Было послеполуденное время. Мы только что закончили второй завтрак. Семейство в эти часы, как правило, отдыхало, хотя я никак не могла усвоить эту привычку.
Ко мне в комнату постучали, и открыв дверь, я увидела конюха Армана.
— Мадемуазель, — сказал он, — я получил сообщение от моего хозяина.
От хозяина? Значит, от графа! Ведь Арман приехал с нами из Шато-Сильвен.
— Да, Арман?
— Мсье граф хочет, чтобы вы встретились с ним, и я должен проводить вас к нему.
— Когда?
— Сейчас, мадемуазель. Он желает, чтобы мы незамедлительно покинули замок и чтобы никто не знал, что он находится поблизости.
— Он в Грасвиле?
— Неподалеку от города, мадемуазель. Граф ожидает вас там. Я уже оседлал вашу лошадь, и она стоит наготове в конюшне.
— Подождите, пока я переоденусь в костюм для верховой езды.
— Хорошо, мадемуазель, но умоляю вас поторопиться и никому не сообщать, что вы уезжаете. Это распоряжение графа.
— Можете на меня положиться, — заверила я его.
Арман вышел. Я заперла дверь и быстро переоделась. К счастью, никто меня не заметил, когда я шла к конюшням. Увидев меня, Арман с облегчением вздохнул.
— Все в порядке, мадемуазель?
— Да, — ответила я. — Никто не видел меня.
Он помог мне сесть в седло, и вскоре мы поскакали, оставив город в стороне.
Я едва замечала дорогу, так как дрожала от волнения при мысли о скорой встрече с графом. Все мои недавние сомнения относительно будущего как рукой сняло. Как я могла даже допускать возможность брака с Джоэлом, когда при первом же известии от графа я была готова мчаться к нему?
До сих пор я не бывала в этих местах. Пейзаж изменился — он стал холмистым, и нам приходилось пробираться через лес. Один-два раза Арман резко натягивал поводья, и я останавливалась вместе с ним.
Казалось, он прислушивается. В лесу не раздавалось ни единого звука, кроме журчания ручья и внезапного жужжания пролетающей пчелы.
Арман удовлетворенно кивнул и поехал дальше.
Мы приблизились к маленькому дому, стоявшему среди деревьев. Каменные стены были покрыты ползучими растениями, а сад зарос сорняками и кустарником.
— Это цель нашей поездки? — удивленно спросила я.
— Следуйте за мной, мадемуазель, — ответил Арман. — Мы отведем лошадей к задней части дома и привяжем их там.
Мы зашли за дом. Кто бы ни жил здесь, он не ухаживал за садом по крайней мере год. Я искала глазами лошадь графа, которая должна была находиться здесь, если он выбрал это место для свидания, но нигде ее не видела.
Кругом было очень мрачно, и я инстинктивно боялась сойти с лошади.
— Почему, — осведомилась я, — граф выбрал такое странное место? — Арман пожал плечами, как бы говоря, что его дело не обсуждать графские приказы, а повиноваться им.
Он привязал свою лошадь и помог мне спешиться. Я ощутила внезапное желание пришпорить кобылу и поскакать отсюда прочь. От этого места веяло каким-то злом. Быть может, мне это казалось потому, что последние дни я думала о мирной жизни в Деррингеме.
Арман привязал мою лошадь рядом со своей.
— Арман, — спросила я, — вы войдете в дом со мной?
— Разумеется, мадемуазель.
— Здесь так… неприятно.
— Это из-за того, что сад зарос кустарником. Внутри все по-другому.
— Чей это дом?
— Он принадлежит графу де Фонтен-Делибу, мадемуазель.
— Странно, что у него есть здесь дом. Ведь это не его владения.
— Когда-то это был охотничий домик. У графа они есть по всей стране.
Я посмотрела направо, где лежала куча земли.
— Кто-то недавно здесь копал, — заметила я.
— Не знаю, мадемуазель.
— Но посмотрите…
— О, возможно, вы правы. Давайте войдем в дом.
— Но я хочу выяснить, что это такое. Смотрите, здесь яма. Это похоже… — я почувствовала, что меня охватывает ужас. — Это похоже на могилу!
— Может быть, кто-то хотел похоронить собаку.
