Биологическая станция
Полуостров Крильон для морских и речных обитателей, что тихая гавань для рыбака.
Здесь, вдали от цивилизации, они живут, размножаются, поддерживая угасающие популяции.
Для сахалинских ученых это бесценный полигон по изучению живой природы.
Биологическая станция — один из объектов на полигоне.
Работа на станции идет, в основном, по ночам.
Такова уж специфика ее.
Эта ночь ничем не отличается от предыдущей.
Так же все заняты делом.
Так же собака досматривает свои собачьи сны вместо того, чтобы охранять хозяев…
Потрошение рыбы — удовольствие не из приятных, но без этого не обойтись.
Без экспериментов науки не бывает.
Жалко, конечно, этих молодых лососей, лежащих на тарелке.
Но у них забирают жизнь, чтобы продлить жизнь других.
Каждый день одно и то же…
Взвесил, взрезал, вымерил длину.
Внутренности — под микроскоп.
Только так можно узнать все о заболеваниях и изменениях в организмах речных и морских обитателей.
Только так можно собрать информацию об основных объектах промысла.
Над тусклой лампочкой вьется ночная мелочь — насекомые.
Без специального определителя в их биоразнообразии разобраться трудно.
Тут и совки, в семействе которых насчитывается 25 тысяч видов.
Тут и пестрые бабочки с поперечными полосками на крыльях.
Это пяденицы.
Заглянули на огонек волнянки, гусеницы которых при массовой вспышке размножения могут съесть всю хвою и листья с деревьев в округе.
Но Крильон, слава Богу, такая напасть миновала.
Шум прибоя за окном.
Крики ночных птиц.
Ничто не нарушает привычной работы.
Что ни валеж — то общежитие
Лучшая пища для костра — корчи, которых по берегам реки предостаточно.
Они подсохли на солнце.
Они смолисты.
А значит, лучше горят.
Но корчи, оказывается, облюбовал не только я.
Стоило сковырнуть трухлявую еловую лапу, от старости отвалившуюся от полусгнившего пенька, как на меня выпуклыми глазами уставилась светло-коричневая лягушка.
Громадный мешок из складок кожи под грязно-красным горлышком так и колышется от возмущения.
Это что, мол, за вольности.
Я здесь живу, а кто-то при живой хозяйке уже дом ломает.
Непорядок!
Пришлось опустить еловую лапу на место.
А под ивовой чуркой, корни которой веером рассыпались над пожухлой осокой, обнаружил с десяток голых, с прозрачной розовой кожей мышат.
Лежат в травяном гнездышке, попискивают…
И эта чурка оказалась фамильной.
Неудача ждала и при третьей попытке.
Огромная валежина с внутренней стороны оказалась насквозь изрешеченной муравьями.
Застигнутые врасплох насекомые в спешном порядке стали перепрятывать яичную кладку.
И эту валежину положил на место.
Ну и местечко для отдыха выбрал!
Что ни корч — то общежитие.
Вернулся к привалу.
Взял ножовку и ею спилил пару сухих деревьев.
Их еще не успели заселить лесные обитатели.
Это, видно, их резервный фонд.
Так что спиленных сушин не жалко.
Мыс Канабеева
Шум моря, крики чаек — неизменное сопровождение человека при каждом путешествии по Крильону.
Мыс Канабаева — не исключение.
Так же шумит море, так же кричат чайки.
Такая же туманная дымка над остроконечными вершинами елей.
По каменистой россыпи подниматься нелегко, но жутко интересно.
Голые камни, но сколько цветов на них.
Вот первые фиалки.
Кажется, дотронься до хрустальных цветков — и сразу зазвенят.
Так тонки и прозрачны лепестки.
А это розово-фиолетовое чудо нигде не встречал раньше.
Так экзотично смотрятся огромные колокольцы незнакомого цветка на мощных стеблях среди каменистых россыпей.
А это — лютики.
Нежно-желтый цвет их бодрит, снимает усталость.
От цветового изобилия пестрит в глазах.
Здесь, на высоком обрывистом мысе Канабаева с причудливой каменистой архитектурой и множеством всевозможных окаменелостей, археологам раздолье.
Природа будто остановила часы.
Все, как в глубокой древности…
Вход в импровизированную пещерку.
Опять преодоление всевозможных преград.
Сужение и расширение ущелья…
А вот просторный свод выхода с будто высеченными ступеньками в камнях.
Одна ступенька, вторая, третья…
Светло-коричневая букашка размером с домашнего таракана по импровизированной лестнице суетливо сбегает вниз.
На ее крыльях по два темных фирменных пятна.
Нетрудно определить принадлежность насекомого.
Перед нами — падальщик.
Само название говорит о его занятиях и образе жизни.
Чем ниже, тем гуще сочится вода из-под камней.
Сначала она собирается в небольшие ручейки, потом ручейки сливаются в настоящие потоки.
Над одним из водостоков — куст аралии.
Пальчатые листья, колючки на стеблях.
За рубежом в такие края проложили бы туристические тропы.
Красота-то неописуемая.
Хороший отдых.
Хорошие деньги в областную казну.
А у нас даже статус заказника с этих уникальных мест сняли и собираются открыть карьер по заготовке камня для строительства завода СПГ в Пригородном.
Аммониты
Берега и русла рек Крильона словно музей под открытым небом.
Куда ни глянь — всюду раковины окаменевших моллюсков — аммониты.
