Познакомились мы с ним в парке, под сенью раскидистых деревьев, в один из тех дней, когда я в который уже раз скитался без работы.

Я заметил, что с меня не сводит бойких, очень хитрых светлых глаз человек среднего роста лет сорока, с лысиной на большой голове. Видно было, что он ждет случая завести разговор. Я хотел избежать знакомства. Человек почему-то вызывал недоверие. Изрядно поношенный костюм, старые лакированные ботинки — свидетельство былого благополучия. Да и какой мне был прок от того, что я узнал бы еще об одной неудавшейся жизни? В моей папке хранилось и без того уже много грустных историй из жизни людей-горемык, и в новом материале я не нуждался. А вот в крыше над головой, в тарелке горячего супа, в писчей бумаге и в свободном от будничных забот времени — очень.

Листва деревьев, отсвечивающая синевой, была неподвижна, птицы молчали, висящее над парком августовское солнце нещадно пекло.

И вдруг наши взгляды скрестились. Он ласково погладил по головке стоявшую рядом с ним маленькую девчушку с золотыми кудрями и, как мне показалось, поспешно сказал:

— Очень милая, не правда ли?

И я ответил:

— Да…

Затем, проводив грустным взглядом убегавшую девочку, он подошел ко мне и еще на ходу задал вопрос, люблю ли я детей. Я опять ответил утвердительно и добавил, что именно поэтому у меня их четверо.

— Ах, ах… не говорите! — воскликнул он и внезапно оживился. — Друг мой, вас удивляет перемена в моем настроении? Но я такой. Врагов не ведаю, в каждом друга вижу. Враг — это плод нашего воображения.

— Как это плод нашего воображения?

— А разве не так?

— Думаю, нет.

Он поиграл веткой эвкалипта и, недолго подумав, согласился:

— Пожалуй, правильно… Вы здешний?

— Да.

— А я измирский. Заметили, наверное, какой у меня вид? Вид человека, потерпевшего неудачу. Не так ли?

— Похоже на то.

— Я слыл самым удачливым и денежным человеком в одной из волостей Измира. А теперь…

Он ожидал расспросов, но я молчал. Им опять овладело уныние, однако через мгновение он снова оживился, извлек из кармана лист, испещренный арабской вязью, и принялся перечислять имена фабрикантов, торговцев, помещиков — разных деловых людей, в чьих руках сосредоточены источники благополучия страны. После каждого имени он делал паузу и смотрел на меня — спрашивал, знаком ли я с этой персоной. О некоторых я лишь слышал, кое-кого видел, со многими учился в школе, гонял в футбол и даже дрался.

Закончив читать, он сложил лист и спрятал его обратно в карман.

— Думаете, пойду к ним просить работу или деньги?

— А какая от них еще польза? — Он повернулся ко мне, блеснул кончик его кривого носа. — Я деловой человек, с этими господами я ворочаю дела, только… — он показал на свой костюм, — так не пойдет. Нужен новый костюм, новые ботинки, солидная трость. — Он подмигнул. Известное дело, по одежке встречают…

Вокруг нас жужжали большие мухи.

— Помните, как сказал наш поэт Намык Кемаль? «Брось нас в глубь земли, мы взорвем земной шар и выйдем оттуда!» Вот и я тоже выйду, непременно выйду. Такая уж моя судьба!

— Вы верите в судьбу?

— Все зависит от обстоятельств. Сейчас, когда я потерял кусок хлеба, когда дети мои голодают, и не верю даже в Аллаха. Но это не навсегда; починю свою сеть, и Аллах пригодится. Знаете, что однажды сказал Вольтер своему другу, который не признавал бога?

— Что?

— Если бы в вашем доме превосходно накрывался стол, вы воздержались бы от отрицания бога в присутствии слуг.

— Так и сказал?

— Ну в общем что-то вроде этого. А еще, не помню, какой именно, папа Пий соизволил молвить, что, если во рту есть кусок хлеба, роптать грех. В таком случае, покуда куска хлеба во рту нет, роптать дозволено. Кусок выпал у меня изо рта, дружок, потому — ни греха и ни Аллаха.

…Мы изредка встречались. Я видел, как с пачкой бумаг сновал он по торговым домам. Иногда мы обменивались двумя-тремя словами:

— Что нового? — интересовался я.

— Лучше не спрашивай, — отвечал он.

Но вот однажды он сообщил:

— Вот-вот починю сеть!

— Каким образом?

