1. Интриги нацистов в Иране в первые месяцы германской агрессии против СССР

22 июня 1941 г. нападением гитлеровской Германии на Советский Союз началось осуществление плана «Барбаросса», составной частью которого был выход вермахта на советско-иранскую границу, после чего нацисты планировали развернуть наступление на Средний Восток, а затем на жемчужину Британской империи – Индию.

Мобилизовав на борьбу с Советским Союзом своих европейских союзников и сателлитов, гитлеровцы рассчитывали на активное участие Ирана в войне против СССР. Отныне этому государству отводилась роль ударной силы фашистского блока на южном направлении. После 22 июня Иран уже не интересовал Германию как поставщик сырья, и иранский нейтралитет больше не удовлетворял нацистов. Высокомерно отказывая Реза-шаху в способности проводить самостоятельную политику и не сомневаясь в том, что иранские лидеры перенесут сотрудничество с Третьим рейхом из экономико-политической в военную сферу, 25 июня 1941 г. Берлин нотой потребовал от иранского правительства вступления в войну на стороне Германии. Активное участие Германии в индустриализации Ирана, прогерманские настроения иранского офицерства, впечатляющие успехи вермахта на первом этапе Второй мировой войны, казалось, служили серьезными предпосылками для подключения Ирана к блоку фашистских государств. Но Реза-шах посчитал благоразумным не участвовать в гитлеровской авантюре, и уже 26 июня 1941 г. иранский посол в СССР Мухаммед Саед в вербальной ноте заявил: «Посольство Ирана по поручению своего правительства имеет честь довести до сведения Народного комиссариата иностранных дел, что при наличии положения, созданного войной между Германией и СССР, правительство Ирана будет соблюдать полный нейтралитет». А еще через несколько дней состоялось заседание Высшего военного совета, на котором только 16 присутствующих высказались за вступление в войну на стороне немцев, а 24 – выступили против.

На требования Гитлера вступить в войну в Иране ответили тем, что местные газеты стали активно публиковать материалы, поступающие из фашистских государств. Характер этих многочисленных публикаций был таков, что у читателей создавалось впечатление исключительных успехов немецкой армии, что, надо признать, было недалеко от истины. В первую неделю войны ни одна иранская газета не напечатала ни одной статьи из СССР. Отвечая на протесты советской стороны, директор «Парс» объяснял этот факт тем, что телеграфные сообщения из СССР поступают в очень малом количестве и тонут в потоке информации из других стран. Только начиная с 29 июня тегеранские газеты стали помещать материалы ТАСС. Однако телеграфные сообщения из стран Оси по-прежнему преобладали в иранской прессе. Отдел иностранной хроники иранской прессы в среднем на 60 % заполнялся антисоветскими материалами, а журнал «Эттелаате Хафтаги», который систематически публиковал мировую хронику за неделю, главным образом сводки военных действий с советско-германского фронта, составлял ее преимущественно по немецким источникам.

Хотя Иран и не вступил в войну, но мало кто в этой стране верил в победу антигитлеровской коалиции, а стремительное продвижение германских войск по советской территории еще больше убеждало иранцев в непобедимости Германии. Иранцы не могли не считаться с нарастающим военным перевесом стран Оси, к тому же они ненавидели англичан – своих традиционных противников, и хотели с помощью Германии избавиться от британского господства. К сталинскому же режиму правящие круги Ирана испытывали недоверие, и известие о германской агрессии восприняли с радостью. В одном из донесений советского резидента Федота отмечалось: «Имущий класс персов обрадован, что избавлен от неприятности большевистского нашествия и хищнического грабежа, и надеется, что “с божьей помощью” германцы положат конец большевистскому существованию… персы, работающие на германцев, и вообще персы – люди с улицы и мещанские массы – ликуют, предвидя новые молниеносные победы германцев над большевиками. Больше всех ликуют тюрки, в особенности эмигранты с Кавказа». Таким образом, иранские руководители, хотя и придерживались позиции нейтралитета, тем не менее, их симпатии были на стороне немцев. Они явно переоценивали военную мощь фашистской Германии.

Не сомневаясь в успехе блицкрига, в Берлине строили планы прорыва в Иран. Дестабилизация обстановки вдоль южной границы СССР, а также рост прогерманских настроений среди иранских лидеров, рассматривались как важные условия, необходимые для вторжения вермахта на Средний Восток.

В секретной шифровке, отправленной 17 июля 1941 г. из Берлина в адрес германской дипломатической миссии в Тегеране, руководитель 2-го отдела абвера полковник Э. Лахузен ввиду запланированного на осень наступления вермахта к Персидскому заливу и Суэцкому каналу потребовал усиления активности в районе Советского Азербайджана.

Что касается угрозы промыслам АИНК, то в июне 1941 г. абвер разработал план операции «Амина», согласно которому специально обученная группа диверсантов должна была вывести из строя нефтеперегонный завод под Абаданом, снабжавший дизельным топливом Ближневосточную флотилию Великобритании и колониальные войска. Первая группа во главе с лейтенантами Майнхардом и Хаммерштайном десантировалась в районе города Хой. Затем агенты вышли на связь с одним из антибритански настроенных курдских племенных вождей и оборудовали в горах тренировочный лагерь, в котором стали обучать курдов владению современным стрелковым оружием и тактикой ведения диверсионной войны. Высадка второго отряда оказалась менее удачной. После возгорания одного из моторов самолета группа во главе с лейтенантом Хельфрихом была вынуждена выброситься на парашютах в районе Тегерана. Но и после этого незапланированного приземления командиру группы удалось связаться с местным резидентом абвера и получить дальнейшие указания.

Успехи вермахта активно муссировались гитлеровской пропагандой. «После завоевания Северного Кавказа вермахт без особого труда захватит Баку, вообще все Закавказье и примется за освобождение Ирана. Афганистан же будет освобожден в первый день после вступления германских войск в Иран», – утверждали немецкие пропагандисты. Летом 1941 г. министр пропаганды Германии Геббельс вещал: «Через несколько недель мы выйдем к иранской границе».

Действительно, в конце июля 1941 г. личный штаб Гитлера разработал план наступления через Кавказ на Иран. Вторжение намечалось провести после полной победы над СССР в несколько этапов: 1) захват района развертывания на Северном Кавказе; 2) развертывание сил для наступления через Кавказ; 3) наступление через Кавказ; 4) наступление через Закавказье до Аракса; 5) захват Тебриза и Керманшаха. Потребность в крупных соединениях для проведения этой операции была оценена германским командованием в пять пехотных, четырех танковых, двух моторизованных, трех горнострелковых дивизиях. Тот факт, что в Берлине планировали использовать на Среднем Востоке столь крупную военную группировку, показывал какую важную роль играл этот регион в планах Третьего рейха.

В самом Иране в это время стали создаваться так называемые «группы любителей спорта», члены которых проходили регулярное военное обучение. В июле и августе 1941 г. в страну начали прибывать сотни переодетых в гражданскую форму германских офицеров. «Счастливым районом охоты для агентов стран Оси, действовавших под прикрытием промышленных и коммерческих предприятий, стала Персия после того, как Гитлер бросил вермахт против ее страшного северного соседа», – таким образом охарактеризовал сложившуюся обстановку английский генеральный консул в Мешхеде К. Скрайн.

Германские агенты должны были обеспечить продвижение немецкой армии в случае ее вступления в Иран, в чем никто из них не сомневался. Агент абвера в Тегеране Жак Гревер, выдававший себя за сотрудника экспортно-импортной компании в Гамбурге, получил приказ из Берлина создать пост радиоперехвата на побережье Персидского залива в районе Бендер-Шахпура. Еще до вторжения германских армий на территорию СССР, 22 мая 1941 г. состоялось открытие железнодорожной линии Тегеран – Шахруд. Эта железная дорога имела важное стратегическое значение – по ней германские войска могли быть переброшены от советско-иранской границы в глубь страны.

Как и в довоенный период, гитлеровцы в своих агрессивных планах особое место отводили национальным меньшинствам. В конце июля – начале августа 1941 г. в Хое было созвано совещание верхушки курдских племен милан и джелали, кочевавших на северном участке ирано-турецкой границы недалеко от СССР. Присутствовавший на совещании германский офицер усиленно уговаривал собравшихся шейхов и глав племен немедленно организовать вооруженные банды для засылки на территорию СССР. Но несмотря на все увещевания немецкой агентуры, шейхов не удалось заставить действовать против Советского Союза. Курды отказались участвовать в этих сомнительных мероприятиях.

Нападение Германии на Советский Союз создало предпосылки для советско-английского сотрудничества в борьбе с германским влиянием в Иране. Стратегическая обстановка резко изменилась. Лондону теперь надо было считаться с опасностью, что германские войска к зиме продвинутся к Кавказу и, развернув наступление в Северной Африке, ликвидируют очаг сопротивления англичан на Среднем Востоке. Захватив Иран, а затем и Афганистан, Германия приобрела бы выгоднейший плацдарм для наступления на Британскую Индию.

Исходя из тезиса о неизбежном военном поражении Советского Союза, английское правительство спешило укрепить свои позиции в Иране. Планы оккупации этого государства в Лондоне разрабатывали задолго до нападения Германии на СССР. Но тогда оккупация Ирана, как и соседнего Афганистана, рассматривалась британскими стратегами в контексте оборонительных мероприятий против советской угрозы.

Теперь же ситуация изменилась. Советскую угрозу сменила германская, и бывший вероятный противник стал союзником. Однако в одиночку ввести войска в Иран англичане не могли даже с военной точки зрения. Гарантировать успех операции могло только наступление с двух фронтов, т. е. при участии Красной Армии. К тому же в условиях начавшейся Великой Отечественной войны активность немцев на Среднем Востоке все больше беспокоила Москву. Это хорошо понимали в Лондоне. Интересно, что даже о германской агрессии в посольстве СССР в Тегеране узнали от английского посланника Р. Булларда, который уже в 6 часов утра 22 июня, сообщив в советскую резиденцию в Зергенде о том, что немецкие самолеты бомбят Киев, Харьков и другие города, «пожелал славы русскому оружию».

Что касается советского руководства, то активизировать свою политику в этой стране его заставило то обстоятельство, что Иран мог стать единственным путем подвоза западного снабжения для СССР. В то время еще не существовало железной дороги, связывающей Мурманск – незамерзающий порт на Баренцевом море с центральной частью Советского Союза. В Иране же имелась Трансиранская железная дорога, по которой предполагалось доставлять вооружения из стран Запада. Именно эти соображения толкнули И. В. Сталина поставить ультиматум иранскому правительству. «Через Иран можно было организовать безопасный черный ход, через который жизненно важные поставки могли помчаться в Россию», – писал впоследствии пресс-атташе иранского посольства в Лондоне А. Хамзави.

Уже 26 июня 1941 г. Иран получил первую ноту протеста от правительства Советского Союза, где иранскому шаху сообщалось об активной деятельности немецкой разведки в Иране.

Позиции СССР и Великобритании относительно требований, предъявляемых Ирану, были различны. Если Великобритания настаивала только на выводе из страны германских специалистов, то Советский Союз требовал от Ирана еще и права транспортировки войск и военных материалов через иранскую территорию. Англичане же хотели только укрепить свои коммуникации на Среднем Востоке. «Положение России в конце июля было крайне ненадежным. Совершенно не было ясно, как долго мы могли продолжать поставки ей военных материалов… создание сухопутного пути через Иран вынудило бы нас заняться долговременным строительством, для чего было необходимо большое количество такого оборудования, которого нам не хватало для Средне-восточного театра», – писали английские исследователи Дж. Батлер и Дж. Гуайер. Таким образом, имея различные мотивы, союзники по антигитлеровской коалиции все же выступили единым фронтом. В этой ситуации Иран не мог быть не втянут в войну, и присутствие в нем немцев послужило подходящим предлогом.

