Сын гончара Яся проснулся от странного запаха и в жуткой тишине вокруг. Он не мог пошевелиться. Руки, ноги были связаны, во рту мерзкая тряпка. Последнее, что он помнил, кто-то сзади подошел, сунул ему под нос вонючий платок и зажав сильной рукой дал им подышать. Мальчик вскоре опьянел и отключился. Он не мог помнить, как на него тут же одели большой холщовый мешок, быстро перенесли на телегу и двое цыган отвезли его к крутому холму прямо под замком. На похитителей никто не обратил внимания. Мол, едет себе воз с Житнего рынка да и едет. Что тут такого? Везут люди добрые большой мешок картошки на продажу. Поэтому эти двое негодяев без проблем дотащили свою ношу к кривому толстому тополю, на который никто никогда не обращал внимания. У основания ствола дерева был старый пень. Он как раз и отодвигался в сторону…

… Это был тайный вход в старый заброшенный склеп. Вниз вели поросшие зеленым мхом каменные ступени. Мальчика в мешке принесли именно туда, к потаенному входу в подземелье. Вскоре эта ноша перекочевала внутрь. Похитители ветвями замели свои следы, бросили пучок перечной мяты, на случае, если их замковая стража вдруг будет искать с собаками…

… За такую??ценную добычу, эта земляной крыса дала им 30 серебряных монет. За одного мальчика!..

Цыган по кличке «Золотой Конь» перекрестил мешок, поцеловал руку с деньгами и он со своим подельником ушли восвояси…

А эта страшное существо поддело своей железной рукой мешок с усыпленным мальчиком, положило его на тележку и покатило тело вглубь горы. Несмотря на свой небольшой рост, это существо было очень сильным человеком…

… Яся пришел в себя… Он не понимал, ни где он оказался, ни что с ним произошло. Внутри полутемного пространства пахло какой-то гнилью, болотной тиной и затхлой плесенью. Где, как ему казалось, капала вода. Он повернул голову и увидел тускло горящий факел. Мальчик был на цепи. Нога в кандалах, конец цепи уходил куда-то далеко вглубь лабиринта… Значит, здесь кто-то есть еще. Так ему показалось. Пол в этом прострастве был выложен обожженным кирпичом. Все это напоминало какие-то огромные подвалы. Пламя факела слегка затанцевало. Значит, здесь иногда бывал и сквозняк. А где сквозняк, там должен быть свежий и чистый воздух! Яся подумал, что если пламя шевелится и танцует, значит, кто-то сюда идет. Может это отец, который узнал об этом месте, придет и спасет его…

…Но это был не отец…

… Раздалось тяжелое крехтение. Яся понял, что это было живое существо. Из-за поворота таинственного лабиринта вдруг вышел… маленький, но плотный горбун. Лица его не было видно, его скрывал вонючий, прогнивший капюшон. Горбун был очень сильным. Жизнь в подземелье его закалила. Выходил он только ночью, либо рано утром, когда еще не начинало светать. Он боялся испортить себе зрение. Горбун подошел к Ясе и ловким быстрым движением перевернул мальчика на бок. Он осветил его факелом и осмотрел его. Внешних, видимых повреждений не было видно. Мальчик был цел, хорош собой. Горбун жадно улыбнулся.

— Кхе-кхе-кхе… Я вас скоро покормлю… — раздался мерзкий утробный голос. От горбуна очень плохо пахло. Давно немытым телом и разлогающейся гнилью.

— А пока сидите здесь! Не шевелитесь! Все равно вы отсюда никуда не выйдете! Пока не выйдете! Гы-гы. Эх, мне в комплект еще двух не хватает…. Э-хе-хе… Вот было бы дело!..

— Я вас покормлю? — подумал Яся. — значит я здесь не один. Все правильно. Может мне показалось?! Но где тогда остальные? Может в темных глухих лабиринтах, или вонючих комнатах, может здесь есть такие, как я?…

— Тебе надо поспать… — мерзкий горбун вытащил кляп и поил мальчика. Не успел Яся что-то произнести, как это существо ловко засунуло ему тряпку. Толкнул голову назад.

