Утро на реке. — Два маршрута. — Красная слуда. — Малый омут. — По второй Боровине. — Непромокаемые спички. — Сковорода из газеты. — Путешествие продолжается.

Однажды в школе я опоздал на целых двадцать минут. И не придумал ничего лучше, как сослаться на будильник, мол, забыл его завести и потому проспал. Тогда наш физик Евгений Осипович сказал, что настоящий мужчина должен уметь вставать в любое время без всякого будильника. Назначит себе встать в пять часов утра — и встанет. Назначит в три — и встанет в три. И еще он сказал, что эту способность нужно развивать с детства.

Я вспомнил об этом и накануне вечером несколько раз сказал сам себе: «Я должен проснуться в шесть утра». Запечатлев хорошенько эту цифру в мозгу, я крепко заснул.

В первый раз я проснулся в три часа ночи. Было еще темно, и я с трудом разглядел циферблат и стрелки часов. Во второй раз я проснулся в пять часов утра. Вставать было рано. Я повернулся на другой бок и тут же снова уснул. В третий раз я проснулся в пять часов тридцать минут. До назначенного времени оставалось всего полчаса. Я решил больше не спать, но глаза у меня сами собой закрылись и я снова капельку вздремнул.

Когда меня разбудила Ольга, было без пяти минут шесть. Все мои старания пропали даром! Ведь если бы она подождала еще немного, может быть, я бы и проснулся в назначенное время. Но она все испортила, бесцеремонно дернув меня за ногу.

— Вставай! Тоже мне… дежурный.

Она явно хотела сказать «горе-дежурный», потому что сделала паузу перед словом «дежурный». Но не сказала. И у меня сразу прошла досада от моей неудачи. Я быстро натянул на ноги носки и кеды и вылез из палатки вслед за Ольгой. Было туманно и холодно. За Боровиной на полнеба раскинулась утренняя розовая заря. Но само солнце еще пряталось за стеной темного леса. Ужасно хотелось спать.

— Толь, — понизив голос, почти шепотом сказала мне Ольга. — Давай наловим рыбы! А когда все будет готово, разбудим их прямо к завтраку! Идет?

Как тут было не согласиться? Хотя, если говорить откровенно, я бы предпочел снова нырнуть в палатку и поспать еще хотя бы минут пяток. Но… дело есть дело. Не мог же я отдежурить хуже Татьяны! К тому же просьба исходила не от кого-нибудь, а от самой Оли. Это тоже кое-что значило.

Я взял удочки, банку с червями, и мы пошли вверх по реке. Еще с вечера я заприметил там подходящие для ловли места. Показав Ольге, как надо насаживать червяка на крючок и как забрасывать удочку, я со второй удочкой ушел на разведку. Надо было отыскать для Оли наиболее уловистое место. Вскоре оно нашлось, и я, выудив одного за другим двух порядочных окуней, вернулся, чтобы привести на это место Олю.

Она стояла на берегу, держа в руках удочку, леска которой запуталась в ветках осокоря. Пришлось мне заняться самым неприятным для рыболова делом — распутывать чужую леску, когда на твоей закинутой удочке, может быть, уже сидит рыба! Но я набрался терпения, хотя мне тысячу раз хотелось порвать леску. Ведь именно в таких ситуациях человек воспитывает в себе силу воли…

На распутывание лески ушло четверть часа лучшего для ловли утреннего времени. Наконец удочка была приведена в порядок, и мы с Ольгой поспешили к найденному мной уловистому месту. Как я и предполагал, на моей удочке действительно сидел окунь. При хорошем клеве окуни часто попадаются на удочку сами, без подсечки. Уж очень они жадно хватают наживку. А сегодня клев был отменный. Окуни брали один за другим. И хотя Ольга визжала и прыгала от радости каждый раз, когда выбрасывала удочкой на берег пойманную рыбку, клев все равно продолжался. Правда, только у нее… У меня как отрезало.

Обидно было смотреть, как девчонка, никогда до этого не державшая в руках удочку, вытаскивает у тебя на глазах одного за другим вполне хороших, граммов на сто, окуней, а у тебя — ни одной поклевки!

