– Именем республики! – послышался возглас. Когда испуганная Анна Ми отворила входную дверь, перед ней оказалось пять человек. Четверо были в мундирах национальной гвардии, пятый был опоясан трехцветным с золотой бахромой шарфом, что указывало на принадлежность к членам Национального конвента. Анна Ми тотчас поняла грозившую дому опасность. Кто-нибудь донес на Деруледе в Комитет общественной безопасности, и визит страшных гостей означал обыск в доме.

Человек с трехцветным шарфом прошел в гостиную, сделав знак своим спутникам окружить Анну Ми и лишить ее таким образом возможности побежать в кабинет и предупредить Деруледе. У двери кабинета человек с трехцветным шарфом остановился.

– Именем республики!

Деруледе не сразу выпустил руку, которую только что осыпал поцелуями. Он еще раз поднес ее к своим губам, как бы прощаясь на вечную разлуку, затем направился к двери, из-за которой в третий раз, согласно обычаю, раздалось: «Именем республики!» По пути Деруледе бросил быстрый взгляд на портфель с документами. Пакет был слишком велик, чтобы его спрятать, да и было уже поздно. В этот момент его взгляд встретился со взглядом Джульетты, и в нем он прочел столько любви, что его минутная слабость бесследно исчезла. Так как на третий призыв все еще не было ответа, то дверь распахнулась, и Деруледе очутился лицом к лицу с разъяренным Мерленом. Да, это был сам Мерлен, автор «Закона о подозрительных», который восстановил человека против человека, отца против сына, друга против друга, каждого превратив в гончего пса, бегущего по кровавому следу. В музее Карнавале хранится портрет Мерлена, написанный незадолго перед тем, как он сам искупил свои злодеяния под ножом гильотины, которую он точил для своих ближних. Художник удачно изобразил его нескладно скроенную фигуру с длинными руками и ногами, узкой головой и змеиными глазками. Подобно Марату, молочным братом которого он был, Мерлен одевался неряшливо и даже носил рваное платье.

Увидев спокойного, хорошо одетого Деруледе, Мерлен злорадно усмехнулся. Он всегда ненавидел его и целых два года безуспешно старался возбудить против него подозрение. Наконец-то Деруледе в его власти!

– Voyez-moi donc ça? – начал он грубо. – Вы десять лет плели заговоры против народной свободы. Возмездие наконец настигло вас. Национальный конвент желает знать – какое преступление готовите вы под этой крышей!

– Я к вашим услугам, – спокойно проговорил Деруледе, посторонившись, чтобы пропустить в комнату Мерлена и его спутников. Сопротивление было бесполезно.

Джульетта не издала ни звука, не двинулась с места. Если можно минутой невыносимого страдания искупить тяжкий грех, то она, конечно, теперь искупила свой проступок. Пока Мерлен еще оставался за дверью, она схватила с чемодана портфель и, бросив его на диван, села рядом, прикрыв его широкими складками платья.

– Да вы не один здесь, гражданин депутат? – воскликнул Мерлен, и его змеиные глазки уставились на Джульетту.

– Это гостья моей матери, гражданка Джульетта Марни. Прошу вас не забывать, что всем нам, французам, не чужды рыцарские чувства в отношении наших матерей, сестер или гостей.

Грубый не только внешне, но и в душе, Мерлен сразу составил соответствующее своим понятиям мнение об отношениях между Деруледе и его «гостьей».

«Разжалованная любовница, – решил он, – она ему надоела, и он бросил ее. Из мести она предала его. Воображаю, какая тут сегодня разыгралась сценка!»

– Откройте ставни! – приказал прозорливый представитель народа. – Здесь темно, как в склепе.

Когда яркий дневной свет ворвался в комнату, Деруледе увидел, что портфель исчез с чемодана, и сразу догадался, кто его спрятал. Его сердце наполнилось глубокой благодарностью за эту благородную попытку спасти его. Но в этот момент он отдал бы жизнь, чтобы исправить то, что сделала Джульетта; решившись на этот поступок, она становилась его сообщницей. Но теперь он уже не мог отказаться от этой помощи, не компрометируя ее. Он старался даже не смотреть на нее, отлично сознавая, что малейшее дрожание век может погубить их обоих.

– Итак, гражданин депутат, что же вы нам скажете? – злорадствовал Мерлен.

– Возводимое на меня обвинение не заслуживает ответа, – спокойно проговорил Деруледе. – Моя преданность республике всем хорошо известна, и мне кажется, что Комитет общественной безопасности должен был бы пренебречь анонимными доносами на верного слугу французского народа.

