Я вернулась к Мише уже с вещами. Весь вечер он помогал мне располагаться и обустраиваться. Мне было немного некомфортно — все-таки у него жена дома, а тут я со своими вечными проблемами и претензиями на его честность. Я поделилась с Мишей своими волнениями. Он только выдохнул, выкладывая на стол еду из холодильника и тем самым помогая Лере с ужином.

— Не веришь мне, сама поговори с Лерой. — Сказал он. На мой удивленный, я бы даже сказала шокированный взгляд, Миша только пожал плечами и объяснил, что взрослые девочки все свои проблемы решают сами. И, конечно, он считает, что уход из дома не выход, а просто способ ненадолго абстрагироваться и обдумать сложившуюся ситуацию.

Немного поразмыслив, я в очередной раз поняла: он прав. И почему моих скудных извилин и борозд не хватает на соображательную деятельность? Я напросилась помочь тете Лере накрыть на стол.

— Вы уверены, что я вам не помешаю? — Тихо спросила я. В такие моменты меня охватывала ложная скромность. Мне порой казалось, окажись я действительно с Мишей в постели, я бы тоже застеснялась.

Тетя Лера с какой-то странной нежностью посмотрела на меня.

— Миша сказал, ты напоминаешь ему Славу в ее возрасте. Та же настырная девчонка с претензиями на внимание. — Я чуть не поперхнулась воздухом. — Он тяжело сходится с людьми, Агата, но с твоим появлением как-то оживился. — В очередной раз мои щеки стали нежно-розовыми. — Ты для него третья дочка. — Улыбнулась тетя Лера. — Это странно, но я тоже чувствую что-то подобное. Ты словно должна была здесь оказаться.

Я закусила губу, представляя, какой бы была моя жизнь, если бы я была дочкой Миши. Агата Михайловна Золотухина. Сложился бы мой выбор в сторону меда? Может, я училась бы сейчас на стоме и хотела, как и папа, стать челюстно-лицевым хирургом?

— Я понимаю, это не мое дело, — перебила мои мысли Лера, — но мне не дает покоя твой… уход из дома. Все так печально, как обрисовал Миша?

Интересно, как обрисовал это Миша? Я пожала плечами.

— У нас с отцом слишком разные точки зрения на вещи. Я не в первый раз ухожу из дома. — Просто раньше мне было некуда пойти. Еще никто не называл меня своей семьей. Я почувствовала, как защипало в уголках глаз. Отец ни разу не говорил мне, что любит меня. Он не обнимал меня в детстве, не хвалил почти. И чего удивляться? Влечение к взрослым мужчинам — следствие психологической травмы в виде нехватки отца. Для девочки это важно. Миша пытается стать мне именно отцом, а не любовником, а я всеми силами ищу возможность совместить это. — Спасибо вам, не знаю, что бы я делала без вас…

— Пожалуйста. — Просто сказала она, но стала серьезней. — Тебе нужно поговорить с отцом, обсудить точки преткновения. Все-таки вы не чужие люди.

Я кивала, прекрасно понимая, что мы совершенно из разных стран и даже, пожалуй, с разных планет.

Дни потянулись спокойно. Белла посматривала на меня странным растерянным взглядом, но в нем все еще всплывала ненависть и обида. Полина, которая тоже была в курсе происходящего (за исключением причастности дяди Миши ко всей каше) сказала, что не выдержала и мысленно настучала глупой подруге по голове, объяснив ей, что я и не собиралась спать с биохимиком и вообще вся эта история вызывает у меня приступ тошноты. Это точно, конечно, теперь от Разумова меня не тошнило, но стоило его руке потянуться ко мне, по телу пробегала неприятная сводящая дрожь.

Миша продолжал меня развлекать. К общению с Еленой Игоревной (как я боялась, что отец приедет на лекцию и при всех отпинает меня за побег) я стала относиться спокойнее. Нельзя и думать, что Миша способен на подлость. Только на забавные шуточки.