Конечно, нужно было принять в расчет, что я уступил ей самое хорошее место. Но в такое прекрасное, мягкое, немного пасмурное и тихое утро рыба должна была клевать везде. Я прошел метров сто по берегу, пробуя закидывать в разных местах. Но результат был тот же. Не поймав ни одной рыбешки, я вернулся к Ольге. За это время она выловила еще четырех окуней.

Тогда я, несмотря на то что это и непозволительно для настоящего рыболова, закинул свою удочку совсем рядом с ее удочкой. Поплавки наши стояли почти вплотную. Да, я знал, что нельзя мешать более удачливому рыболову. Но что мне оставалось делать?! Ведь это было мое, мною найденное место! А на других клева не было. Так неужели я не могу немножечко поудить на этом местечке?

Но, наверное, даже у самых лучших девчонок нет чувства справедливое

— Убери сейчас же свою удочку! — сердито сказала Ольга и даже попыталась отпихнуть меня своей худенькой ручкой. Я отодвинулся, но удочку свою все же оставил на прежнем месте. Но если уж не везет, то не везет. Мой поплавок и здесь продолжал неподвижно дремать на воде. А в нескольких сантиметрах от него поплавок Олиной удочки вдруг дернулся и сразу ушел под воду. Она изо всех сил рванула удилище вверх, рыба мелькнула в воздухе и тяжело шлепнулась позади нас на траву. Ольга, бросив удочку, с радостным визгом кинулась к добыче.

Я был вне себя от возмущения. Ну кто же так ловит?! Разве я так учил ее подсекать? А забрасывание! Едва поглядев на болтавшийся на крючке обрывок червяка, она двумя руками, через голову, как кнутом, изо всей силы хлобыстнула удочкой по воде. И даже удилище в воду макнула. Позор рыболова! По всем законам рыба должна была испугаться и уйти с этого места. Но поплавок ее удочки снова ушел под воду, и она опять с победным визгом выдернула на берег окуня.

Я сложил свою удочку и сел на берегу, наблюдая за Ольгой. Потом от нечего делать пересчитал наш улов. В наполненном водой полиэтиленовом мешочке оказалось пятнадцать вполне приличных окуней и плотичек. Неплохо! Причем мною были пойманы всего четыре рыбешки. Остальные поймала Ольга.

Ох и возгордилась же она! Когда мы вернулись к палатке, она вполне серьезно заявила, что отныне снабжение экспедиции рыбой берет на себя. И что так называемые «специалисты по рыбной ловле» оказались на поверку жалкими шарлатанами. Это был камешек в мой огород. Но я-то знал, какое горькое разочарование ждет ее впереди…

Я принялся разжигать костер, а Оля начала чистить рыбу. Костер легко развести, когда дрова сухие. Если же они мокрые или покрыты росой, как было в это раннее утро, то разжечь их не так-то просто. Удивительное дело: иногда достаточно крохотной искорки, незатушенного окурка или небрежно брошенной спички, чтобы начался огромный лесной пожар, а в другой раз целый коробок спичек изведешь, пока костерок наладишь.

Я пустил в ход газету, бересту, наломал самых мелких и на вид совершенно сухих веточек, но все было напрасно. Костер не разгорался. Я наглотался дыму до слез и рези в глазах, пока раздувал его. На будущее я решил обязательно накрывать с вечера дрова от росы полиэтиленовой пленкой. Наконец дрова в костре немного подсохли и костер принялся. Я положил сверху побольше смолистых сучьев, придавил их поленом и пошел помогать Оле чистить рыбу. Вдвоем мы быстро закончили это неприятное дело. Потом я повесил над костром котелок с водой, и мы стали ждать, когда он вскипит.

Над рекой медленно плыли и растворялись в воздухе серые космы тумана. На луговой траве сверкали капельки утренней росы. Освещенные только что поднявшимся солнцем розовые облака неподвижно стояли в голубом чистом небе.