— Яма слишком большая для собаки, — возразила я.
Арман взял меня за руку и повел к двери. Вынув из кармана ключ, он отпер дверь и слегка подтолкнул меня. В прихожей было темно, и меня вновь охватили мрачные предчувствия.
— Арман, — заговорила я, когда дверь захлопнулась вновь, — граф не стал бы приезжать в подобное место. Где его лошадь? Если он уже здесь…
— Возможно, он еще не прибыл.
Я резко повернулась к нему. Выражение его лица слегка изменилось. Раньше я никогда не присматривалась к Арману — он ведь был просто конюхом, приехавшим с нами из Шато-Сильвен. Теперь он казался напряженным, а взгляд его беспокойно бегал. Чепуха, подумала я, игра воображения! Он ведь уже много лет состоит на службе у графа, и Марго как-то говорила о нем, как об отличном конюхе. Просто сама атмосфера этого места так на меня подействовала. А тут еще эта яма в саду, похожая на могилу. Очевидно, кто-то побывал здесь недавно и выкопал ее.
Арман стиснул мою руку, словно боялся, что я собираюсь убежать. Это было весьма странным поведением для конюха.
Он снова подтолкнул меня вперед. Мне почудился какой-то звук. Подняв глаза, я увидела повсюду толстый слой пыли. Дом выглядел нежилым. Тогда кто же вырыл яму в саду?
Я слышала сзади тяжелое дыхание Армана, и внезапно меня пронзила страшная мысль. Я здесь для того, чтобы умереть! Могила в саду предназначена для меня! Я сама шагнула в капкан! В течение нескольких секунд в голове у меня быстро мелькали беспорядочные мысли. Граф послал своего слугу, чтобы привезти меня сюда. Зачем? Чтобы убить и похоронить в приготовленной могиле, где я останусь лежать, забытая всеми? Почему? Ведь граф любит меня — он сам это сказал. Но кто может знать? Ведь я часто слышала, что в этом человеке сидит дьявол. Граф хотел убрать с пути Урсулу и убил ее. Он намерен жениться на Габриель, которая подарила ему сына. А как же я? Меня предназначали на роль козла отпущения. Если я исчезну, то будут говорить, что это я налила смертельную дозу снотворного в стакан Урсулы. Ну-Ну поддержит эту теорию, и граф освободится от подозрений. О, какая чушь! И все-таки он послал за мной и велел привезти в это страшное место, где все говорит мне, что я смотрю в лицо смерти.
Я повернулась, ища путь к спасению. Затем дверь внезапно открылась. Я закрыла глаза, не желая видеть графа, будучи не в силах вынести, как мир моей мечты рушится передо мной. Если мне предстоит умереть, то пусть я умру в неведении, отказываясь верить тому, о чем многие пытались меня предупредить
Арман снова очутился позади меня. Я подняла взгляд. В дверном проеме стояла фигура, казавшаяся странно знакомой. Я успела узнать короткую шею, шляпу с полями и темный парик, прежде чем незнакомец прыгнул вперед и схватил меня. Перед глазами мелькнула ослепительная вспышка, и я очутилась на полу, ощущая мучительную боль… Мрачный дом, зловещий незнакомец, давно следивший за мной, мои смятенные мысли быстро проваливались во тьму…
* * *
Когда я открыла глаза, то увидела, что лежу в своей спальне в Отель-Делибе, парижском доме графа. Рука была перевязана и сильно болела. Я попыталась приподняться, но почувствовала головокружение и откинулась на подушки.
— Лежите спокойно, — послышался голос. — Так будет лучше.
Я не знала, кому принадлежит этот голос, но он звучал успокаивающе.
— Что со мной случилось? — спросила я.
— Попытайтесь заснуть, — последовал ответ, которому я тут же повиновалась.
Когда я проснулась, то увидела рядом с моей кроватью женщину.
— Вы чувствуете себя лучше? — спросила она, и я узнала тот же успокаивающий голос.
— Да, спасибо. Как я здесь очутилась?
— Граф все объяснит вам. Он велел позвать его, как только вы проснетесь.
— Значит, он здесь? — Я ощутила внезапную радость.
Граф уже был рядом. Он поцеловал мою оставшуюся невредимой руку.
