Главное предназначение ночи – она должна заканчиваться, уступая место равнодушному дню…

Именно об этом сожалела София, глядя на едва розовеющий горизонт. Праздник заканчивался, и наступающее утро немилосердно обнажало следы недавнего развеселого торжества, которые уже потихоньку начинали убирать слуги.

Лишь теперь гадалка поняла, что изрядно задержалась, позволив бесшабашному Бельтайну закружить хмельную голову. Эта ночь не годилась для тоски и сожалений, а потому женщина веселилась в кругу знакомых, на время отбросив сомнения и обиды. Благо, теперь имелся иной главный подозреваемый, и общество вновь принимало госпожу Чернову, пусть и неохотно…

Она хотела тихонько ускользнуть, однако учтивость требовала проститься с владельцем гостеприимного дома. Мировой судья нашелся в некотором отдалении, увлеченный беседой с гостями.

София поблагодарила его за чудесный праздник и сообщила о своем намерении отправиться домой.

– Вам не стоит ходить одной, – встревожился господин Рельский, удерживая ее тонкую ладонь, поколебался и вздохнул: – Но я никак не могу уйти сейчас!

– Вы очень любезны, – улыбнулась гадалка, – уверяю вас, нет никакой нужды меня провожать!

– А я думаю, есть, – раздался совсем рядом вкрадчивый голос дракона. Но, кажется, неожиданная поддержка вовсе не обрадовала мирового судью, который смерил Шеранна неприязненным взглядом. – Я провожу вас.

София подивилась про себя, припомнив, что при первой встрече господин Рельский отрекомендовал его как своего друга. Так называемые друзья держались между собою враждебно, нисколько не походя на приятелей. Даже недавняя совместная прогулка превратилась в некое импровизированное состязание. Разве что… Молодая женщина чуть покраснела, отогнала крамольную мысль и вновь вернулась к разговору.

Пока она размышляла, джентльмены продолжали вежливую перепалку, которая закончилась полной победой дракона: ведь сам мировой судья только что признал, что ей не следует возвращаться одной!

Госпожа Чернова разрывалась между желанием наотрез отказаться от сомнительного эскорта и вполне понятным опасением идти через парк ранним утром. Победная улыбка Шеранна, коей он одарил молодую женщину, тотчас разбудила ее страхи, вызвала безрассудное стремление бежать куда глаза глядят. Дракон не дал ей ни единого шанса, погнал прочь, как овчарка глупую потерявшуюся овечку, и у нее не было сил сопротивляться его воле. Впрочем, он куда более походил на волка, чем на преданного пса…

София обнаружила себя в нескольких шагах от господина Рельского и растерянно обернулась. Он казался мрачным и раздосадованным, но не сделал попытки догнать их, а, заметив ее взгляд, поспешно обратился к почтительно замершему рядом дворецкому и принялся резко отдавать распоряжения.

Краем уха она услыхала, как мировой судья велел немедленно уладить раздор с рома. В детстве господина Рельского спасла от верной смерти травница-рома, которая буквально вытащила мальчика с порога царства мертвых. В благодарность он всегда дозволял этим неугомонным бродягам становиться табором в своем поместье, хотя такое соседство вызывало недовольство и ропот местных жителей, которые полагали рома воплощением пороков. Потому мировому судье приходилось то и дело улаживать споры и рассматривать обвинения, по временам совершенно нелепые…

Молодая женщина взглянула на свою руку, доверчиво лежащую на согнутом локте спутника, и не смогла сдержать досадливого вздоха: тонкие перчатки порвались, и в прорехах некрасиво виднелись пальцы.

В голове будто наяву возник взыскательный голос матери, твердящий, что неприлично показываться на людях в таком виде и что любая уважающая себя дама лучше останется без перчаток вовсе, чем станет носить драные. Потому строго наказывалось иметь в ридикюле запасную пару. Но у госпожи Черновой ее попросту не было, она не могла позволить себе лишние траты.

София попыталась отбросить неуместные мысли, но затверженные с детства правила оказались сильнее доводов рассудка. Она осторожно убрала руку с локтя дракона, заставив его остановиться и удивленно обернуться, и принялась под его немигающим огненным взглядом неловко стаскивать длинные, выше локтя, перчатки.

Шеранн наконец уразумел, в чем дело, и начал помогать, заставив Софию залиться краской неловкости. Наконец злополучный предмет гардероба нашел последнее пристанище в маленькой бархатной сумочке, а госпожа Чернова отвернулась, не зная, куда девать глаза от смущения.

Она пробормотала что-то о том, что можно продолжать путь, и спрятала руки за спину, но дракон будто не слышал. Преодолевая слабое сопротивление, он ухватил ее кисть, и от этого простого прикосновения к пальцам, лишенным надежной брони перчатки, по ее спине пробежали мурашки. София попыталась выдернуть руку, но хватка у Шеранна была железная, и молодая женщина почти против воли повернулась к нему.

