Рауль Манжен, французский агроном, работающий на маленькой экспериментальной станции на севере алжирской Саары, выпрямился на своем брезентовом стуле и с удивлением смотрел на необычное зрелище. Да, то, что он увидел, было невероятно. Верблюд, на котором сидела женщина, державшая на руках ребенка, два мальчика постарше и перед ними мужчина… По одежде — туарег из южных районов Сахары. И самое удивительное, почти невероятное в том, что он нес мешок, который носят женщины. Я никогда не видел ничего подобного, подумал Манжен. Он сошел с веранды и двинулся к пришельцам по зеленой лужайке. Здесь была граница области, где всю зиму шли дожди. А дальше к югу начиналась безводная пустыня.

— Бог хранит тебя, — сказал он туарегу.

— И тебя тоже.

Француз колебался.

— Ты издалека?

— Я Саид аль-Акруд. Я иду из Тамманрассета.

Из Тамманрассета? Скорее всего, врет. Манжен всмотрелся в это бесстрастное лицо, крючковатый нос, глубоко посаженные глаза. Нет, он не лжет. Он туарег. Он явно голодал, и все же трудно признать такое невероятное заявление. Манжен посмотрел на женщину и детей. Двое старших истощены, но выживут. Малыш вполне приличном состоянии. Женщина… Но с ней нужно осторожнее. Он снова обратился к Саиду.

— Ты давно был в Тамманрассете?

— Много недель назад. А до этого был в Лиссе.

— Боже, это же больше семисот миль! И пропитание они добывали с помощью этого старого ружья! Невероятно! Фантастика! Самое сложное путешествие через пустыню! Женщина! Дети! Он колебался.

— Вы голодны?

Саид не ответил, но кивком показал на женщину и детей. Француз сразу понял, что он должен делать. Он быстро заговорил со своим алжирским слугой.

— Накорми их сейчас же. Молоко и хлеб детям, но немного. Иначе им будет плохо. Женщине коу-коу. И овсянку. Быстро.

Он повернулся к Саиду. Нужно вести себя так, чтобы не обидеть туарега.

— Сейчас время кофе.

Саид наклонил голову.

— Я приглашаю тебя, — сказал Манжен. — Я тоже голоден. Поэтому мы поедим немного хлеба и фруктов.

— Я твой должник, — сказал вежливо Саид, показывая на верблюда, на узлы, на старое ружье. — Все, что у меня есть, — твое.

Француз уже десять лет жил в пустыне и знал, что сказать.

— Что есть у меня — твое, — ответил он. — Ты оказал мне честь своим визитом. Может, ты захочешь немного пожить здесь. И помочь мне. За помощь я отблагодарю тебя… одной из своих лошадей.

Саид кивнул. Он смотрел, как Зеноба и его сыновья ушли, сопровождаемые слугой. Сам он очень хотел кофе, хлеба, фруктов.

— Если такова будет воля Бога, — сказал он.

Дайана склонилась над своим столом в Альбукерке и почувствовала, как ребенок шевельнулся в ней. Она была уже на четвертом месяце, а ребенок уже шевелился вовсю. По-моему, он слишком рано начал лягаться, — подумала она.

Рассеянно она стала раскладывать листы доклада о волках. И тут память вернулась к ней в ту пещеру на перешейке через Берингов пролив, когда она, довольная, удовлетворенная, лежала рядом со Стовиным и прислушивалась к далекому вою во льдах.

Остались ли их отношения со Стовиным прежними? Особенно с его стороны? О да, они еще не раз занимались любовью, но все же что-то изменилось. Разумеется, он страдал, хотя и не признавался в этом. То, что случилось между нею и Бисби, казалось Дайане каким-то нереальным сном, почти сексуальной фантазией, какие посещали ее, когда она была подростком. А что касается самого Бисби, то она, вспоминая его, не испытывала ничего, кроме изумления. Дайана была уверена, что и Бисби не испытывал к ней никаких чувств. Впрочем… был момент нежности, когда он поцеловал ее в пещере в Диомеде. Возможно, у него и было что-то, но не то, что можно назвать любовью. И тем не менее, она почему- то очень не хотела выкинуть из памяти этот поцелуй.