По ним можно воспроизвести историю, произошедшую многие миллионы лет тому назад.
Они принадлежали к надотряду головоногих моллюсков, состоящему из более чем тысячи пятисот родов очень многих видов, быстро сменяющих друг друга во времени.
Аммониты жили с девона до мела включительно.
Но вместе с динозаврами вышли из эволюционной цепочки, так и не оставив потомков.
Эта окаменелость невелика, и ее можно легко поднять.
Но встречаются аммониты в диаметре и до двух метров.
Солидная коллекция выставлена в Сахалинском краеведческом музее.
По этим образцам легко воспроизвести строение аммонитов и их образ жизни.
Благодаря уникальному строению раковин они обладали потрясающими способностями.
В сообщающиеся между собой камеры раковин моллюск мог закачивать азот, регулируя плавучесть.
Только что собирал органические остатки на дне, а через мгновение уже превращался в плавучий батискаф.
С полутора сотнями щупальцев — рук разного назначения.
При опасности мог включить реактивную струю, как кальмар, чтобы уйти от погони.
А мог уйти в глухую защиту, спрятавшись в раковину и прикрыв вход специальной крышечкой.
Одним словом — универсал…
И, несмотря на такие способности, аммониты вымерли.
Их называют интеллигентами моря.
Реквием по нерпе
У моря есть свойство самоочищаться.
Все ненужное море выбрасывает на берег: и вырванные штормом водоросли, и мусор с рыболовецких судов, и мертвые тушки погибших рыб и животных.
С вечера море сильно штормило, и на берегу осталась лежать огромная туша тюленя-крылатки.
В мертвых глазах зверя застыла тоска.
Ихтиологи пробуют определить картину гибели.
Вскрывают тушу, осматривают зубы.
Первыми на падаль слетаются мухи.
Если добычу не обнаружат хищники, солнце и мухи тоже превосходно справятся с ролью санитаров.
Через неделю от этого великолепного зверя останется только скелет.
Скорей всего, тюлень увлекся погоней за лососем и не заметил одного из многочисленных ставников.
А у рыбаков с непрошеными гостями разговор короткий: колотушкой по голове и обратно в море, по другую сторону сетей.
Путина скоротечна, тут не до гуманности.
Витюк и его осведомители
До темна успели и лагерь разбить, и мелочевки на уху наловить.
И уху сварить.
А после ужина стали готовиться к ночлегу.
Мимо по дороге проехала невесть откуда взявшаяся милицейская машина.
Ее фары осветили близ стоящие кусты.
И сразу, как по взмаху дирижерской палочки, из их глубины ударила вызывающая птичья трель:
— Вит-тюк, вит-тюк! Ги-бэ-дэ-дэ!
— Вит-тюк, вит-тюк! Ги-бэ-дэ-дэ!
Слова проговаривались с такой поразительной четкостью и отчаянием, что оторопь взяла.
А неведомый пернатый осведомитель продолжал информировать такого же неведомого нам витюка о появлении «ги-бэ-дэ-дэ».
Мы зашлись дружным смехом.
Прошел час, другой, а «витюк» так и не услышал своего абонента.
И наше веселье скоро сменилось отчаянием.
Пронзительное и монотонное «вит-тюк, ги-бэ-дэ-дэ» просто изнуряло душу.
Встали рано и невыспавшимися.
В обед соединились с другой группой экспедиции.
Рассказали про «витюка», который сумел испортить ночь.
Ребята рассмеялись.
Оказывается, у них тоже был свой «витюк».
Что поделаешь: к досаде пернатых, мы сделали привал в зоне расселения их певчей пернатой компании.
Участки были уже поделены.
Самки сидели на яйцах, а самцы характерным криком, свойственным этому виду, оповещали весь мир и нас, в том числе, что это место занято.
Эти трели с наступлением сумерек звучали и до нас, будут звучать и после нас.
Пока не появятся птенцы.
А появление в самый неподходящий момент патрульной машины ГИБДД придало данной ситуации неповторимые комичность и невероятность.
Никакого «витюка» в природе, естественно, не существовало.
Как объяснили мне экологи, разбирающиеся в «птичьем» вопросе, под маской «витюка» скрывался охотский сверчок: небольшая певчая птичка, довольно распространенная на Сахалине.
Вечер на Крильоне
Летом вся жизнь лесная у берегов рек держится.
Здесь всегда есть, чем поживиться.
Этот баклан уже сыт и с удовольствием принимает водные процедуры.
А у енотовидной собаки на морде написано плохо скрываемое нетерпение.
Она вся в поиске.
Скорей бы удовлетворить чувство голода.
У нее свой участок.
На него она даже близких родственников не допускает.
А тут какой-то баклан.
Он вызывает явное неудовольствие у собаки.
Нарушает суверенитет, нахал.
С больными и ранеными птицами хищница не церемонится.
Если голодно, съест полностью.
Если сыта — довольствуется потрохами.
Но этот баклан здоров и хорошо вооружен.
Тяжелый клюв, как меч, так и блестит на солнце.
Поэтому собаке ничего не остается, как ретироваться.
Не повезло здесь, повезет в другом месте — участок большой.
Да и обход собственных владений только начался.
Тускло светит костер в сумрачной тиши.
Суетятся вокруг него люди.
Блики заходящего солнца скользят по зеркалу реки.
На Крильон спускается ночь.
