В доме Шелтонов витала беззаботная атмосфера предчувствия чего-то таинственного и важного, того, что так хорошо чувствуют дети, а взрослые зачастую лишь ассоциируют с числами в календаре. Да, речь идёт о наступающем Новом Годе. Носился по дому маленький Дик, играя в снежного оленя; вот отец семейства шумно ввалился в дверь, заснеженный как Батюшка Рождество. Вот его встречает жена Лесли, и даже с трудом ходящая бабушка уже готовится спуститься в холл к предстоящему отмечанию праздника. Почти вся семья в сборе. А что же Джон? Он заходил в девятом часу вечера, сдержанно поздравил родных, немного повозился с братом, и, вежливо отвергнув все предложения хоть немного посидеть за праздничным столом, поспешил ретироваться. На этот вечер у него уже были свои планы; и сейчас он хотел скорее претворить их в жизнь с Уиллом Мортоном, который уже поджидал его у себя дома.

За несколько дней до празднества Уилл посвятил Джона в некоторые свои задумки, и теперь они сообща готовились провернуть небольшое дельце. Кое-какие детали, впрочем, пришлось обсуждать почти на ходу.

— Чучело готово, Уилл?

— Готово, Джон, — ответствовал Уилл, — вот только мы так и не решили кого же это чучело.

— Так как же оно в таком случае может быть готово, — хихикнул Джон, но тут же спросил: — Может, это чучело мэра?

— Вот это излишне. Мы принципиально не лезем в политику, и совсем не хотелось бы бросать на себя такую тень.

— Да какие уж там тени ночью…

— О чём ты?

— Ну… ночью все равно никто не увидит наших веселых забав.

— Не увидят, так услышат. И чучело останется до утра!

— Здесь нужно что-то тонкое, концептуальное, но не заумное, только нам понятное… — Джон задумался.

— Да, поэтому копировать скульптурную мини композицию с виселицей из «Зала Истины» не стоит, думаю. А может… может, сделать чучело капиталиста? Ну, там, фунт стерлингов на груди крупный намалевать?

— Ну, Уилл… сейчас не 50-е годы, но уж точно многие подумают, что мы коммунисты.

— А может мы на самом деле коммунисты? — пошутил Уилл, и они усмехнулись.

— Ну, вот погоди, — размышлял Уилл, — нарядить его в строгий, безликий костюм бизнесмена, галстук повесить, в руку какую-нибудь бизнес-газетку засунуть, и…

— Опа, уже почти в цель! — внезапно обрадовался Джон. — Но у меня идея-поправка! Да, да, строгий костюм, газетка, но это не бизнесмен! Это в прямом смысле человек без лица — безликий человек! У этой куклы будет пустое место на месте лица! Газета в руке, да! Воткнем в него пару дротиков, перечеркнем жирным крестом и подпишем: «Будь собой!».

— Отлично, тогда за работу, а то время поджимает!

* * *

Этой ночью занятым подготовкой чучела Уиллу и Джону даже некогда было отмечать праздник. Тем более, они понимали, что уж это-то они всегда успеют. Лишь к двенадцати ночи они, осмотрев свою работу, пришли к соглашению, что вроде сработано неплохо и уселись за скромный столик, открыли шампанское.

— Ну что, Джон? За победу!

— И за Новый Год, в конце-то концов! Пусть он принесет нам…

В начале первого ночи Рибчестер огласило звонкое пение старинного рожка, призывающее рыцарей на турнир. Уилл с Джоном вышли из дома с деревянными копьями и чучелом в мешке, стремянкой, трехколесными велосипедами и много ещё чем — весь этот скарб они везли за собой в большой тележке, которую катили по очереди. Погода стояла отличная: мягкий морозец, пушистые снежинки кружились в веселом танце, садились на щеки и нос, незаметно покрывали крыши и мостовые. В домах повсюду свет и музыка, песни, шум. Где-то тише, сдержаннее, а где-то и помоложе, погромче да похмельнее, а на улицах — никого. «Это-то нам и надо», — подумал Джон. И вот, наконец, финальная точка — главная площадь. В крупных городах площади обычно огромны, они вмещают фонтаны, памятники, деревья, всякие лавочки-скверы, но в Рибчестере это просто перекресток нескольких дорог и толика ничем не занятых квадратных метров. На фонарном столбе в центре площади часы показывали полпервого ночи. Вокруг располагались закрытые магазинчики и различные административные здания. А чуть дальше по улицам жилые дома, в которых горел свет, а люди веселились. Уилл с Джоном установили стремянку около столба, и Джон полез вверх, захватив с собой веревку. Затем Уилл передал ему чучело с уже заготовленной удавкой на шее. Оставалось только перекинуть другую сторону веревки вокруг часов и завязать петлю. Ну да, можно не сильно, главное, чтоб ветер не сдул. С утра-то все равно люди снимут. Всё было сделано быстро — и вот уже бездыханная тряпичная фигурка болтается, являя собой ночной полёт фантазии двух заигравшихся на ночь глядя символистов, жаждущих острых ощущений.

— Ну как оно издалека, Уилл? — спросил Джон, не слезая. Уилл отошел, осмотрел чучело и выразил одобрение.

— Ура! — завопил вдруг Джон. — В бой, за искусство!

