..1..

Оставшиеся два часа пути они просто молчали; Кристина отвернулась к окну, смотрела на лес, уже отмеченный медными оттенками осени. Чувствовала в неловком, тягостном молчании отца его скрытую тревогу. Их машина медленно двигалась в гору по занесенной разноцветными листьями дороге, часто они проезжали возле раздавленных тел диких животных: Кристина отводила взгляд, стараясь не видеть всех этих бедных енотов и ежей, которых непонятная страшная сила заставляла перебегать асфальтовую полосу дороги, встречать смерть под визжащими шинами автомобиля.

– Мы приезжали сюда каждую осень, – произнес Генри,– Когда мама еще была жива. Почти никаких туристов, холодный свежий воздух, пряный запах хвои… Ты любила гулять с нами в лесной чаще?

– Я помню, как однажды убежала из того дома, – ответила Кристина, радуясь, что папа наконец-таки прервал эту мучительную тишину, – отправилась прямиком к морю и просидела на пляже больше двух часов. Кидала камешки в воду, пока вы меня искали.

– Мы здорово тогда на тебя разозлились, – сказал Генри, печально улыбнувшись. Эта улыбка невероятно ее тронула – так редко в последнее время его лицо выражало радостные эмоции. Все чаще он возвращался с работы ранним утром, посеревший, жутко уставший, с темными кругами под глазами. Едва слышным шагом заходил к ней в комнату, долго стоял возле кровати, потом, совсем как в детстве, поправлял одеяло и целовал ее в щечку. Кристина вдыхала запах сигарет, его одеколона, слезы наворачивались на глаза, и в груди появлялось острое чувство любви к единственному родному человеку, что у нее остался. Она часто думала о том, как можно выразить чувства таким образом, чтобы отец понял ее и простил. Простил за то, что она сделала. Но жизнь зачастую подсказывает нужные слова лишь в запоздалые мгновения одиночества, когда осколки прошлого рождают в душе печаль, а наивные детские мечты о вечном счастье рассыпаются и тают, словно снег, исчезающий под лучами весеннего солнца.

Так, наверное, все и должно быть, подумала Кристина, глядя, как за окном мелькают высокие стволы сосен. Хотя, вполне возможно, происходящие перемены являются для нее тем самым солнцем, что растопит старые иллюзии. И вернет способность чувствовать свою принадлежность к миру.

Автомобиль уже почти добрался до вершины горы. Справа, за низкими железными решетками, отделяющими дорогу от обрыва, куда не посмотри – раскинулся лес. Под грозовыми, грязно-серыми облаками, готовыми в любое мгновение обрушить на землю дождь. Перевал закончился, и за грубой скалистой породой гор, заросших соснами, показался голубой клочок океана.

– Еще минут двадцать,– сказал Генри, взглянув на дочь, – тебе, наверное, не терпится увидеть наш прежний дом. Столько лет прошло…

– Да уж, – согласилась Кристина – Все никак не могу забыть те комнаты, куда вы меня не пускали. Как только приеду, осмотрю все.

– Ты совсем маленькой была – сказал Генри – Бабушка собирала в них всякий ненужный хлам: старую мебель, картины, столовые приборы. Считала это антиквариатом и тратила кучу денег из дедушкиного кармана.

– А я помню, как он постоянно ворчал, – засмеялась Кристина, – Маргарет, твое барахло меня раздражает! Выбрось его сама, или я утоплю весь этот мусор в океане!

– Ну точно его голос – усмехнулся Генри. Несколько минут они сидели молча, стараясь сохранить возникшую доверительную близость.

– Тебе здесь понравиться, Кристи, – наконец-таки произнес Генри, – Кругом только лес да море, ближайшее поселение в двух километрах от поместья. Отдохнешь от скуки Лондона. И забудешь обо всем дурном, что случилось. Я бы и сам забросил дела, пожил бы недели две на природе…

– Может, так и сделаешь? – с робкой надеждой спросила Кристина.

– Слишком много работы навалилось – ответил он, нервно поправляя очки – Ты ведь знаешь, начальник моего уровня не сможет себе такого позволить. Стоит оставить труд на пару дней, и неприятностей не миновать.

Генри свернул на узкую дорогу; кроны деревьев над ней срастались в тоннель из ветвей и багряных листьев, потому все вокруг потемнело, словно вечерние сумерки мгновенно обволокли лес.

– Но я буду приезжать сюда каждые выходные – добавил он и взглянул на нее – Видеться со своей маленькой девочкой.

– Маленькой девочке уже двадцать один год.

– Неважно, – ответил Генри, – Некоторые понятия со временем не меняются.

Они продолжали движение по скрытой в Алтерионском лесу дороге, каждый думал о своем; и присутствовало в этой поездке странное очарование, что объединяет иногда двух родных людей. На душе, впервые за много месяцев, было спокойно.

– Вот и приехали, – сказал Генри, останавливая автомобиль у высокого чугунного забора, оплетенного темно-зеленой паутиной плюща. Дорога здесь сужалась и едва заметной тропкой уходила дальше в лес.

– Видишь, там наверху установлена камера? Их всего шесть по периметру забора: охранник будет днем и ночью следить за твоей безопасностью, – Генри посигналил пару раз и вышел из машины. Кристина последовала за ним. У самого входа в усадьбу, на длинном столбе висел тот самый фонарь, что навсегда остался в ее памяти. Много лет назад, поздней ночью освещал он древние дубы возле забора, выхватывал из темноты безопасный клочок реальности, к которому шли они все вместе, возвращаясь с морской прогулки. Я, отец и мама, подумала Кристина, чувствуя, как возвращается к ней невыносимая печаль. С нами еще была мама… Мы шли в ночном мраке на огонек света, указывающий дорогу к дому, холодные порывы ветра приносили с собой запах океана и лесных цветов, насекомые пели одинокие песни.

Мама была одета в легкое прозрачное платье, облегающее тоненькую фигурку, она смеялась, что-то рассказывала отцу и держала ее, Кристину, за руку…

Почему же самые дорогие воспоминания способны причинить такую боль?

На этот вопрос у нее не нашлось ответа. Сейчас старый фонарь облюбовал паучок; оплетенная паутиной лампа казалась символом ушедшей в небытие прежней жизни, такой близкой и такой недостижимой.

Ворота, наконец, открылись, здоровенный парень в армейской униформе поздоровался с Генри и кивнул Кристине.

– Где же Нортон, Джон? – спросил Генри, доставая из “Бьюика” чемоданы. – Кажется, он обещал нас встретить.

– Какие-то дела на острове, сэр, – пожал плечами здоровяк, забирая у него вещи Кристины, – Мистер Энрайт просил извиниться перед вами, ну, вроде там что-то случилось с его родственниками.

– Надеюсь ничего серьезного? – Генри обнял дочь, и они вслед за охранником прошли через широкую готическую арку, что соединяла проход в чугунной ограде.

– Да нет, он позвонил недавно, сказал, все утряслось, и завтра ранним утром он вернется в поместье, – ответил Джон, – Хотя на его месте я бы не был в этом уверен: сегодня снова объявили штормовое предупреждение, так что вряд ли хоть одно судно причалит к материку раньше пятницы. Ну а вы, мистер, остаетесь на ночь?

– Нет, Джон, – сказал Генри, – Тебе придется самому охранять мою девочку.

– Какие проблемы, – улыбнулся охранник, подмигивая Кристине – Мы поладим с мисс Маклинн. Я буду стараться не мозолить ей глаза, а уж если что случится – узнаю первым и мгновенно отреагирую. Вы ведь знаете, я профессионал.

– Знаю, Джонни, – ответил Генри, – Потому и не боюсь оставить ее на твою опеку.

Кристина не слушала их разговор, гораздо важнее для нее были оживающие на глазах образы прошлого: сад со светло-желтыми плиточными дорожками между клумбами осенних цветов и низкими вишневыми деревцами, которые Генри лет десять назад привез из Японии; беседка из почерневшего от сырого климата кедра; длинная скамья, подвешенная на двух толстых цепях к железной перекладине так, что получались качели… И над всем этим возвышалось старинное здание в три этажа: где-нибудь в городе оно бы не так явно выделялось огромными размерами, здесь же, в самом сердце английского леса, столь массивное творение рук человека внушало трепет и уважение к искусным мастерам, сотворившим каменную крепость.

– Потрясающе, – только и могла сказать Кристина. Отец приблизился сзади и обнял ее за плечи.

– У таких старых зданий без тени сомнения есть душа, – задумчиво произнес Генри, – Я хочу сказать, этот дом, он помнит наше прошлое, Кристи… Помнит тех людей, что жили здесь когда-то давным-давно. Избавься от всего тревожного и отдохни в чудесных воспоминаниях. Не нужно возвращаться мыслями в плохое время, хорошо?

Кристина кивнула, и несколько мгновений они молча стояли, смотрели на величественный дом, за которым виднелся океан – даже с такого расстояния девушка слышала звук бьющейся о берег соленой воды.

– Мне пора, – сказал Генри, мягко от нее отстраняясь. Они вернулись к воротам, охранник уже занес вещи в дом и терпеливо ждал у главного входа.

– Джон тебе все покажет – Генри поцеловал дочь и приоткрыл дверь Бьюика – А утром приедет Нортон Энрайт, тот самый человек, что поддерживает это место в таком великолепном состоянии – он интересный собеседник, так что, надеюсь, скучать не будешь.

Кристина смотрела, как он садится в машину, постаревший, с грустной улыбкой на лице, машет ей в ответ рукой; его автомобиль медленно доезжает до поворота, мигает на прощание фарами и скрывается за деревьями. Ее надежда на то, что призраки прошлого перестанут терзать ее душу здесь, в поместье деда, начинала таять. Целый месяц вдали от отца, подумала Кристина, мысли эти снова вызвали знакомый приступ меланхолии и одиночества.

 

..2..

Ночью ей снился странный сон. Она стояла на берегу моря, в той его части, где мелкая галька переходила в огромные валуны, покрытые мокрыми водорослями и обширными колониями ракушек. Черное небо рассекали молнии, подсвечивая тучи жутким желтоватым светом; волны достигали двухметровой высоты и яростно обрушивались на камни, оставляя после себя шипящую пену и мириады мерцающих в лунном свете брызг.

Прикосновение капель воды к коже, соленый холодный ветер, скользкие камни, на которых стояли ее голые ноги – все казалось невероятно реальным, и хотя Кристина осознавала, что это ей снится, и на самом деле лежит она сейчас на мягкой кровати в доме деда, действительность происходящего вызывала у нее одновременно и страх, и восторг.

Восторг перед природной стихией, развернувшей противостояние между океаном и озаряемым молниями небом.

Cтрах, вызываемый ощущением, что за ее спиной кто-то стоит. Буравит ее пристальным внимательным взглядом.

Это чувство парализовало волю, не было никаких сил повернуться и посмотреть в глаза наблюдателю. Даже от одной мысли об этом ее передергивала дрожь, и она продолжала стоять лицом к бескрайней океану.

Ты любишь чувствовать себя слабой, не так ли? – раздался голос за ее спиной. Тихий, вкрадчивый голос, при звуке которого Кристина почувствовала, как сердце уходит вниз, а ноги становятся ватными и непослушными.

– Любишь чувствовать себя защищенной от любых опасностей, чтобы кто-нибудь стоял за твоей спиной, обеспечивал абсолютную безопасность. Говорил, что делать. Куда идти. – продолжил незнакомец – Это место… Это место убьет либо тебя, либо твою слабость.

– Прекрати, – Кристина сжала руку в кулак до тех пор, пока капли крови не начали сочиться из порезанной ногтями кожи, но и тогда сон не отпустил ее. На смену страху пришел настоящий ужас. Тот самый ужас, что скрывается в глубинных тоннелях подсознания, там, где находят место самые страшные события жизни. Сознание всеми силами избегает погружения в личный ад каждого человека, но рано или поздно угнетенное зло находит выход. Выплескивается наружу, разрушая любые проявления здравого смысла.

Резкий порыв ветра едва не сбил ее с ног. Кристина закричала: голос растворился в яростном вое морского прибоя, и она побежала, сбивая об камни ноги. Подальше от гигантских волн. Прочь от тихого властного голоса, который пугал ее до смерти.

– Посмотри на себя: ты представляешь собой жалкое существо, Кристина. Опустошенная. Бессильная что-либо изменить. Как часто ты плачешь в подушку? Как часто лелеешь надежду, что все рано или поздно наладится? Целое море твоих слез не стоит даже одного дня, проведенного Рони в тюрьме. Одного дня, Кристи.

– Заткнись! – Она упала на мокрую гальку, сзади все так же шумел океан. И когда молния пронзила черное небо, Кристина увидела, как на мокрые камешки легла тень от человека, стоящего за ее спиной. Вытянутое продолговатое пятно, словно перст судьбы указывающее на прилегающий к воде лес. Туда, где стоял среди старых вязов и дубов древний особняк ее деда.

– Ты стоишь на грани между двумя мирами, – прошептал над ее головой незнакомец. – И тот мир, куда тебе предстоит войти, не терпит мягкости или глупых поступков.

Преследователь находился теперь так близко, что Кристина почувствовала его дыхание на обнаженной шее. Холодное прикосновение воздуха заставило ее вздрогнуть. Не было больше сил убеждать себя в нереальности происходящего. Одна мысль о том, что нужно обернуться, встретиться с ночным кошмаром лицом к лицу, приводила ее в ужас.

– И если ты захочешь остановиться, – прошептала незнакомка, проводя маленькой девичьей рукой по ее бедру, – Если захочешь вернуться назад – вместо капель морской воды по твоей ноге будет стекать кровь. Дороги обратно больше не существует, помни об этом, Кристи.

В то же мгновение она почувствовала, что существо за ее спиной, кем бы оно ни было, исчезло. Растворилось в соленом воздухе, пахнущем озоном. Страх в груди сменило дикое облегчение: Кристина медленно поднялась на ноги, к коленям прилипла мелкая галька и скользкие листья морской водоросли. Окружающее пространство действовало на нее угнетающе, никогда не снились ей столь реалистичные сны. Высокие темные силуэты деревьев, изредка освещаемые молниями, не расплывались, не терялись в фокусе, как происходит, обычно в сновидениях; она ясно и четко видела кривые ветви, изогнутые будто старческие, больные артритом руки. Слышала рев океана, бьющегося об пустынный берег. И когда она повернулась к бушующей водной стихии, глазам ее предстала действительно фантастическая картина.

Всю поверхность океана, от мелководья, до самого горизонта усыпали сияющие в морских глубинах огни, словно рой гигантских светлячков в едином безумном порыве утонул в бурлящей водной массе, и теперь яркие, чуть зеленоватые пятна света пробивались через толщу воды. Огни притягивали взгляд, собирали внимание в одно целое – совсем как созерцание огня или бегущей воды, подумалось Кристине. Ты смотришь на нечто завораживающее, нечто поглощающее сознание до такой степени, что исчезает все, кроме объекта наблюдения. И вот, пережитый несколько мгновений назад страх становится лишь невнятным отголоском пережитых страданий.

А потом мысли ушли, и все вокруг погрузилось во мрак.

 

..3..

– Боже мой, кого я вижу! – Высокий сухой старик с легкостью, свойственной скорее молодым людям пошел к ней навстречу, стягивая рабочие перчатки с рук и бросая ножницы для обрезки кустов на землю, – Маленькая девочка превратилась в прелестную английскую леди с очаровательной улыбкой. Вы ведь помните старую развалину Нортона, не так ли?

– Не скромничайте, вы отлично сохранились, – Кристина сама не ожидала, что утренняя встреча с давнишним другом семьи ее так обрадует. Она спустилась с крыльца, полной грудью вдыхая свежий утренний воздух, который после прошедшей грозы казался особенно чистым. Не сравнить со смогом и вечным туманом Лондона. – Очень рада вас видеть, Нортон.

– А уж как мне приятно, мисс Маклинн, – он пересек аккуратно подстриженный газон, сбивая с травы крупные капли росы. Они обнялись, впрочем, эти объятия походили скорее на формальную встречу, чем на приветствие двух старых друзей, – Здесь довольно скучно осенью, так что ваше появление спасет меня от долгих часов в компании неразговорчивого Джона.

– Я все слышу! – охранник сидел возле гостевого домика. Встретившись с взглядом Кристины, он широко улыбнулся и приветственно махнул ей рукой.

– Не сомневаюсь, Джонни, – ответил Нортон – Потому и пытаюсь расшевелить твою ленивую молчаливую задницу, да простит меня мисс Маклинн за бранное слово.

– Ничего, – рассмеялась Кристина – Хороший охранник должен уметь хранить молчание.

– Вот-вот, – сказал Джон, щурясь на восходящее солнце – Я тут по ночам не сплю, слежу, чтоб все было нормально, а вам, конечно, хочется потрепать языком после спокойного, благодаря мне спокойного сна!

– Да, в свою защиту можешь сказать сто слов в минуту, – проворчал Нортон, – Кристина, оставим его заниматься прямыми обязанностями; я все-таки успел к вашему пробуждению приготовить отличный завтрак.

Они последовали на кухню, довольно просторное помещение со старинной мебелью из натурального дерева, такими же деревянными полами, отливающими оливковым цветом и роскошным столом, за которым можно было бы усадить не один десяток гостей.

– Вы вернулись утром? – спросила Кристина, пока Нортон суетился, разрезая хлеб и наливая в тарелку чудесно пахнущий бульон.

– Да, – ответил он, ловко накрывая на стол, – Всю ночь чудовищно штормило, я уж думал, придется еще один день провести на острове. К утру, все же, океан успокоился.

Что-то неприятное шевельнулось в груди Кристины, она вспомнила жуткий сон. Вспомнила, как проснулась утром: тело болело, словно ночь она действительно провела на пляже в трехстах футах от дома, под ледяными порывами ветра. Шевельнулось и тут же забылось, как и любой другой страшный ночной кошмар растворяется в утренних лучах солнца.

– Вы в порядке? Джон сказал, какие-то проблемы с вашими родственниками.

– Да нет, вроде все обошлось, – Нортон слегка нахмурился – Это моя племянница, знаете, у нее редкое генетическое заболевание – каждый месяц привожу ей лекарства с материка, в этот раз немного опоздал. Слава богу, к тому времени запасы медикаментов еще не кончились.

Он взглянул на Кристину, и его лицо снова оживила улыбка.

– Давайте, приступайте к еде, а потом я покажу вам дом. Генри обмолвился по телефону, что вам хочется увидеть закрытые комнаты.

– С детства об этом мечтаю. Интересно, какие же богатства от меня скрывали.

– Ветхая мебель, старинная одежда, картины художников восемнадцатого века, вот и все богатство, Кристина, – рассмеялся Нортон, – Хотя одежда может вас заинтересовать, слышал, вы рисуете превосходные эскизы нарядов.

После завтрака он с таинственным видом залез в карман клетчатого пиджака и вынул из него медное кольцо с десятком ключей.

– Самое время погрузиться в загадки старинного особняка – сказал он и хитро ей подмигнул.

Второй и третий этаж они прошли довольно быстро: почти все комнаты на нем, за исключением той, где спала Кристина, использовала для хранения своих обширных коллекций ее бабушка. Здесь попадались любопытные вещицы: особенно Кристине приглянулось овальное зеркало в причудливой резной раме – она решила забрать его с собой, когда будет возвращаться в лондонское поместье. Нортон рассказал ей, что возраст всех этих предметов вполне сопоставим с возрастом самого дома. Восемнадцатый век, сказал он, поглаживая стену, инкрустированную безупречно отполированными дощечками из ореха. К проекту этого здания приложил руку сам Джеймс Гиббс, тот самый архитектор, построивший знаменитую Редклиффовскую библиотеку в Оксфорде.

– Ваш дед был далеко не первым хозяином этого великолепного особняка: он объехал все побережье в поисках подходящего вложения капитала. Недвижимость, хороший дом, где он мог отдохнуть со всей семьей, вот, что он искал – представьте, какое впечатление произвело на него старинное поместье среди чудом уцелевшего английского леса! Разумеется, стоило оно огромных денег, но мистер Маклинн никогда не отступал от намеченной цели: четыре года особо напряженной работы, удачные сделки, и недостающая сумма легла в карман бывших домовладельцев. Вот, собственно, и комната Эдварда.

Он отомкнул дверь, окно комнаты было завешено плотными шторами, так что по началу Кристина увидела лишь смутные очертания мебели. Нортон отодвинул шторы, распахнул окно: здесь оказалось гораздо больше пространства, чем она предполагала. Это была, пожалуй, самая просторная комната дома. Вместо стен – высокие библиотечные стеллажи с книгами. Два секретера по обе стороны от окна, каждый не менее семи футов в длину. Письменный стол с маленькой бронзовой чернильницей, выполненной в виде ангела, несущего на голове античную вазу. И шкафы, везде шкафы с открытыми полками, заставленными самыми разными предметами.

– Здесь работал ваш дед, – сказал Нортон, – как видите, свой кабинет он превратил и в библиотеку, и в хранилище своих же находок.

– Он ведь тоже был заядлым коллекционером, – произнесла Кристина, рассеянно перебирая лежащие на дубовом столу пачки пожелтевших писем, с мелким бисерным почерком деда, – Хотя постоянно ругал бабушку за ее неукротимую страсть к антиквариату.

– Да, но не забывайте, Кристина, Маргарет приобретала, все, что ей нравилось. Не важно, что это было: итальянский столик ручной работы, набор посуды с позолоченными чашками или скульптура обнаженного Аполлона с некоторыми недостающими частями тела…

– Та самая скульптура, – рассмеялась Кристина, – Я как-то застала деда, пытавшегося ее раскачать и обрушить на пол. Он строго-настрого запретил мне рассказывать об этом бабушке.

– Могу вам сказать по секрету, – произнес Нортон приглушенным голосом, забавно оглядываясь по сторонам, – он проделывал это с завидной регулярностью, особенно после скандалов с Маргарет. И нужно добавить: однажды ему это все-таки удалось. Так вот, если миссис Маклинн собирала зачастую бесполезные вещи, Эдвард коллекционировал только то, что было непосредственно связано с его главным увлечением жизни.

– Он обожал историю, – произнесла Кристина, – все эти рассказы о древних событиях и людях прошлого.

– Да, многие знали Эдварда Маклинна, блестящего предпринимателя с невероятной интуицией и способностью зарабатывать деньги, но практически никто не ведал другого. Ваш дед был блестящим антропологом. Прирожденным исследователем человеческой природы. Публиковался в научных журналах, правда под другим именем – и статьи пользовались большим успехом.

Девушка подошла к одному из шкафов. На верхней полке стоял толстый фолиант в темно-коричневом кожаном переплете, с вытесненной на нем странной эмблемой, напомнившей ей древние кельтские символы. Подставкой служила серебряная рамка, она охватывала книгу со всех сторон, огибая эмблему тонкой витиеватой полоской драгоценного металла.

– Вы безошибочно определили главную святыню Эдварда, – сказал Нортон, проследив за ее взглядом, – целое состояние он отдал, чтобы получить эту реликвию.

– Дед часто просиживал с ней за столом, – задумчиво сказала Кристина, – я спрашивала, что же такого интересного может быть написано в обыкновенной книге, он лишь улыбался, да отшучивался.

Прошлое снова накрыло ее волной необыкновенно ярких образов, хранившихся столь долгое время в подсознании. Серый пиджак Эдварда, его морщинистое живое лицо, привычка на любой вопрос отвечать загадочной улыбкой. Любая самая обыденная вещь в его изложении приобретала таинственную, волшебную подоплеку.

Величайшая трагедия людей, Кристи, в их глупости, говорил он, усадив ее на колени. Нельзя подсчитать, сколько раз в день мы проходим мимо невообразимых чудес, занятые выдуманными проблемами, бесплодными надеждами. Равнодушно проходим мимо дверей, которых не было здесь, до самого нашего появления. Рассеянным взглядом скользим по узкой, влажной от дождя дороге, ведущей в неизвестность, и продолжаем плестись по старому скучному пути. Мы получаем только то, что сами выбираем, и выбор этот, к сожалению, обычно чертовски предсказуем, Кристи.

Она сидела тихо, не задавала лишних вопросов, дедушка разговаривал с ней о взрослых вещах, не пытался переделать свои слова в приторную сладкую речь, с которой взрослые обычно обращаются к маленьким детям. Она сидела и слушала его рассуждения о жизни. Рассказы о тех местах, где он побывал, и какие тайны иногда раскрывались ему в долгих путешествиях.

За несколько дней до смерти, он подозвал ее к кровати: обычно жизнерадостный и полный энергии, он теперь почти не поднимался с постели, лицо его посерело и осунулось, лишь глаза продолжали хранить в себе отпечаток силы и вызова.

Я ухожу с радостью, сказал он тогда. Сказал хриплым уставшим голосом, окруженный густым запахом лекарств. И не надо плакать по моему уходу, Кристи, все в мире имеет свойство заканчиваться, завершаться в определенное время. А иначе, мы бы и так все померли со скуки.

Он погладил ее по голове, снова впал в забытье, да так больше и не приходил в сознание. На похоронах она не проронила ни одной слезинки. И даже потом, через четыре года, когда умерла мама, она повторяла его слова, в то время, как все существо внутри разрывалось от боли и страдания.Все в мире имеет свойство заканчиваться. Ее чудовищная тоска в какой-то момент постепенно сошла на нет, хотя и напоминала о себе острыми каждодневными уколами душевных терзаний.

Вот и сейчас, она чувствовала, как в верхней части груди появляется комок печали.

Нортон бережно достал с полки книгу и положил ее на стол: Кристина поняла, почему ее так обрадовала встреча с мистером Энрайтом. Он походил на деда темпераментом, непринужденным поведением и безграничным оптимизмом.

– В этом-то все и дело, – сказал Нортон, раскрывая фолиант, – Не один год потратил Эдвард, чтобы расшифровать в ней записи. Возил к именитым профессорам, ученым, платил большие деньги, но всегда возвращался ни с чем.

– Что в ней такого особенного? –спросила Кристина, притрагиваясь к пожелтевшей странице, испещренной текстом, буквы которого напоминали скорее скандинавские руны, чем обычную латиницу, – Откуда вообще взялась эта книга?

– Я умолчал об еще одной довольно веской причине, заставившей его купить Алтерионское поместье, ваш дом, – отозвался Нортон. Он рассеяно перелистал несколько страниц и взглянул на Кристину, – недалеко от побережья находится остров, Литтл-Сарбор, вы там бывали еще в детстве.

– Совсем не помню.

– Вам было лет пять, может быть шесть – в таком возрасте редко запоминаются подобные поездки. Остров совсем небольшой, миль двадцать шесть из одного конца в другой. Так вот, в начале восемнадцатого века там обосновалась религиозная секта, не похожая на аналогичные культы фанатиков Англии, да и прочих европейских стран. Обычно такие секты были основаны на христианстве – вечном противостоянии бога и сатаны – то есть даже отвратительные сборища дьяволопоклонников так или иначе придерживались христианской идеи мировоззрения, только выбирали они для служения темную сторону этого вероисповедания. Культ Литтл-Сарбора в корне отличался от всех мировых религий.

– Кому же поклонялась секта на острове? – спросила Кристина, – Она все еще существует?

– Что вы, – ответил Нортон, – История о том, как она окончила свое существование, вполне годиться для полноценного фильма ужасов. Я сам родился на Литтл-Сарборе, мальчишкой наслушался разных слухов и домыслов. В таком небольшом поселении, которое, к тому же, океан окружает со всех сторон, даже события столетней давности обсуждаются постоянно и подолгу.

Никто не знает, откуда они пришли, продолжил Нортон, закрывая книгу и прохаживаясь по комнате. Несколько лет назад здесь побывали даже представители телекомпании БиБиСи, хотели сделать сюжет про таинственных поселенцев, да так и уехали ни с чем – слишком мало информации они смогли раскопать об этом древнем культе. Около восьмидесяти лет адепты прожили бок о бок с коренными жителями острова, в северной его части. Огородили свое пространство стеной в три ярда высотой. Избегали любого общения с местными, но и не гнушались торговать или обмениваться с ними товарами. Все шло относительно гладко, пока в тысяча девятьсот шестнадцатом году в деревне Литтл-Сорбора не исчезло в одну ночь девять детей. Подозрение, понятное дело, сразу же пало на секту – куда еще могли пропасть дети на клочке суши, затерянном в океане? К тому же каждый житель деревни, несмотря на поддержание видимого нейтралитета к фанатикам, испытывал к ним еще и глубокую неприязнь – язычник, отрицающий существование бога и поклоняющийся неизвестной силе не мог рассчитывать на другое отношение. Население острова в пять десятков человек подошли к воротам, отделяющим владения секты.

– Это были мужчины с охотничьими винтовками, женщины с вилами и топорами, даже старики достали оружие – практически в каждой семье Литтл-Сарбора исчезло по ребенку. Представьте, что чувствовали эти люди, испуганно сгрудившиеся под каменной стеной, чтобы спасти близких, – сказал Нортон, приблизившись к окну. – Несчастные и не догадывались, что им по частям придется собирать то, что осталось от их детей.

– Какой ужас, – только и могла сказать Кристина, резким бессознательным движением отодвигая от себя книгу. Этот жест отвращения не укрылся от Нортона, он вставил фолиант в рамку и вернул его обратно на полку.

– Я не хотел вас пугать, – произнес он, – все это случилось давно. Даже в начале двадцатого века вся деревня могла погибнуть, заразившись пустяковой инфекцией – Первая Мировая забирала на фронт любого врача, в маленьких поселениях зачастую некому было делать прививки, а уж тем более заниматься больными. Поэтому кошмарный случай на Литтл-Сарборе не вызвал большого резонанса в обществе – слишком много людей гибло и на полях сражений, и в тылу. Смерть девяти подростков, как бы чудовищно это не звучало, не шла ни в какое сравнение с каждодневными многотысячными жертвами войны.

– Надеюсь, служители культа свое получили, – сказала Кристина. Неожиданно возникшее чувство мести, звеневшее в голосе, удивило ее саму.

– Я еще не закончил рассказ, – ответил ей Нортон, – Вы ведь знаете известную морскую историю о корабле “Мария Селеста”?

– Что-то слышала, – Кристина на мгновение задумалась, – То самое судно, на котором бесследно исчезли все люди?

– Именно, – подтвердил Нортон, – его нашли дрейфующим в океане, за сотни миль от положенного курса. На борту не было ни одного человека. Между тем, на столах оставалась нетронутой еда. В каютах на кровати лежали рассыпанные карты и дымящиеся трубки, словно пару мгновений назад здесь сидела веселая компания моряков: пили виски, играли в покер, шумно ругались. И “Мария Селеста” сияла, как будто только что сошла с доков пристани.

Те люди, которые сломали ворота и зашли на территорию религиозного сообщества, не нашли ни одного живого человека. Только девять изуродованных тел – последствие непостижимого, страшного ритуала. Бараки из глиняных кирпичей были абсолютно пусты. Две единственные лодки, принадлежащие секте – накрепко привязаны к вбитым в землю железным костылям. Да и покинуть остров в такой ураган убийцы попросту не могли – бушующий шторм разбил бы лодки в щепы еще у самого берега.

