Город незаметно поглощали мягкие летние сумерки, а перед зданием Совета Земли, причудливо рвущимся в небо в форме птицы с расправленными крыльями, одна за другой опускались виманы. Сегодня намечалось большое собрание Совета, инициатором которого выступил ИКИППС, поэтому все мы — Штольм, Гелугвий, Лингамена, Дарима и я приехали раньше других и теперь безмолвно наблюдали через огромные круглые окна Зала Совета за прибытием остальных участников.

Вот спрыгнул на землю из разноцветной виманы, здороваясь и расточая улыбки, «самый счастливый научный работник» Ритуб Карт; вот шагает к входу молчаливая делегация из Института Богоявления; пешком, откуда-то издали подтягиваются наши старые знакомые, постоянные участники Совета — Аргоний Легес и Вербис Тацито. А виманы всё продолжают садиться одна за другой, и вот уже значительная часть площади перед зданием Совета оказывается запруженной ими.

— Ящера и его аналогов на этом Совете, похоже, не ожидается, — проронил Штольм вполголоса, когда все заявленные участники уже собрались в Зале.

Все в сборе — значит, пора начинать. Лингамена весело подмигнула коллеге и направилась на возвышение к установленной там трибуне. Плотную фигуру женщины обтягивало сегодня строгое неброское платье, а русые, немного вьющиеся волосы её были аккуратно уложены сзади. Заняв место у трибуны, Лингамена окинула взглядом Зал. В помещении почти не наблюдалось свободных мест — что ж, значит, около двухсот человек пришли в этот час обсудить будущий проект, заявленный недавно ИКИППСом. Кроме наших давних знакомых из других институтов, здесь присутствовали работники заповедников для животных, координаторы Механических Городов, смотрители Акваторий Южного Пояса, представители различных служб, занимающихся наблюдением за состоянием роботехники и коммуникаций; пришли даже люди из Комиссии по Космосу.

— Рада приветствовать вас здесь, друзья! — начала Лингамена громко. — Отрадно мне видеть множество знакомых лиц; но вижу и тех, кого ещё не имею честь знать лично, поэтому спешу представиться: меня зовут Лингамена Эклектида. Пятьдесят лет назад я стояла у истоков эксперимента с городом под Колпаком Неймара. Вышло так, что больше никто из той команды проектировщиков-зачинателей этого долгого исследования по разным причинам сегодня здесь не присутствует, да и сама я, надо сказать, последние тридцать лет провела в добровольном затворничестве. Но наша молодая смена, — последовал кивок в сторону расположившихся группкой остальных икиппсовцев, — единодушно выбрала меня, чтобы держать слово перед Советом.

Послышались приветственные аплодисменты, которые, плавно перетекая из века в век, прочно закрепились и в нашем времени, обозначая то же что и раньше — одобрение и восторг. Лингамена, впрочем, поспешила остановить их поднятой вверх ладонью.

— Спасибо, спасибо, и я рада всем вам, — сказала она чуть растроганно, — но давайте уже перейдём к теме сегодняшнего собрания. Как вы знаете, наш пятидесятилетний эксперимент был прерван внезапным проникновением под Колпак постороннего человека. Я думаю, все здесь присутствующие хорошо осведомлены о деталях произошедшего, и потому вдаваться в подробности, считаю, не имеет смысла. Обсуждать моральный аспект проблемы, полагаю, тоже не стоит. В конце концов, Пришелец показал нам, что никакая система в известных пределах не может быть полностью замкнутой, а значит, искать решения в подобных искусственных конструкциях больше не имеет смысла.

Собравшиеся, конечно, знали, что ИКИППС предлагает новый глобальный проект — собственно, затем всех и позвали, — но даже в контексте этого заявление почтенной учёной звучало слишком безаппеляционно.

— Но позволь, Лингамена, — поднялся с места советник Аргоний Легес. — Неужели ты хочешь сказать, что все пятьдесят лет потрачены зря? И люди, добровольно пошедшие на этот эксперимент…

— Ну что ты, Аргоний! — тут же откликнулась выступающая. — Где же я сказала, что «зря»? Наоборот — всё идёт своим чередом. Разрешите мне закончить эту мысль, чтобы перейти дальше.

Советник Легес удовлетворённо кивнул и занял своё место, находящееся недалеко от трибуны.

— Придётся нам ещё немного поговорить об эксперименте, — сказала Лингамена. — Я думаю, очевидно, что все участники его хорошо осознавали, на что они идут — будь то работники Института Кармоведения или жители внутреннего города, чью прекрасную представительницу я тут, кстати, наблюдаю…

Присутствующая в Зале Наланда поднялась и с благодарностью кивнула Лингамене. Она помнила эту статную женщину. Помнила её уверенный и бесстрашный взгляд в тот беспокойный день, когда все они проходили через туннель туда. Всех и каждого напутствовала тогда учёная и обнимала на прощанье как родных детей. «Мне так жаль было расставаться с моей кошкой, — вспомнила вдруг Наланда, — но ей как-то удалось утешить меня. Она так мало изменилась!»

