Женя оказалась в затруднительном положении.
В последнее время болезнь Сергея Васильевича обострилась и ему пришлось бросить работу. На что должна была существовать семья? У Жени не было возможности устроиться куда-нибудь работать. Она не смела даже думать об этом. Девушка была слишком хорошо известна бакинской полиции. Поэтому последняя делала все, чтобы уличить и арестовать ее.
В этих условиях для Жени было очень удобно жить в доме командующего бакинским гарнизоном генерала Алиханова. Почти все свое время она проводила с Серафимой, горничной жены Алиханова.
Серафима, добрая молодая женщина, чувствовала, какую большую услугу оказывает она подруге, и была рада помочь ей хотя бы в этом.
Однако Женя знала: спокойная, без тревог и волнений жизнь не может продолжаться долго. На днях Серафима сказала ей, что собирается уезжать на родину, к родителям, и что поэтому Жене придется вскоре расстаться с гостеприимным кровом. Куда же Женя денется? Девушка думала не только о том, как ей спастись от преследований полиции, но и как прокормить стариков.
Однажды жена Алиханова Заринтач-ханум позвала Женю в свою комнату и, протянув ей газету «Каспий», сказала:
— В одном приличном доме требуется служанка. Мой совет — устраивайся туда. Если понадобится, я могу похлопотать.
Обрадованная. Женя поблагодарила генеральшу, взяла газету и, возвратившись в комнату Серафимы, разыскала в отделе объявлений следующие строчки:
«Требуется русская воспитанная девушка, которая могла бы смотреть за женским гардеробом. Возраст — не старше 20 лет. Непременные условия: семья девушки не должна проживать в Баку, девушка должна быть чистоплотной и образованной. Желающие получить место могут обращаться ежедневно с 9 часов утра до 3 часов дня в контору при доме Гаджи Зейналабдина Тагиева на Горчаковской улице».
Женя сразу же загорелась желанием поступить на работу в дом миллионера Тагиева. Во-первых, это будет полезно для их подпольной работы, во-вторых, она, наконец, сможет помогать родителям.
Но радость Жени мгновенно сменилась огорчением, — ведь она так бедно одета. В платье, которое на ней сейчас, ее даже не пустят в контору знаменитого бакинского богача. Она села на кровать, пригорюнилась. Вошла Серафима, от которой не укрылось настроение подруги.
— Что с тобой, Женя? Ведь хозяйка дала тебе газету с объявлением. Чего же ты ждешь? Сейчас как раз время. Контора открыта.
— В чем же я пойду, Серафима? Разве ты не знаешь, что бедняков не впускают в богатые дома?
Серафима призадумалась. Невеселое настроение Жени передалось и ей. Наконец, она открыла свой деревянный чемоданчик и пододвинула его к ногам Жени.
— У меня есть одно платье, которое, я уверена, будет тебе впору. А вот туфли. Скорее одевайся, время дорого. Если тебя примут на работу, ты получишь в доме Тагиева и платье, и туфли, и все остальное, а если не примут, ты опять вернешься сюда и отдашь мне мои вещи. Но если откажут, не огорчайся.
Пока я здесь, ты будешь со мной. Как-нибудь проживем.
Серафима, утешая подругу, помогла ей одеться.
Женя, взяв с собой поддельный паспорт, пошла на Горчаковскую улицу.
По дороге в контору Гаджи Зейналабдина Тагиева она была полна надежд, что ее непременно примут и дадут хороший заработок. Но стоило ей только переступить порог конторы, как она пала духом. Коридор конторы был буквально набит молодыми девушками, которые, как и Женя, мечтали устроиться на работу в богатый дом. У каждой в руках была газета «Каспий». По лицам девушек, по их жестам было видно, что все они страшно волнуются. Одни то и дело заглядывали в газету «Каспий», другие в нетерпении расхаживали по коридору.
Женя невольно сравнивала себя с ними. Почти все они были одеты много лучше ее. Платья — красивые, нарядные, на ногах — изящные туфельки; многие в модных шляпках.
На стене висело большое зеркало. Девушки часто подходили к нему, оглядывали себя, прихорашивались.
Женя присела на стул у стены и задумалась. Ей стало тревожно и грустно.
«Что за жизнь?.. — думала она. — Ради куска хлеба и ничтожного заработка эти девушки, как и я, должны унижаться, переживать!»
В коридоре витал запах дешевых духов, пудры, даже гвоздик, которая, по мнению многих, отбивает дурной запах изо рта и делает дыхание ароматным.
Естественно, девушки хотели произвести хорошее впечатление на тех, кто будет их принимать. Все они были заняты только своей внешностью. Каждая думала, что красота — главное условие успеха. Очевидно, они находились здесь давно, так как успели перезнакомиться.
