Пролог

… Пан подкаштелян Антоний Пясота последний раз был в этой замковой бане всего два дня назад. Он парил свои заскорузлые кости, пытался избавиться от блох-прилипал, гнид и клопов. Пясота дышал волшебными ароматами благовоний. Однако послание, которое пану подкаштеляну тайно подложили сегодня ночью под дверь его усадьбы, не заставило его долго ждать. Антоний Пясота снова оказался у этой же замковой бани. Подло пискнули скрипучие дубовые двери. Он осторожно зашел в темную раздевалку. Снял толстый жупан, повесил его на ржавый гвоздь и прошел дальше в опочивальню. Там он зажег огнивом две толстые восковые свечи. У пана Антония Пясоты чего-то вдруг участилось сердцебиение. Эта подлая аритмия, звеня словно мелкие монеты в лавке, отсчитывала последнее часы его жизни. Долго Пясоте ждать не пришлось. Из тени у стены, вдруг отделился сгорбленный субъект в монашеской сутане с капюшоном. В опочивальне запахло сыростью и гнилью. Больное сердце пана подкаштеляна тревожно заныло. Субъект кивнул Пясоте и сам присел за стол напротив него. Пан подкаштелян был на полтора, а то и две головы выше своего жалкого оппонента. Но у этого существа были достаточно сильные и длинные руки. Как цыганские плети.

— Я смотрю, что ты совсем не меняешься! — произнес Пясота и демонстративно приложил к носу дрожащей рукой ароматный платочек с вышитыми вензелями — «А. П.». Пан подкаштелян на дух не переваривал дурные запахи. Особенно гниль и вонь. А этот запах был очень невыносимым и отвратительным! Здесь дело пахло холодной могилой-матушкой!

— Да что ты такое болтаешь?! Разве ты, Пясота, ощущаешь эту разницу между миром живых и царством мертвых?! А? Тебя всегда интересовала только твоя собственная душа!.. — произнес гнусавый голос из-под вонючего капюшона.

— Ну а ты, можно подумать, видишь? У тебя же все время перед глазами — сплошная ночь!!! Ты ведь света белого не видишь!.. — Пясота продолжал спасать свой чувствительный нос и нюхал платок, пропахшей восточной душистой лавандой.

— У меня?! Я — вижу… Еще как вижу! гы-гы-гы… Хоть я и живу вот уже скоро 30 лет в мире мертвых. Но я иногда выхожу к живым… А как иначе?! А? Как я буду решать свои дела?! Записку мою получил, суеверный ты наш?!

— Да. Получил. — кивнул пан подкаштелян Пясота и снова понюхал свой лавандовый платок.

— Давай ее сюда! — властно потребовал гнусавый голос из-под вонючего капюшона.

— Я ее сжег…

— Вот тебе кукиш, Пясота! Так я тебе и поверил!

— Придется! — сказал Антоний Пясота.

— Сейчас-сейчас, я загляну в твои честные глаза…

— Ну ты, словно, тот ангел… — испуганно сказал пан подкаштелян и затрясся от страха…

— Э — нет, старик… Ошибаешься! Я уже давно — не ангел! Я — хозяин всего этого!!!

— Хозяин чего?! Не смеши! Ты уже хуже последнего ростовщика! Тебе даже душу никто не заложит! Говори — чего вызвал…?! — крикнул Пясота. Он хотел как можно скорее покончить с этим гнусным делом.

— Сейчас-сейчас. Приступим, помолимся святому Пантелеймону! — сказала сгорбленная монашеская сутана и молниеносно взмахнула левой рукой, словно большим черным крылом.

Голова пана подкаштеляна Антония Пясоты мгновенно упала на руки…

По его лицу текли свежие кровавые слезы…

 

Глава 1

Девятое ноября 1649-го года. Подходил к концу второй, еще более страшный год освободительной войны Богдана Хмельницкого против польского господства. Затяжной, кровавой и жестокой войны…

Как тогда говорили про это не простое время: «смешать надо спелую вражескую кровь на поле битвы с желтым песком!». И это после нескольких лет так называемого «Золотого Затишья». В стране вновь появились калеки и инвалиды. Кто без рук, кто без ног, кто уже ничего не увидит…

… Зима того проклятого ноября так и не начиналась. Моросил холодный дождь, а снега пока не было. Транзитная восьмиместная карета без опознавательных знаков, в которой была впряжена шестерка добрых коней, спустилась Вознесенским оврагом вдоль шумной и вонючей реки Глубочицы. В ее колесо вдруг попала толстая ветвь и извозчик — старый Якуба Фарман, которого все звали просто — пан Куба, как только услышал глухой треск, чтобы окончательно не сломать колесо, сразу сделал холодными губами:

— Тпрууу!!! а ну-ка стоять, Леопольд!!!

И Леопольд — быстрый и ловкий из всех добрых вороных коней в этой упряжке, услышав знакомую команду, тут же покорно встал. За ним сразу же остановились и все остальные лошади. Леопольд — любимец пана Кубы. Он выпустил пар из ноздрей, стал копытами топаться по грязи, а затем бесстыдно вывалил на сырую землю большой, теплый конский «пирог». От него шел теплый пар…

… Лошади покорно стали, а вместе с ними остановились 12 вооруженных до зубов всадников с белыми, словно от анемии, лицами. Карета слегка качнулась и внутри зашевелились от холода три пассажира…

Первый — пан, 50-ти лет. У него серебряная борода и пепельного цвета волос. Одет в очень простой дорожный костюм. Без лишних пышностей. Его сопровождает 35-летний мужчина. Он больше похож своим внешним видом на османа. Или как тогда говорили в Киевском воеводстве — на «бусурмана». Одет просто, как для тех времен — надежно и добротно. Широкие черные шаровары, утепленный жупан, который в Диком Поле называли просто — «кожанка». А под ней несколько металлических пластин. Надежная защита от коротких стрел и острого ножа. Загорелая голова выбрита «под колено». За ухом казацкий чуб. От одного внешнего вида этого бусурмана уже сквозила какая-то опасность. Третий их спутник, совсем, казалось бы был доходягой. «Их Бессилие». Полумертвец. Ксендз. Он в простой монашеской сутане. Под ней худая дырявая ряса. А еще под ней достаточно легкий поджупанник в котором полно надоедливых блох. Паскуда, как они не умирают на таком холоде?! Руки пана «Их Бессилия» даже во сне перебирают вишневые четки. Сначала он в дороге часто молился. Тонкие пальцы постоянно бегали по небольшим деревянным шарикам. Дергали их. Губы во сне бормотали латинские слова о «mea culpa» — «моей вине», а затем его часто тошнило. Несколько раз за Житомиром они останавливали лошадей и «их преподобие»… блевало какой-то красной субстанцией…

… Теперь же почти на подъезде к Киевскому Замку двое из трех сладко дремали. Осман с чубом на голове от абсолютной скуки даже украл у ксендза из-под рясы тяжелый желтый брелок, что висел на длинной цепочке. Это была голова собаки с зажженным факелом в открытой пасти. Ксендз «Их Бессилие» ничего не заметил и тихонечко похрапывал. А этот проклятый басурман для себя решил: а ничего, мол, потом верну! О! Вот смотрите, мол, не ваша ли вещь, ваше преподобие!? Здесь упало на пол нашей кареты… Я ее поднял… Вот держите!..

… Карета резко остановилась… Осман мгновенно положил тяжелую, желтую голову собаки с факелом в пасти к себе в глубокий боковой карман…

… Конь Леопольд громко захрапел. Послышалось недовольное бормотание и кряхтение опытного извозчика Кубы Фармана. Он нехотя слез с козел и стал рассматривать, как бы ему вытащить ту проклятую толстую ветку! Кубе не хотелось платить из своего кармана несколько серебряных талеров за сломанное колесо. В дороге, за сохранность кареты, отвечал конечно же пан извозчик. Такими были строгие правила путешествия на достаточно длинные дистанции.

Вскоре дверь кареты открылась и из нее вылез тот самый загорелый осман. Он сладко потянулся, чтобы размять свои окоченевшие от холода кости. Зевнул. Извозчик Фарман ковырялся у того проклятого колеса. К спасительному Киевскому Замку оставалось каких-то полчаса езды…

… Между тем за каретой тщательно следили две пары жадных и голодных глаз. Вернее сказать, глаз этих самых было всего три. Правый глаз одного наблюдателя был выбит несколько лет назад в холодной камере литовской тюрьме. В жестокой драке. За карточный долг. И теперь эту затянувшуюся дыру у соривголовы скрывала черная кожаная повязка. Эти три глаза принадлежали двоим давно небритым мужчинам в драных кожухах. Они внимательно следили за проезжающими одинокими всадниками и каретами с небольшой охраной. В надежде напасть из своего укрытия и хоть чем-то поживиться…. Ведь время-то было очень страшное, голодное, шла война… В лесах между городами и селами жадно рыскали банды налетчиков и отчаянных головорезов. Эти мерзавцы прикрывались именем Богдана Хмельницкого и ради золотых дукатов с изображением усатого короля Яна-Казимира Второго или его предшественника Владислава Четвертого творили разные неслыханные безобразия и зверства.

— Смотри, смотри Гонта! Это же целое состояние! — тихо, но уверенно сказал одноглазый. — Если раздеть их до нитки, всех этих мужичков, забрать у них все их личное оружие, забрать хороших скакунов, их быструю карету, а извозчика повесить на ветке, то за все получится почти пятьдесят дукатов! По двадцать золотых на рыло…

— Дура ты, Бабак, дуралей! Не по двадцать…

— Ну а по скока? По трицатнику? И то и хорошо! По трицать еще лучше, чем по двадцать! Гы-гы! — пробормотал тот, который был Бабаком.

— Тебя что счету не учили, грамотей?

— У нас в Литве хорошо учили в подземной тюрьме полной кловой и вшей. Ударами плетью по пяткам считать. Так у нас воров и насильников надзиратели-литвины пытались с начала перевоспитывать. Именно так и учили, Гонта! Но все напрасно! А почему на троих? А?! Не пойму?

— Дуралей ты! Невежда! Поэтому и дурачек! А ты что Чуба уже атаманом не считаешь?!!

— Э… да-да, как же я забыл о нем! Вот холера! И тут этот Чуб влез между нашими звонкими денежками! Мы же этих проходимцев обнаружили… — ответил Бабак и одел на голову дряную «кучму» — высокую лохматую шапку. Тут он стал воображать, как они уже делят эту шкуру еще живого неубитого карпатского медведя. 50 золотых дукатов! Уммм! Это ж весьма кругленькая сумма! Это ж какие деньжища! И не малые!

Бабак стал мечтать! Это ж сколько всего можно накупить! Модный жупан, османские яловые сапоги, острую саблю «карабелу», пистоль с гравировкой, горелого вина — бочку! Пол-бока хорошего полтавского сала! А еще и бабу! Нет, двух! И молодых! А еще небольшое село! Нет, три села с крестьянами и настоящей мельницей с корчмой!

Бабак сладко улыбнулся от такого невероятного счастья и поднял руку по направлению к карете. Он стал условно стрелять двумя пальцами по всадникам. Бах! Бах-бах! Бах-бах! Да. Этот есть, готов! Бах! Бах-бах! Этот тоже! Хотя никакого пистоля у него, конечно, не было. Все его оружие — это ржавый пернач, которым можно только хорошенько оглушить… Если сильно ударить сзади по шее… У его подельника Гонты при себе был только обломок той самой польской сабли «карабелы». Такой только самому зарезаться можно. Если хорошо постараться…

Но тут, вдруг, к этим двум небритым головорезам ветер донес обрывок брошенной в никуда фразы:

— Я сейчас быстро! я за дерево! панове, до ветру только! Полминуты дело, Ваша Милость! И мы снова едем! Нас уже, наверное, давно ждут! Ужин стынет в горячих горшочках! Вытаскивай скорее уж ту ветку, пан Куба! Я сейчас!

В их сторону шагал какой-то загорелый типок. Похож на османа. В черных шароварах, в походном жупане. Опасен.

— Давай, хоть этого, Гонта, этого… может у него кошелек с собой, мы его быстро погасим, сапоги его кожаные. Стырить и все! И бежать! В таких каретах бедные не ездят! У него должно быть при себе много денег! Ты же видел сколько их… Уууу, волки зубастые! Все с пиками, хоть кебабы на них татарские жарь…

— Ага… Ша! Только тихо ты… — шикнул на него подельник Гонта.

Они быстро приготовились. Бабак крепко сжал свой ржавый пернач, Гонта вытащил обломок «карабелы». Польской сабли, которую называли еще «орел». Именно за характерную рукоять в виде грозной птицы с острым клювом… Совсем рядом остановился тот загорелый басурман. Он стал возиться с широким кожаным поясом. Тихонько подкрался сзади Гонта, приставил к смуглой шее этого подлого неверного обломок холодного металла и тихо, но очень четко сказал:

— Честь! сукин сын! Гони, деньги, паскуда! И тихо! Ты хоть по-нашему понимаешь, чушкан?! Только пикнешь, пустим в сухую земельку твою грязную кровь! Заметь, я — мастер убийства! — напугал его налетчик.

Навстречу этому загорелому бусурманину приблизился одноглазый Бабак и ткнул ему в лицо ржавый пернач. Разбойник оскалился гнилым ртом. У Бабака не было большей половины зубов. А оставшиеся плохо пахли. Он страшно зыркал одним живым левым глазом.

— Глухой, глухомань???! Слышишь меня? Кумекаешь по нашему или нет?! Гони деньги!

— Э… пенендзы! Гельден! Дэнге! Парэ! — чеканил Гонта, словно восточную мантру, известные ему слова, означавшие деньги.

— Кумекаю-кумекаю! Все я понимаю, хлопцы! Да вы что?! Я ж свой! Сейчас… сейчас! — ответил без какого либо акцента на местном языке этот смуглый типок, — Дайте только найду свой толстый кожаный кошелек! Уберите свою саблю! Мне и так уже страшно! Аж ноги в коленях трясутся…

Налетчики Гонта и Бабак уже слышали приятный звон золотых монет в кожаном кошельке… Вот тяжелые золотые флорины пересыпаются в их гнилые, дырявые карманы. Их грязных подертых кожухов… Но тут случилось нечто невероятное!

Этот ловкий басурман резко выгнулся, словно пустынная змея, и подельник Гонта, который стоял как раз позади, получил сильный удар ногой в пах! Ай-яй-яй-яй! Из его рук выпал кусок «карабелы» и он со стоном завался на землю. В тот же миг, этот смуглый типок стальной рукой схватил одноглазого Бабака за кисть руки, в которой был ржавый пернач и стал выворачивать ее на 180 градусов! От страшной боли в суставе Бабак чуть не откусил себе язык. А из самого черного глаза потекли кровавые слезы. Он также выронил из руки свое ржавое оружие и тут же получил мощнейший удар ладонью. Сначала по шее, а затем и в челюсть. В единственном его глазу резко стало темно и пусто. Налетчик Бабак через мгновение потерял сознание и также отключился…

… Ну что этот наш смуглый осман? Он, словно ничего и не было, весело улыбнулся сам себе. — Я молодец! Сплюнул на тело Бабака и тихо произнес: «Кюреш — гюреш»! Не по правилам бьемся, хлопчики, соблюдаем дисциплину! Двое против одного — это нечестно, панове-проходимцы! Хотя откуда вам наглецам знать, что у меня грамота по османской борьбе?! Ха…

Наш молодой вспомнил, ради чего именно сюда пришел. Он справил малую нужду и, насвистывая веселую османскую песенку, о некой «Чок Гюзель байян» то есть «очень соблазнительной красавице» стал возвращаться назад.

…. Этот ловкий малый приблизился к транзитной карете. В эту минуту, где-то высоко, на Киевской горе раздался выстрел из тяжелого двуствольного мушкета. Ветер дул в их сторону. Сначала прогремел один глухой выстрел. Ба-бах! Затем другой. Бу-буххх!! А потом еще и третий… Бдзенннь! Хотя третий, судя по этому «пчелиному укусу — бдзенннь», был из обычного короткого пистоля.

— Что это такое, пан Куба? — спросил смуглый осман и стал оглядываться по сторонам. — Это в нашем замке? Там на горе стреляют? Ты что не слышал, старик?

Извозчик Куба Фарман поковырялся пальцем в правом ухе, выцарапал оттуда старый кусок серы. Затем недовольно хмыкнул и пожал плечами.

— Не знаю, мол. Ну, выстрел да и выстрел!. Может по птицам бьют?! А что тут такого?! Время у нас не спокойное, молодой человек. Война. А где вас дьявол носит, пан Лооз?! Что — что? До ветру ходили… Ага… Ясно-ясно…

Этот ловкий осман заскочил в карету. Извозчик Куба Фарман ударил холодный воздух длинным кожаным кнутом. Гу-гуххх! Затем свистнул и сначала 12 всадников-телохранителей с белыми словно от анемии лицами, а после и сама карета медленно двинулись в сторону строгого и неприступного Киевского замка. Этой путешествующей делегации нужно было проехать через сторожевой пост у первой башни. А потом их ждал сложный подъем на гору через «Воеводские ворота»…

… Ну а эти мерзавцы, разбойники Бабак и Гонта пришли в себя только через полчаса. От страшной боли и отрезвляющего холода.

— Ой! Тьфу! Да что же это такое?! Что это было, холера?! — сплюнул Гонта на землю красной слюной. От неожиданного хлесткого удара он чуть не откусил себе язык. Рот полон соленой крови. Десна кровоточили. Он ощупал языком челюсть, зубы вроде все были на месте…

— Не знаю! Эта, курва, выбила мне левый клык и, кажется, трещина в ребре. Ааа, ноет, болит мне сильно… — заныл подельник Бабак.

— Мне тоже что-то не хорошо… Голова гудит, словно бубен и между ног ветер гуляет… Так, где этот чёрт, взялся на нашу голову? Кто ж знал?… — спросил Гонта.

— Пойду я к реке, рожу свою умою! Жди меня здесь! — и Бабак, матерясь, направился к вонючей реке Глубочице… Наводить порядок на избитой этим бусурманом физиономии.

… А Гонта посмотрел на небо. Его лицо сияло довольной улыбкой. Правая рука в гнилом кармане, в котором давно ничего не было, даже дохлой мыши, нащупала одну тяжелую вещь. Именно Гонте повезло в неравной возне с этим юрким османом. Он скрыл от подельника явную добычу. Пока его приятель, одноглазый Бабак пытался доказать тому смуглом малому, что они сильнее его, хитрый Гонта умудрился залезть ему в карман и тиснуть какую-то штуковину. Бабак ушел умываться, а его сообщник, оставшись в одиночестве стал рассматривать ее. Это был тяжелый необычный брелок. Желтая голова собаки с факелом в открытой пасти! Да-да — в открытой пасти! И, главное, что было так очевидно. Это было вожделенное золото!!

… Гонта поднял глаза к небу. Перекрестился. На небе уже проглядывал желтый месяц. Он также улыбнулся этому разбойнику. Он напоминал Гонте монету в два золотых дуката. Нет! В три… а то и может в пять, а то и того больше… что можно было выручить, сдав хитрым ростовщикам эту великолепную штуковину…

 

Глава 2

… Карета и всадники начали медленный подъем вверх. Они должны были пройти основные въездные ворота. Они выходили прямиком на север. Их в Киеве называли — «Воеводская брама». Поскольку через них в замок вот уже более ста лет попадали все киевские воеводы. У ворот были возведены две огромные, высотой в двадцать саженей, деревянные башни. При них располагался идентичный друг другу — боевой отряд. Дружина. 10 стражников с одним десятником на каждой башне. Всего 22 бойца. Сегодня старшим был десятник с башни, которая слева. А завтра будет главным тот, что с правой башни. И так они регулярно чередовались. Все воины были вооружены арбалетами, мушкетами, кривыми длинными саблями и короткими пистолями. На вооружении еще у них две заряженные легкие пушки — «тарасницы». Они метко были шагов на 300 страшной картечью. Металлическими гвоздями и измельченными камнями. Только горящий факел поднеси к пороховому отверстию! Вот так, собственно, встречали в Киеве в то смутное время всех без исключения незваных гостей…

… Только-только на «Воеводских воротах» — «Браме» уже четыре раза продзенькали механические часы. Их между собой называли — «Петухи». Не потому что они достаточно противным громким звуком напоминали кукареканье, а потому что на часах висели длинные красные шарфы. Они как раз были для красоты. И поэтому были похожи на только что выдраные петушиные перья. Это были единственные заводные часы с гирей в Киеве. С одной большой часовой стрелкой. Она только покрыла собой цифру «4». Начинало темнеть. К башне у «Воеводской Брамы» подъезжали неизвестные всадники и какая-то транзитная карета. Охрана башен сразу же напряглась, подняла в сторону неизвестных пришельцев тяжелые заряженные свинцом мушкеты. Но в этот миг над каретой извозчик пан Куба вывесил на длинном древке пехотной пики — воеводский штандарт. Герб седого мужчину внутри. «Белая полевая палатка с православным крестом над ней. Палатка была перевязана ярко кровавой полосой». Словно, тем шарфиком со звонких «Петухов».

— А ну стой! Тайное слово, гость!? — крикнул часовой сквозь ладони со сторожевой башни и тут же направил в сторону внезапно появившейся делегации дуло тяжелого заряженного мушкета. Его 20 граммовая свинцовая пуля могла прошить сразу нескольких лошадей…

… Первый всадник поднял руку с белым платком, отделился от остальных и стал медленно приближаться к высоким сторожевым башням. Вскоре к нему выбежал сам пан начальник воеводской стражи — Казимир Рыжий. Десятник в облегченных офицерских доспехах и с острым копьем в руке. Он вопросительно стал всматриваться в анемическое лицо неизвестного всадника. Тот убрал белый платок, наклонился к начальнику караула и достал из-за пазухи на короткой цепочке «серебряного польского орла» — символ королевской власти. Всадник быстро что-то прошептал на ухо пану Казимиру Рыжему. У десятника сразу перекосилась его надменная физиономия. Он крикнул своим — мол, «открывайте, лентяи, да быстрее! Дорогие хозяева прибыли к нам!». Стражники «Воеводской Брамы» отставили в сторону оружие. Стали тужиться и крутить скрипучие деревянные барабаны, на которые наматывалась длинная ржавая цепь. Въездные ворота медленно поднимались вверх.

— Королевская ревизия пожаловала к нам? А? — спросил один из стражников у пана начальника Казимира Рыжего.

— Нет, болван! Это наш пан воевода Адам Кисель, сам королевский комиссар, прибыл… Человек далеко не бедный! Говорят, 60 сел у него за его честной душой. Целых три города ему принадлежит. Во как, болваны! Говорят, 50 тысяч золотом в год имеет! Астрономическая сумма! Сам король всей нашей славной Речи Посполитой не прочь у него занять… Так теперь нам придется… э… открывай ворота! закрывай ворота!.. Разъездятся теперь они… Не к добру это, когда в воеводстве растет тень смуты и близится кровавая война! Вот-вот придет к нам с Левобережья…

… Между тем, транзитная карета скрипнула колесами, проехала «Воеводскую Браму» и исчезла среди искореженных временем и сильным ветром деревьев. Крутая извилистая дорога между глухих отрогов вела прямиком наверх. К мрачному Киевскому замку, раскинувшемуся на самом верху. Воеводе Адаму Киселю — мастеру компромиссов, дипломату, явно не по душе было это место… И ведь было от чего…

… Пан подкаштелян замка, то есть управляющий этой крепости, Антоний Пясота — их так и не встретил перед башней «Воеводских ворот» у деревянного моста через реку Глубочицу. Это был довольно плохой знак! Здесь что-то было не так… Какая-то неприветливость! То ли это погода, то ли это его, Адама Киселя, старая знакомая — болезнь… Она снова начинала давать о себе знать…. Пропащее это место…. Сырой Киев. Мрачный замок. Скрипучая гора и вокруг гуляет ледяной ветер…

… Киевский замок возвышался над Нижним Городом. Крепость как бы нависала над Подолом. В замке регулярно гулял злой, шальной ветер. Высота не шуточная — почти 120 шагов над уровнем Днепра! Место ненавистное, таинственное. По слухам, говорили местные, ночью Киевская гора тяжело дышала. Зевала. Как будто у нее продолжалась хроническая простуда. А вместе с ней скрипел своими старыми костями и замок. Это был уже второй или третий замок, отстроенный польско-литовской властью в Киеве. И всегда крепость на горе сопровождала какая-то печальная участь. То страшные пожары сожгут замок дотла, то враждебные набеги, которые приведут к сокрушительному разрушению… Нынешний замок ничем особенным не отличался от предыдущих. Так же хорошо был сложен из толстенных бревен. Стены оштукатурены известью. За время и непогоду известь превратилось в серо грязную скорлупу толщиной в широкую ладонь или пол локтя. Стрела арбалета шагов с 50-ми уже не пробьет стену насквозь. А только так — вонзится на четверть своей длины. В самом замке было нескольких десятков строений. Собственно, 12 сторожевых верхних башен. Трехэтажный дворец самого пана воеводы с несколькими палатами для городских заседаний и вершения справедливого суда.

Внутри замка — личные палаты многоуважаемого киевского воеводы. Был один костел, две церкви. Город в основном православный. Три колодца глубиной более 65-ти шагов. Пекарня. Склад с продуктами на случай длительной осады. Арсенал с оружием и пороховыми зарядами. И конечно же тюрьма… А как же вы думали? Без нее в таком большом городе никак нельзя! Поскольку славный Киев — столица самого крупнейшего воеводства Польско-Литовского Королевства — Речи Посполитой. Тюрьма была как надземная, где были небольшие комнаты для обычных досудебных допросов, так и подземная… С карцерами для особо опасных преступников: убийц, шпионов, головорезов и подстрекателей. На противоположной стороне от «Воеводских ворот» располагалась «Драбская брама». Там тоже были две сторожевые башни и также 22 вооруженных до зубов воина. Они пристально следили за соблюдением закона и порядка. 20 воинов и два десятника. У одной из башен, той, что ближе к урочищу Гончары, был флагшток. Высотой 20 саженей. На нем развивался на ветру огромный, длиной в пять косых саженей, городской флаг с гербом Киева. Он был пурпурного цвета, там изображен покровитель и защитник всех без исключения горожан. Ангел с белыми крыльями. Архистратиг Михаил. Ранее, только по большим праздникам и на день города, честь поднять этот славный флаг получал самый обездоленный житель города — горбун…

… В руках Архистратиг наш Михаил по-боевому сжимал кривой то ли татарский, то ли венгерский меч с ножнами. Пурпурный флаг гордо реял над Киевом. Однако, глаза у ангела-хранителя… отсутствовали! Вместо них недавно появились две свежие дыры. Как будто кто-то решил зачем-то наказать многострадальный город и всех его жителей… И нагло выстрелил в лицо Ангела из тяжелого длинноствольного мушкета. Раза, два, а то и три….

… На подъезде к воеводским палатам карету встречал похожий на дьяка человечек. В высокой собачьей шапке. Темном легком жупане и с большим медным ключом вместе с крестом на тонкой, плохо вымытой шее. Это был замковый младший подкоморий — Ириней Сорока. Брат Ириней отвечал за порядок в воеводских палатах. Ведал закупками и распределением продуктов. Знал, где и в каких кладовых у него что лежит и хранится. Где нужно от крыс защититься, где — снести что-нибудь вкусненькое в холодные погреба…

… Ириней Сорока был правой рукой пана подкаштеляна Антония Пясоты. Он взялся за медный ключ и поцарапал его грязным ногтем. Это он делал всегда, когда нужно было успокоить нервы. Пан Сорока сразу понял, по количеству серьезной охраны, КТО на самом деле только что прибыл в замок.

— Ваше, Божьей милостью, Великолепие! К вашим услугам! Подкоморий Ириней Сорока! — быстро, четко и почти по-военному затараторил он. Чавкая хлебной коркой, рот подкомория Сороки обращался пока что только к карете. Конь Леопольд первым отреагировал и заржал. А потом вывалил на землю теплый конский «пирог». От него пошел пар. Ириней Сорока прижал к груди правую кисть и глубоко поклонился прибывшему экипажу…

… Открылась дверь с закрытым окном и из кареты вышел, сильно хромая — седой человек. С серебряными волосами и густой бородой. Воевода Адам Кисель. Болезнь снова подобралась к нему. И подбралась не кстати, ведь воеводе Киселю снова вести непростые переговоры с Богданом Хмельницким. Именно для этого его послал в Киев король Ян-Казимир. Он наделил сенатора Киселя большими полномочиями. И от сейма, и от себя лично. Король сделал его дипломатом и назначил Киевским воеводой. Адам Кисель уже встречался с Хмельницким почти 9 месяцев тому назад. Привез ему королевскую грамоту на гетманство. Однако Гетман Войска Его Королевской Милости Запорожского полковник Богдан-Зиновий Хмельницкий сам считался мастером сложных переговоров и тонкой дипломатии. Гетман сразу же созвал Большую Раду в Переяславе.

Принял «королевское достоинство» и… поблагодарил Их Милость короля Яна Казимира. Это сразу же стало причиной возмущения и недовольства среди старшин и простых казаков. Они уже открыто стали выражать свою лютую ненависть к Реч Посполитой. Поэтому, учитывая все эти политические обострения в отношениях, Хмельницкий в своих переговорах с комиссарами Адама Киселя, вел себя довольно уклончиво и нерешительно. Королевские переговорщики ухали ни с чем. И так и не выработав никаких реальных условий для примирения. Они взяли паузу для консультаций в Варшаве. После, снова было решено прибегнуть к красноречию и магии убеждения православного сенатора королевского сейма — Адама Киселя. Ведь он не был католиком, а значит, якобы, был своим среди православных казаков. Его снова отправили в Киев. Король-католик дал польскому сенатору Киселю еще больше полномочий и поручил все же немедленно договориться с восставшими казаками о мире. Война королю-магнату пока была не нужна. Адам Кисель также был крупным земельным собственником. Это объединяло его интересы с деловыми желаниями короля Яна-Казимира. И воевода Кисель также хотел защитить свои угодья, свои Низкиничи… Итак, Адаму Киселя, православному, польскому сенатору и миллионеру суждено вести большой торг. Перед великой кровавой войной, которая уже набирала обороты со страшной силой…

… Подкоморий Ириней Сорока щелкнул пальцами и сразу неизвестно откуда появились какие-то замковые люди. Они сразу начали суетиться. Хватать сундуки, дорожные сумки и помогать «его милости пану воеводе» попасть по крутой лестнице, ведущей на верхний этаж, прямиком в его палаты. А ему нужно немедленно опочивать с дороги. Адам Кисель ходил действительно с трудом. Большой палец на ноге уже к тому времени разбух в сапоге. Киселю каждый раз все труднее ступать… Сразу же за воеводой вышел из кареты какой загорелый типок. Похожий, то ли на татарина, то ли еще хуже — на османа!

Ириней Сорока с подозрением посмотрел на этого «бусурмана» и стал царапать ногтем свой медный ключ на плохо мытой шее.

— Их секретарь, толмач, писарь и слуга по особым делам — Ян Лооз! — представился этот осман. Говорил он по-нашему, без всякого акцента… Значит, где-то глубоко в своей мусульманской душе он был нашим, — так считал про себя Ириней Сорока.

— Черт возьми! — подумал про себя пан подкоморий. — Писарь и секретарь… и еще татарин…

— Слава Иисусу Христу, Ваше Преподобие! — крикнул Ириней Сорока ксендзу. Третьему пассажиру транзитной кареты.

— На веки веков! Амэн! — вяло ответил пан ««Их Бессилие». «Сама Слабость» осенила Иринея Сороку святым знамением. Ксендз был бледен. Его снова тошнило… Он блевал какой-то красной дрянью…

— Это наш новый приор, пан Зиновиус Заремба. Присланный из Житомира к нам на окраину королевства, — тихо произнес этот осман.

Приор Заремба кивнул головой на багажное отделение транзитной кареты. Указал на сундук обитый рыжей кожей. С двумя боковыми медными ручками для транспортировки. Он приказал действовать носильщикам с сундуком весьма осторожней!

— Матерь Божья! Аккуратнее, безбожники! Там у меня ценная икона! Ее нельзя трясти или беспокоить! Понятно вам?

— Понятно, Ваше Священство! — Ириней Сорока с пониманием кивнул головой. Младший подкоморий стал показывать мужчинам рукой на их палаты. Мол, вам туда! Там вас мои люди обустроят, там можно отдохнуть с дороги. А потом, будет и горячий ужин.

— А где, собственно, наш уважаемый подкаштелян замка, сам пан Антоний Пясота? Почему же не встретил нас? А?… Мы с ним списывались месяца полтора назад. И его ответ был положительным! Договорились на сегодняшнее число, у моста через реку Глубочицу… — поинтересовался этот осман с польским именем Ян и немецкой фамилией Лооз.

— Вот тебе и раз! Говорит без бусурманского акцента… Где же это он так загорел…? — думал Ириней Сорока… — А? что вы спросили, мой дорогой друг?

Пан воеводский писарь Ян Лооз отбросил со лба казацкий чуб и повторил свой вопрос.

— Мы к нему не смогли попасть! Он утром ушел готовить вам баню. Так его никто и не беспокоил и он тоже не посылал ни за кем из наших замковых слуг…. Поэтому я не знаю, где он….

— Странно все это… Странно. Это — плохой знак!..

— Вы так считаете? Мы были заняты приготовлениями. Палаты нужно было убрать. Поэтому, его никто не беспокоил, — ответил Ириней Сорока.

— Я сейчас отнесу наверх две свои вещи и вы мне покажете, где у вас эта баня?!..

— Слушаюсь, мой дорогой пан…

Подкоморий Ириней Сорока был сама любезность. Он сначала стал показывать приору Зиновиусу Зарембе его гостевую комнату на втором этаже. Ведь утром пан приор собирался отбыть к себе в монастырь, чтобы не ехать ночью, когда могут на дороге орудовать дерзкие бандиты. А пан воеводский писарь Ян Лооз полез внутрь кареты за своим багажом. Тут он вспомнил про этот желтый брелок, который забавы ради стянул у пан приора Зарембы. Мол, сейчас-сейчас, мой милостивый пан, я вам его верну, только найду на полу…

Ян Лооз засунул руку в карман… И… Вот уж нет! Как же это?! Боже! Этого брелка там не было!..

Пан воеводский писарь ощупал все карманы. Он задумался. Стал представлять, а потом вдруг понял, где же эта потеря могла с ним случиться.

— Ну, я к вам еще доберусь, упыри!

Ян Лооз поднял два своих деревянных чемоданчика и ушел с ними в свою палату. Через час-полтора, умывшись с дороги нагретой в камине водой, он должен был появиться у воеводы Киселя. Получить ценные указания… Но, к сожалению, докладывать Их Милости пришлось по совершенно другому поводу…

 

Глава 3

… Итак, Замковая баня располагалась неподалеку от тюрьмы и казарм стражников. Это было очень удобно. Сначала по расписанию там мыли, оттирали, стирали и спасали от вшей, клопов, гнид и других паразитов заключенных — «варнаков». А потом на следующий день там уже обслуживали и саму стражу — часовых, солдат и офицеров.

— Наш банщик — интендант Ярема у нас из бывших солдат! Опытный и бывалый! — докладывал пану воеводском писарю подкоморий Ириней Сорока. — И это несмотря на то, что на правой руке у него отсутствует несколько пальцев! Саблей, кажись, ему оттяпали в рукопашном бою или ударили кинжалом в корчме! Тут уж я не знаю…

Пан подкоморий сообщил, что пан интендант, тем не менее, давно и очень хорошо заведует всем этим банным хозяйством! Он следит, чтобы двор чистили, веники давали только свежие, воды всем было предостаточно! Но, на данный момент пан Ярема заболел. Говорят, что-то сожрал в шинке. Вроде, ел не совсем свежую рыбу, потом его потчевали репой с медом, поэтому и отравился. Третий день в постели. Мутит его. Блюет.

… Ян Лооз зашел в баню… Там внутри пахло тленом. Еще не так давно тут еще коптилась пара свечных огарков. Пан воеводский писарь чиркнул огнивом и зажег большую толстую свечу. Он сразу почуял, что что-то здесь было не так. Черт! А ведь баня была к их приезду не готова. Тут не натоплено! В ней было сыро и холодно! Сильно пахло еще какой-то мерзкой гнилью, действительно, каким тленом! Как будто в это маленькое помещение положили все вонючие тряпки с рыбного ряда Житнего рынка. Этот протухший запах и пропитал всю баню. А потом это ядовитое тряпье куда-то убрали…

Ян Лооз осматривался внутри. Он снял с себя свой жупан, поставил на пол ведро с водой… Пан воеводсикй писарь понял по невыносимой тишине, что что-то жуткое здесь случилось. И к тому же он спинным мозгом почуял, внутри бани был еще кто-то…

Пан воеводский писарь сделал несколько осторожных шагов внутрь, потом открыл дверь и вошел в другую комнату — опочивальню. Там был стол, за которым, как правило, пили травяные отвары с цветочным медом. Отдыхали после парилки. В опочивальне имелось небольшое окошко. И на стол днем??падал вялый лучик света. Впрочем, его хватало, чтобы осветить эту комнату.

— О! За столом сидел пан подкаштелян Пясота! Но как сидел? Он будто спал, сложив руки крестом и склонив на них голову. Ян Лооз тихонько свистнул. Позвал его. Пан подкаштелян Антоний Пясота никак не отреагировал… Удивительное дело!

— Да уж. Конечно. Было бы здесь тепло, а не сыростью могильной несло, так ты б на мой свист сразу и проснулся, — подумал Ян Лооз.

И правда, пан подкаштелян Антоний Пясота, никак не отреагировал. Даже не шелохнулся. Ян Лооз осторожно приблизился к нему и положил свою теплую ладонь на его шею!

— Матерь Божья! Только этого нам не хватало именно сейчас!.. — подумал пан воеводский писарь.

Шея у пана подкаштеляна Антония Пясоты была ледяной. Он был мертв. Ян Лооз осторожно поднял голову от скрещенных рук и заглянул покойнику в лицо. У пана подкаштеляна отсутствовал правый глаз. Будто кто-то ткнул ему острой пикой. А то, что когда-то было тем самым глазом — теперь вытекло на деревянный стол. Бурая жидкость уже застыла и превратилась в свежий студень.

— Плохи наши дела! Кому же он мешал-то?! — снова подумал Ян Лооз. Он посмотрел на сгоревшую свечу и здесь ему что-то померещилось. Правая рука сразу же взялась за чеканную рукоять его верного спутника — острого османского ятагана. Оружие он всегда носил с собой под одеждой на кожаном поясе. Ян Лооз заметил, что пламя от его свечи резко накренилось. Заплясало. Это значило только одно — появился сквозняк! Значит, кто-то зашел в помещение бани и мог его там увидеть…

Ян Лооз вытащил свой ятаган и замер…

— Нет, показалось… Странно это все… Довольно странно…

Внутри бани никого кроме его самого и трупа пана подкаштеляна Пясоты на самом деле и не было… Ян Лооз спрятал свой ятаган и решил, что, раз он — писарь и слуга по особым делам, то ему, к сожалению, надо идти докладывать своему хозяину. Воеводе Адаму Киселю об этом трагическом событии. А оно, судя по всему, случилось именно в час их приезда в Киев…

… Ян Лооз вышел из бани и свистнул в два пальца. В миг перед ним предстал крепкий малый. Человек в защитном металлическом панцире, стальном шлеме, с короткой польской саблей на поясе и острой пикой в??руке.

— Командор ночной стражи, двудесятник Михал Жмайло! — отрапортовал «стальной шлем» и звякнул своими доспехами. Ян Лооз показал ему серебряного орла с короной на голове на тонкой нательном цепочке. Символ королевской власти. Двудесятник Жмайло понимающе кивнул головой.

— Я — писарь по особым делам при воеводе Адаме Киселе!

— Так.

— Выставьте здесь людей! И чтобы никого внутрь пока не пускать! Ясно?!

— Ясно!

— Я немедленно должен быть у пана воеводы! — и Ян Лооз показал рукой в??сторону воеводских палат.

— А что случилось, пан Лооз?

— Нашему дорогому пану подкаштеляну Антонию Пясоте что-то серьезно поплохело….

— Боже мой!.. Он что умер?

— Э…

— Помнится, сердце у него было ни к черту! Я ему два дня назад об этом говорил! С баней по аккуратнее! Шутить нельзя! Не нужно было в его возрасте… э… много времени там проводить и париться с девками до утра…

— А ну…. — Ян Лооз махнул рукой и двудесятник Михал Жмайло заметил на правом запястье этого пана воеводского писаря странную татуировку. Узор на арабском языке…

— Ого! Однако!.. писарь и помощник пана воеводы, а что себе позволяет…, - поморжился двудесятник Жмайло.

Тем времен, Ян Лооз тихонько постучал в дверь пана воеводы Адама Киселя. Вместо — «да, войдите!», послышалось какое-то кряхтение… Ян Лооз понял, что воевода может быть и не в духе. Но, что поделаешь, доложить об инциденте крайне необходимо.

— Кх-кх… Здравствия тебе! Заходи! Чего угодно? — воевода Кисель весьма хорошо относился к своему подчиненному.

— Милостивый пан! У меня плохая весть… — начал Ян Лооз. Он выдержал паузу, чтобы посмотреть на реакцию Адама Киселя. А воевода до появления собственного помощника и писаря думал совсем о другом… Его мучила подагра или как еще называли эту болезнь — «капкан для ног». Правая ступня снова онемела. Она очень разбухла, большой палец тревожно ныл. Местный лекарь Андрей Коршак уже прописал ему целебные отвары и душистые мази. Замковый служка — расторопный Ермолай полчаса назад сделал ему облегчающий компресс. Боль ненадолго отступила. Однако, воевода Адам Кисель точно знал, что она вернется. «Капкан для ног» мог сработать и ночью, когда слуг рядом нет, тогда бы ему пришлось самому себе натирать больную ногу. Воевода Кисель поднял усталые, красные веки.

— Говори, не томи! — тихо, но очень разделяя слова, произнес он. Ян Лооз молчал.

— Что еще? Говори?! Полковник Хмельницкий стал готовиться к переходу через Днепр? Нет? Ярема Вишневецкий продал свои неповторимые Лубны татарам?

Ян Лооз только качал головой.

— Хуже…

— Богородица! Что может быть хуже? Умер наш венценосный король Ян-Казимир?! — спросил воевода. Он указал рукой на какой-то медный таз с мазями. В нем лежала мокрая тряпка. Ян Лооз наклонился и подал ему компресс. Воевода приложил тряпку к ноге и перекрестился. — Так что может быть хуже? Татары с османами идут на нас со стороны Аккермана?

— Нет, мой милостивый пан. Я знаю, почему нас так и не встретил наш дорогой подкаштелян Антоний Пясота?

— Почему же? Я ему писал… тогда-то и тогда-то, в такое-то примерно время, такой-то час, у моста через эту клятую реку…. как ее там?!

— Глубочицу!..

— Глубочицу.

— Он не встретитл, потому что он мертв!

— Умер?! Молодец! Самое время! До наступления неприятностей в этом благословенном некогда городе…. Будет здесь много крови!.. — кряхтел пан воевода Кисель.

— Он убит! Я только что был в бане. Его тело находится именно там. Мне нужно ваше разрешение, чтобы там все более тщательно осмотреть. Так же мне понадобится ваш, то есть местный лекарь, чтобы кое-что там проверить… Удостовериться, в его смерти…

… Воевода Кисель казалось, витал в плену своей болезни. Он никак не отреагировал на слова своего писаря и помощника Яна Лооза. Все мысли крутились вокруг ноющей больной ноги. Адам Кисель все мечтал о том, чтобы навсегда избавиться от этих невыносимых болей… А еще он все время думал о новой встрече с полковником Хмельницким. К встрече нужно было готовиться… Ведь Богдан-Зиновий Хмельницкий — также считался мастером дипломатических переговоров…

… Ян-Казимир — нынешний Король Речи Посполитой уже почти был готов на условия восставших казаков… Он послал к ним опытного дипломата и православного человека — сенатора Киселя…

А у того не на шутку разыгралась эта проклятая болезнь. Не до переговоров ему!.. А тут еще и Антоний Пясота, черт возьми, преставился… Пусть все теперь катится к черту! К черту лысому! — Адам Кисель мысленно находился в своих имениях в Низкиничах. И там ему было хорошо…. Очень хорошо…

— Делай, друг мой, как знаешь…

— Слушаюсь…

— И вот еще что…

— Да, мой милостивый пан?

— Держи меня в курсе дела! Если это сознательное убийство, то это нужно немедленно расследовать! — сказал воевода Кисель, — ведь получается, что на моей территории, убивают моих людей, и вот так безнаказанно… Я этого не потерплю! Здесь пока я — высшая власть! Мне даны королевские привилегии! И я буду вершить честный и справедливый суд над этим дерзким убийцей или убийцами-упырями! Это ж надо, чтобы в моем замке, у нас под носом, убивали людей?!..

— Именно так! — кивнул Ян Лооз в подтверждение слов воеводы Адама Киселя. И повторил, как заклинание: «вершить честный и справедливый суд»!

— И запомни: где нет обвиняемого, там нет и судьи! Срочно нужно найти убийцу!

— Слушаюсь, мой пан — сказал Ян Лооз и склонил голову.

— Кстати, как его убили? — уточнил воевода Кисель.

— Жестоко, ваша милость, очень жестоко. Ему выкололи глаз… Он вытек из глазницы и студнем лежит на столе в бане… Это достаточно жуткое зрелище, доложу я вам…

На этих словах воевода Адам Кисель еще раз осенил себя крестным знамением по-православному, проложив условный крест со лба к животу и с правого плеча к левому. Воевода свободной левой рукой куда-то указал Яну Лоозу и тот понял, что эта аудиенция закончена. Нужно приступать к делу, поэтому он вежливо поклонился и вышел из палат….

 

Глава 4

— Поздравляю вас, пан сыщик! Я уже в курсе, что вы хотели меня видеть! Меня зовут — Андрей Коршак. Я — здешний лекарь. Что там у вас случилось? Говорите! К чему такая спешка? — произнес бывалый, слегка помятый жизнью, весьма колоритный мужчина. Он почесал рукой за шеей. На вид ему лет под 45, а может и все за 50. Длинная в пол-локтя борода, разделенная на две части и перевязана черными нитками, длинные коричневые с проседью волосы собраны сзади в одний кулак. Этот Коршак, говорили местные, несмотря на свой действительно странноватый вид, был лучшим замковым лекарем. И пока он никак не понимал, что нужно этому смуглому басурману от уважаемого на всем Подоле и Уздыхальнице эскулапа.

— Ян Лооз! — представился басурман. И подал лекарю сильную, стальную руку, — помощник и писарь нашего светлейшего пана воеводы!

— Тааак, — сказал Коршак, а сам про себя подумал. — Ну все! Не будет мне покоя! На ближайшие дни! Вот дьявол!

Помощник светлейшего пана воеводы сообщил, что им нужно произвести одну процедуру.

— Мы сейчас зайдем с Вами в то помещение… в баню, — и он указал на небольшое строение, — и я попрошу Вас, пан лекарь, только без всяких там негативных реакций, если вы склонны к ним…. Нужно в некоторых вещах мне помочь разобраться…

— А что там такое? В баню я ходил третьего дня…. - не понял странных предупреждений лекарь Коршак.

— Там? Там — мертвец!

— Матерь Божья! Так а я тут при чем?! Поймите меня правильно — лекаря зовут к живым людям, а не к мертвым… Может вы ошиблись, пан воеводский писарь?!

— Нет, не ошибся. Именно вы как раз мне и нужны. Я вам потом объясню ваши задачи в этом деле….

— Пресвятая Мария! — вымолвил лекарь Коршак. Он вздохнул и вдруг осенил себя крестным знамением.

— Вы в обморок впадаете? От падучей болезни часом не страдаете?

— Еще нет. А что надо? — уточнил лекарь.

— Нет. Как раз не надо. Тогда, хорошо пошли внутрь.

Ян Лооз кивнул часовому с пикой на входе. Снова показал ему на серебряной цепочке белого польского орла с короной на голове — символ государственной власти. Часовой убрал оружие, стал в сторону, скрипнула дверь в бане.

— Здесь никого не было в мое отсутствие? — строго спросил Ян Лооз.

— Никак нт, мой пан. Не было. Никто не просился сюда попасть…

— Хорошо. Заходим!

Ян Лооз и лекарь зашли внутрь. Там так же было сыро и холодно, только вот тот мерзкий запах куда-то исчез. Испарился.

— Вы ничего не чувствуете? — спросил Ян Лооз у лекаря Коршака, — Втяните носом! Запах гнили есть или нет?

— Я ничего не чувствую, — ответил Коршак.

— Значит, мне просто показалось…

Ян Лооз толкнул дубовую дверь из раздевалки в опочивальню.

— Я предлагаю вам такой план действий. Вы постоите здесь и подержите мне факел, чтобы он осветил пол, а я там немножко посмотрю на кое-что. А потом я запущу Вас сюда и расскажу о наших дальнейших действиях!

Лекарь Коршак согласился. Он с удивлением отметил, что этот писарь Ян Лооз снял свои кожаные сапоги, поставил их рядом с дверью.

— Это чтобы моя свежая грязь с сапог не смешалась с другими следами, если они тут имеются… Я просто здесь уже был… без Вас…

Лекарь ничего пока не понял, что происходит, но все же кивнул головой.

— Боже мой, Матерь Божья Ченстоховская! Это что же наш пан подкаштелян Пясота?!

Ян Лооз понял, что лекарь Коршак еще был не в курсе, а он как раз осветил факелом именно тот угол, где находилось тело убитого. Коршак понятное дело узнал мертвеца.

— Да, это он. Не шумите, пожалуйста! Да, это наш пан подкаштелян Пясота. Только без паники! — сказал Ян Лооз.

— Силы небесные!

— Светите лучше вот сюда! — и пан воеводский писарь указал рукой лекарю, куда ему нужно было наклонить факел, чтобы Яну Лоозу лучше было видно, что может быть на полу…

… А пол в бане был деревянный, покрытый обычной соломой. Ее раз в две недели перестилали, то есть меняли на свежую. Лекарь Коршак с интересом наблюдал, как его визави ползает по полу и что-то пытается найти среди соломы. Ян Лооз небольшой веточкой ковырялся в соломе, словно он потерял там на полу свой нательный крестик…

— Вы что-то потеряли, пан Лооз?

— Тише! Не мешайте мне. Тише, прошу вас! Дайте сосредоточится! Не я потерял! Потом, все потом!

— А кто тогда, если не вы? — не унимался лекарь.

— Если не я, значит — вероятный убийца! — ответил Ян Лооз. Его голова исчезла под столом, где были ноги покойного пана подкаштеляна Пясоты. — Да, жержите факел выше, мне здесь совсем ничего не видно!

— Хорошо. Слушаюсь!

— Тешеккюр едирим… (спасибо — на османском языке) — вдруг произнес Ян Лооз.

— Чего-чего? — не понял Коршак. Это была не латынь. Что он там бормочет? — Лекарь все пытался понять, что же такого хочет найти там этот смуглый писарь.

— Ну? Нашли, что хотели?

— Нет, тише, не мешайте мне! Не спешите!

— Ну ладно…

Пан воеводский писарь все ползал по полу. Было слышно, как он разговаривает сам с собой.

— Значит так. Представим себе такую картину. Напротив кто-то сидел. Судя по всему знакомый. Ведь с незнакомыми в бане делать особо нечего, а тут они явно больше 10 минут!

Лекарь с удивлением слушал.

— Значит, они о чем-то разговаривали! У нашего пана подкаштеляна Пясоты и неизвестного с собой были две очень толстых, почти в локоть длиной, свечи. Обе расплавились. Итак, второй неизвестный ушел отсюда до того, как они выгорели. То есть он их оставил здесь и не забрал с собой. Это означает одно, он бывал здесь!

Коршак ничего не понямал из этого монолога. Пан писарь продолжал.

— Он прекрасно ориентируется в этом полутемном пространстве этого помещения. О чем они говорили? Этот неизвестный явно знакомый нашего убитого пана подкаштеляна! Э… Хм! О! Лекарь! Вот так чудо! Скажите Коршак, а пан подкаштелян, всегда в одном полуботинке ходил? — вдруг радостно спросил Ян Лооз.

— Да, нет. А к чему это вы спрашиваете? — не понял лекарь Коршак.

— А к тому, что наш пан подкаштелян сейчас находится именно в одном полуботинке. Левом. А второго, правого, у него на ноге нет! Поэтому я и спрашиваю у Вас об этом! Надо здесь все осмотреть, может он где-то слетел с ноги… Посмотрите вокруг себя….

— Да-да, надо посмотреть. — кивнул лекарь Коршак и стал осматриваться. Он не понимал, где это пан подкаштелян мог потерять свой правый полуботинок. Не сняли же его с мертвеца? А если, вдруг и украли, то тогда зачем? Если можно взять сразу два полуботинка… Добротная обувь!

