Волков сидел в холодном кабинете Окружного Комитета партии, который выделили ему, и беспокоился. Через стеклянную дверь он видел оставшихся работников Комитета, еще не вывезенных из Анадыря. В комнате царило смятение. Люди толпились, громко требовали чего-то, протестовали… Нет, очень слабая организационная работа, подумал Волков. Это больше похоже на осажденный город, в который вот-вот вступят вражеские войска, чем на столицу автономного округа. Округ располагался на обширном полуострове на северо-востоке Сибири и население его было 80 ООО человек. Волков взял трубку, пробуя связаться по очереди с Москвой, Магаданом и Хабаровском. Но связи не было. Он взглянул на листок бумаги, лежавший перед ним, и позвонил на аэродром. На этот раз в трубке зазвучал зуммер и через три минуты кто-то поднял трубку. Послышался хриплый голос — это не оператор, понял Волков.

— Слушаю.

— Говорит полковник Волков… Госбезопасность… Анадырь.

Обычно он никогда не представлялся так, но сейчас нужны сильные меры, чтобы заставить этих людей приподнять задницы.

— Слушаю, — повторил голос.

— Открыто движение по какому-нибудь шоссе?

Смех.

— Что имеете в виду, под «каким-то» шоссе? У нас только одно шоссе. И оно закрыто.

— Когда откроется движение?

В трубке послышался глубокий вздох.

— У нас сейчас всего шесть человек. На шоссе двухметровый слой снега. Чтобы очистить шоссе, нужно вызвать войска из Хабаровска. А снег все еще идет.

— Мой самолет на поле?

— Какой самолет?

Нужно быть терпеливым, подумал Волков. Не нужно впадать в ярость.

— Антонов, — ровно сказал он. — Мы прилетели восемнадцать часов назад. Был буран и нам нужно было топливо.

— Здесь буран не прекращается уже десять дней, — сказал голос. — Да… у нас стоит Антонов. Такие самолеты у нас редкость, так что он, наверное, ваш. Но вам от него никакой пользы. Он промерз насквозь, кроме того, у нас нет взлетной полосы, да и радар не работает.

— Почему?

— Кабели порвало ветром. Восстановить их невозможно. К тому же все операторы ушли.

— Почему?

— Офицер на радарной станции — чукча. Его фамилия Котергин. Впрочем, в этой дыре все чукчи. Вчера он собрался и ушел. Все солдаты операторы ушли с ним.

— Куда? — Волков почувствовал страшную усталость. Если бы удалось связаться с Москвой…

— Как куда? — спросил голос, — Вы не знаете? На восток.

— А вы не чукча?

— Нет. Я из Ленинграда. Если бы я был чукчей, меня бы здесь не было.

— Почему же вы остались?

— Черт бы меня побрал, если я сам понимаю.

— Посмотрите на них, — сказала Дайана. — Я никогда не видела ничего подобного. Куда это они идут?

Из окон отеля была видна улица, по которой лился поток машин, снегоходов, собачьих и оленьих упряжек… Весь транспорт был нагружен домашним скарбом, брезентовыми палатками, ящиками. В коридорах и вестибюлях отеля толпились люди, кричащие, ругающиеся, жестикулирующие. В отеле уже нельзя было достать пищи. Солдатов и Валентина в пустой кухне нашли черствую буханку хлеба и банку болгарского повидла. Этим они и позавтракали, пока ждали Волкова.

— Это почти все чукчи, — сказал Бисби. — Совсем мало эскимосов.

Дайана с любопытством рассматривала этих людей — в теплых анораках и меховых шапках. Некоторые были с непокрытыми головами и тогда можно было видеть их гладкие черные волосы, спускающиеся на лоб. Возле отеля стояли две женщины. Одна из них повернулась к окну, и Дайана увидела черные полосы на лбу, щеках и подбородке. Бисби заметил удивление Дайаны.

— Татуировка. Многие все еще делают это. Как и эскимосы. Но у эскимосов другой рисунок.

— По этим рисункам они и отличаются? На мой взгляд, и чукчи и эскимосы абсолютно одинаковы.

Бисби ухмыльнулся.

