственно взглянула на него. – Тебе не нужно оставаться со мной, Джеффри. Ты был так заботлив, но мне уже стало лучше. Ты можешь ехать домой.
– Здесь мой дом, и я не уеду, пока ты не отправишься спать.
Искренняя нежность его слов сломила Иветт, она не могла остановить катившиеся по щекам слезы.
Джеффри мгновенно оказался рядом и снова взял ее в кольцо сильных рук.
– Ш-ш… Иветт, все хорошо, – успокаивая, прошептал он.
Слабость одолела Иветт. Уткнувшись Джеффри в плечо, она позволила ему притянуть ее ближе. На этот раз она рыдала как ребенок. Эмоции, которые она держала под контролем всю ночь, вырвались на свободу, когда она оказалась в сильных, теплых объятиях Джеффри Эддингтона.