Пан воеводский писарь будто прочитал мысли лекаря Коршака.

— А действительно, зачем только один полуботинок, и именно правый? А? Что в нем такого? — бормотал Ян Лооз. — Правый полуботинок… Черт лысый!.. Хм… Не пойму…

Пан воеводский писарь на мгновение о чем-то задумался и приложил ухо к деревянной стене. Как будто в ней могли сохраниться отрывки какой-то тайной беседы. Но, к сожалению, ничего! Увы! Глухо! Ян Лооз достал свой кривой ятаган и ручкой простучал стену. Также ничего…

— Хм-хм, — откашлялся лекарь…

— Чего? Что не так? — не понял Ян Лооз. Он опять что-то проверял, прощупывал руками солому.

— У нашего пана подкаштеляна было много знакомых…

— Ага… вот, вот… — Ян Лооз поднял чей-то платок. На нем имелись вензеля «А. П.». Пахнет лавандой. Возможно, его уронил пан подкаштелян, когда получил этот страшный удар…

— Вы все-таки что-то там нашли? — спросил лекарь. Ян Лооз поднялся с колен и на столе у??покойника развернул три грубой мешковины тряпки. В каждую он положил по предмету. Найденный лавандовый платок, сапожное шило и вонючий кусочек грязи.

— Что же там?! — поинтересовался лекарь Коршак. Он встал на цыпочки и поежился пытаясь разглядеть, что же там такое…

— Терпение, мой юный друг, терпение, — вдруг задумчиво сказал Ян Лооз, — еще немного, и я вас позову сюда, только вам придется, как и мне снять обувь, чтобы не наследить… Хотя нет, это уже не нужно. Вы можете остаться в обуви.

— Как скажете…. - ответил Коршак. Он пытался понять, что же там нашел этот удачливый пан ищейка, этот смуглый пан воеводский писарь.

— Наверное, здесь больше ничего нет. Давайте, осторожно ко мне! Смотрите, чтобы с факела огонь не попал на солому! Иначе всем нашим уликам и нам самим настанет конец!

— Я буду очень аккуратен!

— Давайте его прикрутим вот здесь у стены, так он будет светить в нужном нам углу! Ага, а вот под него мы положим этот железный поднос, видимо он здесь для полотенец и для травяных отваров… — произнес Лооз. — Идите сюда!

Лекарь Коршак, переступая через какие-то мнимые препятствия, осторожно приблизился. Перед ним действительно был пан подкаштелян Пясота. Только мертвый.

— Иисус Мария! — лекарь поднял глаза к небу…

— Тихо, вы! Я же просил вас держать себя в руках! Не нужно сюда Богородицу нашу матушку приплетать! Ей сейчас не до нас! Пусть она вот его душе поможет попасть на небо — резко отрезал Ян Лооз.

— Я стараюсь, только мертвое начальство вызывает во мне какой-то страх!

— Забудьте об этом! Какое начальство?! Наше начальство сейчас в своих палатах, пытается лечить свою больную ногу вашими припарками…

— Да что вы нашли, Лооз?!

— Вот смотрите сами! Только аккуратно, руками пока ничего не трогать!

— Хорошо. — ответил лекарь, — вы у себя тогда подержите!

— Да, — кивнул Ян Лооз, — у меня есть толстое венецианское увеличительное стекло. Люблю на такие находки посмотреть другими глазами…

— Иными?! Какими иными? — не понял Андрей Коршак…

— Потом. Потом дам вам глянуть… и кое-что покажу…

— Да. Хорошо. — Коршак был удивлен найденными вещами.

— Итак, что вы думаете, о предмете с первого платка, лекарь?

Лекарь задемался.

— Это грязь. Добротный кусок грязи.

— Прекрасно. И все?

— Рыжеватого цвета.

— И все?

— Пока все. Ну, можно попробовать его взвесить на аптекарских весах…

— Ха-ха! Острот у вас не отнять…

— А что, Лооз, вы хотите сказать, что больше меня знаете об этом куске глины?

— Я — нет. Но нам его еще нужно исследовать при другом освещении. А вот, что я могу прямо сейчас сказать, так это следующее… Во-первых, я думаю, что именно этот кусок глины отвалился от обуви таинственного посетителя, возможно, убийцы. Во-вторых, эта глина пахнет как-то противно, несет от нее болотом и смертью! Вот принюхайтесь! Чувствуете, как ваши ноздри пропитались этим трупной гнилью?

— Да. Это так… как вы так это быстро заметили, Лооз….

— В-третьих, эта глина была настолько мокрой или сырой, что не успела засохнуть. То есть из нее не вытекла эта вонючая жидкость…

— Ну и что? А на улице — какая погода? Идет дождь…

— Это так… но дождь идет без запахов гнили? Так, Коршак? Просто вода с неба, а не болото сверху льется и идет дождь с грязью…

— Так-то оно так… — ответил лекарь и тяжело вздохнул. Ян Лооз продолжал.

— Далее, обратите внимание на форму этого куска. Он явно со специальной обуви. У нее характерный каблук, в виде перевернутой внутрь подковы. И есть что-то похожее на гвозди или шипы, вот точки. Видите?

— Разве здесь при таком плохом освещении можно что-то разглядеть?!

— Сразу возникает вопрос, зачем человеку такая странная обувь? — обратил внимание Ян Лооз.

— Как это зачем? — не понял Коршак.

— Вывод один — чтобы не поскользнуться!

— Хм, может быть, может быть. Что еще? — спросил лекраь.

— С первого фрагмента пока все. Перейдем ко второму предмету. Вот он.

— Бог мой! Матерь Божья!! — воскликнул лекарь, когда увидел перед собой окровавленное шило. — Это им его убили?!

— Может быть, может быть. Говорить пока рано. Но, на первый взгляд, это так. Предмет, то есть орудие преступления, в крови, найден у тела нашего мертвеца. Что вы можете мне еще о шиле сказать, Коршак?

Лекарь взял в руки шило, покрутил его. Приблизил к своим глазам. Внимательно присмотрелся.

— Э… посветите, сюда. Ага. Здесь есть инициалы. «St.-P. Kr….»

— Это я уже понял, что инициалы. Я их рассмотрел. У вас есть соображения кому в нашем замке они могут принадлежать? Человеку или заведению? Может это название местного цеха?

— Нет. Вряд ли. Я могу попросить вас поднять списки всех наших людей у брата подкомория Иринея Сороки. И там у него все это проверить. А пока мне ничего в голову не приходит такого. И вот на это обратите внимание….

— На что?

— Вот. Здесь вроде, как силуэт собаки и крест… ИЛИ КРЕСТ… — размышлял Ян Лооз. Ему почему-то вспомнился украденный брелок пана Зарембы…. Эх, и черт с ним! Найдется этот брелок!

— Да оно же, шило, не новое?! — вдруг воскликнул Коршак.

— Браво! Конечно же, оно не новое! Ему лет пять, если не больше.

— А вы точно уверены, что именно этим шилом его, нашего пана подкаштеляна, убили?

— Я не уверен, — ответил Ян Лооз. — Теперь ваша очередь Коршак, осмотреть тело и голову. И то место, куда был нанесен опасный, смертельный удар!

Лекарь Коршак поморщился. По его виду стало понятно, что он совсем не желал участвовать в этом страшном деле. Но что поделаешь, раз сам воевода Кисель и его пан помощник этим занимаются… Лекарь осторожно разжал руки мертвеца, они подчинились…

— Вот видите, Лооз, трупное окоченение еще не наступило. Окоченение — это когда руки нельзя вот так взять и развести в стороны… Пришлось бы использовать щипцы…

— Вижу. Я в курсе этого дела. Меня интересует ваши самые свежие впечатления, как лекаря… Итак, возможное время убийства?

— Здесь надо подумать, я боюсь ошибаться….

— А вы примерно скажите…

— Ну, это может быть часа два, а то и три назад…. Это примерно…

— Тааак, это когда мы приехали сюда?!.. Странно… странно все это…. - сказал Ян Лооз и почесал подбородок. — Далее!

— Далее, сейчас… — лекарь поднял тяжелую голову и начал ее осматривать. Один глаз пана подкаштеляна был цел. Лекарь пальцем осторожно поднял второе веко. Глаза там не было.

— Э… я вам вот что хочу сказать… его убили режущим предметом!

— Режущим? Вы не ошибаетесь? Не колющим?

— Нет. Вот, Лооз, смотрите, у этого века страшный разрез. Его можно нанести только стилетом, ну или ножом или чем-то еще… — Коршак указал пальцем в пустую глазницу подкаштеляна Пясоты.

— Хм, странно….

— Вот и я говорю, что странно. Обратите внимание на характер и силу удара…

— Что? — не понял Лооз.

— А то, что орудовал этот наш незнакомец левой-то рукой, вот угол наклона! Вот смотрите, здесь возможен выход лезвия, у переносицы… Удар достаточно сильный, коварный.

— Да, теперь вижу…. Именно поэтому он и упустил вот эту вещь — свой платок, — сказал Ян Лооз и показал третью улику. — Ведь это его инициалы — «А. П.». Антоний Пясота?

— Да. Это его платок. Можно? Ага. Пахнет лавандой. Он любил этот аромат.

— Что еще, Коршак? — спросил Ян Лооз.

— Ну, пока больше ничего. Света здесь мало. Темень! Устали у меня глаза, поэтому пока особо нечего! Вы пол и помещение хорошо осмотрели?

— Да, хорошо, как только мог.

— Я вам вот что предлагаю. Тело положить на ночь в холодный погреб, его сторожить, а завтра утром при нормальном свете мы на него посмотрим еще раз у меня. У меня есть две комнаты, там длинный стол. Я там иногда операции делаю, людей лечу, латаю раненых. Вот там и осмотрим.

— Договорились, — сказал Ян Лооз. Я попрошу вас лекарь, пока никому ни слова. Я могу вам доверять?

— Можете, — ответил Андрей Коршак, — хотя кому в наше время вообще можно доверять?! Вот был себе пан подкаштелян Пясота, добрейшей души человек, настоящий мастер банных дел, все у него было по полочкам, и вот кому-то он перешел дорогу…

— Теперь это наша задача выяснить кому! Я хочу с вами завтра достаточно плотно заняться этим делом, поговорить и за одно осмотреть еще раз тело… Куда же он делся….? Этот правый полуботинок…. Зачем мог понадобиться именно он один?

— Сам не знаю… Эхе-хе… — устало произнес лекарь Коршак. Он утвердительно кивнул головой и вышел.

Ян Лооз отдал распоряжение начальнику караула относительно тела. Взял с него слово пока не распространяться по поводу этого убийства, а сам пошел спать. За эти сутки он многое пережил. Долгая дорога в Киев, скучная компания в карете, эти двое мерзавцев-головорезов, которые явно пытались отобрать у него кошелек с деньгами… Похищение брелка… И тут еще и труп — должностного служителя… пана управляющего замка Антония Пясоты. Что-то много на один день!

… Ян Лооз попал в отведенную ему комнату и упал на кровать. Он не раздевался, у него не было сил. Рядом с кроватью была труба камина, она была очень теплая. Замковые слуги, сменяя друг друга каждые два часа, всю ночь обязаны были поддерживать в камине огонь.

Чтобы их милости пану воеводе и его гостям было тепло и никто не жаловался… Ян Лооз провалился в глубокий сон. Вскоре ему снова приснилась та же страшная картина.

Роковой сон посещал его тогда, когда у пана воеводского помощника случались стрессы. И именно этот сон регулярно напоминал ему о чем-то далеком и жутком. О том, что произошло с ним однажды в его же жизни…

… Все происходило в сырой, темной комнате. Там горели факелы. Какой-то дьявол, а его лица Ян Лооз не видит, ставит ему на правое плечо клеймо раскаленным красным металлом! Ян Лооз сильно кричит от жуткой боли! И в этом клейме — он видит их городской герб, который был еще при литовцах — рука с арбалетом…

 

Глава 5

… Потом во сне явился Белый Всадник на коне…. Он вырвал Яна Лооза из рук этого палача…

Ян Лооз вынырнул из сна, словно из затхлого болота на спасительную поверхность. В дверь кто-то настойчиво стучал то ли кулаком, то ли ногой. Стучали уже несколько минут. А потом все стихло.

— Пан воеводский писарь! Пан воеводский писарь! Пан Лооз! проснитесь! Скоро можно будет обедать! — кричал за дверью уже знакомый голос. — Проснитесь,! Ну вы и спите!! Я к вам уже второй раз прихожу!

— Черт! — подумал Ян Лооз. Он действительно проспал прилично. — Я сейчас оденусь и выйду к вам!

Он стал натягивать теплые просторные шаровары. Холодной водой из кувшина умыл лицо, тщательно прополоскал рот и сплюнул это все в медный таз. Затем вымыл шею. После вылил грязную воду в окно. Хорошо, что оно выходило не во двор замка, а смотрело прямо на поросшее непроходимыми кустами урочище, которое и выходило на Подол. Надел кожанку. Взял свой небольшой деревянный чемоданчик, в котором у него были интересные предметы. Тонкий и острый османский стилет. Им можно даже бриться. Для точных ювелирных разрезов. Там же была бутылка с водкой, для прижигания. Рядом лежало в кожаном кошеле несколько венецианских увеличительных стекол. Получил пан воеводский писарь все это сокровище лет десять назад. От одного османа… бывшего хозяина Яна Лооза…. Но об этом несколько позже…

— Я уже иду! — проворчал Ян Лооз и вышел из своей комнаты. Лекаря Коршака не было. Пан воеводский писарь стал спускаться по лестнице вниз. Он вышел во внутренний двор замка. Там его и ждал Андрей Коршак. Он с аппетитом лузгал белые тыквенные семечки.

— Хотите попробовать? Хорошо помогает, когда надо подумать. — лекарь предложил Яну Лоозу, но тот отказался, — я к вам несколько раз заходил… Вы спали… я уж было подумал…

— Устал с дороги, что-то много всего за вчера произошло у меня…

— Да это и понятно! Я сам не свой, голова кругом, я хоть с утра бодрящего отвара напился, не то бы сам храпел до обеда и петухов пускал ртом… Впрочем, у меня для вас несколько новостей…

— Хорошая и плохая? Да? — спросил Ян Лооз и напрягся, — давайте начинать с хорошей! Наш пан воевода Кисель любит, чтобы начинали с хорошей…

— А заканчивали плохой? — переспросил лекарь Коршак.

Ян Лооз только вздохнул и пожал плечами.

— Именно так. И заканчивали плохой! Ну, говорите уже…

Лекарь Андрей Коршак мялся. Он достал из кармана платок. Он вчера научился у Яна Лооза. Картинно развернул его и поднес к самому носу пана воеводского писаря.

— Что это? — не понял Ян Лооз.

— Как это что? Не видите? Это кусочек металла, ржавчины… Но, совсем-совсем необычной формы… Взгляните!

— Ну и?….

… Мимо бодрым шагом быстро прошел начальник ночной стражи двудесятник Михал Жмайло. У него было бледное испуганное лицо. Ян Лооз кивнул ему головой и дал понять, что, мол, они сейчас к нему подойдут. А Жмайло направился в сторону бани и Ян Лооз краем глаза увидел, как пан начальник сразу оплеухами и пинками стал воспитывать своего подчиненного часового. Ветер доносил его грозные крики…

— ПО-ВЕ-ШУ! На деревьях, гадюка! Как это исчез?!!! Так как ты смел, мерзавец! И я тебя в капусту изрублю! Черт тебе в печень! Пятки на угле поджарю! Привяжу тебя твоим толстым задом к пушке и скомандую дать один залп! Завтра будешь висеть на столбе перед Драбской брамой! И пусть тебе вороны от голода глаза твои бесстыжие выклюют!! Совсем у меня распоясались! Уроды! В кандалы этого умника…

… Лекарь Коршак откашлялся и продолжил.

— Этот странный кусочек ржавчины я нашел сегодня рано утром. Вы же приказали страже, чтобы меня нельзя пускать…

— Где нашли?

— Ну, там внутри, в бане на столе, мы его как-то упустили…

— И? Не понимаю я что-то… — Ян Лооз действительно пока ничего не понимал.

— А вторая новость еще хуже…

— Не делайте загадок!

— Он исчез. — тяжело вздохнул Коршак и опустил глаза.

— Кто он? — не понял Ян Лооз. То ли он еще не проснулся окончательно, то ли…

— Труп. Нашего пана подкаштеляна Антония Пясоты… Вот видите начальник ночной стражи пан Михал Жмайло кричит на своих, это они его упустили… Может, воскрес ночью…

— Что-что?! Что вы несёте ерунду?! Как это исчез??! Что вы такое говорите, Коршак?!

— Растворился… Пойдем к ним и сами все выясним…

Лекарь Коршак и Ян Лооз подошли к пану начальника ночной стражи в тот самый момент, когда он ударил своего подчиненного в живот сильной рукой. Тот согнулся и Михал Жмайло хотел еще раз огреть его по затылку, как в этот момент чья-то железная рука перехватила его за запястье. Пан начальник караула побледнел еще больше, он плотно сжал зубы.

— Прекратите! — строго сказал Ян Лооз и разжал свои стальные пальцы.

— Хм… не думал… ничего себе! ого! вот это у него тиски…, - подумал Михал Жмайло, — а у этого смуглого османа хватка еще та! Опасный тип! И рука у него с какой-то хитрой бусурманской картинкой…. Дьявол!

— Прекратите, Жмайло! Так мы ничего не услышим от него! — Ян Лооз наклонился к часовому, у которого была уже разбита губа. По подбородку капала теплая кровь.

— Ну, говори!

— Каюсь, милостивый пан! Заснул я… Ни разу со мной такого не случалось! — и часовой с надеждой посмотрел на своего начальника. Пан Михал Жмайло кивком головы подтвердил, мол, это так… Ни разу!

— Я заступил на смену, как только получил от них, — он снова кивнул в сторону начальника караула — все инструкции! Посторонних людей не пускать! А знакомых мне лиц, только в моем лчином присутствии… Вот у меня и пистоль емеется, он на месте на поясе, и сабля моя наточенная, острая….

Ян Лооз обратил внимание на его красные глаза. Пока не врет, он спал. Может он был пьян?…

— А ну дыхни на меня! — резко прервал его пан воеводский писарь.

— Чего? — не понял часовой стражник.

— Ни чего, а дыхни раз пан тебя просит! — повторил приказ начальник стражи и дал ему легкого пинка.

— Хуууу! А что такое? Я на службе не пью! Разве что воду с мятой и медом!

— Фууу! Кошмар! — Ян Лооз скривил лицо. — Бог мой! Чем вы их кормите, Жмайло?

— Кашей с луком и свиная нога с переяславским моченым чесноком! Чеснок очень хороший и полезный для зубов и желудка! — отрапортовал начальник ночной стражи.

— Оно и видно! Далее?

— А что дальше, — продолжал доклад часовой стражник. — Рано утром пришел сюда пан лекарь, — он указал на Коршака, — и мы вместе зашли внутрь, тело было на месте.

— А потом?

— Потом я вышел. Я на вахте должен быть, а лекарь, когда я выходил — стал осматривать стол… а через минут 10 и он тоже вышел. Вот вам святой крест Вышгородской Божьей Матери! Тело было на месте, а потом через пару часов лекарь вернулся, чтобы перенести тело в какие-то свои комнаты… а их там уже не было… Чертовщина да и только! Может он ожил?! Там точно был дьявол или черт! Там пахло, как из бочки с гнилой рыбой — и часовой стражник с перепуга вытаращил глаза на небо и стал креститься.

— Как это ожил?! Что вы все сегодня плетете ерунду?! Вы что, сговорились?! — прикрикнул на него Ян Лооз.

— Да, и запах гнили был. — кивнул в подтверждение Андрей Коршак. — мы пробыли там минут 20, потом я решил тело перенести. Мне нужны были два крепких помощника. У нас здесь свободных людей нет. Все были еще в Нижнем городе, на Подоле. Потом я ходил будить вас, потом, люди нашлись и мы часа через полтора туда внутрь в баню заглянули. Этот стражник спит на входе. Тела нет. Я сразу к вам побежал будить…

— Странные дела… — сказал Ян Лооз. Этот загадочный инцидент ему никак не нравился. Ведь он привносил только массу дополнительных вопросов, а Ян Лооз этого не любил. В деле нужна была прозрачность и ясность. И никакого тумана. Теперь им следовало выяснять, что вообще могло здесь случиться…

Ян Лооз отодвинул в сторону пана начальника Жмайла и его стражника. Открыл дверь и вошел внутрь бани. Хм, никакого мерзкого запаха, и, конечно же, куча следов! Вот гады! Ян Лооз стал осматриваться по сторонам. Ничего такого, что могло привлечь его внимание.

— Шайтан! Куда этот проклятый труп мог деться?! Ну не ожил же он на самом деле? Кровь есть, вот она и осталась. Запеклась. Тела нет. Хм… Странно, ведь я же здесь все сам осматривал….

Он приблизился к столу. Оглянулся вокруг. Ничего такого. Солома на полу была сильно затоптанная, куча грязи. Если следы обуви были, то их здесь затоптали! Он поставил зажженную свечу на стол и сел рядом с местом, где мог тогда сидеть предполагаемый убийца. Ян Лооз стал представлять, как тот поднял руку и занес ее для смертельного удара. Да-да… Значит, левша… Ян Лооз поморщился и почесал свое правое предплечье, где у него было клеймо… «Рука с арбалетом»…

— Черт-черт-черт! И что же здесь на самом деле произошло?! — он наклонился и стал осматривать стол. У места, где сидел неизвестный, предполагаемый убийца, он вдруг обнаружил три царапины… Удивительно, как это я их вчера не заметил… Здесь было еще темнее, вот и не заметил, — оправдывался Ян Лооз. — а вдруг?… он наклонился и понюхал их… Нет, показалось, явно не заметил…

— Лооз! Я думал, что вы здесь, как и этот наш часовой стражник тут захрапели… — вдруг позвал его лекарь Коршак. — Пойдем лучше ко мне! У меня есть некоторые соображения по этому поводу…. Надо обсудить…. и не здесь…

— Да, мне здесь больше нечего делать! Прятать тут некого. Пожалуй, вы правы, Коршак. Да, а вы тоже тогда утром почувствовали тот мерзкий зловонный запах?

— Да-да. Что-то пахло. Не знаю, что это. Я раньше такого запаха не чуял…

— А на что это могло быть похоже? — спросил Ян Лооз.

Лекарь Коршак задумался.

— На затхлую тину похоже, когда река что-то выносит, оно разлагается летом на палящем солнце, и запах от нее не очень… Или когда одежда долго лежит в болоте, а потом ее достают, пахнет плохо, очень скверно…

— Лето, тина, затхлость…. — Ян Лооз пока ничего не понимал. — Ладно, пойдем к вам…

… Они вышли во внутренний двор замка к небольшой площади. А там уже кипела и бурлила настоящая жизнь! Люди занимались своими повседневными, неотложными делами. Конюхи поправляли лошадям брую. Кузнецы разжигали жар и стучали тяжелыми молотками по наковальнях. Оружейники чистили ружья и точили кривые, как кошачий коготь, османские и тонкие, как девичья коса, польские сабли. Начальник ночной стражи двудесятник Михал Жмайло выстроил своих стражников и проверял у них форму, осматривал вычищенное до солнечного блеска оружие. Уже открылись Воеводские и Драбские ворота… Продзенькали «Петухи»…

… К замку потянулись з низин горожане. С Подола, Кожемяк, Гончаров, из-за Канавы. Повсюду раздавался шум, гам. Слышался звон. То ли ведер с водой, то ли с квасом, то ли посуды с разной едой, то ли начищенных доспехов и оружия… Замок ожил, несмотря на плохую погоду, накрапывал легкий дождь… Снег в тот непростой год явно опаздывал в Киев… Дул сильный ветер и над замком развивалось дырявое полотнище. С ангелом-защитником города, у которого не было глаз…

 

Глава 6

— Пожалуйста, входите пан воеводский писарь! Заходите в мою скромную обитель! — сказал лекарь Коршак. — У меня здесь все по-походному. Поймите не до уборок мне… Времени пока нет… служанок и слуг тоже нету…

— Спасибо! — ответил Ян Лооз. Лекарь указал ему на толстый табурет из грубого необработанного дерева и гость расположился на нем. — Итак, приступим к нашему разговору…

— Да, приступим. — сказал Коршак и подбросил в каминную голодную пасть пару сухих дровишек. — Холодно у нас в это время, если постоянно не поддерживать огонь, можно задубеть до утра от сырости в комнате. К тому же здесь наверху в замке ветер гуляет… Может скоро выпадет снег, давно ему пора. У нас 5–6 ноября всегда первый снег лежит. Недолго, но лежит. А по ночам гора, словно ходуном ходит… кости мертвых скрипят… так говорят…

— Вы нашли тот ржавый кусок железки… Как вы думаете, что это может быть? — спросил Ян Лооз и достал свое венецианское увеличительное стекло и протянул его Коршаку. Тот пожал плечами. Мол, черт его знает… Он приблизил стекло и стал рассматривать странную находку.

— На что она похожа? — спросил Ян Лооз.

— Ну… Как для рыболовного крючка слишком толстоват. Я даже не знаю такой большой рыбы. — ответил Коршак и стал крутить дальше кривой кусок металла, изъеденного ржавчиной.

— Может, именно за ним и приходил наш таинственный посетитель, которого в последний свой час в жизни видел пан Пясота?

— Не знаю, не знаю. — Андрей Коршак задумался. Он перебирал в голове все известные ему медицинские орудия и ничего подобного этой вещи не находил….

— Может это наконечник стрелы? У османов такие были лет 15 назад… — продолжал рассуждать Коршак, то приближая венецианское увеличительное стекло к этой странной улике, то отдаляя… На клык животного не похож, потому что весьма очень великоват и из металла… Даже не знаю, что это…

— И я тоже пока не знаю… Единственное могу понять, вот смотрите сюда внимательно, — сказал Ян Лооз и показал, — это наш предмет — окончание чего-то. Видите, здесь имеется какой-то отлом. Значит, он был отломан или отпал от чего, а от чего, пока не ясно… Что же это за механизм такой?…

— Да, вижу… вы правы, — сказал лекарь и снова взял в руку странный предмет. Он продолжал его рассматривать…

— Послушайте, Коршак, пока мы здесь ничего такого не обнаружили, что далее открывает нам путь в возможностях обсуждения и поиска неизвестного убийцы, вы мне вот что скажите…

— Что?

— О нашем пане подкаштеляне хочу услышать… Вы же здесь, как я понимаю, не первый год живете в этом замке и Пясота тут тоже. Так ведь? — спросил Ян Лооз.

Лекарь Андрей Коршак кивнул и повесил котелок с водой в камин, чтобы вскипятить его и сделать горячий отвар. Ведь они стали немного мерзнуть. Пока вода медленно булькала в котелке, лекарь стал доставать из кожаных мешков какие-то листья с сушеными плодами…

— Малина. — сказал он пану воеводскому писарю, — Нашему подкаштеляну Антонию Пясоте через три недели, если я не ошибаюсь, должно было исполниться 55 или 56 лет. Более точно не скажу. Но можно поднять его бумаги в канцелярии нашего светлейшего пана воеводы, или попросить это сделать брата подкомория Иринея Сороку, чтобы он уточнил… Возраст почтенный, как для такой должности.

— Да. Возраст солидный. Как он здесь появился?

— Он? Пясота? И не знаю. Не интересовался.

— А вы? — спросил Ян Лооз, — как вы тут появились? Вы родились здесь?

— Я? Нет. Я — родился в 1600-м году под Луческом. Там же через 20 лет закончил медицинский коллегиум. Был в качестве солдата и лекаря участником Тридцатилетней войны с самого ее начала.

— А здесь вы когда появились?

— Здесь? После окончания Второй московско-польской войны 1632-34-го годов. Мне рекомендовали этот город. Я влюбился в него. Здесь я уже 16-й год. Хотел жить внизу. На Подоле. Там есть славный квартал у Боричевого Тока. А тут как прознали, что я военный лекарь, так бывший пан воевода Януш Тышкевич призвал сюда наверх! Ближе к себе. Говорил, как сейчас помню, ты Коршак — достоин большего! Плату хорошую пообещал, ее платили исправно, без задержек…. Это он меня и представил здешним людям, и пану подкаштеляну. Так что здесь — я уже почти 16 лет. А он — пан Антоний Пясота, уже тогда при мне несколько лет был подкаштеляном… Ну вот собственно и все…

— Хм. Да нет, не все. — сказал Ян Лооз. — Давайте так, я буду вас спрашивать — вы отвечайте! Согласие? А то меня ваши ответы совсем не устраивают! Вы будто бы цитируете свои медицинские книги, так специально все заучили…

— Специально? Ну, ладно. Черт с вами! Согласие! Спрашивайте, — ответил Андрей Коршак.

— Какой он был человек? — спросил Ян Лооз, — как бы вы его охарактеризовали? Он был жаден или щедр?

— Ну, не знаю. Скорее всего, скрытным он был. И очень религиозный. Дома много католических икон.

— Жена, дети у него были? — допытвался Ян Лооз.

— Хм. Не знаю. Нет, наверное. Я их никогда не видел. Я даже об этом не задумывался ни разу. Может, умерли от какой напасти…

— Получается, что он человек-загадка?! Тогда еще вопрос, кому могла быть выгодна его смерть? Кто претендент на его должность…?

— Э… да это… тот, кого назначит наш светлейший воевода Кисель. — ответил лекарь Коршак.

— Понятно. То есть ничего не понятно. Тогда вот что… Мы вместе с вами осмотрим его дом. Возможно, там найдется что-то, что выведет нас на след человека — кому могла быть выгодна его смерть…

— Тогда не будем терять время! Раз у нас в замке, который хорошо охраняют, столько вооруженных людей из гарнизонной стражи, происходят такие невероятные вещи…

 

Глава 7

.. Ян Лооз и лекарь Коршак отправились через замковую площадь на юг к другим воротам — Драбским. Возле них, перед оврагом, у 5-й сторожевой башни в собственном двухэтажном строении и жил когда-то пан подкаштелян Антоний Пясота.

Двери его имения были закрыты. Конечно же. Ведь хозяин отправился на тайную встречу в баню, закрыл за собой дверь, значит, медный ключ остался при нем.

— Да, а как же мы туда, внутрь, попадем, пан Лооз? Чего-то я не пойму? как?… — недоверчиво спросил Коршак.

— Странные вопросы! С помощью вот этого! — и Ян Лооз показал длинный медный ключ с пятью зубцами.

— Святой Крестный Спаситель! Помилуй нас! Вы что же это, Лооз, покойников грабите?!

— Вы чего?! Плохо обо мне думаете! Нет, одолжил ненадолго. Словно предчувствовал, что тело куда-то исчезнет… А надолго ли?

— Что надолго? — спросил Андрей Коршак.

— Ну, как вам сказать,… оно же начнет разлагаться… И тогда этот запах…

— Да, тогда мы сможем его найти! — и лекарь странно ухмыльнулся.

Ян Лооз вставил ключ в замок и прокрутил. Щелкнул смазанный механизм и дверь открылась.

— Я возьму огниво, надо зажечь свечи и наш светильник, а то мы тут, как в той бане ничего не увидим!..

В светлице они зажгли по одному масляному светильнику и стали оглядываться. Дом был большой. Видно было, что в нем жил какой-то крупный замковый сановник. Но не воевода. На первом этаже кроме прихожей, были две большие комнаты. Одна столовая, в ней доминировал длинный стол с двумя тяжелыми стульями с высокими спинками. Стол был накрыт обычной скатертью без излишков и рисунков. На столе стоял пузатый кувшин с водой, несколько глиняных чашек и графин, закупоренный початком кукурузы. В доме было тихо. В нем прислуга не жила. Но, челядь явно приходила, когда дома был сам пан хозяин. Поэтому, кухней и другими помещениями дома все это время, то есть в последние двое суток пока не пользовались. Вторая комната служила залом для совещаний. Возможно, сюда пан подкаштелян Пясота вызвал подчиненных. Давал им разные хозяйственные поручения. Именно эту мысль, словно и прочитал лекарь Коршак.

— Я, как правило, занимал вон тот стул, — лекарь указал рукой в??зале на 10 стульев с высокими спинками. Они стояли у стены по пять в ряду.

— Мой, вот именно этот. — сказал Коршак. — вот тут еще глубокая царапина. Не знаю, откуда она.

— И что? Часто вы здесь собирались? — спросил Ян Лооз.

— Раз в месяц. Если не было ничего срочного. А перед началом зимы, или какой-то эпидемии ли накануне очередной войны — чуть ли не каждый день…

— А что обсуждали?

— Разное. В основном хозяйственные вопросы… Где что лежит, что нужно докупить, или пополнить…

— Понятно. А где у него кабинет? У него же должно быть рабочее пространство…

— Наверное, наверху, там у него, говорят, была и спальная комната, и библиотека. Я там не был. Мне слуга его один рассказывал. Толстый Мирошка… Пан подкаштелян, правда, его выгнал к чертям, три месяца назад за кражи… Столовое серебро спер и отнес ростовщикам… Продал за полцены… Мерзавец!

— Идем!

— Пойдем.

… Они стали подниматься. Наверху им открылась несколько иная картина, чем внизу, где был исключительный порядок. В рабочей библиотеке наверху уже кто-то до них побывал. И видимо, совсем недавно. Там царил абсолютный беспорядок! Книги были перевернуты, подушки в спальне распороты, возможно, искали деньги! Да-да, пожалуй, искали деньги! А они у пана подкаштеляна Антония Пясоты, как правило, водились. Подкаштелян это же должность! Ведь в отсутствие самого пана воеводы, именно он и руководил замком и частично всем нашим городом….

… Вот рядом с кроватью лежал пустой толстый кошелек. Свиной кожи. В таких, как правило, хранят с полкило золота или серебра. Рядом лежали… ну не лежали, а как будто слишком аккуратно были уложены несколько монет… Королевский золотой дукат, в три с половиной грамма! 1639-го года с изображением старого короля — Владислава Четвертого. Того, что с двойным подбородком, монета чистая, 986-й пробы… Это же сколько воры сперли денег, чтобы так вот эту монету здесь оставить?! А вот и еще один дукат и несколько серебряных монет! Два прусских полуталера и погнута серебряная ложка. Книги из библиотеки были разбросаны. На первый взгляд казалось, что воры искали здесь в библиотеке деньги, пока там, в бане пан подкаштелян Пясота лежал мертвый…

— Коршак! — наклонился к полу Ян Лооз, — как вы считаете, они сначала перевернули все в спальне и заграбастали золото и серебро, а затем начали потрошить эту никому не нужную библиотеку, в поисках еще чего-то?

— Еще чего? — спросил Андрей Коршак. Он был шокирован увиденным. Как, мол так, под крылом у самого воеводы светлейшего пана Адама Киселя орудуют наглые воры. И не на майдане украли у торговцев их дешевый товар, а именно наглым образом проникли в дом такого высокого сановника. И ограбили его! Мыслимое это дело?! Матка Боска Ченстоховская! Сохрани спокойствие его души!

— Так как же! Вот еще что… — сказал Ян Лооз. — обратите внимание на эти монеты. Вот вы, допустим, вор! Пришли сюда за этим — так вы же все заберете с собой?! Зачем здесь их так подкладывать?!

Ян Лооз с пола поднял королевский злотый, 1639-го года. И глянул на профиль короля Владислава. Воеводскому писарю вдруг показалось, что король подмигнул ему. Мол, как мне повезло, что в твоих руках оказался! А не у этих проходимцев-воров. Ян Лооз покрутил монету в руке. Она чистая, без спилов и примесей. Антоний Пясота сомнительных денег у себя явно не хранил… Эх… А ведь на этого «золотого Владислава» можно почти неделю хорошо пировать…

— Я?! Я — вор? — всполошился лекарь Коршак.

— Ну, это я условно. Ну, допустим…. Э…, - тут внимание Яна Лооза что-то привлекло. Он наклонился и осторожно поднял с пола какую-то вещь и положил в платок.

— Что? Новая улика?

— Снова глина! Мы потом проверим мои догадки и подозрения! А теперь давайте попробуем разобраться в этом хаосе, что же искали наши воры или вор….

— Даже не знаю, с чего начать… — сказал лекарь Коршак.

— Тогда стойте там, а я сам аккуратно здесь посмотрю.

Ян Лооз, как и в тот раз, снял свои сапоги и стал аккуратно перелезать и приседать над кипами разбросанных книг. Там были разодраные грамоты, какие хозяйственные приказы, купчие, закладные…

— Бардак сплошной! — только и произнес Андрей Коршак, — не знаю, кто здесь был, но он дорого за это заплатит! Господи!

— Да уж. Возможно…

— Потом здесь еще убираться! Освящать по-новому это помещение! Окуривать его душистым ладаном… Как же он, гадина такая, сюда попал, не открывая входных замков?! — спросил Коршак.

— И действительно как? Это дьявольский случай! Этот вопрос мучает меня уже целый час. С того самого момента, как мы все это обнаружили… А ответа пока у меня нет. Но он найдется! Говорю вам… — ответил лекарю пан воеводский писарь.

Ян Лооз обратил внимание на одну из валявшихся на полу книг. Это был толстенный польско-литовско государственный устав. Тогдашняя конституция. Толстая книга. Красная обложка, добротная кожа. Книга, очевидно, выпала из шкафа первой. Затем ее засыпали другие, менее форматные фолианты. Возможно, воры просто на эту книгу не обратили внимания… Конституция. Черт ее побери! — кому она нужна? Ян Лооз поднял ее, протер рукавом жупана и увидел, что в середине аккуратно торчит… тонкий край другого листа! Вот так удача! Он вытащил эту улику. Лист свернут в два раза. Ян Лооз открыл его. Это были два разных бумаги. Две разные записки. Очевидно, написанные разными людьми. Ян Лооз довольно улыбнулся и положил их в карман. После стал трясти государственный устав страницами вниз. Но из книги, кроме короткого гусиного пера, которым видимо и писали одно из двух посланий, ничего больше не выпало… Ян Лооз еще раз оглянулся в этой библиотеке. Прошелся еще раз по спальне, открыл шкаф пана подкаштеляна Антония Пясоты. Понял, что вся его обувь — сапоги, полуботинки и одежда — кафтаны, вышитые рубашки, шубы из куницы, парадные шаровары все это было на своем месте. От вещей пахло старыми каштанами, что отгоняли вездесущую моль. Будь он сам вором, не крал бы этого. Так можно было просто погореть, ведь было бы понятно, откуда такие ценные вещи, где их похитили… А главное у кого…

— Наверное, здесь все…

— Вы что-то там нашли? — спросил лекарь Коршак, когда они вышли из дома пана подкаштеляна и заперли за собой дверь.

— Да. Нашел. Это две записки. Одна написана, видите самим паном подкаштеляном Пясотой. Вторая более интересная — она ведь адресована ему. Но корреспондент неизвестен. Пока нам неизвестно. Вот они. Обе. И одна из них как будто не дописана… к кому она направлена —??пока нам не понятно. Вот убедитесь сами.

… Лекарь Коршак взял записку и стал ее внимательно рассматривать. Он, конечно же, узнал почерк пана подкашетляна Пясоты. Ведь тот часто писал различные записки с поручениями к своим подчиненным. У Пясоты были характерные размашистые буквы, украшенные в начале вензелями. Одно из этих посланий было обозначено, как… копия! На случай его внезапной смерти! Итак, первый вариант — сам оригинал, а не копия, все-таки попал к неизвестному пока получателю… А копия как раз и была в руках лекаря Коршака. Он вслух процитировал:

«2 ноября. Именем «Ангела нашего властителя Михаила»??заклинаю тебя! Я так больше не могу! Я хочу навсегда выйти из этого жуткого дела! Я стар уже… не могу я так больше… Я не справлюсь и могу проболтаться воеводе, когда он приедет…»

— Вот, Коршак, видите — на этом фраза будто обрывается! Как будто он не дописал ее, чего-то испугался или кого-то. Поэтому и отложил эту записку в сторону, а потом по какой-то причине забыл о ее существовании. А причиной такой забывчивости могла стать только его внезапная смерть!

Коршак вернул записку Яну Лоозу. Пан воеводский писарь сказал:

— Это послание останется у меня! Я его еще буду тщательно исследовать. А вот и второе письмо. Давайте его рассмотрим. Пахнет, понюхайте сами, какой-то мерзостью! Сыростью! Может, лежала в болоте, бумага влажная. Воры это письмо тоже не нашли. Хм… Ведь этот запах знаком мне… И вот, о чем там идет речь… Слушайте!

… «Жду тебя на нашем месте! Будь сам! Не дури! Выбрось из головы своей все глупые мысли! Нам еще дело делать! Записку сразу сожги! И вот подпись — «вечно твой А.»

— Как вы думаете, Лооз, они связаны между собой эти две записки?

— Наверняка. Хотя и они разные по времени написания. Так мне кажется. Вот пан подкаштелян Пясота вспоминает о приезде воеводы. Значит, он все-таки ждал его. А кому-то это не нравилось, что на него могут донести… Самому воеводе Адаму Киселю! Значит, если оригинал получен и прочитан, то возможно этот «вечно твой «А.» вызвал вот этой, второй запиской нашу жертву. То есть пана подкаштеляна Пясоту…. Вероятно, в ту нашу баню…

— Да. Так оно видимо и было… — ответил лекарь Коршак.

— Загадочный этот «вечно твой «А». Обратите внимание на наклон пера. Буквы закругляются справа. Так писал только левша!! А вот то наше место о котором он говорит, это ведь действительно баня! И что они там в этой бане регулярно встречались?! Странно, довольно, странно… Вам, Коршак, кстати, знаком этот невнятный корявый почерк…?

Лекарь взглянул на послание. Задумался на миг.

— Нет. Впервые вижу. Руки этого писаки явно дрожали, как в горячке… Или он писал это… на ощупь, в темноте…

— Действительно. Не совсем удобно. Если бы он писал справа налево, как османы или арабы, здесь было бы понятно. Но здесь все наоборот! Вот обратите внимание — ведь писал он на местном языке. И это левша!

Андрей Коршак подтвердил слова пана воеводского писаря. Ян Лооз продолжал размышления.

— Да-да. Похоже… Вот только мне кажется, что они, воры, искали копию именно этой записки, первой, где он просит выйти из какого-то дела… Ну, а может, и вторую тоже искали, но не нашли…

— Может быть, — так же задумчиво сказал Коршак. — Как же он или они попали внутрь. И в дом, и в баню?… Странно…

— Это мы выясним, Коршак, обязательно выясним! Иначе, в противном случае мы не разгадаем тайну трагической смерти пана подкаштеляна Пясоты… Я попрошу вас, дать распоряжение, поскольку сейчас я отправлюсь к нашему светлейшему пану воеводе Киселю. Так вот распорядитесь от моего имени — чтобы выставили пока там стражу. Надежную! Это на день-другой. А потом надо там все убрать… Навести там порядок…

— И окропить! Оскверненное теперь это место!.. — быстро вставил лекарь Коршак.

— И окропить! — кивнул в ответ Ян Лооз и вдруг спросил. — Слушайте, а кто такой Ангел? «А» и «Ангел» это ведь может быть как-то связано? Как вы думаете, Коршак? Это одно и тоже лицо? Я ведь там что-то не понял. Он к какому-то там Ангелу обращается, просит какие-то небесные силы помочь и защитить его?

— Ну, не знаю. — ответил лекарь Коршак, — у нас на второй башне у Драбских ворот, если вы уже обратили внимание — гордо реет на ветру большой городской стяг. Там наш Ангел-хранитель, архистратиг Михаил. Может это его имели в виду?… Не знаю…

— Вот черт… Ясности мало конечно…. Но мы к ней доберемся! — мрачно ответил Ян Лооз.

Они попрощались. Лекарь Андрей Коршак подумал про себя, а откуда у этого странного молодого человека, столько удивительных навыков? Почему ему так везет, может у него зрение лучше… Чутье его не подводит… Откуда у него эти странные арабские татуировки на запястьях?! Как будто это часть одного какого-то стихотворения… Он что «варнак», сбежавший с острога или тюрьмы? Вряд ли. Ведь служит у самого воеводы. Ну и ладно! Бог с ним! Сейчас спрашивать было неудобно, потом переспрошу… Лекарь Коршак отправился выполнять поручение…

 

Глава 8

.. Тем временем Ян Лооз поднялся в палаты к воеводе Адаму Киселю и постучал к нему в двери.

Через мгновение послышался знакомый глухой голос.

— Войдите! Прошу, — сказал воевода Адам Кисель.

— Э… я снова не вовремя. Мучается старик ногами из-за своей болезни… — подумал пан воеводский писарь.

Ян Лооз вошел внутрь. Ему показалось, что воевода не менял своего местоположения с того самого момента, как он вышел из этой же комнаты.

— Ваша милость! у меня несколько новостей для Вас! — сказал Ян Лооз.

— Да, я слушаю, — сказал воевода Кисель. Он оторвался от своей подзорной трубы. Когда его мучила днем??подагра, он утешался тем, что сидел в кресле и осматривал в корабельную подзорную трубу, а это трофей с прошлой 30-летней войны, Нижний город — Подол. Купола его церквей, золотые кресты, печные трубы, дымшие из крестьянских домов, смотрел на облака и думал… Его Величество, король Ян-Казимир, наделил его обширными привилегиями, послал в столицу самого крупного воеводства Речи Посполитой — в пограничный Киев. Он должен вести повторные, тяжелые переговоры с гетманом Хмельницким. Ведь прошлые, которые проходили почти 9 месяцев назад, никакого результата не принесли. Ни отрицательного, ни положительного. А доверяет ли мне Их Величество король? — думал воевода Кисель… Он положил подзорную трубу на колени и тихо повторил:

— Да, слушаю… Заходите, мой юный друг, прошу Вас….

— Ваша Милость! — Ян Лооз поклонившись и стал подробно докладывать о том, что ему удалось выяснить по поводу внезапной и таинственной смерти пана подкаштеляна Антония Пясоты, а именно убийства! Ян Лооз высказал свои соображения относительно того, почему нужно усилить охрану самого воеводы.

Кроме того, не лишним будет ввести ночные перекрестные походы и осмотры нашей доблестной стражи вдоль всей огромной территории замка. Двух, а то и трех походных групп. Нам нужно проявлять бдительность, поскольку пока не понятен сам мотив неизвестного убийцы. Ночью замковый майдан нужно осветить кострами. Чтобы и мышь не просочилась с одной половины замка на другую. Ян Лооз докладывал, что у него есть определенные предположения, что это может быть рука вражеского диверсанта или шпиона. Вычислить его пока не удалось. Может, это кто-то из своих? Кто, вероятно, уже стал на путь предательства…

Воевода Адам Кисель слушал и не прерывал своего помощника. Тот поинтересовался, нужно ли только что изложенное им перенести на бумагу. Ведь когда закончится следствие, явно будет и суд. И возможно судья захочет ознакомиться с материалами расследования самого дела…

— Не сейчас… возможно, позже, — с грустью сказал воевода Кисель, — близится большая война, Лооз! Вернее она уже идет! Страшная, неотвратимая, с морем крови! …

…«Смешать спелую вражескую кровь с желтым песком! Желтый песок с кровью»…

…И нашим королевским судьям будет не до сантиментов! Если местный суд и состоится при наличии убийцы, то скорее всего его четвертуют! Или подвесят на железной цепи или посадят на кол у Драбских ворот… Вот и все!.. Позже все напишете, Лооз… Бумага все стерпит…

…Позже, пан Лооз, позже…

Ян Лооз только кивнул головой. Он ждал сигнала, чтобы откланяться, как в этот момент в двери палаты воеводы Киселя постучали. Воевода глянул на Яна Лооза и тот произнес: Кто там?! Войдите! Милости прошу!

На пороге был сам пан начальник всей замковой стражи — командор Юстин Левский. Он бряцнул своими железными доспехами, снял с головы шлем с перьями и произнес.

— Простите, великодушно, панове! Тут явился к нам один гончар, славный мужик… Тимко Малый. С жалобой к властям! Говорит, что дело касается жизни и смерти! Просит срочно его принять! Предоставить ему аудиенцию! Я его хотел в шею выгнать подальше! Но он, как муха не отлипает! Кричал, что готов выдержать даже 20 ударов смоченным в соленом рассоле батогом! Только чтобы пан воевода принял, выслушал и лично помог…

— Опять жаловаться на высокие налоги?… — предположил воевода и загрустил. Его болезнь на время забыла о его ноге. Адам Кисель мог пошевелиться.

— Я бы не стал так утверждать. Им городской налог совсем недавно снизили, — ответил Ян Лооз, — это вероятно что-то другое! Возможно, он желает сообщить о шпионах…. Надо принять, Ваша Милость! Это все же голос народа! Не стоит им пренебрегать… Надо пригласить его для аудиенции! Тем более у нас на это время есть…

Воевода Адам Кисель подал рукой знак начальнику караула пану Юстину Левскому. Мол, приглашайте! Только предупреди, чтобы бумаг, грамот и привилегий не просил — не получит! Начальник караула отдал честь, бряцнул доспехами и вышел…

… Через несколько минут он вернулся снова. За паном начальником караула плелся невзрачный человечек. Лет сорока — сорока пяти. Он, как только увидел Адама Киселя, а его он узнал по воеводской серебряной цепи с белым польским орлом, и рядом какого-то смуглого типа, сразу упал на колени, стал креститься и причитать.

— Горе, у меня отец родной! горе случилось! Украли мою кровинушку! — моего Ясю! — мужичонка залился слезами, рвал на себе волосы и продолжал голосить еще больше.

Воевода Адам Кисель поднял правую руку, а смуглый типок зачерпнул из маленькой бочки в кувшин воды и выплеснул ее в лицо этого шумного мужичка.

— Ану встань, гончар! Держи себя в руках! Не жуй сопли, а рассказывай, что случилось! Ты, Тимко — не баба на подольском рынке! Четко и слаженно говори! Иначе вышвырнем вон! Понял?! Давай-давай, соберись!

Эти резкие слова подействовали мгновенно. Тимко Малый вытер ладонью рот и глаза. Посмотрел сначала на большую икону Вышгородской Божьей Матери в комнате воеводы, затем и на самого Адама Киселя, потом четко стал рассказывать.

— Сына у меня вчера ближе к вечеру украли. Ясей зовут его. Пропал он. Играл на улице, там никого не было. Мы потом звать стали его на ужин, а Яси уже и нету! Детей рядом не было! У кого еще узнать — не знаем!

— Сколько лет мальчику? — без какого-то либо акцента, на местном языке, спросил смуглый мужчина, похожий на татарина или османа.

— 11 лет будет совсем скоро… — сказал с грустью Тимко Малый.

— Как когда-то мне было… — подумал про себя Ян Лооз. — На какой улице это случилось?

— На нашей. Гончарной. Она выходит прямо к Житнеторжской. Это рядом с рынком…

— Я, кажется, помню, где находится эта улица, — задумчиво сказал смуглый типок, потхожий на татарина или османа.

— Я уже и на рынке был, и тамошние корчмы и шинки все обегал. И «У Натана» был. Думал, может, там он? Может, его цыгане похитили? Може кто видел… Так нет! Я бегал к Жидовской браме. Ведь там собираются самые отпетые воры, чтобы ехать в Каменец-Подольский — продавать османам похищеный живой товар…. Но и там его нет! Никто не видел… Ааааа! помогите мне! — снова заголосил гончар Тимко Малый…

— В чем он был одет? — спросил начальник стражи Юстин Левский. Он вдруг решил напомнить о себе.

— Простая холщовая рубашка, мой пан. Шаровары коричневые, маленькие башмачки и жупанчик худенький! Да он толком-то не одевался у нас. Ведь ненадолго уходил гулять. Здесь все рядом… А это у нас уже третий случай! — с грустью произнес Тимко Малый.

— Как это третий?! — строго спросил воевода Кисель.

— Да! Как это третий?! — рявкнул начальник караула Юстин Левский. — Почему городские власти никто не поставил в известность об этих безобразиях?

Тимко Малый тут же нашелся и стал быстро объяснять.

— А того! У Ивана и Марии Лысух их же шестеро было! Они сами не знают, кому хотя бы одного ребенка сплавить! Знаю, что хотели бусурманам продать в рабство за 15 золотых дукатов! У Кучеренко — их пятеро, они их тоже особо не перечисчитывают перед сном…. Если кого-то в янычары заберут… они будут только счастливы…

— А ты чего тогда, болван, здесь слезы льешь?! Тебе что 15 золотых уже не деньги? — спросил начальник стражи Юстин Левский.

— Деньги, мой пан! Но я так не хочу! Потому что он у меня — один! Одинешенький такой! Самый родной! Как два года назад, жена от холеры умерла, больше никого у меня нет на этом свете! Помогите! Аааа! Ваша Милость! Только вы сможете, клянусь вот на этой Иконе Вышгородской Божьей Матери!.. Ааааа, — слезы катились градом из глаз Тимка Малого.