Одногруппники порой считали, что Миша шутит слишком жестоко, если сравнивать с Разумовым — вообще по-детски. Я защищала его, не знаю, по-моему, им просто не нравится его манера спрашивать ровно столько, сколько он дал. Кому же понравится работать в полную силу?

Жизнь у Миши казалась мне раем: утром он провожал жену, а потом и меня до остановки, по-отцовски целовал в щеку и сажал на маршрутку, а сам приезжал ко второй паре. У него вообще халявное расписание. Возвращаясь домой, я могла попросить его рассказать мне тему еще раз, объяснить что-нибудь из других предметов, он много знал и выдавал информацию не хуже Википедии. Я быстро приросла к этому дому и расписанию: спать ложиться рано, учить в полную силу и контролировать свои чувства.

Неделя пронеслась быстро. Я боялась. Боялась тишины, странно. Толи отец действительно вычеркнул меня из своего завещания (хотя судя по его энергии, это я должна оставлять на него завещание), напрочь забыв нерадивую дочь, толи просто продумывает дьявольский план. Я несколько раз звонила маме, однако она ничего путного сказать не могла. Рассказала только, что отец дома лишь ночует, и что БХ стал редко появляться. В последний его визит они о чем-то оживленно спорили. Я даже понадеялась, что Александр Сергеевич мог защищать меня перед отцом-тираном. В общем, моя нервная система потихонечку истощалась от волнения. Мише я старалась не жаловаться, ему итак хватало проблем. В понедельник он возвращался самым настоящим дедом, три пары в сумме у стом фака и педа явно оставляли на нем следы. Он ворчал и жаловался на ленивых детей. Именно не ленивых, а не на глупых. Здесь же начинался контроль моего уровня знаний, потому что на следующий день аната стояла у нас. Здесь уж он меня не щадил.

— Я тебе завтра в ряд двоек наставлю! Отлепись уже от ноутбука и займись книгами! — Все, не хочу папашку-Золотого. — Чего ты там пишешь?

Он попытался заглянуть в мой ноут, я закрыла крышку.

— Э, нет! Ты этого не оценишь!

Миша даже забыл о своих наездах и, как мальчишка, стал выпрашивать у меня ноутбук. Немного поломавшись, я сделала то, что на моем месте сделала бы любая девочка, которой нравится мужчина — дала. Почитать. Водрузив ноутбук к себе на колени, он погрузился в чтение. Думаю, можно не уточнять, что он читал. Меня же отправили за учебники, из-за которых я наблюдала за тем, как увеличиваются его глаза, как он качает головой и как закидывает ногу на ногу. Здесь уж я не могла себе мысленно не поаплодировать.

— Что ты пишешь!

— А чего ты так напрягся, а? — Улыбнулась я, взглядом намекая на его волнение.

— Даже и не думай!

Я отмахнулась:

— Ты все равно не дашь!

Миша остановил глаза на мне и покачал головой, потом шутливо почитал мне нотации о моем развратном воображении и поведении. Вечер удался, в целом, ему понравились мои наброски. Только вот от них его реально мог хватить инфаркт.

* * *

Суббота подкралась незаметно. Мне нравилась суббота, несмотря на паршивое расписание. Это началось с того самого момента, когда я поняла, насколько сильно люблю анату и ее преподавателя. Миша в этот раз разыгрался. Я думала, только у меня весеннее обострение, а оно не миновало и преподавателей. Если честно, мне казалось, что это из-за вчерашнего прочтения моих рассказиков. Миша вполне мог впечатляться. Я не знаю, какой была его жизнь до моего внезапного в ней появления и попытки закрепиться, однако уверена: ничего подобного с собой в главной роли он никогда не читал.

В чем собственно проявлялось обострение: к гипоталамусу, если я не совсем еще пенек, относятся сосцевидные тела. Это два маленьких образования шаровидной формы, которые в теории могут вызвать у озадаченных мальчиков вполне конкретные ассоциации. Впрочем, Миша сам подал им эту идею.