8 июля 1941 г. вопрос об Иране был затронут в беседе И. Сталина с британским послом в СССР С. Криппсом. Советский лидер обратил внимание посла на большое скопление немцев в Иране и Афганистане, заметив, что они «будут вредить и Англии, и СССР».

Некоторые историки склонны считать, что, принимая решение о вводе войск в Иран, И. Сталин исходил из расчета не отдать эту страну полностью в руки англичан. Более того, появилась версия, что в августе 1941 г. вождь вынашивал планы отторжения от Ирана его северных провинций. Однако подобная точка зрения представляется неверной: в августе 1941 г., когда германские войска рвались к столице СССР, советским лидерам было не до территориальных приобретений и мыслей о послевоенном устройстве мира вообще и средневосточного региона в частности. Речь могла идти только о выживании советского государства.

10 июля 1941 г. английский главнокомандующий в Индии генерал А. Уэйвелл предупредил свое правительство о немецкой опасности в Иране и о необходимости «протянуть вместе с русскими руки через Иран». Правительство Великобритании оперативно отреагировало на информацию А. Уэйвелла и на следующий день приняло решение провести военную акцию против Ирана. Быстрота, с какой было принято это важное решение еще раз подтверждает то, что план ввода войск в Иран имелся у Лондона раньше. Премьер-министр У. Черчилль писал по этому поводу: «11 июля 1941 г. Кабинет поручил начальникам штабов рассмотреть вопрос о желательности действий в Персии совместно с русскими в случае, если персидское правительство откажется выслать германскую колонию, подвизавшуюся в этой стране. 18 июля они рекомендовали занять твердую позицию по отношению к иранскому правительству. Этой же точки зрения придерживался генерал A. Уэйвелл. Начальники штабов считали, что операцию следует ограничить югом, и что для захвата нефтепромыслов нам понадобиться, по меньшей мере, одна дивизия, поддерживаемая авиационной частью».

12 июля 1941 г. было подписано советско-английское соглашение «О совместных действиях в войне против Германии», а 19 июля У. Черчилль передал правительству Советского Союза предложение осуществить ввод войск в Иран. Москва ответила согласием. В этот же день послы СССР и Великобритании вручили иранскому правительству ноты, в которых был поставлен вопрос о прекращении враждебной деятельности немцев и высылке их из страны.

22 июля генерал Кунэн, командовавший английскими войсками в Ираке, получил приказ быть готовым к занятию Абаданского нефтеочистительного завода и нефтепромыслов, а также промыслов, расположенных в 250 милях к северу, близ Ханакина.

30 июля 1941 г. английский министр иностранных дел А. Иден, отвечая на вопросы, заданные ему в парламенте, заявил, что в интересах иранского правительства обратить внимание на серьезную опасность пребывания большого количества немцев в Иране. При этом он выразил уверенность, что иранское правительство обратит внимание на эту опасность и примет необходимые меры. 6 августа А. Иден, выступая в палате общин, касаясь международного положения, отметил, что прибытие в Иран большого числа германских специалистов представляет большую угрозу для независимости страны, а английское правительство из искренних и дружественных побуждений обратило внимание иранского правительства на эту опасность.

Пытаясь оказать давление на иранское правительство, англичане организовали из Дели на персидском языке серию радиопередач, в которых сообщили о том, что из Стамбула в Иран направляется большое количество немцев. Подтекст подобных сообщений был таков: немецкое влияние в Иране не только не уменьшается, но, наоборот, увеличивается, а так как иранские власти не принимают решительных мер, то англичанам ничего не остается как самим поправить ситуацию. Сделано это было с целью убедить общественное мнение в том, что другого пути, кроме применения силы, у британцев нет.

13 августа министр иностранных дел Великобритании А. Иден и советский посол в Лондоне И. Майский согласовали тексты новых нот иранскому правительству. У. Черчилль писал по этому поводу: «Этот дипломатический шаг должен был явиться нашим последним словом. Майский заявил министру иностранных дел, что после представления меморандумов советское правительство будет готово предпринять военные действия, но оно сделает это лишь вместе с нами».

Получив от своей агентуры информацию о том, что союзники готовятся применить силу, Реза-шах 9 июля отдал приказ привести войска в боевую готовность. Охрана границы усилилась полевыми войсками, в приграничных районах личный состав жандармерии увеличился в два раза, а гарнизоны Горгана, Кучана, Буджнурда, Мешхеда получили новое оружие немецкого производства. Укомплектовались до штата военного времени личным составом и материальной частью дивизии, дислоцировавшиеся вблизи границы СССР на участках, охраняемых Азербайджанским и Туркменским пограничными округами.

По данным разведки Азербайджанского пограничного округа, местными властями были вызваны в Ардебиль вожди шахсеванских племен для переговоров об организации вооруженных отрядов для борьбы с Советским Союзом, по окончании которых вожди шахсеван поклялись быть верными правительству. В связи с этим для них были отменены ранее существовавшие ограничения в отношении пользования пастбищами в погранполосе. Шахсеваны, в прошлом занимавшиеся бандитизмом на советской территории, стали браться на учет, при этом они давали подписку о явке по первому требованию властей.

На ноты от 19 июля 1941 г. иранское правительство отреагировало двумя меморандумами от 29 июля и 21 августа, в которых попыталось заверить союзников, что тщательно следит за поведением всех иностранных подданных, и что «невозможно себе представить возникновение опасности со стороны ограниченного количества немцев, о которых известно, чем они занимаются». В ноте от 29 июля иранское правительство, признав, в общем, наличие большого количества немцев в своей стране, отказалось выслать их из ее пределов, сославшись на то, что подобное действие нарушит нейтралитет и повредит нормальным дипломатическим отношениям с Германией. Вместе с тем иранское правительство пыталось уверить правительства союзников в том, что все немцы находятся под наблюдением иранских властей, а, следовательно, опасения Великобритании и СССР не имеют оснований.

В ноте от 21 августа иранское правительство отмечало: «Как всегда указывалось при переговорах, шахиншахское правительство на основе политики нейтралитета, которой оно придерживается, и о которой оно заявило с самого начала войны, не может, вопреки существующим правилам и в разрез с договорами принять по отношению к подданным какого-нибудь государства огульно такие меры, которые заставили бы его отойти от линии нейтралитета».

В те дни в иранских газетах было обилие статей о ходе переписи населения, о лекциях, организованных «Обществом ориентации общественного мнения», о выборах в парламент, об очередных стройках, но информации о требованиях союзников не уделялось значительного внимания. Газеты, по-прежнему, писали о силе германского оружия, о том, что немцы готовят на советско– германском фронте очередное наступление. По-видимому, иранские правители не верили в то, что союзники решатся на применение силы, либо не хотели раньше времени будоражить общественное мнение. Даже если и заходила речь о требованиях Великобритании и СССР, то иранская пресса открыто вставала на защиту немцев. В газетах отмечалось, что в Иране имеется ограниченное количество иностранных специалистов, и что каждый из них занимается определенной работой. При этом указывалось, что все иностранцы находятся под строгим наблюдением, и поэтому «исключается какая-нибудь возможность организации групп, имеющих своей целью вести подрывную работу на территории соседних с Ираном государств».

Более того, 31 июля 1941 г. агентство «Парс» распространило следующее заявление: «Агитация и пропаганда, которая начата с некоторых пор некоторыми агентствами по отношению к части иностранцев, проживающих в Иране и усиливающаяся в настоящее время в связи с германо-советской войной, может привести к беспокойству и смятению в общественном мнении…» Таким образом, иранская печать наглядно показала, что правительство Ирана не только не хочет тревожить немцев, но при желании может мобилизовать на их защиту общественное мнение.

Напряженность в отношениях с союзниками добавил сам шах. 15 августа он отдал приказ начать всеобщую мобилизацию. В этот же день «Эттелаат» напечатала передовую под заглавием «Образец патриотизма», начинавшуюся со слов: «Единственное, что украшает человеческую жизнь – это самопожертвование». Безусловно, это был намек союзникам, что Иран намерен сопротивляться, и в случае агрессии не только иранская армия, но и весь иранский народ окажут иностранным войскам самое ожесточенное сопротивление.

20 августа, на два месяца раньше обычного, состоялся выпуск юнкеров военных школ и училищ, в числе которых находился один из сыновей шаха Али Реза. Обращаясь к выпускникам, Реза-шах, используя все известные ему приемы риторики, призвал их быть готовыми к защите отечества. «Некоторые из вас, вероятно, думают о том, что они лишены в этом году обычного месячного отпуска после учебы, но я полагаю, что когда они потом поймут причины этого, в них заговорит чувство самопожертвования. Я ограничиваюсь только тем, что обращаю ваше внимание на общие задачи и специфическую обстановку теперешнего момента и говорю, что армия и офицерство должны очень внимательно следить за ходом событий и в нужный момент быть готовыми ко всякого рода жертвам», – заявил шах.

В эти же самые дни по всему Тегерану были расклеены объявления о наборе в авиационные школы, а военно-санитарное управление поместило в газетах объявление о приеме на службу фельдшеров и медицинских сестер. Естественно, что этот набор мог понадобиться лишь в том случае, если бы Иран вступил в войну.

В этой ситуации германское руководство делало все возможное, чтобы склонить иранское правительство к сопротивлению союзникам. Угроза вторжения войск Советского Союза и Англии в Иран вызвала серьезное беспокойство в германской дипломатической миссии. 19 августа германский посланник Э. Эттель заверял Али Мансура: «Сегодняшние успехи на Украине есть лучшее доказательство предстоящей окончательной победы Германии над Советами. Ежедневно идет тяжелая работа по уничтожению больших воинских формирований. Советскому Союзу осталось не долго существовать, и вместе с его поражением закончится существование вечного противника Ирана. Такова участь и Англии, которая держится только при помощи американских костылей. Стойкость иранского правительства имеет решающее значение для этих стран. Я признаю, что из-за советско-британского давления на Иран положение его становится деликатным, и что большую роль здесь должен сыграть фактор времени. Я убежден, что германское правительство незамедлительно окажет помощь Ирану».

По мнению советского историка Б. П. Балаяна, гитлеровцы предполагали, что в случае активного сопротивления иранских войск режим Реза-шаха продержится до конца сентября 1941 г. К этому времени Гитлер рассчитывал прорваться в Иран через Кавказ, и 21 августа он отдал приказ командующему сухопутными силами генералу Браухичу быстрым продвижением на юг группы армий «Центр» повлиять на позицию Ирана в отношении Англии и России.

Действительно, Берлин пытался оказать Реза-шаху хотя бы моральную поддержку. В записке от 22 августа 1941 г. по вопросу о продолжении операций на советско-германском фронте Гитлер указывал: «Из соображений политического характера крайне необходимо как можно быстрее выйти в районы, откуда Россия получает нефть, не только для того, чтобы лишить ее нефти, а прежде всего для того, чтобы дать Ирану надежду на возможность получения в ближайшее время практической помощи от немцев в случае сопротивления угрозам со стороны русских и англичан. В свете вышеупомянутой задачи, которую нам предстоит выполнить на севере этого театра войны, а также в свете задачи, стоящей перед нами на юге, проблема Москвы по своему значению существенно отступает на задний план».

В этот же день Риббентроп поручил Э. Эттелю персонально встретиться с Реза-шахом и передать послание фюрера, в котором, в частности, утверждалось: «Германские войска уже достигли пространств Украины. Правительство рейха заключает, что уже этой осенью будут захвачены другие южные области Советского Союза. Любые возможные попытки англичан открыть второй фронт против нас на Кавказе заранее обречены на провал благодаря превосходству наших войск».

Однако в германской дипломатической миссии на ситуацию смотрели иначе. Э. Эттель более взвешенно оценивал ход событий, понимая, что Ирану надеяться на помощь Германии нереально. Во время одной из бесед он прямо заявил об этом иранскому премьер-министру: «Германские войска все еще далеко. Если бы Иран столкнулся лишь с одним из своих двух традиционных противников, то положение было бы намного легче. К сожалению, Советский Союз все еще существует. Иранское правительство с мрачным предчувствием смотрит на приближающийся тяжелый климатический сезон в СССР, который создаст большие препятствия на пути германских войск».