— Успокойся! — рявкнул вдруг смуглый типок. — Ну а у тех двоих, ну у Лысухи и…

— Кучеренко! — сказал гончар Тимко Малый.

— Да. У них кого украли? — допытывался этот то ли татарин, то ли осман. Он почему-то больше всех заинтересовался судьбой детей. Наверное, думал гончар Тимко Малый, тоже хочет и себе кого-то прикупить в рабство…

— У них тоже мальчиков увели! — ответил гончар и печально вздохнул. — 10-ти и 11-ти лет! Лешек и Иванко.

— Хм… — только и хмыкнул воевода Адам Кисель. — что-то здесь нечисто!..

— Да уж. Плохи дела у нас!.. Не чисто! — сказал начальник стражи Юстин Левский и поправил металлический шлем. Его доспехи и тяжелая кривая сабля «карабела» в ножнах глухо бряцнули металлом.

— Да, гончар. Ты пока молчи, что был здесь! Понял?! Лишний раз не ходи на Житний рынок! Ни к каким ворам не обращайся! А я посмотрю, что там можно сделать… — твердо произнес смуглый мужчина так, что где-то в глубине души этого несчастного гончара Тимка Малого затеплилась маленькая надежда…. Маленький лучик надежды…

— Да. Я понял, мой светлейший пан. А когда Яся вернется домой? — Не унимался гончар Тимко Малый.

— Когда я его найду! — отрезал смуглый мужчина. — И тех детей тоже! Если они еще жи…. - он вдруг осекся… — Ладно, иди домой гончар! Возьмись за работу. Работа лечит!! Я к тебе еще зайду. Но позже! Ты в каком доме живешь?

Гончар Тимко Малый назвал свой дом. Второй по их Гончарной улице. Справа. Там будет зеленая дверь. Дом трудно будет пропустить.

Напоследок Тимко Малый перекрестился и тяжело вздохнул. Он пытался поцеловать руку начальнику стражи, но получил от него пинка под зад. После он вышел из покоев.

— Третий случай… — задумчиво сказал Ян Лооз.

— Напрасно вы его обнадежили! — произнес начальник стражи Юстин Левский. — Наше пограничное воеводство — первое место занимает по кражам детей! Все это знают! Цыгане часто воруют, продают детей в рабство османам или перекупщикам, а те снова продают их, иногда по два-три раза, тем же бусурманам… Сами же бывают родители продают за звонкую монету… 5 или 10 золотых — это же огромные деньги для бедняков. Просто сумасшедшие!!!

— Здесь, кажется панове, не тот случай! — отрезал Ян Лооз. — Этому нашему гончару, как раз такие грязные деньги и не нужны! Ему нужен его сын! Ясно?

— Понятно.

В покоях воеводы воцарилась пауза. Яну Лоозу нужно было вернуться к себе и подумать над тем, что случилось за последние двое суток. Он получил на это согласие пана воеводы Киселя и вышел из его покоев…

… В своей комнате пан воеводский помощник сел за стол. Достал небольшой свиной кожи чемоданчик. Там у него хранились письменные приборы, рядом лежал польский пистоль с посеребренной рукоятью. Пан воеводский писарь достал песочные часы и перевернул их. Желтый песок внутри пересыпался ровно за одни сутки!

«Желтый песок смешать с кровью!»….

Часы отмерили теперь время поиска. Ян Лооз достал бумагу, перо и чернила. На бумаге под песочными часами он поставил один маленький крестик.

Пошли первые сутки!

Затем на другой бумаге Ян Лооз стал записывать свои мысли по этому поводу. Это помогало ему сосредоточиться и привести в порядок различные предположения, которые словно черви роились в его выбритой османской голове. Ян Лооз лихо закрутил чуб за ухо, обмакнул перо в чернила и вывел:

«Дело «А» — Ангела».

Перед словом «Ангела», он вывел еще прилагательное — «загадочного».

Итак:

Факт номер 1, который имел место. Убит пан подкаштелян Антоний Пясота. Это — важный чиновник замка воеводы. Убийца не найден. Труп Пясоты куда загадочно исчез. Неизвестный оставил после себя некоторые улики. Кусочки удивительно вонючей, почти болотной, грязи. Сапожное шило, вероятно, орудие убийства. Найден ароматный платок жертвы. Еще что? Ах да. У жертвы пана Пясоты почему-то отсутствует правый полуботинок! Обувь так и не найдена!

Факт номер 2. Он тесно связан с первым фактом. Убийца или убийцы, побывали в доме жертвы у Антония Пясоты и что-то там искали. Они пытались выдать этот визит за банальное ограбление. При осмотре найдены две странные записки, которые, вероятно, не нашли убийцы или убийца.

Факт номер 3. Он пока не связан с двумя предыдущими. Но, дело произошло в то же самое время, что и совершенное убийство. А именно — исчезновение или похищение ребенка. Мальчика. И это, оказывается, уже третий случай в славном Киеве.

Факт номер 4. Отсутствие каких-либо свидетелей во всех указанных случаях.

Ян Лооз отложил перо, протер глаза и тяжело вздохнул. Он вспомнил, что бы на это сказал лекарь Андрей Коршак: «Матка Боска Ченстоховская»! И здесь не иначе, как сам дьявол замешан!

Однако в эти сказки Ян Лооз верил мало… Он предполагал, что здесь орудует живой человек или группа живых людей — названа в народе просто: вороская шайка! Пан воеводский писарь решил, что раз у него пока ничего нового нет по фактам, связанным с убийством Антония Пясоты, значит нужно начать расследование именно с Гончарной улицы. Оттуда, вероятнее всего, и исчез мальчик или его похитили. Сына этого Тимка Малого. Это важнее! Жизнь похищенного ребенка еще можно попытаться спасти!

Ян Лооз решил, что утром он переоденется старьевщиком. Это чтобы не привлекать к себе особого внимания и направится в Нижний город. Подол. Там он пообщается с народом, послушает сплетни, попытается прояснить что-нибудь возможно новенькое о пропавших детях. А теперь немедленно спать!

Пан воеводский писарь завернулся в теплое одеяло, лег возле большой горячей трубы камина и вскоре провалился в сон…

… Ему снова привиделся Белый Рыцарь. Белый Всадник. Он водил его по каким-то питейным заведениям — шинкам. Ни в одном из них Яну Лоозу не нравилась атмосфера. В каждой пивной или корчме ощущалась какая-то тревога. Места быстро менялись один за другим. Менялись во сне и города. Это были полудвальные пивные блистательного Львова, шумные открытые чайные в Бахчисарае и Царьграде. И вот Белый Рыцарь длинной острой пикой указал на дубовую дверь одной подпольной воровской корчмы…

Оттуда слышалась шумная разухабистая музыка. Кто-то безжалостно рвал струны скрипки, пытаясь вынуть из нее душу. Там же стоял пьяный гогот, кто-то безбожно матерился, на полу чьи-то ноги мяли обломки битой посуды. Она трещала под каблуками. Скрипучая дубовая дверь неожиданно открылась и на пороге появился, кажется, сам хозяин этого колоритного заведения. «Тертый калач». Мужик почесал свое пузо, рыгнул пару раз. Подозрительно огляделся по сторонам. Затем он почесался в паху и стал мочиться прямо в темноту ночи…

 

Глава 9

… У киевской подпольной корчмы — «Святая обитель» ничего святого, кроме названия не было. Это воровское гнездо располагалось на Нижнеюрковской улице. В последнем полуразвалившемся двухэтажном строении. Ведь, его собственно-то и домом назвать язык не поворачивался. За годы, к этому строению все время что-то пристраивалось, а потом что-то сносилось. Строение давно потеряло свои первоначальные формы. Ночью дом напоминал огромный перекошенный старый сундук. С прорезями вместо окон. Из них иногда лился мутный свет масляных лампадок. Одним словом, не дом, а гнездо! Днем для богомольных, ночью для подозрительных. Дешево и надежно! Богомольными посетителями здесь были паломники Николо-Иорданского монастыря. Ведь при нем есть живой источник! Святых вод Иордана. Они исцеляли, так утверждали, от многих болезней, бесплодия, холеры, падучей. К источнику тянулись паломники со всего огромного Киевского воеводства и Левобережья Украины. Паломники боготворили эти святые киевские места! И забывали на Нижнеюрковской улице о своей собственной безопасности! Ведь основные ночные посетители притона «Святой обители» — это опасные гости самого пана хозяина. Василя Гнедого. К нему тянулся разный люд. Все больше любители обольстительных монахинь, монастырского имущества, беспробудные пьянчуги, уличные хулиганы, базарные мошенники и карманные воры. Недаром говорили, эта улица ведет на самом деле не к Николо-Иорданскому монастырю, а прямиком в «Город мертвых»! Ведь при монастыре было кладбище. И нередко там находили непохороненные тела заезжих панов и молодых панянок, убитых рядом со страшной корчмой. Жуткое это место было. Да и названия тех мест у горы Щекавицы говорили сами за себя. «Похоронная улица», проезд «Гнилой грязи», «Черный Яр». Поэтому корчма «Святая обитель» словно пиявка присосалась к ним. Ее хозяин Василь Гнедой когда был отпетым головорезом. Разбойником с крутым нравом. Он сам в одиночку мог разобраться с любой дракой…

… Василь Гнедой вышел на порог и сплюнул в ночь. Помочился и закрыл за собой дверь в его корчму, откуда и неслась пьяная музыка…

… Внутри этого гнезда отказа в теплоте и милости не было никому. Но это пока звенели золотые у пропащей христианской души. Лишь бы покупали у хозяина мед, пиво, монастырский бенедиктин и другое мерзкое пойло! Сам Василь Гнедой уже стал за стойку. Он был одет… в монашескую рясу. Церковные облачения ему нужен был для пускания пыли в глаза. Любил Василь Гнедой красивые, и дешевые эффекты. Мол, он тоже богомолен, как и брат с ближайшей обители… Почти всех своих постояльцев он знал лично. А для незваных гостей, тех, кто не платил по какой-то причине за выпивку или начинал вдург от пива бузить — у него лежал наготове заряженный картечью мушкет. И для ближнего боя тяжелый пернач. Василь Гнедой — был мастером рукопашного боя!

… Именно сейчас в его корчме посетителей было не так много, как обычно. Пара-тройка обычных лесных головорезов. Именно они сильно кричали, когда выпивали, спорили о чем-то и матерились. Там сиживало несколько базарных воров. Здесь утились двое постоянных выпивох, они давно носили Гнедому за пойло тещины золотые кольца и серебряные нательные кресты своих жен. Поскольку свои они давно здесь у Василя и пропили…

… В корчме давно витал солидный стойкий перегар. Еще сонные последние мухи грелись у теплой печки. По ней же ползали рыжие пруссаки. Шумные пьяные компании чокались глиняными кружками, сладко чавкали и отрыгивали страшным чесночным ветром. Никто пытался никому не мешать. Люди, кроме выпивки, были заняты еще и тихим, деловым общением…

… Два музыканта расположились в углу возле теплой печки и время от времени отгоняли пруссаков. Музыканты были одеты в рясы. Звали их — Яша и Наник. Их «пригрел» у себя в корчме для дела Василь Гнедой. Именно они на скрипках и играли жалобные иорданские мелодии. Под них хорошо пилось и думалось местным и заезжим головорезам…

… За самым дальним столом, в углу, над которым вяло тлела церковная лампада и висела похищеная в Черниговском соборе икона, сидело трое персонажей. Двое были нам уже знакомы — это были те самые разбойники. Одноглазый Бабак и его подельник Гонта. Ну а третий пан числился явно их предводителем. Он был одет лучше всех в этом омерзительном заведении. Даже лучше самого корчмаря Василя Гнедого. Он был главарем этой шайки. Вожак не прощал ошибок и не знал поражений. Этого человека, похожего на беглого дезертира, звали — Игнаций Чуб…

Никто не знал настоящее это имя или нет? Но никого это совсем и не интересовало… Все звали его просто Чуб. Или атаман Чуб…

… Игнаций Чуб схватил подельника Гонту за воротник его рваного жупана. Посмотрел на него страшным взглядом. На левом глазу у Чуба было кривое пятно. Бельмо. Его в народе звали — «крымская соль». Говорил Чуб четко и внятно:

— Ты, собака паршивая, хотел обмануть нас? И меня, и Бабака?! Да? Отвечай, паскуда!

— Нет. Не хотел, Чуб! Это совсем не так! — Гонта презрительно посмотрел на этого «паршивого пса» Бабака. И все понял. Хитрая уловка Гонты совсем не удалась. Ведь он тогда решил сам тайком пойти к ростовщику. И там пытаться сбыть то, что украл из кармана этого наглого смуглого бусурмана. Все бы прошло хорошо. Гонта перебирал мысленно в голове те моменты, когда он был на сто процентов уверен — дело легкое, пшик! и все выгорит! Он не знал, что этот «паршивый пес» был специально приставлен к нему исключительно по воле Игнация Чуба, который как раз почему-то очень мало верил Гонте…

… А Гонта вспомнил, как он вошел к ростовщику. На самом деле он хотел лишь узнать — что это за штучка? Мол, из какого металла, сколько стоит? И так далее. Старый Буба Бронштейн тут же под прилавком схватил небольшой пистоль, как только увидел перед собой этого хитрого пройдоху. А Гонта услышал характерный щелчок и сделал жест рукой, мол, спокойно старик, я здесь по другому поводу…

— Буба! Мне нужны деньги! Есть у меня для тебя очень хорошее и заманчивое предложение… Вот, на — посмотри!.. И не думай мне отказывать!..

Опытный ростовщик знал, что часто, такие типы, как Гонта приносили сплошные подделки. Он взял увеличительное толстое стекло и поставил перед собой свечу. Перед ним был тяжелый брелок красного золота. На вес — 20–25 граммов порядочного золота. Буба уже подсчитывал в уме барыши.

— Где ты его украл, бродяга? Ведь ты знаешь, что это? И что тебе за это может светить?….

— Да мне без разницы! Давай 10 дукатов — и он твой!

— Ты что хочешь меня пустить по ветру, собака?! 10 дукатов?! Ты с ума сошел! Тебе нужны слезы моих дочерей Сары и Ривки? 10 дукатов — это очень много!! Тебе самому опасно даже иметь такую??сумму!

— А сколько ты можешь мне дать, старый ты пройдоха? — стал нервничать Гонта.

— Ну, 4, максимум 5 золотых… И то это многовато для тебя! Он же краденный!.. Значит, не будет ни у кого фарта! Ни у тебя, ни тем более у меня! — ответил ростовщик Буба Бронштейн.

— Да ты чего?! Белены объелся?! В глазах этой собаки камешки гораздо больше стоят, чем 5 золотых! Ага?! — тут же обиделся Гонта.

Не успели они провернуть этот удачный гешефт, как в конторе ростовщика Бубы Бронштейна скрипнула дверь. Звякнул коровий колокольчик и тяжелые двери стали медленно открываться… Буба резко вернул Гонте его брелок, а тот быстро накрыл его ладонью. Они оба подумали про воеводскую стражу. Ведь если бы стражники во время обыска нашли у Гонты краденную вещь, ему бы грозила страшная кара. Пытки на дыбе у Драбской брамы! Это было легкое наказание. Так в Киеве обращались с пойманными ворами! Ну а Бубу, как нарушителя воеводской договоренности, сначала публично высекли плетьми, смоченными в рассоле на Замковом майдане. Его дом и контору конфисковали или сожгли, если бы не нашли на недвижимость покупателей. Жену и дочь обрили бы наголо и пустили на часа три в квартал ремесленников. На растерзание. Самого Бубу затем привязали к вороному коню и долго гнали галопом к заставе. Потом там ростовщика еще раз высекли напоследок и навсегда выгнали из Киева…

… Поэтому Буба Бронштейн быстро вернул «хозяину» его краденую вещь. Дверь скрипнула, тонко звякнул входной колокольчик и за спиной Гонты послышался противный голос этого «паршивого пса» Бабака. Он откашлялся:

— Хм-хм, Гонта. Гы-гы… А мне говорили, что ты с ростовщиками дело не имеешь… Тебя желает видеть атаман Чуб!..

… При упоминании об атамане Игнации Чубе ростовщик Буба поморщился, и еще сильнее сжал рукоять своего пистоля. Хотя, если бы здесь был сам Чуб — оружие не помогло ростовщику. Чуб был сущим дьяволом! Говорили, что его и кривая турецкая сабля — «килич» не берет! И от пули он лихо увивается словно скользкий чернобыльский уж…. Глаз его с белым клеймом, той самой «крымской солью», помогает атаману видеть момент выстрела из мушкета или пистоля. Вот почему он так ловко уклоняется… Словно черт…

Осторожный Буба сплюнул на пол при одном упоминании имени этого мерзавца. Хотя такого откровенного свинства он себе никогда не позволял.

— Тебя желает видеть атаман Чуб!.. — повторил распоряжение «паршивый пес» Бабак. Он странно засмеялся… — в его личной резиденции, в «Святой, мать ее, Обители», гы-гы….

… Итак атаман Чуб за грязным столом в «Святой обители» отпустил Гонту. Тот поправил воротник жупана. Чуб схватил кружку с какой-то крепкой настойкой и влил себе в пасть. Главарь шайки поморщился, рыгнул и занюхал куском хлеба. Затем вкусно глотнул козелецкого пива.

— Смотри мне, бродяга! Обмана я не терплю! Ты знаешь, Гонта, кем я был у светлейшего князя нашего Иеремии Вишневецкого? А он еще тот был деятель! Наших казаков резал без разбора и вешал любого, кторого хоть за что-то, за малейшую провину можно было повесить! Без суда и следствия! В своих распрекрасных Лубнах. Тьфу! Так вот, Гонта, знаешь, кем я у него был?! — спросил тихо, но очень жутким тоном Игнаций Чуб и посмотрел своим «соленым» глазом на подельника Гонту.

— Нет. Не знаю…. — Гонте вдруг стало как-то не по себе от этого взгляда.

— Слушай, сучий потрох! Я пленным казакам, замученным до смерти, которые уже ничего не могли сказать, и которых просто сжигали, я подносил им факел к костру… Я разжигал его, перед их лютой смертью!!! А один, сука, живучий оказался. Пушкарь. Плохо тогда его поляки привязали к столбу. Он вывернулся и плюнул в меня какой-то жидкостью. Теперь у меня это пятно — «крымская соль» в глазу… Днем этот глаз практически не видит! Пользы от него ноль золотых, но когда наступает время битвы, вижу я достаточно ясно. И как летят пули, могу уклониться от неожиданного удара сабли-«карабелы»… Такой у меня подарок и страшное воспоминание о службе у самого заместителя дьявола — Яремы Вишневецкого! Так что ты подумай, Гонта, в следующий раз, не думай меня обманывать! Мне тебя поджечь, раз плюнуть, но сначала… — и он жутко улыбнулся…

Гонта решил, что терять ему жизнь из-за этого похабного мерзавца и упыря еще рановато. Поэтому он просто пожал плечами и положил на стол платок. Атаман Чуб развернул его. В тусклом свете свечей жадно блеснула его улыбка из нескольких вставленных золотых зубов…

По печи пробежал большой рыжий прусак.

— Айда, молодец, Гонта! Хвалю! Хорошая штучка! А ты уже выяснил у этого жлоба Бубы сколько она стоит?

— Нет. Не успел. — ответил Гонта. Он теперь точно знал, кто чего стоит в этой мерзкой и гнилой шайке. Первым он бы убил эту сволочь — Чуба. Ножом! Резким ударом в его «соленый глаз». Затем повесил бы эту вонючую гниду — Бабака. Тот все равно не достоин ни пули, ни ножа. Повесил бы его на осине за грязную давно немытую шею…

Как только атаман Чуб развернул платок, шум, гам и иорданские сердобольные напевы в корчме тут же затихли. Казалось, все уставились на тяжелый брелок, который до этого лежал в кармане у Яна Лооза, а до него принадлежал преподобному приору Зиновиусу Зарембе.

— Что такое?! Что вы глаза свои выпучили?! Пейте себе панове, на здоровье! И не забывайте закусывать! Не ваше это дело! — сказал атаман Чуб, как отрезал и быстро свернул платок с золотой головой собаки с факелом в пасти. Неожиданную добычу он положил во внутренний карман своего жупана.

… Безудержное пьянство и шальное веселье в «Святой Обители» продолжалось. Музыканты Яша и Наник после слезливой иорданской мелодии заиграли бодрящие мелодии. Это был венгерский чардаш. Народ оживился и стал заказывать у Василя Гнедого еще пойла. Троица подозвала к себе корчмаря и приказала нести пива и меда. Чуб предварительно хорошо заплатил, дал Гнедому 10 серебряных грошей и теперь они могли требовать самых лучших блюд. Им принесли зайца с гречневой кашей и белыми грибами. Эта троица достала свои острые тонкие ножи для этого пиршества. Ножи недавно были украдены на Житнем рынке…

— Есть у меня мечта! Одна-однешенькая! — чавкая заячьей передней ногою торжественно произнес одноглазый разбойник Бабак.

— Ну? Ты решил стать ксендзом в монастыре Святого Николая Иорданского? — уточнил подельник Гонта.

— Гы-гы… Не. Вы никогда не догадаетесь!

— Что ж тогда?

— Да уж получше, чем ваш пустопорожний бред! Есть у меня мечта! Ограбить Лавру!

— Какую? — не понял Гонта, — Почаевскую? Это далеко отсюда. Хотя я слышал она очень богатая! Купола из настоящего золота, а у их отцов-настоятелей палаты украшены серебряными пластинами… деньги льются рекой от паломников! И этот поток никогда не иссякает…. Никогда!!!

— Ну и лопух зеленый ты, Гонта! Какую еще Почаевскую?! Дурачина! Это действительно очень далеко от нас! Мы за месяц, а то и два не дойдем туда! Нашу хочу — Печерскую Лавру!

Гонта подозрительно оглянулся. Вроде никто в этом шуме и гаме их не слышал. Гонта перекрестился.

— Дурак ты, Бабак! — сказал атаман Игнаций Чуб. Он щелкнул пальцами, чтобы подельники придвинулись ближе, — мы совершим более существенный поступок. Достойный настоящего мужчины!

— Ну? Какой?

— Мы ограбим… пана воеводу!!

— Святой Крепкий, помилуй!!! И что?! А что нам там у него воровать? — спросил дурачина Бабак. — Там же у него одни крысы и флаг дырявый с Ангелом развевается над башней! На портянки, кстати, пойдет! Если украсть ночью, пока никто не видит… Гы-гы…

Атаман Чуб авторитетно осмотрел своих подельников. Отхлебнул из большой глиняной кружки. Вытер рукавом пьяный рот и очень громко рыгнул.

— Вы уже, хлопцы, поверьте, моему твердому атаманскому слову! Там есть что брать! — … и он сделал картинную паузу, ожидая, пока кто-то из сообщников не спросит, — что же?

— Ну!? Что же? — не выдержал первым этот дурачок Бабак. — Да что там такое? Что? Золото, которое новый воевода Кисель привез для подкупа казаков или для собственного авторитета в переговорах с Хмельницким? Гы-гы…

— Дурак ты, Бабак! — ответил атаман Игнаций Чуб. — Мне доложили — а это очень надежный источник, что там полно… серебра! А может быть, ты и прав, и золота!

— А откуда оно там?! — не понял Гонта.

— Да, действительно, откуда? — поддакнул этот дурачина Бабак.

Чуб огляделся по сторонам. И тихо продолжил.

— Говорят, что внезапно отошел к Святому Апостолу, в его объятия старый подкаштелян Пясота. Так вот у него должны быть запасы серебра! Мой источник не врет!..

Атаман Чуб рассказал, что еще при первом литовском замке, том, что был здесь до этого лет сто или сто пятьдесят назад… Так вот там располагался настоящий монетный двор!

— Настоящий, хлопчикии!!! Настоящий!!! Чеканили там денежки! Деньги, мать их так, дурачки!! Вход в чеканный цех сейчас завален землей, но помещение само по себе осталось…. Оно как раз под замком находится! Под землей!!! Говорят, что дом покойного пана подкаштеляна Пясоты — как раз над ним, над серебряным цехом и стоит! Как вам, панове, хорошие мои?! И попасть туда внутрь за этим серебром можно из дома Пясоты. Впрочем, туда мы так, в открытую, не попадем! Но проникнем иным путем…

Было очевидно, что жадный Бабак, очень заинтересовался этим делом…. Он перестал чавкать кроличьей ногой. Сосредоточился, стал нервничать и сильно вспотел…

— Э… Чуб… а как мы туда попадем?! Там же полным-полно стражи! Замок — это такое серьезное дело для нас! Это серьезная крепость! Разве что попросить Хмельницкого или басурман, возьмите, друзья, пожалуйста, этот высокий замок… Потому что нам, панове, очень туда надо попасть под землю!.. А мы вам на честном слове — треть от вырученной суммы отвалим! Гы-гы…

— Да, Бабак, ты полный идиот…

— А ты в курсе, что с Печерской Лавры, той которую ты хочешь ограбить, можно подземными ходами, лазами и лабиринтами дойти до самого Чернигова, а то и дальше к богоугодному Козельцу?

— Ну? Неужели?! — удивился Бабак. — Как это?!

В его голове это никак не умещалось. Он поставил на стол глиняную кружку — это, мол, Лавра, а на другой конец стола положил оторванную заячью голову и представил себе невероятное между ними расстояние…. Там, где была кружка с пивом — должен был быть Чернигов, а дальше располагался святой Козелец!

— Нет, братцы! Еще раз нет! Такого вообще не может! Вы что!?

— Может, Бабак! Послушай. В Печерской матушке нашей Лавре есть ближние и дальние пещеры. Какова их длина? Знаешь?

— А я знаю?… — пожал плечами Бабак. Он, конечно, не знал. Куда этому дураку.

— Да, так вот в районе всех наших киевских гор тоже есть тайные ходы!! Множество! Пруд пруди! Полно! Зуб ставлю золотой! Ходы ведут как в воеводский замок, так и из него! Надо только нам узнать, где потайные входы есть. Они хорошо скрыты от человеческих глаз… — тихо сообщил Чуб, а Гонта пригнулся поближе, чтобы ничего не пропустить…

— Это целая сеть таких ходов и лазов, — поднял грязный палец с золотым кольцом в виде черепа атаман Чуб, — которые переходят в лабиринты, широкие и высокие галереи, узкие ходы, где обоим не разойтись! Вот они и ведут как к замку, так и от него. Можно спуститься через специальные лазы в замке, например, в чеканный цех! Набрать там серебра полную сумку, а выйти уже в Нижнем городе, на Подольском майдане, или около Доминиканского монастыря, или вообще наверху близ Жидовской брамы… Или перейти под Днепром….

— Да ну! Не верю! Это все бред! Верую только в Пресвятую нашу Деву Марию и святого целителя Пантелеймона! — произнес этот дурачек Бабак. Он достал ржавый металлический крестик, который он украл накануне в церковной лавке и сладко поцеловал его, — поверю, когда увижу!

— Увидишь-увидишь! Есть у меня один человечек, который нам это все покажет и проведет к одному из таких подземных лазов. А другой человечек, тоже, не менее надежный — сейчас устроен лично мной в гарнизон замковой стражи! А? Как вам?! Это мои глаза там внутри! Он приставлен туда мною за очень большие деньги, чтобы мы были в курсе всего, что происходит на горе. В замке. Это он нам подал тогда сигнал, что прибыл пан воевода…

— Это хорошо. Гы-гы-гы, — заржал своим подозрительным смехом опьяневший Бабак. Он поднял еще кружку, сдул с нее пену. Залпом проглотил содержимое, отрыгнул и сказал:

— Как в сухую земельку пошло! А? Давайте, еще по одной кружечке навернем, панове воры!

Все трое еще раз наполнили свои кружки, подняли тост «за великий успех» и новой порцией подольского пенного пива чокнулись и каждый сделали по огромному глотку.

Гонта между тем, потирал руки под столом. Его план начинал срабатывать. Эти двое жадных упырей все же купились на его приманку….

 

Глава 10

Сын гончара Яся проснулся от странного запаха и в жуткой тишине вокруг. Он не мог пошевелиться. Руки, ноги были связаны, во рту мерзкая тряпка. Последнее, что он помнил, кто-то сзади подошел, сунул ему под нос вонючий платок и зажав сильной рукой дал им подышать. Мальчик вскоре опьянел и отключился. Он не мог помнить, как на него тут же одели большой холщовый мешок, быстро перенесли на телегу и двое цыган отвезли его к крутому холму прямо под замком. На похитителей никто не обратил внимания. Мол, едет себе воз с Житнего рынка да и едет. Что тут такого? Везут люди добрые большой мешок картошки на продажу. Поэтому эти двое негодяев без проблем дотащили свою ношу к кривому толстому тополю, на который никто никогда не обращал внимания. У основания ствола дерева был старый пень. Он как раз и отодвигался в сторону…

… Это был тайный вход в старый заброшенный склеп. Вниз вели поросшие зеленым мхом каменные ступени. Мальчика в мешке принесли именно туда, к потаенному входу в подземелье. Вскоре эта ноша перекочевала внутрь. Похитители ветвями замели свои следы, бросили пучок перечной мяты, на случае, если их замковая стража вдруг будет искать с собаками…

… За такую??ценную добычу, эта земляной крыса дала им 30 серебряных монет. За одного мальчика!..

Цыган по кличке «Золотой Конь» перекрестил мешок, поцеловал руку с деньгами и он со своим подельником ушли восвояси…

А эта страшное существо поддело своей железной рукой мешок с усыпленным мальчиком, положило его на тележку и покатило тело вглубь горы. Несмотря на свой небольшой рост, это существо было очень сильным человеком…

… Яся пришел в себя… Он не понимал, ни где он оказался, ни что с ним произошло. Внутри полутемного пространства пахло какой-то гнилью, болотной тиной и затхлой плесенью. Где, как ему казалось, капала вода. Он повернул голову и увидел тускло горящий факел. Мальчик был на цепи. Нога в кандалах, конец цепи уходил куда-то далеко вглубь лабиринта… Значит, здесь кто-то есть еще. Так ему показалось. Пол в этом прострастве был выложен обожженным кирпичом. Все это напоминало какие-то огромные подвалы. Пламя факела слегка затанцевало. Значит, здесь иногда бывал и сквозняк. А где сквозняк, там должен быть свежий и чистый воздух! Яся подумал, что если пламя шевелится и танцует, значит, кто-то сюда идет. Может это отец, который узнал об этом месте, придет и спасет его…

…Но это был не отец…

… Раздалось тяжелое крехтение. Яся понял, что это было живое существо. Из-за поворота таинственного лабиринта вдруг вышел… маленький, но плотный горбун. Лица его не было видно, его скрывал вонючий, прогнивший капюшон. Горбун был очень сильным. Жизнь в подземелье его закалила. Выходил он только ночью, либо рано утром, когда еще не начинало светать. Он боялся испортить себе зрение. Горбун подошел к Ясе и ловким быстрым движением перевернул мальчика на бок. Он осветил его факелом и осмотрел его. Внешних, видимых повреждений не было видно. Мальчик был цел, хорош собой. Горбун жадно улыбнулся.

— Кхе-кхе-кхе… Я вас скоро покормлю… — раздался мерзкий утробный голос. От горбуна очень плохо пахло. Давно немытым телом и разлогающейся гнилью.

— А пока сидите здесь! Не шевелитесь! Все равно вы отсюда никуда не выйдете! Пока не выйдете! Гы-гы. Эх, мне в комплект еще двух не хватает…. Э-хе-хе… Вот было бы дело!..

— Я вас покормлю? — подумал Яся. — значит я здесь не один. Все правильно. Может мне показалось?! Но где тогда остальные? Может в темных глухих лабиринтах, или вонючих комнатах, может здесь есть такие, как я?…

— Тебе надо поспать… — мерзкий горбун вытащил кляп и поил мальчика. Не успел Яся что-то произнести, как это существо ловко засунуло ему тряпку. Толкнул голову назад.

— Не невелиться! — напомнил он и показал Ясе свою правую руку. От этого зрелища у мальчика на спине пробежали мурашки и выступили капли холодного пота. Рука, которая ранее была, настоящей человеческой, теперь была пугающей и металлической. Как механические грабли. С острыми, вместо, пальцев пятью когтями-крюками. Один из них, тот, что заменял мизинец, был отломан и отсутствовал… Горбун пригрозил Ясе этой рукой. Он проверил все узлы, развернулся и побрел в другую комнату. Яся остался один… Он думал об отце… Ему так хотелось увидеть солнечный свет, свою улицу…

— Двух. До какого-то комплекта… — подумал мальчик, — какого это еще комплекта?… Может он решил меня съесть?…. Эх, как мне отсюда выбраться?… Он смотрел на факел и глаза его стали слипаться. Этот подлый колдун, видимо, что-то подсыпал Ясе в питье и это вещество стало действовать на сознание мальчика…

… Яну Лооз снова привиделся Белый Рыцарь. Всадник говорил редко. Всегда что-то делал, что-то показывал. Оставлял ему загадки. Если было время и желание, и если Ян Лооз помнил их, то он пытался проанализировать эти видения, чтобы потом утром попробовать разгадать все это… Если помнил, конечно…

Пан воеводский писарь проснулся вспотевшим. В холодном поту. Уже рассвело и семь раз продзенькали «Петухи» на Воеводской браме.

… Ян Лооз встал, сладко потянулся и выпил кружку воды. Затем стал умываться. Он посмотрел на себя в небольшое зеркало, висевшее над медным тазом. Под глазами были темные круги, кожа с зеленым оттенком, значит, он плохо спал, ему снились какие-то кошмары. Но он их, слава Богу, не помнил… Он сделал несколько приседаний, потом отжался от пола. Он стал собираться. Оделся. Надо было доложить пану воеводе Киселю, пожелать здравия, а затем отправляться на Гончарную улицу. Найти отца пропавшего мальчика. Еще раз поговорить с ним. Может, он что-то еще вспомнит. Затем нужно осмотреть место, откуда исчез мальчик Яся. Посмотреть на людей, зайти в корчму, выпить кружку, а то и две козелецкого пива, послушать местные подольские байки. Кто что на Подоле говорит, чем живет нынче. Нужно было порассуждать, еще раз прикинуть факты. Ян Лооз всегда так делал, чтобы понять, чем живет эта улица, эти люди…

… Именно для таких целей он переодевался в обычного старьевщика… Через посыльного он отправил Его Милости пану воеводе записку. Что будет занят в этом темном деле с похищениями до вечера. Мол, есть задачи, которые нужно выполнить… О них он доложит Адаму Киселю несколько позже.

Ян Лооз спустился к Воеводской браме. Там было караульное помещение. Он заранее договорился с караульным десятником. Пан воеводский писарь оставил там свою привычную верхнюю одежду. Достал из принесенного мешка грязные тряпки, а именно вонючие лохмотья. Стал одевать это все на себя. Через несколько минут он сильно изменился. Пана воеводского писаря теперь было не узнать. К тому же он измазал себе лицо и руки пеплом. И так он стал похож на нищего или на старьевщика с того же Житнего торга. Он перебросил грязную сумку через плечо. В ней были самые старые вещи и пан воеводский писарь пошел вниз к урочищу Гончары-Кожемяки…

… Над урочищем уже с утра вился едкий дым и царила страшная вонь. Скорняки с первыми петухами развели огонь под огромными чанами и стали варить вонючие воловьи кожи. А в домах, где жили гончары, послышался характерный треск, крутящегося гончарного колеса. Ловкие руки стали лепить из мокрой глины горшки, крутить высокие пивные кружки.

Ян Лооз быстро отыскал дом гончара Тимка Малого. Тот вышел на стук в зеленую дверь и увидел перед собой неизвестного старьевщика. Тимко хотел было послать его подальше. Ян Лооз приложил палец к губам.

— Тихо ты! Не кричи! Ты вчера был у пана светлейшего воеводы в замке. Я и тот человек… что пообещал найти твоего сына… Я просто не хочу лишнего внимания, Тимко! Давай отойдем в сторону, и там без посторонних ушей ты мне еще раз коротко расскажешь все и покажешь то место…

Гончар кивнул. Тимко Малый все понял. Он вытер руки сухой тряпкой, сказал кому-то, что еще «одна минута». Затем он отдал подмастерьям какие-то распоряжения о постоянном огне в печи и он вышел на улицу к Яну Лоозу. Тимко Малый говорил не громко, но очень внятно.

— Обычно, мой Яся играет перед домом, вот здесь. И я его, если надо, вижу в это окно. Иногда он заходит вот сюда, здесь у нас двор, видите, он защищен старым забором. Здесь также легко спрятаться… И не видно, кто и что здесь.

Тимко Малый сообщил, что в последний раз сын говорил, что будет именно там… Когда пришло время звать его на ужин, Яси уже там не оказалось… Гончар обегал все, он уже вчера об этом говорил. А здесь у них все заняты своими делами… Никто не обратил внимания, кто здесь появляется, куда проезжает, проходит мимо, куда и зачем…

Гончар Тимко Малый был опечален исчезновением сына…

— Эх, был бы только он жив, мой Яся….

— Я же вам сказал, если он жив, я его найду! — ответил ему «старьевщик».

Гончар пожал сильную руку Яна Лооза, буркнул, что его ждет какая-то незавершенная работа. Мол, если что-то будет известно, пусть сообщит в любое время дня и ночи. Он будет ждать послание…

Ян Лооз попрощался с гончаром и решил еще раз осмотреть место.

— Будь я на месте похитителя, как бы я действовал, чтобы быстро и незаметно нейтрализовать ребенка?! — думал он. — Ведь мальчик может закричать, начать брыкаться ногами, кусаться… Да мало ли что… Значит, его можно было бы услышать! А если этого не произошло, то действовал профессиональный похититель детей! Он знает, как избежать всего этого ненужного шума…. Даже не знаю… Бить он не бил его, зачем? Накинуть на шею петлю? Чтобы удавить? То же не вариант… Что ж… профессиональный похититель детей?! Кто же это может быть?

Ян Лооз задумался…

У него за спиной послышался скрип колес. Мимо проехал груженый воз, запряженный старой клячей.

— Тамара, но! Давай, давай, шевели копытами! — прикринул на лошадь один из мужчин и слегка хлестнул «Тамару» кнутом.

Это гончары везли на Житный рынок свой товар… Горшки и большие чаны. Они бились боками и звенели в такт. Один гончар подгонял другого.

— Давай-давай, Стефко, поторопись! Что ты как и вошь у цыгана на гребешке…

— О! Конечно же, цыгане! Вот кто мог похитить мальчика… — подумал Ян Лооз. — Нужно искать цыган…

… Пан воеводский писарь решил еще раз пройтись по Гончарной улице, вниз к Воздвиженской. До поворота к Житнему рынка. Вскоре, он оказался на углу Житнеторжской улицы. Там, на повороте, у небольшой двухэтажной деревянной постройки, он нашел неприметную корчму. Названия у нее не было. Вывески тоже. Но местные, те, кто там бывал не раз, называли ее между собой просто: «У Натана». По имени хозяина этого почтенного заведения…

Именно туда решил и зайти Ян Лооз. Не мешало бы что-то съесть, выпить и даже согреться… Бокал-другой пива. Не более.

… Дубовые двери подло скрипнули. Хозяин специально не смазывал их салом петли, чтобы слышать, кто входил… Натан обернулся от стойки со штофами к неизвестному посетителю. Некоему «старьевщику». В руке корчмаря была мокрая старая тарелка. Он вытирал ее грязным, дырявым полотенцем. У Натана не было пейс, он был чисто выбрит «под колено». Одет в черный кафтан. Засаленный, не раз чищенный. Под кафтаном была когда-то кристально белая сорочка. А под ней, на шее, на веревке болтался необычный серебряный крестик. Если взглянуть на обратную сторону, то посередине были высечены два соединенных между собой треугольника. Невидимая для обычных человеческих глаз — звезда Давида. Натан был выкрест. Он выгодно поменял веру своих родителей. Так было удобно в те страшные времена. У него был длинный крючковатый нос. Тонкие, потрескавшиеся губы. Правый глаз начинал странно моргать, если вдруг пан Натан нервничал… Хозяин отложил щербатую старую тарелку языком достал из треснувшего зуба кусок засохшей рыбы, выплюнул это на пол и уставился своими миндалевидными глазами на посетителя. Некоего «старьевщика». Его он будто бы видел впервые…

— Здравствуйте вашей хате! — с ходу объявил Ян Лооз.

— Ну, здоров, если не шутишь, а деньги у тебя есть, халабудник иерусалимский? — спросил Натан. Ян Лооз сказал, что, мол, да имеются. Он достал указательным и большим пальцами из внутреннего кармана несколько серебряных монет и показал их корчмарю Натану. Тот одобрительно кивнул головой и показал рукой на стол у грязного запыленного окна.

— Садись там, бродяга! Я сейчас закончу с делами, а ты мне скажешь, что будешь выпивать! — сказал Натан. Ян Лооз стал оглядываться по сторонам.

Эта корчма была классическим подольским шинком-наливайкой. Низкий закопченный потолок, как у всех. Грязный, вытоптаный тысячей пьяных ног пол. На нем редко кто солому менял… В самой соломе, если покопаться, можно было обнаружить засохшие рыбьи кости, куски хлеба. За спиной у пана Натана располагалось несколько полок с кувшинами и различными бутлями, штофов и полуштофов. Там же был невысокий сервант, в котором хранилась посуда. Это чарки различного калибра. Столовые приборы от совершенно разных сервизов… Но самое интересное, что привлекло внимание Яна Лооза прямо за спиной Натана это несколько православных икон. Покрова Пресвятой Богородицы и Святой Лазарь… Вероятно копии икон. Они были словно обереги у Натана. Если вдруг в этом засаленном шинке начиналась драка, то хозяин заведения считал, что в православные иконы никто стрелять не будет. И соответственно в пана Натана тоже. Тем более, совсем рядом располагается храм святого Николы. Местным посетителям, пьяницам весь этот антураж, этого веселого балагана, очень был кстати. К вечеру корчма «У Натана» превращалась в театр. Потому что туда приглашали различных музыкантов, и славный народ кутил до умопомрачения, до утра…

… Ян Лооз оглянулся. Вид у него здесь был очень удачный. Из окна он мог видеть, кто подходит к шинку, или просто идет мимо, явно направляясь в сторону Житнего рынка. Кроме того, он хорошо со своей точки мог наблюдать за тем, что происходит здесь, внутри самого шинка. Пожалуй, все яркие события «У Натана» случались ближе к вечеру.

Наконец к нему подошел сам пан хозяин. Натан был с грязной тряпкой на запястье руки.

— Пялиться в окна будешь дома! Если он у тебя есть, бродяга! А здесь уважаемые и дорогие люди едят и выпивают! Даже с утра! Но, бенедиктина говорю сразу — нет! Понятно?! Есть горький черниговский мед, остатки нашего подольского пива, жженое вино из ржаного хлеба. Вкуснятина! Пальчики откусишь! Из холодных блюд только вчерашние пироги с тушеной капустой. Больше пока ничего нет… Рано ты сюда пришел…

— Пива. Пенного. Два кружки, — сказал Ян Лооз, показал два грязных пальца и улыбнулся. Он смотрел в черные миндалевидные глаза пана Натана. Тот кивнул. Причем сделал довольно странное движение шеей, она слегка хрустнула. Натан открыл рот, сказал: сейчас усе сделаем! и Ян Лооз заметил несколько золотых вставных зубов.

— Сколько же ему лет? 45? 50? Или больше? Их племя не разберешь! Интересно давно у него эти зубы? — думал про себя Ян Лооз. — Да и этот жест откуда-то мне знаком…

Какие древние воспоминания нахлынули на Яна Лооза. Ему вдруг стало казаться, что он здесь уже был когда-то!!.. Но когда?! Ведь он всего несколько дней назад приехал сюда в Киев.

— Пиво. Подольское! Два кружки! Как заказывали! — произнес Натан и поставил пенный напиток рядом с Яном Лоозом. Это были две совершенно разные кружки. Одна глиняная с отбитой ручкой, вторая когда-то знавала лучшие времена и явно жил в кабаке где-то на родине пива в Баварии или в Южной Богемии. У кружек были трещины и они немного протекали… На столе появилось несколько капель…

— Ну… если так дело пойдет, я останусь совсем без всякого пива….

Ян Лооз взялся за кружку, за ту, что жила когда-то в Баварии или в Южной Богемии, и тут на правом запястье открылась его татуировка… арабская вязь…

… «Нет Бога, кроме Аллаха…»

…Пан воеводский писарь заметил, как у Натана расширились зрачки. В них взметнулась молнии, а потом все резко потухло. У пана корчмаря потемнело в глазах. Правый стал подергиваться и моргать…. Это заметил пан воеводский писарь, который продолжал играть роль «старьевщика»…

Ага, видимо, этот человек знал, его Яна Лооза и знал кое-что о его татуировках. Но откуда?! Черт его разберет? — думал пан воеводский писарь.

Он сдул пену и отхлебнул пива.

— Э… простите меня великодушно, мой пан… А вас всегда звали Натаном, уважаемый?

— Всегда, сколько себя помню. Натан. Даже когда я крестился! Пьяный поп сказал, шо теперь для рифмы будет звать меня Нафаня. Ведь времена нынче скверные для нашего народа, гонят нас отовсюду, режут, вешают и убивают. Поэтому меня можно звать любым удобным для вас православным именем. Я не обижусь. Мои поклонники и клиенты, собственно, так и делают. Поэтому не удивляйтесь, если услышите любое обращение в мой адрес… Любое! — ответил хозяин и ткнул себя грязным ногтем в грудь.

— Так сколько же вам лет? — прямо спросил Ян Лооз.

— Сто двадцать пять будет как раз в этот шабат! А что?… Заходи, бродяга, отметим эту крупную юбилейную дату! Ну, выпивка за??твой счет, конечно!

— Сто двадцать пять?! Врешь…

— Я вру?! Ты чего, старьевщик?! А может ты ищейка, чтобы здесь все вынюхивать? Вопросы такие провокационные ставишь мне?! А?

Ян Лооз отрицательно помотал головой.

— А пиво у вас невкусное и несвежее! Бокалы текут, словно кошка в марте… За это можно пожаловаться пану воеводе… — Ян Лооз мог напугать его серебряным орлом — принадлежностью к королевской власти, но не стал этого делать. Он решил играть в «старьевщика» до конца. Ему просто необходимо было понять, что это за человек и откуда он его, Яна Лооза, может знать…

— Жалуйся! На здоровье! Кому хочешь, хоть воеводе, хотя королю, хоть архиепископу Житомирскому… хоть в Варшаву пиши письма, кардиналу в Краков, хоть архиепископу в Царьграде! Понятно?

Натан нагло улыбнулся…. Он скрестил на груди руки. Его правый глаз снова стал дергаться. Было видно, что он о чем-то активно размышляет… или что-то замышляет недоброе… За окном громко заржал конь. Проехала какая-то подвода…

— Слушай, Натан, мне бы коня достать нормального, не клячу-доходягу… — медленно произнес Ян Лооз и оглянулся на окно. Он решил сменить тему. И направить разговор в русло разыскиваемых цыган.

— Всем надо лошади… зачем тебе? — спросил Натан — ездить или лавку открыть? Кстати, конина сейчас хорошо под закуску идет… Голод и нищета преследуют наше воеводство! Жуткая ситуация во всем нашем королевстве. Сильно теперь люди не доедают… Даже, говорят, у короля Яна-Казимира меню в два раза покромсали. Ну, так мне рассказывали. Были здесь заезжие гости из самой Варшавы. А тут каждый второй выпивоха в нашем славном городе спрашивает про конину… Черт! Распоясались сейчас люди добрые, распоясались!

— Ты не понял. Мне ездить. По делам, на большие расстояния. А не на закуску резать коней…. - сказал Ян Лооз.

— Иди вон туда! — Натан указал рукой на улицу, — на Житнем рынке, там в самом конце, на углу майдана, у Хоревой улицы продают… это прямо перед загоном со свиньями и коровами…

— Но там же дорого! Там с меня 15–20 золотых сдерут! Это же грабеж! А мне нужно подешевле!

— Жлоб. Подешевле — только ворованные!.. — четко и рассудительно произнес Натан и зажмурил веки. Его нервный глаз только успокоился…

— Ну да, мне такой и нужен. — ответил пан воеводский писарь. — Я его потом подкрашу, подковы коню поменяю на другие. И его родной отец не отличит… — Ян Лооз достал кожаный кошелек и вытащил из него серебряную монету. Пол немецкого талера 1645-го года. Почти 12 граммов серебра 925-й пробы… Без примесей, без спилов, чистая, добротная монета. Не подделка. Натан улыбнулся такой невиданной щедрости этого «старьевщика»…

— Хм. Благодарим, мой спаситель… — Натан взял тяжелую монету, пощупал ее и положил в правый карман засаленного кафтана. Правый карман — это к удаче! В левом — он никогда денег не хранил. Там у Натана всегда лежал острый кривой клинок — «ханджар». На всякий случай.

— Тогда тебе, бродяга, нужен, Гришка «Золотой Конь». Это кличка вора. Он — мастер таких скакунов красть… ты просто его найдешь и узнаешь. У него в ухе, в левой мочке, тяжелая серьга в виде конской головы. Это его талисман… Из чистого золота! Сколько охочих было эту цацку у него срезать вместе с ухом?! Но Гришка хитрый и ловкий! Ему такого любителя легкой наживы цыганским сапожным ножом пырнуть, что тебе бутыль горелого вина опрокинуть…

— А где мне его найти? Этого Гришку… — спросил Ян Лооз.

Натан задемался.

— Не знаю, может, в городе он где-то схоронился… Может, сидит в тюремной яме за кражи лошадей… Черт его знает… Но вероятно в курсе Тойбо. Это старый цыган. Он — слепой. Этот дьявол на Житнем рынке меченые подковы продает. Ты, бродяга, никогда не покупай у него! Никогда! Это обман для лопухов.

Пан воеводский писраь слушал и вникал в тонкости аферы с краденными лошадью. Натан продолжал.

— Подкуют они доброго коня, который им приглянулся, и потом по этим подковам скакуна быстро находят и крадут! Где бы он не ночевал! Это у них как метка! С Тойбо ходит мальчик-поводырь. Он наводчик. А сам цыган будто промежуточное звено… Ему говорят что надо, а он далее передает… А мальчика зовут Геделе. Эта шайка с Гришкой «Золотым Конем» в сговоре… Учти это, бродяга!

Ян Лооз выложил на стол еще несколько медных солидов, всего полтора гроша. Это расчет за дрянное пиво и сверху еще одну серебряную монету — 1 полугрош. Это сверх того, что он должен был заплатить Натану за пойло. Деньги были хорошим довеском к тому серебряному полуталеру. Натан снова одобрительно кивнул невиданной щедрости этого необычного «старьевщика». Хозяин продолжил.

— Ты с этим мальчиком аккуратнее! Он тайные знаки подает цыгану Тойбо. Про него говорят, что он и не слепой, а только хорошо притворяется. Многое чует на самом деле!..

Еще одна последняя серебряная монета номиналом в 1 полугрош окончательно развязали Натану язык…

— Слушай! У них и свой пароль-отзыв имеется. Для распознания исключительно своих людей!

— Какой же?

— Последний, о котором мне говорили, был таким: «у какой моей крали — ожерелье все в серебре?»

— Ну? У какой? Это так, чтобы я знал правильный отзыв, Натан… — уточнил Ян Лооз.

— «У той, что хоронят»!

— Ясно… Слушай, а если у меня не получится? Они не скажут, где мне найти этого Гришку «Золотого Коня»? Что тогда?

— Здесь, я тебе ничем больше не помогу… — ответил корчмарь, — Придумай сам, ты же изворотливый умник… У тебя денег вон полный кошель… Хватит и на нового коня… И на подкуп этих проходимцев…

— Будь здоров, Натан, а не чихать тебе и не кашлять!

— И тебе держать себя в тонусе!

Прямо от этого корчмаря выкреста Ян Лооз отправился на новую встречу. По дороге он выдумал легенду, что, мол, у него на примете есть одно выгодное дело. Об ограблении и именно ему для этих целей нужен исключительный специалист. Лучший в своем роде Гришка «Золотой Конь»…

 

Глава 11

Ян Лооз явился на Житний рынок в самый разгар и стал пробираться сквозь шумную толпу торговцев домашней скотом. Он попал в самую гущу событий. Тут и там стоял шум, гам, раздавались крики торговцев. Здесь предлагали купить то пироги с зайцами, то попробовать совершенно экзотическое заморское блюдо с востока — тушеную змею… Ян Лооз крутил головой, чтобы увидеть того, кто это ему предлагает. Но не нашел. Может, это не ему предлагали. Ведь он «старьевщик», т. е. нищий. Не до ваших заморских блюд, панове…

… Житний рынок — на Нижнем городе Подоле, казалось, был всегда. Ничто не могло его уничтожить. Ни разрушительное время, ни наглые захватчики. Ни голод, ни войны, ни пожары. Этот рынок был всегда. И при литовцах, и при поляках, и при монголах. Здесь можно было купить все, чего привередливой душе угодно. От любых сладостей до домашних животных…

… В несколько рядов стояли деревянные ряды. Самые «вкусные» из них — это те, что образовывали — «первую линию продажи и общения». Крестьяне продавали много товаров. В первую очередь хорошо шли продукты питания с огорода и соленья. От моченых яблок до различных маринадов. Отдельной кастой шла группа торговцев мясом и салом. Это были боги здешней торговли, всегда к вечеру у них была хорошая выручка. Их кожаные кошели ломились от серебра, а иногда и золота. Здесь можно было купить и достать все… Подпольно, в обход воеводской монополии, продавали горелое вино, крепкий иностранный напиток — бенедиктин. Можно было сговориться о покупке рабов и оружия….