— Corpora mammilaria, сосцевидные тела. Хотя перевод не совсем корректный. «Мамма» означает грудь. Скорее нужно было перевести как «титечные тела».

Именно в этот момент я замечталась и чуть не свалилась со стула, услышав из уст Миши, моего скромного преподавателя, такие слова.

— Я вам на препарате покажу, на муляже плохо видно.

Обещание анатом действительно сдержал. На мозге эти самые образования выглядели как декольте развратной девушки. Он повернул мозг к нам:

— Похоже? — Я даже растерялась. Нельзя ему читать такое… — хотя вас-то я что спрашиваю? Мальчики, похоже?

Один из наиболее смелых кивнул, на что получил вполне ожидаемый ответ одногруппницы «Тебе-то откуда знать?».

После пары на препаровке я долго хохотала, пока Миша смущенно улыбался. В шутку он обвинил в этом меня, мол, мое развратное влияние. Конечно, а чье же еще? Около часа я провела за головой, очищая мышцы от жировой клетчатки и фасций, на следующем занятии анатом обещал показать пару интересных артерий и вен.

— Тебе на историю? — Я кивнула. — Вместе поедем. Мне в деканат надо.

Мы уже тряслись в душной маршрутке, когда у меня зазвонил телефон. Я чуть не выронила трубку, мы наехали на лежачего полицейского, даже не затормозив. Но была не только это причина. Звонила Белла. Та самая, что не разговаривала со мной последние недели. Я нажала зеленую кнопку. Поначалу разговор был не о чем. Это ее обычная сущность, если начинает говорить воздух, значит, собирается с мыслями для важных вещей. Меня это насторожило.

— Слушай, я знаю, ты сейчас не дома живешь… у кого кстати?

— У друзей. — Без конкретики ответила я.

— Ладно, это неважно. Просто твой папа… он что-то задумал и собирается устроить тебе проблем. Будь осторожна.

— А тебе какая выгода мне докладывать?

— Просто… ты моя подруга. Я погорячилась тогда.

Я выдохнула. Белла имела мозг хомячка, мне так казалось, по крайней мере, она сначала делала, и только потом, и то не факт, начинала думать. Пора было выходить, и я попрощалась с Беллой, пообещав пообщаться с ней в корпусе академии. Миша деликатно помог мне спуститься. Мы говорили о чем-то отвлеченном и смеялись.

— Такие пачки! — Хохотала я, повиснув у него на рукаве.

— Сейчас начнутся. — Серьезно сказал он, остановившись. Я налетела на него и бросила недоумевающий взгляд на лицо. Он сжал губы, на лбу появились морщинки. Михаил Иванович стал образцом серьезности. Проследив его взгляд, я чуть не завизжала от злости. Мои ногти чересчур сильно сжались на руке Миши, он осторожно ее подвинул.

— Добрый день, Агата. И вам тоже. — Прожигающий взгляд политика столкнулся с преподавательским. Они готовы были биться до победы.

— Мы торопимся. — Быстро сказала я, стараясь унять бой сердца. Отца тут не хватало! Он же не историю медицины послушать приехал. Я сделала шаг в сторону, отец, опиравшийся на машину, грациозно оттолкнулся и подошел к нам. Миша сжал мою руку.

— Давно я хотел на вас посмотреть. — Он оглядел Мишу презрительным взглядом. — И что она в вас нашла?

— Самому интересно. — Тихо ответил Миша. — Вы что-то хотели, Леонид…

— Тимофеевич. — Подсказал отец, И Миша повторил. — Да, поговорить со своей дочерью.

— Мне вас оставить?

— Да.

— Нет! — Тут же сказала я. — Ты не помешаешь.

Миша с сомнением посмотрел на отца, тому уже не терпелось начать перемывать мне косточки, и он только отмахнулся.

— Девочка моя, возвращайся домой. Мы по тебе скучаем.