— Я плохой антрополог. Но я знаю, что в чукчах течет кровь монголов, индусов… но они не эскимосы. Впрочем, возможно, истоки у них одни. Ведь у них языки похожи, и жизненный уклад, техника охоты, обычаи.

— Неужели они еще охотятся по-старому?

— Некоторые да.

— У нас организованы рыболовные артели, охотничьи п оленеводческие колхозы, — сказал Солдатов, включаясь в разговор.

Бисби рассмеялся, не скрывая презрения.

— Покажите мне чукчу или эскимоса, который говорит, что он верит в ваши артели и колхозы, и я докажу, что он лжет. Эскимосы и чукчи тысячи лет живут коллективами, задолго до вашего Ленина.

— Сейчас все изменилось. Чукчи вошли в новый мир, они стали частью СССР. У нас есть чукчи врачи, учителя. Директор Института металлов в Магадане — чукча. Есть чукча в Академии наук. Он блестящий лингвист. Они вышли из Каменного века, но они часть нашего общества.

Бисби показал на окно.

— Тогда куда же они идут? — спросил он. Солдатов молча смотрел в окно.

— Мы здесь далеко от Москвы, — сказал Бисби. — В самой дальней точке СССР. И всего в четырехстах милях от Аляски и США. Я не думаю, что чукчи испытывают чувство солидарности с вами. Вы создали этот автономный округ, и чукчи понимают это буквально. Они уходят. Совершенно автономно.

— Значит, они уходят, чтобы погибнуть, — сказал Солдатов. Впервые он не сдержался, и в голосе его прозвучал гнев.

— Может быть, — сказал Бисби. — Но они знают свою родину лучше нас, посмотрим, что будет. И куда они идут.

— Теперь нужно думать, куда идти нам, — заявил Солдатов. Он видел, что Валентина поражена вспышкой гнева мужа, который всегда прекрасно владел собой. Стовин вмешался, чтобы предотвратить ссору. И вдруг он увидел Волкова, быстро идущего по пустому холлу к ним. Он выглядел несколько смущенным, но решительным.

— Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать. Мне пришлось дать кое-какие распоряжения. Нам нужно ехать.

— Значит, шоссе уже открыли? — спросил Бисби, полный удивления. — Я был уверен, что взлететь с этого аэродрома на Антонове есть столько же шансов, как перепрыгнуть прямо в Сиэтл. К тому же, здесь плохо работает радар.

— Откуда вы знаете? — резко спросил Волков.

— Я сидел возле кабины пилота, когда мы летели сюда. Я слышал их разговор с землей. Пилот прекрасно посадил машину, хотя его никто не наводил.

— Да, нам повезло, — сказал Волков после паузы. — Повезло, что в Анадыре оказался аэродром, иначе нам пришлось бы лететь в Анчрак. Однако этот аэродром теперь закрыт окончательно.

— И что теперь? — поинтересовался Бисби.

Волков пожал плечами.

— Сейчас здесь большие трудности. Я буду откровенен. Я не знаю, как будут развиваться события. Эти люди… от них можно ожидать всего…

Бисби ухмыльнулся, но Волков проигнорировал это.

— И, кроме того, остается проблема — нам нужно добраться до Сиэтла. Оттуда в Лос-Анджелес. Здешний аэропорт не будет функционировать в обозримом будущем. Из-за погоды нет связи с Москвой. Можно было бы связаться по армейским коммуникациям, и поэтому мы едем в Уэлен. Там находится небольшой метеорологический пост. Они доставят нас в Хабаровск, и оттуда мы полетим в Сиэтл. Пожалуй, это будет самое лучшее.

— Уэлен? По дороге больше трехсот миль.

Бисби присвистнул.

— Не путайтесь, — улыбнулся Волков. — У нас будет транспорт. Не очень комфортабельный, но вполне надежный. И у нас будет эскорт.

Он показал на окно, и все увидели советского солдата, стоящего возле серой «татры». Свет ее подфарников с трудом пробивался сквозь сумрак.

— Автомобиль в такую погоду и на такое расстояние? — спросил Бисби.

— Это лучшее, что можно было достать. Мы не можем оставаться здесь. Через два дня город будет пуст. Нет, нам нужно уходить, и побыстрее.