Под покровом темноты к берегу лесной реки выходит бурый медведь.
Не торопясь, заходит в реку.
Вытягивается от блаженства.
Здесь прохладно, и нет надоедливого гнуса.
Он даже на какие-то секунды впадает в детство: плещется, играет.
Но вот всплеск рыбы.
Медведь преображается.
Превращается в беспощадного охотника.
Замер.
Прыгнул.
И добыча в зубах.
Профессионал.
С рыбой в пасти солидно выходит на берег.
В стороне пролетает хищная птица.
Какое-то время кружится над водой, тоже высматривая добычу.
И, найдя ее, тут же подхватывает когтями.
Рыбы в реке в это время много.
Но столпотворение у реки на этом не заканчивается.
Появляется еще один медведь.
Охота занимает считанные секунды — кругом сплошные всплески.
Медведь прыгает — и вот уже в зубах бьется живая рыбина.
Не за горой зима — жирку потребуется много, поэтому медведь не теряет времени даром.
На мелководье
В который раз переходим реку.
Вся обувка в руках, чтобы не замочить ее.
А ноги до боли щекочут головастики.
Их много, очень много в реке.
С приближающегося берега на нас смотрит большая живородящая ящерица.
Появление группы людей вызывает у нее плохо скрываемое беспокойство.
Подхватив язычком зазевавшегося паучка, ящерица уползает прочь, покинув наблюдательный пост на стволе горбатой ивы.
А головастики нашего присутствия даже не замечают.
На прогретом мелководье реки их многие тысячи.
Если по всякому случаю тревогу бить — некогда будет и корм добывать.
А корм для них буквально кругом.
На каждом речном камне — пленка из слизи и органики.
Плодовитость квакушек вызывает восхищение, ведь им, чтобы выжить и сохранить природное равновесие, приходится откладывать икру с огромным запасом.
Слишком уж много опасностей подстерегает потомство: и засуха, и хищные птицы, и енотовидные собаки.
А пока на мелководье полная идиллия.
Чуть в стороне, ближе к склонившимся над водой ивам, держится молодь симы — пестрятки-однолетки.
С деревьев падают поденки, веснянки, гусеницы бабочек.
Здесь много ручейников и другой речной живности.
Корма для крошечных рыбок предостаточно.
Среди однолеток-пестряток есть и более крупные особи рыб такой же раскраски.
Это пестрятки-двухлетки, задержавшиеся в реке еще на один год.
И карликовые самцы, физиологически созревшие, уже в реке. Им теперь нет надобности, как пестряткам, уходить в море.
Карлики дождутся своего звездного часа здесь.
Когда пестрятки зрелым лососем вернутся с морских пастбищ на нерест, карлики тоже примут участие в процессе размножения.
Из икринок, оплодотворенных ими, появится полноценный лосось.
Таким образом, природа защищает вид от случайных катаклизмов, грозящих виду вымиранием.
Крильонское городище
Самая южная точка Сахалина — мыс Крильон.
Крутой обрывистый берег, и море, море, море…
А если уж быть совсем точным — известный каждому россиянину благодаря популярной песенке — пролив Лаперуза.
В которой певец «бросает камешки с крутого бережка».
В прибрежной зоне пролива разбросаны хаотично изъеденные соленой водой шипы рифов.
На которых когда-то любили греться нерпы и сивучи…
Теперь и нерпы, и сивучи — большая редкость.
Что поделаешь — скуднеет животный мир Крильона.
Вверху на плато высокий земляной вал, опоясанный по периметру глубоким рвом.
Неподалеку от вала небольшой ручей.
Летом ручей кипит от заходящей на нерест рыбы.
Сейчас спокоен, но неприветлив.
Грозно щетинится пластами кремнистых сланцев в местах коренного выхода их на поверхность.
Древнему человеку эти сланцы служили надежным материалом для изготовления грозного оружия.
Теперь они никому не нужны.
Пласты тревожат только вода и ветер.
Выветривая и разрушая породу.
Лучшего места для селения трудно сыскать.
Не зря наши предки для первых поселений выбрали это место.
И вал, и ров — это остатки крепости эпохи неолита.
Крильонское городище.
В нем жили люди еще шесть тысяч лет назад.
Здесь же разбивали стоянки и люди раннего железного века.
А самый древний след человека на мысе Крильон — это найденный археологами резец из кремня.
Орудие труда еще каменного века.
Удаленность от цивилизации и от привычных коммуникаций для этого уникального уголка сахалинской природы стала спасением и защитой.
Она сохранилась здесь в первозданном виде.
Частые дожди периодически вымывают из культурных слоев обломки горшков с волнообразным лепным орнаментом, черепки и другие следы пребывания многочисленных народов от человека эпохи неолита до айнов.
Волны времени смыли эти народы, отправили в небытие, но оставили о них память — следы их пребывания на земле.
Теперь по этим следам археологи пытаются восстановить прошлое острова, чтобы понять будущее его.
Улитка
Рядом с тропинкой под молодой осиной гриб.
Пожухлая листва подстилки контрастно подчеркивает свежесть красок плодового тела.
Только дальтоник может пройти мимо, не заметив такое чудо природы.
Это первый настоящий гриб, встреченный мною в настоящем сезоне.
Не считая съеденной ранее грибной капусты.
Одним словом, гонец, предвестник начала «тихой» охоты.
