11.1.
Баснописцы прославляют трудолюбие муравья и охотно ставят его в пример лентяям.
Но вот что написал про муравья американский писатель Марк Твен: «Я не отрицаю, понятно, его прилежания: он трудится себя не жалея, особенно когда кто-нибудь смотрит; но чего я не могу простить — это его непроходимую тупость. Отправляется он, скажем, на добычу и захватывает трофей, — что же он делает дальше? Идет домой? Как бы не так — куда угодно, только не домой. Он понятия не имеет, где его дом. Дом может быть в двух-трех шагах — не важно, муравей этого не знает. Как сказано, он захватил трофей, какую-нибудь никому не нужную дрянь, притом раз в семь больше себя самого; он выискивает самое неподходящее место, чтобы за нее ухватиться; пыхтя и надрываясь, взваливает на себя и пускается в путь, но не домой, а в обратную сторону, и не спокойно и разумно, а в дикой спешке, ухлопывая на эту спешку все силы; перед каждым камешком он останавливается и, вместо того чтобы обойти кругом, лезет напрямик, пятясь задом и волоча за собой свою ношу; перекатывается вверх тормашками на ту сторону, вскакивает в остервенении, стряхивает с себя пыль и, поплевывая на ладони, снова с азартом хватается за свою добычу; дергает ее туда-сюда, с минуту толкает перед собой; в следующую минуту заходит вперед и волочит ее на буксире; звереет все больше и больше и наконец, подняв свою добычу высоко в воздух и торопясь, как на пожар, несется с ней уже в новом направлении; тут он натыкается на репейник, но ему и в голову не приходит обойти его кругом, — нет, он обязательно должен на него взобраться; и он лезет на маковку, таща за собой свою бесполезную кладь, — что примерно так же остроумно, как если б я, взвалив на себя куль муки, потащился с ним из Гейдельберга в Париж прямиком через Страсбургскую колокольню; взобравшись на самую верхотуру, он убеждается, что не туда попал; мельком оглядывает окрестность и либо лезет вниз, либо сваливается кувырком и опять пускается в путь, но теперь уже в новом направлении. Через полчаса он останавливается — дюймах в шести от места, откуда начал свое путешествие, и здесь разгружается; за это время он облазил вдоль и поперек территорию окружностью в два ярда и перебрался через все камешки и сорняки, какие попадались ему на дороге. Он отирает пот со лба, расправляет усталые члены и, не чуя под собой ног, пускается в новое бесполезное странствие. Исходив зигзагами порядочное расстояние, он натыкается на брошенную ношу. Он уверен, что видит ее впервые и, оглядевшись, дабы ноги паче чаяния не занесли его домой, хватает свой тюк — и айда в дорогу! Опять с ним происходят те же приключения, но наконец он останавливается передохнуть, и тут ему встречается приятель. Должно быть, на приятеля произвела впечатление нога прошлогоднего кузнечика, и он спрашивает, откуда она. Должно быть, хозяин ноги уже начисто позабыл, где подобрал ее, и отвечает неопределенно, что «где-то в этих краях». Должно быть, приятель вызывается помочь ему доставить поклажу домой. И вот, повинуясь некоему голосу древнего муравьиного разума, приятели берутся за ногу кузнечика с обоих концов и тянут ее изо всех сил — каждый к себе. Потом они устраивают перекур и обмениваются мнениями. Они видят, что дело у них не клеится, но по какой причине — им невдомек. И они снова берутся за свой груз тем же манером, что и раньше, и с тем же успехом. Начинаются взаимные попреки. Должно быть, каждый обвиняет другого в обструкции. Спор становится все жарче и переходит в драку. Приятели, сцепившись намертво, некоторое время обгрызают друг другу челюсти, а потом катаются по земле и кувыркаются, пока один из них, не досчитавшись ноги иди усика, не запросит пардону. Мир заключен, и муравьи снова берутся за работу, все на тот же безмозглый лад; но теперь калеке приходится туго: сколько он ни тянет на себя поклажу, здоровый муравей, как более сильный, перетягивает и волочит и его вместе с ношей; а приятель, чем отпустить, отчаянно за нее цепляется и разбивает себе голени о неровности почвы. Наконец, протащив ногу кузнечика вторично по тому же маршруту, упарившиеся муравьи сваливают ее примерно на том же месте, где она сперва лежала, и, рассмотрев повнимательнее, решают, что эта высохшая нога не такой уж клад, чтобы особенно за нее держаться, после чего оба расходятся в разные стороны, в надежде найти ржавый гвоздь или какой-нибудь другой предмет, достаточно тяжелый, чтобы причинить муравью побольше хлопот, и достаточно бесполезный, чтобы ему приглянуться».