С каждым днем среди немцев в Иране росли панические настроения. Э. Эттель пытался всеми способами восстановить порядок в немецкой колонии. Б. Шульце-Хольтус писал по этому поводу: «В эти дни Эттель объявил, что всякий немец, покинувший страну, будет рассматриваться как предатель. Это была политика престижа, рассчитанная на то, чтобы показать Персии силу германского спокойствия».

Оценивая ситуацию, сложившуюся в то время в Иране, отечественные историки выдвинули версию о подготовке немцами государственного переворота. При этом ссылались на тайный визит в Иран в августе 1941 г. шефа абвера Ф. Канариса. По мнению С. Л. Агаева, переворот был намечен на 22 августа 1941 г., но в последний момент перенесен на 28 августа того же года. Приводились сведения, что нацисты ввезли в страну все необходимое для смены власти, вплоть до иранских государственных флагов со свастикой. Эту версию поддерживает и М. С. Иванов, утверждавший, что нацисты «в первую очередь собирались вырезать состав советского посольства в Тегеране и всех проживающих в Иране советских граждан». Другой советский историк Б. П. Балаян, развивая версию о перевороте, сделал предположение, что немцы с помощью угрозы переворота пытались заставить иранское правительство начать военные действия против Красной Армии и британских войск еще до подхода германских армий к иранским границам. Что же касается даты 28 августа, то, по его мнению, на этот день был назначен не переворот, а выступление иранских войск против армий союзников. Однако в 90-х гг. версия о возможности переворота подверглась основательной критике со стороны З. А. Арабаджяна.

И все же представляется, что версия о нацистском заговоре имеет право на существование. Как уже говорилось, подготовка смены даже дружественным режимам была излюбленным методом гитлеровской внешней политики. Во-первых, попытки свержения Резашаха предпринимались немцами ранее, а во-вторых, суть политики поливариантности как раз и проявлялась в том, что, с одной стороны, принимались меры к поддержке Реза-шаха, а с другой – готовилась замена его более удобным для Третьего рейха политиком.

Факт подготовки переворота косвенно подтверждается иранскими правителями, которые через прессу пытались развеять слухи об его существовании. 17 августа газета «Иран» под заголовком «О сенсационных сообщениях» поместила следующую передовицу: «В числе провокационных сообщений, появившихся в последнее время в ряде иностранных газет и телеграфных агентств в Иране, некоторые гласили, что какое-то общество, состоящее из гражданских и военных лиц, готовило при помощи иностранных агентов заговор против существующего строя, что это общество якобы собиралось осуществить свой план в конце текущего месяца, но было раскрыто, причем многие были арестованы и втихомолку казнены… Хотя иранские газеты и агентство “Парс” уже указывали на то, насколько подобного рода слухи являются тенденциозными и лишенными всякого рода основания, тем не менее, для разоблачения злонамеренности тех, кто распространял такую чепуху, укажем, что никакого такого заговора никогда не было. Но если такой заговор и имел место, то как, спрашивается, можно было бы скрыть его так, чтобы здесь никто не знал о нем, а иностранные газеты и корреспонденты – знали».

Это сообщение было проявлением двойной игры, которую вела в те дни иранская дипломатия. К этому времени Реза-шах уже достаточно хорошо разобрался в гитлеровской внешней политике. Осознавая, какая опасность исходит от Гитлера, он, что вполне естественно, не мог терпеть у себя под боком заговорщиков. Однако Резашах, как и многие в Иране, не верил в победу антигитлеровской коалиции и уже заранее продумывал варианты послевоенных объяснений с Германией. Поэтому объявление информации о перевороте «слухами, лишенными всякого рода оснований», было адресовано Берлину и имело цель убедить Германию в дружественных чувствах Ирана.

Вечером 23 августа Реза-шах передал английскому посланнику, что принимает главное требование союзников о высылке германских подданных из Ирана. Но это уже не могло изменить ситуации. Накануне, 22 августа, руководство главного политического управления Красной Армии распорядилось подготовить «Обращение советского командования к иранскому народу», а ГКО издал приказ, по которому части войск Среднеазиатского и Закавказского военных округов стали готовиться к переходу советско-иранской границы и вступлению в пределы Ирана.

Красноармейцам решение о вводе войск в соседнюю страну было объяснено тем, что «Иран, нарушая договор с СССР, с помощью немцев готовит нападение на СССР». В первом пункте приказа командующего 47-й армии было сказано: «В целях обеспечения Закавказья от диверсий со стороны немцев, работающих под покровительством иранского правительства … для того, чтобы предупредить вылазку иранских войск против наших границ, советское правительство … постановило ввести войска на территорию Ирана».

Развязка наступила 25 августа 1941 г., когда в 4 часа 30 мин советский посол в Тегеране А. С. Черных и английский посланник Р. Буллард вручили премьер-министру Ирана новые ноты своих правительств, извещавшие его о вводе союзных войск в Иран.

Нельзя не отметить того факта, что правовая база ввода войск у СССР и Великобритании существенно различалась. Если Советский Союз ввел свои войска в Иран, ссылаясь на ст. 6 советско-иранского договора от 26 февраля 1921 г., позволявшую проводить такие акции, то у британского руководства таких убедительных аргументов не нашлось. В отличие от СССР, у Великобритании не было никакого договора или соглашения с Ираном, дававшего ей право вводить войска. В своих воспоминаниях У. Черчилль с неприкрытым цинизмом объяснил позицию британской стороны в этих событиях: «Inter arma silent leges» (когда говорит оружие, законы молчат – лат. поговорка). Таким образом, действия английской стороны в отношении Ирана с позиций международного права можно охарактеризовать как оккупацию.

Уже после завершения акции в стенах советского МИДа родилась мысль написать документальную книгу «Правда о событиях в Иране». Однако эта идея, не успев появиться на свет, сразу канула в лету. На докладной записке заведующего Средневосточным отделом МИД С. Кавтарадзе, в которой шла речь о создании редакционной комиссии для издания книги, рукой В. Деканозова было написано: «Нужно ли? Сомневаюсь». Тем самым, августовские (шахриварские события) стали еще одним белым пятном в истории советско-иранских отношений и Второй мировой войны.

 

2. Ввод советских и английских войск в Иран

25 августа 1941 г. в Северный Иран со стороны Закавказья вступили войска 44-й и 47-й армий Закавказского фронта, а 27 августа со стороны Средней Азии войска 53-й Отдельной армии Среднеазиатского военного округа. С юга на Иран наступление начали 9-я танковая и 21-я пехотная индийские бригады, к которым присоединились 5-я и 6-я индийские дивизии. На Южном фронте союзникам противостояли две иранские дивизии, располагавшие 16 легкими танками, на Северном – три дивизии.

Несмотря на все приготовления и занятия, которые вели с иранскими военными германские инструкторы, армия Ирана серьезного отпора войскам союзников дать не смогла. Орудийный обстрел советских судов, подошедших ранним утром 25 августа к иранскому берегу, был подавлен тремя залпами с военных кораблей. Правда, во время десантирования красноармейцев на берег 12 бомбардировщиков пытались нанести удар по кораблям. Но, сбросив первые шесть бомб, не причинивших серьезного ущерба судам, самолеты скрылись в направлении Баку. Когда же советские десантники прибыли в поселок Куджур, то находившийся там полк рассыпался: офицеры приказали солдатам разойтись по домам. Только за первые два часа операции частями Красной Армии были ликвидированы 121 пограничный пост, 16 ротных гарнизонов, 8 резиденций погранкомиссаров, 16 резиденций их помощников, 13 жандармских и полицейских управлений, 5 постов по охране железнодорожных и шоссейных мостов на реке Аракс.

Согласно донесениям командиров советских воинских частей, иранские войска повсюду избегали соприкосновения с Красной Армией. 25 августа они без боя оставили Ардебиль, и только арьергардные части 15-й иранской пехотной дивизии оказали сопротивление на перевалах Саин-Гядук и Балыхлы. Как отмечалось в докладе о боевой деятельности 24-го танкового полка, «вход танков в Ардебиль был настолько неожиданным, что некоторые официальные лица, в частности, жандармское управление работали нормально», т. е. иранская армия и местные власти были захвачены врасплох.

29 августа, преодолев небольшое сопротивление противника, Красная Армия заняла Урмию. В этот же день после короткой перестрелки сдался гарнизон Пехлеви, а затем капитулировали иранские воинские части, дислоцировавшиеся в Реште.

Подвозя материалы и личный состав из Резайе, иранцы в течение четырех дней укрепляли Кушинский перевал. Казалось, что наступавшие советские войска ждут здесь серьезные испытания. Однако при первом же столкновении с красноармейцами оборонявшие перевал иранские солдаты и офицеры покинули позиции. «10-я горганская дивизия просто-напросто разбежалась, побросав оружие и снаряжение. Более организованно вела себя 9-я мешхедская. Один из ее батальонов на маршруте Серахс – Мешхед, судя по всему, намеревался оказать сопротивление. Но уже 29 августа заместитель командира этой дивизии прибыл в Новый Кучан для переговоров с командиром нашей 83-й горнострелковой дивизии А. А. Лучинским … От имени командира дивизии и губернатора провинции он заверил нас в полной готовности сложить оружие. Полковник тут же сам сдал свою шпагу и попросил нас изложить основные наши требования», – вспоминал бывший начальник штаба 53-й Отдельной среднеазиатской армии М. И. Казаков.

Слова советского военачальника достаточно точно передавали сложившуюся обстановку. Представленная им картина наблюдалась повсеместно. «Обнаруженные десять одномоторных иранских самолетов на аэродроме Тебриза не пытались завязать бой не только с советской боевой авиацией, но и с самолетами, летавшими в одиночку, что позволило командующему фронтом уже в первый день операции сделать вывод о слабости вооружения иранской армии», – было отмечено в отчете о боевых действиях ВВС Закавказского фронта. «За весь период операции ВВС противника в воздухе противодействия не оказали и по аэродромам Закфронта не действовали. В 6.20. 25 августа 1941 г. пять самолетов противника с большой высоты (точно не установленной) произвели бомбометание по мосту через реку Аракс у Джульфы. В 19.15. 25 августа 1941 г. три самолета противника с высоты 2500 м произвели бомбометание по тому же мосту. В обоих случаях мост не пострадал», – говорилось в этом же документе.

Сын Реза-шаха, наследный принц Мухаммед Реза в своих воспоминаниях следующим образом оценивал те события: «Иранская армия была застигнута врасплох, и наши солдаты подверглись бомбардировке в то время, когда они были в своих казармах. Наш небольшой военно-морской флот без предупреждения был потоплен, при этом были большие жертвы. Не удивительно, что мой отец, как и многие иранцы, считал, что союзники предали нас. Моему отцу казалось абсолютно невероятным, что союзники смогут нарушить нашу независимость и суверенитет. Если не считать нескольких небольших стычек, сопротивление иранской армии было совершенно безрезультатным. После того как закончился первый этап нападения, наши войска осознали, что сопротивление такому сильному противнику бесполезно».

На самом же деле у иранцев были возможности для организации сопротивления. Иранские военачальники не использовали особенности ландшафта своей страны, создававшие выгодные условия для оборонявшихся. Например, советско-иранский театр военных действий вследствие пересеченности местности горными хребтами и большого его повышения – до 3000 м над уровнем моря, – являлся достаточно трудным для полетов боевой и разведывательной авиации. Резко снижал эффект бомбардировок меняющийся рельеф местности. Редкое расположение наземных пунктов, отсутствие заметных ориентиров затрудняло установление точного местоположения противника и осложняло ориентировку в воздухе. Высокие горы вынуждали производить полеты на относительно большой высоте, чем затруднялась визуальная разведка войск в ущельях и горных серпантинах.