— Снегопад прекратился, — заметил Стовин. — В каком состоянии дороги?

— Ехать будем конечно медленно. Но мне сказали, что на шоссе работают снегоочистители. На дорогу выведена вся техника.

Валентина сжала руку мужа. Он тихонько успокаивал ее. Он обратился к Волкову.

— Что происходит? Куда все они идут?

— Не знаю. Думаю, что они сами не знают. С этими людьми нельзя быть уверенным ни в чем. Когда я шел сюда, я видел человека, который бил в барабан. И это в двадцатом веке!

Бисби поднял на него глаза, заговорил голосом напряженным, взволнованным.

— Значит, он бил в барабан? И рядом с ним стояла клетка с вороном?

Волков молча кивнул.

Бисби показал на окно, на текущую толпу людей. Голос его был каким-то далеким, отсутствующим.

— Вы не понимаете, Волков. Никто из нас не понимает. Ворон — священная птица чукчей и эскимосов. Это ворон вел людей много лет назад. Он нашел землю, где люди могли жить, это благодаря ему люди живут на земле. Это он привел их.

Но внезапно его голос изменился, стал обычным.

— По крайней мере, так говорят чукчи и эскимосы. Однако я уверен, что многие верят в это. Такие вещи не умирают в народе.

Последовала пауза, а затем заговорил Стовин.

— Ясно. А барабан?

— О, мы все идем за барабаном. Только многие из нас слышат разные барабаны и идут в разном темпе.

Все молчали, затем Волков взглянул на часы.

— Уже поздно. Мы должны выехать, как только начнет светать. Пока я постараюсь найти экипаж самолета, который привез нас сюда. Их нужно взять с собой. Я думаю, что будет трудно найти других летчиков. Прошлой ночью они были в отеле, но сейчас их там нет. Возможно, они ночевали где-нибудь возле аэродрома.

— Возможно, — сказал Бисби. — но я не думаю, что вы найдете их.

— Мы находимся на острие ножа на севере, — сказал Брукман.

За длинным столом, покрытым серой скатертью, усыпанным исписанными листами, сидел секретарь президента и промышленник из Иллинойса. Он сидел рядом с президентом. Тут же находились члены вновь сформированного Чрезвычайного Комитета — министры обороны, сельского хозяйства, финансов, генерал войск связи, сам Брукман и член комитета мобилизации граждан. Они никогда не встречались вместе раньше. По другую сторону президента сидел человек, которого они даже не предполагали увидеть на этой встрече, где будут обсуждаться вопросы государственной безопасности. Это был невысокий ясноглазый канадец, только что прилетевший из Оттавы. Он был министром без портфеля и являлся личным заместителем канадского премьер-министра.

— На острие ножа, — сказал Брукман, и президент посмотрел на него, ничего не отвечая. Вместо этого он повернулся к канадцу.

— Вы тоже, разумеется, — сказал он.

— Все достаточно плохо, — сказал канадец с едва уловимым французским акцентом. — Северно-западные территории, Юкон — мы эвакуировали людей оттуда. Вы знаете, что мы переселили их в Британскую Колумбию.

Президент кивнул.

— Погода там жуткая: снег, дождь. Но все же лучше, чем на севере. Однако холод непрерывно наступает с севера. Уже сейчас ясно, что нас ожидают большие трудности. Нет никаких признаков того, что задует чианук. Мистер президент, джентльмены… я думаю, что никто из вас, кроме доктора Брукмана, не знает, что такое чианук. Джентльмены, это ветер, приносящий тепло и дожди, ветер, обеспечивающий урожай. Он поднимает температуру воздуха и делает возможным выращивание хлеба как у нас, так и в США.

— И..? — спросил президент.

— Этого ветра нет, — ответил канадец. — И температура неуклонно понижается. Вчера в Оттаве мы пришли к решению, которое обнародуем завтра — мы эвакуируем Виннипег, мистер президент. Три четверти миллиона людей. Шестьсот человек уже погибли в Виннипеге. В основном старые и больные. И ситуация все время ухудшается. Помоги нам. Боже.