— Этот эксперимент обогатил нас незаменимым опытом, — продолжала тем временем выступающая, — и продвинул изучение взаимозависимости — не побоюсь соврать — на добрую сотню лет вперёд! Имея такую солидную практически-теоретическую базу, самое время начать теперь давно задуманный, но казавшийся полвека назад фантастикой глобальный проект. Да, реализовать подобное обсуждаемому было в наших планах ещё в самом начале. И хоть я в два раза старше нашего прошлого эксперимента, надежда успеть начать всеобщий просчёт никогда не покидала меня! Спасибо Пришельцу!

Тут в Зале поднялся одобрительный гомон, и советник Вербис Тацито, призвав всех к тишине, попросил оратора более подробно описать планируемый эксперимент. Лингамена с радостью отметила в лицах присутствующих разгорающийся интерес.

«Детали, значит, да, — подумала учёная. — Будут вам детали, только не падайте в обморок, ибо всё только начинается!»

— Да, советник Вербис, — ответила на просьбу Лингамена. — Я к этому и веду, надо только ещё сказать пару слов о базе, на которой всё это будет строиться.

Должна рассказать собранию, что организаторы эксперимента с Закрытым Городом с самого начала подразумевали себе тот проект как временный и тренировочный. На тот момент — пятьдесят лет назад — не было ни технической, ни теоретической базы для осуществления эксперимента мирового масштаба. Теперь же, спустя полвека, помимо уже оговоренного мной опыта в нашем активе есть недавнее открытие нашего коллеги Гелугвия Буро (при этих словах упомянутый учёный встал и кивнул всем) и мои собственные разработки, которые я вела в течение тридцати лет, не появляясь в ИКИППСе, но пристально следя за происходящим там. Хотелось дать молодым учёным возможность проявить себя, что они, надо сказать, и не преминули сделать. Теперь же мы готовы выстроить на базе всего имеющегося в наличии научного арсенала рабочие алгоритмы и уже к осени этого года запустить проект.

Послышались возгласы удивления, наиболее впечатлительные снова начали вставать со своих мест.

— Лингамена! — воскликнул наш старый знакомый Ритуб Карт из Института Счастья. — Теперь ты говоришь слишком кратко. Похоже, ты превратно истолковала просьбу советников, — пошутил он. — Но разрешите вопрос! С всеобщего позволения, — Карт повертел головой в разные стороны Зала, словно собирая молчаливое согласие участников Совета. — Может, я проявляю излишнюю поспешность, но думаю, этот вопрос волнует многих: найдётся ли работа для добровольцев, желающих помочь проекту?

— Это проект мирового масштаба, — ответила Лингамена. — И, хотя здесь не понадобится подвиг тех храбрецов, кто уходил в полную безвестность на необитаемый остров замкнутого пространства, на первых порах нужно будет много координаторов, инженеров-роботехников и обслуживающего кристалловизоры персонала.

Снова послышался нестройный гул — люди радовались возможности помочь и поучаствовать в великом эксперименте.

— О, я вижу, что эта часть подготовки проекта не доставит больших хлопот! Желающих, полагаю, наберётся много — как в этом Зале, так и далеко за его пределами. Но вот самое время сказать, что кроме ресурсов человеческих нам понадобятся и ресурсы вычислительные и измерительные.

Лингамена вздохнула и вопросительно взглянула на советников. Те внимательно слушали и пока что хранили молчание.

— По самым грубым прикидкам энергетические затраты на создание нужного нам инструментария могут доходить до 10% от общей доли потребляемого Землёй, — на одном дыхании выдала Лингамена и замолчала.

Аргоний с озабоченным видом тут же поднялся:

— Мы понимаем всю важность затеваемого Институтом Кармоведения, — начал он, — хотя ты ещё и не обрисовала собранию все перспективы. 10% — это много, но, в конце концов, не так чувствительно для Земли… Однако, кроме энергии, как я понимаю, вам понадобится ещё и внушительная доля материи для создания всей технической базы. И я надеюсь, это не… — запнулся советник и, собравшись с духом, продолжил с заметным волнением: — это не 10% от массы Земли?

— Ах, вот ты куда, — с облегчением проговорила Лингамена. — Не стоит волноваться по этому поводу. Хотя, понимаю ход ваших мыслей: такое значительное количество энергии могут тратить только очень многочисленные вычислители и другие приборы, а их ведь ещё нужно из чего-то создать! Но спешу успокоить. В планетарном масштабе на создание техники не уйдёт сколько-нибудь заметного или критического количества полезных ископаемых. Более того, через несколько лет почти вся эта материя, взятая взаймы, будет возвращена на склады.