— Ура! — пробасил в ответ Уилл, доставая из тележки один за другим два трехколесных велосипеда. Один взял Джон и отъехал метров на пять. Другой оказался у Уилла, который тоже был готов принять бой, держа копье наперевес. Джон нацелил свою пику на противника.

— Готов? — весело прокричал Джон.

— Я-то готов! Эй, Джон, ты не забыл опустить забрало? — смеялся Уилл.

— Чё?! Нас уже забрали? — заливался в ответ Джон.

Затем «конники» покатили друг на друга, отчаянно крутя педали, и состоялся потешный перестук деревянных полешек друг об друга; перестук, возвещавший начало новой эры для одних, и являвшийся обычным уличным шумом для других. А в тихом Рибчестере, надо сказать, практически никогда не случалось серьезных происшествий. Где-то подвыпивший джентльмен украл из магазина приглянувшуюся ему шляпу, а свою, причем, оставил взамен. Какой-то пешеход дал пендаль машине, слишком поздно, по его мнению, остановившейся на красный свет у пешеходного перехода — всё в таком духе. Поэтому представление двух балагуров на площади никак не могло привлечь внимание полиции, хотя местные жители и посматривали изредка в окна, удивляясь, что за колоброды дурачатся на улице, когда все честны́е люди сейчас отмечают праздник в кругу семьи. «Не по-английски оно как-то!» — думали честные люди и усаживались обратно за праздничные столы.

А деревянный набат продолжал навязчиво вламываться в чужие окна. И пусть у рыцарей вместо забрал маски клоунов на резинках, вместо коней — трехколесные велосипеды, копья из дерева, а щиты из папье-маше. Ведь биться можно не только на деревянных мечах, но даже на плюшевых бутылках из-под виски. «Можно вообще биться на воображаемых мечах», — думал Джон, отбивая очередной выпад Уилла. Наконец, забавники устали и слезли с «лошадей». Предстояло ещё одно дельце. Из повозки достали несколько заготовленных заранее плакатов и по очереди приклеили их на стены зданий.

— Джон, давай со стремянки, повыше, чтоб не сразу утром содрали, так больше народу увидит!

Один плакат жирным красным шрифтом говорил: «твой телевизор из жидких кристаллов, а мозги из желатинового желе!» На другом был экскаватор, высыпающий из огромного ковша на маленького человечка кучи предметов, несравнимо больших по размеру: коттеджи, машины, семью, мечты о богатой жизни, гламурные журналы и т. д. А в кабине сидит очень важный человек и дергает рычаги.

Наконец, усталость взяла своё, Джон с Уиллом просто уселись на велосипеды и, обнявшись, стали распивать виски, проводя время за веселой беседой, провозглашая шутливые лозунги или просто напевая старые песни. А над Рибчестером незаметно поднимался рассвет; меркли одно за одним окошки в домах, последние гуляки возвращались домой и укладывались спать; вот уже и наши герои покатили нагруженную тележку по направлению в дому Уилла; вот Уилл уже бодро зашагал один в сторону своего дома, а Джон шатающейся походкой, напевая на ходу, направился к дому леди Арталиэн; вот закрылась за ним входная дверь. Наступало первое утро нового года, весь город погрузился в сладкий сон, отдохнув как следует и ни о чем не беспокоясь этой ночью. А над остывающими домами тихо-тихо, не переставая, падал снежок, медленно заметая улицы и дворы. За Джоном остались довольно заметные следы от его ботинок, ведущие к двери Дома двух А. Впрочем, этим утром заметить это было всё равно некому — в Рибчестере сейчас спали все его немногочисленные жители, а к тому времени, как проснулись и вышли на улицы дворники, и следы эти уже засыпало новым слоем снега.

С этого момента Джон будто погрузился в иной мир. Он осознал вдруг, что дом, в котором он живет — это целый мир внутри другого, большого мира. А он практически ничего не знает о своём нынешнем жилище! Гостиная, где любила собирать всех леди Арталиэн, винные погреба, да маленькая комнатка, где разместился Джон — вот и всё, что он знал о доме. С радостью и упоением погрузился Джон в исследования. «Пока другие изучают моря и неизведанные острова в поисках, быть может, высшей мудрости, мы посмотрим, что есть у нас тут, под самым нашим носом! Не об этом ли говорило одно из писем от наших именитых мореплавателей?» Так размышлял Джон, бродя по тёмным коридорам дома и заглядывая в незакрытые комнаты, спускаясь и поднимаясь по лестницам. Его совершенно перестал интересовать мир за порогом. «Ну, уж у леди Арталиэн тут точно припасены такие секреты, что и в дальние страны незачем отправляться. Пора уж сворачивать с протоптанной дорожки к винным погребам и искать неторные пути!» В обширном доме имелось два этажа и чердак. Бегло осмотрев комнаты на втором этаже, Джон поднялся по лесенке на чердак. В просторном зале были мольберты, стояли стопками картины. У стен обнаружилась ещё пара дверей. Причем, открыв одну, Джон не увидел ничего, кроме такой же ровной стены, как и везде. «Хе! Узнаю шуточки нашей тети Дженни», — произнёс Джон вслух. Он прошёлся дальше и заметил в углу что-то большое, бережно накрытое холщёвым покрывалом. Сдёрнув его, Джон узрел пушку, похожую на те, которые он видел на борту «Фрегата». «Ух ты, для этой места, что ли, не нашлось?!» — подумал он.