… Ян Лооз вскоре пробрался через несколько рядов. Он двинулся дальеш в сторону назойливых продавцов и сразу увидел нужных ему людей.

— А вот кому настоящее цыганское угощение — запеченный в глине на углях еж!? Вкуснятина!! — кричал в толпу чумазый мальчик Геделе. — Это блюдо подается с ароматными специями исключительно под заказ! Добавляем соус из брусники и крапивы!! Кому ежа — налетай сюда!!!

Ян Лооз сразу заметил, что этот чумазый мальчик Геделе был на ржавой цепи. Видимо, чтобы не убежал, от цыгана Тойбо. Геделе рекламировал гастрономическое чудо и параллельно продавал обычные подковы. Ну, те самые, которые меченые, которые лучше не покупать! Мальчик нахваливал свой товар и периодически пялился черными глазами по сторонам за прохожими и покупателями.

… Иногда он локтем толкал «слепого» цыгана Тйобо и что-то ему говорил на ромском языке. Видимо, подавал, какие-то условные сигналы.

— Подковы, чавале! Кому подковы! Лучшие на Подоле! Самые фартовые в нашем бренном мире! — кричал Геделе — нигде таких нет! Мой дедушка делает! Одной рукой выковывает в кузнице на наковальне, а второй там же закаляет! Подковы лучшие во всем нашем Восточном воеводстве! Такие только у короля! Кому подковы, нигде других таких нет в мире!

… Ага дедушка, твой закаляет их, а сам держит тебя на цепи — подумал Ян Лооз.

— Подковы для фарта, ромалэ! Как оберег! Никто и никогда вашего «Бурку» не уведет! Эй, отец родной! Может, тебе вкусного ежа в глине?! Уммм…. настоящие цыганские вкусности! — предложил Геделе Яну Лооза. Тот остановился перед парочкой и указал пальцем на пару подков.

«Старьевщик» присел над товаром.

— Три серебра! — сказал мальчик, — бери, воин, не прогадаешь! Потом мне руки будешь целовать за эти чудо подковы! Ни у кого таких нету в нашем воеводстве! Даже у самого полковника Хмельницкого!

— Четыре серебра! — произнес цыган Тойбо. Он носом чуял, что у этого оборванца деньги где-то под сердцем лежат… В кошеле…

Ян Лооз положил деньги и взял пару подков. Затем перевернул их и посмотрел на рисунок. На них были выбиты… карточные трефы! Подковы действительно были меченые. Именно по этим трефами, воры быстро отслеживали нужных рысаков… Делали ночью свое черное дело и на утро хозяин коня «Бурки» поднимал нешуточный гвалт на весь Подол!

— Дело есть, хлопчики, до вас… — тихо и четко сказал пан «старьевщик».

Цыган Тойбо слегка шевельнулся…. Яну Лоозу показалось, что он действительно на самом деле все видит… Тойбо закряхтел…

— Что тебе надо от бедных и обездоленных ромал, пан воин?

— Как мне найти Гришку?

— А мы здесь причем? Гришку ему подавай? Ты вон лучше купи себе на ночь сладкую бабенку Акулинку!.. Есть тут у нас одна красавица на примете. Трудолюбивая. В меру мстительная. Тебе понравится. Зачем тебе этот разбойник Гришка?! Он же одни беды приносит, а от Акулинки сплошное счастье и ночная утеха… Забудь все свои печали, чавале!..

Ян Лооз наклонился к цыгану Тойбо и в самое ухо произнес пароль «про ожерелье и мертвую красавицу».

— Вот, пристал к нам, словно пиявка… Мы не знаем! Гришка был здесь. Терся. Дня три назад. А то и четыре. Обещал еще зайти и куда-то пропал!

— Куда? — настойчиво поинтересовался пан «старьевщик».

— Не знаем мы. Может деньги где-то раздобыл… Может, где-то действительно пьянствует. Или вот, скорее поехал в одно село — Нижние Дубочки! Это за святым Вышгородом… он любит эти славные места. Там рыбы вдоволь, ромалэ! Хорошие женщины! Ты лучше поезжай туда… И там спрашивай… Добре?

Ян Лооз понял, что они просто назвали отдаленный населенный пункт. Туда 4 дня пути. Они специально называли это место, чтобы туда отправит любого лопуха, кто вдруг поинтресуется судьбой Гришки «Золотого Коня». Т. е. отсылали подальше с глаз. Тогда здесь вывод напрашивался один. Или Тойбо и Геделе, эти проходимцы, действительно ничего не знали о Гришке «Золотом Коне» или они сознательно водили Яна Лооза за нос. Правды ему от этих хитрых цыган не добиться…

… Так ничего не выяснив о воре Гришке, Ян Лооз решил вернуться в замок. Ему нужно было хорошо поразмыслить над полученными данными. В деле было слишком много второстепенных игроков. И ему необходимо было постараться отбросить не столь нужных людишек, чтоб сосредоточиться на более важных подозреваемых. Раз он ищет похитителя мальчика. И других детей. И, возможно, здесь счет идет на часы и минуты.

Ян Лооз поторопился к замку — может там ждут его какие-то свежие вести. Он поднялся к Воеводской браме. Забрал у пана караульного свою привычную одежду. Там же в отведенном помещении переоделся и стал оправился дальше. Ян Лооз зашел к себе. Никаких записок он не обнаружил. Ни от пана лекаря, ни от кого другого. Ян Лооз выпил воды. Заглянул к Коршаку, но дома того не было. У пана воеводы Киселя ничего нового Ян Лооз также не узнал…

И этот день заканчивался бесславно… Пан воеводский писарь вернулся к себе. Зажег несколько свечей, ведь вечерело в Киеве довольно рано. Он подбросил несколько полений в печь, закутался в теплое одеяло и стал размышлять…

… Дело было очень запутанным. Начиная от смерти этого пана подкаштеляна Антония Пясоты до того самого момента, когда похитили мальчика Ясю — сына гончара Тимка Малого…

Ян Лооз оторвался от мыслей и выглянул в окно. Стемнело.

— А что, если вдруг представить себе такую??картину — размышлял он вслух, — если наш похититель детей — это цыган «Золотой Конь»?! И он, действительно, пока нет других заказов — выполнил этот? Ведь его никто не видел в последнее время. Если бы он украл мальчишку для себя, давно бы его продал на рынке у Жидовской брамы. Там известна точка. А так Гришку ни в шинках не видно, ни в каком другом месте… В любом случае его надо найти!.. Эти два деятеля говорили о каком-то селе за Вышгородом. Нет… Это просто пустая болтовня. Путь, который меня заведет слишком далеко. Ведь никто туда не поедет в то село. Это потратить в пустую время, чтобы проверить свою ошибку. Поэтому эти пройдохи мне его и назвали… Этот Гришка «Золотой Конь» прятался явно в другом месте… Но где именно?…

… Ян Лооз сладко зевнул и решил залечь спать. Труба, которая проходила через его комнату была теплой, хорошо нагретой. Он предварительно положил на нее одеяло, оно согрелось изнутри. И Ян Лооз завернулся в него и моментально закрыл глаза. Он провалился в сон. К нему тут же прискакал Белый Всадник… тот самый Белый Рыцарь…

… Он, как правило, ничего не говорил, а только показывал. Белый Всадник поднял какое-то огромное покрывало и Ян Лооз отчетливо увидел живого ребенка. Это был мальчик. Он находился в странном месте. Это был полукаменный, зловонный лабиринт. Мальчик был прикован к стене ржавой цепью. У него были связаны руки и ноги. Он лежал на грязных, вшивых тряпках. От них пахло какой-то гнилью. Рот мальчика закрывал кляп. Где-то мерцал огонь, значит это — наверняка подземелье. Там есть воздух и мальчик не задохнется. Ян Лооз хотел было протянуть мальчику руку. Он хотел помочь ему, хотел схватить, хотел разрубить своим ятаганом его оковы, но в этот момент в дверь комнаты громко и настойчиво постучали…

— Пан воеводский писарь! Я к вам не могу попасть! Вы здесь?!

… Ян Лооз мгновенно проснулся. Вот чертова душа! Дьявол! Кому там?! На самом интересном месте! А может быть — он узнал бы это место и как туда попасть?

— Сейчас! Минутку! Я уже одеваюсь! — ответил он.

— Да-да, пожалуйста. Прошу, вас. Я буду ждать внизу. — Этот голос принадлежал лекарю Коршаку.

Ян Лооз умылся ковшом воды, съел два больших красных яблока и кусок домашней колбасы, которым его угостили по случаю. После спустился вниз. Там его ждал лекарь Андрей Коршак.

— Слушайте, Лооз! я вот о чем хотел с вами поговорить… — начал было лекарь, но пан воеводский писарь его опередил. У него перед носом еще стоял тот странный сон-видение с несчатным мальчиком. Поэтому Ян Лооз быстро переспросил:

— Нет-нет! погодите-ка! Послушайте, Коршак! Только внимательно и не перебивайте меня своими глупыми вопросами не по делу! Вот если бы вы похитили мальчика… то…

— Я?! Пресвятая Дева Мария!

— Та погодите! Ну, давайте включайте фантазию! А то мы так его никогда и не найдем… то куда бы вы его спрятали?! Хотя бы на время?! А? На короткое время?

— Я? Я даже не знаю…

— Ну, подумайте… У себя бы вы его не держали?…

— Нет. Это опасно… Зачем? Ведь тогда его сразу найдут, если на меня упадет хоть малейшее подозрение…

— Тогда где? — настаявал на вразумительном ответе пан воеводский писарь.

Лекарь почесал свою бороду.

— Ну… это… у меня должно быть… во! — логово!! Понимаете, вот где бы я его прятал! И сам там иногда скрывался бы. А что нет?

— Вот! Именно! — и Ян Лооз поднял указательный палец вверх. — Нам нужно искать логово этого таинственного похитителя! Этого загадочного «А»… И к тому же нам нужно искать его очень быстро! К нему у нас ведет одна небольшая тонкая ниточка! Это этот проходимец — цыган конокрад Гришка «Золотой Конь»! Он пока нигде не появлялся на горизонте, но я, думаю, мы его довольно скоро обнаружим….

— Найдем, найдем… — произнес Коршак и виновато кашлянул в кулак. Мол, его перебили, так и не дали договорить…

— Да, кстати, прошу у вас прощения… А о чем вы хотели поговорить…

— Об улике одной. Кажется, той, что мы нашли вместе с вами. О том шиле. Ну там, где инициалы… Помните? А то уж как-то странно у нас получается…

— Да? Ну, что вы говорите… — Ян Лооз внимательно посмотрел на лекаря. Тот все больше начинал ему нравиться. Коршак стал более тщательно интересоваться делом и высказывать довольно дельные мысли.

— Вот. Обратите внимание, наш убийца оставляет явное доказательство. С инициалами. Это же так очевидно!

— Браво, пан лекарь… Далее!

Андрей Коршак продолжил дальше.

— Ведь по этим инициалами мы же его найдем! То есть теперь тут у нас напрашивается один вывод, многоуважаемый пан воеводский писарь…

— Да-да. Какой же?

— А такой! Что эта улика — ложная! — произнес лекарь Коршак и стал смотреть на Яна Лооза, чтобы тот оценил его предположения.

— Брависсимо! С меня хорошее пиво, два бокала. Каждому! Но не в том мерзком подольском шинке. Однако, я вам хочу сказать, что мы все равно должны найти владельца этой вещицы. А потом понять, как он ее потерял. Где, когда, при каких обстоятельствах? Ну, если нам удастся это выяснить…

— Да-да. — лекарь Коршак внимательно слушал Яна Лооза.

— Хотя я больше склоняюсь к тому, что именно это шило у настоящего владельца похитили. И, как вы уже сказали, подбросили на место преступления. Так сказать для отвода глаз…

— Возможно, вы правы… — вздохнул лекарь Коршак.

— Я вот что предлагаю… У нас такой план на сегодня. Я попробую снова поискать следы этого ловкого цыгана Гришки «Золотого Коня», а вы попробуйте, только тихонько, чтобы не привлекать лишнего внимания, выяснить, кому могла принадлежать эта вещь.

Ян Лооз достал из платка шило и передал его лекарю Коршаку.

— А если я вдруг найду хозяина шила мне ему вернуть?

— Верните. Конечно, верните. Ну, пока, я пошел. — Ян Лооз попрощался с лекарем и пошел по своим делам.

— До вечера, — произнес Андрей Коршак и направился через замковый майдан в сторону Драбской брамы. Лекарь повернул голову, когда услышал звон. Это зловещий ветер раскачивал ржавые цепи. На виселице висел на цепях уже окоченевший и изуродованный труп казненного вора. У Драбской брамы всегда казнили воров за многочисленные прегрешения. Ворам особенно не везло. Сначала палач, а эту функцию в замке выполнял кузнец, отрубал длинным османским мечом — «киличем» кисти рук. Затем в костре раскалял до красна второй меч и уже этим клинком прижигал страшные раны. Крик вора на майдане был страшный. Люди время от времени крестились и закрывали руками уши. Затем вор терял сознание. Его отливали, то есть приводили в чувство большим ведром ледяной воды. Затем под одобрительные возгласы, кузнец вешал еще живого вора на ржавой цепи. А чтобы он больше не кричал ему, после отсечения кистей рук, вставляли в рот деревянную палку. А сзади ее стягивали толстой веревкой. Тело вора несколько дней кормило ворон и пугало благоговейное местное население. Это жуткое зрелище как будто предостерегало горожан от дурной мысли что-либо в нашем многострадальном Киеве украсть…

Жуткое это место у Драбской брамы! Даже жарким летом там всегда веет ледяным холодом и пахнет лютой смертью. Всегда, слышите, находясь там, на горе, обходите его стороной!

 

Глава 12

… Лекарь Коршак решил действовать так. Он вдруг вспомнил, что еще год назад практиковал такую??вещь — ходил по старым своих клиентам — когда делал профилактический осмотр. Тогда свирепствовала простудная лихорадка. Теперь он тоже решил так же и поступить. Только при этом у него был якобы новый повод. Говорили, что нынче в Литве вновь свирепствует черная холера. А раз так, значит, через месяца полтора — два эпидемия доберется и в Киев. Значит, нужно осматривать людей и предупреждать. Так он решил. Заодно можно было расспросить о хозяине инициалов на шиле и выяснить, кто это может быть такой. Лекарь Коршак решил, что раз это шило, то оно, наверняка, принадлежит сапожнику. Он отправился на улицу Кожемяцкую…

… Там он обошел несколько домов, но пока его поиски были тщетными. Вдруг лекарь Коршак встретил одного своего старого знакомого. Якоба Бородача — скорняка. Лечил его в прошлом году. А потом заказывал у него же хорошую кожу себе на сапоги.

— Слава Иисусу Христу! Здравствовать тебе, Якоб! Послушай, есть к тебе один разговор…

— На веки веков слава, пан лекарь! И вам здравствовать в наше страшное время! — ответил Якоб и вежливо снял с лысой головы «кучму» — лохматую высокую шапку. Бородач был мудрым человеком, но он сразу понял, что дело не в профилактике какой-то там черной холеры, а в чем-то другом…

— Ну, выкладывайте, пан лекарь! — произнес Бородач и стал мять в руках свою шапку, словно искал в ней прыгающих блох.

— От тебя ничего не утаишь, Якоб. У меня к тебе есть дело. Проще говоря — консультация. Я ищу одного человека, который забыл у меня одну вещь. На ней имеются инициалы. Вот. «St.-P. Kr….»

— Как это забыл у вас вещь, а вы и не знаете кто это? Что-то здесь не так, вы как-то непонятно выражаетесь, пан лекарь…

— Ну, давно забыл. Понимаешь? А я просто не помню. Вот недавно это шило и нашел у себя. Мне чужая вещь не нужна. Вот посмотри. — и лекарь предъявил шило Якобу. Тот повертел его.

Действительно там были инициалы. «St.-P. Kr….»

Якоб Бородач присмотрелся к ним.

— Хм. Странно. Здесь вот крест, значит, не наш, не православный. Это — католический крест. Инициалы на латыни. Где-то я уже это видел… Сейчас сейчас…. Да-да…

Скорняк Бородач стал рассуждать: где именно он видел эти буквы? Коршак терпеливо ждал…

— Вот! вспомнил, пан лекарь!

Якоб ушел к себе и через минуту вынес большую бухгалтерскую книгу, покрытую пылью. Он поднял колено, поставил ногу на трухлявый пень. Расстегнул пряжку книги, на которую закрывался этот гроссбух. Открыл тяжелую первую обложку, сдул в сторону пыль, затем стал слюнявить пальцы и листать дальше.

— Да. Вот. Здесь у меня понимаете — мой личный гроссбух! Так сказать, клиентура за последние два года. Я им отпускаю товар — кожу на сапоги, на ездовые штаны, поджупанники и кунтуши! Вот смотрите — и вы у меня здесь есть! Это же ваша медицинская закорючка вместо подписи? Когда же вы, лекари, научитесь, как нормальные люди писать… Ага, вот оно! Смотрите, похоже? Пожоже! Это же ваши — «St.-P. Kr….»?

И Якоб Бородач ткнул грязным пальцем в какую-то прошлогоднюю подпись…

— Это у нас пан церковный сапожник! А «St.-P. Kr….» — значит: Стефаний Павел Крук! Он у меня брал партию добротной кожи для старого Еремы Ставицкого — предыдущего приора ордена доминиканцев. Заплачено очень большую сумму. Вот смотрите — 60 грошей серебром. То есть это два золотых дуката! Это аванс. Потом еще 2 дуката!

— Боже правый! Ну и цены, Якоб?! А почему же так дорого у вас?

— Дорого?! А ввозная пошлина!? Кожа-то не наша, не посполитая свиная, а османская, нежная, с самих Балкан! К тому же телячья!.. У нас такой хорошей выделки отродясь нет. Поэтому и такая дорогая! Наши облагают все их басурманские товары очень хорошо! Вот взять чудо табак… или специи, или лекарственные травы!.. Все это прибыльное дело! Я вам клянусь, пан лекарь!

— Да прямо таки? — возразил Андрей Коршак.

— Да. Вот взять горькие и крепкие настойки и монополию нашего города на них. Тот же самый «бенедиктин монастырский»! Мощная штука! — сказал Якоб, но лекарь Коршак резко прервал его, чтобы окончательно не погрузился в высокие круги политики и совершенно не запутаться в двух соснах…

— А как же его найти этого Крука?

— А вот его адрес. — Якоб Бородач стал водить ногтем грязного указательного пальца по записи. — За Флоровский вернешь налево на улицу Святого Константина. Там найдешь дом номер три. Это чуть дальше от монастыря. Там есть несколько пристроек… Квартал такой… Там и спрашивайте — вам покажут!..

Лекарь Коршак поблагодарил Якоба и распрощался с ним. Перед тем, правда, дал несколько дельных советов. Нужно было беречь здоровье — мыть руки, желательно вытирать их полотенцем, смоченным в настойке горелого вина, употреблять нужно теперь много чеснока и лука….

Пан лекарь решил, что к вечеру еще у него времени много — надо отправиться дальше на Подол, в район Доминиканского Николаевского монастыря. Нужно попробовать узнать об этом таинственном Круке. И выяснить его ли эта вещица или не его? Острое шило лежало у лекаря в кармане…

…Итак, значит — доминиканцы… — мелькнула в голове у лекаря Андрея Коршака мысль… «Псы господни»… Тьфу! Дьявол!

… Братья-доминиканцы появились в Киеве довольно давно. Еще в 13-ом веке. Один из первых монастырей основал блаженный чех Гиацинтиус. В целом же, святые отцы-доминиканцы практически редко пользовались благосклонностью местных властей, то есть киевских воевод… Только за деньги! За очень большие деньги они получили от Замка, от властей города, расположение и профит! Почему спросите вы? Да потому, что братья-доминиканцы проповедовали бедность и еще раз бедность! А это никак не вязалось с их фантастическим богатством. Отцы-доминиканцы 8 лет назад, то есть в 1641-м году завершили строительство на Подоле, своего блистательного Николаевского монастыря. Он имел классическую готическую форму. Шпили, словно длинные тонкие пальцы монаха, тянулись вверх к самому Господу. На нефе лучшим резчики Ниофаном был отчеканен латинский девиз ордена: Laudare, Benedicere, Praedicere. «Восхвалять, благословлять, проповедовать».

В самом монастыре обосновался — «Ordo fratrum praedicatorum». Братский орден проповедников. Они сразу положили глаз на прилегающие территории. Не только как место паствы, но и как активное поле для извлечения сверхприбыли. Эти ловкие доминиканцы за несколько лет застроили Подольский майдан и его прилегающие кварталы двухэтажными особняками. Их ежесуточно сдавали богомольному люди. Кроме того, во владении ордена проповедников имелись: три типографии для печатания Библий и сборников ежедневных молитв. У них была своя кирпичная мануфактура. Огромный свечной цех. Несколько церковных лавок и, конечно же, — штук 10 шинков по всему Подола. А там рекой лилось на продажу пойло, отдаленно похожее на заморский — «бенедиктин». Очень крепкий алкогольный напиток. Общего у него с известным французским ликером было на самом деле мало. Единственное сходство это то, что подольский «бенедиктин» делался, как и оригинал, на основе сахарной свеклы. Все остальное было чистой воды киевской импровизацией…

… Киевский орден доминиканцев гнал его с огромным успехом и торговал этим пойлом через все свои подконтрольные шинки. А доминиканцы могли торговать с кем угодно и когда угодно… Хоть утром, хоть ночью. Ведь они давно безраздельно властвовали на Подоле… Ну а те шинки, которые им не принадлежали, вынуждены были покупали у них разрешение на торговлю. За подписью самого Яремы Ставицкого. На продажу этого чудо крепкого напитка. Старый Ярема Ставицкий — предыдущий приор доминиканцев.

Однажды он загадочным образом… исчез! Даже в народе распространились слухи, что именно он украл рецепт чудо «бенедиктина» и решил продать его на Балканы через османов. И старого пройдоху Ярему Ставицкого якобы видели сначала в Каменце-Подольском, затем в Аккермане, но так это или нет — было не ясно…

Братья-доминиканцы вскоре пожаловались властям, что куда-то загадочно исчез их приор. И вот вскоре из Житомирской епархии обещали им прислать нового. Этим приором оказался — «Их Бессилие» — Зиновиус Заремба…

… На Братской улице, довольно недалеко от Доминиканского монастыря, лекарь Андрей Коршак остановил худощавого и длинного монаха. Слугу «Псов Господних». Он был одет в некогда белую тунику, у него был тяжелый черной кожи пояс с потемневшими дубовыми четками. На тунику была накинута сверху серая пелерина и тяжелый черный теплый плащ доминиканцев. С толстым капюшоном. Из-под которого торчал только тонкий, синий от холода, нос. Под плащом был кошель для щедрых панских подаяний. На ногах монаха были дырявые боты.

— Слава Иисусу Христу! — остановил его лекарь Коршак.

— На веки вечные, брат мой! Аминь… — ответил удивленный монах. Казалось, лекарь Коршак, оторвал его от каких-то глобальных мыслей. Монах остановился, выплыл из своих раздумий, откашлялся и был готов выслушать.

— Скажи мне дорогой брат… э…

— Яниус… мой ясновельможный пан. Яниус!

— Дорогой брат, Яниус! Мне нужно срочно починить хорошую дорогую обувь. Мне здесь нахваливали одного вашего волшебника. Как мне его найти?

— Брата Юриуса? Умер брат Юриус, две недели назад. Ты опоздал, мой дорогой пан…

— Нет. Не Юриуса, а Стефания.

— Стефания?

— Да. Именно так. Стефания Крука.

— Я понял тебя. Вот там, вон видишь, у шинка «Святой Крест», есть иконная лавка — «У трех Марий». А рядом, именно через одно строение, как раз — его владения! Такой небольшой аккуратненький домик… — показывал рукой брат Яниус, — вот тебе туда, уважаемый пан.

— Ясно. Большое спасибо тебе, брат Яниус!

— Иисус, отец наш небесный, тебя не забудет и пресвятая дева Мария освятит твой тернистый путь! — и брат Яниус трижды перекрестил лекаря Коршака. Потом выставил тощую бледную руку, а взамен в нее вложили слегка помятый один серебряный полугрош.

— Спасибо! Во славу нашего Господа и Пресвятой великомученицы Екатерины! — произнес монах Яниус, поцеловал кулак с зажатой внутри монетой, спрятал руки и снова погрузился в свой потусторонний мир. Яниус печально заковылял дальше в своих божьих делах…

Лекарь Коршак достал заранее припасенный им старый подраный полуботинок и подошел к двери мастерской сапожника Стефания Крука. Оттуда вдруг вышел какой-то монах, весь в черном балахоне. Лица не видно, но это его легкая сгорбленность была почему-то знакомая Коршаку! Лекарь крепко сжал обувь в руке и настойчиво постучал в дверь.

— Да. Войдите! Прошу! — произнес немного гнусавым голосом хозяин сапожной мастерской.

— Мира и процветания этой благодатной обители! Радости ее хозяину! Слава нашему Иисусу Христу! — пытался растопить религиозное сердце лекарь Коршак. — Слава о вашем умения и золотых руках, мастер Стефаний, давно гуляют по всему Подоле, Приорке, Уздыхальнице и даже в Верхнем Городе! Ноги людей с удовольствием носят такую удобную обувь…

Андрей Коршак попал в цель. Было видно, что такую тупую, бесполезную лесть этот человек сильно любит…

— На веки веков, аминь! Что есть, то есть, мой славный пан…. Чем могу, так сказать помочь? Я ваш слуга на веки….

— Мне бы вот здесь и здесь зашить, а то совсем уже стали разваливаться… — сказал лекарь Коршак.

— Да их на помойку надо выбросить, а вы их чинить еще удумали!.. Купите лучше у меня вот эту прекрасную пару красной османской кожи! Не обувь, а летающий сказочный ковер! — стал нахваливать свой товар Стефаний Крук. — Будете бегать в них, как арабский скакун, скорость и удобство — всего 60 грошей! Только 60 грошей!

— 60 грошей?! Это дельное предложение! Но, не могу! Не могу никак. Это очень дорого для меня! А эта обувь дорога, как память умершей жены…

— Хм… — пробормотал под нос сапожник Стефаний Крук, — тогда готовьте дополнительно еще 5 грошей и желательно серебром.

— Да что ж так у вас все дорого?! — воскликнул Андрей Коршак.

— Моя слава, особенно в Верхнем городе, стоит недешево!.. — как-то жадно улыбнулся сапожник Крук…

— Ну ты и жлоб! — подумал про себя лекарь Коршак, а сам сказал: — А где ваши скидки для клиентов, а как же тот пан в монашеском балахоне? С него вы тоже лупите солидные барыши? Так не годится, пан сапожник!

Лицо Стефания Крука исказила странная, хищная гримаса. Как его больно ужалил в самую печень большой назойливый шершень.

— Какое ваше собачье дело?!.. Вы чего суете свой нос туда, куда вам не нужно лезть?! А?… — и тут сапожник расстегнул кафтан и лекарь увидел у Крука на поясе большой сапожный нож… Острый, опасный и безжалостный к врагам пана Стефания Крука.

— Вот! — подумал лекарь Коршак — еще и угрожает!

Однако жадность этого типа была сильнее всего. Он вдруг снизил градус напряженного разговора и сказал:

— Ладно! Давайте сюда ваш полуботинок. И деньги! И убирайтесь! За неделю, ровно за одну неделю зайдете! Будут готовы!

— У меня с собой только два трояки и один серебряный полугрош. Остальные деньги принесу вам, когда зайду забирать обувь. И вот еще… тут кое-что…

Сапожник Стефаний Крук быстро заграбастал жадной рукой денеги, забрал полуботинок и хотел уже было выпроводить лекаря Коршака подальше за порог. Лекарь вдруг обернулся и неожиданно… достал из кармана платок.

Сапожник не понял и стал всматриваться, что же там такое…

— Что это такое у вас?!

— Это не ваше? Посмотрите внимательно…!

И лекарь развернул платок и показал Стефанию Круку эту вещь.

— Ой! Матерь Божия!

А там была шило. Его Крука, шило. Самое любимое. С его выжженными инициалами. Он им дыры бил в толстой коже. Удобное шило. На Житнем рынке он его купил еще за полтора медных солида. Тойбо — цыган-продавец говорил ему, что когда-то это была самая добротная заточка и ею кололи на праздник свиней. Потом шило загрубело. Его наполовину укоротили и эта заточка перестала доставать до трусливого свиного сердца. Поэтому из него и решили сделать сапожное шило. Ведь так оно еще долго могло людям послужить. Ну, хоть не сердца колоть, так кожаные подошвы дырявить…

… Черт! Это действительно было его шило! Стефаний Крук даже вырезал от жадности свои инициалы, что если кто-то украдет, чтобы знать чье это. И вот она где всплыла! Очень странно, что ее принес этот непонятный пан с драным полуботинком.

— Откуда шило у вас?

Лекарь Коршак не стал рассказывать, он помнил слова Яна Лооза, «если признает — отдайте ему!».

— Да, нашел. Делов здесь на полугрош… Вот забирайте! — соврал лекарь Коршак.

— Да где вы нашли это шило?

— Так я тебе и скажу, что возле трупа пана подкаштеляна Пясоты. Тогда ты точно убежишь… — подумал Андрей Коршак.

Сапожник тщательно осматривал найденное шило.

— Так где вы нашли? — Крук сам стал прикидывать, где он сам мог это шило потерять. Впрочем, он окончательно вспомнил, что именно эти рабочие инструменты Стефаний Крук почти никогда не выносил из дома…

— Да в корчме. «У Натана». Зашел я выпить рюмочку-другую, смотрю — на полу в соломе валялось… Никто не признался, что его, вот я и подобрал. — соврал лекарь Коршак.

— Врет и глазом не моргнет от стыда! — подумал Стефаний Крук и стал вспоминать, когда он там был в последний раз. — Это где-то месяца два назад… Но шило у меня там с собой не было!.. Значит, точно врет этот клиент…

— Значит, потерял там…, - сказал Стефаний Крук и тяжело вздохнул… Он взял шило и положил в деревянный лоток к другим своим инструментам. А лекарь по-солдатски приложил два пальца к шляпе, отсалютовал на прощание и вышел.

Стефаний Крук бросил в большую кучу полуботинок лекаря, словно им он вообще не собирался заниматься и стал рассматривать полученные монеты. Он шевелил губами и что-то подсчитывал….

— Да-да. Будет у меня еще плюс 5 грошей серебром. Совсем скоро у меня! Совсем скоро будет круглая сумма… 2000 талеров серебром!!! Или 200 дукатов золотом… Еще немного и… эх…

Однако до нужной суммы ему не хватало большого хорошего заказа — грошей на 300. То есть на 10 золотых дукатов.

… Ну а потом я наконец-то смогу купить себе разрешение и открыть желанный шинок!.. Напротив собора доминиканцев! — мечтал Стефаний Крук… Ему почудились слова этого бродяги с полуботинком: «Слава о ваших золотых руках, мастер, гуляет по всему Подолу, Приорке и Уздыхальнице…. а также Верхнем Городе!»…

— Вот где будет житуха! А то уже это все надоело!..

Стефаний Крук мечтательно вздохнул… Ну не нравился ему этот тип с драным полуботинком. Не для этого он сюда свой нос совал! Не для этого! А для чего ж тогда!? Шило не давала ему покоя….. После руки и до него дойдут… Разберемся… Стефаний Крук подсчитывал про себя свой будущий доход… Ему до чертиков проклятых нужны были эти две тысячи талеров!!!

Вскоре он станет очень богатым, независимым человеком. Откроет свое новое дело. Начнет торговать вкусными и полезными чудо-напитками. «Бенедиктином», например…

… Лекарь Коршак ближе к вечеру встретился с Яном Лоозом.

— Ну что, как вы? — спросил он у пана воеводского писаря.

— А. Ну его! Абсолютный провал! — ответил Ян Лооз. — Мне не везет! Это не мой день! Цыгана этого проклятого я не нашел. Более того, мне ничего не удалось выяснить и о похищенном мальчике Ясе…. А что у вас, Коршак?

— У меня как раз наоборот! Я можно сказать счастливчик. Случай. Мне просто повезло.

— Ясно. Ну, делитесь! Не томите!

— Да! Сейчас все расскажу.

— Ну, давайте, пойдем ко мне или к вам, выпьем чего-нибудь горячего, вы мне все поведаете. После составим план, как нам действовать дальше…

… Они пришли к Яну Лооза, у него имелось еще немного травяного отвара и стоял полуштоф хлебного вина. Они все это грели в котелке, а затем стали пить. Ян Лооз вздохнул и перевернул песочные часы. Поставил новый крестик на бумаге. Прошли напрасно еще одни сутки, а мальчика они пока не нашли.

Между тем, лекарь Коршак рассказал о том, как нашел этого сапожника Стефания Крука, кого там видел и собственно о разговоре с ним…

— Да значит, шило свое он признал? — спросил пан воеводский писарь Ян Лооз.

— Конечно! Признал. Но я ему соврал, где я его якобы нашел и он это, кажется, почувствовал. Только виду не подал. Шило свое он забрал назад. Как и мой полуботинок для ремонта. Так что у нас будет еще один повод зайти к нему, забрать обувь, если он действительно за неделю ее починит…

— Я думаю, что мы там будем. Мне нужно понять, как можно за ним проследить, кто к нему приходит… А еще и не лишним было бы подслушать! Эх, это было бы дело! — мечтательно сказал Ян Лооз…

— Да-да.

— Мы бы тогда быстро раскусили, что за фрукт этот Стефаний Крук. Не просто так же его шило оказалось на месте убийства подкаштеляна Пясоты… — продолжал рассуждать Ян Лооз.

— Мне тоже так кажется, что этот Стефаний Крук не тот, за кого себя выдает! Слишком жадный! Сапожники такими жадными не бывают! Может у него это ширма для более темных дел? А, Лооз? Вспомните — шило! Убийство! И все такое…. Темное дело! Очень темное! Попомните мое слово! — сказал лекарь Коршак…

— Да, помню. Я об этом не забываю… У меня сейчас две вещи в голове: кто убийца и где наш мальчик?! Мальчик, конечно, на первом месте!

Ян Лооз грустно посмотрел на песок, который медленно пересыпался вниз из верхней колбы песочных часов.

Лишь бы зря не прошло это время…

… Разошлись они с лекарем Коршаком достаточно поздно. Уже и пушка «тарасница» пальнула с башни Драбской брамы. Одним холостым зарядом. Она всегда стреляла в полночь и в шесть утра. Лекарь и пан воеводский писарь разошлись отсыпаться.

На следующий день, утром у воеводы Киселя стряслось новое обострение подагры. Ян Лооз оставил ему лекаря, а сам переоделся в одежду слепого лирника…

Он решил пойти на подольский майдан, где была сапожная мастерская этого мошенника — темной личности пана Стефания Крука. Лирник, как правило, был с мальчиком-поводырем. Ян Лооз договорился с гончаром Тимком Малым и взял у него в подручные помощники соседского мальчика Славка. Там же он получил старую в трещинах бандуру, без двух струн…

… Перед подольским майданом, в безлюдном переулке, Ян Лооз нацепил себе повязку слепого броядчего музыканта. Впрочем, сквозь прорези для глаз он мог видеть все, что происходило вокруг дома Стефания Крука. Пан воеводский писарь умел играть на бандуре. Но она его выдавала с потрохами. Инструмент был расстроен, не сыгран. Поэтому Яну Лоозу, чтобы быстро не открылся этот обманный ход, пришлось петь старую казацкую думу. Негромко, а только себе под нос. А под припев, он просто несколько раз бил по струнам…

— Ой, Богдан, отец наш Хмель, славный наш гетман! Встала наша Украина на вражеского пана! Встала наша Украина на вражеского пана! С Запорожья, с Чигрина войско выступает! Впереди отец наш грозный на коне ступает!

… В тот момент, когда наш «лирник» ударял по струнам и затягивал куплет из песни «о казацкой славе и будущих боях против москалей за свободную Украину», обученный хлопчина Славко жалобно смотрел в глаза прохожих — мастеровых, монахов, стражников, обычных крестьян. Он начинал жалобно голосить.

— Люди добрые! Простите! Подайте Христа ради! Бедному слепому кобзарю, бывшему солдату, который побывал в плену у злых басурман! Которые лишили его зорких глаза!

А меж тем, «слепой кобзарь» бубнил себе под нос очередной напев.

— Знает Корсунь и Полтава! Знают Желты Воды, как водил свое казацтво Богдан в походы! Как водил свое казацтво Богдан в походы! Переяслав бьет в набаты! Всех зовет на Раду! Ой, спасибо, батьку Хмелю, за твою отвагу!..

Ян Лооз продолжал бормотать куплеты и наблюдал за происходящим сквозь прорези в повязке слепого…

… И действительно странное это место — сапожная мастерская! Конечно, если особенно тщательно всматриваться… Прав был-таки лекарь Коршак.

— Ох, как прав! Вот в дом зашел… боже! Это же наш клиент — цыган!!! Его известную серьгу с «золотым конем» ни с чем не спутаешь! Так они с Круком оказывается знакомы?! Вот так дела!

Яну Лоозу не удалось услышать, о чем они там говорили. Однако он увидел, что к этому сапожнику ходят в основном сомнительные личности. Или на которых сразу бы упала тень подозрения, если бы старжники пожелали их досмотреть и проверить.

А внутри дома Стефания Крука они говорили вот о чем.

— Спасибо, тебе Крук, за наводку! — сказал «Золотой Конь». — Вот тебе половина от суммы!!! Это 15 грошей серебром, как и договаривались. Хороший оказался мальчик, правильный, нужный!

— Гы-гы. Вот и славненько! — пробормотал сапожник Стефаний Крук. Он только что стал на 15 серебряных грошей еще ближе к заветной цели в 2000 талеров.

— Ты что их, Гришка, в бочках маринуешь этих пацанов?

— Не твоего глупого ума это дело! Понял? — резко отрезал цыган Гришка и нервно пощупал правую мочку уха, где у него была золотая серьга в виде конской головы.

— Согласен! Но, ты ж понимаешь…. Слухами земля наша славная полнится, что ты, Гришка, мол, с самим дьяволом лысым снюхался? Вот посмотри — тебя пуля обходит стороной, клинок острый не берет… Это конечно фарт… везение…

— С дьяволом лысым говоришь? Скорее с ангелом… — и он тут же прикусил язык, поняв, что ляпнул лишнего.

— С ангелом? С каким еще ангелом?! Это говорят сказки и вымысел! — произнес Крук и побледнел… он стал дергать крестик у себя на шее.

— Да. А те 15 серебряных монет тоже выдумка? — подумал про себя Гришка «Золотой Конь», но ничего не сказал.

— Вот твои сапоги, как ты и просил! Здесь, цыган, специальная набойка. Она убирает след. В каблук я припятал молотый перец. От собак отрываться. В носке есть шип. Острый! В левом и в правом. Выдвигается большим пальцем ноги, потом потренируешься. С тебя 30 грошей, Гришка!

— Да ты чего?! Сдурел? За эти же деньги можно… — в припадке гнева Гришка «Золотой Конь» схватился за серьгу и хотел было выдернуть из-за пояса свой кривой османский ятаган.

— Не спятил! Они того стоят! Настоящие! Боевые! Ручная работа! Это же, как секретное оружие. Только лучше! Гони монету!

Этот хитрец Стефаний Крук за эти полчаса уже дважды стал еще ближе к своей заветной цели.

— Тебя, дружок, с такой обувкой никто не возьмет… Гы-гы… Кстати, здесь ходят упорные слухи, что в замке не спокойно! Мол, как-то там резко ушел из жизни сам пан подкаштелян, а он хоть и в возрасте, но здоровый был, что твой бык…

— Хм, чертова душа… — только произнес цыган «Золотой Конь». Он бросил Круку деньги, сгреб свою обувь. Положил ее в сумку, по-плотнее надвинул шапку на глаза и вышел. Гришка не обратил внимания на «слепого лирника» с мальчиком. «Кобзарь» что-то напевал себе под нос, какую османскую песенку, а мальчик помощник жалобно продолжал клянчить деньги для этого самого слепого…

… Стефаний Крук внимательно рассматривал принесенные цыганом монеты. Они были в порядке. Серебро, как серебро. Монеты явно ворованные, а у цыгана иных быть не может! Но на них может быть кровь! Впрочем, кого это сейчас в такие страшные времена интересует?

У Стефания Крука в самом его доме было несколько надежных тайников. Один был в толстых деревянных сапожных колодках. Некоторые из них, самого большого размера, на самом деле были полыми внутри! Он их заполнял монетами и хранил на полках вместе с другими колодками. Детскими, юношескими, женскими изящными, грубыми мужскими. Все колодки были с номерами размеров. И те, что были с тайником начинались с цифры — 20. К ним он дописал еще два нуля. Эта цифра означала смысл всей его жизни! Сумму в 200 золотых или 2000 серебряных талеров! На покупку шинка, разрешения на продажу «бенедиктина», чтоб кардинально изменить его жизнь!

Другой тайник был пороще. Над дверной притолокой в межкомнатном пространстве снималась толстая деревянная панель. За ней, над рамой, которая была прямо над дверью имелось пустое пространство. Именно его Стефаний Крук заполнял маленькими тяжелыми кожаными мешочками. С польским, литовским, немецким, османским серебром. До заветной мечты в 2000 талеров Круку оставалось совсем немного. И совсем скоро он купит себе и новое разрешение на торговлю… И заживет новой жизнью! Прощайте эти вонючие сапоги, полуботинки, клей, колодки и шила… Тьфу! До свидания на века!..

 

Глава 13

…. — Полчаса! Примерно столько он там был! Эх, черт, знать бы, что он там делал, о чем они говорили меж собой?… — отметил про себя Ян Лооз и толкнул под руку Славка. — Давай за ним, хлопчина! Осторожно только! Не дай себя засветить! Будь очень бдительным — иначе тебе конец! Я тебя предупредил!

… Цыган Гришка «Золотой Конь» направился к мосту через мутную и вонючую реку Глубочицу.

— Иди за ним и проследи, где он заляжет! — дал команду Ян Лооз и еще раз толкнул Славка локтем. Мальчик осторожно поднялся и направился за тем проклятым цыганом…

— Не забудь! — прошептал грозное предупреждение Ян Лооз, — если что-то случится — сразу беги, малый! Ног не жалей! Встречаемся не здесь, а у лекаря Коршака. Я предупрежу стражу в замке… Иди обратно только через Драбскую браму! Ее закрывают последней. Довольно поздно. Запомни это, Славко!

— Хорошо, — кивнул Славко и поплелся за цыганом. А «слепой лирник» остался на месте и продолжал нараспев бормотать казацкие думы о славных делах и победоносных походах…

… Ян Лооз внимательно следил сквозь прорези в повзяке за этим местом. Он успел еще распеть несколько куплетов из старых казацкх дум. Несколько раз ударил пальцами по предательским струнам, которые давно следовало заменить. В этот миг Ян Лооз увидел странного и явно опасного субъекта. Он также постучал в дверь к сапожнику Стефанию Крука…

… Ян Лооз понял, что и этот разговор может пролететь мимо его ушей. Поэтому встал со своего места на которой сидел. И как только этот мерзкий и явно опасный тип зашел к сапожнику, Ян Лооз приблизился к его дому. Он стал спиной к стене. Для себя отметил, что у этого субъекта под толстой накидкой было что-то тяжелое. Короткий, пожалуй, обрез мушкета или тяжелый секач. У Крука небольшое окошко было не заперто. Поэтому если бы не задувал ветер, Ян Лооз мог расслышать почти все.

— Ну, ты меня и напугал! Боже, какие люди! — испуганным голосом произнес сапожник Стефаний Крук.

— Здорова, Крук! Что ты здесь как паук, обложился всяким дерьмом?! Здесь у тебя в передней не пройти, не проехать! Тьфу! Ну и запахи! — сказал грубым голосом неизвестный человек.

— Работы у меня много, Чуб, не початый край…. Не справляюсь сам, а мой подмастерье прошлым летом умер от той холеры…

— Ясно… прошлым летом…

— Да-да. Как же. Разумеется этого человека зовут Чуб… — подумал Ян Лооз. И он стал спиной так, что если бы проходил случайный прохожий, было очевидно, что этот «слепой лирник» просто держится за стену и пытается идти вдоль нее… Помогать таким вряд ли будут, тем более при каждом слепом есть мальчик-поводырь… А у этого, мол, нет. Значит, мальчик от него убежал… Еще украл явно все деньги заработанные жалким пением…

— Так что? Согласен ли ты, Крук, на мое выгодное и золотое для тебе предложение?! — спросил Чуб.

— Я? Сссс-согласен!.. Только я очень ббб-боюсь. Думать тут надо!.. — туманно ответил сапожник Крук.

— Со мной даже сам дьявол не боится! А ты, церковная крыса, здесь слюни и сопли свои распустил… Твои 10 процентов, от… — Ян Лооз не расслышал, поскольку сильный ветер унес его слова…. — Хорошо, Крук? Твое согласие?!

— Жутко мне, Чуб, очень боязно! Я опасаюсь я обвалов и оползней… — ныл жадный сапожник.

— 10 процентов! — напомнил Чуб. — повернет любой оползень на нужную нам сторону! 10 процентов, Крук, 10 процентов! Ты будешь золотым от сияния! Карманы твои будут звенеть тяжелым королевским серебром!

— А если это все правда про ангела? — нерешительно произнес Стефаний Крук.

— Это все бред! Полная чушь! Не верю, пока сам не увижу!

— Говорят, что не чушь…

— Заткни свою пасть! У тебя есть карта! И точка, сапожник! — повысил голос Чуб.

— Там только возможное обозначение входа, Чуб! И то, я не уверен… А дальше опасно, внутри может быть вода, там же подземные ручьи, сырость, могут быть завалы! Я не уверен, что мы попадем прямо в замок, в дом пана подкаштеляна!..

… Далее Ян Лооз ничего уже не расслышал. В этот самый миг его схватила, чья шустрая, вороватая рука. Пан воеводский писарь от неожиданности даже вскрикнул и не успел применить свой коварный прием османской борьбы «укус гадюки» и таким образом выдать себя. Он решил доиграть роль «слепого кобзаря» до конца…

… Перед ним был… очень толстый, сытый и упитанный нищий. Сборщик налогов, председатель уличного синдиката бездомных. Все звали его просто — «Святой Петр». Он решал на улице многие вопросы. «Святой Петр» носил под мышкой толстую библию, в грубом переплете. В ней была крепкая только обложка. Внутри страницы аккуратно вырезаны тонким кинжалом и это был некий кошель-тайник. Туда умещалась и вся дневная выручка и там же лежала тяжелая 2-х фунтовая свинчатка. Самый простой вариант холодного оружия. Положи такую??в кулак и грохни кого в уличной драке и все — конец! Можно и жизни лишить в борьбе за нищенское серебро.

— Ты что это, негодяй, здесь решил устроиться? — громогласно заревел «Святой Петр», — расположился в самом жирном у меня месте и молчишь, словно деснянский карась? А?

— У меня струна на бандуре лопнула… — оправдывался Ян Лооз. Он решил до конца играть свою роль «беспомощного нищего и жалкого слепого».

— А меня это не… — и «Святой Петр» грязно выругался, — хоть козлом вой, но чтоб деньги мне были сейчас! С тебя три гроша в день! понял? Если хочешь именно здесь работать на своей бандуре бренчать! Три гроша серебром, и не медяками, а серебром! Иначе, отломлю у тебя два ребра! Ясно, морда твоя скверная?!

«Святой Петр» открыл свою библию-кошель и показал Яну Лоозу тяжелую свинчатку.

— У меня здесь оружие, если тебе не видно, слепой!

— Я понял, ясно, мой пан…

— Только что-то я тебя здесь не видел ни разу… Ты, кстати, откуда выполз бродяга?

— Я? Я — новенький… из Вышгорода добрел к вам трое суток шел….

— Оно и видно по твоим лохмотьями, — ответил «Святой Петр» и заржал… Иди бренчи на бандуре!.. И хорошо бренчи, жалобно так о войнах разных, любви и казаках, которых будут запекать на костре у графа Вишневецкого! И чтоб денежки сыпались мне в мою библию рекой… Давай! Я послушаю, как ты поешь, бродяга…

… В этот самый момент у сапожника Стефания Крука скрипнула дверь. Из нее вышел тот самый субъект, которого называли Чубом. Он явно был зол. Он пока не договорился с Круком! Ян Лооз не ошибся. Ветер дул в его сторону, он отбросил накидку и пан воеводский писарь увидел за поясом тяжелую секиру для ближнего боя. Чуб плюнул на землю, выматерился и быстро пошел прочь.

— Гроши давай сюда! — повторил «Святой Петр». Три монеты серебром! Давай, бродяга, гони сюда!!

— Ладно, ирод, сейчас, — вдруг сказал уже другим, более властным голосом пан воеводский писарь Ян Лооз. Он уже был не нищим-лирником, а настоящим агентом! Его глаза метали в «Святого Петра» молнии. Сборщик податей почувствовал резкую перемену. Его насторожило, что если он останется рядом с этим «лирником» еще несколько минут — будет беда!

Ян Лооз медленно снял повязку слепого, достал из кармана своих грязных лохмотий три серебряные монеты. Пока «Святой Петр» открывал свою библию и прятал в ней деньги, этот нахал одной, всего одной! но стальной рукой — резко впился ему в горло!

— Кхе-кхе! При этом он ударил ему каблуком в ногу. Стало очень больно! «Святой Петр» не мог ни кричать, ни выхватить свою свинчатку! Боль была такая страшная, что у него градом покатились из глаз слезы. Он заметил на правом запястье этого бродяги какую-то басурманскую татуировку. И чуть не потерял сознание….

— Только пискни, сучара! без крика и шума, спокойно говори — кто это сейчас вышел от этого проходимца сапожника? — быстро сказал этот «лирник» и на секунду расцепил свои страшные, металлические тиски.

— Чуб! Чуб это… э… — захрипел «Святой Петр» и с его глаз катились крупные соленые капли….

— Кто такой этот Чуб?! Ну, говори, подлец! — его черные глаза насквозь сверлили «Святого Петра». Тот понял, врать будет опасно и себе дороже. Этот грязный, немощный «лирник» его здорового толстяка одной рукой пришьет… И все! И конец ему!

— Убийца — он, упырь и налетчик!.. Шайка у него! кхе-кхе…, страшная! Никого не боятся! Ни черта, ни бога… Грабят проезжающие кареты и нападают на путников! Пусти… пожалуйста! Ке-кхе… — хрипел «Святой Петр»…

— Где он бывает? — теперь уже спокойно спросил этот «слепой кобзарь».

— Знаю одно место…. В корчме на Нижнеюрковской… под монастырем… между старым кладбищем и Черным Яром….

— Молодец, святой отец! Хвалю! — тиски наконец раскрылись. Этот нищий «лирник» снова стал сам собой. Каким сгорбленным и помятым…

— Ну, береги себя, милый человек, спасибо тебе за все… — ласково сказал Ян Лооз и потом тихо добавил своим стальным властным голосом:

— Кому скажешь об этом — удушу, сука! Понял?! — и он показал правую руку со страшной стальной хваткой и татуировкой с арабскими вензелями…

…. «Нет Бога, кроме Аллаха…»

— Святые угодники! Так точно… — прохрипел «Святой Петр». Теперь он понимал, что это не нищий, а явно агент стражников или еще повыше… может от самого гетмана Хмельницкого?…

Этот «лирник» с бандурой, в которой не хватало нескольких струн, впоследствии исчез из поля зрения. А «Святой Петр» перевел дух и для себя решил, что на сегодня с него предостаточно. Со сборами «налогов» пора заканчивать. Он потряс своей библией-кошелем, она приятно звякнула внутри серебром. «Святой Петр» пощупал свою шею и направился в ближайший шинок промочить горло, утолить расшатанные нервы…

… А пан воеводский писарь Ян Лооз вернулся к себе. Он быстро переоделся, умылся. Привел себя в порядок. И пошел к лекарю Коршаку. Надо было все обдумать с ним и обсудить кое-что…

 

Глава 14

— А я смотрю вам, Лооз, тоже уже везет на приключения? — спросил лекарь Коршак и стал зажигать свечи. Через час уже будет совсем темно. Он подбросил несколько сухих дров в каминную пасть. В комнате стало понемногу теплеть. Ян Лооз почувствовал себя более уютно…

— Везет-везет… Хлопчина наш не являлся? — спросил он. И стал перебирать пальцами деревянные бусинки четок, которые лежали на столе у??лекаря Коршака.

