После буйного пиршества в доме леди Арталиэн прошло уже пару месяцев. Неспешно набирало обороты лето, и всё вокруг, казалось, шло своим чередом, а Джону не давала покоя одна мысль. Вот это посерьёзневшее вдруг лицо леди Арталиэн, склонившееся над ним посреди всеобщего шума и гама; он видит эти губы, они что-то негромко говорят ему. Это было на том памятном вечере, когда-то в тот момент, когда Джон находился уже между сном и явью, когда он просто сладостно плыл, подхваченный хмельным ветром торжества и свободы, плыл куда-то в свои далёкие страны, бросив вёсла и полностью отдавшись безмятежному течению. Он грезил, полулёжа на диване, и вот это лицо леди Арталиэн, склонившееся над ним. О чём же она говорила? Может, она просто желала ему спокойной ночи, видя что юный боец «утомился»? И почему вообще ему запомнился такой пустяк? В следующий раз он обязательно спросит об этом тётю Дженни, обязательно. Вот только что-то Союз давно не собирался после того памятного вечера, и каждый его участник надолго был предоставлен самому себе.

На некоторое время Джон забылся в разных мыслях. Он вспоминал, что делал в последнее время. Закончилась, наконец-то, учёба и настали каникулы, времени стало ещё больше. Он уже прочитал несколько книжек из тех, что посоветовали ему друзья. А ещё написал пару стихотворений, которые пока никому не показывал, и, хотя, одно ему более-менее нравилось, он традиционно относился весьма скептически ко всем своим творческим начинаниям.

Из задумчивости его вывел звук звонящего телефона.

— Алло? — подошёл к аппарату Джон.

— Приветствую тебя, доблестный Джон!

— Леди Арталиэн! — искренне обрадовался Джон. — А я тут как раз…

— Собирался с нами связаться? — ненавязчиво перебила Арталиэн. — И правильно. Приходи сегодня к нам в дом, часа через два, сможешь?

— Что, собрание намечается или пирушка?

Арталиэн беззаботно рассмеялась.

— Нет, нет! Приходи — узнаешь!

— Буду непременно, — ответил Джон и попрощался.

Будучи уже почти у дома леди Арталиэн, Джон издалека завидел подходящего с другой стороны дедушку Мортона и обрадовался: значит всё не просто так! Он замахал Мортону руками и ускорил шаг. На крыльце дома покуривал Чарльз:

— А! Заходите друзья, все уже собрались. Хорошо, что никто сильно не задержался. Сегодня, честно говоря, нужно ещё так много успеть.

Уилл с Джоном обменялись недоумёнными взглядами, но молча проследовали по лестнице в зал на втором этаже. Джон только пожал плечами: за всё время знакомства с этим домом он уже почти успел привыкнуть к тому, что его хозяева, точнее сказать, хозяйки каждый раз удивляли его чем-то особенным. Но о том, что будет на этот раз, он, конечно, как и никто другой, догадываться не мог. И как только Джон вошёл в зал и кивнул всем, его сразу же почему-то насторожил довольно бледный и унылый вид Анны. Было похоже, что-то она знала такое, чего он, Джон, пока не знает. «Да ну, ерунда какая-то в голову лезет, чего я такой мнительный стал? Опять наверно в одиночестве засиделся». И чтобы закрепиться в правдивости своей последней мысли, он перевёл взгляд на леди Арталиэн, которая в этот момент рассаживала всех за большим круглым столом. Вид ее, однако, ничего не сказал Джону и он, присев за стол, решил, что сейчас и так всё узнает. И не ошибся.

— Друзья! — сказала Арталиэн. — Сегодня мы собрали вас в честь одного небольшого события, которое, возможно, при прочих равных, и не заслуживало бы столь пристального внимания с вашей стороны, однако в сложившейся ситуации мы посчитали нужным…

— Мама, говори уж как есть! — неожиданно влезла в разговор Анна и как-то кисло улыбнулась.

Леди Арталиэн мельком посмотрела на дочь и продолжила ничуть не изменившись в лице:

— Я хочу поведать вам о завершении пути земного Арталиэн Анориме и Чарльза Морехода, — здесь Арталиэн сделала небольшую паузу, чтобы дать несколько мгновений для того, чтобы информация могла быть переварена присутствующими, — и вступлении ими на путь Морской. Ибо Чарльз Мореход обрёл, наконец, истинную сущность — сущность Морехода.

— Что за дурацкие шутки? Сегодня не первое апреля, часом? — только и смог вымолвить Уолтер.

— Как, как?.. — крякнул Джон.

— Для достижения нашей цели мы построили корабль, который дожидается нас в порту Рибблтона, — продолжал уже Чарльз. — Конечно, нам помогали его строить опытные мастера, которых ещё пришлось поискать. Но главное — мы хотим его вам показать. Ведь мы скоро уплываем…

Арталиэн внимательно следила за лицами присутствующих. Лица эти постепенно начинали проясняться и обретать понимание.

