Тереза Кабаррюс, подобно разъяренному божеству, явившемуся святотатцам, появилась на улице Вильедо всего десять минут спустя. В квартире было полно народа: у двери — стражники, мебель перевернута, обивка вспорота, дверцы буфетов распахнуты, даже перина и белье сброшены на пол. Единственная лампа в приемной бросала свет на разгром в гостиной, вторая была укреплена на стене коридора. В спальне громко причитала и ругалась по-испански горничная Пепита, которую охранял солдат.
Посреди гостиной стоял гражданин Шовелен, внимательно изучавший какие-то бумаги. В углу примостилась нескладная фигура возчика Рато.
Тереза мгновенно обозрела трагическую картину и, гордо встряхнув головой, проплыла мимо солдат и встала перед Шовеленом, еще не успевшим заметить ее присутствие.
— У вас что-то перевернулось в мозгу, гражданин Шовелен? — холодно осведомилась она.
Он мужественно встретил ее взбешенный взгляд и иронически поклонился.
— Как мудро со стороны вашего друга рассказать о нашем визите, гражданка, — вкрадчиво начал он, с выражением, похожим на одобрение, глядя в ту сторону, где между двумя солдатами стоял Бертран Монкриф. Они не впустили его в дом и крепко держали за руки.
— Я пришла, — резко ответила Тереза, — как вестник тех, кто знает, как наказывать за подобные гадости, гражданин Шовелен.
Он снова поклонился, не скрывая улыбки.
— Я буду готов встретить их и счастлив видеть гражданку Кабаррюс. Когда они придут, мне, наверное, следует приказать им перепроводить прекрасную Эгерию в Консьержери? Или сделать это немедленно?
Тереза откинула голову и рассмеялась, но голос звучал жестко и неестественно.
— В Консьержери? Меня?!
— Даже вас, гражданка, — подтвердил Шовелен.
— На каком основании, позвольте спросить? — осведомилась она с уничтожающим сарказмом.
— По обвинению в сотрудничестве с врагами Республики.
Тереза пожала плечами.
— Вы безумны, гражданин Шовелен, — парировала она с полным хладнокровием. — Умоляю, прикажите вашим людям восстановить порядок в моей квартире и помните, что я посчитаю вас виновным в любом нанесенном мне уроне.
— Прикажете, — спросил он не менее спокойно, — положить эти письма и другие весьма интересные вещички туда, где мы их нашли?
— Письма? — хмурясь, повторила Тереза. — Какие письма?
— Эти, гражданка, — ответил он, поднимая пачку, которую держал в руках.
— Что это? Я никогда раньше их не видела!
— Тем не менее мы нашли их в вашем бюро.
Шовелен показал на маленький предмет мебели, стоявший у стены. Все ящички были выдернуты. И поскольку Тереза непонимающе смотрела на него, он с улыбкой продолжал:
— Эти письма написаны в разное время и адресованы мадам де Фонтене, урожденной Кабаррюс, нашей богоматери милосердия, как называют ее благодарные бордосцы.
— Но от кого они?
— От идеального романтического героя, известного под именем Алого Первоцвета.
— Это фальшивка, — решительно ответила она.
— Его почерк прекрасно мне знаком, и эти письма адресованы вам.
— Это фальшивка, — повторила она еще тверже. — Какой-то дьявольский трюк, который вы изобрели, чтобы погубить меня. Но поберегитесь, гражданин Шовелен, поберегитесь! Если вы вздумали помериться со мной силами, следующие несколько часов покажут, кто возьмет верх.
— Будь это состязание в силе, гражданка Кабаррюс, я уже был бы конченым человеком. Но на этот раз Франция бросила вызов изменнице! И эта изменница — Тереза Фонтене, урожденная Кабаррюс. Идет испытание силы между ней и Францией.
— Вы сошли с ума, гражданин Шовелен! Если в моей комнате найдены письма Алого Первоцвета, это вы положили их сюда!
— Эти показания вы можете дать завтра перед революционным трибуналом, гражданка, — сухо посоветовал он. — Там вы, без сомнения, объясните, каким образом гражданин Рато узнал о существовании этих писем и привел меня прямо сюда. Офицер Национальной гвардии, комиссар квартала и с полдюжины гвардейцев готовы подтвердить мои слова и добавить, что в стенном шкафу вашей комнаты мы нашли весьма интересную коллекцию, существование которой вы тоже сумеете объяснить.
Отступив, он показал на странную груду лохмотьев: рваная рубашка, потертые панталоны, грязное кепи, парик из пеньки, цветом ужасно напоминавший волосы угольщика Рато.