— Не невелиться! — напомнил он и показал Ясе свою правую руку. От этого зрелища у мальчика на спине пробежали мурашки и выступили капли холодного пота. Рука, которая ранее была, настоящей человеческой, теперь была пугающей и металлической. Как механические грабли. С острыми, вместо, пальцев пятью когтями-крюками. Один из них, тот, что заменял мизинец, был отломан и отсутствовал… Горбун пригрозил Ясе этой рукой. Он проверил все узлы, развернулся и побрел в другую комнату. Яся остался один… Он думал об отце… Ему так хотелось увидеть солнечный свет, свою улицу…

— Двух. До какого-то комплекта… — подумал мальчик, — какого это еще комплекта?… Может он решил меня съесть?…. Эх, как мне отсюда выбраться?… Он смотрел на факел и глаза его стали слипаться. Этот подлый колдун, видимо, что-то подсыпал Ясе в питье и это вещество стало действовать на сознание мальчика…

… Яну Лооз снова привиделся Белый Рыцарь. Всадник говорил редко. Всегда что-то делал, что-то показывал. Оставлял ему загадки. Если было время и желание, и если Ян Лооз помнил их, то он пытался проанализировать эти видения, чтобы потом утром попробовать разгадать все это… Если помнил, конечно…

Пан воеводский писарь проснулся вспотевшим. В холодном поту. Уже рассвело и семь раз продзенькали «Петухи» на Воеводской браме.

… Ян Лооз встал, сладко потянулся и выпил кружку воды. Затем стал умываться. Он посмотрел на себя в небольшое зеркало, висевшее над медным тазом. Под глазами были темные круги, кожа с зеленым оттенком, значит, он плохо спал, ему снились какие-то кошмары. Но он их, слава Богу, не помнил… Он сделал несколько приседаний, потом отжался от пола. Он стал собираться. Оделся. Надо было доложить пану воеводе Киселю, пожелать здравия, а затем отправляться на Гончарную улицу. Найти отца пропавшего мальчика. Еще раз поговорить с ним. Может, он что-то еще вспомнит. Затем нужно осмотреть место, откуда исчез мальчик Яся. Посмотреть на людей, зайти в корчму, выпить кружку, а то и две козелецкого пива, послушать местные подольские байки. Кто что на Подоле говорит, чем живет нынче. Нужно было порассуждать, еще раз прикинуть факты. Ян Лооз всегда так делал, чтобы понять, чем живет эта улица, эти люди…

… Именно для таких целей он переодевался в обычного старьевщика… Через посыльного он отправил Его Милости пану воеводе записку. Что будет занят в этом темном деле с похищениями до вечера. Мол, есть задачи, которые нужно выполнить… О них он доложит Адаму Киселю несколько позже.

Ян Лооз спустился к Воеводской браме. Там было караульное помещение. Он заранее договорился с караульным десятником. Пан воеводский писарь оставил там свою привычную верхнюю одежду. Достал из принесенного мешка грязные тряпки, а именно вонючие лохмотья. Стал одевать это все на себя. Через несколько минут он сильно изменился. Пана воеводского писаря теперь было не узнать. К тому же он измазал себе лицо и руки пеплом. И так он стал похож на нищего или на старьевщика с того же Житнего торга. Он перебросил грязную сумку через плечо. В ней были самые старые вещи и пан воеводский писарь пошел вниз к урочищу Гончары-Кожемяки…

… Над урочищем уже с утра вился едкий дым и царила страшная вонь. Скорняки с первыми петухами развели огонь под огромными чанами и стали варить вонючие воловьи кожи. А в домах, где жили гончары, послышался характерный треск, крутящегося гончарного колеса. Ловкие руки стали лепить из мокрой глины горшки, крутить высокие пивные кружки.

Ян Лооз быстро отыскал дом гончара Тимка Малого. Тот вышел на стук в зеленую дверь и увидел перед собой неизвестного старьевщика. Тимко хотел было послать его подальше. Ян Лооз приложил палец к губам.