– Вот так северная часть Литтл-Сарбора повторила печальную судьбу “Марии Селесты”, – сказал Нортон, – Впрочем, исчезновение сектантов спасло их от неминуемой расплаты, попадись они тогда обезумевшей от горя толпе, смерть их была бы ужасной. Теперь понимаете, почему Эдвард Маклинн решил здесь обосноваться?

– Он не мог оставить подобный случай без внимания, – произнесла Кристина, – и я его вполне понимаю. У него получилось найти ответ?

– Нет, Кристина, – покачал головой Нортон, – он скупил на острове все, что принадлежало культу. Местные разгромили общину, уничтожили почти все, что было связано с язычниками. Однако некоторые предметы все же сохранились в подвалах особенно предприимчивых жителей.

Нортон подошел к секретеру и достал из нижней полки два свертка, завернутые в синее сукно. Аккуратно развернул ткань и положил перед Кристиной картину. Полотно два на три фута, написанное маслом. И когда девушка взглянула на холст, ей показалось, что земля с огромной скоростью уходит у нее из-под ног, а сердце так бешено колотится, словно готово вот-вот выпрыгнуть из груди.

Она увидела море, вздымающее над своей поверхностью огромные волны. Справа, на небрежно прорисованном побережье, стояли маленькие фигурки людей. Они сгрудились в кучу, протягивали руки в сторону океана, указывая на нечто, не поддающиеся объяснению ее здравого смысла. В глубинах моря сияли чуть зеленоватые огни, те самые огни, которые она видела прошедшей ночью. Здесь не было места бессмысленным совпадениям. В одно мгновение утренняя радость испарилась, уступив место судорожному страху.

– Все в порядке, Кристина? – встревожился Нортон, – вы сильно побледнели.

– Да, все нормально, – она глубоко вздохнула, пытаясь не выдать дрожащим голосом ошеломление, – Просто захотелось подышать свежим воздухом. Что это за огни?

– Островитяне называли это огнями Морского Дьявола. Они их страшно боялись, считали предзнаменованием грядущей катастрофы, – ответил Нортон, – некоторые говорят, перед убийством детей весь океан ими светился. Холст неизвестного художника, мы с Эдвардом каким-то чудом обнаружили его в ломбарде Литтл-Сарбора

Он снова завернул картину в сукно.

– Думаю, достаточно загружать вас событиями прошлого, – сказал он, – Есть за мной такой грех: очень уж люблю делиться с людьми своими старческими бесполезными знаниями.

– Что вы, история весьма интригующая, – рассеянно произнесла Кристина, покидая вместе с ним комнату. Она надеялась, что солнце развеет ее страхи, поможет найти здравые обьяснения тому, что она увидела на картине, и заставит забыть о странной незнакомке…

Это место… Это место убьет либо тебя, либо твою слабость.

…преследовавшей ее в недавнем сне.

Мысль о предстоящей ночи вызвала у нее необьяснимый ледяной укол страха. Как будто отдых за городом грозил перерости в нечто непостижимо страшное.

 

..4..

Осознание происходящего пришло к ней вместе с холодным прикосновением железа. И еще воздух, пропитанный тяжелым запахом сырой земли. Ненавистный запах, который мгновенно снял с нее последние остатки дремы. Она поднялась на ноги, левой рукой зацепилась за что-то острое и вскрикнула от неожиданной боли. Здесь было темно: Кристина разглядела смутные очертания тоннеля, ведущего в черную пустоту. Его стены укрепляли деревянные сваи, прогнившие до самого основания, потолок и пол покрывала натянутая железная сетка, оставившая на одежде ржавый причудливый узор. Сон, все это сон. Она помнила, как засыпала в то время, как по окну стучали капли дождя. Прекрасная погода к вечеру разразилась ливнем, и лишь звонок отца, его мягкий голос, помогли ей справиться с наплывшей хандрой. И вот сейчас, она снова видит невероятно реалистические порождения своего мозга. Место, похожее на древнюю штольню с затхлым запахом и тусклым светом керосиновых ламп. С бурыми потеками ржавчины на железных ячейках сетки, похожими на засохшую кровь. Словно по полу волочили безжизненные обмякшие тела людей.

– Все верно, – произнес за спиной знакомый голос, – Коридор Наказания. Через него отступники попадали в пыточные камеры.

Кристина вздрогнула от неожиданности, машинально обернулась на звук. Привыкшие к полумраку глаза ослепил огонь лампы – светильник держала девушка, как только Кристина подняла глаза, пытаясь увидеть ее лицо, незнакомка опустила лампу. Тот самый человек, что снился ей прошлой ночью, никаких сомнений. Девушка чуть выше нее, длинные черные волосы, черты лица теперь надежно скрывала тень.

– Посмотри на эти штыри, – сказала она, освещая длинные острые гвозди, усеивающие пол и стены через каждые полфута, – догадываешься, зачем они были нужны?

Кристина прикоснулась к руке в области пореза, на ладони остались пятна крови.

Кто ты? – Спросила Кристина, отступив назад. Земляной потолок, едва сдерживаемый сеткой, весьма ощутимо давил на психику.

Девушка проигнорировала ее вопрос. Она подошла ближе, заставив Кристину снова отшатнуться.

– Ты его слышишь? Слышишь его шаги?

И Кристина услышала. Звук был очень тихим, доносился издалека, рассеивался в скверной акустике штольни. Он никак не напоминал шаги. Скорее, был похож на звон цепей. Как будто кто-то тянет за собой десятки футов железных пут.

Мерзкий звук, сжимающий ее грудь в спазме страха.

– А вот теперь, самое время бежать, – прошептала девушка. Кристина была готова поклясться, что тень, скрывающая лицо незнакомки, прячет за собой жесткую улыбку. И колючие глаза, взирающие на нее с холодным интересом, – Если выживешь, узнаешь больше. Мир второго часа после полуночи не терпит промедления.

Она рассмеялась, бросила лампу ей под ноги и скрылась в темноте шахты. Там, откуда звон железа доносился все отчетливей. Интуиция Кристину никогда не подводила. В это мгновение, все ее существо, ее внутренний голос вопил о необходимости убраться подальше от этого места. Будь под ее ногами железнодорожные рельсы, а где-то сзади поезд надрывным ревом предупреждал бы о своем приближении, и тогда ее страх не шел бы ни в какое сравнение с ужасом, который вызывал далекий звук.

Она подняла лампу, огонек тревожно задергался, Кристина с замиранием сердца следила за его мерцанием. Окажись она в полной темноте, решимость выбраться отсюда была бы заглушена трепетом перед чернотой подземной штольни. Но огонь продолжал гореть ярким пятнышком на почерневшем фитиле, и Кристина сорвалась с места, сначала медленным осторожным шагом, потом все быстрее и быстрее, убегая прочь от того, что приближалось сзади. Приходилось постоянно останавливаться, освещать пол – железные гвозди в изобилии торчали из-под земли. На некоторых из них чернели темно-коричневые клочки, она догадывалась, что это такое, но запрещала себе думать об этом. На это попросту не оставалось сил. Дрожь в ногах усиливалась – услужливое воображение тотчас нарисовало картину падения на острые ржавые иглы, пронзающие тело. Она замедлила шаг, беспрестанно оглядываясь назад. Воздух в шахте становился все холоднее, ее прерывистое дыхание с каждым выдохом несло с собой клубки пара. Тоннель начинал сужаться, сетка вверху проседала под тяжестью земли и едва не касалась головы. Все походило на страшный сон. Штольня не заканчивалась, и за каждым извилистым поворотом тоннеля ее ждал такой же коридор, обнесенный железом и гнилым деревом. Походило на сон. Вот только сухие комки земли, вонзающиеся в голые ступни, вызывали вполне реальную боль. Легкие разрывало от долгой пробежки и ледяного воздуха. А бронзовая ручка лампы так и норовила выскользнуть из руки.

Узкий проход закончился внезапно, Кристина выбежала на деревянный помост, обрывающийся в пропасть – свет выхватил из темноты влажные каменистые стены, уходящие в бесконечные глубины земли. Своды из почерневшего пористого камня, похожие на ребра окаменевшего исполинского животного, поддерживали высокий потолок.

Она увидела небольшую платформу земли по другую сторону от пропасти, железная дверь, к которой она подводила, выглядела в ее глазах символом спасения. Поверни ручку и окажись в своей комнате, под теплым уютным одеялом. Там, где нет скребущего звука за спиной, который звучал все громче и громче, оповещая о приближении чего-то непостижимого. Чего-то, вызывающего у древнего инстинкта самосохранения удушливые волны страха. И этот путь, от помоста до двери, соединяла деревянная балка, длиной в сто футов и шириной не больше одного. Лишь промасленный канат, протянутый над ней так, что можно было держаться за него обеими руками, мог бы предотвратить падение в бездну. Мог… Если бы только она смогла решиться на это. Перейти по узкому бревну, перекинутому через трещину в земле, которая, казалось, вела до самих ворот ада. Она вновь посмотрела себе под ноги, вниз, где свет лампы бессильно растворялся в темноте. Перебороть боязнь высоты и перебраться к двери не представлялось выполнимым. Кристина села на холодный камень, пытаясь отдышаться и привести мысли в порядок. Сердце бешено колотилось, предчувствуя беду.

Я останусь здесь, чтобы не произошло, подумала она, закрывая глаза и представляя себя в другом месте. Далеко отсюда. В туманном лондонском парке, возле столетних вязов под чугунными фонарями. Место, где Рони впервые ее поцеловал. С этим поцелуем, потом она неизбежно сравнивала все прежние, сравнила, и находила их лишенной десятой части тех ощущений, которые она получила в тот вечер. Тогда все казалось возможным. И теперь, в пугающе странном подземелье с запахом ржавого железа и земли, с обрывками человеческой кожи на острых металлических иглах, она почувствовала, как уменьшается, входит в границы ее контроля безумный страх. Мимолетное воспоминание придало сил, заставило иначе посмотреть на обреченное ожидание неминуемой трагедии. Она поставила лампу на пол, крепко схватилась за толстую веревку – она висела как раз на уровне вытянутых рук – и сделала первый шаг на балку. Отдалившись от помоста на несколько футов, она остановилась, сердце теперь не просто колотилось, оно выпрыгивало из груди. А сзади нарастало звяканье железа. Только теперь к нему добавился еще один сухой металлический звук – словно ломались сучья деревьев. На самом деле, это обламывались гвозди, усеивающие стены. Нечто, двигающееся по штольне вслед за ней, играючи переламывало толстые железные штыри.

Господи, когда же это закончится, думала Кристина, судорожно сжимая веревку и шаг за шагом одолевая кажущийся бесконечным путь к двери. Труднее всего было переставлять руги по заскорузлому канату, пальцы с трудом разжимались, не желая даже на одно мгновение потерять спасительную поверхность веревки. И еще, каждый раз, когда она глядела под ноги, чтобы идти дальше, ей приходилось видеть черную пустоту по обе стороны от балки. Чем дальше она удалялась от света лампы, тем труднее было рассмотреть среди наступающей темноты место, куда следовало поставить дрожащую ступню. В какой-то момент времени, она, в очередной раз передвинув ногу, с ужасом осознала, что провалилась в пустоту. Канат так сильно провис, что она ударилась об дерево внутренней стороной бедра. Это ощущение, то чувство, которое испытываешь, когда понимаешь, что спасительная балка под ногами исчезла, и ты висишь над бесконечной пропастью, окруженная мраком и хаосом страшных звуков. Это ощущение чуть было не заставило ее отпустить руки, раз и навсегда покончив с необходимостью что-то делать. Но желание выжить любой ценой все же оказалось сильнее. Полумертвая от пережитого страха, Кристина снова встала на холодное, чуть сырое дерево. До двери оставался жалкий десяток футов, однако ей показалось, что остаток пути она шла целую вечность. Ступив на землю, она долго стояла перед высокой железной дверью. По щекам текли слезы, и она не могла себя заставить отпустить канат. Руки словно примерзли к веревке, спасшей ей жизнь.

На двери был выбит символ в виде круга, поделенного на двенадцать равных частей. Похожий на часы. В одном из этих двенадцати участков находилась еще одна гравюра. Небольшое, в три дюйма высотой, изображение женщины, обнимающей ствол дерева. Отблески пламени лампы, висящей над дверью, отливались на ней темно-красными сполохами. Кристина дернула за ручку. Ничего не произошло. Дернула снова, сильнее, попытавшись провернуть ее в разные стороны. Дверь наглухо закрывала проход, куда бы он ни вел. Это оказалось для нее последним ударом, заставившим бессильно опуститься на холодный камень и разрыдаться, зажмуриваясь и закрывая уши руками. Все зря, и судорожный бег по штольне, и этот безумный поход над глубоким ущельем – все ради того, чтобы прийти к закрытой двери. Чертовой двери, вынуждающей ее оставаться на крошечном пятачке камня, когда из прохода начинало появляться нечто, все это время двигающееся вслед за ней.

Оставленная на помосте лампа тревожным огоньком горела на противоположной стороне пропасти. Позже Кристина подумала, что лучше бы она ее разбила, вылила горючую жидкость и бросила осколки на дно, чтобы темнота скрыла от нее страшное зрелище. Чтобы последующие ночи она смогла спать спокойно, не вздрагивая из-за воспоминаний об увиденном кошмаре. Но лампа продолжала освещать выход из штольни. Металл зазвенел совсем близко, потом раздался глухой удар, словно гигантское существо протиснулось через узкий каменный проход. И она его увидела, увидела образ, едва не лишивший ее рассудка. Огромное бесформенное тело вывалилось из шахты – тело исполинских размеров, лишь отдаленно напоминающее туловище человека. Через белесую складчатую кожу, через бугристые шишковатые мышцы и кости была пропущена сложнейшая система цепей: они пронзали, казалось, каждый дюйм живой плоти чудовища, свисали длинными ржавыми веревками и волочились за ним, издавая жуткое звяканье тысяч железных пазов. Непропорционально маленькая голова уродливым наростом торчала из необьятного тела. Голова ребенка-подростка, обтянутая отвратительной кожей, цвет которой напоминал брюхо морской рыбы. Невидящие глаза, подернутые мутной пленкой, шарили по всему пространству подземных сводов, и когда они останавливались на ней, Кристина готова была закричать от ужаса, но крик, парализуемый страхом, оставался где-то внутри. Монстр перевалился на самый край помоста, его мышцы вздулись, обнажив бледно-розовую плоть между переплетением цепей. Он широко открыл рот, усеянный двумя рядами мелких острых зубов – совсем как пасть у акулы, промелькнуло в ее голове – из его глотки вырвался пронзительный дикий вопль, от которого хотелось убежать, спрятаться и никогда больше не слышать этого звука, так похожего на крик ребенка. Многократно усиленный, с ржавыми нотками бесконечной тоски и ненависти. Так мог бы кричать заблудившийся в глубокой пещере малыш, понимающий в глубине души, что казавшийся таким всесильным мир взрослых не сможет его отыскать, не сможет спасти, и все что ему осталось – бродить в одиночестве по темным пустым коридорам в ожидании смерти. И Кристина тоже вскрикнула. Голова монстра в одно мгновение повернулась в ее сторону.

Господи, он меня услышал, подумала Кристина, чувствуя, как ноги становятся ватными, а по щекам текут слезы. Его ноздри расширились, втягивая в себя воздух – обманчиво легкое движение бугристой руки, и толстая цепь со свистом пронеслась над ее головой, ударив по стене и обрушив на нее поток пыли и мелких камней. Она прижалась к земле, кашляя от едкой пыли, забившейся в нос. Удар оставил на стене длинную борозду глубиной не менее пяти дюймов. Попади он в цель, ее бы перебило пополам. Кристина шарила руками в темноте, всхлипывала, пытаясь найти под столь маленькой площадкой камня, где она лежала, путь для спасения. Новый удар пришелся еще ниже, свист цепи, рассекающей затхлый подземный воздух, оглушил ее, снова посыпались отвалившиеся каменные куски. Один из них до крови рассек голову. Среди бушующего океана ужаса и паники вторглась мысль, что это все, конец, и, следующий полет цепи, конец которой выходил из того места на руке чудовища, где должны быть вены, станет для нее смертельным. Как можно скрыться от твари, чья кровь замещена железом?

Но интуиция не подвела девушку: внизу, на расстоянии вытянутой руки, она ощутила холодное прикосновение металла. Вбитый в стену крюк с привязанным канатом находился в точности под ней, не мешкая, не глядя в бездонную пропасть, она дотянулась до веревки, крепко схватила ее обеими руками и прыгнула вниз. Ладони обожгло трение, и в тот же миг чудовищной силы удар обрушился на площадку. Ту самую площадку, которую она покинула несколько секунд назад. Когда прекратилось осыпание каменных осколков, воцарилась тишина. Единственным звуком, доносящимся до ушей Кристины, было тихое сопение гиганта. Он слушал. И был готов убить любого, кто нарушит эту тишину.

Человек совершает по-настоящему отчаянные, смелые поступки лишь тогда, когда ему нечего терять. Кристина поняла это на собственном опыте, вцепившись в раскачивающийся канат и медленно спускаясь вниз, ожидая, что в любое мгновение ее дрожащие руки могут не выдержать и отпустить веревку. Или сдавленные спазмами страха легкие не вынесут ее кошмарного состояния, и она завопит во весь голос. И этот крик станет для нее последним – так как ни один канат на всем белом свете не выдержит столь сильного удара цепи. Все глубже и глубже погружалась она в темноту, в голове мелькнула мысль, что никакой это не сон, и нужно быть последним глупцом, чтобы назвать это безумие ночным сновидением. В тот же миг Кристина почувствовала, как ее хватает за пояс чья-то рука, тянет к себе. Ее пальцы разжались – она не успела даже вскрикнуть, повалившись на твердую землю. Она лежала на дне широкого прохода, вырубленного в стене. А напротив стояла та девушка, что встретила ее в длинном тоннеле штольни.

– О, я вижу с сомнениями покончено, – сказала незнакомка, разглядывая ее, распростертую на каменном полу, – Прекрасно.

Она подошла ближе, скрываясь в тени так, что ее лицо расплывалось темным неясным пятном.

– Ну что ж, Кристи, – прошептала она, – все только начинается.

 

..5..

Мышцы рук нестерпимо ныли, ладони обжигали свежие мозольные ожоги, оставленные веревкой. Звон в ушах напоминал гудение трансформатора. Кристина с трудом поднялась на ноги, чувствуя, как холод каменных плит все еще остается в теле.

– Здесь есть второй путь, – произнесла девушка, все так же оставаясь в тени, – три мили в обход пропасти. Каких-нибудь полчаса, и Цепень снова тебя найдет. Он очень голоден. И разъярен.

– Цепень? – переспросила Кристина, хотя ее разум отлично понял, о ком говорила незнакомка, – Кто ты, и что я делаю в этом чертовом месте? Что вообще происходит?

Голос сорвался на крик, и она закашлялась, в горле першило от затхлого подземного воздуха. Вспышка гнева ее полностью опустошила. Коридор, где она оказалась, был более внушительных размеров, чем узкая шахта. Ровными прямыми линиями он уводил вглубь скалы, на стенах висели тлеющие факела, света которых едва хватало на освещение искусных каменных барельефов, покрывающих стены до самого потолка. Кристина взглянула на один из них и невольно отшатнулась. Неподвижные фигуры, высеченные на камне, изображали процесс казни. Человек в сутане занес длинный острый предмет над головой жертвы, лицо которой навеки застыло в гримасе страдания и страха. Была ли это игра света и тени, либо ее измученный рассудок спроецировал внутренние переживания на реальность, но в жертве она с ужасом узнала себя.

– Твои вопросы глупы, ответы на них ни в коей мере не помогут тебе остаться в живых, – хладнокровно ответила девушка. В ее манере держаться, в невозмутимом голосе Кристина уловила скрытое ощущение опасности. Нечто, говорящее с ней в облике молодой девушки, пугало ее до смерти. И она совсем не хотела увидеть истинную личину этого существа.

– Время бесполезных разговоров осталось в прошлом, Кристи. Долгое время ты подавляла в себе свою силу. Пришла пора воспользоваться ею.

Девушка подошла к ней почти вплотную, от нее исходил легкий, едва уловимый цветочный аромат, столь необычный в этом подземелье. Аромат маленьких белых цветков, названия которых Кристина не знала, они цвели возле особняка деда, открывая бутоны лишь на закате. Когда небо окрашивалось в кроваво-красный цвет, и вечерний ветер доносил их благоухание до нее, играющей с мамой возле старого вяза.

– Твой запах, – пораженно сказала Кристина, – он…

– Не важно, – резко оборвала девушка. Ее голос стал еще более жестким, – Отсюда есть только один выход. Та дверь, которую ты видела.

– Она закрыта, – ответила Кристина, нервно отводя взгляд от темного силуэта, – ты ведь сама знаешь это, не так ли?

– Третий час после полуночи, – произнесла девушка, – время, когда открывается путь дальше. Безумные фанатики разбили ночь осколками своих миров. И тебя ждут в мире третьего часа после полуночи.

– Кто ждет? – спросила Кристина. Внутри разгоралось ставшее уже привычным чувство страха. Слишком долго за все это время ее разум подвергался атаке неизвестного.

– Придет время, и ты сама все узнаешь, – сказала девушка. Сполох огня на мгновение осветил ее лицо, и Кристина увидела глаза незнакомки. Темно-зеленые, такие же, как и у нее самой. Только вот их сияние, вызванное отблесками огня факела, мало напоминало человеческое. – Если доживешь до него.

– Прекрати пугать меня, – просьба звучала скорее как мольба человека, впервые пережившего близость смерти. Привычная картина реальности рушилась на глазах. И на ее обломках возрождались древние демоны страха и безнадеги. Сейчас Кристина, как никогда почувствовала слабость и беззащитность. Она была самой обычной двадцатилетней девушкой.

– Страх – внутри тебя. Никто не в силах заставить тебя бояться, если ты сама этого не хочешь, – она замолчала, затем добавила, – Дождись третьего часа и пройди в дверь.

– Я не смогу, – покачала головой Кристина, – я не полезу обратно, просто не смогу.

– Тогда навсегда попрощайся с отцом, – сказала незнакомка, отворачиваясь, – представь его лицо, когда он узнает о твоей смерти. И забудь о Рони. Забудь о милом мальчике Рони, который так сильно тебя любит. Как думаешь, он долго будет тосковать по тебе, обнимая решетку на крошечных окошках камеры?

– Прекрати, – разрыдалась Кристина, – Пожалуйста, перестань.

– Сделай это, – повторила девушка, – и лучше не заставляй меня вмешиваться в твои дела. Последствия могут быть гораздо страшней, чем встреча с Цепнем. Поверь мне, Кристи.

Она издала тихий смешок и скрылась в темноте, оставив после себя теребящий душу запах вечерних цветов. Потом исчез и он, уступив место затхлой сырости подземелья. Кристина боялась лишний раз пошевелиться. Боялась оглядеться по сторонам, и увидеть что-то, не укладывающееся в представления здравого смысла.

Снова одна.

Чувствуя смертельную опасность, сочившуюся из каждой щели каменного тоннеля.

Звон в ушах, вызванный оглушением от удара цепи, постепенно затихал. До ее ушей донеслись другие звуки, странные, пугающие неизвестностью. Стены прохода едва слышно гудели, будто рой пчел скрывался за массивными плитами. Пару раз ей показалось, что изображения на барельефах двигаются, живут собственной жизнью. Пытаются дотянуться до нее маленькими каменными ручонками. В такие моменты она закрывала глаза и дрожащими губами считала до десяти. Иногда помогало. А иногда, открыв глаза, она видела на стене перед собой изображение рогатого демона с распростертыми крыльями, которого еще мгновение назад здесь не было.

Третий час полуночи. Все, что она сейчас может делать, это стоять здесь и ждать, пока стрелка ее серебряных часиков – последний подарок мамы, снимаемый с руки лишь в самых редких случаях – не доползет до третьего часа. Ждать оставалось сорок три минуты. В условиях постоянного ожидания нового кошмара – целая вечность. Кристине не хотелось думать о том, что сейчас с ней происходит. По той простой причине, что подобные мысли заставляли ее раз за разом погружаться в отвратительную реальность этого поганого места.

Она услышала протяжный крик гораздо раньше, чем поняла, что это было. Стены тоннеля гулким эхом принесли ей звуки отчаянного вопля. Он долго отдавался в каменных сводах, затем снова повторился – теперь он казался более осмысленным, будто человек из последних сил просил о помощи. Крик, от которого по спине бежали мурашки. Долетевшие обрывки слов превратили ее в комок нервов, готовый при любом появлении опасности сжаться и бежать в темноту. Не глядя назад. Не думая о выживании, не думая вообще ни о чем, только лишь бежать в сумасшедшем порыве нестерпимого страха. Но человек, хотевший, что бы его услышали, вне всяких сомнений был настоящим. Он не являлся порождением дьявольского подземелья, и, совсем как она, Кристина, пытался отсюда выбраться.

Она могла бы оставаться здесь, у самого каменного прохода до тех пор, пока стрелка часов не доползет до третьей цифры, потом забраться по канату наверх и пройти через дверь. Она понимала, что спускаться по веревке гораздо легче, чем подниматься, цепляясь ободранными ладонями об шершавую поверхность каната и стараясь не смотреть вниз, чтобы видение затягивающей взгляд бездны не поглотило ее разум. И не заставило ее разжать руки. Крошечный шанс, но, по крайней мере, она хотя бы имела надежду выкарабкаться из кошмара. Кристина могла бы все это сделать… Если бы человек перестал взывать о помощи.

Она сделала несколько неуверенных шагов туда, где истошно кричал несчастный. Точнее, несчастная, голос, скорее, принадлежал женщине. Потом быстро, не позволяя себе остановиться даже на одно мгновение, пошла по скудно освещенному коридору с плясавшими на каменных стенах тенями. Это было глупо, по настоящему глупо рисковать жизнью ради какого-то незнакомого человека. Но она бы себе никогда не простила малодушия в такой ситуации. Когда кто-то, также как и она, нуждался в помощи.

Коридор прямым бесконечным тоннелем тянулся вглубь. Кристина шла, не глядя по сторонам – иногда гораздо легче не знать, какие тайны скрывает темнота. Напряжение сковывало тело, выбрасывало в кровь новые порции адреналина, отчего все вокруг становилось неестественно четким, ярким. Тени прыгали по стенам, возникали там, где по законам физики им быть не положено. Когда она подошла к арке, соединяющей тоннель с каким-то обширным помещением, одна из них соскользнула с факела и вцепилась каменной рукой в ее локоть. Она попыталась отпрыгнуть в сторону, ее сдавленный крик и всхлипывание услышала женщина, завопившая еще громче. Толстое шершавое лицо в гранитных складках кожи и с маленькими глазками злобно смотрело на нее, сдавливая локоть и облизывая языком острые мелкие зубы. Кристина закричала, ее крик эхом пронесся по тоннелю, сливаясь с воплем женщины. Она выдернула руку из каменной клешни чудовища, ноги покосились, и девушка рухнула на холодный пол.

– Сдохни, сука, – прошипела зубастая тварь, – сдохни и накорми нас своей кровью.

Этот мерзкий шипящий голос, похожий на шуршание и скрежет насекомого обдал ее сердце ледяной отравой страха. Она поднялась на ноги и со всеми возможными силами побежала дальше, держась подальше от стен, невольно слушая, как за спиной продолжает визжать отродье этого подземелья. Снова полились слезы, превращающие коридор в расплывчатое пятно. Она никогда не думала, что чувство страха может быть таким ослепляющим и подавляющим любые мысли, любые попытки разума найти способ прекратить это безумие. Здесь нет выхода, пронеслось в ее голове, здесь не может быть пути спасения, это дьявольское место убьет меня вне зависимости от того, куда я пойду и что сделаю.

Вернись к нам, Кристи, говорил голос за ее спиной. Вернись и мы лишим тебя жизни быстро. Безболезненно. Ты ведь хотела умереть во сне, не правда ли?

Она взглянула на часы: стрелка едва добралась до тридцати минут. Время словно растянулось в пространстве бесконечной лентой. Коридор сворачивал налево, огибая два металлических столба, усеянных железными ржавыми иглами. Сразу же за поворотом Кристина увидела ту женщину, что издавала отчаянные крики. Она лежала на полу, растрепанные грязно-белые волосы разметались по красному, мокрому от слез лицу. Ее руки были скованы цепью, крепившейся к вбитому в стену костылю – эта цепь вызвала в памяти яркий образ чудовища, которого незнакомка в штольне назвала Цепнем. Каких-нибудь полчаса, и он тебя найдет, так, кажется, она сказала. Только вот вторую встречу с ним она уже не переживет.

– Господи, – прошептала женщина хриплым сорванным голосом, с изумлением и мольбой глядя на Кристину, – господи, здесь все-таки есть кто-то живой.

Кристина наклонилась к ней: запястья рук перехватывали массивные наручники, на правой руке у женщины был свежий глубокий порез от предплечья до самого локтя. От тяжелого запаха крови у девушки закружилась голова, к груди подступил комок тошноты.

– Помоги мне, – голосом, готовым сорваться в любое мгновение, прошептала женщина, – вытащи меня отсюда, я не могу больше…

Она заплакала, попыталась дотянуться руками до лица; наручники лишь тихонько звякнули, ограничивая любое ее движение.

– Здесь нужен ключ, – сказала Кристина, разглядывая железные оковы. Пытаясь игнорировать свой страх – он говорил, что нужно бежать, нужно быстрее выбираться из этого места, но внутренний голос – его можно было бы назвать голосом сердца – настойчиво умолял ее помочь несчастной, – где он может быть, вы не знаете?

– Мой муж там, за колоннами, – всхлипывая, произнесла женщина, – ради бога, найди моего мужа, Марк знает что делать. Он всегда знает, что делать…

Она снова разрыдалась – сейчас у нее начнется настоящая истерика, со страхом подумала Кристина. Если это случиться, у нее самой не выдержат нервы. И когда подземные твари доберутся до них, они найдут двух обезумевших от ужаса людей, потерявших человеческий облик.

– Мисс, успокойтесь, – тихо произнесла Кристина, стараясь, чтобы голос не выдавал звеневшее внутри напряжение, – вас как зовут?

– Джоан, – выдавила из себя женщина, – мой муж…

– Я постараюсь его найти, Джоан, – сказала Кристина, – посидите пока здесь и постарайтесь не шуметь.

– Ты хочешь бросить меня, – истерично проговорила женщина, – не оставляй меня здесь, пожалуйста, они снова вернуться. Они снова сделают что-то плохое, что-то ужасное.

– Я не брошу вас, Джоан, – терпеливо произнесла Кристина, боясь признаться самой себе, как сильно ее напугали последние слова Джоан, – я всего лишь попытаюсь найти вашего мужа, потом вернусь обратно. Вы мне верите?