Выходит, одного трудолюбия мало, чтобы делать полезные дела, надо еще уметь работать с толком. В пику баснописцам писатель-юморист преувеличил неорганизованность муравья.
Но ученые, внимательно изучавшие жизнь муравьев, подтверждают, что не так уж сильно сгустил краски Марк Твен. В том и отличие человека от муравья, что муравей работает не думая, механически, все одними и теми же способами, а человек работает с умом, с рассудком и день ото дня совершенствует свою рабочую сноровку. Мы работаем разумно и организованно, но ведь можно работать еще организованней, еще разумней. Марк Твен не зря написал свой рассказ. В нем содержатся намек и укор.
Как бы старательно и прилежно мы ни работали, но если взглянуть самокритически на наши трудовые дела, то и в них кое-где отыщется бестолковщина, затрудняющая нашу работу. Это чаще всего мелочи, но они цепляются одна за другую, путаются в ногах, сковывают движения. Мы привыкли к ним и их не замечаем. И не знает человек, что, избавься он хоть от доли своих трудовых неполадок, он бы впятеро сработал, стал бы впятеро сильнее, словно великан, сбросивший незримые оковы.
Объявивших войну сучкам и задоринкам, тормозящим работу, называют рационализаторами.
Предложения их нехитры и не могут составить изобретения, но, слагаясь вместе, приносят нередко такой полезный эффект, о котором иные изобретатели не смеют и думать.
Когда новые изобретения приходят на фабрики, шахты, заводы, появляется разлад между новой техникой и старыми способами труда. Тут открывается простор рационализаторам.
Вот пример, вошедший в историю.
Раньше уголь добывали так: забойщик рубил уголь вручную, обушком, постепенно углубляясь в пласт, а затем бросал обушок и подпорками начинал крепить забой, чтобы не обвалился потолок подземной галереи.
Две руки рубили уголь, две руки крепили забой. Пятилетка сменила древние обушки на отбойные молотки — инструмент сильнее и проворнее десяти рабочих рук. Где работали две руки, там, казалось, будут работать десять.
Но не тут-то было. Техника шла в ход новая, а работать приходилось по старинке. С неистово стрекочущим молотком забойщик стремительно вгрызался в пласт, а затем опускал свои десять механических рук и двумя руками принимался крепить забой. Десять стальных рук неподвижно лежали в угольной пыли, ожидая, пока управятся со своим делом две человеческие руки.
«Семеро одного не ждут!» — говорит пословица.
Это же подумал забойщик Алексей Стаханов.
«Надо работать, не покладая механических рук!» — решил он.
Стаханов спустился в шахту с двумя товарищами. Пока забойщик с отбойным молотком безотрывно впивался в пласт, товарищи следом за ним крепили шахту. Они дали четырнадцать норм угля в смену.
Стаханов в корне усовершенствовал способ труда, приведя его в согласие с новой техникой, и это произвело революцию в добыче угля.
С той поры людей, которые вслед за Стахановым взрывали старые, обветшалые технические нормы, выжимая из техники все, что она может дать, долгое время называли стахановцами.
