Господин Рельский стоял у окна, бездумно разглядывая открывающийся взору пейзаж. Пропорциональные, подчеркнуто геометрические, будто начерченные под линейку линии сада всегда его успокаивали, позволяя мыслям течь неспешно и плавно. Созерцание привычного с детства вида словно напоминало, что жизнь по-прежнему хороша, и приносило ощущение защищенности…

«Жизнь хороша!» – повторил про себя джентльмен и невесело криво усмехнулся уголком губ, потер виски, ноющие от очередного приступа. На столике у окна стыла чашка кофе – единственное средство от привычной изматывающей боли, впрочем, помогающее далеко не всегда.

Мировому судье грех было жаловаться на норн – они одарили его своей благосклонностью, отмерив вполне обеспеченный удел. Положение в обществе, богатство, связи, вполне приятная внешность и недурное здоровье (за вычетом головной боли), а также острый ум и умение добиваться желаемого – щедрые дары богинь судьбы…

Пожалуй, господин Рельский затруднился бы назвать некую совершенно невыполнимую для него мечту, если о том кому-нибудь пришла бы фантазия спросить. Разумеется, речь о заведомо возможном. Все, к чему он стремился, доставалось молодому джентльмену без особого труда, и казалось, что для него не существовало никаких препон и бед. Даже любимой женщины он в конце концов добился, пусть и ценою немалых переживаний и душевной боли. Едва истечет срок траура, госпожа Чернова пойдет с ним к венцу, дабы разделить свою жизнь… с нелюбимым.

Мужчина с силой сжал кулаки, подавив возникшее вдруг острое желание что-нибудь выпить. Он полагал, что больше всего сил ему потребуется для недавнего разговора с Софией, чтобы суметь стереть из памяти ее недолгую связь с Шеранном. Но реальность оказалась куда непригляднее. У него достало благородства и воли, чтобы простить ее чувства к дракону, но вот принять отсутствие оных чувств к себе было куда сложнее. Благородство… Пожалуй, в его поступке смешались толика великодушия и бездна расчета. Разве мог он упустить такой шанс сделать ее своею? Тем паче что выбора у нее действительно не было. Стать гувернанткой, но тогда пришлось бы позабыть и о гадании, и о привычном образе жизни, и круге знакомств. Помириться с сестрой, но и это во многом его же собственными усилиями стало для нее почти невозможно. Или продавать себя ради пропитания. Впрочем, почти так она и поступила. Оскорбить Софию предложением сделаться его содержанкой он не мог, а тем более – бросить ее в столь сложном положении. Но это лишь означало, что за свое согласие она получила и благоустроенную жизнь, и респектабельность. Только невыносимо видеть тоску в ее голубых глазах…

Ярослав прекрасно понимал, что ему решительно не в чем укорить невесту. Она покорно сносила знаки внимания, со временем даже слегка оттаяла и сделалась приветливой и доброжелательной. Но и только. Иногда в ее взгляде мелькало сочувствие и даже некая робкая нежность. Вот только это лишь обостряло боль…

Господин Рельский с силой стукнул по стене, да так, что жалобно задребезжало стекло. Он принудил себя отбросить тоскливые мысли, отошел от окна и залпом выпил остывший кофе. Хватит себя жалеть!

Его ждали дела…

Ранним утром Лею разбудил настойчивый стук.

Раздраженно ругаясь вполголоса и кутаясь в халат, она распахнула входную дверь и обомлела: на пороге обнаружился Шеранн.

– Вы?! – задохнулась от негодования она. – Да как вы посмели сюда прийти?!

Она попыталась захлопнуть дверь, но дракон не дал ей этого сделать. Он шагнул вперед, легко сдвинул с пути маленькую домовую и попросил взволнованно:

– Пожалуйста, позвольте мне поговорить с Софией. Клянусь вам, я все исправлю.

Лея колебалась, исподлобья глядя на него. С одной стороны, дракон причинил хозяйке много боли, а с другой… Домовая прекрасно понимала, что госпожа Чернова до сих пор его не забыла, и для нее не была секретом причина бессонницы и слез молодой госпожи.