Те же самые горы создавали препятствия для сухопутных войск, которые могли двигаться только по узким иранским дорогам, что создавало возможности для успешных засад. Серьезными преградами для наступавших были многочисленные реки и ручьи, разлившиеся в результате прошедшего на севере страны незадолго до 25 августа ливня. К тому же, непривычно высокая температура воздуха вынуждала красноармейцев не только на частые остановки, но и приводила к резкому росту числа заболеваний гриппом и малярией, что не могло не сказаться на боеготовности советских войск.

Нельзя не сказать и о том, что в августе 1941 г. Красная Армия еще не представляла собой той мощной силы, какой она стала в последующие годы. Командиры плохо знали театр военных действий и объекты противника, у них не хватало карт, накануне операции недостаточно тщательно была проведена рекогносцировка местности, вследствие чего разведданные зачастую не соответствовали действительности. В плохом состоянии находилась телеграфная аппаратура, с большим трудом удавалось передавать приказы штаба фронта и получать необходимые сведения от частей, ушедших далеко вперед. Из-за неудовлетворительной работы тыла случались перебои в обеспечении войск продовольствием и питьевой водой. Не было отлажено взаимодействие между отдельными частями, отсутствовала постоянная связь между войсками и авиацией.

И тем не менее, Красная Армия даже в таком состоянии прошла триумфальным маршем по иранской территории. Свою лепту в успех проведенной операции внесла разведка. Накануне вторжения советская агентура умело поработала среди армейских кругов, убедив многих иранских офицеров в бессмысленности сопротивления. В Иран были направлены молодые сотрудники разведки, бывшие выпускники Ленинградского университета – С. Тихвинский (в будущем академик, крупнейший советский историк!) и М. Ушомирский. Последний сыграл важную роль в быстром и бескровном захвате контролировавшейся абвером радиостанции иранской армии в Мешхеде.

В результате соотношение потерь только при ликвидации иранских пограничных постов приближалось к 1:10, что говорило о безусловном преимуществе Красной Армии. В ходе иранской операции советские пограничники потеряли пять человек убитыми и пять ранеными, потери же иранских погранпостов составили 48 убитыми и 22 ранеными. Кроме того, 256 солдат и офицеров иранских погранпостов были взяты в плен. Что касается 53-й Отдельной среднеазиатской армии, то в результате иранской операции ее части захватили в плен 4150 иранских военнослужащих (из них 18 старших офицеров, 156 младших офицеров, 67 унтер-офицеров и 3909 солдат).

Аналогичным образом события развивались на юге. Наступавшие здесь англичане уничтожили небольшой иранский флот, базировавшийся в портах Персидского залива. В ходе массированных бомбардировок погиб командующий военно-морскими силами Ирана адмирал Беяндор.

Иранцы не смогли оказать достойного сопротивления войскам Британской империи, состоявшим наполовину из индийцев. Абаданский нефтеочистительный завод был занят английской пехотной бригадой, погрузившейся на суда в Басре и на рассвете 25 августа высадившейся в месте своего назначения. Большая часть иранских войск была застигнута врасплох, но сумела бежать на грузовиках. Под натиском наступавших британцев иранцы успели только уничтожить линии телефонно-телеграфной связи в районе Абадана и Бендер-Шахпура. 26 августа британское агентство «Рейтер» передало коммюнике, в котором говорилось: «Индийские части очистили от иранских войск район Абадана. При этом захвачены две пушки, три бронемашины, взято 350 пленных. Английские войска также заняли Мариде (60 км севернее Абадана). В Бендер-Шахпуре спокойно. В секторе Ханакина английские и индийские войска, преодолев слабое сопротивление противника, заняли Гилян».

В то же время другие британские части заняли с суши порт Хорремшехр, а одна часть была послана к Ахвазу. Проблемы у англичан могли возникнуть у прохода Пай-Так, который при желании можно было превратить в серьезное препятствие. Однако этого сделано не было, и 28 августа иранские войска, оборонявшие перевал, выбросили белый флаг. Более или менее серьезное сопротивление англичанам было оказано на горном хребте Зибири, когда иранская артиллерия приостановила продвижение английской пехоты.

Всего в ходе этой краткосрочной кампании потери англичан составили 22 человека убитыми и 42 ранеными.

Надо сказать, что союзники были невысокого мнения об иранской армии. Они ожидали сопротивления только со стороны обосновавшихся в ее рядах германских военных инструкторов. Были опасения, что германские офицеры, находившиеся в Иране, применят химическое оружие. В первые дни вторжения информационное агентство «Рейтер» сообщало: «Иранская армия плохо оснащена и вряд ли сможет сопротивляться. Для нас эта армия опасности не представляет. Наличие нескольких сотен нацистских агентов и агентов “пятой колонны” в Иране представляет потенциальный источник смуты и действительную помеху для военных усилий союзников».

Вполне реально было представить, что германские агенты, действуя методами диверсий и провокаций, будут препятствовать продвижению союзных войск. И действительно, они смогли взорвать два немецких парохода, находящихся в узком канале, являвшемся единственным входом в реку Шатт-эль-Араб и тем самым ограничили доступ в Бендер-Шахпур английских кораблей. Однако в целом эффективность действий германской агентуры была довольно низкой. На северном участке Трансиранской железной дороги в районе Фирузкуха они предприняли несколько попыток взорвать трехкилометровый туннель и железнодорожные мосты. В Керманшахе германские офицеры составили для иранской армии план обороны города от англичан, так и оставшийся невостребованным.

При участии немцев было организовано всего лишь несколько незначительных диверсий на линиях связи: на протяжении телеграфной линии Хой – Резайе были сбиты телеграфные столбы, в ночь со 2 на 3 сентября с участка Хой – Тебриз похищен весь медный провод, 4 сентября на этом же участке был обнаружен телеграфный аппарат, включенный в советскую линию, а в самом Тебризе неизвестные лица связали провода, в результате чего связь со штабом Закавказского фронта несколько раз нарушалась. Кроме того, в 20 км от Боджнурда был сожжен мост через реку Гогармаган.

Весьма показательно, что нацисты так и не смогли установить точную дату начала иранской операции. По некоторым сведениям, немцы ожидали, что союзники войдут в Иран не ранее 28 августа, и потому акция, предпринятая 25 августа, застала их врасплох. Тот же Б. Шульце-Хольтус, хотя и владел информацией о концентрации советских войск в Нахичевани и южных портах Азербайджана, но не придал ей значения.

В самой Германии также не ожидали такого поворота событий. Между тем сведения о том, что союзники готовят оккупацию Ирана, поступали в Берлин задолго до начала операции. Причем эта информация проистекала не только от агентов абвера и СД, но даже из официальных каналов. Еще 30 июня 1941 г. корреспондент газеты «Франкфуртер Цайтунг» сообщал из Стамбула, что в Иране «действительной целью британской дипломатии является восстановление сухопутной связи с советской армией», а 3 июля агентство ДНБ передавало, что «хорошо информированные круги считают неизбежным занятие англичанами иранского нефтяного центра Абадан». Можно предположить, что Берлин, опираясь на эти сообщения, допускал возможность оккупации Ирана английскими войсками, но никак не ожидал ввода в страну советских войск. Поэтому участие Красной Армии в августовских событиях стало полной неожиданностью для Гитлера. Шеф 6-го управления РСХА В. Шелленберг писал по этому поводу: «Немецкое руководство не могло понять, как русские смогли при столь напряженной обстановке на своем Западном фронте в августе 1941 г. высвободить силы, чтобы совместно с англичанами оккупировать Иран». Более того, получив известие о вступлении войск союзников в Иран, в Берлине поначалу верили, что иранская армия окажет достойное сопротивление противнику. Вожди Третьего рейха надеялись на то, что СССР и Англия увязнут в Иране, а это непременно отразится на положении на других фронтах. Однако этим надеждам не суждено было сбыться.

Первая реакция иранцев на акцию, предпринятую Англией и СССР 25 августа, была неоднозначной. Некоторые из них так опасались грабежей и погромов, что прятали в своих подвалах все более или менее ценное, вплоть до столов и стульев. Зная о подобных настроениях, союзники с целью пресечения возможных провокаций все захваченные города перевели на военное положение. В городах был установлен комендантский час: запрещалось хождение по улицам группами и появление на них после 21 часа, закрывались рестораны, столовые, чайханы, разного рода увеселительные заведения, населению отдавался приказ сдать имевшееся у него огнестрельное и даже холодное оружие.

Чтобы сгладить негативное впечатление от прихода в страну иностранных войск, союзники с первых же дней пребывания в Иране начали мощную пропагандистскую кампанию. Только за время вступления частей Красной Армии в места дислокации было распространено от 15 до 20 млн листовок на персидском, азербайджанском, армянском, русском и французском языках с текстами, ноты правительства СССР шаху Ирана и обращения советского командования к иранскому народу, в которых разъяснялись цели вступления союзных войск в Иран. Листовки разбрасывались с автомашин, раздавались с рук, часть листовок распространяли «прямо с неба» летчики 26-й, 133-й, 134-й, 135-й, 245-й авиадивизий.

В некоторых городах красноармейцев встречали как освободителей. К примеру, в Тебризе советским войскам вообще был оказан радушный прием: выстроившиеся вдоль улиц жители города радостно приветствовали части Красной Армии И даже красовавшаяся на некоторых домах фашистская символика не портила впечатления. В Мешхеде многие проживавшие там армяне изъявили желание добровольно вступить в Красную Армию и отправиться на советско-германский фронт. «Бедняцкие слои населения Мешхеда открыто в групповых беседах выражают свои симпатии Советскому Союзу и Красной Армии», – сообщалось в одном из донесений советской разведки.

Что касается зажиточных слоев, то у них не было единого мнения в оценке августовских событий. В разведсводке № 0058 штаба 53-й Отдельной среднеазиатской армии отмечалось: «Крупное купечество в Мешхеде, настроенное против Советского Союза, разделилось надвое и одна часть ведет агитацию за поддержку Германии, а вторая за поддержку Англии» (так в документе. – А. О.). «По поведению и настроениям иранское население можно разделить на две группы. Одна из них – рабочие и беднейшие слои – симпатизируют Красной Армии, другая – торговцы, чиновники и полиция – частью симпатизируют Англии, частью Германии», – указывалось в другом донесении.

Характерно, что в том же документе отмечалось благожелательное отношение к советским войскам национальных меньшинств и, в первую очередь, их средних слоев. Более того, говорилось о некоторых негативных последствиях подобной реакции: «Беднейшая часть туркменского населения считает, что с приходом Красной Армии будет установлена Советская власть, но не понимает политики Советской власти. Самочинно разбирает хлеб из государственных складов, скот и расправляется с населением нефарсидской (неперсидской. – А. О.) национальности. Все это может способствовать развитию грабежей, и даже организации мелких бандитских групп, особенно среди туркменского населения».

Возникает закономерный вопрос – а что все это время делали в Тегеране? Неужели иранское правительство, потеряв все нити руководства армией, бросило ее и собственный народ на произвол судьбы?

В первые часы военной операции союзников Реза-шах, этот некогда всемогущий правитель Ирана, был попросту деморализован и поэтому был не готов принимать соответствующие контрмеры. Он не ожидал столь решительных действий со стороны Англии и СССР. Только этим можно объяснить, что в первые сутки он отдал войскам 14 противоречивых, исключавших друг друга приказов, которые создали неразбериху в частях и растерянность в иранском генеральном штабе.

25 августа в 15 ч 30 мин по распоряжению шаха состоялось чрезвычайное заседание парламента, на котором премьер-министр Али Мансур сообщил депутатам о том, что вооруженные силы Великобритании и СССР перешли границы Ирана: «Воздушные силы СССР начали бомбардировать в Азербайджане открытые и беззащитные города, многочисленные войска направились из Джульфы в сторону Тебриза. В Хузестане английские войска напали на порт Шахпур и Хорремшехр и нанесли повреждения нашим кораблям, воспользовавшись тем, что эти корабли ниоткуда не ждали нападения. Английская авиация бомбардировала Ахваз, а крупные английские моторизованные части начали продвигаться со стороны Касре-Ширина к Керманшаху. Само собой разумеется, что везде, где нападающие силы столкнулись с иранскими войсками, прошли сражения (выделено мною. – А. О.). Правительство в целях выяснения причины и цели этой агрессии срочно приступило к переговорам». Сегодня уже невозможно понять – кривил душой Али Мансур или находился во власти самообмана. Как мы могли убедиться, иранская армия достойного сопротивления наступающим войскам не оказала.