— Слава Богу, что Периго следил за вами. Он отлично поработал.
— Но что произошло?
— Вы едва не погибли, дорогая. Этот негодяй собирался убить вас, и мы бы никогда ни о чем не узнали. Он застрелил бы вас, а потом похоронил в этом Богом забытом месте. Почему вы отправились туда?
— Вы имеете в виду, с Арманом? Но ведь он сказал, что везет меня к вам.
— О Боже, как бы я хотел, чтобы мерзавец попался ко мне в руки! Я еще доберусь до него!
— Но ведь он давно у вас на службе…
— Вы хотите сказать, на службе у Этьена. Только подумать, что мой сын… Чего люди не сделают ради денег, поместий, титула! Но даже если у меня больше никогда не будет сына, теперь Этьен не получит ничего!
— Вы имеете в виду, что Арман затащил меня туда, чтобы убить по приказу Этьена?
— Безусловно. Арман исчез. Когда он понял, что кто-то проник в дом с целью помешать ему, он сразу же сбежал.
— А этот Периго?
— Отличный парень! Он наблюдал за вами.
— Человек в темном парике и с короткой шеей?
— Не знаю насчет парика, но что касается шеи, вы правы.
— Так вы послали его охранять меня?
— Естественно. Мне не понравилось, что произошло с вами на тропинке около Шато-Сильвен, где вас едва не застрелили. Периго хорошо справился с делом. Он следил за Арма-ном, когда тот ездил в дом в лесу, видел, как он копает могилу, и быстро обо всем догадался. Когда Периго заметил, что вы с Арманом уезжаете из замка, он поспешил в лес и стал поджидать вас у дома. Арман прикончил бы вас, если бы не Периго. В результате пуля угодила вам в руку, а не в голову или в сердце, как намеревалось. Периго расстроен, что не успел схватить Армана, прежде чем тот выстрелил, но его вряд ли стоит за это винить. Если мы вернемся к нормальной жизни, то Периго получит за свою службу землю и состояние.
— Арман! — пробормотала я. — Но почему Арман?
— Арман действовал по поручению Этьена — он ведь всегда был его грумом. Они скорее соучастники, чем просто господин и слуга. Уверен, что это Этьен — возможно, с согласия его матери, что мне еще предстоит выяснить, — устроил вам маленькое приключение на тропинке. Оно насторожило меня, и я решил принять меры предосторожности. Я знал, что могу полностью доверять Периго. Хочу послать за ним, чтобы вы могли лично его поблагодарить.
В комнату вошел Периго. Без парика и высокой шляпы он выглядел гораздо моложе, а короткая шея была не так заметна.
Периго поклонился, а я сказала:
— Благодарю вас — вы спасли мне жизнь.
— Сожалею, мадемуазель, — ответил он, — что не спас вас и от ранения. Боюсь что я был неловок, так как вы, кажется, обратили на меня внимание.
— Не могла же я не заметить вас, когда вы постоянно находились рядом. Но иначе вам не удалось бы так хорошо оберегать меня.
— Мы оба очень признательны тебе, Периго, — промолвил граф. — Твоя служба не будет забыта.
— Мой долг служить вам, мсье граф, — ответил он. — Надеюсь, что смогу это делать еще много лет.
Граф был глубоко тронут, а я почувствовала, что у меня на глазах показались слезы. Сейчас я спрашивала себя, как я вообще могла усомниться в графе, но его присутствие всегда производило на меня подобный эффект.
Когда Периго вышел, граф сел у моей кровати. Он сказал, что для него все происшедшее абсолютно ясно. Этьен всегда надеялся быть узаконенным и стать наследником титула и состояния. Так бы и случилось, если у графа когда-нибудь не появился бы законный сын.
— Конечно, — продолжал граф, — Этьен знал о моих чувствах к вам и начал опасаться последствий. Он справедливо считал, что я собираюсь жениться на вас, а если у нас будет сын — на что мы в полном праве рассчитывать, не так ли? — то его надежды рухнут. Следовательно, вы представляли для него угрозу.
— А где же сейчас Этьен?