Образовались небольшие группы, девушки обсуждали друг друга:
— Поглядите на эту страхулю!… Ее ни за что не примут!
— Откуда ты знаешь?
— Жена этого Гаджи, говорят, очень привередлива и капризна. Она хочет, чтобы даже ее кошка, даже дворовый пес выглядели элегантно. Не верю, чтобы Сона-ханум допустила в свой дом вон ту, которая сидит в кресле.
— Ты ошибаешься, она довольно хорошенькая. Смотря, как аккуратно одета.
— Хорошенькая?!… Да у нее короткая шея. А посмотри, что у нее на ногах! Ни роста, ни фигуры! Да и брови реденькие.
— Зато глаза красивые.
— Ничуть.
— Ты приглядись внимательнее. Какой приятный взгляд, и грустный!…
— Подумаешь — глаза! Разве одни глаза что-нибудь значат! А лобик какой?… Узенькая полоска. Я говорю тебе: у нее плохая фигура.
— Нет, вы посмотрите, она нацепила на себя побрякушки!
— Которая?
— Да вон та, что сидит слева у двери.
— На вид ей не больше двадцати. Глаза-то как подвела.
— А как вон та?… Что сидит у стены, на стуле? Ничего. Миловидная. Только что это за платье?!. На деревенскую похожа. Красивому камню нужна красивая оправа.
— Уж ее-то не примут, я уверена.
Последние реплики относились к Жене. Она услышала их, смутилась. Ей захотелось подняться и уйти. Но куда? Опять к Серафиме? Та скоро уедет. Нет, все-таки она испытает свое счастье.
Дверь конторы отворилась, вышел чиновник средних лет и забрав у девушек заявления, сказал:
— Подождите немного, сейчас я буду вызывать вас по одной! — И скрылся за дверью.
Бедные девушки! Как они волновались! Каждая в душе надеялась, что на работу примут именно ее.
Опять отворилась дверь конторы, вызвали одну из девушек. Спустя пять минут она вернулась в коридор. Вызвали другую, затем третью, четвертую.
Время шло. В половине третьего вызвали наконец Женю. Она была последней.
— Садитесь, — предложил ей управляющий. Затем, переходя на «ты», спросил: — Как звать тебя?
— Клавдией.
— Отчество?
— Дмитриевна.
— Фамилия?
— Белоусова.
— Откуда родом?
— С Нижней Волги.
— Из какого города?
— Из Красного Яра.
— Что ты окончила?
— Четыре класса.
— Кто у тебя в Баку?
— Никого.
— Была замужем?
— Нет.
— Сколько лет?
— Двадцать.
— Где живешь?
— Можно сказать, нигде.
— Как это — нигде? Где ты жила все эти дни?
— В доме генерала Алиханова. Моя подруга — горничная Заринтач-ханум.
Управляющий снял телефонную трубку и попросил позвать хозяйку дома.
— Сона-ханум, — сказал он почтительно, — по нашему объявлению пришла двадцать одна девушка, хотят поступить на работу… Что вы изволили сказать?… Да-да, поговорил со всеми. К вам наверх?… Слушаюсь… Сведения о них?… Слушаюсь…
Управляющий собрал листочки на столе, в которых, как Женя догадалась, содержались сведения о каждой, кто хотел быть принятой на работу, и бросил Жене:
— Пойдемте, госпожа ждет.
Едва он и Женя появились в коридоре, царящее там волнение достигло наивысшего предела. Все решили, что именно этой девушке посчастливилось быть принятой и теперь ее ведут к хозяйке.
Поэтому слова управляющего подействовали на них, как бальзам:
— Все идите за мной!
Широкая мраморная лестница была устлана дорогими коврами. Поднимаясь по ней на второй этаж, девушки робели, смущенно поглядывали на свое отражение в зеркалах, не переставая гадать: что же их сегодня ждет?
Их провели на маленькую, тесную веранду, которая сообщалась с просторной гостиной.
Опять стали вызывать по одной — теперь уже на суд хозяйки дома. На этот раз девушки не возвращались назад. Те, кто оставался на веранде, не могли знать, как решалась судьба вызванных.
Едва вызывали следующую, все думали: «Наверное, ее возьмут!» — и сердца у девушек учащенно бились.
Женю вызвали девятой по счету. Войдя в гостиную, она увидела хозяйку дома, которая полулежала на широкой бархатной тахте с книгой в руках. Рядом, в пепельнице, дымилась тонкая длинная папироса. В кресле у ее изголовья сидела молодая женщина, как видно, ее подруга.
— Нравится вам эта, Ханифа-ханум? — спросила хозяйка дома.
— Внешне довольно привлекательна. Интересно, что она собой представляет…
— Это мне тоже хотелось бы узнать, — медленно протянула Сона-ханум. Красивая, ничего не скажешь. Настоящая русская красавица. По-моему, она еще невинна.