— А, так вы решили хорошо прокатиться? — первым постиг сущность момента Уолтер. — Ну так и отлично. Сколько можно сидеть в этом промозглом английском городишке? Берешь, покупаешь тур «всё включено» на парусном фрегатике «Плыви, плыви, моё дырявое корытце», и оно везёт тебя, на ниточке, разумеется, по волнам, по морям к сказочным берегам Турции, где можно пару недель поваляться на загаженном туристами пляже, искупаться в бассейне на берегу, а потом назад, на работу в любимый офис, в Рибчестер! Союз духа ждёт, понимаешь!

Шутка Уолтера, как обычно, разрядила обстановку и даже Анна заулыбалась. Джон тут подумал, что она всё-таки знает об этом путешествии кое-что ещё. Арталиэн, наконец, увидела, что настала пора сказать главное:

— Ну, можно сказать, мы действительно в некотором роде плывём в сказочные страны… Мы уплываем сегодня! И просим всех проводить нас до порта, где можно будет посмотреть на наш корабль. Но сначала предлагаю всем отобедать по доброй традиции этого дома. Правда, сегодня не так пышно и буйно — хотелось бы быть в форме, да и время уже перевалило за полдень. А сейчас предлагаю отвлечься от разных мыслей, не задавать больше вопросов и просто немного перекусить. Я обещаю дать ответы на все вопросы на пристани. По крайней мере на те, на которые буду в силах ответить.

Джон твёрдо решил последовать просьбе леди Арталиэн — он молча ел и не задавал более никаких вопросов. Он только чувствовал, что сегодня — день явно не рядовой, но, с другой стороны, в этот дом как ни попадёшь, всё не рядовые дни были. Так думал Джон, набивая щёки отменной едой. В конце обеда Анна внесла огромный пирог, который украшал парусный корабль. В комнате послышалось одобрение. А дедушка Мортон произнёс:

— Ох, такое чудо даже жалко кушать, как красиво!

— Ничего не жалко, дорогие гости, это всё для вас, кушайте на здоровье. Это просто пирог. Скоро вы увидите настоящий корабль.

Наконец, обед закончился и все начали собираться. На Джона напал какой-то сытый дурман, захотелось спать. У него даже мелькнула мысль, что это леди Арталиэн подсыпала что-то в свой чудо-пирог, чтобы как-то отвлечь всех от грустных мыслей хотя бы до порта. Однако, в Рибчестере куда ни иди, скоро куда-нибудь да выйдешь — на окраину, в лес или вот в порт. Да, вот уже и он — небольшой, частично ещё деревянный порт в Рибчестере, знакомый всем местным жителям с детства. «Господи, да какие ещё тут могут быть парусники?» — вопрошал себя Джон. Чуть поодаль от основного причала один из берегов реки был весь закрыт высоченными фанерными листами, сквозь которые ничего не было видно. «А раньше этого не было, однако!» — подумал Джон. Правда, после этого он вспомнил, что не был здесь уже несколько лет. А компания, ведомая леди Арталиэн, направлялась как раз к этим гигантским ограждениям и уже подошла к неприметной калитке сбоку. Дверь открыла ключом Арталиэн и пройдя первой, широко распахнула её и нараспев произнесла:

— Заходите же, узрите наш «Фрегат Последней Надежды».

— Что это опять за упадничество, последняя надежда какая-то, — пробурчал Уолтер, проходя вовнутрь.

Однако, как только он поднял взгляд на корабль, выражение его лица тут же сменилось на восторженное, впрочем, как и у всех, кому до сего дня ещё не доводилось лицезреть это чудо плотницких дел мастеров. Компания прошла по берегу и остановилась напротив «Фрегата». На них как раз смотрели закрытые портики пушек, окаймлённые красивой резьбой и выкрашенные в красный цвет.

— Красивый кораблик! Что-то я не видел его здесь раньше. — Уолтер сейчас говорил один за всех, остальные просто молча взирали и ещё не знали что сказать. — А пушки тут есть? А ружья, мачете, бочки с ромом?!

— Тут, как видишь, есть портики, Уолтер, — ответила леди Арталиэн.

— Так это, ясное дело, бутафория! Это как у моделей машинок, помнится, дверцы красиво выглядели, но не открывались!

— У некоторых вроде открывались, — попытался припомнить что-то такое детское Джон. — Ты, наверно, импортные, из стран соцлагеря брал.

— Какого, какого лагеря?..

Арталиэн тем временем кивнула Чарльзу, тот перешёл по мостику на корабль и скрылся где-то в неведомых внутренних помещениях. Через некоторое время все ахнули. Вот он — ответ на вопрос Уолтера. Все портики разом начали медленно открываться, и Уолтер уже представлял себе грозные жерла 40-фунтовых пушек, которые сейчас будут смотреть на него в упор. «Надеюсь, они там холостыми заряжают», — успел он подумать. Джон тоже силился вспомнить, что ему сто лет назад в прошлой жизни об этом рассказывал отец.

Но никто не угадал. Когда портики полностью открылись, даже седые брови дедушки Мортона поползли вверх. Вместо жерл пушек на стоящих на пристани людей из портиков взглянули картины леди Арталиэн. Одни изображали невиданных морских чудовищ, другие — море и скалистые острова посреди пенного моря, третьи были и вовсе туманны и непонятны.