Да, она прожила пару месяцев в каменном веке и ею овладел человек из каменного века. А как иначе? Кем был Бисби в ее глазах? Охотник из каменного века, который немного учился в колледже и стал летчиком. И все обитатели затерянного во льдах эскимосского селения считали его своим. Его и Стовина разделяли два тысячелетия. Потому что, — напоминала она себе, — никто не может вернуться назад. Люди могут меняться, но назад вернуться не могут. Может быть, даже Бисби знал об этом. Он всегда вел себя так таинственно, как человек, который идет вперед, который знает, что у него есть предназначение, но ему еще не сказали, в чем оно состоит.

Дайана прошла по комнате, остановилась возле вещей, которые были выгружены с нарт на геликоптер много недель назад и вот только сейчас их вернули мосле прохождения правительственного досмотра. Вот марка, в которой она ходила, рукавицы, даже палка, которой Валентина погоняла оленей, когда они мчались через Чукотскую снежную пустыню. Когда-нибудь, — подумала Дайана, — я снова приеду в СССР и подарю эту палку Валентине… Она мне очень нравится. Я надеюсь, что у них с Женей все хорошо.

Она продолжала разбирать вещи. И под попоной она увидела коробочку Бисби. Задумчиво она взяла ее в руки. Бисби так ревниво охранял коробочку от чужих глаз, что теперь Дайане было стыдно открывать ее. Как будто она собиралась прочесть чужой дневник.

Коробочка открылась легко. С благоговейным чувством она стала перебирать содержимое.

Маленький череп… птичья шкурка… какие-то черные перышки… тумблер с приборной панели самолета. И книга в коричневом переплете «Древний Красный Камень» Хью Миллера. Разумеется, она читала Миллера. Многие зоологи и геологи читали его. Он жил в девятнадцатом веке и был самоучкой геологом. Он был масоном. В свое время он имел большое влияние на современников, он смог покорить умы многих людей. Дайана открыла книгу. Видимо, ее читали часто, так как страницы открывались легко и во многих местах были закладки. На первой странице твердым почерком были написаны слова: Артуру Йнглис Бисби, с признательностью от друга. X. М. 11 декабря, 1841 года.

Вероятно, прадед Бисби. Значит, это книга, которую отец Бисби, находясь в чужой стране, среди чужих людей, читал своему сыну — полуэскимосу. Значит, часть того, что здесь написано, составляло интеллект Бисби. Некоторые абзацы в книге были подчеркнуты. Она прочла один из них:

«…Все живые существа прошлого умерли, значит, такова судьба и всех живых существ настоящего времени… Теперь мы, геологи, абсолютно точно знаем, что начало было, и было оно совсем недавно. И далее: основываясь на опыте прошлого, мы можем с уверенностью сказать, что все расы, по крайней мере, если они будут находиться в нынешнем состоянии окружающих условий и нынешнем состоянии внутреннего интеллекта, исчезнут с лица земли…»

Если бы Дайана прочла это раньше, они с Бисби могли бы говорить на одном языке. Эта книга была чрезвычайно важной для него. Она была его Библией. Но почему? Может, его предназначение заключалось в том, чтобы изменить «окружающие условия и внутренний интеллект» человеческой расы? И кто определил это предназначение? Он не смог выполнить его, бедный Бисби. Сейчас он где-то на дне Берингова пролива… Уже сейчас произошли изменения. Новые климатические условия, новые люди, новые политические лидеры… Но Бисби никогда уже не узнает об этом. Он так и не выполнил своего предназначения…

Снова в ней шевельнулся ребенок и у нее перехватило дыхание. Будь терпеливой, — сказала она себе, улыбаясь. — И чей ты, мой малыш? Может быть, Стовина. А может быть Бисби. Она положила книгу обратно и закрыла коробку. Кто бы ни был его отцом, теперь он будет только их — ее и Стовина… Но она сохранит коробку… и когда-нибудь она даст ее сыну…

— Мне не хватает тайги, — сказала Валентина, глядя из окна нового бунгало в Академгородке-2 под Симферополем в Крыму.