Женя украдкой оглядела гостиную. Сколько роскоши! Она знала, что бакинские богачи живут на широкую ногу, в достатке, но не представляла себе, как это выглядит в действительности.
А действительность превзошла все ее ожидания. Женя не могла представить себе, что прием служанки на работу в дом Гаджи Зейналабдина Тагиева дело столь сложное, связанное с многочисленными формальностями и испытаниями для желающих устроиться.
Хозяйка начала задавать Жене вопросы, отличные от тех, которые задавались ей внизу, в конторе.
— Ты можешь писать?
— Да, госпожа, могу.
— Разборчиво пишешь?
— Да, госпожа, у меня хороший почерк.
— Сейчас мы узнаем это. Садись, будешь писать.
К Жене подошла пожилая русская женщина и, взяв ее за руку, подвела к небольшому круглому столику, на котором были бумага, перо и чернильница.
Женя села, взяла в руки перо. Взгляд ее упал на листочки, — лежавшие на столе, исписанные всевозможными почерками. Она догадалась, что не только ее одну подвергли этому испытанию.
Хозяйка начала диктовать:
— В четвертом, пятом и шестом гардеробах находится выглаженная и вычищенная одежда. Одежда, которая висит в седьмом, восьмом и девятом гардеробах, нуждается в чистке и глажке. В одиннадцатом, двенадцатом и тринадцатом гардеробах висит одежда, вышедшая из моды… Вот и все. Дайте, я взгляну, что она нацарапала.
Женя поднялась из-за стола.
Пожилая русская женщина подала хозяйке листок, на котором Женя писала.
Сона-ханум бросила на него взгляд, затем подняла глаза на девушку, обернулась к Ханифе-ханум.
— Чудесный почерк, просто не ожидала! Красивый и разборчивый. Я немедленно взяла бы ее на работу, если бы была уверена, что все, что она делает, так же красиво.
Она затянулась папиросой и начала расспрашивать Женю:
— Тебе приходилось выполнять домашнюю работу? Справишься?
— Справлюсь.
— У кого ты научилась?
— У матери.
— Твоя мать жива?
— Нет, умерла.
— Есть ли у тебя в Баку родственники или знакомые?
— Никого.
— Кто же в таком случае может поручиться за тебя?
— Я живу в доме генерала Алиханова, у моей подруги Серафимы, горничной Заринтач-ханум. Заринтач-ханум считает, что я аккуратная и работящая.
В разговор вмешалась Ханнфа-ханум:
— Ах, вот оно, что?!. Вы слышите, Сона-ханум? Надо будет поговорить с Заринтач.
Хозяйка продолжала:
— Скажи, у тебя на теле нет болячек?
— Нет, госпожа.
— Ты не больна?
— Здорова, госпожа.
— Зубы не вставные?
— Все целы, госпожа.
— Ты была замужем?
— Нет, госпожа.
Хозяйка умолкла, и Женя решила, что миновали все испытания. По ее мнению, теперь оставалось одно — приговор миллионерши. Однако она ошиблась. Капризная жена знаменитого бакинского богача придерживалась сложной системы приема на работу служанок. Она обратилась к пожилой русской женщине:
— Возьми ее и осмотри хорошенько.
Женщина повела Женю в соседнюю комнату.
Выходя из гостиной Женя услышала, как Сона-ханум сказала подруге:
— И походка у нее легкая. Не стыдно будет показать гостям.
В соседней комнате русская женщина сказала Жене:
— Сними платье, я должна осмотреть тебя.
Через несколько минут неприятный осмотр был закончен.
Одеваясь, Женя думала: «Какая дикость! Сколько еще на свете самодуров! Рассказать кому-нибудь — не поверят. Все, как в глупой книжке, как в приключенческом романе из восточной жизни».
Ее опять привели в гостиную. Женщина сказала хозяйке:
— Я осмотрела ее. Девушка хорошо сложена, кожа чистая, на теле нет болячек и увечий. По грудям видно, что она не женщина. Рот в порядке, зубы ровные, красивые, дурного запаха не чувствуется.
Сона-ханум поманила пальцем Женю.
— Подойди ко мне, девушка. Я беру тебя. Но у меня есть условия. Во-первых, ты будешь жить в моем доме и должна быть готова в любой час служить мне. Во-вторых, получать ты будешь немного — десять рублей в месяц. Но ни в чем ты не будешь нуждаться — у тебя будут еда, питье, одежда. Понятно тебе? Ты согласна?
Женя, потупив голову, тихо сказала:
— Согласна, госпожа.
Женя приступила к работе только через три дня, после того, как ей сшили платье из старого платья Соны-ханум.
