Початая бутылка полна разговоров, пустая – сожалений. Раньше я спокойно относился к пустым бутылкам у себя на столе, теперь они меня раздражают, напоминая об объеме выпитого, и я сразу пытаюсь их убрать, а по возможности и выкинуть. Если бы у меня был шанс, то я попытался бы заменить свою судьбу на другую, как перегоревшую лампочку, или, если угодно, как пустую бутылку на полную, но Господь давно не желает ко мне прислушиваться. Признаться, я сейчас часто пытаюсь обратиться к Нему за помощью. Ничего другого не остается.

Искусство выпивать в одиночку требует бережного отношения к своей памяти: недаром такие посиделки в народе называют “чокнуться с дьяволом”. Мне предстоит длинный вечер. И я начинаю вспоминать.

Прошлое путается с настоящим и сворачивается клубком, как собака у порога. Два печальных собачьих глаза глядят на меня сквозь шерсть не отрываясь…

Этот город был ничем не хуже других, просто я прожил в нем уже достаточно много времени. Мне надоели его плоские пейзажи, грязная неширокая река, в которой уже давно никто не купается, пустыри и холода. Сколько я бываю в сибирских городах, столько же меня раздражают холода и пустые пространства. Почему бы какому-нибудь современному художнику не написать полную психологизма картину: “В ожидании общественного транспорта”? Или они одновременно с палитрой приобретают личный автомобиль?

Все началось несколько лет назад, когда я взял взаймы у своих друзей пятнадцать тысяч долларов. Дело мое процветало, но не хватало оборотных средств. “Зачем тебе банк? – сказали они. – Мы дадим тебе деньги гораздо дешевле”.

Процент действительно был намного ниже, и я согласился. Через год у них якобы случилась какая-то беда, и уже они попросили у меня взаймы. Тридцать тысяч долларов. Для того чтобы собрать эти деньги, я выгреб свои черно-белые кассы и еще занял под разные активы.

Друзья исчезли, а я остался должен кредиторам после всех расчетов теперь уже пятьдесят тысяч.

С тех пор я перестал быть автомобилистом, хотя и редко пользуюсь общественным транспортом.

Впоследствии я узнал, что подобные операции у нас в ходу, даже термин есть: “откормить поросенка”. Однако обидно, когда в качестве поросенка выступаешь ты сам. И, как мне объяснили, я должен еще радоваться, что меня не убили. Действительно, одно время радовался.

Сейчас как-то уже не очень.

Впрочем, все и в самом деле не так уж плохо. Хотя мы и разъехались с женой, но ни ее, ни сына все это практически не коснулось. Можно сказать, они даже выиграли материально после официального развода – естественно, большая часть имущества у нас была оформлена на жену.

Жизнь идет дальше, говорю я сам себе, затягиваясь в туалете своего номера самокруткой из местной анаши. Как ни смешно, я не курю табак.

Но анаша примиряет меня с ситуацией.

Официально я торгую в этом городе продукцией одной московской фирмы.

На самом деле у этой фирмы нет своей продукции, она – чистый посредник. И ее прибыли напрямую зависят от эффективности действий местных дилеров. А я контролирую их действия. Но уже неофициально.

Это – мой секрет Полишинеля.

Большая часть наших поставок – это соли, увеличивающие отдачу нефтяных пластов. И соли, которые, наоборот, помогают консервировать скважины после окончания нефтедобычи. Это приносит фирме большой доход. Своего рода лекарства от медвежьей болезни Земли. Мне приятно причислять себя к почтенной когорте медиков.

За последние четыре года я уже отдал сорок тысяч, не считая процентов. А проценты оказались большими. Собственно, их я и отрабатывал. По мере уменьшения долга у меня все чаще возникал вопрос: а что же я буду делать дальше? Прямо будущий декабрист во время войны с Наполеоном. Может быть, опять сойдемся с женой. Или я обзаведусь другим домом. Может быть.

Я стараюсь запретить себе такие мысли, пока окончательно не погашен долг. Но – поневоле думается. Мы ведь часто нужны людям в качестве их должников. Пока ты должен, в тебе заинтересованы. Ты возвращаешь долг, платишь проценты. Тебе помогают. А когда ты никому ничего не должен, ты – сам по себе. И никому не нужен. И начинаешь бороться за то, чтобы теперь тебе стали должны другие. Такая вот нехитрая логика жизни.

