Кристина увидела Тритию слишком поздно. Она знала, что не сможет ничем ей помочь, что Триша не видит ничего, кроме своих чудовищных заблуждений. Сила Сатори позволяла девушке полностью прочувствовать на себе то, что чувствовала Трития, сжимая в руках револьер. Страшная опустошенность. Душевная боль, сьедающая тело. И слепая вера иллюзиям, кажущимся такими реальными, правдивыми. Ошибка, цена которой оказалась очень велика. Кристина выкрикнула ее имя, но девушка уже не слышала ее. Она не слышала ничего, кроме лживого внутреннего голоса страха. И Триша не смогла его ослушаться.

Кристина отвернулась, чтобы не видеть страшной развязки, и когда раздался выстрел, а после него мягкий звук удара тела об землю, она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и ускорила шаг. Каждый из нас ходит с собственным револьером, взведенным у виска, подумала она. Перед глазами стоял последний запечатленный памятью образ Тритии, приставившей оружие к голове. Если бы только мы поняли, что на курок нажимают не люди, желающие нам зла, не трудные события, угрожающие благополучию жизни. Нажимаем мы сами. Револьер отчаяния и безнадеги со стальными патронами страха. А еще ей в голову пришла тяжелая мысль, что, если бы не Сатори, она, возможно, поступила бы также, как и несчастная Трития.

Часы показывали без четверти четыре. Каких-то пятнадцать минут, и дверь, соединяющая лес с обыденной реальностью, распахнется. Кристина знала, где находится эта дверь, интуиция безошибочно угадывала верное направление, лесные пейзажи больше не казались незнакомыми, как будто она и раньше здесь бывала. И еще она знала, что рядом с дверью ее ждет некто, желающий встречи с ней. Это знание пришло вместе с воссоединением со своей второй половиной, она не могла разглядеть внутренним взглядом каких-либо подробностей, но твердо знала, что намерения у ожидающего ее существа вовсе не враждебны.

Лес поредел, и Кристина вышла к обширной поляне, окруженной многовековыми дубами. Посреди заросшей сорными травами пустоши лежали каменные плиты, образующие в совокупности круг правильной формы. Двенадцать высоких плит с железными дверями на девяти из них. Около каменного сооружения стояла девочка лет десяти, она повернулась спиной к Кристине, и когда та сделала несколько шагов в ее сторону, предупреждающе подняла руку вверх, приказывая ей остановится.

Ты думаешь, этот мир создали христианские отступники, сектанты страшной религии? – произнесла девочка, так и не повернувшись к ней лицом. За ней простиралось огненное пламя заката, не скрываемое теперь высокими верхушками деревьев, казалось, она любуется этим зрелищем, – на самом деле, все, что ты видишь, возникло здесь задолго до появления человечества. Древние друиды первыми обнаружили священные земли на острове с прилегающим к нему побережьем. Место, где в одно целое мир реальности сливается с иными таинственными мирами. Долгое время на острове было их Городище, алтарь для приношения жертвоприношений, открывающих невидимые врата. Но время друидов закончилось. Их бесплотные тени все еще забредают в эти места… Духи, лишенные былого могущества и обреченные проводить в одиночестве целую вечность.

Я хочу вернуться в свой мир, – сказала Кристина. Она чувствовала, что девочка, стоящая перед ней, такой же ключ к спасению, как и Сатори, – Ты знаешь, какая дверь откроет мне дорогу обратно?

Сектанты пришли на остров, чтобы воспользоваться той силой, что скрывается в его недрах. Они разделили между собой клочки иного пространства, – девочка пропустила ее вопрос мимо ушей. Монотонным усталым голосом она продолжила, – совершив древний ритуал, они стали единовластными владыками, каждый своего собственного мира.

Она повернула голову, и Кристина увидела темные красные полосы на ее шее, похожие на опасную болезнь, пожирающую кожу.

Но сектанты допустили ошибку, за которую будут вечно расплачиваться в огненной гиенне. И теперь они заживо гниют в своих мирах, расплачиваясь за ослепляющее стремление к безграничной власти и бессмертию. Черпая силы для своей истощенной грязной душонки из боли и страха тех людей, что волей случая забрели на их землю.

Девочка повернулась к ней, и Кристина едва смогла подавить вскрик – все ее лицо было покрыто пузырящимися ожагами, а на месте глаз две черные дыры, из которых словно сочилась вязкая темнота. Одетая в грязную холщовую рубашку, полы которой спускались до колен, она неподвижно стояла перед девушкой.