Мы с Ольгой грели у огня промокшие ноги и молча любовались всем этим. Какая красотища — раннее утро! А ведь есть люди, которые спят так долго, что ни разу восхода солнца не видели. И никуда кроме дач да черноморских курортов отдыхать не ездят. И даже не знают, как здорово сидеть у костра рано-рано утром на берегу тихой реки. Вот так, как сейчас сидим мы с Олей.

Где-то далеко-далеко, наверное в Никулкине, кричат петухи. Костер потрескивает и стреляет углями. Аппетитно булькает закипающая уха. А вода в реке течет тихо-тихо, и так хорошо вокруг, что и сказать нельзя.

Я сидел на толстом березовом полене, а Оля, приспособив перед собой на рюкзаке круглое зеркальце, причесывалась. Все-таки она молодец: ни разу за весь поход не расхныкалась и не пожаловалась. Я вспомнил, как ее не хотела отпускать мама. И невольно усмехнулся.

— Ты что? — встревоженно спросила она.

— Да так… Посмотрела бы сейчас на тебя твоя мама!

— Да-а-а… Нос облез, брови выгорели. Ужас…

— Ерунда! Ты зато вон какой стала…

— Какой?

Я замялся. Мне хотелось сказать, что она и с облупленным носом все равно красивее всех. Но разве об этом скажешь?

— Ну, закаленная, что ли, — сказал я. — Настоящая путешественница. Рыбу ловить научилась. Костер наладить умеешь. Да и вообще…

— Что «вообще»? — продолжала допрашивать меня Ольга.

Я молчал. Она спрятала зеркальце и села рядом со мной. Я хотел отодвинуться, но полено было коротким. Пришлось остаться. Наши плечи соприкасались. Мы сидели и молчали. У меня ужас как сильно стучало сердце. Потом она спросила:

— Ты на меня не сердишься?

Я удивился. За что я мог на нее сердиться?

— Ну, за то, что я тебя горе-рыболовом назвала. За то, что подшучивала. Не сердишься?

Я набрался храбрости и посмотрел на нее. Но она глядела куда-то вдаль, и только щека ее немного порозовела.

— Нет, не сержусь.

Мне было хорошо. Я бы, наверное, целый час мог просидеть на этом полене. Мы опять замолчали. Потом Оля тихо сказала:

— Вот и хорошо, что не сердишься. Я ведь знаю, что ты лучше всех мальчишек… рыбу ловить умеешь.

Последние слова она добавила после паузы. И можно было считать, что их вообще не было, что они совсем и не произносились. Пока я соображал все это, Оля вскочила, посмотрела на свои часики и весело крикнула:

— Подъем! Пора будить этих лентяев!

Так кончилось это замечательное утро, и мне осталось лишь гадать, что именно хотела сказать Оля той паузой и для чего вообще все это было сказано. Но сказано-то было! Я заорал «Подъем!» так громко, что и мертвый, должно быть, стал бы на ноги.

Из палатки вынырнул заспанный капитан. Я плеснул ему в лицо холодной водой из кружки, он бросился на меня, но я увернулся со смехом. В лагере стало шумно и весело. Капитан всех погнал к реке чистить зубы и мыться.

— Гигиена — залог здоровья! — сказал он на полном серьезе. — Умываться нужно три раза в день, а чистить зубы утром и вечером.

Мне давно уже осточертели изрекаемые им прописные истины. Но сердиться на него я не мог. Я не мог сегодня вообще ни на кого сердиться. Мне было очень весело. И я сам не знал, почему. Но такого прекрасного утра не было еще в моей жизни.

После завтрака, обсуждая дальнейший маршрут нашего путешествия, мы решили разделиться на две группы. Места эти Виктору были знакомы. Он не раз ходил сюда, ко второй Боровине, за грибами и ягодами.

— Хочу в лес! — заявила Татьяна. — Хочу собирать грибы, дышать сосновым воздухом. На реке скучно. А в лесу мы, может быть, еще какое-нибудь редкое растение встретим.

— Я тоже сторонник сухопутного маршрута! — немедленно поддержал ее капитан. — Вы плывите по реке, а мы пойдем через вторую Боровину и встретимся у Большого омута.

