Сэр Эндрю только что вернулся и отогревал у камина свои озябшие члены, а Маргарита наливала ему горячий кофе, боясь спросить о результате его поисков. По безнадежному выражению его доброго лица она догадывалась, что он не узнал ничего нового.

— Сегодня вечером я пойду в таверну на улице Лагарп, — сказал сэр Эндрю, сделав глоток горячего кофе, — там часто собираются ужинать члены клуба кордельеров, а они всегда хорошо осведомлены. Может быть, я там и узнаю что-нибудь определенное.

— Странно, что так затягивают судебное разбирательство, — произнесла Маргарита тихим тоном, каким всегда теперь говорила. — Когда вы принесли мне эту страшную новость, я думала, что французы поспешат казнить его, и была в смертельном страхе, что мы опоздаем и что я… не увижу его. А что слышали вы про моего брата? — спросила она немного погодя.

Фоукс печально покачал головой.

— Ни в одном тюремном списке нет его имени, — сказал он. — Знаю только, что он не в Консьержери. Оттуда вывели всех заключенных, кроме Перси.

— Бедный Арман! — вздохнула леди Блейкни. — Ему теперь хуже, чем кому-либо из нас. Его необдуманное неповиновение навлекло на наши головы всю эту беду.

Она говорила спокойно, без малейшей горечи, но это спокойствие разрывало сердце.

— Одно лишь не должны мы забывать, леди Блейкни, — сказал Фоукс с деланной веселостью, — пока есть жизнь, есть и надежда.

— Надежда! — воскликнула Маргарита, и взор ее лихорадочно блестевших глаз с невыразимой скорбью остановился на лице верного друга.

Фоукс отвернулся, не будучи в состоянии вынести этот безнадежный взгляд. Он сам начинал терять надежду, но не хотел показать это Маргарите. Они уже три дня жили в Париже, а со времени ареста Блейкни прошло целых шесть. Сэр Эндрю и Маргарита нашли временный приют в самом Париже; Тони и Гастингс сторожили около заставы, и по всей дороге от Парижа до Кале, везде, где только деньги могли оказаться полезными, скрывались преданные члены Лиги, ожидая минуты, когда их вождю понадобится помощь.

Бывая в ресторанах и тавернах, посещаемых выдающимися якобинцами и террористами, Фоукс узнал, что исчезновение маленького Капета не только не было поставлено в связь с арестом Рыцаря Алого Первоцвета, но вообще хранилось в строжайшей тайне.

Однажды ему посчастливилось встретить Эрона, которого он знал в лицо, в обществе полного, румяного мужчины с лицом, усеянным оспинами, с пухлыми руками, покрытыми кольцами. Сэр Эндрю долго недоумевал, кто это мог быть. Эрон говорил с ним загадочными фразами, которые показались бы непонятными лицу, не знакомому с обстоятельствами, при каких произошло освобождение дофина, и с той ролью, какую в этом случае сыграла Лига Алого Первоцвета, но сэру Эндрю было ясно, что разговор шел о маленьком дофине и о Блейкни.

— Он недолго выдержит, гражданин, — конфиденциальным тоном сказал Эрон. — Мои люди в этом случае неутомимы. День и ночь его ни на минуту не теряют из виду, и в ту минуту, как он собирается вздремнуть, один из солдат, гремя саблей, врывается в комнату и во весь голос спрашивает: «Ну, аристо, где же мальчишка? Только скажи нам, и мы дадим тебе спать, сколько хочешь!» Я тоже целый день сам забавлялся этим. Это немного утомительно, но подчас задает проклятому англичанину здоровую встряску. Вот уже пять дней, как у него не было ни единой минуты отдыха, а пищи ему дают ровно столько, сколько нужно, чтобы он не подох. Говорю вам, он не сможет долго выдержать. У гражданина Шовелена была блестящая мысль.

— Ну, эти англичане страшно упорны! — сердито проворчал его собеседник.

— Уж вы-то не выдержали бы и трех дней, де Батц! — произнес Эрон с отвратительным смехом.

— А помните, я предупреждал вас, чтобы вы не трогали это королевское отродье, — иначе я вам сверну шею?

— А помните, я вас тоже предупреждал, чтобы вы поменьше заботились обо мне, а приглядывали получше за проклятым Рыцарем Алого Первоцвета? — парировал толстяк.

— Тем не менее я не теряю вас из виду, мой дорогой. Если бы я думал, что вы знаете, где отродье этой сволочи…

— То вы подвергли бы меня такой же пытке, какую ваш друг Шовелен придумал для англичанина? Да только я не знаю, где мальчишка. Иначе меня уже давно бы не было в Париже!

— Знаю, знаю, — фыркнул Эрон. — Вы теперь в такой же тревоге и так же озабочены, как и все мы. Если бы мальчишку перевезли через границу, вы первый знали бы об этом. Но я уверен, что он пока еще во Франции, а где? Это знают только сподручники проклятого Рыцаря Алого Первоцвета. Уверяю вас, недели не пройдет, как этот дьявол прикажет своим помощникам выдать нам маленького Капета. Я знаю, что некоторые из его друзей скрываются в окрестностях Парижа, а гражданин Шовелен убежден, что и жена его где-нибудь поблизости. «Тогда дайте ей увидеться с мужем, — сказал я, — и она убедит его друзей выдать мальчишку».

При этих словах Эрон рассмеялся. Он напоминал гиену, пожирающую намеченную добычу. Сэр Эндрю чуть не выдал себя — ему страстно захотелось схватить за горло чудовище, устроившее такую пытку, перед которой бледнели изобретения средневековой инквизиции. Итак, Блейкни не давали спать! Холодный пот выступил на лбу верного Фоукса при мысли о страданиях друга. Блейкни был очень силен физически, но долго ли будет он в состоянии переносить издевательства? Чувствуя, что задыхается, Фоукс поспешил уйти из таверны и целый час бродил по улицам, не решаясь показаться на глаза Маргарите, которая могла что-нибудь заподозрить по его взволнованному лицу.

Это было вчера, а сегодня днем из долетевших до него отрывочных фраз Фоукс понял, что для того, чтобы скрыть исчезновение дофина, Эрон и надзиратели, приставленные к маленькому принцу, подменили его глухонемым ребенком и поместили во второй комнате, объявив, будто дофин заболел.

Была даже наскоро устроена перегородка, за которую никого не пускали, чтобы не беспокоить за ней «больного Капета». Ребенок действительно был серьезно болен, и Эрон с товарищами, дрожа за свою шкуру, искренне надеялись на его скорую смерть; тогда можно было бы официально объявить о кончине сына Людовика XVI, и его палачи были бы избавлены от дальнейшей ответственности.