Он поднес ее ладонь к лицу и принялся внимательно разглядывать одному ему понятные, но несомненно важные символы. А потом осторожно, словно опасаясь обжечься, поцеловал дрожащую руку.

Вся эта сцена, происходившая в полном молчании, пробуждала в Софии какое-то томительное волнение, заставляла дрожать и стремиться поскорее избавиться от тягостного состояния. И одновременно она, затаив дыхание, боялась неосторожным движением прервать таинство этого рандеву…

– Почему вы всегда будто в тисках приличий? – хрипло заговорил дракон, заставив Софию вздрогнуть. – Вы заковали в оковы свою истинную натуру и держите свои чувства на цепи. Разве это правильно?

Женщина вздернула подбородок, готовая ответить резкой отповедью, но искреннее, почти детское недоумение в огненных очах заставило ее прикусить язык. Ей вдруг стало чрезвычайно обидно, что он находил ее столь ограниченной и скучной.

– Зачем вы убеждаете меня отбросить приличия? – совладав с внезапно нахлынувшими чувствами, спросила она.

– Просто я не могу понять, зачем ползать по земле, сгибаясь под тяжестью кандалов, если можно летать?! – воскликнул дракон и тихо добавил: – Это же так… безотрадно!

София вдруг задумалась, каково это – смотреть на мир с высоты, как способны лишь птицы и… драконы. Наверное, все предрассудки и условности, обыденные заботы и тревоги кажутся оттуда такими мелкими и несуразными! Неудивительно, что драконы находят людей столь незначительными, неспособными на искренние чувства и настоящие душевные порывы. Быть может, оттого в его глазах так часто сквозит обидное презрение?

«Мы так наблюдаем за суетой муравьев, любопытной и познавательной, однако не заслуживающей серьезных раздумий, а тем паче уважения!» – подумала госпожа Чернова, и ей сделалось тоскливо.

София совсем запуталась: твердо зная, что приличия и благопристойность есть основа добропорядочности, она никак не могла вспомнить источник этого здравого рассуждения и не в силах была уразуметь, отчего ей оно казалось столь важным.

Голова приятно кружилась, а все высокоморальные мысли растворились в хрустальной свежести утра…

– Людям не дано летать, – наконец тихо ответила она, отворачиваясь. И благоразумно проглотила горькое «а жаль!»…

– Почему… – начал было Шеранн, но его вдохновенную речь прервал раздавшийся где-то неподалеку отчаянный вопль.

Молодая женщина вздрогнула и со страхом обвела взглядом окружающие деревья, насупленные и зловещие в предутренних сумерках.

Крик повторился, и разом насторожившийся дракон вновь напомнил Софии пса, только на сей раз охотничьего, готового выслеживать добычу и рвать ее на куски, упиваться теплым потоком крови. Под туманной дымкой цивилизованности таился хищник, но ныне именно это успокоило её…

Он нежно сжал кисть госпожи Черновой и негромко проговорил:

– Это совсем неподалеку. Подождите здесь, я скоро вернусь.

Его руки слегка дрожали, а голос сделался ощутимо ниже, в нем появились рычащие ноты.

– Нет! – Гадалка обеими руками ухватилась за его ладонь. – Я пойду с вами!

Дракон бросил на нее раздраженный взгляд, но потом смягчился, видимо, поняв, что она попросту боялась оставаться одна.

Не произнеся более ни слова, он скользнул вперед, почти волоча за собою Софию, которая путалась в своих юбках и с трудом поспевала за ним.

Спустя несколько минут перед ними оказалась аккуратная полянка, обсаженная по краям старыми яблонями. В центре ее высилась бревенчатая сторожка, из тех, где удобно остановиться уставшему егерю.

Насколько было известно госпоже Черновой, здесь раньше жил старый лесничий, но тот уже год как преставился, с тех пор сторожка пустовала. Обычный в общем-то деревянный домик в этот час выглядел хмуро и неприветливо и отчего-то походил на обиталище какого-нибудь сказочного Серого Волка.

Молодую женщину не отпускало чувство, будто все это происходило понарошку, в каком-то странном сне. Что-то необъяснимо жуткое было в сонной утренней тиши, в лениво покачивающихся ветвях деревьев, в приоткрытой двери…

– Здесь! – уверенно произнес Шеранн.

Она вздрогнула, подивившись, что прекрасно слышала его слова, хотя в действительности это был лишь тихий шепот.

– Давайте посмотрим, – пытаясь говорить как можно тише, попросила София.

Он с сомнением покосился на нее, но не стал спорить, быстро подобрался к темному окну, заглянул внутрь, потом нахмурился и рывком распахнул дверь…

– Ну вот ты и попался, проклятый ящер, – раздалось из полумрака, скрывающего облупленные стены.