После анаши я тщательно чищу зубы, умываюсь, пью слабый чай и сажусь писать диссертацию на заказ. (Вообще-то я, как нынче принято выражаться, дипломированный химик. Кандидат наук.) Мой приятель в

Москве эти диссертации продает. Говорят, в области естественных и технических наук эти труды стоят сравнительно дешево: сейчас в основном котируются экономисты, философы, социологи. Не знаю. Мой гонорар должен составить две тысячи зеленых. Почему бы за эти деньги не обработать данные о результатах применения наших солей на различных месторождениях? Даже самому интересно.

Фирма поделила страну на “зоны ответственности”. В каждой зоне есть своя “столица” – город, где расположен филиал фирмы. С филиалом связываются дилеры. Всего филиалов десять. Я больше всего люблю

Северо-Западный – там представительство фирмы расположено в Питере.

Мне нравится этот город, да и кому он, собственно, не нравится? Но я там редко бываю.

Типичные ошибки дилеров заключаются в том, что они начинают

“крутить” деньги фирмы как свои собственные. Иногда это кончается для них совсем плохо. Иногда же нарушения бывают сравнительно незначительными: дилеры задерживают средства клиентов на два-три дня. При больших оборотах это немалые суммы, а выявить задержку бывает очень непросто. Примерно этим я и занимаюсь. Разговариваю с заказчиками, спрашиваю, как идут дела, в какие сроки исполняются их заказы и как быстро они перечисляют деньги…

Мне платили неплохие деньги, основная часть из которых уходила на погашение долга. Но с таким долгом из жалованья, конечно, не расплатишься. И я занимался взаимозачетами. Кто же только их придумал, особенно налоговые! На нефтепродуктах это – беспроигрышное дело.

Гляжу на очередного чиновника, подписывающего проведение взаимозачета, в котором участвуют нефтяная компания, управление транспорта и моя фирма при дисконте в тридцать процентов. Фактически эти деньги теряет бюджет, а я думаю о любимой милиции. Напрямую платить им нехорошо, поэтому деньги перечисляются… куда-нибудь.

Например, в фонд общественной безопасности – в качестве спонсорского взноса. И ведь всегда они тут как тут. Вместе с государством, которое они помогают обворовывать.

Суть взаимозачета проста: нефтяная компания говорит, что у нее нет денег, чтобы заплатить налоги. Но есть нефтепродукты. Если с этой позицией государство соглашается, то начинается поиск тех, кто получает деньги из бюджета. Например, предприятие общественного транспорта. Оно получает дотации на погашение своих убытков. Почему бы вместо денег ему не взять бензин?

Оно и берет. Только вот бензин немножко дороговат по сравнению с тем, что можно купить на соседней бензоколонке. В этом и суть взаимозачета: разница между ценами на бензин за деньги и по взаимозачету и есть дисконт. Его пилят… то есть делят, между всеми участниками сделки. Моя доля в этом пироге уж совсем невелика, от трех до пяти процентов. И со мной тоже осуществляют взаимозачет: деньги идут через Москву моим кредиторам по фиктивным договорам. Все обо всем знают. Что ж, иногда я даже горжусь своей репутацией честного идиота.

В последний год мысли о будущей свободе стали приходить чаще.

Я, видимо, стал выдыхаться. И вот тогда-то я познакомился с Таней.

Это было забавно – я принял ее за девицу в поисках развлечений, скажем так. Кочевой образ жизни располагает к подобным знакомствам.

Торговые партнеры фирмы, в свою очередь, всегда стараются познакомить меня с какими-нибудь дамами. Делается это на самом деле не только из мужской солидарности: из чужих рассказов я знаю, сколько деловых секретов обсуждается в постели. Но за себя я не боялся. Не то чтобы я неразговорчив. Просто то, что интересно обсуждать мне, мало волнует еще кого-нибудь. Так что в постели я предпочитаю действовать и слушать, а не говорить.