Так Джон бродил по дому несколько дней, и всё по второму этажу и чердаку. У него как-то уже вошло в привычку ужинать при свечах и вообще не использовать электричество. Он даже забыл о его существовании, впрочем, как и о том, что неплохо бы выйти на улицу подышать воздухом или хотя бы просто выглянуть в окно. Готовил Джон на керосинке и ощущал от этого какую-то первобытную радость. Сродни той, которую испытываешь, когда выбираешься в лес после годового безвылазного пребывания в шумном городе. «Ну что же, теперь пришло время посмотреть, что тут на первых… то есть, на первом этаже», — решил Джон через несколько дней.

Открыв одну из многочисленных дверей, Джон невольно застыл на месте. Во всю стену комнаты растянулся сбитый уверенными штрихами Анны «Фрегат Последней Надежды», борющийся со штормом в бушующем море. Джон долго стоял перед этой незаконченной картиной, забыв о бутылке вина в руке; сначала он пристально смотрел на набегающие на корабль волны, затем вдруг заметил две маленькие фигурки на палубе. Сложно сказать, что они там делали, почему не прятались в рубку или каюты, может быть они убирали паруса. Наконец, Джон в задумчивости сделал пару шагов вдоль стены. Под ним вдруг что-то скрипнуло, он ощутил, что пол медленно уходит под вниз, а сам он едет, скатывается куда-то глубоко под землю, вниз, в неизведанную темноту. Все это происходило всего несколько секунд, за которые Джон успел только подумать: «Ну всё, вот тебе и секреты Дома двух А., сейчас съеду в какую-нибудь яму для узников с костями на полу, и сиди там тысячу лет, пока леди Арталиэн собственной персоной не заявится и не вызволит меня оттуда! Да и то сказать, даже она, небось, не помнит всех комнат в этом доме». Но, наконец, он ощутил под собой твердую поверхность. Доски не уехали обратно, в крайнем случае, по ним можно взобраться. Джон шумно выдохнул. Его окружал полумрак. Осмотревшись, он углядел свечи и огниво и с помощью них разогнал темноту. Слева от себя он обнаружил дверь, толкнув которую, открыл очередной чулан с непонятными с виду вещами. Напротив этой двери висела картина. Всадник на белом коне в латах направлял копьё на кого-то за пределами картины. На кого-то… Или на что-то? Джон подошёл ближе. Наконечник копья указывал в пол. Может он приставил копьё к горлу поверженного врага? Ага, не изображённого на картине? Ну, это уж слишком даже для леди Арталиэн! А ну-ка, посмотрим, как тут эта картина крепится. Поднеся свечу ближе, он увидел, что картина с всадником висит на двух небольших зацепах. Джон осторожно снял картину и даже не удивился, увидев за ней крепкую кованую дверь. По привычке он потянул ручку на себя, догадываясь, что за дверью, скорее всего, будет маленькая комнатка или очередной чулан. Но не тут-то было: дверь не поддавалась. И тут Джон при качающемся пламени свечи вдруг заметил печатку на двери, которая гласила: «Лондон, 1869».

— Что за… Сейчас какой год вообще? Как эта викторианская калитка могла тут оказаться, если этому дому от силы лет двадцать?

Впотьмах осмотрев ещё раз небольшую подвальную комнатку и подёргав на всякий случай дверь, Джон забрался по доскам обратно. Он решил во что бы то ни стало раскрыть секрет единственной запертой в доме двери! Но сначала следует подумать. И, кстати, пора подкрепиться, не вином же единым. «Какой год», — думал Джон. — «Да чего ж тут непонятного. Новый! А вот число какое? Вероятно, уже пятое настало. А как-то подозрительно тихо на улице. Или нет? Какой-то неясный шум слышится».

Но мысли о двери полностью поглотили Джона. Ещё несколько раз за следующие дни спускался он в ту комнату. Он уже понял, как действует механизм, представляющий из себя скрытую пружину — нужно лишь встать двумя ногами на определенный участок пола. Но дверь… Джон в очередной раз проник в потайную комнату и запалил свечу. Решив осмотреть дверь на предмет замочной скважины, он сделал к ней неосторожный шаг и споткнулся, нелепо взмахнув рукой в воздухе; схватился за первое попавшееся под руку — канделябр на стене — и повис на нем одной рукой. Послышался звук работы засовов и прочих неведомых механизмов, дверь медленно открывалась, готовясь показать вожделенное нутро тёмных, пыльных чуланов. Или… Джон замер. Дверь медленно и величественно открывалась, она никуда не спешила, будто зная, что люди приходят и уходят, а секреты, которые она скрывает за собой — вечны. Джон зажёг вторую свечу. В этот момент, ещё не видя, что там, за дверью, он почувствовал, как чувствует иногда человек в полной темноте, что там не маленькая пыльная комнатка с бабушкиными кофтами, о нет! Осторожно Джон сделал шаг туда, в темноту. Пламя свечей едва заметно качнулось. «Эге-гей!» — негромко выдохнул вошедший. Последовало слабое-слабое эхо. Джон сделал ещё пару шагов в темноту, и тут ему впервые за всё время, проведенное в этом доме, стало не по себе. Если не сказать — стало страшно. Конечно, он не маленький мальчик, он понимает, что из темноты не выскочат вдруг чудовища или призраки; и не вылезет на тебя огромная зловонная, клыкастая пасть. Но об этом легко рассуждать, когда ты находишься в многолюдном месте, днем, в компании друзей. А тут — в полном одиночестве, да ещё что день, что ночь — разницы никакой. Джон перевёл дыхание и задом попятился в дверной проём. «Ох, пойду-ка я. Вот не хватало ещё, чтобы эта дверь за моей спиной захлопнулась!»

