Через несколько минут задумчивая Тереза появилась в узком холле «Приюта рыбака». В гостинице царило оживление по причине прибытия их милостей с компанией леди и джентльменов из Франции, и хозяева суетились, устраивая гостей на ночь. Тереза Кабаррюс в обличье молодого матроса вызывала лишь случайный интерес: беженцы всех возрастов и мастей достаточно часто встречались в этих местах, поэтому она спокойно переоделась в мужской костюм, чтобы сыграть сложную роль, изобретенную для нее Шовеленом. Конечно, кто-то задавал вопросы относительно таинственного юнги, которого оставили отдыхать и обедать в крошечной гостиной, но, узнав, что он исчез, не поблагодарив за спасение, все тут же о нем позабыли.

Путешественники из Франции, изнемогая от усталости и пережитых потрясений, давно разошлись по своим комнатам.

Молодые английские аристократы отправились либо к друзьям по соседству, либо, как сэр Эндрю Фоукс и лорд Энтони Дьюгерст, уехали еще в начале вечера, чтобы до ночи успеть добраться до Эшфорда или даже до Мейдстона и тем самым уменьшить расстояние, все еще отделявшее их от родных и любимого дома.

Из столовой по-прежнему доносились шум и смех. Тереза мельком увидела обитателей «Приюта рыбака» и самих рыбаков, игравших в карты или в кости. Хозяин тоже был тут, занятый, как обычно, оживленным разговором с наиболее почетными гостями, сидевшими у камина.

Тереза бесшумно проскользнула мимо стеклянной двери. Прямо перед ней под прямым углом шел второй коридор, куда вели две-три ступеньки. Она на цыпочках прошла туда и огляделась, пытаясь вспомнить расположение различных комнат. Слева большая перегородка отделяла коридор от маленькой гостиной, где она по прибытии нашла приют. Правый проход заканчивался кухней, откуда слышались стук посуды и пронзительные женские голоса.

Тереза поколебалась. Сначала она хотела найти мистрис Уайт и узнать, есть ли еще свободная комната, но легкий стук или движение в гостиной заставили ее повернуться. Она всмотрелась в стекло на двери. Комната была слабо освещена маленькой масляной лампой, свисавшей с потолка. Огонь все еще тлел в камине, а рядом, глядя в угли и зажав руки между коленями, сидел на низком табурете Бертран Монкриф.

Тереза с трудом подавила вопль изумления, рвавшийся из горла. На мгновение она даже подумала, что тусклый свет и ее разгоряченное воображение играют с ней фантастические фокусы. Но все же бесшумно приоткрыла дверь и вошла в комнату. Бертран не шевельнулся, очевидно, не слышал, а если бы и поднял глаза, увидел бы плохо одетого паренька, посмевшего потревожить его уединение. Пока он был погружен в мрачные размышления, Тереза потихоньку сдвинула шторы, висевшие на стеклянной перегородке, чтобы ничей любопытный глаз не увидел их встречи. И только потом тихо прошептала:

— Бертран!

Он словно пробудился ото сна, поднял голову и увидел Терезу. Провел по лбу трясущейся рукой и неожиданно осознал, что она действительно здесь, рядом с ним, во плоти. Хриплый крик вырвался из горла, и в следующий момент он уже стоял на коленях у ее ног, спрятав лицо в складках ее плаща.

Все его тревоги, печаль и даже удивление утонули в радости видеть ее. Он плакал как дитя, повторяя ее имя, и покрывал поцелуями колени, руки, ноги в грубых сапогах. Она стояла неподвижно, глядя на него сверху вниз, позволяя себя целовать, губы ее слегка кривились в неопределенной усмешке, но глаза торжествующе сверкали.

