Вячеслав Александрович МАЛАФЕЕВ, вратарь. В основном составе «Зенита» с 1999 г. Чемпион России 2007, 2010, 2011/12 гг. Серебряный призёр чемпионата России 2003, 2013, 2014 гг. Бронзовый призёр чемпионата России 2001, 2009 гг. Обладатель Кубка России 1999 и 2010 гг. Финалист Кубка России 2001/2002 г. Обладатель Кубка российской премьер-лиги 2003 г. Обладатель Кубка УЕФА 2008 г. и обладатель Суперкубка УЕФА 2008 г. Обладатель Суперкубка России 2008, 2011 гг.

– Вячеслав, как вы оказались в «Зените»?

– Тренироваться я начал в пять с половиной лет. Меня в спортивную школу «Смена» привёл отец – вслед за моим братом Сергеем. Попал я туда не с первого раза – не мог сдать какие-то нормативы, но у отца были неплохие отношения с тренерами, да и старший брат подавал какие-то надежды, так что меня оставили. Первый мой тренер – Геннадий Фёдорович Ермаков. Несколько месяцев нас тренировал Александр Петрович Смыков, потом перешли к Владимиру Васильевичу Вильде. И когда надо было формировать вратарское подразделение, меня попробовали вторым вратарём. Играл я регулярно, но рос медленно. Поэтому я рад сейчас за мальчишек, у которых детские ворота и мяч меньше по размерам. А большой мяч попробуй поймай маленькими ручками! По-настоящему расти я начал лет в 12–13, но тренер вратарей в СДЮСШОР «Смена» Владимир Павлович Савин верил в меня, верил, что я буду вратарём. В своё время он подставил мои антропометрические данные, данные моих родителей в какую-то формулу и предсказал, что я вырасту до 186 см. Мой рост – 185. Но в детстве вратарское будущее мне не сулили, звезд с неба я не хватал.

– Отличительной чертой вратарей, воспитанных «Сменой», всегда была отличная игра на линии ворот, а вот на выходах получалось не так удачно…

Передача секретов вратарского искусства: Михаил Бирюков (слева), Вячеслав Малафеев и Камил Чонтофальски

– Все тренировки в «Смене» проходили в маленьком зале. Подач в штрафную из-за тесноты практически не было. Поэтому все вратари – воспитанники «Смены» прекрасно играли на линии, но не обладали необходимыми навыками для игры на выходе. Тренировать выходы нам удавалось только в летний период – три-четыре месяца в году, во время занятий на большом поле. Когда мне было уже 13 лет, Савин рекомендовал меня в юношескую сборную страны. Меня взяли на заметку, благодаря чему потом и в юношескую сборную более старшего возраста, и в молодёжную сборную проще было попасть. Первый контракт с «Зенитом» я заключил в 1995 году, зарплата моя составляла 150 долларов. В «Зените-2» нас тренировал Виталий Васильевич Лебедев. Классный мужик, он много дал и в плане психологии, и в плане вратарского мастерства. Старшим тренером команды был Лев Бурчалкин. Тогда у вратарей не было собственного тренера, и мы тренировались наравне со всеми: это и кроссы, и другие занятия по общефизической подготовке. Не скажу, что вся эта ОФП была приятна и так уж необходима, но она оказалась хорошей школой в плане воспитания характера. Лишним ничего не бывает, каждый опыт может оказаться полезен.

– Дебютировали вы в основном составе при главном тренере Анатолии Давыдове, но успели потренироваться при Бышовце. Какие у вас остались впечатления от него?

