Гжатск стоял на главном пути движения наполеоновской армии на Москву и из Москвы на запад. Поэтому он был не только свидетелем, но и активным участником Отечественной войны 1812 года.

 Под Гжатском произошла восторженная встреча русской армии с великим русским полководцем М. И. Кутузовым. Тут, близ Гжатска, в селе Царево-Займище, во главе отступавших русских войск стал тот, кто глубоко любил свой народ и свою родину, кому верил народ и армия, в ком видели спасителя отечества.

Утром 29 августа, вскоре после своего назначения на пост Главнокомандующего, М. И. Кутузов подъехал к Гжатску. Еще за пять километров от города его с радостью приветствовали гжатчане, вышедшие встретить любимого полководца. Под Гжатском жители выпрягли лошадей и собственными руками привезли карету Кутузова в город, в дом купца Церевитинова. Здесь его приняли с исключительной теплотой и сердечностью. В Гжатске Кутузов пробыл всего около двух часов, а затем направился к армии в Царево-Займище, находившееся в 20 километрах к юго-западу от Гжатска.

«Вдруг электрически пробежало по армии известие о прибытии нового Главнокомандующего, князя Кутузова, — пишет в своих походных записках один из русских артиллеристов. — Минута радости была неизъяснима. Имя этого полководца произвело всеобщее воскресение духа в войсках, от солдата до генерала. Все, кто мог, летели навстречу почтенному вождю, принять от него надежду на спасение России. Офицеры весело поздравляли друг друга. Старые солдаты припоминали походы с князем еще при Екатерине, его подвиги в прошедших кампаниях... Говорили, что сам Наполеон давно назвал его старой лисицей, а Суворов говаривал, что Кутузова и Рибас не обманет. Одним словом, с приездом в армию князя Кутузова во время самого критического положения России, обнаружилось явно — сколь сильно было присутствие любимого полководца воскресить упадший дух русских как в войске, так и в народе» {И. Р. Походные записки артиллериста, М., 1835, ч. 1, стр. 131 - 132.}.

Армия встретила Кутузова с невиданным ликованием. «Приехал Кутузов бить французов», — передавалось солдатами из уст в уста. По рассказам очевидцев, Кутузов, приняв почетный караул, произнес: «Ну как можно отступать с такими молодцами!» Это было понято так, что Кутузов твердо решил в самое ближайшее время нанести противнику решительный удар, подорвать его наступательный дух, ослабить его физически и морально и вместе с тем поднять боевой дух русской армии.

В тот же день Кутузов направил воззвание к смолянам:

 «Достойные смоленские жители, — писал он, — любезные соотечественники. С живейшим восторгом извещаюсь я отовсюду о беспримерных опытах в верности и преданности вашей... к любезнейшему Отечеству. В самых лютейших бедствиях своих показываете вы непоколебимость своего духа... Враг мог разрушить стены ваши, обратить в развалины и пепел имущество, наложить на вас тяжкие оковы, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших. Таковы россияне» {Смоленская губерния в Отечественной войне 1812 г., 1912.}

30 августа Кутузов переехал из Царева-Займища в деревню Михайлово, чтобы здесь в уединении глубже разобраться в положении дел на фронте и принять решение о дальнейших действиях армии. Познакомившись с обстановкой, Кутузов решил продолжать пока отступление. Он убедился, что соотношение сил было далеко не в пользу русской армии и давать сражение еще невозможно. В русской армии к этому времени насчитывалось около 95 тысяч человек, а наполеоновская армия исчислялась, по данным разведки, приблизительно в 180 тысяч. «К тому же, — доносил Кутузов императору, — местоположение при Гжатске нашел я по обозрению моему для сражения весьма невыгодным». 31 августа русская армия отступила далее на восток.

У самого Гжатска русские арьергардные части под командованием генерала Коновницына, с поразительной стойкостью отражавшие удары врага на протяжении всего отступления, снова вступили с ним в бой. Войска Даву и Мюрата выбили русскую пехоту из прилегающего к Гжатску леса и оттеснили ее к городу. Из села Белое в это время решительно наседала на русские части левая колонна противника (войска вице-короля Евгения Богарне).