Они все сошли с ума, – тихо сказала девочка, – каждый из них по своему, кто-то топит ярость и бессильный гнев в крови невинных жертв. Кто-то растворился в собственном мире, став его частью и потеряв последние остатки человечности. Потому ты смогла сохранить себе жизнь, Кристина – здесь, в древней лесной обители ее хозяин не смог смириться с тем, что он совершил, покинув эти места и переступив ту грань, что разделяет неизведанные пространства. Не смог вечность смотреть на последствия своих страшных действий. Не смог смотреть на меня.

Господи, – пораженно прошептала Кристина. Интуиция вновь озарила ее душу яркой вспышкой понимания, – Ты одна из тех детей, что были убиты на алтаре Литтл-Сарбора…

Девочка не ответила. Ее губы слегка изогнулись в улыбке, но в этой улыбке сквозило, скорее, одиночество и страшная усталость.

Иногда я пытаюсь помочь тем людям, что попали сюда, – произнесла она, – тем людям, что оказались не в том месте, не в то время. Иногда у меня получается. Очень редко. Дверь между мирами открывается тогда, когда заканчивается тот час, которому и принадлежит мир. И единственный способ выбраться навсегда из порочного круга страшных ночей – выйти из пограничного мира первого часа после полуночи, разделяющего реальность с потусторонней действительностью. Выбраться из бесконечного цикла борьбы за выживание, в любое мгновение грозящей оборваться смертью.

Девочка подошла к ней ближе, и Кристина с большим усилием заставила себя не отшатнуться от нее. В груди вспыхнула жалость к несчастному ребенку – вспыхнула и так же быстро погасла. Неистовое желание вернуться домой заглушало все прочие эмоции. Только теперь желание это диктовалось вовсе не страхом. Ей хотелось вернуться в ту жизнь, которую она не так давно презирала всей душой. Вернуться, чтобы увидеть Генри. И дождаться Рони.

Я знаю, какую силу тебе помогла обрести священная земля острова, – сказала девочка. Ее пустые глазницы смотрели в глаза девушки так, словно она ее видит, – знаю, с каким трудом тебе удалось обрести саму себя, и что за великую силу таит теперь твое сердце. Но ты не можешь представить всю значимость опасности, которым встретит тебя мир первого часа после полуночи. Какой нечеловеческой ненавистью бурлит его усыхающий хозяин.

Девочка сделала паузу и медленно произнесла:

Из всех тех людей, кто попадал в это ужасное место, ни один не нашел спасения. Ни один не смог избежать страшной мучительной смерти. Никто не в силах обещать тебе, что ты станешь исключением, Кристина.

Окружающее пространство начинало дрожать, расплываться, как и в последние мгновения пребывания девушки в подземелье, листья, кружащиеся в колыхающемся воздухе, неподвижно застыли, сквозь них просвечивало тусклое солнце, свет которого уже начинал гаснуть. Минутная стрелка на часах Кристины почти касалась двенадцати.

Что мне нужно делать, чтобы остаться в живых? – умоляюще произнесла Кристина, боясь не получить ответа, – ты ведь знаешь, что я должна делать?

Мир вокруг словно медленно распадался на атомы: вереницы летящих в воздухе листьев теряли форму и длинными нитями тянулись к земле, деревья, словно намоченный водой акварельный рисунок, меняли контуры и постепенно исчезали. Лишь каменные плиты с железными дверьми оставались такими же непоколебимыми. Девочка, стоящая рядом с ней, превратилась в смутное пятно с едва различимыми контурами лица. Ее рука, все еще не теряющая формы, схватила руку Кристины, девушка почувствовала такую сильную боль, что вскрикнула, вырывая ладонь. На тыльной ее стороне алел ярко-красный ожог в форме полумесяца.

Пусть знак увидит тот, кто должен его увидеть, – прошептала девочка, – следующая ночь…

И ее голос растворился в шуме и мощных вибрациях, издаваемых исчезающим пространством. Кристина побежала к нужной двери, что находилась на плите, соответствующей первому часу, земля под ногами проваливалась и затягивала ноги, словно болотная трясина – в какой-то момент девушка подумала, что она не успеет добраться до спасительного выхода, не сможет покинуть распадающийся на части лес прежде, чем он уйдет в небытие, чтобы возродиться на следующую ночь – но воля ее теперь обладала непоколебимым стремлением добраться до цели, которому не могли помешать сомнения. И Кристина добралась до двери, вцепившись в металлическую ручку, и чувствуя, как пропадает под ногами земля. В глаза бросилась гравюра, выбитая на блестящей поверхности двери – распятые тела людей, висящие на матовых крестах, отражающих безумные кроваво-красные цвета бьющегося в агонии лесного мира. Кристина дернула дверь на себя и провалилась в спасительную темноту.