То, что происходило в позднем декабре на Северном полушарии, казалось метеорологам не чем иным, как повторением, только в более высокой степени, тех климатических условий, которые создались на Земле в «плохие» зимы 1976 и 1978 годов. Четвертого декабря газеты на пятнадцати языках сообщили о сильнейшем шторме столетия. Наблюдение за погодой в этом году было налажено исключительно хорошо: корабли, самолеты, спутники США, Советской России, Франции и Японии, воздушные шары, океанские буи — все выдавало массу информации, которая обрабатывалась мощными ЭВМ, благодаря чему ученые имели полную информацию о каждой точке Земного шара, о глубинах океана, о верхних слоях атмосферы… И все же… только через пять дней ученые вдруг поняли, что произошло нечто глобально новое, что вызывает изменение всех измеряемых параметров, и имеющаяся аппаратура уже не может обеспечивать их измерение. К этому времени масштабы катастрофы стали ясны каждому, хотя в ней были свои озадачивающие особенности. Засуха на юге Сахары нее более усиливалась, а на северных границах пустыни пролились сильные дожди, что дало повод диктатору Ливии заявить, что Аллах возлюбил его. В Антарктиде, на базе Мак Мурдо, температура достигла пятидесяти одного градуса по Фаренгейту — самая высокая температура за все время наблюдения. А на Южном полюсе температура поднялась на девять градусов.
Однако Северное полушарие было занято своим кризисом и не обращало внимания на эти аномалии. Снег валил повсюду: над Северным полюсом, в Северной Канаде, в Гренландии, Скандинавии, над Баренцевым и Балтийским морями, в северной Германии, Дании, Польше, северной России, Сибири… Зона снегопада захватила Британию и Северные Штаты Америки. Большие северные города были скованы льдом, северные порты прекратили свою работу. Самое интересное заключалось в том, что холод наступал широким фронтом по всему Северному полушарию одновременно. Снег не переставал идти даже на один день. Он выпадал и замерзал, выпадал снова и снова намерзал. Французский климатолог, работающий на одной из станций наблюдения, сказал: «Это похоже на умелые военные действия. Удары следуют туда, где обнаруживается слабое место…»
Итальянский климатолог из Бергамо выразился более экспансивно, когда его пост наблюдения был отрезан от путей сообщения: «Э финито иль постро мондо — наш мир погиб!»
Скорость нарастания катастрофы поразила даже пессимистов, предвещавших наступление конца света через несколько десятков лет. Внезапно вся техника людей оказалась беспомощной перед мощными силами природы, обрушившимися на них. Снег завалил все. Вся окружающая местность коренным образом изменилась. Техника людей отчаянно пыталась сохранить хотя бы небольшое количество дорог, годных для передвижения, для подвозки топлива, одежды, продовольствия. Ведь нельзя же было оставить десятки миллионов людей на погибель от голода и холода. Мир изменился. И казалось, что уже ничего нельзя предпринять.
Петр Билибин, родом из небольшого поселка на берегу сибирского озера Байкал, который зимой покрывается таким толстым слоем льда, что по нему могут ездить трактора, еще никогда не видел того, что происходило сейчас. Он сидел в открытом люке танка и смотрел на еле видимые через снежную завесу сигнальные огни идущего впереди танка. Танк Билибина был двухсотым в танковой колонне из 210, двигающихся по Восточной Германии сквозь снежный буран. Весь механизированный дивизион — танки, вездеходы, тягачи и 11 ООО человек — преодолевал семьдесят три мили между местом их последней остановки в Принцволке и местом назначения — Ростоком на Балтийском побережье, откуда они должны были направиться домой, в Советский Союз. Они ехали уже два часа и преодолели только пять миль. Только что они миновали селение Фалькенхаген, проехав по нему как бы в туннеле из льда и снега. По сторонам дороги, по которой проехала колонна, громоздились снежные горы высотой в тридцать футов. Из танка Билибин не мог видеть ни домов, ни света фонарей, ни деревьев. Просто белый туннель и красные задние фонари впереди.