— Это что, выставка картин сюда переехала? — попытался сострить Уолтер, понимая, что уж чего-чего, но картин за портиками предположить, конечно, не мог никто. — Корабль идёт в довесок к прекрасным полотнам госпожи Арталиэн Анориме?

— В нашей войне противника едва ли можно победить традиционным оружием, Уолтер. Время таких войн близится к концу, — улыбнулась Арталиэн.

— Да это покруче чем абордаж!.. — только и нашёлся сказать юный ценитель прекрасного.

На палубу вышел Чарльз и вопросительно поднял взгляд на Арталиэн. Она жестом пригласила всех пройти на корабль. Когда компания оказалась на палубе, Арталиэн, внимательно осмотрев присутствующих, кивнула Чарльзу и уже собралась что-то сказать, как Анна, видя всё это, и, возможно, заранее зная что будет, наконец не выдержала:

— Мама, но это же не навсегда, правда? Не навсегда? — с трудом сдерживая слёзы, отчаянно выкрикнула она.

Леди Арталиэн подошла, обняла дочь и, обернувшись ко всем, произнесла:

— У каждого из присутствующих, волею судеб объединённых с остальными одним общим делом, тем не менее, имеется своя дорога. Наши пути с Чарльзом сейчас лежат в одном направлении — они ведут нас в море. — Она внимательно посмотрела через плечо на Анну, как бы спрашивая, понимает ли та ее и продолжила. — Не стоит всё-таки полностью ассоциировать нас с эльфами. И это не Серая Гавань, как вы все видите… — Арталиэн загадочно улыбнулась, но на сей раз Джон явственно уловил грустинку в её глазах и сердце его кольнуло: «Но, неужели все-таки навсегда? Дороги-то разные, но цель одна».

Возникла пауза. Все ждали, что ещё скажет леди Арталиэн, и никто не хотел сейчас задавать никаких вопросов, даже Уолтер молчал. Гордо и величественно возвышалась в этот момент надо всеми предводительница Союза, словно материализовавшийся и затвердевший дух, непобедимый осколок славного древнего рода, сейчас она будто являла собой средоточие самых важных вещей, которые успел усвоить Джон в последние полгода. Да и вопрос-то, собственно, волновавший всех, уже был задан Анной. Конечно, можно ещё было задать вопрос, как они собираются плавать на этом, ведь сейчас не 17-й век, это ж нужно уметь, и где, вообще, команда, кок, боцман, штурман, канониры и всё такое — но сейчас этот вопрос почему-то никого не волновал. Все понимали, что леди Арталиэн и Чарльз Мореход не будут шутить такими вещами. Если собрались — значит точно поплывут. А секунды всё медленно бежали куда-то вдаль. Тёплый полуденный ветерок, несущий в себе запахи реки, слегка колыхал золото волос леди Арталиэн. Чуть грустно, но не менее участливо и благородно чем обычно, смотрели её прекрасные глаза, исполненные любовью и сочувствием; наполнявшие сердца надеждой уже столь долгое время, что, казалось, то, что стоит за этими глазами, существовало всегда, и, может, даже много раньше самого мира, окружавшего их… В каком-то внутреннем порыве Джон собрался и заглянул в эти глаза настолько глубоко, насколько смог. Этот немой крик мятущейся души, этот недвижный жест отчаяния был, наверное, квинтэссенцией того эмоционального состояния, в котором сейчас находились все, стоящие на мостике «Фрегата». И будто тёмная птица метнулась из горящего гнезда и стремительно вспорхнула ввысь, обретя спасение в глазах, отражающих в этот момент всё сущее. В глаза эти сейчас смотрели все. Был в них ответ и на вопрос Анны, но то было не под силу распознать никому кроме неё; был там ответ и на общий вопрос — когда же они с Чарльзом вернутся? Как был там ответ и для Джона, который в тот самый миг так же задавался крайне насущным вопросом, но несколько отличным от других. И по тому, как чуть дрогнули уголки губ леди Арталиэн, намекая на такую родную и любимую всеми улыбку, сейчас, впрочем, могущую показаться не слишком уместной, Джон осознал, что вопрос светился в его глазах, а ответ — в тех глазах, куда с надеждой заглянул он; пусть сейчас он ещё и не понимает в должной мере сути этого ответа.

Наконец, в невыносимой тишине, нарушаемой лишь тихим плеском воды за бортом корабля, Арталиэн негромко произнесла, глядя на Джона:

— Когда-нибудь ты, возможно, узнаешь, Джон, каково это — быть в ответе за других людей. Ведь я долгое время отвечала за наш Союз и незримо стояла над каждым, была в сердце каждого из вас. Теперь же я пропадаю из вашей видимости, но это, однако, не означает, что вы пропадаете из моей… — И Арталиэн, наконец, позволила себе улыбнуться.