Джоан перевела на нее взгляд покрасневших опухших глаз, помедлила некоторое время и судорожно кивнула головой.

– Отлично, – Кристина попробовала изобразить на лице улыбку, но перенапряженные мышцы выдали подобие испуганной гримасы, – ждите, я скоро вернусь.

Она подошла к каменным колоннам, которые завершали коридор, переходящий в обширный темный зал.

– Он там, – прошептала женщина, – я слышала его голос. Его крики… А потом он замолчал. С ним ведь все в порядке, правда?

– Не сомневаюсь, – сказала Кристина, оглянувшись, хотя в глубине души очень даже сильно сомневалась. Она обогнула колонны, сделала пару шагов дальше – сердце билось так быстро, что ей пришлось остановиться, вздохнуть глубоко пару раз и маленькими осторожными шажками продолжить движение вперед. Открывшийся ей вид поражал своими масштабами и растущим ощущением ирреальности пространства. Словно мир вывернули наизнанку. Все невероятно большое помещение, открывающееся за колоннами, было обшито железными листами, подернутыми кроваво-красной ржавчиной. Своды потолка поддерживали металлические столбы, поднимавшиеся так высоко, что не было никакой возможности увидеть, где они заканчиваются. И между этими столбами, на бесчисленном количестве цепей, сведенных в одну сложную систему, висел огромный, не менее двадцати футов в высоту муляж человеческой головы. Стеклянные глаза смотрели прямо на нее, коричневая кожа обтягивала железный каркас так искусно, что казалось, будто это настоящая голова неведомого великана. Она не просто почувствовала себя песчинкой в сравнении с масштабами этого места, она действительно ею была. Кристина стояла под тяжелым взглядом раскачивающегося на цепях исполинского тотема и почувствовала то, что хотел показать своим жутким творением его создатель. Ты никто в этом мире хаоса и боли. Ты играешь по моим правилам. И все, что тебе остается – бежать, пытаясь спрятаться от неминуемой смерти. Ей иногда снились кошмары: она стоит посреди огромного поля, которому не видно ни конца, ни края, холодное небо роняет на нее тяжелые капли дождя, и куда бы она не пошла, повсюду ее окружает бесконечное пространство, где есть только отчаяние и обреченность. Это место словно воскресило ее страшные сны. Прежде чем Кристина успела как можно быстрее покинуть древний храм, она увидела нечто, лежащее на высоком каменном постаменте недалеко от входа, накрытое серой, бесформенной мешковиной. На ней темнели свежие пятна крови. И силуэты, накрытые тканью, до дрожи в коленках походили на тела людей. Кристина зажала рот руками, стараясь подавить рвотный спазм, скрутивший живот. Скорее всего, среди этих тел и находился муж Джоан. Бывший муж. Ее снова посетила мысль: а не является ли все то, что сейчас с ней происходит, плодом фантазии ее спятившего мозга? И как долго ее разум сможет выдерживать подобные удары, прежде чем она сойдет с ума?

– Поверь, очень долго, – раздался вкрадчивый голос у нее над ухом, – разум не настолько хрупок, как нам зачастую кажется.

Кристина вздрогнула, инстинктивно поворачиваясь назад. Она уже знала, кого увидит за своей спиной. Покрытую тенью, словно призрачной вуалью, девушку, что следует за ней с прошлой ночи.

– Одних людей неприятности делают сильнее, – задумчиво произнесла незнакомка, стоявшая у каменной колонны, – точнее сказать, эти люди сами делают себя сильнее, чтобы преодолеть препятствия, вставшие у них на пути. Другие убивают себя бесполезной тревогой и сомнениями. Чего хочешь ты, Кристина?

Она подошла ближе к девушке, поднимая правую руку, в которой поблескивала связка из огромного количества ключей.

– Глупышка хочет спасти несчастную женщину, – произнесла незнакомка, рассматривая дрожащую девушку. От этого взгляда у Кристины по спине забегали мурашки. – Один из этих ключей откроет наручники Джоан. Только хорошо подумай, успеешь ли ты подобрать тот самый нужный ключ, прежде чем здесь появится Цепень со своим хозяином? Готова ли на смертельный риск ради испуганной до полусмерти истерички?

– Хозяином? – переспросила Кристина, чувствуя, как сердце сжимается еще сильнее.

– Ты думала, что успела увидеть все самое страшное? – рассмеялась девушка. Раздавшийся звон цепей заставил Кристину вскрикнуть – какая-то тварь спрыгнула с потолка на гигантскую голову, задев железные путы. Она словно огромная муха проползла по коричневому лбу и спрыгнула в темноту, издав пронзительный вопль.

– Это всего лишь наблюдатель, – произнесла незнакомка, кидая ключи на пол, – его не стоит опасаться. Думай лучше о тех, кто идет следом за ним.

– Помоги мне, – прошептала Кристина, с тоской вглядываясь в лицо девушки, скрытое тенью подземелья, – тебе ведь ничего не стоит помочь мне выбраться отсюда. Так ради Бога, сделай же это!

– Я подарила тебе самое ценное, что только есть в нашем безумном мире, – ответила девушка, подталкивая ногой связку ключей, – Я подарила тебе свободу выбора.

И едва слышными шагами она скрылась в темноте.

– Да, кстати, ты спрашивала, кто я такая, – донеслось напоследок из мрака, – Можешь называть меня Сатори. Надеюсь, увидимся.

Она обронила легкий смешок, и Кристина вновь осталась одна.

 

..6..

– Ты нашла его? – спросила Джоан, увидев, как девушка возвращается назад. На девчонке лица не было, только бледная кожа и синяки под глазами, – Ты нашла Марка?

Ее сердце тревожно сжалось, предчувствуя ответ. Она знала, конечно, знала – в глубине души ее разрывало на части от осознания того факта, что ее Марка больше нет. Что совместная поездка на отдых закончится тем кошмаром, что заставляет тебя снова и снова закрывать глаза, стараясь вырваться из страшного сна. Понимая: каким-то чудовищным образом страшный сон оказался реальностью.

– Не молчи, – попросила она, с безумной надеждой вглядываясь в лицо девушки, – скажи мне правду, скажи, ты нашла его?

– Нет, – произнесла девчонка, из последних сил опускаясь на пол, – его там нет. Там никого нет.

– Он был в этом чертовом зале! – прокричала Джоан. Она вновь сорвалась, не смогла контролировать свой страх и растерянность, – я слышала его! Ты врешь!

Она заплакала, дернув руками так сильно, что железные оковы ободрали кожу на запястьях.

– Извини, – всхлипывая, прошептала она, глядя, как девушка закрывает лицо руками, вытирая бегущие слезы, – Ради бога, прости меня. Я очень хочу вернуться домой. Со своим мужем. Мы…

Ее тут же поглотило невероятно яркое и четкое воспоминание. Марк стоял перед зеркалом, пытался расческой привести растрепанные морским ветром волосы в порядок. Высокий, стройный, хотя едва заметное брюшко уже проглядывало в складках клетчатой рубашки. Он сказал, что прогулки вдоль океана ему уже порядком надоели, и он с большим удовольствием проведет весь день с ней, в номере. Это было каких-то два дня назад. За столь небольшой срок времени она успела побывать в аду и пережить столько всего, что не один волос на ее голове обрел серебристую седину.

– Джоан, – произнесла девушка чуть дрожащим голосом, вытирая глаза и двигаясь ближе к ней, – успокойтесь, у нас очень мало времени. Отсюда есть выход, и мы должны скорее выбираться.

Кристина взяла кольцо с ключами, их было так много, что весила связка не меньше четырех фунтов.

– Какой-то из них должен открыть ваши наручники, – сказала она, поспешно вставила первый ключ в узкое отверстие замка, прислушиваясь к окружающим звукам, в любое мгновение ожидая услышать приближающегося монстра, – я постараюсь подобрать подходящий.

Ключ легко вошел в отверстие, но вот прокрутить его не удалось. Кристина взяла другой, руки так сильно дрожали, что она попала в замочную скважину далеко не с первого раза.

– Мы с Марком приехали на отдых, – всхлипнула Джоан, покорно протягивая ей закованные руки. Разговор помогал ей отвлечься от действительности, осознать, что она здесь не одна, что ее страх и одиночество разделяет сейчас эта темноволосая молоденькая девочка, – Отель с дурацким названием, Марк еще шутил, называл его приютом для скорбящих. Кто мог знать, что с нами случиться… Это…

Она мотнула головой, в душе снова назревал приступ истерического страха.

– Быстрее, же, – невольно вскрикнула Джоан, морщась от боли – рана на руке нестерпимо болела, боль эту заглушал лишь ужас, волнами пробегающий по телу.

– Я стараюсь, как могу, Джоан, – сказала Кристина, вставляя очередной ключ в отверстие. Опять не подходит. Ее мучило чувство собственного бессилия, с каждой новой неудачей перерастающее в отчаяние: ключи, которые она испытала, уже не помещались в руку, оставалось еще никак не меньше двадцати.

Глухой стук. Звук раздался с той стороны, где находилось помещение с тотемом. Будто нечто тяжелое упало на пол.

Кристина вздрогнула, и в то же мгновение завизжала Джоан. Ее глаза смотрели на что-то, находившееся за спиной Кристины. Нечто, с тихим шуршанием ползущее возле нее. Совсем рядом. Ошеломленная Кристина уронила связку и замерла, боясь пошевелиться, боясь оглянуться назад и увидеть то, из-за чего Джоан начала кричать словно полоумная. Крик этот убивал в Кристине последние остатки сил, с которыми можно было бы бороться за жизнь.

– Джоан, заткнись! – неожиданно для себя произнесла Кристина. Удивительно, но женщина замолчала, с ужасом глядя ей за спину широко открытыми глазами и тяжело дыша. Шуршание повторилось, к спине девушки прикоснулось что-то твердое, холодное как лед. В то мгновение она как никогда была близка к потере сознания. Если бы кто-то пару дней назад сказал бы ей, что она может упасть в обморок из-за сильного страха, она бы в ответ лишь рассмеялась. Может, излишняя чувствительность и была неотъемлемой чертой ее характера, но она думала, что в сложных ситуациях может себя контролировать. Думала до этого самого момента.

– Оставь нас! – едва двигая губами, произнесла Джоан, обращаясь к твари, чье мерзкое горячее дыхание ощущала на своей шее Кристина, – Пожалуйста, не трогай нас!

Секунды тянулись словно часы. Кристина молилась лишь об одном. Чтобы все это, как можно быстрее, кончилось. Чтобы ее перенапряженные мышцы хотя бы на мгновение ослабли, давая легким возможность вдохнуть сырого подземного воздуха.

Тварь за спиной тихо заворчала, Джоан снова начала кричать. Краем глаза Кристина увидела, как бледное, словно шляпка гриба поганки тело проскользнуло около нее. Она повернула голову, и ее дыхание перехватило еще сильнее: это была та тварь, что спрыгнула с огромной головы, висящей на ржавых цепях.

Всего лишь наблюдатель, сказала ей тогда странная девушка по имени Сатори. Думай лучше о тех, кто идет следом за ним.

Тощее тело существа напоминало паучье, шесть длинных костлявых лап едва слышно ступали по каменному полу, издавая лишь сухое шуршание. И еще эта тварь улыбалась. Смотрела на Кристину блеклыми глазами, заплывшими мутной белесой пленкой и улыбалась презрительно скривившимся безгубым ртом. Как будто зная о девушке то, чего она сама еще не знает. Монстр уполз в темноту коридора, туда, откуда пришла Кристина. Он издал пронзительный вопль, эхом раскатившийся по всему подземелью, долго отдававшийся в ушах девушки. И потом Кристина услышала нечто, что заставило ее тело налиться смертельной слабостью. Ответный крик, похожий на плач ребенка. Все еще далекий, но неминуемо приближающийся.

Вот и все. Они уже рядом.

– Оно преследовало нас с Марком, – истерично забормотала Джоан, – все то время, что мы были в этом аду. А потом пришли другие… Что нам делать? Что мы можем сделать? О, Марк… Если бы ты был рядом…

Иногда наступают такие моменты, когда жизнь другого человека определяется ценой жизни своей собственной. Кристина бессильно смотрела на связку, в которой перемешались все те ключи, что она ужу испробовала, с теми, что могли освободить женщину. Ее душу рвало на части. Одна из них хотела помочь Джоан. Другая – бежать, забыв про любые моральные принципы, бежать отсюда как можно быстрее к той двери, что, возможно, выведет ее отсюда.

– Не бросай меня, – умоляюще прошептала Джоан, словно прочитав ее мысли, – не бросай меня, Кристи!

– Я не говорила тебе своего имени, – удивленно произнесла Кристина. Ее вдруг поразила страшная мысль, что это может быть всего лишь ловушкой, чтобы задержать ее здесь подольше. И подготовить встречу с теми, кто идет сейчас за ней.

– Девушка, скрытая в тени, она появилась здесь перед тобой, – ответила Джоан, – Я не видела ее лица, она говорила со мной, говорила о том, что ты придешь. Пожалуйста, помоги!

Подобные решения приходят мгновенно, минуя стадию сомнений и логического анализа. Решения сердца. Кристина подняла кольцо с ключами и, несмотря на вопящий в голове голос, желающий оставить безумную затею со спасением, лихорадочно вернулась к попыткам отомкнуть наручники. Дело осложнялось тем, что руки теперь дрожали гораздо сильнее. И у Кристины, и у Джоан.

– Спасибо, – сказала Джоан. По ее щекам текли слезы, – Спасибо, что не оставила меня здесь одну.

Она вздрагивала при каждом щелчке ключа, вставляемого в отверстие.

– Мы ведь выберемся отсюда? – спросила Джоан с надеждой вглядываясь в напряженное лицо Кристины, – И все это закончится… Мы сделаем это, Кристи?

– Да, Джоан, – прошептала Кристина, нервно оглядываясь назад, – Мы до…

Cухой щелчок и ржавое скрипение металла. Ключ провернулся, железные оковы раскрылись, обнажив покрасневшие запястья. Впервые за кошмарную ночь Кристина испытала нечто, похожее на радость.

– Пошли, Джоан, – сказала она, вскакивая на ноги, – у нас очень мало времени, нам нужно…

Она вгляделась в посеревшее лицо женщины, едва стоящей на затекших ногах. Она смотрела на вход в подземный зал, ее чуть ли не трясло от страха, но весь ее облик выражал мрачную решимость.

– Джоан, – Кристина с нарастающей тревогой следила за поведением женщины.

– Я должна найти Марка, – сказала Джоан, направляясь к колоннам, что открывали путь в помещение с тотемом. Она с трудом переставляла ноги, вся правая рука покрылась коркой засохшей крови, а порванные джинсы обнажали бледную исцарапанную кожу.

– Я не могу его бросить здесь. Он мой муж. И я должна его найти.

Стрелка часов приближалась к третьей цифре.

– Ты не успеешь вернуться назад, – сказала Кристина, пытаясь сдержать слезы. Она уже понимала, что никакие силы не в состоянии остановить женщину. В груди клокотало чувство, что все зря, что ее действия никоим образом не помогли этой несчастной, – Пойдем со мной, Джоан!

– Подожди меня пару минут, пожалуйста, – умоляюще произнесла женщина, оборачиваясь к Кристине. В глазах ее застыл страх и ошеломленное удивление. Мир, казавшийся таким знакомым и обыденным, показал ей свою темную сторону. И Джоан из последних сил старалась сохранить в себе остатки разрушенного здравого смысла.

– Всего пару минут, Кристи! Я должна его найти.

Словно сомнамбула она скрылась за колоннами, охранявшими вход в подземное святилище. Проклиная себя за нерешительность, Кристина последовала за ней. Она не могла объяснить мотивов своего дикого поступка, это побуждение исходило из глубин подсознания, не желающего оставаться наедине со страхом. Цепляющегося за необходимость присутствия рядом живого человека

– Джоан, подожди меня! – Кристина вслед за ней ворвалась в зал, сердце вырывалось из груди, в ногах была ватная слабость. Я ведь не смогу убежать, осознала она, едва стоя на дрожащих ногах. Не смогу добежать до двери.

Я здесь умру.

Под давящим взглядом стеклянных глаз гигантского тотема стояла Джоан. Она смотрела на каменный постамент, где лежали тела. Накрытые тканью, пропитанной бурой засыхающей кровью. Из горла женщины вырывались хрипящие звуки. Та страшная правда, которую всеми силами души она избегала, предстала перед ней. И Марк, совсем недавно ласково прикасавшийся к ней большими сильными руками сейчас лежал на ритуальном алтаре среди других мертвых тел.

– Его не вернуть, Джоан, – умоляюще произнесла Кристина, – Пойдем со мной, у нас еще есть шанс вернуться домой живыми. Джоан!

Женщина не слышала ее. Нетвердыми шагами она приблизилась к постаменту, в основание которого блестела железная шестиконечная звезда. Джоан подошла к нему вплотную и изо всех сил дернула мешковину на себя. В последующие мгновение, когда время тянулось невероятно медленно, Кристина слышала долгий протяжный вопль женщины, в котором не было ничего, кроме нечеловеческой боли. Потом Кристина закричала сама. Она успела вовремя отвернуться, но мозг, с предательски ясными и кошмарными подробностями сохранил в себе увиденное. Она поняла, чей кожей был обшит огромный тотем на цепях.

Время замедлило бег, тишину прерывали лишь всхлипывания Джоан. Потом на другом конце зала раздалось ржавое скрипение, нечто массивное втиснулось в полутемное помещение, задев железную голову. Она раскачивалась под потолком, отбрасывая на женщину причудливые тени.

– Джоан, – прошептала Кристина. Слезы заволакивали ей глаза, превращая окружающее пространство в темные размытые пятна, – Джоан, пожалуйста…

Женщина не отвечала. А за ее спиной вырисовывался, становился все больше и больше гигантский силуэт, при каждом шаге которого звенели цепи. Она подняла голову, встретившись взглядом с глазами девушки.

– Беги, Кристи… – прошептала она, всхлипывая и дрожа. Эти слова спасли Кристине жизнь.

Она развернулась и побежала обратно к тоннелю, ею двигало вовсе не желание добраться до двери. Ее отчаянными действиями руководил страх, и это был тот один из немногих моментов в ее жизни, когда это чувство действительно ей помогло. Она бежала до тех пор, пока ее легкие не превратились в два огненных, готовых взорваться от боли шара. И снова бежала. Сзади до ее ушей донесся отчаянный крик Джоан, донесся и так же внезапно оборвался. И эта тишина испугала ее больше, чем сам крик. Джоан любила мужа. Любила настолько, что не смогла прислушаться к здравому смыслу, чтобы попытаться спасти свою жизнь.

Тоннель казался гораздо длиннее – ноги уже отказывались нести ее, когда она все бежала, надеясь увидеть выход из бесконечного коридора. Терзающие душу мысли о погибшей женщине растворились в потоках адреналина и волнах страха, сжимающего мышцы. Господи, там ведь еще веревка, пронеслось в ее голове. Длинный канат, по которому мне надо взобраться наверх. К двери, которая вот-вот должна открыться. Это действие не представлялось ей возможным. Я смогла пройти через весь этот ад, пронеслось в ее голове, смогла выдержать этот ужас, значит, смогу и добраться до двери. Другого выбора просто нет. Сзади слышались тяжелые шаги, преследующее ее существо перешло на бег, и теперь гулкие удары его ног об землю вызывали тонкие потоки песка, струящегося по каменным стенам. Наконец, она увидела конец тоннеля, узкую арку, соединяющую коридор с проходом, обрывающимся в бездну, но это не вызвало в ее душе никакого облегчения. Напротив широкого прохода и висящей веревки, которую изредка выхватывал из темноты настенный факел, ожидала ее та самая тварь, что напугала их с Джоан. Наблюдатель. Мерзкое паучье тело суетливыми движениями двинулось ближе к Кристине, она вскрикнула, вытаскивая из железной оправы на стене потемневший промасленный факел.

– Убирайся, – как она не старалась, голос не звучал убедительно. Сзади ее настигал страшный монстр. Впереди – отвратительное существо, при мысли о том, что оно может к ней прикоснуться, Кристине становилось плохо, – оставь меня…

– Маленькая, маленькая глупая девочка, – зашипела тварь. Этот голос напоминал скрежет насекомого, прячущегося в темном сыром подвале, – Ты увидела реальный мир, здесь есть только железо и боль. И еще, смерть. Твоя смерть. И смерть всех тех, кого ты любишь.

Его глаза с нечеловеческой ненавистью впились в девушку. Мутные белесые глаза, чей цвет напоминал цвет омертвелой кожи.

– Ты надеешься выбраться отсюда, но шансов нет. Посмотри назад, и ты увидишь Создателя этого мира, он обещает тебе много мучений, много страха. Здесь нет никого, кому ты нужна. Жалкая трусливая девчонка. Остановись и прими свою неизбежную участь, иначе тело твое примет в себя гораздо больше железных игл, чем оно сможет выдержать.

Эти слова убили в ней последнюю решимость сопротивляться происходящему кошмару. Что-то внутри продолжало вопить о необходимости бежать к выходу, но этот голос ничего не смог сделать с предательской слабостью, разлившейся в теле. Наблюдатель видел смертельный страх в ее глазах. Он видел, как дрожат ее руки. И это его забавляло, безгубый рот расплывался в улыбке, и Кристина не могла понять, откуда в этом существе столько ненависти и злобы. Чьим оно было порождением, если чужой ужас и страх вызывал в нем такое удовольствие?

– Обернись, – прошипел он. Его тонкие паучьи лапы зашуршали по каменному полу, он залез на стену, усевшись у самого потолка, словно огромный чудовищный паук, – Хозяин хочет видеть твои глаза.

Могла ли она его ослушаться? Может быть, если бы не этот последний приступ страха. Нельзя очень долго держать лук натянутым, рано или поздно тетива порвется. Тетива ее духа была оборвана после страшных слов Наблюдателя, которые сломили жалкие остатки ее воли. И Кристина обернулась.

Огромное тело Цепня застыло в паре десятков футов от нее. Он громко и тяжело дышал, выталкивая из себя подземный воздух, доносивший до девушки его едкую вонь. Перед ним стояла высокая фигура человека в черной сутане, тот самый человек, что присутствовал почти на всех фресках длинного коридора. Его лицо скрывал темный капюшон из той же ткани, которой были накрыты мертвецы на алтаре. Он стоял абсолютно неподвижно. И перепуганная до смерти Кристина чувствовала его цепкий взгляд, оглядывающий ее с головы до ног. В сравнении с той страшной силой, которое излучало его присутствие, Цепень казался маленьким щенком рядом с огромной бойцовской собакой, готовой в любое мгновение перегрызть горло врагу.

– Теперь это твой Бог, – вновь произнес Наблюдатель низким шипящим голосом, – Только он ведает твоей жизнью. Только ему ты можешь поклоняться, пытаясь отсрочить смерть.

Человек развел полы сутаны, Кристина с изумлением и ужасом смотрела на его тело. Каждый дюйм его плоти был пронзен железными цепями, оплетающими тело, словно паучья сеть. Он держал в руках очень длинные тонкие иглы, при виде которых Кристину будто окатили ледяной водой.

– Сердце мира оплетено железными цепями боли и страха, так будет всегда. И если ты рискнешь избавиться от этих цепей, ценой этого будет твое собственное разорванное в клочья сердце. Бог этого мира покажет тебе границы боли и отчаяния. Он проведет тебя в самые темные глубины твоего сознания. А потом ты умрешь. Не было и никогда не будет смысла у твоей бесполезной жизни.

Кристина смотрела на пронзенную железом фигуру палача, и ее сердце начала наполнять ненависть. Горячая терпкая ненависть, вырывающая ее из удушающих обьятий страха. Тварь ошибалась, Кристина знала о своем смысле жизни. Она знала, ради кого стоит жить. И еще она видела стрелку дорогих сердцу часов, почти слившуюся с цифрой три.

– Ты не мой бог, – прошептала она, отступая назад, – и никогда им не будешь.

У нее не было права на ошибку. Не было права на подавляющий страх. И если выбирать из двух зол – разбиться на дне пропасти казалось ей гораздо лучшим вариантом, чем попасть в руки этого безумца. Она обернулась и побежала к краю пропасти. За ее спиной завизжал Наблюдатель, он спрыгнул на пол и стремительно помчался ей наперерез, его нескладное неловкое тело казалось таким только лишь на первый взгляд, на самом деле бежал он ничуть не медленнее Кристины. Ее сердце выпрыгивало из груди, нога едва не подвернулась, зацепившись за острый камень, она закусила губу, пытаясь не расплакаться, и с последними силами совершила отчаянный рывок в сторону висящей в темноте веревки. Она услышала крик Цепня, затем раздался голос его Хозяина, он говорил что-то на незнакомом языке, и этот оглушающий мерзкий голос не мог принадлежать человеку. Кристина обеими руками схватилась за шершавую поверхность каната, свежие мозоли на ладонях засаднило так, что она с отчаянием вскрикнула. И начала взбираться вверх. Сзади зазвенели железные цепи, и Кристина поняла, что если сейчас она полностью не выложится, толстая цепь перерубит ее тело пополам вместе с веревкой. Плечи жутко болели, да и сам канат раскачивался из стороны в сторону. Свет факелов больше не доставал до этого уровня, и она осталась в кромешной темноте, слыша лишь угрожающий звон железа внизу. Потом на одно мгновение вокруг воцарилась тишина, и лишь тонкий свист и звяканье тысяч железных пазов цепи прервал ее. Удар раздался чуть ниже ее ног, она даже почувствовала волну рассекаемого цепью воздуха, грохот сыплющихся вниз камней едва ее не оглушил. Кристина продолжала лезть вверх. И потом, когда ее трясущиеся напряженные руки нащупали вверху крюк, к которому крепилась веревка, она услышала жуткий вопль, полный злобы и разочарования. Ее преследователь понял, что его жертва смогла найти путь к спасению, и бесновался теперь внизу, не в силах ее достать. Она влезла на каменную плиту перед самой дверью, боясь отпустить веревку и сорваться в бездонную пропасть. Стрелка часов перевалила за три, и окружающее пространство вокруг нее задрожало, будто горячий воздух, струящийся в знойном летнем мареве. Этот мир исчезал, словно пустынный мираж. Лишь дверь оставалась все такой же реальной. Такой достижимой. Кристина с трудом поднялась на ноги и взялась за холодный металл дверной ручки. Она плакала. И надеялась, что теперь она уж точно нашла дорогу домой. Взгляд Кристины упал на выгравированное в самом центре двери изображение женщины, обнимающей одинокое дерево, затем она повернула ручку. Раздался тихий щелчок, дверь открылась. Окружающий ее мир проваливался в пустоту, и Кристина, не раздумывая, шагнула в темноту дверного проема.

 

..7..

В детстве очень часто ей снился такой сон: она совсем одна, посреди бескрайнего поля, уходящего в неизвестные дали. Одиночество заполняет душу и выжигает в ней любые чувства, любые эмоции. Она словно последний человек, оставшийся в мертвом пустынном мире. Обреченная блуждать в темноте, снова и снова пытаясь найти дорогу назад. Туда, где когда-то она была счастлива и любима. Но этой дороги нет, есть только лишь бесконечное пространство, и ты можешь идти в любом направлении, пока не поймешь, что выхода не существует. Сны стали приходить после смерти деда. Когда же умерла мама, не было ни одной ночи, чтобы она не оказалась заживо погребенной в гробнице ночных кошмаров. Белые больничные палаты стали вызывать у нее непреодолимый ужас, тяжелый запах лекарств с огромной силой сжимал грудь, вызывая отвращение и страх. Мама очень часто разговаривала с ней в палате, скрывая боль, горящую внутри. Улыбка редко покидала ее лицо, и никогда ни одним словом не обмолвилась она о том, что неизлечимая болезнь съедает ее заживо. Лишь однажды мама завела с ней серьезный разговор, за несколько дней до своего ухода. Этот разговор Кристина не забудет никогда. Безжалостная память хранит в себе каждое ее слово. И внезапно повзрослевшее сознание понимает: то, что ранее воспринималось как само собой разумеющееся, как незыблемое и неизменное, может в любое мгновение исчезнуть, оставив после себя лишь боль и одиночество. Когда маму увезли в больницу, Кристи плакала целыми днями, но надежда на чудесное исцеление не покидала ее. До того самого момента, пока первые комья земли не упали на крышку гроба. Целый год Кристи провела дома, в городском поместье, не общаясь с друзьями и все больше замыкаясь в себе. Отец пытался ее приободрить, но случившееся ударило его столь же сильно, каждый раз он возвращался с работы поздней ночью с темными кругами под глазами и сильным запахом спиртного. Он старался выглядеть несломленным, хотел, чтобы Кристина не замечала его истинного состояния, но каждый раз, когда он улыбался, она видела, как трудно ему это дается. И как быстро улыбка исчезает с лица, уступая измученному отрешенному выражению. Прошел год, и Кристи решила изменить образ жизни. Бог отнял у нее самое дорогое, лишил ее радости и смеха, и она решила бросить ему вызов. Прожигать жизнь, потому что ничего ценного, за исключением Генри, в ней не осталось. Ночи она проводила в клубах и барах Лондона. Днем отсыпалась у подруг или случайных знакомых. Кристина видела, как сильно страдает от этого отец, но ничего поделать с собой не могла.

Она так бы и продолжала погружаться на самое дно, если бы не встретила Рони. Милого парня с чудными зелеными глазами. С шрамиком на левом ухе, оставшимся от серьги, носимой им когда-то давно в юности.

В половине первого ночи она сидела в полупустом баре с подругой, снаружи шел привычный лондонский дождь, подруга во всю флиртовала с двумя нетрезвыми мужчинами гораздо старше ее самой, а Кристина сидела рядом, рассеяно отвечала на адресуемые ей реплики, стараясь избавится от назойливых ухажеров. Ее снова накрыла печаль, такая глубокая, что хотелось спрятаться от всего окружающего, подальше от всех этих похотливых пьяных лиц. Кристина не видела, как он подошел к их столику, услышала только его низкий мягкий голос:

– Малыш, тебе грустно? – спросил у нее высокий зеленоглазый брюнет, наклонившийся к ней, – Когда ты в последний раз гуляла под ночным английским дождем? Спасешь меня от одинокой прогулки?

Вот тогда она поняла: все самое хорошее в жизни происходит тогда, когда этого совсем не ждешь.

– Лучше спаси меня от этой компании, – ответила Кристина, кивнув на увлеченно разговаривающих соседей.

– С огромной радостью, – сказал парень, внимательно глядя на нее, и едва улыбаясь уголками губ, – Какая же ты красивая… Кристи.

Он так и не сказал, откуда узнал ее имя. Может быть, услышал в разговоре, но это для нее уже не имело никакого значения. Он действительно сдержал обещание. И спас ее не только от компании подвыпивших друзей, он спас ее от нее же самой. От саморазрушения и бессмысленного однообразного существования.