Внезапно огни пропали. Четверть часа Билибин надеялся, что они появятся снова, что снежный заряд просто закрыл их на время. Но они не появились. Затем он почувствовал, что звук гусениц танка, перемалывающих дорогу, изменился. Под гусеницами был снег. Но по всему было видно, что они сошли с дороги и теперь ехали по замерзшему полю. Глубина снега достигала двенадцати футов. Билибину казалось, что они едут через ватную стену. Он ничего не видел впереди, никаких признаков машины, едущей впереди. По сторонам тоже ничего не было видно. А за ним двигались остальные танки. В наушниках Билибина прозвучало ругательство, и командир танка приказал остановиться. Затем, захватив фонарь, командир сполз с танка и исчез в пурге, направляясь к остаткам колонны. Билибин уменьшил обороты двигателя, и ждал. Он с гордостью посмотрел на новенькие немецкие часы, которые он купил, чтобы заменить свою «Победу». Девять часов. Холодный и уставший, он попытался задремать. За ним радист, долгое время безуспешно пытавшийся связаться по радио с остальными танками, опустил голову на рацию и закрыл глаза. Связь прервалась. Через час танк уже почти полностью занесло снегом. Билибин шевельнулся, посмотрел на часы. Десять тридцать, а командир еще не вернулся.
В штабе арьергарда, расположившемся в школе Принцволка, капитан разговаривал с лейтенантом.
— Они еще не проехали Мейенбург?
— Насколько я знаю, нет. Радиосвязи нет, а мотоциклист не сможет проехать в такую погоду вдоль колонны. Какой дурень придумал двигаться в такую ночь?
— Штаб армии, — сурово сказал капитан.
— Но зачем?
— Не ваше дело, Савинков. И не мое. Мы должны выполнять приказ. Впрочем, и так ясно, зачем мы едем в Россию.
— Да?
— Мы возвращаемся, — терпеливо сказал капитан, — потому что мы — механизированное подразделение. У нас двести танков и много другой техники — тягачей, вездеходов. Вы видите, какое здесь положение. А дома, наверное, еще хуже. Мы возвращаемся не потому, что мы солдаты, а потому что у нас новейшая техника. В России явно не хватает тракторов, бульдозеров, чтобы чистить дороги, аэропорты и прочее. Сейчас вся Европа нуждается в такой технике. Поэтому нам предстоит играть новую роль. В мире устанавливается новый стратегический баланс — не танки и пушки, а тракторы и бульдозеры.
Он угрюмо рассмеялся и похлопал лейтенанта по плечу.
— Наконец-то мы нашли, как использовать танки. Вы, наверное, не думали, когда шли в армию, что будете работать в тракторной армии?
Через четыре часа бледный капитан наконец сообщил в штаб армии, что танки потерялись.
— Потерялись? — прогремел голос генерала, — что вы имеете в виду?
— Мы не знаем, где они. Мы просто не знаем…
— Геликоптеры. Утром. Я сам буду на одном из них.
Через девять часов генерал смотрел вниз из кабины геликоптера на белую пустыню. Ветер стих на некоторое время и ландшафт внизу казался застывшим белым морем, раскинувшимся до самого горизонта. Дорог не было видно, хотя можно было различить верхушки домов Фалькенхагена. На некоторых крышах сидели люди и в отчаянии махали руками пролетавшему вертолету. Через милю генерал заметил в снегу признаки своей танковой дивизии. Они пролетели над торчащими из снега пушками танков. Это было похоже на сюрреалистическую картину Дали. Пилот повернулся к генералу.
— Связь есть, — прокричал пилот сквозь рев двигателя. — Двадцать… тридцать. Наверное здесь под снегом все танки.
Генерал ссутулился, — И это моя дивизия? — с горечью сказал он.