Задача русского арьергарда состояла теперь в том, чтобы не дать возможности неприятелю занять мост через реку Гжать и отрезать таким образом всему арьергарду путь к отступлению. Это было возложено на отряд генерала Крейца, состоявший из драгунов и казаков. Отряд с исключительным мужеством сдерживал натиск врага до последней возможности, пока главные силы арьергарда проходили через мост. Успешно решив свою задачу, драгуны и казаки перешли речку вброд, стремясь скорей соединиться с главными силами арьергарда, но противник пересек русскому отряду дорогу. Чтобы ускользнуть от противника, русскому отряду пришлось совершить стремительный марш через поле и скрыться у ближайшего селения. Устроив в лощине близ селения и в самом селении засаду, драгуны и казаки внезапно напали на подступившую кавалерию противника с флангов и тыла и заставили ее чуть ли не панически бежать. Французы потеряли пленными около 500 человек.

Схема боя под Гжатском. 1812 год.

Русский арьергард и на этот раз вышел из труднейшего положения победителем. В тот же день, когда русские войска миновали Гжатск, в город вступила армия Наполеона. Она получила здесь трехдневный отдых. В городе расположилась гвардия, вокруг города — корпуса маршалов Даву и Нея, близ большой дороги — войска Евгения Богарне и Понятовского. Гжатский собор был превращен в конюшню. Это было демонстрацией пренебрежения ко всему русскому и даже к святыням.

В Гжатске Наполеон получил известие о прибытии в русскую армию нового главнокомандующего. Он расценил это как начало перехода русских войск к решительным боям, к генеральной битве. Гвардии был отдан приказ: «Ваши желания исполняются; приближаемся к сражению; вы пожнете новые лавры. Император полагается на вас, как гранитную стену. Он с вами, и успех несомнителен».

Для решающей встречи с противником армия концентрировалась вокруг Гжатска. Сюда Наполеон приказал подойти всем отставшим частям. С той же целью он устроил всеобщую перекличку боевых сил, находившихся в районе города и близлежащих местах. Но вслед за отступившей русской армией продвинулись на восток и наполеоновские войска.

Не прошло и недели пребывания оккупантов в Гжатске, как на западной окраине города возник большой пожар. Город загорелся ночью. В ночь дул сильный ветер, поэтому огонь быстро охватил не только центр города, но и его восточную окраину. «Через Гжатск как и через два предыдущие города, мы прошли окруженные с обеих сторон пылающими зданиями» — пишет врач наполеоновской армия Ларрей, вошедший в Гжатск в день пожара. Большая часть города выгорела. Почти не осталось следов от одной из лучших улиц города — Московской.

Гжатчане показали себя в это трудное время истинными патриотами своей родины. Они приняли горячее участие и в формировании народного ополчения в губернии, и в сборе пожертвований на оборону страны и в партизанском движении.

В Смоленском ополчении, принимавшем непосредственное участие в Бородинской битве, был 1351 житель Гжатского уезда {«Смоленская старина», вып. 2, 1912, стр. 33.}. Все они являлись помещичьими крестьянами.

Во время сбора пожертвований на оборону родины, происходившего в губернии в июле и августе 1812 года, гжатчане внесли самую значительную сумму из всех уездов Смоленщины. Они собрали 3,5 миллиона рублей из общей суммы в 10 миллионов, собранных по губернии деньгами, хлебом, фуражом, скотом, в то время как в Киевской губернии, например, было собрано 4 миллиона рублей, в Полтавской — 3 миллиона, а по всей стране пожертвования составили к октябрю 1812 года около 100 миллионов рублей.

Как позже писал гжатский предводитель дворянства в своей «докладной записке» губернатору, с отступлением русских войск на восток «все... (жители — В. О.) оставили свои места и жилища, удаляясь в разные губернии или в леса, отдаленные от главного тракта, с семействами и имуществом, какое только при быстром ходе военных обстоятельств успели и могли взять. В сем положении город и уезд оставались без жителей во всех местах, где расположены были неприятельские войска до самого прогнания...» {«Смоленская старина», вып. 2, 1912, стр. 24.}.

Многие из крестьян и частично городских жителей не просто ушли в леса, чтобы там отсидеться, а вооружились кто чем мог и начали партизанскую борьбу с врагом. Партизанское движение на территории Гжатского уезда приняло относительно массовый характер. В «Записке о ходе народной войны в 1812 году» о Гжатске и его уезде пишется, что «все вообще жители, имевшие несчастье оставаться в окрестных селениях, вооружились против неприятельских отрядов...». Особенно активны были жители тех селений, которые лежали поблизости от главного тракта и являлись объектом постоянных вражеских набегов.