В моих журналистских тетрадях военных лет хранятся записи о трудовых подвигах молодежи, ковавшей победу. Это заметки о сверстниках моих, комсомольцах того времени. Имена их гремели в то великое время по всей стране. Я встречался с ними, память об их делах дорога мне. Они вводили меня в мастерскую рационализаторского творчества. Вот некоторые из этих заметок.
11.2.
Комсомолка-строгальщица Катя Барышникова доказала личным примером, что можно обслуживать участок вдвое меньшим числом людей и притом повысив его отдачу. Она подобрала бригаду девушек-новичков, обучила их профессии и вскоре стала перевыполнять норму на 550 процентов.
Как конструктор современного автомобиля, тщательно сглаживая ничтожные выступы на теле машины, увеличивает скорость вдвое, так и Барышникова с подругами, устраняя незначительные тормозы в работе, непрерывно повышала производительность труда.
Спросите конструктора, как он ухитрился сэкономить в своей последней машине десяток лошадиных сил, сохранив грузоподъемность и скорость ее неизменной? Какими усовершенствованиями механизма?
— Я убрал, — считает на пальцах конструктор, — дощечку с номером, тормозившую ход, точно лопасть весла, поставленного поперек движения, и этим сэкономил одну силу…
— Затем я накрыл колеса до половины гладкими обтекаемыми крыльями, и на этом заработал еще полторы силы…
— В этих крыльях я утопил и торчащие фары — прибавил еще две силы…
— Наконец упрятал ручки дверей и прочую мелочь…
— Так и набрались, — заключает конструктор, — так и набрались те десять сил, которые я сэкономил на этой машине!
«Убрал номер… утопил фары… спрятал ручки…»—вот какими скромными словами смог рассказать конструктор о своем проникновенном труде. И такими же скромными словами рассказывала Катя Барышникова о своей рационализаторской работе:
— Я попросила поставить рядом со станками тумбочки, где разложила в нужном порядке подсобный инструмент. Теперь, когда надо, рука сама тянется туда. И этим сэкономила несколько рабочих секунд.
— Я продумала все свои движения, сделала их быстрыми, точными, свободными. Даже щели зажима деталей я не разжимаю шире, чем следует, чтобы не тратить сил зря…
— Пол у станка был засыпан металлическими стружками. Они липли к подошвам и мешали спокойно стоять. Я попросила подставить под ноги деревянные решетки; стружка пролетает сквозь щели и не путается больше под ногами…
— Суппорты станков, стоявших в цехе, глядели в одну сторону. Одной присматривать за двумя станками было неудобно. Далеко бы пришлось бегать… Я предложила повернуть станки суппортами друг к другу и стала одна обслуживать сразу два станка…
— Я убедилась, что более толстую стружку снимать на станке нельзя только потому, что деталь имеет недостаточный упор. Технологи усилили на наших станках зажим деталей, и резец стал снимать за один завод стружку двойной толщины. Уменьшилось число заходов на одну деталь. Время обработки сократилось с двух минут до сорока секунд.
— Так и набрались, — говорила Катя Барышникова, — так и набрались те 550 процентов выполнения плана, которые мы давали в грозные годы Великой Отечественной войны.
11.3.
Комсомольско-молодежная фронтовая бригада сборщиков станков бригадира Александра Шашкова, собиравшая в месяц 6–7 станков, стала быстро повышать свою производительность: собирать 22… 25… 27… 30 станков в месяц и поставила, наконец, рекорд — ежемесячно 34 станка!
Дело двинулось вперед после рационализаторского предложения Александра Шашкова организовать внутрибригадный поток.
Раньше бригада собирала станок скопом. Члены бригады работали над всеми узлами и деталями, которых в станке великое множество.
Шашков предложил лучший способ организации труда.
— Разобьем, — сказал Шашков, — весь порядок сборки на отдельные операции. И каждым двум-трем человекам поручим только одну. Пусть одни ставят гидравлические узлы, другие центрируют станок, третьи испытывают его в работе. Те, кто кончит свою операцию, пусть захватывают с собой инструменты и переходят к другой группе станков, чтобы там доделывать то же дело. А на их места станут другие члены бригады, чтобы заняться своей работой.
