Он пришел в себя в комнате Блейкни: тот вливал ему в рот какую-то живительную влагу.

— Перси, ее арестовали! — жалобно воскликнул Арман, как только к нему вернулась способность говорить.

— Ладно! Не говорите ничего, пока вам не станет лучше.

С почти нежной заботливостью Блейкни подложил под голову Арману подушки и принес чашку горячего кофе. Сен-Жюст с жадностью его выпил. Теперь он был спокоен, что все будет хорошо, так как Блейкни знал, что случилось, и мог поправить дело. Арман тихо лежал на диване, чувствуя, как к нему понемногу возвращались силы и как падает лихорадочное возбуждение. Сквозь полуприкрытые глаза он видел, как бесшумно двигается по комнате Блейкни, уже совсем одетый; Арман даже усомнился, что тот ложился спать. Устыдившись своей слабости, Сен-Жюст вскочил с дивана и с нескрываемым восхищением посмотрел на Блейкни, молча и неподвижно стоявшего у окна, как воплощение спокойной силы.

— Перси, я совсем оправился, — начал Арман, — я только устал, потому что бежал всю дорогу, от самой улицы Сент-Оноре. Могу я все рассказать вам?

Не говоря ни слова, Блейкни закрыл окно и, усевшись рядом с зятем, выслушал его страстный рассказ. Ни одна черта в его лице не выдала волнения или неудовольствия, которое было бы вполне понятно в человеке, встретившем помеху в самом начале задуманного им опасного предприятия.

— Эрон со своими ищейками вернулся к ней вчера вечером, — задыхаясь, сказал Арман. — Они, конечно, хотели поймать меня и, не найдя никого, схватили ее… О Господи!

Он закрыл лицо руками, чтобы Перси не видел его страданий.

— Я это знал, — спокойно произнес Блейкни.

Арман, с изумлением взглянув на него, пробормотал:

— Как? Когда вы это узнали?

— Когда вы вчера ушли от меня, я отправился на площадь дю-Руль, но опоздал.

— Перси! — воскликнул Арман, краснея до корней волос. — Вы это сделали?

— Разумеется! — так же спокойно ответил Блейкни. — Разве я не сказал вам, что буду оберегать вашу Жанну? Когда я узнал о ее аресте, было слишком поздно ее искать, но сегодня утром я как раз собирался идти узнать, в какую тюрьму отправили мадемуазель Ланж. Мне скоро надо уходить, Арман, пока стража не сменилась в Тампле и в Тюильри. Это — самое безопасное время, а мы все уже достаточно скомпрометированы.

Сен-Жюст вспыхнул от стыда, хотя в голосе Блейкни не было и тени упрека, и в глазах светилось обычное добродушие. В мгновение ока понял Арман, сколько вреда причинил он делу Лиги своим безрассудством. Каждый его поступок подвергал опасности задуманный Блейкни рискованный план: дружба с бароном де Батцем, знакомство с Ланж, вчерашнее посещение ее, сегодняшний безумный бег по улицам Парижа, дававший возможность любому шпиону проследить за ним до самого жилища Блейкни. Не заботясь ни о ком и ни о чем, кроме своей возлюбленной, Арман в это утро легко мог привлечь к себе внимание любого агента Комитета общественного спасения и свести его лицом к лицу с Рыцарем Алого Первоцвета.

— Перси, — прошептал Арман, — сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

— Прощать тут нечего, — спокойно ответил Блейкни, — но много такого, что не следует больше никогда забывать, как, например, ваш долг относительно других, вашу обязанность повиноваться и вашу честь.

— Я совсем обезумел, Перси… О, если бы вы могли только понять, что значит для меня Жанна!