Указывая на широкий размах и упорство партизанской борьбы в Гжатском и соседних с ним уездах, участник войны смолянин Федор Глинка писал:

 «Тысячи поселян, укрываясь в леса и превратив серп и косу в оружия оборонительные, без искусства, одним мужеством отражают злодеев. Даже женщины сражаются! Сегодня крестьяне Гжатского уезда, деревень князя Голицына, вытеснены будучи из одних засек, переходили в другие, соседние леса, через то селение, где была главная квартира. Тут перевязывали многих раненых. — Один четырнадцатилетний мальчик, имевший насквозь простреленную ногу, шел пешком и не жаловался. Перевязку вытерпел он с большим мужеством. Две молодые крестьянские девки ранены были в руки. Одна бросилась на помощь к деду своему, другая убила древесным суком француза, поранившего ее мать. — Многие имели простреленные шапки, полы и лапти. — Вот почтенные поселяне войны! — Они горько жаловались, что бывший управитель поляк отобрал у них всякое оружие при приближении французов. Долго ли русские будут поручать детей своих французам, а крестьян — полякам и прочим пришельцам» {Глинка Ф. Письма русского офицера 1815, ч. IV, стр. 47—48.}.

Отважные действия гжатских партизан, как и партизан других уездов Смоленщины, наносившие огромный урон врагу, быстро привлекли к себе внимание оккупационных властей и наполеоновского командования. Военный губернатор Смоленской губернии генерал Бараге-Дильер 8(20) сентября доносил начальнику штаба наполеоновской армии маршалу Бертье:

 «Число и отвага вооруженных поселян в глубине области, по-видимому, умножается. 3(15) сентября крестьяне деревни Клушина, что возле Гжатска, перехватили транспорт с понтонами, следовавший под командою капитана Мишеля. Поселяне повсюду отбиваются От войск наших и режут отряды, кои по необходимости посылаемые бывают для отыскания пищи. Неистовства сии, чаще происходящие между Дорогобужем и Можайском, достойны, по моему мнению, внимания вашей светлости. Без отлагательства нужно взять меры к преграждению новым беспокойствам, причиняемым крестьянами или укротить их наглость наказаниями за прошедшие преступления» {Денис Давыдов. Военные записки, 1940, стр. 180—181.}.

Часть крестьян организовалась в крупные партизанские отряды, вступавшие в открытые схватки с целыми подразделениями противника. Эти отряды возглавляли или местные крестьяне или русские солдаты, оказавшиеся по тем или другим обстоятельствам в тылу врага.

Способными руководителями партизанского отряда были крепостные крестьяне деревни Крутиц Игнатий Никитин и его помощник Галактион Максимов, награжденные позже за боевые заслуги георгиевскими крестами. Они сформировали отряд из крестьян своей деревни, принадлежавшей помещикам Белкиным. Партизаны, возглавляемые Никитиным, вели мужественную борьбу с наполеоновскими мародерами, не раз пытавшимися поживиться в их деревне хлебом и другими припасами. В одном из открытых боев с французским отрядом кавалеристов партизаны понесли серьезные потери. Сам Никитин был ранен дважды. Одна пуля попала ему в бок, другая оторвала ухо. Сына его, Тимофея, сражавшегося рядом с отцом, тоже тяжело ранили. Ему нанесли удар шашкой по голове, отрубили пальцы на руке. Тем не менее, отряд стойко выдержал удары врага. Крестьяне деревни Крутиц истребили до 300 оккупантов и более 50 взяли в плен {Слезскинский А. Смоленские партизаны в 1812 г. «Русская старина», сентябрь, 1900, стр. 661.}.

Замечательным организатором партизанской борьбы в Гжатском уезде являлся рядовой Киевского драгунского полка, бывший крепостной украинского помещика Завадовского, Ермолай Васильевич Четвертаков {Е. В. Четвертаков родился в деревне Нефедовка Новгород-Северского уезда Черниговской губернии, он был участником военных походов русской армии 1805, 1806, 1808 и 1809 годов.}. Полк, в котором он служил, действовал в арьергарде русского войска. Во время боя у села Царево-Займище Четвертаков попал в плен к французам, которые в течение трех суток до самого Гжатска вели его за собой. Улучив удобный случай, он ночью бежал из Гжатска и нашел приют в гжатской деревне Басманы. Крестьян этой деревни он первых стал призывать к борьбе с захватчиками и грабителями. В Басманах его призывы встретили недоверчиво. К нему присоединился только один крестьянин, но это Четвертакова не смутило. В следующей деревне Задкове за ним пошли еще 47 человек, а через короткое время (уже в ходе боев) отряд вырос до 300 человек.

