Маргарита шла словно во сне. Паутина с каждым мгновением все плотнее сплеталась вокруг жизни человека, ставшего ей дороже всего на свете. Увидеть мужа еще раз, рассказать ему, как она настрадалась, как была не права, как плохо понимала его, – было теперь ее единственной целью. Она уже потеряла всякую надежду спасти Перси. Бедная женщина слишком хорошо видела, как шаг за шагом его обступали со всех сторон, и в отчаянии оглядывалась порой вокруг в этой темноте в смутной надежде увидеть его где-нибудь рядом, идущего в ту смертельную ловушку, которую приготовил для него безжалостный враг.

Теперь отдаленный шум волн вызывал у нее дрожь, а неожиданные крики совы или чайки вселяли невыразимый ужас. Она думала о ненасытности зверя в человеческом обличии, рыскающего повсюду в поисках добычи и разрывающего ее столь же безжалостно, как голодный волк, – ради удовлетворения аппетита своей ненависти. Маргарите не страшна была темнота, ей был страшен лишь этот человечек впереди, сидящий в деревянной повозке и мечтающий о мести, которая привела бы в восторг даже демонов ада.

Ее ноги болели. Колени подгибались под сгорбленным от усталости телом. Последние дни она была в диком возбуждении и тревоге, в течение трех ночей не имея нормального отдыха, тем не менее даже теперь, когда она вот уже более двух часов шла по скользкой дороге, ее решимость не угасала ни на мгновение. Она увидит его, все расскажет, и, если он сможет простить ее преступление, она будет счастлива умереть вместе с ним.

Маргарита была уже почти без чувств, и только животный инстинкт продолжал еще поддерживать ее и вести по следу врага. Вдруг ее уши, напряженно следящие за малейшим звуком, подсказали, что повозка остановилась и вместе с ней остановились солдаты. Они пришли к цели. Значит, где-то недалеко справа тропа, ведущая к краю скал и хижине.

Не думая о какой бы то ни было опасности, она подкралась поближе к тому месту, где остановился Шовелен со своим маленьким войском. Тот слез с повозки и отдавал распоряжения. Она хотела все слышать, ибо в этом заключался последний ничтожный шанс быть полезной Перси: знать как можно подробнее обо всех планах врага.

Местечко, в котором остановилась маленькая шовеленовская армия, находилось метрах в восьмистах от моря, поскольку шум его был достаточно отдаленным.

Шовелен и Дега, сопровождаемые солдатами, свернули вправо, явно на тропу, ведущую к скалам. Жид со своей повозкой и клячей остался на дороге.

С предельной осторожностью, буквально на локтях и коленях, Маргарита тоже свернула вправо. Для этого ей пришлось пролезть сквозь жесткий и низкий кустарник, обдирая руки и лицо, стараясь в первую очередь соблюдать совершенную тишину. К счастью, как обычно бывает в этой части Франции, тропа была отгорожена невысокой прочной изгородью, за которой находился сухой ров, заросший травой. В нем Маргарита и нашла свое очередное убежище, здесь она была полностью скрыта от глаз и смогла приблизиться на расстояние нескольких ярдов к Шовелену, отдававшему приказания.

– Ну… – низким и настойчивым шепотом говорил он. – Где же хижина папаши Бланшара?

– Примерно в восьмистах метрах отсюда по тропе, – сказал солдат, присоединившийся к партии, – и еще немного вниз, к подножию скал.

– Очень хорошо. Вы нас проведете. Перед нашим спуском вы проберетесь как можно тише к хижине и проверите, там ли предатели-роялисты, понятно?

– Я понял, гражданин.

– Теперь внимательно слушайте все, – энергично продолжал Шовелен, обратившись к остальным солдатам. – Потому что далее у нас не будет возможности обменяться словом. Слушайте и запоминайте так, будто от этого зависит вся ваша жизнь, тем более что так оно и есть, быть может, – добавил он сухо.

– Мы слушаем, гражданин, – сказал Дега. – Солдаты Республики никогда не забывают приказаний!

– Кто доберется до хижины первым, должен попробовать заглянуть внутрь. И если англичанин, человек высокого роста или сутулящийся, и все эти предатели там, он должен коротко и резко свистнуть. Это будет сигналом. Тогда все, – добавил он, вновь обращаясь к солдатам, – быстро окружают хижину и врываются в нее. Каждый берет на себя одного из них, не давая времени вытащить пистолеты. Если будут сопротивляться, стреляйте в руки и ноги. Но ни в коем случае не убивайте высокого человека, понятно?!