На самом куполе огненно-красной шляпки большая улитка с настороженно выпущенными рожками.
На шляпке несколько округлых углублений — кратеров.
Эти углубления не что иное как место трапезы странного растительноядного существа, оставляющего за собою слизистый след.
Отсюда и название улиток — слизни.
Гриб по праву принадлежит ей.
Она его нашла, ей и лакомиться.
Но у меня право сильного.
Право на передел собственности.
Осторожно снимаю и опускаю улитку на волглую листву.
Грибное блюдо ей приелось, а мне будет в охотку.
Что может быть пикантней на привале, чем таежный супчик с грибами.
Улитка, несмотря на медлительность, успела вместе с домиком зарыться в подстилку, туда, где постоянное место обитания ее.
Там, среди причудливо переплетенных гифов грибницы и тончайших корешков дерева, образующих микоризу — особую форму сожительства гриба и дерева — ее столовая.
Пока дерево перекачивает продукт жизнедеятельности гриба, а гриб с помощью гифов через корешки дерева — нужные минеральные соли, улитка тоже не дремлет.
Она лакомится гифами и гниющими остатками растений вокруг них.
На месте съеденных гифов вырастают новые…
Непрерывный конвейер…
К большому удовольствию улитки.
К большому удовольствию землероек.
Самых прожорливых млекопитающих на свете, регулирующих численность улиток.
Удивительный механизм размножения улиток поддерживает их популяцию на самом высоком уровне, даже в годы природных катаклизмов и потрясений.
И один из секретов этого — во взаимном оплодотворении при половом акте.
Да, да…
В переводе на человеческий язык оба партнера беременеют одновременно.
…А на горизонте маячит еще один гриб с огненно-красной шляпкой.
И, увы, на нем такая же улитка…
Нюра
Сюда, в бассейн реки Найчи, в мае охотоведы выпустили из зоопарка на вольные хлеба медведицу по кличке Нюра.
Чего взрослого медведя в неволе держать.
О том, как привыкала Нюра к свободе, не раз писала сахалинская пресса.
А нам захотелось встретиться с ней лично.
К этому времени Нюра уже редко выходила к людям.
А последнее время вообще выпала из поля зрения.
Первые же минуты поиска дали положительный результат.
На прибрежной кромке песка свежие следы медведицы.
Нюра приходила ужинать.
Идем по следам и теряемся в растительных джунглях.
Огромная улитка, направив на нас антенны-усики, замирает на крупном стебле.
На спине, скрученный в рог, просторный домик.
Путешествует с комфортом: все при себе.
Мы не тревожим ее.
Опять сплошные джунгли высокотравья.
И свежие атрибуты Нюркиного ужина: медвежий помет.
Нюрка прошла совсем недавно.
Может быть, она сейчас и наблюдает за нами, но на контакт не идет.
И это хорошо.
Сколько лихих людей по тайге бродит.
За медвежьи лапы и желчь могут и жизни лишить.
Он до конца оставался охотоведом
Когда-то природа Крильона южнее Урюма была относительно нетронутой.
На площади шестьдесят две тысячи га простирался заказник Крильон.
Речных, морских и лесных обитателей заказника охраняли два егеря.
Одним из егерей был Федор Леонтьевич Картавых.
Его и его бревенчатую избу на берегу реки Найча (Хвостовка) знали на только в Анивском районе, но и за рубежом.
Череп медведя-каннибала, отстрелянного егерем, на международной выставке трофеев оказался крупнее трофея самого диктатора Чаушеску, известного своим фанатизмом к охоте.
Но это только вершина айсберга.
Основной труд егеря тяжелый и неприметный.
И то, что на Крильоне удалось не только сохранить популяции многих исчезающих зверей и птиц, но и добиться восстановления их, большая заслуга Федора Картавых.
Его фамилия стала лицом заказника.
Даже умирая, он завещал похоронить себя там, где жил и работал — на Крильоне.
И похоронили его на высокой безымянной сопке, над избой, в которой он жил.
Под низким сахалинским небом.
На могильном холмике камень.
На камне надпись: «Он до конца оставался охотоведом».
Увы, теперь таких энтузиастов и защитников природы у Крильона нет.
Зато желающих урвать у нее все больше и больше.
Вчера открыл местную газету.
В ней очередное объявление о возможном предоставлении земельных участков в устьях рек Медведевка и Найча под рыбные станы.
Там, где жил и похоронен Егерь с большой буквы.
Разграбление бывшего заказника идет полным ходом.
Гусеницы
Сразу за ярко-желтой полянкой редкий ивняк.
На ветках одной из ив вместо листьев жалкие сеточки тоненьких жилок.
Это отобедали гусеницы пядениц.
По сравнению с гусеницами других бабочек, у них намного меньше брюшных ножек.
Поэтому им приходится во время движения выгибаться в виде петли.
Они словно пядями отмеряют путь, за что и получили свое название.
Эта гусеница тоже уже отобедала и теперь отдыхает, зависнув на паутинке под веткой.
Совсем неподалеку, на одиноко стоящей лиственнице, еще один очажок листо-хвоегрызущих.
Несколько нижних ветвей лиственницы уже без единой хвоинки.
Очередная ветка буквально прогибается под тяжестью невзрачных, с темными пупырышами гусениц.
Это лиственничные волнянки.
На севере острова они пожирают насаждения на сотни гектар.
Как в Ногликском районе.