— Но здесь нет тайги и не может быть, — рассеянно ответил ей Евгений Солдатов, просматривая распечатки ЭВМ и изредка тыкая пальцем в клавиши допотопной пишущей машинки. Валентина снова посмотрела в окно. Женя выглядел уже неплохо, хотя все еще был очень бледен. Он потерял в весе и восстановить здоровье будет нелегко. Женя посмотрел на Валентину и улыбнулся.

— Здесь нет тайги, дорогая. Только лед. Здесь новая Сибирь, но без тайги.

Она подошла к нему и положила руку на плечо.

— Я знаю, знаю. Но пройдет много лет и тут будет тайга. Только мы ее уже не увидим.

Солдатов повернул голову и поцеловал ее руку, лежавшую на плече.

— Нам повезло, что мы можем видеть это, — он двинул головой на бульдозеры, разравнивающие площадку перед домом.

— Академгородок-2. Кто мог предположить, что город науки придется строить в Крыму? У нас здесь есть пища. Не в избытке, но все же мы живем лучше, чем миллионы советских людей. У нас есть кров. У нас есть работа. Мы самые счастливые люди в нашей стране.

Она кивнула. И вспомнила Бисби. Вспомнила, как он не одобрял разделение людей на элиту науки, там, и Новосибирске, много-много лет назад. Она поежилась. Бедный Новосибирск. Несчастные люди… Как они боролись! И какое сокрушительное поражение они потерпели. Это была настоящая катастрофа, неисправимая, несравнимая с теми, что потом обрушились на Москву и другие города.

— Что это за распечатки? — спросила она, чтобы отвлечься от печальных мыслей.

Данные вулканической деятельности. Она усиливается. Причем, везде. На Камчатке, на Аляске, на Алеутских островах… И чтобы иметь достаточно данных для расчета, мы должны проделать кое-какие измерения на высоких широтах. Но очень трудно добиться, чтобы нам выделили самолеты из Ростова.

— Ростов знает, насколько это важно. Ведь в правительстве те же люди, что и раньше. Через год, может быть и раньше, Академгородок-2 будет работать на полную мощность. Всем известно, насколько это важно.

— Разумеется, известно. Но правительство больше интересует вопрос «как», а не «почему».

Валентина молча улыбнулась. Это неудивительно, — подумала она. Сейчас поздно спрашивать «почему», куда более важен ответ на вопрос «как», как жить дальше в таких условиях, как обеспечить жизнедеятельность людей. Но такая постановка вопроса противоречила научному складу мышления Евгения, он не мог воспринять этого. Бисби бы понял это. Бисби… его тело покоится на дне Берингова пролива. Бисби был великим прагматиком. Они все остались живы только благодаря ему. Такие люди, как Бисби, весьма полезны, особенно в пору кризисов. Женя заговорил снова.

— Я знаю, они пытаются помочь, но я никогда не мог понять способа мышления людей из правительства… Например, Волкова.

— Ты с ним встречался?

Солдатов кивнул.

— Он работает в Министерстве иностранных дел в Ростове, на улице Энгельса. Он совершенно не изменился, все события никак не изменили его. Он живет по своим собственным правилам.

— Он легко приспосабливается к обстоятельствам, — заметила Валентина.

Солдатов рассмеялся.

— Он был хорош с острогой. Полагаю, что в КГБ все хорошие охотники.

Она с удивлением посмотрела на мужа.

— Ты знал, что он из КГБ?

— Это же очевидно. Бисби не преминул мне сообщить об этом. Но Григорий неплохой мужик. Разве что несколько наивен.

— Интересно, что он думает о нас.

