Граф являл собой величественное зрелище, стоя наверху лестницы и принимая гостей. Марго была рядом с ним — раскрасневшаяся и привлекательная в своем коричнево-красном бархатном платье. Когда граф заметил меня, его взгляд воспламенился. Он посмотрел на мое платье. Я оказалась права, предвидя, что оно будет казаться простым в сравнении с нарядами других дам, но упустила из виду, что именно простота сделает его особенно заметным.

В моей спальне мне показалось, что я выгляжу весьма элегантной. Я расчесывала волосы, пока они не заблестели, став и вправду, как говорила мама, моей гордостью. Сделав модную высокую прическу, я позволила одной пряди свободно падать мне на плечо. Марго настояла, чтобы я прилепила крошечную черную мушку рядом с виском.

— Это подчеркнет размер и цвет твоих глаз, — сказала она. — Кроме того, такова мода.

Что это было за великолепное собрание! Большой зал, должно быть, повидал немало таких, но я никогда не видела ничего подобного. Из оранжереи замка принесли цветы. Яркие и душистые, они стояли в больших горшках и урнах. А как роскошно одеты были мужчины и женщины! Драгоценностей в тот вечер в замке, наверное, хватило бы на целое состояние. Музыканты расположились вокруг большого стола, а танцы были не похожими на те, что мы устраивали дома, и куда более изящными.

В моем переделанном платье, украшенном только брошью, которую мама надевала два раза в жизни, я, должно быть, выглядела невзрачным мотыльком, оказавшимся среди ярких стрекоз.

Если бы ты приняла подарок графа, то ни в чем не уступала бы гостям, упрекнула я себя. Но, конечно, об этом не могло быть и речи. Если я и была мотыльком, то, по крайней мерс, гордым.

Леон подошел ко мне и спросил, что я думаю о бале.

— Что мне не следовало на него приходить. Я выгляжу неподходяще.

— Это почему?

Я бросила взгляд на свое платье.

— Оно очаровательно, — заверил он меня. — Смотрите, как много дам похожи друг на друга, потому что они слепо следуют моде. Вы — другое дело. У вас свой стиль, и мне он очень нравится.

— Вы твердо решили быть со мной любезным?

— А почему нет? Может, присоединимся к танцующим?

— Я училась танцевать в школе, под маминым руководством. Но эти танцы совсем другие.

Тогда пойдемте станцуем наш собственный танец.

Мы так и поступили. Я всегда любила танцевать и забыла о недостатках моего наряда.

— Вы уже видели будущего жениха? — спросила я.

— Робера де Грасвиля? Да. Симпатичный юноша.

— Он очень молод?

— Ему лет восемнадцать.

— Надеюсь, он понравится Марго.

— Это хороший брак с точки зрения обеих семей. Я имею в виду, что за Маргерит дают отличное приданое, а Робер обеспечит ей солидное положение. Союз богатых семейств всегда желателен — он делает их еще сильнее. Это будет брак года. Маргерит, конечно, одна из главных членов семьи. Теперь понадобится искать невесту для Этьена.

— Полагаю, ему тоже обеспечен выгодный брак?

— Да, но здесь существуют оговорки. Помните, он ведь незаконнорожденный. Думаю, что брак Этьена служит причиной разногласий между его матерью и графом. Возможно, ее брат Люсьен прибыл как раз с целью обсудить этот вопрос. Они стремятся, чтобы Этьена узаконили, что граф, безусловно, мог бы устроить, если бы не надеялся иметь законного сына.

— Каким образом?

— Он ждет смерти графини.

Я поежилась.

— Да, — продолжал Леон, — это звучит бессердечно, но, как я уже говорил вам, мы, французы, — реалисты. Мы смотрим в лицо фактам — в том числе и граф. Он очень хотел бы избавиться от графини и жениться на молодой здоровой женщине, которая родила бы ему сыновей.

— Мерзко говорить так о графине, которая лежит больная в этом же доме!

— Скрипучие двери могут скрипеть очень долго. Скрипя, они привлекают к себе внимание и могут продержаться дольше крепких и сильных дверей.

Разговор о графине был мне неприятен, и я переменила тему.

— Так значит, у Этьена вскоре появится невеста?

— О, да, но де Грасвили не для него. Если только, конечно, его не узаконят. Разумеется, если Этьен будет признан наследником графа, все изменится. Мы привыкли к мысли, что граф женится на Габриель, как только овдовеет, и все решится само собой. Поэтому Этьен ждет. Он не хочет жениться на женщине без всяких перспектив, а уже после, став наследником громкого титула, понять, что заключил весьма невыгодный брак.