Но для Крильона опасности пока не представляют.
Аппетит пернатых, которых на полуострове множество, не хуже, чем у гусениц.
И с напастью, появившейся в небольшом количестве в лесу, птицы справятся сами.
Лилия Глена
Чем глубже забираемся в лесное царство, тем больше секретов раскрывает оно нам.
Вот среди изумрудной зелени лопухов настоящее чудо.
На величественном стебле растения белые, слегка желтоватые цветы, напоминающие большие колокольчики.
Королева здешних мест.
Знаменитая лилия Глена.
На этот раз при охране.
Роль охраны выполняет жгучий куст крапивы.
Разве поднимется рука сорвать такое чудо.
Конечно, нет.
Лилия Глена занесена в Красную книгу.
Настоящая жемчужина Крильона.
Жаль только, что таких жемчужин на Крильоне все меньше и меньше.
Над лилией желтая бабочка с необычным для Сахалина раскрасом крыльев.
Это махаон — обитатель тропиков, питающийся цветочным нектаром.
Махаон даже не думает садиться.
Конечно, сидеть при королеве цветов — кощунство, но объяснение его поведения в другом.
Все кроется в строении тела.
Он, даже когда питается, непрерывно машет крыльями.
Со стороны это кажется парением на месте…
Но красота обманчива.
Пройдет три-четыре месяца, и наша королева превратится в обыкновенную золушку, одетую в неприметную рогожку.
И ничем не будет отличаться от усыхающего высокотравья, окружающего ее.
И будет сиротливо стоять под открытым небом, как коробейник, позванивая коричневатыми коробочками, образовавшимися на месте душистых цветов.
Коробочками, под завязку заполненными пластинчатыми семенами.
Пока шальной ветер или какой-нибудь голодный обитатель не взломает их…
И тем самым даст начало продолжению рода.
И все повторится снова.
А сейчас ее час, ее праздник.
Испуская сладковато-приторный аромат, королева сахалинской тайги правит бал.
Птенцы зимородка
На береговом склоне реки глубокое отверстие — нора.
Из глубины норы с тревожным любопытством в объектив видеокамеры смотрят семь пар глаз.
Это жилое гнездо зимородков.
С хозяевами этого гнезда — норы мы уже встречались.
Тогда самочка зимородка только что отложила яйца.
А теперь в гнезде большое потомство, семь неоперившихся птенцов.
Пока осматриваем птенцов — мама сидит на ветке рядом и нервничает.
Горячая пора — дети есть хотят, а тут шляются всякие…
Чтобы не раздражать мать-героиню, отходим в сторону.
И она сразу же влетает в узкое отверстие.
В клюве небольшая рыбка.
Это молодь лосося — основная добыча зимородка.
Лучшего добытчика рыбы в природе не сыскать.
Зимородка называют королем рыболовов.
Для пропитания птенцов рыбы требуется много, но вряд ли зимородок сможет подорвать лососевое стадо.
Популяция его небольшая, а симы и горбуши пока на нерест заходит предостаточно.
При виде мамы дети начинают волноваться и толкаться.
Счастливец, находящийся у входа в нору, получает добычу.
Расположенные по кругу, словно шарики в обойме подшипника, птенцы от толчков меняют место положения.
Счастливое место занимает очередной птенец, а, значит, следующая добыча мамы будет его.
Но пауза в кормлении затягивается.
Какое-то время мама отдыхает, прикрыв крыльями, как одеялом, своих детишек.
Дети согреваются и прекращают галдеть.
Мама улетает за следующей добычей.
И так весь световой день.
Мандаринка
На проточной излучине не по-русски ярко раскрашенная уточка.
Это мандаринка.
Она глубокой осенью появляется здесь не первый год.
Видно, прощается с родиной перед отлетом на зимовку.
Яркий, беззаботный наряд птицы вызывает праздничное настроение.
Наверно, уточки-мандаринки и созданы для того, чтобы дарить человеку радость.
Совсем недавно на протоке было многолюдно.
Чуть ниже у плеса в полузасохшей иве над зеркалом воды у мандаринки гнездо.
Каждый год по прилету она сразу откладывает в него яйца.
Так было и на этот раз.
Ровно десяток утят вылупилось из них.
Здесь прошли они школу выживания: учились добывать корм, уходить от врагов.
Здесь учились летать, взволнованными криками сотрясая округу.
Теперь утята перед отлетом на «хлебных» местах нагуливают жирок.
Путь-то предстоит далекий и нелегкий.
А старая уточка все никак не может распрощаться с родными местами.
Гнездовье этой удивительной птицы хорошо знает местный охотник.
Знает, но не трогает выводок.
И не только потому, что мандаринка занесена в Красную книгу.
Бережет ее для «души».
Красота-то неописуемая.
А на участок охотника ни один браконьер не сунется.
Уж очень характер у охотника суровый.
Да и на расправу скор.
Этим и пользуется удивительная птица.
При желании человек и животное могут жить в гармонии.
Главное, чтобы желание было.
«Куть… куть… куть!»
Каждый год в пойме реки остаются брошенными небольшие копешки сена.
Не успеет крестьянин состоговать их до дождя, и сено хозяину уже не нужно.
Замучаешься пересушивать.
Легче новое заготовить.
Вот и бросают стожки там, где скосили.
К великой радости лесных обитателей.
Под одним, свернувшись в клубок, залегли на зимовку змеи.
