1

Батю повели бить в огород. Старший «бычара» из троицы вышибал объяснил с циничным добродушием:

– Убивать рано, уговаривать поздно. Поучим слегка…

Я не знал, догадываются ли о происходящем мама и Ромка. Им «бычара» посоветовал не высовываться из дома и, упаси бог, не звонить в милицию. Да и мне не рекомендовали торчать возле грядок. Отец бодрым не по ситуации голосом отдал мне распоряжение:

– Сгоняй-ка в магазин: хлеб вышел весь.

Но «бычара» заподозрил подвох:

– Погоди-ка, малый! Через пятнадцать минут пойдешь и за хлебом, и за колбасой. А пока иди к маменьке!

Очень это мучительное чувство – страх пополам с беззащитностью. С самых щенячьих лет так грело: вот он, папка, сильный, добрый, большой, человек-гора! И вдруг какие-то лбы в потных майках на буграх мышц. Сейчас «быки» с ленцой, будто нехотя, станут бить моего старомодно-интеллигентного папу, которому думалось, что он со своими принципами может стать правильным бизнесменом в неправильной стране. И папе будет не столько больно, сколько стыдно, когда его тычками кулаков уронят на грядку со свисающими с бледно-зеленых кустиков красными, оранжевыми и зелеными помидорами.

И я не хочу это видеть! И не желаю, чтоб это вообще случилось! Но что делать? Ну есть у меня нунчаки – боевые цепы, но легкие, тренировочные. Есть «коготь каменной птицы» – заостренная эбонитовая палочка длиной примерно двенадцать сантиметров, с помощью которой можно ловко освобождать руки от захвата. Но где мне, парню двенадцати с половиной лет, совладать с тремя богатырями! Не уверен, что помогут даже те три сюрикена, железные метательные звездочки с заостренными лучами – в древности их называли «горячая звезда, выпавшая из рукава», – которые я успел выточить в школьной мастерской, когда таскался туда на практику. Мои сюрикены будут отскакивать от этих лбов, как от каменной стены. Вот был бы у меня настоящий самурайский меч! Или хотя бы экзотическая булава, примерно такая, как у русских воинов кистень – ядро, гирька на ремне или цепи. Только у японцев такой кистень называется «поцелуй дракона». Нет у меня ни меча – настоящий стоит диких денег, – ни «поцелуя». Кистень-то на самом деле есть, только недоделанный, да и спрятан в тайном арсенале. Что же делать? Соседей позвать? Ой ли! Из спившегося дяди Коли-кривого защитник никакой, у Бабченко Вячеслава Петровича своих «быков» хватает. Хотя вон там, в пятидесяти метрах, домина отставного мента Стражева, теперь его сын в городском отделе милиции заместителем начальника служит…

Я отступаю из огорода во двор. От отчаянной обиды щиплет глаза, а в башке вертится глупый стишок, переделанный из старинного детского про бычка на досточке: «Идет качок, бычается…»

Дух разрешенной коммерции проник на Край Света в году, наверное, 1994-м. Например, Микошины сориентировались раньше всех. Сначала стали самыми влиятельными акционерами местного мясокомбината, а потом и выкупили в собственность. Мой отец и наш сосед Наум Шнейдеров подались в бизнес позже других. Они до последнего держались за свой завод. Он, конечно, раньше был очень важный, выпускал оборудование для военной техники. В начале двухтысячных годов предприятие совсем захирело. Кончились заказы Министерства обороны, заработки упали до нуля. Батя и Наум всё пропадали в мастерских, колдовали там, отмахиваясь от знакомых, которые променяли заводскую проходную на торговые ряды и звали за собой, на рынок. Но Наум Яковлевич, инженер конструкторского бюро, и Сергей Иванович, мастер экспериментально-опытной мастерской, упорствовали.

Я не очень хорошо понимаю, что они там придумали: в технике, а тем более в экспериментах с техникой, – ни бум-бум. Знаю только, что переналадили они пару-тройку станков и стали выпускать аппараты для запечатывания упаковок. А такая вещь нужна многим. Вот и пошли у частного предприятия «Импульс» дела в гору. Но, как у нас бывает, вскоре вслед за успехами появились завистники. Объявился олигарх местного значения, решивший прибрать «Импульс» к своим рукам. И как раз тогда, когда пошли деньги, когда по примеру других удачников отец решил делать большую пристройку к дедовской усадьбе и, потеснив пару грядок, на огороде выросли штабеля кирпича и бетонных блоков.

Чтоб не привлекать внимания старшего «быка», я вошел в дом и, не обращая внимания на увещевания мамы, тут же подался к окну, выходящему в палисадник. Пышный цветник отгораживал наш дом от пыльной улицы Набережной. В окно и сиганул аккуратно, мягко, чтоб не услышали «быки». Куда теперь? К Стражеву?

И тут, как по заказу, катит прямо ко мне на велосипеде друг и сосед Лева Бабченко. Да еще и одноклассник. Короче, после родителей главный в моей жизни чел. Наверное, на мордахе моей чувства отразились четко, потому что он сразу спросил:

– Чо такой заполошный?

– Да «быки» старого прессуют…

– Пошли позырим!

Лева мне ровесник, и росли мы вместе, считай, с родильного дома. В ясли-сад ходили вместе. И всегда он стоял за меня. Даже в мелочах, даже если я бывал не прав. Но потом уже мог наехать и на меня – за «неспортивное» поведение.

– Что собирался делать? – спрашивает он, вкатывая велосипед к нам во двор.

– Не знаю. Стражев?

– Ерунда! Милиция защищает того, кто ей платит. Вы платите?

После этого он решительно направился в огород.

Странно, «быки» еще не начали прессовать папу. Или он смог им зубы заговорить, или, что уж совсем невероятно, устыдились «быки» того, что собирались делать.

И тут лезет во взрослые тёрки наглый, конопатый, в меру упитанный пацан. В таких же, как у меня, легких штанцах по щиколотку, в тенниске. Но поверх нее – черная кожаная жилетка с клепками и цепями в байкерском стиле. И этот пацан прет буром на… моего батю:

– Иваныч! Чо за фигня? Мой шеф забился с тобой на стрелу, а ты тут с качками помидорки щупаешь!

Я столбиком торчу у калитки со двора в огород и торчу во всех смыслах. Папа мой тоже обалдел от наезда, но, в отличие от меня, сориентировался тут же:

– Да, понимаешь, дорогой, я собирался уже, честное слово! Но вот товарищи от господина Зайцева пришли без предупреждения…

– Да ну, Иваныч! Тебя кто крышует – какой-то Зайцев или сам Резаный?!

– Ну виноват… – развел руками папа.

– Надо говорить: «Виноват – исправлюсь!» – весело напрягал Лева папу. Потом безошибочно повернулся к старшему «быку».

– Ребята, вы от кого?

Ну, сейчас «бычара» Левке!.. – Я невольно зажмуриваюсь.

Ха! Старший без запинки отвечает:

– Финансист и промышленник Артур Зайцев – наш шеф. – Потом все же спохватывается: – Ну-ка докладай, малой, какой такой Резаный?

– Вы что, не местные?! – совершенно естественно изумляется Лева.

– Ну, почти…

– Пока на ваше существование Резаный «добро» не даст, вы – никто и звать никак. Так, я Сергея Иваныча забираю: времени в обрез. Оставьте ваш телефончик, с вами свяжутся.

Старший «бык» послушно продиктовал номер мобильника.

Лева схватил батю за руку и поволок на улицу. Не забыл шепнуть мне, проходя мимо:

– За великом присмотри.

Так и подмывало крикнуть: «Слушаюсь!» Но сжал зубы, чтоб не расхохотаться. Как чувствовал, что права народная пословица: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

 

2

На этот раз повезло. Но мы прекрасно понимали: это временная передышка. Когда они придут в следующий раз, они будут знать, что никакого Резаного в нашем городе нет. Пока не поздно, семья устроила папе допрос с пристрастием. Но перед этим мама строго заметила, что не следовало втягивать в наши проблемы соседского мальчика. Я пытался ей объяснить, что мальчик втянулся сам, и очень охотно, но мама осталась при своем мнении.

Так вот, опытно-механический завод, на котором пахали папа, дядя Наум и почти тысяча горожан, кирдыкнулся. И только Доска почета, такая советская фишка для поощрения лучших трудяг, еще долго выцветала на солнце перед трехэтажным зданием административного корпуса. На этой доске выгорали большие портреты Н. Я. Шнейдерова и С. И. Величко. А пока солнце выжигало с портретов яркость, папа и Наум Яковлевич создали предприятие «Импульс».

Полтора месяца назад всех бизнесменов, что размещались на территории завода, вызвали в городскую управу и сказали, что завод выкуплен в собственность компанией «Трейд-Маркет». Теперь директор компании, господин Зайцев, будет решать, кто останется в стенах завода, а кого попросят вон…

– Вас попросили вон? – спросил я.

– Это бы полбеды… – вздохнул папа. – Зайцев пожелал, чтоб «Импульс» вошел в его «Маркет» составной частью. А мы все – я, Наум и двадцать специалистов – пойдем к нему наемными работниками на ту зарплату, которую этот Зайцев нам изволит дать. Мы отказались, стали подыскивать помещение, куда съехать. И вот он прислал такие «накачанные аргументы».

– Что же делать? – спросила мама.

– Мы с Наумом решили отстаивать свои права через арбитражный суд…

– Какой суд? – встрял я.

– Который разбирает споры между бизнесменами. Мы документы подготовили, подали, ждем. Вот Зайцев заторопился. Два часа уже пытаюсь связаться с Наумом – не берет трубку, хоть тресни!

– А сходить? Считай, через дорогу, – посоветовал я и, конечно, напросился.

– Кстати, Паша, сходи потом, узнай, где он пропадает.

– Так нам-то что, следующих гостей ждать? – снова спросила мама и тревожно посмотрела на мелкого Ромку, занятого комповой игрушкой.

– Вам – нет.

И папа изложил план. Мы с мамой уезжаем из города до сентября. Причем уматываем не к бабушке в пригородную деревню, а к маминой подруге, которая давно зовет в гости.

Меня это конкретно не устраивало.

– Мне лучше остаться.

– Это почему? – спросила мама.

– Потому что бате будет нужен помощник, типа связной…

– Кого ты собрался связывать?

– Тебя с папой, папу с Наумом.

– А то мы сами не свяжемся!

Батя меня поддержал: мол, связь не связь, а с хозяйством лучше управляться в четыре руки.

Потом мама с Ромкой стали собираться, а я пошел рыться в Сети, чтобы нарыть что-нибудь про этот «Трейд-Маркет».

Сайт у компании имелся, конечно. Все в нем было, как у больших, но чуточку старомодно, новомодных примочек нет. Так, занимаются капиталисты в основном торговлей. А это что? «Напоминаем потенциальным партнерам, что филиалы компании работают в 16 городах страны, головной офис в городе Боровицы…» Адрес, телефоны с факсами и «емелями». Как говорят фирмачи, контакты. А еще есть обратная связь онлайн в режиме постоянной работы. Значит, прямо сейчас я могу написать ему все, что думаю о нем…

Дом Шнейдеровых стоит через дорогу, но не прямо напротив. Он отгораживается от гравийной улицы не штакетником или палисадником, а добротным забором из красного кирпича. Калитка железная с белой кнопкой звонка. Трезвоню не меньше минуты, прежде чем слышу шарканье и испуганный голос бабы Марии, мамаши Наума Яковлевича:

– Х-хто такое?

Падежи, что ли, забыла. А еще бывшая училка.

– Это я, Паша Величко.

– Чего тебе?

– Отец спрашивал, где Наум Яковлевич.

– Уехали все, уехали…

– Куда?

– Не знаю. Ничего не сказали. До свидания…

И зашаркала довольно шустро назад.

За спиной звонко и требовательно тренькнул велосипедный сигнал. Не надо и оглядываться – это Лева. Ему и мне отцы подарили к окончанию учебного года горные велосипеды, маунтбайки, – классные велики с толстыми шипастыми шинами, тремя скоростями на массивной зубчатой звездочке. Как только сумки с учебниками были заброшены до сентября, мы как вскочили в седла, так почти не слезали со своих резвых, хоть и не очень высоких «лошадок».

 

3

Главный офис компании «Трейд-Маркет» расположен в новом длинном девятиэтажном доме, который в народе прозвали «китайской стеной». Выстроили его лет двадцать назад, когда на улице Купеческой (тогда имени Володарского) снесли старые двухэтажные деревянные бараки. В этом доме под номером 25 весь первый этаж занимали магазины и всякие увеселительные заведения.

Мы с Левой неспешно покатили вдоль «стены». Ресторан «Лагуна», зал игровых автоматов «Шанс», магазин модной одежды «Sucsess», и винный магазин «Штопор», и даже пивная забегаловка с очень правильным названием «Три поросенка». Но никакого «Трейда».

– А во дворе? – предположил Лева.

И оказался прав.

Здесь пришлось передвигаться уже совсем медленно, часто балансируя на одном месте: непросто было высмотреть вывеску в череде подъездов и подсобных помещений, за частой зеленью кустарников. А ведь еще надо было лавировать между снующими по двору людьми и припаркованными или заруливающими на стоянку машинами.

Нашли все-таки, когда проехали вдоль дома по всей его длине. Вывеска желтого металла под золото «ООО „Трейд-Маркет“» обнаружилась у последнего подъезда. И если дверь в подъезд располагалась на уровне одного бетонного порожка над землей, то до большой железной двери с глазком, ведущей в офис, надо было подниматься на крыльцо из пяти ступеней с перилами. Напротив крыльца выгорожена небольшая парковка. И еще одна особенность. В других заведениях в разгар рабочего дня наблюдается большая или маленькая, но суета: люди входят-выходят, грузят в «газели» коробки… А в «Трейд-Маркете» тишина и покой.

Хорошо, что детского народа во дворе полно: мы в этой громкоголосой ораве ничем не выделяемся, разве что велосипедами. Но кто в этом мельтешении обратит внимание на двух приблудных пацанов в ярких майках?

А мы тем временем изучаем прилегающую к офису Зайцева территорию. Особо исследовать нечего: двор как двор. Еще не перевелись жильцы старой закалки, поэтому под окнами высажены жасмин, акации и устроены небольшие по сравнению с Краем Света цветнички. Кое-где в кустах затихарились девчонки, с куклами и прочим своим добром играют «в дом». Но на углу здания, где три защищенных ажурной решеткой окна принадлежат, скорее всего, зайцевской фирме, никого нет. Кусты здесь пыльные, потому что выезд.

На дворе жаркий август, поэтому пластиковые стеклопакеты «Трейд-Маркета» приоткрыты. Значит, все-таки работают, просто не шумят, как развеселые и краснолицые грузчики из «Штопора».

Мы поставили велосипеды у шершавой стены и пошли к окнам. Пробовали заглянуть, но чуть колышущиеся серые жалюзи закрывали от нас тех, кого теперь называют «офисный планктон». Зато слышались голоса, шипение и пощелкивание оргтехники. Но понять, чем там занимаются люди, мы не смогли.

– Зырь, а это что?

Над фундаментом, но гораздо ниже окон, на уровне наших коленей, – круглое отверстие, похожее на корабельный иллюминатор. Правда, в отличие от окошка на корабле, не было в этом отверстии стекла, но и не стоило считать его просто дыркой. Во-первых, идеально круглая форма, во-вторых, затянуто тонкой проволочной сеткой, чтоб не проникло внутрь какое-либо животное или птица.