— Он был в Шато-Сильвен, присматривая за поместьем. Теперь Арман поспешит к нему и сообщит о крушении их планов. Думаю, что Этьен сразу же покинет замок, так как поймет, что мне все известно. Больше он никогда не осмелится взглянуть мне в глаза. С Этьеном все кончено. А мы с вами должны немедленно обвенчаться.
Я издала протестующий возглас, вспомнив, о своих беседах с Джоэлом. Хотя я и не обещала выйти за него замуж, но все же и не совсем ему отказала. Как же я могла сразу же стать женой графа? Кроме того, как только я подумала о браке с ним, прежние страхи и сомнения вновь подняли голову. Граф был в ужасе от попытки Этьена убить меня, но как быть со смертью Урсулы? Не умерла ли она, потому что стояла на пути его желаний, точно так же как я стояла на пути желаний Этьена?
— Почему вы отказываетесь? — свирепо осведомился граф.
— Я не готова, — ответила я.
— Что за чушь вы несете?
— Это не чушь, а здравый смысл. Я должна быть уверена.
— Неужели вы еще не уверены?
— Ну, вообще-то, да, но еще нужно многое обдумать. В таком серьезном деле, как брак, это необходимо.
— Моя дорогая Минель, в таком деле, как брак, обдумывать нужно только одно: любят ли друг друга мужчина и женщина. Я вас люблю. У вас есть какие-нибудь сомнения на этот счет?
— Может быть, мы с вами понимаем под словом «любовь» не вполне одно и то же. Я знаю, что вы хотите быть со мной, но является ли это любовью?
— Если не это, то что же?
— Общие интересы, взаимное уважение, понимание. Это важнее страсти. Ведь желанию присуща мимолетность. Перед тем, как выйти замуж, я хочу быть уверенной, что мой муж будет хорошим отцом нашим детям, что он разделяет мои моральные принципы, что ему во всем можно доверять.
— У вас высокие требования, — заметил граф. — Очевидно, учительница не может обойтись без того, чтобы не устроить своему поклоннику экзамен.
— Возможно, и так. И, возможно, учительница — неподходящая жена для человека, проведшего жизнь в поисках новых любовных приключений.
— А по-моему, она самая подходящая жена для него. Послушайте, давайте прекратим всю эту ерунду. Я найду священника, который обвенчает нас через несколько дней.
— Мне нужно время, — настаивала я.
— Вы разочаровываете меня, Минель. Я думал, что вы тоже любите приключения.
— Вот видите — я права. Вы уже мной разочарованы.
— Лучше я буду разочарован вами, чем доволен какой-нибудь другой женщиной.
— Это просто нелепо!
— Разве так разговаривают со своим супругом и повелителем?
— Уверяю вас, что мой гордый дух не потерпит никаких повелителей. Так что мне следует хорошенько подумать, прежде чем очертя голову решиться на брак, который может стать бедствием.
— Это будет весьма увлекательное бедствие.
— Лучше избегать всяких бедствий — даже увлекательных.
— Вы просто очаровываете меня!
— Не могу понять, почему. Ведь я никогда с вами не соглашаюсь.
— Слишком много людей со мной соглашаются или притворяются, что делают это. Такое может наскучить.
— Не сомневаюсь, что несогласие вскоре также вам наскучит и будет раздражать куда сильнее.
— Испытайте меня, Минель! Послушайте, любовь моя. У нас мало времени. Предместья готовятся восстать. Они уничтожат нас. Давайте же наслаждаться жизнью, пока это возможно.
— Что бы нас ни ожидало, я должна подумать, — настаивала я.
Граф просидел около моей кровати еще некоторое время. Мы мало говорили, но само его молчание было умоляющим. Я уже колебалась и была готова сказать: «Хорошо! Давайте поженимся и будем хоть немного счастливы вместе», но не могла забыть прогулки и разговоры с Джоэлом, а больше всего — маму.
— А вы послали в Грасвиль сообщение о том, где я? — внезапно спросила я.
Граф ответил, что позаботился обо всем.
— Благодарю вас. А то они начали бы беспокоиться.
Я закрыла глаза, ощущая желание спать. Мне хотелось подумать, но мои мысли могли привести меня все к тому же мучительному вопросу.
* * *
Было 14 июля — эту дату во Франции никогда не забудут. Я уже чувствовала себя хорошо, и хотя моя рука все еще была перевязана, рана начала заживать.