— Тихо ты! Не кричи! Ты вчера был у пана светлейшего воеводы в замке. Я и тот человек… что пообещал найти твоего сына… Я просто не хочу лишнего внимания, Тимко! Давай отойдем в сторону, и там без посторонних ушей ты мне еще раз коротко расскажешь все и покажешь то место…

Гончар кивнул. Тимко Малый все понял. Он вытер руки сухой тряпкой, сказал кому-то, что еще «одна минута». Затем он отдал подмастерьям какие-то распоряжения о постоянном огне в печи и он вышел на улицу к Яну Лоозу. Тимко Малый говорил не громко, но очень внятно.

— Обычно, мой Яся играет перед домом, вот здесь. И я его, если надо, вижу в это окно. Иногда он заходит вот сюда, здесь у нас двор, видите, он защищен старым забором. Здесь также легко спрятаться… И не видно, кто и что здесь.

Тимко Малый сообщил, что в последний раз сын говорил, что будет именно там… Когда пришло время звать его на ужин, Яси уже там не оказалось… Гончар обегал все, он уже вчера об этом говорил. А здесь у них все заняты своими делами… Никто не обратил внимания, кто здесь появляется, куда проезжает, проходит мимо, куда и зачем…

Гончар Тимко Малый был опечален исчезновением сына…

— Эх, был бы только он жив, мой Яся….

— Я же вам сказал, если он жив, я его найду! — ответил ему «старьевщик».

Гончар пожал сильную руку Яна Лооза, буркнул, что его ждет какая-то незавершенная работа. Мол, если что-то будет известно, пусть сообщит в любое время дня и ночи. Он будет ждать послание…

Ян Лооз попрощался с гончаром и решил еще раз осмотреть место.

— Будь я на месте похитителя, как бы я действовал, чтобы быстро и незаметно нейтрализовать ребенка?! — думал он. — Ведь мальчик может закричать, начать брыкаться ногами, кусаться… Да мало ли что… Значит, его можно было бы услышать! А если этого не произошло, то действовал профессиональный похититель детей! Он знает, как избежать всего этого ненужного шума…. Даже не знаю… Бить он не бил его, зачем? Накинуть на шею петлю? Чтобы удавить? То же не вариант… Что ж… профессиональный похититель детей?! Кто же это может быть?

Ян Лооз задумался…

У него за спиной послышался скрип колес. Мимо проехал груженый воз, запряженный старой клячей.

— Тамара, но! Давай, давай, шевели копытами! — прикринул на лошадь один из мужчин и слегка хлестнул «Тамару» кнутом.

Это гончары везли на Житный рынок свой товар… Горшки и большие чаны. Они бились боками и звенели в такт. Один гончар подгонял другого.

— Давай-давай, Стефко, поторопись! Что ты как и вошь у цыгана на гребешке…

— О! Конечно же, цыгане! Вот кто мог похитить мальчика… — подумал Ян Лооз. — Нужно искать цыган…

… Пан воеводский писарь решил еще раз пройтись по Гончарной улице, вниз к Воздвиженской. До поворота к Житнему рынка. Вскоре, он оказался на углу Житнеторжской улицы. Там, на повороте, у небольшой двухэтажной деревянной постройки, он нашел неприметную корчму. Названия у нее не было. Вывески тоже. Но местные, те, кто там бывал не раз, называли ее между собой просто: «У Натана». По имени хозяина этого почтенного заведения…

Именно туда решил и зайти Ян Лооз. Не мешало бы что-то съесть, выпить и даже согреться… Бокал-другой пива. Не более.

… Дубовые двери подло скрипнули. Хозяин специально не смазывал их салом петли, чтобы слышать, кто входил… Натан обернулся от стойки со штофами к неизвестному посетителю. Некоему «старьевщику». В руке корчмаря была мокрая старая тарелка. Он вытирал ее грязным, дырявым полотенцем. У Натана не было пейс, он был чисто выбрит «под колено». Одет в черный кафтан. Засаленный, не раз чищенный. Под кафтаном была когда-то кристально белая сорочка. А под ней, на шее, на веревке болтался необычный серебряный крестик. Если взглянуть на обратную сторону, то посередине были высечены два соединенных между собой треугольника. Невидимая для обычных человеческих глаз — звезда Давида. Натан был выкрест. Он выгодно поменял веру своих родителей. Так было удобно в те страшные времена. У него был длинный крючковатый нос. Тонкие, потрескавшиеся губы. Правый глаз начинал странно моргать, если вдруг пан Натан нервничал… Хозяин отложил щербатую старую тарелку языком достал из треснувшего зуба кусок засохшей рыбы, выплюнул это на пол и уставился своими миндалевидными глазами на посетителя. Некоего «старьевщика». Его он будто бы видел впервые…

— Здравствуйте вашей хате! — с ходу объявил Ян Лооз.