— Нет еще. Я здесь уже часа два… Оставил воеводу нашего светлейшего пана Киселя в здравии и спокойствии! За ним смотрят… делают ему припарки и компрессы… Я дал ему успокоительный отвар из мяты…

— Ясно, — и Ян Лооз поделился тем, что с ним произошло….

Через час вернулся мальчик.

— Ну что Славко? — спросил пан воеводский писарь, — не упустил ты цыгана из виду?…

— Нет. Не упустил. Готовьте, обещанный сюрприз!.. Адрес — Нижнеюрковская улица. Кривая такая, грязная и отвратительная. Их притон называется — «Святая обитель». Я там кое-что еще подслушал. Он там три или четыре дня уже квартирует. И пока не собирается никуда съезжать. Дело у него какое-то есть… А какое — уточнить пока не удалось…

— Ясно. Спасибо, тебе, Славко. — и Ян Лооз полез в карман и достал оттуда пять серебряных денег и отдал их мальчику.

— Беги домой, Славко! Тебя уже заждались… деньги храни… Никому не показывай! Положи лучше в сапог, за голенище! Цыган и попрошаек обходи стороной!

— Спасибо вам, добрый пан! Будьте осторожны, панове, этот человек — очень опасный!.. — сказал Славко и махнул им на прощание рукой…

— Мы в курсе дела…

Славко ушел домой. Лекарь Коршак зажег еще пару толстых свечей. Ян Лооз взялся за новый горячий отвар. Он продолжал рассказывать о своих приключениях. О том, что ему удалось подслушать под окном у этого проходимца Крука и о столкновении с этим мерзавцем вымогателем «Святым Петром». Все дороги Киева теперь вели в мерзкий притон. «Святую обитель», что в квартале возле «Похоронный улицы»… Там бывали и цыган, и тот опасный человек по имени Чуб.

— Он-то упоминал о какой-то карте, — сказал Ян Лооз и отхлебнул горячий напиток из глиняной кружки… — Что это может быть? Он жаловался на какие-то смещения? Что же это может быть?

— Черт. Смещения? Может он кому-то руку вывихнул или сломал?… — предположил лекарь.

— Нет. Не руку. Смещения… грунта! Скажите, Коршак, а нет ли здесь в городе системы подземелий? Или может быть каких-то тайных ходов?

— Ха! Еще как есть, Лооз!! Наш благословенный Киев — это город сплошных тайн и загадок! Вы что же не в курсе?! Ведь все тайны скрыты у нас под землей!

— Ха?! — передразнил его Ян Лооз, — а чего же вы мне никогда об этом не говорили?

— Да потому, пан воеводский писарь, что вы никогда меня и не спрашивали…. Я думал, что вы в курсе дела…

— В курсе чего, Коршак?

— В нашем Киеве тьма тьмущая, тысячи различных подземелий и тайных ходов! Целая сеть, лабиринты! Начиная со знаменитой на весь мир матушки нашей Лавры на Печерске, — произнес с расстановкой, будто бы открывал эту «государственную тайну» лекарь Коршак.

— Вот! Это многое объясняет…. А вы когда-нибудь бывали в них? — спросил Ян Лооз.

— Я — нет! Хотя, лет пять назад на Татарском холме, перед Олеговой горой был в одной такой пещере. За глиной мы ходили туда. Один знакомый говорил, что эта пещера завалена. Но если откопать ход, то можно попасть в настоящий лабиринт. Я ему не поверил! Затем эту пещеру окончательно завалило. Там рыли глину несколько рабочих. Произошел сдвиг грунтов и их там и засыпало. На смерть… Вероятно, их души где-то и бродят в темноте по этим проклятых лабиринтах….

— Вы меня весьма заинтриговали, Коршак! — произнес Ян Лооз.

— А вы сами-то бывали в таких подземельях, пан писарь? — спросил лекарь.

— Мне кажется, что бывал… — задумчиво ответил Ян Лооз. На него что-то вдруг нахлынуло.

— Вот оно что… — лекарь Коршак тоже задумался, но о чем-то своем… — Какой у нас план на завтра?

— Устал… я… Пока спать. Я иду к себе. Встречаемся утром. Тогда и расскажу. А ночью этой все хорошо обдумаю!

— Договорились! Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Ян Лооз поблагодарил за горячий напиток и пошел к себе…

Пан воеводский писарь перед сном еще раз перевернул песочные часы и поставил пером на бумаге очередной крестик. Еще одни проклятые сутки прошли, а мальчика Ясю они так и не нашли…

…«Смешать вражескую кровь с желтым песком»…

… Ночью снова поднялся шквальный ветер. Он яростно рвал на куски городской стяг с безглазым Ангелом — архистратигом Михаилом. Покровитель города сопротивлялся. Его кривой то ли татарский, то ли венгерский меч с ножнами метались из стороны в сторону. Стяг трепетал и трещал по швам. Ледяной ветер задувал во все щели. Лекарь Коршак спал плохо. Ему снилась Тридцатилетняя война. Яну Лоозу также мерещелись одни кошмары. Он часто просыпался в холодном поту, жадно пил воду. Опять укладывался возле теплой каминной трубы. Пытался заснуть. Он хотел узнать, что ему в этот раз покажет Белый Всадник. А тот все время куда-то исчезал за темным поворотом лабиринта. Белый Рыцарь был без коня и постоянно пригибался. Ян Лооз понял, что он передвигается в какой-то штольне или шахте… В нескольких местах тускло горели факелы, мерцало слабое пламя. Ян Лооз не успевал за Белым Рыцарем… А потом пан воеводский писарь ударился головой и упал на пол. Он видел, как к нему приближаются чьи-то ноги в грязных ботинках…

… Из-за поворота вышла тень этого мерзкого типа… Этого отвратительного существа. Сын гончара Яся услышал его неторопливые шаги. Где-то далеко его неприятный и гнусавый голос сказал кому-то:

— Не вздумай меня обмануть, сынок! Тебе без меня НИКОГДА не выбраться отсюда! Слышишь, НИКОГДА! Потерпите еще немного… И я вам открою — новый мир! Вы увидите другие страны! Ваша судьба изменится полностью! Гы-гы-гы!

Послышалось его крехтение, звон ржавого металла. Этот мерзкий горбун проверял на прочность цепь…

— Вот,! На! попей! Но сначала, я размотаю и ослаблю цепь, а ты вон туда зайди по угол и справь там свою нужду, — говрил он кому-то, — а то скоро и от тебя будет вонять! И я буду вынужден тебя искупать со всеми потрохами в нашей подземной реке…. Гы-гы…

— Будь ты проклят, скотина! — произнес голос неизвестного мальчика. — Мой отец тебя найдет и повесит прямо на Жидовской браме! С позором повесит! А перед казнью — в тебя зальют горячий свинец!!!

— Гы-гы. Не найдет… — зазвенела цепь. Похищенный ребенок получил от этого существа кусок хлеба. Голодный мальчик наскоро, жадно перекусил, выпил воды. Горбун быстро затянул на руках цепи и засунул ему тряпку в рот…

… Теперь он направлялся к Ясе. Это существо появилось из-за поворота лабиринта, словно ангел, только какой-то черный ангел. Он обратился к Ясе тем самым противным, гнусавым голосом. С теми же одинаковыми словами:

— Не вздумай, сынок, меня обмануть! Тебе без меня НИКОГДА не выбраться отсюда! Слышишь, НИКОГДА! Потерпи немного… И я тебе открою новый мир!

— А мой отец, когда найдет тебя, повесит на колокольне Михайловского собора! — подумал Яся.

— Новый мир!!! — повторил мерзкий горбун…

Вонючее существо проделало ту же самую процедуру, что и с предыдущим узником… и потом ушло внутрь своих адских лабиринтов.

Яся стал про себя читать молитву: «Отче наш… Еже еси на небесах! Да святится имя Твое… Да придет царствие твое… Как на небе и на земле»…

…И даже под землей… Яся не моргая смотрел на мерцающий на стене факел, а затем его глаза стали закрываться и он медленно провалился в тревожный сон. Он даже не представлял ни сколько сейчас времени, ни какое время суток, ни какой день… Он даже не слышал, как ледяной ветер безжалостно рвал на куски городской стяг с безглазым Ангелом-хранителем….

… Ян Лооз проснулся от того, что где-то прокричал петух. Сразу же зазвонили часы на Воеводских воротах. Было шесть утра и тут же бахнул выстрел пушки на башне возле Драбской брамы. Еще было темно. Ледяной ветер продолжал завывать. Однако дул уже без прежней силы. Не так, как ночью.

Ян Лооз зажег огнивом несколько свечей, посмотрел на песочные часы. К вечеру завершатся еще одни сутки. И он перевернет эти часы еще раз. Жив ли мальчик Яся?

Пан воеводский писарь пошел умываться. До рассвета оставался один час. Нужно было позавтракать и выпить горячего отвара. Он разжег камин. И поставил на огонь небольшой котелок. Воды налил немного, чтобы быстрее вкипятить ее. Пока вода нагревалась, он умылся над медным тазом холодной водой. Сел в свое старое кресло и стал рассуждать….

… Как же попасть внутрь к этому проходимцу Крука? Так чтобы он ничего не заметил? Или его не было хотя бы один час дома? Как это сделать?

— Итак, первое, что нужно сделать, это его выманить… — произнес вслух Ян Лооз. Он, вдруг, стал четко представлять, как этот сапожник Крук, получает чье послание. Да вот хотя бы нашего юного помощника Славка и удаляется на время из своей мастерской по делам…

— Да. Это понятно. Но где же, черт побери, он хранит ту самую карту-схему? — продолжал размышлять пан воеводский писарь… — а ведь это должен быть, как минимум лист бумаги, или еще чего-то, сложенный в несколько раз.

Закипела вода в котелке. Ян Лооз взял старую кожаную крагу, снял котелок с огня. Он налил кипятка в глиняную кружку. И стал ждать, пока отвар хорошенько заварится… Ян Лооз развернул платок и достал вчерашний кусок хлеба с козьим сыром, накрыл им кружку. Хлеб стал терять твердость. Сыр под действиями кипятка запах аппетитными ароматами…

… В дверь постучали…

— Да, пожалуйста, войдите!

— Доброго вам утра, пан Лооз! — на пороге был лекарь Коршак. За окном начинало светать, стало быть, сейчас где-то половина восьмого утра.

— У нас с вами час времени, чтобы распланировать наши поиски! — произнес Коршак, — потом мне еще нужно заняться нашим расхворавшимся воеводой. От него приходил человек. У светлейшего пана воеводы ночью снова разыгралась его болячка! Нужно опять мне вмешаться, а после меня вызвали на Дегтярную улицу к одному моему больному…

— Прекрасно. Я вам сейчас кое-что расскажу, — произнес пан воеводский писарь. — Есть тут у меня одна идея!..

— Хорошо, слушаю вас…

 

Глава 15

… В дверь сапожной мастерской Стефания Крука настойчиво постучал неизвестный мальчик. Это как раз был уже известный нам Славко.

— Слава Иисусу Христу! — проорал он громко своим бодрым голосом.

— Не кричи ты так! Жутко как-то от твоих глупых визгов! Чего тебе надо? — недовольно спросил сапожник Крук. Его явно оторвали чего-то очень важного.

— Вот, мой пан, для вас бумага! — и мальчик протянул ему некое послание.

— Э… От кого это?…

— От иезуитов! — для Славка все неправославные были иезуитами. Он выставил вперед ладошку, мол, давай гони монету за работу!

Стефаний Крук достал из кармана мятый, ржавый солид 1635-го года.

— На. Держи!

— Что-то маловато! Не жадничай, гони больше!

— С тебя хватит! — отрезал Стефаний Крук. Он полез в карман и добавил еще две таких же медных монеты…

— Ну, я пошел…

— Иди-иди! — пробормотал Крук и закрыл за мальчиком двери. Он развернул послание.

«… Жду тебя через час в «Святой Обители», в конце Нижнеюрковской улицы. Записку сожги! Приходи немедленно! Заклинаю! И будет тебе счастье!»

Записку венчала голова лошади, а вместо подписи красовалось колесо кибитки — символ странствующих цыган. То есть это послание, имелось в виду, писал цыган Гришка «Золотой Конь». Крук прочитал его, поднес это послание к свечи и она вдруг очень ярко вспыхнула!.. Боже! Тьфу! От нее пошел едкий, вонючий дым…

— Черт побери! Что это за дьявольские шутки?! С чего это сейчас бумагу у нас делают?! Ужас! Из кожи османов ли? — бумага быстро дотлела. Однако, у Крука в комнате запахло чем-то вонючим и противным. Он решил проветрить и открыл небольшую форточку. А рядом, возле окна, он положил остатки того пепла на медной тарелке. Стефаний Крук решил выбросить пепел в кадку с цветком, но позже…

… Он стал собираться. Идти туда, на Нижнеюрковскую, минут сорок, а то и час. Там час, возможно полтора, а то и два поболтать, выяснить все нюансы. И обратно минут тридцать, может сорок. Ведь с горы спускаться быстрее… Стефаний Крук оделся и вышел.

— Вот он. Пошел! — тихо произнес Андрей Коршак. — Дальше что? Как же мы туда попадем к нему внутрь?

— Если мой план сработал, то я сейчас вам покажу. — сказал Ян Лооз. Это именно он вместо Гришки «Золотого Коня» написал неожиданно вспыхнувшее волшебное послание.

А Стефаний Крук даже не подумал о том, что цыган вообще писать не умеет. Но этот хитрый ход сработал. Бумага была пропитана особым раствором вонючей серы. Поэтому послание вспыхнуло и стало пахнуть довольно отвратительным запахом. Воздух нужно было в помещении освежить.

— Да, Коршак, вы останетесь вот здесь! — распорядился Ян Лооз. Они осторожно подкрались к дому Стефания Крука. Окно и форточка выходили в торец строения. Перед ним была еще одна небольшая постройка. Сарай для дров. А между ними расположился небольшой палисадник. Там росла большая груша, она пряталась за высоким забором. Это были идеальные условия для проникновения внутрь чужого дома. Никто не увидит постороннего.

— Значит, останетесь вот здесь! Отсюда вам хорошо видно дорогу, по которой пошел этот наш темных дел мастер Крук. Он вернется этим же путем. Поэтому вы подадите мне любой сигнал, если сапожник вдруг вернется раньше. Свисните сорокой или сойкой!

— Я не умею свистеть! — ответил лекарь Коршак.

— Шайтан! Ну, громко чихните — два раза! Кашляните или что-нибудь еще, если Крук появится на горизонте! А если очень близко — то три раза! Я все пойму! Давайте свечи и огниво!

Ян Лооз быстро подхватил старый прогнивший деревянный ящик, который валялся в саду. Приставил его к торцу дома, стал на него и оказался перед незакрытой форточкой. Он легко с ней справился, подцепил ее своим тонким ятаганом. Потом подтянулся, дернул оконный крючок, открыл проем окна больше и оказался внутри. Там пахло какими-то мерзкими сапожными клеями. Еще сильно несло не просушенной, влажной кожей. У Крука в доме еще витал страшный неприятный запах. Той самой вспыхнувшей серы. Она действительно пропитала у него внутри все стены его жилья. Пахло отвратительно! Ян Лооз зажег свечу. Он стал осматриваться.

— Боже правый! Как так можно здесь жить в таком сумбуре и бардаке?! Да тут вообще не просто что-то найти! — воскликнул пан воеводский писарь. Куча какого-то хлама, старая обувь, заготовки для ботинок, куски кожи, лохмотья, обувные колодки, ведра с вонючим растворами. Да как же он здесь еще и спит?! Какие сны он видит? Тут же сплошное тлетворное зловоние! А вообще как может такая подозрительная личность видеть какие-либо сны?

Яну Лоозу вдруг показалось, что где-то противный, гнусавый голос произнес: «Две тысячи талеров!!!»

… Тьфу! — пан воеводский писарь чертыхнулся и сплюнул. И дом такой же дьявольский, если и стены тут говорят только о деньгах!

Затем Ян Лооз аккуратно прошел из комнаты в мастерскую. Он осматривал полки, поднимал крышки в глиняных горшках. Он искал что-то похожее на гроссбух. Колодки, колодки, еще обувные колодки. Номер 10, номер, 12 номер 23. Где-то должен же быть у него гроссбух, его учетная книга?! Чертов сапожник! Неужели этот Стефаний Крук все держит в голове? Вряд ли. Где-то же оно должно быть?!.. Найти — вот задача в таком пространстве, а судя по беспорядку, тут живет не очень аккуратный человек. К тому же очень скрытный. Ян Лооз в комнате, в которой пахло мышиным пометом и затхлой пылью, обнаружил рабочий стол Стефания Крука. На нем так же были обувные колодки, обрезки кожи, несколько линеек, угольный грифель. Здесь же стояло перо и чернила. Ага, он все же что-то писал!

Пан воеводский писарь осмотрел стол и обнаружил в нем несколько выдвижных ящичков. И решил их открыть…. Он достал свой ятаган, чтобы засунуть в щель, где был замок. Но тут Ян Лооз увидел … тонкую нить! Похожую на волосы с конской гривы… Да-да! Итак, сигнал! Обезопасил себя… Так ясно. Плохо Ян Лооз о нем думал! Этот Крук умнее, чем есть. Значит, здесь сапожник явно хранить ничего не будет, а только поймет, что здесь у него кто-то побывал…

… Ян Лооз аккуратно осмотрел стол. Постучал по крышкам ящиков. Судя по звуку — они были пустыми…. Значит и тут ничего нет!

… Он вернулся в большую комнату Стефания Крука и сел на стул с длинной спинкой. Ян Лооз старался ничего не трогать, он снова осматривался по сторонам. Водил по воздуху свечой. Освещал темные места. В углу едва мерцала под тремя иконами маленькая лампада… Слишком набожный этот сапожник Стефаний Крук, — отметил про себя Ян Лооз. Пан воеводский писарь еще раз посмотрел в глаза печально улыбающейся Богоматери с иконы «Непорочное сердце»… Может, его действительно кто-то хотел подставить, этого Крука? Ага, а вот и оно!

Ян Лооз увидел то самое шило на сапожном столе…

 

Глава 16

… Сапожник Стефаний Крук быстро шагал к Нижнеюрковской улице. Оставалось каких-то минут десять пути. По дороге он размышлял — сколько же ему попросить у цыгана? Тот явно не обеднеет. У цыгана… у цыгана… э… а этот Гришка-то вообще умеет писать?! — вдруг осенило Крука, когда он вспомнил про колесо от цыганской кибитки вместо подписи…

Пан сапожник сразу остановился. Но, ответа на поставленный вопрос он так и не получил. Из этих его мыслей вдруг вырвала чья-то рука. Стефаний Крук увидел перед своим носом подлые глаза. На него дохнул гнилью чей пьяный рот и перед ним блеснуло острие кривого османского ножа. Острого и коварного. Стефаний Крук вспомнил, что он так спешил, что совершенно забыл о своей персональной защите, о своем сапожном ноже. Он оставил его дома. Крук впопыхах забыл о безопасности. А этот человек явно прятался за вон тем деревом. Он шел за ним по пятам, а сапожник Крук, вместо того, чтобы подумать о собственной безопасности в дороге, размышлял о деньгах и прибыли. Из-за этих 2000 талеров он просто потерял бдительность…

— А ну, стоять, отец родненький! — сказал Бабак, поглаживая лезвием острого ножа свой ржавый пернач. — Гони, монету!

Этот разбойник Бабак все свои деньги давно потратил, то есть пропил и поэтому сидел на абсолютной мели… В карманах у него были дыры, которые прогрызли мыши. А здесь добыча сама шла ему в руки…

— У меня ничего с собой нет, светлейший пан! — сказал нищим голосом Стефаний Крук. — я бедный сапожник! Вот маленький кусок кожи могу предложить, свиной…

— Я в курсе дела! — ответил Бабак и заржал. Гы-гы! Выворачивай карманы! Быстро!

Для таких непредвиденных случаев сапожник Крук всегда носил в середине пояса с десяток медных солидов и две серебряные монеты мелкого номинала.

— Снимай кошель с пояса! — разбойник Бабак грязной рукой стал ощупывать пояс. Он довольно улыбнулся. Бабак таки нашел этот тайник с монетами.

— Я знал… гы-гы-гы!

— Забирай себе, мой светлейший пан!!

— Снимай сапоги! Они у тебя очень ничего! Мой размер! Быстро!!

— Так это же не ваш формат!

— Ничего, я поношу и такие!.. Может разношу их у тебя! — произнес Бабак и снова отвратительно захохотал. — Гы-гы! …

И вот здесь на относительно трусливого Стефания Крука что-то нашло. Откуда-то у него взялась смелость! Как это, мол, так?! Какой-то мерзавец, может ограбить без пяти минут «будущего поставщика чудо-напитка»?! И сапожник Крук лихо влепил звонкую оплеуху разбойнику Бабаку, чем сильно его разозлил…

Бабак от удивления округлил глаза. Он резко пришле в бешество и дважды ударил Крука по шее тяжелым перначем. У пана сапожника резко потемнело в глазах! Он потерял сознание и упал.

— Во дурак! Жлоб! Обошлась бы тебе это дело в твое гнилое серебро и не очень новые сапоги… а так… Умирай здесь на морозе!

Короче говоря, раздел и обобрал разбойник Бабак пана Стефания Крука до нитки! Снял у него хороший жупан и смылся…

… Ян Лооз смотрел в глаза Богородицы… что-то в ее взгляде пана воеводского писаря смущало… Он обратил внимание на то, что Богородица рукой, которая должна была прикрывать свое сердце, на самом деле показывала куда указательным пальцем. Вот оно что! Да это же — знак! Прямо на иконе! Этого в канонических изображениях быть не должно! Кто ж это так нарисовал ее?!

Ян Лооз посветил на стену, куда указывал перст Богородицы. Ничего! Ни трещин, ни намека на тайник. Неужели снова обман?… Ну, Крук, дождешься ты…

… Богородица улыбалась и смотрела прямо в глаза Яну Лоозу. Это вправду было какое-то не каноническое изображение, потому и странное. И немного жутковатое. Ян Лооз протянул к иконе руку. Он осторожно снял ее со стены и перевернул. Ну, конечно! Вот оно что! Сзади на доске был… рисунок! И то явно только часть схемы! Вторая была, пожалуй, на какой-то другой иконе, которой у этого ловкача сапожника Крука здесь не было.

На схеме был изображен «вход» в подземелье. На него указывала пунктирная линия, которая вела для ориентира от «креста». Значит от расположенной рядом «церкви». От «храма» эти линии расходились в разные стороны. Это были, вероятнее всего подземные хода, проходы в лабиринтах, или может обозначения, где могли быть еще одни дополнительные входы.

— Две тысячи талеров! — где-то прогнусавил эхом мерзкий голос.

Ян Лооз посветил еще раз на икону свечей, закрыл глаза, чтобы запомнить эту нарисованную схему проходов. Икону с Богородицей он долго не выпускал из рук, чтобы надежнее запомнить. Будто извлекал из нее нить за нитью увиденную информацию. Через несколько минут он повесил икону на место. Пан воеводский писар понял, что здесь у сапожника Крука ему делать больше нечего. Надо выбираться назад, на улицу. Условного сигнала от лекаря Коршака не поступало. Значит, все было спокойно. Ян Лооз осторожно прошел назад и вылез через окно. Точно так же, как и влез туда. Он прикрыл форточку, а потом и закрыл само окно. Деревянный ящик отбросил назад в палисадник.

— Ну? Что? Какие у нас успехи? Я уже стал нервничать из-за вашего длительного отсутствия! А вдруг этот упырь Крук появился бы, а вас нет… — быстро проговорил лекарь Коршак.

— Да-да, мне повезло! Кое-что есть. Нам нужно зайти в ближайшую корчму, согреться, попросить бумагу и перо. Нужно кое-что записать. Пока из памяти не выветрилось… Я там у него что-то нашел. Сейчас расскажу. Хитрый он, этот сапожник Стефаний Крук. Вы были правы, Коршак! Я бы никогда не догадался…

И Ян Лооз вкратце рассказал о находке иконы с Богородицей… От удивления у Коршака открылся рот.

— Ничего себе, ну и хитрец! Я бы никогда не нашел бы, если бы вы меня туда послали. Я бы ковырялся в деловых бумагах, искал бы в книгах… А об иконах я бы никогда не подумал бы, разве что перекрестился… И все!

— Вот-вот! Я бы тоже не подумал, но у нее был странный взгляд…. И ее, Богородицы, указательный перст указывал на глухую стену. А на стене ничего не было….

— Ясно…

… Наконец они дошли до ближайшей корчмы. Там попросили горячего вина и перо с бумагой. Ян Лооз стал рисовать по памяти. Он вспоминал странный, «неканонический вигляд» Богородицы и его рука водила пером…

… На бумаге появилась водная артерия. Ян Лооз давал краткие пояснения.

— Вот, это пожалуй наша вонючая река Глубочица. Через нее перекинут мост. От реки идет огромный овраг. Это явно урочище Кожемяки! Ближе к северному склону горы, здесь под одной из часовых башен, внизу перед самой Воздвиженской церковью, там у Крука был нарисован жолудь со шляпкой. Видимо там рос или растет огромный дуб. Там рядом тоже стоял крестик. И я такой же нарисую. Вот.

— А эта отметка?

— Да… И она видимо намекает на один из входов… От него тоже шли пунктиры.

— Понятно, — кивал головой лекарь Коршак. Он внимательно следил за рисованием Яна Лооза.

— Наша задача проверить, что здесь соответствует этой иконной правде, а что нет… — подытожил пан воеводский писарь. — И если все верно, то мы попадем в настоящее логово! В подземелье! И найдем похищенного мальчика гончара Тимка Малого и того мерзавца, кто его похитил!..

— Да, точно! — тяжело вздохнул лекарь Коршак и перекрестился.

— А еще нам нужно выяснить, где скрывается этот проклятый цыган… Неужели он так и будет сидеть в том притоне?! Ждать пока за ним явится воеводская стража?

— Утро вечера мудренее…

— Именно так! — повторил Андрей Коршак. — Я вот что хочу еще напомнить, что нам так и не удалось пока разгадать загадку отсутствующего правого полуботинка у убитого пана подкаштеляна Пясоты.

— Всему свое время, уважаемый лекарь… — задумчиво произнес Ян Лооз, которому тоже не давало покоя это таинственное дело. Полуботинок! Загадочное убийство пана подшактеляна. Исчезновение мальчика. Или уже трех мальчиков… Черт подери! Песочные часы!

«Смешать вражескую кровь с желтым песком!»…

 

Глава 17

… Сапожник Стефаний Крук резко очнулся. Он жутко замерз! Ему было холодно, голова ужасно ныла, с шеи струилась теплая кровь. К вечеру усиливался лютый холод. Если бы Крук провалялся здесь еще полчаса, то наверняка бы замерз на смерть!..

Надо подниматься, Крук! И немедленно спешить домой!.. Воспаление легких — ведет в могилу! Твой гроб принесут прямо на кладбище. А кладбище твое будет в самом гнусной квартале! Рядом с «Похоронной улицей»!

— Черт побери! Это же надо так было вляпатся! Этот мальчишка, видимо, был подослан этими бандитами! Выманили меня, чтобы ограбить!.. Чертовщина! Я доберусь до тебя, морда!.. — и он пригрозил кому-то кулаком.

Сапожник Стефаний Крук с трудом поднялся и поковылял к себе домой. Он был настолько разбитым, что когда попал внутрь, то даже не обратил внимания, ни на икону. Богородица с перстом криво висела. Крук не проверил ни проверил свои тайные знаки, которые он оставлял в свое отсутствие! Он был разбит. Крук упал на вонючую кровать и захрапел…

…. Воевода Кисель тяжелым взглядом встретил Яна Лооза.

— Как продвигается наше дело, уважаемый пан писарь? Нашли ли вы исчезнувшего мальчика?

— Ищем! Ваша Милость! Ищем!

— А что по убийце моего подкаштеляна Антония Пясоты? Славная у него была баня. Любого на ноги мог поставить за два часа. Бог бани! Эх…

— Тоже, ищем, мой милостивый пан!

— И это все? Все новости?!

— У нас есть некоторые подвижки, но об этом чуть позже…

— Надо спешить, пан писарь! Мне доложили, что на Подоле уже зреет недовольство среди народа! Это может привести к беспорядкам и восстанию. Агенты доносят, что люди на рынке уже в открытую говорят о каком-то там «дьяволе, который у них ворует детей»…. Этого категорически допускать нельзя! Никак нельзя, чтобы в нашем славном Киеве случился бунт! Этим могут воспользоваться подстрекатели и враги нашего славного Королевства!.. Вы понимаете, о чем я, пан Лооз?!

— Понимаю! Ищем Ваша Милость! — только и выпалил Ян Лооз. Воевода Адам Кисель снова тяжело вздохнул. Он поднял с колен подзорную трубу и вновь уставился на купола подольских храмов. Воевода ждал посланцев от Хмельницкого, а их почему-то еще не было. А здесь, черт возьми, еще и ненавистная болезнь снова разыгралась. То накатывала на него, то отпускала! Ни один лекарь не мог пока ему основательно помочь. Только частично. Воевода Кисель уставился в окно и вспомнил об Анастасии — своей жене, которая ждала его в их родовом имении в Низкиничах. Он видел, как она еженедельно одиноко ходит к Успенскому монастырю и у дьяка Сергия заказывает молитву за здоровье и удачу….. Эх, попаду я туда!.. — с грустью думал воевода. — Только когда? Ответа у него не было…

.. Ян Лооз поклонился, когда воевода Кисель махнул ему рукой. Мол, иди с миром… Пан воеводский писарь покинул палаты светлейшего воеводы. Он направился к лекарю Андрею Коршака. К нему имелось несколько неотложных дел…

… - Итак, план действий у нас с вами такой сегодня…. - произнес Ян Лооз — мы по этой карте пройдемся по тем местам и посмотрим, есть ли какой-либо вход. Если есть, значит, она икона Богородицы не соврала нам….

Лекарь Коршак слушал молча, он надевал свои сапоги.

— Хорошо. Как скажете, пан Лоозе. Я готов. Выходим?

— Да. Выходим!

Они вышли из замка и впоследствии приблизились к Воеводской браме.

— Мы не надолго, — предупредил Ян Лооз начальника караула, а стражник начал крутить барабан на который наматывалась ржавая цепь. Тяжелые ворота стали подниматься. Лекарь Коршак и Ян Лооз протиснулись под ими. Вскоре мужчины спустились к берегу реки Глубочицы.

— Нам, судя по этой иконной карте, — сказал Ян Лооз, — нам сюда. Левее. Сильно налево. Нужно обойти деревянный Воздвиженский храм, пройти шагов пятьдесят — семьдесят там вот, смотрите сюда и после начинется крутой подъем. Видимо там и есть тропа, ведущая вверх. Она, получается, идет прямо к Северному склону нашего Славного замка.

Лекарь Коршак посмотрел на карту, которую перед ним держал Ян Лооз. Эскулап в ней мало что понимал. Единственное, что ему было сейчас ясно — это какие-то крестики и линии пунктиром. Словно линии сечений на теле покойника. Если бы он пробовал найти на этой территории ту нужную им точку, у них врядли что-то вышло. Не его это талант… Читать карты…

… Вскоре, мужчины обошли Воздвиженскую деревянную церковь и через пятьдесят шагов, в самом начале урочища, наконец-то увидели узкую тропу. Она вела вглубь облезлых уже кустарников!

— Коршак! давайте сюда! Не отставайте! Быстрее! Прошу вас!

— Иду-иду! — кряхтел лекарь. Он старался не отставать от Яна Лооза, но тот взял довольно быстрый темп и лекарь отстал уже на двадцать шагов…

Ян Лооз опустился на колени у старого высокого тополя. И посмотрел на карту. Затем стал водить рукой по опавшей листве. Словно что-то там потерял.

— Вы что-то ищете, пан Лооз?

— Ищу? Да. Но еще не нашел!..

Ян Лооз крутил в руках карту. Вот он ткнул куда-то длинным указательным пальцем.

— Ага. Это должно быть где-то здесь! если я не ошибаюсь… Вот крестик! Это, наверное, вход… Ведь от него идет пунктиром какая-то линия… Хм…

— Может, это не здесь? — спросил удивленный лекарь.

Пан воеводский писарь оглянулся вдоль тропы.

— Да. Вы правы. Это точно не здесь! Это тополь, а там желудь нарисован! А он означает дуб.

— А что, если этот тополь совсем не тот ориентир? — уточнил Коршак.

— Тогда, нам нужно слева по склону продиратся. Через кусты еще шагов двадцать пять и искать дуб и тогда… тогда…э…

— Да, что тогда? — вновь переспросил удивленный Коршак и стал чесать свою бороду.

— Тогда мы наткнемся на очень нужную нам точку! Пойдемте, за мной, Коршак!

… И действительно шагов через двадцать пять они нашли именно то самое место! Рядом был огромный дуб. Он был еще старше, чем тополь. С большой корневой системой. Казалось, что он посажен на крыше какого-то склепа, а сам склеп от ветхости врос глубоко в землю. Под огромными корнями дуба, часть их выходила на поверхность, виднелась небольшая старая кладка из кирпича.

— Вот, Коршак, смотрите! — и Ян Лооз ткнул куда-то в землю.

— Что?

— Присмотритесь! Когда-то это было явно склепом. То есть — это крыша, а под сводами значит то, что нам и нужно! Там есть пустоты! Они под землей! Надежно скрыты от посторонних глаз! Значит, не соврала нам матушка Богородица! Там может быть вход!

— Как же мы туда попадем внутрь? — переспросил Коршак. Он еще ничего не понимал. Перед ним был большой старый дуб, у его крепких корней склонился Ян Лооз.

— А мы туда попадем… вот как! — Ян Лооз ударил кулаком по старому кирпичу и он едва на провалился внутрь. Пан воеводский писарь достал свой тонкий ятаган и поддел им старый кирпич.

— Сейчас-сейчас… Я подцеплю и попробую вытянуть! Вот так…

В его руках оказался обломок старого желтого кирпича. Он засунул руку внутрь, в дыру.

— Там пустоты, Коршак! Тянет холодом и могилой… То есть, чтобы попасть туда — нужно продавить внутрь несколько кирпичей. Согнуться и пролезть! И все мы там!

— Учтите, пан Лооз, что у нас с собой ни огнива, ни свечей, ни факелов, как же мы там будем без огня?

— Да точно!.. Все логично! Не учли мы этот нюанс! Надо исправлять…

— Да. И кстати, — произнес лекарь Коршак, — если перейти через вон тот овраг, обогнуть реку Глубочицу, то мы можем выйти прямо на Нижнеюрковскую улицу. Там — этот притон. «Святая обитель»!..

— Нет. Не спешите! Не в этой одежде… — отрезал Ян Лооз. — Туда надо идти, переодевшись нищим или богомольным странником. Я пойду туда, но без вас!..

— Как скажете… — ответил лекарь Коршак, — тогда нам надо возвращаться…

Ян Лооз вставил обратно в кладку выбитый кирпич. Забросал вероятный вход в подземелье, откуда несло затхлостью и смертью, ветками и старыми опавшими листьями. Они отправились обратно в замок. Пану воеводскому писарю не мешало бы облачится в его «рабочие лохмотья». Ян Лооз решил посетить эту «Святую Обитель». У него был план подслушать и подсмотреть — кто там бывает, что делает, о чем говорит… Застать нужных ему людей. И главное — себя не выдать!..

… Поэтому вскоре пан воеводский писарь вновь превратился в старьевщика. Его нельзя было отличить от обычного подольского нищего-попрошайки. У такого бродяги в жизни только одно счастье — поданная??медная монета «солид». А лучше 5 солидов!..

 

Глава 18

… Итак, Ян Лооз вошел в «Святую Обитель» в «Городе Мертвых» на кривой Нижнеюрковской улице и поймал на себе удивленный взгляд хозяина — Василя Гнедого. Эти буравящие черные глаза не обещали ничего хорошего. А этот старьевщик сразу, как вошел, бросил Василю Гнедому серебряную монету в четверть талера. Тот ловким движением поймал ее. А так как это был первый посетитель, Василь Гнедой ничего не сказал этому неизвестному бродяге. Хозяин «Святой обители» потер солидную монету — серебро было настоящим. Если бы она была поддельной, сразу проявился бы рыжий цвет, примесь меди…

— Здорово! Чего тебе, святоша? — Василь Гнедой называл так всех неизвестных ему субъектов. Поскольку всех своих постоянных посетителей он лично знал в лицо, знал, как кого величают по кличкам, прозвищам.

— Мне… мне бы..! Этого, как его, — и тут Яна Лооза осенило, — чего-нибудь крепкого! Бенедиктина! С дороги… Так сказать причаститься! Одну рюмочку! Только одну!

— Нету! Закончился! Не завозят к нам монахи! — отрезал Василь Гнедой и стал чистить левый рукав своей засаленной рясы.

— Тогда пива, подайте пан хозяин! Я вот в том углу присяду, добре?

— Садись, святоша…

— Вот тебе еще одна монета, но мелкая — 2 гроша! Слушай, пан хозяин, если вдруг засну — ты не гони меня прочь! Устал я… Иду в Лавру помолиться… душевные раны вылечить… Похраплю здесь пол часика — часок и дальше себе почапаю.

— Да хоть два часа! За такие деньги ты бы мог в самом Иорданском монастыре переспать! Гы-гы! И не один… а в тепле, в добре… Гы-гы… Женский как-никак монастырь…

Василь Гнедой от удовольствия потер свой золотой крест, висевший у него на мохнатой бычьей шее. Он всегда так делал, когда шла хорошая выручка. Это был хороший знак. Через некоторое время к нему в «Святую обитель», стал подтягиваться честной народ. В основном людишки странных полууголовных профессий. Были среди них и воры, и разбойники. Они заказывали выпивку, простую закуску, чтобы только была на столе рядом с бутылкой. Разбойники выпивали, громко смеялись, матерились, расказывали похабные анекдоты. Время от времени кто-то крестился, отрыгивав, показывал неприличные жесты, плевал на пол… Вечер в этом притоне «Святая Обитель» обещал быть интересным и содержательным…

… Вскоре туда явился пан атаман Игнаций Чуб и двое его подручных… Ян Лооз притворился спящим. Он накрылся шапкой, в которой были прорези и он не только все хорошо слышал, но и видел…

Игнаций Чуб сел почти напротив «старьевщика». Атамана было достаточно хорошо видно. Чуб щелкнул пальцами и позвал Василя Гнедого в его засаленной рясе.

— Слушай, митрополит! Ну-ка, нацеди нам чего-нибудь вкусненького! И закуски хорошей неси! И не жалей! — Чуб бросил ему тяжелую монету. «Митрополит» Гнедой посмотрел на номинал — это был серебряный прусский талер весом почти в 30 граммов! Ничего себе! Он понял, что эта троица будет сидеть здесь на эти деньги два дня!..

— Ладно-ладно. Сделаем. Я мигом!

— А это кто там у тебя в углу храпит? А? Доходяг собираешь здесь, Гнедой? — строго спросил атаман Чуб.

— Богомольный один. Бродяга. В Лавру нашу, матушку, идет. Пусть похрапит с дороги здесь, он безвредный…

— Безвредный… Эй, Бабак! А ну, прощупай тихонечко и осторожно его вшивые карманы!.. — приказал атаман Чуб.

Этот «смердящий пес» Бабак встал и подошел к «богомольному». Он аккуратно залез в карманы и ощупал их. Ян Лооз даже не шелохнулся, а только сладко засопел. Пан воеводский писарь подумал, хорошо, что он туда положил еще две мятые монеты. Два медных солида. Вороватая рука Бабака мигом извлекла их.

— Ну? Что там?

— Вот. — он показал два ржавых солида. — Это кажется все! Нищеброд он…

— Ясненько… Это хорошо…

— У него даже деревянный крестик и тот на гнилой веревке. Нищеброд с Подола!

— А. Брось его! — приказал Чуб. — Иди сюда, подсаживаются ближе!

Ян Лооз демонстративно захрапел…

Под гулкий звон пивных кружек и похабный смех внутри «Святой обители» атаман Чуб сказал:

— Я был у этого проходимца Крука — он несговорчивый! Он чего-то боится!. Все указывал мне на каких призраков! Вот это суеверный дурачек! Я ему пообещал 10 процентов от нашего дела, а он скотина…

— Так а нам, что делать? — спросил Бабак и налил себе из большого кувшина в свою кружку еще крепкого пива. — Эй, хозяин! Еще графиняку неси! Давай, митрополит! Скорей!

Василь Гнедой направился к бочке, стоявшей отдельно в темном чулане, выполнять заказы этих трех головорезов.

— Мы пойдем к Крука! Так, значит и так! Скажем, чтобы отдал нам ту карту! Если он вдруг не согласится отдать ее — мы ему поможем! Нажмем слегка на него! Я вам, хлопчики мои, зуб даю — там полно денег!!

— Да-да… — закачали довольными головами его подельники — Бабак и Гонта.

Вскоре, Василь Гнедой вновь принес им выпивки. Уже покрепче. Бабак разлил всем по пузатым чаркам и поднял тост:

— Ну, гы-гы, вторая чарка была за верного друга! А третья, как говорят в этом веселом городе, за большую и вечную любовь! В сладких позах с горячими бабскими ласками! Гы-гы! Будем, панове!

— Будем!

Разбойники продолжали выпивать. В зале раздавался пьяный хохот, слышались довольные, чавкающие крики. «Митрополит» Василь Гнедой вдруг захлопал в ладоши. Стало тихо. Он спросил у достопочтенной публики, что сидела в его зале, не пора ли позвать музыкантов? Отменного шарманщика и его знакомых певцов с соседнего церковного хора. Они, мол, хорошо поют срамные думы! Могут утешить почтенных панов, которын возможно десь стали скучать. Пьяный народ ответил, что пока рано и продолжал настойчиво выпивать…

… Вдруг двери в «Святую обитель» Василя Гнедого открылась и Ян Лооз невольно зашевелился. На пороге стоял тот самый уличный вымогатель — сборщик налогов «Святой Петр». Он поздоровался с хозяином. Кому-то еще кивнул и подошел к столу атамана Чуба.

— Будьте здравы, уважаемые панове! Слушай, Чуб! Дело есть к тебе и к твоим серьезным людям. Пожаловатсья хочу! Нехорошие вещи у нас творятся на Подоле…

— Ну? Какие? — спросил Игнаций Чуб, чавкая куриной ногой и запивая ее холодным житомирским пивом…

— Как я буду действовать, если…? — думал Ян Лооз и его рука коснулась его тяжелого табурета, на котором он «спал». Тяжелый табурет! Да. Это хорошо. Он прекрасно войдет в… э… Так, первым надо вырубить хозяина, затем Чуба — у него топор есть, и явно пистоль заряженный тоже… И у остальных — острые ножи, возможно, еще пики, а еще хуже припрятанное стрелковое оружие…

— … Так вот, нехорошие вещи у нас творятся на Подоле, Чуб… — уверенно произнес «Святой Петр».

— Ну-ну? — атаман Чуб продолжал жевать куриную ногу и периодически отрыгивал. Бабак и Гонта вежливо по очереди подливали из большого кувшина ему пива.

— Встретил я только что…. этого… как его …сапожника Крука….

Здесь этот «смердящий пес» Бабак почему-то пролил пиво на стол. Ведь он явно представлял, чем для него именно сейчас обернутся «эти нехорошие вещи»….

— Э-э! Рожа, твоя немытая! Что ты делаешь?! Смотри куда пиво льешь, косолапый! А? — закричал на Бабака Чуб и продолжил, — Ну-ну, Петюня, что там у тебя? Продолжай рассказ… Крука, нашего друга, ты встретил…

«Святой Петр» кашлянул в кулак.

— Да, встретил, только на нем живого места нет! Раздели его до нитки…

— Не понял?! Как это? — повысил так голос атаман Чуб, что пьяницы и воры, которые сидели рядом мигом обернулись к нему.

— Ешьте-ешьте, панове! Ну-ну? Что там дальше?

— Я его встретил, он дрожал, как осиновый лист. Раздет. Под глазом синяк… Шея в крови! Врезали ему хорошо. Кто-то его обобрал, — докладывал «Святой Петр»…

— Хм-хм… — только и вымолвил «смердящий пес» Бабак…

— Чего тебе? Ты видел кто? — спросил Чуб и с хрустом сжал свои крепкие кулаки.

— А как он выглядел?

— Такой носатый, говорят, — докладывал «Святой Петр» и неожиданно покосился на спящего «богомольца» — Яна Лооза.

Не успел этот мерзавец Бабак сделать чистосердечное признание, как «Святой Петр» вдруг завопил не своим голосом и ткнул пальцем в этого «безвредного» богомольного нищего. То есть в пана воеводского писаря!

— Ой, батюшки! Это же он! Я его знаю, гадюку! Держи его, братва! — закричал «Святой Петр». В этот момент в его голову мигом полетела большая пивная кружка. Она попала ему прямо в лоб и тот сразу «поплыл» по стене. В тот же миг спокойный и спящий «богомолец» неожиданно быстро вскочил с табурета. Подхватил его и запустил в пана хозяина заведения, который уже схватился за свой кривой ятаган.

Бабак и Гонта также вскочили с мест. Этот «паршивый пес» Бабак выхватил ржавый пернач, а Гонта — обломок своей сабли «карабелы».

— А ну стоять! — заорал атаман Чуб.

Ян Лооз перевернул на них стол. Выбил стекло в окне и нырнул в темноту. Он прикинул, что силы их были не равны. Поэтому стратегически лучше было бы пока отступить.

— Догнать его! Немедленно! Если что — стрелять в спину! Пороха и пуль — не жалеть! — кричал Игнаций Чуб. Он был выпачкан помидорным соусом, лицо и кафтан украшали остатки недоеденной курицы. Чуб вытирал платком с глаз какие-то объедки. По столу и по шароварах разлилось пенное пиво…

В погоню за эти «богомольным» бросились двое — Гонта и Бабак.

Бабак, этот «смердящий пес», вдруг неожиданно быстро догнал «богомольного», которому мешали бежать его же лохмотья. Бабак оскалился и замахнулся перначем.

— Я узнал тебя, ищейка! — зашипел он гнилым ртом. — Это у тебя руки в картинках бусурманских! Сдавайся, бродяга!

Ян Лооз уклонился от удара перначем и двинул Бабака ногой в пах. Потом добавил локтем в затылок и попал в нападавшему разбойнику в сонную артерию. Бабак застонал и отключился.

— Давай и тебе достанется на пироги! — прокричал Ян Лооз другому преследователю — Гонте. Тот крепко сжал обломок совей сабли «карабели» и приготовился ею отбить атаку этого воинственного нищего…

 

Глава 19

… Было уже очень поздно, как Ян Лооз добрел до Воеводской брамы. Часовой стражник вскинул заряженный мушкет. Пан воеводский писарь произнес сегодняшний пароль: «Ян-Казимир и его пожизненное царствование!» и его пустили внутрь. Он забрал свою привычную одежду и, не переодеваясь, направился к себе. Надо было привестись в порядок…

… А тем временем разгневанный атаман Игнаций Чуб продолжал допрашивать хорошо избитых подельников Гонту и Бабака.

— Я что-то не понял, вы что не банда?! Да что это с вами такое?! Ну? Как? Как это он убежал? А? Не пойму?!

Избитый Гонта перевязывал грязной тряпкой руку. С нее капала на пол теплая кровь.

— Как ушел, как ушел? Это — сам племянник дьявола! Так нас отметелить!

— Что вы все заладили сегодня! Дьявол да дьявол! Тьфу!

— Посмотри, Чуб, как он избил нашего Бабака, а потом и меня! На, смотри! Я же говорю — черт!

— Действительно, сущий дьявол! — пискнул Бабак.

— Как же это? Черт возьми! Три сабли ему в печень и задницу! А ты куда смотрел, «митрополит»?! — набросился Чуб на Василя Гнедого.

— А что я? Я сам в шоке, Чуб! Он дал денег, сказал, шо «богомольный», мол, идет в Лавру, матушку, нашу… Чего ему отказывать… Серебро его настоящее…!

— Чего отказывать — чего отказывать?! — возмущался Игнаций Чуб. — А ты в курсе, что он нас мог подслушивать, дурак! Все твои деньги полученные от него — ничто! Пшик! Понял? Он был здесь, чтобы узнать, что хотел! Я узнал он многое. Эхе-хе-хе, мерзавцы!.. Если бы не наш «Святой Петюня»… Где он, кстати?…

Василь Гнедой с трудом поднял с грязного пола «Святого Петра». У того, от удара тяжелой кружкой, голова сильно ныла. Перед глазами до сих пор летали мелкие мухи.

— Где ты его нашел, Петюнчик?

— Я? Я его нашел на майдане у дома сапожника Крука. Этот гад там на бандуре бренчал своей думы. Чего-то вынюхивал. Так мне показалось… Я его сразу заметил, а потом он на меня напал и….

— Что?! У какого дома?! Которого сапожника!? Крука?! Матерь Божья! — взревел Чуб. Сегодня явно был не его день. Все крутилось вокруг одного нужного ему человека. Стефания Крука.

— Ну да. Его. Говорят, тот Крук уже давно с доминиканцами снюхался и дела темные с ними вертит…

— Черт! Да что же это такое! — взревел атаман Чуб. — Нам срочно нужно попасть к Круку! А то и его не минет сия чаша… Поднимайтесь, проклятые! Шевелите своими булками черствыми! — и он толкнул сапогом Бабака.

— Гнедой! «Митрополит»! Дай ему пива! Пусть придет в себя, но только немного! Нам надо спешить! А где Гонта делся?! Гнедой! — крикнул Чуб хозяину «Святой обители». — Куда, Гонта смылся?

— Вышел. Вроде бы до ветру! Сами ищите вашего Гонту!

Василь Гнедой окинул взглядом этот порядочный балаган. Разбитая посуда, перевернутый стол, выбиты стекла, повсюду стекло, на полу кровь и грязь. Ему не впервой убирать свое заведение после очередной мощной гулянки. Здесь такое едва ли не каждую неделю такое происходит. Драки были «коньком» его заведения….

— Где, Гонта?…. - крикнул снова злым голосом атаман Чуб.

Скрипнула дверь.

— Та здесь я, Чуб! До ветру ходил. Что вы шумите на весь Подол! Нас скоро воеводская стража услышит… И тогда капец нам всем!.. Надо пошевеливаться и быстро сматываться отсюда…

…. Тем временем, Стефаний Крук активно размышлял. Что-то пошло не так. «Мальчик. Послания. Цыганское колесо. И этот тип. Мерзкий тип. Гнилой рот без половины зубов. Стечение обстоятельств? Возможно! Но что-то в этой цепочке скоротечных событий было не так… Что именно?»…

… Он решил проверить все свои тайники с деньгами. Слава Богу! Все было на месте! В конце концов, нужно было приводиться в порядок. Лицо и шея сильно ныли. Надо было умыться и согреться. Стефаний Крук растопил камин. Подбросил немного дровишек. Поставил перед камином стул с длинной спинкой. И сел ждать пока закипит в котелке вода. Он смотрел на огонь в камине и тот его завораживал…

… Через полчаса в дверь постучали условным сигналом… Три коротких удары, один длинный…

Стефаний Крук нервно вздрогнул. Он знал, кто был за дверью! И от этой судьбы — ему теперь не отвертеться!.

— 10 процентов! — прошла волна сквозь его мозги. — 10 процентов!

— 2000 талеров! — ответила стена.

Сапожник Стефаний Крук наконец поднялся со стула. Спина болела, он взял со стола свечу и пошел к входной двери… Открывать… Три коротких удара, один длинный… Значит за дверью — свои!..