Предыдущий день был жарким и душным. В Париже царило спокойствие, но меня не оставляло ощущение, что город подобен притаившемуся зверю, готовому к прыжку.
Я чувствовала постоянное напряжение. За короткое время на мою жизнь уже дважды покушались. Такие испытания всегда оставляют шрамы.
Мне хотелось побыть одной. В таком настроении я набросила легкую накидку и вышла из дома. Проходя по узким улицам, я ощущала на себе косые взгляды. Прохаживающимся взад-вперед королевским гвардейцам было явно не по себе. Издалека доносилось пение.
Кто-то схватил меня за руку.
— Минель, вы с ума сошли!
Это оказался граф. Он был скромно одет в коричневый плащ и высокую шляпу с полями, такую же, как я видела на Периго. Из осторожности люди старались не выходить на улицу хорошо одетыми.
— Вам не следовало покидать дом. Я искал вас и понял, что вы пошли в сторону Нового моста по набережной Орлож. Мы должны сейчас же возвращаться.
Он оттащил меня к стене, так как мимо проходила группа молодых людей — очевидно, студентов. Их крики заставили меня содрогнуться:
— A bas les aristocrates! A la lanterne!.
Мы быстро пошли назад. Я вся дрожала — не за себя, а за графа, понимая, что, несмотря на простую одежду, в нем можно безошибочно признать аристократа.
Прежде чем мы добрались до предместья Сент-Оноре, весь Париж, казалось, превратился в ад. На улицах слышались вопли. Толпы народу бегали туда-сюда, крича:
— A la Bastille!.
— Они идут к тюрьме, — сказал граф. — Боже мой! Кажется, началось.
До Сент-Оноре нам удалось дойти благополучно.
— Вы должны немедленно уехать из Парижа, — заявил граф. — Оставаться здесь небезопасно. Скорее переодевайтесь и спускайтесь к конюшне.
Я повиновалась. Граф с нетерпением ожидал меня там. Он давал распоряжения слугам, чтобы они покидали дом, но не все сразу, а постепенно, не привлекая внимания.
Граф и я поехали в Шато-Сильвен и прибыли туда вечером.
— Как видите, вы опоздали с вашими раздумьями, — печально сказал мне он, когда мы стояли в холле. — Революция началась. Вам следует, не теряя времени, возвращаться в Англию. Ради Бога, не говорите по-французски, ибо толпа может принять вас за француженку и врага народа.
— А что будет с вами? Вы тоже поедете в Англию?
Он покачал головой.
— Это только начало. Кто знает, быть может, еще есть время спасти рушащийся режим. Не мне покидать тонущий корабль, Минель. Для меня здесь есть работа. Я вернусь в Париж, повидаю короля и его министров. Возможно, еще не все потеряно. Но вы должны сразу же уезжать — это моя первейшая забота.
— Вы имеете в виду… оставить вас?
На миг в его лице появилась такая нежность, что оно показалось мне незнакомым. Граф привлек меня к себе и поцеловал в голову.
— Глупышка, — промолвил он. — Вы слишком долго раздумывали, Минель. Теперь нам придется расстаться. Вам нужно ехать, а мне — оставаться.
— Тогда я тоже останусь, — заявила я.
Он покачал головой.
— Ни в коем случае.
— Значит, вы меня отсылаете?
Граф с минуту колебался, и я ясно видела борьбу эмоций на его лице. Он знал, что если я останусь, то соглашусь даже стать его любовницей, потому что в отчаянной ситуации, когда смерть подступает к дверям, люди цепляются за все, что может предложить жизнь. Но если бы я осталась, то подверглась бы опасности.
— Я немедленно начну приготовления к вашему отъезду, — твердо произнес граф. — Периго доказал, что ему можно доверять. Он отвезет вас в Кале, и вечером вы покинете замок.
Вот как все кончилось. То, что я не могла решить, за меня решила революция.
* * *
Стемнело. Я готовилась к отъезду. В конюшне меня ждали лошади. Граф сказал, что мое отбытие должно произойти как можно более незаметно.