Холодный ветер гнал пыль по длинной прямой улице Джандат в Дели. Ветер был сухой, но ледяной. Люди в лохмотьях, которые постоянно играли в шахматы в пыли мостовой, теперь покинули свое излюбленное место и толпились вокруг колонн на Коннаут Сквер. Они смотрели в небо и переговаривались между собой. Уличные торговцы всякой мелочью сложили товар в лотки и исчезли. Несколько рикш на велосипедах игнорировали холод. Они ехали через пылевые вихри, торопясь отвезти нескольких скучающих европейцев из короткой экспедиции по магазинам в тепло и уют отеля «Империал».
— А я была уверена, что это самое лучшее время года, — сказала англичанка высокому индийцу, с которым она пила чай в холле отеля. Индиец работал в сельскохозяйственном центре и все утро провел в беседе со своим шефом.
— Обычно, да, — ответил он. — Тепло днем, хотя ночью прохладно. Но сейчас происходит что-то странное. Мы никогда не знали такого холода в декабре. И мне говорили, что в Кашмире выпало чрезвычайно много снега, гораздо больше обычной нормы. То же самое и на южных склонах Гималаев. Вероятно, — улыбнулся он печально, — нам теперь придется уделять внимание зимним видам спорта.
— Сейчас действительно холодно, — произнесла англичанка. — Мне хотелось бы сейчас быть в Манчестере.
Мне бы тоже хотелось, чтобы ты была там, подумал индиец. Но она была женой представителя Объединенных Наций, который в настоящий момент обсуждал с его шефом меры по преодолению голода, который постигнет Индию летом и осенью, если муссоны не принесут дождей, как это было в прошлом году. Индиец вспомнил, что метеоцентр в Симле сообщал, что в этом году будет еще хуже. Если но так, то Индию ждет трагедия. Без летних дождей урожая не будет. Он снова вспомнил дневник одного англичанина, путешествующего по Индии шести лет назад. Он откопал этот дневник в архивах национальной библиотеки. Англичанин описывал точно такой же декабрьский ветер и холод. И в тот год тоже не было дождей. Тогда был ужасающий голод. Он содрогнулся. Он увидел в небе шесть или семь грифов. Широко распахнув крылья, черные тени — предвестники смерти — пролетели над садом. Кроме них в саду не было ни одной птицы, хотя обычно сад буквально кишел ими. Грифы были голодны. Но надолго ли? — подумал он.
Верблюд самец снова упал, будучи не в силах вытащить ноги из сыпучего песка пустыми на склоне хребта. Зеноба успела подхватить маленького Ибрагима, чтобы он не упал вместе с верблюдом. Саид, идущий впереди, обернулся, окликнул Хамиддина и Мухамеда. Крича и ругаясь, мужчина и двое сыновей стали тянуть верблюда за веревку, привязанную к кольцу в носу верблюда. Зеноба, держа на руках Ибрагима, устало смотрела на них. Верблюд кричал, бил ногами, но оставался лежать на боку. Наконец, задыхаясь горячим воздухом, Саид оставил его. Он подошел ко второму верблюду, безразлично взирающему на происходящее, достал немного сучьев из тюка, положил их на песок под бок упавшего верблюда и поджег их. Закатив глаза, верблюд дико закричал от боли. Запах горящей шерсти и паленого мяса ударил н ноздри. Верблюд судорожно поднялся на колени. С торжествующим криком Саид потянул за веревку и верблюд встал на колени. Саид подошел к верблюду и овечьим жиром растер ожог. Он критически посмотрел на груз, который нес этот верблюд. Животное было молодое — всего двадцать лет. Для него нормальный груз 600 фунтов, а он нес гораздо меньше. Ибрагим с Зенобой весили не больше двухсот фунтов и остальные тюки фунтов сто пятьдесят. И все же верблюд выбился из сил. Но Саид не мог уменьшить ношу. Разве что Зенобе придется больше идти пешком. Она пойдет. Но это еще больше замедлит путь. А до Тамманрассета еще шесть дней пути, до Лиссы — три дня. Он сказал Зенобе и женщина наполнила засохшей кровью овцы небольшой сосуд, налила туда немного воды из кожаной бутыли. Они посидели полчаса на склоне песчаной дюны, где песок слежался и был плотным. Верблюду нужно дать время оправиться от лечения. И Ибрагим очень устал. Они выпили кровь с водой. Саид помолился, повернувшись к востоку, и затем они снова двинулись в путь к Тамманрассету. Они медленно шли по песчаным дюнам, выбирая путь так, чтобы можно было хоть немного побыть в тени. Верблюд изредка спотыкался и скользил, но покорно шел за Зенобой. которая вела его за веревку.