… Яну Лоозу приснился ночной кошмар. Он примерял на свою ногу правый пропавший полуботинок убитого пана подкаштеляна Пясоты. Полуботинок не подходил, он был на два размера меньше. Как он к нему попал, Ян Лооз во сне не знал. Где-то рядом чей-то неприятный голос сказал:

— НЕ ПОМОГУТ ТЕБЕ, МЕРЗАВЕЦ, СЕРЕБРЯНЫЕ НИТИ СВЯТОГО ПАНТЕЛЕЙМОНА!! НЕ ПОМОГУТ! И МНЕ НЕ ПОМОГЛИ! ОН ВСЕХ НАС ОБМАНУЛ, СОБАКА! СМЕРТЬ ЕМУ ЗА ЭТО!!!.. От этих страшных слов, Ян Лооз переместился в другой сон. В нем он разбил колбу часов и с нее посыпался желтый днепровский речной песок…

Осколки колбы рассыпались. Пан воеводский писарь просыпался. Он действительно во сне, переворачиваясь на другой бок, задел рукой песочные часы и разбил их. Ян Лооз мгновенно проснулся. Теплой, дрожащей рукой он вытер холодный пот со лба. Ян Лооз не знал, сколько прошло времени. У него не было ни одной минуты покоя. А мальчика они так и не нашли. Даже намека на след, ведущий к раскрытию этого дела! Плюс загадкой оставалось то странное убийство и исчезновение тела пана подкаштеляна Пясоты. Ян Лооз все еще лежал в постели. Он в очередной раз перевернулся на другой бок. В закрытые окна задувал разбойник-ветер. И если бы не теплая труба, пан воеводский писарь давно бы танцевал от холода джигу. Ян Лооз снова провалился в короткий сон. Теперь ему не снились кошмары. А явился Белый Всадник. Вдруг неожиданно Рыцарь обратился именно к нему:

— В СТРАШНОЕ ДЕЛО ТЫ ВВЯЗАЛСЯ, ПАРЕНЬ! ТЕБЕ ЕГО НИКОГДА НЕ ПРОСТЯТ!.. СНАЧАЛА ТЕБЕ ПРИГОТОВЯТ ЗОЛОТО, А ЕСЛИ НЕ СМОГУТ ПОДКУПИТЬ, ТОГДА ЖДИ ПУЛИ ИЛИ ГОТОВЬСЯ К ОСТРОМУ НОЖУ…

Белый Рыцарь впервые с ним заговорил во сне. До этого, он всегда молчал и только что-то важное показывал. Это были какие-то символы. Ян Лооз редко отгадывал их, поскольку не запоминал своих снов. А теперь пан воеводский писарь аж вспотел.

— КТО НЕ ПРОСТИТ МЕНЯ?… — пробормотал он сквозь сон…

Белый Рыцарь повернулся к нему спиной и куда-то вверх указал острой пикой. Где вдруг ударил церковный колокол. И это была колокольня Доминиканского монастыря.

— КТО НЕ ПРОСТИТ МЕНЯ?! — повторил во сне Ян Лооз. Но Белый Рыцарь уже развернул коня и стал постепенно исчезать…

Колокол зазвонил 6 раз на звоннице Доминиканского Николаевского монастыря. Было шесть утра… На башне Воеводской брамы бахнула холостым выстрелом пушка…

… У Стефания Крука затряслись колени, когда он сначала увидел атамана Игнация Чуба, а потом за ним вошли еще двое типов. Первого он не знал, а вот второй субъект…

— А, не надо, панове!!! Я тебе все тогда отдал!! — завопил трусливый Крук. Сапожник упал на пол и закрыл лицо руками… Его стало трясти, как будто у него была лихорадка.

Игнаций Чуб обернулся и понял. Он медленно приблизился вплотную к этому «вонючему псу» Бабаку и метнул на него страшный взгляд.

— Я не хотел, Чуб! Я все верну! Все верну до последнего медного солида! А! Не убивайте!

Атаман Игнаций Чуб резко ударил сапогом его в живот. Затем добавил еще раз коленом. Бабак согнулся и упал ему под ноги. — Я все верну!.. Только не убивайте, отец родной…

Игнаций Чуб достал острый, как бритва, короткий татарский нож и поднес его к дрожащему, небритому горлу этого мерзавца.

— Крук! а ну посмотри — это он?! Посмотри на него внимательно, сапожник! Это он?! Ну говори?!

— Он. Точно он…

Игнаций Чуб спрятал острый нож и с силой врезал Бабаку одновременно двумя ладонями по ушам.

— Аааа!!!!

— Пасть гнилую закрой свою! В следующий раз я вырву тебе твой единственный глаз! Паршивый пес и выброшу подольским жирным крысам!

Чуб от злости ударил еще раз сапогом в живот этого мерзавца Бабака. Он продолжать стонать от боли….

— Теперь к делу, Крук! 10 процентов, сапожник! Это солидные деньги! На них ты в самой Варшаве при дворе короля Яна-Казимира откроешь лучшую мастерскую! — напомнил Чуб. — Или уедешь из этого города, куда глаза глядят! Лучше езжай! Советую! Потому что, говорят, когда Хмельницкий снова начнет свое наступление, здесь многим не позавидуют! А ты, как ни как, вхож был к этим пройдохам доминиканцам… Тебя казаки первым подвесят за твои копыта на самой колокольне монастыря! Подумай, Крук! Подумай! 10 процентов!

Этот воинственный аргумент, похоже стал срабатывать… Но, жадный до денег Стефаний Крук продолжал набивать себе цену.

«ДВЕ ТЫСЯЧИ ТАЛЕРОВ!!!», — проговорила где-то стена.

— Я боюсь, Чуб! Очень боюсь! В городе люди рассказывали друг другу, что куда-то стали исчезать деть… А это — он!!! Это — его жертвы! Крови ему надо!!!

И сапожник Стефаний Крук, не вставая с колен, стал креститься и бормотать себе под нос: «Pater noster… et spiritus sanctii….. Pater noster…»

— Закрой пасть, Крук! Сейчас не до твоих молитв! Не помогут они ни нам, ни тебе! Вот сделаем дело, тогда пойдешь в костел и хоть на сто золотых дукатов купишь там свечей и всякого разного… и сам костел с хлопчиками- министрантами в придачу!!! Давай, гони нам карту!!

Стефаний Крук тревожно вздохнул. Он понял, что уже с этого пути — не свернешь… А там и до двух тысяч талеров не так уж и далеко!!!..

Именно эта меркантильная мысль сразу растопила его черствую, жадную душу.

«ДВЕ ТЫСЯЧИ ТАЛЕРОВ!!!»

— Сейчас, обождите! Уже несу, Чуб! — сказал сапожник. Стефаний Крук поднялся с колен. Подошел к лампаде, перекрестился. Снял икону с Богородицей, ту самую, которую рассматривал Ян Лооз, и передал ее атаману Чубу. Навсегда. Тот ничего не понял.

— Ну, что это такое? Мы что крестный ход будем устраивать?… Ты чего?

Сапожник Стефаний Крук только кивнул на икону головой. Чуб ничего не понял, провел по иконе с Богородицей со странным взглядом своей потной ладонью. Затем его что-то осенило и он резко перевернул икону.

— Вот, черт! Ну, ты даешь! а если ее кто-то нашел бы здесь?…

— Вряд ли! Если ее до этого не украли у меня, значит, Бог и меня, и ее бережет!.. — указал на икону Стефаний Крук.

— Пойдем завтра, как рассветет! Ясно? — строго спросил Игнаций Чуб.

— Нет. Так не пойдет, Чуб! Нужно хорошо подготовиться. Взять веревки, мел, чтобы на стене знаки рисовать, лопаты, огниво, факелы и много мешков!..

— Ну ладно! Подготовиться, так подготовиться. Тогда на это дело нам одни сутки. Рано утром выходим! Точка! Все! Расходимся! Ты, паршивый, смердящий пес, выходишь первым! — прошипел Чуб на Бабака, — потом иду я, через 5 минут выходит Гонта! Если потеряемся в темноте, тогда встречаемся у «митрополита» Гнедого в его теплых объятиях…

— Ясно, Чуб…

— До встречи, панове… — произнес Стефаний Крук и перекрестился…

 

Глава 20

… Яся проснулся. Мальчику показалось, что рядом медленно прошла подкованная лошадь. Она цокала копытами. Ему привиделось, что на ней верхом сидел рыцарь в белом плаще. Яся понял, что это все от голода. Бред. Кормит этот мерзавец их очень плохо. У него голодные обмороки. Яся обратил внимание, что факелы кто меняет. Значит, когда они впадают в сон, это существо и меняет их на новые. Пламя слегка закачалось, значит, где-то было движение свежего воздуха! Яся стал думать, как бы ему отсюда выбраться! Вернее, он только представил, как бы он мог навсегда покинуть это страшное место! Пока у него ничего не получалось. Вот если бы напасть на этого типа! На это страшное существо! Но мальчик был пока слаб, что об этом и речи быть не могло. И оружия у него тоже не было. Он мог только спрятаться где-то здесь. Однако это на свободу его не выведет… Ясе нужно как-то попытаться снять с себя эти проклятые цепи….

…Опять послышалось его отвратительное кряхтенье.

— Я иду к вам, мои золотые! Сейчас я вас покормлю хорошенько вволю и поменяю вам свежую солому, а то от вас уже попахивает… мои сладкие, золотые дукаты! Гы-гы-гы!..

Яся услышал, что этот мерзавец-то тянет за собой. Судя по звуку, это был его небольшой воз. Подло скрипели маленькие деревянные колеса. Существо остановилась у одной жертвы. Он долго там возился, видимо кормил своего узника. Потом облил его водой. Это была процедура купания. Горбун подбросил ему новой соломы…

— Интересно, кто ему помогает? — размышлял Яся. — Неужели он сам в этой клоаке орудует?… У него должны быть какие-то помощники или сообщники! Ну, хотя бы где-то не здесь, а например… наверху…

Яся напряг мозг и стал вспоминать, как прошел его последний день… Его могли только оглушить чем-то или… усыпить! Яся был не по годам умный и сообразительный мальчик.

— Да где же я? Где же мой папа?!

— Да, мой золотой дукатик червленого бренного металла! Я уже еду и к тебе! — Яся закрыл глаза. Факел у этого мерзавца светил еще ярче. Огонь слепил глаза.

— Это чтобы я его вдруг не увидел и не испугался? — подумал мальчик.

Горбун покормил Ясю какой отвратительной кашей, дал ему воды, затем быстро заткнул назад кляп в рот.

— А теперь послушай меня, сынок! Я ослаблю тебе цепь и ты пойдешь по малой и большой нужде… гы-гы… Если есть чем… гы-гы.

Пока Яся делал свои дела, этот мерзавец набросал ему соломы. Он дернул цепь и притянул Ясю. Существо облило мальчика водой и затянула на ногах и руках ржавую цепь.

— Вот и тебя помыли! Гы! Чтобы ты не вонял!! А то на корабль тебя такого не примут… Скоро-скоро! Мои милые, червленые дукатики, вас отвезут далеко за горизонт! Гы-гы-гы… Смотреть на улыбку серебряного полумесяца…

… И существо стало удаляться. За ним скрипел его страшный воз, на котором он привозил пленным воду, то что называлось пищей и солому…

— Боже, правый! Да, это же… целый лабиринт под землей! — догадался Яся. — Здесь где-то вода течет. Здесь сыро и неприятно пахнет сточной водой, гнилью. Но где все это находится? Он когда-то слышал про Лаврские пещеры. Отец рассказывал. Неужели это там? И он, в самом деле, глубоко под Лаврой? Вот странно… Как эта гадюка, столько лабиринтов нарыла? А если это не он? А что если он просто их использует…

Яся размышлял. А потом мальчика снова стало клонить ко сну…

… Ему приснился отец. Он был несчастен. Тимко Малый тосковал по сыну… А потом снова появился Белый Всадник. Он показал ему куда рукой. И на руке у этого всадника был синий рисунок, какая вязь, на неизвестном Ясе языке. Мальчик пытался запомнить этот рисунок. Но так и не смог. Белый Рыцарь исчез, а Яся окончательно провалился в глубокий сон…

… Наконец Чуб и его два сообщника собрались уходить. Сапожник Стефаний Крук перевел дух, когда атаман сказал:

— Эту икону я, на всякий случай, оставлю у себя! И не перечь мне, Крук! Ясно?

— Ясно. Хорошо. — ответил сапожник и протянул главарю пустую ладонь.

— Что это такое?! А! На, жлоб! — Игнаций Чуб положил ему пробиту ржавым гвоздем половину серебряного талера. — Запомни, сапожник! Уже только через сутки! Понял?

Стефаний Крук покорно кивнул, осенил себя крестным знамением и тяжело вздохнул. Атаман Чуб и двое его подельников на конец-то ушли. Пан сапожник остался один на едине с собой. Стефаний Крук, несмотря на то, что этот «смердящий пес» Бабак с ним так плохо поступил и едва не убил его, теперь чувствовал себя намного лучше. Ведь он уже засунул этот серебряный полуталер в свой тайник! В обувную колодку номер 20. Она была символом его заветной цели в 2000 серебряных талеров! Ему уже грезилась грамота на продажу замечательного монашеского напитка…

… Через полчаса пламя свечи один раз наклонилось и нервно заплясало. Неужели он забыл закрыть двери после ухода этих головорезов? Нет-нет! Крук уже не такой опрометчивый. Тем более, что случай с этим мерзким Бабаком его чему-то научил. В дверь снова настойчиво постучали.

— Кто там? Кого там черт принес ко мне в такую лютую пору? — спросил тревожным голосом Стефаний Крук.

— Мир вашей обители божьей! Пан сапожник! Процветания и достатка вашему дому! — произнес чей-то ласковый голос. Это был тот самый монах в капюшоне на голове. Брат Яниус поздоровался по-латыни и затем перешел на местный язык.

— Э… Меня прислал к вам наш приор пан Зиновиус Заремба. Вам нужно будет явиться к нему в покои к нашему Собору…

— Хорошо, я буду, достопочтенный брат, — ответил сапожник Крук. Он сразу подумал о грамоте-разрешении. — Когда нужно быть у приора?

— Сегодня ближе к полуночи приходите!..

— Хорошо. Передайте, приору Зарембе, что я буду вовремя!

— Передам. Запомните пароль на вход — постучите два раз длинным, потом два коротких стука и один раз долгий.

— Ясно. Запомнил. Передайте пану приору, что я буду без опозданий!

Брат Яниус поправил капюшон своего балахона, поклонился и вышел…

Стефаний Крук прибыл вовремя. Он постучал в дверь тем самым условным сигналом. Его провели в покои пана приора Зарембы.

… Зиновиус Заремба сразу перешел к делу.

— Меня, достопочтеннейший пан сапожник, беспокоит только один вопрос, — сказал он и сделал паузу, словно опасался, что стен его монастырской обители действительно есть очень длинные уши.

— Какой вопрос, ваша милость? — спросил Стефаний Крук.

— Это наша с тобой репутация и безопасность! А она может пострадать из-за этих смутных, никому не нужных слухов, в этом пакостном Киеве…

— Какие еще слухи?! — Стефаний Крук снова подумал о деньгах, о сумме, которой ему не хватало для покупки разрешения на торговлю тем самым монастырским чудо напитком.

«ДВЕ ТЫСЯЧИ ТАЛЕРОВ!!!».

— До меня дошло, что может разгореться грандиозный скандал, если узнают как и почему, Крук, у нас на Подоле творятся дела с детьми?! И почему они исчезают!.. Что скажешь?!

— Не узнают, ваша милость, не узнают! — авторитетно заявил пан сапожник, — во-первых это никак не выгодно, во-вторых, я думаю…

— Что? — не понял приор Зиновиус Заремба.

— Что нам с этим делом надо закругляться! Новый воевода Кисель явно не одобрит такого подхода! И при нем очень скользкий и опасный человек… Вы его видели? Какой басурман, похожий то ли на татарина, то ли на османа, везде, мерзавец, сует свой нос… Черт! Ой! простите, ваша милость…

Пан приор Заремба только улыбнулся.

— А можно, как бы это сказать, от него избавиться на время или… лучше навсегда, пан Крук? Я собственно за этим вас и вызвал сюда!.. — задумчиво проговорил приор Заремба и посмотрел на свои изысканно отполированные ногти.

— Да, я само внимание! — сказал жадный сапожник.

— Я, кажется, знаю, о ком идет речь. Он мне еще по дороге сюда надоел… Мерзость такая! Так, а что можно с ним, с этим татарином сделать, пан Крук?

— Я думаю над этим вопросом, ваше святейшество! Есть у меня на примете парочка очень порядочных людей! Мастера мокрого дела! Но они могут попросить денег за такую грязную работу!.. — сказал Стефаний Крук.

Приор Зиновиус Заремба на мгновение задумался. Затем щелкнул пальцами и выставил в воздух открытую ладонь. Через секунду, из темноты, на ней материализовался кожаный мешочек. Тяжелый. Приор открыл его и достал оттуда 10 новеньких золотых дукатов. Он протянул их сапожнику. Монеты приятно звякнули. Приор вернул кожаный мешочек в черную пустоту и тот исчез. Стефаний Крук взял деньги, поклонился и хотел было уходить. Но приор остановил его. Он показал два пальца и сказал что. Теперь почти шепотом:

— Мне нужно еще двоих, Крук! Двоих! Только двоих! Для комплекта! Скоро прибудет Южный Посол. Пан Девлет-оглу. Он и привезет нам нужный товар. Подумай, Крук! Времени у нас фактически нет! НЕТУ!

— Хорошо, ваша милость! Я завтра дам вам ответ по этим двум субъектам. Э… надо еще кое-что у них уточнить. И вот еще что-то….

— Что еще? — нервно спросил пан приор Заремба.

— После всего этого завершения дела, я смогу сменить профессию? Я хочу перейти в другой цех. Я хочу купить у монастыря грамоту на продажу вашего замечательного напитка?

— Я подумаю над этим, Крук, подумаю, — приор Заремба махнул рукой и сапожник вышел. На душе у него значительно потеплело, а в глубоких карманах лежали золотые дукаты. Часть из них осядет в его сапожном тайнике номер 20.

«ДВЕ ТЫСЯЧИ ТАЛЕРОВ!!!».

 

Глава 21

— Итак, что вам удалось узнать, пан воеводский писарь? — спросил лекарь Андрей Коршак, когда к нему явился Ян Лооз. Тот сел поудобнее в глубоком кресле и стал рассказывать обо всех своих приключениях….

— Вот! Не плохо! Вот это да! — лекарь Коршак иногда вставлял свои возгласы. Он был поражен отчаянной смелостью и дерзкими выпадами этого молодого человека.

— Скажите, мне, пан Лоозе такую??вещь! Меня всегда, с того самого момента нашего знакомства, мучает один вопрос! А этого же скрыть же нельзя… У вас на руках татуировки… э… что они, к черту, означают? Что там написано? И зачем вам они в нашей глубоко христианской стране?

Ян Лооз протянул лекарю правую руку и продемонстрировал первую часть надписи.

— Ла-Илла илььалла… — цитировал он на арабском языке, — Нет Бога, кроме Аллаха…

Затем он раскрыл вторую руку — левую и продолжил известную цитату:

— Ва Мухаммаддун илььрасул ллахы….. и Мухаммед — пророк его! — По арабски пишется справа налево, а не так как у нас… Слева направо!

— Как у нас? — уточнил лекарь Коршак.

— Ну да, как у нас. Вы что же меня навсегда в османы записали? Из-за моего внешнего вида? А? Это же ведь так, Коршак. По вас же это видно…

— Вы для меня, пан Лооз, человек — загадка! Абсолютная тайна! Вы что были в плену у басурман?

— Браво, Коршак! Почти в плену, если это так можно назвать… А как вы догадались?

— Ну, это… Я не догадался. Это просто мое умопредположение. Вы выглядите как осман. У вас чуб, у вас загар, хотя сейчас у нас поздняя осень, солнца у нас мало, оно слабое. Значит, вы были очень долго где-то на юге или востоке. У вас бритая голова, ну этим сейчас, конечно, мало кого удивишь… У вас — орлиный нос и волчий взгляд. Слегка затравленного человека. Осман, одним словом! Хотя… хотя вы довольно странный осман — носите на цепочке и крест, и полумесяц. И еще какую-то металлическую капсулу. Я видел, когда вы умывались… Все это, плюс кое-что еще — навело меня на эту мысль, что вы были в плену…

— Что именно?

— Ну, эти ваши татуировки на руках!.. Меня они сбили с толку! Я и не знал, что это такое и что там написано… — продолжил лекраь Коршак.

— Хм… Частично вы правы. Это — цитата из Священной Книги Всех Правоверных Мусульман — Корана. Ее наносили обычной татуировкой на обе руки виновных, которых затем османы и отправляли надолго на галеры.

— Так вы варнак?! Преступник? Не поверю! — воскликнул Андрей Коршак.

— Галеры они гоняли от Трапезунда до Искандеруна. От Антепа к Акьяра. Так что я был именно там. На галерах! Четыре долгих года. Оттуда и несмываемый загар. Можно сказать, что вы правы — я был в плену. Я — бывший янычар. Я попал в Османской империи по «девширме»!

— Что это?

— «Девширме» — это налог кровью! Вы же в курсе, что все христианские страны, попавшие к османам в абсолютной вассальную зависимость, платили им этот позорный налог. «Девширме» — или кровавый налог. Кто платил девочками, а кто мальчиками.

— А. Да-да, я слышал, — сказал Андрей Коршак и задумался.

— Так вот. Мальчики османов интересовали больше, ведь это будущие воины. С их памяти всячески вытравливали их нормальную прошлую жизнь. Но мне чудом удалось сохранить свою родительскую или материнскую память. И капсула, которую вы краем глаза видели у меня на шее, в ней хранится горстка земли моей родины! Я ее периодически нюхал тайком в неволе. Этот запах, как запах маминой груди, и сохранил во мне христианина!

— Вот оно что!

— Я глубоко в подсознании помнил только одно, что я из этих мест. Где ласковое солнце всходит на подсолнухами, где льется мягкая песня, где черешни слаще меда… Меня видимо, когда похитили и продали в рабство османам…

— Ужас…, - только и вымолвил пан лекарь.

— «Девширме» — это страшная вещь! Они из моего тела сделали янычара, но не смогли этого сделать из моей души! Они научили меня всем своим боевым наукам! Впрочем, память мою так всю и не вытравили. Вот посмотрите… Вы такого у меня никогда не видели…

Ян Лооз вдруг откинул верх своей кожанки, выставил из-под сорочки правое плечо. И лекарь увидел страшную вещь. Клеймо! «Руку с арбалетом»! От удивления лекарь Коршак даже уронил чашку с горячим отваром. Она упала на пол и разлетелась на три части.

— Боже правый! Откуда это у вас?! Это же старый герб нашего города! Еще при литовцах!..

— Я не помню! Он всегда со мной! Уже лет 20, а то и все 25… Он всегда со мной! Даже у османов он еже был при мне!

— Вот! Его явно, это клеймо, вам поставили — не османы! Его сделали только у нас! Наши… Кстати, скажите, пан Лооз, а как вас там, у них, у османов звали? У вас же было там свое басурманское имя? — спросил Андрей Коршак.

— Юсеф Луази…

— Да… да-да… Юсеф Луази, Ян Лооз… Ну а что? Хм, здесь что-то есть….. Сплошная загадка!.. — задумчиво пробормотал лекарь Коршак. Он взял в левую руку перо со стола и стал представлять, будто именно он и ставит клеймо на правом предплечье.

— Но вы должны помнить адскую боль, пан Лооз!

— Нет, к сожалению, не помню. Может мне что-то дали, пожалуй, такое… какое-то снотворное…

— А запястья? Там где у вас Аллах?!

— Запястье? Запястья помню очень хорошо! Мне дали покурить «наргиле». Это такой стеклянный кувшин с трубкой. Там зелье. Называется у османов эта вещь — гашиш. Это любимые «лакомство» наемных убийц — «ассасинов». Гашиш затмевает разум, чтобы было легче убивать…. Так вот, мне дали покурить и один толстый осман — Али-кольщик набил мне эту цитату на запястьях сапожной иглой, смоченной в чернилах….

— Но зачем они это делали? — воскликнул Андрей Коршак.

— Османы на виновных надевали наручники. Но сначала набивали цитату из Корана. Чтобы уже потом по ней вычислять своего раба, если он вдруг сбежит. Это клеймо на всю жизнь. Вот так вот, Коршак…

— А как же вы здесь оказались, пан Лооз? Вас выпустили или вы сбежали?

— Все просто. Да. Мне повезло. Я сбежал. Было временное перемирие с османами. Я сначала попал под Аккерман. Мы туда приплыли на галере из замечательного и непостижимого Царьграда…

— Значит, вы и там были?

— Конечно, был. Я в разных городах был, пан лекарь…. Царьград сейчас носит и другое название. Османы называют его Истанополус. Мы — Градом императора Константина, Константинополем. Огромный, безгранично красивый город! Он разделен на две части длинным морским проливом. Босфорусом. С одной стороны просвещенная Европа, с другой — темная Азия.

— И что он больше нашего города? — переспросил Коршак с надеждой, что это не так…

— Да. Именно так! Гораздо больше!

— И больше Житомира?

— Ха. И болльше Житомира. Гораздо больше! — ответил Ян Лооз и улыбнулся.

— И больше Варшавы?

— Болльше Варшавы, больше Торуня, больше Бреслау…

— А что там такого в этом Истанополусе? Я много о нем слышал, читал несколько церковных трактатов? Что же там такого?

— Это город-гигант! Там пахнет специями! Он одновременно город-страдалец. Он выплакал за три века господства османов целый Босфорус! — философски ответил Ян Лооз. — Я жил около Халича. Это — такой залив. «Золотой Рог»… А там, справа, если стоишь спиной к высокой башне был район — Галата. Христианский… Там я и помню первые свои шаги в этом городе… Меня там принимали за армянина. Я ничего не понимал, они на своем бусурманском языке что-то бормотали… Потом я за годы выучил его…

— А вас точно похитили, пан Лооз? В детстве?

— Похитили? Я точно не знаю. Ну, пожалуй, да.

— А родители? Вы их помните?

— Нет. Родителей своих не помню. Очень долго мне заменял и папу, и маму, и бабушку с дедушкой только один человек. Его звали — Султан-Хан Амет. «Кади». Или судья — по-нашему. Он был необычным «кади». Человечным каким-то. Не похожим на других «кади». Он никогда не выносил смертных приговоров. Только в очень крайних случаях, когда жестокость подсудимых была выше его человечности. Это именно он выкупил меня на черном рынке молодых невольников в районе — «Пяти камней» — по-османски «Бешикташ». Там продавали исключительно славянских рабов. Султан-Хан Амет говорил, тебе, мальчик, чтобы выжить в этом городе, надо согласиться поступить в Новое Султанское Войско. «Йене Чери», то есть стать янычаром. Детей своих у него не было, жена умерла от горячки… Он был хороший человек… А такие, Коршак, как вы понимаете долго нигде не живут!

— Да. Это так…

— Вскоре его убили, а подставили меня! То есть обвинили в этом кровавом преступлении! Меня потом перевели в Леандровою башню в Босфорском заливе. Это была пересыльная тюрьма прямо на воде. Напротив района Юскюдар. А оттуда был один путь у обвиняемого янычара — под иглу кольщик Али! А затем на галеры!

— Жуткая история…, - только и произнес лекарь Коршак.

— О «кади», Султан-Хан Амете, у меня всегда были только хорошие воспоминания. Он проводил допросы и следствия. Брал меня в помощники, я носил бумаги, наполнял ему чернильницу, точил перья. Вот откуда у меня страсть к этому делу расследований. Я видел, как он это делает… Как он тщательно проводит допросы и выносит справедливые судебные решения. Вот. Ну а меня потом посадили на галеры. И так я стал галерником. А потом мне действительно повезло… Я сбежал…

— Ясно, — сказал Коршак. — А как вы у нового своего хоязина, воеводы Киселя оказались?

— С Аккермана, оттуда я пробрался в Каменец, — сообщил Ян Лооз. Он задумался, как будто еще раз проделал этот сложный путь и продолжил рассказ далее. — Я добирался обозами и перекладными в Житомир… ведь мне на самом деле надо было попасть в Киев! Мне один вещий сон приснился! Ну не сон, а какая-то фантазия. Я когда страшно нервничаю, мне часто видится… Белый Всадник!

Пан воеводский писарь рассказал, что Белый Рыцарь указал ему на один город. У города был пурпурный флаг с Архистратигом и мечом. Ян Лооз выяснил, это был город на Днепре — Киев. А Житомир просто был по дороге.

— А почему именно в Киев, а не, например, Варшава или Краков или Холм? Там и спокойнее, и города более богатые…

— От «кади» Султан-Хан Амета у меня одно время хранился старый документ. Я его тщательно изучил. Со временем бумага развалилась на части. Но я запомнил, что там было. В документе речь шла о том, что «славянского мальчика, 11-ти лет, именно из Киева, 22-го числа, месяца Мухаррама, в 1034-м году по Хиджре от вознесения Пророка Муххаммеда или 1625-го года от нашего Рождества Христова было продано османам».

— А кто продавец? — спросил лекарь Коршак. Он почему-то стал нервничать.

— В том-то и дело, что какой-то загадочный «А»! Это все, что там было написано… Я как сейчас это помню!.. Бумага была на трех языках: польском, литовском и османском. Этот документ до сих пор у меня стоит перед глазами!..

Пан воеводский писарь сообщил, что ему просто необходимо было попасть в Киев. Нужно было выяснить, кто такой этот — «А»! Нужно было найти его, если он жив! Узнать детали незаконного похищения и продажи, судить и наказать!..

— Ясно… судить и наказать… А дальше…? — задал вопрос лекарь Коршак.

— В Житомире местные только и говорили, что о визите Адама Киселя!

Ян Лооз пронюхал, что это известный сенатор, магнат-богач, воевода киевский и ныне это главный королевский переговорщик с гетманом Хмельницким. Ян Лооз узнал, где их милость остановилась. При гостином дворе монастыря Святого Яна Дукельского… Этот монастырь был известен тем, что давал приют всем, кто попросит его у монахов. Там даже могли скрываться беглые «варнаки». Поэтому Ян Лооз направился именно туда. И как он ни старался скрыть свой загорелый цвет кожи, ведь он был с самого юга, такого дивного человека сразу заприметили. На ЯнаЛоозща городской страже указал один человек. Мол, спрашивайте у этого татарина, а они срочно разыскивали толмача, чтобы перевести какое-то важное торговое послание.

— Вот так я оказался у пана воеводы Киселя. Ему мои языковые способности пригодились!

— Я так понимаю, вы свободно говорите на нескольких языках, пан Лооз?

— Я знаю османский, польский, арабский. Как, видите я без акцента говорю, на нашем языке!

— Вот это да! — удивился Андрей Коршак.

— Да. А узнав, что я еще христианин, воевода Кисель предложил мне у него службу! Поскольку его помощник вдруг умер по дороге от какой-то неизвестной болезни. Ну, вот теперь я здесь и с вами должен заниматься другими вещами! Расследовать смерть пана подкаштелана Пясоты и искать этого мальчика.

— Мальчиков! — напомнил лекарь Коршак и показал двумя пальцами латинскую букву V. — Двух мальчиков в дополнение к нашему последнему!

— Да, вы правы, Коршак. Двух мальчиков и сына гончара. Всего трех. Кстати говоря…

— Что? — переспросил Андрей Коршак. Он продолжал думать о своем.

— Мальчиков! Вот! У меня появилась мысль… Вы не находите, что это именно тот… кровавый налог?! «Девширме»?! — размышлял Ян Лооз.

Лекарь Коршак отрицательно покрутил головой.

— Ну не знаю — не знаю… кровавый налог… Где наш христианский Киев, а где османские законы? — скептически сказал он. — А почему вы так решили, пан Лооз?

— Ну, это же — живой товар!..

Ян Лооз предположил, что раз все похищенные дети примерно одного возраста — 10-ти или 11-ти лет, то это самый удобный возраст для передачи их в военные школы «Йени Чери»! Т. е в янычары! И он добавил, что его, кстати, примерно в том же возрасте и украли. А потом отдали в руки османов-работорговцев…

— А что этот ваш наставник «кади» ничего не рассказывал вам о том, как вы у него оказались? — поинтересовался лекарь Коршак.

— Рассказывал! Видимо. Только я это помню плохо… В деле фигурировал некий местный посредник — то ли генеральный викарий, то ли приор, то ли другой какой-то местный чиновник… А куплен я уже был у этого загадочного «А». Это все!

Пан воеводский писарь сказал, что этот загадочный «А» стал для него каким-то злым демоном, злым духом…. И теперь у Яна Лооза имеются некоторые соображения по этому поводу.

— Нам, Коршак, вместе с вами нужно немедленно посетить корчму этого выкреста и проходимца Натана…

— Зачем?! Не рано ли праздновать? — поинтересовался лекарь, — мы же с вами ни одного дела так и не довели до конца?!..

— Вы опять правы! Мы не довели! Но не в этом суть дела! Мне кажется, что он, этот наш хитрец Натан — в курсе чего-то! Говорю вам, что это так!

— Это почему же?!

— Да он когда увидел часть татуировки у меня на руке, я в его глазах прочитал животный страх!!!

— Да неужели?! С чего бы это? — лекарь Коршак еще больше погрузился в свои тяжелые раздумья. — Натан и похитители детей?! «Девширме»? Быть этого не может! Ведь он — типичный торговец и мелкий мошенник! Вы посмотрите на него! Что его может связывать с настоящими преступниками?

— А вот это мы и выясним! Может, нам удастся выйти на след цыгана?…. Мне кажется, что «Золотой Конь» тоже как-то в этой схеме задействован…

— Ну что ж, не будем тогда терять времени, — произнес лекарь Коршак, — а заодно что-то перекусим. Да, эфенди Юсеф? Гы-гы-гы.

— Вот! Это правильно, пан Коршак! Едем!..

— Двинули! А то я чертовски проголодался…

 

Глава 22

… Лекарь Коршак и Ян Лооз отправились в Нижний Город. В корчму «У Натана». Туда идти минут десять или пятнадцать. Они обогнули старый Флоровский монастырь… С Днепра стал дуть сильный ветер. Было холодно и противно. Ветер пробирал до костей. Скоро город засыпет белым снегом и ударят лютые холода! Реку прочно скует лед и Днепр станет совершенно пешеходным! Для города это была большая опасность! Ведь враг с Левобережья мог внезапно нанести коварный удар… когда его никто не ожидал!..

… «У Натана» в середине было тепло и натоплено. У него, конечно же, сиживали какие-то пьяницы посетители. А где же им еще утиться, когда на дворе, скоро будет настоящая зима. Только у Натана! У него уже и печь раскалилась! На ней дымятся ароматные, вкусные горшки. В них горячая пища, в корчме всегда есть выпивка. «У Натана» лютая зима надолго отступала. А что еще нужно, чтобы отдохнуть и согреться?!

— Эй, хозяин! Прошу к нам с большим кувшином крепкого горячего вина! — позвал Натана лекарь Коршак. Он показал два пальца и кивнул на своего визави. Коршак отметил, что Натан, действительно, как только увидел Яна Лооза, как-то подозрительно скривился… Испугался ли?

— Сейчас-сейчас, панове…! Один миг… — кивнул Натан. Он пока был занят другими посетителями….

— Как вы думаете, Коршак, он что-то знает? — спросил Ян Лооз пока они ожидали на визит к ним самого хозяина корчмы Натана.

— Я не знаю, — ответил Андрей Коршак и пожал плечами. — Если вы говорите, что он что-то знает, то сейчас он вряд ли он это скажет! Тут слишком много народу! Надо его отвести в сторону для отдельного разговора! И чтобы людей, кроме нас, никого! Нам лишние уши ни к чему!

— Браво, маэстро! Вы меня радуете! — ответил довольный Ян Лооз. И они стали ждать Натана, чтобы заказать у него выпивку и договориться на вечер.

«У Натана» появились музыканты и вечер перестал быть просто откровенно пьяным. Один из них ударил по струнам бандуры и для слушателей полилась «Дума про казака Барабаша».

… Яну Лоозу и лекарю Коршаку ничего дургого не оставалось, как ждать и не напиться лишнего горячего вина…

… Атаман Игнаций Чуб был предельно краток.

— Вы все взяли? Я двадцать раз ходить туда-сюда не буду. Ясно?

— Ясно, пан атаман. Взяли все, как было приказано! — сказал Гонта. Он был самым смышленым в их шайке. Если этот дурачок «смердящий пес» Бабак годился только на то, чтобы подставиться, или украсть что-то, то Гонта мог много чего. Игнаций Чуб вспомнил, как они его тогда нашли в глухом лесу…

… У атамана Игнация Чуба тогда была банда по больше и по серьезнее, чем нынешняя жалкая шайка. Его люди безжалостно грабили на лесных дорогах проезжающих паломников и просто путешествующих людей, у которых хоть что-то было за душой. Они не брезговали и не боялись нападать на почтовые кареты, на небольшие отряды всадников. И все это ради денег, которые подслащивать этим жадным разбойникам пресную жизнь в то голодное и страшное время…

… Тогда летом Чуб, Бабак и еще трое их подельников-воров — «Ухо», «Кабан» и «Лях» верхом преследовали одну карету. Она по сведениям наводчика перевозила монастырское серебро и ценные иконы! Церковники, не будь дураками, наняли вооруженную охрану. На подъезде к Киеву в Святошинском лесу между ними завязалась серьезная перестрелка. «Уха», «Кабана» и «Ляха» стражники убили. Они также потеряли почти всех своих людей. Но атаман Чуб не отставал. Он хотел угостить пулей последнего стражника и возницу, чтобы добраться до вожделенного серебра и икон!.. Вдруг они с Бабаком услышали в кустах. Это бы чей-то стон… Вскоре наткнулись на окровавленное тело. Это и был Гонта.

— Чуб, тпррру! Там есть кто… — воскликнул «смердящий пес» Бабак. Он остановил свою клячу и спешился.

— Кто там? Что там такое, Бабак? — спросил Игнаций Чуб.

— Не знаю. Там какое-то тело лежит! Давай посмотрим. Если труп, я заберу себе его ладные сапоги. Они ему в раю уже не понадобятся! Туда, говорят, только босиком и пускают! — сказал Бабак и страшно захохотал…

Они осторожно приблизились к телу и Чуб направил на Гонту свой тяжелый пистоль. Тот лежал молча, не шевелился. Его рука сжимала обломок польской сабли «карабелы».

— Жмурняк? А ну глянь на него, Бабак!

— Сейчас посмотрю! Да не, живой, кажись, Чуб! Еще, подлец, дышит. Это они его так отделали?

— Не знаю. Возможно… — ответил подозрительный атаман Игнаций Чуб.

— Ты кто, хлопец? — спросил этот разбойник Бабак. Он склонился к Гонте и заморгал на него одним глазом.

Тот что-то очень тихо прохрипел. Он был ранен. Рубашка в крови. Руки тоже. Обломок «карабелы» также в бурой жидкости.

— Где карета с сокровищами? Ты видел ее, хлопец? — спросил Игнаций Чуб.

Гонта открыл глаза и только кивком головы указал на густой и непроходимый лес. Указал вправо. Туда вела широкая лесная дорожка.

— Это они тебя ранили? — спросил Бабак.

— Да. Дайте воды!.. — едва произнес раненый Гонта.

— Покажи руки? — скомандовал Чуб.

Мужчина поднял свои руки и разбойники увидели на запястьях следы кандалов. Значит — «варнак». А если беглый, значит свой!

— Много их там осталось, брат? Мы почти всех своих потеряли во время нападения!

Раненый снова кивнул. И показал два пальца — то есть «два».

— Полежи здесь! Мы пока глянем, сможем ли мы их догнать?! Затем вернемся за тобой!.. Выживешь — заберем с собой!!..

Разбойники Чуб и Бабак вернулись часа через полтора. Гонта был еле живой. Они забрали его к себе в банду. Выходили, рана оказалась просто глубоким порезом. Он потерял не так много крови, как казалось. На его теле добавился еще несколько шрамов. Теперь Гонта был с ними… Ходил на дела… Проявляля себя. Потом атаман Чуб стал ему больше доверять… Гонта был более ответственным и более организованным, чем «смердящий пес» Бабак.

… - Все взяли? Я так понимаю? — еще раз уточнил у подельников атаман Игнаций Чуб.

— Так все, пан атаман! — подтвердил Гонта. — Там темно будет! Но у нас с собой много свечей! Есть огнива, две большие сумки, две лопаты, по 150 локтей хорошей веревки на каждого, вода, не пропадем!

— Ну и хорошо, хлопчики. Присядем на дорожку! — скомандовал атаман Чуб, — надо зайти к этому мошеннику Круку…

— Зайдем, — поддакнул Бабак.

— Нас ждут, хлопчики, очень тяжелые сутки! Но я вам гарантировано обещаю, что оттуда мы выйдем — королями!!!! Сам Папа Римский сможет у нас одолжить денег на свой роскошный ужин! С кардиналами и целомудренными девками! Гы-гы!

— Девки — это хорошо! — снова поддакнул Бабак и также заржал. Гонта промолчал. Он своих эмоций не выдавал.

… За три часа до этого разговора, который случился между Чубом и двумя его подельниками, сапожник Стефаний Крук вернулся к себе в мастерскую на Подол. Он спрятал половину денег в тайную колодку «номер 20». Остальные Крук решил пустить в дело. Во-первых, ему нужно было избавиться от этого прилипчивого писаря — помощника воеводы Адама Киселя! Во-вторых, срочно нужно было найти цыгана! Тот должен завершить задуманное дело! А именно — похитить еще двух мальчишек! Ведь они были у него на примете! И третье, самое сладкое — тут Крук мысленно стал подсчитывать, сколько же ему осталось до… заветной суммы в…

«ДВЕ ТЫСЯЧИ ТАЛЕРОВ!!!»

… А осталось совсем ничего… Крук приятно улыбнулся. Вдруг, где-то залаяла собака. Значит, к его мастерской кто-то приближался! Стефаний Крук приоткрыл форточку и выглянул на улицу. Никого! Дул только сильный ветер с Днепра. Показалось! Сапожник перекрестился. Соседская собака снова залаяла. Это был тревожный знак. Но Стефаний Крук вспомнил про посыльного от пана Зарембы. Может это он? Сапожник Крук решил выглянуть на улицу. Где-то совсем рядом мелькнула чья-то тень! В сердце сапожника Крука молнией вонзился холодный острый металл! Нож похоронил все его надежды и на приобретение монастырского разрешения и на будущие гешефты…

… Лицо мстителя скрывал черный платок и тяжелый капюшон. Он быстро оглянулся. Никого! Все прошло слишком удачно и быстро! Человек затащил тело сапожника Крука в дом и стал шарить в мастерской поиске тайников. Впоследствии, перебирая обувные колодки, человек в капюшоне обнаружил, что некоторые из них непривычно тяжелые.

— Вот что он здесь скрывал! «Номер 20» и «номер 22»! И там, панове, клянусь вам, полно денег! — произнес в пустой комнате человек.

Серебро в межкомнатном пространстве так и осталось на своем месте. Его никто не нашел. А деньги, которые обнаружил этот мститель, он положил в большую сумку, для того чтобы потом раздать нищим у Флоровского монастыря. Мститель оглянулся на мастерскую. С печальным видом на него смотрела икона Николая Чудотворца. Мужчина снял две иконы со стены и забрал с собой. Он бросил на пол факел и солома стала гореть. Через мгновение вспыхнул сапожный клей и какой-то вонючий раствор в ведре. Человек в капюшоне немедленно покинул дом Крука. Мастерская вскоер стала дымить. Затем, на улице поднялся шум и раздались крики. К дому стали сбегаться люди с ведрами, чтобы тушить пожар…

… Факел вспыхнул ярко и Яся понял, что к нему приблизился этот мерзавец. Он облил его водой.

— Освежись, мой мальчик, это помогает! Сейчас я тебя покормлю! Только спокойно!

Горбун ослабил ржавую цепь и вытащил вонючий кляп. Яся тревожно молчал.

— Ты уже не угрожаешь мне, маленький негодяй? — горбун показал мальчику свою страшную правую руку с металлическими крюками. Не дай бог к такому угодить в лапы! Всю кожу с живого снимет…

Этот мерзавец словно прочитал мысли Яси.

— Правильно, мальчишка… бежать от Ангела царства мертвых бесполезно! Гы-гы, я сам тебя скоро передам в мир живых!.. Ну, иди туда за угол, делай свои дела! Вот тебе здесь еда! Я подожду пока ты там все сделаешь. Только без шуток! — горбун снова показал Ясе свою страшную металлическую руку.

«Ангел» стал разматывать цепь и Яся зашел за угол. Перед тем, как помочиться, он дернул цепь.

— Ты чего там, холера? — прикрикнул на него горбун.

— Мне присесть нужно, по большому делу!

— Гы-гы… Давай, только без шуток, хлопчик, стреляю я метко!..

Ясе на самом деле нужно было только наклониться и протянуть руку.

— Недолго там! Давай, заканчивай! — процедил этот мерзкий горбун. Яся прошлый раз заметил там на полу одну вещь. Это был слегка изогнутый ржавый гвоздь. Яся быстро схватил его и спрятал в карман грязных до невозможности шаровар.

— Давай, ешь! — пробормотал горбун. Ясю не нужно было уговаривать. Мальчик с жадностью набросился на принесенную мерзкую еду. Ведь силы ему теперь точно очень понадобятся…

 

Глава 23

В «Святой обители» заканчивались приготовления к подземной экспедиции. Атаман Игнаций Чуб проверил все собранные мешки и остался доволен. В подземелье они войдут разбойниками-нищими, а выйдут оттуда, как он уже сказал — богатыми королями!

— Где же этот Гонта? — недовольно спросил Чуб у Бабака. Тот пожал плечами. «Смердящий пес» не знал.

— Может, вышел куда-то?! Он мне не докладывает… А что? Может он к воеводской страже намылился? Гы-гы?

— Типун тебе на твой черный язык, дуралей! Оружие надо взять! Хотя бы один пистоль на рыло! Нам нужны нормльные пистоли, а не эти ваши ржавые железки…

Скрипнула дверь в «Святую обитель». В середину вошел Гонта. Он сел за стол. Его пальцы барабанили по доске. Гонта явно нервничал.

— От тебя несет дымом… — строго произнес атаман Чуб. — Где ты был, бродяга?…

— Сваливать нам отсюда срочно надо, Чуб! — и Гонта рассказал, что он был у одного своего знакомого вора. Интересовался пистолями. И тут на Подоле произошел пожар. Один дом сгорел. Другие, рядом стоящие, чудом удалось потушить. Хвала нашей Богородице. Гонта как раз помогал тушить. Ведь сгорел дом сапожника Крука.

— Скоро, Чуб, начнется большая облава! Воеводская стража будет проверять все подозрительные места и питейные заведения. «Святая обитель» на примете — первая! Ее давно воеводская власть хотела закрыть. Василя Гнедого арестовать и упечь в тюрьму. Поэтому нам может быть очень туго. Надо сваливать отсюда! Говорят, что и нас может пасть подозрение про этот поджог! Надо бежать, Чуб! Немедленно! Под землю!

— Крук сгорел?!

— Я не знаю! — произнес Гонта. — Там люди остались разбирать завалы. Бабак как-то подозрительно взглянул Гонте в глаза и понял, тот что-то знает. Но скрывает от них… Но что скрывает Гонта? Этот «смердящий пес» пока не знал…

… «У Натана» музыканты уже отыграли и «Пьяного Григория», и «С капустой пирожок» и «на десерт» они исполнили несколько раз «Марусю-раз-два-три». Пьяные гости стали понемногу расползаться по ночным богадельням. Натан за стойкой, под святыми образами, подсчитывал выручку.

— Не плохо, очень не плохо, сегодня! Это праздник какой-то! — подумал он. И это без продажи вожделенного бенедиктина. Полтора золотых, 10 серебряных грошей. И медь — 50 солидов! Он ссыпал деньги в кожаный мешочек. Там у него были разные отделения. Для серебра и золота. Медь он положил отдельно в железную коробку. Там у него лежал острый стилет. Натан поднял глаза и увидел, что те двое-прилипал еще сидели. Тот смуглый тип, который здесь уже был раз, вроде бы много выпил. Он сидел смирно и смотрел в одну точку. Второй его спутник щелкнул пальцами, явно подзывая Натана.

— Ну, наконец-то, и эти уже пойдут к чертям! Я с ним еще деньжат сдеру! Пару серебра за две 75 граммовые чарки за «на коня»!

Натан подошел с металлическим подносом, на котором стояли две чарки крепкой настойки. «На коня»! В чарках была розово-бурая жидкость…

— Это бенедиктин? — спросил лекарь Коршак, — то есть «Благословенный?».

Корчмарь вытянул шею и сделал удивленный вид.

— Э…. — произнес он.

— Тогда где на вашей бутылке, корчмарь, тогда их фирменное клеймо, я что-то не разглядел?! А? «Deo Optimo Maximo» — Господу Лучшему величайшей? — продолжал допрос лекарь Коршак.

— Э… нет никакого фирменного клейма. Но, если надо, я сам вам его сам нарисую! — ответил Натан и улыбнулся. Впрочем, этот ответ никак не удовлетворил Коршака.

— Это же подделка! Где вы его берете? Вы его здесь разливаете?!

Тут этот смуглый типок вдруг очнулся и выдал «на орехи».

— Ведь это крепкий напиток, корчмарь! А его продажа требует определенных вложений в разрешение от воеводы и самое главное — от Доминиканского монастыря! Настоящий бенедектин — янтарного цвета! А у вас?

— Что у меня? — не понял Натан.

— Это же обычное пойло! Иными словами — яд! — вскрикнул лекарь Коршак.

— Ну и что, что это подделка?! Вы попробуйте отличить вкус и крепость?! Попробуйте! У доминиканцев он стоит 9 грошей за штоф! А у меня втрое дешевле!! Ну, есть у меня определенные места закупки! — довольно уклончиво ответил этот хитрец Натан.

— Насколько я знаю…, - сказал смуглый типок и Натан с ужасом понял, что уходить быстро эти двое совсем не собирались…

Посетителей все равно не было. Поэтому хозяин корчмы запер дверь на замок. Вздохнул и присел с ними. Натан уже понял, что раз они никуда не идут, значит им что-то нужно от него. Они были похожие на агентов воеводы, значит они не грабители, не убийцы и не убьют бедного Натанчика.

— Насколько я знаю…, - повторил смуглый типок, похожий на османа, который уже был здесь — …в содержание настоящего «бенедиктина» входят очень дорогие ингредиенты, которых у нас в Речи Посполитой днем??с фонарем не достать!

Этот смуглый тип сообщил, что такие компоненты можно получить только за бешеные деньги и то только у их общих врагов — османов или татар! Ингредиенты эти, пусть эти олухи доминиканцы, делают из этого секрет для своих пьяниц, однако туда входит мед, сахарная свекла, чабрец, мелисса, мед, арника, и многое другое! Но самый главный продукт — это шафран! А также апельсины, гвоздика и можжевельник!..

— Вам с вашей нищенской выручкой этого никогда не купить!! Вам нужно работать всю свою жизнь плюс вашу корчму заложить ростовщикам! И то, не факт, что у вас выгорит эта сделка! Поэтому я говорю вам, Натан! Вы — мошенник! — произнес смуглый типок.

— Ну а для кого это секрет?! Что здесь такого, шо бедный Натанчик заработает себе на старость несколько мятых серебряных монет? А? Вы что шпионы Доминиканского монастыря? Прицепились ко мне! Цвет у меня не тот… Зато крепость напитка именно та! Нужная людям в наше смутное время! Выпил две рюмки и есть убойный эффект! Людям приятно туманит мозг, с ног валит, что им и нужно!

— Ошибаетесь, корчмарь! Но мы не шпионы!. Мы здесь по совершенно другому делу! — произнес лекарь Коршак. Ян Лооз тем временем обнажил запястья, где у него были набиты цитаты из Корана.

«Нет Бога, кроме Аллаха, и Муххаммед пророк его….»

Натан округлил свои миндалевидные семитские глаза. Он тяжело сопел в крючковатый нос. Было понятно, что он что-то знает. Но никак не желает делиться этим с двумя наглыми гостями.

— Что я говорил?! Итак, вы в курсе? — произнес тот, у кого были татуировки.

— В курсе чего?! — не понял Натан.

— Не притворяйтесь, «мишигинером», Натан. Вы же знаете, что это такое?

— Я? Клянусь святой подольской Торой! Я — не знаю о чем речь, панове мои дорогие…

— А мне кажется, что вы что-то нам не договариваете! — сказал Ян Лооз.

— Не знаю я! — отрезал Натан. — С вас два гроша, панове, и не солидом больше! И если наш разговор окончен, то прошу расплатиться, я закругляюсь здесь! Моя корчма — закрыта! Мне здесь еще убирать! А то мне он там все подметать! — Натан ткнул рукой в??дальний стол, где сидели трое пьяниц. Они там оказывается умудрились наблевать и не убрали за собой.

— Скоты! К утру если не уберешь — будет вонять страшно…

— Сядь! — резко прервал корчмаря Ян Лооз. Он не мог ошибаться. Натан точно что-то точно знал.

Пан воеводский писарь достал один золотой дукат и показал его Натану. Блеск мундира и лучезарная улыбка короля Яна-Казимира Второго сделала свое соблазнительное дело.

— Твоя тайна может стоить этой звонкой монеты? Это же немалые деньги!

Натан молчал. Он чего-то колебался. Натан думал не столько о золотом дукате, сколько о судьбе. О фатуме. О пророчестве. Ведь минуло почти 30 лет. И оно таки сбылось… Эх, Яхве, Яхве…

— Так что корчмарь, как там твоя тайна? Она может стоить этих золотых денег?