Лева приложил к сетке ладонь.

– Есть тяга.

– И что?

– А то, что это комната типа кладовки, без окон. Только в кладовке обычно нет вытяжной вентиляции, а здесь есть.

– И что это значит?

– Это какая-то секретная комната…

Леве я не стал об этом говорить. Но чем дольше мы болтались во дворе дома 25 на Купеческой, тем сильнее у меня было чувство, что этот двор мне знаком. И как раз у этого подъезда. Я читал что-то про «дежа-вю», что с французского переводится – «уже было», такой заскок, когда кажется, что ты в этом месте уже когда-то был или человека такого видел. Конечно, ничего особенного, дворов в городе много похожих. Но уже дома вспомнил.

Это было три года назад, тоже летом. Велосипед уже был, не крутой правда, обычный подростковый, без наворотов, а вот Левы не было: родители услали к бабке в деревню. Я катался один по Купеческой, пока родители на работе, а Ромка в саду. Такой экстримчик, за который родаки слупили бы всю шкуру с мягкого места, – катить в одном ряду с «мерсами» и «бэхами». Я бы, наверное, и не заметил ее, промчался бы мимо остановки, но меня как раз подрезал автобус, пришлось, подбросив переднее колесо на бордюр, спасаться на тротуаре. Худая, как стрекоза, девчонка сидела на корточках у скамейки и, гибко, по-кошачьи изогнувшись, зализывала ссадину на колене.

Я почему-то притормозил.

Она подняла глаза и приказала:

– Солнце не заслоняй!

Кровь тонкой струйкой сбегала из серой от грязи раны по ноге.

Батя мой шарит в разных житейских вопросах, поэтому в велосипедном бардачке, по его рекомендации, у меня не только гаечные ключи и запасные ниппеля, но и небольшая аптечка: бинт, йод, пластырь. Без лишних слов достал аптечку и присел напротив девчонки.

– Встань, рану стяну.

Она фыркнула:

– Вот еще Айболит сыскался!

Но послушалась. Оперлась о мое плечо и встала. Я щедро помазал ссадину йодом и залепил бактерицидным пластырем.

– Идти можешь?

– А если нет? – хитро сощурилась она.

– Садись на раму – подвезу.

– А я хочу как за рулем!

Ну, посадил ее в седло и катил, как малышню, до самого дома, до дома 25 на Купеческой, до того самого подъезда, рядом с которым угнездился теперь «Трейд-Маркет». Она тогда вошла в лифт, но перед тем, как створки дверей сошлись, спросила, как приказала:

– Ты ведь научишь меня кататься на велосипеде?!

В девять с хвостиком лет я не считал здоровской идеей учить ездить на велике какую-то соплюшку. Так что больше мы не встретились. Только руки в память о ней болели несколько дней.

 

4

На будущее мы с папой договорились так. Для всех, кто придет к нам от Зайцева, вся семья уехала к родственникам, хотя на самом деле я остаюсь здесь. На тот случай, если заявится кто-то непрошеный, я сигаю из кухни по лестнице на чердак, оттуда наблюдаю и слушаю. В случае чего звоню Стражевым. Сын нашего соседа, отставного милиционера, милиционер действующий, обещал поддержку в случае чего.

Они приехали в том же составе, что и в первый раз: «мерседес», старший «бык» и два «бычка» помладше.

– Привет, Сергей Иванович!

Старший «бык» говорил радушно, только кто ж ему теперь поверит!

Папа на приветствие не ответил, спросил прямо:

– Зачем пожаловали?

– Да всё за тем же самым.

– Я уже говорил: единолично такие вопросы не решаю, надо посоветоваться с коллективом. Соучредитель опять же, господин Шнейдеров, должен высказать свое мнение.

– Что ж до сих не высказал?

– Уехал куда-то, не могу найти…

– Блефуешь, Иваныч? Как с тем пацаненком, что меня каким-то Резаным пугал? Так вот, привезли мы тебе приветик от соучредителя. Он не очень вальяжно выглядит, явно в душ сходить требуется. Но, может, Наум тебя на ум наставит, ха-ха!..

Все четверо ушли в гостиную. Ну зачем?! Мы же договорились, что все разговоры папа будет вести на кухне, чтобы я тоже слышал, о чем речь! Или он решил, что это не для моих ушей? Подмывало спуститься вниз и подслушивать у дверей. Я даже опустил ноги на вторую сверху перекладину лестницы, но папа учил: уговор дороже денег, а по уговору мне показываться чужим на глаза никак нельзя. Послышалось или на самом деле включили телевизор? Такие звуки, чуть металлическое бубнение, можно услышать, когда телевизор в другой комнате.

Не прошло и пятнадцати минут, как гости затопали на выход. Старший «бык» твердил все так же благодушно:

– В общем, видишь, Величко, лучше по-хорошему. Хозяин ждет до завтра.

Я дождался, пока накачанные гоблины уберутся со двора, и скатился с чердака вниз.

Папа был явно озадачен и, по ходу, собирался куда-то.

– Что они? – спросил я первым делом.

– А? – рассеянно откликнулся он, потом вспомнил, видно, что и я здесь есть, улыбнулся. – Да нет, нормально все. У нас даже появилось время на размышление. Я сейчас отъеду, а ты присматривай тут, ладно?

Папа укатил на нашем видавшем виды «фордике». А я осматриваюсь в гостиной. На первый взгляд ничего тут не поменялось: ни прибавилось, ни убавилось. Так, проверим, смотрели они телевизор или нет. Надо всего лишь пощупать заднюю стенку зомбоящика, как обзывает телик папа. Даже летом она будет теплее, чем, например, стол, если прибор включали пусть и на несколько минут. Так и есть, слух не обманул. Скорее всего, крутили дивидюшку, проигрыватель дисков. Когда мы его последний раз включали? Давненько, еще до отъезда мамы и Ромки. Батя пытается меня воспитывать правильно, во взрослом, понятное дело, понимании правильности. Значит, у меня в семье есть набор обязанностей. И среди них одна, которая меня не сильно напрягает, – поддержание порядка в нашей коллекции дисков. В проигрывателе обнаруживаю диск. И сразу определяю – не наш. Наши все подписаны маркером, чтоб потом не перепутались с конвертами. Не тот ли, который они смотрели только что.

Я взял пульт и включил на воспроизведение.

Наум Яковлевич Шнейдеров – наш сосед, приятель и батин компаньон. Большой веселый дядька с крупной лысой головой, но очень волосатыми руками и грудью. Он смеялся: «Это у меня шевелюра на тело переползла». Сколько помню, он всегда приходил с каким-нибудь гостинцем для меня и Ромки, нас смешно называл балебусами.

Дядя Наум носит очки с толстыми стеклами, поэтому не занимался ни боксом, ни карате, ни тяжелой атлетикой. Зато плавает, как рыба, даже глубокой осенью. Иногда я даже завидовал его дочке Машке: ее папаша весельчак. В то время как мой батя даже на развеселой вечеринке все больше отмалчивается, Наум даже при работе с разными скучными документами бизнеса сыплет анекдотами и прикольными историями.

Камера работала в хорошо освещенном помещении, но без окон. И все равно я не сразу узнал дядю Наума, хоть он никак не изменился – тенниска, шорты, босоножки. Только прежний упругий великан куда-то исчез. Вместо него – огромный полупустой мешок с глазами, в которых, увеличенный стеклами очков, плещется страх. И голос у этого Наума совсем не такой, как обычно, – не рокочущий и веселый, а такой, как если бы со мной разговаривала ожившая египетская мумия. Нет, не со мной.

– Сергей, я долго думал, прикидывал и пришел к выводу, что иного пути, как слияние нашего «Импульса» с компанией господина Зайцева, просто нет. Прошу тебя больше не упираться, тем более что свою долю я уже переписал…

Я так яростно нажимаю кнопку выключения пульта, что пластмасса потрескивает под моими пальцами.

 

5

«Сердце мое не на месте», как любит говорить мама, потому что я не могу дождаться батю. Слоняюсь по двору, выглядываю за ворота – не пылит ли по Набережной темно-синий «форд-скорпио». Даже не пошел, хоть Лева настойчиво звал, на нашу тайную базу, где оборудована мастерская, в которой мы делаем оружие для тренировок ниндзя. Он-то прав: чего за калиткой торчать, когда есть мобильная связь, но сердце-то не на месте. Все оказалось серьезно и настолько, что недавняя Левкина шалость у нас на огороде сейчас кажется невероятной. Да я и названиваю, может, раз в пятнадцать минут, но – «абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети». Хорошо, если недоступен не потому, что уже в лапах у Зайцева.

Пометавшись во дворе, возвращаюсь в дом и достаю из тумбы под телевизором старый, тяжелый и шершавый фотоальбом. Его батя делал давно, в прошлом тысячелетии, в другой стране, когда вернулся из армии. С афганской войны. Считай, дремучая старина. А когда смотришь на батю… Волосы с проседью, морщины на лице, как шрамы. Но бывает, выйдет на площадку к турнику, играючи сделает «подъем переворотом» – классическое армейское упражнение. А еще «выход силой». И уж совсем коронку под названием «склёпка»: подтягиваясь на перекладине, как в «подъеме переворотом», он поднимает ноги вверх, но не переворачивается вокруг перекладины, а цепляется за нее пальцами ног и повисает на несколько секунд вниз головой; затем за счет мышц пресса поднимает туловище к перекладине и снова хватается за нее руками. У нас даже самые крепкие качки на «склёпку» не отваживаются. Получается, тренированность у папы осталась армейская.

Фотки в альбоме древние, еще черно-белые. Какие-то выцвели от времени, другие и вообще мутноватые: снимали непрофессионалы и на допотопном оборудовании.

Я не понимал, почему папа ничего не рассказывает о том, как воевал. Потому что воевал плохо? Или, как пел дядя Наум какую-то бандитскую песню: «Я был за Россию ответчик, а он писаришка штабной…» Но у отца есть медаль, и его брат Степан, мой родной дядя, говорил: «Серега, считай, полтора года каждый день под смертью ходил!» Слова эти были сказаны в гостях у дяди Коли-кривого, на третьем часу свадьбы старшей дочери дяди Коли. Неужели врал дядя Степан?

С улицы в открытые окна доносится знакомое урчание мотора. Так и есть: и машина наша, и за рулем папа, и вполне неплохо выглядит.

Вот ситуация: я знаю, что хочу узнать, но не представляю, как правильно спросить. Где-то вычитал: чтобы получить правильный ответ, надо правильно поставить вопрос.

– Как дела? – спрашиваю нейтрально, как будто знаю только то, что мне положено знать.

Исподтишка наблюдаю за батей. Я научился понимать его настроение по выражению лица, по глазам, даже по тембру голоса. После появления в нашей жизни таинственного и опасного Зайцева у папы между бровями залегла морщина озабоченности. И теперь она осталась на месте, но улыбался и разговаривал батя так, будто только что обыграл брата Кольку в домино.

Он говорит, что все нормально, даже лучше, чем ожидалось, а сам первым делом проверяет, на месте ли диск, что принес старший «бык», и затем прячет его в карман пиджака.

– Ну что, перекусим по-холостяцки?

– А это как?

– А это помидоры с луком и яичница на всю сковороду. Идет?

Не вопрос.

Прежде чем сесть за стол, папа украдкой «химичит» возле холодильника. По приглушенному позвякиванию догадываюсь: принимает рюмочку. Значит, либо снимает стресс, как это принято у мужиков на Краю Света, либо отмечает нечаянную радость.

– Па, спросить можно?

– Попытка не пытка.

– А вот тогда, когда «быки» первый раз приехали, что бы ты делал, если бы Лева не развел их на пустом месте?

Батя усмехнулся.

– Кто Резаного придумал?

– Всё – Левка. Я сам офигел! Так что?

– А-а… Не знаю, дрался бы, наверно. Дело не в победе: когда бьешься, не так больно и обидно плюхи получать. Ну, короче, так: если бы вас дома не было, если бы вы были в безопасности, схлестнулся бы с ними однозначно.

– Ты ведь на войне был? – не даю ему расслабиться.

– Был.

– Значит, воевал?

Батя отвечает не сразу.

– Не то чтобы…

«…А он писаришка штабной», – мелькает в памяти.

– А что ты там делал?

– Это можно назвать так: техническое обеспечение боевых операций.

– Так у тебя и автомата не было?

– Почему не было? – как будто обижается батя. – Могу военный билет показать, там и номер личного оружия указан.

– И ты из него стрелял?

– Конечно.

– А можно было на той войне какое-нибудь толковое оружие заныкать и привезти домой?

– Во-первых, нельзя, а во-вторых – зачем?

– Вот хотя бы от «быков» отбиваться!

Батя снова усмехается, но как-то невесело.

– Думаешь, оружие всегда поможет? Я понимаю, к чему ты клонишь. Мол, показал бы я «быку» пистолет – и «бык» убежал бы, да? Или даже застрелил. На его место придет другой, третий… «Быков» у нас как грязи!

– Значит, не выйдет у нас победа над Зайцевым! – подытожил я.

– Его победить непросто, потому что на его стороне власть. Тут и автомат не поможет. Что можно сделать, когда в городской управе говорят, что Зайцев действует по закону. Да и Наум уже соглашается отдать бизнес ему…

Батя смотрит на меня, словно хочет выяснить по выражению глаз, знаю ли я, почему сдался Шнейдеров. Все я знаю. И понимаю, что батя тоже готов сдаться. Он боится за нас, ну и за себя, конечно. Такое кино увидишь – испугаешься.

 

6

В самом начале нашего увлечения ниндзя, год назад, мы с Левой начертили подробный план улицы Набережной. Родная улица как японская деревня, где живут, затерявшись среди мирных земледельцев и ремесленников, «демоны ночи». И в том случае, если войско сёгу́на, военного правителя Японии, Страны восходящего солнца, вторгнется в наши пределы, мы должны мгновенно скрыться от их мечей и стрел. Для этого надо знать до мелочей, где какие строения расположены, где могут быть ловушки, а где удобные для маскировки места. Так мы и шастали небольшими темными тенями, выцыганив у мамок в качестве специальной формы темно-синие спортивные костюмы.

За последние годы Набережная изменилась. Когда-то на нашей улице не было брошенных домов. Отец рассказывал: когда он был школьником, здесь много строились. А теперь из пятидесяти шести домовладений десяток пустует. В одном таком доме, где никто не живет уже пять лет, мы сделали базу. Лучшего тайного убежища не придумаешь. Дом спрятан в глубине двора. Двор так зарос кустарником и травой, что не видно окон, заколоченных досками. Летом здесь и ночевать можно, да только кто позволит? В глубине двора сараи и баня. На стене сарая мы нарисовали мишени – схематичные силуэты ростом со взрослого человека. И тренировались, меча в цель сюрикены и дротики, стараясь ловко выхватывать их из рукава.

Сегодня я пришел-таки в убежище с быстро ржавеющей табличкой на стене «ул. Набережная 16». Но впервые взял в руки металлические звезды без азарта. Да, посмотрев реальный, в смысле документальный, фильм о современной японской школе ниндзя под названием «Ига Рю», мы с Левой поверили, что после долгих и серьезных тренировок человек может стать могучим и неуловимым воином. Да, надо было начинать раньше, да чтоб тренер был настоящий…

Рассеянно, без настроения мечу дротики в грубо намалеванный нитрокраской силуэт. Часто промахиваюсь, потому что неправильно работаю кистью. Маленькие копья втыкаются мимо цели или вовсе не попадают острием в доску, шлепаются в траву плашмя.