Дальнейшее казалось ей чудесным сном, все ее проблемы, обиды, вся боль, в огромном количестве скопившаяся внутри – все это исчезало, когда она проводила время с Рони. Как будто в невероятно объемное, сложное и хаотичное уравнение жизни был подставлен один единственный элемент, решающий всю эту систему. Создающий гармонию. Таким недостающим элементом оказалась для нее любовь. Рони понимал все, что Кристина хотела ему сказать без слов, произнесенных вслух. И она знала, что в этом мире, где каждый человек безуспешно пытается достучаться до других, настоящее взаимопонимание – редкий дар, способный превратить жизнь двух людей в яркий праздник. Она продолжила учебу, помирилась с отцом и научилась получать удовольствие от каждого дня жизни. Но у любого счастья есть свои завистники – Рони играл в одной из многих британских групп, выступающей по всей стране в прокуренных дешевых клубах, мечтающих достичь первого места в строчках британских хит-парадах. Его друг, барабанщик этой же группы, с первого же знакомства с Кристиной положил на нее глаз и пытался всячески их поссорить, действуя изощренными подлыми методами. Все кончилось тем, что Рони ударил его перед началом выступления; Гевин, тот самый друг, вытер с лица кровь, ухмыльнулся и вышел из клуба, не проронив ни слова и даже не взглянув на побелевшее, едва сдерживающее ярость, лицо Рони. На этом все, казалось бы, и закончилось, пока одним вечером, через неделю после случившегося, Рони не вернулся домой с переломанными пальцами, чудом избежав смертельных травм. Гевин сломал ему три пальца алюминиевой бейсбольной битой. Сломанные пальцы – это вроде бы и не очень большая угроза жизни, вот только в этот момент Рони закрывал ими свою голову.

Перепуганная Кристина просила его вызвать полицию, но он лишь отмахивался, говорил, что сам решит эту проблему, что Гевин – его бывший друг и нельзя впутывать в эту ситуацию каких-то других людей. Позже она не смогла простить себя за то, что послушала его и сама не обратилась в соответствующую службу. О Гевине не было слышно около месяца, Рони с Кристиной сидели в одном из пабов южного Лондона, когда в этот бар пожаловал сам Гевин со своими новыми друзьями. Кристина и раньше слышала о том, что он употребляет тяжелые наркотики, не раз на репетициях он хвастался пакетиком героина, приобретенного им у трущобного барыги за полцены, теперь же не было никаких сомнений, что худющий бледный Гевин с покрасневшими глазами весьма плотно сидит на игле. Он с наглой самоуверенностью подошел к ним, развязно осведомился о том, хорошо ли срослись пальцы на руке Рони – Кристина с огромным трудом смогла удержать своего парня от грозящей вылиться в насилие вспышки гнева.

– Давай уйдем, Рони, пожалуйста, – попросила Кристина, прикасаясь к его сжавшейся в кулак руке, когда шатающийся от наркотического похмелья Гевин с грязными ругательствами вернулся к гогочущим друзьям. Она знала, что если пребывание в пабе затянется, Рони обязательно ввяжется в драку, чтобы усмирить поливающего их грязью подонка. Они встали и уже направлялись к выходу, когда пустая бутылка от пива полетела в Рони, и мерзкий голос его бывшего друга назвал Кристину отвратительным словом. В два прыжка Рони одолел расстояние, разделяющее их с Гевином, и одним ударом опрокинул его на пол. Кристина потащила своего парня обратно к выходу, его тело от напряжения было твердым словно камень, они вышли на пустую безлюдную улицу, горящую тусклыми желтыми огнями фонарей.

– Решил сбежать со своей шлюхой? – раздался голос за ее спиной. Они обернулись: перед ними стоял Гевин с текущей из разбитого носа кровью, залившей всю его помятую клетчатую рубашку. В руках он держал блестящий в свете фонарей нож. Бывают в жизни каждого человека такие события, которые становятся точкой отчета, которой человек делит потом свою жизнь. Поворотный пункт, меняющий все привычное существование. И когда Гевин, замахнувшись ножом, кинулся к ним, а Рони, оттолкнув ее в сторону, бросился ему наперерез, она с ужасом осознала, что прежней счастливой жизни пришел конец. Дальнейшее выпало из ее памяти, Кристина словно провалилась в вязкую непроглядную темноту. Когда она очнулась, Рони со стоном зажимал глубокую рану на левом боку, кровь была везде, на нем, на самой Кристине, даже на ее руках. А на сером асфальте лежал умирающий Гевин, с расплывающимся кровавым пятном на животе.

На ноже обнаружили отпечатки пальцев только лишь одного Рони. По какому-то мистическому совпадению, на нем просто не оказалось отпечатков Гевина, а это значило, что доказать принадлежность ножа убитому было очень сложно. К тому же почти все посетители паба, большинство из которых составляли трусливые дружки-наркоманы, подтвердили, что драку начал именно Рони – никого из них не было на улице в тот момент, когда произошло все самое страшное. Ему дали четыре года, очень маленький срок, если учитывать многочисленные показания свидетелей не в его пользу и бездоказательность того, что первым воспользовался орудием убийства сам Гевин.

Но для Кристины этот приговор стал настоящим ударом. Все, кого она любила, уходили из ее жизни. Она знала, что дождется его, знала, что никакие силы не заставят ее бросить Рони. Но впереди оставалось еще целых три года, которые нужно было прожить в одиночестве. В изоляции от любимого человека. Жить ради одной встречи в неделю, проходившей в тесном длинном коридоре со стеклом, разделяющим их друг от друга.

И когда она проходила через дверь, ведущую прочь из кошмарного сюрреалистичного мира, она не думала о том, что ей пришлось пережить. Она радовалась, что ей удалось выжить, чтобы вновь увидеть отца и Рони. Чтобы снова заглянуть в глаза парня, подарившего ей столько любви и не требующего ничего взамен.

 

..8..

Несколько мгновений Кристина ничего не чувствовала, ничего не видела, вокруг одна пустота, окружающая тело. Потом резкий толчок, как будто кто-то изо всех сил толкнул ее в спину, и она вновь оказалась в маленькой уютной комнате Алтерионского поместья. Было раннее утро, снаружи только лишь начинало светать, за ночь поднялся ветер, и кроны деревьев шумели, теряя золотистые листья. Она закашлялась, в груди не хватало воздуха – это совсем не походило на пробуждение после ночного кошмара. Ее словно выбросило из подземелья в реальный мир. Ран на теле не осталось, но мышцы жутко болели, как будто всю ночь она изнуренно трудилась в спортзале. И в ушах все еще отдавался голос, который она услышала за мгновение до того, как покинула владения нечисти.

Следующая ночь, Кристи.

Следующая ночь приведет к новому испытанию. И только от тебя зависит, как долго продлится твоя жизнь.

Голос девушки, со странным именем Сатори. Насколько Кристина знала, в буддийской философии это слово означает нечто вроде просветления. Постижения истинной природы человека. Но сейчас все это не имело для нее никакого значения: накопившиеся внутри переживания и страх прорвались из самых глубин души, и она позволила себе сорваться, расплакаться, обнимая подушку и стараясь не позволить тревожным мыслям свести себя с ума. Она вновь чувствовала себя маленькой девочкой, стоящей под дождем на кладбище и понимающей, что старая жизнь закончилась, похоронив в себе былое счастье. Только сейчас рядом с ней не было надежного папиного плеча, к которому можно было крепко-крепко прижаться и хотя бы на миг забыть о холоде и жестокости мира.

 

..9..

Ближе к полудню ей позвонил Генри. Его добрый голос словно влил в нее новые силы. Она слушала его забавные рассказы о работе, об общих знакомых, и улыбалась, чувствуя забытое прикосновение любви. Все утро ее мозг напряженно искал выход. Ей не хотелось больше испытать то, через что она прошла ночью. Она панически, до безумия боялась встречи с непостижимой, темной стороной реальности. И всеми силами хотела избежать этого столкновения. Размышлять и строить догадки о невозможности произошедшего не имело смысла: она действительно оказалась в подземном, проклятом Богом месте. Ее ощущения были абсолютно реальными. Так же, как и близость смерти, дыхание которой она ощущала до сих пор. Единственный выход, который ей подсказывал перепуганный разум – уехать из Алтерионского поместья, вернуться в старый лондонский особняк и постараться забыть о произошедшем. Она приехала сюда для того, чтобы разобраться в себе, вернуть утраченное спокойствие – Рони сам уговаривал ее отдохнуть подальше от города, хотя и он, и Кристина знали, как тяжело будет переживаться ими эта разлука. Но тогда ей это казалось необходимостью, слишком запутанными были мысли, слишком тяжелым и противоречивым – душевное состояние. Теперь же этот отдых грозил ей, по меньшей мере, потерей рассудка. Она должна была немедленно отсюда уехать.

– Так что, через парочку дней, думаю, они снова к нам заявятся счастливой неразлучной семьей, – слушала она голос Генри, – Ну а у тебя как, Кристи? Нортон все такой же галантный нестареющий джентльмен? Нашла с ним общий язык?

– Конечно, он не меняется так же, как и сам дом, – ответила Кристина. Она лежала на кровати, одной рукой держа трубку телефона, другой – обнимая мягкого белого мишку с забавной смешной рожицей, навечно застывшей на плюшевой мордочке. Снаружи тучи обволокли все небо, обещая скорый дождь. – Чем-то напоминает мне деда…

Она решила не тянуть больше с важным разговором, – Па, знаешь, я уже успела хорошо отдохнуть, не хочу больше наслаждаться природой. Соскучилась по Лондону. Сможешь сегодня меня забрать?

– Что-то случилось, Кристи? – встревожено спросил отец, – Всего два дня прошло и тебе уже надоело поместье?

– Ничего не случилось, просто я… – Ее взгляд привлекла темно-коричневая книга, лежащая на полу у самой кровати. Она была готова поклясться, что еще минуту назад ее здесь не было.

– Па, подожди, я на секунду отвлекусь, – произнесла она в трубку, надеясь, что голос не выдает волнения. Сердце заколотилось с огромной скоростью, по спине забегали мурашки. Та самая книга, которую ей показывал Нортон. Реликвия деда, принадлежавшая когда-то древнему культу. И в нее вложен сложенный вчетверо лист бумаги.

Не вздумай повернуть обратно. Дорога к покою убьет тебя гораздо раньше, чем самые жаркие врата ада. Хочешь увидеть отца живым – не впутывай его в это дело.

Аккуратный почерк с по-детски крупными печатными буквами. Эта записка на несколько невероятно долгих минут лишила ее способности нормально думать. Ночной кошмар пролез в реальность, сломав все планы бегства из этого места. Мимолетная надежда на спокойное возвращение в Лондон сменилась диким, неподвластным чувством страха и безнадеги. Она взяла трубку, глубоко вздохнула, усмиряя спазм, сжавший горло, и вслушалась в далекие звуки дыхания Генри.

– Кристина! – спросил он, почувствовав, что она снова на проводе, – с тобой все в порядке? Если ты этого действительно хочешь, приеду сегодня вечером и заберу тебя обратно, ты меня слышишь?

– Нет, пап, – сказала она, собрав всю волю в кулак, чтобы голос прозвучал спокойно и непринужденно. Все ее существо внутри кричало о том, чтобы она попросила его приехать, вытащить ее из поместья. Но возможная расплата за этот поступок казалась для нее гораздо страшней. Поэтому Кристина вновь глубоко вздохнула и после некоторой паузы добавила, – Извини, просто настроение не очень, вот и обратилась к тебе с глупой просьбой. Здесь очень хорошо, просто я сильно соскучилась.

– Ты уверена, что все действительно хорошо, Кристи? – спросил Генри, – ты сегодня какая-то тревожная… Что случилось?

– Я же говорю, плохое настроение, – она едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться, – не волнуйся, мне уже гораздо лучше, можешь не бросать работу, я вполне взрослая девушка, чтобы потерпеть всего пару недель. Мне сейчас просто необходимо побыть одной.

– Я тоже сильно скучаю, Кристи. Если отдых станет тебе в тягость, сразу же звони, заберу тебя домой, – Кристина почувствовала, как Генри улыбнулся на том конце трубки, – так надоело самому готовить себе еду.

Она тоже улыбнулась, вытирая повлажневшие глаза. Привычный обыденный образ жизни в лондонском доме казался ей теперь недостижимой роскошью. Как же все-таки часто ценность отдельных аспектов жизни исчезает в каждодневной рутине однообразного восприятия. Лишь тяжелые удары судьбы могут восстановить истинное значение самых казалось бы незначительных вещей и поступков.

Сразу же после разговора она cпустилась вниз и заглянула в гостиную, где Нортон в одиночестве раскладывал пасьянс.

– Мистер Энрайт, мы можем сегодня отправится на остров? – спросила она, надеясь, что ответ будет утвердительным, и эта поездка даст ей, наконец, ответы на самые наболевшие вопросы.

 

..10..

Морская пена клочьями бурлилась, исчезая под грузным железным телом старенькой баржи. Кристина держалась руками за холодные поручни, всматривалась вдаль, где уже виднелись смутные очертания острова. Ближе к двум часам после полудня ветер стал еще сильнее, он трепал ее волосы, разметывая их по плечам, и поднимал выше волны, мягко качающие корабль. Нортон сказал, что на этот раз ураган обойдет Алтерионское побережье стороной, поэтому поездка на Литтл-Сарбор не сопровождалась никаким риском. Но он не знал, что гораздо сильнее Кристина боялась вовсе не природной стихии. Нечто на острове звало ее к себе. Нечто, забравшее ее вчера в иной чужеродный мир. Что-то связанное с жившими на Литтл-Сарборе сектантами, тайной исчезновения которых так интересовался ее дед. Быть может, совсем скоро я буду вспоминать, как стояла у самого носа баржи, подумала она, как холодный пронзительный ветер заставлял тело вздрагивать, соленые брызги попадали на лицо и приятно холодили кожу. И опасность была еще такой далекой. Далекой, как заход солнца, светящего тусклым пятном среди свинцово-серых туч, затянувших все небо. Рядом с ней стояла девочка лет десяти, одной рукой она держалась за пальто мамы, другой вцепилась в стальной поручень, с детским восторгом всматриваясь в бесконечные потоки воды, разрезаемые носом баржи. Нортон стоял чуть поодаль, беседовал с пожилым джентльменом, одетым в старенький опрятный клетчатый костюм. На остров направлялись всего человек десять, в основном те, кто работает на материке в ночную смену, в выходные же, говорил ей ранее Нортон, вся баржа до отказа забита желающими отдохнуть на небольшом, затерянном в океане островке. Она не помнила первую поездку на Литтл-Сарбор, тогда ей было всего то лет шесть, но при приближении к нему ее все никак не покидало чувство дежа вю. Как будто она направляется к хорошо знакомому, но давно забытому месту. Девчонка восторженно тянула мать за руку, пытаясь привлечь ее внимание к огромному косяку рыб, чьи серебристые тела проносились совсем рядом, мама же, громко разговаривая по сотовому телефону, не обращала на нее никакого внимания. Кристи улыбнулась, глядя, как девочка обиженно насупилась, демонстративно отойдя в сторонку. Она еще не понимала, что все ее обиды только лишь кажутся такими чудовищно серьезными и жутко несправедливыми.

Минут через семь баржа уже причаливала к бетонным плитам порта, где стояли катера и лодки, среди которых выделялась единственная белоснежная яхта с приспущенным парусом.

Остров рыбаков, – прозвучал сзади голос Нортона, он совсем не слышно подошел к ней и облокатился на металлический остов поручней, – в пору моего детства это был единственный промысел, с помощью которого можно было заработать себе на жизнь. Теперь же, когда здесь открыли “Приют для путешественников”, отбою от туристов просто нет, каждый уважающий себя местный житель сдает в наем комнатенку и лодку для заядлых рыболовов. Последних с каждым сезоном становится все больше.

Что за приют? – спросила Кристина. Перед глазами встал необычайно яркий образ Джоан, женщины, пропавшей в страшном подземелье. Она говорила что-то про приют, в котором она с мужем отдыхали перед случившимся кошмаром. Неужели, она имела ввиду именно этот Приют, на Литтл-Сарборе?

Небольшая сеть отелей для отдыха, так его характеризуют в рекламным буклетах – ответил Нортон, – На самом деле это россыпь деревянных домиков на севере острова, где любой желающий может почувствовать себя ближе к природе, заснув в сотне футов от океана под дружное зудение комаров.

Не оставалось и тени сомнения. То, что произошло с Джоан, имело прямое отношение к распростертому перед ними острову, над которым кружилась стая вечно голодных чаек. В груди защемило, как только перед ее внутренним взором появилась навсегда запечатленный силуэт Джоан, над которой возвышалось огромное тело чудовища. И последний предсмертный крик… Кристина могла только надеятся, что там, где сейчас находится Джоан, боли и страха больше нет.

Судно пришвартовалось к пристани, лежащей на бетонных столбах, покрытых обширной колонией ракушек. Кристина с Нортоном спустились по сколоченному из почерневших досок трапу, в лицо ударил резкий порыв ветра, пахнущий гниющими водорослями и дизельным выхлопом.

Это памятник пропавшим рыбакам, – указал Нортон на каменную плиту, установленную возле двухэтажного кирпичного дома, где, судя по вывешенной табличке, находились билетные кассы и офис порта Литтл-Сарбора, – не проходит и года, чтобы океан не забрал себе очередную жертву.

Такой опасный район?

Пожалуй, один из самых опасных во всей Британии, – ответил он, направляясь с ней к открытым воротам, за которыми уже начиналось поселение, – ураганы здесь – самое обычное дело, жители даже радио никогда не выключают, чтобы во время узнать о возможной угрозе. Сам я дважды чуть было не лишился жизни из-за внезапного шторма. Океан, мисс Маклинн, это огромное спящее существо, способное при пробуждении натворить немало бед. Потому власти и ограничивают всячески приток отдыхающих, кто же сможет уследить за беспечными городскими жителями, впервые оказавшимся вдали от всех привычных благ цивилизации.

Поселение Литтл-Сарбора напоминало одну из тихих спокойных деревушек старой Англии, где время тянется бесконечно медленно, а расписание жизни каждого из жителей неизменно до самой его смерти. Потому молодежь так быстро покидает подобные места, подумала Кристина, оглядывая узкую аккуратную улочку, примыкающую к порту. Список тех дел, которыми здесь можно заняться, с помощью которых можно зарабатывать деньги, здесь стремился к нулю. Одноэтажные дома, огроженные высоким забором походили друг на друга словно близнецы. Нортон рассказывал ей что-то о жизни Литтл-Сарбора, она слушала его вполуха, изредка задавая ему вопросы, чтобы поддерживать беседу. Это место вызывало у нее внутренний дискомфорт. На первый взгляд – довольно благополучная деревушка с незатейливой архитектурой, окруженная водой со всех сторон. Очень мало людей на улицах. Почти ни одного автомобиля на дорогах, хотя, к чему они и нужны на небольшом клочке земли, который можно обойти пешком не больше чем за час. И все равно, что-то у нее внутри при виде этого места отдавало унынием и подавленностью. Она уже не знала, зачем сюда приехала, и что хотела здесь найти.

Кристина, вы не против, если мы заглянем к моей племяннице? – спросил Нортон, – я должен занести ей кое-какие лекарства.

Конечно не против, Нортон, – ответила Кристина, – Давайте так сделаем, я погуляю пока по острову, а потом мы встретимся. Хочу оглядеть все здешние окрестности.

Перспектива остаться наедине с тяжелыми мыслями не очень ее радовала, но она чувствовала, что сейчас это для нее необходимо.

Ну, смотрите, как вам удобней, – сказал Нортон, – только не уходите слишком далеко от центра – красивой девушке там, дальше, нечего делать. Встретимся через полчаса у этого магазина.

Он указал рукой на яркую витрину супермаркета “Сейнсберри”, едва втеснившегося между двумя кирпичными домами.

Надеюсь, вам хватит этого времени, чтобы отдохнуть от старого нудного Нортона, – хитро подмигнул он ей.

Скорее, наоборот, я буду с нетерпением ждать, когда закончатся эти долгие тридцать минут, – улыбнулась Кристина.

Она ходила по узким улицам Литтл-Сарбора и представляла, что рядом с ней Рони. Немногословный, как обычно, но с прекрасным чувством юмора, не раз заставлявшим ее безудержно смеяться. Эти мысли отвлекали ее от предчувствия скорой беды, но вызывали острый приступ меланхолии и одиночества. Она до смерти боялась того, что должно было случится этой ночью. Мощенная булыжником дорога вывела ее к череде довольно внушительных особняков, среди которых особенно выделялся местный бар с неоновой вывеской “ Маленький Сарбор”, скрытой под толстым слоем пыли, которую еще не успел смыть осенний дождь.

Они постоянно исчезают, – услышала она за спиной хриплый мужской голос. Кристина резко обернулась, неожиданный спутник очень ее напугал, уж слишком пустынной выглядела улица. Перед ней стоял немолодой мужчина в дорогом костюме, забрызганном грязью и порванным на локте. От него несло перегаром и отвратительным запахом давно не мытого тела. Покрасневшие глаза с крупными прожилками капилляров выдавали в нем человека, давно страдающего бессоницей.

Исчезают почти каждый месяц. Два, три человека, – сказал он заплетающимся языком, глядя на нее исподлобья. Кристина напряглась, в любое мгновение готовясь убежать от этого психа. Она пожалела, что не ушла вместе с Нортоном. Через квартал, у цветочной клумбы с пожухлыми цветами стояла женщина, разговаривала по телефону, активно жестикулируя руками. Еще дальше, на чугунной скамейки возле покрашенного в ядовито-красный цвет забора сидел пожилой мужчина, но он смотрел в другую сторону, курил, выпуская изо рта колечки дыма. Можно позвать на помощь, пронеслось у нее в голове.

Зачем платить за билет на корабль, если можно вдвое дешевле нанять лодку, – он продолжал говорить, едва стоя на ногах, – зачем снимать дорогие номера в Приюте, если можно снять маленькую дешевую комнатушку у местного жителя. Никакой регистрации. Никаких документов. Люди просто исчезают, и от них не остается никаких следов. Этот чертов остров…

Он взялся за голову и тихо замычал. Кристина сделала шаг назад, испуганно вглядываясь в лицо мужчины. Происходящее мгновенно убило в ней всю иллюзорную безопасность, обнажив древний страх, до поры скрывающийся в подсознании.

Весь мир, – сказал он, массируя ладонями веки глаз, и садясь на корточки, – весь мир – это огромная затрепанная карта с городами, деревнями, горами и морями. Но есть на этой карте дыры. Потертые места, через которые проступает другая поверхность, другие миры, чужие и опасные. Чертовски опасные. Этот остров – в самом эпицентре такой дыры…

Он поднял на нее глаза, и Кристина увидела в них застывшую отреченность. И бесконечную растерянность.

– Этот остров, и есть сама дыра, – добавил он, отводя взгляд. Его нижняя губа тряслась, как будто он вот-вот расплачется.

Его слова вызвали у нее в душе целую бурю эмоций. Этот человек, кем бы он ни был, определенно знал о том месте, где ночью побывала Кристина. Ночной ужас с каждым часом неизбежно вливался в ее бодрствующую реальность.

Что с вами случилось? – тихо спросила она, чувствуя жалость к этому бедняге. Он мельком взглянул на нее и вновь отвернулся.

Ты тоже отмечена ими, – пробормотал мужчина, – А это значит, что рано или поздно, куда бы ты ни спряталась, они доберутся до тебя. Никто еще не мог убежать от них, и ты не станешь исключением. Ты умрешь, как и все остальные. Как и я сам.

Прекратите, – ее сердце словно покрылось ледяной коркой, – Что за бред вы несете…

Ее губы говорили одно, думала она совсем о другом. Прогноз этого человека совпадал с ее собственными депрессивными мыслями. И это отнимало последние силы, с которыми можно было бы хотя бы пытаться держать себя в руках. Что-то необычное привлекло ее внимание, что-то движущееся за спиной сидящего в пыли мужчины. Когда она увидела, чем это являлось на самом деле, она подумала, что сходит с ума. В пяти футах над землей в воздухе парил серебристый Форд-Фокус, внутри которого сидели парень с девушкой. Колеса скользили в воздухе, машина двигалась с довольно большой скоростью, но Кристина успела рассмотреть бледные лица пассажиров машины, большую вмятину на правой дверце и стикер-наклейку страховой компании в виде орла на заднем стекле. Женщина с телефоном и старик на скамейке не замечали летящей в их сторону машины, они спокойно продолжали заниматься своими делами. Зато ее собеседник с широко открытыми глазами следил за траекторией пути автомобиля.

Боже мой, – только и смогла прошептать Кристина. Она не могла отойти от потрясения. Сквозь Форд можно было рассмотреть высокие крыши домов, стволы вязов, и их редеющие кроны. Еще несколько десятков фунтов полета над дорогой – и автомобиль исчез, растворился, словно мираж, в холодном осеннем воздухе. Вслед за этим раздался крик, завопил мужчина, выкрикивая какую-то чушь. Кристина вздрогнула, женщина с телефоном посмотрела на них и направилась прямо в их сторону. Он не стал ее дожидаться, на трясущихся ногах едва поднялся с земли и неуклюже побежал по дороге, спотыкаясь и налетая на длинные столбы фонарей.

Вы в порядке? – спросила у нее подошедшая женщина,– Это был ваш знакомый?

Нет, первый раз его вижу, – ответила Кристина, вздрагивая от холода и пережитого шока.

Значит, еще один пьянчуга из кабака, – сказала женщина, прищуренными глазами глядя на удаляющуюся фигурку мужчины, – вечно напиваются на отдыхе, потом творят неизвестно что. С вами точно все хорошо? Может быть, выпьете кофе, здесь надалеко хорошее кафе есть?

Нет, спасибо, – ответила Кристина. Ей не хотелось показывать этой женщине свой испуг и разливающееся по телу ощущение полной беспомощности. Ей хотелось лишь как можно быстрей добраться до поместья, забраться в теплую кровать и забыть хотя бы на пару часов о том, что окружающий ее мир спятил. Позже, когда они встретились с Нортоном у “Сейнсберри”, она уже немного успокоилась. Ко всему, даже самому непостижимому и страшному можно привыкнуть, но осознание этого факта ее ничуть не утешало. Она вовсе не хотела прожить остаток жизни в вечном ожидании очередного потрясения.

Ну, как, насладились суровой природой острова, Кристина? – спросил у нее подошедший ровно к назначенной минуте Энрайт. Казалось, он был чем-то расстроен, но как только увидел девушку, на его лице вновь заиграла знакомая улыбка.

Да, подумала она, за это время я успела встретиться с психом, пророчившим мне скорую смерть, и увидеть летящий в воздухе, словно реактивный самолет, Форд, сквозь который можно было отлично разглядеть всю небогатую суровую природу острова.

Здесь довольно мило, – только и смогла ответить она.

Хорошо, – Нортон приветственно кивнул проходящему рядом старику и вновь взглянул на Кристину, – Помните, я рассказывал вам про загадочную секту? Мы можем сейчас посетить земли, когда-то ей принадлежавшие, если вы захотите, конечно.

Больше всего Кристина сейчас хотела покоя. Но внутри разрастался интерес, подобный тому, который человек испытывает, имея дела с тем, что его жутко пугает. Как бы сильно не отталкивало ее это место, какая-то ее часть безудержно хотела на нем побывать.

Как же я могу отказаться, мистер Энрайт, – ответила она, – Тем более, после расказанной вами истории.

 

..11..

Ближе к северной части острова поселение начинало редеть, одинокие домики с облупившейся краской и старой потрескавшейся лодкой, заменяющей скамейку, встречались все чаще, в то время как богатые особняки располагались ближе к центру. Трава здесь только начинала желтеть, при резких порывах ветра она колыхалась волнами, словно океан, шумевший всего в нескольких милях от них.

А вот и Приют, – сказал Нортон, указывая на аккуратную бревенчатую изгородь, отгораживающую россыпь небольших деревянных домиков, соединенных между собой выложенными из камня дорожками. Людей не было видно: то ли все отдыхающие попрятались по домам из-за плохой погоды, то ли в будние дни их не было вообще.

Там дальше у них есть собственный причал, – сказал Нортон, – новенькие катера, лодки. Некоторые туристы, правда, предпочитают арендовать лодки у местных жителей, цена гораздо дешевле, да и антураж старой деревянной посудины, пропахшей морем, кажется им привлекательней.

С небольшого холма они спустились к Приюту и направились к чернеющему вдали забору. Чем дальше они отходили бревенчатого отеля, тем уже становилась дорожка.

Тот самый забор, огораживающий бывшие владения сектантов, видите? – сказал Нортон, – Владельцы Приюта уже давно думали о расширении, вот и купили всю эту землю. Сначала хотели туристов сюда водить, рассказывать об ужасном ритуале и таинственном исчезновении десятка людей, потом решили застроить всю эту землю новыми домами отдыха, побольше и повнушительней. Скоро от этого места камня на камне не оставят.

Почему же сами жители не снесли это место? – спросила Кристина, – здесь произошло такое чудовищное событие, зачем сохранять об этом какую-то память?

Никто и не сохраняет, Кристина, – ответил Нортон, – Бараки сожгли, на их месте не осталось даже пепелища, все со временем скрыла земля. Остался лишь их каменный храм, который не взял огонь, и то место, где были умертвлены дети. Тогдашние жители боялись даже подходить к этой земле, да и сейчас, старожилы не очень любят здесь появляться.

Забор очень сильно проржавел, кое-где зияли дыры проеденного насквозь железа. Ворота были с корнем выломаны, Кристина с Нортоном прошли мимо огромной кучи песка, видимо заготовленной строителями, и зашли на территорию, когда-то давно принадлежащую сектантам-убийцам.

Глазам открылось обширное поле, заросшее травой до самого побережья, где виднелась голубая полоска океана. Ветер гулял по открытому пространству, взьерошивая пожелтевшие сухие пучки трав, неся с собой соленый запах морской воды. Чуть поодаль высилось каменное здание храма с маленькими круглыми окошками. Каменные блоки, из которых было сложено здание, почернели, покрылись мхом, но все так же несокрушимо продолжали держать довольно большой остов храма, больше походившего на средневековую башню. Они подошли ближе, каждый из блоков идеально прилегал к другому, не образуя ни единой трещинки, ни единого дефекта поверхности. Это напомнило Кристине рассказы о древних цивилизациях майа и ацтеков, которые настолько тщательно совмещали каменные плиты одну с другой, что их великие строения, построенные без единой капли цементного раствора, просуществовали практически в идеальном состоянии до сих пор. Само место ее ничуть не пугало – призраки прошлого давно покинули эти места, здесь не было ничего вызывающего священный ужас перед непостижимой тайной ушедших в небытие людей. Она боялась очередного вторжения сюрреалистичного мира снов в настоящую реальность. Ее терзала мысль, что, возможно, на самом деле она сошла с ума. И все произошедшее прошлой ночью могло оказаться всего лишь видением больного мозга. Если бы не убежавший в панике мужчина, видевший вместе с ней парящий в воздухе, словно воздушный шар, двухтонный автомобиль, она бы ничуть не сомневалась, что ее психическое здоровье требовало серьезного врачебного вмешательства. И, может быть, это оказалось бы самым простым и оптимистичным объяснением того, что случилось.