Когда глаза Софии привыкли к скудному освещению, она невольно вскрикнула и вцепилась в руку Шеранна, заставив его слегка поморщиться.

В единственной комнате удобно устроился господин Ларин, который обеими руками держал ружье.

– Заходите, гости дорогие! – издевательски пригласил старшина пожарного приказа. – И без глупостей, дракон. Я знаю, что ты легко можешь ускользнуть, но тогда я убью ее. А обвинят тебя, потому как все видели, что вы уходили вдвоем. Тогда тебя не будет защищать даже Рельский, все ведь знают, что она его подружка… Смекаешь?

И куда подевались запинки и косноязычие стеснительного и неловкого человека, всегда погруженного в мечтательные раздумья! Он упивался своей властью над сыном стихии, был пьян от ощущения хрупкости чужой жизни, трепещущей в его жадных руках. Ружье слегка подрагивало, однако он зорко следил за вожделенными жертвами, не давая тем ни на мгновение уклониться с линии огня.

– А кто кричал? – поинтересовался дракон с ленцой.

– Я! – щербато ухмыльнулся господин Ларин. Распрямил узкие плечи, пояснил охотно: – На пожарах и не так вопить наловчишься!

Под прицелом Софии и Шеранну пришлось войти в домик. Она во все глаза смотрела в зияющее дуло, будто в оскаленную пасть зверя, и до боли сжимала кулаки, безуспешно пытаясь проснуться.

– Отойди от него, воробушек! – велел старшина, по дуге обошел их, ногой захлопнул дверь, по-прежнему тщательно целясь. Он чуть попятился, криво усмехнулся и добавил: – Ты мешаешь мне убить эту нелюдь!

– Вы хотите устроить на месте Бивхейма вулкан или что-то похуже? – изображая вежливое удивление, приподнял брови дракон.

Он держался с поразительным хладнокровием, казалось, его искренне забавляла вся эта суета.

– Я помню эту легенду, – зло ощерился в ответ господин Ларин. Его руки, сжимающие ружье, заметно тряслись, но на лице читалась отчаянная решимость.

– Боюсь вас огорчить, но это чистая правда, – пожал плечами Шеранн и заговорил напевно: – Дракон – воплощение стихии, которую сдерживает тонкий барьер плоти, так что моя смерть выпустит пламя на свободу. Этот милый городок ожидает огненная буря, которую нельзя остановить водой или песком и в которой расплавится даже камень…

Госпожа Чернова невольно передернулась. Казалось, этот странный разговор грохотал в ее голове, бил по нервам. И только присутствие Шеранна, совсем близко, всего в шаге от нее, сдерживало Софию от истерики.

– Да что ты говоришь? – издевательски осклабился старшина пожарного приказа. – Не беспокойся, я хорошо подготовился!

Он сунул руку в карман, извлек оттуда какой-то камешек, с чувством продекламировал:

Говоря это, он прямо в воздухе нарисовал несколько ломаных линий и бросил свой таинственный снаряд к ногам дракона.

София недоуменно улыбнулась, оглянулась, ожидая, что Шеранн рассмеется в лицо самозваному эрилю, но дракон вдруг без звука повалился на пол.

Не веря собственным глазам, гадалка опустилась, скорее упала, на колени рядом с ним.

Пульс дракона едва прощупывался, он был иззелена-бледен – казалось странным, что его смуглое лицо может настолько померкнуть.

– Вы! – рявкнула женщина с ненавистью, повернувшись к довольному собою господину Ларину. – Что вы с ним сделали?

Она бережно сжимала безжизненную руку Шеранна, втайне надеясь, что он тихонько пожмет в ответ ее пальцы и станет ясно, что это всего лишь его хитроумная уловка…

– Я его убил! – охотно ответил тот. – Ты думаешь, я зря перелопатил столько дурацкой старинной макулатуры? У дракона можно отнять его драгоценную стихию, и тогда он ничем не будет отличаться от простого смертного. Только никто не догадывался, как это сделать. Ха, проще простого! Мы, Ларины, всегда умели гасить пламя, у нас секрет по наследству передается, потому и были пожарными. А я нашел способ усилить семейное заклятие так, чтоб даже дракону с лихвой хватило! К тому же Бельтайн любой волшбе помогает. Я ведь его всю ночь караулил, но он все время ускользал, гаденыш! А потом увидел, как он тебя, птаха, провожать пошел, и бросился вперед. Пока вы миловались, я все-все успел!

Он улыбался, донельзя довольный собой, искренне наслаждаясь своей находчивостью и удачей. И это фамильярное «ты»…

Ничтожный человечек возомнил себя важной персоной и теперь из шкуры лез, силясь убедить всех, и прежде всего себя, в собственном величии.