Джон молча подошёл к ней, и они обнялись. Все последовали этому примеру. Анна подошла последней, и на нее леди Арталиэн как-то особенно посмотрела, ничего, впрочем, не обозначив словами, а только заключив дочь в свои объятия. Словно в тумане прошло всё прощание с Чарльзом и Арталиэн, впрочем, не настолько уж долгое, как последующие воспоминания о нём. Уолтер поспешил увести с пристани Анну, для которой сегодня был явно не самый счастливый день на свете. Всё понимая, она всё равно была такой мрачной, какой Джону ее ещё никогда не доводилось видеть.

— Послушай, дорогая, — участливо обняв за плечи, успокаивал Уолтер Анну. — Ну, леди Арталиэн же правильно сказала — это ведь не Серая Гавань. В конце-то концов!

— Я больше никогда, никогда не буду изображать из себя никаких эльфов! — причитала Анна, и звук ее голоса постепенно отдалялся. — Всё это приносит лишь временное утешение в безнадёжных, тупиковых закоулках этих скорбных чертогов…

— Да ну, полно тебе, полно…

А Джон с дедушкой Мортоном стояли у перил старого деревянного причала и наблюдали, как медленно уплывает вдаль и исчезает за излучиной реки «Фрегат Последней Надежды». Видя, что Джона тоже, как и Анну, нужно поддержать в данную минуту, Мортон предложил ему свою трубку, которую только что раскурил.

— Попробуй, Джон, я уверен, что тебе понравится. Ты знаешь, этот табачок очень помогает в таких случаях — когда надолго провожаешь старых друзей и стоишь, покуривая, у причала, задумчиво глядя на неподвластную людям стихию, степенно несущую свои воды в бесконечность…

Джон тем временем приложился к трубке.

— А что за табачок? Мне нравится. Вроде и правда помогает, — он вопросительно посмотрел на Мортона — тот заговорщически улыбался, и пышные молодецкие усы его чуть забавно подрагивали — и вдруг рассмеялся, от души немного отлегло. — Ну, умеете вы в нужную минуту поддержать, честное слово!

Джон с Мортоном пожали друг другу руки, и, посмотрев последний раз на водную гладь, покинули пристань. Но домой никто не спешил. В тот день, конечно, ещё рано было о чем-то думать, просто хотелось как можно дольше погулять на воздухе, находясь вдалеке от насиженных мест. Тем более, как предчувствовал Джон, теперь предстояла совсем другая жизнь. А может, просто начинался новый её этап и не более — кто знает…

Так Уилл и Джон некоторое время шли в молчании, погруженные в себя, и незаметно дошли до того места, где дороги их расходились в разные стороны. Тут Джон вдруг будто очнулся и с ужасом подумал, что после всех сегодняшних событий сейчас ему придется идти домой, переживая всё свалившееся на него в полном одиночестве. В такой момент! И неожиданно услышал:

— Джон, денёк сегодня выдался более чем спонтанный, кгхм… так может и завершим его в том же духе? — спросил Уилл, конспиративно блеснув глазами.

Джон вопросительно посмотрел на него.

— Есть какое-то чувство недосказанности или незавершенности, ммм, как на картинах импрессионистов, знаешь ли… — немного разъяснил своё предложение Уилл. — Всё слишком внезапно произошло. Если у тебя нет никаких планов на сегодня, то, может, пойдём ко мне в гости, устроим небольшую вечеринку?

— Я с радостью, — сразу оживился Джон.

— Ну и то, что я хочу показать тебе, надеюсь… надеюсь, того стоит. И ребят мы, конечно, позовём, как думаешь? Кстати, никто из вас ещё у меня не был!

— Конечно позовём! Пойдёмте!

Уилл жил в обычном домике, каких в городе было много. Небольшой участок земли, забор, калитка, второй этаж с маленьким круглым окошком. А вот и неизменный камин в гостиной. Разумеется, в летнее время его если и зажигали, то только совсем уж в промозглые и ненастные вечера. А сегодня денёк выдался погожий.

— Располагайся, Джон, — предложил ему Уилл, указывая на стулья близ стола. — Кстати, вон телефон, можешь позвонить друзьям прямо сейчас, а то пока они там соберутся. Анна сегодня явно в расстроенных чувствах, нужно как-то поддержать ее.

— Я тоже об этом думаю, — пробормотал Джон и набрал номер Анны. Почему-то он был уверен, что ребята сейчас пошли к ней.

— Алло?

— Анна, Джон на связи. Нас всех пригласил к себе на вечер Уилл Мортон, я уже у него, в общем-то, мы вместе ушли с пристани. Обязательно приходите! Сегодня нужно собраться…

— Да, Джон, пожалуй, ты прав. Поблагодари там за приглашение, и скажи, что мы через часок будем.

— Отлично!

— Адрес только не забудь нам сказать, мы же ещё не были у Уилла.

— Ах, ну да, конечно…

— Я, конечно, понимаю, — неожиданно чуть оживилась Анна, — что язык до Лондона доведёт, но…

— Но я бы не ходил! — выпалил Джон, и на обоих концах трубки послышалось довольное сопение.