Под другим семейка енотов от оттепели до оттепели в спячке время коротает.
К третьему стожку кабарга в студеное время тропку протоптала.
Клочок-другой хорошего сена из него всегда выбрать можно.
Так что каждый стожок без исключения с сюрпризом.
Вот и от этого облезлая лиса, не торопясь, бочком, уходит.
…Ветер в мою сторону.
И лисица меня не чувствует.
А я не тороплюсь к стожку подходить.
Пусть подальше уйдет.
И что вы думаете?
Стожок тоже жилым оказался.
Перед ним, растянувшись, как человечек на солнцепеке, дремлет длинноногий лисенок.
Так напоминающий домашнего щенка, что невольно вырывается: «Куть… Куть… Куть…»
И это «куть… куть… куть…» лисенок понимает без перевода.
Он нехотя открывает глаза, встает на длинные ноги — все же взрослый к нему обращается — и делает два неуверенных шажка навстречу.
И такое недоумение и непонимание светится в его глазах, что смех, душивший меня при виде этого недотепы, вырывается наружу.
Зверек вздрагивает и скрывается под стогом.
И на просящее: «куть, куть» — он больше не отзывается.
Я представил, какую взбучку получит зверек от мамаши за то, что рассекретил нору, что стало жалко его.
Я ушел, чтобы не осложнять ситуацию.
Ежу опять повезло
Ежи на Сахалине — большая редкость.
Сырой климат, суровая зима не благоприятствуют расширению ареала колючего насекомоядного.
А этот еж — исключение.
Его вместе с другим сородичем завез в лес год назад известный телеоператор и сценарист.
Для съемок фильма о живой природе.
Завез и оставил…
Точнее, колючий артист остался добровольно.
Не захотел с импровизированной сцены возвращаться в неволю.
Предпочел туманную свободу сытой жизни.
И ничего, выжил…
Колючий топтун занимался привычной для себя работой.
Охотился на грызунов, насекомых, слизней, когда нос к носу столкнулся с собакой.
При виде опасности еж сразу же свернулся в шар, но это еще больше раззадорило любопытство пса.
На носу пса уже успели появиться капельки крови, но он с фанатизмом продолжал исследование незнакомого объекта.
И, осторожно перекатывая живой шар, норовил сунуть свой нос «куда не надо».
В чуть приоткрытую щель.
И, естественно, каждый раз получал по заслугам.
Отчего кровяных капелек на носу и лапах прибавлялось.
Любопытно было наблюдать за этим странным поединком.
Но скоро собаке бесперспективное занятие наскучило.
И сразу же в глазах появились равнодушие и презрение.
А чтобы подчеркнуть это презрение к колючему трусу, собака демонстративно подняла заднюю ногу…
Захлебнувшись от негодования, а, может быть, от зловонной жидкости, еж сразу раскрылся.
На считанные секунды он обнажил острую мордочку с мягким пушком.
Бусинки глаз злобно уставились на ненавистную собаку.
Любопытство было удовлетворено.
И собака окончательно потеряла интерес к ежу.
Если бы на месте собаки оказалась лиса, финал сценки был бы совсем другой.
Плутовка часто пробивает колючую оборону именно таким способом.
Если, конечно, рядом нет подходящей лужицы, куда она осторожно закатывает ежа, чтобы он раскрылся сам.
Так что этому ежу повезло…
Опять появились косатки
Разгар лета.
Типичный для Анивского залива.
Жаркий, влажный…
Травы по пояс…
Косяки лосося жмутся к устьям рек…
Сроки уходят, а горбуше еще нужно подняться к верховьям их.
И выполнить предначерченный природой долг.
Над косяками горбуши галдящие чайки.
Кричат, суетятся.
Норовят ухватить свою часть от дармового пирога.
На голубом листке залива полукругом черные точки.
Это нерпы пунктиром своих тел метят границы лососевого стада.
Они как пастухи.
Куда лосось, туда и нерпы.
И лососи вынуждены мириться с таким «соседством».
Нерест-то не отменишь…
У самой линии горизонта крошечная лодочка — ловят камбалу.
Для анивских рыбаков-любителей лов камбалы — излюбленный вид рыбалки.
Разве сравнишь мясо лосося с мясом «морской курицы»!
Залив пока еще сказочно богат.
Хотя нефтяные проекты все туже и туже затягивают удавку на его горле.
… И вдруг, как звук после удара пастушьего бича, резкий шлепок по воде…
Затем другой.
И нерпы сразу исчезают из поля зрения.
А лодочка, ревя мотором, стремительно устремляется к берегу.
Рыбаки взволнованы.
В заливе появились касатки.
А вдруг какая-нибудь из них пройдет прямо под лодкой?
Острым плавником рассечет, как нож масло.
Касатки зашли в залив не из праздного любопытства.
Они тоже при «деле».
Лосось их не интересует.
Слишком мелкая добыча.
То ли дело нерпа!
А нерпы загодя почувствовали свою смертушку.
Скучковались у берега на мелководье, волнуются.
Касаткам же на мелководье хода нет.
Что успели отсечь — то их.
Что не успели — еще успеется.
В прибрежных водах Сахалина касатки — гостьи редкие.
Они обычно обитают в теплых водах.
Но слишком уж изменился климат в последние годы.
Потеплело и наше студеное море.
И все чаще и чаще появляются в нем именитые гости — косатки.