— Вы весьма циничны. А как насчет вас самого?

— Я, мадемуазель, свободный человек. Я могу выбрать любую невесту, если только, конечно, подойду ей, лишь бы она не была знатной дамой — в этом случае возникнут осложнения с ее семьей. Правда, графа это бы только позабавило. Но мое происхождение всем известно — я всего лишь крестьянин, которому повезло. Так что за меня могут выйти замуж лишь по любви.

— То же самое относится и ко мне, — улыбнулась я. — Знаете, я думаю, что нам с вами и впрямь повезло.

Кто-то притронулся к моему плечу. Я обернулась и увидела графа.

— Спасибо тебе, что развлекаешь мою кузину, Леон, — сказал он. — Теперь я сам потанцую с ней.

Это был приказ удалиться. Леон поклонился и отошел. Граф, взяв меня за руку, окинул взглядом мое платье. На его губах мелькнула улыбка.

— Вижу, дорогая кузина, что вы одеты согласно вашей гордости, — заметил он.

— Жаль, если вам не нравится мое платье, — ответила я, — и если вы считаете мое присутствие здесь неподходящим и нежелательным…

— На вас непохоже напрашиваться на комплименты. Вы отлично знаете, что здесь нет гостя, более подходящего и желательного для меня. Единственное, что меня разочаровывает, то, что нам приходится напрасно тратить время, а его у нас не так уж много.

— Вы говорите загадками.

— Которые вы в состоянии легко и правильно разгадать. Мы могли бы быть вместе, а не расходовать дни на… как бы вы это назвали — ухаживание?

— Безусловно, я бы так это не назвала.

— Тогда как же?

— Бесполезное преследование, которое, несомненно, скоро вас утомит.

— Уверяю вас, что я неутомимый охотник, и никогда не бросаю преследование, пока не настигаю добычу.

— В жизни наступает время, когда любого охотника постигает первая неудача. Сейчас именно это происходит с вами.

— Может, заключим пари?

— Я никогда не держу пари.

— Мне бы хотелось видеть на вас платье, которое приготовил вам я. А это одно из платьев Маргерит — я узнал его. Значит, вы взяли у нее то, чего не можете принять от меня?

— Я купила у нее это платье.

Граф громко расхохотался, и я заметила, что несколько человек наблюдают за нами. Я хорошо могла представить себе их комментарии — они размышляли обо мне так же, как Леон и Этьен, когда мне удалось их подслушать.

— Хорошо, что вы пришли на бал, — продолжал граф.

— Разумеется, вас убедила Маргерит.

— Я сказала ей, что вскоре собираюсь уезжать.

— И она заставила вас изменить решение? Славная девочка!

— Я уеду при первой возможности.

— Полагаю, вы планируете поехать с Маргерит после ее замужества?

— Она просила меня об этом, но я, наверное, вернусь в Англию.

— По-вашему, это любезно после того, как мы сделали все, чтобы вам понравиться?

— Вы сделали невозможным мое пребывание здесь.

— О, жестокая кузина! — пробормотал граф и добавил:

— Вам следует познакомиться с Робером. Пойдемте.

Я с удовольствием согласилась и была приятно удивлена, когда меня представили молодому человеку со свежим лицом и обаятельной улыбкой. Рассказ Маргерит о жадном мальчишке заставил меня ожидать увидеть толстого самодовольного юнца. Но ничего подобного. Робер де Грасвиль оказался высоким элегантным юношей.

Я ощутила к нему симпатию — ведь у него могли быть такие же дурные предчувствия, как у Марго. Робер поговорил со мной немного о лошадях и сельской жизни, после чего Марго подошла к нам в сопровождении ее партнера по танцам.

— Так вы познакомились с моей кузиной, мсье де Грасвиль? — спросила она.

Обращение казалось формальным для людей, которым вскоре предстояло вступить в брак. Робер ответил, что знакомство со мной доставило ему большое удовольствие.

— Сожалею, но вынужден вас оставить, — шепнул мне граф. — Увидимся позже.

— Пойдемте ужинать, — предложила Марго. Она повернулась ко мне. — Во время ужина будет сделано объявление о помолвке. Минель, пойдем с нами. Вы с Робером должны подружиться.

Я почувствовала облегчение, видя, что Марго хорошо относится к Роберу и не возражает против замужества. Конечно, нельзя было ожидать, что они влюбятся друг в друга с первого взгляда, но, по крайней мере, знакомство не вызвало у них взаимной антипатии.

Гости двинулись с новый зал, где находился буфет, и меня вновь поразила роскошь и элегантность обстановки. Повсюду ощущалось изобилие, а лакеи и дворецкие в пышных ливреях Фонтен-Делибов казались статистами на сцене.