Один из последних остатков давно минувших времен. Скоро и его, к счастью, снесут, – сказал Нортон, указывая рукой на храм, – Там внутри делать нечего, все завалено старым хламом.

Когда они подошли ближе, стала видна правая боковая стена здания, на которой кроваво-красным граффити было выведено “Даже ад их не принял. Вечность в чистилище – плата за самый великий смертный грех ”. Надпись обрывалась, вслед за ней черными размашистыми буквами шла следующая: “ Самый лучший способ победить смерть – обмануть жизнь”. Вход был наполовину завален кирпичными обломками. Вдалеке, у самой воды, играла группа ребятишек, человек шесть – они бегали наперегонки вдоль берега. Их звонкие голоса тонули в шуме ветра, потому они говорили громко, стараясь перекричать разбушевавшуюся воздушную стихию.

Дети любят играть в таких местах, – задумчиво сказал Нортон, – их легко испугать, но трудно запретить делать то, чего они боятся. В моем детстве это было лучшее место для всевозможных игр, родители запрещали нам здесь появляться, рассказывали истории про него одну страшней другой, но это никого из нас не останавливало. В природу любого ребенка заложено исследование и познание своего страха.

Они неспешно прошли мимо заброшенного давным-давно храма, смотрящего на них темными глазницами вырубленных в камне окон.

Там, слева, были их бараки, – произнес Нортон, – А вот здесь, совсем недалеко…

Он ускорил шаг, и они оказались перед железным кругом, диаметром не менее тридцати футов, вмурованным в гигантскую каменную плиту, что выступала из земли.

Здесь то и произошло самое страшное, – сказал он, глядя на съеденную ржавчиной темно-коричневую поверхность круга, на которой с большим трудом можно было разглядеть двенадцать делящих его линий, составленных из крошечных трудноразличимых символов. И девять отверстий, расположенные на равном расстоянии друг от друга по правой стороне круга.

Кристина смотрела на него и чувствовала, как тревога все сильнее сжимает ей грудь.

Похоже на часы, – произнесла она, находясь на грани озарения. Собранная по кусочкам информация, обрывки услышанных фраз сейчас начинали складываться воедино. Словно к сложнейшему ребусу нашелся ключ. Ключ к его разгадке.

Ваш дед тоже обратил на это внимание, – ответил Нортон, – Круг поделен на двенадцать равных секторов. Видите отверстия на девяти из них? Туда были вставлены железные столбы, на которых были… В общем, к ним были привязаны останки несчастных детей.

Ей вспомнился такой же поделенный на двенадцать частей круг, выгравированный на двери, вырвавшей ее из ночного кошмара. Безумные фанатики разбили ночь осколками своих миров, так сказала ей Сатори, девушка из подземелья.

И все девять отверстий на лежащем перед ней железном круге располагались там, где, соответственно часам, начиналось и заканчивалось темное время суток.

Когда она осознала, как именно возникло то место, где она ночью чуть было не лишилась жизни – потрясение ударило ее гораздо сильней, чем при недавней встрече с автомобилем-призраком. Подземелье, с его сырой землей, ржавым железом и кровавыми предметами, было непостижимым образом создано после страшного ритуала, совершенного сектантами. Понимание этого заставило ее на мгновение потерять чувство реальности происходящего.

Что ж, думаю, нам пора, – сказал Нортон, с тревогой взглянув на ее побледневшее лицо, – Не стоило мне приводить вас сюда, Кристина, многие люди так же, как и вы, тяжело реагируют на зверства, которые творили здесь те люди. Я хотел всего лишь познакомить вас с тем местом, которое вызывало такой интерес у вашего деда – теперь же об этом буду только жалеть…

Не стоит, мистер Энрайт, – произнесла она, заставляя себя хотя бы пару минут не думать обо всех этих вещах, способных свести с ума, – Просто я немного устала, хочу отдохнуть…

Когда они вернулись к пристани, там, у стоящей баржи стояла машина скорой помощи с беззвучно сверкающей мигалкой. Над ней кругами летали крупные чайки, привлеченные красно-синими огнями, такими яркими и красочными для унылых серых цветов окружающего пространства. Четверо мужчин в синей униформе осторожно несли к автомобилю черный пластиковый мешок. В нем, без тени сомнения, находилось мертвое тело. Нортон нахмурился, подошел к ним, поговорил с высоким сутулым блондином, придерживающим открытую заднюю дверь машины скорой помощи, и вновь вернулся к Кристине.

Нехороший сегодня день, – сказал он, засовывая в окошечко кассы деньги, и забирая два билета на обратную дорогу, – Какой-то турист злоупотребил алкоголем и совершил самый глупый поступок во всей своей жизни. Никогда не понимал, что заставляет людей идти на такие крайние меры…

Как именно он умер? – спросила Кристина, чувствуя, как замирает ее сердце. Она уже знала, кто лежал в этом мешке, на этот раз интуиция сработала мгновенно. И это знание превратило ее внутренний мир в сущий ад.

– Бедняга повесился, – ответил Нортон, – Причем не более получаса назад. Чуть-чуть бы раньше его нашли, может, и удалось бы спасти… Нелепая смерть. Впрочем, как и любое самоубийство.

Рано или поздно, куда бы ты ни спряталась, они доберутся до тебя, сказал ей теперь уже мертвый мужчина. Никто еще не мог убежать от них, и ты не станешь исключением. Ты умрешь, как и все остальные.

Как и я сам.

После его смерти, эти слова стали выглядеть страшным пророчеством. Неизбежным и вызывающим ледяной озноб, терзающий ее тело на пару с холодным дыханием океана.

 

..12..

Когда они вернулись в особняк, Нортон приготовил ей обед, вкус которого Кристина, занятая тяжелыми мыслями, даже не почувствовала. В кабинете Эдварда она провела не один час, пытаясь найти что-нибудь, связанное с Литтл-Сарбором. Толстенные папки с документами и бумагами хранили в себе самую разную информацию, от исследования древних племен южной Мексики, до анализа влияния восточных религий на сознание европейцев. Никакого упоминания об острове там не было. В отчаянии разгребая пыльные подшивки старых газет и журналов, она, наконец, нашла то, что искала. Толстая объемная папка, содержащая в себе журнальные публикации, рассказывающие о Литтл-Сарборе и таинственной секте, что когда-то занималась на нем темными делами. Короткие вырезки, в которых она не обнаружила никакой новой информации – все они были написаны с целью напугать простого обывателя, отвлечь его на пару минут от реального привычного мира, показав боль, смерть и кучку безумцев, без колебаний лишивших жизни девятерых детей. Скандальные публикации, в которых сентиментальный драматизм замещал действительные факты случившегося. Она нервно перебирала пожелтевшие истрепанные газетные листы, надеясь найти хотя бы какую-нибудь полезную для себя информацию. Взгляд постоянно падал на деревянные напольные часы, стоявшие у противоположной стены. Времени до полуночи оставалось все меньше. И страх заставлял ее с утроенной скоростью разбирать бумаги архива. Ее внимание привлекла подклеянная к толстому куску картона статья газеты “Дейли Ньюпорт” семьдесят шестого года, занимавшая целых три страницы. Эта публикация отличалась от всех прочих, она излагала действительное научное исследование того, что произошло на острове в тысяча девятсот шестнадцатом году. Когда Кристина прочитала статью целиком, от волнения у нее перехватило дыхание. Ее поразил эпизод, в котором поверхностно рассказывалось о том, как именно были умертвлены дети. Каждый из несчатных ребятишек был убит своим собственным способом. Жестоким и безжалостным. Один из мальчишек был буквально разорван толстой ржавой цепью, которой его привязали к столбу на алтаре. Кристина вспомнила гигантского монстра с головой ребенка, чье тело пронзало бесчисленное количество цепей, и по ее спине пробежала дрожь. Словно она вновь услышала полный отчаяния и бессильной злобы крик чудовища. Увидела его слепые глаза, подернутые белесой пленкой, блестевшей как глаза глубоководных морских тварей. В газете об этом не было написано ни слова, но она была готова поклясться, что столб с изувеченным цепью ребенком был вставлен в отверстие того сектора огромных часов, который соответствовал второму часу после полуночи. Соответствующий времени, когда она оказалась в иной реальности. В мире второго часа после полуночи. Кристина ошеломленно держала газетную вырезку, чувствуя, как внутри нее борется сам с собой разум, не желающий верить открывшимся страшным истинам. И она знала: будет ли ее рассудок игнорировать существование ночных кошмарных миров, или же она заставит себя поверить в это, в любом случае ночью ей предстоит снова почувствовать себя Алисой, спускающейся по узкой кроличьей норе в неведомые, затерянные в пространстве места. Только вот никаких сказочных чудес там и подавно не будет.

Она испытывала сильнейший страх и понимала, что основания для этого страха абсолютно реальны. И смертельно опасны. Кристина с замиранием сердца ждала, когда стрелка на часах приблизится к третьей цифре.

 

..13..

Сильно болела голова, она застонала и и ощупала рукой область лба, где особенно болезненно пульсировали нервные окончания. Лоб был в абсолютной целостности, она с трудом приоткрыла глаза и увидела небо, горящее кроваво-оранжевым светом заходящего солнца. Извилистые ветви деревьев паутиной оплетали перед ней пространство, тени от них неровными очертаниями падали на лицо.

Мелкие камешки впивались в спину, Кристина оперлась обеими руками об землю и приподняла туловище, щурясь от ударившего в глаза света. Вокруг было очень тихо, едва слышно шуршала листва деревьев, и мягким шорохом ударялись опавшие багряные листы об сухую траву. Где-то вдалеке слышались жалобные крики птицы, они напомнили Кристине те звуки, с которыми ее в детстве будили по утрам серебристые сойки, кружившиеся над Алтерионским поместьем. Сейчас она находилась посреди бесконечного леса, толстые узловатые стволы его деревьев уходили высоко вверх, сплетаясь там ветками, сквозь которые с трудом пробивался скудный солнечный свет. Вот этот момент и настал, подумала Кристина, оглядываясь по сторонам. Ее сердце билось с бешеной скоростью, выбрасывая в кровь потоки адреналина, сжимающего в спазме страха все тело. Стоило ей ночью сесть в уютное дедовское кресло, и она тут же уснула, изнуренная тревогой и беспокойством. Заснула, чтобы очнутся на траве, пахнущей затхлым осенним запахом. Среди деревьев неизвестного вида, похожих на вязы, но с листьями в форме загнутого серпа. Эти листья обрывал малейший порыв ветра, и они кружились в воздухе, устилая ковром подножия деревьев. Кристина поднялась на ноги, сухая трава не оставила никаких следов ни на джинсах, ни на белой кофточке, слабо спасающей ее от холодного колючего ветра. Кожа мгновенно покрылась пупырышками, и она сжалась в комок, пытаясь согреться, и испуганно озираясь по сторонам. Вокруг только силуэты деревьев, из-за которых можно было рассмотреть территорию вокруг себя не более чем на сотню футов. Повсюду игра света кровавых оттенков, с тенями, плотно окутывающими лес и превращающими его в темное враждебное место. Кристина чувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся в лесу, в отчаянии и смятении стоящей посреди незнакомого места, не зная, оставаться ли на нем или самостоятельно искать отсюда выход. Она не знала, что нужно делать. Вопреки ожиданиям, ее не встретила здесь девушка по имени Сатори. Не рассказала ей хотя бы полунамеками и непонятными метафорами о том, как выжить в этом мире, где деревья едва слышно гудят, словно общаясь друг с другом, глядя на дрожащую испуганную девушку. Выжить и вернутся обратно.

Где-то слева, далеко от нее, раздался сухой продолжительный треск. Она вздрогнула, птица вдалеке последний раз крикнула и надолго замолчала. Еще треск, теперь уже чуть ближе. Кристина попятилась назад, уперлась спиной в шершавую кору дерева и присела на корточки, отчаянно надеясь, что нечто, издающие эти звуки ее не найдет. Снова треск ломающихся деревьев и довольно ощутимое вздрагивание земли. Как будто что-то невероятно гигантское шагает в ее сторону. Она решила не трогаться с места, не бежать, иначе паника захлестнет последние остатки здравого смысла и желания помочь себе выдержать все это. Вжаться в землю и ждать, молясь, чтобы беда обошла стороной. Слыша, как чудовищные звуки шагов становятся все громче. Наконец, глухой удар раздался рядом, в то же мгновение она полумертвая от страха увидела огромную четырехпалую ногу, сминающую растущие в десятке футов от нее деревья, словно пустой спичечный коробок. Один из стволов обрушился на землю недалеко от нее, с резким треском разламываясь на части и вминаясь в землю. Земля под Кристиной содрогнулась, она продолжала сидеть, опираясь дрожащими руками об землю и глядя вверх, туда, где в вышину неба поднималась нога исполина, покрытая серой пористой кожей. Такой толстой, что ее не могли проткнуть даже острые щепы раздавленных деревьев. Раздался звук ломающихся деревьев, теперь уже сзади нее, и неведомый монстр последовал дальше. Его поднимающаяся нога была так близко от Кристины, что она смогла рассмотреть маленьких жуков, копошившихся в толстых складках кожи. И потрескавшиеся длинные ногти, загнутые вниз, каждый из которых был вдвое больше ее. Она боялась лишний раз вздохнуть. Привлечь внимание исполина, удаляющегося от нее дальше, в чащу леса. Через несколько минут, длившихся особенно долго, его шаги совсем затихли. Снова жалобно запела птица. Встреча с великаном казалась сейчас нереальной, Кристина бы и подумала, что это ей всего лишь привиделось, если бы не лежащий прямо перед ней раздавленный ствол дерева с обнажившейся древесной сердцевиной. Она наклонилась, подняла одну из разлетевшихся вокруг щепок и погладила ее в руке, пытаясь вернуть к себе ощущение реальности и отойти от пережитого потрясения. Нужно собраться. Прийти в себя и выбираться из этого безумного места. Она огляделась, никаких признаков дороги или тропинки, сплошной лес, с редеющими пятнами среди деревьев там, где прошел исполин. Кристина решила идти в ту сторону, откуда он шел, по крайней мере, не было риска снова с ним встретиться, оказаться раздавленной вместе с древесными обломками. Удобные кроссовки, которые вечером она предусмотрительно одела, оставались на ней – пробираться босиком через лесные заросли не представлялось возможным. Тучи над головой казались пропитанными кровью, солнце застыло чуть выше горизонта, его красно-оранжевый свет действовал на нее угнетающе. Кристина любила время заката, когда природа оказывается на грани между днем и ночью, и все живое на мгновение замирает, готовясь перейти в темное время суток, но здесь, под лучами заходящего солнца, окружающее ее пространство будто умирало, высыхало и уходило в небытие. Листья горстями осыпались с деревьев, обнажая извилистые почерневшие ветви. Одинокое пение птицы изредка прерывало лесную тишину. Она не встретила никаких насекомых, мелких животных, осторожно наступая на мягкий ковер из листьев под ногами и продираясь через заросли колючего кустарника с иссиня-черными плодами. Им заросла вся земля между деревьями. Прошло около десяти минут, прежде чем Кристина вышла к широкой дороге, рассекающей лесной массив и уходящей далеко на запад. Тревога заполняла душу все сильней: слишком здесь тихо. Слишком спокойно. Словно временное затишье перед грядущим чудовищным ураганом.

Она шла по утоптанной пыльной земле, вздрагивая от любого шороха в придорожных кустах. Теперь, когда она вышла из лесной чащи, подступающей к дороге с обеих сторон, лес казался еще более зловещим. Темные силуэты деревьев вытягивали руки-ветви к небу, образуя недвижимые угрожающие фигуры. Хотелось спрятаться где-нибудь, закрыть глаза и найти спасение в чудесных грезах, мечтах, где мама, папа и Рони были вместе с ней, рядом. Но страх гнал ее вперед. У поворота, где дорога резко сворачивала налево, она увидела автомобиль, уткнувшийся в дерево. Вся его передняя часть была сильно смята, лобовое стекло выбито, правая дверца приоткрыта. Когда Кристина подошла ближе, она узнала эту машину. Тот самый серебристый Форд, который она вместе с сумасшедшим мужчиной видела на острове. Только сейчас он был абсолютно реален. Та же эмблема страховой компании – орел, расправляющий крылья на заднем стекле, подернутом сетью мелких трещин. И вмятина на приоткрытой дверце. Внутри – никого, лишь пара капель крови на сидении водителя, да смятая карта Алтерионского побережья возле переключателя скоростей, явно не понадобившаяся тем двоим, кто сидел в машине. Места, в которых они оказались, нельзя было найти ни на одной карте мира. Хотя, парню с девушкой, очень повезло, подумала Кристина, стараясь дышать глубже, чтобы унять нарастающую панику. По крайней мере, они оказались здесь вдвоем, а значит, могли чувствовать и рассчитывать на поддержку друг друга. Ей хотелось плакать, отчаянно разрыдаться, но позволить себе этого Кристина не могла. Внезапно она с ужасом ощутила, как чья-то рука с силой сжимает ей плечо и рывком тянет на себя. Она закричала, не удержала равновесие, и упала на землю, едва успев закрыть руками лицо. Над ней стоял парень в грязной мятой футболке с перекошенным от страха лицом. В руках он держал толстую тяжелую палку с обломленным заостренным концом и, без тени сомнения, собирался нанести ей удар.

 

..14..

Райан, подожди! – закричала девушка за его спиной, – Она нормальная, ты что, не видишь!?

Убери палку, – произнесла Кристина дрожащим голосом, ее раздирали противоречивые чувства: с одной стороны эта случайная встреча с живыми людьми ее безумно обрадовала, с другой, парень мог в любое мгновение размозжить ей голову.

Ты совсем спятил, чертов псих? – завизжала девушка, подбегая к нему сзади и толкая его в бок, – посмотри, она такая же, как и мы! Отпусти эту деревяшку, слышишь меня!?

Парень все также держал в руках палку, но его решимость стала гораздо меньше. Райан смотрел в глаза Кристины, и она с огромным облегчением увидела, как испуганная ярость на его лице сменилась растерянностью.

Я подумал, это снова та девчонка, – произнес он, выпуская из рук то орудие, которым он мог запросто проломить ей череп каких-то несколько секунд назад, – Извини, ты не очень ушиблась?

Может, поможешь ей встать? – девушка подбежала к ней, и вместе с Райаном помогла ей подняться. Локти оказались разодранными до крови, кофточка на спине порвалась, кровь из царапин неприятно холодила кожу.

С тобой все в порядке? – спросила у нее девушка, с беспокойством оглядывая ее ушибы. На вид, примерно того же возраста, что и парень, симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, в блузке с весьма откровенным декольте и черной мини-юбке, едва прикрывавшей трусики. Выглядела она неважно, на шее краснели два кровоподтека, под глазом – свежая царапина. Ноги – усыпаны мелкими порезами. Будто она падала на землю, усыпанную битым стеклом.

Не знаю, – ответила Кристина, стряхивая дорожную грязь, оставшуюся на ссадинах и морщась от боли, – К чему такое теплое знакомство?

Райан сконфуженно улыбнулся, поймав брошенный на него гневный взгляд брюнетки.

Прости, просто мой парень привык решать все проблемы с помощью силы, – сказала девушка, – тем более, когда весь чертов мир полетел с катушек. И приходится глядеть в оба, чтобы остаться в живых. В машине есть аптечка, сейчас достану.

Она залезла в Форд и достала из бардачка белый пластиковый контейнер.

Без обид? – спросил у нее Райан, блондин с кучерявыми волосами и спортивной фигурой, – Здесь трудно сохранить самообладание, вот я и сорвался. Подумал, что ты одна из тех тварей, что живут в этом чертовом лесу.

Все нормально, – ответила Кристина, – я очень рада, что встретила вас. Иначе бы не выдержала… В одиночестве…

Я – Триша, – сказала брюнетка, пропитав ватный тампон перекисью водорода, – Мой парень – Райан. Тебя как зовут?

Кристина, – ответила она. Триша принялась обрабатывать тампоном ее ссадины, руки у нее заметно дрожали. Кристина узнала лица обоих ребят. Это они сидели за рулем Форда, что стоял сейчас в нескольких футах от нее. Пассажиры автомобиля-призрака. – Как вы сюда попали?

Хороший вопрос, – усмехнулась Трития. Только ее усмешка вышла натянутой, измученной, – мы бы и сами хотели об этом узнать. Лучше спроси, как можно выбраться отсюда. Мы ехали вдоль побережья, надеялись найти хорошее местечко возле океана. Страстная ночь, утреннее сладкое пробуждение – сама понимаешь… Двигались через Алтерионский лес, хотели сократить наш путь, да и шоссе там посвободней, чем на основной трассе. Сначала дорога сузилась, исчезла разметка полос на асфальте. Потом и сам асфальт под колесами плавно перешел в неровную землю, вокруг ни одного дорожного знака, ни одного признака цивилизации. Так мы и поняли, что заблудились…

Заблудились? – нервно переспросил блондин, поднимая палку с земли и беспрестанно оглядываясь в сторону темных силуэтов деревьев, сгрудившихся в кучу возле дороги, – мы, мать его, ехали строго по карте, только дорога вывела нас совсем не к уютным приморским домикам, мы оказались в проклятой Сумеречной Зоне! Кто был инициатором этой поездки, Триш?

Заткнись, – холодно прореагировала на его реплику Триша, – Когда мы почувствовали неладное, прямо перед нами появилось что-то… Что-то отвратительное. Жуткое, с огромными глазами. Они блестели в свете фар и смотрели прямо на нас. Будто оно запоминало наши лица. Райан вывернул руль, и машина врезалась в дерево, если бы не сработали подушки безопасности, думаю, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Та тварь, она прыгнула на машину и принялась жутко выть. Как обезумевший волк… Или койот… Не знаю, как можно это описать…

Отсюда должен быть выход, – сказала Кристина, прерывая Тришу. Ей не хотелось выслушивать историю дальше. Не хотелось, чтобы плясавший внутри демон страха вновь завладел ее душой, – дверь, которая может вывести нас обратно, в реальный мир.

Обратно, в реальный мир? Хочешь сказать, этот мир не реален? – сказал Райан, взглянув на нее. В его глазах гнездился страх, – посмотри на это.

Он поднял правую руку и показал ей длинную рваную рану, посыпанную белым порошком антисептика

Та сволочь, что на нас напала, была абсолютно реальной. Ее зубы и когти оставили на нас вполне реальные следы. И ветви деревьев, каких-то сраных ив, извивающиеся, как клубок ядовитых змей, едва не задушили Тришу. Чуть было не лишили нас жизни. Этот мир – реален, Кристина. Не знаю, как долго ты здесь находишься, но тебе предстоит в этом убедиться, поверь мне.

Прекрати, Райан, – оборвала его Трития. Она закончила обрабатывать ее ссадины и устало прислонилась к корпусу автомобиля.

Я всего лишь хотела сказать, что здесь есть выход в нашу нормальную, привычную реальность, вот и все, – произнесла Кристина, став поближе к Трише. Она смотрела на Ей не верилось, что пару минут назад она в полном одиночестве смогла пройти через жуткие лесные дебри, – я побывала в подобном месте прошлой ночью и знаю, о чем говорю.

Как ты представляешь себе поиски этого выхода, Кристи? – спросила Триша, – этой, как ты говоришь, двери? Не знаю, да и не хочу знать, где именно ты вчера была. Мне хватает собственных кошмарных впечатлений.

Она отвела взгляд от Кристину и махнула рукой туда, где горело кроваво-красным огнем багряное небо, затянутое подсвеченными заходящим солнцем облаками, нависшими над невидимым из-за деревьев горизонтом.

Мы здесь около восьми часов, – сказала Триша. Ее глаза заблестели, и она быстрым движением вытерла их рукой, – За все это время, солнце не сдвинулось ни на один дюйм. Ни на один паршивый дюйм, Кристина. Думаешь, мы не пробовали свалить отсюда? После первой попытки я два часа приходила в себя, не могла забыть то жуткое зрелище… После второй, мы чуть было не попрощались с жизнью. Как-то не очень хочется повторять прежние ошибки, понимаешь?

Трития подошла к Райану, обняла за талию и уткнулась головой в его плечо. Парень провел рукой по ее волосам, и на одно мгновение Кристина увидела любящих друг друга людей, перепуганных до смерти, но не теряющих в себе этого чувства. Ее вновь охватила глубокая тоска по Рони. Она хотела услышать его голос, заглянуть в глаза, крепко обнять его сильное тело и ни на секунду не отпускать его от себя. Ради этого стоило переступить через страх.

В любом случае, долго мы здесь не продержимся, – произнесла Кристина, – почему бы ни попробовать еще раз, Триша?

Трития глубоко вздохнула и отстранилась от Райана.

Пойдем, я тебе кое-что покажу, – сказала она.

 

..15..

Они обошли Форд, Райан последовал за ними. У левого переднего колеса лежал окровавленный труп, по размерам напоминающий тело весьма крупной собаки. Когда они подошли ближе, Кристина стало дурно. Она инстинктивно опрянула назад, отвернувшись и закрыв нос от зловонного едкого запаха. Существо, лежащее в пожелтевшей сухой траве, походило на огромного шакала. Только его морда была более вытянутой, словно пасть аллигатора, остекленевшие глаза застыли, над разбитой головой кружила муха – единственное насекомое, которое здесь увидела Кристина. И длинные зубы этой твари вонзились в землю, видимо, в предсмертных конвульсиях она пыталась добраться до своих врагов, с ненавистью вгрызаясь в землю. Узкие тонкие зубы, длина которых спокойно позволяла пронзить насквозь тело человека.

Нас спасли крепления для палатки, – сказал Райан, с отвращением глядя на труп, – Железные палки из алюминия, довольно легкие, но достаточно твердые, чтобы вышибить дух из этой мрази. Она долго умирала, нельзя было подойти ближе, чтобы ее добить – посмотри на зубы… Эта тварь подыхала и визжала, как человек. С нечеловеческой злобой…

Понимаешь, почему нельзя уходить далеко в лес? – спросила у нее Трития, не отрывая взгляд от окровавленного тела. Ее лицо побледнело, царапины и кровоподтеки стали видны еще сильнее, – это одна из самых безобидных тварей, которых мы здесь видели. Пару часов назад в воздухе кружилось нечто огромное. Вроде птицы, только размером с Боинг. Незадолго до твоего появления возле нас прошел огромный гигант, мы даже не видели его головы, одни только ноги, давившие деревья, как сухие соломинки. Возле машины мы хоть в какой-то иллюзорной безопасности. Дальше начинается настоящий ад.

Я понимаю, – сказала Кристина. На нее вдруг навалилась чудовищная усталость, в ушах зазвенело, и ноги налились слабостью. Тело устало терпеть постоянные выматывающие приступы страха. – и вы даже не представляете, как сильно я боюсь. Я хочу закрыть глаза и понять, что это всего лишь сон. Кошмарный, абсурдный и очень долгий, но всего лишь сон…

Она замолчала на мгновение, собираясь с мыслями и сдерживая слезы, подступившие к глазам.

Но я понимаю, что это не так. Можно остаться у машины и умереть в любом случае. А можно хотя бы попытаться спасти свою жизнь.

Кристина смотрела на Тритию, в задумчивости теребившую черную прядку волос, на Райана, облокотившегося об палку и уставившегося в землю, и ее начинало охватывать отчаяние. Если эти двое не решатся уйти вместе с ней, она никогда не найдет в себе сил, чтобы выбраться отсюда в полном одиночестве. Не было ни времени, ни желания рассказывать им про древний культ, в чьих владениях они сейчас находились. Но как объяснить Трише и Райану, что оставаться здесь на одном и том же месте в течении долгого времени – эквивалентно самоубийству? Она не ведала ответа на этот вопрос.

Что ты думаешь? – спросила Трития у парня после нескольких минут раздумья. Райан не ответил ей, лишь стоял, ссутулившись, у дерева и рассеяно постукивал палкой об его ствол.

Мне кажется, ты все-таки права, – произнесла Триша. Ее напряженный взгляд, выдающий высшую степень внутреннего смятения и колебания, встретился с глазами Кристины, – По крайней мере, если так суждено, умрем на дороге домой. Намного лучше, чем сдохнуть возле машины, ожидая неизвестно чего.

Райан поднял на них глаза и, после короткой паузы молчания, кивнул головой. На душе у Кристины полегчало, и она взмолилась, чтобы это решение не подвело ребят, не подвело их всех. Сейчас ей, как никогда в жизни, отчаянно хотелось жить.

 

..16..

Долгих разговоров о том, куда следует направляться, не было – перед ними лежала всего одна дорога, ведущая в неизвестность. Трития захватила с собой аптечку и изрядно опустевший пластиковый контейнер с остатками тостов и жареной картошки. Райан не выпускал деревяшку из рук, так, видимо, он чувствовал себя в большей безопасности, полагал, что может хоть в малейшей степени контролировать ситуацию. Его уверенность была совершенно напускной, стоило Трише отвлечься, чтобы залезть за очередным необходимым предметом в машину, как взгляд Кристины тут же ловил на его лице беспомощное выражение страха. Он был похож на испуганного мальчишку, оказавшегося впервые перед лицом физической опасности и пытающегося выглядеть взрослым. Сильным. Уверенным. Только вот он, как и сама Кристина, как и беспрестанно болтающая, чтобы скрыть от себя дикий ужас Трития, видели шагающего среди древних деревьев гиганта, рядом с которым слон выглядел бы маленьким, едва родившимся котенком. Когда Триша протянула Кристине толстую алюминиевую палку, одну из оставшихся креплений палатки, она чуть было истерично не рассмеялась. Но все-таки взяла ее и крепко сжала, чувствуя, как холодное железо прилипает к ладони. Пусть это оружие кажется абсурдным и смешным – она, вцепившись обеими руками в алюминиевый прут, все же понимала Райана. Даже в одном из самых отдаленных и забытых Богом уголков ада такое вот орудие защиты, а точнее, стоящая за ним решимость дать врагам отпор, черпали из глубин ее внутреннего мира последние остатки силы, до которых еще не успел добраться прожорливый страх.

Первую милю они прошли без каких-либо происшествий. Лишь однажды в дремучих зарослях кустарника по правой стороне дороги что-то зашуршало, заставив их вздрогнуть, и подойти ближе друг к другу, но звук больше не повторялся, и они последовали дальше, озираясь в напряженном молчании по сторонам. Кристина уже успела возненавидеть тусклый оранжевый свет умирающего солнца, оставляющий за их одинокими фигурками длинные тени, теряющиеся в сумраке лесов.

