Превосходный обед, поданный мистрис Салли и ее помощницами, маленькими девочками, привел всех в хорошее расположение духа. Мадам де Серваль, бледная, хрупкая, с мягким тихим голосом и глазами, приобретшими жалкое, неопределенное выражение, соизволила даже улыбнуться, согретая радушным приемом и весельем, наполнявшим этот счастливый уголок Божьей земли.

Войны и слухи о войнах достигали этих мест только отдаленным эхом великих событий в огромном внешнем мире, хотя не один отважный сын Дувра погиб в неудачных экспедициях герцога Йоркского в Голландию или в одной из бесчисленных морских битв неподалеку от западного побережья Франции.

Жозефина и Жак де Серваль, грезивший о венце мученика и получивший суровое потрясение во время братского ужина на улице Сент-Оноре, сначала, со всем упрямством юности, впали в необъяснимую тоску, пока шутки мастера Гарри Уайта, мужа хорошенькой Салли, ревнующего, как молодой петушок, к каждому джентльмену, посмевшему взглянуть на его пухленькую женушку, не вызвали улыбок на их губах. Комические попытки лорда Гастингса говорить на французском, смешные ошибки, которые он делал, завершили остальное, и вскоре высокие галльские голоса весело перебивали более мягкие англо-саксонские.

Даже Регина де Серваль улыбнулась, когда лорд Гастингс на ломаном языке спросил, не хочет ли она, чтобы погасили очаг, поскольку в комнате становится нестерпимо жарко.

Единственным, кто так и не сумел стряхнуть оцепенение, был Бертран Монкриф. Он сидел рядом с Региной, молчаливый, угрюмый, и в глазах плескалось что-то похожее на тупую неприязнь. Время от времени, когда он казался особенно мрачным или отказывался есть, ее маленькая рука прокрадывалась под столом к его ладони и сжимала ее с почти материнской теплотой.

Когда веселый обед был закончен и мастер Джеллибэнд обходил стол с бутылкой прекрасного контрабандного французского бренди, к которому с удовольствием прикладывались молодые джентльмены, за дверями гостиницы послышался шум. Мастер Гарри Уайт вышел взглянуть, в чем дело.

Но похоже, ничего не случилось. Уайт почти сразу же вернулся и объяснил, что это пришли матросы с барка «Анджела» и принесли молодого француза, который был скорее мертв, чем жив. Оказалось, что команда барка подобрала его недалеко от французских вод. Бедняга лежал в шлюпке, умирая от ужаса и обезвоживания. Поскольку он говорил только по-французски, матросы принесли его в «Приют рыбака», подумав, что, может, кто-то из господ сумеет разобрать его речь.

Англичане мгновенно оказались в своей стихии. Умирающий парнишка, француз, найденный в шлюпке… Все говорило об одной из тех трагедий, в которых Лига Алого Первоцвета принимала участие.

— Пусть парнишку отнесут в гостиную, Джеллибэнд, — скомандовал сэр Эндрю. — Там развели огонь?

— Да-да, сэр Эндрю. До пятнадцатого мая мы всегда разводим там огонь.

— В таком случае несите его туда. Сначала, старина, дайте ему глоток контрабандного бренди, а потом немного вина и еды. После этого мы постараемся узнать о нем побольше.

Он лично присмотрел за тем, чтобы приказы были выполнены. Джеллибэнд, как обычно, передоверил задание дочери, и мистрис Салли, преисполненная сочувствия, проворно поддержала и почти внесла юношу, который едва мог стоять, в маленькую гостиную, где полыхал приветливый огонь, усадила в кресло у камина, и мастер Джеллибэнд лично влил в горло бедняги полстакана бренди. Это немного оживило умирающего. Он оглядел присутствующих огромными испуганными глазами.

— Святая Матерь Божия, — тихо прошептал он. — Где я?

— Не важно, мальчик мой, — ответил сэр Эндрю, чье знание французского было намного обширнее, чем у его товарищей. — Ты среди друзей. Этого достаточно. Поешь и выпей немного. Позже поговорим.

Все это время он пристально разглядывал юношу. Постоянно имея дело с несчастьями и страданиями, работая под началом самого бескорыстного, самого понимающего человека, он стал на удивление проницательным. Даже на первый взгляд парнишка был не совсем обычным. Говорил мягко, очень правильно, кожа тонкая, не загрубевшая, лицо ослепительно красивое, руки и ноги в грубых ботинках были маленькими и изящными, как у женщины. Сэр Эндрю был почти убежден, что если стащить с головы парнишки вязаную шапку, на плечи спадет густая волна длинных волос.

Однако все эти факты только добавляли таинственности. Сэр Эндрю Фоукс с бесконечным тактом, рожденным добротой, оставил юношу одного за едой и присоединился к друзьям.