В ожидании друзей Уилл приготовил лёгкий ужин на всю компанию и предложил Джону скоротать время за кружечкой-другой эля. Наконец, колокольчик оповестил о приходе гостей и Уилл вышел встречать друзей. Показалась Анна в самой простой одежде — джинсах и обычном джемпере, никаких тебе эльфийских штучек-сорочек. А за ней и Уолтер с гитарой.

— Проходите, проходите, друзья, стол большой, места всем хватит, давайте же для начала поужинаем немного. — Уилл ухаживал за гостями, Анна сидела молча, а Джон пытался на глаз определить, что с ней творится. Ну а Уолтер прохаживался по комнате, глазея по сторонам, и предложения помочь с приготовлением ужина перемежал с восклицаниями:

— О, какой интересный предмет!.. Ух ты, а это как называется?

— Уолтер, с ужином ты вполне сможешь помочь управиться за столом, а принести-то его мне самому не составит труда, — отзывался Уилл, бегая из кухни и обратно с большим подносом, уставленным разными блюдами.

На стенах висели какие-то абстрактные, на первый взгляд, предметы, сплетённые из проволоки или выпиленные из дерева. Они-то и привлекли внимание самого непоседливого молодого человека из всей компании.

— Потом, Уолтер, потом, обо всём по порядку!.. — доносились возгласы Уилла, снова убежавшего на кухню за последней, как Джону очень хотелось думать, партией угощений. Аппетит, у него, надо сказать, к вечеру разыгрался. Да ещё все эти треволнения.

Наконец, хозяин уселся за стол вместе со всеми.

— Рад приветствовать вас в своем скромном домишке, ребята! — обратился ко всем Уилл. — Уходя с Джоном из порта, мы подумали… я вдруг подумал, почему бы нам не собраться… именно сегодня. — Тут он посмотрел на Анну. Лицо ее пока ничего не выражало. — Наверное, сегодня не стоит говорить ни о чем таком серьезном, по крайней мере, давайте просто уже покушаем, наконец, и немного выпьем доброго эля! Как думаете?

— Немного выпьем или выпьем немного? — пошутил Уолтер и сидящие за столом одобрительно закивали и принялись уплетать довольно вкусный ужин, оказавшийся на поверку совсем не «лёгким» — утка, салаты, картошка, грибы и различные соленья просто наполняли стол.

— Спасибо, Уилл, очень вкусно, — подала, наконец, голос Анна. — Да тут еды на целую армию, мы не так уж сильно голодны…

— А, не стоит стесняться, Анна! И побороть стеснение поможет вот этот чудный напиток. Джон, будь добр, передай кувшин! — Уилл разлил всем по большим деревянным кружкам эль и как-то просто, как прописную истину, произнёс:

— Всё что ни делается, всё к лучшему! — и довольно улыбнулся всем, подмигнув при этом Анне.

Анну тронула забота Мортона, она чуть кисло улыбнулась, кивнула ему и сделала несколько больших глотков эля. Эль согревал. Анна чувствовала, что все сейчас беспокоятся о ней и решила сама разрядить обстановку.

— Спасибо за ваше участие, друзья. Вы, верно, хотите спросить меня, давно ли я знала об отъезде мамы, и что я знаю об ее возвращении. Я в общем-то знаю ненамного больше вашего. Что они с дядей Чарльзом собираются путешествовать по морю, я давно знала, да и вы могли догадываться… — тут она вдруг вопросительно посмотрела на Уолтера и сказала:

— А ты что-то совсем не расстроен уездом отца, как я погляжу.

— Конечно, — тут же нашелся как ни в чем не бывало жующий Уолтер, — ты же сама раньше говорила: так надо. Ну, поплавают столько, сколько нужно и возвратятся. Другое дело: кому это нужно… шучу, шучу!.. Леди Арталиэн же сказала, что у всех, то есть у каждого — своя дорога. Я, конечно, немного беспокоюсь за них, но чтобы сильно расстраиваться… мне кажется, надо радоваться, что люди исполнили давно задуманное.

— Да, с этой стороны ты, конечно, прав, — продолжала задумчиво Анна. — Но мне всё это представлялось больше романтической прогулкой, нежели таким серьезным путешествием с неоговоренными сроками. — Анна снова опустила голову и нахмурилась. Но сейчас уже быстро овладела собой. — Мне стало понятно — мама ищет, и дядя Чарльз тоже. Может нам всем со стороны кажется, что она такая мудрая и произносит возвышенные речи, и всегда всё наперёд видит, но я думаю, она почувствовала, что нужно идти дальше.

— Ух ты, так это ж развенчание эльфийской ипостаси из первых уст! Что скажут в Мордоре! — не выдержал Уолтер и как обычно съехидничал. Анна лишь с укоризной посмотрела на него, хотя уже сквозь улыбку, и продолжила:

— Ну что же. Это означает, что данное событие нужно принять как есть, мы и сами уже не маленькие, — она снова посмотрела на Уолтера, который теперь ковырял трубочкой для питья в тарелке, и, казалось, совсем ее не слушал. — Это означает, друзья, что нам тоже нужно двигаться, мы не остановимся ни в коем случае! И я даже уже, кажется, знаю, чем займусь лично я в ближайшее время, — тут Анна первый раз за вечер широко и знакомо улыбнулась.