Наконец он поднялся, и Тереза позволила подвести себя к креслу перед камином. Она села, а он снова встал перед ней на колени, обняв за талию и положив голову ей на грудь. Впервые в жизни он был так безоглядно счастлив. Перед ним была не прежняя властная Тереза, нетерпеливая и надменная, а иногда и жестокая, как в тот последний вечер, когда он думал, что больше никогда ее не увидит. Сейчас она была такая, какой впервые прибыла в Париж из Бордо, с репутацией идеалистки и необычайно умной женщины, красавицы, покорившей его великодушием и снисходительностью.

Она потребовала подробно рассказать каждую деталь его побега из Франции под защитой Лиги Алого Первоцвета. Но он и сам не знал, кто его спаситель. И очень мало помнил о той кошмарной ночи, после страшных событий на улице Сент-Оноре, когда искал убежища в ее квартире и понял, что, как настоящий преступник и эгоистичный осел, подверг опасности ее жизнь.

Он решился уйти, как только сможет стоять. И если понадобится, сдаться в ближайшем отделении Комитета общественного спасения. Но, пребывая в почти бессознательном состоянии, ощутил, что с ним в комнате кто-то есть. У него не было ни времени, ни сил подняться и оглядеться, но тут на него накинули мешок, подняли с кресла и унесли. Он так и не знает, кто это был.

После этого случилось очень многое, и все это время он был как во сне. Лежа на соломе в какой-нибудь хижине, он пытался заснуть, терзаемый мыслями о Терезе: в безопасности ли она? По ночам они останавливались и отдыхали, днем мчались во весь опор. Он чувствовал себя марионеткой, которой управляли другие, но Регина постоянно была рядом. Делала все возможное, чтобы утешить его, пыталась скоротать бесконечные часы в экипаже или бесчисленных укрытиях, держала за руку и говорила о будущем — счастливом будущем в Англии, когда у них появится свой дом, свободный от ужасов последних двух лет, где они смогут забыть жестокое прошлое. Мирный и счастливый! Боже! Можно подумать, что для него существует счастье или покой вдали от женщины, которую он боготворит!

Пока он говорил, Тереза молчала. Время от времени она гладила его волосы и лоб прохладной нежной рукой. Потом задала пару вопросов, но в основном о личности его спасителя. Видел ли его Бертран? И вообще видел ли кого-то из английских джентльменов, организовавших его побег? О да! Бертран видел троих из четверых молодых аристократов, сопровождавших беженцев от самого Парижа. Расстались они только здесь, в этой гостинице, несколько часов назад. Один из них дал ему денег, чтобы помочь добраться до Лондона. Они были очень добры и совершенно бескорыстны. Мадам де Серваль, Регина и остальные были невыразимо им благодарны и так счастливы! Жозефина и Жак совершенно забыли о долге перед страной, обнаружив, что снова вместе и в полной безопасности.

— Но сам Алый Первоцвет? — настаивала Тереза, скрывая нетерпение под нежным участием. — Ты встречался с ним?

— Нет! Я его в глаза не видел, хотя, несомненно, это он вытащил меня, беспомощного и больного, из вашей квартиры. Остальные, говоря о нем, называли его шефом. Похоже, они глубоко его уважают. Он, должно быть, храбр и отважен. Регина, ее мать и младшие дети боготворят его. И неудивительно, если учесть, что он сделал для них на братском ужине.

— И что же он сделал? — осведомилась Тереза.

Бертран рассказал все, что знал сам от Регины. Инвалид-возчик, ссора, появление Робеспьера на сцене, крики, толпа… Устрашающий гигант, который утащил их в пустой дом и оставил на попечение других, почти таких же храбрых, как он сам. Потом переодевание, долгая прогулка по улицам, смертельный страх разоблачения у городских ворот и побег в тележке с грязным бельем. Настоящие чудеса смелости и хитрости. Неудивительно, что имя Алого Первоцвета так почитают!

— Я буду стоять перед ним на коленях и целовать руки за то, что он привел вас в мои объятия, — бурно ликовал Бертран.

Она держала его за плечи на расстоянии вытянутой руки и смотрела в глаза… вопрошающе, с легкой издевкой.

— Привел в ваши объятия, Бертран? — медленно повторила она. — О чем вы?

