Следующая четверть часа пробежала быстро и спокойно. В комнате внизу Брогар убирал стол, готовясь к прибытию очередного гостя.

Наблюдение за этой процедурой сделало времяпрепровождение Маргерит более приятным. Ведь это подобие ужина предназначено Перси! Очевидно, Брогар питал определенное уважение к высокому англичанину, так как он явно старался придать помещению чуть более гостеприимный облик.

Хозяин даже извлек из потайных недр посудного шкафа нечто, похожее на скатерть, а расстелив ее на столе и обнаружив, что она полна дыр, он с сомнением покачал головой и постарался пристроить скатерть так, чтобы скрыть большинство погрешностей.

После этого Брогар достал салфетку, столь же старую и потрепанную, но не слишком грязную, и тщательно протер ею стаканы, ложки и тарелки, которые ставил на стол.

Маргерит не могла сдержать улыбку, глядя на эти приготовления, идущие под аккомпанемент ворчливых ругательств. Ясно, что огромный рост и широкие плечи, а быть может, и вес кулака англичанина внушали страх свободному французскому гражданину, иначе он никогда бы так не хлопотал ради какого-то «sacrrre aristo».

Когда стол был более-менее приготовлен, Брогар посмотрел на него с очевидным удовлетворением. Затем он счистил пыль с одного из стульев уголком блузы, помешал варево в горшке, бросил в огонь вязанку хвороста и неуклюже выбрался из комнаты.

Маргерит осталась наедине со своими мыслями. Расстелив на соломе плащ, она устроилась на нем вполне удобно, так как солома была свежей, а дурные запахи снизу доходили до нее в смягченном виде.

На мгновение молодая женщина ощутила радость, глядя сквозь дырявую занавеску на колченогий стул, рваную скатерть, стакан, тарелку и ложку. Эти убогие и безобразные предметы ожидали Перси; они говорили ей, что он очень скоро будет здесь, и они окажутся наедине в грязной пустой комнате.

Маргерит закрыла глаза, чтобы представить себе это счастье. Еще несколько минут — и она сбежит вниз навстречу мужу, который заключит ее в объятия и поймет, что Маргерит будет рада умереть за него и вместе с ним.

А что затем? Этого она не могла себе представить. Разумеется, Маргерит знала, что сэр Эндрю прав и Перси сделает все, чтобы осуществить задуманное, а она может только предупредить его, чтобы он держался настороже, так как Шовлен следит за ним. А потом он отправится выполнять свою смелую и опасную миссию, и Маргерит не сможет ни словом, ни взглядом попытаться его удержать. Ей придется делать то, что скажет муж; быть может, просто ждать, испытывая невыразимую душевную муку, пока он, возможно, идет навстречу смерти.

Но даже это казалось менее ужасным, чем мысль о том, что Перси никогда не узнает, как она любит его. Правда, такое было не слишком вероятным — ожидающая его грязная комната свидетельствовала, что он скоро должен придти.

Внезапно напряженный слух Маргерит уловил звук приближающихся шагов. Сердце ее подпрыгнуло от радости. Неужели это Перси? Но нет, шаги были более легкими и быстрыми; к тому же, прислушавшись, Маргерит поняла, что к трактиру приближаются двое. Возможно, это просто запоздалые путники, которым хочется выпить вина…

У нее не было времени на размышления, ибо вскоре в дверь властно постучали и в следующий момент ее открыли настежь снаружи.

— Эй, гражданин Брогар! — крикнул громкий и грубый голос.

Маргерит не могла видеть вновь прибывших, но через дырку в занавеске наблюдала за одним из участков комнаты.

Она услышала шаркающие шаги Брогара, когда он вышел из смежной комнаты, бормоча обычные ругательства. Увидев незнакомцев, он застыл посредине комнаты, в пределах поля зрения Маргерит, глядя на них с еще более уничтожающим презрением, чем даже на предыдущих гостей, и бормоча: «Sacrrre soutane!»

