Оставшиеся десять дней она больше ни о чем не думала. Ей даже было безразлично, захочет ли Андрей жениться на ней. Скорее всего да, но ей впервые в жизни не хотелось никакой определенности. Просто отдохнуть, забыться… И чтобы не мучили мысли о том, что Демин в Хорватии со своей любовницей, что ей тридцать два и что в конечном итоге она вернется к тому, от чего уезжала.

Это естественное стремление к простоте бытия привело к тому, что все стало складываться и впрямь очень просто. Вполне возможно, что тут ей примером послужили далеко не платонические отношения Марго с другом Вершинина — боксером Сашей, который и в самом деле был женат. Каждую ночь она проводила с Андреем, либо оставалась у него в комнате, либо, когда темпераментная Ритуля за стенкой очень уж громко изменяла своему Илье, Вершинин брал палатку, и они уходили на пляж.

За день до того, как вернуться в город, Соня сбежала. Ночь она провела с Андреем, а под утро, когда он уснул, пробралась в домик, где спали девчонки, тихонько, чтобы никого не разбудить, собрала свои вещи и отправилась на автобусную остановку.

Трясясь в «ПАЗике», на котором она рассчитывала добраться до Искитима, чтобы пересесть на электричку, Соня чувствовала себя почти счастливой. Она не могла вернуться в город вместе с Вершининым. Откуда у нее появился подобный вкус к страданиям, она не знала. Возможно, она привыкла к этому, пока жила с Деминым. Но одной ей было в сто раз спокойнее, чем если бы рядом находился Андрей. По крайней мере, не нужно гадать, что ждет их по возвращении, будут ли они вместе или разбегутся в разные стороны. Она бы не пережила, если б он, проводив ее до подъезда, коснулся губами щеки и сказал дежурную фразу: «Я тебе позвоню, малыш…».

Через пару часов Соня уже выходила из электрички на вокзале в Новосибирске. Город встретил ее теплым летним дождем, таким редким, что она даже не стала доставать зонт. Вскоре дождик и вовсе прекратился. Из-за туч выглянуло солнце — оно будто играло в прятки с городом, изнывающим в ожидании настоящего ливня с грозой как избавления от тропического, душного зноя. Соня почувствовала, что зверски голодна, и решила зайти в какое-нибудь кафе или пиццерию — дома точно не было ничего съестного.

Она вошла в первое попавшееся кафе на Вокзальной магистрали, села за столик и сделала заказ, быстро выбрав какое-то горячее, салат и чай. За соседним столиком, как раз за ее спиной, сидели какие-то парни. Они что-то оживленно обсуждали, хохоча на все заведение. Соня этого терпеть не могла, но ей так хотелось есть, что она вынуждена была остаться, тем более что заказ уже принесли.

— И вот эта сучка, начальница моя, ушла в отпуск в самое лучшее время… а меня не отпустили, велели ее дожидаться… да еще и часть вакансий, которыми она занимается, на меня повесили… — говорил один из них.

Соне стало интересно. Голос был знакомым, даже слишком. Хоть у нее и не очень хорошая память на мужские голоса.

— Ну так это же хорошо, будешь при бабках…

— Да ладно, какие там бабки… пятьдесят процентов я должен ей отдать… Нет, ну где логика? Она в отпуске, загорает, купается, да просто ни хрена не делает, а я в городе парюсь, вкалываю за нее, да еще и деньгами должен делиться! И вы думаете, она мне за это спасибо скажет? Хренушки! Такая стерва…

В их агентстве было заведено: сотрудник, взявший на себя обязательства вести вакансии коллеги, должен делиться фифти-фифти. Ни у кого, кроме Сони, не было окладов, поэтому человек, уходивший в отпуск, мог остаться без денег. Вот Лилия Вадимовна и ввела такую схему. Сегодня ты поделился с ближним — завтра ближний поделится с тобой. Все справедливо, по-христиански. Но кое-кого, похоже, подобный порядок вещей не устраивал. Особенно если учесть, что ее вакансии были самыми дорогими…

Разговор за соседним столиком продолжался.

— А она как из себя, красивая?

— Да как сказать? Ну, ничего вообще-то. Ей, наверное, тридцатник, но выглядит моложе…

— Ну и трахнул бы ее. Тетки в этом возрасте любят кого помоложе. Зато она бы лучше к тебе относилась…

— Да дохлый номер! Я вот думаю, не лесбиянка ли наша Софья Александровна?