Я не выдержала и захохотала. По чему он скучает? По кому? Что за нелепость! Мой отец не может скучать просто по определению.

— Нет. — Успокоившись, ответила я. — Ты слишком многое разбил в моей жизни, чтобы теперь пытаться это склеить. А на слюнях держаться не будет!

Пока я набирала воздух для очередной фразы, отец повернулся к Мише:

— Ты спал с ней?

Анатом растерялся. Он просто не ожидал настолько лобового подхода.

— Тебе какая разница? Я совершеннолетняя! Могу делать, что вздумается!

— Ответь на вопрос. — Настойчиво сказал он.

— Да! — Неожиданно для самой себя ляпнула я и обняла Мишу за плечи, приподнимаясь на носочки даже на каблуках. — Даже если да, то что? — Мои губы страстно коснулись его щеки. — Он необыкновенный!

Лицо отца побагровело от злости. Он готов был кинуться на нас и окунуть с головой в асфальт.

— Что ты говоришь? Извините, но, по-моему, девочка вам назло это говорит. Я бы никогда не позволил себе тронуть ее…

— Маленькая стерва…

— Мы торопимся! — Почти закричала я.

Подхватив совершено обалдевшего Мишу за рукав, я потащила его к входу в корпус. Он пытался что-то мне объяснить, но я не могла слушать его, в ушах звенело, перед глазами повисла красная занавеска. Если я оглянусь, точно не выдержу и ударю его.

— Беги, беги! А я неторопливо прогуляюсь до ректората. Нам есть о чем поговорить.

Я остановилась. Рука ослабла, губы сжались в немом ступоре. Вот о чем я забыла.

— Леонид Тимофеевич, может, вам стоит поговорить в более дружеской обстановке? — Спокойно предложил Миша. — Вы взволнованы… — кажется, Мишу вообще никто из нас не собирался слушать на тот момент времени.

— Все до одной твои бумажки окажутся на столе ректората. Не жалко себя? Нечего терять?

Я понимала, что у меня на шее сейчас затягивают петлю. Я либо сейчас останусь стоять и ждать смерти, но тогда вместе со мной погибнет и любимый человек, или добровольно приму чистосердечное, спасая его, и беря всю вину на себя. Душно… соленый ком подкатывал к горлу, я больше всего боялась заплакать и показать этим двоим мужчинам свою слабость. Рука повисла, я с болью посмотрела на отца. В нем нет ничего от человека, только холодный расчет и злость. Он верно расценил мое молчание.

— Значит так, — сложив руки за спиной, он стал ходить перед нами, как тигр в клетке. — Ты возвращаешься домой. Плюс, если хочешь оставить без проблем академию, исполнишь еще одно мое желание.

Я взглядом спросила, что ему от меня надо. Он улыбнулся своей кровожадной улыбкой, и я так же без слов все поняла: отец хочет, чтобы я бросила академию и поехала учиться в столицу, или еще лучше, в другую страну.

— Нет!

— Подумай, каким ударом это будет для кафедры, да и для вуза в целом.

Миша в молчании наблюдал нашу беседу. Я оглянулась на него. Растерянный и сутулый, с проседью в темных волосах, с мягкими, податливыми губами, теплыми руками, заботливым и ласковым взглядом голубых глаз. Сердце сжалось. Я не имею права ломать его жизнь.

— Я сделаю все, что ты скажешь. — Поломанным голосом сказала я. — Только не ломай невинную жизнь.

— Вот и славненько! — Он опять оскалился, на улыбку это не походило, мечта стоматолога. — Жду тебя дома.

Когда Ламборджини отца отъехала, я бросилась Мише на шею.

— Что это было?.. — только и спросил он.

— Я тебе потом все объясню, — шептала я, — просто знай, что я люблю тебя, ты самый дорогой для меня человек. Надо бежать… у меня две минуты до истории, пока.

Я наслепо чмокнула его в губы, наплевав на приличия, и бросилась в корпус, в тень. По щекам хрустальными виноградинами текли слезы.