– Ты чо-то смурной, – замечает Лева. – Это все тот наезд?

Киваю в ответ.

– А давай пуганем! – предлагает соратник.

– Кого? «Быков»?

– Не, самого ихнего хозяина.

– Как мы можем его напугать?

– А это как будто и не мы будем…

– А кто?

– Найдем в Сети какую-нибудь банду покруче, и как будто это она. Для начала можно в ту секретную комнату, что в подвале, дымовуху закинуть с угрожающим письмом…

Что-то зацепило меня, когда я смотрел, да не досмотрел диск, что притащил для нашего устрашения старший «бык». Что-то знакомое увидел я в жутком кадре кроме дяди Наума с чужим лицом. Что это было? В кадре только Шнейдеров, стул, стены… Оператор передвигается, камера в его руках качается, глазок видоискателя на минуту задирается вверх. Ослепительно белые палочки ламп дневного света на потолке – и вот оно! Мелькнул темный круг под потолком. Круг с блестящей проволочной сеточкой…

– Ну как, согласен? – азартно спрашивает Лева.

– Попробовать можно, – делаю вид, что идея нравится, – только надо получше разведать.

 

7

Неторопливые летние сумерки лениво сгущались. И мы с Левой неспешно бредем по домам. Тихо на нашей улице, даже вездесущие куры и кошки убрались с окраинного отстойного «проспекта», повторяющего плавным изгибом природную причуду речного русла. Когда-то реку назвали Ярица, от слова «ярость», потому что нрав у реки тогда был крутой.

Из открытых окон доносится разноголосица и обрывки музыки – везде включены телевизоры. Дядя Наум смеялся: «По тому, что смотрят по телику, можно определить, кто в доме хозяин». Батя парировал: «А по тому, сколько в доме телеприемников на душу населения, легко определить, какой в доме хозяин». Но вот со стороны Купеческой улицы нарастает собачий лай, его догоняет рокот мотора. Слух у меня такой или у страха не только глаза, но и уши велики?

– Лева, это они! Опять наезжать приехали!

Мой друг оживился:

– Включаем Резаного?!

– Уже не прокатит. Я пойду в разведку. Если что, посвищу у тебя под окном. Не уснешь?

– Ага, щас!..

Я мчусь к дому, как будто горячий недобрый ветер от нагретого мотора «мерседеса» толкает в спину. И успеваю раньше «быков». По-обезьяньи перебираю руками и ногами по перекладинам лестницы, чтобы попасть на чердак, но успеваю сообщить бате о том, что враг снова на пороге.

… – Ты, Сергей Иваныч, решил, значит, быть хитрее своего компаньона? – грозно спрашивает старший «бык».

– Что опять не так? – удивлен батя. – Я же все передал: и помещение, и станки, и даже ключ, чтоб вам не пришлось дверь ломать.

– Хозяин передает следующее: кроме оборудования ему требуется список постоянной клиентуры «Импульса» и четкое описание технологического процесса. Добрая половина ваших работников перешла под новое руководство, но они волокут только в своих конкретных операциях…

– А я думал, ваш Зайцев только на рынке объегоривать умеет, – с ноткой уважения заметил батя.

– Ну, были и у него черные деньки, не без того. Но голова всегда на плечах торчала, а не в песке. Так вот. Сроку тебе шеф дает два-три дня, не больше. Мы допускаем, что ты закопал свои секретные файлы глубоко. Это еще тебе повезло, что шеф с чувством юмора и немножко ценит твои выкрутасы. Но не заиграйся! Во-первых, мы теперь будем у тебя дежурить, чтоб ты глупостей не наделал. Другие люди поищут, куда ты жену с детьми спрятал. Не думаю, что это будет сложно. Одного должника мы выщемили аж из Австралии. Не думаю, что ты круче того чудака. И учти – отдашь все даром. Когда босс предлагал вместе зарабатывать, надо было соглашаться. Теперь он обойдется без вас. И запомни: ты у нас под контролем. Вздумаешь удрать на манер своего компаньона – будешь иметь такой же бледный вид!..

К наездам зайцевских мы почти привыкли, и не испуг сейчас отгонял сон. Теперь я понял, что было, и догадывался, что будет. И понимал, что придется, скорее всего, браться за дело самому. Я бодал головой подушку, словно это упражнение могло помочь мне придумать способ спасения от нежданной беды.

Вот были такие люди – ниндзя. Они были заточены на специальные операции того времени, как Рэмбо, всегда готовый спасать Америку. И все равно у них были семьи, они маскировались под обычных людей, но в семье все были ниндзя: муж, жена, дети. Детей начинали тренировать с четырех лет, а в двенадцать они уже проходили серьезную боевую подготовку и выполняли некоторые задания наравне со взрослыми. Значит, и мне вполне можно, сливаясь с ночной тьмой, подкрадываться к владениям сёгуна Зайцева, чтоб расправиться с ним. Хотя какой он сёгун? Да и я никакой не ниндзя. Так? Так. Но после отца я второй по старшинству мужчина в семье. Батя сделал все, что мог. Что могу сделать я? Сделать так, что Зайцеву станет не до нас. Скоро, скоро на охоту выйдет Пашка Величко, ниндзя Тонбэ, если для своих…

 

8

Юный ниндзя по имени Тонбэ отправился в город. Он готовил нападение на владения богатого купца, которого звали Зайцев-сан. Как водится, ниндзя стараются слиться с окружающей средой, чтобы быть неприметными, не выделяться из толпы. В Средние века чаще всего они маскировались под нищих или крестьян. Но теперь Тонбэ был одет, как типичный подросток двадцать первого века: тенниска с Бэтменом, светлые легкие штаны по щиколотку с большими карманами, сандалии на босу ногу. Оружия при себе нет: среди бела дня в центре города показаться с ним опасно. Оружие – привилегия самураев и солдат сёгуна. Хотя кое-что спрятано в карманах. Таких, как Тонбэ, на улицах в это время тысячи. Даже самая бдительная и трусливая жертва не сможет углядеть в этой пестрой толпе веселых мордашек свою неминуемую кару.

Смех прямо – я даже прищуриваюсь чуток, чтоб уж совсем походить на японца. А ведь иду к реальному противнику с конкретной задачей. Но никак не могу отделаться от ощущения игры. Как будто мы с Левой в своих синих спортивных костюмах, сливаясь с густой синевой сумерек, выслеживаем старика Стражева, чтобы похитить из его сада несколько желтых груш сорта «дюшес».

В ниндзя все здо́рово: навыки, тренированность, мастерство в военном деле. Вот мы и заболели после фильма «Американский ниндзя». Получалось – не только японцам под силу освоить крутое мастерство ближнего боя. Но я уже догадывался, что кино часто отличается от реальной жизни, так же, как киношная драка отличается от драки всамделишной. И я стал изучать явление по историческим книжкам, благо в Интернете материала выше крыши. Не все было понятно, особенно что касается религии и тем более философии. Одну вещь уяснил, только она мне не очень понравилась: ниндзя были совершенно безразличны к собственной гибели. Нас учили в школе по истории, что главное в войне – выжить и победить. А у ниндзя выходило: круче нет, чем выполнить задание и погибнуть. И вся семья ниндзя должна быть всегда готова принять смерть. Мне это не совсем подходило. Побеждать и жить – вот это по мне! Тогда выходит, я – не совсем ниндзя? Но в книге, рассказывающей о средневековых ниндзя, я нашел один эпизод, вполне подходящий для ниндзя из города Боровицы. Помню его почти наизусть.

Власти правителя Токугавы приказали опытному ниндзя по имени Тонбэ выследить и убить своего собрата по ремеслу Каэя Дзюдзо, нанявшегося в услужение к князьям-заговорщикам. Опознав в предполагаемой жертве старого друга и однокашника, Тонбэ пренебрег профессиональной честью и не стал его убивать. Посовещавшись, они разработали план, который должен был удовлетворить обе враждующие стороны. Тонбэ отвел Дзюдзо в резиденцию сёгуна Токугавы и доложил, что противник взят живьем. Сёгун приказал немедленно казнить Дзюдзо, но тот попросил разрешения покончить с собой. Сёгун и его свита, заинтригованные предстоящим зрелищем, удобно расположились в зале, и несчастному Дзюдзо был выдан короткий тупой нож. Поскольку ниндзя, в отличие от самураев, мог не соблюдать во всех тонкостях ритуал харакири, Дзюдзо не стал раздеваться до пояса и ограничился тем, что вонзил нож себе в живот по самую рукоятку. Одежда густо пропиталась кровью, умирающий, несколько раз дернувшись, растянулся на полу. Труп был выброшен в замковый ров, а сёгун с приближенными устроил пир по случаю успешного завершения операции. В ту ночь замок был подожжен с разных сторон. Коварный Дзюдзо вместо харакири вспорол брюхо задушенной крысе, предварительно заткнутой за пояс. Отсидевшись во рву до темноты, он воспользовался рассеянностью часовых, пробрался в замок, который успел изучить днем, поджег его и безнаказанно скрылся.

Вот так. Почему же русскому ниндзя не подправить кое-что в правилах, которые нарушались пятьсот лет назад? Вот только нигде не написано, было ли «демонам ночи» хоть чуточку страшно, когда они шли на задание, не зная, вернутся ли домой.

Утром, часов в десять, когда открылось интернет-кафе возле клуба «Матрица», я был уже там. Небольших денег хватило на квас с пирожком и полчаса работы в Сети. Умеющему достаточно. Вот и я успел выдумать и зарегистрировать почтовый ящик, с которого отправил на сайт фирмы «Трейд-Маркет» короткое письмецо:

Господин Зайцев, вы зажрались и можете подавиться. Дайте спокойно работать – мы позволим спокойно жить. Сегодня днем получите первое предупреждение.

И подписал так, чтоб он не мог вычислить автора, – предприниматели Боровиц.

А теперь на часах 13.40. До офиса зайцевской фирмы два квартала. И чем ближе цель атаки, тем страшнее. К тому же я, в отличие от коварных ниндзя, предупредил врага о своем появлении, как древнерусский князь Святослав: «Иду на вы!» Вот так придешь, а тебя уже ждут. Но мальчик в большом дворе в летний полдень что веточка в сквере. Вот я уже в двух шагах от железных дверей «Трейд-Маркета», а никому до меня нет дела. Хотелось бы найти автомобиль самого Зайцева. Но на сайте фирмы о ее владельце почему-то нет никакой информации, даже фотография не выложена. Да ладно! Вон стоит на приколе минивэн стального цвета с размашистой надписью по борту: «ООО „Трейд-Маркет“».

В нашем с Левой логове кроме мишеней и кое-какого оружия имеется тайничок, ящик с песком, а в нем штук двадцать петард и прочей праздничной пиротехники. То, что сэкономили с Нового года, хранили в сарае. Ящик с песком посоветовал в качестве хранилища батя. Сегодня я взял из тайника четыре небольших фейерверка. Скрепил их вместе скотчем. Теперь этот боезапас в просторном кармане штанов.

Надо осмотреться. Возле огороженной парковки пятеро пацанов с ленцой гоняют мяч. Понятно – развернуться в реальный футбольный матч негде. Набиваться к ним в компанию не стоит: начнутся непонятки, вопросы всякие, только больше внимания привлеку к себе. Автомобильная стоянка ничем не отгорожена от остального пространства двора, только бордюром. Как бы невзначай делаю шаг с чахлой дворовой травы на серый асфальт парковки. Стою. Никто не обращает на меня внимания. Хорошо, что день жаркий. Водитель минивэна вышел из автомобиля размяться или перекусить, а форточку в боковой двери оставил открытой. В ярком солнечном мареве пламени зажигалки почти не видно. Однако оно старательно облизывает фитили петард раз, другой. Вот-вот вспыхнет… Но у меня наработанный навык. В то самое мгновение, когда фитили начинают шипеть, воспламеняясь, я всовываю счетверенный фейерверк внутрь автомобиля. И не успеваю перешагнуть с парковки на общий двор, как слышу за спиной треск и гулкие удары. А уж потом восторженный рев детворы и тревожные возгласы взрослых. Теперь надо вместе со всеми поудивляться на неожиданное развлечение и делать ноги.

В салоне минивэна творится что-то невообразимое: вспышки, искры, оглушительный треск. Такое впечатление, будто внутри рубятся не на жизнь, а на смерть джедаи и ситхи из «Звездных войн».

Но что я вижу? К парковке цепью движутся крепкие дядьки и внимательно высматривают среди обитателей двора подозреваемого. И среди них – старший «бык» собственной персоной. Я почему-то решил, что он ищет меня. Эта паническая мысль сбила меня с толку. Ниндзя Тонбэ исчез, испарился в мираже увлекательной игры. Вместо него по двору мечется шестиклассник Пашка Величко, пытающийся скрыться от зорких глаз «быков».

Проход был один – минуя парковку и вход в «Трейд-Маркет», к двери подъезда. Уже после я сообразил: вряд ли старший «бык» различил бы меня в толпе мальчишек, если не знал наверняка, что искать надо именно меня. И откуда ему знать? А получилось, как в пословице «на воре шапка горит». Я сначала зашагал быстро, будто мне приспичило, а потом перешел на легкую рысь. Сейчас бы из двора да на простор Купеческой, но раскрыты настежь двери «Трейд-Маркета», пасут не только охранники, но и «офисный планктон». Если побегу на улицу, могут не только заметить, но и перехватить. И тут открывается дверь подъезда. Какие-то ребята со скейтбордами выволакиваются во двор. Я – тут как тут. Не слишком вежливо отпихиваю пацана лет десяти и ныряю в сумрак лестничной площадки первого этажа. Меня нагоняет и будто подталкивает в спину выкрик:

– Вон он!..

Но я уже внутри, помогаю двери с домофонным электронным замком сомкнуться с дверной коробкой. А теперь куда? Прыгаю по ступенькам, не дожидаясь лифта. На бегу, как учат в детективных фильмах, выбрасываю китайскую одноразовую зажигалку – какая-никакая улика.

Внизу тренькает запор домофона, слышится возбужденный неотчетливый гомон мужских голосов. Сто пудов – погоня! Страх загоняет меня на шестой этаж. Ныряю в глубь лестничной площадки. Тут закуток для разного хлама, который и выбросить жалко, и места для него в квартире нет. А еще здесь толстая зеленая труба мусоропровода. За ней, вытянувшись в струнку, и притаился.

Да, это действительно они – старший «бык» и его не менее быковатые товарищи.

Затаиваю дыхание, а топот уже совсем рядом. Слышится сипловатое дыхание заморенного беготней по лестнице крепкого и упитанного мужика. И голос старшего «быка»:

– Ну его, бегать за ним. Спускаемся, Вовчик на подъезде подежурит, а я Егора с собакой сейчас кликну. Выше крыши не убежит!..

Тяжелый топот стихает.

И что теперь? В трубу мусоропровода затихариться? В полной растерянности начинаю трезвонить во все квартиры подряд. Двадцатая – глухо, двадцать первая – опять глухо, жму звонок двадцать второй, ни на что не надеясь. Но дверь открывается без вопросов, словно только меня тут ждали.

 

9

В дверном проеме стоит девчонка в майке и шортах. Картинка на майке кислотная – какие-то музыканты явно не попсового направления. Ничего странного: девочка-то года на два меня старше, не меньше.

– Тебе чего?

– Ничего, – отвечаю я, прислушиваясь.

– Зачем трезвонишь тогда?

Снизу доносится шум погони, грозно окрашенный басовитым лаем. Делаю шаг вперед так стремительно, что девчонка инстинктивно отшатывается. И я уже в границах дверной коробки.