– Мы поняли, гражданин.

– Этот незнакомец, который выше их всех, может оказаться и сильнее всех, поэтому необходимо выделить четверых или даже пятерых, чтобы взять его… – После небольшой паузы Шовелен продолжал: – Если предатели-роялисты пока одни – еще лучше, – вы должны предупредить товарищей, которые ждут в засаде, затем все подберетесь поближе, спрячетесь за камнями, за валунами, за скалами и будете ждать, соблюдая абсолютную тишину, пока не появится высокий англичанин. Штурмуйте хижину только после того, как он войдет в нее. И не забывайте: вы должны делать все так же бесшумно и незаметно, как волк, пробирающийся ночью в овчарню. Я не хочу, чтобы роялисты забеспокоились; пистолетный огонь, крик или зов с их стороны, возможно, заставят высокого гостя держаться подальше от скал и от хижины. А главная ваша задача, – добавил он выразительно, – поймать сегодня ночью высокого англичанина.

– Все будет исполнено в точности, гражданин.

– Идите как можно бесшумнее, я буду следовать за вами.

– А как быть с жидом, гражданин? – спросил Дега, когда солдаты в полной тишине, словно бесплотные тени, уже начали один за другим продвигаться по узкой тропе.

– Ах да, я забыл про жида, – спохватился Шовелен и, повернувшись в ту сторону, где остался еврей, позвал его: – Эй, ты… Аарон, Мойша, Абрам, или как там тебя, – обратился он к старику, который тихо стоял рядом со своей клячей, отойдя по возможности подальше от солдат.

– Бенджамен Розенбаум, если угодно вашей чести, – покорно ответил тот.

– Мне не хочется слышать твой голос, но хочется дать тебе указание, которое, я думаю, у тебя хватит ума выполнить.

– Как угодно вашей чести…

– Придержи свой поганый язык. Ты будешь стоять здесь, понял? С лошадью и повозкой до нашего возвращения. Ни в коем случае не вздумай издать хотя бы малейший звук и дыши потише, насколько сможешь. И не вздумай оставить свой пост, что бы ни случилось, пока я сам не прикажу тебе, понял?

– Но, ваша честь… – жалобно начал еврей.

– Никаких вопросов и никаких «но» здесь не должно быть, – сказал Шовелен таким тоном, что старик задрожал с ног до головы.

– Если, когда я вернусь, тебя здесь не будет, то можешь не сомневаться, где бы ты ни скрывался, я разыщу тебя, и заслуженное наказание, быстрое и ужасное, рано или поздно тебя настигнет. Слышишь меня?

– Но, ваша экселенца…

– Я сказал, слышишь?

Все солдаты уже ушли. Три человека одиноко стояли на пустынной темной дороге, а за изгородью, невдалеке от них, слушала приказания Шовелена, словно свой смертный приговор, Маргарита.

– Слышу, ваша честь, – ответил старик, подбираясь к Шовелену поближе. – И клянусь Авраамом, Исааком и Иаковом, что буду абсолютно подчиняться вашей чести и не сдвинусь с этого места до тех пор, пока ваша честь не соизволит вновь обратить высочайшее внимание на своего покорного слугу. Но не забывайте, ваша честь, я только бедный старик, мои нервы не так крепки, как нервы ваших бравых солдат. Вдруг полуночные разбойники придут сюда? Я могу закричать или убежать от страха! И за что же будет проклята моя жизнь? За что же ужасное наказание падет на мою бедную старую голову? Лишь за то, что у меня не хватило выдержки?

Еврей и в самом деле выглядел очень расстроенным, его трясло с головы до ног. Он был явно не тем человеком, которого можно было спокойно оставить на пустынной дороге. Он говорил правду; он мог совершенно непроизвольно, испугавшись чего-нибудь, крикнуть и тем самым предупредить хитрого Сапожка об опасности.

Шовелен на мгновение задумался.

– Твоя повозка и лошадь без тебя никуда отсюда не денутся? – жестко спросил он.