Сердце Маргерит, казалось, сразу же перестало биться; ее расширенные глаза устремились на одного из вновь прибывших, который в этот момент шагнул к Брогару. Он был одет в сутану, широкополую шляпу и башмаки с пряжками, как любой французский кюре, но, стоя перед хозяином трактира, пришедший на миг распахнул сутану, продемонстрировав трехцветный шарф официального лица, мгновенно превративший презрение Брогара в раболепие.

При виде этого кюре кровь застыла в жилах Маргерит. Она не могла разглядеть лицо, прикрытое полями шляпы, но костлявые руки, легкая сутулость и характерная осанка не позволяли ей сомневаться в личности гостя. Это был Шовлен!

Охвативший Маргерит ужас был подобен внезапному удару по лицу. От страха перед тем, что могло произойти вскоре, у нее закружилась голова, и ей понадобилось почти сверхчеловеческое усилие, чтобы не упасть в обморок.

— Тарелку супа и бутылку вина, — властно потребовал Шовлен у Брогара, — а потом убирайтесь отсюда, понятно? Я хочу остаться один.

Хозяин повиновался, на сей раз молча и без единого ругательства. Шовлен уселся за стол, приготовленный для высокого англичанина, и Брогар захлопотал вокруг него, наливая суп и вино. Человек, пришедший с Шовленом, которого Маргерит не могла видеть, по-прежнему стоял у двери.

Следуя повелительному жесту Шовлена, Брогар удалился в свою комнатушку, и дипломат кивнул человеку, сопровождавшему его.

В нем Маргерит сразу же узнала Дега, секретаря и доверенного слугу Шовлена, кого она часто видела в былые дни в Париже. Он пересек комнату и несколько секунд внимательно прислушивался у двери, за которой скрылся Брогар.

— Никто не подслушивает? — резко осведомился Шовлен.

— Нет, гражданин.

Маргерит испугалась, что Шовлен велит Дега обыскать помещение — что произойдет, если ее обнаружат, она даже не решалась представить. К счастью, Шовлен предпочел поискам шпионов разговор с секретарем, которого он подозвал к себе.

— Что с английской шхуной? — спросил он.

— После захода солнца, — ответил Дега, — она направилась на запад, к мысу Гри-Не.

— Отлично! — пробормотал Шовлен. — А что сказал капитан Жютле?

— Он заверил меня, что все распоряжения, которые вы отправили ему на прошлой неделе, в точности выполнены. Все дороги, ведущие к этому месту, патрулируются ночью и днем; берег и скалы обысканы и строго охраняются.

— Ему известно, где находится хижина папаши Бланшара?

— Нет, гражданин, никто вроде бы не слыхал такого названия. Конечно, по всему берегу полно рыбачьих хижин, но…

— Ладно. Как насчет сегодняшней ночи? — нетерпеливо прервал Шовлен.

— Дороги и берег патрулируются как обычно, гражданин, и капитан Жютле ожидает дополнительных приказов.

— Тогда немедленно возвращайтесь к нему и скажите, чтобы он послал подкрепления ко всем патрулям — особенно к тем, которые на берегу, понятно?

Шовлен говорил резко и лаконично; каждое его слово звучало для Маргерит подобно похоронному звону по ее радостным надеждам.

— Часовые, — продолжал Шовлен, — должны тщательно проверять любого, передвигающегося пешком, верхом или в повозке по дороге или берегу. Особенно им следует быть внимательными, если они увидят высокого иностранца. Более подробные описания давать нет смысла, так как он несомненно будет переодет, но рост ему полностью скрыть не удастся, разве только с помощью сутулости. Ясно?

— Абсолютно ясно, гражданин, — ответил Дега.

— Как только кто-нибудь из часовых завидит незнакомца, двое из них должны держать его в поле зрения. Тот, кто потеряет из виду высокого иностранца, заплатит жизнью за свою оплошность. Один патрульный пусть скачет сюда и доложит мне. Понятно?

— Все понятно, гражданин.