Свыше 250 партизан были жителями Басман, которые, убедившись в истинно патриотических намерениях руководителя отряда, сами попросили принять их в его отряд. Главным опорным пунктом отряда была эта же деревня Басманы.

Отряд в основном был конным. Тощих и слабосильных крестьянских лошаденок партизаны заменили в ходе успешных боев лошадьми, отбитыми у врага. В отряде проводилось регулярное обучение партизан стрельбе. Мишенью служили латы французских кирасир, которые вешались на деревья.

Четвертаков разделил свой отряд на две равные части. Одна часть служила в качестве пикетов, которые защищали деревни от мелких шаек мародеров и сообщали в штаб-квартиру о появлении более многочисленной группы противника. Такие пикеты были расставлены в деревнях Басманы, Семионовке, Мокрели. Другая часть отряда посылалась в разъезды к Колоцкому монастырю, Гжатску, Медыни и к селам Николаевскому и Михайловке, находившимся на юге от Басман.

За небольшой срок отряд совершил много героических дел. Краткий перечень цифр и фактов убедительно свидетельствует об этом. В результате двух схваток у деревни Красной и близ нее партизаны истребили 27 оккупантов, в том числе 12 кирасир. В деревне Семионовке было уничтожено вначале 50 французских солдат, а затем еще до 60 человек. Оружие, лошади и обмундирование французов поступили на вооружение и вещевое довольствие отряда. В селе Антоновке партизаны взяли в плен и расстреляли 19 французских кирасир. В схватке у деревни Крисово они разогнали до 400 вражеских солдат и офицеров, при этом было взято в плен 70 человек. 50 французов было убито в селе Цветкове, 14 рядовых и офицер — в селе Михайловке. Отбитые у врага 5 повозок с фуражом и шестью лошадьми также были использованы в отряде. 59 мародеров было истреблено при селе Драчеве. Близ самого Гжатска партизаны отбили две пушки и ящик с патронами { Альбовский Е. Один из партизанов 1812 г. «Русская старина», июль, 1898, стр. 98—101.}.

Однажды отряду пришлось вступить в схватку с целым батальоном противника, вооруженным двумя орудиями. Схватка произошла близ деревни Скугарево. Узнав о приближении противника, Четвертаков попросил помощи у крестьян близлежащих деревень. На помощь отряду быстро собралось до четырех тысяч крестьян на конях. Несмотря на то, что крестьяне были вооружены кто чем, атака партизан была решительной — противник не принял боя и отступил к Гжатску. 10 фур и до 50 лошадей достались крестьянам.

Благодаря смелым, решительным действиям отряда Четвертакова удалось спасти от разорения все селения, расположенные вокруг Гжатска и даже в десятках километров на юг и запад от него.

 При освобождении Гжатска Четвертаков вернулся в свой полк, был произведен в унтер-офицеры и награжден боевым орденом.

Под Гжатском действовал отряд рядового Московского пехотного полка Степана Еременко. Еременко был ранен близ Смоленска и оставлен на излечение в гжатской деревне. Вылечившись, он организовал из местных крестьян партизанский отряд в 300 человек. Его отряд вел борьбу с захватчиками до последних дней войны.

Одним из наиболее крупных отрядов командовал оставшийся после тяжелого ранения в тылу врага солдат-кавалерист Федор Потапов, по прозвищу Самусь. Отряд насчитывал до 300 крестьян и был вооружен даже пушкой, отбитой у французов. 200 партизан были одеты в латы французских кирасир. Отряд истребил свыше трех тысяч вражеских солдат и офицеров.