Сотрясая воздух громовыми ударами хвостов по воде.
Наводя ужас на морских обитателей.
Когда рубки во благо
Когда-то эти полоски леса на хребтах оставляли как защитные.
Они не давали ветрам разгуляться от одного побережья острова до другого.
Помогали сохранять островной микроклимат.
Но старость не щадит никого.
Ни человека.
Ни дерево.
Все больше сухостоя в разреженных ветрами насаждениях.
Все меньше здоровых деревьев в них.
Все сложнее лесу справляться с возложенными на него природой обязанностями хранителя климата.
Под воздействием агрессивной корневой губки на хребтах повысыхала пихта.
Седые полуторавековые ели еще крепятся.
Но и их древесина уже основательно тронута гнилью.
А плодовые тела корневой губки с кошачьей цепкостью поднимаются все выше и выше от комля к вершине, сжимая тела деревьев смертельной хваткой.
Узкие хребтовые полоски все еще несут свою службу.
Но они обречены.
Обречены природой.
Они погибают на боевом посту, так и не оставив после себя потомство.
Двухметровый бамбук не позволял семенам достичь земли и укорениться.
Со временем еще одним пустырем или биологической рединой будет больше.
Если не произойдет вмешательство человека.
Это редкий случай, когда присутствие его в лесу с тяжелой техникой — лесу на благо.
Нарезанные волока раздвинут полчища бамбука.
Минерализованная почва, истосковавшаяся по семени, примет его.
Порубочные остатки срубленных деревьев придавят бамбук.
А все мероприятия в целом создадут хорошие условия для естественного возобновления.
Борец
Высокотравье однообразно и утомительно.
От сладковатого запаха разлагающейся органики кружится голова.
Изредка промелькнет в этих растительных джунглях лилия Глена, чтобы уставший взгляд на секунду — другую мог отдохнуть.
И вновь перед глазами бесконечное войско лопуха, копьевика, сахалинской гречихи.
Но вот над этим утомительным зеленым морем живой голубой взгляд.
Два великолепных экземпляра аконита вызывающе смотрят с высоты на грязно-зеленое войско высокотравья.
Сейчас борец, как никогда, оправдывает свое название.
В борьбе за место под солнцем он сумел вырваться на недосягаемую свободу и насмешливо смотрит на окружающий мир.
Он уверен в себе…
Еще бы.
И корень, и стебель, и голубые глазки цветов содержат страшный яд.
Соприкасаться с ним избегают и птицы, и звери, и насекомые.
Но его такой бойкот нисколько не пугает.
Аконит застолбил за собой место под солнцем и прочно удерживает его.
Чтоб жить в этом мире, надо уметь постоять за себя, надо быть борцом.
И два Борца, два аконита из семейства лютиковых — наглядное подтверждение этому.
Черный коршун
На старом приземистом дереве грозная птица.
Хищный беспощадный взгляд.
Остро отточенные когти.
Мощный загнутый клюв.
Это представитель одного из самых многочисленных семейств ястребиных: черный коршун.
Несмотря на грозный вид, довольно безобидное создание.
Речной санитар.
Взгляд коршуна сосредоточен на снулой рыбине в устье быстрой реки.
Но легкая добыча уже привлекла внимание большеклювых ворон.
Они бесцеремонно садятся на падаль и рвут ее кусками.
До коршуна им нет и дела.
Непорядок, совсем забыли субординацию.
Хищник уничижающе смотрит на ворон.
А затем неожиданно для них взлетает.
Вороны сразу разлетаются в стороны.
Коршун пробует сходу поднять трофей.
Не получается.
На бреющем полете возвращается в исходную позицию, опять на старое приземистое дерево.
А вороны, как бы в насмешку, возвращаются к трапезе.
Они явно нервируют коршуна.
И коршун делает очередную попытку разогнать бесцеремонных ворон.
Что, оказывается, нелегко.
К воронам прибыло подкрепление.
К тому же они применяют тактическое «ноу-хау».
Одна из ворон садится рядом с коршуном и начинает отвлекать его от пиршества.
Остальные продолжают пир.
Но и у ворон на этот раз технология не срабатывает.
Коршун, оказывается, на участке не один.
Пока сородичи начинают гонять ворон, он с остервенением вонзает в рыбу когти и рвет ее на куски.
Самый лакомый кусок — глаза жертвы.
Вороны, рассевшиеся на вершинах ближних деревьев, тревожно каркают.
Почувствовав опасность, коршун мягко взлетает, прихватив в когтях сильно полегчавшую добычу.
Вороны не очень расстраиваются.
В разгаре рунный ход горбуши, вода в реке так и кипит от нее.
И рыбы хватит на всех с лихвой.
Ихтиологи на реке
Тускло светит в вязкой ночи фонарик.
Зловеще вскрикивает ночная птица.
Убегает подальше от странных людей облезлый лис.
Люди, идущие по берегу реки, — ихтиологи.
У них сейчас горячая пора.
В разгаре учет покатной молоди лосося.
По данным ихтиологов даются долгосрочные прогнозы на урожай: сколько молоди скатится в море, сколько вернется полноценным лососем.
Всю ночь, через два часа, ихтиологи выходят на реку и ставят в воду на определенное время квадратный сачок.
Площади сечения сачка и реки известны.
Сколько скатилось молоди за ночь по течению — определить нетрудно.
Это дело техники.