В тот вечер мысли о двери и о том, что за ней не оставляли Джона. Он не нашёл ничего лучшего, чем хорошо приложиться к сокровищам из винных погребов тёти Дженни. Он забыл даже поужинать — всё сидел в своей маленькой комнатке, запалив как можно больше светильников и свеч, и всё думал, думал, думал… А на него постепенно накатывали волны сна, и вот уже не понять, где сон, а где явь. Комната исчезла, и вот снова эта ужасная дверь, открывается с диким скрипом ржавых петель, из темнющего коридора веет какой-то мертвечиной, и жутким набатом из темноты неумолимо приближаются шаги; он хочет бежать, но не может сдвинуться с места. И вот уже почти, почти стала видна голова невиданного монстра; монстр уже включил какой-то непонятный прибор, издающий однотипные электронные сигналы. «Это конец, — успел подумать Джон, — он ведь зовёт своих, чтобы полакомиться человеческой плотью». Джон собрал остатки сил и закричал, проснувшись в тот же миг, резко сел на кровати. Электронный сигнал действительно звучал. Но не было никакой тёмной комнаты из кошмаров, это была его комнатка, и свечи вокруг, и те же светильники. «Да что же это за сигнал?! Тьфу, это же телефон, я совсем одичал и забыл уже, что в мире есть такое средство связи!» Джон сорвался с места, вспоминая, где же он видел такой дисковый аппарат, ну да, там ещё пальцем надо крутить баранку… Быстрее бы, а то прекратит звонить, и я никогда не узнаю, что это за монстры за мной приходили. Тьфу, то есть, какие монстры! Быстрее!..» Наконец, он ворвался в комнату, где давно уже трезвонил аппарат и схватил трубку, выпалив:

— Алло?!

— Джон, ты как там? — прозвучал такой родной и успокаивающий голос Уилла. — Новости слышал? Нет? Выйди-ка на улицу, сам всё увидишь. Электричество скоро отключат, поэтому просто хотел предупредить тебя.

— А что такое? На улицу? Уже неделю не выходил, хорошо… Я перезвоню.

Просыпаясь на ходу и пытаясь сосредоточиться, Джон вовсю протирал глаза, прогоняя остатки противного сна. Так, ещё поворот направо и будет входная дверь, как же давно я ей не пользовался, думал Джон. Он щёлкнул засовом и толкнул дверь наружу. И ничего не произошло. Дверь осталась на месте. «Что это за шутки? Может опять магия какая от леди Арталиэн?» — подумал Джон и навалился всем телом. Дверь сдвинулась на пару сантиметров и застряла. Джон перестал толкать и направился на второй этаж — выглянуть, наконец-то уже в окно. «Что же это за дом такой, — на ходу думал он. — То в подвал проваливаешься, где какие-то подземные ходы с монстрами… то потом из дома не выйдешь при всём желании. Ну, сейчас мы…» В этот момент он открыл окошко и высунулся на улицу. Абсолютно всё вокруг было белым — снег лежал везде — на крышах, немногочисленных машинах, балконах; не различить было даже улиц и тротуаров, все было под плотным слоем белого вещества, которое продолжало медленно сыпаться с небес. Вдобавок ко всему, город как будто вымер — по улицам никто не ходил и не ездил. После того, как прошёл первый шок, Джон решил попробовать выйти на балкон — обзор оттуда лучше, и должен быть виден хотя бы соседский дом. Благодаря навесу, балкон ещё не замело так сильно, и Джону удалось открыть дверь. Выйдя, он сразу же огляделся: та же картина — нигде и никого. Из задумчивости Джона вывел веселый окрик:

— А, Джон, ожил! А то мы уж думали, не заснул ли ты там, ненароком, вечным сном! Целую неделю всё какое-то привидение ходило-бродило до дому со свечкой!

Джон повернул голову на голос и увидел, что с балкона соседского дома ему приветливо машет Пол Монтгомери, хозяин особнячка, стоящего неподалеку. Пол держал в руках чашку с чем-то горячим (из нее шёл пар), курил и непринужденно махал Джону руками.

— Привет, Пол! — опомнился, наконец, Джон. — Да вот, вышел проветриться, а тут… Что вообще с погодой, новости не слыхали?

— Слыхали, последний раз — два дня назад, — прозвучало в ответ. — ТВ уже не работает. Говорили, что вроде бы скоро снег прекратится и частично растает.

— Ничего себе! — прокричал Джон. — А я пошёл искать лопату, надо дверь откопать, — и с этими словами Джон зашёл обратно в дом. «Немного морозно, однако», — подумал он. «Надо бы найти мою куртку, где-то она валялась, экий я растяпа! Позвоню сначала Уиллу», — решил он.