– Конечно, Бышовец – это ещё одна школа взросления, тем более что помогал ему Леонид Колтун – сам бывший вратарь. Анатолий Фёдорович Бышовец был для нас бог, небожитель, хотя он любил пофилософствовать и не всегда мы понимали направление его мыслей. Человек он был азартный, увлечённый, амбициозный. Даже когда Анатолий Федорович бил мне по воротам и у него это не получалось, он переживал, начинал вдруг говорить: мяч не тот, нога болит, ещё что-то, т. е. даже такие мелкие, ничтожные неудачи он воспринимал серьёзно. Дисциплину в команде Бышовец держал. Он очень верно определял состав и прекрасно готовил команду функционально. Можно ведь и недотренировать и перетренировать, а он умел находить эту грань и команда была всегда на ходу. «Зенит» Бышовца отличали скорость и дисциплина.

– Что было сильной чертой его преемника Анатолия Давыдова?

– Анатолий Викторович очень сильный психолог. Я помню, как в 1999 году перед матчем с ЦСКА он меня подозвал в столовой: «Волнуешься?» А меня и вправду потряхивало. «А ты представь, что это тренировка. Ты же на тренировке не волнуешься? Нет? А почему? Да потому что ты в порядке! Просто делай своё дело, и всё будет нормально». Всё равно я, конечно, волновался. Но это были очень правильные слова, которые я потом вспоминал перед важными матчами; они мне очень пригодились в жизни.

– Почему, выиграв Кубок России, Анатолий Давыдов не добился с той командой дальнейших успехов?

– Он только что закончил карьеру, и ему было сложно, на мой взгляд, руководить ребятами, с которыми он совсем недавно играл. Я помню, как звучало: «Толя, ой, простите, Анатолий Викторович…» Не хватило каких-то знаний, как следствие, команде не хватило функционалки, чтобы ровно пройти весь чемпионат. Ну и скамейка была короткая: нужно было ротировать состав, а игроков не хватало. Я очень благодарен Анатолию Викторовичу, что он поверил в меня. У меня было мало шансов попасть в заявку. Роман Березовский безоговорочно был номером один. Сергей Приходько был вторым номером, и постепенно он из вратаря перешёл в тренеры. Я помню, как Приходько, уже будучи тренером, натаскивал меня: никаких гулянок, интервью не давать. Когда молодой, соблазнов много, и я рад, что меня таким образом ограничивали. На моей памяти многие перспективные игроки начинали давать интервью направо и налево, кое-кому это помешало. Меньше говори. Потом наговоришься. Это было правильно.

– Помните свои ощущения от победы в Кубке страны в 1999 году?

– Конечно. На премию купил свою первую машину – ВАЗ-21099. Думаю, если бы мы сейчас выиграли чемпионат мира, такого ажиотажа не было бы. К сожалению, в финальной встрече я участия не принимал, хотя в заявке был. И в том знаменитом проезде по Невскому проспекту не участвовал – уехал играть за «Зенит-2». С кубком по Невскому проспекту я проехался уже позже.

Вратари «Зенита» Михаил Кержаков (слева) и Дмитрий Бородин

– Вы говорили, что за матч теряете в весе столько же, сколько и полевые игроки.

– Сейчас уже нет. А поначалу терял по 2 кг за игру. Нервничаешь, переживаешь. Вратари же – это отдельная каста. Игроки к голкиперам как относятся: выручил – так и должно быть, это твоя работа; ошибся – лишил команду победы, премий и т. д. Даже когда сыграл «на ноль» – ничего особенного. Редко когда вратарь делает исход матча, всё-таки у полевого игрока шансов проявить себя больше. Вратари команды друг друга лучше понимают, поэтому такая штука, как вратарская солидарность, – это не выдумка. Но с другой стороны, мы ведь и конкуренты… Иногда вратарям одной команды не удаётся найти общий я зык. Личная конкуренция становится важнее командных интересов. Мне повезло: я не припомню, чтобы у меня было какое-то непонимание с коллегами. Скажем, Рома Березовский, когда я стал вторым вратарём, мог бы подначивать как-то молодого, хамить, показывать, кто здесь главный, настраивать против меня полевых игроков – ничего такого не было. И у меня, когда я был основным вратарём, были прекрасные отношения со всеми моими дублёрами: Макаровым, Жевновым, Бабуриным, Чонтофальски. С Юрой Лодыгиным мы тоже отлично ладим.