Тереза со страхом и недоумением все это рассматривала. Теперь она поняла, как велика опасность. Лицо и губы стали пепельными. Она прижала руку ко лбу, словно пытаясь отогнать кошмарное видение, и подавила вопль ужаса. Недоумение уступило место суеверному страху. Комната, лохмотья, лица солдат… все закружилось перед ее глазами, словно призраки завертелись вокруг в безумной сарабанде. И в центре этого адского котла была фигура Шовелена, похожего на уродливого карлика, кривляющегося и размахивающего пачкой писем, написанных на алой бумаге.
Она пыталась рассмеяться, бросить вызов Шовелену, но шею словно стиснули щипцами, и, на мгновение лишившись чувств, она пошатнулась и не упала только потому, что обеими руками оперлась на стоявший за спиной стол.
Что было дальше? Она почти не помнила. Шовелен отдал короткий приказ. Двое солдат встали справа и слева от Терезы. В этот момент по узким комнатам пронесся пронзительный крик, и Бертран Монкриф, бросившись между ней и солдатами, стал яростно драться, защищая Терезу своим телом, царапаясь и кусаясь, как дикий зверь, оберегающий свое дитя. Шум стоял оглушительный: вопли, команды, крики ярости и боли. Но тут раздался приказ «Огонь!». Треснул выстрел — и тело Бертрана Монкрифа соскользнуло на пол и осталось лежать неподвижно.
В глазах Терезы потемнело. Казалось, она смотрит в бездонный черный провал и падает, падает…
Тоненький сухой смех привел ее в чувство, возродил гордость, пробудил тщеславие. Она величаво выпрямилась в полный рост и снова напала на Шовелена, подобно неприкосновенному и разгневанному божеству.
— И по чьему слову против меня выдвинуты столь чудовищные обвинения? — процедила она.
— По слову гражданина государства, — холодно отчеканил Шовелен.
— Приведите его ко мне.
Шовелен пожал плечами и снисходительно улыбнулся, словно взрослый, готовый ублажить непослушного ребенка.
— Гражданин Рато! — позвал он.
Из соседней комнаты донеслось шарканье, хрипы и кашель, а потом и глухой стук сабо по накрытому ковром полу. Наконец в дверях появилась неуклюжая фигура в лохмотьях.
Несколько секунд Тереза молча смотрела на него, после чего звонко рассмеялась и изящной оголенной рукой показала на чумазое привидение.
— Слово этого человека против моего, — издевательски усмехнулась она. — Бродяга Рато против Терезы Кабаррюс, близкого друга самого Робеспьера! Каков сюжет для фарса!
Но тут смех ее прервался. Она обернулась к Шовелену, подобно разъяренной богине.
— Этот червяк! — воскликнула она голосом, хриплым от негодования. — Этот жалкий олух с клеймом преступника! Видимо, гражданин Шовелен, ваша злоба против меня такова, что вы не постеснялись выставить подобного свидетеля!
Но тут ее взгляд неожиданно упал на безжизненное тело Бертрана Монкрифа и расплывшееся на его сорочке жуткое алое пятно. Тереза вздрогнула от ужаса и на мгновение закрыла глаза. Голова откинулась назад, словно она сейчас лишится чувств. Но она так же быстро оправилась. В этот момент ее сила воли была несгибаема! Она с непередаваемым презрением оглядела Шовелена, подняла сползший плащ, воистину королевским жестом накинула себе на плечи и молча вышла из квартиры.
Шовелен продолжал стоять посреди комнаты. Лицо было лишено всяческого выражения, пальцы-когти по-прежнему теребили письма. Солдаты все еще стояли у тела Бертрана Монкрифа. Горничная Пепита визжала так, что ее пришлось утащить вслед за госпожой.
В дверном проеме между гостиной и соседней комнатой стоял Рато, несчастный, сильно напуганный, с угодливым выражением лица. При виде небольшой процессии он посторонился, чтобы дать пройти гвардейцам и их надменной пленнице. Тереза не удостоила его взглядом, и он, шаркая и спотыкаясь в своих грубых сабо, поплелся за солдатами вниз по лестнице.
Сильный дождь по-прежнему поливал улицы. Капитан сказал Терезе, что для нее приготовлен экипаж. Тереза приказала послать за ним. Она не будет развлекать всяческую шваль, которой вздумается пройти мимо. Капитан, вероятно, получил приказание не сердить пленницу, особенно если дело касалось безопасности последней. Поэтому он послал одного из своих людей за экипажем и велел консьержу открыть ворота.