— Но ты же не хочешь сказать, что проект рассчитан лишь на несколько лет? — удивился Аргоний. — Ведь даже прошлый эксперимент небольшого масштаба длился добрых полвека.

— Что-то мы всё вокруг да около, — улыбнулась учёная. — Наверно, самое время рассказать непосредственно о готовящемся эксперименте. — Итак, думаю, все присутствующие знают, чем занимается ИКИППС, и всё же вкратце повторю: цель нашего эксперимента — доказать существование кармического закона, управляющего всеми событиями, происходящими и возникающими в пространстве. И, замечу, не в последнюю очередь доказать самим себе!

Тут Лингамена что-то шепнула Дариме, поправила причёску и продолжила:

— Для выполнения этой грандиозной задачи, к которой мы подбирались и подкапывались с разных сторон все прошедшие пять десятков лет, нам необходимо просчитать все причинно-следственные связи, вершащиеся в этом мире. Разумеется, я сейчас говорю только о карме в пределах одной нашей планеты, внешний космос мы оставим потомкам.

Лингамена намеренно остановилась, ожидая реакции. Но Зал Совета на сей раз безмолвствовал. «Ну, значит, ждут ещё больших откровений», — решила выступающая.

— Вот здесь нам впервые понадобятся запрашиваемые мной мощности, — продолжила она. — По самым скромным подсчётам, для функционирования ядра проекта необходимы вычислительные силы, в 25 раз превышающие имеющиеся сейчас в Институте Кармоведения.

— А по нескромным? — поинтересовался Тацито.

— Не те ли это страшные 10%, Лингамена? — добавил Аргоний Легес.

— Десять процентов материи от земной массы, — терпеливо отвечала докладчица, — это ваши фантазии. Хотя реальная цифра тоже не маленькая. Больше всего вещества потребуется на стадии подготовки проекта — создание роботов для работы с кристалловизорами, установка стационарных глобоизмерителей, массивы для записи и сортировки данных, наконец, множество добровольцев…

В Зале поднялся светловолосый молодой человек с кудряшками, работник одной из акваторий Южного Пояса.

— Из Южного Пояса будет много добровольцев, — сказал он, — и нас пока искусственно создавать не нужно! Вот, может, в Северном с этим дела не очень обстоят?

В Зале раздались смешки, но советники тут же призвали всех быть серьёзнее.

— Да, заговорилась, простите, — поправилась Лингамена. — Людей создавать, конечно же, не нужно, и надеюсь, человечество никогда до этого не дойдёт… Вот на всё вышеописанное — исключая, понятно, добровольцев, — усмехнулась Лингамена, — и могут потребоваться те самые пугающие 10% материи. Но сразу уточню, что эти 10% считаются не от всей Земли, а от того, что уже создано и находится в нашем пользовании.

Аргоний поднялся и взмахом руки попросил выступающую сделать паузу. Видно было, как взволнован советник. Полминуты он собирался с мыслями, решаясь что-то сказать. Он видел настроение Зала и хорошо понимал, что собравшиеся в большинстве своём жаждут перемен любой ценой, они верят в будущее человечества и готовы ввериться романтическим ореолам, рисуемым этой без сомнения талантливой учёной, но…

— О, юность человечества! — вырвалось у Аргония. — Как быстро и безоглядно вы готовы подписаться под тем, чтобы вырвать у родной планеты ещё частичку её истерзанных недр. Скажите мне — смотрители Акваторий, Механических Городов, Лесов… вы бы отдали часть вверенной вам материи — в образе домов, лесов, водных ресурсов? Легко отдавать то, что не коснётся вас или то, что лежит вне зоны вашей ответственности. Но я как советник по Земле отвечаю за всю планету и не могу позволить разобрать её на части во имя высоких идей, могущих, между прочим, принести человечеству одно лишь разочарование, не сравнимое по своим масштабам ни с чем!

— Товарищи! — вскочил с места тот же парень из Акваторий, что недавно шутил. Сейчас в его внешности не было уже ни капли игривости. — В словах советника, несомненно, проявляется забота о нашей Земле. Но я вижу выход: чтобы помочь эксперименту, я готов отказаться от своего личного робота и отдать его для нужд проекта. А если это потребуется для дела, то я даже готов распрощаться с «машинкой желаний» и переселиться с Город Радости!

Взор юноши пылал. Умудрённый сединами Аргоний понял, что спор уже проигран: противопоставить было нечего. Сжигающая мосты молодость отвергает устои бережливой и осторожной старости, пусть даже подпиливая под собой сук. Сколько раз это случалось в истории планеты!