– Я думаю, гражданин, – вмешался Дега, – что они никуда не денутся и с этим грязным трусливым жидом, и без него – все едино. А вот он, если испугается, то или убежит отсюда сломя голову, или вообще свернет себе шею.

– Но что же делать с этим бараном?

– Почему бы вам не послать его обратно в Кале, гражданин?

– Нет, он может нам понадобиться, если придется везти назад раненых, – сказал Шовелен с многозначительной ухмылкой.

Вновь наступила пауза; Дега ждал решения своего шефа, а старик хныкал около своей клячи.

– Ладно, ты, старый трусливый увалень, – сказал наконец Шовелен. – Пойдешь с нами. Эй, гражданин Дега, заткните-ка покрепче платочком рот этому молодцу.

Шовелен подал Дега шарф, и тот тщательнейшим образом выполнил приказание. Бенджамен Розенбаум покорно позволил заткнуть себе рот; он явно предпочитал это неприятное положение одинокому ожиданию на пустынной дороге Сен-Мартэн. Все трое двинулись в путь.

– Быстрее, – нетерпеливо командовал Шовелен. – Мы и так уже потеряли много драгоценного времени. – И твердые шаги Дега и Шовелена, сопровождаемые шаркающей походкой жида, очень скоро затихли вдали.

Маргарита не упустила ни слова из того, что говорил Шовелен. Каждый нерв ее был в напряжении; она старалась собраться с мыслями, чтобы полностью осознать ситуацию и задать работу своим мозгам, которые столь часто называли острейшими в Европе, поскольку вся надежда оставалась теперь лишь на их помощь.

Вообще-то ситуация была достаточно безнадежной. Небольшая группа ничего не подозревающих людей, спокойно ожидающих своего предводителя, который также ничего не знает о расставленной ловушке. Тенета же выглядели настолько страшными, что казалось, будто мертвая петля очерчена на уединенном ночном берегу вокруг горстки совершенно беззащитных людей, обманутых, ничего не подозревающих. Один из них – ее муж, которого она боготворит, другой – ее брат, которого любит безумно. Она догадывалась, кто были остальные, ожидающие Сапожка Принцессы, в то время как смерть караулила их за каждым камнем на берегу.

Но пока, кроме как следовать за шовеленовскими солдатами, Маргарита ничего сделать не могла. Можно было попробовать обогнать их, чтобы предупредить беглецов и их храброго избавителя, но она боялась, что не найдет дороги.

На мгновение у нее мелькнула мысль пронзительно закричать, поскольку Шовелен боялся этого как возможного предупреждения Сапожку и его друзьям; быть может, тогда они успеют уйти и спастись. Но она не знала, насколько близко находится к краю скал, и не могла быть уверена, что ее крики достигнут ушей обреченных. Попытка могла оказаться преждевременной и бесплодной, а другой уже не представится. Ей хорошенько заткнут рот, как этому несчастному еврею, и она станет беспомощным пленником в руках Шовелена и его людей.

Как привидение, пробиралась Маргарита за изгородью. Она сняла туфли, чулки свалились с ее ног. Но она не чувствовала ни боли, ни усталости. Непреодолимое желание добраться до мужа, несмотря на враждебно настроенную судьбу и ловкого врага, убило в ней всякую восприимчивость к боли и вдвойне обострило животные инстинкты. Она слышала лишь мягкие равномерные шаги врагов впереди себя. Она видела мысленным взором лишь ту деревянную хибару, в которой ее мужа ждет гибель.

Но вдруг она остановилась и спряталась за плетнем. Луна, до сих пор дружелюбно скрывавшаяся за облаками, неожиданно выплыла во всем своем величавом блеске и мгновенно затопила пустынный и зачарованный пейзаж потоками бриллиантового света.

Впереди, менее чем в двухстах метрах, был край скал, за которым спокойно плескалось море, растворяясь где-то у берегов далекой счастливой Англии, навевая умиротворение и покой. Взгляд Маргариты застыл на этих серебристых волнах, окаменевшее от переживаний и боли сердце смягчилось, глаза наполнились горячими слезами – впереди с белыми поднятыми парусами стояла шхуна.