— Мне нужны эти данные для конференции, которая состоится на следующей неделе. Странно, что нам снова придется ехать в США после того, что произошло с нами.

— Не только с нами.

— Я буду рад встретиться со Стовиным. Мне очень не хватает его. Он настоящий друг. И мозг его действует на меня возбуждающе. Каждый раз, когда я соприкасаюсь с его мыслями, я становлюсь умнее, дальновиднее…

— Разумеется, и Евгений Солдатов приедет, — сказал Брукман. Он и Стовин шли по резиденции губернатора Штата в Санта-Фе, которая была временно приспособлена под здание Конгресса США. На следующей неделе здесь должна состояться Конференция и сейчас тут велись подготовительные работы: устанавливались усилители, громкоговорители, микрофоны и прочая аппаратура. Кроме того, тут же присутствовали сотрудники служб безопасности из разных стран, которые делали свою работу.

На улице снова пошел дождь, Стовин посмотрел на суетящихся техников.

— У них еще много работы, Мэл.

Брукман кивнул.

— Да. Но я считаю, что президент прав: это самое подходящее место для Конференции. Конечно, гостей будет много, но все же мы сможем устроить всех, хотя и без особых удобств. В прошлый раз было семьсот делегатов. Но теперь мы резко сократили их число. Нам нужно что-то решать, а не проводить бесплодные дискуссии. Президент решил, что только тридцать стран пришлют своих делегатов с решающими голосами. Остальные страны смогут прислать только наблюдателей. Каждая делегация не будет больше чем из пяти человек, включая и главу правительства, если он приедет. Страны-наблюдатели могут прислать не больше трех человек. И эти наблюдатели могут выступать только по разрешению Председателя. Председателем будет Генеральный Секретарь ООН.

Стовин не ответил. Он почти не слушал. Брукман искоса посмотрел на него. Они уже вышли на улицу, где было пустынно. Только три или четыре военных «джипа» проехали куда-то. Стовин был очень истощен. Прошло совсем немного времени с тех пор, как вертолет доставил его и его спутников с Аляски. Брукман, услышав о спасении Стовина, был вне себя от радости. Он положил руку на плечо Стовина.

— На Конференции ты будешь выступать первым. На этом настаивал президент и его поддержали канадцы и англичане. Стовин, теперь ты можешь сообщить всем, что все твои предсказания сбылись, что ты был прав полностью и абсолютно. Немногие из нас могут похвастаться этим.

— Да, конечно. Но я не могу забыть о результатах раскопок в северных городах. Ты видел цифры по Чикаго? И по Виннипегу. Разве можно сейчас получить удовольствие от чисто научного самоудовлетворения?

Брукман кивнул, но голос его звучал решительно.

— Согласен, это ужасно. Но жизнь продолжается. Люди могут ошибаться. Так было всегда, но сейчас ошибаться нам нельзя. Сейчас нужен человек, который бы изложил все так, как есть в действительности.

Брукман посмотрел на залитую дождем улицу.

— Вон идет твой автобус. Черт возьми, он переполнен.

— Послушай. Тебе нужно подумать о себе. Ты очень исхудал, — Стовин улыбнулся.

— Я хотел сказать тебе то же самое.

Брукман погладил свой заметно опавший, но еще внушительный живот.

— Это все химическая пища. Моя талия еще никогда не была такой тонкой. Еще месяц — и я снова буду юношей. А тогда — берегись, женщины!

— О, я буду строго охранять Дайану, — сказал Стовин прыгая на подножку автобуса. Но смог ли я уберечь ее раньше? — подумал он, глядя на удаляющегося Брукмана. Не смог…

Мысль о Бисби и Дайане все еще приносила ему страдание. И скоро у нее будет ребенок. Нужно что-то решать. Он любил Дайану и был уверен, что она его любит. Это мог быть ребенок от Биеби. Стовин в глубине души был уверен в этом. И ребенок Бисби теперь должен стать его ребенком…