Среди выстроенных на стенде станков совершают свои «заходы» дружные сборщики, словно косари, когда они ступеньками выкашивают зеленые луга.
Чтобы ни минуты не тратить даром, уничтожены многие мелкие неудобства.
Неудобно охапкой тащить инструмент от станка к станку, он выскальзывает из рук, падает на пол. Положение спас «походный ящик». Дрель, зубило, молотки, угольники, сверла, развертки уложены в нем, как чертежные инструменты в готовальне. Его носят в руке, как чемодан.
Неудобно для каждой доделки носить деталь от станка к тискам, к верстаку. Это было бы так же нелепо, как если бы я, пишущий книгу у себя в комнате, ходил макать перо на кухню. Рационализаторы сделали походный верстак с тисками, двигают его от станка к станку.
Получается своеобразный конвейер, только здесь не станки продвигаются вдоль неподвижного ряда рабочих, а рабочие обходят неподвижную шеренгу станков.
Ну, а сила конвейера известна!
11.4.
Чем дальше, тем сложнее делаются рационализаторские предложения, тем глубже изменяется ими расстановка сил на производстве.
Был решающий период войны. Советская Армия наступала. Башни и корпуса тяжелых танков, катившихся на запад, готовил завод, на котором работал сварщиком комсомолец Егор Агарков.
Каждое новое продвижение танков на фронте ставило перед заводом новые задачи.
Освобождались города. В городах восстанавливалась промышленность. Туда требовались квалифицированные кадры рабочих, мастеров. Кадрами должен был помочь и завод. И в то же время росли и усложнялись месячные задания по выпуску бронекорпусов.
Коллектив завода работал самоотверженно. Молодежные бригады изумляли товарищей своими трудовыми подвигами. Но все же росло на заводе беспокойство из-за нехватки рабочей силы. И в тревожные дни на самолетах с соседних заводов перебрасывали на помощь людей.
Вот тут в пылу трудового сражения, слитого воедино с продвижением танков на фронте, и запала Агаркову в голову его замечательная идея.
Он первый понял, что люди на заводе есть, что работников на производстве хватает и что надо только по-иному расставить людей. Говоря по-военному: перестроить боевые порядки. И тогда можно будет не только сработать больше танков, но и высвободить рабочую силу для возрождения советских земель, которые эти танки освобождают.
Говорят, что от перестановки слагаемых сумма не меняется, но арифметика производства сложнее арифметики чисел. И это понял Егор Агарков.
Как велась работа в цехе?
Башни танков обрабатывались на двух участках. И на том и на другом производились слесарные и сборочные работы. Руководили работой по профессиям. Был старший мастер по сварке, у которого под началом ходили два сменных мастера. Они руководили сварочными работами. Одновременно со сварочными работами на тех же самых башнях, на тех же самых участках велись слесарные работы. Ими руководил другой старший мастер с двумя сменными мастерами. Оба старших мастера на равных правах подчинялись начальнику цеха. Было два хозяина на одних и тех же участках.
И когда встречались в цехе неполадки, то Иван кивал на Петра, а Петр на Ивана. Создавалась обезличка в выполнении заданий. Но главная беда не в этом.
При работе на двух участках не был организован поток. Башня блуждала от операции к операции по сложному пути. Ее приходилось по нескольку раз перетаскивать с участка на участок. Танковая башня — не корзинка для бумаг, и работа эта не шуточная.
Сварочная аппаратура была разбросана. Длинные провода змеились по цеху, и электроэнергия в них терялась зря. Оборудование использовалось нерационально. Вся организация мешала уплотнению рабочего дня. В одной бригаде недогруз, в другой — простой.
Это заметил и учел Егор Агарков перед тем как дать свое короткое предложение.