Тереза оставалась стоять в маленьком вестибюле у подножия лестницы. Двое солдат охраняли горничную, третий маячил рядом с Терезой. Капитан, что-то нетерпеливо бормоча, мерил шагами каменный пол. Рато помедлил на ступеньках, чуть повыше того места, где стояла Тереза. На противоположной стене горела дымящая масляная лампа, бросавшая на пол круг желтоватого света.
Через несколько минут громкий топот эхом отдался от стен старого дома, и кучер остановил во дворе экипаж, запряженный парой древних изголодавшихся кляч. Капитан облегченно вздохнул и позвал пленницу. Солдат, которого посылали за экипажем, спрыгнул с козел. Горничную тоже впихнули в экипаж, и Тереза уже хотела было последовать за ней, но тут сквозняк из открытой двери взметнул плащ, коснувшийся грязных обносков жалкого бродяги. Какой-то необъяснимый порыв заставил ее поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Тихий крик вырвался из ее горла, и Тереза инстинктивно прижала ладонь к губам, стараясь его заглушить.
— Вы! — хрипло выдохнула она.
Он поднес к губам немытый палец, но она уже пришла в себя. Вот оно: объяснение тайны этого чудовищного доноса! Англичанин отомстил за похищение жены.
— Капитан! — пронзительно крикнула она. — Берегитесь! Здесь английский шпион!
Но капитан, очевидно, не был склонен слушать бред прекрасной заключенной. Ему не терпелось покончить с этим неприятным дельцем.
— Пора, гражданка! — пробурчал он. — В путь!
— Глупец! — вскричала она, стараясь вырваться из рук солдат. — Это Алый Первоцвет! Если позволите ему…
— Алый Первоцвет? — засмеялся капитан. — Где?
— Угольщик! Рато! Это он, говорю я вам! — отчаянно вопила Тереза, когда ее бесцеремонно оторвали от земли. — Глупец! Глупец! Вы позволите ему сбежать!
— Возчик Рато?! — воскликнул капитан. — Мы уже слышали эту сказочку! Эй, гражданин Рато! Пойди сдайся гражданину Шовелену! Скажи ему, что ты и есть Алый Первоцвет! А вы, гражданка, прекратите вопить! Мне приказано доставить вас в Консьержери, а не бегать за шпионами, английскими, немецкими или голландскими. Итак, граждане солдаты…
Тереза, забыв о достоинстве, действительно визжала так, что разбудила остальных обитателей дома. Но солдаты, подчиняясь нетерпеливым приказам капитана, накинули плащ ей на голову. Таким образом обитатели унылого старого дома на улице Вильедо убедились, что когда гражданку Кабаррюс, живущую на третьем этаже, забирали в тюрьму, эта аристократка вопила и брыкалась так, как ни одна уважающая себя рыночная торговка.
Терезу усадили рядом со столь же шумливой Пепитой. Сквозь складки плаща до капитана доносились выкрики:
— Глупец! Изменник! Проклятый жалкий дурень!
Одна из жилиц второго этажа, молодая женщина, бывшая в прекрасных отношениях со всяким, кто носил мундир, перегнулась через перила балкона и весело крикнула:
— Эй, гражданин капитан! Почему эта аристо так вопит?
— Объясняет, что старина Рато — это переодетый английский шпион, и требует, чтобы мы бежали за ним.
Громкий смех был ответом на его рассказ, и когда экипаж, неуклюже раскачиваясь, двинулся со двора, его провожали громкие радостные крики.
Почти немедленно Шовелен в сопровождении солдат сбежал по ступенькам. Шум снизу наконец достиг его ушей. Сначала он тоже подумал, что прекрасная испанка забыла о своей гордости, но тут шум перекрыли две отчетливые фразы: «Алый Первоцвет! Английский шпион!»
Слова подействовали, как чары колдуньи. Это был зов из бездны, и остальной мир сразу перестал существовать в его глазах. Осталось одно, самое важное — присутствие врага.
Приказав солдатам следовать за ним, он буквально слетел по лестнице. Экипаж как раз выезжал из ворот. Двор, погруженный во мрак, был наполнен смехом и болтовней, доносившимися из всех окон и балконов. Дождь никак не унимался, и с балконов струями лилась вода.
Шовелен встал в дверях и послал одного из солдат узнать причину суматохи. Тот вернулся с отчетом о том, что аристо вопила и визжала как безумная и пыталась сбежать, послав гражданина капитана искать ветра в поле под тем предлогом, что бедный старый Рато и есть английский шпион в его обличье.
Шовелен, в свою очередь, облегченно вздохнул. Не хватало еще тратить на нее нервы! Он точно знал, что заклейменный Рато не может быть Алым Первоцветом!