– Хочу заныкаться!

– Что сделать?

– Да спрятаться!

– От кого?

Дальше отступать не хочет, хоть ты протискивайся между ней и дверью.

– От прислужника «Трейд-Маркета».

Она смотрит с конкретным интересом.

– А что ты ему сделал?

Шум снизу нарастает.

– До свидания, – бормочу я и прикидываю, втиснусь ли в вонючую трубу мусоропровода.

– Да ты дрожишь весь! – восклицает она. – Заходи быстрей!

Заскакиваю внутрь квартиры, но возражаю для приличия:

– Не очень-то я и дрожу.

Квартирка у них нет слов – козырная. Одна прихожая как вся наша гостиная. Из прихожей, которая имеет форму восьмиугольника, во все стороны двери числом семь.

– Даш, кто там?

Из какой-то комнаты выглядывает еще одна пацанка. Вот с этой я вполне мог бы учиться в одном классе, если бы ее родакам пришла в голову блажь отдать девочку в простую, как рубанок, общеобразовательную школу № 1, в которой Паша Величко почти отличник. Но девчонка какая-то неправильная: вроде и упитанная, а выглядит бледной и замученной.

Дарья ответила сестре:

– Вот, Машка, этого мальчика Денис напугал.

– Этот может.

На груди у Дарьи болтается на шнурочке сотовый телефон не из дешевых. Засветился экранчик и пошел сигнал – что-то из Бритни Спирс, если не ошибаюсь. Дарья посмотрела номер вызывающего абонента, ухмыльнулась и нажала кнопку связи.

– Да? Да, все нормально. Конечно! Ну честно! Звонил кто-то в дверь только что, а мы не открыли. Точно!..

Она отключила связь и выпалила, весело глядя на меня:

– Тебе привет от сотрудника фирмы «Трейд-Маркет» Дениса!

– Спасибо большое, – ворчу я, сбитый с толку.

Кто они? Куда я попал? Она знает старшего «быка» по имени и запросто болтает с ним по телефону. Надо мотать отсюда, пока не попал из огня в полымя. Или уже попал?

– Спасибо вам, девочки, что выручили…

Поглядываю на дверь, но где-то там еще шастает, скорее всего, «бык» Денис.

Даша словно прочитала мои мысли.

– Пошли чаю попьем, пока Деня угомонится.

Когда-то меня дома учили: мол, врать нехорошо. И что было бы, если бы я сейчас сказал правду этим девчонкам? Вдруг они как раз дочки этого самого Дениса? Или сестры? Делаю вид, что любуюсь оранжево-коричневым цветом чая, со сдержанной жадностью посматриваю на пирожные и печенье, только чтобы поменьше смотреть им в глаза. Особенно младшей, уж очень пристально она присматривается ко мне. И рассказываю им о том, что есть у меня горный велик, что люблю на нем прокатиться с экстримом, в том числе и по шоссе. Однажды нечаянно подрезал крутой «мерседес», а это оказалась машина стар… ну, Дениса. Денис типа меня поймал, велосипед испортил. А сегодня я ему отомстил.

Дарья подошла к окну, посмотрела вниз и сообщила:

– Цела тачка.

Потом поведал им, что живу на Краю Света, но подробный адрес почему-то не сообщил. Вот так мило поболтали, даже телефонами обменялись с Дарьей. Она сказала, что Край Света ей знаком, потому что когда-то там жила их бабка. А Машка, провожая меня до дверей, спросила почему-то, давно ли я езжу на велосипеде.

 

10

«Поцелуй дракона» – такое лирическое название носит холодное оружие из арсенала воинов-ниндзя. У каждого из них есть своя любимая «примочка». Один предпочитает из всего набора нунчаки, другой – меч, третий методику выкручивания суставов или приемы с шестом под названием «посох демона». Лева балдел от сюрикенов и всего метательного. А мне полюбился «поцелуй». Никаких нежностей: посаженный на длинную прочную тонкую цепь металлический шар с шипами. Этот шар можно сколько хочешь раз метать в защищенного латами самурая и с помощью цепи возвращать обратно. Можно ловко спутать ноги не только человека, но и лошади. И совсем не сложно блокировать руку с оружием, причем довольно жестко. Ладно, насчет «совсем не сложно» – это я погорячился. На самом деле управляться с «поцелуем дракона» непросто. Не легче, чем освоить нунчаки. Пока насобачишься, шишек набьешь самому себе немерено!

В качестве метательного снаряда отыскал на опытно-механическом заводе увесистый шарик сантиметров шесть в диаметре, верно от большого подшипника. Спецы предприятия «Импульс» высверлили в твердой стали отверстие, в которой ниндзя Тонбэ вдел металлическое кольцо. К нему, в свою очередь, прикрепил спаренную цепь от двух водно-бачковых механизмов старого советского унитаза. Их пришлось тырить в два захода в родной школе во время ежегодного летнего ремонта. Оставалось как следует почистить цепь, покрыть ее антикоррозийным, от ржавчины, составом. Еще надо бы приделать девять шипов, но пока я не представлял себе, как это сделать, когда «Импульс» остановил работу. Шипы могут и подождать до тех пор, пока ниндзя освоит свое оружие, чтоб «поцелуй» подчинялся руке так же четко, как рука подчиняется сигналам нейронов мозга. «Тяжело в учении – легко в бою», как рассказывала историчка про полководца Суворова. На время занятий с железным «дракончиком» надеваю на шар чехол из толстого войлока, чтоб если заденет во время тренировки по кумполу своего хозяина, то не до крови и потери сознания. А шишки что ж, без них боевых навыков не обретешь.

Мы с Левой сидим в логове «демонов ночи». Между тренировкой и парой бутербродов, что Лев притащил из дома, я рассказал другу о том, как провел операцию устрашения сёгуна Зайцева, умолчав о том моменте, когда страх едва не стал неконтролируемым, – те несколько мгновений, что я провел, слившись с трубой мусоропровода. Заодно – ну виноват! – приписал себе раскрытие тайны круглой амбразуры, что мы обнаружили под офисом «Трейд-Маркета».

– Там такая небольшая тюрьма. Зайцев прячет туда всех, кто становится у него поперек дороги.

Тренькнул мобильный телефон, сообщил: пришло SMS-сообщение. Почему-то я решил, что пишет Дарья. Но под текстом «срочно домой» значился номер батиного телефона. Первая мысль: снова наехал старший «бык» Денис, может быть, успел меня узнать и приехал на разборки. Отложил в сторону «поцелуй», подхватил из коллекции соратника дротик, крикнул Леве на бегу:

– Если кину «глухаря» на телефон, звони Стражеву!..

Удивительное дело: сейчас, когда я бежал на помощь отцу, не так было страшно, как в огромном доме на улице Купеческой. Только одно стремление – успеть воткнуть дротик в могучий загривок «бычары»…

Но возле ворот нашего дома «мерседеса» нет, а во дворе только наш старина «форд». И в доме только папа. Настроен серьезно. Даже очень. Он сразу хватает меня за руку и дергает, словно хочет вырвать ее на фиг из плеча.

– Твоя работа?

Он включил видик на воспроизведение записи и показал отрывок из программы новостей областного телевидения. Сюжет посвящен моей диверсии. Картинка демонстрировала суету водилы возле фонтанирующей разноцветными искрами машины, цепь охранников и толпу веселых зевак в хорошо знакомом мне дворе. Комментатор радостно рассказывал о том, что утром на сайт компании пришло письмо с угрозами. Как водится, бизнесмен всерьез угрозу не воспринял. И в последующем от комментариев отказался, на интервью к журналистам не вышел.

– С чего ты взял, что это я?

– Ой, только не надо меня лечить! Я сапер с опытом боевых действий. Думаешь, я не вижу, что это петарды и прочие новогодние шутихи. Значит, либо ты, либо Левка с твоей же подачи. А если бы ты попался? Я не хочу, чтоб тебя покалечили, понимаешь?!

– Да?! – Я тоже начал заводиться. – А я вот не хочу, чтоб ты, как Наум, трясся перед камерой!

Тут батя резко успокоился.

– Смотрел, значит, кино?

Демонстративно пожимаю плечами.

– А кто мне поручил порядок в дисках поддерживать?

– Что ж, крыть нечем. Выслушай меня, Павел Сергеевич, внимательно. – Отец вздохнул тяжко, будто собирался признаться в чем-то очень постыдном. – Наверное, это моя ошибка – то, что я ничего не рассказывал о военной службе. Ну, может, исправлюсь. А пока пойми одну вещь. Я не только службу тащил, еще и повоевал немного. Так вот, у нас поговорка имеется профессиональная: «Сапер ошибается только один раз». Я сдаваться не собираюсь, что бы ты там ни думал себе. Но все надо сделать четко, аккуратно и безошибочно. Поэтому нам надо, чтоб ты поумерил свой самурайский пыл и спокойно догуливал каникулы.

– Кому – вам?

– Мне и Степану.

– О! А где он?

– Как человек скромный, расположился пока в бане.

– А можно мне к нему?

– Если осторожно – можно. Но мы договорились? Ты останавливаешь свою войну с Зайцевым?

– Ладно. Не так уж интересно с ним воевать.

 

11

Степан Иванович Величко – старший брат отца, мой, значит, дядя, дядя Степа-великан. Я звал его так, когда был мелкий, как Ромка, и мама читала мне стихи про дядю Степу, который всех спасал. Наш дядя Степа не моряк, не милиционер, он испытатель на автозаводе, выпускающем грузовые тягачи. А еще он участвует в гонках под названием «ралли». Обещает через пару лет отправиться на какой-нибудь пробег типа «Париж – Дакар». Я понимаю, что не все решает водитель Величко, но кусочек надежды берегу.

– Дядь Степ, это я.

– Слышу-слышу. Герой-подрывник явился.

– Зачем ты сразу?

– Это я уже остыл и подобрел!

Дядька сидит на невысоком порожке бани, выбирает из тарелки спелого подсолнуха семечки. Как бывший боксер, сперва тычет мне легонько кулачищем под ребра, потом, когда я сажусь рядом, по-родственному чмокает меня куда-то в макушку.

– Скажи еще, что я вам напортил!

– Пока это не ясно. Скорее всего, Зайцев воспринял твой подвиг как баловство, тем более что баловство и есть.

– Все равно лучше, чем просто сидеть и непонятно чего ждать!

– Ну-ну, значит, отца тюфяком считаешь?

– Не считаю, только зачем ему вся его сила, если он ей пользуется только в огороде и под машиной?

– Чтоб урожай был хороший и мотор работал как часы! – проворчал дядя Степа. – Ты, отец говорил, самураями увлекся…

– Не самураями, а ниндзя!

– Ну пускай. Одного поля ягоды, на мое разумение. В отличие от всяких киношек, в реальном бою решающим бывает один-единственный удар, а не всякая там «Матрица».

– Ты откуда знаешь такое кино? – удивился я.

– У меня, если помнишь, свои оболтусы есть. А батя твой, было дело, без всякого карате, только хитростью, спас и себя и командира…

Я, конечно, пристал к дядьке, и он, поломавшись немного, рассказал.

Военный городок нашей армии в Афганистане не был похож на массивный каменный, засекреченный военный городок, что спрятан за серым бетонным забором на правом берегу реки Ярицы. Войска, что вошли в южную горную страну, назывались Ограниченный контингент советских войск в Афганистане. Генералы и маршалы планировали быструю победоносную войну и поселили солдат и офицеров во временные палаточные лагеря. На память об этой войне у бати осталась медаль, несколько небольших шрамов и синяя татуировка на плече – горящий факел и внизу на ленточке надпись «ОКСВА», обозначающая этот самый контингент.

В этих лагерях солдаты летом задыхались от зноя, зимой замерзали. Как говорил отец, между выходами на боевые «тащили» службу. Он «тащил» полтора года после учёбки в душном городе Ашхабаде, регулярно выходя на установку и снятие минных заграждений. Однажды занесло в расположение десантно-штурмового батальона лощеного лейтенанта Горелова. Ему захотелось осмотреть живописные горы вокруг военного городка. Командир отправил с ним в качестве сопровождающего младшего сержанта Сергея Величко.

Понятное дело – вышли они среди бела дня, чтобы не попасть в ночную засаду афганских партизан. Но были у повстанцев такие подземные ходы-колодцы, назывались кяризы. Из такого подземного хода и выскочили вдруг, как черти, трое бородатых мужиков в диковинных шапках, просторных одеждах, с автоматами. И так получилось, что они как раз отрезали лейтенанта и сержанта от контрольно-пропускного пункта части. И часовые на вышке не могли стрельнуть по ним без риска попасть по своим. Лейтенант растерялся, сержант, скорее всего, тоже. Но он имел боевой опыт и быстрее сообразил, как можно спастись. Мой отец демонстративно бросил свой автомат, поднял руки и стал говорить на их языке, что хочет сдаться, что специально пришел с офицером, – сдаст его, значит, заслужит доверие душманов. Те и верили, и не верили. Их убедило безграничное удивление и страх, которые отразились на лице офицера Советской армии. Душманы немного расслабились и позволили безоружному сержанту подойти совсем близко. И тут он совершенно инстинктивно делает ударную технику «мельница», бьет одновременно двух афганцев, сбивает их с ног, падает вместе с ними, успевает схватить автомат одного из них и короткими очередями гасит всех троих. Ни лейтенант, ни часовые на вышке ничего сообразить не успели…

– А что положено солдату за спасение командира?

Но дядя Степа отслужил водителем внутри страны, поэтому толком сказать не может.

– Есть вроде какая-то награда, но папаня твой ее не получил. Получил летёха, потому как в рапорте написали, что вражеская засада была уничтожена под его чутким руководством.

– Это же несправедливо!

Дядя Степа пожал плечами.

– Ну, наверно, если бы Серега стал добиваться, нашел бы свидетелей – типа за всю стычку лейтенант и кобуры с пистолетом не успел расстегнуть… Я ведь тогда тоже спрашивал: «Как же так?» А он мне: «По большому счету я себя спасал». Только тут вопрос: кто душманам интереснее – солдатик или важный офицер из штаба? Вот и получается: офицера с собой под землю, а солдата, чтоб под ногами не путался, в расход.

– Неправильно как всё!

– Да, браток, все правильно только у меня на полигоне.

Это да, на испытательном полигоне я был, сидел в кабине грузовика, который дядька гонял на разных режимах по всяким препятствиям. Напрыгался на ухабах. Но было здорово!

И сейчас хорошо. От реки доносятся лягушачьи скрипучие песнопения, в огородных зарослях деловито, как микроскопические газонокосилки, стрекотали кузнечики. Тихий, еще совсем летний вечер. И верится, что все обойдется, что мои «старые бойцы» справятся с наездом Зайцева так же легко, как сержант Величко расправился с душманами, а испытатель Величко управляется с многотонным тяжеловозом.

 

12

Под утро город разбудила короткая, но какая-то очень уж сердитая гроза. Посверкала молнией в окнах, прогремела раскатами небесных разрядов природного электричества, отбарабанила стремительным ливнем по крыше. А потом в наступившую тишь и благодать, украшенную пением птиц, вкрались диссонансом отголоски тревожных сирен.

Набережная, в отличие от параллельной, через реку, Заречной, расположена возле более высокого берега реки. Поэтому мы раньше других аборигенов увидели устремленный ввысь, но чуть изогнутый, как торнадо, столб черного дыма. Убедительный, как сигнал индейцев, предупреждающий об опасности, он вставал над городом в той части Боровиц, где располагалась база нефтепродуктов. Скорее всего, утренняя молния угодила-таки в резервуар с бензином или дизельным топливом. А сиренами пожарные машины расчищали себе путь к месту происшествия.