Что это там, впереди? – хрипло спросила Трития. Когда они подошли ближе, Триша с удивлением выдохнула воздух. Посреди дороги в серой пыли стояла низкий шкафчик с выступающим полукруглым овалом зеркала, отражающим их бледные лица. На нем были рассыпаны десятки баночек с кремом, флаконов духов, блестящих футляров с губной помадой и тушью для ресниц. Несколько опавших листов лежали на покрытой лаком поверхности, дрожали под слабыми порывами вечернего ветра.

Что за черт? – пораженно произнесла Триша, перебирая все эти баночки и тюбики, – это моя любимая косметика… Какого черта она здесь делает?

Брось этот хлам, нужно идти, – сказал Райан, трогая ее за плечо, но Триша его не слушала, она торопливо выдвигала ящики тумбочки. В одном из них лежал белоснежный конверт с аккуратно выведенным именем ТРИТИЯ.

Не открывай его, – вырвалось у Кристины. Ее терзало дурное предчувствие. Девушка пропустила ее слова мимо ушей, надорвала конверт и достала из него сложенный вчетверо лист бумаги. Когда Триша прочитала адресованное ей послание, губы ее задрожали, а глаза ошеломленно уставились в одну точку. Райан выхватил у нее лист, Кристина едва успела разглядеть написанный на нем текст:

ИГРЫ ЗАКОНЧИЛИСЬ, ВОЗВРАЩАЙСЯ В РЕАЛЬНЫЙ ЖЕСТОКИЙ МИР, СУКА. ПРАВДУ НЕ СКРЫТЬ, КАК БЫ ТЫ НЕ СТАРАЛАСЬ ЭТОГО СДЕЛАТЬ. БЫЛА УРОДИНОЙ, ТАКОЙ И СДОХНЕШЬ. ОЧЕНЬ СКОРО, ТРИША. ОЧЕНЬ СКОРО.

Триш, забудь эту чушь, – произнес Райан, скомкав бумагу и выбросив ее далеко в лес. Он растерянно смотрел на девушку, не зная, что делать, затем неловко ее обнял. По щекам Тритии текли слезы. Ее тело вздрагивало от рыданий. В одно мгновение из уставшей, измотанной, но сильной духом девушки, она превратилась в перепуганное до смерти существо.

Кто бы ни написал это письмо, – сказала Кристина, – ты ведь понимаешь, он хотел тебя напугать. Хотел вызвать в тебе тревогу – не надо воспринимать всерьез какое-то абсурдное послание!

И ему это вполне удалось, – сквозь слезы прошептала девушка, – ублюдок…

Триша подняла камень и изо всех сил запустила им в зеркало. Оно разбилось, рассыпаясь по земле десятками звенящих осколков.

Пора двигаться дальше, – произнесла Трития. Слезы все так же текли по ее лицу, но она смогла найти в себе силы действовать вопреки страху, – Лишнего времени у нас нет.

Девушка подняла упавшую аптечку, контейнер с едой пнула ногой, отправляя его в темные заросли вслед за скомканным письмом. Они снова продолжили путь по извилистой дороге, оставляя позади себя неизвестно как оказавшийся среди дремучих лесов предмет мебели.

Когда мы прошлый раз пытались выбраться отсюда, его здесь не было, – сказал Райан, оглядываясь на удаляющийся шкафчик, возле которого кроваво-красными пятнышками блестели разбитые осколки. Теперь он ни на мгновение не отпускал руку Тритии, в полном молчании идущей рядом с ними, – я бы с удовольствием встретил сейчас ту сволочь, что его сюда приволокла. Заставил бы пожалеть об этом поступке.

Замолчи, Райан, – сказала Триша, вытирая глаза, – хватит трепать языком. Мы все знаем, что гораздо лучше было бы вообще никого здесь не встречать. Хотя, не думаю, что нам так повезет…

На этот раз Райан не произнес в ответ ни слова. Они миновали резкий поворот: дорога загибалась налево и несколько сужалась, деревья подступали к ней вплотную, сплетая живой коридор из роняющих листья веток. Чуть поодаль, над утоптанной серой землей, свешивались темно-желтые ветви плакучих ив, чьи стволы тянулись вдоль дороги до самого горизонта.

Здесь мы и повернули назад, – сказал Райан Кристине, – посмотри…

Он поднял с земли сухую толстую палку, осторожно приблизился к ивам. Кристине показалось, что от этих деревьев исходит едва слышное шипение. Возможно, просто шуршание листьев на ветру. Только вот сейчас она не ощущула никакого, даже самого слабого дуновения ветерка.

Райан, аккуратней! – тревожно вскрикнула Трития. Кристина заметила, как руки девушки непроизвольно поглаживают свежие кровоподтеки на шее.

Парень замахнулся и швырнул палку на тонкие длинные ветви деревьев. Как только палка к ним прикоснулась, ветви оплели ее кольцами, стягиваясь все туже, словно удав, схвативший жертву. И через несколько секунд палка хрустнула, рассыпавшись на мелкие щепы.

Взгляни на верхушку дерева, – тихо сказала Триша, указывая пальцем в нужном направлении. Там висело нечто, оплетенное десятками ивовых ветвей, которые вздрагивали и шевелились, затягивая на нем новые кольца. Нечто, похожее на мертвое тело человека.

Если бы не Райан, я бы сейчас также висела, – произнесла она, – как муха, угодившая на обед к хищному цветку.

Кристина смотрела на эти деревья и чувствовала, как сжимается ее сердце. Вовсе не ивы росли над дорогой. Что-то, маскирующееся под ивы, хищное и опасное, как и все твари, населяющие эти земли. Она вновь взглянула на оплетенный ветвями кокон, и к горлу подступил комок тошноты.

Какому-то бедняге не повезло, – сказал Райан, – если бы мы встретились, пока он был еще жив… Больше шансов всем нам избежать смерти.

Вы пробовали обойти деревья по лесу? – спросила Кристина.

Там была девчонка, – ответил Райан, – с которой я тебя потом спутал. Жуткая девчонка. От нее чувствовалось что-то… не то… Нечеловеческое. Отродье этого леса, никак не иначе.

Девчонка? – переспросила Кристина. Ее вдруг поразила догадка, – вы видели ее лицо?

Она сидела в тени от дерева, – устало произнесла Трития голосом, потерявшим всякое выражение эмоций. Она дрожала, то ли от холода, то ли от внутреннего беспокойства, гложущего душу.

Что она говорила? – спросила Кристина, – о чем она вам говорила!?

Несла всякую чушь, – ответил Райан, – мы не стали ее слушать, просто убрались скорее отсюда и вернулись к машине. Почему тебя это так встревожило?

Она хотела помочь вам, – сказала Кристина, чувствуя, как ее глаза наливаются слезами, – хотела подсказать, как можно уйти отсюда! Ты хоть что-то можешь вспомнить из ее слов?

Райан, удивленный такой бурной реакцией, задумался. Шипение деревьев усилилось, казалось, они услышали их голоса и теперь бессильно скребли ветвями по твердой земле, стараясь дотянуться до новой жертвы.

Я помню, – вдруг произнесла Триша, – она сказала, чтобы мы избегали черных дыр сознания. Что внутреннее здесь становится внешним, короче, все в таком же духе… Ты разве не поняла, Кристина? Никакие бредовые советы нам сейчас не помогут! Мы по уши в дерьме! И одной ногой в могиле!

Ее последний выкрик утонул в окружающих звуках леса, подавленное молчание Райана и Кристины было ему ответом. Сказанные Тришей слова отразили жуткие мысли каждого из них.

Идем в обход, – наконец, сказал Райан. Он первым шагнул в в заросли леса, за ним последовали и девушки.

 

..17..

Холодный воздух разрывал легкие, требующие все новой и новой порции кислорода, деревья вокруг смешались в мелькающую перед глазами темную массу, приходилось постоянно менять траекторию движения, чтобы не столкнуться с вырастающим из лесных теней шершавым стволом засыхающего дерева. Кристина задыхалась и плакала, практически не чувствуя бегущих по щекам слез и мелких ветвей, бьющих по лицу. Она ощущала только боль, горячую пульсирующую боль в ногах, с которой изнуренные мышцы пытались остановить безумное, затянувшееся движение. Но воля подавляла тревожные сигналы: сзади сухим хрустом ломались ветки, бормочущие голоса за спиной звучали все громче, и она продолжала бежать. Где-то вдалеке закричала Триша, Кристина нашла в себе силы и из последних сил выкрикнула в ответ ее имя, надеясь, что девушка ее услышит. Надеясь, что она еще жива. Этот крик обжег голосовые связки и превратил легкие в раскаленные сферы, готовые взорваться в любое мгновение. Но Трития больше не издала ни звука. Пробегая мимо узловатого дерева, раскинувшего по всей земле извилистые толстые корни, Кристина почувствовала, как ее ступня проваливается в пустоту и цепляется за что-то твердое. Дикая боль пронзила всю лодыжку, она вскрикнула, падая на землю, выставляя руки вперед и ударяясь лицом об гнилой ковер опавшей листвы. В нос ударил запах сырости, прялой листвы и сырой земли, она застонала, вытаскивая из-под толстого корневого нароста зацепившуюся ступню. В ногах словно разлили обжигающую пинту кислоты, Кристина рыдала, стараясь встать, но мышцы ее уже не слушались.

Они следовали за ней– здесь, в глубине лесной чащи, кроваво-красное солнце было не в силах пройти через сплетения ветвей, потому Кристина видела только вытянутые рогатые силуэты, бегущие около огромного дуба, подпирающего могучими ветвями склон небосвода. Одна из тварей подбежала совсем близко, блестящие белки глаз сверлили Кристину, длинные ноги с клочками свисающей шерсти обманчиво неуклюже двигались по толстому покрывалу сгнивших листьев. Это существо что-то бормотало, его несвязную речь постоянно прерывали короткие смешки. Кристина застонала от переполняющего ее ужаса, перевернулась на спину, пытаясь ползти на четвереньках, затем все-таки смогла встать. Когда она наступила на подвернувшуюся ногу, в глазах потемнело от боли, но она снова двигалась по узкой лесной просеке, спотыкаясь и прикусывая до крови нижнюю губу. Впереди ровная поверхность земли превращалась в крутой склон, поросший мелким кустарником, левее тропинка вдоль всего склона вела дальше, вглубь леса. Времени на раздумывания не было, она чувствовала приближающегося преследователя, слышала его хриплое шумное дыхание за спиной. Вновь запела невидимая птица, тревожные трели эхом отдавались в ушах. Не позволяя страху ослепить разум и обездвижить тело, Кристина начала спускаться по склону, хватаясь руками за сухие пучки трав и колючие ветки кустарника. Ноги скользили по влажной земле, трава резала руки, ей пришлось цепляться пальцами за малейшие неровности земли, за выступающие серые корни кустарников. Тварь сзади последовала за ней, но не удержала равновесие и покатилась вниз, пролетев в нескольких футах от девушки, долетевший до нее смрадный животный запах вызвал подкатившую к горлу тошноту. Она удвоила скорость, как только представила, как упавшее существо дожидается ее там, внизу, и когда Кристина добралась до ровной поверхности подножия спуска, она успела скрыться в спасительной чаще деревьев прежде, чем упавшая тварь с воплями и мычанием поднялась на ноги. По склону покатились остальные создания лесного ада, но она их не видела: пелена слез перед глазами превращала окружающий мир в смутные расплывающиеся пятна, отсвечивающие кровавым светом закатного солнца. Ее сердце билось так сильно, что все его удары сливались в единый, мощный, от которого в ушах начинало звенеть, а грудь разрывало из-за недостатка воздуха.

В этой части леса деревья росли другие, что-то вроде каштанов, все еще не теряющие пожелтевшую листву и растущие так близко друг от друга, что их корни сплетались в единый ковер, вздымающий землю. Повсюду высились каменные глыбы, покрытые темно-зеленым мхом со скудными вкраплениями крошечных лиловых цветков. Кристина обогнула плоский камень, лежащий у подножия высокой скалы, и спряталась в каменном углублении, похожем на древнюю пещеру. Забилась в самый дальний угол и позволила себе, наконец, разрыдаться, закрывая руками рот, чтобы ее никто не услышал, и вздрагивая от диких приступов отчаяния. Она была на краю. На тонкой грани, разделяющей безумие и угасающий разум. Глупая бесполезная надежда ее уже не прельщала. Она устала надеяться. Устала строить светлые прогнозы. Здесь можно было только бежать, постоянно ощущая дыхание приближающегося зла на шее и не смея остановиться. Потому что отказ от бегства означал скорую смерть.

Перед ее глазами возникли знакомые образы, память спешно залезла в самые глубины подсознания, чтобы хотя бы на мгновение вырвать ее из лап смертельного страха. Добрые красивые глаза мамы, в которых отражались далекие огни фонарей. Теплые слова Генри, прощающегося с ней у особняка. И объятия Рони, возвращающие ее во времена счастливого детства, не омраченного никакими горестями и бедами. Все эти образы заставили ее прекратить рыдать. Дыхание почти восстановилось, и Кристина лишь всхлипывала, со страхом глядя на входной просвет пещеры и обнимая саму себя, чтобы спастись от промозглого холода.

Она должна была догадаться, что обход дороги по лесу ни к чему хорошему не приведет. Как только они ступили на покрытую мягкой сгнившей листвой землю, сердце ее сжалось от тягостного предчувствия. Райан что-то постоянно говорил, вздрагивая от каждого шороха, Трития не проронила ни слова, двигаясь рядом с ней и глядя себе под ноги. Они старались не потерять из видимости дорогу, потому шли в опасной близости к желтым косматым ивам, чьи ветви шипели, словно разозленные голодные гадюки. Лесные твари ничем не выдали своего приближения, они появились внезапно, бегущие и визжащие существа с длинными рогами, вытянутой пастью и толстыми наростами на ногах, похожими на копыта. Райан рванулся бежать, он не заметил, как его кинуло прямо на тонкие ивовые ветви, почувствовавшие кровь новой жертвы и вцепившиеся в него мертвой хваткой. Трития закричала, кинувшись к нему на помощь, Кристина не могла пошевелиться, глядя на бегущее стадо лесных уродцев, все казалось нереальным, словно во сне, пока дикий вопль Триши не вырвал ее обратно в реальность. Райану уже нельзя было помочь, ветви опутали его почти целиком, лишь голова болталась из стороны в сторону, когда рыдающая Триша дергала его за свободную руку, торчащую из темно-желтого свиваемого кокона. Он хрипел, пытаясь оттолкнуть этой рукой Тритию, в шаге от смерти пытаясь предотвратить ее гибель, потом внутри кокона что-то хрустнуло, и он навсегда затих, поднимаемый к верхушке дерева десятками тонких щупалец ветвей. Плачущая Кристина отчаянно тянула за собой кричащую Тришу, твари окружали их, приближаясь с каждой секундой. Девушки побежали, углубляясь дальше в лес, Трития рыдала, спотыкаясь и падая, Кристина помогала ей вставать, и они снова бежали. Пока Кристина сама не упала, покатившись по склону. Когда она поднялась на трясущиеся ноги, Тритии уже не было рядом, а лесные создания продолжали жестокую охоту.

И вот сейчас, сидя напротив узкого входного просвета пещеры, Кристина терялась и трепетала перед выбором. Остаться сидеть здесь, в кошмарном ожидании, или же вновь броситься бежать. Ей представилось, как мерзкое рогатое существо появляется у входа в пещеру, ухмыляясь, бормоча свои непонятные слова, и ее пробрал ледяной озноб. Она была совершенно уверена, что если это действительно случится, собственный страх убьет ее гораздо раньше отвратительной твари. Пассивно ждать решения судьбы в пещере или, полагаясь только на оскудневшие силы, предпринять последнюю попытку выжить… Два страха, каждый из которых медленно высасывал ее жизненную силу. Тот же вопрос, что прозвучал совсем недавно – оставаться с ребятами у машины или же искать выход из лесной обители нечеловеческого зла. Последствия того выбора вызывали у нее острую, щемящую в сердце тоску.

Снаружи уже доносились приглушенные возбужденные вскрики, мычание и жуткие смешки. Времени на принятие решения не оставалось, и Кристина интуитивно сделала выбор. Она поднялась на ноги, боль тут же пронзила затекшие уставшие мышцы. Она подошла к выходу, мягко ступая по каменистой земле, и осторожно выглянула. Легким не хватало воздуха, напряжение сковало все ее тело, и, быть может, это и спасло ее от смерти. В нескольких футах от пещерного прохода прошло сгорбленное существо, и вскрик, готовый вырваться из ее груди, не смог преодолеть стальные зажимы напряженных до предела мышц. Рогатое чудовище не заметило девушку, хотя прошло так близко, что Кристина смогла разглядеть сухие листья, застрявшие в его серой грязной шерсти.

Она не стала ждать, когда следом за ним появятся другие. Подождав пару минут и собрав волю в кулак, она выбежала из пещеры, направляясь к белеющей вдали гряде каменных образований. Конкретного плана не было, она лишь надеялась затеряться среди огромных валунов, скрыться среди каменного лабиринта, и уж потом искать путь дальше. Твари заметили ее сразу, она поняла это по их глухим вскрикам и топоту ног, который не мог заглушить даже толстый слой гниющей листвы. В какой-то момент она вдруг осознала, что ее бегство – чудовищная ошибка, что она не выдержит и десяти минут безумного темпа. Еще никогда она не подвергала себя таким нагрузкам. Ее гнал только страх, и если бы это чувство исчезло, она бы бессильно свалилась на сухую траву.

Вот и все, обреченно подумалось ей. Кристина жадно хватала воздух и понимала, что тело ее исчерпало все ресурсы. Она миновала скальную гряду, огромными острыми зубами ощетинившую каменные пики, и оказалась на пустынной земле, где не было деревьев. Лишь пучки трав, да низкие кустарника. И огромный красный шар солнца, застывший у горизонта. Она подбежала к единственному вязу, растущему среди равнинного безмолвия, и упала на колени, не в силах больше двигаться. Не в силах искать выход из замкнутого кольца бесконечных древних лесов. Кристина с содроганием души ждала приближения рогатых чудовищ и жалела лишь о том, что не успела по-настоящему попрощаться с Генри. Не успела сказать последних благодарных слов Рони, когда их лица разделяло плексигласовое стекло, а голос искажался помехами телефонного аппарата. Она приготовилась к смерти, молясь лишь о том, чтобы она была быстрой. Кристина смогла оглянуться назад: между скалами к ней спускались десятки монстров, видящих ее слабость, и не терпящих воспользоваться ею. Их становилось все больше и больше, молчаливо, не торопясь, они подходили к ней, покачиваясь на длинных ногах и ухмыляясь ртом, полным мелких гнилых зубов. Она зажмурилась, внутри трепетало и разрасталось отчаянное безумие. Она не хотела умирать. И на этот раз ей не суждено было встретиться с мамой и дедом.

– Это дерево – символ одиночества, – прознес знакомый голос за ее спиной, – проходят века и тысячелетия, а оно все стоит, наблюдая, как травы и цветы превращаются в тлен, а поколения лесных животных сменяют друг друга. И только Мартлет, птица-вестник каждый год поет печальные песни под его ветвями.

Монстры мгновенно остановились, их глаза потеряли злобу и ненависть, теперь в них затаился страх. Они стояли неподвижной толпой, оскалившись и глядя на ту, что стояла позади нее. Глядя на Сатори.

– Эти мерзкие создания – порождения сна разума, – произнесла Сатори. Кристина почувствовала ее легкое дыхание на своей коже. И запах прекрасных цветов, что благоухали когда-то в вечернем воздухе детства, – Иллюзии невероятно опасны. Особенно, если им полностью и безоговорочно веришь.

Чудовища попятились назад, и через пару минут они скрылись с глаз, злобно рыча и мотая в бессильной ярости головой.

– Почему? – задала вопрос Кристина. Слезы облегчения вырвались наружу и после пережитого, ее тело пробила дрожь, – почему ты мне помогаешь?

– Твои глаза все еще закрыты, – ответила она. Кристина обернулась: ее спасительница стояла в тени дерева, можно было разглядеть лишь темный силуэт ее стройной фигуры, – ты не видишь очевидного. Как не видела правды Джоан. И Трития со своим парнем.

– Она жива? – спросила Кристина, с надеждой глядя на нее, – Триша жива?

– Живо лишь ее тело, – сказала Сатори, – дух же ее угас. Сломался под давлением собственных предубеждений. Ее внутренний мир мертв, потому что был основан на гнилых, опасных иллюзиях и заблуждениях... Потому что она сама выбрала смерть.

– Что ты такое говоришь? – произнесла Кристина, – она хотела выжить. И Райан хотел! Этот чертов лес не позволил им выбрать жизнь!

– Когда-нибудь ты поймешь о чем я говорю, – сказала Сатори, – Если сама останешься жива. Мир, где ты оказалась, ищет слабые места в твоей душе. Находит червоточины в ней, болезненные раны, которых ты так старательно избегаешь. И протыкает их острой иглой разочарования и страха. Воплощает в реальности твои иллюзии и убивает тебя твоими же руками, Кристина.

Сатори замолчала, и девушка вновь почувствовала на себе ее внимательный изучающий взгляд, вызывающий толпы мурашек, бегущих от поясницы до шеи. Она старалась понять смысл сказанных слов, но он уплывал от нее, терялся в ее подавленности и навалившейся усталости.

– И твое испытание еще впереди, - произнесла Сатори, – никто, даже я, не в силах тебя от него избавить. Новая точка отчета. Точка, где тебя ждет либо мучительная смерть, либо начало новой жизни.

Сердце Кристины будто остановилось.

– Я не хочу, – прошептала она, – Я не могу больше, не заставляй меня снова проходить через все это… Покажи мне дорогу домой. Помоги выбраться отсюда!

– Дорогу домой ищет твой страх, – ответила Сатори, – посмотри ему в глаза, не убегая и не делая для него никаких уступок. Разбей до основания сомнения и бесплодные иллюзии. Путь к свободе начинается с одного верного шага, Кристи. Я указала тебе направление, куда нужно двигаться. Возможно, ты его так и не увидела. Может быть, не восприняла полностью, всей душой. А может, тебе просто не хватит духу начать путь к освобождению.

Тон ее голоса резко изменился. Она говорила медленно, с безжалостной интонацией, равнодушной к душевным терзаниям Кристины.

– В любом случае, цена подобных ошибок очень велика, Кристи. Слабые люди покорно следуют своей унылой судьбе, расписанной от рождения, до самой смерти. Сильные – создают ее сами.

Все, о чем говорила Сатори, резонансом отдавалось в груди у Кристины, но страх перед тем, что должно было произойти, заглушал восприятие. Ее охватила неприязнь к девушке, прячущейся, как обычно, в тени. Охватил гнев, даже несмотря на то, что каких-то пару минут назад Сатори спасла ее от неминуемой смерти. Кристина была уверена, что она могла бы помочь ей покинуть навсегда древний лес, но по каким-то причинам этого не делала. Тем самым обрекая ее на новые страдания.

– Ты злишься на меня, – сказала Сатори, – Что ж, хорошо. Злость сильнее страха. Но запомни: не стоит принимать мои слова за никчемную мораль. Это самая большая ошибка, которую ты можешь совершить. Считай наше общение побуждением к нужным действиям, но никак не слащавой словесной оберткой моральных нравоучений.

Она усмехнулась, прикасаясь холодной рукой к плечу Кристины. Это прикосновение заставило девушку вздрогнуть и почувствовать, как реальность вновь чудовищно на нее давит.

– Время просыпаться, Кристи, – произнесла она, – время узнать себя настоящую.

 

..18..

Окружающий ее мир встрепенулся, словно все время, что она провела в его владениях, он сдерживал свою настоящую силу и ждал этого самого момента. Сзади Кристины нечто тревожно завыло, раздался треск, адский грохот, она обернулась и увидела, как небо стремительно чернеет, опускает ночь на равнину и обрушивает потоки ураганного ветра, сгибающие огромный вяз. Ее опрокинуло на землю, когда Кристина подняла голову, щурясь от песка, кружившего в воздухе, Сатори уже исчезла. Она вновь осталась одна посреди спятившего мира. Ураган терзал ветви вяза, казалось, он скоро сломит его и погребет Кристину под массивным стволом, но дерево продолжало упрямо цепляться корнями за землю. Девушка боялась пошевелиться, по телу били крошечные куски камней, принесенные ветром со скальной гряды. Она закрыла лицо руками, прижалась ближе к земле, вскрикивая от боли каждый раз, когда осколки камней хлестали ее по коже. Рев воздушной стихии оглушил ее, Кристина не слышала ничего, кроме бешеных завываний ветра, разрывающего барабанные перепонки. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Ветер стих и вокруг нее воцарилась полная тишина. Она слышала лишь гулкие удары сердца, бешенно колотящегося в груди. Кристина подняла голову и потрясенно застыла на месте. То, что она увидела, заставило ее поверить: самые страшные ожидания и предчувствия, от которых она убегала, оправдались и воплотились в реальности. Дерева больше не было рядом. Скалы тоже исчезли. Кристина находилась посреди бескрайнего поля, залитого лунным светом и простирающимся на такое огромное расстояние, что нельзя было разглядеть ту линию горизонта, где земная поверхность переходит в небесную. Пустынная равнина из ее снов. Живое олицетворение всех ее кошмаров. Она поднялась на ноги и сделала пару шагов. Трава под ногами шуршала, рассыпалась в прах, оставляя в неподвижном холодном воздухе пыльный запах тлена и старости. Диск луны отражал кроваво-красный свет, будто гигантский, налитый кровью глаз, отстраненно смотрящий на ее крошечную фигурку, затерявшуюся на безграничной равнине. Кристине хотелось плакать и кричать, без остановок и промедлений бежать отсюда, но она понимала, что, как бы далеко она не ушла, сколько бы миль не прошли ее ноги – вокруг будет простираться все то же тоскливое бесконечное поле.

Символ ее вечного одиночества.

Она не знала, что делать, чтобы не сойти здесь с ума. Она плакала и умоляла Сатори забрать ее отсюда, надеясь, что та ее слышит. Но безмолвный мир вокруг нее хранил молчание. Воскрешал в памяти давно минувшие события, погребенные на дне подсознания.

Кристине вспомнился тот день, когда Рони вынесли окончательный приговор, и она, опустошенная и убитая отчаянием, вышла из зала суда. В тот день, когда Генри догнал ее и принялся утешать, говорил что-то о хороших адвокатах, которые все могут исправить. Она убежала тогда от него, не желая, чтобы отец стал свидетелем ее душевного падения и опустошенности. Внутри был только горящий комок боли, взрывающийся при каждом неосторожном воспоминании о былых счастливых временах.

Кристина медленно опустилась на землю, осознав тщетность надежд. Бесплодность мечтаний, обернувшихся пустыми иллюзиями. Темнота окутывала ее все больше, она чувствовала себя крошечной песчинкой, затерявшейся в бесконечном пространстве. Кристина подумала, что больше никогда не увидит ни Генри, ни Рони. И бескрайнее поле станет единственным свидетелем ее смерти.

Когда она шла по оживленным улицам Лондона, ничего не видя из-за слез, застилающих глаза, в голове все еще звучал монотонный голос судьи, читающий приговор Рони. Читающий ее собственный приговор. Все, кого она любила, ее покинули. Словно страшное проклятие с рождения преследовало всех тех, кто занял место в сердце девушки. С рождения до самой смерти. Она ненавидела те бессонные ночи, которые провела в одиночестве, глядя влажными глазами на белоснежный потолок, залитый желтым светом уличного фонаря. Ненавидела просыпаться по утрам, чтобы проживать еще один бессмысленный день, влачить жалкое существование, не зная, зачем жить. Судьба подарила ей встречу с Рони только для того, чтобы удар, вызванный его исчезновением из жизни Кристины, стал еще сильнее. Еще болезненней. После того, как его увели с закованными руками, она была уверена в этом. Рони взглянул на нее тогда, напоследок; он был спокоен, держался с достоинством, но в глазах его таилась печаль. Он произнес ей только лишь два слова:

Жди, малыш.

Два слова, после которых она уже ничего не видела, слезы превратили все вокруг в смутные расплывающиеся пятна, а свет из маленьких окошек холла длинными лучами искажался в ее глазах, наполнененых тоской и градом льющихся слез.

Эти воспоминания ранили ее снова и снова, напоминая о том, что одиночество – вечный удел, который будет ее преследовать до самого конца. Кристина лежала посреди пустынной равнины, окутанной темнотой ночи, и ее терзала чудовищная боль. Накатывалась снова и снова, бесконечными волнами разбивала душу и сдавливала тело ледяными обьятиями безумного отчаяния.

Время узнать себя настоящую, говорила ей Сатори. Что ж, она в полной мере познала свой внутренний мир. Встретилась с самым страшным страхом, который сопровождал ее на протяжении всей жизни. Страх одиночества. Страх того, что рядом с ней не будет любящего сердца, принимающего ее любовь, и дарящего ей свою. Теперь она не пыталась заглушить боль. Не пыталась убежать от страха. Она лежала на холодной земле и пропускала через себя все те чувства, которые так долго мучили ее, тлея в глубинах внутреннего мира. Кристина не знала, как долго это продолжалось. Может быть, несколько минут. Или несколько часов. Но через некоторое время она почувствовала, как боль внутри угасает, страх и отчаяние испаряются, оставляя после себя непривычную легкую пустоту. Будто оковы, сдавливающие душу, рассыпались под действием своей же сжимающей силы. Она поднялась на ноги и нашла в себе силы взглянуть на простирающуюся перед ней пустошь. С необыкновенной ясностью Кристина осознала, что продолжая оставаться здесь, на одном месте, закрыв глаза и смирившись со смертью, она, тем самым, сдается той судьбе, от которой так недавно хотела убежать. Судьба, казавшаяся ей такой неизбежной, теперь теряла над ней власть. Бог забрал деда, маму, но оставил ей отца. И Рони.

Много лет она пассивно страдала, но не делала никаких попыток разобраться в себе, потому что вспыхивающая внутри боль подавляла любые ее попытки познать себя. Теперь же ей вдруг стал понятен смысл слов матери, тех слов, что она сказала ей во время одной из последних встреч. Не стоит бороться с проблемами, не стоит в отчаянии пытаться искоренить их или избегать страха, который они вызывают, сказала она тогда. Кристина лежала с ней на больничной койке, уткнувшись головой в ее плечо. Рядом монотонно гудел какой-то медицинский аппарат, сильно пахло лекарствами, но Кристина не обращала на это никакого внимания, обняв маму и стараясь подольше растянуть это счастливое мгновение. Научись верить себе, Кристи, продолжила она. Научись идти только туда, куда ты действительно хочешь. И тогда, все то, что мешало тебе ранее, само исчезнет.