Маргарита скорее не узнала, а угадала ее. Это был «Полуденный сон» – любимая яхта Перси, со стариком Бриггсом, королем шкиперов на борту и британской командой; мерцающие в лунном свете белые паруса, казалось, шлют Маргарите радостную весть о надежде, которую она уже потеряла… Она ждет здесь, в море, ждет своего хозяина, готовая взлететь, подобно белой прекрасной птице, а ему уже никогда не дано вернуться, ступить на ее чистую гладкую палубу, увидеть еще раз белые скалы Англии, страны свободы и надежд.

Вид шхуны вселил в Маргариту сверхчеловеческую, отчаянную силу. Вон там, за краем скал, где-то внизу должна стоять хижина, где ее муж вот-вот столкнется со смертью. Но теперь луна уже вышла, и Маргарита сможет найти дорогу; она увидит хижину издали, побежит к ней предупредить их, чтобы они могли хотя бы подороже продать свои жизни, а не быть схваченными, подобно попавшим в яму крысам.

Пригнувшись к низкорослой сочной траве во рву около изгороди, она бежала, по-видимому, достаточно быстро, потому что, достигнув края скалы, услышала шаги Шовелена и его людей где-то сзади. Однако они были всего лишь в нескольких ярдах, а ее фигура будет ясно видна на фоне серебристого моря.

Впрочем, всего на мгновение, затем она скроется, подобно свернувшейся внутрь улитке. Она заглянула вниз с высоких острых скал: спуск не будет трудным, поскольку препятствий нет, а большие торчащие валуны послужат отличными ступенями. Оглядевшись, Маргарита вдруг увидела слева от себя на полпути спуска со скалы деревянную постройку, через дыры в стенах которой поблескивал крошечный красный огонек, мерцающий будто маяк. Сердце ее замерло, радость была так сильна, что она почувствовала что-то вроде острой боли.

Она не раздумывала более, далеко или близко хижина. Забыв о врагах, идущих следом, о солдатах, занимавших свои позиции за камнями в ожидании высокого англичанина, она начала спускаться; она лезла вниз, уже не думая ни о чем, бежала и спотыкалась, разбивая в кровь ноги, почти ничего вокруг не видя: вперед, вперед, только вперед… Как вдруг что-то, камень или кусок скалы, что-то скользкое уронило ее. Но она снова вскочила и снова побежала вперед, стремясь как можно скорее предупредить беглецов, хотя бы на мгновение раньше, чтобы уговорить их исчезнуть; сказать ему, чтобы он держался подальше от этой ловушки, подальше от этого обреченного места. Вдруг она почувствовала, что кто-то бежит быстрее, кто-то сзади. И в следующий миг чья-то рука дернула ее за плащ… Маргарита упала на колени и почувствовала, что ей затыкают рот, совершенно лишая возможности даже крикнуть.

Сбитая с толку, почти взбешенная от неудачи, она беспомощно оглянулась – кто-то упал вплотную с ней. Как сквозь сгустившийся вдруг туман, она увидела два проницательных глаза, которые своим неестественным блеском показались ее взбудораженному воображению колдовскими.

Лежа в тени огромного валуна, в следующий момент она ощутила на своем лице холодные тонкие пальцы.

– Женщина! – раздался шепот. – Клянусь всеми святыми… Мы не должны упустить ее, – бормотал кто-то себе под нос, – это точно. Я догадываюсь теперь… – Вдруг он замолчал и через несколько мгновений мучительной тишины раздался низкий короткий смешок, после которого Маргарита снова с содроганием почувствовала на своем лице тонкие пальцы.

– Дорогая моя, дорогая моя, вот это сюрприз, какой очаровательный сюрприз, – шептал он, и Маргарита почувствовала, как ее безжизненную руку подносят к губам.

Ситуация была воистину фантастической, несмотря на весь трагизм положения. Бедная измученная женщина, разбитая духом, почти взбешенная от неудач, ощутила на своих коленях самые тривиальные ласки. Чувства покидали ее. Почти задушенная повязкой, она даже не имела сил ни двинуться, ни крикнуть. Возбуждение, которым поддерживалось последнее время слабое тело, вдруг покинуло ее, а ощущение полного отчаяния совершенно парализовало нервы и ум.

Далее она уже ничего не слышала. Она только почувствовала, что ее поднимают с земли, затягивают повязку еще туже, после чего крепкие руки несут ее к тому маленькому красному огоньку впереди, который казался ей маяком, последним проблеском светлой надежды.