Примечательно, что перед тем, как произнести эту речь, Али Мансур, аргументируя тем, что иранское правительство вступило в переговоры с союзниками, предложил депутатам воздержаться от каких-либо комментариев в адрес Англии и СССР. В итоге лояльный к Реза-шаху меджлис разошелся, так и не высказав своего мнения.

27 августа местные газеты опубликовали первую и единственную сводку генштаба иранской армии, в которой населению сообщалось о ходе сопротивления войскам союзников. В этот же день некоторые газеты поместили на своих страницах правила противовоздушной обороны. Это было, пожалуй, все, что предприняли иранские власти.

Тем временем войска союзников продолжали победоносное шествие по территории Ирана, что и привело к падению правительства Али Мансура. 28 августа новое правительство во главе с видным иранским ученым, профессором Тегеранского университета Али Форуги отдало войскам приказ прекратить сопротивление. Это решение было вынесено на обсуждение парламента в качестве голосования по вотуму доверия новому правительству и получило среди депутатов единогласную поддержку.

В этот же день иранцы направили послание новому послу СССР в Тегеране А. А. Смирнову, в котором говорилось: «…иранское правительство с целью доказать свою добрую волю и сохранить добрососедские отношения не прибегло к войне. Несмотря на это, советские вооруженные силы стали развивать военные действия и бомбардировать города, причем иранские гарнизоны были, естественно, вынуждены в порядке самообороны оказывать сопротивление. Сейчас доводится до Вашего сведения, что иранское правительство, желая доказать свои миролюбивые намерения, дало указания правительственным войскам прекратить сопротивление и воздержаться от каких бы то ни было ответных действий». Аналогичное послание было направлено посланнику Великобритании Р. Булларду.

29 августа министр иностранных дел А. Сохейли направил в советское посольство еще одну ноту, в которой указал: «К сожалению, согласно поступающим сведениям, советская авиация до сих пор не прекратила бомбардировки городов по всему северу страны, включая даже такие города, как Казвин, Зенджан и Мешхед, а сухопутные войска продолжают двигаться вперед. Между тем, английская армия на юге, как только получила извещение о прекращении сопротивления со стороны иранской армии, приостановила свое движение, и жизнь в тех районах вновь вошла в свою обычную колею».

Главным организатором военного сопротивления советским и английским войскам отечественные историки считали Реза-шаха. По их мнению, получив сообщение о вступлении союзных войск в Иран, он приступил к организации активной обороны: к Тегерану была стянута вся иранская авиация, на подступах к городу расставлены пулеметы, а на крышах зданий – орудия зенитной артиллерии. Приводились сведения, что по приказу шаха были подвергнуты репрессиям генералы, прекратившие сопротивление: военного министра А. Нахичевана за отдание приказа о прекращении огня уволили в отставку, а командующего ВВС, также отдавшего подобный приказ, убили.

И все же эти меры представляются демонстративными, имеющими для Реза-шаха одну цель – сохранить в глазах простых иранцев репутацию защитника иранского суверенитета. Поэтому не вызывает удивления то, что среди иранских офицеров циркулировал слух, как Реза-шах, отправившись 1 сентября на самолете в район боевых действий, лично застрелил в Ширазе одного полковника, посмевшего заявить шаху о необходимости сопротивления.

Постепенно придя в себя, Реза-шах взял курс на организацию так называемого «пассивного сопротивления», следуя которому монарх отказался взрывать мосты и автострады, остановил начавшуюся мобилизацию частного автотранспорта. Навстречу наступавшим союзникам он не перебросил верные ему резервные войска и не решился обратиться к вождям племен с призывом джихада. Реза-шах так и не выполнил угрозу развязать уличные бои в Тегеране. Солдатам и офицерам столичного гарнизона был отдан приказ разойтись по домам. Что касается факта большого скопления авиатехники в районе Тегерана, то это объясняется тем, что Реза-шах решил сохранить военную авиацию для будущего Ирана, так как если бы самолеты остались на аэродромах своего обычного базирования, то их наверняка уничтожили бы советские бомбардировщики. В случае же начала воздушных боев с авиацией союзников ВВС Ирана также ждала неминуемая гибель.

Политика «пассивного сопротивления» заключалась в том, чтобы имитировать боевые действия с Красной Армией и британскими войсками. Нежелание кровопролития и осознание того, что в случае начала широкомасштабных боевых действий будут потеряны результаты реформ, проводимых им все предыдущие годы, вынудило иранского правителя склонить голову перед Англией и СССР.

Однако полностью отказаться от враждебных актов в отношении союзников шах не мог. В августе 1941 г., когда страны Оси имели заметный военный перевес над антигитлеровской коалицией, Реза-шах считал, что ему рано или поздно придется объясняться с Гитлером, так как окончательная победа нацистской Германии в той ситуации казалась ему наиболее вероятной. И в этом случае он мог сослаться на то, что в условиях полного превосходства противника иранская армия пыталась оказать какое-то сопротивление союзникам, причем делала это в условиях борьбы на два фронта.

Версию о том, что иранский шах сознательно проводил политику «пассивного сопротивления» подтверждает в своих воспоминаниях генерал Хасан Арфа, бывший в то время начальником штаба вооруженных сил Тегеранского округа: «С самого начала было ясно, что шах не намеревался организовать реальную оборону и хотел только показать немцам, что Иран был принужден силой, для того, чтобы в случае победы Германии Иран не нес бы ответственности и с ним не обращались как с вражеской страной». В подтверждение этой версии генерал приводил конкретные факты: «Я предложил взорвать мосты и ночью выдвинуть части значительного тегеранского гарнизона в сторону горного района от Арака и организовать там оборону, но шах отклонил этот план.

Следуя концепции «третьей силы», Реза-шах в урегулировании ситуации активно использовал дипломатические средства. В первую очередь он рассчитывал воздействовать на Советской Союз и Великобританию через США. Иранский посланник в США М. Шайесте прилагал энергичные усилия в надежде склонить американцев поддержать Иран. 22 августа он обратился к госсекретарю К. Хэллу с просьбой повлиять на британцев.

Однако Вашингтон предпочел занять позицию невмешательства. Ответ Ф. Д. Рузвельта на просьбу Реза-шаха о посредничестве между Ираном и союзными державами был весьма неопределенным и выражался лишь в нескольких благочестивых фразах. В обычной своей манере президент США выразил дружественное отношение к Ирану, но уклонился от обсуждения вопроса об участии американцев в разрешении конфликта. В своем послании Реза-шаху Ф. Д. Рузвельт говорил о захватнических планах Гитлера в отношении Европы, Азии, Африки и даже Америки, т. е. его ответ более походил на политическую лекцию, в которой заключалась масса общих слов и не давалось никаких конкретных обещаний.

Ища поддержку со стороны соседней Турции, иранское правительство опубликовало в прессе серию статей, в которых не только восхвалялись заслуги Кемаля Ататюрка и Исмета Иненю, но и проводилась мысль об общности интересов Турции и Ирана. Тем самым Реза-шах надеялся не только получить дипломатическую поддержку со стороны турок, но и пытался показать союзникам, что Иран не одинок, что военная акция союзников вызвала волну возмущения в Турции и может толкнуть ее в объятия стран Оси. Однако все попытки иранского лидера изменить ситуацию через турецкое правительство также оказались безуспешными. Турецкий министр иностранных дел без обиняков заявил иранскому послу в Анкаре, что видит в этом деле мало шансов на успех, ибо, по его мнению, «вступление союзных войск в Иран имеет чисто стратегический аспект».

Все эти факты позволяют не согласиться с однозначной оценкой Реза-шаха как пособника германских фашистов (именно так на протяжении десятилетий изображали его советские историки). Это опровергается даже нацистской пропагандой, которая в самый критический для Реза-шаха момент стала упрекать его в трусости, непоследовательности, продажности и неумении организовать оборону Ирана. Вещавший на персидском языке диктор берлинского радио язвительно сообщил иранцам, что их лидер бежал в Исфахан и тем самым бросил управление страной. Как уже говорилось, спецслужбы Третьего рейха готовили переворот в Иране, планировали физическую ликвидацию Реза-шаха, что также не позволяет говорить о нем как о гитлеровской марионетке. Интересно, что накануне вступления Красной Армии в Иран ответственный руководитель ТАСС Я. Хавинсон предлагал В. Молотову придать огласке информацию о подготавливаемом немцами антишахском перевороте, но последний не поддержал инициативу. Без сомнения, это было сделано из тех соображений, что союзникам было выгоднее представить Реза-шаха как союзника Гитлера, а не как жертву германских интриг.

Не приходится сомневаться в том, что Реза-шах действительно желал блага для своей родины и пытался только воспользоваться помощью Германии, которую та благосклонно предлагала его стране. Ему казалось, что он действует в интересах промышленного развития Ирана. Не лишним будет сказать, что не только иранский шах не смог вовремя рассмотреть в лице Гитлера угрозу человечеству. Стремление во всем опираться на собственные силы, подозрительность, гордость за себя как за лидера древнейшего восточного государства были, пожалуй, главными чертами его характера. В отличие от многих европейских политиков и общественных деятелей, он никогда не заискивал перед вождем германского фашизма. Ни разу Реза-шах публично не высказал восхищения силой немецкого оружия, как это делали правители той же Турции. Иранский шах стал жертвой обстоятельств, являвшихся результатом войны, так как Иран из-за своего стратегического положения не мог не стать яблоком раздора между воевавшими блоками. Союз Англии и СССР объективно требовал участия Ирана во Второй мировой войне в качестве перевалочной базы для военных поставок. Поэтому Резашаху, как и любому другому политику на его месте, вряд ли бы удалось оставить Иран в стороне от тех великих событий.

Тем временем союзники твердо шли к намеченной цели. 29 августа передовые части советских и английских войск вошли в соприкосновение в районе Сенендеджа. А на следующий день, 30 августа, представители СССР и Англии вручили иранскому премьер-министру ноты своих правительств. В советской ноте ввод войск объяснялся «подрывной работой немцев, захвативших командные посты по всему Ирану. В ноте также говорилось о том, что СССР и Великобритания согласны прекратить военные действия, но при этом иранское правительство должно выполнить следующие условия:

«а) отвести свои войска на юг от линии, проходящей через: Ушну, Хайдарабад, Миандоаб, Зенджан, Казвин, Хорремабад, Баболь, Зираб, Семнан, Шахруд, Алиабад. Районы, расположенные севернее этой линии, должны быть временно заняты советскими войсками.

Дать приказ своим войскам отойти на север и на восток от линии, проходящей через Ханакин, Керманшах, Курамабад, Машид-и-Сулейман, Хафт-Кель, Гахсерам, Рам-Хормоз, Бендер-Дилам. Районы, расположенные южнее и западнее этой линии, должны быть временно заняты британскими войсками;

б) выслать из Ирана в течение одной недели всю германскую колонию, за исключением состава дипломатической миссии и нескольких специалистов-техников, работа которых не связана со средствами сообщения или с предприятиями военного значения. Список остающихся немцев, в том числе членов и сотрудников миссии, должен быть согласован с советским правительством и британской миссией в Тегеране;

в) взять на себя обязательство не допускать в дальнейшем немцев на территорию Ирана;

г) взять на себя обязательство не создавать никаких препятствий для провоза через иранскую территорию товаров, включая военные материалы, предназначенные для Советского Союза и Великобритании, а также облегчать доставку таких товаров или материалов по шоссейным и железным дорогам, или по воздуху;

д) оказывать содействие органам СССР для развития нефтяного дела в Кевир-Хурионе …;

е) взять на себя обязательство придерживаться нейтралитета и не предпринимать ничего такого, что могло бы каким-либо путем нанести вред советским и британским интересам в конфликте, вызванном германской агрессией».