— Мне не будет покоя, пока вы здесь. А под охраной Периго у вас немалый шанс спастись. Помните, не говорите по-французски без крайней необходимости. Подчеркивайте свою национальность — это вам поможет. Народ настроен не против иностранцев, а против своих же соотечественников.
Я спорила с ним и хотела остаться. Дважды я уже находилась на волосок от смерти и была готова рискнуть еще раз. Все лучше, чем разлука.
Граф был тронут, но по-прежнему непреклонен.
— Забавно, — промолвил он, — что когда опасности не было, вы колебались, хотели подумать, не доверяли мне. Не произошло ничего, что бы могло внушить вам доверие, и все же вы готовы рисковать жизнью и остаться со мной. О, непостижимая Минель!
Я могла только молить его.
— Позвольте мне остаться или поезжайте вместе со мной. Почему бы вам не уехать в Англию?
Он покачал головой.
— Я не могу покинуть своих друзей, оказавшихся в беде. Франция — моя родина. Ее хотят растерзать на куски. Я должен остаться и сражаться за то, что считаю правым делом. Когда все будет кончено, Минель, я приеду к вам.
Но я печально покачала головой.
— Вы не верите в это? Вы думаете, что я вас забуду? Так знайте: что бы ни случилось в прошлом и будущем, я люблю вас! Вы для меня единственная женщина, и хотя вы еще этого не осознаете, я для вас единственный мужчина. Конечно, наши жизни текли по-разному. Вы воспитаны доброй христианкой, а я… Ну, я жил в разлагающемся обществе. Мне никогда не приходило в голову задуматься, имею ли я право поступать так, как всегда поступал. Только когда я убил ребенка, я начал критически оценивать себя, но и тогда среда давала себя знать. А когда появились вы, я изменился. Вы заставили меня увидеть все в новом свете, смотреть на жизнь вашими глазами. Мне нужно еще много уроков, моя маленькая учительница, и лишь вы способны мне их преподать!
— Тогда я выйду за вас замуж и останусь с вами.
— Если бы я женился на вас, то вы бы стали графиней де Фонтен-Делиб, а это не слишком хорошее имя в новой Франции. Бог знает, что они с нами сделают, но это будет месть, жестокая и беспощадная. Так что последнее, что вы должны делать, это становиться одной из нас. Вам нужно ехать — для всего остального уже слишком поздно. Мы теряем время. Прощайте, любимая. Нет, до свидания. Мы встретимся вновь!
Я прижалась к нему. Теперь я была уверена, что принадлежу графу. Я не знала, убил он свою жену или нет, но в тот момент не сомневалась, что даже если он виновен, это не изменит моих чувств к нему.
— Периго ждет у конюшен. Задерживаться нельзя.
Он обнял меня за плечи, и мы вышли в жаркий вечерний воздух.
Как только мы приблизились к конюшням, я поняла, что что-то не так. Я ощущала чьи-то взгляды, слышала звуки движения и тяжелого дыхания. Граф также чувствовал это. Сильнее сжав мою руку, он увлек меня к конюшням. Внезапно раздался крик:
— Он здесь! Хватайте его!
Как только граф оттолкнул меня в сторону, рядом вспыхнул факел. Я увидела толпу в двадцать-тридцать человек, наступавшую на нас; в их глазах светилась жестокая радость. Они были полны жаждой мести за сотни лет бесправия и унижений.
— Идите в конюшню! — бросил мне граф.
Я не двинулась с места, так как не могла оставить его.
Внезапно я застыла от ужаса, увидев во главе толпы знакомое лицо — лицо Леона!
Оно было настолько искажено, что я еле узнала его при свете факелов. Я никогда не думала, что Леон мог выглядеть подобным образом. Его рот был злобно искривлен, в глазах пылала дикая ненависть. Как он не походил на доброго и любезного молодого человека, которого я знала до сих пор!
— Повесить его! — крикнул чей-то голос.
— Повесить? Это для него слишком хорошо!
Леон и все остальные бросились на графа. Я увидела, как он упал.
Слова Леона до меня не доносились, но я поняла, что он ими командует.
Графа увели. Он пытался сопротивляться, но не мог ничего сделать со столькими противниками. Я дрожала от страха и горя.
«Боже мой,» — думала я, — «он был прав. Слишком поздно!»