К тому времени, когда к нам снова заявился «бычара» Денис, дядя Степа уже куда-то исчез. Я вовремя сиганул на чердак и послушал, какие новости принесла на хвосте большая мускулистая сорока господина Зайцева.

– Что скажешь, Величко? Когда мы технологии получим?

– Вы? – насмешливо удивился батя. – О вас и речи нет. Разговаривать я буду только с самим Зайцевым. Почему он, кстати, такой скрытный? Может, нет никакого Зайцева?

– Нормально всё у шефа! – возразил Денис. – Что ему надо, он всё знает!

– Ну, тогда я все равно буду говорить только с ним, после того, как он выполнит ряд условий.

– О как? А ты нюх не потерял?..

Я напрягся: уж больно грозно заговорил «бычара».

– Пока ты тут в подпольщика-партизана играешь, мы уже все твои явки прощупали.

– Молодцы. И что?

– Все говорят, что без тебя процесс не пойдет.

– Я же и толкую! С вами я не сработаюсь, значит, надо кому-то свои знания передать, так? Но не тебе. Остается Зайцев. Или в крайнем случае моему компаньону Шнейдерову. Вы его освобождаете, я с ним встречаюсь, после этого говорим дальше.

– Нашел проблему! – фыркнул Денис. – Шнейдеров лежит себе в больничке…

– Почему?

– Вот у него и спросишь.

А потом, когда Денис убрался куда-то по своим делам или, скорее, по делам Зайцева, в кармане у меня завибрировал телефон с отключенным сигналом вызова. Сначала номер, высветившийся на дисплее, показался незнакомым, но потом я вспомнил: номер Даши, укрывшей меня от Дениса с дружками. Знал бы, что после этого начнется, в жизни бы не ответил на звонок!

Она просто пригласила меня в гости. На всякий случай поинтересовался, не встретит ли меня у подъезда Денис. Даша, смеясь, успокоила: сегодня во дворе дежурит Вовчик. Он предупрежден, что к Машке должен прийти мальчик из школы. Это всего лишь на тот случай, если Вовчику захочется проявить бдительность.

За летние месяцы я почти забыл, как должен выглядеть «мальчик из школы». Наверное, у него должны быть более-менее чистые одёжки. Ну, это мы запросто: чистая тенниска – и вперед. Ага, и ручку шариковую в карман на всякий случай.

Не понадобилось прогибаться перед неизвестным Вовчиком. Никто не отслеживал чужих возле большой железной полосы подъездной двери. Не знаю, почему я так торопился на Купеческую. Меня же больше всего интересует сейчас, что задумали мои старые – батя с дядькой. И желание одно – напроситься в помощники, хотя бы в связные. А тут Дашка со своими, скорее всего, чисто девчоночьими траблами.

И вот снова я в большой прихожей.

Как в прошлый раз, из дверей комнаты высовывается младшая сестра Мария. Увидела меня, глаза расширились, явно хочет что-то сказать.

Но старшая сестра рявкает ей:

– Подожди! Не до тебя! – и тащит меня в другую комнату.

Судя по обстановке, это взрослая спальня. Большая кровать, по обеим ее сторонам тумбочки с настольными лампами. У стены одёжный шкаф, рядом с окном невысокий столик с большим зеркалом.

Дарья садится на пуфик возле стола, мне предлагает усаживаться на кровать, на яркое покрывало, прикрывающее одеяло и подушки. Я теряюсь: неловко как-то на чужой кровати сидеть.

– Помну ведь?

– Ерунда!

Опускаюсь на мягкую и в то же время упругую поверхность кровати. Теперь и без того долговязая Дашка, даже сидя, возвышается надо мной так, как, например, училка над беспросветным двоечником.

– Павел, да? Павел, ты должен меня спасти!

– Я? Тебя?

– Да запросто!

Она рассказала, что у отца много работы, поездок. И мать с ним ездит. А гувернантке дочерей опасаются доверить. И вот папаша решил отправить старшую дочь на учебу в Англию.

– В Англию? – говорю. – Здо́рово!

Но Дарья не согласна.

– По Пикадилли гулять, может, и здорово, но меня же запрут в частную школу. Как в монастырь. Зубрить, в форме ходить да овсянку жрать. Нет уж!..

– Не хочешь ехать?

– Ясен пень!

– А я чем помогу? Вместо тебя поеду?

Дарья рассмеялась.

– Вот это было бы лучше всего! Но тебя под меня никак не перекрасишь, да и рост. А меня ведь фазер конвоировать будет. Смотри, я придумала операцию супер! В тот скул надо прибыть не позднее двадцать пятого августа. А сегодня какое?

– Двадцать первое. А что?

– То, что надо затихариться где-нибудь числа до двадцать шестого, и в этом году я уже в Англию не попадаю.

– Спрятать тебя на Краю Света?

– Вот уж нет! Спрячусь сама. А ты поможешь мне следы запутать.

– Даша, я не догоняю. Если ты будешь прятаться, то какие следы?

– Ну, я же не могу тупо спрятаться, и всё. Старые с ума сойдут. Какие-никакие, а родители – жалко. А так ты сообщишь потом, что меня похитили…

– Чего?! – Я даже с кровати привстал.

– А что? Это же не всерьез. И дело обычное. В каждом фильме почти кто-то кого-то крадет все время…

Хотел было сказать ей все, что думаю о таких бредовых затеях, только слова хотел подобрать… поделикатнее, что ли. И блуждающий взгляд мой попал на стену, оклеенную обоями с затейливым рисунком. Среди завитушек обойных узоров висела в рамочке какая-то грамота. Теперь я возвышался над Дарьей и поверх ее головы без труда прочел: «Награждается Зайцева Наталья Николаевна за первое место в конкурсе цветочных композиций „бонсай“».

Даже соображать перестал. Стою и пялюсь на бумагу за стеклом, как дебил.

Дарья заподозрила неладное, проследила за моим остекленевшим, наверное, взглядом.

– Э, что ты там увидел? Обычная грамота, мать на Дне города отхватила за букет…

Слова ее доносятся, как сквозь прохудившиеся беруши – такие затычки для ушей. Одно лишь слово, не сказанное – прочитанное, настырной сиреной беды звенит в голове: ЗАЙЦЕВА!

– Пашка, у тебя что, тепловой удар?

– П-почти… – прошептал я, чтоб хоть как-то выбраться из припекающего тупика.

– Сейчас, – говорит она, – сейчас «Спрайтику» холодного…

Что делать? Куда бежать? В окно? Высоко… Хоть под кровать эту большущую заползти. В жизнь не догадается, что я там от нее спрятался. Поздно! Уже шлепает тапками по паркету.

Киваю ей: спасибо, мол, и пью, пью…

– Ну, договорились? – наседает Дарья.

– Не знаю, мне план не очень нравится.

– А что сложного? Послал сообщение, затребовал бабки, типа выкуп за меня, назначил время передачи денег, чтоб дня два-три прошло. А потом и я появлюсь…

– И что скажешь?

– Кому?

– Милиции.

– А ей зачем?

– Ну как, тебя же разыскивать будут…

– А-а… Ни фига! Папаша в милицию не пойдет: у него своя полиция имеется.

– И эта полиция не будет тебя искать?

– Не, эти будут рыть землю по серьезке!

– А если меня найдут?

– Как? Ты один раз по телефону-автомату брякнешь или электронное письмо пришлешь.

– Мало ли…

– Я не поняла – ты отказываешься?

– Не хочется мне в это вписываться. Своих проблем хватает…

Дарья поджала губы, сузила большие серые, как сталь, глаза.

– Твои проблемы, Паша, подождут. Решим сначала мои, – жестко, приказным тоном заявила она. – А то!..

И замолчала интригующе.

Мне бы взять да убраться восвояси поскорей. Но, загипнотизированный таинственной недосказанной угрозой, я помялся, помолчал и не выдержал:

– А то что?

И она придумала, гадючка!

– Если не сделаешь, как мне надо, скажу Денису, что это ты вбросил петарды в машину! Я не стала тебя выдавать, потому что чем больше у папаши проблем, тем меньше времени на меня у него будет. Так ты все понял, Паша?

 

13

Знаете ли вы, как прыгает настроение, когда влипаешь в попадалово? Когда самому себе яснее ясного: ты по уши в неприятностях. Пока плелся от «китайской стены» на Купеческой до скромной усадьбы на Набережной, раза два окатывала меня жаркая волна противоречивых чувств. Сперва паниковал: «Всё, теперь кранты – так или иначе, но лап „бычары“ Дениса не избежать! И обдудонюсь в этих лапах пуще дядьки Наума». Потом думал другое, утешительное: «Да ну, ерунда! Ведь никакого похищения не будет. Я даже денег требовать не стану, да? Хотя, конечно, следовало бы слупить с этих Зайцевых по полной программе». Так и маялся всю дорогу, пока на подходе к Набережной вдруг не стал как вкопанный. Вспомнил, почему Дашкина сестра Машка показалась мне знакомой. Потому что не показалась – просто сильно изменилась за три года. Это же ее с разбитой коленкой я вез на раме своего старого велосипеда почти по всей Купеческой. Интересно, а она узнала меня или пока еще гадает, откуда ей знакома моя рожица с конопушками вокруг носа? Ох, да не так уж интересно в настоящий момент!

Оказавшись на Краю Света, завернул к Леве поделиться новостями. Не то чтоб я такой уж болтун. Но, во-первых, Лева – друг и соратник, ниндзя по имени Каэй, во-вторых, может дать хороший совет. Он, в отличие от меня, человек рассудительный. Иногда.

Выслушав меня, он помолчал и молвил:

– Если ее не трогать и даже больше не встречаться с ней вообще, что нам грозит?

Это он хорошо сказал, по-пацански – нам. Решили так: конечно, есть опасность, что меня как-нибудь, когда-нибудь, может быть, зайцевские вычислят, если начну «похищать» Дашку. Но это лучше, чем опасность, считай, уже завтрашняя, когда «бычара» приедет прессовать меня за испорченный салон минивэна. Лева еще добавил мне спокойствия, когда поинтересовался:

– Ты хоть свои фамилию и адрес не сказал ей?

– Нет, конечно.

– Так кого они искать будут?

На радостях показал другу черный прямоугольничек от фирмы «Сименс».

– Во, зырь, телефончик мне подогнала для связи.

– Ладная штучка, – оценил Лева. – Сигнал примешь, если надо, передашь, а потом «симку» выкинешь, аппарат у нас останется.

До последнего надеялся, что Даша передумает, что изменится ситуация, что, в конце концов, не примут «мисс Зайцефф» в английскую спецшколу и не надо будет ничего опасного затевать. Но, как говорит на посиделках мужиков отставной милиционер Стражев, «в жизни правит закон подлости – наиболее вероятны наименее желаемые события». Я эту мудреную фразу даже выучил наизусть, чтоб блеснуть перед одноклассницей Верстовой. Блеснуть-то я блеснул, да только она ничего не поняла.

Двадцать второе августа. В делах нашей семьи и фирмы Зайцева временное затишье. Батя сказал, что отлучится на два дня. Я же остаюсь за старшего, ну, просто надо посмотреть за домом. Кое-что полить, собрать яблоки, не дать умереть от жажды и голода десятку кур. Выражаясь армейским языком, батя «поставил меня на довольствие» в дом Бабченко, то есть питаться я буду в Левиной семье. Папа предлагал его родителям какую-то плату за хлопоты, но дядя Слава весело обругал его за несоседские настроения. День прошел классно: тренировки на секретной базе, купание в Святом озере, гонки на великах. Прям хоть сочинение пиши «Как я провел лето». Можно даже в стихах.

Двадцать третье августа. На телефон, врученный мне Дарьей, пришло сообщение: «Завтра днем звони на номер…» И ряд цифр. Что ж, чуда не случилось. Дарью не свалила дизентерия, папу ее не прихлопнуло свиным гриппом. Наверное, уже билеты до аэровокзала Хитроу куплены. Ладно, мистер Зайцев, это не я, это твоя дочурка придумала!

На следующий день мы с Левой решили: зачем звонить, светиться, если можно послать «емелю»? Оседлали мы наши велики с толстыми шипованными колесами и покатили в интернет-кафе. Взяли газировки, орешков, а потом в четыре руки, а точнее, в две головы – четыре руки одновременно на клавиатуре ноутбука не помещались – стали сочинять послание. Попроще работа, чем сочинение писать: тут никто за правописание «о» и «а» да за правильную расстановку запятых оценку ставить не будет.

Господин Зайцев. Ваша дочь Дарья у нас. Она жива и здорова, но очень хочет к папе с мамой. Для этого надо, чтобы вы заплатили…

– Сколько? – спросил я.

– Кто его знает? Попросишь мало – заподозрит прикол, слишком много – настоящих сыщиков призовет. А сколько для него много?

– Сто миллионов? – предположил я.

– В чем?

– В рублях, наверно.

– Тогда проси миллион.

…чтоб вы заплатили миллион рублей. Даем три дня на собирание денег…

– Что там еще пишут?

– Куда деньги нести.

А в самом деле, куда? Начали вспоминать, что показывают в гангстерских фильмах. Где лучше назначать встречу – в тихом глухом месте или, наоборот, в людном? В глухом ловчее работать снайперу, а где-нибудь в парке у фонтана насуют замаскированных оперов. А, вспомнил!

…Деньги положите в ячейку камеры хранения на вокзале. Время и номер ячейки укажем дополнительно.

– Всё!

Я приготовился уже кликнуть кнопку «отправить», но Лева вспомнил:

– Предупреди, чтоб в ментовку не ходил. У нас типа всё под колпаком.

Послушно набираю еще одно предложение. И наконец ответ с сервера: «Ваше письмо успешно отправлено».

 

14

И пришел новый день. И все было тихо. Телевизионные новости не гудели от сенсации, как это случилось, когда я забросил пороховые заряды в минивэн «ООО „Трейд-Маркет“». Лева заметил, правда, что молчание эфира ничего не значит: возможно, розыск похитителей ведется втихую, чтобы усыпить их, нашу, бдительность. И все равно мы почти успокоились. Мы-то твердо знали, что не похищали никого, а значит, думали мы, в любом случае нам ничего не будет за шутку. Ну отругают. В худшем случае, если дойдет до милиции, влепят старикам штраф. Как штрафуют родителей тех умников, которые перед контрольной «минируют» родную школу.

А потом я попался, потому что затупил, как последний лох.

Встали мы поздно – отсыпались в последние летние дни. Впереди школа с первой сменой. А это подъем в 6.30. Так что сейчас продираем глаза в 10.00–10.30. Затем пробежка, гимнастика с обязательными растяжениями мышц и упражнениями на гибкость. Потом купание в реке.

Накрытый салфеткой и полотенцем завтрак терпеливо ждал нас на плите. В кастрюле рис, в блюде – жареная рыба. Вполне по-японски.

– Палочек для еды не хватает, – ляпнул я.

– Ага, – вторил Лева, – и кувшинчика рисового вина саке!

Насчет саке друг погорячился, конечно, а вот поедание риса и рыбы палочками почти получилось. Правда, вместо настоящих палочек воспользовались карандашами. Потом пришлось сметать клочки каши и кусочки подлещиков не только со стола, но и с пола.