— Ну, здоров, если не шутишь, а деньги у тебя есть, халабудник иерусалимский? — спросил Натан. Ян Лооз сказал, что, мол, да имеются. Он достал указательным и большим пальцами из внутреннего кармана несколько серебряных монет и показал их корчмарю Натану. Тот одобрительно кивнул головой и показал рукой на стол у грязного запыленного окна.

— Садись там, бродяга! Я сейчас закончу с делами, а ты мне скажешь, что будешь выпивать! — сказал Натан. Ян Лооз стал оглядываться по сторонам.

Эта корчма была классическим подольским шинком-наливайкой. Низкий закопченный потолок, как у всех. Грязный, вытоптаный тысячей пьяных ног пол. На нем редко кто солому менял… В самой соломе, если покопаться, можно было обнаружить засохшие рыбьи кости, куски хлеба. За спиной у пана Натана располагалось несколько полок с кувшинами и различными бутлями, штофов и полуштофов. Там же был невысокий сервант, в котором хранилась посуда. Это чарки различного калибра. Столовые приборы от совершенно разных сервизов… Но самое интересное, что привлекло внимание Яна Лооза прямо за спиной Натана это несколько православных икон. Покрова Пресвятой Богородицы и Святой Лазарь… Вероятно копии икон. Они были словно обереги у Натана. Если вдруг в этом засаленном шинке начиналась драка, то хозяин заведения считал, что в православные иконы никто стрелять не будет. И соответственно в пана Натана тоже. Тем более, совсем рядом располагается храм святого Николы. Местным посетителям, пьяницам весь этот антураж, этого веселого балагана, очень был кстати. К вечеру корчма «У Натана» превращалась в театр. Потому что туда приглашали различных музыкантов, и славный народ кутил до умопомрачения, до утра…

… Ян Лооз оглянулся. Вид у него здесь был очень удачный. Из окна он мог видеть, кто подходит к шинку, или просто идет мимо, явно направляясь в сторону Житнего рынка. Кроме того, он хорошо со своей точки мог наблюдать за тем, что происходит здесь, внутри самого шинка. Пожалуй, все яркие события «У Натана» случались ближе к вечеру.

Наконец к нему подошел сам пан хозяин. Натан был с грязной тряпкой на запястье руки.

— Пялиться в окна будешь дома! Если он у тебя есть, бродяга! А здесь уважаемые и дорогие люди едят и выпивают! Даже с утра! Но, бенедиктина говорю сразу — нет! Понятно?! Есть горький черниговский мед, остатки нашего подольского пива, жженое вино из ржаного хлеба. Вкуснятина! Пальчики откусишь! Из холодных блюд только вчерашние пироги с тушеной капустой. Больше пока ничего нет… Рано ты сюда пришел…

— Пива. Пенного. Два кружки, — сказал Ян Лооз, показал два грязных пальца и улыбнулся. Он смотрел в черные миндалевидные глаза пана Натана. Тот кивнул. Причем сделал довольно странное движение шеей, она слегка хрустнула. Натан открыл рот, сказал: сейчас усе сделаем! и Ян Лооз заметил несколько золотых вставных зубов.

— Сколько же ему лет? 45? 50? Или больше? Их племя не разберешь! Интересно давно у него эти зубы? — думал про себя Ян Лооз. — Да и этот жест откуда-то мне знаком…

Какие древние воспоминания нахлынули на Яна Лооза. Ему вдруг стало казаться, что он здесь уже был когда-то!!.. Но когда?! Ведь он всего несколько дней назад приехал сюда в Киев.

— Пиво. Подольское! Два кружки! Как заказывали! — произнес Натан и поставил пенный напиток рядом с Яном Лоозом. Это были две совершенно разные кружки. Одна глиняная с отбитой ручкой, вторая когда-то знавала лучшие времена и явно жил в кабаке где-то на родине пива в Баварии или в Южной Богемии. У кружек были трещины и они немного протекали… На столе появилось несколько капель…

— Ну… если так дело пойдет, я останусь совсем без всякого пива….