Директор Центрального национального отдела атмосферных исследований в Булдере сидел в холодном кабинете и ждал, когда же наконец подключат центральное отопление. Он подошел к замерзшему окну и посмотрел на снежные вихри. Там, внизу, он знал, должны находиться машины. Но их уже давно не было: снег занес их по самые крыши, а холод превратил всю стоянку в ледяной блок, который теперь засыпало новым слоем снега. А где-то внизу находился город Булдер. Горная дорога между Центром и городом уже много дней была непроходимой. В Центре ощущался недостаток пищи, топлива.
Странно, подумал директор, я — директор Центра, занимающегося атмосферными явлениями, не могу понять, что происходит в природе. Судя по радиопередачам из Булдера, очень коротким из-за недостатка энергии, в городе погибло сорок человек.
Дверь открылась, и в кабинет вошел его помощник, одетый в анорак. Это была девушка. Она подошла к карте мира и начала втыкать в нее оранжевые булавки. Директор наблюдал за ней. Каждая булавка — это местность, где погодные условия настолько ухудшились, что вышли из-под контроля. Образовался широкий оранжевый пояс, проходящий через Канаду и север Соединенных Штатов. Директор ахнул: последние булавки отметили Кингфишер — чуть севернее Оклахомы.
— Уже и там? — спросил он.
Она кивнула.
— Да. В Британии положение очень тяжелое. И в Европе тоже. Только из Советского Союза нет информации.
Затем она стала втыкать голубые булавки в карту Британии. Директор присвистнул: Ньюкасл! Он подошел к столу и просмотрел последние сообщения. Невероятно… впрочем, это было невероятно неделю назад. Но теперь эти сведения проверены и перепроверены, отпечатаны и лежат перед ним. Ньюкасл, гигант промышленности Англии, отрезан от остальной части страны. Уже пять дней, как отрезан. Все дороги завалены снегом. И какую дорогу в город — южную из Дурхама — старается расчистить половина армии. Аэропорт погребен под снегом и не может функционировать. Вертолеты смогли подлететь к городу, но не рискнули садиться из-за снежной бури. Они сбросили медикаменты и немного продовольствия. Оценки последствий катастрофы были самыми разнообразными. Но все сходилось на том, что в городе и его окрестностях погибло не менее пяти тысяч человек. И, возможно, столько же в Нортумберленде. Многие города и селения были просто-напросто отрезаны от остальной части страны, и никто не знал, что там делается. Люди гибли в своих машинах, в неотапливаемых домах, в снежных каньонах улиц городов… Однако люди, видимо, сохраняли самообладание, так как не поступали сведения ни о грабежах, ни о мародерстве. Но, конечно, скоро все изменится. Голод в большей степени, чем секс, может толкать людей на необдуманные поступки. То, что произошло в Ньюкасле, можно считать крупнейшей катастрофой века. Ведь там погибло больше людей, чем в Сан-Франциско во время землетрясения 1906 года. О, подумал директор, если бы это была просто местная катастрофа. Но это — изменение всего климата, происходящее с ужасающей быстротой. И не только в Британии, Советском Союзе, Канаде и США. Достаточно взглянуть на карту. Красные булавки заполнили всю Германию, северную Францию. К тому же, уже было нечто худшее, чем Ньюкасл. Новосибирск? Где же Стовин и его люди? Может, они все погибли?