Присутствующие увидели, что настал момент истины. Ряды участников Совета заколыхались, у многих проявились слёзы восхищения. Подхваченные порывом благородной жертвенности, присущей землянам в трудные минуты, люди вставали с мест. Повсюду слышалось:

— Откажемся, по крайней мере, от вторых и третьих роботов!

— Человеку нужна лишь одна комната и несколько предметов!

— Бросим же остальное в горнило аннигиляторов материи и переплавим бесстыдство роскоши в мудрость познания!

Советники, видя расходящееся кругами волнение, в очередной раз воззвали к спокойствию.

— Как тебя зовут, юноша? — спросила Лингамена, когда шум немного утих.

— Редилий из Акваторий, — ответил молодой человек.

— Ты внёс очень ценное предложение, Редилий. Нам действительно незачем лишний раз трогать недра нашей кормилицы.

А теперь продолжу, если никто не против. Итак, я обрисовала вам подготовительную часть проекта. Если в масштабах планеты мощности окажутся достаточными, основной блок данных мы загрузим и подготовим к работе за три года.

Лингамена выдержала паузу, но Зал уже не волновался как раньше. Люди выплеснули эмоции и теперь тихо слушали. Что ж, значит, самое время «обрадовать» их тем, что эксперимент этот… ох, не хочется даже самоё себе признаваться! Продолжим.

— Но есть и положительный момент: ждать три года мы не будем и запустим первоначальный просчёт уже после первых трёх-четырёх месяцев подготовки, когда-то ближе к Новому Году. Но, надеюсь, даже не специалисту понятно, что с таким малым количеством данных на громадный успех поначалу рассчитывать не стоит…

Лингамена взяла стакан с водой, чтобы смочить губы. В это время советник Аргоний снова поднялся и заговорил:

— Надеюсь, у собрания не сложится впечатление, что я постоянно перебиваю докладчика… Но поведай нам, пожалуйста, Лингамена, о том, как прогнозируется институтом дальнейшее развитие проекта. Ведь скоро все здесь собравшиеся будут методом голосования решать его судьбу: на повестке вопрос о выделении вам запрашиваемых на эксперимент ресурсов. Техническую сторону мы более-менее уяснили. Но всем нам очень важно знать, когда ждать хоть каких-то результатов?

Поставленный в лоб вопрос несколько смутил Лингамену. Одними красивыми рассказами и общими словами проницательного советника трудно было склонить на свою сторону. Однако пора было отвечать, и учёная призвала на помощь всю свою выдержку.

— Ну что ж, каков вопрос… — спокойно произнесла выступающая, стараясь не менять выбранной модели поведения и, тем самым, не проявлять излишнего волнения.

— Конечных результатов, очень может статься, никто из присутствующих не увидит. Проект Института Кармоведения весьма долгосрочный, а уж как будет себя вести Кармопроцент в годы загрузки информации, сказать и вовсе не представляется возможным. Ясно только, что как бы он ни скакал, никаких далекоидущих выводов из этого делать не следует. Но кое-что видно уже и отсюда, из первой четверти 32-го века. При соблюдении некоторых тождеств и при равномерно поступающих объёмах информации, Кармопроцент в среднем может увеличиваться на десять единиц за каждые сто лет…

— Но это же тысяча лет! — вырвалось у кого-то из зала.

— Да-а! — немного едко подтвердила Лингамена. — Но даже это ещё не значит, что наши потомки через десять веков будут осчастливлены абсолютным доказательством незыблемости кармического закона. — Сказав так, Лингамена на миг отвлеклась, бросив несколько слов стоящей неподалёку молодой женщине, чья внешность недвусмысленно указывала на то, что предки её явно жили на территориях Восточной Сибири и, скорее всего, исповедовали дхарму испокон веков.

— Кое-какие детали вам озвучит наш советник по вопросам религии при ИКИППСе Дарима Дашинимаева, — сказала Лингамена, уступая место на трибуне. — Прошу, Дарима!

Я заметил полыхнувший в глазах подруги огонёк. Ну, сейчас начнётся!

— Приветствую собрание! — начала Дарима. — Мне очень непривычно выступать перед такой большой аудиторией, но я должна поведать вам об одном нюансе. Дхармическое учение говорит нам о том, что мир не имеет начала. То есть, всё происходящее продолжается уже неисчислимое количество времени. Применительно к нашему проекту это означает следующее. Мы предполагаем, что в течение продолжительного промежутка времени Кармопроцент будет расти, изредка заметно откатываясь назад. Так будет являть себя природа безначальности, напоминая о себе кармическими всплесками того, что не приходило в мир уже длительное время, и стрелка кармометра тогда будет дрожать под неистовым напором красного ветра. После же того, как вычислители обнаружат причинные цепочки, связывающие эти неожиданные импульсы со всеми остальными событиями, процент снова поползёт вверх. И теперь самое главное. Напомню только, что я не являюсь инженером ИКИППСа, а говорю сейчас лишь о том, какие выводы можно сделать на основе упомянутого Учения.