В свою очередь советское и английское правительства соглашались помочь Ирану в удовлетворении его экономических нужд и, как только позволит военное положение, вывести войска с иранской территории

30 августа была подвергнута бомбардировке столица Ирана. По мнению советских историков, эту провокационную акцию по приказу Реза-шаха предприняли иранские самолеты. С этим мнением нельзя не согласиться. Тем более, что согласно архивным материалам 30 августа ВВС Закавказского фронта боевых действий не производили. Только 31 августа советские самолеты поднялись в небо, да и то с целью разброса листовок.

Эту версию подтверждает опубликованная 31 августа в иранских газетах заметка, в которой сообщалось, что «вчера утром два иранских самолета поднялись в воздух и летали над столицей, не получив разрешения от командования, ввиду чего зенитная артиллерия открыла огонь, чтобы вынудить их приземлиться.

По-видимому, это был отчаянный поступок иранских офицеров-германофилов, выразивших таким образом протест против присутствия в стране войск союзников. Косвенным доказательством этого служат и данные советской разведки, согласно которым 30 и 31 августа с иранских самолетов над Тегераном были сброшены листовки, в которых говорилось, что «наши земли захватили войска Советского Союза и Англии.

Факт бомбардировки столицы Ирана иранскими летчиками подтверждает корреспондент газеты «Бакинский рабочий», сообщавший в те дни из Тегерана: «…начальник иранской авиации отдал распоряжение завести самолеты в ангары, а летные части сосредоточить в казармах. Однако несколько летчиков заявили, что они не подчинятся приказу и будут действовать против английских и советских частей, и что они будут бомбардировать Тегеран … Есть основания утверждать, что указанные иранские летчики действовали по прямому подстрекательству германских фашистов.

Мнимой бомбардировкой столицы воспользовалась германская пропаганда. 1 сентября 1941 г. диктор берлинской радиостанции передал на персидском языке сообщение о бомбардировке северо-западной части Тегерана, в результате которой погибли сотни людей, в том числе женщины и дети. На следующий день, 2 сентября 1941 г., иранские газеты опубликовали на видном месте опровержение этой радиопередачи, в котором, в частности, говорилось: «… диктор берлинской радиостанции говорил о победе над врагами и давал какие-то обещания. Мы в связи с этим считаем необходимым заявить, что иранский народ не питает никакой ненависти и вражды к какому бы то ни было народу. Мы все время имели с Германией нормальные политические и экономические отношения, но мы с ней никогда не заключали специальных договоров, и мы не будем терпеть подобного рода измышления». Для многих это был неожиданный ход иранской дипломатии. В Иране впервые прозвучала острая критика гитлеровской политики.

В исторической литературе развернулась настоящая дискуссия по поводу бомбардировок иранских городов авиацией союзников. «В первый день вторжения бомбардировке были подвергнуты города Ардебиль, Ахар, Ахваз, Банаб, Бендер-Пехлеви, Маку, Мехабад, Мешхед, Резайе, Миандоаб, Миане, Решт и Хасан-Киаде. Как видно из списка, большая часть этих городов находится на севере Ирана и, соответственно, их бомбардировала советская авиация. Это, однако, нисколько не свидетельствует о миролюбивом характере англичан, которые просто боялись повредить принадлежащие им нефтепромыслы, расположенные на юго-западе Ирана, куда они осуществили вторжение. Союзники просто копировали схему нападения Германии на Советский Союз», – предложил свою версию событий З. А. Арабаджян. С такой постановкой вопроса не согласен Б. Х. Парвизпур, который вообще отрицал факт бомбардировки иранских городов советскими самолетами: «Советское правительство, осуществляя ввод своих войск в Иран, поступало в соответствии с достоинством великой и могучей страны и стремилось, чтобы ввод советских войск происходил на началах гуманности. По признанию иранских источников, советские бомбардировщики не подвергали бомбометанию ни населенные пункты, ни солдатские казармы, чего нельзя сказать об англичанах. Эти слова Б. Х. Парвизпура находят косвенное подтверждение в ноте советского посла в Тегеране А. Смирнова, в которой тот сообщил министру иностранных дела Ирана А. Сохейли, что советское правительство отклоняет протест иранского правительства по поводу бомбардировки иранских городов и населенных пунктов, как совершенно необоснованный. «Советская авиация городов и населенных пунктов не бомбила», – было заявлено иранскому министру.

Реальную картину произошедшего представляют нам документы из фондов ЦАМО РФ. Согласно им, оперативной директивой № 001 штаба Закавказского фронта от 23 августа 1941 г. перед советскими ВВС были поставлены следующие задачи: «1) последовательными ударами с рассветом 25 августа 1941 г. уничтожить авиацию противника на аэродромах: Маку, Хой, Тебриз, Ардебиль, Агар, Хиов, Решт, Тегеран и в других дополнительно установленных разведкой пунктах; 2) в случае оказания вооруженного сопротивления со стороны иранских войск уничтожить группировки противника в районах Маку, Хой, Урмия, Маранд, Тебриз, Ардебиль, Керганруд, Урмия, Решт, не допуская выдвижения их в северном направлении; во взаимодействии с наземными войсками – уничтожить живую силу и материальную часть противника на поле боя. 27 августа, когда выяснилось, что иранские части оказывают слабое сопротивление и отходят на юг, оперативной директивой № 002 штаба Закавказского фронта были поставлены уже другие задачи: «1) вести разведку до линии Мехабад, Сенендедж, Хамадан, Кишлан, Рудесар, 2) быть готовыми к действиям по аэродромам и живой силе иранской армии по особому распоряжению.

Из архивных документов следует, что советская авиация действительно произвела более 1500 боевых вылетов. В отчете о боевых действиях ВВС Закавказского фронта было приведено несколько примеров наиболее эффективных действий бомбардировщиков: «Решт – разрушен военный городок: казарма, в которой убито до 300 солдат, штаб, конюшня. Тебриз – уничтожена авиамастерская и выведено из строя семь самолетов противника

Таким образом, материалы из фондов ЦАМО позволяют согласиться с З. А. Арабаджяном, но с важными оговорками. А именно: ВВС Красной Армии наносили удары в основном по военным объектам, несмотря на то, что по первоначальному плану предполагались более массированные бомбардировки. Советское командование внесло разумные коррективы в ход операции и тем самым значительно снизило количество жертв не только среди иранских солдат и офицеров, но и среди мирного населения. К тому же все бомбардировки прекратились 29 августа, когда окончательно стало ясно, что иранская кампания выиграна Красной Армией.

В те дни в Тегеране поднялась настоящая паника. Из-за перебоев с горючим было нарушено автобусное сообщение. Многие жители, покинув столицу, стали искать убежища в окрестных деревнях. Причиной такого поведения служила германская пропаганда, внушавшая иранцам, что вступившие на иранскую землю войска союзников развернули невиданные репрессии. В период с 31 августа по 7 сентября в Тегеране не работали промышленные предприятия. Рабочие, заявив директорам фабрик, что «скоро придут советские и английские войска, и наши деньги пропадут», отказались выходить на работу.

Тегеранцев пугала угроза голода, так как большая часть магазинов закрылась, и население стало испытывать трудности в приобретении продовольствия и товаров первой необходимости. Такое положение вынудило военного губернатора Тегерана объявить владельцам магазинов, что если они до 3 сентября 1941 г. не откроют без уважительных причин свои торговые точки, то будут привлечены к ответственности. Кроме того, правительство специальным постановлением разрешило свободу торговли за городской чертой и предоставило новые льготы булочным. Ввоз муки для Тегерана перестал облагаться какими-либо сборами, но зато ее вывоз был строжайше запрещен. Только в результате этих мер удалось переломить ситуацию, и через несколько дней рынок вновь приобрел нормальный вид, а население стало возвращаться в столицу.

В положении, когда войска Англии и СССР демонстрировали безусловное преимущество над иранской армией, Реза-шах, следуя политике «пассивного сопротивления», сделал еще один шаг навстречу союзникам. По его приказу 1 сентября правительство Ирана согласилось удовлетворить их требования об отводе своих войск и высылке из страны всех немцев, за исключением сотрудников посольства и некоторых технических специалистов, работа которых не имела отношения к средствам связи или военному делу. При этом оговаривалось, что иранское правительство примет меры к тому, чтобы отъезжающие германские подданные могли проехать без затруднений через районы, занятые войсками союзников. Иранское правительство взяло на себя обязательство не допускать впредь пребывания на иранской территории германских подданных. Кроме того, оно изъявило желание оказывать содействие провозу товаров и военного снаряжения в СССР и Великобританию по шоссейным, железным дорогам и водным путем.

Гитлеровская Германия всеми средствами пыталась избежать интернирования союзниками своих подданных. 30 августа во время беседы с министром иностранных дел Ирана германский посланник Э. Эттель поднял вопрос об ответственности иранского правительства за жизнь немецких колонистов.

Сам Гитлер обратил внимание на эту проблему. 4 сентября 1941 г. фюрер выступил с угрозой организовать против англичан ответные репрессии. «Нажим Англии и России на Иран, грубое нарушение ими суверенитета Ирана дает нам полное право провести репрессии против англичан на острове Джерси», – заявил он.

Конечно, этот демарш не оказал никакого воздействия на союзников. Более того, предъявив 6 сентября новые ноты иранскому правительству, они поставили перед ним еще более жесткие условия. Кроме удаления из страны германских подданных, не имевших дипломатических рангов, они потребовали закрытия германской дипломатической миссии и дипломатических представительств союзников и сателлитов Третьего рейха – Италии, Венгрии и Румынии.

Советская нота гласила: «Для того, чтобы облегчить иранскому правительству решение вопросов, советские и британские войска воздержались от занятия Тегерана. Миссии держав Оси истолковали этот великодушный акт как признак слабости и воспользовались этим случаем для того, чтобы поставить иранское правительство в затруднительное положение, дискредитировать СССР и Англию и развернуть свою пропаганду как в Иране, так и через радиостанцию из Германии и Италии.

В связи с этим советское правительство вынуждено настаивать перед иранским правительством на необходимости высылки германской миссии, а также миссий, стоящих перед германским контролем, а именно – итальянской, венгерской, румынской. До окончательной высылки вышеуказанных миссий из пределов Ирана, иранское правительство должно запретить им всякую курьерскую и шифрованную связь, пользоваться радиопередатчиками и установить строгий контроль над лицами, посещающими эти миссии, и их подозрительной деятельностью (так в документе. – А. О.)…

Что касается германской колонии в Иране, то таковая должна быть передана в руки советских и британских властей с учетом особых случаев, которые могут быть определены советским и британским посольством в Тегеране…

Советское правительство согласно с тем, что запрещение въезда немцев в Иран относится только к периоду, в течение которого существуют враждебные действия с Германией.

При осуществлении транзита через Иран советских грузов и военных материалов будет учтена необходимость, чтобы внутренний товарооборот Ирана не был нарушен…

Советское правительство, после минования необходимости пребывания частей Красной Армии на территории Ирана, готово будет рассмотреть вопрос о возвращении вооружения иранской армии, которое до тех пор будет находиться на хранении у советских войск.

Что касается компенсации убытков, причиненных военными действиями и бомбардировками, то эта просьба не может быть удовлетворена, так как военные действия происходили лишь постольку, поскольку иранская армия оказала сопротивление нашим войскам».