Затем мы пожелали арбуз и сгоняли за ним на рынок. Помыли тяжеленный, зеленый с черными полосами шар и в ведре опустили в колодец – охлаждаться. Затем смотрели передачу о восточных единоборствах «Путь дракона»…

Приближался вечер, и тут я вспомнил, что не покормил кур. По большому счету ничего бы с ними не стряслось, поголодай они денек. И со скуки не умерли бы, не погуляв по двору. Но вот проклюнулась ни с того ни с сего жилка хозяйственного ребенка. Куры те безмозглые чуть не затоптали доброго хозяина – так ломанулись со своих насестов на свежий воздух, скандаля и вздымая взрывчики пылевых столбов грязно-белыми крыльями. Пошел в дом за крупой. Так, замок на месте, чужих в окрестностях двора не видно. Пошел в гостиную, чтобы взять диск с фильмом «Шаолинь». Только наклонился к полке…

Дядя Степа рассказывал. Был он после армии на строительстве Байкало-Амурской магистрали. И как-то на охоте его, охотника, подловила дичь: насел со спины медведь. «Такое чувство, племяш, будто на плечи бетонная плита легла, только теплая, вонючая, живая, короче…» Дядьку зверь помял будь здоров, и все-таки он сумел зверя завалить охотничьим ножом. Но он взрослый боксер, после армии. А я всего лишь ученик, перешедший в шестой класс. Когда неизвестное чудовище насело сзади, я растерялся, даже оцепенел от страха. Поэтому чудовище без труда сковало своей лапищей мои руки, другой лапищей стащило с меня штаны и швырнуло в кресло.

Лихорадочно пытаясь подтянуть вверх трусы, не сразу и понял, что передо мной вполне знакомая напасть, а именно «бычара» Денис.

– Ты что, маньяк?! – заорал я, когда удалось наконец дотащить нижнее белье до тех мест, которые оно и должно прикрывать.

«Бычара» добродушно пояснил:

– Стянуть портки – первое дело, чтоб не дать убежать. Особенно такому шустрому, как ты.

Затем он обмотал загодя заготовленным широким скотчем мои коленки, и теперь я был как стреноженная лошадь на пастбище по другую сторону озера Святое.

Бычара, устало отдуваясь, плюхнулся в кресло напротив и глядел на меня почти ласково. Так, наверное, медведь пялился на дядьку, пока тот не дотянулся до ножа. А мне до чего дотянуться?

– Как ты меня утомил, маленький вредный засранец! – наконец произнес Денис с глубоким чувством.

– Что вам надо в нашем доме? – как-то слишком пискляво возмутился я, хотя собирался произнести это баском.

– Замаялся я тебя пасти, – жаловался мне на меня же «бычара». – Ночью глаз не сомкнул, пока все ваши сараюшки облазил! Потом допер, что не станет Дашка в курятнике жить, скорей в дикую истерику кинется. Так что вы сами ее вернете, еще и с доплатой. Как в том кино… О, «Вождь краснокожих» называется!

И тут я заявляю в лучших традициях боевика:

– Не понимаю, о чем вы!

– Все ты понимаешь! Вот только не представляешь, во что влип. Ну, машину чуток попортил – с отца твоего сниму бабки. А с тебя, например, шкуру спущу, чтоб дырку на сиденье залатать. Но то, что ты через Дашку на хозяина наехал!..

Есть у меня троюродный брат Гена, но все зовут его Гендос. Так себе вариант имени. Наверное, прилепили за вредность. Он давно стоит на учете в милиции как малолетний преступник. Так вот, он как-то просвещал нас с Левой, лихо сплевывая через щербинку на месте выбитого зуба: «Никогда не надо ни в чем признаваться, даже если за это сулят не только свободу, но и золотые горы. „Чистосердечное признание облегчает совесть, но утяжеляет наказание“», – старательно выговаривая трудные слова, цитировал Гендос какого-то взрослого бандита.

– Вы типа бредите от того, что недоспали! – в стиле Гендоса спорю я с «бычарой».

– Ну-ну, поиграй в партизана-подпольщика! Машка Зайцева сдала тебя, как алкаш – пустую посуду. Это во-первых. Во-вторых, ты, может, и продвинутый юзер – не стал с домашнего компа свое письмо отправлять. Так у нас этих интернет-кафе раз-два и обчелся. А в них к тому же система видеонаблюдения. Если хочешь, покажем кино про тебя и твоего дружка. Короче, свою задачу я выполнил – выщемил тебя, паразита!

Он позвонил по мобильному.

– Подъезжай, Вовчик! Один есть!

Мягко, почти неслышно урча мотором, словно призрак-автомобиль из книги Стивена Кинга «Кристина», подкатил к нашей калитке черный «мерседес».

Не церемонясь, Денис схватил меня за шиворот и поволок к выходу.

Я задыхался от зверской силы его захвата, а еще от страха. Мне стало так жутко, что перехватило дыхание.

– А… п-пу… м-мы… – клокотал и мычал я жалобно.

Хотя должно было прозвучать: «Отпусти меня».

Денис торопился. Мои спутанные ноги не поспевали семенить за его широким шагом, я спотыкался и волочился. Тогда «бычара», чертыхнувшись, подхватил меня поперек туловища и понес, как крестьянин несет с базара грустно визжащего поросенка. Хорошо еще, что не в мешке.

Извернувшись, посмотрел на соседский бабченковский двор. Ну, слава богу: на лестнице, ведущей на чердак, где мы с Левой ночевали, сидит мой дружок и круглыми глазами таращится на процесс выноса моего щуплого тела другим телом, плотным, раз в шесть – восемь большим, чем мое. Сомкнув большой и указательный пальцы в кольцо, показываю его Левке. И очень-очень надеюсь, что он поймет сигнал правильно. Этот жест означает совсем не «о’кей», как можно было подумать, а лишь то, что я, может быть, окажусь там же, где был дядя Наум, – в глухом подвале с круглой дыркой под потолком.

 

15

Когда Зайцев только начал наезд на фирму «Импульс», батя и дядя Наум всё удивлялись: «Какой-то загадочный парень этот директор „Трейд-Маркета“. Скрытный, на светских тусовках не показывается, интервью не дает, все дела делает через подчиненных». Я оказался первым из наших, кто повидался с Зайцевым лицом к лицу.

Минут десять, не больше, везли меня, стреноженного, на заднем сиденье «мерседеса» в офис на Купеческой. Всю дорогу Денис и Вовчик пугали меня рассказами о том, что они со мной сделают, если я не признаюсь во всем. Буйная фантазия рисовала картины одна страшнее другой. Думать о спасении или о том, как правильно вести себя, не мог не только от страха, но и оттого, что заботила иная проблема: не напозорить в штаны.

Когда приехали на место, Денис сорвал с моих коленей липкие оковы скотча, но, вытаскивая меня из машины, так сжал руку, что я зашипел от боли и пробормотал:

– Руку сломаешь!..

Но Денис стал серьезным и деловым. Не пререкаясь со мной, молча отвел длинным коридором в дальнюю комнату. Мебель хорошая, много всякой электроники – явно кабинет начальника. Может, самого главного…

Стерег меня один Денис. Усадил на стул и нависал рядом, пока не пришел Он. На первый взгляд дядька как дядька. Даже не в дорогом костюме – в джинсах. Но крепкий, плотный и злой.

С порога спросил:

– Этот?

Подошел и наклонился надо мной так низко, будто хотел разглядеть мельчайшие узоры на радужках моих глаз. И ерунда то, что грубое костистое лицо пересекал по левой щеке белесый шрам, больше всего напугал меня его взгляд. Он смотрел так, как повар смотрит на кус мяса, прикидывая, как половчее разделать его на порционные кусочки. Я невольно отшатнулся вместе со стулом – пусть опрокинуться, лишь бы подальше от этих черных зрачков. Опрокинуться не вышло: Денис удержал.

И Зайцев заговорил с «бычарой» обо мне так, как будто меня здесь не было вовсе.

– Яблочко от яблони недалеко падает, да, Деня? Даже внешне похож на своего папашу. Не думаю, что это Величко все придумал и вдобавок своего малого к этому привлек. Не вытанцовывается комбинация, да?

– Ага, – на всякий случай согласился «бычара».

– Хорошо бы на дачу вывезти и розог всыпать так, чтоб обделался. Или того лучше – руку или ногу в камин сунуть. Думаю, все бы рассказал и даже стихами…

– Сто процентов! – обрадовался Денис.

Даже разговаривая со своим слугой, Зайцев все время сверлил меня взглядом. А теперь и словами обратился:

– Так сколько ты хочешь за Дарью?

– Нисколько. Ничего не знаю.

– Сколько в вашей банде человек?

Я каждое мгновение жду удара и ничего не соображаю, поэтому бубню дежурные отговорки:

– Не знаю никакой банды. Отпустите меня! Я ни чего у вас не брал. Можете обыскать.

– Кстати, Деня, ты его ошмонал? – насторожился Зайцев.

– Ой, что там шмонать? Портки, трусняк да майка!

– Ну да, – согласился Зайцев. – Абсолютно несерьезно. Думаю, разыграли, мерзавцы. Зачем только? И Дашка где? Ладно, я – на нефтебазу. Ты отзвонишь Величко, скажешь, что пацан у нас. Пусть подъезжает, если хочет живым и здоровым его отсюда забрать. А этого в подвал пока…

Вдруг без предварительного вежливого стука, по-хозяйски, отворилась дверь, и в кабинет вошла младшая дочь Зайцева.

– Мария, что случилось? – как вполне нормальный папаша, встревожился Зайцев.

– Ничо, – скучным голосом ответила та.

– Мы с Денисом уезжаем по делам, будем закрывать кабинет.

Зайцев разговаривал с дочкой так, как с ним самим говорил «бычара», – аккуратно, почти заискивающе.

Машка показала пальцем на меня.

– А его куда?

– Он побудет в другой комнате.

– Я хочу с ним говорить.

– Маша, о чем с ним разговаривать? – умоляюще сказал Зайцев. – Обычный малолетний хулиган!

– Это он тебе хулиган, а мне нет.

– Ну не знаю… – Зайцев озабоченно посмотрел на часы. – Мне уже пора.

– Так и езжай себе. Я поговорю и отведу куда надо.

После минутного колебания Зайцев решил:

– Сделаем так: поговори, но не больше пяти минут. Потом – домой. А за мальчишкой Денис присмотрит. Хорошо?

Машка кивнула.

Зайцев обменялся с «бычарой» многозначительным взглядом и вышел. Денис подался следом за боссом, будто бы вежливо оставляя нас одних. Да мне-то что, для меня все Зайцевы одинаковы, правда?

Машка что пышка, плотная и круглощекая, но бледная, дышит глубоко, как запыхавшись. Пялится на меня исподлобья. Ну и я помалкиваю. Не до бесед мне после того, что ее папахен обещал проделать со мной.

– Ты помнишь меня? – спросила она.

– Чо ж не помнить!

– Я не про это! – Она махнула рукой, показывая на этажи над нами.

И я понял.

– Я помню тебя.

– Ты влюбился, что ли, в Дашку?

– Еще чего!

– Тогда почему ты помог ей спрятаться?

– Потому что она меня заставила подлым шантажом! И ты не лучше: Дашка заставила, ты выдала.

– Потому что вы все время прятались от меня и секретничали!

– Мне ни к чему прятаться. Это все Дарья.

– Конечно, я знаю. Просто думала, ты с ней заодно. Ты вообще в каком классе?

– Теперь в шестом.

– Я тоже. Значит, тебе со мной надо было дружить. Как тогда, на велосипеде… У тебя остался велосипед?

– У меня новый, в сто раз круче того!

– Вот! – как-то яростно воскликнула Машка. – Ты мой мальчик, а Дашка тебя шустро прибрала к рукам!

Хотел сказать, что вообще-то я сам по себе мальчик, но тут она сказала уже без крика, совсем наоборот, чуть ли не шепотом:

– А со мной никто дружить не хочет…

Не стал спрашивать почему, потому что подмывало уточнить: наверно, за вредность твою все тебя избегают.

Она ждала, что спрошу, потому что снова заговорила не сразу.

– У меня больное сердце. Мне нельзя бегать, прыгать. И велосипед нельзя, а я так хочу!.. И кому со мной такой будет интересно? А иногда мне кажется, что все мои обвиняют меня в моей болезни. Может, кроме мамы…

– Как это – обвиняют? – удивился я.

– Не словами, конечно, я сама вижу, что отбираю у них много времени и денег на свою болезнь. А вот если б я была здоровая, отцу легче было бы справляться с бизнесом. У него какие-то проблемы. Он хотел нас обеих в Англию отправить, но мне нельзя. Так Дашка сказала. А она, когда злая, всегда правду говорит. Но у нее тоже порок сердца, только здорового. Она очень жестоко с мамой поступила. Мама чуть с ума не сошла, когда Дашка ночевать не пришла. Хорошо, я сказала, что она собиралась из дому удрать. Я не знала, что она хочет похищение разыграть… А что тебе будет за Дашку?

– Не знаю. Папаша твой грозился руку или ногу в камин засунуть, чтоб я признался, где Дашку прячу. А что я скажу?!

– Скажешь, – загадочно произнесла Машка.

В коридоре послышались шаги. Мы поняли: Денис возвращается. Машка схватила со стола бумажный квадратик для заметок, карандашом начеркала на нем что-то и быстро сунула мне в пальцы. Я почти рефлекторно сжал ладонь в кулак. И вовремя.

В проеме распахнутой двери вырос Денис.

– Маша, пора домой.

И хотя голос звучал вполне ласково, я, уже хорошо знающий этого бандерлога, подумал почему-то: будь его воля, свернул бы Деня хозяйской дочке шею, как цыпленку, и спокойно отправился бы пить пиво.

Девчонка послушно встала и пошла к двери.

Не знаю, что меня дернуло, но я сказал вдогонку:

– Я тебя покатаю на велике!

Она обернулась, подмигнула, кажется, и важно обронила:

– Обязательно!

 

16

Денис не стал провожать дочь Зайцева до квартиры: или сама справится, или другие нашлись шестерки. Он молча взял меня за плечо и повел еще дальше, в самый конец коридора, к металлической двери без всякой таблички. Отпер ее ключом. Затем не сильным, но тяжелым подзатыльником отправил меня внутрь темной камеры. Мне не было видно, что от двери в комнату ведут три ступеньки вниз. Поэтому под радостное ржание Дениса я покатился на пол кубарем. Ушибся, конечно. Вдобавок выронил Машкину записку. И потом уже понял, что нахожусь в каменном мешке, в котором ни крупинки света, лишь кромешная непроницаемая тьма.

Ощупал пол вокруг себя – гладкий, наверное, ламинат. Та ли это комната, в которой держали дядю Наума? И тут очень кстати вспомнилось, как меня, совсем мелкого, лет четырех, батя учил не бояться темноты. «Ты посиди чуток, – говорил он, – привыкни к тому, что ничего не видно, а потом начинай ощупывать вокруг себя всё и угадывать, что это может быть, – вот это стол, это стул, лампа, книга и так далее. И сначала мрак рассеется в воображении, а потом и в реальности».

Уже не помню, внял я тогда совету или нет. Но сейчас, пожалуй, самое время. Не вставая с четверенек, провел руками по полу вокруг себя, чтобы определить, где те ступеньки, с которых сверзился. Спасибо «бычаре» – чтоб он не с трех, а с тридцати трех ступеней гробанулся! Так, вот они. После этого встал на ноги и пошарил ладонью по стене, надеясь нащупать выключатель, – их же обычно устанавливают неподалеку от дверей. Нет ничего. Похоже, в этой тюрьме свет включается по желанию тюремщика, а не узника.