Итак, чем больше будет проходить времени, тем выше у нас будет становиться Кармопроцент, и всё реже будут проявляться всплески, толкающие его вниз. Здесь мы с вами выходим далеко за пределы одного лишь расчётного тысячелетия. Спустя очень долгое время, сопоставимое, допустим, со временем существования Земли или, например, с одной кальпой, Кармопроцент теоретически станет равным 99, (9) %, а паузы между всплесками увеличатся до значений, равных времени существования человеческого рода. И весь парадокс просчёта заключается в том, что при таком раскладе, даже если учесть, что человечество будет существовать ещё долгие космические эпохи, линия Кармопроцента на графике станет параллельной оси координат, отсчитывающей летоисчисление.

После этих слов в Зале воцарилась гробовая тишина. Потрясённые величием услышанного, люди молча осознавали грандиозность задуманного ИКИППСом.

Наконец, из зала прозвучал неуверенный, но едкий голос:

— Это кто же может в течение жизни целой планеты отсиживаться в кустиках?

Мы узнали Бессаланха Дионисийского, работника Института Богоявления.

— Те, у кого много заслуг, — с готовностью ответила Дарима, — и те, например, кто заслуженно пребывает в нирване.

— Ладно, вопрос снимается, — молвил Бессаланх. — Хотя нам и непонятно, как один человек может так сильно качнуть кармометр, что процент…

— Но подождите, — поднялся тут Тоссирх, — глава ИБ. — С нашей точки зрения достижение ста процентов будет означать наличие единого Творца, а вовсе не то, что якобы хаотично происходящие события имеют на самом деле строгую, но никак не объясняемую наукой закономерность!

— Дорогой Тоссирх, — молвил с улыбкой Вербис Тацито, — разреши-ка тебе напомнить, что это всё-таки эксперимент Института Кармоведения. Кроме того, как говорили в древности, какой смысл сейчас делить шкуру неубитого медведя?

— Это верно, — согласился Тоссирх. — ИБ поддерживает проект ИКИППСа, но оставляет за собой право трактовать его будущие результаты в соответствии с монархическими убеждениями.

— Ваше право, — улыбнулся Тацито. — Есть ли ещё вопросы у Совета?

Тут в Зале поднялся не вступавший ещё в разговор советник по имени Петроний Галашет, опоздавший к началу заседания и всё это время вынужденный напряжённо вслушиваться, чтобы наверстать пропущенное.

— Скажи, Дарима, — прозвучал в зале его неприятный, холодный голос, — насколько я понял из всего сегодняшнего обсуждения, хоть я и пропустил, к сожалению, его начало, с точки зрения науки есть шанс получить только те 99% с долями. Но я хочу спросить тебя как советника по религии: а есть ли шанс, что чаша этих «вечных весов» склонится в нашу сторону благодаря обстоятельствам, не описанным в научных трудах инженеров ИКИППСа?

— Это произойдёт только в одном случае, — ответила Дарима уверенно, — когда Будда Майтрейя придёт на Землю. Точнее, мы не знаем, как в этом случае поведёт себя процент. Просто он станет бесполезным, и его дальнейший расчёт потеряет всякий смысл.

— У-у-у, да вы совсем замучили нашу Дариму! — прозвучал тут ироничный, тёплый голос Лингамены, и крепкие руки учёной мягко отстранили советника по религии от трибуны: — Позволь-ка, дорогая…

Я просила её рассказать лишь одну определённую вещь, поэтому прошу задавать все вопросы мне. Так вот, если Майтрейя придёт, — молвила Лингамена будто между делом, — то всем нам: икиппсовцам или любым другим кармикам останется лишь развести руками, ибо наука на этом и закончится. Весь наш институт со всеми его проектами можно будет смело закрывать!

— О, да вы тут прямо как наместники САМОГО… кгхм… — послышался всё тот же скрипучий голос, который Лингамене начинал уже порядком надоедать. — Хотя, надо признаться, и непривычно слышать о возможном бессилии науки от знаменитой Эклектиды! Так значит, если не пожалует ваш спаситель человечества, то считать мы будем до следующего мирового цикла… А вы, часом, не прикидывали, какое колоссальное количество энергии ежесекундно должна выкидывать Земля на ваш проект?

— Советник Петроний, — отозвалась Лингамена, — поведай нам, по каким причинам ты так антагонистично настроен по отношению к проекту Института Кармоведения?