— Может, — вздохнул Натан, — но, панове, у меня нет никакой тайны! Говорю вам!..

— А что есть? Вот посмотри в золотые глаза королю нашему…

— У меня есть одна жизненная история. Из прошлого. Просто семейная история. Из моего одновременно счастливого и печального детства…

— Расскажешь? А мы послушаем. Здесь все равно никого кроме нас нет. Может и мы поверим в этот рассказ… И тогда этот «рыжий Ян-Казимир» твой, Натан!

Хозяин согласился. Натан накрыл золотую монету с королем потной рукой, оглянулся на двери и согласился. Натан кивнул головой. Золотой дукат был для него очень большими деньгами! Очень большими! Натан посмотрел в профиль короля. Над ним были высечены все его титулы, которых никогда не было у корчмаря Натана. И никогда не будет. «IO: CASIM: D: G: REX: POL: M: D: L: RVS: PRVS. Ян — Казимир, божьей милостью король польский, великий князь литовский, русский, прусский». Натан решил, что эти высокие титулы, хоть так будут принадлежать ему. Поэтому он согласился на их предложение. Он положил деньги в карман. Корчмарь тяжело вздохнул.

— Этой корчме через два шабата ровно 50 лет. Ее когда-то держал мой отец. Авраам Кривой его звали! Он уже 10 лет живет у Иеговы за пазухой! В мире и в полном покое! И теперь здесь я — хозяин!.

Натан рассказал, что когда-то его отец всем здесь заправлял. Конечно, продавал здесь все, что душе угодно. И Авраам Кривой процветал. Ведь он много лет назад заключил с действующей властью договор. Авраам Кривой не нарушает местные законы. Скрывает атрибуты своей веры. Исправно платит в казну подати с процентами и его заведение работает! Поэтому городские власти и закрывали глаза на его мелкие махинации и иудейскую веру. Ведь именно за веру таких как Авраам Кривой никогда не жалели! Что тогда, что сейчас! Сейчас тем более…

… За окном залаяла собака и послышался звон из церкви Святого Николая… Лекарь Коршак перекрестился, потом поцеловал кулак… Натан кашлянул и продолжил.

…- Я тогда был маленький и всегда помогал отцу. Он был ловкий человек. Умел обращаться с оружием и меня научил. Ведь мы живем в сложных условиях. Регулярные войны, набеги врагов!

Натан продожил свой рассказ. Он сообщил двоим гостям, что их Киев — город пограничный. То с востока враг придет, то османы пришлют с юга шпионов. То там пожар, то здесь разорение. Местным горожанам всегда нужно было нюхать горький ветер, чтобы быть в курсе всех текущих дел. Так было и при предыдущей власти. При прежнем воеводе Тышкевиче был в Киеве такой обычай…

Лекарь Коршак и Ян Лооз внимательно слушали корчмаря Натана и не произнесли ни слова. Он продолжал.

… - Так вот, обычай был у нас один… В день празднования города, у Драбской брамы, панове, там где теперь дыба, у нас всегда поднимали на высоком флагштоке — большой городской штандарт. Пурпурный. С Ангелом нашим защитником — Архистратигом Михаилом!

Натан рассказал, что в праздничный день по приказу самого воеводы миловали всех заключенных, кто сидел в холодной подземной тюрьме. В основном отпускали мошенников и мелких воров. Тогда многих отпустили. Кроме одного! Его как раз и не пощадили! Ведь он единственный из всех заключенных, кто совершил тяжелое, зверское преступление! А именно убил топором священника! Отрубил ему пальцы на правой руке. К тому же он надругался над его мертвым телом и украл у него золотой крест! А в совокупности все эти прегрешения тянули на смертную казнь на замковом майдане…

Натан налил себе стакан воды, промокнул горло и продолжил.

…- Итак, в день нашего города, наш самый большой городской стяг поднимали по традиции — горбуны! А так, как они поднимали пурпурное полотнище с нашим архистратигом Михаилом — защитником нашего славного города, то их у нас и называли просто — «Ангелы»!

… Последний горбун был из числа местных. Он был с Подола. Это была такая у нас привилегия и развлечение для замковых жителей. Так вот, последнего молодого горбуна звали — Серафимий. И вот в один прекрасный день этот Серафимий наотрез отказался участвовать в поднятии стяга с архистратигом Михаилом! Ведь это его старший брат Спиридон был тем самым убийцей, который лишил жизни священника! Серафимий заявил, что если, мол, брата не помилуют вместе со всеми то… Ну, короче говоря, праздник города был совершенно испорчен…

— Воевода, наш славный, пан Тышкевич сильно тогда разгневался! Народ был недоволен. Все ждали праздника, а его испортил какой-то шут! И «ангела» Серафимия решили наказать!

— Как? — спросил Ян Лооз.

— Решили постаивть ему клеймо позора на плече и навсегда изгнать из нашего вечного Киева! Клеймил его кузнец — Ефим Лозница. Он был человек хороший. Он мог отказаться, но был обязан выполнить немедленный приказ нашего воеводы!

Натан замолчал на мгновение. Он будто бы что-то вспоминал.

— Серафимий, этот наш «ангел», после всего случившегося, после клеймения — совсем душу и разум потерял. Он в этой корчме перепил лишнего у моего отца Авраама. Серафимий пригрозил, что скоро его запомнят навсегда! И будут помнить вечно!!! Не одно поколение нашего славного города!!! Не знаю, сдержал, панове, он свое слово или нет, но тогда он схватил одного мальчика… э… что с вами, сударь? Вы почему-то стали бледным?… Все в порядке с вами?

Натан резко оборвал свой рассказ и обратился к резко побледневшему Яну Лоозу.

— Ничего, ничего. Продолжайте, пожалуйста!

— Так вот. Он схватил 10-летнего сына смелого и сильного кузнеца Ефима Лозницы. Поднял его за шиворот и прокричал здесь, где вы сидите, во всю глотку своим гнусавым голосом:

— Вот этого я украду и продам бусурманам в вечное рабство! Он вырастет и попадет на галеры! Его лишат памяти! Османы всем своим пленным рисуют на запястьях страшные татуировки! И ничто меня не остановит! И мне ничего за это не будет! Га-га-га! Ведь я — Ангел города! Это мой город! Мой!!! Хоть здесь, хоть под землей! Никто мне не отомстит… НИКОГДА В ЖИЗНИ!

… Вскоре у этого кузнеца Лозницы, действительно, пропал тот маленький сын. А куда делся, никто так и не ответил на этот вопрос. Кузнец наш, впоследствии, умер от горячки. А «ангел» Серафимий бесследно исчез… Пурпурный стяг нашего города с Архистратигом Михаилом уже давно поднимают у нас не горбуны, а просто часовые стражники замкового гарнизона… А вот еще что! Вы, кстати, не слышали, панове, недавно наверху в замке одного арестовали?!

— Нет, не слышали… — ответил бледный Ян Лооз.

— Говорят, стрелял из мушкета по стягу Архистратига нашего славного Михаила… А это плохой знак и сплошной скандал!

Лекарь Коршак и Ян Лооз слушали это молча.

— А что с тем «ангелом» Серафимием вы спросите меня? — стал продолжать корчмарь Натан, — говорят, что друзья кузнеца объявили на него настоящую охоту! Они поклялись отрубить ему пальцы на правой руке. А так это или нет — я не знаю! Я его с тех самых пор никогда больше не видел. Жив ли он? Вряд ли… Хотя некторые у нас распространяли слухи, что Серафимию за большие деньги поставил чудо-протез один искусный заезжий мастер из Бердичева… Но я думаю, что все это пустые выдумки, панове…

Натан сделал паузу и кашлянул в кулак. Он кивнул куда-то головой.

— Это все происходило здесь! Вот в этой зале, почти на этом месте, а я там в каморке сидел и все видел… Мне тогда было 12 или 13 лет… — произнес корчмарь.

… Ян Лооз был белее свежемолотой муки. У него раскалывалась пополам голова. Пан воеводский писарь залпом выпил то противное пойло, которое пытался им продать Натан. Одну чарку, потом вторую.

— Еще, неси, корчмарь! — скомандовал Ян Лооз.

Натан неохотно поднялся и пошел за стойку. Он достал из отцовского серванта пузатую зеленую бутылку. Всю в столетней пыли. На ней действительно был знак из трех букв. «D. О. М». «Deo Optimo Maximo». «Господу Лучшему Величайшему». На бутылке клеймо головы собаки с факелом в зубах…

— Вот, панове, это и есть настоящий «бенедиктин»! Украли одни мои хорошие дружки у монахов-доминиканцев…. - пояснил корчмарь. — Это не наш подольский, а настоящий, оригинальный!.. У них несколько было таких бутылок, как образец. Но вы, мои хорошие, вряд отличите разницу между моим питьем и этим иностранным пойлом…

Он поставил бутылку с «бенедиктином» на стол. Лекарь Коршак довольно кивнул головой, Натан налил всем в чарки. Всем в том числе и себе. Они, не чокаясь, выпили. Внутри воцарилась гробовая тишина. Каждый думал о своем. На улице завывал ветер, где-то наверху, на башне у Воеводских ворот, прозвонили «Петухи», рядом залаяла голодная собака…

 

Глава 24

… Сквозь пронизывающий ветер с опавшими листьями, под стеной Флоровского монастыря, словно хитрые крысы, осторожно прокралась ловкая четверка теней. Атаман Чуб, его подельник Гонта, этот «смердящий пес» Бабак и цыган «Золотой Конь». Они встретились заранее. Цыган повел их вперед. Туда, куда вела путеводная карта убитого сапожника Стефания Крука… К тому месту, где был отмечен крестиком тайный вход в подземный лабиринт… Идти туда минут двадцать, а то и двадцать пять. Вскоре, четверо мужчин попали к этому нужному месту…

— Сдается мне, что здесь кто-то был? А, цыган? — обратился атаман Чуб к этому хитрому пройдохе — Гришке «Золотому Коню».

— Кто здесь может быть, Чуб?! Господь с Тобою! — цыган сильно удивился и подергал за мочку уха, где у него была его счастливая серьга, — Здесь же собаки голодные и ночью волки могут ходить… Вот может кусок старого сала, где нашли. Не поделили, дрались, совершенно все здесь изрыли!

— Да. Рассказывай мне… о собаках…. о волках… — проговорил Чуб.

— Это, кажется, панове, именно здесь! Я сейчас спущусь вниз, зажгу огонь, а потом вы по очереди!.. — проговорил цыган.

— Последний закрывает за собой проход, перца и мяты посыпьте! Не жалейте! чтобы сторожевые собаки стражников нас не нашли! Если они станут нас искать! — отдал распоряжение атаман Чуб.

… Последним в подземный лабиринт спустился Гонта. Он поцеловал свой деревянный крестик, мысленно перекрестился иконе Вышгородской Божьей Матери. Губы прошептали спасительную молитву. Он не знал, что с ним будет в подземных лабиринтах. Выйдет ли он оттуда живым, сможет ли он выполнить задание, с которым был сюда на самом деле послан…

… Гонта закрыл за собой тайный лаз гнилым пнем. Четверо мужчин оказались под землей, под сводами старого могильного склепа. Их глаза привыкали к темноте. Они столи в подземном пространстве. Оно захламлено мусором и старыми листьями. В правом углу склепа, если посветить, можно было увидеть еще один лаз. Половина косой сажени высотой. Нужно было только присесть и далее можно продвигаться вперед. Это и было самое начало входа в те самые страшные лабиринты…

… Глаза Гонты уже привыкли к полумраку и мерцанию зажженного факела цыгана. Чуб приказал всем остальным так же зажечь паклю на своих факелах. Пламя качалось. Значит, где-то был сквозняк. Т. е. впереди должны быть и другие лабиринты… Они и вентилировали подземелья…

— Ну? Двинули? Ты сколько раз здесь был, Гришка? — спросил атаман Чуб у цыгана… Так, на всякий случай.

— Хватало. Не переживай. Пошли! За мной!

— Так а что ты здесь делал? Коз и лошадей прятал? Или ворованные иконы хранил? — уточнил дотошный Гонта.

— Не ваше дело, упыри! Вы платите мне, я вам показываю и рассказываю про этот подземный путь. Надо дойти до «Кривой спины». Это такое разветвление лаза, где сильно спину надо пригнуть, чтобы пролезть дальше! Это примерно четверть версты вглубь горы. Там осторожнее, я буду говорить, где пригнуться, потому что там достаточно низкие и узкие проходы… Поэтому внимательно слушать меня! Ясно?

— Ясно! Это шо мы так будем здесь все время сгорбленные ходить? — вдруг спросил недовольным голосом «смердячий пес» Бабак. Он представил себе, как он будет нести мешок полный княжеского серебра. Это было неудобно и тяжело! Но деньги грели ему его дрянное сердце и жадную душу…

— Будем, Бабак, будем! — ответил цыган. — Там я вас оставлю и вы пойдете дальше сами! А чтобы вернуться назад без проблем — вот вам веревка! Разматывайте! Вам хватит! И стрелы на стене с направлением «туда и оттуда» мелом рисуйте или ножом чертите!

— Черт побери, цыган! Это кто же их вырыл эти ужасные лабиринты? — спросил удивленный Бабак.

— Говорят, что древние монахи! Они и продырявили полностью все киевские горы. Сверху донизу своими норами. Много за тысячу лет нарыли, словно кроты. Отсюда можно и в другие интересные места попасть! — сказал цыган «Золотой Конь».

— Например, в какие? — спросил Гонта.

— Да. В какие? — тоже заинтересовался атаман Игнаций Чуб.

— Ну, например, можно попасть в тюрьму или говорят, можно влезть на другой уровень и оказаться в оружейном складе…

— Ну, брехло! Воду грязную только льешь на уши! Если замок такой уязвимый, почему воеводская власть ничего не сделает, чтобы задраить эти дыры?! — выпалил Гонта. — Так и глядишь, из замка все вынесут и все заключенные из тюрьмы разбегутся, как крысы с дырявого корыта…

— Ну, было бы это так просто сделать, ромалэ, уже бы разбежались! Но скажу вам, что это не так просто и сделать! — ответил «Золотой Конь». — Люди бояться спускаться внутрь лабиринтов! Если заблудишься, никогда не выйдешь! Не задохнешься, но от страха или от голода умрешь! Вот, смотри, кости, им лет сто, пожалуй! А то и все двести! Кто-то умер, когда заблудился здесь. Может чего-то искал, может, кто прятался от воеводской стражи…

… Четверо мужчин, сгорбившись, пробирались глухим подземным лабиринтом вглубь горы. Сначала вниз вел узкий проход, а затем он стал немного шире, и направил их куда-то наверх. Глиняные стены были мокрые от влаги. Видимо где-то действительно был подземный ручей… Гонта посветил своим факелом вверх и увидел висящих на выступах каких-то корней сонных летучих мышей! Значит, все было не так и худо. Где-то были сквозные проходы, раз летучие мыши попадали сюда. А значит, у них была возможность влетать сюда и вылететь отсюда…

… Цыган «Золотой Конь» обернулся к Чубу и показал вперед рукой.

— Через 150 шагов будет «Кривая спина»! Запомните! Один проход ведет налево на Подол. Так говорят, но я не ходил! А ваша сторона — справа. Теперь слушайте внимательно! Вы пойдете по правой части, пройдете еще шагов семьдесят пять или сто и лабиринт начнет круто забирать вверх. Там есть вырытые в глине ступени. Не бойтесь, лезьте туда! После они упрутся в кладку старого желтого кирпича. Вот по вашей карте — это именно там! Вам нужно сначала отрыть, а затем аккуратно разобрать кладку. Она немного засыпана. Будьте осторожны! Я бы на вашем месте не рисковал. За стеной — видимо, то самое место, которое вы ищите…

— Эх. Если бы он знал, чего мы туда лезем, — подумал про себя Игнаций Чуб. Он бы нас тут и похоронил живыми!..

— Фу, что это за вонь! — вдруг воскликнул «смердящий пес» Бабак…

— Не знаю! — процедил цыган, — это где-то впереди! Там что-то неприятно пахнет!..

Они прошли еще немного по лабиринту. Проход в нем стал выше и несколько шире. Однако, жуткий запах усиливался. К «Кривой спине» оставалось шагов двадцать. Не более того. Вот он поворот к ней. Цыган пошел первым и вдруг закричал.

— Бог мой! Пресвятая Дева Мария!

— Да что там? Что ты здесь шумишь, цыган?! Сейчас все обвалиться!! — шикнул на него Игнаций Чуб и подкрался поближе.

— Здесь тело! Мертвое! Матерь Божия! Иисус Мария! Как же он здесь оказался!? Разве такое возможно?!

— А ну, посвети мне, бродяга! — приказал ему Игнаций Чуб.

— Какой кошмар! Лицо его порезали, или крысы съели, вот он здесь и стал гнить! Тьфу! Ну и вонь…

Это лицо, вернее то, что от него действительно осталось — было хорошо знакомо атаману Игнацию Чубу. Он не раз переодевшись кузнецом бывал в замке. А потому, конечно же, знал этого человека! Но как он здесь оказался? Кто его сюда затащил? И, главное, зачем?

Этот вопрос атаман Игнаций Чуб решил оставить на потом. Это была очень серьезная загадка. Но они пришли не за этой тайной, а за другой. Более выгодной. Ценою в несколько сотен, а то и тысяч княжеским серебром!!! Отборным серебром!!

— Надо идти дальше! — приказал Игнаций Чуб. — Где твой поворот, цыган?

Гришка «Золотой Конь» стал заметно нервничать.

— Просто идите вперед! Через 25 или 50 шагов вы увидите «Кривую спину», вы ее не проскочите! Клянусь счастливой подковой!

— А ты что же? Оставляешь нас? Предатель! А?!

— Не могу! Дел у меня еще по самые конские уши! Не могу я!..

Вдруг цыган стал вести себя как-то подозрительно. Он резко занервничал. Гришка заявил, что именно здесь он расстается с шайкой. Ведь встреча с мертвым в этом подземном лабиринте не сулила ничего хорошего…

— Погоди, чавалэ! — атаман Игнаций Чуб выхватил из-за голенища своего сапога османский тонкий нож и пригрозил не отпускать цыгана.

— Ты мне угрожаешь, Чуб?!

— К черту тебя! Может я прямо здесь и пущу твою воровскую кровь! А, цыган?…

… В воеводских палатах замка, хотя и горели дрова в каминах, однако в комнатах было как-то сыро и неуютно. Воевода Адам Кисель дремал. Он получил небольшую передышку, проклятая болезнь дала ему немного расслабиться. Воеводе приснились будущие переговоры с полковником Хмельницким. Результатов они не принесли, казацкий гетман не был отнюдь сговорчивым. Он вел свою игру, и она ничем хорошим для сильно ослабленного Польского королевства не завершится. И хотя Адам Кисель был мастером убеждения, ему не удалось прийти к какому-то общему мирному компромису с восставшими казаками…

… На башне Воеводских ворот прозвонили «Петухи». Адам Кисель нехотя проснулся. В его мыслях еще блуждали полусонные остатки переговоров. Ему еще мерещился длинный красно-черный жупан полковника Хмельницкого. Казацкий голова свернул за угол и вдруг растворился. Воевода Адам Кисель стал молиться.

— Спаси этот град от мести и разорения, пресвятая Богородица! Добавь мне сил, чтобы умело управлять и приумножить свои богатства в родовом имении, в моих Низкиничах! Аминь!..

Именно в этот момент неожиданно в небе сильно грохнуло. Ба-бах!!

— Гром? Молния? — воевода Адам Кисель выглянул в окно. Как-то странно потеплело. Но всего на несколько градусов и неожиданно пошел мелкий, моросящий дождь. Опять высоко в небе где-то громыхнуло и ударила молния. Она попала прямо в металлическую цепь на виселице. На ней загорелся холодный труп казненного несколько дней назад вора. Гора вздрогнула, а под виселицей застонала политая кровью многострадальная киевская земля…

… С потолка в подземелье посыпались кусочки земли…

— Черт побери! Да что там на горе такое происходит?! — прошипел Игнаций Чуб. Этого никто не знал. Все молчали. Подельники — и Бабак, и Гонта явно ощутили этот удар молнии в сырую землю… А у этого «смердящего пса» Бабака даже волосы дыбом встали. Как будто электрический ток прошел сквозь них. Он перекрестился и осветил факелом место рядом с собой, где должен быть этот хитрец цыган «Золотой Конь».

— Чуб! Пресвятая Дева! Исчез этот негодник! Демоны его забрали от нас! Демоны!

— Черт! Что ты такое несешь, собака! Как это исчез?! А ты куда смотрел?

— Исчез, клянусь! Молния ударила и он исчез! О, небеса!

— Тьфу! Ну, ничего мы его еще проучим!

— Что же делать?! — спросил Гонта.

— Ничего. Продолжать то, зачем мы, собственно, все вместе сюда и пришли!.. — сказал Чуб.

Втроем они стали пробираться к тому месту, о котором говорил им цыган. И правда, вот она перед ними — «Кривая спина». Разветвление пути. За нею — и поворот налево. Как и говорил, «Золотой Конь». Их путь вел направо и немного вверх. Надо было пройти только сто шагов. Но еще более сгорбленной позе.

— Я так больше не могу, братья! — вдруг стал ныть Бабак. — Я боюсь, Чуб!

— Тряпка вонючая! Не ной! Нам еще немного осталось… Заткнись! Иначе я тебя заместо цыгана на нож насажу!

Этот «смердящий пес» Бабак сперепугу вдруг замолчал. Он лишь тяжело дышал.

— Лабиринт идет вверх, смотри, Чуб! Круто забирает, здесь надо не всем вместе, а по одному! Иначе не пройдем. Давайте, я первый, ты за мной, потом, ты — Бабак, — скомандовал Гонта.

— Ладно, черт с тобой! Давай. Лезь!

Гонта пролез первым в узкий проход.

— Здесь уже идет расширение! Нормально, хлопчики, лезьте сюда! Только сильно нагибайтесь! Потому что здесь так не пройдешь!

Вскоре в проходе появился Чуб с мешками, а за ним пролез этот нытик Бабак. Он кряхтел и стонал.

— Вот и кладка, Чуб! — осветил своим ярким факелом пристенок Гонта. — Вот она! Смотрите!

В этой стене, действительно, когда-то был какой-то проход. Много лет назад его заложили битым кирпичом. Кладка старая, как и вся киевский кирпич — грязно-желтого цвета из глины, которую добывали на холмах выше уровня Днепра. Где-то именно под этой кладкой и есть пространство. Оттуда явно тянет сыростью. И пламя факела тут уже танцует!

— Надо аккуратно ее разбирать… — строго приказал Игнаций Чуб. — И не орите здесь! Чтобы воздух не двигался лишний раз!

— Осторожно! Видите подпорки, с ними не шутят! Этот потолок может всех нас накрыть! Тогда мы никогда не доберемся до княжеского серебра! Понятно?!

— Понятно. — сказал Гонта.

— Это и в мои перспективные планы не входит! — вдруг пискнул этот «смердящий пес» Бабак.

— И в мои тоже! — сказал атаман Игнаций Чуб. Он подошел к кирпичной кладке, по которой, если цыган и карта Стефания Крука не врали и был княжеский цех! Там плавили, а затем и чеканили серебро! Это именно их день!..

… Атаман Чуб достал кривой ятаган и подцепил один битый кирпич. Затем аккуратно вытащил его оттуда. После, он осторожно извлек из древней кладки еще две очень плоских кирпича и просунул в отверстие руку.

— Там пустота! Гонта, там тянет могилой, холодом и сыростью!

— Иисус Мария! Может, мы в гроб чей-то лезем! А? — пропищал этот дурачек Бабак и перекрестился.

— Молчи, дурак! Чтобы тебе пусто вышло! Вечно ты под руку крякаешь! От тебя одни неприятности! Отвали назад, чтоб тебя и слышно не было! — прошипел атаман Чуб. Этот «смердящий пес» Бабак стал пятиться назад, за ним отошел на несколько шагов и Гонта…

… Где-то над Печерской Лаврой очень сильно громыхнуло. Серое облако с дождем через Днепр перетекало в сторону Чернигова…

… Игнаций Чуб схватился еще за один кирпич. Он никак не поддавался и Чуб решил силой проломить эту проклятую кладку. Он дернул за край кирпича со всей силы и здесь, действительно, этот мерзавец Бабак накликал беду!

В потолке, за спиной Чуба, что-то страшно треснуло. Через гнилые балки подпорок, сплошной стеной стала сыпаться сырая глина. Атаман Игнаций Чуб оказался навсегда отрезанным и от Гонты, и от Бабака…

… Гонта вытер с лица глину и с трудом вытащил ногу из-под завала. Он был ближе всего к атаману Чубу. У Гонты за спиной послышался вялый стон. Это крестился и громко выл «смердящий пес» Бабак.

— Матерь Божья! Господи! Да как же это так?! Что же теперь делать?! Чуба нет! Мы его не отроем!.. там столько землицы!!! У него остались наши лопаты!! А-а-аа!!

— Это ты сглазил, скотина смердящая! — проорал Гонта.

— Я?! Я тут ни при чем!! — скулил Бабак. Он как-то подозрительно посмотрел на Гонту.

— Что ты глядишь, морда, на меня подозрительно?!

— Это ты, Гонта, виноват во всем!!! Ты!! Я видел!!! Это ты его подставил!! Ты — дьявол!!! Я видел, как это ты, втихаря, выдернул эту гнилую подпорку под Чубом, когда он приказал нам отойти прочь к черту в сторону! Ты его убил, подлец!! Сейчас получишь от меня!!..

… Бабак завопил и выхватил свой пернач. Если он попадет Гонте в висок, этому подлецу — конец! И у Бабака появится единственный шанс после всего этого добраться до вожделенного княжеского серебра. Но проход был слишком узким. Не подерешься здесь, как следует. А Гонта понял, чтобы ему выбраться самому, нужно будет убить этого негодяя Бабака! Убить его! Как Гонта и хотел с самого начала… Одним мерзавцем больше, одним меньше на этой грешной земле. Ведь атаман Игнаций Чуб, по его Гонты расчетам, уже объяснял апостолу Павлу, почему он хочет попасть в рай….

— Уйди с дороги, гнида! — прошипел Гонта и крепко сжал кулаки. Так, что хрустнули фаланги пальцев.

— Да уж, конечно! сейчас я тебе твои кишки подлые выпущу на волю! Это ты во всем виноват! — зашипел этот «смердящий пес» Бабак. Он стал пятиться, поскольку ему нужен был более широкий проход для удара перначем. Но здесь Бабак оступился и упал на спину. И это стало его фатальным поражением. За его спиной мерцал факел, который он также выпустил из рук.

Через секунду, этот ловкач Гонта прыгнул на него. И придавил своим телом. Он выбил левой рукой пернач, правой схватил Бабака за горло. Тот начал дергаться и хрипеть.

— Жизнь, Гонта! Оставь мне жизнь! Черт с ним с тем мерзавцем Чубом! Давай поделим серебро пополам! Тебе большую половину и мне гораздо меньшую! А!!.. Пощади!!

— Никакого серебра там не было! Никогда! Ты понял, НИКОГДА! Вы — дураки! Клюнули вы на мою «сказку»!! Ха-ха-ха!

— Как это не было?! Как это?! Ты что несешь?!

— Да… Это я все придумал и попросил цыгана Гришку! Я дал ему хорошие деньги, чтоб он рассказал это Чубу! Конец твоей мечты ограбить Лавру, мерзавец! Это тебе за твои мерзкие преступления! За убийства и грабежи невинных людей! — страшным голосом зачитал свой приговор Гонта. Он крепко держал правой рукой Бабака за горло. А другой, свободной рукой, достал из-за голенища сапога, из ножен, острый тонкий клинок — османский «биджак». Бабак перед смертью захрипел. Клинок мягко вошел этому «смердящему псу» в его единственный глаз. Брызнула кровь и Бабак замер навсегда…

… Гонта снял с мертвого его кожаную повязку, деревянный крестик. Положил эти вещи себе в карман и стал отиратися от крови. Он поднял факел, собрал веревки, которые были у Бабака. Гонте предстоял путь назад. Он молился, чтобы Чуб погиб под теми проклятыми завалами! Гонта стал возвращаться…

Он пробирался теми же узкими коридорами и лабиринтами, освещал себе путь… Гонта был начеку. Ведь неизвестно, где этот ушлый цыган Гришка? Может, подстерегает его где-то за кривым поворотом…

 

Глава 25

В корчме «У Натана» было настолько тихо, что было слышно как по полу бегают хитрые мыши и жадно грызут объедки. Однако корчма была не пустая. Там молча сидело трое мужчин. Каждый думал о своем. Один из них вскоре нарушил молчание.

— Как вы думаете, панове, это загадочное «А», которое стояло на тогдашней бумаге — акте продажи — это и есть ваш Ангел? — спросил пан воеводский писарь Ян Лооз.

— Не знаю. Не уверен… Однако, но у нас других вариантов нет. — ответил корчмарь Натан.

— А он вообще может быть жив? — спросил лекарь Коршак.

— Мне кажется, что нет. Я так не думаю… Очень много лет прошло, его могли и убить, — ответил Натан.

— Так кто же тогда ворует детей?

— Не знаю. У нас в городе это делают только одни люди — цыгане!

— Однако дети так нигде не проявились. Иначе об этом стало известно. В нашем городе слухи быстро распространяются. А их не было ни там, ни здесь, ни в одном из известных мест. Значит, они где-то надежно скрыты. Или уже мертвы… — размышлял Ян Лооз… Но если они не мертвые, тогда есть определенный шанс, лучик надежды у отца Тимка Малого, увидеть своего Ясю…

— Мне кажется, что цыган Гришка «Золотой Конь» мог бы вывести нас на заказчика похищений, если он вообще существует… Эх, как бы узнать, живы ли дети, и где они? — задумчиво произнес лекарь.

Натан сладко зевнул, поднялся со своего места и начал убирать. Он собирал грязную посуду, чарки, поднимал пустые разбросаные бутылки. Натан грязной тряпкой вытирал стол. С него смахивал на пол, на радость мышам, новые порции объедков. Натан, как бы сам с собой, вел беседу.

— У нас здесь, поймите, все совершенно по-другому. И пан лекарь вам это подтвердит! Если хотят, что-то вылечить — идут не к нему, а идут к знахарю. Ну а если ничего не помогает, тогда конечно уже в крайнем случае идут к пану Коршаку или к попу в церковь. Заказать отпевание… А если что-то прояснить в своей судьбе — у нас идут к гадалке.

Ян Лооз кашлянул в стальной кулак и спросил:

— Как ее зовут?

— Ее?! Э… Хм… Ярына Подкова! — вместо корчмаря Натана ответил лекарь Коршак и как-то подозрительно скривил сухие губы.

— Подкова? Это потому, что счастье приносит?

— Хм… Кому счастье, а кому несчастье! Но за определенные денежки! Я лично не верю в эти предсказания судьбы! Сказки все это! Дураки! — сказал скептик Андрей Коршак. — Пошел, раз туда мой один знакомый! Крестьянин из-за Приорки — Федот Губа. Вроде умный мужик! Хозяйственный. Знает цену своих кровных денег! Но здесь его, как будто кто-то специально надоумил. Надо было ему вдруг узнать, что ожидает его, если он на Житнем рынке попросит за свою корову на 60 грошей дороже? Получит ли он их или нет?… И что вы думаете? Она, эта лгунья, наобещала ему хороший барыш! Федот Губа мог выручить за нее целых 3 золотых! Деньги очень хорошие! В результате — его базарные мошенники чем-то опоили. Может маковым молоком, втиснули большую часть фальшивых денег и в итоге он остался ни с чем! Ни коровы, ни денег! Это в наши голодные и страшные времена! Вот так ходи к этим гадалкам!

— Я туда иду по другой причине! — отрезал Ян Лооз. — Где она живет?!

— Э… Это в Верхнем Городе! Квартал между Жидовской брамой и Копыревой балкой. Квартал грязный, страшный, одноэтажный. Дома почти все деревянные, обмазанные известью. Его сразу увидишь, а как там окажешься! По запаху дерьма поймешь! — говорил со знанием дела Натан, — Там есть некий небольшой «Кривой переулок». Страшное место! Разврат, сомнительные услуги, продажа дьявольского зелья, молодых девочек, мальчиков. Все смертные грехи нашего мира на одной улице! Так вот ее дом с самого края, над входом, увидишь, висит ржавая старая подкова. Отсюда и прозвище — «Ярына Подкова»!

— Я запомнил это имя! — произнес Ян Лооз. — Коршак, я вас попрошу, в мое отсутствие проведайте пана воеводу! Справтесь о его здоровье. Сообщите ему, что я вскоре ему все доложу… Я надеюсь, мы сможем завершить наше расследование. Наказать похитителя детей и этого второго — убийцу пана подкаштеляна Пясоты…

Ян Лооз вышел. Корчмарь Натан стал убираться у себя в середине. Лекарь допил свою чарку и тоже собрался на выход…

… Небо уже стало проясняться. Пан воеводский писарь направлялся к Ярыне «Подкове». Он даже не представлял, как могла выглядеть эта женщина, о которой шла речь. Как-то не совсем одобрительно о ней отозвался Коршак. И корчмарь почему-то странно ухмыльнулся при упоминании ее имени и тоже подозрительно скривил свою рожу. Ну, гадалка, — размышлял Ян Лооз, — ну и что тут такого?! Люди сами решают к кому ходить! К нему, то есть к лекарю, или к ней, то есть к гадалке…

Путь к Ярыне «Подкове» занял час. Пан воеводский писарь вскоре обогнул стороной Михайловский Златоверхий, перешел майдан у Святой Софии. Оттуда, уже рукой подать до этого странного и проклятого квартала. Ян Лооз не мог понять, как такой страшный притон мог располагаться рядом с такими древними и известными на весь мир святынями…

… Ян Лооз сразу нашел и квартал, и убежище Ярыны. Пан воеводский писарь осторожно постучал. Дверь ему открыл маленький человек. Карлик. За поясом у него была длинная острая заточка. Карлик тут же протянул бледную тонкую руку и Ян Лооз положил в нее серебряный литовский грош. Монета тут же исчезла в кармане жупана этого маленького человечка. Карлик ничего не сказал, ни спасибо, ничего чего другого. Словно был немым. Он просто кивком головы указал на комнату, куда нашему визитеру нужно было попасть…

… В помещении у Ярыны «Подковы» было очень натоплено. Соответственно было душно, жарко и противно. В камине потрескивали дрова. Ян Лооз обратил внимание на полку со стеклянными колбами. В некоторых он заметил живых лягушек. Как это они не спят в такое холодное время?! Где они их берут?… Чем их тут подкармливают?…

… Ярына Подкова возлежала на грязно-красных подушках, по-османски поджав ноги и дымила «наргиле». Таким восточным курительным прибором с ярко раскрашенной стеклянной колбой. Ян Лооз видел такие принадлежности во многих чайных забегаловках в Царьграде. Карлик принес Ярыне небольшое медное ведерко со щипцами и горящими углями. И так же без слов удалился.

— Спасибо, тебе Агафон! — сказала маленькому человеку Ярына. Она обратила внимание на посетителя.

— Садись, казак, раз пришел, — сказал глухой утробный голос Ярыны. Голос принадлежал ни мужчине, ни женщине. Так, живому существу. И по внешнему виду Ярына Подкова им и была…

… Господь Бог наш сильно, видимо, за ее злой язык, покарал эту чертову гадалку. Он наделил ее какой-то страшной красотой и лишил ее… пола! Совершенно было не понятно кто это перед тобой? У Ярыны были короткие усики, на щеках… небритая щетина! От одного такого вида гадалка сильно страдала, никогда не смотрела в зеркало и не показывалась днем в миру. Ведь ее могли убить казаки. На лице у нее было несколько затянувшихся рубцов и шрамов. Ярына пыталась их скрыть платком. Руки у нее были грубые, мужские, мускулистые и волосатые. Люди крестились и несли ей серебро! Ведь она могла предвидеть те или иные события! И они, как правило, сбывались. Визит к ней стоил немало. 60 грошей! Это почти целый золотой дукат. С бедных Ярына брала гораздо меньше. Всего 10 или 15 грошей. Или вовсе не брала. Но это было большой редкостью. Пан воеводский писарь уселся перед булькающим «наргиле», что тлел красным углем. Ян Лооз звякнул кожаным кошельком.

— Не надо — не надо! Не пытайтесь, мой пан! Я уже все свое у вас взял. — Ярына говорила утробным голосом, мягким баритоном, о себе почему-то в мужском роде. Ян Лооз ничего не понял и удивленно поднял глаза на гадалку. А эта мошенница Ярына сделала витиеватый пас рукой и показала Яну Лоозу его же золотую монету. Он ее запомнил, поскольку у нее было несколько щербинок. Король Ян-Казимир блеснул золотым боком.

— Как это у тебя получилось, мошенница?! Э, так не пойдет!

— Но ты же, воин, догадывался — куда пожаловал! Ловкость сознания, мой ясновельможный пан… Не бойся, я взял только свое! Ничего лишнего не трогал, среди твоей меди и серебра в кошельке!

Ярына «Подкова» взяла золотую монету и подбросила ее в воздухе… Монета со звоном закружилась и полетела вверх. Ян Лооз провел ее глазами и опустил взгляд, чтобы видеть, куда она упадет. Но золотой «Ян-Казимир» так и не… упал. Он исчез в воздухе!

— Как ты, чертовка, это сделала?!

— Зрительная иллюзия, мой пан, но об этом в другой раз, в другой раз….

— Ладно, я пришел, действительно, не за этим, не за фокусами! — отрезал сбитый с толку Ян Лооз, — здесь, говорят в народе, можно увидеть и узнать определенные вещи…

— Ну, преувеличивают, так сказать, мои скромные способности… преувеличивают, мой ясновельможный пан… — ответил утробный мужской голос.

— Я ищу одного мальчика! 11-ти лет. Его зовут Яся. Мальчика похитили. Украли вместе с другими детьми! Также мальчиками. Мы провели определенные поиски, но нам не улыбнулась Фортуна. Я пообещал его отцу! И теперь хочу знать — напрасны ли мои поиски или нет?! Ответь мне, Ярына, есть ли смысл их продолжать? А?

Ярына «Подкова» дунула в себя османским «наргиле» и выпустила в воздух душистый белый дым. В помещении запахло чабрецом.

— Смысл всегда есть, мой ясновельможный пан… Смысл всегда есть….

— Смутно ты как-то отвечаешь, Ярына… Так, дети живы? Или…

— Они? Они — живы! Живые, мой пан. Конечно, живые…

— А кто их похитил? — спросил Ян Лооз.

— Похититель.

— А если серьезно, Ярына? Ты у меня, чертовка, получила обманом целый золотой!! Ай-яй-яй! — пригрозил ей пальцем пан воеводский писарь.

— Украл похититель, но они живы! Если тебя именно это интересует. Это все, что я могу сказать. Ты же за этим и пришел ко мне?

— Да, за этим. А если ты говоришь неправду? — спросил Ян Лооз.

— Тогда я верну тебе твои деньги! — ответил уклончиво все тот же утробный мужской голос. — Если это будет не правдой, у тебя в кожаном кошельке в кривой понедельник будет на одну монету больше! Вот на этот золотой дукат с королем нашим сонцеликим! Но я говорю тебе правду! — Ярына «Подкова» снова сделала витиеватый пас рукой и между средним и указательным пальцем у нее вдруг появилась желтая монета, которая несколько минут назад растворилась в воздухе… Ян Лооз протер кулаком глаза.

— А где же дети? Где они, чертовка, где?

— Ищи, воин! Они рядом с тобой! Ищи и найдешь, их, мой пан! Ты на верном пути! — Ярына «Подкова» снова затянулась «наргиле». В колбе забулькало. Воздух снова стал наполняться густым чабрецовым дымом.

— Это все как-то мутно!.. Я ничего не понял…! Повтори?!

Густого чабрецового дыма в комнате становилось еще больше. Он постепенно растворял в себе гадалку Ярыну «Подкову». Ян Лооз поднялся и решил, что эту туманный разговор уже завершен. Пан воеводский писарь уже собирался выйти, как вдруг в дверях он неожиданно обернулся к Ярыне.

— Ну… я…

— Да, мой ясновельможный пан? Слушаю внимательно! Что у тебя еще ко мне? — переспросила Ярына и покрутила свой ус.

— Я вот что хотел тебя спросить… А Белый Всадник? Ну тот Белый Рыцарь? Сон, который мне часто снится… Особенно, когда наступают трудные моменты в моей жизни… Я узнаю, что это? Это реальность? Или я чем-то болен? Или это мои расшатанные нервы?!

Ярына «Подкова» выпустила изо рта густой дым, вновь покрутила рукой ус под носом. И все тем же утробным голосом произнесла:

— Узнаешь, мой пан! Все узнаешь. Всему свое время! Ты даже… встретишься с ним!

И Ярына закрыла от удовольствия глаза. Гадалка снова присосалась к своему «наргиле». Она положила щипцами в чашку сверху еще несколько тлеющих угольков и раздула их. В колбе тихо забулькало. Ян Лооз присмотрелся к рисунку на колюе. Он оказывается был… на библейскую тематику! Адам и Ева! Они что-то берут из пасти змея! Яну Лоозу что-то привиделось, он прищурился и стал тщательнее всматриваться в сам рисунок. Вместо яблока этот змей искуситель подавал Адаму и Еве… золотую подкову! У этого Адама было лицо цыгана. Пану воеводскому писарю даже показалось, что это была наглая физиономия разыскиваемого Гришки «Золотого Коня». И этот ловкач нагло лыбился прямо в лицо Яну Лоозу…

… Пан воеводский писарь ничего не понимал. Он прикинул, что зря выбросил деньги на ветер. Единственное, что ему было пока понятно — дети живы, на все остальное пока наплевать!.. И эта пройдоха Ярына «Подкова» убедила его в этом… Яну Лоозу нужно было найти этого цыгана… Может быть, «Золотой Конь» выведет его на этого загадочного «А» — Ангела…

Ян Лооз был до последнего уверен, что «Ангел» жив! Он существует и еще к тому же похищает для чего детей…

 

Глава 26

…. В темных и сырых лабиринтах подземелья была всегда одна и та же температура. Хоть зимой, хоть летом… хоть на глубине 20 саженей под землей, хоть на глубине в 40 саженей. Внутри местами сочилась мутная вода. Эти хода когда-то действительно вырыли монахи, а затем продолжили углублять и расширять жители Киевского замка. Какова их истинная протяженность — этого никто не знал…

… Гонта наконец понял, что все же повернул не там, где надо. Он со страхом обнаружил, что они таки забыли прокладывать веревки и рисовать мелом на стенах стрелы с обозначением направления обратного пути. А ведь именно об этом их предупреждал цыган. Поэтому Гонта и потерял свой поворот. Он медленно продвигался вперед. По его расчетам этим же путем бежал от них и цыган «Золотой Конь». А если я вдруг не найду выход? — спрашивал сам себя Гонта. — Тогда лет через сто, а может через двести найдут мой скелет… Это какой же у нас будет грешный год на дворе? 1849-й от Рождества Христова? Вот так! Здесь даже крыс нет… У Гонты осталось еще несколько факелов, огниво, была одна фляга с водой и одна веревка. Освещая себе путь факелом, Гонта увидел еще один поворот в лабиринте. И решил что ему сюда. Лабиринт стал расширяться. Потолок становился выше. И Гонта четко показалось, что он услышал какой-то шорох под ногами, а потом даже увидел подлую тень крысы…

… - Я тебе говорил, что на дух не выношу крыс?! Говорил или нет?

— Говорили, ваша милость!.. — ответил брат Яниус. Тот самый, что указывал некогда путь лекарю Коршаку. Монах не понимал к чему клонит их милость…

— Да вот еще что, Яниус, запиши у себя на лбу — у нас завелась крыса! Я так считаю! Раз его у меня безбожно украли…

— Не понимаю! — еще раз проворчал брат Яниус.

— Какая-то крыса его у меня украла?! — сорвался на крик приор Заремба. Он отчитал своего монастырского слугу брата Яниуса. А тот, в действительности, не понимал, что их милость потеряла? Что украли и главное — где?!

Пан приор Заремба открыл толстой овечьей кожи псалтырь и стал его сильно трясти. В надежде, что потерянная вещь выпадет именно оттуда. Но, нет. Увы, нет. Ничего нет. Со святой книги ничего не выпало…

— Отец родненький! Не понимаю о чем речь? — переспрашивал брат Яниус. — Вы хоть намекните?

— Воры! Крысы! Гореть вам в аду! Ничего нельзя оставлять! Мерзавцы! Брелок у меня исчез…. Символ наш! Голова собаки с факелом в пасти!

— Святой Пантелеймон! Какие страсти-то! Не видел я его! — пробормотал в ужасе брат Яниус…

— Ну, все! Попробуем обойтись без него, хотя это будет очень сложно!.. — произнес пан приор Заремба. Он стал размышлять далее… — Что же делать?… А черт с ним!..

Пан приор Заремба приказал своему слуге брату Яниусу проветрить на морозном, ледяном ветру его праздничную сутану, чтобы не было блох и распорядиться, чтобы запрягали карету! Ведь ему ехать к самому светлейшему пану воеводе. В замок!

— Слушаюсь, ваша милость! — брат Яниус направился выполнять приказ.

Через час все было готово. Приор Заремба уселся по удобнее внутри и карета тронулась с места. Дул пронизывающий ветер. Извозчик был закутан с головы до ног. Они стали подниматься извилистым урочищем вверх. В Замок воеводы Адама Киселя…. Усиливался ветер, он словно заглушал дикий, ужасный крик…

— Это мой замок! Мой! — кричало горбатое существо одному из похищенных детей, — даже если я живу под ним, я все равно контролирую много процессов внутри! Многое знаю, мои золотые дукатики!..

… Прием у киевского воеводы был прохладный. Светлейший пан Кисель еще плохо себя чувствовал. Поэтому пану приору Зиновиусу Зарембе отвели всего несколько драгоценных минут.

— Я очень себя плохо чувствую, пан Заремба! Поэтому будьте лаконичны! — произнес воевода Кисель и отложил на колени свою подзорную трубу.

— Это не отнимет у вас много времени, мой светлейший пан! Мне только нужно ваше благословение и разрешение на то, чтобы пан Южный Амбассадор провел два дня в нашем городе. Только два!

— Для чего это, пан приор?

— Вам, мой светлейший пан, хороший посредник в переговорах с Хмельницким отнюдь не помешает… — уклончиво ответил приор Заремба.

— Да, действительно. На татар у нас надежды мало, — проговорил Адам Кисель.

— Южный Посол — это вам, отнюдь, не татары, их вассалы! Он — представитель Высокой и Блистательной Порты! — произнес приор Заремба.

— Ну, только если только два дня…

Пан приор Заремба довольно улыбнулся. Он благодарно поклонился и решил покинуть Киевский замок. Адам Кисель поднес подзорную трубу и стал разглядывать Золотые кресты Церкви Николая Доброго. Воевода Кисель, конечно же, заподозрил в этом деле какой-то непонятный пока интерес со стороны этого ушлого пана Зарембы. Воевода Кисель был очень умным и мудрым человеком. Он сразу раскусил пополам этого хитреца — Зиновиуса Зарембу и стал размышлять над этим довольно странным делом.

— Хм. Зачем это его святой милости, у себя принимать чужаков? Даже если у нас с ними временное перемирие? Что же это? Здесь что-то не так?

Адам Кисель дважды хлопнул в ладоши. Появился начальник караульной стражи.

— Найди-ка мне, любезный, моего помощника. Пана писаря Лооза. К нему имеется одна срочная просьба…

— Слушаюсь, Ваша Милость! — ответил начальник воеводской стражи, звякнул доспехами и вышел…

… Атаман Игнаций Чуб дважды побывал в аду и всегда удачно возвращался на свет божий. Только вот в этот, третий раз, ему почему-то не повезло. Он все еще находился под землей. Атамана Чуба слегка оглушило. Чуб был навсегда отделен от своих помощников завалом сырого грунта.

— Погибли? И Гонта? И Бабак? — думал Игнаций Чуб, — ну и славно! Не нужно будет с ними делиться!.. Эх, зря мне тогда подал знак, мой человечек….

… Чуб отрыл руками факел и снова зажег его огнивом. Он отрусился от земли и стал осматриваться. Пол у кирпичной кладки несколько засыпало. Но дальше впереди перед ним открывался потайной ход! Там темно, сыро. Была ли это действительно их настоящая цель — вход в цех княжеского серебра или нет — Чуб сейчас узнает!..

… Атаману Чубу нужно сделать было всего несколько шагов внутрь, осветить там все и еще раз оглянуться. Он пощупал стену. Кирпичная кладка. Так-так, кажется, ему повезло! Рядом был один из мешков, который можно было наполнить слитками серебра. Атаман Игнаций Чуб сделал шаг вперед и попал внутрь какой-то камеры…

… Сколько времени Гонта провел под землей — он не знал. Сутки, двое или трое? Ему самому уже казалось, что целую вечность…. У него остался всего один факел. Еще немного и он тоже догорит. И все! Все! Гонта прошел сквозь узкий лабиринт, он сильно пригибался. Потолок вот-вот прижмет его к глиняному, скользкому полу…

Но вот Гонта попал в какую-то большую камеру. Он осветил потолок. Своды. Выложенные старым обожженным кирпичом. Неужели я таки попал в чей-то склеп? Из него, из этой «могилы» в разные стороны вели два прохода, два лаза. Гонта окончательно заблудился. Он не знал, какой ему выбрать для дальнейшего прохода. Он нашел в стене углубление и вставил туда факел. Гонта присел на корточки. Ему нужно было сосредоточиться. Подумать. Нужно найти выход из этой скверной ситуации. Иначе смерть! Бесславная! Неизвестная! Унизительная! Смерть! Его мумифицированное тело найдут только через 150 или в лучшем случае через 200 лет! В этих гнилых, скользких лабиринтах. Гонта закрыл глаза. Двумя ладонями закрыл глаза. Ему нужно было побыть наедине с самим собой.

Вдруг, Гонта отчетливо услышал голос где-то рядом с собой:

— Как это товар будет позже?! Мы так не договаривались, святой отец!! — неизвестный Гонте голос говорил с сильным восточным акцентом. Да-да, именно с сильным восточным акцентом.

Гонте не показалось. Он явно слышал голоса. Гонта потряс головой. Нет, ему не показалось! Голоса были где-то рядом. Как будто они просачивались из трещины где-то в стене лабиринта или в потолке. Но где именно, Гонта еще не понял. Тот же самый голос сказал:

— Это позор какой-то и нарушение всех наших договоренностей! Вы мне так и не предъявили пароль?? Где голова золотой собаки?! Где она? Это обман!! Наша встреча могла так и не начаться! Я бы посчитал, что это коварная ловушка и имел право применить оружие!

— У меня… его… у меня брелок украли!! По дороге сюда, пан посол! — произнес другой, знакомый голос.

— Странный этот «пан посол», — подумал Гонта, — а вот второй голос мне кажется каким-то знакомым! Где-то я его слышал. Где? «Украли по дороге сюда».

… Гонта стал представлять, где же он может находиться. Бесполезно! Он не знал, пока не вышел на поверхность. Гонта взял факел и стал им водить от стены к стене. Нет, это не здесь. Он провел еще раз к потолку. Тоже ничего. Ни одной зацепки. Гонта прокрался по лабиринту вперед. Держась правой стороны. Из этой камеры, где он находился, проход привел его в небольшую комнатку. В ней Гонта отчетливо увидел в стене контуры света. Там явно был проход! Но его что-то огромное заслоняло! И за этим огромным предметом были и слышны два голоса! Гонта решил дослушать до конца…

Пан приор Заремба, а это был именно он, вел какие-то странные торги. И эти переговоры пока ни к чему хорошему не привели.

— Да, когда точно будет товар, святой отец? — поинтересовался «восточный акцент».

— Вскоре, эфенди посол! — ответил святой отец.

— Чок ыйи! — произнес «восточный акцент». — Это наша предпоследняя с вами встреча! Последняя будет послезавтра утром! В день моего отъезда отсюда! Запомните! Утром! Или вы мне товар, а я вам обещанное, или мы найдем других поставщиков! Думайте! А пока — прощайте!

— Ага! «Чок ыйи!». Это по-османски «очень хорошо»! Значит, Южный Амбассадор прибыл из Блистательной Порты! Но, что он привез, и что должен вывезти отсюда? Это надо срочно узнать!

Гонта решил подождать, пока пан южный посол и святой отец покинут потайную комнату. Ему нужно выбираться из этого ада. Ведь столько дел еще осталось не выполненным! А этого Гонта не любил… Он и так сильно рисковал своей жизнью, когда выдернул гнилую деревянную подпорку из-под потолка. Тяжелый слой обвалившейся земли отрезал атамана Игнация Чуба от его же подельников…

… Атаман Игнаций Чуб посветил себе вперед. Он попал в какое-то странное место. И тут Игнаций Чуб услышал чей-то … храп! Неужели в княжеском серебряном цеху спит призрак?!