— Хорошо. Сейчас же отправляйтесь к Жютле. Проследите, чтобы подкрепления отправили на все посты, а потом попросите у капитана еще полдюжины людей и возвращайтесь с ними сюда. Я жду вас через десять минут. Идите!

Отдав честь, Дега направился к двери.

Когда охваченная ужасом Маргерит слушала указания Шовлена подчиненному, весь план поимки Алого Пимпернеля стал ей полностью ясен. Шовлен хотел, чтобы беглецы, считая себя в безопасности, ожидали в своем тайном убежище прибытия Перси. Алый Пимпернель должен быть окружен и пойман на месте преступления, в процессе помощи роялистам, являющимся изменниками республики. Таким образом, если его арест поднимет шум за границей, даже британское правительство не сможет легально заявить протест; за соучастие в заговоре с врагами республики Франция вправе приговорить его к смерти.

Спасение казалось невозможным. Все дороги патрулировались и охранялись, капкан был расставлен, и паутина все туже стягивалась вокруг дерзкого заговорщика, чья сверхъестественная изобретательность теперь вряд ли могла спасти его.

Дега уже уходил, когда Шовлен вновь подозвал его.

Маргерит спрашивала себя, какие новые дьявольские планы он построил, чтобы завлечь в ловушку храбреца, действующего в одиночку против многочисленных врагов? Когда Шовлен повернулся к Дега, она на момент смогла увидеть его лицо, скрываемое до того широкополой шляпой. Худая физиономия и маленькие глазки отражали такую смертельную ненависть и дьявольскую злобу, что в сердце Маргерит исчезла всякая надежда, ибо она поняла, что от этого человека не приходится ожидать милосердия.

— Я забыл кое-что, — сказал Шовлен, с жестоким удовлетворением потирая руки с пальцами, походившими на птичьи когти. — Высокий иностранец может оказать сопротивление. Но стрелять следует только в крайнем случае. Я хочу, чтобы его взяли живым… по возможности.

Он засмеялся, как, по словам Данте , дьяволы смеются при виде мучений грешников. Маргерит полагала, что она уже перенесла полный набор страданий и ужасов, какие только может выдержать человеческое сердце, но теперь, когда Дега ушел из дома, и она осталась в грязной комнате наедине с этим монстром, ей казалось, что все предыдущие муки — ничто по сравнению с этой. Шовлен продолжал усмехаться сам себе и потирать ладони в предвкушении триумфа.

Он имел основания торжествовать — планы были отлично продуманы. Не оставалось никакой лазейки, сквозь которую мог спастись отважный и хитрый Алый Пимпернель. Все дороги охранялись, каждый уголок находился под наблюдением, а где-то на берегу, в одинокой хижине, маленькая группа людей ожидала своего спасителя, идущего навстречу смерти — даже хуже, чем смерти! Этот демон в одеянии священника не позволит храброму человеку погибнуть легко и быстро, словно солдат на посту.

Шовлен жаждал заполучить в свои руки коварного врага, так долго дурачившего его, восторжествовать над ним, насладиться его падением, подвергнуть его всем душевным и умственным страданиям, которые только способна изобрести смертельная ненависть. Храброму орлу, попавшему в клетку и лишенному крыльев, предстояло терпеть укусы крысы. И она, его любящая жена, приведшая мужа к этому состоянию, ничего не могла сделать для его спасения.

Ничего, кроме надежды умереть рядом с ним и успеть сказать, что вся ее любовь — глубокая, искренняя и страстная — целиком принадлежит ему!

Шовлен снял шляпу, и Маргерит стали видны очертания его худого профиля и острого подбородка, когда он склонился над тарелкой супа. Он явно был доволен собой и ожидал событий с полнейшим спокойствием, казалось, даже испытывая удовольствие от скудной пищи Брогара. Маргерит спрашивала себя, сколько же ненависти может таить одно человеческое существо против другого.

Внезапно, наблюдая за Шовленом, она услышала звук, превративший ее сердце в камень, хотя сам по себе этот звук едва ли мог внушать ужас. Чей-то веселый голос напевал: «Боже, храни короля!»