— Ну, что касается этого, то мы ведь вчера решили, что в деле чувства я холоден, какрыба, — с беззаботным смехом произнес Блейкни. — Во всяком случае, вы должны согласиться, что я умею держать данное слово. Я поручился вчера за безопасность мадемуазель Ланж, хотя с самого начала предвидел, что ее арестуют, однако надеялся, что успею увидеть ее до прибытия Эрона; к несчастью, он опередил меня только на полчаса. Она арестована, это — правда, но отчего вы не хотите доверить мне ее спасение? Разве нам не удавались гораздо более рискованные предприятия? Даю вам слово, что мадемуазель Ланж не будет сделано никакого вреда, — торжественно добавил он. — Им нужна не ваша Жанна, а вы. Через нее рассчитывают добраться до вас, а через вас — до меня. Честью своей ручаюсь — девушка будет спасена. Постарайтесь поверить мне, Арман. Я знаю, что вам нелегко доверить мне то, что для вас дороже всего на свете, но вы должны слепо слушаться меня, или я не в состоянии буду сдержать слово.

— Что должен я делать?

— Прежде всего немедленно покинуть Париж. Каждая минута, проведенная здесь, увеличивает опасность… о нет, не для вас, — прервал себя Блейкни, заметив, что Арман собирается возражать, — нет, опасность, угрожающую другим… и нашему делу.

— Как могу я уйти в Сен-Жермен, зная, что Жанна…

— Под моей защитой? — спокойно перебил его Перси, положив руку на плечо. — Вы увидите, что я вовсе не такое бесчеловечное чудовище, как вы полагаете. Но я должен думать о других и о ребенке, которого поклялся спасти. Я не пошлю вас в Сен-Жермен. Ступайте вниз и выберете себе одежду погрубее; та, что вы выбрали вчера, вероятно, валяется теперь где-нибудь на площади дю-Руль. В маленьком ящичке вы найдете самые разнообразные паспорта, выберите любой, переоденьтесь и отправляйтесь к заставе Ла-Виллетт. Там вы отыщете Фоукса и Тони; они, вероятно, будут разгружать уголь. Постарайтесь как можно скорее переговорить с ними и скажите Тони, чтобы он немедленно отправлялся в Сен-Жермен к Гастингсу вместо вас, а сами останетесь с Фоуксом.

— Понимаю. Только как же Тони доберется до Сен-Жермена?

— Можете быть уверены, дорогой мой, Тони доберется. А вы делайте то, что скажу я, ему же предоставьте самому заботиться о себе. А теперь, — серьезно добавил Блейкни, — чем скорее вы покинете Париж, тем будет лучше. Держитесь вблизи заставы, перед тем как ее закроют; я постараюсь сообщить вам, как идут дела у мадемуазель Ланж.

Арман молчал, все более и более сгорая от стыда. Он чувствовал, что не заслуживает бескорыстных хлопот о нем сэра Перси. Слова благодарности не шли у него с языка — он сознавал всю их неуместность в данное время. Он был уверен, что все англичане лишены всякого чувства и что его зять, несмотря на все свои бескорыстные геройские подвиги, в делах сердца неминуемо должен был оказаться человеком с притупленной чувствительностью. Однако это не мешало Сен-Жюсту, обладавшему честным, благородным сердцем, с восхищением относиться к своему Предводителю. Стремясь загладить свое не справедливое отношение к Блейкни, он решил поступать, как Фоуке, Дьюгерст и другие члены Лиги и беспрекословно исполнять его требования.

Хотя Арман старался казаться хладнокровным, но от его друга не укрылось его волнение.

— Я дал вам слово, Арман, — сказал Блейкни в ответ на его немую мольбу. — Неужели вы не можете верить мне, как верят другие? Ну а теперь ступайте, постарайтесь поскорее увидеться с нашими и послать Тони, куда я сказал, а вечером ждите известий о мадемуазель Ланж.

— Да благословит вас Бог, Перси! — невольно вырвалось у Сен-Жюста. — Прощайте!

— Прощайте, дорогой мой! Спешите! Чтобы через четверть часа вас не было в Париже.

Заперев за Арманом дверь, Рыцарь Алого Первоцвета подошел к окну и широко распахнул его навстречу сырому утреннему воздуху. Теперь, когда он остался наедине с самим собой, его лицо приняло тревожное выражение, а на губах появилась горькая улыбка разочарования.