Прошло какое-то время, прежде чем секундная стрелка снова ожила и продолжила свой ход. Для Энн МакМиллан процесс просыпания всегда, с самого детства был сложной процедурой. Еще когда она ходила в школу Св. Андрея, а это было не так давно, ее матери стоило определенных усилий добудиться до нее. Зачастую она опаздывала, не успевала выпить чай, что портило ее настроение на весь день (особенно в колледже), и за это многие считали ее врединой. В глубине же души она была на редкость отзывчивая и приветливая женщина, только не высыпалась зачастую.

После свадьбы обязанность вести вечную борьбу со сном Энн перешла к ее мужу, лейтенанту ВВС Ее Величества, Джону МакМиллану. Для него этот бой был гораздо более интересным процессом, чем тренировочные полеты над Эдинбургом. Если бы кто-нибудь внимательно наблюдал за этой, в общем, милой молодой семейной парой, он бы не без удивления заметил, что когда Энн особенно хотелось спать, у Джона всегда было хорошее настроение на полетах, потому что в бою со сном своей супруги он применял самые различные виды вооружения, маневры и тактики.

К сожалению, так сложилось, что в это утро Энн пришлось просыпаться одной, как впрочем, и прошлое, и вот уже полтора месяца как. Все это вылилось в постоянные опоздания Энн на работу, выговоры и даже одному далеко не приятному разговору с шефом. А Энн, надо сказать, работала переводчицей в бюро мистера Симонса, известного на всю Принсес-стрит, потому что на вывеске у мистера Симонса был один из самых красивых родовых гербов этой улицы. Но это уже мелочи, в которые нам не стоит вдаваться.

Итак, время пошло, а Энн не открыла глаза. Однако какие-то зачатки воли, жившие в этом милом существе, заставили ее встать, снять с себя всю одежду, хотя на ней и так не было практически ничего (иначе все попытки проснуться и сделать завтрак были бы неимоверно тщетными), и принять душ. Это ее несколько взбодрило, так же как мистер Флаффи, домашний любимец, ласкавшийся у ног Энн, что значило только одно: она забыла покормить его вчера вечером, и для мистера Флаффи было крайне необходимо просто позавтракать. Иначе он мог умереть с голоду. Во всяком случае, именно таково было его искреннее кошачье убеждение.

– О, дорогой, прости меня, пожалуйста, мурлыка, я больше так не буду… – лениво проговорила Энн и сочный шмат паштета упал мистеру Флаффи на тарелку.

Начав с завтрака, который был составлен из хлопьев, чая и кекса, Энн, взглянув на часы, поняла, что ее вечное проклятье опять медленно к ней подкрадывается, и что необходимо поспешить. Решив, что сегодня краситься необязательно, она уже приготовилась снять халат и начать одеваться по-серьезному, чтобы не опоздать в бюро, она вдруг увидела на стуле мужчину средних лет, но с чрезвычайно седыми волосами, в светлом костюме, который сидел и смотрел на Энн. Сначала она не очень поняла, что происходит, ибо время для нее еще не набрало обычного дневного темпа, но осознание пришло, и пришло довольно быстро, так, что она решила вскрикнуть. Не решила, конечно, просто вскрикнула.

– Прошу Вас, не кричите и не ругайтесь, мэм, у нас не так много времени, а мне надо Вам кое-что объяснить.

– Чтооооо Вы делаете в моем доме?! Я вызову полицию, сейчас же! – и она бросилась к телефону.

– Прошу Вас не делать этого, мэм. Послушайте, я не причиню Вам никакого вреда, выслушайте меня, я отниму у Вас не более 5 минут, после чего Вы можете вызывать кого Вам угодно.

– Что Вам надо? Тут нет денег, а мой муж сейчас в армии, но он вернется очень скоро!

– Мне не нужны Ваши деньги. Просто скажите, какое Ваше большое желание сейчас, я его исполню, и мы больше никогда не увидимся. Меня зовут Удивительный и я исполняю желания. Больше от меня Вы ничего не добьетесь, и пока Вы не скажете свое желание, я не покину этого дома, хотя и очень спешу.

– Что?! – Энн совсем ничего не понимала.

– Самое мое не любимое – это объясняться по утрам. Хотя и эту фразу я говорил уже, кажется, несколько тысяч раз. Давайте так, Вы просто, очень честно скажите, чего Вы сейчас хотите, а я пойду и сделаю это. И все.

– Все-все-все?

– Да, только пожалуйста, поскорее… У меня правда очень мало времени. Но уйти без Вашего желания я не смогу.