Теперь я пошел вдоль стены справа налево. Встретился на пути шкаф. Открыл не без робости, но – никаких скелетов, ничего, кроме трех одежных вешалок-плечиков. Миновал шкаф и, когда рука вдруг потеряла опору, чуть не упал в нишу, в которой установлены раковина и унитаз.

Больше вдоль стен ничего интересного и полезного не обнаружилось. И теперь от тех же ступенек я осторожно, скользящими шажками пошел к центру комнаты. И это было правильно: мне удалось не ушибить лодыжку о стул и бедро о стол. Но где же то круглое, затянутое мелкой сеткой оконце, что нашли мы с Левой? Неужели замуровал Зайцев, чтоб еще больше страху нагнать на своих пленников? Я прислушался, даже дыхание затаил. Что-то слышится, неясный шумок, приглушенный. Но напоминает ребячий гомон, если слышать его через двойную, утепленную на зиму раму окна.

Но тут новый звук, более отчетливый и близкий, доносится до меня сверху. Это шипение, это живое шипение! Надо же было мне накануне прочитать рассказ Конан Дойла «Пестрая лента» из серии про сыщика Шерлока Холмса! Там злодей Ройлотт при помощи ядовитой змеи хотел убить своих падчериц. Из-за денег, конечно. И одну убил. Неужели Зайцев тоже читал «Приключения Шерлока Холмса»?

А шипение продолжалось, и меня охватил такой ужас, что, честно, навалил бы в штаны, если бы было чем. И никакого оружия, даже самой корявой палки! Вслепую, ударяясь то о шкаф, то о стол, добрался до стула, схватил его за спинку, выставил вперед ножки и затаился. Может, если я не стану трепыхаться, то и змеюка успокоится. Но она не успокаивается. Больше того, я, кажется, начинаю различать в шипении членораздельные звуки и мысленно повторяю их. Так же, как обезьяны в прикольном мультике «Маугли» вторили шипящему приглашению удава Каа: «Блиш-ше, блиш-ше…» Только этот удав выводит приглушенным голосом немного другое:

– Паш-ша… Паш-ша…

«Так это ж Левка, верный друг! – наконец сообразил я. – Вызывает меня в иллюминатор».

Ору в ответ:

– Здесь я!

И волоку стол к той стене, из-за которой и шипит мой дорогой ниндзя Каэй. Потом спохватываюсь: вдруг услышит мой радостный вопль Денис. Нет, вряд ли он будет сидеть под дверью. Ведь из этого каменного куба не выберется и пятилетний ребенок.

Забираюсь на стол, шарю по стене, где должно быть окошко. Вот в чем дело! Оказывается, его задрапировали темной тканью. Обрываю ее сверху – и вот она, в меру веснушчатая физиономия боевого товарища!

– Как ты? – спрашивает Лева.

– Как герой, только струйку пустил в штаны, когда прессовали.

– Ерунда! До свадьбы высохнет! – смеется друг.

Он сидит на корточках перед окном. Я на цыпочках тянусь к нему.

– Я тут кое-что захватил…

Лева показывает мне массивные ножницы с толстыми лезвиями и, пыхтя от натуги, но довольно ловко, хоть и поминутно оглядываясь, вырезает по кругу затягивающую окно сетку.

– Вот теперь здоро́во!

И мы жмем друг другу лапы.

– Я притащил пару сюрикенов и твоего «дракона».

Это хорошо – хоть какое-то оружие. За оружием последовал пакет в промасленной бумаге и пластиковая бутылка с водой.

– Ужин, – коротко пояснил Лева.

Я рассказал Леве, что было после того, как заловил меня Денис. Заодно поделился догадкой: Зайцев понял, что никакого похищения не было, просто его дочурка сбежала из дома.

– Наверно, он теперь выпустит меня только после того, как батя фирму ему отдаст.

– А убежать? – предложил или спросил Лева.

– Глухо.

Я объяснил почему.

Лева подумал, даже макушку почесал для стимуляции умственной деятельности.

– А например, я пацанов соберу с Набережной и Заречной, и мы тут такой кипеж поднимем. Ты под шумок и того…

Да, это лучше, чем неизвестность, страх и безнадёга.

– Прямо через пару часов, как стемнеет, можем и налететь!

Левка и сам загорелся от своего плана, и меня завел.

– Не, ночью не надо. Нет никого, а офис, может, под охраной. Только милицию и поднимете на ноги. Лучше утром, где-нибудь в полдесятого. Сигнализация выключена, офисные работники совсем не бойцы, а с Денисом всей толпой как-нибудь справимся.

Попрощавшись до утра, укатил Лева на Край Света.

Только теперь вспомнил: Машка мне всучила записку, а я обронил ее, когда приземлялся в камеру после ускорения, что придал моему телу «добряк» Денис.

Мебели в камере немного, хлама вообще нет, так что белый клочок даже в густых сумерках без труда обнаружился под столом. На нем всего несколько слов: «Ул. Жукова, 13. Там Дашка». Ну вот, теперь мне есть чем поторговаться с Зайцевым.

Подумал-подумал, да и прикрепил ткань на место, чтоб враги не догадались ни о чем раньше времени. Теперь-то мне мрак этой тюрьмы не страшен. «Метательные звезды» я рассовал по карманам штанов, «поцелуй дракона» сунул в шкаф, на полку для обуви. Теперь можно и подремать.

 

17

Наверное, я заснул, потому что, когда начали, перемигиваясь и гудя, загораться лампы дневного света на потолке, не сразу сообразил, где я и что происходит. Но уже когда лязгнул замок в железной двери, я был наготове.

Ожидал увидеть Дениса. Но на пороге стоял сам Зайцев. Впрочем, куда он без своего лакея? Маячит сзади человек-гора. А между Зайцевым и Денисом – батя. Интересно, который час? Деня отобрал у меня телефон, а после того, как купили мне сотовый, наручные часы не ношу.

Не очень деликатно подвинув Зайцева в сторону, батя спросил:

– Как ты, Паша? В порядке?

– Конечно!

Но батя подходит, осматривает меня, такое впечатление, что хотел бы и ощупать вдобавок, чтоб убедиться, что я не прячу под майкой синяков и шрамов.

– Не беспокойся, Сергей Иванович, – подал голос Зайцев. – Меня можно считать чудовищем, но детей не бью.

– Сто раз солгавший, кто тебе поверит!

– А ты посчитал?

– Это я так прикинул, по минимуму, – не полез батя за словом в карман.

Похоже на легкую ссору друзей.

– Не надо меня стыдить! – осерчал Зайцев. – Тебя не для этого сюда вызвали.

Батя стоял со мной по одну сторону стола. По другую, засунув руки в карманы, раскачивался с пятки на носок Зайцев. Рядом бдительно маячил Денис.

– Твой пацан похитил мою дочь… – начал Зайцев.

– Вранье! – выпалил я. – Она сама попросила!

– С точки зрения закона это никакой роли не играет! – отмахнулся Зайцев от меня. – И помалкивай, пока взрослые разговаривают! Ясен пень, коли за дело взялись сопливые дилетанты, это сразу будет видно. Дарья – трудный ребенок, в переходном возрасте, но помогать ей в ее бреднях!.. Если я притяну к делу ментовку…

Зайцев уставился на батю. Я тоже. Но папа молчал, по лицу невозможно было понять, согласен он с Зайцевым или не очень.

– Значит, расклад такой, – продолжал Зайцев. – Ты отдаешь все материалы по «Импульсу», а я отдаю твоего парня и забываю об этой истории. Ну, если он скажет, конечно, куда мою шалопайку спрятал…

Теперь оба, Зайцев и батя, смотрят на меня. Ладно, разборки с папой оставим на потом, обращаюсь к Зайцеву:

– Вы уже не полетите в Лондон?

Он сначала не врубается, потом, как вполне нормальный человек, хлопает себя ладонью по лбу.

– Ну конечно! Я сразу должен был догадаться! Она же все лето ныла, что не хочет в пансионе учиться! Да какая уж теперь школа? Опоздали.

– Если вы отстанете от нас, я скажу, где Дарья прячется.

– Говори!

– Не верю я вам!

– Сергей Иванович, объясни своему сыночку, что в данной ситуации я ставлю условия. Он у тебя малолетний преступник, а условия ставит, будто мы все у него в руках!

И тут батя выдал:

– Если я правильно понял, похищение твоей дочери, Артур, инсценировано твоей же дочерью. Мой парень только оформил инсценировку каким-то невнятным письмом, отправленным по электронной почте. Но у моих партнеров есть фотодокументы, из которых очевидно, что твой мордоворот незаконно проник в мой дом и с применением насилия похитил несовершеннолетнего ребенка. Вот этого! – Папа демонстративно указал пальцем на меня. – Ты же понимаешь, Артур, и заявление в милицию, и документальные материалы находятся в надежном месте у верных людей. Если в условленное время я не выйду на связь, заявление и доказательства отправятся по назначению. И все узнают, что некто Горелов…

– Тихо! – яростно выкрикнул Зайцев.

Зайцев ли? Зайцев – псевдоним Горелова? А Горелов кто? Я же совсем недавно слышал эту фамилию.

Но тут Зайцев-Горелов начал говорить. Говорил моему отцу. И говорил так, будто нас с Денисом в этой комнатенке вовсе не было.

– Я тоже узнал тебя, младший сержант Величко. Поэтому с тобой цацкался. Не сунул под пресс, как Шнейдерова…

– Крокодиловы слезы! – обронил батя.

– Да никаких слез! Был бы я настоящей акулой бизнеса, по фигу бы мне было, что ты мне жизнь спас тридцать лет назад. Но воинское братство никакими бабками не похеришь…

– А что же афганский герой Горелов взял фамилию жены?

– Зря ты об этом спрашиваешь, сержант! – не стал отвечать Зайцев, который был Гореловым, и перевел тяжелый взгляд на меня. – Заруби на носу, Паша, ты выйдешь отсюда тогда, когда Дарья будет дома или когда я буду точно знать, где она прячется от отцовского ремня. Понял?

– Я выйду. А папа?

– С твоим отцом отдельный разговор.

– Так, да? Тогда потерпите до девяти тридцати.

И теперь оба – батя и Зайцев-Горелов – смотрят на меня удивленно.

 

18

Ну а потом игры кончились. Потому что Зайцев-Горелов достал пистолет. Красивый, блестящий, большой, очень-очень настоящий.

Батя тут же закрыл меня от ствола спиной. Я чувствовал жуткое напряжение этой спины. От этого и на меня напал мандраж. Мурашки нервного озноба побежали между лопатками.

– Ты сдурел? – спросил батя.

– Я просто помню нашу с тобой прогулку под Кандагаром, Сергей Иванович, – ответил Зайцев. – С тобой надо держать ухо востро. Да, хотел я обойтись без этого, не собирался тебе вообще показываться на глаза. Во всем виноваты твой малый и моя дурёха. Из-за дочки голову потерял. Такое дело, что тот Горелов, которого ты знаешь, как будто бы разыскивается военной прокуратурой за разные там сделки. Но если бы Горелов был один, сидел бы уже давно. А так влиятельные люди дали возможность скрыться, затаиться, взять фамилию жены и сочинить себе другую биографию. А ты тут свою удивительную память демонстрируешь. Теперь не знаю, что с вами делать. И отпускать нельзя, и грех на душу брать не хочется. Ладно, твой малый назначил время, до него и подождем.

И еще пожелал, гад, перед уходом:

– Спокойной ночи!

Захлопнулась тяжелая дверь, как затвор, щелкнул замок. И тут же погас свет. Я быстренько, пока помнил, где она, вцепился в папину ладонь.

– Ну что, поспим, как получится? – преувеличенно бодро предложил батя.

– Я правильно понял: ты этого спас в Афганистане?

– Откуда знаешь?

– Рассказали…

– Ага, я даже догадываюсь кто…

После этого батя спросил строго, почти сердито, как дома:

– Тебя-то как угораздило?

Что делать, поведал о том, как одна глупость потянула за собой вторую, а потом, чтоб отвлечь батю от моих, как говорит Зайцев, «косяков», спросил:

– Ты придумал, что есть фотки, как «бычара» меня из дому тащит?

– Почему же? Твой верный друг записал на камеру мобильника. Во всей красе!

– Теперь получается ничья?

– Ты о чем?

– Денис украл меня, я типа разыграл похищение Дашки. Мы с Дашкой по домам – и в расчете.

– Не совсем. Первопричина всего – Зайцев. Он, кроме того, жертва интриг своей дочки. И ты ее жертва.

– Это как?

– Понимаешь, скорей всего, Зайцев не учил свою дочь тому, как шантажировать людей. Наверно, он с женой давали своим детям уроки цивилизованного поведения, не зря же собирались отправить в Англию. Вот только дети воспитываются не одними словами, как раз словами, может быть, в последнюю очередь. Вы ведь, ребятня, очень наблюдательны. Порой даже на подсознательном уровне. И на этом уровне вы подмечаете, как на самом деле ведет себя взрослый человек. Вот и эта… Дарья видела, что папаша – человек фальшивый. И когда он придумал то, что ей пришлось не по нраву, она пошла фактически на преступление против родителей, чтобы добиться своего. Заодно и ты со своими смешными петардами подвернулся. Теперь эту ситуацию Зайцев хочет повернуть в свою пользу.

Я понял.

– Значит, теперь я его заложник? Значит, я всех подставил…

– Ты никого не подставлял, – медленно и твердо, как учитель на диктанте, сказал батя. – Что до фирмы, то мы, похоже, проиграли еще до твоих диверсий. Когда они захватили Наума, а милиция волокитила до последнего, уже было ясно: «Импульс» не отстоять. Хуже другое…

Батя не договорил. Но меня так подмывало понять, что нас ждет, что закончил фразу за него:

– Хуже, что ты его узнал?

– Нет, то, что ему сказал об этом.

– И… что с нами будет?

Батя опять замолчал. И надолго. Но теперь я не торопил его. Я боялся честного ответа на вопрос. Я догадывался, какой будет ответ.

Нет, не догадался.

– Все будет нормально, Павел. Ты даже не представляешь, с какой неожиданной стороны может прийти помощь.

Хоть батя этого и не видел, я пожал плечами.

– Тут только дверь и окошко, через которое не всякая кошка пролезет.

– Значит, выйдем как люди – через дверь. Кстати, друг, что за время «Ч» ты назначил Зайцеву? Почему именно полдесятого?

Пришлось рассказать и о нашем с Левой плане.

– Ну, вы молодцы! – вполне искренне оценил батя. – Но я тоже догадывался, куда иду, и кое-что в носке спрятал. Всю дорогу боялся, что выпадет или сам нечаянно раздавлю.

– И что это?

Оказалось, маленький плоский сотовый телефон.

– Интересно, в этом каменном мешке связь берется?

Не стопроцентно, но действовала связь.

– Послушай, Паша, раз уж я здесь, может, позвоним Льву, отменим пацанский налет?

– Да? – возмутился я. – И все будут считать меня трусом?!

– Так это я отменю, твой злобный папка.

– Все равно!

И батя не стал спорить.