– Хорошо, – пробурчала она наконец, отступая. – Но только посмейте ее обидеть еще раз!

– Никогда! – клятвенно заверил Шеранн, улыбнулся и залихватски подмигнул покрасневшей Лее.

– Хозяйка еще в своей спальне, – сообщила та смущенно.

– Спасибо!

Он бросился наверх…

Сказать, что София была сконфужена его появлением, – это ничего не сказать. За истекшую ночь она успела много передумать и приняла решение, которое считала правильным.

– Вы? – воскликнула она, узрев на пороге Шеранна, и потянула на себя одеяло, стремясь прикрыться от жадного огненного взгляда.

– Я, – сознался дракон хрипло, закрывая за собой дверь.

Быть может, зря он дал ей время успокоиться и примириться с мыслью о его возвращении? Возможно, стоило ночью закончить дело, сломить сопротивление одной мощной атакой? Но в ее глазах было такое отчаяние, такой ужас… Не принуждать же ее силой, в самом деле!

– Что вы здесь делаете? – с трудом выдавила она, вжавшись в подушки, когда он приблизился и уселся прямо на постель.

– Я пришел сказать, что я люблю тебя, – произнес Шеранн серьезно и торжественно и сделал паузу, будто ожидая оваций и слез радости, – и прошу тебя уехать со мной.

Молодая женщина с трудом перевела дух, отстраненно замечая, как колотится сердце.

– Уехать? – переспросила она растерянно.

– Да, – кивнул дракон, глядя на нее невозможно нежным взглядом.

– Но вы женаты! – воскликнула она с отчаянием.

София даже не думала, сколь тяжело ей будет придерживаться принятого этой ночью решения навсегда позабыть о Шеранне.

– Да, – вновь повторил он, чуть склонил голову набок и соврал, как многие мужчины до него: – Я давно разлюбил жену, нас связывали только дети и быт.

– Это неважно, – покачала головой молодая женщина, с трудом отведя взгляд. – Вы женаты, а я – невеста господина Рельского.

– Но… – начал дракон.

София не дала ему договорить:

– Я помолвлена и, как только закончится срок траура, выйду за него замуж, – произнесла твердо, но посмотреть на Шеранна не смогла. – Знаете, наверное, это к лучшему, – призналась вдруг она, задумчиво и как-то очень светло улыбнулась: – Господин Рельский – замечательный, могу вас в этом уверить!

– Не сомневаюсь, – кивнул дракон, однако в голосе его послышались рычащие нотки.

Он помолчал, вглядываясь в лицо молодой женщины, силясь разобрать выражение ее глаз.

– А как же… я? – промолвил он наконец почти обиженно. – Ты ведь любишь меня, а не его!

Ну как же – вернулся, позвал за собою… А ему все толкуют о достоинствах соперника!

София заговорила спокойно, будто бы ни к кому не обращаясь:

– А ведь я оказалась куда романтичнее и легкомысленнее тех девушек, которых самоуверенно считала юными глупышками. Я готова была забыть обо всем, уйти на край света… ради призрачного чувства к мужчине, которого вовсе не знала. И что же ждало меня там? Разочарование, боль и бесконечный позор. Нет, мой выбор сделан!

Она смотрела строго и серьезно.

– Ты несешь вздор! – вспылил он. – Мы уедем и станем жить вместе в уютном маленьком домике…

– В этом случае мне пришлось бы жить на отшибе, – перебила она. – Значит, я должна буду поступиться своим долгом гадалки. Если бы я стала открыто жить в качестве вашей аманты, навряд ли порядочные люди стали бы обращаться ко мне. К тому же мне претит роль содержанки! – Женщина перевела дух и продолжила: – Я не могу не думать о сомнительном положении наших возможных детей, которым даже вы не смогли бы обеспечить приличной будущности.

– Кажется, я знаю, откуда ты цитируешь все эти аргументы! – дракон зло усмехнулся, скорее даже оскалился.