Женька тоже предпочел идти лесом.

— Там хоть ягод поесть можно! — сказал он. — И грибов насобираем. К обеду похлебку сварим.

Совершенно неожиданно для меня предпочла идти лесом и Оля. Мне почему-то тоже вдруг захотелось пойти сухопутным маршрутом, вместе со всеми. Но не мог же я оставить Виктора одного! Хотя с челном он отлично управлялся, гребя рулевым веслом, но все же оставлять раненого товарища в полном одиночестве, было, разумеется нельзя. Мало ли что может случиться? Например, челн сядет на мель. Как его стаскивать одному да еще с больной ногой? Нет, о том, чтобы мне идти вместе со всеми, и речи быть не могло.

Тогда я попытался уговорить Олю плыть вместе с нами.

— Мы опять рыбу ловить будем! — сказал я. Но она даже не посмотрела в мою сторону. Только сморщила свой облезший носик и волосами тряхнула:

— Подумаешь, рыба!

Молча и грустно наблюдали мы с Виктором, как складывали они рюкзаки в наш челн, как весело переговаривались, предвкушая прогулку по лесу налегке, без вещей.

— Какие же вы путешественники, если без груза идете? — с насмешкой сказал я. — Так не бывает. Это не путешествие, а прогулочка. Забирайте свои рюкзаки! Мы не повезем их за вас.

Но они даже внимания на мои слова не обратили. Мысленно они были уже там, в сосновом лесу, с его манящим запахом грибов и земляники. Освободившись от рюкзаков, они тут же забыли про нас с Виктором. Мы были для них только экспедиционными носильщиками, вернее лодочниками, перевозящими грузы.

Стоя на дне челна, я смотрел вслед уходящим. Неожиданно Оля обернулась и быстро, тайком от всех, весело и озорно показала мне язык. Самое интересное, что ничего обидного в этом не было. Все-таки удивительный народ, эти девчонки!

Я оттолкнулся веслом от берега, и мы с Виктором поплыли вниз по реке.

— Далеко ли Большой омут? — спросил я, потому что в этих местах никогда еще не бывал.

— Километрах в шести отсюда, — ответил Витька. — Это ежели напрямую, лесом идти. А вниз по реке, по ее извилинам, вдвое больше получится.

— К обеду доплывем?

— Может, и раньше…

Чтобы не терять зря времени, мы с ним решили по пути ловить на дорожку. Когда в лодке много народу, ловить на дорожку нельзя: слишком тесно и шумно. А когда плывешь вдвоем, то почему не попробовать?

Виктор стал грести медленнее. Я достал спиннинговую катушку с прочной леской диаметром 0,6 миллиметра, привязал к ней стальной поводок с грузилом и блесной. Лодка наша плыла теперь совсем бесшумно. Виктор без единого всплеска опускал в воду перо весла, плавно, но достаточно сильно делал гребок и затем так же бесшумно, аккуратно и быстро вынимал его из воды и делал новый замах.

Нужно было не только грести, но и править тем же веслом. А это нелегко. Каждый гребок должен заканчиваться коротким, но сильным толчком в поперечном направлении от нормы, чтобы лодка не уходила в сторону от намеченного пути.

Виктор отлично умел грести в одиночку. Он направлял челн именно по тем местам речного русла, где могли держаться подводные хищники: щука, жерех, крупный окунь. Правда, для каждого из них нужна своя блесна. Жерех, например, любит узкую, никелированную, напоминающую уклейку. Окунь лучше берет на мелкие блесны и вести их следует у самого дна. А на быстром течении, где могут стоять голавли и жерехи, блесну, наоборот, нужно вести у самой поверхности воды.

Но ведь мы не занимались специально ловлей на дорожку. Мы ловили по пути, на всякий случай. И поэтому, не меняя блесны, проводили ее у дна по самым глубоким местам в расчете на обыкновенную щуку. Тем более что на дорожку чаще всего попадаются именно щуки. Виктор и вел челн там, где они охотятся: вдоль границы водорослей, под нависшими кустами, около коряг и по глубоким местам с медленным течением.