Ян Лооз взялся за кружку, за ту, что жила когда-то в Баварии или в Южной Богемии, и тут на правом запястье открылась его татуировка… арабская вязь…

… «Нет Бога, кроме Аллаха…»

…Пан воеводский писарь заметил, как у Натана расширились зрачки. В них взметнулась молнии, а потом все резко потухло. У пана корчмаря потемнело в глазах. Правый стал подергиваться и моргать…. Это заметил пан воеводский писарь, который продолжал играть роль «старьевщика»…

Ага, видимо, этот человек знал, его Яна Лооза и знал кое-что о его татуировках. Но откуда?! Черт его разберет? — думал пан воеводский писарь.

Он сдул пену и отхлебнул пива.

— Э… простите меня великодушно, мой пан… А вас всегда звали Натаном, уважаемый?

— Всегда, сколько себя помню. Натан. Даже когда я крестился! Пьяный поп сказал, шо теперь для рифмы будет звать меня Нафаня. Ведь времена нынче скверные для нашего народа, гонят нас отовсюду, режут, вешают и убивают. Поэтому меня можно звать любым удобным для вас православным именем. Я не обижусь. Мои поклонники и клиенты, собственно, так и делают. Поэтому не удивляйтесь, если услышите любое обращение в мой адрес… Любое! — ответил хозяин и ткнул себя грязным ногтем в грудь.

— Так сколько же вам лет? — прямо спросил Ян Лооз.

— Сто двадцать пять будет как раз в этот шабат! А что?… Заходи, бродяга, отметим эту крупную юбилейную дату! Ну, выпивка за??твой счет, конечно!

— Сто двадцать пять?! Врешь…

— Я вру?! Ты чего, старьевщик?! А может ты ищейка, чтобы здесь все вынюхивать? Вопросы такие провокационные ставишь мне?! А?

Ян Лооз отрицательно помотал головой.

— А пиво у вас невкусное и несвежее! Бокалы текут, словно кошка в марте… За это можно пожаловаться пану воеводе… — Ян Лооз мог напугать его серебряным орлом — принадлежностью к королевской власти, но не стал этого делать. Он решил играть в «старьевщика» до конца. Ему просто необходимо было понять, что это за человек и откуда он его, Яна Лооза, может знать…

— Жалуйся! На здоровье! Кому хочешь, хоть воеводе, хотя королю, хоть архиепископу Житомирскому… хоть в Варшаву пиши письма, кардиналу в Краков, хоть архиепископу в Царьграде! Понятно?

Натан нагло улыбнулся…. Он скрестил на груди руки. Его правый глаз снова стал дергаться. Было видно, что он о чем-то активно размышляет… или что-то замышляет недоброе… За окном громко заржал конь. Проехала какая-то подвода…

— Слушай, Натан, мне бы коня достать нормального, не клячу-доходягу… — медленно произнес Ян Лооз и оглянулся на окно. Он решил сменить тему. И направить разговор в русло разыскиваемых цыган.

— Всем надо лошади… зачем тебе? — спросил Натан — ездить или лавку открыть? Кстати, конина сейчас хорошо под закуску идет… Голод и нищета преследуют наше воеводство! Жуткая ситуация во всем нашем королевстве. Сильно теперь люди не доедают… Даже, говорят, у короля Яна-Казимира меню в два раза покромсали. Ну, так мне рассказывали. Были здесь заезжие гости из самой Варшавы. А тут каждый второй выпивоха в нашем славном городе спрашивает про конину… Черт! Распоясались сейчас люди добрые, распоясались!

— Ты не понял. Мне ездить. По делам, на большие расстояния. А не на закуску резать коней…. - сказал Ян Лооз.

— Иди вон туда! — Натан указал рукой на улицу, — на Житнем рынке, там в самом конце, на углу майдана, у Хоревой улицы продают… это прямо перед загоном со свиньями и коровами…

— Но там же дорого! Там с меня 15–20 золотых сдерут! Это же грабеж! А мне нужно подешевле!