— Подтянешь хвосты по английскому и истории, пересдашь двойки по математике и физике? — Уолтер на самом деле был начеку и немедленно вызвал всеобщий смех. Атмосфера начала разряжаться.

— Браво, наш юный шутник! — Уилл встал и, обняв Уолтера, громко произнес:

— Поднимем же кружки за нашу юную прекрасную воительницу!

Тут все, наконец, осушили свои деревянные кружки и Анна отметила достоинства национального английского напитка:

— Спасибо. У вас чудный эль, Уилл. В нашем доме это редкий гость, я даже и не помню, когда последний раз пробовала его.

— Ну что ж, — подал голос Джон, который к этому моменту вполне насытился. — Мне кажется, сегодня явно не стоит задаваться вопросами вроде «как жить дальше» и «что будет во втором номере нашего журнала». Лично я очень сытно поел и от души благодарю хозяина этого славного дома. Если он не против, отведаем теперь доброго эля!

— Хозяин — за, дорогой Джон! Бочонок на палубу, юнга! — выкрикнул Уилл так мастерски, что, казалось, сейчас откуда-то нарисуется юнга в форме морского флота и действительно выкатит бочонок. Впрочем, Уилл ждать не стал, он прошёл в соседнюю комнатку и выкатил бочонок сам. Ух, бочонок был не самого мелкого десятка, что Джон с Уолтером удовлетворительно отметили.

— Да, господа, я понимаю, что маловат, не то что в прошлые золотые эпохи, — подкатывая бочонок к столу, тем временем вещал Уилл. — Но, как говорится, ещё не вечер!

Застолье потихоньку стало перетекать в ту его часть, которую сможет узреть участник такого застолья, будто зацепившийся вдруг за корягу среди бурного течения речки и потому остановившийся против своей воли; участник, волей случая внезапно прекративший двигаться вместе со всеми и узревший как мимо катит свои воды могучая река, неудержимо несущая с собой помимо его воли различные предметы — как малые так и большие. В тот вечер таких участников, однако, не наблюдалось, а подводных камней или коряг, которые могли бы остановить течение реки — тем более.

— Уолтер! Сыграй нам что-нибудь весёлое, старое-доброе, как все мы любим! — попросил Уилл.

Забацать веселенькое и со смыслом было сейчас в самый раз! Уолтер отпил эля, и схватив гитару, заиграл «Animal Farm», да так вдохновенно и заразительно, что вскоре ему начали подпевать все, и даже Джон, который обычно не пел — и тот не стеснялся, хотя и немного расчувствовался по ходу исполнения. Уолтер, заметив это, следующим номером решил исполнить не столь личную, а более сатирическую, но не теряющую от этого своей наполненности «Yes sir, no sir».

— Кстати! — улыбнулся тут как-то лукаво Уилл. — Напомнил ты мне кое о чем, Уолтер. Не далее, чем в начале этого вечера ты спрашивал, что это за предметы висят на стенах, так, если тебе ещё интересно, я могу рассказать.

— Конечно интересно! — ответил Уолтер, откладывая гитару.

— Тогда прошу за мной, — и Уилл, поднимаясь из-за стола, поманил всех жестом, — надеюсь, вы заинтересуетесь хоть немного.

Уилл провёл ребят по темному коридору в одну из дальних комнат, где включил фонарик, свет которого тут же выхватил из мрака около десятка свечей. Свечки зажгли, и по мере того, как фитили разгорались, видимые размеры комнаты постепенно раздавались вширь — оказалось, что это практически целый зал! И перед ребятами развернулась странная картина. От входной двери и до самого дальнего конца комнаты виднелась неисчислимая армия каких-то причудливых фигурок. При свете свечей рождалось ощущение, что все они двигаются. Что за наваждение! Стены комнаты тоже были увешаны различными предметами. Видя, что все немного замялись, Уилл негромко предложил пройти с ним по залу вдоль стен, где предусмотрительно было оставлено место.

— На стенах, как вы видите, ммм, охотничьи трофеи.

— Ого! — первым подал голос Уолтер. Он уже ощупывал руками высушенную шкуру дикого кабана. — Настоящая, интересно?

Впрочем, это как раз было наименее интересным, так как на шкуре была нацарапана надпись «ИСТИНА», а в саму шкуру воткнуто несколько стрел. Дальше, почти от потолка до пола, была растянута шкура медведя, в самый центр которой были вогнаны вилы. Рукоятка их торчала из стены, и чтобы пройти дальше, приходилось присаживаться под ней и пролезать дальше. На рукоятке тоже светилась вырезанная и окрашенная в белый цвет надпись «ИСТИНА».

— На крупную дичь с серьезным оружием! — басовито рассмеялся Уилл. — Проходите дальше.

Джон нагнулся и осторожно пролез под «истиной». Ощущение, что «истина» вот-вот упадёт ему прямо на голову не покидало его до тех пор, пока он всё-таки благополучно не пролез под ней.

