Маргарита Блейкни не колебалась ни мгновения. За дверью «Серого кота» далеко в ночи умерли последние звуки. Она слышала, как отдавал приказания людям Дега, отправляясь к форту за подкреплением. Шестерых было мало, чтобы взять в плен ловкого англичанина, неистощимый ум которого представлял опасность гораздо большую, чем его доблесть и сила. Несколькими минутами позже она услышала сиплый голос жида, понукавшего свою клячу, и стук колес неуклюжей повозки по жесткой дороге. Внутри харчевни все было тихо. Брогар с супругой, напуганные Шовеленом, не подавали никаких признаков жизни. Им очень хотелось, чтобы о них забыли, и, что бы там ни было, старались остаться незамеченными. Маргарите даже не было слышно обычного потока их чертыханий.

Подождав еще несколько мгновений, она тихо соскользнула по шатким ступеням и, завернувшись поплотнее в плащ, вышла из харчевни. Ночь была темной как раз настолько, чтобы скрыть из вида ее фигуру, в то время как чутким слухом она вполне различала стук движущейся впереди повозки. Маргарита надеялась, что, пробираясь по канаве обочины, она будет невидимой для многочисленной стражи, которая, по ее представлению, должна находиться буквально всюду, а также для людей Дега.

Именно таким образом она и отправилась этой ночью, пешком, в последний этап своего изнурительного путешествия. Примерно три лиги до Микелона, затем к хижине папаши Бланшара, где, если еще не на самой дороге, должна состояться фатальная, последняя битва.

Еврейская кляча не могла ехать быстро, и поэтому, несмотря на усталость и нервное возбуждение, Маргарита понимала, что без труда сможет поддерживать необходимую ей дистанцию на этом каменистом пути, поскольку бедное животное, едва живое, постоянно нуждалось в продолжительном отдыхе. Дорога, лежавшая довольно далеко от моря, была окаймлена редким кустарником и низкорослыми деревьями, кое-где еще сохранившими листву. Все они, отвернувшиеся от севера, были подобны жестким волосам привидений, раздуваемым непрерывным ветром.

Луна, к счастью, не торопилась показываться из-за облаков, и Маргарита осторожно шла по обочине, держась поближе к низким кустарникам, удачно прикрывавшим ее. Вокруг все было тихо, только далеко, очень далеко в стороне раздавался тягучим и мягким стоном звук отдаленного моря.

После долгого бездействия в грязной вонючей харчевне Маргарита наслаждалась осенней ночной свежестью и отдаленным меланхоличным шумом волн. И ей еще долго предстояло идти в этом спокойствии и безмолвии уединенного места, в тишине, нарушаемой лишь пронзительным и жалобным криком далеких чаек и скрипом колес где-то впереди на дороге. Ей нравилась ночная прохлада и мирное безразличие природы на этом отдаленном участке побережья, но сердце было переполнено великой болью, жестокими предчувствиями и непреодолимой тягой к единственно дорогому человеку.

Ноги скользили по траве на обочине; по самой дороге она идти не решилась, считая, что так будет опаснее, и теперь с трудом находила узенькую тропку вдоль грязного склона. Она старалась особо не приближаться к повозке, потому что стояла такая тишина, что стук колес вряд ли мог оказаться надежным товарищем.

Безмолвие было абсолютным. Далеко позади уже едва виднелись огоньки Кале, а на всей дороге не было заметно никакого признака человеческого обитания: ни рыбачьего домика, ни хижины дровосека. Далеко справа возвышались острые скалы, под которыми тянулся каменистый берег, и бесконечно накатывающийся прилив долетал оттуда постоянным шорохом. Впереди же слышался стук колес, сопровождающий безжалостного врага к его триумфу.

Маргарита размышляла, в каком месте уединенного побережья мог сейчас находиться Перси. Скорее всего, где-то достаточно близко, ведь он выехал не, более чем на четверть часа раньше Шовелена. Знает ли он, думала Маргарита, что в этом прохладном, пропитанном запахом океана уголке Франции скрывается множество шпионов, напряженно высматривающих повсюду его высокую фигуру, идущих за ним по пятам и ожидающих его вместе с ничего не подозревающими друзьями, чтобы захлопнуть ловушку сразу за всеми.

Шовелен же, трясшийся впереди на еврейской повозке, убаюкивал себя приятными мыслями. Думая о сплетенной им паутине, он потирал свои ручки, уверенный в том, что вездесущий отчаянный англичанин больше не может рассчитывать на спасение. Время шло, и, пока старый еврей медленно, но уверенно вез его в темноте по дороге, Шовелен испытывал все большее и большее нетерпение в ожидании грандиозного финала азартной охоты на таинственного заговорщика.