Утром, в половине десятого, она явилась в комнату перед спальней госпожи. Здесь, кроме нее, уже собрались все девушки и женщины, которые прислуживали Соне-ханум.
Прозвенел звонок, вспыхнула лампочка под табличкой, на которой было написано: «Подать чай!»
Одна из девушек, в обязанности которой входило подавать чай, быстро вошла в комнату госпожи, через минуту выбежала оттуда и спустя несколько минут появилась с серебряным подносом в руках, на котором стояли маленький чайник, стакан молока, тарелка с сыром и маслом, лежало несколько ломтиков черного хлеба и два марципана.
Опять прозвенел звонок. Зажглась лампочка под табличкой с надписью: «Гардеробщица!»
Женя подумала: «Вызывают меня», и вошла в спальню госпожи. В руках она держала блокнот и карандаш.
Сона-ханум ела булочку, запивая молоком. Заглянув в тетрадь, которая лежала на ночном столике, она сказала:
— Принеси одежду — номера третий, девятый, двадцать первый, восемьдесят первый и сто пятый.
Через несколько минут Женя принесла требуемые госпожой вещи.
По третьему звонку вошли две девушки и увели Сону-ханум в ванную комнату.
Потом к миллионерше пришла массажистка. После массажа Сона-ханум прошла в туалетную комнату и, развалясь на мягкой кушетке, закурила папиросу. Отдохнув несколько минут, она опять нажала кнопку звонка.
Появились две девушки, в обязанности которых входило наряжать госпожу.
Сона-ханум, водя пальцем по табличке, висевшей на стене указала, какой пудрой, какими духами и какой губной помадой она желает воспользоваться сегодня.
— Пудра — двадцать первый номер, одеколон — сорок второй, духи тридцать третий, губная помада — девятый.
Время, отведенное для косметики, тянулось долго.
Опять вызвали Женю. Сона-ханум, заглядывая в свою тетрадь, попросила:
— Из четвертого гардероба — номера первый и второй, из пятого гардероба — номера восьмой и одиннадцатый, из шестого гардероба — номера третий и седьмой, из девятого гардероба — номер пятый, из пятнадцатого гардероба — номер второй.
Записав все эти указания, Женя вышла.
Через полчаса Сона-ханум, тщательно одетая, вошла в столовую. По ее вызову явился буфетчик. Хозяйка объявила что она с барином будут есть за завтраком.
Сона-ханум завтракала вместе с мужем. Служанки завтракали после господ.
Из гардеробной Женя прошла в комнату для прислуги, села за общий стол. Одна из девушек поставила перед ней стакан чая и тарелку, на которой лежали два кусочка сахара и два бутерброда с сыром.
Женя обратила внимание, что одна из служанок, которую звали Евдокией Ивановной, плачет. Ей было неудобно спросить о причине ее слез, так как она была новенькой в доме, От Жени не укрылось и то, что почти все присутствующие за столом чем-то удручены.
В комнату вошла Сона-ханум с папиросой во рту.
— Ступай в контору, длинноногая кошка! — набросилась она на Евдокию Ивановну. — Бесстыдница! Все вы такие! От вас проку не жди. Сотни раз я твердила, чтобы вы не прикасались к еде, которая на моем столе. Каждый должен есть то, что ему положено. В Баку сотни, тысячи девушек таких, как вы, которые не видят даже черного хлеба. Ступай, говорят тебе!.. Убирайся прочь с моих глаз!… Иди в контору за расчетом!
Сона-ханум вышла. Евдокия Ивановна, обливаясь слезами, последовала за ней.
Эта сцена произвела на Женю, как и на всех других, тягостное впечатление.
За столом сидела пожилая русская женщина, которая несколько дней назад осматривала тело Жени. Заметив недоумение новенькой, она объяснила:
— Пусть это будет для тебя уроком. Евдокию Ивановну увольняют потому, что она посмела съесть что-то со стола хозяйки.
— Но куда идет еда, оставшаяся от хозяев? — спросила Женя.
— Наивная девочка. В этом доме бывает много гостей. Остатки еды со стола господ поступают в распоряжение буфетчика. Еда, к которой они не прикасались, остается в буфете и идет гостям Гаджи. Потом у хозяина есть друзья и телохранители. И еще: в дом приходят учителя и прочие образованные люди. Они-то и доедают остатки. А то, что не съедят они, отправляют в мусорный ящик. И должна сказать тебе, иногда в мусорном ящике оказываются очень вкусные вещи жареное мясо, пахлава и тому подобное. — Пожилая женщина умолкла. Потом она сказала: — Строгий характер у нашей хозяйки. Был случай, когда она прогнала с работы служанку только за то, что та осмелилась напиться чаю, налив кипяток из господского самовара.