Из России не было информации. На ранних фотографиях, полученных со спутника, можно было предположить, что катастрофа обрушилась на Архангельск, но с тех нор уже информации не было, так как тучи затянули небо Земли и снег скрыл все плотным слоем. Однако можно было иметь уверенность, что на севере России дела совсем плохие. Московское радио осторожно сообщало о «значительных трудностях» и о том, что «ситуация находится под контролем». В самой Москве вообще ничего нельзя было узнать. Хотя там уже ввели очень жесткое распределение продовольствия по карточкам, более жесткое, чем во время войны. Электроэнергия в жилые дома подключалась только на два часа в сутки. И это при температуре сорок градусов ниже нуля…
Вспыхнула красная лампочка телефона. Это был звонок, которого ждал директор.
— Вас вызывает доктор Брукман, — сказал женский голос.
— Мэл?
— Да, это я, — ответил Брукман.
Странно, подумал директор, впервые за последние две недели голос Брукмана не был тревожным.
— Ты где, Мэл?
— В Коннектикуте, в Институте. Мне нужно в Вашингтон, но теперь это не так просто сделать. Все поезда ходят нерегулярно, не говоря уж о самолетах.
— Ты можешь воспользоваться военным самолетом?
— Я попытаюсь, но, возможно, мне лучше остаться здесь. Тут есть ЭВМ, на которой можно работать. Кстати, как дела с Разл-Дазл.
— Нам приходится очень трудно. Не хватает топлива, а в помещении ЭВМ нужно поддерживать постоянную температуру. У нас здесь ужасно холодно.
— Сколько времени вы еще продержитесь?
— Ты имеешь в виду Разл-Дазл? Думаю, еще пару недель, хотя нам самим придется здорово померзнуть.
— Сколько вас там осталось?
— Тридцать восемь человек, считая меня. Полный штат для проведения минимума исследований.
— Трудно было уговорить людей остаться?
Директор рассмеялся.
— Гораздо труднее было уговорить многих уехать, пока мы еще могли принимать и отправлять вертолеты. Каждый хотел сыграть роль Робинзона Крузо.
Брукман вздохнул.
— Черт побери, мы не предполагали ничего подобного, когда создавали Центр в Колорадо. У нас появится возможность подбросить вам горючее.
— Если снегопада не будет хотя бы два дня, то мы расчистим площадку для вертолетов. Но, Мэл, это будет трудно. Снега столько, что от дома не отойти даже на пятнадцать ярдов. Приходится буквально прорывать туннели в снегу. Глубина снега достигает пятидесяти двух футов, и снег еще идет!
— Х-мм. У меня есть новость для вас. Хорошая новость. Мы получили первое сообщение Стовина. Русские прислали специальный самолет, который вчера приземлился в аэропорту Кеннеди. Слава богу, аэропорт был открыт. Эрлих ездил туда. Он сказал, что русские уже склонны к сотрудничеству. Сотрудничество! После стольких недель молчания.
— Лучше поздно, чем никогда, — сказал директор. — Все-таки то, что мы имеем, началось в Сибири.
— Я прочел сообщение и копию послал в Белый Дом. Стовин считает, что теория вертикальных атмосферных потоков подтверждается, и теперь он ищет причины аномального поведения этих потоков. Кроме того, там много еще всяких рассуждений. Но вы же знаете Стовина. Климатология для него лишь повод, чтобы развивать самые глобальные теории. Впрочем, сейчас, по-моему, он больше заинтересован тем, что говорит ему эта Хильдер, чем причинами изменения климата.