— Да ладно!

— Хотя, с другой стороны, она так нашего «сисадмина» опекает, так его облизывает, что… Ну, понятное дело, она же этого ушлепка к нам и притащила. Мне кажется, она все-таки трахается с этим сопляком. Вообще ее сам черт не поймет… Она со всеми вась-вась, кроме меня. С Сидоркиной постоянно нянчится, Полину всегда отпускает, один я в опале. Нашла себе мальчика для битья. Стерва!

— Так, может, наоборот, у нее давно мужика не было, вот она и звереет. От сексуальной неудовлетворенности.

— Не знаю… но когда-нибудь она меня доведет, и я ей все выскажу. Достала, гадина…

Соня оглянулась и увидела Ленчика Шелепова в компании двух приятелей. Он узнал ее и осекся, так и замер с полуоткрытым ртом, мгновенно изменившись в лице. Она улыбнулась ему.

— Здравствуйте, Леонид Михайлович.

Ленчик пару раз моргнул, как персонаж из диснеевского мультика.

— Здравствуйте, Софья Александровна.

Им больше нечего было друг другу сказать, ибо все самое главное уже прозвучало. Соня, расплатившись за обед, ушла, а Шелепов так и остался сидеть с открытым ртом и выражением ужаса, застывшим на красивом лице под недоуменными взглядами своих друзей.

Это происшествие в кафе помогло Соне вернуться в действительность. Она особенно не расстроилась, так как и раньше прекрасно понимала кто такой Ленчик Шелепов. Просто это был сигнал о том, что сказка закончилась, как и это бессмысленное времяпрепровождение, и надо как-то жить дальше, что-то делать. Вернуться на работу, например.

Со спокойным сердцем она вошла в свою квартиру и, бросив сумку прямо у порога, приготовила себе ванну с пеной и погрузилась в нее с истинным удовольствием цивилизованного человека. Это было так приятно — просто лежать в ванне, в ароматной пене, радуясь тому, что она дома, что, несмотря на летний период, есть горячая вода, и что ей всего тридцать два, и что она — одна. У нее все прекрасно. Чтобы убедиться в этом, надо было просто забраться на две недели в лесную глушь и пережить короткий, ни к чему не обязывающий роман с бывшим любовником. Все просто: нервотрепка с Деминым плюс напряженная работа, а как следствие — моральная и физическая усталость. А теперь… теперь она отдохнула, отвлеклась, развеялась, у нее появились силы и жизнь стала казаться не такой уж паршивой. Весь день и последующий вечер в ее распоряжении, и можно просто валяться на диване и смотреть телевизор. И ей никто не нужен… даже Демин. Тем более Демин.

Мечты о спокойном вечере у телевизора были развеяны телефонным звонком. Звонила Надежда.

— Соня! Ну кто так делает! — звучал из трубки ее возмущенный голос.

— Привет, Надя…

— Не заговаривай мне зубы! Ты просто плюнула нам всем в лицо! Это что, твой очередной заскок?!

Отчитывать их за какую-нибудь провинность было прерогативой Ритули, и если уж ей звонит спокойная и рассудительная Надежда, да еще вопит, как разъяренная мартышка, — значит, она и впрямь совершила что-то непоправимое. Впрочем, Соня так не думала. Она всего лишь вернулась домой. И чего так орать?

— Почему та уехала, ничего никому не сказав?!

«Никому» — это, конечно же, Андрею Вершинину. Оказывается, помимо Ритули у него появилась еще одна фанатка.

— Надя, я устала… — вздохнула Соня, стараясь поскорее свернуть неприятный разговор. — И вообще, я спала, когда та мне позвонила… Знаешь, мне завтра на работу, поэтому…

Она для пущей убедительности громко зевнула в трубку, но Надежда была неумолима.

— От дури своей та устала! Идиотка! Разве можно так обращаться…

Соня положила трубку.

Зачем она звонила? Разве непонятно: она хочет побыть одна. Ей никто не нужен. Никто.