— Жлоб. Подешевле — только ворованные!.. — четко и рассудительно произнес Натан и зажмурил веки. Его нервный глаз только успокоился…

— Ну да, мне такой и нужен. — ответил пан воеводский писарь. — Я его потом подкрашу, подковы коню поменяю на другие. И его родной отец не отличит… — Ян Лооз достал кожаный кошелек и вытащил из него серебряную монету. Пол немецкого талера 1645-го года. Почти 12 граммов серебра 925-й пробы… Без примесей, без спилов, чистая, добротная монета. Не подделка. Натан улыбнулся такой невиданной щедрости этого «старьевщика»…

— Хм. Благодарим, мой спаситель… — Натан взял тяжелую монету, пощупал ее и положил в правый карман засаленного кафтана. Правый карман — это к удаче! В левом — он никогда денег не хранил. Там у Натана всегда лежал острый кривой клинок — «ханджар». На всякий случай.

— Тогда тебе, бродяга, нужен, Гришка «Золотой Конь». Это кличка вора. Он — мастер таких скакунов красть… ты просто его найдешь и узнаешь. У него в ухе, в левой мочке, тяжелая серьга в виде конской головы. Это его талисман… Из чистого золота! Сколько охочих было эту цацку у него срезать вместе с ухом?! Но Гришка хитрый и ловкий! Ему такого любителя легкой наживы цыганским сапожным ножом пырнуть, что тебе бутыль горелого вина опрокинуть…

— А где мне его найти? Этого Гришку… — спросил Ян Лооз.

Натан задемался.

— Не знаю, может, в городе он где-то схоронился… Может, сидит в тюремной яме за кражи лошадей… Черт его знает… Но вероятно в курсе Тойбо. Это старый цыган. Он — слепой. Этот дьявол на Житнем рынке меченые подковы продает. Ты, бродяга, никогда не покупай у него! Никогда! Это обман для лопухов.

Пан воеводский писраь слушал и вникал в тонкости аферы с краденными лошадью. Натан продолжал.

— Подкуют они доброго коня, который им приглянулся, и потом по этим подковам скакуна быстро находят и крадут! Где бы он не ночевал! Это у них как метка! С Тойбо ходит мальчик-поводырь. Он наводчик. А сам цыган будто промежуточное звено… Ему говорят что надо, а он далее передает… А мальчика зовут Геделе. Эта шайка с Гришкой «Золотым Конем» в сговоре… Учти это, бродяга!

Ян Лооз выложил на стол еще несколько медных солидов, всего полтора гроша. Это расчет за дрянное пиво и сверху еще одну серебряную монету — 1 полугрош. Это сверх того, что он должен был заплатить Натану за пойло. Деньги были хорошим довеском к тому серебряному полуталеру. Натан снова одобрительно кивнул невиданной щедрости этого необычного «старьевщика». Хозяин продолжил.

— Ты с этим мальчиком аккуратнее! Он тайные знаки подает цыгану Тойбо. Про него говорят, что он и не слепой, а только хорошо притворяется. Многое чует на самом деле!..

Еще одна последняя серебряная монета номиналом в 1 полугрош окончательно развязали Натану язык…

— Слушай! У них и свой пароль-отзыв имеется. Для распознания исключительно своих людей!

— Какой же?

— Последний, о котором мне говорили, был таким: «у какой моей крали — ожерелье все в серебре?»

— Ну? У какой? Это так, чтобы я знал правильный отзыв, Натан… — уточнил Ян Лооз.

— «У той, что хоронят»!

— Ясно… Слушай, а если у меня не получится? Они не скажут, где мне найти этого Гришку «Золотого Коня»? Что тогда?

— Здесь, я тебе ничем больше не помогу… — ответил корчмарь, — Придумай сам, ты же изворотливый умник… У тебя денег вон полный кошель… Хватит и на нового коня… И на подкуп этих проходимцев…

— Будь здоров, Натан, а не чихать тебе и не кашлять!

— И тебе держать себя в тонусе!

Прямо от этого корчмаря выкреста Ян Лооз отправился на новую встречу. По дороге он выдумал легенду, что, мол, у него на примете есть одно выгодное дело. Об ограблении и именно ему для этих целей нужен исключительный специалист. Лучший в своем роде Гришка «Золотой Конь»…