Кристина вновь расплакалась, но сейчас это были светлые слезы грусти. Она сдвинулась с места, сначала медленно, с трудом ступая на ногу, которую она подвернула при паническом бегстве в лесу, потом все ускоряя шаг, не замечая боли уставших мышц. Кристина шла очень долго, дыхание сбивалось, во рту пересохло, очень хотелось снова сесть на землю и забыть про изнуряющий путь в никуда. Но она не сдавалась, и с каждым следующим шагом ее решимость добраться до выхода из пустынной равнины становилась сильней. Кристина напрягала глаза, стараясь в кромешной темноте разглядеть хотя бы какие-нибудь ориентиры, но скудный лунный свет скрывал от нее окружающее пространство. Она блуждала в темноте, стараясь держаться одного направления, пока неожиданно не наткнулась на серую бетонную коробку здания, выросшую словно из-под земли. Кристина подошла ближе: то, что казалось домом, на самом деле напоминало скорее небольшую комнату, которую чья-то непостижимая сила вырвала из обычного здания и кинула ее посреди бесконечного поля. Бетонные стены с обломками торчащих из них кирпичей. И крошечные окошки, заделанные решеткой. В груди у девушки зашевелилась тревога, она обошла странную комнату, пока не увидела проход. Заглянула в него, и ее сердце железными тисками сжал ужас. Она стояла у входа в тюремную камеру, двухярусные кровати перевернутыми лежали у стены, железные тумбочки валялись рядом, на одной из них стояла горящая свеча, отбрасывающая на потрескавшиеся стены дрожащие пятна света. Мерцающий огонь освещал пол, залитый засохшей темной кровью, в воздухе висел ее тяжелый густой запах. Кристина зажала нос руками и отступила назад. Она увидела надпись, выцарапанную на противоположной стене. Всего три слова, чуть было не лишившие ее сознания:

ЗДЕСЬ УМЕР РОНИ.

– Это неправда, – прошептала она, – Нет, это обман…

Она сделала еще один шаг назад, и ее нога наступила на что-то мягкое. Светлый пиджак, залитый кровью. Пиджак Генри, ее отца, лежал сейчас на земле, пропитанный кровью насквозь.

Этот мир ищет твои самые слабые места, говорила ей Сатори. Находит и протыкает их иглой страха и разочарования. Воплощает в реальность твои же кошмары. И твои же иллюзии.

– Меня не остановить этим, – сказала она. Голос дрожал, но Кристина не позволяла себе даже на секунду поверить в то, что видели ее глаза, – Слышишь меня!? Кем бы ты ни был!

Она догадывалась, что может произойти нечто подобное. И сейчас, когда сердце в полной мере пережило всю боль утраты близкого человека, всю невыносимость одиночества, она не дала обмануть себя своими же самыми страшными кошмарами. Это было сложно, невероятно сложно, но Кристина осталась стоять у выломанного в стене прохода, не бросилась бежать отсюда, как кричал ее страх. Она слушала себя. И внутренний голос говорил ей, что нужно идти к свету, но не бежать от тьмы.

Имя Рони исчезло со стены. От пиджака на земле осталась лишь горсть трухи.

Ты почувствовала свою силу, – раздался голос за ее спиной. Голос Сатори, – но то, чем ты долгое время жила, не оставит тебя в покое. Будет рождать новые страшные картины. Кошмарные предзнаменования. Будет стараться раздавить твой дух. Отобрать самое ценное – свободу. Это и есть вызов, Кристи. Слушать себя настоящую, но никак не лживый голос страха или мертвых глупых иллюзий. Чем дальше ты пройдешь к своей цели, тем сильнее станешь. Чем больше трудностей возникнет на твоем пути, тем большую силу приобретешь. Как далеко ты готова пройти по этой дороге?

Она приблизилась вплотную к Кристине и обняла ее за плечи.

Как долго ты готова жить свободным человеком, Кристи? Свободной от самой себя?

Небо озарилось светом, будто в один миг ночь сменилась жарким летним полуднем. Кристина зажмурилась, пока яркий свет не перешел в мягкое сияние, осветившее всю равнину. Не оставив на земле ни единой тени.

Ты хотела узнать, кто я? Почему помогаю тебе… Что ж, сейчас самое время для получения ответов.

И когда Кристина, наконец, обернулась, она увидела, кем на самом деле являлась Сатори.

 

..19..

Несколько очень долгих минут она не могла вымолвить ни слова. Все ее существо пораженно замерло, с трудом стараясь осознать то, что видят глаза.

Время просыпаться, говорила ей Сатори незадолго до недавнего своего исчезновения. Время узнать себя настоящую.

Кристина ошеломленно вглядывалась в лицо Сатори. Ее разум отказывался принимать правду. Ту правду, что так тщательно скрывало ее подсознание.

Твои глаза все еще закрыты, говорила Сатори у одинокого вяза. Ты не видишь очевидного. Говорила, отвечая на вопрос, почему она ей помогает. Кто же может помочь человеку лучше, чем он сам? Кристине вспомнился Райан, парень Тритии, едва не проломивший ей голову. Принявший ее за ту девушку, что говорила с ним, скрываясь в лесной тени. Принявший ее за Сатори.

Мудрые древности говорили, что величайший враг человека находится у него внутри, – произнесла Сатори, – Но они забыли сказать, что лучший его союзник находится там же.

Иногда правда кажется такой невероятной, что ей не хочется верить. Вся система моровоззрения трещит по швам и разваливается из-за одного единственного неизвестного ранее факта, лежащего в самом ее основании. Остается только лишь стоять в изумлении, пытась постичь непостижимое.

Это невозможно, – прошептала Кристина, – боже мой, разве это может быть правдой?

Нет ничего невозможного, – сказала Сатори. Она улыбалась, и ее улыбка чертовски пугала Кристину, – вселенная таит в себе миллиарды возможностей, вопрос лишь в том, какие из этих возможностей мы приводим в действие. Воплощаем в реальную жизнь.

Кристину пугала улыбка Сатори, потому что это была ее собственная улыбка. И сама Сатори, словно зеркальное отражение ее самой. Ее губ, глаз, волос. Только в глазах этих плясала незнакомая сила, от которой нельзя было отвести взгляд.

Долгое время я была заперта в темных коридорах твоей личности Кристина, – произнесла она, – Закрытая от внешнего мира, закупоренная тоской и отчаянием, заглушенная слабостью и малодушием. Ты пряталась от собственной силы, способной полностью изменить твою жизнь. Я – та часть твоей души, которую ты меньше всего хочешь видеть. Меньше всего ты хочешь иметь дело с собой настоящей, предпочитая укрытие в жалости к самой себе.И рождение, и смерть несут в себе боль, Кристина, страдание, которое нужно пережить, чтобы войти в новый мир или же, чтобы попрощаться со старым. Я родилась в твоей боли, в твоем отчаянии и бесконечном стремлении к счастью – ты искала его где угодно вовне, но только не внутри себя. И я очень долго ждала, прежде чем ты смогла заметить меня и принять. Чтобы показать тебе настоящую свободу, Кристи. Мир, где ты можешь жить счастливым человеком, не убегая от страха или тревоги, выбирая любую дорогу из миллионов простирающихся перед тобой.

Сатори подошла еще ближе, ее теплое тело прикоснулось к Кристине, и девушка почувствовала, как из самых глубин ее существа поднимается бесконечная печаль, щемящее сердце. Многими бессонными ночами лежала она в кровати не ведая, какие тайны скрывает ее душа. Не зная, что собственными руками погребла на ее дне лучшую свою частичку.

Лишь близость смерти могла заставить тебя выйти из порочного круга самобичевания, - продолжила Сатори, обняв ее за плечи, – звучит парадоксально, но именно страх, терзающий тебя в прошлом, помог тебе собраться и выжить. Возродив заново свою личность.

Я – это ты. Мы едины с тобой. И когда ты полностью осознаешь это, целостность восстановится, Кристи. Священная земля, где мы оказались, дала мне силу освободиться от влияния твоего отчаяния и предстать перед тобой во плоти, но она же является обителью безумных фанатиков, желающих вечной власти над жизнью. Я пыталась помочь Джоан. Пыталась помочь Тритии и Райану, но это оказалось бесмысленной тратой времени. Слишком сильно они запутались в себе, слишком уязвимыми оказались их души перед нечеловеческой злобой тех, кто возомнил себя новыми богами. Все они сделали выбор в пользу своей слабости, Кристи. Разве может кто-либо помочь человеку лучше, чем он сам?

Сатори прикоснулась рукой к ее щекам, по которым текли горячие слезы.

Есть еще кое-что, о чем тебе нужно узнать. Что так тщательно скрывает твоя память.

 

..20..

Подобная огромной шестигранной библиотеке Борхеса, на сотнях полок которой лежат тысячи пыльных книг, ее память возвращалась в прошлое, перебирая старые тома, листая пожелтевшие страницы. Книги прошедшей жизни, с воспоминаниями, пережитым опытом, знаниями, как безнадежно глупыми, устаревшими, так и бесценно мудрыми, озаряющими душу вспышками понимания. Библиотека, строго хранящая в себе миллионы забытых вещей. Не желающая принимать новую информацию, но со строгой консервативностью сохраняющая старые архивы. Где-то там, на самых низких полках была спрятана одна-единственная книга, тщательно оберегаемая разумом от вторжения в нее сознанием. Эту книгу сейчас открыла перед ней Сатори, и Кристина вздрогнула, пораженная яркостью и реальностью записанных в ней воспоминаний.

Она увидела серую бетонную стену лондонского бара с тонированными окнами и яркой неоновой вывеской над входом. Ощутила запах дыма и гари – где-то на востоке, там, где начинался промышленный район, что-то горело, и дым тонкой струйкой поднимался в ночное небо. А перед ними стоял Гевин с ножом. Она вновь переживала то страшное событие, забравшее у нее Рони. Образ был настолько реален, что Кристина слышала пронзительные гитарные аккорды хита Тома Йорка, пробивающиеся через закрытую железную дверь паба, чувствовала холодные порывы ветра, гуляющего по пустынным улицам. Тогда она пережила сильнейшее потрясение – Рони оттолкнул ее в сторону, чтобы спасти от ножа Гевина и бросился ему наперерез, пытаясь сбить его с ног и отобрать острое лезвие. После этого ее память обычно обрывала воспоминание, оставляя вместо произошедших далее событий черную бессознательную пелену, но теперь она могла видеть, как Гевин нанес удар в бок ее парню. Она закричала, не в силах прекратить эту жестокую страшную драку, Рони упал, но он успел увлечь за собой Гевина, и они оба рухнули на асфальт. Нож выпал из рук обезумевшего наркомана, и он схватил раненого Рони за шею, пытаясь его задушить. И тогда Кристина подняла блестящий в свете ночных фонарей нож, на котором все еще оставались капли крови Рони. Она рыдала и кричала в бессильной ярости, но в баре играла слишком громкая музыка, никто не слышал ее криков. Человек, который значил для нее гораздо больше собственной жизни, задыхался и хрипел, стараясь освободиться от смертельной удущающей хватки рук Гевина. Кристина не могла поступить иначе, страх за жизнь Рони ослепил глаза ее разума, она подбежала к двум борющимся телам, Гевин на мгновение ослабил хватку, взглянул на нее и ухмыльнулся. Он не собирался оставлять в живых бывшего друга. Но потом выражение его глаз стало другим, и ухмылка сползла с лица. Кристина вонзила нож в его тело до самой рукоятки. И когда до ее сознания дошло, что она только что своими руками убила человека – вот тогда нечеловеческое напряжение и ужас лишили ее чувств.

Потерянное воспоминание. Забытые осколки памяти, пробившиеся наружу. Кристина плакала, не в силах сдержать вырвавшихся наружу эмоций.

Разум старается забыть о кошмарах реальности. Старается вытеснить их в подсознание, где они гниют и отравляют своим существованием всю жизнь, – услышала она мягкий голос Сатори, – но таков удел слабого человека. Мы же должны научиться жить с памятью о прошлом, Кристина.

Теперь девушка понимала, почему на ноже Гевина нашли отпечатки только лишь Рони. Он вытер рукоять и оставил свои отпечатки, чтобы ни тени подозрения не упало на нее. Он заплатил за ее свободу своей собственной. И ни разу, ни одним словом не обмолвился об этом во время их коротких встреч в тюремном изоляторе.

Не стоит его жалеть, – произнесла Сатори, – Рони – сильный человек, и он сделал то, что должен был сделать. Поступок, достойный уважения. Чувству вины или жалости не может быть места в сердце любящего человека, Кристи.

Кристина рыдала, не в силах поверить, что она действительно убила человека. Что Рони вместо нее оказался в зловонной тюремной камере.

Ты спасла ему жизнь, Кристина, – прошептала Сатори, – Любовь не оставила тебе иного выбора. Сейчас ты стоишь на самом краю. Переломный момент, определяющий всю дальнейшую жизнь. Позволишь ли ты отчаянию и тоске увлечь себя обратно в пучины ада или же найдешь в себе силы бесстрашно посмотреть в глаза правды, решать только тебе.

И Кристина приняла решение. Слезы все также градом лились по ее лицу, в груди пульсировала тоска по Рони, но теперь она не могла позволить чувствам управлять собой. Кристина обняла Сатори, это был неожиданный душевный порыв, противиться которому девушка не могла, она почувствовала, как тело Сатори теплеет, теряет форму и сливается с ее собственным. Ощущения, которые она испытала в тот момент, походили на чувства человека, впервые за много лет оказавшегося в родном доме, где его всегда любят и ждут. Отчаяние и страх за будущее ушли, их место внутри заняло невозмутимое спокойствие с несгибаемым намерением следовать своим целям. Словно в сердцевине ее личности появилось ядро, пробить которое не может даже самый сильный страх, самая глубокая безнадега. Это и есть та свобода, о которой говорила Сатори, подумалось ей. И обретение этой свободы стоило всех пережитых ужасов, всех чудовищных усилий, потраченных на их преодоление.

Кристина посмотрела вдаль, у самого горизонта, под небом, уже начавшим возвращать себе кроваво-красный цвет, белела гряда скал. И одинокое дерево появлялось из мерцающей туманной дымки посреди равнины, вытягивая вверх усыпанные пожелтевшей листвой ветви. Поле, казавшееся ранее бесконечным, обрело пределы.

Ну что ж, пора отсюда выбираться, прошептал ее внутренний голос.

 

..21..

Трития шла нетвердой походкой, спотыкаясь об торчащие из-под земли корни и невидящим взглядом уставившись себе под ноги. На лице алела свежая рваная рана: от правого глаза, до подбородка. Разорванная блузка едва прикрывала расцарапанную грудь, глаза девушки ничего не выражали, она шла по лесной просеке, не обращая внимания на боль и усталость. Она мечтала умереть, исчезнуть из того ада, куда они попали с Райном, исчезнуть из реальности, только чтобы душевная боль, залившая все ее внутреннее существо, ушла с приходом смерти. Триша вспомнила последний взгляд своего парня и ее вновь пробрала дрожь. Это она уговорила его на эту безумную поездку, она выбирала маршрут и предложила срезать путь по Алтерионскому шоссе. А он погиб, держась в последние мгновение жизни за ее руки. Осознание этого факта с каждым новым напоминанием ранило ее еще сильнее. Трития шла по темному лесу, тени от деревьев скрывали окружающее пространство. Около получаса назад она испытала самое страшное событие своей жизни. Этот дьявольский мир оживил страшные воспоминания ее детства, воспоминания, окончательно убившие в ней взрослую двадцатипятилетнюю девушку. Сейчас она чувствовала себя маленькой беззащитной девчонкой, как и тогда, в школе, в годы издевательств и унижений. После вернувшегося кошмара ей больше не хотелось жить.

Трития остановилась, перед ней стоял тот шкафчик с зеркалом, что они увидели, когда в последний раз пытались найти спасительный выход. Она помнила, что разбила тогда зеркало, но здесь оно, без единой трещинки на гладкой поверхности, отражало ее усталое измученное лицо, и красной губной помадой на нем было выведено одно единственной слово. УРОДИНА. Триша всхлипнула, отступая назад; оскорбление, о котором она с таким трудом смогла забыть, вновь вернулось в ее жизнь. Она смотрела на свое отражение, все больше и больше убеждаясь, что надпись на зеркале не врет. И ее лицо, так же как и десять лет назад, напоминает уродливый оскал. Ее взгляд упал на блестящую поверхность шкафчика, где среди рассыпанной в беспорядке косметики лежал черный револьер. Она взяла его в руки, тяжесть оружия не соответствовала его небольшому размеру, холодный металл успокаивал разгоряченную кожу.

Вот он, единственный выход, Триша, произнес ее внутренний голос. Спасение от боли. Правду не скрыть, как бы ты не старалась этого сделать. Покончи раз и навсегда со своим страданием, со своим уродством. Положи конец своему бессмысленному и жалкому существованию.

Она не стала долго раздумать, слишком сильно обжигала грудь ненависть к самой себе. Где-то сзади раздался крик, ее имя выкрикнула та девчонка, встретившаяся им с Райаном у машины, но она не обратила на это никакого внимания. Холодный ствол коснулся виска, Триша зажмурилась, всхлипывая и дрожа от страха. А потом ее палец нажал на курок.

 

..22..

Кристина увидела Тритию слишком поздно. Она знала, что не сможет ничем ей помочь, что Триша не видит ничего, кроме своих чудовищных заблуждений. Сила Сатори позволяла девушке полностью прочувствовать на себе то, что чувствовала Трития, сжимая в руках револьер. Страшная опустошенность. Душевная боль, сьедающая тело. И слепая вера иллюзиям, кажущимся такими реальными, правдивыми. Ошибка, цена которой оказалась очень велика. Кристина выкрикнула ее имя, но девушка уже не слышала ее. Она не слышала ничего, кроме лживого внутреннего голоса страха. И Триша не смогла его ослушаться.

Кристина отвернулась, чтобы не видеть страшной развязки, и когда раздался выстрел, а после него мягкий звук удара тела об землю, она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и ускорила шаг. Каждый из нас ходит с собственным револьером, взведенным у виска, подумала она. Перед глазами стоял последний запечатленный памятью образ Тритии, приставившей оружие к голове. Если бы только мы поняли, что на курок нажимают не люди, желающие нам зла, не трудные события, угрожающие благополучию жизни. Нажимаем мы сами. Револьер отчаяния и безнадеги со стальными патронами страха. А еще ей в голову пришла тяжелая мысль, что, если бы не Сатори, она, возможно, поступила бы также, как и несчастная Трития.

Часы показывали без четверти четыре. Каких-то пятнадцать минут, и дверь, соединяющая лес с обыденной реальностью, распахнется. Кристина знала, где находится эта дверь, интуиция безошибочно угадывала верное направление, лесные пейзажи больше не казались незнакомыми, как будто она и раньше здесь бывала. И еще она знала, что рядом с дверью ее ждет некто, желающий встречи с ней. Это знание пришло вместе с воссоединением со своей второй половиной, она не могла разглядеть внутренним взглядом каких-либо подробностей, но твердо знала, что намерения у ожидающего ее существа вовсе не враждебны.

Лес поредел, и Кристина вышла к обширной поляне, окруженной многовековыми дубами. Посреди заросшей сорными травами пустоши лежали каменные плиты, образующие в совокупности круг правильной формы. Двенадцать высоких плит с железными дверями на девяти из них. Около каменного сооружения стояла девочка лет десяти, она повернулась спиной к Кристине, и когда та сделала несколько шагов в ее сторону, предупреждающе подняла руку вверх, приказывая ей остановится.

Ты думаешь, этот мир создали христианские отступники, сектанты страшной религии? – произнесла девочка, так и не повернувшись к ней лицом. За ней простиралось огненное пламя заката, не скрываемое теперь высокими верхушками деревьев, казалось, она любуется этим зрелищем, – на самом деле, все, что ты видишь, возникло здесь задолго до появления человечества. Древние друиды первыми обнаружили священные земли на острове с прилегающим к нему побережьем. Место, где в одно целое мир реальности сливается с иными таинственными мирами. Долгое время на острове было их Городище, алтарь для приношения жертвоприношений, открывающих невидимые врата. Но время друидов закончилось. Их бесплотные тени все еще забредают в эти места… Духи, лишенные былого могущества и обреченные проводить в одиночестве целую вечность.

Я хочу вернуться в свой мир, – сказала Кристина. Она чувствовала, что девочка, стоящая перед ней, такой же ключ к спасению, как и Сатори, – Ты знаешь, какая дверь откроет мне дорогу обратно?

Сектанты пришли на остров, чтобы воспользоваться той силой, что скрывается в его недрах. Они разделили между собой клочки иного пространства, – девочка пропустила ее вопрос мимо ушей. Монотонным усталым голосом она продолжила, – совершив древний ритуал, они стали единовластными владыками, каждый своего собственного мира.

Она повернула голову, и Кристина увидела темные красные полосы на ее шее, похожие на опасную болезнь, пожирающую кожу.

Но сектанты допустили ошибку, за которую будут вечно расплачиваться в огненной гиенне. И теперь они заживо гниют в своих мирах, расплачиваясь за ослепляющее стремление к безграничной власти и бессмертию. Черпая силы для своей истощенной грязной душонки из боли и страха тех людей, что волей случая забрели на их землю.

Девочка повернулась к ней, и Кристина едва смогла подавить вскрик – все ее лицо было покрыто пузырящимися ожагами, а на месте глаз две черные дыры, из которых словно сочилась вязкая темнота. Одетая в грязную холщовую рубашку, полы которой спускались до колен, она неподвижно стояла перед девушкой.

Они все сошли с ума, – тихо сказала девочка, – каждый из них по своему, кто-то топит ярость и бессильный гнев в крови невинных жертв. Кто-то растворился в собственном мире, став его частью и потеряв последние остатки человечности. Потому ты смогла сохранить себе жизнь, Кристина – здесь, в древней лесной обители ее хозяин не смог смириться с тем, что он совершил, покинув эти места и переступив ту грань, что разделяет неизведанные пространства. Не смог вечность смотреть на последствия своих страшных действий. Не смог смотреть на меня.

Господи, – пораженно прошептала Кристина. Интуиция вновь озарила ее душу яркой вспышкой понимания, – Ты одна из тех детей, что были убиты на алтаре Литтл-Сарбора…

Девочка не ответила. Ее губы слегка изогнулись в улыбке, но в этой улыбке сквозило, скорее, одиночество и страшная усталость.

Иногда я пытаюсь помочь тем людям, что попали сюда, – произнесла она, – тем людям, что оказались не в том месте, не в то время. Иногда у меня получается. Очень редко. Дверь между мирами открывается тогда, когда заканчивается тот час, которому и принадлежит мир. И единственный способ выбраться навсегда из порочного круга страшных ночей – выйти из пограничного мира первого часа после полуночи, разделяющего реальность с потусторонней действительностью. Выбраться из бесконечного цикла борьбы за выживание, в любое мгновение грозящей оборваться смертью.

Девочка подошла к ней ближе, и Кристина с большим усилием заставила себя не отшатнуться от нее. В груди вспыхнула жалость к несчастному ребенку – вспыхнула и так же быстро погасла. Неистовое желание вернуться домой заглушало все прочие эмоции. Только теперь желание это диктовалось вовсе не страхом. Ей хотелось вернуться в ту жизнь, которую она не так давно презирала всей душой. Вернуться, чтобы увидеть Генри. И дождаться Рони.

Я знаю, какую силу тебе помогла обрести священная земля острова, – сказала девочка. Ее пустые глазницы смотрели в глаза девушки так, словно она ее видит, – знаю, с каким трудом тебе удалось обрести саму себя, и что за великую силу таит теперь твое сердце. Но ты не можешь представить всю значимость опасности, которым встретит тебя мир первого часа после полуночи. Какой нечеловеческой ненавистью бурлит его усыхающий хозяин.

Девочка сделала паузу и медленно произнесла:

Из всех тех людей, кто попадал в это ужасное место, ни один не нашел спасения. Ни один не смог избежать страшной мучительной смерти. Никто не в силах обещать тебе, что ты станешь исключением, Кристина.

Окружающее пространство начинало дрожать, расплываться, как и в последние мгновения пребывания девушки в подземелье, листья, кружащиеся в колыхающемся воздухе, неподвижно застыли, сквозь них просвечивало тусклое солнце, свет которого уже начинал гаснуть. Минутная стрелка на часах Кристины почти касалась двенадцати.

Что мне нужно делать, чтобы остаться в живых? – умоляюще произнесла Кристина, боясь не получить ответа, – ты ведь знаешь, что я должна делать?

Мир вокруг словно медленно распадался на атомы: вереницы летящих в воздухе листьев теряли форму и длинными нитями тянулись к земле, деревья, словно намоченный водой акварельный рисунок, меняли контуры и постепенно исчезали. Лишь каменные плиты с железными дверьми оставались такими же непоколебимыми. Девочка, стоящая рядом с ней, превратилась в смутное пятно с едва различимыми контурами лица. Ее рука, все еще не теряющая формы, схватила руку Кристины, девушка почувствовала такую сильную боль, что вскрикнула, вырывая ладонь. На тыльной ее стороне алел ярко-красный ожог в форме полумесяца.

Пусть знак увидит тот, кто должен его увидеть, – прошептала девочка, – следующая ночь…

И ее голос растворился в шуме и мощных вибрациях, издаваемых исчезающим пространством. Кристина побежала к нужной двери, что находилась на плите, соответствующей первому часу, земля под ногами проваливалась и затягивала ноги, словно болотная трясина – в какой-то момент девушка подумала, что она не успеет добраться до спасительного выхода, не сможет покинуть распадающийся на части лес прежде, чем он уйдет в небытие, чтобы возродиться на следующую ночь – но воля ее теперь обладала непоколебимым стремлением добраться до цели, которому не могли помешать сомнения. И Кристина добралась до двери, вцепившись в металлическую ручку, и чувствуя, как пропадает под ногами земля. В глаза бросилась гравюра, выбитая на блестящей поверхности двери – распятые тела людей, висящие на матовых крестах, отражающих безумные кроваво-красные цвета бьющегося в агонии лесного мира. Кристина дернула дверь на себя и провалилась в спасительную темноту.

 

..23..

Это было первое утро после смерти мамы, когда она проснулась с томительным щемящим ощущением невероятной легкости и свободы. В первые мгновения пробуждения Кристина услышала звуки дождя, одиноко стучащегося в окно, комнату наполнял тусклый серый свет, которым пасмурные небеса, затянутые темными тучами, скудно делились с осенним лесом, окружающим поместье. Потом, так же внезапно, как и само пробуждение, к ней пришло осознание того, что все самое плохое еще не закончилось. Душу вновь коснулись липкие обьятия страха, но теперь девушка не позволила этому чувству забрать у нее восхитительное ощущение того, что теперь она единолично управляет собой. Предстоящая ночь должна была стать решающей в ее судьбе, лежа на кровати и глядя на белоснежный потолок с мелькающими на нем тенями от капель дождя, струящихся по окну, Кристина с необыкновенной ясностью осознала, что это пробуждение может стать для нее последним. Ее не пугала смерть, страх у нее вызывало то, что в случае гибели она уже никогда не увидит Генри, не прикоснется губами к щеке Рони, никогда больше не встретит восход с ним на крыше двадцатиэтажного лондонского здания, среди металлических труб вентиляции и колючего утреннего ветерка, гуляющего на большой высоте. И она собиралась из последних сил бороться за свою жизнь.

Только в ванной комнате, открыв кран и собираясь ополоснуть руки, она заметила кроваво-красный полумесяц на правой руке. Полученные травмы и ранения исчезали сразу же после возвращения в привычную реальность, оставалось лишь жжение в измотанных уставших мышцах, но этот символ, более похожий на ожог, все так же краснел на руке. Приняв душ, она спустилась в столовую, где неутомимый Нортон уже накрыл на стол, встретив ее приветственным возгласом и заметив в разговоре, что Кристина сегодня особенно хорошо выглядит. Он сел напротив девушки, рассказывая ей о том, что завтра ожидается сильное похолодание, и, скорее всего, вместо дождя Алтерионский лес ждет первый в этом году снег, нередкий для поздней осени этих северных мест. Но потом Нортон внезапно замолк на полуслове, и вокруг воцарилась тишина, прерываемая лишь постукиваниями дождя и монотонным гудением обогревателя.

– Откуда у вас на руке этот ожог? – спросил он ровным голосом, выдавшим его внезапно возникшее внутреннее напряжение. Кристина подняла глаза от тарелки и увидела, что Нортон действительно взволнован, хоть и пытается скрыть волнение.

Даже не знаю, – ответила Кристина. Она не хотела посвящать мистера Энрайта в те события ее жизни, которым он бы никогда не поверил, но его странная реакция на этот символ вызвала волнение и у нее самой, – наверное, обожглась, когда вчера помогала вам готовить ужин. В чем дело, Нортон? Мне кажется, или вы действительно встревожены?

Нортон взял салфетку, рассеянно вытер губы и отодвинул тарелку.

Кристина, понимаю, моя просьба может показаться вам абсурдной, – он взглянул на нее и снова отвел глаза, словно пытался подобрать нужные слова, – поверьте, я объясню все позже, но сейчас нам нужно немедленно ехать на остров.

Вы шутите, Нортон? – спросила Кристина, не в силах понять, что происходит давним другом ее деда, – в такую то погоду? Зачем?

Кристина, я просто прошу вас довериться мне, – произнес Нортон, встав со стула и беспокойным шагом приблизившись к окну, испещренному водными дорожками от капель дождя, – и все расскажу, когда мы прибудем на Литтл-Сарбор. Нужно успеть, пока не обьявили штормовое предупреждение и паром еще ходит к острову.

Он посмотрел на нее, хотел сказать еще что-то, но промолчал, ожидая ее ответа.

Хорошо, – сказала Кристина, поднимаясь, – я только оденусь, это займет немного времени.

Нортон благодарно кивнул, ее согласие действительно его обрадовало.

Я вас жду внизу, у парадного входа, – сказал он вслед Кристине, поднимающейся за одеждой в свою комнату.

Поведение Нортона удивило Кристину, но, одевая сапоги и накидывая на плечи кожаный плащ, она поймала себя на мысли, что ожидала нечто подобное. Слияние с Сатори подарило ей безупречную интуицию, внутренний взор, которые видел, порой, гораздо больше, чем глаза. Она быстро спустилась по лестнице, Нортон ждал ее внизу, у двери. Он держал два зонта, один из которых дал Кристине, и они вышли наружу. Дождь усилился, крупные капли били по земле клумб, оставляя в ней небольшие ямки, заполненные водой; сквозь пелену падающих капель мерцающим светом горело окно охранника. Вскоре показался и он сам: Джо вышел из своего домика, держа раскрытую газету над головой.

Куда вы собрались в такую погоду? – выкрикнул он, стараясь перекричать звук дождя.

Нам нужно выбраться на остров, – бросил в ответ Нортон, его суетливые движения выдавали нервозность, – открывай ворота, Джо!

Охранник пожал плечами, буркнул себе что-то под нос и вернулся в дом. Через пару минут раздалось гудение открывающего механизма, и ворота распахнулись. Переступая через лужи, Нортон с Кристиной быстрым шагом направились по залитой водой тропинке, что вела к близлежащей пристани. За всю дорогу Нортон не проронил ни слова. Лишь потом, когда они стояли под брезентовым навесом баржи, а море вокруг разбивалось брызгами дождя, Нортон нарушил молчание.