В этом ночном клубе я часто покупал свою траву. Здесь же ошивался сынок одного большого городского начальника, поэтому в клубе было сравнительно прилично. Можно было даже поужинать без риска съесть кошку вместо кролика. И был очень неплохой эспрессо, от которого мне в последние дни приходилось с сожалением отказываться. Бессонница – еще один повод для того, чтобы заснуть рядом с женщиной. Правда, засыпая рядом с проституткой, имеешь очень большой шанс проснуться один и без последних штанов. Поэтому предпочтительней, конечно, дамы с рекомендациями; я стараюсь избегать случайных знакомств.

Забавно: брак по расчету – довольно неприятная и нервная штука.

А секс по расчету – милое дело. К общему удовольствию.

Меня познакомил с Таней в клубе наш торговый партнер. Потом, конечно же, у него обнаружились срочные дела, и он ушел. А я к тому времени уже успел несколько нагрузиться и… Полагаю, что я мог быть весьма навязчив. Но ничего не получилось. Я проводил ее домой, в квартиру она меня не пустила, и я уехал к себе в гостиницу с твердым намерением больше с ней не встречаться. Собственно, наутро я и помнил-то ее плохо.

Однако к вечеру она позвонила и предложила прогуляться вместе с ней и ее дочерью. Последнее обстоятельство меня позабавило, и я решил согласиться.

Таниной дочери было пять лет, и она страстно любила мороженое. Как всегда в таких случаях именно мороженого ей и было нельзя. У нее было слабое горло и легкие, она легко простужалась. Прежде чем мы уселись в кафе, ее мать перебрала пару столиков, чтобы избежать сквозняков.

Она ела мороженое с клубничным вареньем и горячим чаем. Каждый раз, перед тем как съесть мороженое, она дисциплинированно грела чайную ложку с ним в горячем чае. Я впервые такое видел.

Как ни странно, Лена – так звали дочь Тани – сблизила нас, а не разделила. Я смотрел на нее и вспоминал своего сына, которому было в два с лишним раза больше лет и которого я теперь так редко видел. К тому же эти встречи теперь бывали тягостными. Он торопился домой, к своим друзьям и матери. Все меньше рассказывал мне о том, как живет.

И уже не спрашивал меня, когда я приеду снова и останусь с ним навсегда. А Лена – Лена пока еще рассказывала обо всем.

Она была на удивление неэгоистична, в отличие от тех детей, которых я хотя бы немного знал. Бросалось в глаза, как она пытается ухаживать за матерью, а Таня заботится о ней. И обе они были ужасно доверчивы.

Таня была замужем, но в каком-то странном современном браке. Уже после того, как мы стали любовниками, она познакомила меня со своим мужем. Признаться, я напрягся и приготовился ретироваться. В последний раз я дрался (если это можно так назвать) пару раз с нанятыми для физического воздействия людьми своих кредиторов. В первый раз это были местные бандиты, с которыми я вдобавок был знаком. Они, если так можно выразиться, схалтурили. Второй раз была любимая милиция. Эти отработали на совесть.

Не люблю ни драк, ни скандалов. Тем более в крайне неприятной для себя роли наглеца, разрушающего семью. Никак не могу привыкнуть к новому писку моды коллег по бизнесу – рассматривать жен приятелей как свою собственность.

Знакомство с Таниным мужем произошло дежурно: все в том же клубе. Мы пришли туда в одной компании, он – в другой. Потом компании частично объединились. Но провожать свою жену домой он не пошел.

Этим же вечером Таня сказала мне, что влюбилась.

В этот год любимое федеральное правительство сделало нефтяникам подарок. В связи с ростом цен на энергоносители они приняли постановление из двух пунктов. В первом говорилось, что королям нашей экономики устанавливаются задания по продаже энергоносителей муниципалитетам согласно усредненным нормам. А вторым пунктом… вторым пунктом им разрешалось вывозить за рубеж столько газа и мазута, сколько они захотят. А цены на внешнем и внутреннем рынках различались “всего” в пять раз.

Это был последний мой взаимозачет. На этот раз мы за нашу соль взяли газом и мазутом по внутренней цене и отправили товар за рубеж.

В городе поговаривали, что с нефтяниками заключили договора на поставку, закрыв только половину потребностей, но меня это мало волновало. Я доживал последний месяц в гостинице и ждал сообщения о том, что мой долг закрыт.