Вершинину она не верила, точнее, не хотела верить. Она почти поверила ему, когда он сказал, что развелся и что у него никогда не было детей, но испугалась новых переживаний, а когда ехала домой, смотрела в окно на мелькающие дачные участки, станции и перелески и думала о том, что произошло с ней за эти две недели, она ничуть не сожалела, что уехала не простившись. Никто никого не любит, и это не повод для переживаний. Это причина, чтобы немного поумнеть.

У нее была по меньшей мере неделя в запасе, но на следующий день Соня пришла в офис и убедила Лилию Вадимовну в том, что обязанности Шелепова прекрасно может выполнять Светлана Сидоркина. А на Светино место лучше взять новенькую сотрудницу или же переманить кого-нибудь из другого кадрового агентства.

Ленчик собирался нарочито медленно. Вид у него был такой, будто Соня — детоубийца. В кабинете повисло тягостное молчание. Полина Игоревна уткнулась в компьютер, словно хотела залезть в экран монитора. Света сосредоточенно перекладывала из папки в папку анкеты кандидатов. Соня поливала цветы, краем глаза следя, чтобы Шелепов не прихватил с собой какие-нибудь важные бумаги. Степа Авдонин как ни в чем не бывало занимался своими компьютерными делами.

Наверное, Ленчик думал, что Соня на прощание устроит ему скандал, будет кричать и всячески поносить его, — тогда он сможет почувствовать себя героем или, по крайней мере, невинной жертвой. Но Соня молчала. Стояла тишина, и было слышно, как обижено сопит уволенный.

Когда Шелепов наконец закрыл за собой дверь, Соня с безмятежной улыбкой сказала остальным:

— Ну что, девочки… тут у нас в шкафчике скопилось очень много папок со старыми данными. Давайте организуем небольшой субботник и разберем их. И пораньше пойдем домой…

Вечером ей позвонил Вершинин — видимо, кто-то из девчонок дал ему номер ее телефона. Она даже не удивилась, только испытала легкую досаду.

— Привет, Соня, — сказал он, но, поскольку она молчала, спросил: — Тебе не надоело от меня бегать?

— Андрей, прости меня, но я тебе сейчас ничего ответить не могу.

— Почему? Вообще, что происходит?

— Ничего не происходит.

— Это я как раз понял… Сонь, ты специально, Да? Что я тебе плохого сделал?

— Ничего.

Он тяжело вздохнул.

— Слушай, давай встретимся и поговорим.

— Мы уже говорим.

— Это не разговор.

Соня молчала.

— Ты хочешь вернуться к своему Демину?

— Разболтали уже…

— Да, Рита мне рассказала.

— Кто бы сомневался, — пробормотала Соня.

— Ты же молчишь, как Зоя Космодемьянская. Все приходится узнавать от третьих лиц… Сонь, я, между прочим, вопрос задал.

— К Стасу я не вернусь.

Вершинин как будто обрадовался.

— Прогресс! Хоть что-то… Знаешь, не очень-то приятно чувствовать, когда тебя используют как отдушину… Слушай, хочешь, я к тебе приеду?

Соня поняла: он вошел во вкус и так просто от нее не отвяжется.

А если еще и узнает дорогу к ее дому… А потом и она к нему привяжется, что чуть было не произошло там, на базе, и когда придется отдать его другой, она просто этого не переживет…

— Нет, лучше я к тебе приеду, — сказала она. — Ты сейчас где?

Он так обрадовался, что Соне на какую-то долю секунды стало совестно. Ровно на долю секунды.

— Сонечка! Конечно, приезжай! Я в своем клубе… Ты помнишь, как ехать? Хочешь, я вызову тебе такси?

— Не надо, Андрюш, я сама найду. Я помню.

Она отключила домашний и мобильный, чтобы Андрей не мог ей дозвониться, и изнывала от тоски весь вечер, потому что думала о нем и вспоминала, как хорошо им было вместе. В нем чувствовалось что-то родное, чего не было у Демина. У Стаса в избытке имелись и блестящий ум, и красота, и сексуальность. А этого не было. Потом она поняла — чего. Родной души. Все то, что он говорил и делал, могло быть адресовано любой другой женщине. Андрей же был именно с ней, хотел именно ее, любил именно ее. Она тоже его любила. И панически боялась. И его, и себя, и этого чувства, которое в прошлом уже принесло ей боль. Прошло время, и боль постепенно притупилась. Он больше ей не позвонит.