— Это понятно, — ответил директор. — Узкому специалисту трудно разобраться в многообразии факторов. Он вынужден пользоваться знаниями специалистов других областей — зоологов, ботаников, биологов… Стовин не замыкается в своей области…
— Поэтому президент и доверяет ему. Он представляет научный мир в виде разрозненных групп, каждая из которых говорит на своем языке, непонятном для правительства.
— Когда я получу доклад Стовина?
— Через десять минут мы начнем передачу его по телексу. Но мы можем сделать лучше — организовать встречу со Стовиным. Дело в том, что он прилетает завтра или послезавтра. Русские предложили устроить нечто вроде конференции по проблемам Северного полушария. Со Стовиным прилетает целая делегация: Солдатов, пилот Бисби, доктор Хильдер и еще одна женщина. Говорят, что это жена Солдатова, но я точно не знаю. Во всяком случае, вы всех увидите на конференции. Я сообщу сразу, как только все будет улажено.
— Как же я попаду туда? Сюда же не может прилететь вертолет.
Брукман снова рассмеялся.
— Не беспокойтесь. Я говорил с генералом Бейтманом. Он сказал, что пришлет за вами вертолет с базы Траскот Филд. Вы взберетесь на него по лестнице и вас доставят туда, где будет конференция. Вероятнее всего, в Санта-Фе.
— Ясно, — сказал директор. — Послушайте, Мэл, я слишком стар для супермена. Но я буду рад поговорить со Стовиным. Он хороший ясновидец.
— Ясновидец? Не такой уж хороший комплимент для ученого.
— Мэл! Это очень лестное замечание. Вы и сами знаете это…
Последовала пауза, и директор заговорил снова.
— Вы знаете о той информации, которую я только что нанес на карту?
— Вы имеете в виду Канзас? Думаю, что этот год не очень удачный для сбора хорошего урожая.
— Катастрофический. Нам следует пересмотреть всю зерновую политику, а пока мы сделаем это, тысячи людей умрут от голода.
— Существуют холодоустойчивые сорта зерновых.
— А большие площади засеяны ими? Мэл, мы говорим о будущем годе. Вам придется истратить все стратегические запасы. А что потом? Я смотрю, как эти проклятые булавки расползаются по всей карте, и мне становится страшно. Посмотрите на Аляску! Остался кто-нибудь в Эйннорадже?
— Там живут две тысячи эскимосов и несколько белых. Я говорил с пилотом, который летал туда неделю назад. Город исчез под снегом! Как будто его никогда не было. А еще месяц назад он кишел туристами.
— Да. Губернатор требовал разрешения на эвакуацию всего населения. К счастью, Аляска не очень плотно заселена. Но я смотрю на карту и думаю о других городах… Иллинойс. Чикаго… Мне становится не по себе, когда я думаю обо всем, что движется на нас.
— Мы увидимся в Санта-Фе, — сказал Брукман. — Это будет весьма представительная конференция. На ней будет присутствовать президент.
— Как он воспринимает все это?
— Он дал мне послание для вас, — сказал Брукман. — Он думает, что это может помочь. Книга Бытия, 8.32.
Через минуту директор нажал кнопку на столе. Вошла секретарша.
— Джинифер, — сказал директор. — У нас есть Библия? Думаю, что нет…
— Разумеется, есть, — оскорбленно сказала девушка. — У меня в столе.
Она принесла книгу, и директор открыл Книгу Бытия. Он внимательно прочел строки и повторил их вслух для девушки.
— Впредь во все дни Земли сияние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся.
Он посмотрел на Джинифер и сказал безразличным тоном:
— Президент хороший человек, не правда ли?
Это была скромная девушка, но улыбка озарила ее лицо.
— Да, — сказала она. — Очень хороший.
Выдержки из сообщения доктора Стовина, профессора климатологии, университета Нью-Мексико и доктора Е. М. Солдатова, Академия наук СССР.
Возникновение и предполагаемое развитие настоящего оледенения Интерпретация для глав правительств.