Он предложил укрупнить участок. Объединить два участка в один, и пускай им командует один старший мастер, на которого возложить руководство слесарными и сварочными работами. Под началом мастера оставить двух сменных мастеров, в обязанность которым вменить руководство и слесарными и сварочными работами. Соответственно объединить и бригады.
Тогда старший мастер почувствует себя полноправным хозяином участка и станет нести ответственность не за отдельные узлы, а за весь ход обработки башни, вплоть до сдачи ее военпреду. Вся ответственность ляжет на плечи старшего мастера, но зато и весь объем работы окажется в его руках. Ничто не будет стеснять его предприимчивости, и уж он сумеет на своем участке устроиться по-хозяйски.
Так и сделали.
Предложение дало поразительные результаты. Высвободили трех сменных мастеров, одного старшего мастера, четырех бригадиров, восемь электросварщиков и слесарей. А выпуск танковых башен на этом участке увеличился в два с половиной раза.
Когда вслед за Агарковым укрупнение провели на других предприятиях танковой промышленности, удалось уничтожить без ущерба для дела 115 мелких цехов, 513 производственных участков и более 600 бригад. При этом высвобождено 6037 человек, в том числе 2297 инженерно-технических работников и служащих, 3790 квалифицированных рабочих.
Вот и все, если коротко говорить о знаменитом предложении Егора Агаркова, которое прославило его на весь Союз и украсило его грудь орденом Ленина.
11.5.
Коротко и… неясно!
Ну, хорошо! Укрупнили… оборудовали… разместили… организовали… Каждый из нас, кто работает на заводе, постоянно что-нибудь переоборудует, перемещает, реорганизует, и все-таки не каждому удается достичь таких выдающихся успехов, каких добился Егор Агарков.
В чем же секрет Егора и его друзей?
Чем они взяли?
Неужели только тем, что Агарков взглянул и заметил неорганизованность там, где люди годами ходили мимо, ничего плохого не замечали?
Не так все просто!
В том-то и дело, что работали люди на заводе разумно и организованно, и подай Агарков свое предложение годом раньше, его бы, наверное, отклонили.
Что же изменилось?
Ход событий, опыт жизни учит нас, что то, что выглядит сегодня разумным и целесообразным, завтра может оказаться неразумным и бессмысленным.
Плохо, конечно, когда на маленьком участке работы собирается слишком много командного состава: командиры производства начинают мешать друг другу. Но может и в этом существовать своя хорошая сторона.
В первые дни войны на завод пришла зеленая молодежь. Она работала с подъемом, но неумело. За каждым нужен был глаз да глаз. Того гляди, сорвется у неловкого слесаря с зубила молоток — ссадит руку, схватится неопытный сварщик за голый проводник — искры из глаз! Чуть не доглядишь, обязательно кто-нибудь да нарушит технологию сварки. И пойдут швы с браком.
Мастерам, тоже людям молодым, приходилось смотреть во все глаза, по пятам ходить за каждым, и каждый понимающий глаз был на участке нелишним. Вот в чем заключалась, по тем временам, положительная сторона маленьких участков при большом числе мастеров и бригадиров. И эта сторона искупала все недостатки. Иначе нельзя было работать.
Но время шло, и молодежь не теряла времени даром: квалификация ее росла. Становилась обузой мелочная опека мастеров. Наступил переломный момент, канули в прошлое все достоинства размельченных участков, а недостатки остались.
То, что было целесообразно вчера, сегодня оказалось бессмыслицей. Люди работали и еще ничего не замечали, а Агарков заметил… Сумел уловить этот неуловимый момент… И в этом заслуга Егора Агаркова.
«Необходимо укрупнять участки», — решил Егор Агарков.
Но перед тем как взяться укрупнять, надо было окончательно уничтожить последнюю нужду в ежечасной мелочной опеке мастеров. Надо было подтянуть и прочно закрепить производственную квалификацию работающих на участке.
Пришлось организовать стахановскую школу. Все работники окончили ее с отметкой «хорошо» и «отлично» и повысили свою квалификацию с третьего до пятого и шестого разрядов.