– Вы все равно не исполните, но ладно…

– Вот это другой разговор, – мужчина встал.

– Пусть мой муж вернется из армии и опять будет со мной. И чтобы с ним ничего не случилось.

Энн закрыла глаза, а когда открыла, никого уже не было. Единственная мысль, которая крутилась в ее голове – что об этом ни в коем случае нельзя рассказывать мистеру Симонсу, и что она опять опоздает.

…

Когда звенит старомодный будильник своим пронзительнейшим «дррррыыыынннь», хочется застрелиться. Тем более, что герру Штайнмайеру действительно этого хотелось. Несмотря на то, что он спал на шелковом белье ручной выделки, а будильник его был из золота процентов, наверное, на 80, он был очень беден.

Он узнал об этом вчера, когда к нему в офис приехал (а не позвонил), его ассистент по южному финансовому направлению Пьер Сюрзи. Штайнмайер, хоть и был выдержанным швейцарцем до мозга костей, не мог выдержать так долго ревущего навзрыд взрослого мужчину, который полчаса ему доказывал что «все пропало» и «нет перспектив». К сожалению, это единственное, что удалось выяснить от месье Сюрзи. Штайнмайер открыл окно с таким видом на Альпы из своего шикарного офиса, описывать который не берусь (ни вид, ни офис), ибо зависть возьмет даже меня, и Сюрзи уж подумал, что сегодня он не один покончит со своей финансовой карьерой и с жизнью, что для него было одно и то же, но Штайнмайер только впустил свежего воздуха, глубоко вздохнул и вызвал секретаршу, попросив воды. Он попросил ее увести Сюрзи, предварительно напоив его, а скорее – выплеснув холодной воды ему в лицо, чтобы успокоить, и вызвал своего старшего ассистента. Как оказалось, старший ассистент не явился сегодня на работу, а дома сказали, что он очень серьезно заболел, и его не будет еще несколько дней. Тогда герр Штайнмайер вошел в свой аккаунт на Евростоксе и довольно долго и внимательно читал про свое положение дел в мире больших и очень больших финансовых возможностей.

Когда он закончил чтение, он, параллельно считая и ведя записи на бумажке пришел к выводу, что вчерашняя операция 7—го авиакорпуса Коалиционных сил в Северной Африке стоила ему больше, чем он мог бы оплатить, даже если бы продал все свое имущество и информацию. Материальная часть его богатств осталась неизменной, это он знал почти наверняка, потому что концессионная железная дорога, в которую он вложил столь много, что в клубе его стали звать Бен Гур, пролегала сильно южнее ударов авиации, но всем держателям акции было все равно. И их сложно было убедить в том, что железная дорога будет функционировать, как и было намечено – клепая деньги не хуже нефтяных месторождений, которые Штайнмайер продал, чтобы осуществить этот африканских проект. А каких он нашел соинвесторов! Но говорить об этом было грустно. Опционы Бен Гура горели у него на глазах, о фьючерсах он забыл и думать. Весь оставшийся вчерашний день Штайнмайер провел в горах, гуляя по альпийским лугам и наблюдая бабочек. Люди, знающие его говорят, что это он делал за последние 20 лет второй раз. Первый – когда умерла его мать.

Герр Штайнмайер очень не хотел вставать с кровати, потому что сон, который прервал золотой будильник, был почти полностью посвящен бабочкам, которые летали по лютикам луговым и подснежникам европейским. Открыв глаза и выключив «дррррыыыынннь», Штайнмайер вновь закрыл глаза в надежде поспать еще немного. Но так как за последние 20 лет он ни разу не засыпал после того, как зазвенит будильник, а смиренно ехал на свою рабскую работу, заснуть не получилось и ему пришлось подняться с кровати. Его решением было все делать чрезвычайно медленно, чтобы не видеть ничего, а в первую очередь – биржевых сводок. Он медленно поднял свое уже совсем не молодое туловище и сел на кровать. В пижаме было так уютно сидеть и Штайнмайер даже подумал, не посидеть ли ему так еще полчаса (для него ранее – непозволительно долгое время), но тут он увидел за своим письменным столом мужчину в белом костюме. Он сидел к нему спиной.

– Господин, прошу прощения, что Вы делаете?

– Герр Штайнмайер, – обернулся и сидел к нему теперь в полоборота незнакомец, позвольте мне попросить прощения у Вас, что я так рано оказался в Вашем доме. Уверяю Вас, через минуту Вы меня уже не увидите.

– Почему же? Разве Вы куда-нибудь спешите?