1. Наиболее удивительный и наиболее сложный фактор, с которым мы столкнулись в процессе настоящего оледенения, это неожиданная скорость, с которой происходят необратимые изменения климата. В прошлом каждый из авторов предлагаемого сообщения докладывал в различных сферах — правительственных и научных — о том, что изменение климата будет происходить быстро. И эта точка зрения поддерживалась многими ведущими климатологами. Однако никто не предполагал, что эти изменения произойдут еще гораздо быстрее. Не в два-три года, как ожидалось, а в несколько недель.
2. Мы считаем, что эти трагические события можно было бы предугадать, если бы объединить результаты исследований в самых разных областях науки, таких, как зоология, ботаника, геология, метеорология и т. д. Например, мы убеждены, что если бы скорректировать данные климатологии и палезоологии — массовая и мгновенная гибель стада мамонтов 40000 лет назад, а также изменение поведения многих животных: волков, карибу, некоторых видов птиц и бабочек, рыб и китов, — мы не были бы застигнуты врасплох и не оказались бы в нынешнем положении.
3. В связи с тем, что чрезвычайно важно выяснить пространственные и временные границы оледенения, мы рекомендуем создать интернациональные исследовательские центры в разных частях земного шара, которые будут изучать различных животных, их реакцию на новую ситуацию и возможность прогнозирования будущего климатического изменения на основе изменения поведения животных.
4. Границы нынешнего оледенения еще не достигнуты. По нашему мнению, за эту и следующую зимы пораженные области будут лежать в границах Висконсинского периода оледенения, происходившего 80000 лет назад. Лед будет покрывать всю Канаду, север США, северную и центральную Британию, север Европы, север и центр Советского Союза.
5. Изменения, вызванные сдвигом климатических зон на юг, произойдут в южной Франции и Италии, где климат установится таким, каким он был в Скандинавии до оледенения. Что касается Африки, то уже ясно, что засухи в Южной Сахаре сопровождаются ливнями на севере Африки. Поэтому африканский континент после болезненного периода перестройки восстановит свой экологический баланс.
6. Однако этого не произойдет в Северной Америке, северной Европе, на севере СССР, в Индии, Пакистане, в юго-восточной Азии. Что касается Китая, где проживает четверть населения Земли, то о нем авторам неизвестно ничего. Ни СССР, ни США не поддерживают с Китаем таких отношений, которые бы позволили получать оттуда научную информацию. Но фотографии, полученные с советских спутников, показывают, что в Северном Китае происходят явления под названием Танцор. Они наблюдались в Целикуне, провинция Синь-Даньг, и в Вучуане, Внутренняя Монголия.
7. В компетенцию авторов не входит рекомендация организационных и политических реформ, которые позволили бы человечеству успешно противостоять угрозе. Но они хотят подчеркнуть, что никакие скороспелые, панические решения, вроде атомного взрыва на Северном полюсе, которые предлагались и в США и в Советском Союзе, не решат проблемы. Более того, они вызовут катастрофу. Возможно, что человечество успешно выдержит натиск природы в границах нынешних политических доктрин с помощью хорошо организованной технологии производства пищевых продуктов и их разумного распределения. Однако для этого необходимо интернациональное сотрудничество.
8. Может возникнуть вопрос: раз период оледенения наступил так стремительно, не отступит ли он с такой же скоростью? Ответ авторов — НЕТ. Главный результат оледенения — это увеличение альбедо. Так что даже увеличение радиации солнца не может растопить обширные районы, покрытые снегом и льдом. Самый оптимистический прогноз — это срок в три тысячи лет. Пока мы не можем с точностью сказать, каковы основные причины нынешнего оледенения — смещение планет, уменьшение солнечного излучения, вулканическая пыль или комбинация всех перечисленных факторов. Во всяком случае, нам надо готовиться к худшему. А в худшем случае продолжительность ледникового периода на Земле будет 40000 лет!