И если говорить о секретах Егора Агаркова, то серьезная учеба, упорная борьба за овладение мастерством — это один из важнейших секретов его успеха.
Большая нагрузка легла на Агаркова и его товарищей после укрупнения участка и заставила крепко задуматься над уничтожением простоев и уплотнением рабочего дня. Но теперь это были квалифицированные, самостоятельные, ответственные люди. Учетом и организацией труда занялись все агарковцы в порядке общественной работы.
Одному поручили заботиться об электродах. Он за полчаса до работы получает их со склада для бригады. Перебои в работе из-за отсутствия электродов прекратились.
Другой несет ответственность за оборудование. У него при себе ремонтный инструмент. В обеденный перерыв он просматривает и подправляет аппараты. Перебои в работе по вине оборудования также прекратились.
Третий отвечает за качество сварки. Он работает сам и посматривает за товарищами, помогая исправлять изъяны. Он как бы общественный ОТК, предупреждающий брак.
Неустанная забота об уплотнении рабочего дня, об уничтожении простоев — вот еще один секрет успеха Егора Агаркова и его товарищей.
Чем строже порядок на рабочем месте, тем меньше времени тратится понапрасну. Агарковцы первым делом взялись за организацию рабочих мест. Раньше сварщики много времени убивали в очередях в центральной кладовой при получении и сдаче защитных щитков. Теперь для хранения защитных щитков у рабочих мест оборудован специальный шкаф. Отдельный шкаф приспособлен для хранения электродов.
Участок был завален хламом. В мусоре пачками валялись огарки электродов. Молодежь решила навести чистоту, завели метелки и лопаты. Когда нужно, сами подметают. В чистоте сразу заметно, у кого что валяется. Если брошены слишком длинные огарки, это значит, что сварщик не бережет электродов. Чистота помогает выдерживать экономию.
Башня — горбатая, как верблюд. Ее не установишь на ровном полу сразу так, как надо. Слесари приспособили специальные подпорки, чтобы ставить башню на рабочем месте в нужном положении.
Разумная организация рабочего места — это тоже секрет успеха Егора Агаркова и его товарищей.
Наконец организовали на участке внутрибригадный поток. Это не только ускорило, но и облегчило работу.
В летнее время от вольтовых дуг башня сильно раскалялась. Сварщик, который варил внутри, залезал, как в горячую паровозную топку. Пот лил в три ручья. Соль выступала в складках комбинезона.
Эту тяготу уничтожил поток. Сварщики теперь не наседают скопом на одну башню, а ведут работы вперемежку со слесарями. Пять башен поставлены в ряд, и сварщики обходят башни по порядку: на одной наварят крышу, перевернут с боку на бок и переходят на вторую. Когда доходят до пятой — первая уже остыла. К холодной башне приступают слесари. Пока варят пятую, слесари заканчивают свою работу, и сварщики возвращаются доваривать первую. Дальше снова обходят башни, двигаясь вслед за слесарями. Все работают на холодных башнях, все довольны.
Умело организованный внутриучастковый поток — это тоже секрет успеха Егора Агаркова.
Агарковцы превратились в зрелых производственников, способных освоить новейшую технику.
Решили внедрить автоматическую сварку на машинах Героя Социалистического Труда академика Патона.
Сварочные машины Патона похожи на швейные. Словно нитка в швейной машине, непрерывно подается ко шву проволочный электрод. На конце у «нитки» иголки нет, но зато пылает вольтова дуга. Головка машины движется вдоль стыка броневых плит, и проволока тает каплями, заплавляя стык.
На участке не зря потрудились, осваивая машину. То, что делали за 6–7 человеко-часов, машина выполняла в полчаса.
Смелое освоение новинок передовой техники — это важнейший секрет успеха Егора Агаркова и его товарищей.
Понемногу, начав с небольшого, агарковцы переходили к изобретательству.