Виктор мастерски делал свое дело, а я помогал ему, то укорачивая, то удлиняя леску, чтобы блесна шла у дна и при этом не цеплялась за него.

Так мы доплыли до следующего поворота реки, где течение било в крутой, обрывистый берег красного цвета различных оттенков.

— Вот она, Красная слуда! — кивнул головой в направлении обрыва Виктор. — Тут, в круговерти, мы с отцом в прошлом году знаешь какого жереха зацепили? На три килограмма!

Шнур дорожки натянулся. Я вздрогнул, готовый к подсечке. Но сразу же понял, что это был просто зацеп: за леску никто не дергал. Пришлось остановиться, натянуть леску в обратную сторону, и только тогда блесна отцепилась. На ее якорьке висели водоросли, раковина-беззубка и кусочек темной древесины. Я очистил крючок и снова пустил блесну за борт.

После следующего зацепа мы с Виктором поменялись местами. Теперь он, держа в руках спиннинговую катушку, вел блесну, а я правил челном. Мы добросовестно и настойчиво проводили блесну и у дна, и под обрывистыми берегами, и под нависшими ивовыми кустами. Все было напрасно. Тогда я сменил на дорожке никелированную блесну на медную. Но и это не помогло. Поклевок не было.

Потеряв интерес к ловле, мы медленно плыли вниз по течению. По словам Виктора, на полдороге к Большому омуту был еще Малый омут. Там решили остановиться и половить рыбу удочками. Ведь наши сухопутные путешественники придут из лесу голодные. Ягодами не очень-то наешься! Вот нам и нужно добыть пропитание.

Малый омут оказался почти круглым по форме. Река здесь делала крутой поворот, и течение медленно кружилось на одном месте, в самом центре омута.

— Тут глубина страшенная! — сказал Виктор. — Метров десять, не меньше.

Мне самому захотелось измерить глубину омута. Я положил весло, взял у Виктора катушку и стал быстро подматывать леску, чтобы потом с ее помощью, прицепив к концу грузило, точно измерить расстояние от поверхности воды до дна. Вдруг леска натянулась. Опять зацеп! Я дернул за леску со всей силы.

— Полено! — сказал Виктор. — Поворачиваем назад, отцепимся.

Я снова передал ему катушку и взял в руки весло. У нас на реке Оредеж сплавляют лес. И не только бревнами, но и в виде метровых поленьев. Многие из них, намокнув, опускаются на дно. Так что зацепить крючком за такое полено пара пустяков.

Виктор медленно, с трудом подтягивал леску. Вдруг нас сильно качнуло. Виктор едва не упал в воду. До сих пор удивляюсь, как он не выпустил из рук катушку! Но Виктор не выпустил. Он мгновенно поставил ее на тормоз-трещотку, и теперь катушка пела у него в руках, как бракованная пластинка, — на одной и той же высокой ноте. Потом Виктор зажал катушку руками. Визг ее прекратился, леска натянулась, и челн медленно начало разворачивать против течения…

Все это время я только смотрел на Виктора, на бешено трещавшую в его руках катушку, на леску, уходившую в воду, и бездействовал. Но потом спохватился и стал веслом помогать разворачивать челн в нужную сторону. Надо было во что бы то ни стало не позволить рыбине завести леску под корягу или под днище челна. Стоит леске запутаться, зацепиться за что-нибудь, и она оборвется. Ведь относительно тонкая спиннинговая леска выдерживает рывки рыбы благодаря своей эластичности и катушке, которая позволяет смягчать силу рывков, сдавая рыбе несколько метров лески.

Вдруг леска ослабла. Виктор выпрямился и стал снова наматывать леску. Рыба приближалась к нам. Потом леска вдруг пошла в сторону и катушка опять запела. Больная нога давала о себе знать, и Виктор передал катушку мне, а сам снова схватил весло.