— У нас тоже новости, — сказал представитель министерства обороны. — Вы говорите о Виннипеге, а мы говорим о Чикаго. Мы собираемся…

Президент поднял руку и представитель подчинился.

— Что вы думаете о канадско-американской границе южнее Виннипега?

Канадец поджал губы.

— Боюсь, что многие перейдут ее, мистер президент. Человек инстинктивно будет стремиться на юг, хотя, может быть, там не будет лучше, чем там, откуда он пришел. Все города и селения перенаселены. Никто не будет принимать во внимание границу.

— И тем не менее, мы не можем принять десятки тысяч канадских беженцев, — сказал военный. — У нас аналогичные проблемы. Мы уже эвакуировали несколько северных городов. А теперь Чикаго…

— Да? — спросил канадец. Он внезапно обмяк, осунулся.

— Мы эвакуируем Чикаго, министр. Пригород за пригородом, район за районом. Это три миллиона людей. Второй по величине город Америки. Нам нужна очень строгая организация, огромное количество транспорта. Кроме того, нам приходится чистить дороги. Нет, мы не сможем принять канадцев.

Он повернулся к президенту.

— Я направил к границе дополнительные отряды Национальной Гвардии. Они получили приказ не пропускать ни одного человека, не имеющего американского паспорта.

— А что, если… — начал министр и осекся, увидев, как изменилось лицо президента. Даже Брукман, знавший президента лучше, чем все присутствующие, почувствовал холодок страха.

— Что вы сказали, Генри?

— Я отдал приказ поворачивать всех обратно.

— На этой границе никогда не было солдат. Они были не нужны, — сказал президент. — Не нужны они и теперь. Уберите их оттуда, Генри. Или оставьте. Но только для того, чтобы они оказывали помощь. Сделайте это.

— Но, — в отчаянии сказал военный. — Сейчас не время для сантиментов. Ведь если дороги будут переполнены, наши люди будут подвергаться опасности.

— Послушайте Генри, — сказал президент. — Мы люди, а не волки, не крысы. Мы должны протянуть руку помощи. Измените этот приказ, Генри.

— Я сделаю это сразу после заседания.

— Сделайте это сейчас, — мягко, но настойчиво сказал президент. Военный посмотрел на него, затем поднялся и вышел.

— Благодарю, мистер президент, — сказал канадец.

Президент рассмеялся.

— Не благодарите, Жан-Пьер… Я могу вас так называть?

— Конечно… пожалуйста.

— Вы тоже можете нам помочь. У нас большие неприятности в штатах Вашингтон и Северный Орегон. Вы могли бы нам позволить эвакуировать часть населения в Британскую Колумбию?

— Там условия более или менее сносные. Но я не могу вам сразу дать ответ. Я должен передать вашу просьбу премьер-министру. Но я думаю, он согласится. Ведь мы же на одном континенте, не так ли?

— Я тоже так думаю, — сказал президент. — У нас тоже есть области, пока еще пригодные для проживания. Например, Южная Дакота. Как, Мэл?

Брукман наклонился вперед.

— Да, мистер президент. Но никто не может сказать, долго ли это продлится. Однако в ближайшие несколько месяцев там могут найти приют много людей.

Президент повернулся к человеку из Комитета мобилизации.

— Можно ли быстро организовать переселение людей в южные области?

Представитель потер руки. Казалось, он наслаждается происходящим.

— Не знаю, мистер президент. Это единственное, что я могу сказать. Но мы будем стараться. Думаю, что у нас что-нибудь получится.

— Хорошо. Мэл, как насчет продовольствия?

— Продовольствия, разумеется, не хватит, чтобы обеспечить людей в том количестве, к которому они привыкли. Расчеты на ЭВМ показывают, что урожай будет катастрофически падать. Не только у нас, но и во всем мире. Но, с другой стороны, существуют стратегические запасы у нас, в Европе, да и Советском Союзе наверняка кое-что припрятано. Так что, возможно, год мы продержимся.

— Возможно? — спросил президент.

— Смерти будут, сэр. Много смертей. В третьем мире всегда голодали, хотя мы и помогали им. Сейчас нам будет труднее это делать. И голод в странах третьего мира увеличится. Можно без преувеличения сказать, что он увеличится в десять раз. Однако, если человечество надеется пережить нынешнюю катастрофу, то мы — США, Англия, Европа, Советский Союз — его единственная надежда. Мы, а не третий мир. И если погибнем мы, то они погибнут наверняка.