— Нет, Лингамена, это ты, пожалуйста, скажи, почему я должен ему радоваться? — ярился Петроний. — Мне всё это представляется крайне сомнительной затеей, пусть большинство меня и не поддержит… вот объясни мне, да… и не надо снова закрываться вашей молоденькой лаборанточкой… какую конкретную пользу принесёт ваш просчёт? Что такое эти ваши 100%? Полная победа науки? А 99% что — поражение? Какой именно процент будет считаться удовлетворительным результатом?

Лингамена поняла, что хорошим ходом сейчас будет привести в пример то, что может касаться лично каждого, и Петроний тут — не исключение.

— Да как тебе сказать, вот представь: у тебя есть 1% вероятности, что проживёшь ты недолго и несчастливо. И 99% — что наоборот, долго и счастливо. И что ещё важнее, тебе откроется вся подоплёка происходящего. Это знание, понимаешь?

Петроний молчал.

— Каждый человек с самого рождения будет знать, какие важные моменты ждут его в жизни. И для этого совсем не обязательно будет обращаться к оракулам, как делали в древности. Это даст нам большое преимущество на дороге к полному освобождению. В то время как такое знание, как говорит наш советник Дарима, даётся обычно только тем, у кого много заслуг духовного плана…

— Но это уж слишком! — прорвало тут Петрония. — А ну как сейчас ещё ИБ задумает Бога искать, и им 10% имеющейся энергии подавай, потом ещё под шумок ребята Карта и Акватории начнут требовать каждая по 10% Земной коры, а Институт Земли и вовсе решит пешеходный мост на Луну строить! Этак мы планету разорим и оставим без тепла. А то ещё Пустоты, упаси Неймар, опять пойдут… Подумайте, Лингамена, то, что вы просите, невозможно на данном этапе развития. Мне кажется, когда мы брали по чуть-чуть — природа ещё терпела, но если так замахиваться, то нам несдобровать.

— Но советник Петроний, — возразила Лингамена, — энергии и материала всё равно много больше, чем нужно. Неужели вы не видите, что на данный момент в мире нет ничего более важного, на что это можно было бы потратить?

Тут Вербис Тацито решил, что общение стало принимать неконструктивные формы и счёл нужным объявить всеобщее голосование по проекту ИКИППСа.

— Голосуем, пришло время голосовать! — провозгласил он громко.

— Вы, значит, саму науку ставите выше предмета её изучения… — пробормотал недовольный Петроний Галашет. — Ладно, вижу, что большинство ваш проект поддерживает, — добавил он, глядя на результаты, — но только не говорите потом, что советник Петроний вас не предупреждал…

Так, после соблюдения ещё некоторых формальностей, беспрецедентный проект Института Кармоведения был единогласно одобрен Советом Земли, и даже въедливый советник Петроний, немного поколебавшись, проголосовал «за».

— Ну хорошо, проект утверждён! — громко объявил советник Аргоний. — Теперь давайте всё-таки обсудим некоторые моменты. У Института Земли есть несколько вопросов, насколько я понимаю.

Совет Земли и Институт Земли функционировали в одном здании и имели несколько общих сотрудников. Но если первый только принимал решения мирового масштаба, то второй подробно изучал все происходящие на планете процессы.

— У меня вопрос, Лингамена, — сказал поднявшийся мужчина по имени Адиль Мет. Он был не молод, а проницательный взгляд его говорил о принадлежности к пантеону служителей науки. — А нет ли шанса, что в случае открытия ммм… полной детерминированности вселенной, ваш эксперимент поможет побороть нашу единственную, но встающую во весь свой гигантский рост проблему — проблему Пустот?

— Уточню, что это единственная проблема мира физического, — заметила Лингамена, — но есть ещё моральные, прошу заметить… Что ж, давай попробуем прикинуть, Адиль Мет. Скажи для начала, верно ли то, что многолетний анализ на вычислителях так и не выдал рецепт, как справиться с серо-бурым веществом, великое множество коего лежит себе на полях Пояса Пустот?

— Это верно, — уныло проговорил Адиль. — Нам не удаётся получить химическое соединение, которое могло бы воздействовать на серое вещество Пустот.

— Прошу прощения, не специализируюсь на химии веществ… но насколько я понимаю, в природе не существует ничего абсолютного, нерушимого, что, кстати, и доказывают наши машины желаний. Всё ведь подвержено этому круговороту — любая материя, любые соединения?

— В теории это так. Наука считает, что любые соединения можно разложить на составляющие или получить из них другие вещества. Но Пустоты, возникшие относительно недавно, пока не поддаются никакому воздействию и захватывают всё больше и больше места, превращая в свою безжизненную массу всю окружающую их материю. Но, видите ли, наука — это наука, и она продолжает считать, что проблему Пустот вполне можно со временем решить. Главное только, чтобы случилось это несколько ранее окончания текущего мирового цикла.

Уста Адиля тронула бледная улыбка, и Лингамена почувствовала, что нужно сказать что-то обнадёживающее.