На столах стояло вино с виноградников графа, и я, вспомнив о живущих неподалеку голодных крестьянах, испытала облегчение при мысли, что они всего этого не видят. Я огляделась вокруг в поисках Леона, интересуясь, думает ли он о том же, но не смогла его найти. Зато мне попались на глаза Габриель с братом. Она выглядела весьма ярко в своем, на мой взгляд, слишком блестящем платье, которое, однако, было ей к лицу. Думаю, что стоящий рядом с матерью Этьен гордился ею.

Я села за один из столов неподалеку от окна, вместе с Марго, Робером и еще одним молодым человеком — его приятелем.

Беседа текла легко, и я с радостью подметила, что Маргерит не выглядит несчастной. Коль скоро она смирилась с идеей, что мужа для нее выберут, ей вряд ли приходилось рассчитывать на более очаровательного юношу, чем Робер де Грасвиль.

Во время ужина граф объявил о помолвке. Это было встречено аплодисментами, а Марго и Робер встали рядом с графом, чтобы принимать поздравления. Я осталась за столом, разговаривая с соседом, но через несколько минут шум сзади заставил меня повернуться. Находясь близко к окну, я увидела за ним чье-то лицо, заглядывающее в комнату.

Мне показалось, что это лицо Леона.

Лицо исчезло, а я все еще смотрела в окно, когда тяжелый камень разбил стекло и влетел в комнату.

Краткое молчание сменили испуганные крики и звуки бьющегося стекла и посуды.

Я в страхе отшатнулась. Граф подбежал к окну и выглянул наружу. Затем он крикнул слугам:

— Обыщите сад! Спустите собак!

Послышался всеобщий шум, в котором вскоре вновь прозвучал голос графа:

— Ничего страшного! Какая-то злобная выходка! Будем считать, что этого неприятного инцидента не было.

Это походило на приказ, и меня удивило, что гости безоговорочно ему повиновались.

Я снова села. Разумеется, мне опять пришлось столкнуться с завистью тех, кто с трудом зарабатывал на жизнь, к людям, утопавшим в роскоши.

Что меня беспокоило более всего, так это воспоминание о мелькнувшем за окном лице. Неужели оно принадлежало Леону?

— Такие вещи происходят часто, — сказал мне мой сосед.

— На прошлой неделе это случилось у де Курси. Камень влетел в окно как раз тогда, когда я там обедал. Но это было в Париже.

Увидев приближающегося ко мне Леона, я почувствовала, как бешено заколотилось мое сердце.

— Скверная история, — заметил он, садясь напротив меня.

Я бросила взгляд на его туфли — на них не было ни пятнышка. Казалось невозможным, чтобы несколько минут назад он находился снаружи. Весь день шел дождь, трава до сих пор была мокрой, поэтому на обуви, безусловно, должны были присутствовать какие-нибудь следы.

— Надеюсь, вы не испугались? — спросил у меня Леон.

— Это произошло так внезапно!

— Но вы находились так близко от окна — на первой линии огня.

— Кто мог это сделать? — осведомилась я, в упор глядя на него. — Кому такое могло понадобиться?

— Несколько лет назад, я мог бы ответить, что какому-нибудь маньяку. Но теперь — другое дело. Это просто очередное выражение народного недовольства. Давайте вернемся в старый зал. Там снова начались танцы.

Я простилась с соседом по столу, и мы направились в старый зал. Я с облегчением подумала, что, наверное, ошиблась

— это никак не мог быть Леон.

Мысль об этом вызвала у меня радость, так как он мне очень нравился.

* * *

Я вернулась к себе в комнату. Мое платье лежало на кровати, а волосы были распущены, когда в дверь постучали.

Я вскочила, с ужасом подумав, что это может оказаться граф.

Вошла Марго.

— О, ты уже разделась, — сказала она. — Я должна поговорить с тобой. Этой ночью мне вряд ли удастся уснуть.

Она села на мою кровать.

— Что ты о нем думаешь, Минель?

— О Робере? О, я нахожу его очаровательным.

— И я тоже. Забавно, не так ли? Я ожидала увидеть нечто ужасное, но ты, как всегда, оказалась права. Если заранее строишь себе ужасную картину, то потом ощущаешь приятный сюрприз. Робер мне очень понравился. Когда я с ним танцевала, то желала, чтобы никогда не влюблялась в Джеймса Уэддера.

— Теперь уже бесполезно желать этого. Все уже произошло, и тебе остается только постараться забыть.

— Думаешь, я смогу?

— Не навсегда — время от времени к тебе будут возвращаться воспоминания.