А технику ихтиологи освоили основательно.
На этот раз в сачок попала молодая миножка, прарородительница современных рыб.
Но сама к рыбам не относится.
У нее даже нет челюстей.
Она из семейства миноговых, немногочисленного класса круглоротых.
По идее, миножка должна бы присосаться к руке.
Но не хочет, чувствует опасность.
А вот в море она сделает это с удовольствием, найдя себе спонсора.
Присосется на год — другой к небольшой рыбке и, питаясь ее кровью и мясом, так и будет странствовать по морям вместе с жертвой, пока не придет время нереста.
Конечно, если она сейчас получит свободу.
Миножку выпускают…
Лучик света освещает небольшую рыбку с темными пятнами на боках среди камней.
Это молодь симы — пестрятка.
Ей еще в реке предстоит пройти обряд смолтификации.
Ее еще, как и миножку, ждут долгие морские приключения.
Может быть, и этой миножке, и этой симинке в будущем предстоит встретиться.
Ведь нерестятся они в одних и тех же местах.
Правда, в разные сроки.
Миножка на неделю-другую раньше.
А значит, вишневый лосось, так называют симу за ее брачный наряд, для устройства своего гнезда может использовать нерестовый бугор миножки.
А что за этим последует — представить нетрудно.
Кедр на Крильоне
Трудно поверить, что какую-то сотню лет назад темнохвойные леса сбегали с окрестных сопок прямо к кромке прибоя.
Сейчас вдоль дороги, по которой мы едем, березовое мелколесье да пустыри.
Топор и его неразлучный спутник огонь сделали свое черное дело.
Долгое время проблема лесистости Крильона никем не решалась.
Пока в Таранае не появился молодой лесничий Анатолий Высоцкий.
За дело лесовосстановления он взялся основательно.
На Крильоне появились бульдозеры, посадочные машины.
Сейчас только в бассейне реки Бачинки более тысячи гектаров рукотворного леса.
Из ели аянской.
Из лиственницы.
Особая гордость лесничего — кедр.
Более полутора десятков гектаров пустырей засажены саженцами кедра к двухсотлетию лесного департамента.
Сейчас молодые деревья достигли полуметрового роста.
Начинают смыкаться в рядах.
Им становится тесно.
Требуется срочное осветление.
Если выражаться простым языком — вырубить лишнее.
Чтоб молодые деревца не угнетали друг друга.
Но как поднять руку на хлебное дерево?
Вот и старается лесничий рассадить их по другим площадям.
Небольшую партию даже в магазин «Дары природы» завез, что в областном центре.
А вдруг кедр внимание дачников привлечет.
Кедровые деревья перед садовыми домиками — это же память и какая память для потомков…
…Шумят кедровые деревца на лесных площадях.
Шумят беззаботно.
А лесничий продолжает ломать голову: как бы каждое лишнее деревце понадежнее пристроить.
Чтоб не вырубать.
Пройдет два-три десятка лет, и первые кедровые рощи на Крильоне начнут плодоносить.
А значит, и животный мир его будет богаче и разнообразней.
И лес, и лосось переводиться не будут
Процесс лесовосстановления долгий и изнурительный.
Лес свести легко.
А чтобы вырастить — столетия требуются.
Здесь, на Крильоне, процесс лесовозобновления особо трудный.
Кругом крутые сопки и бамбук более двух метров.
Природа давно смирилась с нашествием незваного агрессора.
И уже не верит в то, что темнохвойный наряд ее можно восстановить.
Такой же, как прежде.
Природа, но не лесники.
Они научились обманывать природу.
Мощными кусторезами на квадратных площадках бамбук вырезают до подстилки.
А в подстилке делают мотыгами лунки.
В каждую лунку конвертиком высаживают саженцы ели.
Нелегко, изнурительно и затратно.
Что поделаешь, такая уж доля лесоводов.
В восстановлении лесов лесников активно поддерживают дети.
Они ежегодно в летних лагерях работают на уходе, не давая бамбуку угнетать молодые саженцы.
Не давая саженцам зарастать второстепенными сорными породами.
Хорошо работают ребята из «Лесовичка» в селе Таранай.
Небезразличны они к родной природе.
Все меньше и меньше пустырей на Крильоне.
А значит, полноводнее реки.
А значит, лосось переводиться не будет.
Жертва шторма
Морская вода Анивского залива, как слоеный пирог.
Над придонными студеными слоями воды слои более теплой, опресненной речными водами.
Еще выше подогретая солнцем поверхностная вода.
И в каждом слое своя жизнь.
Последние деньки глубокой осени.
Что ни день, то шторм.
Стайке пиленгасов не повезло.
Шторм перемешал придонные ледяные воды с поверхностными продуктивными, в которых кормилась эта редкая для Сахалина рыбка.
Это только с берега кажется, что морю шторм нипочем.
Под толщей воды тишь и покой…
Температурный шок ввел рыб в полусонное состояние…
Море уже успокоилось.
А тушки пиленгаса со слабо шевелящимися плавниками продолжают плавать в прибрежной полосе кверху брюхом.
Начавшийся прилив прибивает их к берегу.
Тщетные попытки полусонных рыб уйти подальше в море не приносят результата.
Рыба становится добычей всевидящих ворон.
Суету ворон замечают люди, отдыхающие на берегу.
Им повезло.
Кто откажется от свежей рыбы?
2011 год, с. Огоньки