— Вы здесь, в безопасности, благодаря Лиге Алого Первоцвета.

Она рассмеялась. Жестко. Безрадостно.

— Да. Благодаря его Лиге. Но не так, как вы себе представляете, Бертран.

— То есть?

— После того, мой друг, как он утащил вас из моего дома, он оставил анонимное обличительное письмо в ближайшем участке, обвинив меня в укрывательстве изменника Монкрифа. И в том, что мы сговорились убить Робеспьера, когда последний был у меня в доме.

— Не может быть! — в ужасе воскликнул Бертран.

— Главный комиссар участка, — продолжала она, не отводя от него глаз, — предупредил меня, рискуя собственной жизнью. Мне удалось бежать с помощью верного слуги, сначала из Парижа, потом из страны. Я претерпела ужасающие страдания, но все же сумела купить лодку. Мой слуга утонул, а меня подобрало случайное судно, и вот я, едва живая, оказалась в этой гостинице.

Она откинулась на спинку кресла и разрыдалась. Бертран, онемев от ужаса, попытался ее успокоить, точно так же как она успокаивала его несколько минут назад, когда он потерял голову от страданий и пережитых кошмаров. Постепенно она успокоилась настолько, что слегка улыбнулась.

— Видите, Бертран, ваш благородный Алый Первоцвет так же безжалостен в ненависти, как бескорыстен в любви.

— Но почему? — взорвался молодой человек. — Почему?!

— Почему он ненавидит меня? — уточнила она с несчастным вздохом. — Кто знает, друг мой! Конечно, ему неизвестно, что последнее время, с тех пор как я обрела уважение гражданина Тальена, моя жизнь посвящена заступничеству за невинных жертв нашей революции. Полагаю, он принимает меня за друга безжалостных террористов, которых не выносит. Он забыл, что я сделала в Бордо, как рисковала там своей жизнью, и делала то же самое в Париже, ежедневно, ради тех, кому он покровительствовал. Возможно, между нами существует недопонимание, — добавила она с нежным смирением. — Но его неприязнь могла стоить мне жизни.

Бертран сжал ее в объятиях, притянул к себе, словно желая защитить собственным телом от любой напасти. Она склонила голову ему на грудь: настоящая женщина, а не недосягаемое божество. И он упивался этой слабостью. Минуты летели на крыльях счастья, и время было забыто в бесконечной радости.

Тереза первая очнулась от счастливых, уносящих в мир забвения грез и посмотрела на часы. Почти десять. Смущенная, трогательная, она вскочила на ноги.

— Вы погубите мою репутацию, Бертран! — упрекнула она с улыбкой, — а ведь мы на чужой земле!

Она сказала, что попросит дочь хозяина найти ей комнату, потому что очень устала. А что намерен делать он?

— Проведу ночь в этой комнате, если позволит хозяин! Здесь меня ждут такие счастливые сны! Эти стены отразят ваш идеальный облик, и ваше дорогое лицо будет улыбаться мне, как только я закрою глаза и засну.

Она с трудом увернулась от его настойчивых рук и сумела освободиться и уйти, только пообещав прийти через несколько минут и рассказать, какую комнату ей отвели.

Но ему почему-то стало невыносимо грустно, когда он смотрел вслед удалявшейся фигурке, такой гибкой и изящной даже в грубой мужской одежде и тяжелом плаще.

Бертран глубоко вздохнул. Эта комнатка, в которой он сейчас находился, стала для него настоящим храмом, с тех пор как его удостоила посещением его богиня. Он был измучен сильнее, чем ему казалось. Она обещала прийти и пожелать спокойной ночи… через несколько минут… Но минуты словно налились свинцовой тяжестью, а он был полумертв от утомления.

Бертран бросился на жесткий неудобный диван, набитый конским волосом, где надеялся провести ночь, если позволит хозяин… Она не задержится… всего несколько минут… совсем недолго…

Он закрыл глаза, потому что веки отяжелели… он, конечно, услышит ее шаги…