— Да, если делаешь ложный шаг, то забыть о нем никогда не удастся.

— Но все время думать об этом тоже бессмысленно.

— Знаешь, Минель, по-моему, я смогла бы забыть о Джеймсе Уэддере, если бы не Шарло. Что мне делать, Минель? Должна ли я все рассказать Роберу?

Я молчала, не зная, что ей посоветовать. Откуда мне знать, что лучше для счастья Марго и Робера?

— Пока что ничего не рассказывай, — пошла я на компромисс. — Подожди, пока вы и Робер не начнете лучше понимать друг друга. В ваших отношениях появятся дружба, любовь, терпимость, и ты сама увидишь, когда придет время для правды.

— А Шарло?

— Я уверена, что о нем хорошо позаботятся.

— Но как я об этом узнаю? Если бы только я могла его видеть!

— Это невозможно.

— Ты говоришь, как Аннетт. Нет ничего невозможного! Скоро я поеду в Париж, остановлюсь там в папином доме, где мы будем принимать Грасвилей, а потом вернусь сюда, и мы с Робером поженимся. Ты поедешь в Париж со мной — там нам может представиться удобная возможность.

— О чем ты говоришь?

— Я имею в виду возможность отыскать Шарло. Если я смогу убедиться, что он счастлив, и приемные родители любят его, тогда все в порядке.

— Но как ты сможешь это сделать? Ты ведь даже не знаешь, где он.

— Мы узнаем это вместе, Минель! Мы поедем к кому-нибудь в гости — например, к милой старой Иветт, которая помогала Ну-Ну возиться с детьми…

— Но нам не позволят ехать одним.

— Я придумала план. Мы возьмем с собой мою горничную Мими и моего грума Бесселя. Они любят друг друга и хотят пожениться. Я обещала им, что когда буду жить в Грасвиле, они смогут приехать туда и там обвенчаться. Мими и Бессель так поглощены друг другом, что не замечают ничего вокруг. В любом случае они сделают для меня что угодно.

Я сочла этот план безумным, но, как всегда, не стала развеивать мечты Марго, потому что когда речь заходила о Шарло, она часто впадала в истерику.

Я никогда не подозревала, что у Марго могут возникнуть глубокие материнские чувства, но она была непредсказуемой, а многие женщины, похожие на нее, после рождения ребенка становились хорошими матерями.

Марго обсуждала план столь энергично, что мне едва удалось упомянуть о брошенном в окно камне.

— О, это! — равнодушно промолвила она. — Такое сейчас случается по всей стране. Никто на это не обращает внимания.

Наконец Марго ушла. Я чувствовала усталость, но долго не могла уснуть, а когда задремала, то во сне меня преследовало обезображенное ненавистью лицо Леона.

* * *

Все семейство занималось планами свадьбы Марго. Аннетт была расстроена и заявляла, что ни за что не успеет вовремя. Материалы были не того цвета, а гардероб Марго пребывал в ужасном состоянии. Тем не менее, оттуда извлекались платья одно красивее другого.

Марго весело щеголяла в них передо мной. Она хотела подарить мне кое-какую старую одежду, которую Аннетт могла, по ее выражению, «улучшить». Я купила несколько платьев, и сама произвела необходимые изменения под руководством Аннетт.

— Тебе понадобится одежда для поездки в Париж, — сказала Марго. Каждый раз, когда речь заходила об этом путешествии, ее глаза возбужденно блестели, и я знала, что она думает о своем плане.

Марго, Леон, Этьен и я часто ездили верхом. Иногда к нам присоединялся граф, и когда он делал это, то всегда устраивал так, чтобы мы с ним теряли других и оставались наедине. Все знали о его желании и, как обычно, старались идти ему навстречу. Против четверых я оказывалась беспомощной.

— Итак, мы продвигаемся не слишком быстро, не так ли? — заметил как-то граф.

— К чему?

— К блистательному концу, ожидающему нас обоих.

— Вижу, что вы в насмешливом настроении.

— Я всегда в отличном настроении, когда нахожусь в вашем обществе. Это хорошее предзнаменование.

— Это только показывает, что вы можете пребывать в хорошем настроении, когда захотите.

— Нет, только когда я счастлив, а это не всегда зависит от меня.

— А я думала, что такой человек, как вы, может контролировать свои настроения.

— Этого я так и не научился делать. Возможно, вы научите меня, потому что вам это отлично удастся. Вы были расстроены во время бала, когда в окно влетел камень?

— Я была испугана.

— Это какой-нибудь жалкий крестьянин.

— А вы не предполагаете, кто именно?

— Кто-то из ближайших деревень.

— То есть, из ваших собственных вассалов?