– Комитет общественной безопасности прекрасно знает свои обязанности. Надеюсь, вы не окажете сопротивления обыску, к которому мы сейчас приступим?

Деруледе молча подал Мерлену связку ключей. Двое, принявшись за письменный стол, стали выбрасывать на пол все его содержимое. Среди разных бумаг и записок оказались наброски знаменитой речи в защиту Шарлотты Корде. Мерлен схватил их, как дорогую добычу. Кроме этого не нашлось ничего компрометирующего. Такими же тщетными оказались попытки найти что-нибудь и в чемодане.

Мерлен сидел в глубоком кожаном кресле. Его длинные с грязными ногтями пальцы нетерпеливо отбивали такт на ручках. Время от времени его глазки устремлялись на Джульетту, как бы ища ее содействия. Виконтесса отлично поняла значение этих взглядов. Ее глаза, казалось, указывали Мерлену, где искать улики.

Наконец перебрали каждый клочок бумаги, осмотрели каждую вещь.

– Обыщите его! – заорал ослепленный яростью Мерлен.

Деруледе не оказал ни малейшего сопротивления, но, когда этот оскорбительный осмотр ни к чему не привел, Мерлен окончательно пришел в отчаяние. Он знал, что Деруледе не простит ему бесцеремонного обращения и может восстановить против него чернь. Кроме того, он был уверен в виновности Деруледе и сознавал, что улики существуют, надо их только найти. Он еще раз посмотрел на Джульетту. Она пожала плечами, указывая глазами на дверь. «В доме есть и другие комнаты», – говорил ее взгляд.

Мерлен стоял между Джульеттой и Деруледе, так что последний не видел, как они переглянулись.

– Надеюсь, вы ничего не имеете против обыска в других комнатах? – сказал Мерлен.

– Пожалуйста! – последовал короткий ответ.

– Прошу следовать за нами, – обратился к Деруледе Мерлен, а затем, приказав своим спутникам вывести его, повернулся в сторону Джульетты. – Что касается вас, гражданка Марни, – злобно прошипел он, – знайте, что, если вы призвали нас напрасно, с вами не будут церемониться. Запомните это! Не выходите из комнаты, пока я не вернусь. Мне нужно кое о чем побеседовать с вами.

Когда стихли шаги удалявшихся нежеланных посетителей, Джульетта решила было спрятать портфель в своем платье, но после минутного размышления поняла всю несостоятельность такого намерения. Нет, нужно как можно скорее вынести компрометирующие бумаги из кабинета.

Она приоткрыла дверь и прислушалась; все отправились в спальню Деруледе, находившуюся в самом конце нижнего коридора. Может быть, она успеет. Надо поставить на карту решительно все. Если ее поймают, ничто не спасет их обоих. Спрятав портфель в складках своего платья, она тихо пробралась по мягкому ковру до площадки и незаметно проскользнула в свою комнату. Все было делом одной минуты. Затворяя за собой дверь, она слышала громкое приказание Мерлена сторожить площадку лестницы.

В глубоком кресле мирно спала Петронелла. Очевидно, старушка утомилась от сборов и спокойно заснула, не подозревая, какие события происходят в доме.

Быстрым и ловким движением ножниц молодая девушка разрезала портфель, собрала все бумаги и, разорвав некоторые из них на мелкие клочки, бросила все в печь. К несчастью, стоял август и печь не топилась. Но нужно было во что бы то ни стало уничтожить бумаги.

На стене, над ее кроватью, висело изображение Мадонны с Младенцем на руках. Джульетта вылила на бумаги масло из теплившейся перед образом лампы и подожгла их.

Почувствовав запах гари, старая Петронелла проснулась и пришла в ужас, узнав, в чем дело, но получила от своей госпожи приказание сейчас же идти на кухню.

– Боже милосердный! Пресвятая Дева! Матерь Божья! – причитала растерявшаяся старуха, спеша выполнить приказание.

Открыв дверь, она впустила в комнату струю свежего ветерка, и последняя искра погасла в печке. Поспешно осмотрев уцелевшие клочки бумаги, Джульетта убедилась, что не было ни малейшей возможности разобрать написанное. Все, что могло служить обвинением против Деруледе, уже обратилось в пепел. Остатки бумаг нечем было зажечь, так как лампа погасла. Что делать с кожаным портфелем? После минутного размышления Джульетта бросила его в чемодан между платьями и вышла из своей комнаты.