— Уилл! Это я, Джон! Ну и дела! — начал Джон. — У меня тут дверь входная не открывается, и я…

— Джон, догадываюсь. Как я уже говорил, связь может прерваться в любой момент. Поэтому если что — жди меня с лопатой, постараюсь до тебя добраться.

— Да, я понял. Мне сейчас надо лопату найти… Ах, черт! Ещё надо будет проверить, открываются ли окна, чтобы вылезти и пройти к двери. Уилл, если через час не позвоню, попробуем встретиться на площади.

— Попробуем, если туда ещё можно пройти. Но поговорить надо обязательно. Через час.

Джон повесил трубку и принялся лихорадочно соображать. Ему хотелось действовать, но голова не могла так быстро выбраться из недельного тумана хмельных паров и сомнамбулического блуждания по подвалам и коридорам. «Чайку бы горячего, эх! — подумал Джон. — Да некогда! Ну, хотя б рассолу, да его искать надо. Нет-нет! Некогда!..»

— Стой! — сказал себе вслух Джон и присел на табурет.

«Во-первых — без паники. Сначала ищем куртку. Простужаться сейчас никак нельзя. А где куртка, там и свитер, скорее всего. В таком огромном доме это можно найти разве что к следующему утру», — подумалось Джону. Но он встал и быстро проследовал к входной двери. «В доме жарко, вряд ли бы я стал долго ходить одетым». Его ожидания оправдались. Куртка и свитер валялись тут, как и ботинки с носками. Быстро одевшись, Джон выдохнул: «Уф!», посмотрел влево, затем вправо. «Что я ещё хотел? Ах, лопата!.. Где может быть лопата? Если далеко — дело плохо. Но может, где-то рядом с входной дверью?» Тут Джону повезло. Открыв маленькую неприметную дверку в прихожей, он обнаружил чуланчик, где стояли различные сельхоз принадлежности — лопаты, в том числе совковые и снегоуборочные, вилы, ломы, вёдра, лейки, веревки — в общем, обычный дачный скарб. «Вот интересно, зачем леди Арталиэн вилы?! Тоже что ли на истину ходит?» Но рассуждать философскими категориями не было времени. Схватив снегоуборочную лопату, Джон бросился к окну. Открыв его и перешагнув подоконник, он спрыгнул в снег и провалился по колено. «Ничего, вперед!» — бросил Джон вслух и направился к двери, неуклюже вытаскивая по очереди каждую ногу и вновь проваливаясь в снег. У двери намело почти метровый слой снега. Джон стал счищать его и разбрасывать в стороны. Очистив почти весь снег, он подёргал дверь, но она все равно не открывалась. Невольно посмотрев вниз, Джон увидел, что дверь примерзла к косяку. «Что за черт!» — выругался Джон. Через некоторое время ему удалось сбить лёд и открыть дверь. Выбившись из сил, Джон ввалился в дом и рухнул на диван в прихожей. «Н-да, — думал он. — Весь город мы явно не очистим. К тому же, снегопад, кажется, вообще не прекращается, пусть и слабый». Немного отдышавшись, Джон вспомнил, что нужно позвонить Уиллу и взял трубку. В трубке стояла зловещая тишина. Ударив пару раз по аппарату ладонью, Джон машинально произнёс:

— Алло!

Рука с трубкой съехала на грудь, и Джон уставился невидящим взором в пол. Через пару секунд узор на досках уже расплывался, и расфокусированный взгляд не мог ни на чем остановиться. Джон помотал головой в разные стороны:

— Ну что это за день такой! Может, я всё ещё сплю?

Он глянул на часы — а время-то уже поджимало. За двадцать минут предстояло как-то добраться до площади. «С таким снежным покровом это можно было в лучшем случае сделать за вдвое большее время», — думал Джон. Утешало одно — Уиллу тоже непросто будет добираться. Да и куда они теперь вообще денутся? Что значат какие-то там двадцать или сорок минут, если… «Если что?» — подумал Джон и даже остановился. Он уже захватил с собой лопату, бутылку вина «для сугреву» и пару бутербродов. «Что — если что? — подумал он ещё раз. — Ну, засыпало, ну, чего в жизни не бывает, растает на днях. Ну, свет отключили, но мы ж не Лондон, а глухая провинция, чего тут такого?» С этими мыслями Джон вышел из дома и принялся переступать из сугроба в сугроб, стараясь делать как можно более широкие шаги. «Да потает, ничто не вечно под луною. Даже в Рибчестере», — и этой своей мысли Джон даже улыбнулся. Когда не первый день живешь на свете, многое кажется ясным и понятным, и чем дольше человек пребывает в земном обличье, тем всё сложнее его чем-то удивить. Ведь всё-то мы видели, всё-то мы знаем… Вековой мудростью светились очи стариков, а длани их перстами указывали в небо, говоря: «Ничего, проходили мы хляби и пострашнее. Помнишь, Батт, дружище, зиму 1965-го?..»

«Тьфу, что за наваждения какие-то», — подумал Джон, и прикинул, что таким макаром ему до площади ещё полчаса ковылять, и самое смешное — даже отдохнуть некуда присесть. Разве что — прилечь!

Но вот, наконец, последний поворот, угол знакомого здания, а вот и площадь. Издали Джон увидел Уилла, прислонившегося к столбу и курящего свою трубку. От радости Джон ускорил «шаг», буквально прыгая по сугробам.