– Некоторые полагают, что при всём его таланте ему не хватает школы…

– Я так не думаю, он хорошо подготовлен. У него другая особенность. Он, на мой взгляд, иногда слишком уверен в себе. Там, где он ловит, я бы отбил. Опыт – это осторожность, это стремление подстраховаться, и не только в спорте.

– Можно ли воспитать у вратаря психологическую устойчивость?

– Не уверен. Это скорее врожденное, чем приобретенное. Но вратарь должен уметь контролировать эмоции. Чересчур сильное волнение нужно в себе подавлять. Что делает человек, когда волнуется? Прячет взгляд, уходит в себя. Со временем я научился смотреть всем в глаза и таким образом демонстрировать уверенность, которая передается другим. Игроки же всё чувствуют. И неуверенность тренера, его боязнь, особенно во время игры на выезде с титулованным соперником, футболисты ощущают. Не знаю, как у других, но у меня не раз было так: смотрю на главного тренера перед матчем, чувствую его состояние и понимаю, что мы сегодня не выиграем. И это чувство меня редко обманывало. Победу часто представляешь, визуализируешь, а потом как бы реализуешь свои проекции, свои фантазии, если так можно выразиться.

– Один из самых тяжёлых ударов в вашей вратарской карьере – это семь мячей от сборной Португалии. Как вы – вратарь – оправились от того поражения?

– Никто не знает, что накануне игры вся наша команда подхватила какую-то инфекцию. Когда после игры с Люксембургом мы приехали в Португалию, полкоманды свалилось с непонятным недомоганием. Меня тоже знобило. Я сначала думал, от волнения, но нет: и температура появилась, и другие признаки заболевания. Однако я к доктору не пошёл, чтобы не давать шанс конкуренту. Какие-то таблетки принимал, в нос попрыскал. Был бы я поопытней, предпочёл бы в такой ситуации на поле не выходить – понятно было, что ничем хорошим это для сборной не кончится. Двое человек из основного состава на поле не вышли, сказав, что чувствуют себя не очень.

– Вы единственный из игроков, кто согласился после матча пообщаться с прессой…

– Я понимал, что никто не выйдет, и сказал журналистам: «Давайте я сам вам всё скажу, чтобы вы не выдумывали ничего». Это футбол, так бывает. В этом году Бразилия примерно так же Германии проиграла на чемпионате мира. Я спокойно к тому поражению отнесся, катастрофой это для меня не стало. Когда я приехал в Петербург, Петржела сказал мне: следующую игру ты играть не будешь, тебе не надо. Я спросил его, видел ли он сам матч, ведь вины-то моей нет в проигрыше! Первые пять голов забили так, что никто бы не спас. Власта сказал, что матч не видел, мне верит, но для психологической уверенности команды лучше, чтоб я отдохнул. Для всех придумали объяснение, что я заболел. Тем более что так оно и было.

– Что самое сложное для запасного вратаря?

– У тебя мало шансов выйти в течение матча на замену. Но ты должен вступить в игру в любой момент. Я помню, как 10 марта 2001 года я вышел на замену после первого тайма. Мы играем в Волгограде с «Ротором» – это первый матч чемпионата. И вдруг после первого тайма Морозов говорит Сергею Приходько: иди, разминай Малафеева. Тот: давай разминаться. Я в растерянности: куда выходить? Почему? Мне Приходько говорит: сказано разминаться, значит, разминайся. Ну я вышел, не подвёл, матч так и закончился «ноль-ноль». Морозов потом говорил: мячи летали по штрафной, а Дима Бородин не выходил на перехват…

– У Морозова было тяжело тренироваться?