Президент поднял брови. Это был новый Брукман. Суровый, умеющий кусаться.

— Вы действительно думаете, что мы сможем сделать нечто, чтобы выжить в этой катастрофе?

— Такая возможность есть, — осторожно ответил Брукман. — Вы читали доклад Стовина — Солдатова, сэр?

— Да.

— Там высказана фантастическая мысль, но ее можно воплотить в реальность. Сезонная миграция животных обеспечивает им оптимальные условия для жизни. И Стовин предлагает реорганизовать наше общество так, чтобы люди могли мигрировать в течение года из Айовы и Флориды, например, в Нью-Мексико и Техас. Европейцы могут использовать для этого Средиземноморье и Северную Африку, русские — Кавказ. Разумеется, это гигантский проект, но он даст нам время осмотреться.

— Вы приверженец гигантских проектов, — сказал президент.

— Да, к тому же нам нужно избавиться от многих привычек. Мы всегда были хорошими едоками. Вы знаете, мистер президент, что средний современный человек в развитой стране требует для поддержания жизни тонну зерна? Это хлеб для него и корм для скота, чтобы человек мог есть мясо. Даже в Африке человек потребляет в год четыреста фунтов зерна. Теперь нам придется опуститься до африканского уровня, а им опуститься еще ниже — примерно до двухсот фунтов.

— Все это долгосрочные прогнозы, — сказал президент. — А ближайшие перспективы?

— Наша надежда — химия. Возможно создать химическую пищу, которая сохранит жизнь людям. Мы уже имеем опыт с астронавтами. Разработаны неплохие рецепты. Но теперь нужны массовые производства. Это будет существенная добавка к натуральным продуктам, которых будет все меньше и меньше.

Он замолчал, посмотрел на лист бумаги, лежащий перед ним.

— Мы не знаем, мистер президент, как подействует на организм человека постоянное потребление химической пищи. Мы можем только предполагать и, возможно, нам придется кое с чем столкнуться. Весьма неожиданным. Завтра я устраиваю встречу президентов четырех крупнейших химических концернов. На встречу я пригласил Ледбестера из Англии, ученых из Германии и Франции.

— Сможем ли мы поставлять пищу в страны третьего мира? — спросил президент. — Это не будет слишком обременительно?

— Нет, не сможем, — сказал Брукман. — Нам самим будет недостаточно.

— Мэл, — сказал президент. — Мы должны будем помогать. Если мы не будем этого делать, то нам придется воевать. А я не могу допустить этого. Голодающим людям терять нечего. Если мы не будем давать, они будут пытаться взять сами. Поэтому нам придется делиться. Кстати, как обстоят дела с рационированием пищи?

— Карточки распределения уже отпечатаны, — сказал представитель министерства. — В газетах уже начался шум по этому поводу. Естественно, проект такого масштаба не удастся сохранить в тайне. Но люди уже подготовились к этому. А жители северных штатов приветствуют такое решение. Остальные… остальные не считают это жизненной необходимостью, но они видят на экранах телевизоров, что происходит на севере. Они понимают, что разумные ограничения необходимы.

— Теперь всем придется привыкать к новым условиям жизни. Это надолго, — сказал Брукман. Голос его прозвучал устало. Сколько ему лет? — подумал президент. Шестьдесят?.. Немного старше меня. А я все время считал его холодной машиной для ответов.

Через несколько минут президент закрыл совещание. Когда все выходили из кабинета, он задержал Брукмана.

— В Коннектикуте очень холодно, Мэл? Вы когда собираетесь обратно?

— Завтра вечером. Но в Санта-Фе я прилечу на будущей неделе. В Коннектикуте холодно, сэр. Я даже в кабинете не снимаю пальто.

— Хмм, Мэл…

— Да, сэр?

— Я считаю, что не ошибся, когда назначил вас Председателем Научного Комитета.

Брукман отчаянно смутился, даже покраснел.

— Вы очень добры, мистер президент…