Удачный конец этого предприятия станет лучшим листком в венке Шовеленовой славы. Пойманный на месте преступления, в самый момент оказания помощи предателям Французской Республики, англичанин не сможет рассчитывать ни на какую протекцию своей страны. Шовелен, во всяком случае, сделает все возможное, чтобы любое вмешательство пришло слишком поздно.

Ни на одно мгновение не коснулось его сердца сожаление о том ужасном положении, в которое попала по его милости несчастная жена, сама того не ведая, предавшая своего мужа. Теперь Шовелен совсем перестал о ней думать; она была удобным орудием – вот и все.

Ленивая еврейская кляча еле тащилась: она трусила по дороге неторопливым дергающимся шагом, а хозяин то и дело давал ей передохнуть.

– Далеко ли еще до Микелона? – время от времени спрашивал Шовелен.

– Нет, недалеко, ваша честь, – следовал один и тот же учтивый ответ.

– Но мы все еще не добрались до наших друзей, кучей лежащих на дороге, – саркастически сказал Шовелен.

– Не беспокойтесь, благородный экселенца, – ответил сын Мойши, – они перед нами. Я даже различаю след колес от повозки этого предателя, этого сына Амалекиты…

– Вы уверены, что это та дорога?

– Так же, как уверен в наличии десяти золотых монет в кармане благородного экселенца, которые, я верю, скоро станут моими.

– Они станут твоими не скорее, чем я пожму руку моему другу, высокому незнакомцу.

– Что это? Вы слышите? – неожиданно быстро спросил еврей.

Сквозь абсолютное безмолвие можно было различить отдаленный стук копыт по грязной дороге.

– Это солдаты, – добавил он испуганным шепотом.

– Остановитесь пока, я хочу послушать, – сказал Шовелен.

Маргарита также услышала приближавшийся перестук галопа. Сначала она встревожилась, что Дега со своим небольшим отрядом уже догоняет их, однако звук приходил с противоположной стороны, от Микелона. Благодаря темноте она чувствовала себя в безопасности. Предположив, что повозка стоит, она, с величайшими предосторожностями ступая по мягкой земле, подкралась поближе.

Сердце ее бешено колотилось, тело дрожало. Она догадывалась, какие новости принесут верховые. «Каждый незнакомец на всех дорогах или на побережье должен быть взят под наблюдение, особенно если он высок или сутулится, чтобы скрыть свой рост; как только он будет замечен, верховой должен тотчас же прискакать и доложить» – таково было приказание Шовелена. Не был ли замечен высокий незнакомец? Не несут ли верховые великую весть о том, что загнанный заяц наконец-то попал в силки своей отчаянной головой?

Окончательно убедившись в том, что повозка стоит, Маргарита постаралась пробраться в темноте еще ближе к ней – и подкралась достаточно близко, чтобы услышать все, что скажут подъехавшие верховые. Сначала они обменялись паролем «Liberté, Egalité, Fraternité!», затем Шовелен быстро спросил:

– Какие новости?

Два всадника остановились рядом с повозкой. Маргарите были отчетливо видны их силуэты на фоне полуночного неба. Она слышала их голоса, фырканье лошадей, а теперь еще и плотный звук шагов приближающихся людей Дега.

Возникла продолжительная пауза, в течение которой Шовелен приглядывался к приехавшим и, судя по тому, что затем посыпались вопросы и ответы, узнал их.

– Вы видели незнакомца? – нетерпеливо спросил Шовелен.

– Нет, гражданин, высокого незнакомца мы не видели. Мы шли по краю скал.

– Затем?

– Менее чем в четверти лиги за Микелоном мы наткнулись на небольшую деревянную постройку, похожую на рыбачью сторожку, в которых хранятся сети и принадлежности. Когда мы ее увидели, она казалась совершенно пустой. Мы поначалу подумали, что в ней нет ничего подозрительного, но потом заметили странный дымок, поднимающийся из дыры в стене. Я спешился и подобрался поближе. Внутри было пусто, лишь в одном углу горел огонь и стояла пара стульев. Мы с товарищами посоветовались и решили, что спрячем подальше от глаз лошадей и я останусь на берегу наблюдать, что мы и сделали.

– Хорошо. И что вы видели?

– Через полчаса я услышал голоса, гражданин. Затем к краю скал подошли два человека, по-моему, они подошли от лильской дороги. Один из них был молодой, другой же – совсем старик. Они говорили друг с другом шепотом, и я не смог ничего расслышать.

«Один молодой, другой совсем старик». Больное сердце Маргариты едва не остановилось от этого известия. Быть может, молодым был Арман, ее брат? А старик – де Турней? Наверное, это и есть два беглеца, ставшие, сами того не ведая, приманкой для бесстрашного благородного избавителя.