– Увы, да. Я знаю, что никуда не спешите Вы, поэтому позвольте попросить у Вас… Вам покажется моя просьба странной, однако же ответьте честно, извините еще раз, что все так резко, просто у меня действительно мало времени, чего бы Вы хотели?

– Я?

– Да герр Штайнмайер, это чрезвычайно важно.

– Я бы хотел… Знаете, я бы хотел, чтобы больше мне не пришлось ходить и наблюдать бабочек, это для меня очень много значит. Хотя бабочки такие красивые!

– Мне не сложно понять, о чем Вы говорите, герр Штайнмайер. Еще раз прошу прощения.

Швейцарский Бен Гур сладко зевнул, потянулся, хотел уже что-то ответить незнакомцу, но тот исчез.

– Весьма удивительный человек, – сказал Штайнмайер вслух и завалился опять спать. На этот раз ему удалось заснуть.

…

– Дети, скорее, вставайте, бежим!

Дети открыли глаза на полсекунды раньше, чем Надиа прокричала им. Невероятный грохот сотрясал всю комнатенку, на улице не было слышно лая собак. Надиа кричала что есть мочи, пытаясь растолкать и собрать двух своих сыновей и дочь. Младшего Каддура она уже держала на руках, когда грохот на мгновение усилился, а потом наступила тишина, и только какой-то звон стоял в ушах. Надиа видела, что Мерием плачет, а Суад оглушен так же, как и она. Потом опять наступило время грохота и рева турбин «Еврофайтеров» и «Торнадо». Бежать из дома надо было сейчас, а не через секунду, в любой момент трясущиеся стены могли рухнуть. Сама она встала не ранее, чем за секунду до детей, но успела подняться и прокричать, чтобы дети тоже вставали. Вся сцена длилась около 5 секунд, но для Надии время просто не существовало, осталось только пространство, в котором не было ничего, кроме Мерием, Суада и Каддура.

Очень жестко схватив Мерием за руку, она быстрее, чем когда-либо в жизни что-либо делая, вывела их через сени на улицу. Прошло еще 2 секунды, и опять стало страшно, потому что Еврофайтеры заходили на третий заход. Это очень хорошо слышно по реву турбин.

В доме остался Суад. Прокричав что есть мочи Мерием, чтобы она держала Каддура и НИКУДА не уходила, она рванула назад в сени. Бежать среди почти ощущаемого всем телом грохота было очень тяжело, как будто Надиа пробиралась сквозь жесткую вату. Из левого уха у нее потекла кровь – лопнула барабанная перепонка и опять стало тихо и одновременно звеняще невыносимо. Она увидела Суада, лежащего на животе около циновки. Она подбежала к нему, подняла, сердцем матери ощущая, что он жив, схватила на руки и с тяжелой ношей побежала к сеням. Путь ей преградил какой-то человек во французском костюме и с европейской внешностью. Ничего не соображая Надиа выхватила нож из-за пазухи и захотела нанести удар, потому что он стоял прямо перед дверью.

– Надиа, чего ты хочешь?

– Чтобы, во имя Аллаха, не было войны! Пусть он примет твою душу! – почти в нечеловеческой ярости прокричала Надиа и нанесла удар, но мираж рассеялся и она чуть не упала. Суада она держала одной рукой, выбежав на улицу, она увидела Мерием с Каддуром, бросила нож и побежала вместе с ними в сторону от города. Там они просидели несколько часов, пока не закончилось авианаступление. Когда ракетная артиллерия сметала последние постройки очагов сопротивления демократическим повстанцем (а именно в этом месте жила семья Надии), Надиа уже ехала с детьми в сторону границы, молясь, чтобы ее дети выжили.

…

Вечером этого удивительного дня состоялось экстренное заседание Совета Безопасности ООН, на котором в ходе конструктивного обсуждения повестки дня было решено прекратить наступление и сформировать коалиционное правительство. Как представители официального Алжира, так и оппозиционеры согласились сформировать до созыва Нового учредительного собрания правительство национального доверия, при условии, что Коалиция выведет все войска в кратчайшие сроки, а все финансовые и юридические обязательства, которые были взяты на себя обеими сторонами до начала выступлений, будут выполнены как с государственной стороны, так и со стороны рынка. К тому же было решено оказать максимальную поддержку восстановлению государства. Все страны-участники коалиции обязались взять на себя издержки по строительству разрушенной инфраструктуры.

Энн, Штайнмайер и Надиа никогда не виделись и не знали о существовании друг друга. Никто никогда ничего не слышал и не услышит об Удивительном.