Чуб осторожно стал двигаться на этот звук. Он подошел к противоположной стене и осветил ее! Атаман Чуб увидел, что спиной к нему на куче соломы лежал мужчина. Это именно он так сладко храпел. Чуб стал представлять, где же это он оказался?! И почему он не видит ни слитков княжеского серебра, ни россыпей золота?! Атаман Чуб от удивления даже уронил мешок. Он наклонился к спящему человеку. Тот продолжал храпеть. Игнаций Чуб громко кашлянул и резким движением перевернул спящего мужика. Тот проснулся. Продрал сонные глаза. Свет факела слепил его. Впрочем, мужчина сразу узнал атамана Чуба и грустно произнес:

— И ты уже здесь, пан атаман? — Игнаций Чуб понял, что он совсем все проиграл в этой своей жизни!..

… Гонта ждал почти час. После ухода этих двоих все утихло. В той комнате горели факелы, мерцало несколько толстых свечей за столом, где сидели два переговорщика. Их никто не тушил. Отблески пламени танцевали на стене. Гонта решил наконец-то попасть в ту комнату. Его факел уже догорел и он положил его на влажную землю. Гонта стал ощупывать эту ограду. Он понял, что это была деревянная стенка либо большого книжного шкафа либо довольно тяжелого секретера. Гонта решил поднажать на него плечом… Крепко, черт, стоит! Гонта еще раз навалился. Вот он услышал, что прочные ножки этого массивного шкафа в конце-концов заскрипели по полу. Гонта немного сдвинул шкаф и увидел, что он находится в большой комнате. Без окон, с большими, тяжелыми портьерами, круглым столом и всего двумя стульями с высокой спинкой. Это, пожалуй, библиотека. Но где она? Где у нас бывают библиотеки? Гонта думал. И первое, что ему пришло в голову — ну, конечно, в монастыре! А в каком монастыре?! А бог с ним! С этого проклятого места нужно было выбираться!

Гонта стал на цыпочках красться вдоль стены. Под тяжелыми пыльными портьерами оказался проход. Длинный коридор вел куда-то вдаль. Гонта решил воспользоваться именно им. Другого выхода не было. Пройти до конца оставалось совсем немного… и… вдруг, Гонте навстречу вышел… брат Яниус!

Монах увидел перед собой абсолютно перемазанного глиной человека, затрясся от страха и завопил не своим голосом: Пресвятая Дева Мария! Дьявол! Дьявол в нашей святой обители! Алярм, братья! Все сюда, быстро!

… Где-то внутри послышались голоса. Раздался топот ног. Гонта со всей силы ударил брата Яниуса кулаком в грудь. Тот вскрикнул и упал. Путь был свободен, Гонта пробежал несколько метров и увидел справа перед собой какую-то дверь. Он дернул за ручку, замок был незакрытый. В середине комнаты было темно. Гонта сделал всего один шаг и стал куда-то проваливаться… Вокруг него резко поднялась большая белая туча! Она была похожа на тот густой чабрецовый дым, который выпускала из своих легких хитрая гадалка Ярына «Подкова»….

… В покои пана воеводы Адама Киселя тихонько постучали. Дверь открылась. На пороге появился сначала начальник караула пан Левский. Затем за ним материализовался помощник Адама Киселя — пан воеводский писарь Ян Лооз. Воевода стал всматриваться в лицо своего пана писаря. Он в последнее время, что-то словно сильно сдал позиции. Похудел и осунулся.

— Слава Иисусу Христу!

— На веки вечные! Какие успехи, пан Лооз? Удалось найти убийцу нашего пана подкаштеляна Пясоты?

Ян Лооз молчал. Он словно собирался с мыслями.

— Нет, ваша милость. Нет пока. Но мы плотно ищем. Мы на правильном пути! И вот уже скоро…. У меня есть некоторые соображения по этому поводу…

Ян Лооз рассказал, что ему, собственно, удалось выяснить о возможном похищении детей. Воевода Кисель слушал молча. О его реакции говорила только мимика лица. Он то хмурился, то закрывал глаза, то таращил их куда-то к потолку. Воевода Кисель вдруг поднял правую руку и пан писарь остановился.

— Послушайте меня внимательно! — вдруг произнес воевода Кисель. — Нужно немедленно выяснить такой нюанс! Ко мне приходил пан приор Зиновиус Заремба. Он просит об одной удивительной услуге. Нужно приютить у нас на несколько дней Южного Посла. На самом деле, нужно выяснить реальную цель его визита сюда! Формально не пустить мы его, конечно же, можем. Но зачем он здесь? Если мы можем заполучить нужную информацию! А вдруг она будет интересной для нас и полезной!.. Южный Посол уже прибыл и пробудет здесь еще сутки.

— А действительно, зачем он здесь? — переспросил Ян Лооз.

— Пан приор Заремба ссылается на его участие в переговорном процессе с Хмельницким! Мол, казацкий полковник, всегда прислушивался к мнению своих союзников. То есть татар или османов! Но мне кажется, что здесь что-то не то, пан Лооз. Здесь что-то другое! Вам нужно немедленно выяснить это, если получится! И ищите убийцу пана подкаштеляна Пясоты! Это дело не завершенным оставаться не может!!.. Нужно спешить, пан Лооз! Ведь когда у меня уже неделю не проходит эта чертова болезнь, тогда в моей голове возникают плохие предчувствия! И они всегда, к сожалению, оправдываются! Это все! Идите! С Богом!

— Слушаюсь! — Ян Лооз поклонился и вышел.

… Вскоре пан воеводский писарь встретился с лекарем Коршаком. Они обменялись мнениями. Ян Лооз рассказал о встрече с воеводой Киселем.

— Не доволен, старик! Нам нужно срочно ускорить поиски и найти этого убийцу пана подкашетляна Пясоты! А мы ни на йоту не продвинулись дальше! Кроме того, есть одна задача, которую надо немедленно выполнить! Но, при этом особенно нужно не светиться! То есть задавать лишних вопросов!

И Ян Лооз посвятил лекаря Коршака в таинственное дело с «паном Зарембой и Южным Амбасодором»…

 

Глава 27

… Ясе наконец-то сильно повезло. С помощью украденного гвоздя, он чудом сумел расковырять веревку и освободить руки от оков. Он освободил ноги, а потом отвязаться полностью! Яся решил — нужно действовать немедленно! И довольно быстро! Иначе этот горбун разозлится от такой наглости и может их убить! У него ведь жуткая металлическая рука! Яся подбежал сначала к одному мальчику, стал его трясти. От узника плохо пахло. Мальчик перевернулся на бок, удивленно протер глаза. Яся стал быстро распутывать эти проклятые веревки, которыми он был привязан цепочному кольцу. Яся бысто справился и они хотели освободить другого пленника, как тут послышалось это страшное кряхтенье. Возвращался этот мерзкий горбун. Он был со своей адской тележкой в??котором развозил узникам солому, воду и мерзкую еду.

Яся прошептал товарищу по несчастью: «надо на него напасть и быстро»!

Второй мальчик одобрительно кивнул головой.

— Внезапность — это наш последний козырь и лучшее оружие! — и Яся подобрал с пола обломок кирпича. Другого пленника он вооружил куском того самого гвоздя, который нашел несколько дней назад и спрятал от этого упыря…

— Сейчас-сейчас, мои золотые дукатики! — послышался противный голос этого существа. Горбун появился из-за поворота кривого лабиринта. Яся и второй пленник следили за ним из-за угла. Эта часть лабиринта была без факелов, а поэтому узники пребывали в темноте. Горбун их не увидел, он наклонился перед первым мальчиком.

— Я тебя слегка развяжу, мой золотой, только смотри мне не шути! Я освежу тебе солому, покормлю и умою. А ты там за углом сделаешь все свои дела! Гы-гы-гы…

Как только этот мерзкий горбун отвернулся от маленького пленника к своей адской тележке, Яся с кирпичом мигом выскочил из своего укрытия. Он прыгнул этому существу на его горб. Надо было бить точно в висок! Иначе он отмахнется своей металлической рукой и Ясе??конец! А потом он убьет и второго мальчика! Яся сразу же ударил обломком кирпича. От неожиданности глаза горбуна вывалились из орбит. Он захрипел, пошатнулся и… завалился на бок!

— Давай-давай! Скорее! Вяжи его! Здесь у него есть какая-то веревка! — к Ясе подскочил второй узник. Они сорвали с горбуна пояс с каким ключами и стали им взять ему руки, а веревкой ноги. Яся затолкал этому подземному мерзавцу вонючую тряпку в гнилой рот…

… Пол-дела было сделано! Внезапность и дерзость победила подлость и жадность этой подземной крысы. Яся наконец-то развязал и третьего мальчика.

— Эй! Как тебя зовут? Говорить можешь? Ты по-нашему хоть понимаешь?

— Да. Понимаю. Я — Лешек… А вас как зовут?

— Я — Яся!

— Я — Иванко!

— Идти можешь, Лешек?

— С трудом, но попробую! У меня отекла нога! А этот? — спросил Лешек.

— Если выберемся отсюда — я скажу отцу, и он его повесит на позорном столбе!!! А мы будем лить на него расплавленный свинец!

Пленники сняли со стены факелы и решили идти по лабиринту. Узкий лаз шел вверх, оттуда тянуло свежим спасительным воздухом…

… Гонта, черт все это побери, на самом деле провалился в мукомольный цех! Он располагался при доминиканском монастыре. Сверху Гонта слышал чьи-то крики. Пока братья-доминиканцы выясняли, что же все-таки случилось и куда делся этот вор или дьявол, о котором сообщил брат Яниус, Гонта решил выбираться из этого мучного плена.

Он выскочил во двор и увидел привязанного коня. Недолго думая, Гонта отвязал его, вскочил на него и ударил ногами по бокам. Конь испуганно заржал и поскакал рысью. Скакун нос Белого Всадника в сторону Житнеторжских рядов…

… Люди на улице, видевшие белого Гонту верхом, вдруг стали креститься. А у одного человека — пана воеводского писаря Яна Лооза по спине пробежали холодные мурашки! К нему словно прикоснулась своей ледяной рукой сама Смерть! Ян Лооз сразу же вспомнил слова этой чертовки — гадалки Ярыны «Подковы».

— Ты даже его… встретишь… мой ясновельможный пан…. даже встретишь его…!

— Боже! неужели это он?! — мелькнула мысль в голове Яна Лооза. — А ну стоять, призрак!!

Пан писарь закричал на всю улицу. Он бросился наперерез лошади и Белому Рыцарю верхом на ней.

— Тпрру!! — закричал Ян Лооз и испуганный конь остановился. Пан воеводский писарь схватил человека за белый жупан и мигом стянул его с перепуганного коня. Посмотрел человеку в глаза и вдруг засмеялся!

— Обвела, сучка, меня вокруг пальца! Холера! Ох, и обманула! — Ян Лооз понял, что Белый Всадник был весь в обычном муке! А Гонта не понимал, что происходит, и что от него хочет этот загорелый басурман с бритой головой и казацким чубом за ухом.

— Боже, неужели это он?! — вдруг вскрикнул Гонта. Перед ним был тот самый смуглый типок, которого они с этим мерзавцем Бабаком хотели убить ради легкой наживы. Гонта виновато улыбнулся. Он вдруг вспомнил, что тогда в подземелье, он умудрился стащить у атамана Чуба из кармана ту самую вещицу в старой грязной тряпке…

… Гонта виновато поморщился, а Ян Лооз не понял, что же здесь происходит. Этот «мучной всадник» вдруг вытащил из кармана грязный платок и подал его Яну Лоозу. Пан воеводский писарь развернул платок и… обомлел! Матка Боска Ченстоховская!! На его ладони блеснула голова собаки с факелом в пасти! Вещь, украденная этими проходимцами у него самого, еще перед их прибытием в Киевский замок. Собака с факелом в пасти! Символ доминиканцев! Псов Господних!

— Откуда это у тебя, бродяга?! — грозно спросил Ян Лооз.

Гонта молчал. С его одежды сыпалась мука.

— Нам надо кое в чем объясниться! — произнес Гонта.

— Да вижу, что надо. Давно надо! Э! Да я тебя, проходимец, кажется узнаю!!! — Ян Лооз выхватил османский ятаган. — Ты из шайки этого мерзавца атамана Чуба!!!

— Нет, мой пан! — ответил Гонта. — Я у них в шайке играл роль… бандита! Но я — не бандит! И я могу это доказать!..

— Вот как?! Как же это? А кто ты тогда на самом деле?! Может ты ангел? — невольно сорвалось с языка у пана воеводского писаря.

— А вот так! Могу доказать! Вскоре я покажу вам мою королевскую грамоту…

— Ну-ну, рассказывай… королевскую грамоту…!

… Игнаций Чуб готов был застрелиться из пистоля от такого позора.

— Где-где?! Что ты сказал Мирошка?! — закричал на человека пан атаман.

— Как это где, пан атаман? В тюрьме! В подземной тюрьме! Вместе со мной! — повторил мужчина по имени Мирошка, который до этого сладко храпел.

Это именно он, этот Мирошка, был у пана подкаштеляна Пясоты долгое время в служении. А потом предал его, украл столовое серебро и стал агентом шайки атамана Чуба. Это он, хищная и проклятая морда — Игнаций Чуб, всеми правдами и неправдами, а скорее всего благодаря бандитским деньгам, пристроил этого Мирошку в сторожевое отделение. Бывший слуга пана подкаштеляна кардинально изменил внешность. Похудел, отрастил усы и бороду. И теперь даже его родной отец, никогда бы не узнал…

Игнаций Чуб схватил его за воротник дырявой, грязной холщовой рубахи.

— Поклянись, что не врешь, паскуда?!

— Зуб ставлю! И крестик своей бабушки! Больше ничего у меня ценного нету!

Атаман Чуб упал на пол и взвыл от горя. Княжеское серебро было так близко, а вместо того, чтобы набить им мешок, он оказался в подземной тюрьме! Да еще и вместе со своим подельником! Холера ясная!

— А ты, морда, как здесь оказался? Мы же с тобой договорились, подашь нам сигнал, когда воевода приедет! А ты что учудил?

— А что я? — отвечал Мирошка, — сигнал я подал! Выстрелил только не вверх, а в пурпурный стяг!

— Какого лешего?! Ты чего ополоумел?!

— Хотел понять, насколько далеко и точно бьет этот мушкет! Вдруг мне понадобиться отстреливаться! Поэтому нужно было знать. Ну и пристрелять его не мешало бы! У воеводы Киселя все стволы — сплошное дерьмо! Только меня, один мерзавец, гончар сдал! Он все к воеводе ходил. Жаловался там на что-то. Потом увидел, ЧТО я натворил, указал на меня пальцем начальнику караула. Тот вызвал двух самых здоровенных стражников и меня скрутили! Оружие отобрали! Избили! Бросили сюда. Обещали на третий день справедливый суд у воеводы Киселя!

— Тьфу! Дурак ты, Мирошка! И я не лучше, что на тебя понадеялся… — атаман Чуб стал рассуждать, что же ему делать, как выбираться…

… В этот момент в потолке подземной тюрьме открылся люк, туда посветили факелом. И голос сверху, принадлежавший пану подкоморию Иринею Сороке, сказал кому-то:

— О! Чудеса! Я такого никогда в своей жизни не видел! Пан начальник караула! Там их уже двое! А если я завтра приду — то что их станет трое?! О, бог мой! Где же я им столько пропитания найду?! Так дело не пойдет, панове!

— Что вы там бормочите, пан подкоморий? Как это их там их двое?! Один же был только! — ответил Иренею Сороке гулкий бас. Сверху кто-то заглянул в подземную тюрьму.

— Матерь Божья! И действительно чудеса бывают не только на небесах, но и под землей! Вы правы, пан подкоморий… Чем же кормить этих мерзавцев?…

… В корчме «У Натана» с подозрительным скрипом открылась дверь, хозяин заведения обернулся, он только достал из серванта с посудой одну бутыль. У корчмаря тут же его миндалевидные глаза выскочили из орбит. Первым зашел уже знакомый ему пан. Это был воеводский писарь Ян Лооз, а за ним явился … ангел! Белый человек!

Ян Лооз поздоровался, бросил Натану серебряную монету. Тот ловко поймал ее на лету и посмотрел на номинал. 2 гроша. Серебром. Вот это клиент! Вот это человек! Неплохо, неплохо, пан воеводский писарь.

— Чего изволите, панове? — спросил удивленный корчмарь и покосился на второго странного гостя.

— Выпить! Крепко выпить! — сказал неизвестный «белый человек».

— И закусить! — добавил Ян Лооз. — Но сначала, неси, Натан, сюда сухую тряпку, метелку, будем его чистить! Надо этого «ангела» привести в божий вид!

Натан поплелся исполнять желание двух панов. Корчмарь был очень удивлен этому неожиданному визиту. Он быстро наполнил глиняные кувшины, в них оказалась крепкая випивка из деревянной бочки…

… А прямо перед этим визитом к корчмарю Натану, эти двое посетили старую кривую липу в районе «Гнилого Яра». Там, где Василь Гнедой содержал свой притон «Святую обитель»…

… Гонта отрыл из земли небольшую дубовую шкатулку. В ней в плотной тряпке и хранились его бумаги. Именно эти грамоты он только что выложил перед паном воеводским писарем прямо в корчме у Натана…

… Ян Лооз осторожно руками развернул грамоту. Ее украшал авторитетный девиз: «Pro Fide, Lege et Rege! За веру, закон и короля!» — перевел про себя высочайший лозунг с латыни Ян Лооз. Он стал читать дальше.

…. «6 марта 1648-го года. Именем Его Королевского Величества, Владислава IV — милостью Божьей Короля польского, Великого Князя литовского, русского, прусского, мазовецкого, самогитского, ливонского, а также наследственного Короля шведов, готов, вендов, выборного Великого Князя московского…

… Сим поручаем пану командору Рышарду Зайончковский — пану дознавателю королевского Сената в кратчайшие на то сроки расследовать преступления банды грабителей! Эти гнусные выходки подробно описаны в жалобах наших купцов. Неизвестная шайка за последние 2 года причинила торговому люду сплошное беспокойство и тысячные разорения! А некоторым из них — лютую смерть! От бесчинства и кровопролития! Шайка эта наиболее активна в Восточной нашем воеводстве — Киевском. А также случались жалобы из Каменца, что на Подолье. Для этого предлагается пану дознавателю королевского Сената найти шайку и внедриться в нее под видом беглого «варнака» — вора…

… Пану Рышарду Зайончковскому разрешается вершить королевский суд, без привлечения каких-либо свидетелей, если же жизни самому пану дознавателю грозит смертельная опасность…»

— Да. Кое-что теперь ясно мне. А кто такой этот пан Рышард Зайончковский? — спросил Ян Лооз и поднял на Гонту удивленные глаза.

— Это я! — ответил скромно Гонта.

— Вы?! А откуда мне известно, что вы это? Э… как вас там, пан командор? Рышард… Ведь старый король — Владислав IV Ваза уже умер…

— Ну и что? Королевская грамота-то осталась! Она имеет силу и многое объясняет. Читайте дальше мое описание… там на обратной стороне бумаги.

Ян Лооз погрузился в дальнейшее чтение. Шкатулку до этого они не открывали. Значит тот, кто знал, что именно что-то есть на обратной стороне этой грамоты — говорил правду.

После этот «Гонта» показал на предплечье свою татуировку — «католический крест, вплетеный в якорь».

— Посмотрите внимательно! Этот рисунок есть является в описании. Его специально сделали под образ беглого «варнака» «Гонты».

— Понятно. — сказал Ян Лооз и вернул «Гонте» его бумаги. Тот положил их обратно в шкатулку. И закрыл ее на маленький медный ключ. Ключ положил в потайное отделение в левом каблуке своего сапога.

— А вот у вас, что за рисунки на руках? Какой же вы помощник пана воеводы Киселя? Вы чистой воды — бусурман!

— Ну, уж какой есть… — скромно ответил Ян Лооз. Он щелкнул пальцами. Появился Натан.

— Повтори нам еще выпивки!

Натан отправился за новой порцией алкоголя.

— Ян Лооз! — представился пан воеводский писарь.

— Гонта! Тьфу! То есть на самом деле я — Рышард Зайончковский. Я родом из королевского города Бучача. А вы откуда, пан Лооз?

— Я? Я из Царьграда. Тоже некогда королевского города. Сейчас это столица Османской Порты.

Корчмарь поставил перед ними выпивку и освежил их глиняные чарки.

— Nazdrowie! — произнес по-польски Рышард Зайончковский.

— Будем! Чтобы эта река никогда не обмелела! — поддержал тост Ян Лооз.

Они выпили. И пан воеводский писарь понтересовался много ли Рышард Зайончковский этих мерзавцев отправил на тот свет?!

— Много! Несколько лет нужно молиться в костеле за их грешные души! И за мою тоже! 5 человек. У них в шайке было несколько крутых головорезов. Я провел у них почти год.

Рышард Зайончковский рассказал, что удачно имитировал ранение во время нападения головорезов на монашескую карету с серебром и иконами! Разбойники ему поверили. А главное, поверил их главарь — этот мерзавец Чуб. А Рышард Зайончковский за ними долго охотился! Все ждал момента, когда можно будет им подставиться… Он нанес себе саблей «карабелой» неглубокую рану, как будто в него кто-то попал из пистоля… Он «упал» возле дерева в лесу и так они наткнулись на его тело. Он притворился тяжелораненым, без сознания…

«Гонта» полез себе в карман. Он извлек оттуда, показал крест и наглазную повязку убитого Бабака.

— Вот. Это был дрянной и подлый «смердящий пес». Прозвище — «Бабак». Как его звать на самом деле — я не знаю.

Пан сенатский дознаватель рассказал, что Бабак — литвин. Из Литвы. Сидел там в тюрьме. Кроме него в шайке у Чуба были еще — «Ухо», «Кабан» и «Лях»… Но это так… мерзавцы и воры… мозгов у них почти не было…

— Был еще один очень жадный, — добавил Ян Лооз. Считать он умел.

— Кто? — спросил «Гонта».

— Сапожник Стефаний Крук!

— Он тоже был их подручный.

— Вы и его…. э… тоже того? судили? — спросил пан воеводский писарь.

— Да! И его тоже! Я ударил его ножом, прямо в жадное сердце! В его доме обнаружилось в тайнике много денег. Я их раздал нищим! Этот паук заработал их преступным путем!

— А пожар? Для чего это было вам?

— Я скажу только вам — мне нужно было замести следы… И чтобы пока эти бандиты мне верили…

— Понятно. А что Чуб? — задал вопрос Ян Лооз.

— Атаман Игнаций Чуб?

— Именно так. Чуб.

— Наверное, его завалило на смерть в тех подземных лабиринтах…, - ответил «Гонта».

— У меня еще один вопрос… что вам известно о похищении детей?

— Я об этом слышал, но пока, ни чем помочь не могу, пан воеводский писарь!

Ян Лооз призадумался.

— Если эта чертова душа, Ярына «Подкова», сказала мне правду, значит, в кошеле у меня появится тот самый золотой! Король Ян-Казимир!

Пан воеводский писарь достал кошель, заглянул внутрь. Золотого королевского дуката там не было! Ну, значит, хоть здесь не обманула, холера эта!.. Ведь «Белого Всадника»-то он встретил в своей жизни…

«Гонта» не понимал, что Ян Лооз ищет у себя в кошеле, и не найдя стал кому-то улыбаться… Пан сенатский дознаватель взялся за свою чарку. Он влил в себя пойло. Довольно ухмыльнулся, вытер рукавом рот.

— Эй, ты, корчмарь, неси еще! — крикнул он Натану…

— Сейчас все будет, панове!..

… Яся и два бывший узника Лешек и Иванко обреченно блуждали по подземному, запутанному лабиринту. В некоторых местах им еще встречались горящие факелы. Они взяли себе по одному в руку, чтобы осветить дальнейший путь. Внутри подземелий было противно и мерзко. Местами по стенам сочилась грязная вода. Мальчики шли наугад. У них не было ни карты, ни какого-либо плана выхода. Они шли на свет факелов. Факелы были через каждые 50 шагов. Они долго кружили этими проклятыми лабиринтами и вскоре оказались… у какого-то перепутья… Это была — «Кривая спина». Одна дорога вела налево и вверх, другая направа и вниз.

— Ну? Куда пойдем, хлопчики? — спросил Яся.

— Идем направо! Потому, что налево мне не очень нравится… Там подъем, а нам нужен спуск, — ответил Лешек.

Они двинулись дальше. Подземный лаз то сужался, то расширялся. Даже при их росте, бывшим узникам приходилось сильно пригибаться. Вот они по колено ушли в воду. Яся вдруг остановился и толкнул Лешека в бок…

— Чего ты? Что случилось?

— Чувствуете? Нет? Где-то дует свежим воздухом!.. Мы на верном пути!

— Нет, я ничего не чувствую, — пробормотал Иванко.

— Давайте быстрее! Мы с вами угадали с поворотом!. Мы скоро выйдем на поверхность! Там — свобода!

Через минут двадцать, изнурительных подъемов и крутых спусков под землей, мальчики наконец-то вышли на самое… дно заброшенного колодца!

Воды в нем было на пол кувшина. Мутная, грязная жидкость плохо пахла. Наверх вела старая деревянная лестница. Кто ее внутрь колодца случайно бросил. И, видимо, забыл. Нужно было всего лишь аккуратно подняться по ней. Мальчики были слабые, подниматься нужно осторожно, чтобы не упасть вниз. И по одному!

— Я поднимаюсь первым и если увижу взрослых, сразу позову на помощь! — сказал Яся.

Лешек и Иванко согласились с таким предложением. Яся вылез на поверхность с тыльной стороны… Флоровского монастыря! Колодец был давно заброшен, в него монахи иногда выливали свои помои.

Яся обернулся. Никого не было. Он не знал, какое сейчас время, поскольку на улице темнело, было несколько мрачно и моросил дождь.

— Вылезайте по одному! Здесь никого нет! — крикнул Яся в колодец. — Осторожнее лестница совсем гнилая!

Лешек и Иванко стали подниматься по одному. Когда третий мальчик появился на поверхности, вдруг раздался чей-то гнустный голос.

— Ах, вот вы где мерзавцы?!! Вы сбежали от этого горбатого упыря?! Как же так?!

Яся увидел перед собой какого-то типа. У него в ухе была желатя серьга в виде конской головы. Это был Гришка «Золотой Конь». Он мигом выхватил длинный острый цыганский нож. Ребята были слабы и не могли разбежаться в разные стороны. Ведь тогда этот ушлый цыган их не поймал бы! А у «Золотого Коня» как раз закончились все деньги. Он очень долго крутился возле Житнеторжского майдана, но там ничего не смог украсть. Тогда «Золотой Конь» приплелся к Флоровскому монастырю. Там можно было стырить у монахов хотя бы какую-то клячу-доходягу. И тут такая удача! Живой товар! Цыган улыбнулся, нож блеснул в его руке. За поясом у Гришки был верный пистоль, только взведи зарядный механизм! Никто ему не страшен! Ни Бог, ни черт! Как это эти грязные щенки сбежали от горбуна?! Это что же за безобразие твориться такое на белом свете?!

— Сейчас, мои хорошие, я с вами разберусь! Вы у меня по три золотых дуката пойдете на Таращанском торге! — и цыган замахнулся острым клинком на перепуганного Ясю…

 

Глава 28

… Брат Яниус в покоях пана приора Зиновиуса Зарембы поднял руки вверх. Он стоял на коленях и громко, жалобно скулил. Перед ним в кресле сидел мрачный пан приор Заремба. Он был чернее самой грозовой тучи.

— Я все узнал, мой восхитительный пан! Это — дерзкая катастрофа! Южный Посол нашей Блистательной Порты уже выехал из Киева! Он передал, что не получил от Вас ровным счетом — ничего! Поэтому он увез назад те, особые чудо-травы!

Приор Заремба схватил брата Яниуса за грязный воротник его сутаны. Послышался треск рваной материи.

— Черт лысый! Холера! Пся крев! — далее пан приор стал произносить такие слова, от чего у бедного брата Яниуса глаза полезли из орбит, а уши стали красные, как вареные полтавские раки.

— Где… этот цыган?! — кричал приор Заремба, — где этот гад? Где мой сапожник?! Он ведь мне обещал лично!! Деньги, паскуда, мои взял?!!

— Как же?!..Я думал, что вы в курсе дела, ваша милость… Сапожник Крук погиб, в его доме случился сильнейший пожар! Подозревают поджог, а цыган исчез! Все думают на него. Я обошел все точки. Нет его! Нигде нет! Он словно под землю провалился! — продолжал скулить брат Яниус. — Я был везде и даже там, куда нас монахов особо не пускают! В сомнительных заведениях, борделях — в Кривой переулке!

Приор Заремба посинел от злости и ударил брата Яниуса в чахлую грудь носком ботинка. Брат Яниус упал на пол, скорчился и стал тихо плакать.

— Помилуйте, мой светлейший пан!

Приор Заремба поцеловал свой золотой крест на шейной цепочке и сказал:

— Пшел вон отсюда! нытик мерзкий! Нельзя на тебя положиться! Впрочем, ни на кого в этом треклятом городе! Одни от него растраты и неприятности!.. Зелья нету! Товара тоже нету! Как нам выкручиваться из этого положения?! Где брать ингредиенты?! — пан Зиновиус Заремба пока не знал, что делать и чем это может для него обернуться. Ведь цыган исчез бесследно. Ну, где же, в самом деле, этот негодяй!?…

… Цыган Гришка «Золотой Конь» замахнулся острым клинком на Ясю…

… - Сейчас мои, хорошие, я с вами разделаюсь! Вы у меня по три золотых дуката пойдете на Таращанском торге! — довольный цыган жутко захохотал.

В этот момент раздался глухой звук удара и лицо Гришки исказила странная, глупая гримаса. Он тупо моргнул два раза черными глазами и медленно упал на землю. Позади него стоял… лекарь Андрей Коршак. Лекарь в это время обходил своих пациентов. И здесь у стены Флоровского монастыря он увидел странную картину. Коршак понял, что сам не справится с этим цыганом-упырем, поэтому оглушил его лежащим на земле поленом… лекарь Коршак мигом позвал к себе мальчика Ясю.

— Эй, ты, как там тебя?! Иди сюда, помоги мне! Надо его быстро связать, пока он не очухался! Мне с ним одному не справиться! — быстро проговорил Андрей Коршак., - Иди же ты сюда! Чего это вы так чумазые? Тьфу! Ну и пахнет же от вас дерьмом и смертью, друзья мои! Как зовут тебя, хлопец!?

— Яся, мой ясный пан… — тихо проговорил Яся.

— Святой Крест Великомученицы Варвары! Как это Яся?!

— Да. Так. Яся!

— А не сын ли ты?… этого, как его?

— Сын гончара! — с гордостью сказал мальчик. — А это — Лешек и Иванко. Мои товарищи по несчастью!

— Вот это удача! Ведь вас, друзья, весь город ищет! — воскликнул лекарь Коршак. — Помогите мне с этим мерзавцем разобраться! Нам его надо связать. А потом ты пойдешь к часовому стражнику на рынке. Там у них был пост! Пусть трубит в свой громкий рог, вызывают из замка подмогу! Его надо в тюрьму доставить… А потом мы с тобой пойдем ко мне! Вас, друзья, надо хоршенько отмыть, накормить и напоить!..

… Уставший до смерти Ян Лооз едва добрел к лекарю Андрею Коршаку. Ног пан воеводский писарь не чувствовал. Глаза устали. Он жутко продрог и замер. Пальцы ног сводила судорога.

— Мое приветствие! — бодро произнес Андрей Коршак… — У меня сюрприз для вас, пан воеводский писарь!

У Коршака в доме было тепло и уютно. В камине потрескивали дрова. Он успел заварить малину и мяту, словно ждал гостей.

— Что-то у вас тут пахнет чем-то, не очень…

Лекарь Коршак подошел к кровати и приподнял тяжелое одеяло. Под ним спали, прижавшись друг к другу, три бывших подземных малолетних узника. Ян Лооз только открыл от удивления рот и едва не выронил из рук глиняный кувшин с горячим отваром.

— Э… Это что? Это — ОНИ? Но как же это так, Коршак? Что же это за чудо-спасение?! Ну, вы даете! Расскажите, везунчик, немедленно! Расскажите, я весь ваше внимание!

— Они! Они сами! — радостно сообщил лекарь Коршак. А потом перешел на шепот, чтобы не разбудить троих мальчиков.

— Как же вам это удалось, кудесник? Ну как же? — не переставал удивляться чудесам Ян Лооз.

— Как-как? — произнес лекарь, — ну, действительно, мне просто повезло…

И лекарь Коршак подробно рассказал о том, как он проводил обход всех своих пациентов.

— Вы ж-то в курсе, что в Литве у нас уже свирепствует холера. Скоро и до нас доберется! Надо было предупредить всех-всех-всех моих больных! Один из них — это старый монах, живет около Флоровского монастыря. Так вот. Представьте — я иду и тут вдруг такая картина!

Как оказалось, разыскиваемый мерзавец цыган «Золотой Конь» угрожал ножом трем также разыскиваемым детям. Ему, лекарю, ничего не оставалось, как отступиться от своих принципов — «не навреди!», взяться за валявшееся на земле тяжелое полено и хорошенько огреть цыгана по его хитрой башке! Тот на время отключился. Этого было достаточно, чтобы его крепко скрутить и вызвать стражников!

— Ничего себе! Ну, вы даете!.. — Ян Лооз был поражен смелым поступком лекаря. Он крепко пожал ему смелую руку. Значит, была права эта чертовка Ярына «Подкова». Они все живы! И все рядом! И после счастливого спасения, Ян Лооз коротко перерассказал лекарю о своей встрече с «Гонтой». То есть «Белым Всадником».

— Так откуда они выползли наружу? — поинтересовался у лекаря Ян Лооз.

— Представьте, что один из входов в подземелье — это заброшенный колодец за Флоровским монастырем. У самой горы. В него давно никто не заглядывал. Колодец этот, кажется, не чистили со времен короля Владислава. Туда монахи регулярно сбрасывают всякое дерьмо. А там, оказывается, один из проходов вглубь горы! Один из мальчишек, пока они шли назад, разматывал длинную веревку. Он так ее и бросил там… И по ней можно попробовать туда попасть и найти…

— Похитителя?!

— Да! Ведь им также повезло, как видимо и мне! Они напали на него! Неожиданно! Он там, связан! Может он уже убежал, а может и умер от удара. Они его оглушили обломком старого кирпича!

— Это «Ангел»? — уточнил пан воеводский писарь.

— Я не знаю! Они говорили, что у него нет части руки, а вместо нее — какая-то страшная железка! С пятью металлическими пальцами!. Одного, кстати, не хватало!.. — и лекарь достал платок и еще раз продемонстрировал отломленный коготь…

— А! Теперь нам понятно, что же это было! Это часть его жуткой руки.

— Именно так!

— Я доберусь до тебя, мерзавец! — четко произнес пан воеводский писарь. — Тебе конец!..

— Детей мы нашли! А это главное! — успокоил его Андрей Коршак.

— Осталось выяснить, кто и зачем убил пана подкаштеляна Пясоту!

— Выясним! Скоро выясним. Но у нас еще есть несколько дел…

… Утром древний Киев засыпал мокрый снег. Гончар Тимко Малый вышел на свою улицу, сгреб первый снег в грубые ладони и стал умылся им. Он поднял глаза к небу, начал читать молитву.

— Чтобы Господь Бог не обошел своей благодатью и милостью нашу Гончарную улицу, наш Нижний Город и чтобы он вернул сына — Ясю!

Тимко Малый был весь в своих мыслях. Он даже не заметил, как скрипнули деревянные колеса у проезжающей телеги. Она остановилась. С нее спрыгнуло двое. Один взрослый, другой совсем ребенок. Взрослый спрятал пока мальчика к себе за спину.

Гончар заметил знакомую фигуру и прищурил больные глаза.

— Снег наконец-то пошел в нашем благословенном Киеве, пан воеводский писарь! Первый снег пошел! Он скроет скоро все мои глубокие раны!.. — грустно прокричал гончар Тимко Малый.

Ян Лооз сделал шаг в сторону и гончар увидел маленькую знакомую фигуру, закутанную в какое-то толстое покрывало. Всю вонючую одежду мальчика пришлось сжечь в печи. Яся крикнул: «папа!» и ринулся в объятия отца!

По небритых щеках Тимка Малого катились мелкие мужские слезы.

— Я верил! — он вдруг стал креститься, — я верил вам, мой светлейший пан! Спасибо!

Тимко Малый упал на колени и хотел поцеловать руку Яну Лоозу. Тот сжал кулак, пригрозил ему и здесь гончар увидел предупредительную надпись на правом запястье на чужом языке:

«Нет Бога, кроме Аллаха!..»

— Не стоит! Поднимись с колен, Тимко! А благодарить будешь не мне, а нашего пана лекаря! Это он у нас отважный человек!

— Хорошо, пан воеводский писарь! Спасибо Вам!

— Прощайте! А сын у вас, смелый мальчик! Будущий воин, настоящий смельчак! Научите его своему ремеслу и отдайте обучаться военному делу в воеводскую школу! Он там себя точно через несколько лет проявит!..

Пан воеводский писарь Ян Лооз крепко пожал им руки, запрыгнул на телегу и уехал…

… Через несколько часов они с лекарем Коршаком, десятником и несколькими вооруженными стражниками были у колодца возле Флоровского монастыря. Ян Лооз давал распоряжения.

— Так. Ждите меня, пока я не появлюсь. Это все!

— Слушаемся! Может мне с вами? — поинтересовался лекарь Коршак.

— Нет! Там узкие проходы, мы там можем застрять навсегда! Сын гончара подробно рассказал, что там и как. У меня несколько факелов, я постараюсь найти его…

— Помните, пан воеводский писарь, этот мерзавец нужен нам живым! Он — ценный свидетель! — попросил Яна Лооза десятник стражников.

— Я постараюсь, панове!

Пан воеводский писарь спустился по гнилой лестнице в колодец, зажег огнивом факел, ему нужно было сильно наклониться, чтобы попасть внутрь лаза. На земле он нашел конец длинной веревки, которую разматывал один из маленьких узников…

 

Глава 29

… Сколько Ян Лооз пробирался по узким перелазам никто не знал. Пан воеводский писарь уже порядочно перемазався в глине с ног до головы. Он, то поднимался вверх, то опускался вниз. Вскоре он вдали увидел слабое-слабое мерцание. Еле-еле. Факелы на стенах понемногу стали гаснуть. Где-то капала вода. А туда ли попал Ян Лооз?

Он свистнул в абсолютной тишине. И здесь он услышал какой-то звериный стон. Ян Лооз стал приближаться к глухой стене. Рядом стояла брошенная тележка. Пан воеводский писарь посветил и увидел связаннее, лежащее тело.

Горбун почувствовал, что рядом кто-то есть, поэтому стал шевелиться…

… Ян Лооз развернул его к себе. На него уставились нечеловеческие глаза, которые не видели дневного света почти 30 лет!

— Я вернулся из мира живых! Отдать тебе долг, Ангел Серафимий!

Пан воеводский писарь зажег и закрепил на стене еще один принесенный с собой факел. Он достал из кармана железное клеймо и долго грел его на огне… А пока грел, он вытащил изо рта вонючую тряпку и стал расспрашивать горбуна…

… Потом Ян Лооз разорвал вонючий жупан этого существа и отбил у него на левом плече «руку с арбалетом» — старый герб Киева. Затем пан воеводский писарь достал из принесенного мешка цепь и кандалы, одел горбуну на грязную шею, связал руки и потащил эту крысу за собой по узкому лабиринту…

… Под землей слышалось чье-то печальное бормотание. Словно кто-то пел грустную песнь. Это Ян Лооз затянул старую известную «думу о казаке Байде»:

… В двери покоев к пану воеводе Адаму Киселю осторожно постучали.

— Войдите! Прошу!..

Дверь скрипнула и открылась. В покои зашел начальник замкового караула Юстин Левский. Он с довольным видом доложил о визите пана воеводского писаря. Обычно, он не делал никаких докладов, но тут решил и сам приобщиться к делу о раскрытии преступлений. Поэтому он торжественно произнес, а воевода Кисель только махнул рукой:

— Пусть заходит! Давно жду какие-то хорошие известия…

Ян Лооз вошел и поклонился.

— Здравствовать, светлейшему воеводе!

— Здравствуй, пан Лооз!

— Какие у тебя вести?! И какие результаты расследования?

— Мы достигли некоторых успехов! — скромно ответил Ян Лооз. Нам удалось наконец задержать похитителя троих детей!

— Хм. Молодцы! Хвалю вас! Кто же этот мерзавец?

— Это — цыган! Кличка — Гришка «Золотой Конь». Он, без предварительных пыток, во всем нам признался! Я вот на этой бумаге собственноручно записал его ответы. Похититель сейчас находится в железной клетке! Ждет справедливого воеводского суда.

— А дети? Что с ними?

— Все с ними теперь хорошо! Дети по своим домам. Их спас наш лекарь Андрей Коршак!

— Лекарь? Вот так дело! Это хорошо! Надо его наградить!

— Да, надо, ваша милость. Лекарь Коршак мне очень сильно помог в поимке опасного убийцы пана подкаштеляна Пясоты!

— Вот оно как? Храбрый человек наш эскулап…

— Да, ваша милость! Он прошлую войну прошел. Убийцу мы нашли и также изловили! Он в другой железной клетке на металлической цепи.

— И кто же это? Тоже цыган?

— Это некое страшное существо. Горбун! Я прошу вас, светлейший пан, ознакомиться вот с этими бумагами, чтобы через три дня судить их.

— Положи их сюда! — воевода Адам Кисель указал рукой на стол.

Пан воеводский писарь Ян Лооз оставил часть бумаг, низко поклонился и приложил руку к сердцу.

— Ты мне вот что скажи, в двух словах, чтобы я не сильно вчитывался в эти ваши писульки. Из-за его…. того? Убили так жестоко нашего пана подкаштеляна Пясоту?

— Это очень длинная история, ваша милость! Мы допросили другого задержанного. Он — бывший служитель пана подкаштеляна. Его слуга, а затем и предатель. Это некий Мирошка. Он предал пана Пясоту и примкнул к злодеям атамана Игнация Чуба. По словам этого мерзавца Мирошки нам стало известно вот что.

И Ян Лооз стал пересказывать слова арестованного Мирошки. Оказалось, что подкаштелян Антоний Пясота был очень жадным человеком! А его убийца горбун — слишком суеверным и, заметьте — очень набожным! Это их и сгубило. Обоих! Горбун по прозвищу «Ангел» и по имени Серафимий промышлял тем, что скрывал в подземелье, где жил довольно долго, похищенных цыганом и его шайкой — детей!

А наш подкаштелян Пясота переправлял мальчиков доминиканцам. А те в свою очередь, продавали их — османам! Все это оформлялось по этой позорной схеме, как некое, — «девширме». То есть — «налог кровью»! Османам нужны были дети — именно славянские мальчики! Ведь это будущие воины и османы платили за них золотом и… удивительными специями! А их днем??с огнем не найдешь в нашем славном Киевском воеводстве! Эти специи нужны были доминиканцам, как свежий глоток воздуха! Из них они производили крепкий напиток — по типу «бенедиктина», которые продавали по всем своим мерзенным шинкам на Подоле. Доминиканцы извлекали бешеные барыши! Кроме того, новому приору Зарембе Южный Посол привозил еще… опиумное молоко!

— Заремба долго его потреблял… зелье затмевало его разум!.. Заремба привез с собой сюда в Киев чемодан, обитый рыжей кожей! Там у него было несколько доз с опиумным молоком, а не ценные иконы! Вы помните, как тогда он так жутко кричал на замковых служек! Вы же вспомните! Его сильно тошнило всю дорогу сюда из Житомира… Когда он выходил, я осмотрел, что у него в чемодане… я нашел это опиумное молоко… Я знал, что это! Видел подобное в Царьграде! — добавил Ян Лооз.

— Страшный человек, однако… — только и произнес воевода Адам Кисель.

— Да. А поскольку власть в Киеве поменялась, новым воеводой стали Вы и Антоний Пясота вдруг сильно испугался! Будто бы его разоблачат! Поэтому он решил выйти из этой опасной игры — торговли живым товаром! И об этом он сообщил письмом одному из своих подельников, а именно горбуну «Ангелу». А то давно вынашивал другой план! Что бы вы думали он желал сделать?!

— Даже не знаю…

— Он желал избавиться от СВОЕГО ГОРБА! Серафимий свято верил в это!

«Ангел» Серафимий где-то пронюхал, что у нашего пана подкаштеляна Антония Пясоты в каблуке его правого ботинка хранится одна чудо реликвия! Святые волосы преподобного мученика Пантелеймона. Эта реликвия исцеляла всех больных и обездоленных! Эти волосы, якобы помогли самому Пясоте, избавиться его от врожденной хромоты! «Ангел» Серафимий верил, что эта святыня поможет и ему избавиться от ненавистного горба! И тут такой случай… пан подкаштелян Пясота испугался и сообщил, что выходит из игры… «Ангелу» был нужен только повод!.. Проникнуть он мог в любое место, которое было соединено с подземными лабиринтами тайными ходами. Это и баня, и тюрьма, и дом пана подкаштеляна и множество других мест здесь в замке…

— Это что же и здесь этот негодяй, тайком побывал? Черт!! — вдруг воскликнул воевода Кисель.

— Не исключено! «Ангел» без труда мог попасть куда угодно! Впрочем, украденные волосы святого Пантелеймона оказались… подделкой! Ничем они ему не помогли! Горб остался горбом! Это только разозлило Серафимия! А поскольку о чудо волосах ему сообщил сапожник Крук, его решено было коварно подставить.

«Ангел» оставил на месте убийства украденное у Крука шило. «Ангел» был хитрый. Я думаю, что он все подслушивал, о чем мы там, в бане с лекарем Коршаком говорили. А потом он же и похитил тело. И через тайный лаз, который мы потом обнаружили в полу у дальней стены в бане, отправил его к себе в подземелье. Серафимий хотел окончательно запутать нас. Это он мне сам рассказал при первом же допросе, когда я попал к нему в его крысиные норы.

— Да, такое часто у нас бывает! Думаешь что это святыни, а по факту значит, что это сплошной обман…! — задумчиво произнес воевода Кисель. Он снова с грустью вспомнил о своей жене Анастасии. О пустом имении в Низкиничах.

Ян Лооз тем временем продолжил:

— … Похищение детей было поставлено в них на широкую ногу!. Мальчиков должен был передать Южному послу наш новый приор Заремба. За это он получал — опиумные молоко, золото и специи для произвоства своего пойла. Приор Заремба контактировал через своего подельника сапожника Крука с цыганом «Золотым Конем» — непосредственным похитителем детей. Тот должен был забрать мальчиков у «Ангела» и доставить их в Доминиканский монастырь! Кстати, появление здесь пана Зарембы тоже не случайность… Именно он причастен к таинственной смерти прежнего приора Ставицкого, который как раз и выдавал разрешения на торговлю «бенидиктином». И также имел с этого определенную выгоду. И вот на это «золотое дело» положил глаз жадный пан Заремба. Мы это выяснили, допросив этого негодяя Мирошку…

— А что же с шайкой, что здесь орудовала по глухим лесам, пан Лооз?

— У нас, в руках правосудия, главарь шайки разбойников — атаман Игнаций Чуб! А помог его поймать и посадить… «Гонта» — агент нашей короны под прикрытием. Это он был в этой шайке… На самом деле это королевский командор-дознаватель — пан Рышард Зайончковский…. Его послал Королевский Сенат, чтобы…. — Ян Лооз все докладывал и докладывал. В итоге воевода Адам Кисель уставшим голосом сказал:

— Понятно. Вот так история! Никогда бы не подумал, что она может случиться здесь в этом пограничном, многострадальном Киеве!..

Ян Лооз завершил свой доклад, положил еще какие-то бумаги на стол воеводе Киселю. Он поклонился и вышел… Пан воеводский писарь плотно закрыл за собой дверь. Адам Кисель поднял подзорную трубу и стал следить за стаей черных воронов, которые медленно пролетали над Нижним Городом — Подолом… На Киев надвигалась лютая зима…

… Через несколько дней у караульной башни Драбской брамы раздался печальный, протяжный звук металлической трубы. Глашатай несколько раз протрубил, сообщая таким образом, что прямо сейчас на замковом майдане объявят всем горожанам какую-то важную новость! Таким образом, людям сообщали о дне и точном времени начала казни.

«Петухи» прозвонили три раза… Пошел снег. Он сразу стал укрывать своим холодным одеялом поставленный эшафот. Глашатаем выступал сам начальник караула Юстин Левский. Он взобрался на высокий толстый пень, на котором когда-то рубили головы, и громким командным голосом стал кричать короткие фразы.

… За жуткие преступления против нашей короны!!!..

… Властью данной светлейшему воеводе нашему Киселю!!!

… Приказано повесить!!!

… После их тела выбросят за городскую черту, где их растерзают крысы и бродячие собаки!!!

… У вас не будет в этом городе никаких могил!!!

… Вы прокляты земной и небесной властью!!!

Четверо стражников подошли сзади к каждому из осужденных и по очереди надели на шеи толстые, холодные петли. Мирошке, Горбуну, цыгану и атаману Чубу. Последнему выбрали самую толстую петлю из всех.

… Потом стражники по команде Юстина Левского — «прочь из этого мира, мерзкие крысы!» быстро выбили деревянные колоды из-под их ног. Тела осужденных в агонии стали, словно черви, жутко извиваться. Через несколько минут все было кончено.

По ногам уже мертвых вытекала теплая моча. Дул ледяной ветер и мертвые тела стали медленно раскачиваться на ржавых петлях.

— Расходитесь прочь! На сегодня это все! — крикнул толпе начальник караула Юстин Левский. — Кровавую спекталь окончен! … Расходитесь по домам!

Вооруженные стражники стали оттеснять городских зевак подальше от виселицы…

… У лекаря Андрея Коршака потрескивал дровами камин. На грубом табурете сидел печальный пан воеводский писарь Ян Лооз.

— Я так и не понял, а где же пан приор Заремба? — спросил удивленный лекарь, — его тоже ждала виселица!..

— Ему удалось сбежать! Как я его сразу не раскусил…

Ян Лооз достал из кармана своей кожанки тяжелый золотой брелок. Еще раз внимательно посмотрел на него. «Голова собаки с факелом в пасти». Именно этот пароль Зарембе нужно было предъявить Южному Послу. Однако, в дело вмешался случай! А если бы не он, что бы было тогда?… Кто знает?…

— Держите, Коршак, это вам на долгую память! — произнес пан воеводский писарь и положил золотую голову собаки на стол.

— Боже правый! А если пан приор Заремба вернется за ней?! — испуганно спросил Андрей Коршак.

— Не вернется! Не волнуйтесь!

— Где же его искать?

Ян Лооз тяжело вздохнул и пожал плечами.

— Знайте, друг мой, где снова станут пропадать дети, а монахи вдруг начнут варить ядовитое пойло под названием «бенедектин» — там и ищите вашего пана Зарембу и его верного «пса господнего» — слугу брата Яниуса. Они вместе сбежали из нашего города… Повезло им…

… Лекарь Коршак также тяжело вздохнул. Он подбросил в огонь несколько сухих дровишек, пригубил горячего, ароматного отвара из малины и грустно посмотрел на золотую голову собаки с факелом в пасти… Ян Лооз печально затянул себе под нос тревожную «думу про казака Байду».

 

Эпилог

… Через три дня после казни, светлейший воевода Адам Кисель и его помощник писарь, который похож на загорелого османа Ян Лооз — сели в карету к вознице пану Кубе и выехали из Киева назад в Варшаву. Переговоры королевского посланника, православного сенатора, богатого магната и чудо-оратора с восставшими казаками абсолютно провалились. В Речи Посполитой уже набрала новые обороты национально-освободительная война. Через месяц казаки славного гетмана Богдана-Зиновия Хмельницкого взяли штурмом бывшую столицу самого крупного Восточного воеводства. Златоверхий Киев мгновенно вспыхнул. Казаки дотла сожгли Воеводский Замок Адама Киселя, а остатки фундамента окончательно срыли с горы…

… Впрочем, киевлянам еще долго, особенно в лютую снежную зиму, грезились во тьме очертания старого замка Киселя. Гора по ночам тяжело стонала, земля двигались. И если прижать ухо к лохматой шапке «кучме», а саму шапку бросить на землю — еще можно было услышать, как безглазый призрак бродит черными подземными лабиринтами и страшно орет не своим голосом:

… Никто у меня не отнимет мою мечту!!!! Никто!!!

Я хочу ограбить Печерскую Лавру!!!!..

Киев, Сентябрь 2016-го года.