— Что за эпитет! Да, это мог быть один из моих собственных вассалов. Фактически, я в этом уверен.

— И это вас беспокоит?

— Разбитое окно — пустяк. Тревожно само намерение. Иногда я чувствую, что распадаются сами основы общества.

— А нельзя попытаться сделать их более устойчивыми?

Граф покачал головой.

— Это следовало сделать пятьдесят лет назад. Возможно, нам удастся пережить бурю. Видит Бог, моя страна за прошедшие века перенесла немало потрясений, да и ваша тоже. Но ваш народ иной — не столь легко воспламеняющийся. У них хватит ума подумать о последствиях возможной революции. Мы более импульсивны. Разница в натурах наших наций отражаются в вас и во мне. Вы всегда спокойны, пряча волнения в себе. Несомненно, ваша мать внушила вам, что показывать свои чувства — дурной тон. О, Минель, как много я бы дал, чтобы уехать из Франции с вами вдвоем на какой-нибудь остров посреди тропического моря! Там мы могли бы спокойно жить и любить друг друга!

Я была глубоко тронута его серьезностью, но он был прав, — меня приучили скрывать свои чувства, когда разум подсказывал мне, что так будет лучше.

— Уверена, что не прошло бы и недели, как вы устали бы от вашего острова, — сказала я.

— Давайте попробуем и поглядим, правы ли вы. Согласны?

— Такой вопрос не нуждается в ответе. Вы знаете, что я собираюсь уехать отсюда. Я остаюсь только до брака Марго, а потом вернусь в Англию.

— А бедность?

— Возможно, мне повезет. У меня есть квалификация.

— Уверен, что вы добьетесь успеха, чем бы ни занялись. Вы могли бы продолжать руководить школой, если бы не этот олух Джоэл. Какой глупец! Возможно, он когда-нибудь поймет, что потерял, и вернется, чтобы попробовать снова. Ответьте мне серьезно, Минель. Я знаю, что вы не одобряете мой образ жизни, но поверьте — это вопрос воспитания. Я живу так, как жили мои предки. Вы воспитаны по-другому. Вам я кажусь жестоким, аморальным и безжалостным. Это так?

— Безусловно, — согласилась я.

— И все же, говоря по-честному, Минель, я вам не вполне безразличен? — Так как я молчала, он добавил:

— Полноте! Неужели вы боитесь сказать правду?

— По-моему, — ответила я, — когда мужчина выражает восхищение женщиной, он так взывает к ее тщеславию, что ей трудно не испытывать благосклонности к тому, кто проявил такой хороший вкус.

— Как всегда, очаровательно! — рассмеялся граф. — Значит, восхищаясь вами, я в какой-то мере заслужил ваше расположение. Вы знаете степень моего восхищения, так что я вправе рассчитывать на вашу благосклонность.

— Я не могу вам верить, — серьезно сказала я. — Вы любили слишком многих женщин.

— Опыт всегда ценен — не имеет значения, в какой области, — а мой говорит мне, что я никогда не любил никого так, как люблю вас.

— Но вы не свободны…

— В один прекрасный день я могу стать таковым. Я прошу вас сказать, каков будет ваш ответ, когда я приду к вам с честным предложением брака.

— Которое вы никогда не сделаете, так как понимаете, что наш брак был бы весьма неподобающим.

— Уверен, что он был бы самым подобающим из всех, что когда-либо существовали!

— Что? Благородный аристократ и неудавшаяся школьная учительница!

— Аристократ испытывает настоятельную нужду в обучении.

— Вы смеетесь надо мной.

— Нет, — серьезно ответил он. — Я хочу, чтобы вы научили меня быть простым и человечным, показали мне, как быть счастливым.

— У вас слишком высокое мнение о моих возможностях.

— Но я убежден, что оцениваю их правильно. Неужели ваше расположение ко мне не усиливается при виде моей безумной любви к вам?

— Я подозрительна, и зная, что вы привыкли добиваться от женщин желаемого, опасаюсь, что вам просто интересно пробовать различные способы убеждения.

— Вы несправедливы ко мне. Более того, вы избегаете ответа. Надеюсь, я не вызываю у вас неприязни?

— Вы сами знаете, что нет.

— И вы наслаждаетесь нашими словесными поединками?

— Разумеется.

— Вот я и вырвал у вас признание! У меня сложилось впечатление, что вы избегаете меня, потому что я не могу предложить вам брак, а принять иное предложение вам не позволяет воспитание. Это верно, не так ли?

Снова я колебалась слишком долго.

— Я считаю, что получил ответ, — промолвил граф.

Мы поскакали к замку бок о бок.