— Я понимаю, что ты хочешь от меня услышать, — сказала она задумчиво. — Наш эксперимент призван доказать существование чёткой причинно-следственной связи на уровне событий и человеческих поступков. Сюда не входят химические реакции, распад, полураспад и многие другие природные явления. По крайней мере, пока. Но вот что мне непонятно. За триста лет вычислений машины так и не подобрали нам формулу вещества, способного рассеять, аннигилировать Пустоты, так ведь?

— Так, — угрюмо согласился Адиль Мет.

— Эта суперстойкая двухцветная вязь, — начала Лингамена убеждённо, — не более чем химическое соединение, которое, тем не менее, не поддаётся машинному анализу, теоретически способному перебрать все комбинации составляющих вселенную частиц! Не означает ли это, что кроме определённой совокупности атомов в Пустотах может быть примешано что-то такое, к чему наша драгоценная наука ещё даже не притрагивалась?

Тут Лингамена с надеждой посмотрела на Дариму.

— Скажи нам, дорогая, а что об этом говорит Учение? Кармический закон распространяется только на живые мыслящие существа? Попадают ли в эту категорию неодушевлённые предметы (или то, что под ними подразумевает современная наука)?

— Непосредственно об этом в сутрах не говорится, — ответила Дарима, немного подумав. — Но чётко даётся понять, что кармический закон един для всего. Простите, я понимаю, что для поднятого вопроса эта формулировка слишком обобщающе звучит. Я попробую посоветоваться со своим учителем, когда навещу его.

— Я тоже поддерживаю проект ИКИППСа, поэтому и пришёл сюда сегодня, — начал Адиль. — И считаю, что раз Учение говорит нам о том, что всё едино и подчиняется одному и тому же закону, то это значит… что мы просто ещё не в силах ни открыть его, ни, тем более, доказать.

— Вспомните легенду о душах камней, — продолжил учёный после паузы. — Если они живы, то и они подчиняются тому же единому закону.

— Можно даже не привлекать на помощь мифы и сказания древней Земли, — вырвалось вдруг у меня. — Нас же окружают кристалловизоры. Мне кажется, они и есть ярчайший тому пример.

Тут все в Зале обратили на меня внимание, и я несколько смутился.

— Простите, это у меня само вырвалось, — пробормотал я, — не хотел прерывать…

— О, что ты, Минжур! — воскликнул Адиль Мет. — Ты указал нам на очевидный факт, который мы почему-то упустили в своих рассуждениях. Итак…

— Материя бывает разумной, — сказала за Адиля Лингамена. — Что об этом может сказать представитель Института Земли?

— К сожалению, — молвил с плохо скрываемым раздражением Адиль Мет, — Институт Земли не имеет никакой информации об этом. Это ведь передовой край науки, Лингамена, и вы хорошо это знаете.

— Да упаси вас Неймар! — воскликнула учёная, видя реакцию собеседника. — Я, разумеется, далека от какой-либо иронии, ты как-то превратно истолковал мой вопрос. Нам просто было необходимо, чтобы ты, Адиль, подтвердил либо опровергнул эту теоретическую выкладку.

— Хорошо. Я как представитель Института Земли, — заговорил нарочито скучным голосом Адиль, — не могу ни подтвердить, ни опровергнуть того, что материя разумна. По крайней мере, применительно ко всей земной материи. Кристалловизоры, к примеру, как тут было правильно замечено, разумны безотносительно к тому, считаем ли мы их таковыми или нет.

Тут Дарима, стоящая рядом с Лингаменой, подмигнула мне и попросила слово.

— Я только что говорила, — начала девушка, — что закон причинности может быть применён абсолютно ко всему, что нас окружает. И хотя детали этого, как было сказано, желательно ещё уточнить у моего учителя, но уже сейчас возникает непонятная ситуация. Не хочу искусственно нагнетать обстановку и лишний раз будоражить умы собравшихся… но вот касаемо Пустот… Вы уж простите моё дилетантство, но из всего, прозвучавшего сегодня, мне кажется, можно сделать лишь один верный вывод: возникавшая в результате работы первых поколений квазираспылителей серая масса является не просто кучкой слипшихся под воздействием законов химии атомов. Отчасти, это доказывает тот факт, что за продолжительное время ни мощнейшие вычислители, ни кристалловизоры, ни современные машины желаний так и не смогли подобрать к ней ключ. Я думаю, мы столкнулись с неизвестной формой жизни, порождённой, быть может, нашими неосторожными манипуляциями с материей.

— Дарима, — удивлённо воскликнул Адиль Мет, — неужели ты действительно считаешь, что манипуляции с неживой материей, пусть и не самого рядового порядка, способны породить какой бы то ни было разум? Теория вероятностей говорит нам, что без направленных усилий со стороны одного разума, шанс возникновения другого разума из любого казуального скопления материи практически равен нулю.