Далее на стенах висели колчаны для стрел, наконечники, какие-то интересные топорики, арбалет, большой лук. И все они не были просто предметами — каждый как-то назывался: лук — «Свобода», топорик — «За дух», даже на стреле была надпись «смысл».

— Ничего себе! — вымолвил Джон. Что-то мне это напоминает. В каком-то документальном фильме видел… там были такие снаряды с надписью «за родину».

— А это что-то очень интересное! — вскрикнула вдруг Анна и первой подошла к столику, стоявшему у окна в дальнем конце комнаты.

На столе виднелась глиняная скульптурная композиция. Взмывающая в небо стрекоза была прикована длинной цепью к пушечному ядру, лежащему на земле. На ядре было то же самое слово что и везде. Парадокс был в том, что в реальности, то есть в этой композиции, законы физики работали наоборот: ядро и цепь здесь держали стрекозу в воздухе.

— Зал истины… — пробормотала заворожённо Анна. Её сильно потрясли такие визуализации. Впрочем, в зале ещё много чего было.

— А мне очень нравится вот это, просто поразительно! — Уолтер обратил общее внимание на стоявшую рядом со стрекозой другую лепную композицию. Она представляла собой виселицу, на которой в ряд болтались фигурки в темных колпаках на головах. И на каждой фигурке красовались надписи: «серость», «обыденность», «навязанные ценности», «родина», «религия» и ещё несколько других.

Наконец, все обратили внимание на фигурки, расставленные по всему полу. Фигурки были и резными, и лепными, и даже просто пластилиновыми; некоторые казались только заготовками; у иных вместо лиц были какие-то маски, а может и вовсе не было лиц или даже голов — в темноватой комнате не все детали удавалось тщательно рассмотреть, да на это, к тому же ушло бы немало времени.

— Это две армии, ребята, они идут друг на друга, — негромко подсказал ребятам Уилл.

Одна армия была с виду обычной армией — пушки всякие, конница, ракеты, мечи, томагавки, воины разных стран и эпох. Армия везла полевые кухни, несла знамёна. Там же были и домохозяйки в передниках, профессора в очках; эта армия видимо олицетворяла всё ортодоксальное. Армия же противника была мирная армия. Там были люди, которые несли картины вместо знамен. Кричали всякие песни, там шли целые оркестры, шли отряды людей с книгами, шли различного рода небрежно одетые люди, несущие рюкзаки за спиной, из рюкзаков их тоже торчали книги. Наконец, шли голые нимфы просто с букетами цветов.

— Ну а какая армия побеждает? Каков результат битвы? С книгами и где нимфы — это, конечно, наши… понятно, — промямлил Джон и тут же в восторге перебил себя. — Круто! Да это же надо на выставке концептуальной показывать! А дыбы у вас тут нет? Или какие-нибудь аппараты для пыток?

Тут Мортон залихватски крутанул ус, затем состроил крайне невинное лицо и немного захмелевшим голосом деланно произнёс:

— Видишь ли, Джон, в нашей войне подобное оружие уже нельзя использовать, оно, понимаешь, ха, оно, ха-ха… сильно ус… — тут они оба, да и Уолтер с Анной прыснули со смеха, — оно ус… устарело! Ха-ха-ха!..

Немного отдышавшись, Уилл торжественно произнес:

— Я рад, если вам понравилось, но сейчас, думаю, пора, друзья, выкатывать ещё один бочонок эля! У меня тут, конечно, не винные погреба как в лучших домах, но все же старый добрый английский эль! Что может быть лучше!

Все одобрительно загудели и направились обратно к столу, где ждали их недопитые кубки. «Так вот значит каков он — охотник за истиной, — думал Джон, возвращаясь вместе со всеми. — Какой это странный мир аллюзий, разрушающий вдруг все наши представления об истине и мире, стоит лишь посмотреть на это под другим углом».

И вот все снова уселись за столом, и Уолтер, подняв кубок, произнес:

— Уилл, у вас поразительное видение вещей. Вдохновляет. Правда, сам я в последнее время что-то ничем особо не занимался, но в общем-то не слишком беспокоюсь по этому поводу, ещё успеется, до старости ещё долго, — беспечно усмехнулся он. — А тут эль такой вкусный — и он поднял кубок, указывая им на хозяина дома и кивая ему.

Уилл усмехнулся в усы и тоже отхлебнул эля.