Борьба продолжалась. Мы то подводили попавшуюся рыбину, то вынуждены были отпускать ее метров на десять, а то и на двадцать от челна. Наконец нам удалось подвести ее настолько близко, что можно было увидеть рыбу сквозь воду. Это была громадная, сантиметров в восемьдесят длиной, щука. Мы хорошо видели ее широкую, словно приплюснутую, крокодилью голову, а туловище и хвост только угадывались в воде. Щука постояла, глядя на нас секунду-другую, тяжело раздувая жабры. Потом рядом с нами будто что-то взорвалось: нас с ног до головы окатило водой, а щука, взбурлив хвостом воду, ушла на глубину. Я едва успел отпустить шпульку катушки. Ручки ее больно ударили меня по пальцам.

И тут началось! Щука моталась, а мы орали на всю округу. Челн качался и крутился посреди омута. В конце концов удалось подвести щуку к лодке. Я перегнулся через борт, чтобы схватить ее за глаза. Но в это время челн с ходу ткнулся носом в берег и я полетел в воду вниз головой. Щука была совсем рядом, я инстинктивно обхватил ее руками. И тут же с головой погрузился в воду. И хотя дна не достал и воды наглотался, но щуку все же не выпустил.

Вынырнув, я почувствовал: меня что-то тянет к берегу. Это Виктор, сохраняя спокойствие даже в эти критические минуты, стоя в челне и вращая катушку, медленно, но верно подтаскивал меня вместе с щукой к берегу. Я вовсю работал ногами, прижимая к груди нашу великолепную добычу. У самого челна, приткнувшегося к берегу, я наконец достал ногами дно и, совершенно обессиленный, с помощью Виктора перевалил тяжелую скользкую рыбину через борт. Теперь мы немного пришли в себя.

— Ух! — сказал Виктор. — Ну и зверюга попалась! Никогда еще не видел такой!..

В пылу борьбы он совсем забыл про свою больную ногу, намочил в воде повязку, и она обагрилась выступившей сквозь бинты кровью. Надо было перевязать рану, и я хотел сразу заняться этим, но Виктор меня остановил.

— Сперва разденься и выжми одежду. В мокром да еще на ветру простудишься. И будет у нас тогда два больных сразу! — добавил он шутливо, прыгая на одной ноге по берегу.

Совет его был, как всегда, разумный. Я быстро разделся, выжал майку, рубашку и джинсы, разложил их на траве сушиться и только после этого взялся за перевязку.

Рана была большая. И я опять про себя чертыхнулся в адрес тех, кто разбивает бутылки на берегу реки. Понять не могу, что за удовольствие бутылку разбить?! Да еще в воде. Это меня просто бесит. Терпеть еще не могу любителей делать надписи на стенах и деревьях…

Виктор тоже, оказывается, думал о разбитой бутылке. Когда я смазывал рану йодом, он, морщась от боли, сказал:

— Надо было в том месте осколки из воды выбрать. А то еще кто-нибудь напорется.

Перевязав рану сухим бинтом, я снова занялся щукой. Вытащил ее из челна на берег, положил на траву, и мы принялись разглядывать добычу. Щука была темного, почти черного цвета на спине и золотисто-серая в рыжеватую крапинку с боков. Плавники и хвост тоже темные на концах и рыжеватые у основания. Вся она была толстая и круглая. Нам нечем было ее измерить, а тем более взвесить. Но на глаз в ней было килограммов девять-десять живого веса.

— Нет, на пуд не потянет, — произнес Виктор, критически рассматривая добычу. — Но хороша… Вот у девчонок-то визгу будет!

Мне захотелось сбегать в лес и поскорее привести сюда всех членов экспедиции, чтобы они полюбовались невиданной рыбиной. Но нужно было плыть дальше. Да и где их найдешь в лесу!

Я снова оттащил щуку в челн, уложил ее на дно, прикрыв свежей травой от солнца и мух. Потом мы оттолкнулись от берега и поплыли по реке к назначенному месту встречи или рандеву, как говорят моряки.

Я посмотрел на часы и удивился, что, пока мы возились со щукой, прошло так мало времени. Я поднес часы к уху, посмотрел на секундную стрелку. Часы стояли. Ну конечно! Ведь я бултыхнулся с часами на руке.