Думаю, теперь я способен понять рыбу, которую снимают с крючка и отпускают обратно в воду.

Я почти ничего не рассказывал Тане о своей истории. Да и зачем это учительнице математики в средней школе? Из любопытства я узнал, чем занимается ее муж. У него было несколько мини-заводиков: по производству майонеза, сметаны и молока, прохладительных напитков.

Плюс небольшая крупорушка в деревне. Просто отец Федор со свечным заводиком. На жизнь ему более чем хватало. Но Таня вечно сидела без денег. Это тоже меня не удивляло: я давно заметил эту манеру богатых мальчиков без крайней нужды не давать своим женам наличные.

Тем временем наша интрижка стала перерастать в роман. Полагаю, всему виной Лена, опять-таки Лена. Я водил ее в цирк, катал на пароходе, занимался еще какой-то кучей жизненно важных детских дел. А Таня – она была просто веселой.

Да, еще: в ней отсутствовала хищность. Я этого не то что не понимал.

Я просто не мог в это поверить.

Наступила осень – время моего Юрьева дня. Я попрощался с Сибирью и уехал в Москву. Таня немного поплакала и сказала, что она будет всегда меня любить. Что ж, очень приятно – и без последствий.

Я уволился с фирмы и получил выходное пособие. Мне сказали, что я зря ухожу, да я и сам это знал. Но мне хотелось какой-то другой жизни.

Приехав в свой бывший дом, я сказал, что рассчитался с долгом. Моя жена спросила меня, где мои вещи. “В чемодане”, – ответил я. “В этом одном чемодане?” – уточнила она. “Ну да, конечно”.

Я ее обманул, и она не поверила. Те две недели, которые я провел у нее с моим сыном, она внимательно следила, не пойду ли я обновлять гардероб и куда я звоню. А потом познакомила меня со своим гражданским мужем, как нынче принято выражаться.

Забавно: люди, знавшие меня, рассказали, что они обвенчались в церкви, но не зарегистрировались в загсе. Все смешалось в моей жизни, как в любимом коктейле “Микеланджело”. Никогда не мог его сделать: у меня даже водка с томатным соком смешивалась, не желая существовать отдельными слоями. Такой уж вот я химик.

И все же спать со мной в одной постели при своем венчально-гражданском замужестве ей было совсем не обязательно.

Впрочем, я совсем не намного обманул свою жену. Моих денег, оставшихся после работы в фирме, хватило только на частный дом в трех часах езды от Москвы. Это уже не Московская область, потому и отдали сравнительно дешево. Зато недалеко – Ока.

По весне я собираюсь посадить картошку в своем огороде. С ума сойти!

Не занимался этим последние лет пятнадцать.

Мне отдали деньги за написанную для кого-то диссертацию, и я надумал заняться преподаванием и наукой. Решил держаться подальше от российского бизнеса какое-то время и нашел своих старых приятелей.

Они помогли мне устроиться доцентом в заштатный московский вуз.

Смешно: я и представления не имел, сколько зарабатывают нынешние доценты. Оказалось, что в два раза больше, чем учителя математики.

Хотя… Мне почти сразу начали предлагать заняться репетиторством, охотой за грантами и еще невесть чем. Но в эту зиму мне ничего не хотелось. У меня были соседи, с которыми я ходил в баню и пил водку по выходным. А во дворе меня ждала взявшаяся откуда-то здоровая косматая собака, по виду – помесь немца с колли.

Бывало, я вспоминал Таню. Это всегда поднимало волну теплой горькой грусти. В феврале я собрался позвонить.

Мне ответил ее муж, дал новый номер телефона. Я набрал ничего не говорившие мне цифры. Трубку сняла Таня.

Оказалось, что произошло много событий. Осенью они с мужем развелись. В качестве признательности за отсутствие претензий он купил ей с дочерью однокомнатную квартиру. Но в ней зимой было очень холодно.

Холодно было и во всем этом далеком теперь сибирском городе. Не хватало газа, мазута, даже угля. Правда, не отключали свет, и огромной популярностью пользовались электроплитки. Таня радовалась, что уже февраль и основные холода позади. Лена у нее опять часто болела, а сейчас лежала в детской больнице.