— Уилл, наконец-то! — прокричал он, заключая Мортона в объятия.

— Здравствуй, дорогой! Я тоже очень рад. Посмотри наверх, кстати.

Джон поднял голову — они стояли у того самого фонарного столба, который в новогоднюю ночь был мишенью их полухулиганских посягательств на добропорядочную жизнь рибчестерцев.

— Ха, — обрадовался Джон. — Вот уж не думал!

На столбе так и болталось никем не снятое чучело, оставленное здесь двумя веселыми балагурами. Вид его, правда, слегка изменился. Оно, видимо, сначала пропиталось водой, а потом замерзло. С одеревеневших конечностей фигурки безобразно свисали сосульки; чучело безвольно болталось на легком ветерке, с каждым порывом ударяясь об столб.

— Это что, пророчество что ли? — возгласил вдруг Джон. — Не это ли ждёт всех жителей города — замерзнуть под снегом?

— Ха! Ну и прогнозы у тебя, дружок! Давай-ка я лучше расскажу тебе, что мне известно.

— А! Ну конечно, — опомнился Джон, доставая из рукава бутылку вина. — Держи, надо согреться немного.

— Угу, — Уилл отхлебнул вина. — Слушай. Я так понимаю, ты вообще не представляешь, что за последнюю неделю происходило?

— Нет, совсем не в курсе, я…

— Понимаю, бродил по дому как неприкаянное привидение, небось. Ну, это потом расскажешь, интроверт ты наш! — и Уилл улыбнулся сквозь свои густые усы и продолжил:

— Поначалу никто не обратил внимания на снежок. Он ведь сыпался и ночью, когда мы тут гуляли, и под утро, когда шли домой. Когда люди проснулись первого числа ближе к полудню, он все продолжал идти. Да и кому какое дело — кто пойдет куда-то первого числа? Ну, тут тебе и второе, и третье. А снег всё идет.

— Уилл, — перебил Джон товарища, — а откуда ты всё это…

— Джон, я, в отличие от тебя, хотя бы в окно поглядывал, и когда понял, что дело уже попахивает «жареным», стал часто выходить на улицу, общаться с людьми, пытался понять, что вообще происходит. И новости, конечно, смотрел. В общем, слушай дальше. — Он затянулся трубкой и сделал глоток из бутылки.

— Третьего по телику объявили, что трассы между городами занесены, и что на их расчистку направляется большое количество снегоуборочной и другой тяжелой техники. В самом Рибчестере тоже убирали улицы, и третьего по ним ещё можно было проехать. И вот тут началось. Вечером третьего по ТВ сообщили, что над Великобританией скандинавский циклон, и снег будет продолжать сыпаться ещё как минимум пару дней. И на этом бы им и заткнуться, но кто-то очень умный посоветовал запасаться теплой одеждой, спичками, солью, продуктами и вещами первой необходимости.

— Хм… Мне кажется, это весьма мудро. Что в этом плохого? — спросил Джон.

— Обо всём этом должно заботиться правительство и аппарат власти на местах, Джон! Вот наш мэр — где он сейчас? А вот такие заявления в стиле желтой прессы создают панику. Ты думаешь, почему так тихо в Рибчестере? Ну, скажи на милость, почему? Потому что по улицам не проехать? Нет, Джон, дружище, хочу тебе сообщить, может быть, самую важную из последних новостей. Тут так тихо, потому что почти все в панике поускакали отсюда в соседние более крупные городки. А самые богатые и верхушка улетела на своих частных коврах-самолетах. И вертолетах тоже!

— Да ладно! — от неожиданности Джон чуть не выронил бутылку.

— Дай-ка мне, — Уилл сделал глоток и продолжил. — Самое плохое в том, что теперь мы не можем связаться с уехавшими людьми и выяснить их судьбу. Ох, сдаётся мне, плохо дело, очень плохо! Какую кашу на ТВ заварили безмозглые журналюги! Ты ведь понимаешь, что даже если дороги хоть как-то расчистили, все равно на них возникли многокилометровые пробки. Люди без теплой одежды просто померзнут ночью в своих машинах! Но мне кажется, всё ещё хуже — хотя, да, здесь справедливо спросить — что может быть ещё хуже?.. Думаю, что все дороги просто физически было невозможно расчистить, и техника встала, встали и все трассы. А что это значит, ты и сам, наверно, понимаешь. Обратно в город никто из уехавших не вернулся.

Тут у Джона похолодело на сердце. Будто пудовая гиря появилась вдруг на шее и потянула его на землю. Джон схватился за столб, но всё равно сполз в снег.

— Что с тобой, черт возьми, Джон? — и Уилл протянул другу руку, поднимая из товарища из снега.

— Уилл, ты не знаешь… не знаешь, а мои тоже уехали? — впервые в жизни Джон не на шутку испугался за свою семью, хотя и не жил и даже не общался с ними уже давно.

— Нет, Джон, не знаю. Я не ходил в сторону твоего дома, и от других людей тоже ничего не слышал.

— Я сейчас пойду туда, — Джон уже немного оправился. — Уилл, как нам держать связь теперь?

— Пока не знаю. У тебя не холодно дома, еда есть?

— Там тепло и всё есть, это же дом леди Арталиэн, — тут Джон даже слегка улыбнулся.