Я бросил грести, снял часы с руки, открыл их с помощью лезвия ножа, подул на механизм, удаляя из него воду. Но часы по-прежнему стояли. Это были мои первые в жизни часы. Подарок родителей. Мне было очень их жаль. Глядя на меня, Виктор тоже расстроился.

— Влетит теперь? — сочувственно спросил он.

— За что? Не мог же я думать о часах, когда попалась такая щука! А часы, может быть, еще починить удастся.

Незаметно мы доплыли до второго, Большого омута. По берегам его росли ольховые кусты, а перед нами, на воде — густые заросли желтых кувшинок с круглыми листьями. Мы пристали в том месте, где в омут впадал безымянный крохотный ручеек, разделявший первую и вторую Боровины.

Выбравшись на берег, мы с Виктором оглядели скошенные луга. Наших сухопутных путешественников нигде не было видно. Чтобы они сразу могли найти наш лагерь, я воткнул в землю шест, привязав к нему майку. Потом мы вынесли из челна имущество и поставили палатку. Потом вскипятили чай, съели по сухарю и стали дожидаться возвращения остальных членов экспедиции.

Прошло не менее двух часов, когда, наконец, донеслось долгожданное «А-у-у!». Я выдернул из земли шест с майкой и стал им размахивать. Появившиеся из лесу капитан, Татьяна, Женька и Оля помахали нам руками.

Когда наши сухопутники подошли к лагерю, они прежде всего бросились пить воду. Первой оторвалась от кружки Оля:

— Давайте обед готовить. Ужас как есть хочется… Рыбы наловили?

— Да так, кое-что, — как можно равнодушнее ответил я.

Наш завхоз тотчас деловито полезла в челн за рыбой.

— Как думаешь, далеко будет слышен ее визг? — тихо спросил я Виктора.

— В Заполье, пожалуй, услышат, — ответил он, предвкушая зрелище.

Но Оля не завизжала. Откинув траву и увидев огромную зубастую щучью морду, она тихонько охнула и тут же быстренько стала выбираться из челнока на берег.

— Что это? — спросила она, глядя на нас широко открытыми глазами. Веселого розыгрыша не получилось. Оля и в самом деле испугалась. Она в жизни не видывала таких больших щук. Зато наш капитан смело шагнул вперед, потрогал щуку и подозрительно посмотрел на меня и Виктора.

— Неужели сами поймали?

— Нет, в магазине купили! — усмехнулся я. — В сельпо.

Более обидного вопроса нельзя было придумать. И более глупого. Неужели он не видел, что из пасти щуки торчал металлический поводок, привязанный к леске, которая вела прямо к моей спиннинговой катушке? Или, считал он, мы с Виктором не способны поймать крупную рыбу? Я очень рассердился. Но вокруг уже раздавались ахи и охи. Разговоров и восторгов было столько, что я понемногу успокоился и обмяк. Справедливость в конце концов восторжествовала. Нас с Виктором так хвалили, что мы даже начали понемногу критиковать себя. Нам просто повезло, говорили мы, на нашем месте любой поймал бы такую громадную щуку. Да и в самом деле, разве это не так?

Постепенно все пришли в себя и дружно принялись готовить обед. Кто чистил принесенные грибы, кто потрошил щуку, кто собирал дрова. Всем работы хватало. И всех подгонял голод.

Мы с Виктором со всеми подробностями рассказали, как была поймана щука. А потом Татьяна, капитан и Женька поведали нам, что они видели в лесу. Оказалось, у них там тоже было немало разных приключений и событий. Они вспугнули выводок тетеревов, видели куницу, которая гналась за белкой, а также филина. Потревоженный кем-то филин с трудом перелетал с дерева на дерево, так как в дневное время филины видят плохо и обычно днем спят, забравшись поглубже в чащу.