— Разрешите-ка, юные друзья, рассказать вам… хм, одну старую-престарую притчу дзенских мастеров, — тут он пристально посмотрел на Уолтера, поднялся, поставив одну ногу на свой стул, облокотился локтем на стол, зажёг курительную трубку, отпил эля, довольно ухнул, вытер пышные белые усы, и, поправив широкополую шляпу, продолжил:

— Однажды жил на свете человек, был он уже не молодым юнцом с только-только пробившимися усиками, но не был согбен и дряхл, словно столетний старик. Больше всего на свете тот человек боялся стать старым. Ему так нравилось чувствовать себя полным сил, ловить томные взгляды женщин, строить грандиозные планы на следующие десятилетия. Всё его в жизни устраивало и приносило радость, кроме одного: он понимал, что рано или поздно состарится, а бессмертие только в сказках бывает. Тогда решил этот человек заранее подготовить себя к приходу старости. Он задумал понаблюдать за старыми людьми, пообщаться с ними и понять что тут к чему. — По взглядам присутствующих Уилл удовлетворённо почувствовал интерес к рассказу и поспешил продолжить. — Вышел он на улицу, глядит, а там как раз старый-престарый дедушка еле передвигает ноги и останавливается отдохнуть через каждые три шага. Обрадовался наш герой, думает — вот он, сейчас понаблюдаю за ним и всё пойму! Но, понаблюдав ещё минут десять, он понял, что дедушка был вполне доволен жизнью и никуда не спешил. Старый и немощный, одинокий, он, может, доживал последние годы своей жизни, но сейчас отдыхал, явно имея в кармане вечность. Он знал, что придёт домой, подремлет до вечера, а потом посмотрит программу новостей и попьет молочка на ночь. Он знал наверняка! Наш герой приуныл и поплёлся дальше искать ответ на свой вопрос. Смотрит — три бабушки сидят на лавочке, обсуждают что-то. Ну, из трёх-то одна уж точно подходит под искомую, решил наш герой и осторожно приблизился к бабушкам, чтобы удостовериться в своей правоте. Но, подойдя ближе, он услышал лишь весёлую болтовню, перемежавшуюся со звонким, даром что старческим, смехом. Ну, это опять не то, подумал наш герой, какая же это старость! И совсем уж уныло поплёлся дальше. Ходил он так уже без всякой цели битый час и вышел на набережную, всю обсаженную зелеными стрижеными кустиками. Вдоль них прогуливался седовласый старик, который тоже никуда не спешил. И тут решил наш герой, что называется, судьбу испытать, понял, что это его последний шанс.

— Скажи-ка, дедушка, что такое старость, каково это — быть старым и больным? — спросил он, и, затаив дыхание, не отрывал взгляда от выражения лица старика.

В ответ старик улыбнулся и лишь молча кивнул куда-то за спину нашему герою. Тот обернулся и увидел, что прямо на него идет его двойник, затем проходит сквозь него и скрывается в аккуратно подстриженных кустах на берегу речки. «Кусты как кусты, ничего в них особенного», — подумал наш герой. И только в том месте, где вошёл в них двойник, ветки как-то странно сплетались между собой. — Уилл понизил голос и стал зловеще растягивать слова. — Клонимые порывами беспокойного сентябрьского ветра, они, казалось, образовывали собой надпись «старосссссть»… — Уилл долго и выразительно шипел последний слог, пристально смотря на Уолтера. Тут даже огонек на свечках качнулся.

— Ого! — первым опомнился от какого-то наваждения Уолтер, — кажется я начинаю что-то понимать. Пора, наверное, наполнить наши кубки. Притча хороша!

Но тут Анна поднялась, положила Уолтеру руку на плечо, и размеренно произнесла:

— Блажен ведь тот, кто по ночам грызёт перо остервенело, в лихом раздумье шаря в кладовой миров…

То ли это была импровизация, то ли часть какого-то сочинения Анны, но фраза эта подействовала как-то магически и все смолкли, сонно взирая друг на друга. Было уже поздно, и эля все выпили достаточно, ребятам как-то дружно захотелось, чтобы сегодняшний день, наконец-то, закончился — усталость взяла своё и захотелось спать. Уилл, оказалось, уже заготовил для всех спальные места в своём доме, чтобы никто никуда не шел на ночь глядя. Он предложил всем остаться и показал ребятам их комнаты, по которым они вскоре и разошлись, а сам решил ещё немного подышать свежим воздухом перед сном. Когда в доме стихло, он взял свою трубку, вышел на крылечко с кружкой эля и сидел там ещё около получаса, задумчиво пуская в ночь дымные кольца, размышляя о том, как непредсказуемо порой складывается жизнь и как много в ней удивительного, стоит лишь чуть-чуть оторваться от обыденности, лишь самую малость проткнуть тот слой, за которым открываются новые горизонты — сверкающие и ослепительные, а может серые и мутные, непонятные, но все-таки новые… Вскоре и Уилл ушел спать. А над домом всё висела грустная полная луна, вылившая на окрестности целые озёра расплавленного серебра; где-то во двориках таились ночные охотницы кошки, и ведь они тоже охотятся за своими истинами, выслеживая друг друга и гоняя консервные банки по темным подворотням; по улицам свободно гулял легкий ночной ветерок, который ни за кем не гнался, и всё ему было приятно и ново — дворы ли Рибчестера или гималайское ущелье. А Анне в ту ночь снился Фрегат Последней Надежды, идущий в открытом море под всеми парусами; на палубе дядя Чарльз весело горланит позабытые ныне песни старых, солёных морских волков, а рядом в белом, развевающемся на ветру платье, стоит мама. И мама улыбается, улыбается ей, своей Анне. Анна счастливо улыбнулась во сне.