«Благоразумный Самусь,— сообщает П. И. Щукин, — ввел удивительный во всех подчиненных ему деревнях порядок. У него все исполнялось по знакам, которые подавались посредством колокольного звона и других условных примет. Часто с приближением неприятеля в превосходных силах, по первому знаку все деревни становились пусты; другой знак вызывал опять поселян из лесов в дома. Различные маяки « звон в колокола разной величины возвещали, когда и в каком количестве, на лошадях или пешими идти в бой. Сими средствами, причиня величайший вред неприятелю, всегда неустрашимый и всегда бескорыстный, Самусь сохранил почти все имущество храбрых своих крестьян, которые любили его, как отца и боялись, как самого строгого начальника» {Бумаги, относящиеся до Отечественной воины 1812 г., собранные и изданные И. П. Щукиным, ч. Ill, M., 1898, стр. 43-44.}.

В Гжатском уезде начал свою деятельность первый военно-партизанский отряд, руководимый героем Отечественной войны 1812 года, талантливым поэтом Денисом Давыдовым. Здесь, у Колоцкого монастыря, он обратился к генералу Багратиону (у которого ранее служил адъютантом) с предложением организовать из регулярной конницы и казаков партизанский отряд, который в контакте с крестьянскими отрядами делал бы налеты на крайне растянутый фронт врага.

Получив в распоряжение 50 гусар и 80 казаков, он избрал своим опорным пунктом Гжатское село Скугарево, которое располагалось близ леса и на высоте, позволявшей обозревать окрестности на семь-восемь километров {Село Скугарево расположено в 45 км южнее Гжатска. Теперь оно находится в Темкинском районе.}.

Местные крестьяне встретили отряд с большим недоверием, приняв его за наполеоновских мародеров. «В каждом селения, — пишет Денис Давыдов, — ворота были заперты; при них стояли стар и млад с вилами, кольями, топорами и некоторые из них с огнестрельным оружием. К каждому селению один из нас принужден был подъезжать и говорить жителям, что мы русские, что мы пришли на помощь к ним... Часто ответом нам был выстрел или пущенный с размаха топор, от ударов коих судьба спасла нас» {Денис Давыдов. Военные записки, М., 1940, стр. 207.}.

Постепенно отношения наладились, и отряд Дениса Давыдова, как и другие военно-партизанские отряды действовал в тесном контакте с крестьянами. Первые две схватки отряда Дениса Давыдова с французами произошли южнее Гжатска в селе Токареве 14 сентября. В результате было взято в плен 160 вражеских солдат и отбит обоз с награбленным имуществом местных жителей.

Токаревские крестьяне первые получили подробное наставление Дениса Давыдова, как бороться с французскими захватчиками. Он учил крестьян «дружелюбно» принимать вражеские отряды. Поднести им с поклоном все, что есть съестного, напоить, затем пьяных уложить спать и как только они крепко заснут, захватить их оружие и перебить. Трупы закопать в таком месте, чтобы французы, в поисках драгоценностей не наткнулись на тела своих собратьев и не перебили в отместку всех крестьян и не сожгли их деревни. По просьбе Давыдова, наставление было распространено по всем соседним деревням и сыграло свою роль в борьбе с мародерами. После первых схваток с врагом в селе Токареве отряд Дениса Давыдова нанес ему немало сокрушительных ударов между Гжатском и Вязьмой. В Цареве-Займище отряд внезапно налетел на охрану неприятельского транспорта и отбил 10 фур с провиантом, фуру с патронами, взял в плен 119 солдат и двух офицеров. Остальные спаслись бегством. На пути к селу Андреевскому было пленено 30 французских мародеров. У села Торбеево партизаны захватили в плен 260 рядовых, два офицера и отбили 20 фур с хлебом и овсом.

Блестящие действия отряда обратили на себя внимание французского губернатора Смоленской губернии, резиденция которого находилась в Вязьме. Он сформировал двухтысячный конный отряд и потребовал очистить от партизан все пространство между Гжатском и Вязьмой, разбить отряд и привезти Давыдова в Вязьму «живого или мертвого». Но все попытки оказались тщетными.

Партизаны действовали с такой гибкостью, бесстрашием и неуловимостью, что наполеоновские власти оказались против них бессильными. Смоленский губернатор жаловался Наполеону на малочисленность гарнизонов в подвластных ему городах (в Вязьме стояло 250 человек пехоты и конницы, в Гжатске - 170 человек) и просил подбросить подкрепления. Наполеон дал согласие сосредоточить «сильные отряды» в Вязьме, Гжатске и Дорогобуже.