— Я же тебе говорил, что я деловой человек!

А в другой раз пригласил:

— Приходи ко мне на чашку кофе!

— Куда?

— В мой торговый дом.

— Молодец!

— А как же! Починил сеть!

— Ну и как, попадается кто-нибудь?

— Я же тебе говорил, что я деловой человек.

«Торговый дом» оказался просторным сырым полутемным складом, принадлежащим портному и лудильщику. Угол, где мой знакомый «чинил свою сеть», был светлым.

— Окно сделал сам, побелил стены и зацементировал пол тоже сам, — сообщил он. — Лев узнается по его логову.

— Хорошо, но чем же ты здесь занимаешься?

— Комиссионными делами.

— Что принимаешь на комиссию?

— Да что угодно! Какой ты любишь кофе?

— Очень сладкий.

— Сейчас я принимаю рис, чечевицу, картофель, овес, горох, всевозможную муку, свиную щетину, масло, зубной порошок, фенин последнего выпуска, пятновыводитель — всего около сорока названий.

Улыбаясь, он принес пачку бумаги, на которой был изображен американский флаг и выведено по-английски: «Made in USA».

— А это что? — полюбопытствовал я.

— Бумага для обертки «американского» фенина и пятновыводителя.

— Пятновыводитель получаешь из Америки, а здесь расфасовываешь?

— Нет.

— Тогда как?

— Заготовляю сам бумагу…

— Потом?

— Потом упаковываю порошок пятновыводителя…

— Так.

— …и через посредника сбываю на рынок.

— Значит, из Америки привозится только порошок?

— Нет, дружок, порошок я тоже изготовляю здесь.

— Сам?

— Ну да.

— Значит, с тобой работает специалист-химик…

— Какая в нем нужда? Просто я сообразительный человек. Нельзя упускать время. В каждом деле нужно держать нос по ветру, а язык за зубами… Пакетик обычного пятновыводителя — шесть-десять курушей. Нарасхват берут, по десять-двадцать пакетиков. Упакую в бумажку с американским флагом и…

Наконец я постиг всю премудрость «дела».

— Ясно, — сказал я. — Но как ты добыл деньги?

— А много ль тут нужно? Сотня и все…

— Но ведь у тебя и этого не было.

Он рассмеялся:

— Послушай, хоть это и профессиональная тайна, но, поскольку уже устаревшая, открою ее тебе… Начал я с того, что купил почтовый ящик и дал в газету объявление такого содержания: «Солидному учреждению на должность с высоким окладом требуются пять человек, окончившие университет, пятнадцать — лицей, пятнадцать — со средним образованием и восемь — с начальным. Желающие должны немедленно направить документы и марку в пятнадцать курушей…» И как ты думаешь, сколько пришло за неделю писем? Угадай-ка!

— Сорок!

— Нет.

— Пятьдесят!

— Нет.

— Шестдесят? Семьдесят? Сто?

— Остановись. Все равно не угадаешь! Ровно две тысячи восемьсот шестьдесят пять писем и столько же марок по пятнадцать курушей.

Я сразу же прикинул, получалось… четыреста двадцать девять лир двадцать пять курушей! Да…

Принесли кофе.

— Понял?

— Понял.

— Ты, конечно, считаешь это нечестным. Так ведь?

— Так.

Немного помедлив, он тихо сказал:

— Честность не раньше Аллаха! Что человеку, лишенному хлеба, Аллах и честность?

Заметив, что я взглянул на красивую дощечку, исписанную зелеными чернилами, — это была молитва из Корана, призывающая к покорности Аллаху, — он улыбнулся: «Теперь я в этом нуждаюсь!»

…Минули годы. Однажды я проходил по Бейоглу мимо кинотеатра «Эльхамра». Вдруг около меня резко затормозил шикарный «кадиллак». Из машины вышла высокая стройная, словно газель, женщина, за ней — он. Мгновение — и он приветствует меня.

— Здравствуй!

Боже, как он располнел!

— Здравствуй.

— Как живешь?

— Хорошо… а ты?

— Как видишь…

— С божьей помощью, не так ли?

— Конечно… Ты что, прогуливаешься?

— Ищу работы. Нужно кормить семью.

— Все ищешь…

Женщина, стоявшая у огромной витрины, окликнула его:

— Исмаил!

— Супруга зовет?

— Не супруга… любовница!

И он протянул мне толстую руку, на которой сверкнул дорогой перстень…