— Да, чего-нибудь обязательно придумаем, — с нотками своего узнаваемого благодушия пробасил Уилл. Давай, что ли, просто назначим тут встречу завтра. Я думаю, по крайней мере, завтра сюда ещё можно будет добраться без вертолета.

— Хорошо, в два часа дня.

— Лопату не забудь.

Джон направился в сторону дома родителей. «Если они уехали — это ужасно. Ведь все могут погибнуть, хотя состояние дорог — это только догадки Уилла. Если же не уехали — радостно, но с другой стороны, никому неизвестно, что с нами всеми будет дальше». Джон шлёпал по снегу и не замечал усталости. За всё это время на улице ему не подвернулось ни единого человека. Спросить новости или поинтересоваться здоровьем было не у кого. Ну что ж… А вот и его дом. Ещё издали Джон увидел на входной двери какую-то бумажку. Записка, что же ещё. Подойдя, Джон прочитал: «Джон, нигде не смогли тебя найти. Уехали четвертого числа рано утром в Дженкинс к тёте Фрэнсис. Если сможешь, приезжай или хотя бы дай знать о себе любыми доступными средствами».

— Разве что почтовыми голубями теперь, — вымолвил Джон вслух и застыл.

Из задумчивости его вывел звонкий женский голос откуда-то сзади:

— Эй, Джон! Не волнуйся. Когда они уезжали, дороги были ещё относительно ничего. Надо думать, до Дженкинса они были не хуже.

Обернувшись на голос, Джон увидел на балконе соседнего дома девушку. Кроме неё говорить здесь больше никто не мог. «Какое знакомое лицо, и эти милые каштановые волосы до плеч со съехавшей на лоб чёлкой, — подумал Джон. — Господи, ну я совсем уже, это ведь…»

— Эмили! Боже мой! А ты что тут делаешь? Только не говори мне, — и Джон даже позволил себе криво улыбнуться, вспомнив вдруг все детские состязания с Эмили из разряда «кто круче», — не говори мне, что вы все тут остались!

— Не все, Джон, — Эмили словно и не заметила иронии. Или не пожелала заметить. — Остались лишь самые молодые представители славной фамилии Робертсон.

Пару секунд Джон соображал, кто, кроме Эмили может являться самым молодым представителем этой фамилии. Никого больше не вспомнив, Джон, сильно удивившись, изрёк:

— Ты?! Но почему?

— А это потому, — и тут Эмили, наконец, позволила себе скривить физиономию («ты смотри, ну прямо как в детстве», — подумал Джон), — что ты всегда думаешь о людях хуже, чем они есть! Ты, наверно, думал, что мы все тут такие трусы, что побросаем всё и свалим в теплые места? А я, знаешь ли, свой город люблю, и дом свой люблю. Да, уехали родители, но я наотрез отказалась. Не поеду и всё, баста! Закончится же этот снег рано или поздно. — Эмили очаровательно улыбнулась. — Ну, долго там стоять будешь? Поднимайся уже чай пить!

Входя в дом, Джон с удовлетворением заметил, что у входной двери заботливо расчищен снег. «Неужели сама? — подумал он. — Надо будет спросить». Но, поднявшись на второй этаж, первым делом спросил совсем другое.

— А как же мы будем пить чай, я слышал, электричество отключили?

— Слышал! Ха-ха-ха! Джоник, ну ты вечно как с Луны или с Марса! А сам что — не проверял?

— Нет. Я в последнее время… — Джон осёкся, решив, что рассказывать о своём изучении Дома двух А. сейчас неуместно. Пока, во всяком случае.

— Свет сегодня выключили, но ты, наверно, забыл, что мы всегда готовили на газовой плите! У меня ещё целый большой баллон в запасе. — Эмили поставила чайник на плиту.

— Ах, ну да. Давно тут не был, — медленно произнес Джон и огляделся по сторонам. — Баллон я, правда, не помню. Но вот картина на стене — точно висела всегда. И кухонный гарнитур тот, что был.

— Да, тот, — улыбнулась Эмили.

Джону вдруг стало как-то хорошо. Может, он несправедливо относился к Эмили в последний десяток лет? Ведь они вместе росли. И всё же какое-то неприятное чувство изредка кололо его изнутри. Ему казалось, что Эмили стала другой, как повзрослела, и стала крутиться в весьма сомнительной компании. Джон почувствовал, что лучше сейчас это всё высказать и не держать больше в себе.

— Ну а кто ж тебе дверь-то откопал и на пороге снег прибрал? Небось, ребятки из твоей веселой компании? — Джону не хотелось, чтобы его голос звучал так язвительно, он бы рад произнести это как можно более равнодушно, но уж как вышло.

— Кто? — засмеялась Эмили. — Ах, эти маменькины сынки! Да что ты! Они все уже сразу посмотали из города, как только первый снежок посыпал. Да и не общаюсь я уж давно с ними. Это раньше там, года три-четыре назад… Эх, Джон. А вот и чай, кстати! — и Эмили сняла свистящий чайник с плиты и принялась разливать чай по добротным чашкам. Вот печенье, а тут конфетки. Ты с сахаром пьешь, забыла? Вот песок, если надо.