8 сентября 1941 г. между союзниками и Ираном было заключено соглашение, определившее дислокацию советских и английских войск на иранской территории. Согласно договоренности части Красной Армии дислоцировались к северу от линии Ушну – Миандоаб – Зенджан – Казвин – Кередж – Хорремабад – Шахруд и в районе города Мешхеда, а английские – к югу и западу от линии Ханакин – Керманшах – Рам – Бендер-Дилам. На остальной территории расположились иранские войска. «Иранское правительство сожалеет, что правительства СССР и Англии не пожелали принять даже такого небольшого требования иранского правительства, как исключение из линии, определенной в своей первой ноте, городов Семнана, Шахруда, Казвина, Хорремабада и Дизфуля, хотя, по мнению иранского правительства, мотивов для отказа в этом требовании не было» – с сожалением отмечался в иранской ноте факт очередной уступки союзникам.

8 сентября союзники также представили шахскому правительству список немцев, которых требовалось интернировать, а затем переправить в СССР.

9 сентября, выступая в парламенте, У. Черчилль подтвердил требования союзников и заявил: «Мы настаиваем на передаче в наши руки всех немцев и итальянцев, проживающих в Иране и закрытии враждебных миссий». В этот же день для немедленного интернирования подданных стран Оси была создана специальная комиссия из дипломатических представителей СССР, Великобритании и Ирана.

В этой ситуации иранская дипломатия сделала опрометчивый шаг, дав повод союзникам усилить давление на Иран. Дело в том, что 10 сентября 1941 г. в «Эттелаат» появилась передовая статья под заголовком «Скорбь населения», в которой было заявлено: «К сожалению, на сегодняшний день наше правительство было вынуждено закрыть германское, итальянское, румынское, венгерское посольства в Иране. Однако наши посольства в столицах соответствующих стран останутся работать по-прежнему, и политические взаимоотношения между нами и этими странами также сохранятся».

Осознав ошибочность публикации статьи, «Эттелаат» уже на следующий день (11 сентября) поместила заметку, в которой говорилось о необходимости «установить более тесное сотрудничество с британским и советским правительствами». Вечером этого же дня тегеранское радио передало опровержение на статью «Скорбь населения», указав, что она была опубликована без ведома правительства. Более того, чтобы умиротворить союзников было принято решение закрыть на пять дней «Эттелаат». Никаких разъяснений при этом не давалось, но всем было понятно, что газета наказана за публикацию статьи прогерманского содержания.

Было ясно, что эти решения уже не смогут повлиять на Англию и СССР. 12 сентября союзники заявили иранскому правительству, что дальнейшая задержка отправки германских подданных может привести к «самым серьезным последствиям».

Между тем Гитлер перешел от угроз к действиям. 12 сентября он отдал приказ: за каждого интернированного в Иране немца интернировать 10 англичан на острове Джерси и Нормандских островах, а их собственность распределить среди остального населения. Этот приказ фюрер велел передать по радио и опубликовать в газетах.

В ответ на заявления Гитлера и действия иранских властей У. Черчилль обратился к И. Сталину, извещая правительство СССР о своем решении ввести войска в иранскую столицу и о том, что он направил соответствующие инструкции командующему английскими войсками в Иране. Английский премьер-министр просил правительство СССР дать такие же инструкции командующему советскими войсками в Иране. Ответ, естественно, был положительным. Войска союзников начали продвижение к Тегерану, что было изменением их первоначального плана, по которому предполагалось расставить воинские части только вдоль дорог.

К этому времени Реза-шах, осознав крах своей политики «пассивного сопротивления», окончательно определился: чтобы сохранить монархию, есть только один выход – отречься. 15 сентября он снял с себя полномочия главнокомандующего, а 16 сентября в обстановке приближения войск союзников к столице Реза-шах подписал акт отречения, передав престол своему старшему сыну Мухаммеду Реза. В этот же день на чрезвычайном заседании парламента премьер-министр сообщил собравшимся о решении Реза-шаха и зачитал текст отречения: «Ввиду того, что за эти несколько лет я истратил все свои силы на управление страной и сейчас чувствую себя истощенным, я считаю сейчас своевременным, чтобы человек, более молодой, чем я, занялся делами, требующими непрестанного внимания и настороженности, во имя обеспечения благосостояния и счастья народа».

Кроме акта отречения, Реза-шах подписал еще один важный документ – акт об отказе от всего движимого и недвижимого имущества в пользу своего преемника. Последний, однако, передав все имущество государству, предпочел благоразумно отказаться от отцовского «подарка». «Ввиду того, что мы сами стремимся к обеспечению благосостояния населения, мы решили подарить государству и народу уступленное нам имущество для развития земледелия, улучшения быта крестьян, реконструкции заводов, подъема национальной промышленности, облегчения жизни рабочих, расширения народного образования и здравоохранения», – объяснил Мухаммед Реза свой поступок в письме на имя премьер-министра.

Первоначально предполагалось, что бывший шах будет переправлен через Индию в Аргентину, где ему предписывалось прожить остаток своих дней. 17 сентября он выехал в Исфахан, затем отправился через Керман в Бендер-Аббас, откуда сел на пароход, отплывший в Индию. Вместе с ним Иран покинули сыновья Али Реза, Махмуд Реза, Голям Реза, Хамид Реза и две дочери – Шамс и Фатима. В Индии Реза-шах прибыл в Бомбей, где должен был остановиться на несколько дней, а затем выехать через Сингапур в Аргентину. Однако здесь судьба преподнесла бывшему правителю Ирана еще один сюрприз. По примеру Наполеона его сослали на один из островов, близ африканского континента. Под британской защитой он был отправлен на остров Маврикий, а затем в Южную Африку, где и умер 26 июля 1944 г. в Йоханнесбурге. Забальзамировали и похоронили Реза-шаха в Египте.

Истории было суждено, что в день, когда Реза-шах покинул столицу, в Тегеран вступили советские войска, а на следующий день (18 сентября) – английские.

В эти же самые дни из Ирана были высланы дипломатические миссии и советники Германии, Италии, Румынии, Венгрии и Болгарии. Накануне своего отъезда из страны германские дипломаты, рассчитываясь за аренду квартир, заплатили хозяевам за две недели вперед. Этим они намекали иранцам на свое скорое возвращение, говоря при этом: «Кто останется верен нам, поощрим, а кто предаст, накажем». Эти слова иранцы передавали из уст в уста, и, надо сказать, что на многих такая пропаганда действовала. В иранском обществе еще была сильна вера в непобедимость германского фашизма. Известный востоковед, выполнявший в те дни обязанности пресс-атташе советского посольства в Иране, Д. Комиссаров следующим образом характеризовал сложившуюся обстановку: «Не случайно газеты не сообщали о том, что иранское правительство порвало дипломатические отношения с фашистскими государствами. До сих пор в устной форме руководящие работники Ирана сожалеют, что им пришлось попросить из Ирана немцев. Все это является свидетельством того, что иранское правительство даже после того, когда наши и английские войска вошли в Тегеран, продолжает по мере возможности лавировать между СССР, Англией и Германией».

Следует сказать, что во время операции по удалению из Ирана немецких дипломатов произошло несколько неприятных инцидентов. Если верить иранской стороне, то в пути красноармейцы отделили от колонны сопровождавших ее иранских чиновников, а по прибытии в Тебриз не разрешили им следовать дальше до ирано-турецкой границы и заставили вернуться в Тегеран. По сведениям шведской дипломатической миссии, германские дипломаты вместе с женщинами и детьми были остановлены на ирано-турецкой границе, где советские служащие отобрали у них все принадлежащее им имущество.

По данным же посольства СССР в Тегеране, советские военные власти не только не чинили каких-либо препятствий иранским чиновникам, но и всячески стремились облегчить им путь следования, предоставляя по их желанию места отдыха в гостиницах даже в тех случаях, когда обстоятельства вынуждали красноармейцев использовать в качестве ночлега свои автомашины. Как утверждалось в советской ноте, «весь дипломатический и недипломатический состав миссии был пропущен в Турцию со всеми дипломатическими машинами и багажом даже без какого-либо досмотра».

Со дня удаления дипломатических миссий Германии и ее сателлитов защиту германских и болгарских интересов взяла на себя шведская миссия. Японская миссия, в свою очередь, взяла на себя защиту интересов Италии и Румынии. Продолжением этого курса стали события 23 сентября 1941 г., когда из Германии, Италии и Румынии были отозваны дипломатические миссии Ирана. Еще через несколько месяцев, в июне 1942 г., иранское правительство прекратило телеграфную связь со странами Оси, включая их колонии и протектораты.

Необходимо иметь ввиду еще один момент. После проведенной акции не все немцы покинули Иран. Тем из них, кто по различным причинам избежал высылки и не получил разрешения на жительство от союзников, предписывалось не позднее 24 сентября 1941 г. явиться в полицейские участки. Однако, несмотря на столь жесткое заявление, иранские власти не горели желанием осуществить угрозу. Явка германских подданных в полицейские участки была мизерной, иранская полиция не спешила их задерживать, чем многие агенты абвера и СД умело воспользовались, благополучно исчезнув из поля зрения компетентных органов.

Практически все руководители немецкой резидентуры остались на свободе. Впоследствии они возглавили прогерманское подполье в Иране. В числе их оказался Б. Шульце-Хольтус, который был временно интернирован в шведском посольстве, но вскоре бежал. После удачного побега он переоделся в иранскую национальную одежду, отрастил бороду, покрасил ее хной и под видом муллы «путешествовал» по Ирану, пока не попал в зону кашкайских племен. При поспешном бегстве из Тебриза он даже не успел ликвидировать 50 кг взрывчатки, предназначавшихся для взрыва нефтяных скважин в Баку. Ф. Майер скрылся на армянском кладбище, замаскировался под иранского батрака и некоторое время работал могильщиком.Затем он несколько недель бродяжничал по Ирану, пока не нашел приют у некоего иранца по имени Хассан. Избежал интернирования и Р. Гамотта. Ему удалось скрыться от полиции в горах Эльбурса, а затем удачно бежать в Турцию, откуда он благополучно перебрался в Германию. Прибыв в Берлин, Р. Гамотта был награжден фюрером за свою деятельность в Иране Железным крестом I степени

Особняком стоит вопрос о количестве немецких агентов в Иране. Официально опубликованные английские и советские данные представляются явно преувеличенными. По материалам газеты «Правда», численность немецких агентов «определялась не десятками, не сотнями, а тысячами. Английская пресса того времени также намеренно завышала численность германских агентов в стране до 20–25 тыс. человек. Уже после войны англичане признали, что в действительности численность немецкого землячества в Иране в 1941 г. составляла несколько тысяч человек. Английский исследователь Л. Элвелл-Саттон указал на то, что союзники записали в число германских агентов не только тех, кто ими являлся, но и членов семей германских подданных, экипажи немецких кораблей в Бендер-Шахпуре, немок, бывших замужем за иранскими и английскими служащими и лиц, непричастных к диверсионной деятельности. Завышенные данные приводил советский историк М. В. Попов, когда указывал, что «в 1941 г. в Иране находилось около 4 тыс. тайных агентов германской разведки, гестапо и пропагандистского аппарата Геббельса».

В августе 1941 г. в одном агентурном донесении приводились данные, полученные советским разведчиком от источника из иранской тайной полиции: «Всего в Иране проживает 2350 человек немцев, в том числе мужчин 870 человек, женщин и детей 1480 человек. В Тебризе проживает 27 немецких семей, т. е. 112 человек. Около 115 человек работают в фирме “Хох Тиев” на Тебризской железной дороге …Имеются 80 немок замужем за иранцами. Всего говорящих по-немецки (австрийцев, швейцарцев, хорватов и чехов) насчитывается в Иране 3790 человек, из их числа 460 человек чехов (так в документе. – А. О.) настроены против немцев. Эти бывшие секретные данные, по-видимому, и являются самыми точными.

* * *

В той непростой ситуации, в какой оказался Иран, будущее этой страны во многом зависело от взошедшего на престол Мухаммеда Реза. И. Сталин и У. Черчилль рассчитывали и, как им казалось, не без оснований, что новый иранский правитель станет еще одним участником антигитлеровской коалиции.