Создав и обучив в Тарутинском лагере резервы и значительно пополнив свои войска, М. И. Кутузов в октябре 1812 года перешел в контрнаступление, в ходе которого русские войска полностью разгромили наполеоновскую армию.

Ударом под Малоярославцем русские войска вырвали инициативу из рук врага и вынудили его отступать по разоренной Смоленской дороге. Наполеоновскую армию, отступившую на запад, настойчиво преследовали русские регулярные части и партизаны. Севернее Смоленской дороги ей наносили удар за ударом казаки Платова, южнее трепали войска Милорадовича, ее непрерывно изматывали внезапными налетами партизанские отряды. Одни из ударов по французскому арьергарду был нанесен казаками Платова близ Колоцкого монастыря, находящегося в 45 километрах юго-восточнее Гжатска. Противник потерял здесь 800 человек убитыми и 200 пленными. Кроме того, русские захватили два знамени и 27 орудий.

Войска Наполеона, испытывавшие постоянные удары регулярной армии и партизанских отрядов, на этот раз уже не получили в Гжатске отдыха. «Неприятели бегут так, — писал в своем донесении Платов, — как никакая армия никогда ретироваться не могла». Лишь на короткое время Наполеон остановился на Смоленской улице, в одном из купеческих домов, позже принадлежавшем гжатскому купцу Коростылеву.

 Все, что уцелело в городах и деревнях Смоленщины, при обратном движении французов на запад сжигалось дотла. Гжатск, освобожденный 2 ноября, был уничтожен за время оккупации почти полностью. Из всех городских строений, занимавших площадь более чем в два квадратных километра, сохранилось только 87. Были сожжены все здания присутственных мест, 252 частных дома, 326 домов сильно обгорели или остались без дворов и заборов {«Смоленская старина», 1916, вып. III, ч. II, стр. 115—116.}.

Уничтожены были также гжатские пристани со всеми строениями. Убыток, причиненный Гжатску захватчиками, исчислялся в 5 800 332 рубля ассигнациями. Ни один город губернии, за исключением самого Смоленска не понес такого ущерба. Что касается уезда, то здесь было сожжено и разрушено 8077 строений на сумму в 7 362 643 рубля, то есть на сумму еще большую чем исчислялись разрушения в городе {Вороновский. Отечественная война 1812 г. в пределах Смоленской губернии, 1912, стр. 320.}.

Гжатский предводитель дворянства князь Голицын в своей докладной записке губернатору писал:

 «В событиях 1812 года Гжатский уезд, состоя на самом главном тракте от границы к Москве,- подвергся совершенному разорению. Жители, оставившие с поспешностью дома свои, лишились всего имущества, кроме того, которое успели и могли увезти. Город и все селения, занимавшиеся неприятельскими войсками, сожжены до основания» {«Смоленская старина», вып. II, 1912, стр. 25.}.

Восстановление города началось вскоре после освобождения его от французских захватчиков, но шло оно крайне медленно. Многие жители долго еще скитались по деревням, так как в Гжатске почти невозможно было найти пристанища. Часть жителей не вернулась в город совсем. Не в состоянии были люди своими силами и средствами восстановить жилища.

Справедливость требует заметить, что восстановление смоленских городов в смысле их планировки шло довольно организованно. В начале 1813 года в Смоленске была создана комиссия по распланированию разоренных городов на кварталы и по отводу жителям участков под застройку. Планы и фасады строящихся домов утверждались губернатором. Восстанавливать старые дома разрешалось только по прежним планам.

Медленное строительство в городе объясняется не только тем, что жители не имели на это средств, но и отсутствием ощутимой помощи со стороны правительства. Не случайно в справке Гжатской городской думы, написанной спустя несколько лет после войны, указывается, что жители «вознаграждения никакого не получили». Правительство Александра I сложило с жителей города около 166 тысяч рублей ассигнациями недоимки и выдало им хлебную ссуду на 10 210 рублей с возвратом, а более, разоренным на 11 550 рублей — безвозвратно. Вот и вся помощь царских властей городу, который возрождался из пепла.

Поскольку восстановление смоленских городов шло крайне медленно и, как указывается в одном из документов, «города пребывали в жалком положении», правительство создало в 1818 году комиссию сенатора Львова по выявлению размеров помощи этим городам. Комиссия подробно осведомила обо всем правительство, но помощь и в этом случае оказалась ничтожной.