— Ты уж прости меня, Адиль, за прямоту, но наука много чего считает, — сказала Дарима с чувством. — А Пустоты до сих пор расползаются. Первые владельцы машин желаний теряли голову от радости и готовы были вылепить целые вселенные себе подобных существ, при этом совершенно не представляя, кем же они сами являются.

Быть может, — вернулась Дарима к теме, — серое вещество — это совершенно иная, отличная от нашей, ещё неизвестная нам форма существования сознания. В любом случае, если обсуждаемый сегодня проект… — тут Дарима запнулась, но быстро исправилась: — когда обсуждаемый сегодня проект выйдет, что называется, на расчётную мощность, мы получим ответы на многие вопросы!

В Зале послышались аплодисменты, и Дарима снова уступила трибуну Лингамене.

— А можно ли спросить уважаемую Лингамену Эклектиду и Адиля Мета насчёт Поясов Животных, — чистым, звонким голосом прожурчала лесным родничком девчушка с задорным выражением глаз и чуть вздёрнутым кверху носиком. — Я — Анталиша, смотритель Пояса Животных.

— Конечно можно, Анталиша, — приветливо ответила Лингамена юному охранителю мировой фауны. — Но ты же не озвучила сам вопрос.

Анталиша на секунду растерялась, но тут же справилась с собой. Молодости и в наше время свойственно думать, что вопросы, её волнующие, должны так же сильно беспокоить и всех остальных, и можно даже не озвучивать их вслух, так как всё должно быть понятно и без лишних слов.

— Ну как же!.. — горячо воскликнула Анталиша. — Одни виды животных до сих пор поедают другие виды, а люди всё ещё не решили, правильно ли это. Если это происходит, значит, имеются серьёзные причины? Проект разрешит нам этот вопрос?

— Видишь ли, Анталиша, — протянула Лингамена и на миг задумалась, отведя глаза в сторону. — Со временем проект должен ответить практически на все вопросы человечества, иначе и затевать его не стоит, но…

— Но я думаю, — подхватил Адиль Мет, извиняющимся взором глядя на перебитого им докладчика, — что вот это как раз по силам решить Институту Земли совместно с Советом. Правда, нужно учитывать, что подобные решения могут иметь столь далеко идущие последствия, что доступными методами их и рассчитать пока нет никакой возможности.

— Я вас поняла, Адиль, спасибо, — с благодарностью откликнулась девушка. — Что ж, будем ждать, когда этими проблемами займётся Институт Земли. Если что — я в вашем полном распоряжении, готова работать круглые сутки!

— Конечно, Анталиша, — сказал советник Аргоний. — Ну что же, если ни у кого больше нечего добавить, можно считать наш Совет…

— Постойте! — вскочила опять бойкая работница Пояса Животных. — У меня появилась одна мысль. Давайте сейчас создадим бумагу — в точности такую же по составу, какой пользовались люди начала третьего тысячелетия. На ней мы вкратце опишем запускаемый проект и надежды человечества. И пусть каждый присутствующий в Зале приложит свою ладонь к этому листу в знак согласия с написанным. Мы сделаем это «на глазах» у кристалловизоров, — торжественно проговорила Анталиша, воздев руки вверх. — Дабы память о нашем проекте не изгладилась даже тогда, когда сама бумага эта истлеет от беспощадных укусов времени, или сам мир полностью преобразится на пути к новому циклу. Пусть потомки знают, что наши надежды на успех невелики, но мы верим в будущее подобно тому, как верили первые люди, поднимавшиеся в воздух на деревянных крыльях…

Собрание поддержало мысль восторженного попечителя фауны. Лингамена с советниками создали лист бумаги и нанесли на него основные идеи проекта. Поставив дату и подписи, бумагу стали передавать по рядам до тех пор, пока каждый желающий не прикоснулся к ней ладонью. Так завершился этот Совет Земли, который остался в людской памяти как Совет, на котором было принято решение запустить небывалого размаха проект, хотя бы даже это и стоило человечеству ощутимых временных и энергетических затрат. Настало время сдёрнуть покрывало, хранящее загадку самой важной тайны мироздания!

Икиппсовцы собрались в кружок и обнялись за плечи. Что ж, это была победа, в которой, впрочем, никто из сотрудников нашего института и не сомневался. Ведь человечеству давно пора искать место для новых шагов вперёд. А нам, зачинателям большого проекта, теперь предстояли месяцы и месяцы подготовки. Не все, впрочем, сияли радостными улыбками в тот вечер. Кое-кто из нас с горечью осознал, что не увидит результатов работы проекта в текущей жизни и потому решился на отчаянный шаг. Но об этом наш следующий рассказ.