– Он всегда давал на подготовительном этапе большой, просто огромный объём работы, особенно много было прыжковых упражнений. Причём разницы между полевыми игроками и вратарями не делалось! Это был перебор, прямо скажу. Когда на сборе заканчивалась первая тренировка, я думал: выстоял, уже хорошо; о том, что до вечера ещё два занятия, даже думать не хотелось. На одном сборе у Морозова восемь (!) человек получили травмы колена. Кого-то такая подготовка толкнула вверх – среди них Кержаков, Аршавин, – а кто-то не выдержал: травмы, психология. Но кто сумел это пройти, тому уже всё было нипочём. «Зенит» при Морозове отличала хорошая функциональная подготовка. Много было игровых упражнений – квадраты, держания. Мы могли обыгрывать соперников за счёт функциональной готовности и командной игры.

– Как вы оцениваете пребывание в «Зените» Властимила Петржелы?

– Приход Петржелы – это начало новой эры «Зенита». Он раскрепостил нас. Раньше мы и подумать не могли свободно и непринужденно разговаривать в раздевалке, в автобусе. Считалось, что если ты беседуешь с кем-то, ты теряешь концентрацию, не настраиваешься на матч должным образом, несерьёзно относишься к своему делу. Мы вдохнули воздух свободы, что сразу сказалось на игре – появилась импровизация. С его приходом нам открылось, что совершенно необязательно тренироваться много: объёмы могут быть поменьше, а толку будет больше. На пользу было и то, что в процессе подготовки проходило много игровых тренировок.

– Как вы относитесь к тому, что в тренировочном процессе Петржелы нашлось место фитнесу и аэробике?

– Фитнес – это было больше для Зузанны, жены главного тренера, которая вела эти занятия, чем для нас. Хотя ничего не имею ни против аэробики, ни против фитнеса. Я вообще за любой спорт для футболиста: плавание, теннис, акробатика! Чем больше ты умеешь, тем больше твой потенциал, тем лучше ты управляешь своим телом, и в решающий момент опередишь – хоть на чуть-чуть – соперника.

– Какие впечатления остались у вас о Дике Адвокате?

– Требования его были жёстче, чем у предшественника, но свобода осталась: не было морозовских двухдневных карантинов перед игрой. Ему удалось выстроить диалог с Сергеем Александровичем Фурсенко по поводу условий: у «Зенита», и правда, было всё лучшее. Он привнёс максимум профессионализма в жизнь клуба. Ничего, кроме хорошего, о Дике сказать не могу. Никогда не было никаких сомнений, что он что-то делает не так. Тренировочный процесс был однотипен и предсказуем, но это было хорошо и правильно. На сборах первая тренировка всегда была посвящена функциональной подготовке, вторая – командной игре. Помню, было много занятий на маленьком поле. Запомнилось одно упражнение: команда забивает и снова начинает от своих ворот. То есть если ты пропустил – должен снова переключаться на оборону. Адвокат требовал максимальной простоты в действиях: где простота, там нет риска. При Спаллетти игра стала более вариативной. Я помню, что на занятиях со Спаллетти мы отрабатывали переход от обороны в атаку и я должен был выбрать из пяти вариантов продолжения игры. При Адвокате такого не было.

– За почти двадцать лет в «Зените» вы видели разных руководителей клуба. Какими они вам запомнились?

Малафеев – единственный из игроков, кто вышел осле матча к прессе.

– Виталий Леонтьевич Мутко, благодаря своей энергии, своему упорству и оптимизму, сделал для команды очень много в самые тяжёлые годы. Давид Исаакович Трактовенко всегда был очень внимателен и добр к игрокам, тренерам, сотрудникам. Во все детали подготовки, во все мелочи всегда вникал Сергей Александрович Фурсенко. Александр Валерьевич Дюков в силу своей занятости – он глава крупнейшей компании – не может руководить командой в повседневном режиме, но один его авторитет значит очень много. Это очень разные люди, но каждый из них внёс огромный вклад в наши победы.