Было жарко, и всем, кто пришел из лесу, захотелось купаться. А я остался на берегу вместе с Виктором. Мы заканчивали разделку нашей щуки. Удивительное дело: дома я готов был не вылезать из воды. И чем строже мне запрещали частые купания, тем сильнее мне хотелось сбегать на речку. А тут, где мы были сами себе хозяева, я купался не больше одного-двух раз в день. Наверное, это потому, что река рядом и купаться можно в любое время. Да и без купания дел много. Сейчас, например, пришло самое время проверить мои непромокаемые спички.

Дело в том, что еще накануне путешествия я по одному вычитанному в книжке рецепту приготовил спички, которые можно зажечь, даже если они намокли. Для того чтобы спички стали водостойкими, их головни нужно обмакнуть в расплавленный парафин. Я приготовил целый коробок таких спичек. Правда, поместилось их там всего двадцать штук вместо пятидесяти. Ведь каждая спичка стала почти в два раза толще обычной. Но это ничего. В походе одна сухая спичка дороже целого коробка намокших.

И вот теперь я решил испробовать их на деле. Случай был удобный. Я носил коробок с непромокаемыми спичками в грудном кармашке ковбойки, и, когда боролся со щукой, он, естественно, вместе со мной побывал в воде. Интересно было узнать, как это отразилось на спичках. Коробок, где они лежали, размок, развалился, и его пришлось выбросить. Но сами спички были в хорошем состоянии.

Я нарочно обмакнул в парафин спички с красными головками, которые можно зажигать о любую шероховатую поверхность. Я чиркнул одной из спичек по деревянной рукоятке своего складного ножа. Парафин на головке раскрошился и слетел, но сама головка не воспламенилась. Тогда я чиркнул второй раз. И спичка зажглась. Способ себя оправдал. Я решил всегда брать в походы такие спички. А для верности сам коробок заворачивать в полиэтиленовую пленку.

Мы с Виктором разожгли костер и стали обсуждать, как приготовить щуку. Можно сварить уху, но у нас уже нет ни перца, ни лука. Да и все равно в наш котел поместилась бы в лучшем случае одна пятая часть всей рыбины. Тогда куда деть остальное? Ведь холодильника, чтобы хранить скоропортящиеся продукты, у нас не было. Жарить рыбу тоже невозможно, потому что масло уже кончилось. Мы совершенно не представляли, что делать. И тут всех выручил капитан.

— Рыбу можно зажарить без масла, просто в газете, — сказал он, вытирая мокрые волосы полотенцем. — А если газеты нет, то и в полотенце можно.

Виктор недоверчиво посмотрел на него, а я даже фыркнул презрительно, считая, что он нас разыгрывает. Но, оказалось, действительно можно! Капитан разрезал щуку поперек на ломти толщиной около двух сантиметров, потом каждый из них завернул в газету, намочил пакеты в воде и закопал в раскаленный песок под костром.

Через полчаса капитан произнес, как фокусник в цирке: «Внимание!» — и принялся палкой сдвигать в сторону головешки и угли. Выкопав из горячего песка и золы пакеты с рыбой, он предложил их нам.

— Осторожнее разворачивайте! Сдуйте сначала песок и золу, а то на зубах хрустеть будет. С песком есть невкусно.

Я развернул ломкую, высохшую газету. Из открытого пакета пахнуло горячей, распаренной, вкусной мякотью рыбы.

— Очень неплохо! — сказала Татьяна. — Только без соли.

Капитан хлопнул себя по лбу, потом сердито посмотрел на нас с Виктором:

— Разве вы не солили?

А почему мы должны были солить? Ведь готовил-то он!

— Ничего, это дело поправимое, — примирительно сказал Виктор, и мы принялись каждый за свою порцию этой необычно приготовленной рыбы, подсаливая ее по вкусу.

Больше в этот день ничего примечательного не произошло. Чтобы не прогорел зазря костер с большими и толстыми поленьями, мы сварили еще целый котелок густой ухи, вернее сказать, просто отварили в воде щуку и затем, плотно закрыв котелок крышкой, поставили в кусты до завтрашнего утра. Ведь у нас кроме щуки никакой еды больше не осталось. А сырая рыба могла быстро испортиться.