– Два человека сразу же вошли в хижину, – продолжал солдат, в то время как напряженные нервы Маргариты, казалось, уловили звук триумфального шовеленовского смешка. – Я подобрался поближе к ней. Хижина сделана очень грубо, и мне удалось расслышать обрывки разговора.

– Да? Скорее, что вы слышали?

– Старик спросил молодого, уверен ли он, что это именно то место. Тот отвечал: «Да, это именно то место» – и показал своему товарищу, поднеся поближе к горящим углям, бумагу, которую принес с собой. «Вот план, – сказал он, – который он дал мне перед моим отъездом из Лондона. Мы должны строго следовать этому плану, если не будет никаких новых указаний. Никаких новых указаний я не получал. Вот дорога, по которой мы пришли, смотрите, вот развилка… здесь мы пересекли дорогу Сен-Мартэн… Здесь тропа, по которой мы добрались до края скал…» Тут, по всей видимости, от меня до них долетел какой-то звук, потому что молодой вышел из хижины и внимательно осмотрелся, а когда вновь вернулся в хижину, оба уже так тихо шептались, что я более ничего не слышал.

– Дальше? – нетерпеливо спросил Шовелен.

– Затем я присоединился к своей шестерке, и мы, посоветовавшись, решили, что лучше всего оставить четверых наблюдать за хижиной, а мы с товарищем поскачем обратно и доложим вам о том, что видели.

– И ничего, что касается высокого незнакомца?..

– Ничего, гражданин.

– Если ваши товарищи увидят его, что они будут делать?

– Постараются не терять его из вида ни на минуту, а если он попытается скрыться или вдруг появится какая-нибудь лодка, они должны окружить его и, в случае необходимости, открыть огонь, который привлечет к этому месту патруль. Тогда незнакомец в любом случае не сможет уйти…

– Да, но мне не хотелось бы покалечить незнакомца, по крайней мере сейчас! – прорычал Шовелен. – Но вы делайте свое дело как следует. И молите судьбу, чтобы я не прибыл туда слишком поздно!..

– По пути мы встретили около дюжины людей, которые вот уже несколько часов патрулируют эту дорогу.

– Хорошо. И?..

– Они тоже не видели незнакомца.

– Он где-то впереди, на повозке или как угодно… Да, нельзя терять ни минуты. А как далеко отсюда эта хижина?

– Примерно в двух лигах, гражданин.

– Вы сможете снова найти ее? Сразу же? Не блуждая?

– Уверен, что да, гражданин.

– Тропинку по краю скал? В полной темноте?

– Ночь не так уж темна, гражданин. Я уверен, что найду дорогу, – твердо заверил солдат.

– Тогда пойдете с нами. Скажите вашему товарищу, чтобы он отвел лошадей обратно в Кале. Они вам не понадобятся. Пойдете рядом с повозкой и будете указывать жиду дорогу. В четверти лиги от тропы остановите его. Смотрите, чтобы он выбирал кратчайший путь!..

Пока Шовелен говорил, Дега быстро приближался со своими людьми. Маргарита теперь слышала их шаги уже менее чем в ста ярдах за спиной. Она подумала, что дольше опасно оставаться на том же месте, тем более что в этом нет необходимости, – она достаточно слышала. Но тут вдруг чувства словно покинули ее, пропал даже инстинкт самосохранения. Ее сердце, ее ум будто оцепенели после долгих часов волнений, завершившихся полным отчаянием. Ибо у молодой женщины не осталось самой ничтожной надежды. Всего лишь в двух коротеньких лигах отсюда беглецы ждут храброго избавителя. Он находится где-то в пути и вот-вот присоединится к ним. Затем хорошо сработанная ловушка захлопнется, и две дюжины людей, ведомых одним, чья ненависть столь же смертельна, сколь безжалостна его хитрость, окружат небольшую группу изгнанников вместе с их отчаянным предводителем. И всех схватят! Арман, в соответствии со словом, данным Шовеленом, будет ей возвращен, но муж, Перси, которого с каждым вздохом она любила и обожала все больше и больше, попадет в руки безжалостного врага, у которого нет ни малейшего сострадания к храброму сердцу, нет восхищения мужеством его благородной души, который не проявит ничего, кроме ненависти, по отношению к ловкому противнику, так долго его побеждавшему.

Пока солдат давал еврею короткие указания, Маргарита поспешно отошла к краю дороги, стремясь укрыться за невысоким кустом от подходившего с подмогой Дега. Отряд присоединился к повозке, и все медленно двинулись дальше. Маргарита выждала еще некоторое время, затем, убедившись, что осталась вне пределов их слышимости, бесшумно отправилась следом в сгустившейся темноте.