Прошу меня извинить, Кристина, – произнес он, стряхивая зонт, который не смог его защитить: вся верхняя часть пальто была мокрой, – может быть я просто суеверный старый дурак, которому не терпится совершить безумную поездку через океан в такую ужасную погоду. Но я искренне верю, что вам нужно сейчас попасть на остров. Никогда не прощу себе, если из-за моей вины с вами что-нибудь случится… Уж лучше считайте меня выжившим из ума стариком.

Я так вовсе не считаю, Нортон, – мягко сказала Кристина. Она никогда не видела Нортона таким встревоженным, это вызывало в ее душе смятение, – расскажите мне, зачем мы плывем на остров?

Нортон откашлялся и посмотрел на Кристину, будто спрашивая себя, стоит ли отвечать на этот вопрос. Затем вздохнул и произнес:

Кристина, помните мою историю про страшный ритуал сектантов?

Конечно, – ответила Кристина. Ее сердце сжалось, предчувствуя, что совсем скоро реальность откроет перед ней новые тайны, числу которых нет, да и не может быть конца.

Я скрыл от вас весьма существенную деталь этой истории, – сказал Нортон, – о ней знают лишь старожилы острова. Да и ваш дед был в нее посвящен…

Кристина молчала, внимательно слушая каждое его слово.

Те люди, которые первыми вошли на территорию религиозного сообщества, – произнес Нортон, – они рыдали и сулили проклятия фанатикам, оплакивая своих убитых детей. Пока один из жителей, мой отец, не увидел, что одна из девочек, привязанная к столбу на страшном алтаре все еще дышит. Она была жива, несмотря на страшные раны, продолжала цепляться за жизнь – около месяца ее вытаскивали из лап смерти, это удалось сделать, но с тех пор, она очень редко приходила в сознание.

Кристина не верила своим ушам.

Она еще жива? – спросила девушка, потрясенно вглядываясь в лицо Нортона. Тот кивнул и, после небольшой паузы, продолжил:

За все это время она приходила в сознание всего лишь около десятка раз. Самый первый – в далеком тридцать втором году: Долорес, так ее зовут, очнулась на пару минут, до смерти перепугав убирающуюся в комнате женщину. Она сказала что-то о пожаре, назвала имя сына этой женщины и начала кричать, чтобы та скорее выметалась на улицу. Женщина побежала к себе домой, едва успев вытащить из огня двухгодовалого сына. Подобное повторилось в сорок третьем: Долорес говорила что-то о приближающихся птицах, сеющих огонь и смерть. Через пару дней после ее страшного пророчества остров подвергся бомбежке, немецкое командование посчитало, что на Литтл-Сарборе находится база, обслуживающая британские подводные лодки, потому и решило разнести мирное поселение в клочья. Так было и в последующие годы – никогда еще ее предсказания не оказывались ошибочными, Кристина.

Нортон замолчал, глядя на серую полоску острова с горящим сигнальным огнем, расплывающимся в плотной завесе дождя.

Ваш дед долго хотел ее увидеть, – наконец, произнес он, – потом, когда встреча состоялась, Долорес вновь очнулась от своего бесконечного сна и говорила с ним о чем-то наедине, около получаса. Когда он вышел, лицо его было бледным, словно молоко, и после этой беседы Эдвард навсегда забросил попытки исследовать живший на острове культ.

Он снова замолк, Кристина терпеливо ждала продолжения. Лишь когда баржа вплотную приблизилась к пристани, Нортон нарушил молчание:

Вчера, когда мы с вами посещали Литтл-Сарбор, – сказал он, – я был у нее дома, так уж получилось, из всех старожилов я – единственный, кто перебрался с острова на большую землю, потому и привожу ей лекарства, необходимые для поддержания ее угасающей жизни. Каюсь, никакой больной племянницы у меня на самом деле нет, мисс Маклинн. И когда я уже собирался уходить, она окликнула меня. Подняла правую руку – на ней был такой же знак, как и на вашей – то, что осталось после ужасного ритуала. Она сказала, чтобы я привел к ней того человека, кто будет отмечен тем же знаком. И добавила, что от этого зависит жизнь этого человека. Теперь понимаете, почему мы едем на остров, Кристина?

Он посмотрел на девушку, в глазах его явно читалось беспокойство и желание, чтобы Кристина действительно поняла его странный, только лишь на первый взгляд, поступок.

Вы совершенно правильно поступили, Нортон, – произнесла Кристина, – На самом деле, я должна вас за это благодарить.

Около четверти часа они под непрекращающимся ливнем добирались до нужного дома по узким темным улицам, залитым бегущими потоками воды. Наконец, Нортон остановился у одноэтажного кирпичного дома, обнесенного чугунным черным забором, и нажал на скрытую от дождя закругленным металлическим козырьком кнопку звонка. Ворота открыла маленькая плотная женщина в ярко-желтом дождевике; она с удивлением взглянула на Нортона и вопросительно посмотрела на Кристину.

Потом обьясню, Мари, – бросил ей Нортон, – нам нужно увидеть Долорес. Надеюсь, впустишь?

Она кивнула, и они зашли в двор. Как только они попали в сам дом, закрытая входная дверь словно оборвала звук дождя, оставив вокруг тишину, которую внешняя непогода лишь изредка нарушала короткими постукиваниями по крыше.

Первая дверь справа по коридору, – сказал Нортон, складывая зонт и кивая головой в сторону длинного коридора с дощатыми полами, – я с вами, к сожалению, не могу пойти – все, что она может сказать, предназначено только для вас.

Кристина хотела было снять сапоги, но женщина покачала головой, забирая у нее мокрый зонт и коротко шепнув: “Иди”. Девушка пошла вдоль коридора до деревянной двери, обклеянной бумажными обоями, повернула массивную железную ручку и вошла в полутемную комнату, словно впитавшую в себя запах лекарств. У окна, прикрытого плотной шторой, стояла железная кровать. На ней лежало маленькое сморщенное тело очень старой женщины, казалось, время выпило из нее все соки, и теперь оставалась лишь обтянутая темно-коричневой кожей мумия. Когда Кристина взглянула ей на лицо, сердце чуть было не выпрыгнуло из груди: у этой женщины вместо глаз зияли пустые глазницы, в которых гнездилась темнота.

Не может быть, – прошептала потрясенная Кристина, – неужели…

Вот мы и встретились, – произнесла вдруг старуха. Она повернула голову в ее сторону, свет от небольшой настольной лампы осветил ее высохшее лицо, – Вовремя, Кристина. Вовремя…

Она помолчала, словно собирала в себе остатки силы, с которыми можно было бы продолжить говорить.

Я живу на грани между двумя мирами, – произнесла старуха. Ее глухой голос звучал так тихо, что девушка наклонилась ближе, – только трудно подобное страшное существование назвать жизнью. Я очень устала Кристина. Иногда мне кажется, что я – застрявшая на пороге смерти старуха, которой снится, что она маленькой девочкой заблудилась в кошмарном лесу, населенном жуткими существами. Иногда я думаю, что этой самой девочке снится, что она умирает в маленькой комнатушке без солнечного света, окруженная густым запахом лекарств.

Яркая вспышка озарила комнату, за ней последовал раскат грома.

Я хочу проснуться, – сказала старуха. Было видно, что последние слова дались ей с огромным трудом, – И думаю, смерть – единственный способ это сделать. Передай Нортону Энрайту, что я больше не нуждаюсь в лекарствах.

Она замолчала, Кристина долго ждала, прежде чем она прервет молчание, но не выдержала и спросила:

Что делать мне этой ночью? Как мне покинуть навсегда те страшные места, в которых я была?

На самом деле, тебе не нужен мой ответ, – произнесла старуха, – Все, что тебе нужно, уже внутри тебя. Ты ищешь выход, Кристина, но иногда, чтобы найти этот выход, нужно перестать его искать.

Она закашлялась так сильно, что Кристина хотела позвать на помощь ту женщину, которая открыла им дверь, но старуха внезапно схватила ее за руку. На ее ссохшейся руке чернел полумесяц.

Твоя мать всегда рядом с тобой, – сказала она хриплым голосом, – Мне не нужны глаза, чтобы ее увидеть. Внутренний взор видит гораздо больше.

Ее пустые глазницы уставились на потрясенную девушку, будто старуха действительно на нее смотрела.

Она рядом с тобой, – повторила она, – и я вижу ее так же отчетливо, как и тебя. Прогони тоску навсегда из сердца, чтобы с достоинством встретить финал следующей ночи, каким бы он ни был.

Она замолчала, и Кристина поняла, что несчастная умирающая женщина, чей возраст приближался к вековой отметке, больше ничего ей не скажет. Она вышла из комнаты, из головы не выходили последние слова, которые произнесла старуха.

Она рядом с тобой. Твоя мать всегда рядом с тобой.

Кристина ощутила, как к глазам подступают слезы, но теперь это были слезы радости, с которыми ее душа почувствовала, наконец, теплое родное присутствие близкого человека, которое всегда было с ней, но так долго заглушалось глупым беспокойством и бессмысленным изнуряющим отчаянием.

 

..24..

Первый час после полуночи.

Время, когда оживают самые страшные кошмары.

Кристина очнулась от сна мгновенно, будто нечто внутри толкнуло ее, вынуждая открыть глаза. Ночь, сгустившаяся вокруг. Далекий звук бьющегося об берег океана. И холод, пронизывающий кожу. Кристина поднялась на ноги, она находилась на острове, никаких сомнений в этом не было: темные дома сгрудились вокруг, оставляя между собой узкие дорожки улиц, замощенных крупным булыжником, редкие фонари отбрасывали на поселение странный темно-желтый свет. Снова в безумном потустороннем мире, с внезапной ясностью подумала Кристина. Внутри загорелся огонек страха, заставивший ее мгновенно прийти в себя. Мир этот казался точной копией того, в котором девушка побывала вчерашним днем: справа от нее витрина супермаркета отражала свет фонарей, дальше длинной вереницей одинаковых двухэтажных домов улица резко сворачивала в сторону. Позади нее ночь поглотила все пространство, фонари там не горели, и казалось, поселение обрывается в темную бездонную пропасть вроде той, через которую проходила она по узкому бревну в подземелье. Кристина стояла посреди мертвого городка, и ей было страшно. Она не стала сопротивляться этому чувству, позволила ему завладеть на мгновение телом, и когда страх вошел в пределы, позволяющие его контролировать, Кристина пошла по бугристой дороге, ведущей в неизвестность. Интуиция вновь проснулась, позволив ей безошибочно угадывать нужное направление, ту дорогу, что приведет ее к спасительной двери. К выходу, завершающему тяжелые испытания. Осталось совсем немного, шептала она, прерывая мучительную тишину звуком своего голоса. Потерпеть самую малость. И тогда все мои усилия не пройдут даром. И все-таки мир первого часа после полуночи значительно отличался от реального. Слишком много ржавчины было на окружающих дома воротах. По стеклам темных окон змеились трещины, краска на стенах облупилась и осыпалась обширными пластами, обнажая гнилое дерево и разбухшие темно-коричневые кирпичи. Словно этот мир постепенно разрушался, покрывался ржавчиной и рассыпался трухой, как и страшное подземелье, как и лес с умирающими деревьями, усыпающими землю вокруг себя сгнившей листвой. Как и Долорес, медленно умирающая в крошечной комнате. Кристину поразила дикая догадка, но прежде чем она смогла облечь мысли в слова, потрясение, вызванное острым приступом страха, начисто стерло ее из памяти. Взгляд ее упал на нечто, обнажившее в душе древнего демона страха, она с трудом удержалась от инстинктивного вскрика, отвернувшись и застыв на месте, пытаясь выкинуть из головы страшное зрелище. На подоконнике одного из окон, за стеклом, освещенным уличным фонарем, она увидела отрезанную мужскую голову c навечно застывшей печатью боли на посиневшем лице. Этот образ так сильно ее ошеломил, что несколько мгновений она перестала ориентироваться в окружающем пространстве – интуицию заглушил ужас – она бы так и осталась стоять на одном месте, если бы не холодная решимость добраться до выхода, что непоколебимым и непробиваемым ядром гнездилась в сердцевине ее личности. Сила Сатори, позволившая ей не взирая какие-либо эмоции продолжить движение. Она не смотрела больше на дома, прилегающие к узкой дороге, часто ее боковое зрение улавливало нечто странное в их окнах, нечто, пугающее до такой степени, что девушки не решалась на это смотреть. Когда она миновала главную улицу поселения, усаженную высокими кленами, ее ждало еще одно потрясение. На деревьях, среди ветвей с пожелтевшими листьями, висели изуродованные тела людей, прибитые железными костылями к широким стволам. Запах разложения и смерти витал в воздухе, Кристина побежала, не выдержав нервного напряжения и не в силах смотреть на чудовищный пейзаж. Среди убитых были как мужчины, так и женщины, но больше всего девушку потрясла маленькая ручка, торчащая из темно-желтой кленовой кроны. Ручка с розовым браслетом наручных часов, принадлежащая ребенку. Тело его надежно скрывали еще не опавшие листья, и на глазах у девушки выступили слезы от бессильной ярости к тому безумцу, кто все это сотворил. И с холодеющим страхом она вдруг осознала, что это исчадие ада следит сейчас за ней. Смотрит на нее немигающим взглядом, в котором нет ничего, кроме ненависти и ненасытного желания причинить боль. Кристина бежала изо всех сил, и когда она добралась до пологого спуска, ведущего к отелю и заброшенной земле сектантов, она услышала за спиной страшный крик, разрывающий ночную тишину и вызывающий у нее холодный озноб.

Я не остановлюсь, пронеслось у нее в голове, никакой страх, никакая угроза смерти меня не остановит. Она бежала к тому храму, около которого они были прошедшим днем вместе с Нортоном. Интуиция говорила ей, что дверь находится именно там. А еще интуиция кричала о той угрозе, что приближается к ней сзади. В паре футов от нее раздался глухой удар: нечто круглое упало на землю и покатилось по склону, оставляя темную кровавую дорожку на засохших стеблях травы. Кристина пробежала через выломанные ворота и оказалась на бывшей территории сектантов. До здания храма оставалось несколько десятков футов, и когда она добежала до темнеющей глазницы входа в башню, сзади раздался гремящий звук железа и огромная стальная бочка, из которой высыпался песок, врезалась в каменную стену едва не задев Кристину. Она ворвалась внутрь, глаза привыкли к темноте, и Кристина ошеломленно застыла, не веря глазам. Здесь была только одна дверь. Железная дверь в противоположной стене, на поверхности которой была гравюра в виде круга, поделенного на двенадцать равных частей. И в секторе, соответствующего двум часам, блестела гравюра в виде человека, запутанного в цепях. Эта дверь ведет в мир второго часа после полуночи, подумала Кристина. Это вовсе не выход. Это всего лишь дверь в очередной кошмар, из которого она уже однажды сбегала. Кристина больше не плакала. Страх куда то ушел, вместе с надеждой на то, что она навсегда покинет страшный мир снов. Она вышла из здания храма, перед ней, в тусклом лунном свете стоял хозяин этого мира: огромная фигура чуть ли не в двое выше ее, тощее тело с узлами мышц и выпирающими костями, обтянутыми темной кожей. Его лицо потеряло всякий человеческий облик: сверкающие огромные глаза рассматривали ее, тонкий рот кривился в презрительной полуулыбке, а в руках он держал обмякшее безжизненное тело человека, залитое бурыми высохшими потеками крови.

Ты хочешь, чтобы я тебя боялась, – тихо сказала Кристина, глядя ему в глаза. Она была спокойна, как никогда. Чувствуя, как глубоко внутри разгорается сила и мощь Сатори, – чтобы мой страх кормил и питал твою уродливую сущность.

Усмешка сползла с лица безумного монстра, что когда-то давно был человеком. Он зарычал, злобно оскалив клыки, поднял над собой мертвое тело и сжал его длинными огромными пальцами, пока все его кости не издали ломающийся треск. Словно сухие ветки, мгновенно ломающиеся под ногами.

Не выйдет, – покачала головой Кристина. Она уже не чувствовала себя маленькой беспомощной девочкой. Она уже не была перепуганным до смерти существом, боящимся собственной тени в темной комнате. Кристина стала той, кем была с самого рождения, но узнала об этом только сейчас, – ты захотел вечной власти и создал собственный мир. Только кем будешь властвовать, если вокруг тебя только трупы тех, кого ты убиваешь, чтобы продлить свою жалкую жизнь? Наказание твое – вечное одиночество среди умирающего мира.

Чудовище отбросило в сторону мертвое тело и с нечеловеческой яростью кинулось на нее, выбрасывая вперед руки с длинными загнутыми когтями. И когда разьяренный монстр с огромной скоростью к ней приближался, Кристина вдруг взглянула на небо. Там мерцали мириады звезд, расыпанные по черному покрывалу ночного неба, увенчатого огромным диском мягко светящейся луны. Легкий порыв ветра ударил ей в лицо, она почувствовала соленый запах моря, и услышала гул волн, бьющихся совсем недалеко.

А ведь это не твой мир, – прошептала она, без страха глядя в сверкающие ненавистью глаза монстра. Он остановился, рухнув на землю, не добежав до нее пару шагов, будто его остановила какая-то неведомая сила, – Жди тех, кто поверит страху больше, чем самому себе. Пользуйся слабостью тех, кто добровольно отдаст тебе свое право управлять собственным миром. Но меня ты не получишь.

Кристина смотрела в его глаза и видела, как ненависть в них сменяется другим чувством. Безжалостный убийца испытывал перед ней страх. Кристина ощутила, как из ее груди вырывается та сила, что так долго в ней таилась: по земле заструились длинные зеленые побеги; они вырывались из земли, оплетали каменные блоки храма, заросшие мхом, мягко окутывали тело убитого человека. Монстр завизжал, разрывая когтями свежие побеги, но их становилось все больше, маленькие зеленые почки появлялись на длинных стеблях, увеличиваясь до размеров теннисного мяча, а потом лопались, обнажая прекрасные сиреневые цветы, что поздним вечером раскрывали бутоны в далеком детстве Кристины.

Иногда, чтобы найти выход, нужно перестать его искать.

Так ей сказала Долорес. Она стояла посреди ковра из цветов, мягко колышащегося на ветру, ночной воздух заполнил чудесный аромат, а монстр, давным-давно потерявший человеческий облик, с бессильной злобой и ужасом – чувства, которые он так давно не испытывал – смотрел на ее светящееся в темноте лицо. Когда она перестала искать выход из страшного мира, когда ее душа спокойно и невозмутимо приняла неизбежность, глаза ее прозрели, и она увидела, что все это время, которое она с усилиями и страхом потратила на поиски этого выхода – все это время выход был у нее перед глазами. И она могла воспользоваться им в любое время.

Иногда наши желания нас ослепляют, – прошептала она, глядя на скорчившегося в судорогах тело чудовища, – ты хотел власти и вечной жизни. Создал для удовлетворения своих желаний целый мир. А все, что действительно было нужно – остановиться на мгновение в хаосе жизни и осознать, что внутри тебя бескрайнее пространство для радости и счастья.

Кристина смотрела в его подернутые пленкой страха глаза, видела в них свое сияющее отражение; реальность вокруг дрожала, словно растворяющийся в знойном воздухе пустынный мираж, звуки и запахи исчезали, окружающее пространство рвалось на части, будто бумага, она почувствовала сильный толчок в области спины и упала на землю, едва успев выставить руки. Когда она подняла голову, откашливаясь и морщась от боли, рядом с ней стояла кровать, ветер из открытого окна развевал тонкие шторы, и лунный свет падал на ее уставшее счастливое лицо. Кристина сидела на полу своей комнаты в особняке деда, и теперь совершенно твердо знала: мир ночных кошмаров она видела в последний раз своей жизни.

 

..25..

Снег непроглядной пеленой окружал машину, фары выхватывали из темноты огромные снежные хлопья, зависшие в воздухе и прилипающие к стеклу, сминаясь в плотную белоснежную массу. Кристина дремала, наслаждаясь теплотой, струящейся внутри автомобиля, так резко контрастирующей с внешней непогодой. Открывала глаза, чтобы увидеть отца, ведущего машину через лес, деревья которого медленно копили на ветвях снежные шапки. Чувство, которое она испытывала, поднималось из самых глубин души, наплывало на нее и оставляло в сердце ощущение того, как прекрасен окружающий мир, когда восприятие свободно от внутренней болтовни и каких-либо мыслей.

Пару часов назад, вечером, когда снег только лишь начинал срываться с неба, покрытого свинцовыми тучами с иссиня-черными разводами, Кристина вместе с Нортоном стояла на крыльце, смотрела на прилегающий к особняку лес.

Вот и первый снег, – произнес Нортон, зябко потирая покрасневшие от холода руки, – зря вы собрались уезжать, Кристина, здесь зимой очень красиво, природа так и просится на холст хорошему художнику.

Соскучилась по папе, – произнесла, улыбнувшись, Кристина, – да и еще хочу увидеть одного очень близкого мне человека.

Понимаю, – сказал Нортон и внимательно на нее посмотрел, – думаю, ваш поспешный отьезд каким-то образом связан с разговором с Долорес… Я прав?

Можно и так сказать, – ответила Кристина, – хотя разговор вовсе не послужил главной мотивацией, Нортон.

Надеюсь, она действительно сказала вам что-то нужное, – произнес Нортон, – в любом случае, мне очень жаль, что вы уезжаете, Кристина. Надеюсь, хотя бы летом увидеть вас снова в этом старом поместье. Вместе с вашим “очень близким человеком”.

Он подмигнул ей, и они обнялись. Позже, когда Кристина увидела вылезающего из автомобиля отца, ее радость достигла самых заоблачных высот; Генри рассмеялся, попав в крепкие объятия дочери, и едва не упал на скользкой дорожке, уже покрытой дюймовым слоем снега.

Теперь же, сидя с ним в машине и засыпая под бархатный голос Джима Моррисона из барахлящего радиоприемника, Кристина растягивала этот момент как можно дольше, избегая мыслей как о прошлом, так и о будущем. Лишь когда они проезжали мимо крутого обрыва, где открывался вид на океан, она взглянула на далекие мерцающие огни острова, проглядывающие сквозь снежную пелену и горящие где-то на самом горизонте. Земля, которая в давние времена считалась священной. Скрытая потусторонняя реальность, зовущая к себе людей, чтобы испытать их волю к жизни страшными смертельно опасными испытаниями. Долорес сказала ей о том, что сектанты допустили большую ошибку. Возможно, их ошибка заключалась в том, что один из принесенных в жертву детей остался жить, существуя одновременно в двух мирах, и кто его знает, что случится с потусторонними мирами, когда единственный выживший ребенок умрет. Когда уйдет из жизни Долорес.

Кристина отвернулась от окна, поймала на себе взгляд Генри, улыбнулась ему в ответ и уже через пару минут погрузилась в глубокий безмятежный сон.

 

..26..

В один из дней ранней весны, утром, в пригороде Хэмпшира, у высокого бетонного забора, обнесенного колючей проволокой, остановился автомобиль. Из него вышла девушка, постояла некоторое время у машины, потом прошлась до ворот контрольно-пропускного пункта, которые оказались все еще закрытыми, вернулась обратно и принялась ждать, выдавая напряженной позой крайнюю степень волнения. Вокруг не было ни души, лишь свежевспаханное поле с едва начавшими пробиваться из-под земли ярко-зелеными стеблями травы, полоска лесополосы на западе с белеющим вдалеке фермерским домиком и одинокая фигура часового, скучающего на охранной вышке по ту сторону забора. Через четверть часа ожидания, массивная железная дверь с привинченой над ней поблекшей табличкой “ Тюрьма общего режима юго-западного округа Хэмпшира” заскрипела, выпуская на свободу высокого брюнета в потертых джинсах и легкой курточке, едва защищающей его от утренней весенней прохлады. Он взглянул на девушку, и на лице его заиграла улыбка. Они обнялись, не сказав друг другу ни слова, просто стояли перед железными воротами, крепко обнявшись, словно весь окружающий мир исчез, и остались только два человека, так долго ждавшие этого момента.

Парень наклонился, поцеловал ее в губы и взглянул на нее так, будто видел впервые.

Все такая же красивая, Кристи, – произнес он, не отрывая глаз от девушки. Кристина смотрела в его зеленые глаза, и ее захлестывала безумная любовь, – знаешь, это мгновение я переживал уже сотни раз. Каждую ночь. Представлял, как мы с тобой встречаемся. И я смотрю на тебя, и чувствую себя самым счастливым человеком, Кристина.

Она поцеловала его, оставив на его щеке следы своих слез.

То, что я сейчас испытываю, – хрипло произнес он, – то, что чувствую… Это стоит всех тех ужасных дней, что прошли вдали от тебя.

Я только что подумала о том же, – прошептала Кристина, – не верю, что это происходит. Как будто снится сон, Рони, и очень не хочется от него пробуждаться.

Рони покачал головой и улыбнулся.

Никакой это не сон, малыш. Скорее, наоборот, мы с тобой проснулись и теперь самое время наслаждаться реальностью.

Они долго стояли перед машиной, разговаривали, потом просто молчали, ни на мгновение не разрывая обьятий.

Куда мы направимся, Кристи? – спросил Рони, вслед за ней садясь в машину, – я до сих пор не могу привыкнуть к открытому пространству… Даже не знаю, как буду чувствовать себя в городе.

О, сколько в Англии дорог, – улыбнувшись, произнесла Кристина, – можем выбрать любую. Главное, чтобы сегодня вечером, в конце выбранной дороги нас ждала уютная комната с мягкой постелью.

Рони вновь на нее взглянул, и она взмолилась, чтобы взгляд этот длился вечно, чтобы те чувства, которые он вызывал, не прекращали пульсировать в груди, вызывая бегущие по спине мурашки при каждом его случайном прикосновении.

Рони, – сказала она, – я должна тебе еще кое-что сказать. За то время, что мы были… не вместе, я вспомнила, что на самом деле случилось тогда у бара. Вспомнила, кто…

Тихо, малыш, – произнес Рони, слегка нахмурившись. Потом он посмотрел на нее, и к нему снова вернулась улыбка, – призраки прошлого давно мертвы, Кристи. Плевать мне, что произошло вчера, позавчера или несколько лет назад. Сейчас я с тобой. Только это имеет значение, понимаешь?

Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Ну что же, – сказал улыбающийся Рони, – пора двигаться по дороге, что приведет нас в уютную комнату. С мягкой постелью.

И автомобиль тронулся с места, поднимая на проселочной дороге столбы пыли, зависающие в воздухе и медленно оседающие на покрытых прозрачными каплями утренней росы травинках, растущих вдоль обочины. Чуть позже, когда забрызганный высохшей грязью внедорожник одного из охранников проезжающий по той же дороге, остановился у въезда в тюрьму, сидевший в нем охранник, спешивший на свою смену, заметил чудесные сиреневые цветы, похожие на лилии. Они расцвели в нескольких футах от входа, небольшая яркая полянка, предвестник приближающегося буйного весеннего расцвета. Охранник сидел в машине, ожидая, пока откроются ворота, смотрел на распустившиеся бутоны цветов и был готов поклясться, что еще вчера на этом самом месте не росло ничего, кроме редких пучков сорных трав, да колючего кустарника, вечно царапающего машину.

 

ЭПИЛОГ

Здравствуйте, Кристина, очень был рад вашему письму, потому незамедлительно отвечаю, ибо в это время поместье представляет собой невероятно скучное место, и эпистолярный жанр – один из немногих видов деятельности, которым здесь можно себя занять. Сразу же отвечаю на ваш вопрос: в жизни моей ничего нового не появилось, все так же изучаю огромное количество записей, собранных вашим дедом, слежу за состоянием особняка, да ругаюсь с Джоном; он совсем обленился, и теперь выходит из своего домика для гостей лишь для того, чтобы проверить источники подозрительного шума, которые зачастую являются моих рук делом – хочу расшевелить этого медлительного ирландского здоровяка, но в ответ слышу только его злобное бормотание и бесконечные отговорки. Охранник он идеальный, но в качестве собеседника не многим лучше тех скульптур, что так любила покупать ваша бабушка Маргарет.

Однако в прошлом месяце произошло нечто, о чем бы я хотел рассказать, думаю, вам будет интересно об этом услышать. После вашего отъезда я с огромным трудом заставил себя следовать тому, о чем вас попросила Долорес: больше не привозил ей никаких лекарств, уж если она сама решила уйти из жизни, я никак не смог противоречить желанию этой стойкой женщины – слишком много ей пришлось пережить, представляю, какой тяжелой и абсолютно безнадежной была для нее искусственно поддерживаемая медикаментами жизнь. Она умерла тремя неделями позже, быстро и, очень на это надеюсь, безболезненно. В ночь ее смерти разыгрался жуткий ураган, я был тогда в поместье, не на острове, поэтому, когда смог посетить Литтл-Сарбор, ужаснулся: ветер сорвал многие крыши, завалил столетние деревья и оборвал ту новую пристань, что так и не достроили владельцы Приюта. Но самое удивительное, Кристина: в ночь, когда это произошло, весь океан светился зелеными огнями, как на той картине, что я вам показывал. Огни Морского Дьявола – если бы не видел своими собственными глазами, никогда бы не поверил в то, что древние истории про блуждающих в морской воде светлячков, предупреждающих о каком-то очень важном событии, действительно имеют под собой реальную основу. Но это еще не все, Кристина. После чудовищного шторма на территории, принадлежащей когда-то давно секте, просела земля, открыв ход в подземные катакомбы которые, как оказалось, покрывают больше трети острова. Не знаю, как сектанты смогли за тот промежуток времени, что они провели на острове, вырыть все эти подземные ходы в тайне от своих ближайших соседей, местных жителей. Археологи уже вовсю проводят исследования под землей – ходит слух, что владельцы Приюта все-таки решили не строить на этой земле новые корпусы отеля – видимо хотят водить туристов по темным коридорам подземной штольни, рассказывая им про те жуткие вещи, что там когда-то давно творились. Насколько я знаю, там действительно проводились какие-то ужасающие ритуалы – археологи уже извлекли из катакомб несколько мумифицированных тел людей и нашли помещение, полностью забитое принесенными в жертву животными, в основном это были домашние животные вроде козлов и овец. Вот так, спустя столетие нам иногда являют себя темные тайны прошлого…

Ну а вообще, Кристина, скучаю без вас, и надеюсь, что в ближайшее время вы найдете свободный денек и навестите вместе со своим молодым человеком одинокого старика, тщетно пытающегося найти общение в компании неразговорчивого и хмурого подлеца Джонни. К тому же, как мне по секрету сообщил Генри, месяцев через семь на свет появится малышка Маклинн, так что свежий лесной воздух будет вам очень кстати.

Жду вас с нетерпением,

Нортон Энрайт