Таня не спросила меня, зачем я звоню, но сказала, что рада меня слышать. Повинуясь какому-то неясному мне чувству, я стал звать их с

Леной приехать ко мне. И она сказала, что если я их перевезу, то они поедут.

Странно, но у меня всегда были какие-то обязанности. Даже сейчас, когда я вел вольную жизнь, переговоры о моем отъезде, подменах на лекциях и прочем отняли у меня почти неделю. Но и это осталось позади. И я снова позвонил Тане. И в ответ услышал, что Лена умерла.

“Но от воспаления легких не умирают”, – глупо сказал я. “Умирают”, – сказала Таня.

Я перенес свой отъезд на два дня и ушел в холодное расчетливое пьянство. Жизнь научила меня понимать причинно-следственные связи. Я был одним из тех людей, из-за которых умерла Лена. У меня было множество оправданий, жаль только, что мне некому их было рассказать.

Я не представляю, как буду смотреть в глаза женщине, которая меня любит.

Водка не помогала, и я достал последний пакетик своей травы. Мне необходимо было дойти до состояния, когда в голове помещается не больше одной мысли. Оказалось, что это совсем не просто.

По приливу идиотского веселья я понимаю, что обкурился южной конопли. Через час это пройдет; сейчас главное – не выходить из дома и не предпринимать никаких действий. Я заставляю себя лечь, уставиться в потолок и пробую считать слонов. Вместо слонов вспоминается старый разговор с одним колоритным сибирским бухгалтером. “Изделие, законченное производством”, – сказал он.

Любовь, законченная ребенком.

Долг, законченный платежом.

Бутылка, законченная питьем.

В конце концов не так уж и смешно.

…Я приехал в этот сибирский город спустя одиннадцать дней после смерти Лены. Таня не повела меня на кладбище, а сам я не просил ее это сделать. За два дня я оформил документы об увольнении ее из школы и забрал трудовую книжку, в которой оказалось всего три записи.

Все время мне приходилось уворачиваться от множества ее подруг, которые смотрели на меня стеклянно-блестящими птичьими глазами.

Наверное, был кто-то и еще, кто пытался объяснить Тане, что она должна делать в эти и все последующие моменты ее жизни. В два-три дня, которые понадобились для того, чтобы собрать семь или восемь килограммов ее личных вещей, она плакала и изредка криво и жалко улыбалась мне дрожащим лицом.

Я познакомил ее со своими соседями. Как оказалось, в огородах она понимает больше меня. За три недели пустырь вокруг дома приобрел вполне ухоженный вид, и к Пасхе из земли стало вылезать множество не виданных мной зеленых ростков. Как-то Таня посвятила целых десять минут довольно энергичному объяснению мне разницы между стеблями моркови и укропа.

Я стою в церкви. В этом старом русском городе недалеко от Оки много старых православных храмов. Я шепчу молитвы, которым в детстве учила меня строгая бабка, смысла которых я не понимаю и до сих пор.

“Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный…” Господи, накажи моих кредиторов. Укажи мне путь. Укрепи волю мою.

Я стою перед старыми, потемневшими иконами. Здесь красиво и спокойно, и мне не хочется уходить. Тем более что дороги мои не ведут никуда.

Я допиваю свою бутылку, приканчивая остатки воспоминаний. Таня задержалась с соседками в бане, и, как мне кажется, это уже хорошо.

Она много времени проводит с ними и уже занимается математикой с их детьми. Сегодня она говорила мне, что собирается на следующей неделе сходить в местную школу – оказывается, о ее занятиях узнали и передавали приглашение на работу.

Она нравится моим соседям, и я даже зафиксировал пару мужских взглядов, брошенных украдкой. При мысли об этом я усмехаюсь над собой.

Мой лохматый барбос свернулся рядом на крыльце; я никак не могу заставить себя посадить его на цепь. Ночью здесь еще прохладно, и светят апрельские крупные звезды.

В этом году мне исполнится тридцать шесть лет, а Тане двадцать восемь.

Пес лижет мне руку. Где-то далеко начинают свой концерт коты. Они начинают на низких октавах, постепенно повышая мяв до визга. Мне вдруг начинает казаться, что это плачет ребенок. Я ухожу в дом.

Я достаю чистые простыни и стелю общую постель.