— Эмили, да я просто интересовался. Ну, не нравилась мне эта твоя компашка никогда. Я просто…

— Да всё мне понятно, брось. А помнишь, как мы на великах с тобой гоняли, как ездили далеко-далеко? А как в лесу шалаши строили, в индейцев играли? Это было ещё в 80-х, а такое ощущение, что уж полвека прошло.

— Да, — отвечал Джон, прихлёбывая чай. — Печенье очень вкусное. Помню, конечно. — И тут снова не выдержал: — Я только несколько удивлён, что ты это помнишь.

Эмили отставила чашку, подперла руками голову и укоризненно уставилась на Джона.

— Вот за что ты мне всегда нравился — ты не такой как все. Ревнивец, но стоишь на своём, гнёшь свою линию. Не хочешь идти туда, куда все идут, но выдумываешь свои пути, нехоженые, трудные…

— Да уж, сейчас куда ни глянь — все пути нехоженые. Ну, просто «неисповедимы пути рибчестерские». — И Джон, наконец, засмеялся, а с ним и Эмили.

— Пойдем, — она по-дружески взяла его за рукав, — покажу кое-что. — Возьми чашку с собой, если хочешь. Потом ещё вскипятим.

Они прошли в комнату Эмили. Джон тут не был очень давно, и пока шли, пытался вспомнить, что же он видел когда-то в этой комнатке — может, фигурки индейцев? Рисунки сказочных принцесс? А вот и дверь. Сейчас она откроется, и на него хлынет непередаваемый запах далёкого прошлого, и да распахнет свои двери музей детства, и воззрятся на Джона сотни машинок и солдатиков, ряженых, пожелтевших от времени кукол, пустых тюбиков из-под детских зубных паст, конструкторов, баночек с засушенными жуками и бабочками, рукописными номерами газеты «Рибчестер таймс», которую они с Эмили придумали и делали дома… Двери, наконец, действительно, отворились, рассеивая нахлынувшие призраки ушедших времен. Джон сразу узнал эту комнату — обстановка почти не изменилась. Только добавилось несколько длинных рядов полок во всю длину комнаты. Все они были уставлены лепными пластилиновыми фигурками. Кого тут только не было — воины, царевичи, мифические существа, бегемоты, слоны, огромные коты, Икар с Дедалом, лики древних мечтателей… то есть, видимо, греческих философов.

— Ого! — вырвалось у Джона.

— Нравится? — усмехнулась Эмили. — А ты, небось, думал, что я только тусовками и модными шмотками интересуюсь? Ну, ведь думал, да?

— Да я это…

— Пойдем ещё чайку попьем! Если захочешь, потом рассмотришь всё более детально.

Они всё сидели на кухне и умиротворённо пили чай, вспоминая прошлое. Джон даже на какое-то время совсем позабыл о том, что творится за стенами дома. Но все же фоном что-то навязчиво маячило, чему он не хотел давать названия, усиленно отгонял, но оно через некоторое время всё-таки вернулось и вылезло отвратительной реальностью.

— Хм, да, хорошо было… Я вот что… Хочу узнать у тебя, если ты в курсе, кто в городе-то остался? А то я пока шёл на площадь, вообще никого не встретил. Только сосед у меня один там обнаружился…

— Ну, город все-таки не маленький, хотя теперь, надо полагать, населения сильно поубавилось, если не сказать — на порядки.

— Да ты что?!

— За последние дни я видела на улице несколько человек — это Риз Уолпастон, Джек Биггли, Кевин Уайли. Ещё Джош Даркнетт. Когда ещё не столько снега навалило, я до парка прогуливалась, смотрела, что у нас вообще творится. С Кевином немного пообщалась, он с женой остался. В округе, говорит, все уехали.

— Эмили, ты молодец. Я, правда, рад, что ты осталась с нами. У меня и мысли не было куда-то там ехать, хватит того, что все мои друзья разъехались за последнее время. Ну, то есть не совсем все. — Он вспомнил Уилла и мимолётно улыбнулся. — Я сейчас пойду до своего дома, точнее, до дома, где сейчас проживаю. Мне надо крепко подумать, всё это очень неожиданно свалилось…

— Как снег на голову? — скривила рожицу Эмили.

— Ну и шуточки у тебя! — воскликнул Джон и все же улыбнулся. — Завтра надо увидеться. На площади днём давай. Надеюсь, ещё можно будет туда добраться. Лопата у тебя есть? — и подумав немного, сам ответил на свой вопрос: — Ах, ну да, в прихожей видел. Эмили, завтра в два дня на площади. — Джон толкнул входную дверь, застыл на пару секунд и, обернувшись, философски произнес:

— Послушай, Эмили… Почему всегда так происходит?

— О чём ты?

— Ну, что всегда должно пройти столько лет, всегда выпадает море снега, а люди приходят в мир и уходят из него, прежде чем ты можешь узнать, каков на самом деле человек, которого ты так хорошо знал когда-то, но потом потерял и думал о нём совершенно нелепые вещи?

Губы Эмили слегка дернулись, их тронула тень почти незаметной улыбки. С грустинкой во взоре, сквозь которую, впрочем, пробивалось уже что-то новое, неведомое до поры, она негромко произнесла:

— Наверное, всему своё время, Джон. И неисповедимы пути… рибчестерцев!

Джон широко улыбнулся Эмили и без слов вышел в бескрайний снежный мир за порогом.