– Ну, пусть, рискнем…

 

19

В самой известной из школ ниндзя Катори Синто-рю обучение мальчиков и девочек начинали с четырех лет. Они осваивали расчленение своих суставов, чтоб потом без труда освобождаться от пут. С девяти лет изучали приемы борьбы, с двенадцати – работу с оружием, причем стоя на жердочке или подвешенном в воздух бревне. Тренировали зрение, да так, что в кромешной темноте могли даже читать. Пол и возраст спящих людей умели определять по дыханию…

Мне читать нечего и определять по дыханию некого. В каменной коробке только два дыхания – мое и батино. Поэтому даже на жестком полу меня заволакивает дрёма, а за ней приходит сладкое забытье сна. Ненадолго, правда. Расплатой за сумасшедший день стал невнятный, но от того не менее пугающий кошмар.

Сначала все путем. Будто мы с Левой в спортзале нашей школы, стоим на гимнастическом бревне и рубимся деревянными тренировочными мечами «боккенами». И вдруг оказывается, что передо мной не ниндзя Каэй, а Зайцев-Горелов со своей злой, с насечкой шрама мордой. И меч у него не из дерева – самый настоящий, с острым как бритва сверкающим лезвием. Я пытаюсь увернуться от стальной молнии, падаю с бревна… Очень хочется проснуться, но из одного сна я попадаю в другой.

Вот я уже в плену у Зайцева-Горелова. В этой же самой камере, привязан к стулу в одних трусах. Передо мной стоят Горелов и Денис. У Дениса в руках черный ящик, внутри ящика, как в печке, весело и жарко бушует пламя. И Горелов с Денисом орут мне в два голоса: «А ну, сунь сюда свою руку!» Я пытаюсь увернуться, но прямоугольное жесткое сиденье прочно держит меня в плену. Денис хватает мою руку и тянет к печке. Невероятным усилием мне удается отодвинуться со стулом назад. Но рука моя остается в лапище Дениса и… начинает вытягиваться в длину, как будто она из мягкой жвачечной резины.

На этот раз мне удается проснуться, но не сразу соображаю, что и как. Потом покалывающее ощущение онемения в локте подсказывает: отлежал руку, вот боль и стала причиной такого сна.

– Что, Паша? – шепчет батя.

– Не, нормально. Чепуха всякая снится. Па, что они сделали с дядей Наумом?

– Били, пытали, на психику давили, как и тебе… Ты почему спрашиваешь?

– И он все выдал?

– Кино насмотрелся… – вздыхает батя. – Ничего такого Наум не выдал. И не в трусости или храбрости дело. Просто есть порог боли, который человек в состоянии выдержать. Если боль выше порога, а сердце слабое, человек может умереть; если чувствительность повышенная – быстрее сознание потеряет или опять же умрет от болевого шока. Хуже всего таким здоровякам, как Шнейдеров. И боль выдержать нет сил, и сознание при тебе. Тут-то и можно потерять контроль над собой…

– А у меня чувствительность высокая?

– А тебя это не должно волновать! – бодро и громко заявил батя. – «Кто предупрежден, тот вооружен». Меня Лева предупредил. Так что никаких пыток и прессингов не будет. Понял меня?

– Понял.

– Всё, теперь спать! Нам утром нужны твердые руки и быстрые глаза!

И вскоре я действительно уснул. А проснулся, когда батя осторожно тряс меня за плечо.

– Пора, сынок…

 

20

Японские историки пишут, что один воин-ниндзя в бою стоит девяти хорошо подготовленных солдат. Из нас с Левой, да и из бати с дядей Степой вряд ли получился бы хоть один толковый ниндзя. Но Зайцеву-Горелову и его прихвостням войнушку мы устроили знатную!

Мы встали рано утром, умылись, благо вода в раковине была. И стали готовиться к встрече с врагами. Батя сломал лампы дневного света. Я снова сорвал ткань с «иллюминатора» под потолком. «У нас будет мягкий рассеянный свет, – объяснил отец. – Они же рассчитывают ослепить нас после ночи и мрака, когда врубят электричество». Сначала батя на полном серьёзе предлагал мне, если начнется заварушка, спрятаться под столом. Тут уж я сказал ему все, что думаю о некоторых своих родственниках.

И они пришли. Первым, естественно, вырос в дверном проёме Денис. Встал на пороге в недоумении. В его спину уперся Горелов. «Бычара» уставился на длинные матовые трубки ламп.

– Почему-то света нет, – объяснил он боссу заминку.

– Нет, значит, перегорел! – раздраженно басил Горелов. – Кругом одни бездельники, за всем самому надо смотреть!

Денис спустился по ступенькам и заметил еще непорядок:

– О! И окошко раскрыли!

Горелов пронзительно посмотрел на батю и спросил с усмешкой:

– Что, сержант Величко, не пролез?

– И не пытался, – парировал батя. – Воздуха свежего впустил в твой каземат.

Горелов одет по-походному: просторные джинсы, ботинки, куртка-ветровка со множеством карманов.

Правый карман моих штанов, что сбоку, почти у колена, заполнен довольно увесистым «поцелуем дракона». Поэтому, когда Горелов переводит взгляд на меня, поворачиваюсь к нему левым боком: увидит, что карман полный, захочет проверить.

– Ну, сынок, что ты хочешь мне сказать?

– Я вам не сынок! – огрызаюсь в ответ.

– Да, – соглашается Горелов, – к сожалению. Так что за сюрприз ты приберег для меня?

– Ваша Дашка прячется на улице Жукова…

И читаю с листка полный адрес.

– Там же моя крестница живет! – ахает Горелов и тычет кнопки мобильного телефона.

– Нина? Дарья у вас? Да. Что сказала? Ладно, пока…

Он вернул телефон в карман и сказал, скорее всего, самому себе:

– Вот зараза!

– Еще какая! – срывается с моих губ.

Но Горелов уже смотрит на батю.

– Будем мальца отпускать, да, Сергей Иванович? Чтоб ты моего Деню не привлек.

– Это для вас наилучший выход, ребята, – согласился батя.

– Тогда проводи молодого человека, Денис! – распорядился Горелов.

– Э нет, Артур Александрович, мы уйдем вместе, – возразил батя.

– Или что?

Горелов смотрел на батю насмешливо, словно тот сморозил несусветную глупость. Может, хотел сказать что-то обидное, но озадачил его некий нетипичный для утра обычного рабочего дня шум.

Иллюминатора оказалось достаточно, чтоб донести до нас веселые вопли, громкую музыку, металлический лязг и грубую взрослую ругань. И вот послышалось звонкое скандирование: «Свободу детским площадкам!!!» А ведь это они, пацаны с Края Света!

В это же время шум послышался из-за неплотно прикрытой двери. Это значит, скорее всего, что и «офисный планктон» «Трейд-Маркета» сообразил: наезд начался именно на них.

Очень даже проницательно спросил Горелов у бати:

– Не ты ли кипеж замутил?

– Это каким же образом?

Горелов повернулся к своему одновременно и мускулистому, и жирному прихвостню, начал говорить вполголоса. Не особенно, впрочем, приглушая свой когда-то командирский рык:

– Пойду пристрою этих придурков, пусть делом займутся. А ты здесь все прибери. Аккуратно только!..

– И малого? – удивился Денис.

– Не так уж он и мал, чтоб не ткнуть в тебя пальцем, когда спросят: «Скажи-ка, малыш, какой дядя тебя из родного дома умыкнул?»

И я понял: прибирать будут меня и папу!

Я в отчаянии смотрю на батю.

Он – на меня. И я не верю глазам. Он улыбается краешками губ и быстро опускает-поднимает веки. Он позволяет мне что-то сделать. Надеюсь, не лезть под стол.

– Побудьте тут пока… – бормочет Горелов и собирается выходить.

На Денисе, честно говоря, лица нет. Но он послушный слуга, почти раб, он тянет руку за пазуху. Я догадываюсь, нет, я знаю – там кобура с пистолетом.

«Выходи, – командую себе, – тебе водить!»

Ведь боишься, когда на страх есть время. Когда медленно и неумолимо окружает тебя гопота в вечернем парке. Когда запалит училка за списыванием или курением в туалете. Когда гроза вонзает в дерево молнию в двух шагах от тебя. Когда на середине реки тебя, плывущего с другом наперегонки, хватает за икру судорога. Да мало ли… Сейчас на слезы и сопли просто не было времени. Петля уже накинута на запястье, теперь «дракон» не улетит безвозвратно. Прямо в кармане заграбастал пальцами металлический шарик вместе с цепью, вынул и резко, без замаха, метнул в голову Дениса. Снаряд, посланный таким способом и на короткое расстояние, летит не по дуге, как снаряд или пуля. «Дракон» с только намеченным первым шипом врезался прямо в лоб моего могучего похитителя. Я тут же дернул цепь, чтобы вернуть металлический шарик к себе.

Денис схватился за голову и пошатнулся.

Папа в секунду преодолел разделявшие их метра полтора-два и обрушил на него боксерскую «двойку»: голова-корпус. И, не дожидаясь, пока тот рухнет на пол, выдернул из кобуры под пиджаком пистолет с продолговатым набалдашником глушителя.

Не знаю, как я сообразил, что теперь надо позаботиться о Горелове. А тот уже занес ногу на ступеньку – торопился к выходу. Если успеет выскочить и запереть дверь – кранты нам!

Я уже рассказывал: если «поцелуй дракона» достаточно большой и тяжелый, им можно не только меч из руки противника выбить, но и спутать ноги лошади и уронить ее. Горелов хоть и крепкий дядечка, все же не конь – ему хватило и моего недоделанного «дракончика». Теперь я запустил его по горизонтальной дуге. Шар на цепи описал несколько кругов вокруг левой лодыжки Горелова. Мне осталось только дернуть цепь, что я и сделал с удовольствием. Местный олигарх загремел по ступенькам, как оброненный грузчиками шкаф.

В этом бою мы победили. Денис на полу без движения, лицо в крови. Горелов тоже на полу, но вертится, хочет освободиться из моего капкана.

Держа пистолет наготове, батя рывком поднял Горелова на ноги.

– Ну что, «брат по оружию»?

– Ты не стрельни сдуру! – испуганно попросил Горелов.

Куда весь кураж подевался!

А мне трудно отвести взгляд от распростертого на полу «бычары».

– Пап, я его убил?

– Жалостливый больно! – ласково огрызается батя и командует: – Сними-ка с копыт господина свои японские путы! Прогуляемся.

Батя прочно держит бывшего «брата по оружию» за воротник, прихватив в побелевшую от напряжения кисть и куртку, и рубашку, а может, и кожу шеи. В другой руке пистолет, вдавленный кончиком глушителя в ямку под затылком Горелова. Так что левой батя почти душит нашего врага, а в правой и вообще верная смерть. Вот почему Горелов такой послушный.

 

21

Батя говорит мне, как равному себе бойцу диверсионной группы:

– Паша, иди первый. Увидишь – Степан здесь, махни правой рукой. Снаряд свой ужасный спрячь. Однако снимаю шляпу – удобная штука.

Я осторожно открываю дверь, выглядываю в коридор. В коридоре почти пусто. В кабинетах, где окна выходят во двор, оживленный гомон. «Планктон» наблюдает за акцией протеста, которую устроили наши пацаны. А в конце коридора, у выхода – он самый, дядя Степа. Расхристанный, даже как будто пьяный, он что-то втирает охраннику в униформе.

Делаю отмашку согласно инструкции.

Дядя Степа смотрит на нас и просекает ситуацию на мгновение быстрее охранника. Поэтому качок в форме пропустил нокаутирующий удар в подбородок и, заботливо поддерживаемый испытателем Величко, мягко опустился на стул.

Теперь нас трое плюс пленный. Мы выходим на крыльцо.

Несколько представителей «офисного планктона» фирмы «Трейд-Маркет», вдохновляемые прихвостнем Горелова по имени Вовчик, пытаются разогнать стайку ребят с Края Света. Здесь были не только наши с Левой друзья-пацаны, но и девчонки. Развеселая толпа бегала вокруг шести припаркованных на стоянке машин, цепляла к зеркалам заднего вида шарики, цветные ленты, лепили скотчем плакатики, написанные фломастерами: «Долой парковку! Ура паркуру!», «Внимание – газы!». Десятка два зевак, в основном пенсионеры, азартно наблюдали за этой беготней. Судя по тому, как они подбадривают юных хулиганов, старые приняли сторону малых и тоже ополчились на буржуев.

Вот я увидел Леву, вот Лева заметил нашу теплую компанию. И когда разглядел в подробностях – моего батю с пистолетом, дядю Степу с дубинкой, позаимствованной у охранника, меня, не утерпевшего и взявшего «дракончика» на изготовку, – разглядел и обалдел.

Тут быстро, но четко заговорил Горелов:

– Величко, ты застал время, когда наши в Афгане стали к разгрузочным жилетам гранаты цеплять за стопорное кольцо для экономии времени? Одно дело из подсумка достать, чеку выдернуть, а тут рванул из петельки и кидай…

– Застал, – удивился батя.

– Смотри!

Мы трое смотрим, как Горелов распахивает куртку, видим, что к клапану кармана рубашки прицеплена темно-зеленая рубчатая граната марки «Ф-1», по-простому «лимонка». И, как в замедленной съемке, висящую прямо перед моим носом гранату Горелов срывает. На кармашке подрагивает стопорное кольцо…

Наши ребята теперь бегут к нам, ведь «крутые аборигены» Края Света освободились из плена.

– Прощайте, Велички! – гнусно хихикает Горелов.

С нарастающим звуком заливаются где-то рядом сирены милицейских машин.

Дядя Степан одним мощным движением отталкивает нас с батей от Горелова и сжимает в своей руке его руку с гранатой. И Горелов, и мы думаем, что он будет отбирать «лимонку» у Горелова. Но дядя Степа неожиданно вталкивает бизнесмена в незакрытую дверь офиса, вталкивает всем своим телом. И массивная железная дверь закрывается за обоими.

Через несколько секунд бухает взрыв. Еще через несколько секунд в окнах начинает визжать «офисный планктон». И этот визг громче, чем вой сирен трех милицейских машин, ворвавшихся во двор дома № 25 по улице Купеческой.

* * *

Да, мы победили, конечно. Только горьковатая получилась победа. Удивительное дело, но от взрыва гранаты не погибли ни Горелов, ни дядя Степан, ни кто-нибудь из «офисного планктона». В коридоре офиса дядя Степа гаркнул на всякий случай: «Все ложись! Взорвемся!» – и выбил у обалдевшего Горелова гранату из руки. Оба упали, конечно, и закрыли головы руками. Но укрыться было негде – осколками посекло. Ранения, правда, были серьезные. Они оба и лежали в одной больнице, но если моего дядю навещали не только все родственники, но и ребята с Набережной и Заречной, то к Горелову ходили только следователь и адвокат. Понятное дело, без апельсинчиков.

Синяки и ссадины на теле дяди Наума зажили быстро, но душа так и осталась раненой. Предприятие «Импульс» возродить не удалось. Все, что Горелов отобрал у боровицких бизнесменов, он продал, чтобы нанять хорошего адвоката. Горелова судили за старые военные грехи, но наказали нестрого. Хотя, как говорил дядя Степа, продавать оружие неизвестно кому, а потом поджигать военный склад, чтобы скрыть хищение, – почти предательство родины.

…Когда у Левки случаются свои дела, я сажусь на велик и еду на Купеческую, к дому – «китайской стене». Так, на всякий случай. Я ведь обещал полной одышливой девчонке, что покатаю ее на велосипеде. Потихоньку, конечно, не так, как гоняю сам. Буду придерживать велик руками: левой – за руль, правой – под седлом, чтоб неумеха не упала ненароком. Или уж если упала, то на меня. Но ни Машки, ни Дашки, которую не очень-то и хотелось видеть, я так и не встретил.