Первые шаги молодого шаха были направлены на расширение социальной базы правящего режима и на создание себе массовой поддержки. Отменялась унизительная для иранцев процедура просмотра писем на почте, ликвидировались полицейские посты у почтовых ящиков, по всей стране разрешался свободный проезд. Мухаммед Реза издал указ, согласно которому правительству предоставлялось право на основании ст. 55 уголовного кодекса составить список заключенных, в том числе и политических, для полного амнистирования или частичного сокращения срока пребывания в местах лишения свободы. Была проведена чистка в главном полицейском управлении, в результате чего ряд полицейских чинов привлекли к ответственности за разного рода служебные преступления. Так, начальник главного полицейского управления Мохтари, шеф тайной полиции Арабшахи и начальник тегеранской тюрьмы М. Расех были взяты под стражу, а затем преданы суду.

Относительную свободу получила иранская пресса. При бывшем шахе в газетах нельзя было найти оригинальные статьи иранских авторов, за исключением передовиц в «Иране» и «Эттелаат», печатавшихся по заданию правительства. Совершенно безнадежно было в то время искать в журналах или газетах хоть какую-нибудь заметку с критикой мероприятий правительства и других учреждений Ирана. При новом же шахе газеты сменили свое лицо, причем характер публиковавшихся статей стал таким, что в первые месяцы было невозможно определить их политическую направленность.

Предпринятые Мухаммедом Реза популистские меры имели и другую цель – сохранить монархию в Иране и династию Пехлеви. Опасаясь того, что союзники организуют переворот и установят в стране республиканский строй, Мухаммед Реза давал им понять, что не только принял меры к ликвидации нацистской «пятой колонны» в Иране, но и пытается направить страну в русло демократизации. «Вопрос о форме правления является основой для национального единства и полезного соревнования. Я считаю, что не все формы правления одинаковы и что лучшей формой правления, при которой упомянутые цели достижимы, является демократическая форма правления… Дух свободы, который является ценнейшим благом мира, витает над такой формой правления. Свобода слова и действий, которая является единственным условием соревнования на пути прогресса возможна только в такой среде», – с такими словами Мухаммед Реза обратился к иранцам по радио 25 октября 1941 г.

Это выступление, как и все его предыдущие и последующие шаги было своего рода игрой, в ходе которой Мухаммед Реза под предлогом борьбы со сторонниками Германии пытался сохранить за собой иранский трон. В ходе развернутой им кампании по удалению со своих постов прогермански настроенных руководителей он избавился от ряда неугодных элементов, которые представляли потенциальную опасность для его власти. Принимая во внимание молодость Мухаммеда Реза, которому в момент восшествия на престол исполнился 21 год, остается только удивляться тому, как новому лидеру Ирана удавалось лавировать между союзниками и различными иранскими политическими группировками.

Между тем в Иране поднялся настоящий шум вокруг ценностей его отца – бывшего шаха. Мотивируя распространившимися слухами о том, что не все ценности шаха находятся в сохранности, депутат Сафави внес в парламент соответствующую интерпелляцию. Под предлогом того, что в иранском обществе стал активно обсуждаться вопрос о возвращении старым владельцам имущества, конфискованного при старом шахе, 22 сентября 1941 г. «Эттелаат» потребовала создания в кратчайший срок специальной комиссии. Вскоре такая комиссия была создана, а затем началось тщательное расследование в связи со слухами о том, что бывший шах имел значительные капиталы в заграничных банках. Осознавая, что эти слухи ведут к падению авторитета монархии, Мухаммед Реза сделал все, чтобы пресечь их дальнейшее распространение. По его указанию 30 сентября премьер-министр Али Форуги сделал заявление о том, что все имущество бывшего шаха находится в Иране, и что его ценности в Национальном банке (текущие счета и депозит) составляют 680 млн риалов.

В обзоре иранской прессы, составленным Д. Комиссаровым, отмечалось: «Это смехотворное заявление (заявление иранского правительства об отсутствии денег на счетах бывшего шаха в заграничных банках. – А. О.), конечно, никого не может убедить. Воспользовавшись переданными бывшим шахом ценностями, новый шах незамедлительно приступил к подкупу общественного мнения путем раздачи подарков. Причем этими подарками он собирается подкупить широкие слои иранского народа».

Как показали дальнейшие события, Мухаммед Реза, действительно, в целях расширения социальной базы нового режима начал широко разрекламированную кампанию по раздаче подарков народу. Было объявлено, что шахские дары будут иметь целевое назначение, причем особо декларировалась поддержка здравоохранения: на деньги шаха предполагалось построить госпиталь в Тегеране, больницы в городах с населением свыше 10 тыс. человек, здания медицинских училищ в Тебризе, Ширазе и Мешхеде, организовать центры по борьбе с малярией и трахомой, премировать ученых, имеющих достижения в области медицины. Также планировалось построить гостиницу в Тегеране, модернизировать водопровод и благоустроить улицы столицы.

Кроме того, из своих личных сбережений шах пожертвовал 10 млн риалов для раздачи офицерам и работникам военного министерства. Из этой суммы предполагалось закупить и распределить среди военнослужащих продукты питания, а именно: военные чины от полковника и ниже должны были получить по 300 кг муки, 200 кг риса, 400 кг сахара. Часть этих денег выплачивалась в качестве пособия семьям убитых, попавших в плен и пропавших без вести во время августовских событий офицеров. Были повышены оклады государственным служащим, врачам и учителям. 10 млн риалов шах перевел на специальный счет в Национальном банке с тем, чтобы определенный процент от этой суммы (500 000 риалов ежегодно) использовался в качестве материальной помощи педагогическому персоналу. Не забыл новый шах и о низших слоях иранского общества. 10 млн риалов он пожертвовал для раздачи бездомным и беспризорникам в провинции и 5 млн в Тегеране. Также было решено построить ночлежки, а в больших городах сиротские дома.

* * *

Важнейшим последствием августовских событий стал окончательный разрыв германо-иранских торгово-экономических связей. Все действовавшие соглашения и договора с Германией были аннулированы. Согласно иранским источникам советские власти конфисковали находившиеся в Пехлевийском порту, на таможнях в Пехлеви, Джульфе, Тебризе, Мешхеде, станциях Маранд, Баджигиран, Базерган товары и отправили их в СССР. Основанием для конфискации послужило то, что эти товары принадлежали немцам. Иранское правительство было вынуждено направить несколько нот в советское посольство, где указало, что советские власти конфисковали не только товары, закупленные немцами у Ирана еще до нападения Германии на СССР (ковры, сухофрукты, козью шерсть, гуммидрагант), но и товары, которые иранцы закупили у немцев, и на которые у СССР, якобы, вообще нет никаких прав. По мнению иранцев, советские власти конфисковали даже те машины, на которых германских дипломатов доставили на турецкую границу.

С целью объяснения поведения советских военных властей в иранский МИД было направлено несколько нот, в одной из которых, в частности, говорилось: «В связи с заявлениями МИДа Ирана (имеются в виду ноты иранского МИДа в советское посольство в Тегеране от 12 октября, 2–5 ноября, 9 ноября, 15 ноября, 18 ноября 1941 г. – А. О.) о том, что представители советских властей конфисковали находившиеся на складах в пограничных пунктах товары, будто бы принадлежащие иранским купцам, посольство произвело тщательное расследование перечисленных в нотах случаев, в результате которого на основании документальных данных была установлена бесспорная принадлежность упомянутых в нотах товаров немецким фирмам.

Так, в ноте от 12 октября 1941 г. сообщалось о конфискации 370 790 кг гуммидраганта на сумму 5 000 000 риалов. Упомянутый гуммидрагант был продан немецким фирмам и должен был транспортироваться через территорию СССР в Германию… В ноте от 3 ноября 1941 г. Министерство сообщает о конфискации у Кожевенного общества и отправке в СССР из Хоя 26 т шерсти на сумму 750 000 риалов, из таможни Джульфы – 1315 т козлины (так в документе. – А. О.), содержащей 104995 шкур кожи, 75 кип овчины, содержащей 15 000 штук кожи, 211 ящиков кожи саламбур общим количеством 9 945 штук. Однако на перечисленные выше товары у торгового представительства СССР в Иране были получены транспортные разрешения в связи с тем, что товары были проданы немецким фирмам и являются собственностью последних».

Естественно, что этот ответ не удовлетворил Тегеран, и 22 декабря иранский МИД направил очередную ноту, в которой суммировал все претензии к советской стороне. С незначительными сокращениями приведем этот документ: «В дополнение к многочисленным нотам, направленным посольству СССР на протяжении последних двух месяцев, начиная с 28 сентября с.г. МИД Ирана … имеет честь сообщить, что после начала войны между СССР и Германией ряд товаров иранских купцов, отправленных еще до войны из Ирана в Германию и из Германии в Иран оказался застрявшим на территории СССР, причем купцы никаких сведений о том, где сейчас находятся эти товары, не имеют. Кроме того, за последние два месяца советские воинские части производили посягательства на товары в северных районах Ирана путем отправки части этих товаров в СССР…

В последнее время МИД получил список претензий купцов, переданный ранее Министерству торговли с копией для сведения торговому представительству СССР. Товары разбиты, согласно этому списку, на следующие четыре категории:

а) экспортные товары купцов, отправленные транзитом через СССР в Германию и застрявшие в СССР (об этих товарах никаких сведений до сих пор нет);

б) импортные товары купцов, отправленные транзитом через СССР из Германии в Иран и застрявшие в СССР;

в) иранские экспортные товары, лежавшие на северных таможнях, где они были сосредоточены для вывоза в Германию. Одну часть этих товаров советские работники вывезли, а на другую наложили арест;

г) товары, выписанные иранскими купцами из Германии и поступившие на северные таможни Ирана. Часть этих товаров (как и товаров приведенного выше пункта) вывезена советскими работниками, а на другую часть наложен арест.

Помимо этих товаров, советские работники частично отправили в СССР и частично взяли под стражу иранские товары, которые лежали на частных купеческих складах.

МИД… обращает внимание посольства на то, что убытки иранских купцов не исчерпываются цифрами, приводимыми в этих списках. Большинство купцов не могло еще получить сведений о товарах на таможнях, – многие купцы только впоследствии узнают, что товары, о которых они думают, что они лежат на таможне, фактически уже вывезены в СССР.

… МИД просит дать распоряжение, чтобы прекратить отправку и арест оставшихся товаров, а также согласиться на назначение представителя посольства в комиссию, которая будет создана по данному вопросу при иранском Министерстве торговли и экономики».

В качестве приложения к ноте иранцы предъявили список товаров, которые они закупили в Германии. В списке числились трубы, краски, грузовики и легковые машины, люстры, оборудование для центрального отопления, проволока, авторезина, канцтовары, радиоаппаратура, гвозди, лопаты, кирки и многое другое.

Практически не отреагировав на просьбы иранской стороны вернуть конфискованные товары, советские военные власти продолжили практику конфискаций. Не совершив таможенных формальностей, они отправили морским путем в СССР партию невыделанной кожи крупного и мелкого рогатого скота, увезли стройматериалы, предназначенные для строительства радиостанции в Резайе, взяли под свой контроль все склады и площадки таможен в Бендер-Шахпуре, отправили на машинах через Горганскую степь в СССР 300 кип находящегося в этом порту хлопка. Аналогичные действия были предприняты и в Баболе: представитель советского командования вывез на грузовиках в неизвестном направлении весь хлопок, лежавший в кипах на хлопкоочистительном заводе, не выдав при этом даже расписки.

Таким образом, союзники по антигитлеровской коалиции приняли решительные меры по пресечению германской активности в Иране. Введение в эту страну союзных войск укрепило советские и английские позиции на Среднем Востоке и обеспечило поставки в СССР военно-технической помощи из стран западной демократии. Были сорваны планы Германии по подключению Ирана к блоку фашистских государств. Больше ни о каком сотрудничестве иранского правительства с нацистской Германией не могло быть и речи, Третий рейх отныне мог рассчитывать только на деятельность тайных профашистских групп и на подрывную работу немецких агентов, успевших скрыться в подполье.