Сварщики следят за дугой через темное стекло, как ребята, глядящие на затмение солнца. Стекло вставлено в щиток, который держат в руках. В одной руке электрод, в другой щиток. Это неудобно и утомительно. Понапрасну устают обе руки. Сварщики стали крепить щиток к голове. Одна рука оказалась свободной. Если устаешь, можно облокотиться.
Предельная простота и наибольшая выгода — особенность предложений агарковцев.
Бывает, брызжет из-под электрода расплавленный металл, и капли застывают на броне железными бугорками. Их срубают с брони зубилами, и это неблагодарный труд.
Иной изобретатель придумал бы машину для срубки бугров. Но агарковцы поступили иначе. Они стали мелом натирать окрестности швов, и капли перестали прилипать к броне. Капли скатывались с нее, словно дождинки с запыленной дорожки. Нечего стало срубать. Просто, остроумно и какая экономия сил!
Рационализаторская работа смыкается с изобретательством. Миллионы рационализаторов вместе с изобретателями делают общее дело — двигают технику вперед.
11.6.
Но, однако, никогда еще, даже в самые героические годы нашего прошлого, никогда еще рационализаторское движение не росло с такой силой, как после XXII съезда КПСС… Началось развернутое шествие к коммунизму, и страницы новой Программы партии зашумели впереди, как полотнища знамен. Мобилизация самых широких масс на решение главной экономической задачи — построение материально-технической базы коммунизма стало вопросом программным. И советский народ ответил на зов партии ростом трудовой активности, творческой инициативы.
Нарастает замечательное движение современности — соревнование коллективов и ударников коммунистического труда. Все стараются ускорить создание материальной базы коммунизма, стать активными строителями нового общества и войти в коммунизм всесторонними и творческими людьми, совершенными духовно и физически. Все стремятся трудиться по-коммунистически. А коммунистический труд — это творчество.
Возникают новые коллективные формы технического творчества — конструкторские и технологические бюро, исследовательские группы на общественных началах.
Уже действует свыше 15 тысяч таких общественных конструкторских и технологических бюро. Развернули полезную деятельность советы новаторов. На заводах, стройках, в совнархозах эти общественные советы изучают предложения передовиков производства, — отбирают наиболее ценные и внимательно контролируют их внедрение.
Вовлекает людей в техническое творчество и Всесоюзное общество изобретателей и рационализаторов, созданное пять лет назад по инициативе Н. С. Хрущева.
Членские билеты Общества — у 3018 тысяч новаторов, изобретателей и рационализаторов, инженеров, техников, рабочих. Общество возглавило инициативу новаторов, предложивших в течение 1959–1965 годов накопить 10-миллиардный рационализаторский фонд семилетки. Было взято, иными словами, обязательство разработать и внедрить в производство рационализаторские предложения, которые принесут экономию в 10 миллиардов рублей. Обязательство выполняется. С начала семилетки в народном хозяйстве использовано более 12 миллионов рационализаторских предложений и 15 тысяч изобретений. Это дало уже 7,6 миллиарда рублей экономии. Ощутимый, весомый вклад в строительство коммунизма.
Упомянем об одном нехитром рационализаторском предложении, приносящем народному хозяйству неслыханно громадный эффект. Группа транспортных инженеров занялась переводом железнодорожных вагонов на роликовые и шариковые подшипники. Трение скольжения заменили
трением качения. Был завершен прогрессивный процесс, зародившийся еще в древности, когда колесо заменило санки-волокушу. Но трение скольжения до сих пор еще не было вытеснено полностью на железнодорожном транспорте. Оно действовало в цилиндрической щели между осью и втулкой колеса, пожирая колоссальную энергию. А когда ввели роликовые подшипники, то вагоны, как бы помолодев, с фантастической легкостью покатились по рельсам. Экономия оказалась ошеломляющей, что-то около четверти миллиарда рублей! Мысль рационализаторов движется нынче так легко, словно катится на шарикоподшипниках. И недаром говорят про новаторов: «Чего, чего, а уж шариков у них хватает!»