– Не буду отрицать – впервые об этом задуматься меня заставили именно слова господина Рельского, – вскинула голову София. – Но это не умаляет их правоты!

– Почему же? – Шеранн пожал плечами. – Я легко приведу тебе другие доводы.

Госпожа Чернова хотела было заметить, что ее нисколько не интересуют его соображения на этот счет, но дракон не дал ей вымолвить ни слова.

Он молниеносно наклонился, яростно взглянул в глаза Софии и произнес с нажимом:

– Ты по-прежнему любишь меня, и я это знаю. И хочешь всю жизнь прожить с постылым мужем, цепляясь за свой мнимый долг гадалки и дурацкие правила приличий?! Уезжай со мною, и я заставлю тебя забыть обо всем! Мы будем вместе, разве этого мало?

Молодая женщина как завороженная смотрела в пылающие неистовым огнем глаза, но нашла в себе силы спросить:

– И как долго? – Увидев, что дракон ее не понял, она пояснила уже увереннее: – Моя жизнь – краткое мгновение по сравнению с вашей. Сколько мне еще отпущено – двадцать лет, двадцать пять? И я начну стариться уже к тридцати… Вы же останетесь таким же. Долго ли я смогу удерживать вас подле себя, когда мной завладеет старуха Элли? Или вы легко вернетесь к жене, едва только я начну увядать, и бросите меня на произвол судьбы?

Вызов в голосе Софии заставил Шеранна на мгновение опешить, но спустя несколько мгновений он нашелся:

– Это можно изменить. Есть старинный обряд, который позволит тебе не стареть…

Женщина оторопела. Легкость, с которой он отыскал ответ, указывала, что дракон не раз думал об этом. Значит, он действительно намеревался оставить ее в старости. Что-то в ее сердце отозвалось острой болью.

– Надолго? – поинтересовалась она холодно. – И какова цена?

Будучи гадалкой, госпожа Чернова твердо знала принцип руны гебо, который гласил, что любой дар всегда требует ответного подарка. Ничто не дается просто так.

– Ты проживешь на треть меньше положенного, – неохотно выдавил он, отворачиваясь.

А София невольно схватилась за горло, внезапно стиснутое спазмом.

Принято считать, что любовь – это драгоценный подарок судьбы.

Но у всего есть своя цена, даже у любви. И она может оказаться слишком дорогим приобретением…

Тогда, раньше, она согласилась бы без размышлений, пошла за ним куда угодно, но теперь… Теперь это казалось нелепостью, невозможной и недопустимой.

– Благодарю, я вынуждена отклонить ваше щедрое предложение! – едко произнесла она, справившись с собою. – Должна признаться: я злопамятна. Быть может, однажды я сумею вас простить, но никогда не забуду предательства.

Шеранн отвернулся, задетый ее тоном.

А госпожа Чернова вдруг расхохоталась – без видимых причин, как-то надрывно и безудержно.

Дракон обернулся и мрачно смотрел на нее, отчего-то походя на обиженного ребенка, которому нянюшка не дала сластей.

– Теперь я поняла, что означает расхожее выражение «любовь до гроба»! Воистину, до гроба – моего! – с трудом объяснила молодая женщина сквозь смех и, наконец успокоившись, заключила: – Боюсь, выкладки господина Рельского пришлись мне больше по душе, нежели ваши контраргументы.

– И ты сможешь меня просто прогнать? – недоверчиво спросил дракон и обхватил ладонями ее лицо. – Зная, что никогда больше не увидишь?

Она смотрела в его глаза – такие близкие, такие знакомые – и мысли ее текли спокойно.

Однажды сожженное не может повторно загореться. Любовь рассыпалась пеплом, и от нее осталась лишь память. Мучительные и сладостные воспоминания, которым никогда не стать реальностью вновь.

Но даже с учетом новоприобретенного благоразумия, чтобы ответить, ей понадобилось все самообладание.

– Уходите, – выдохнула она и повторила громче: – Уходите!

В ярости Шеранн оттолкнул ее, вскочил и стремительно вышел, а молодая женщина расплакалась, приглушенно всхлипывая и прикусывая руку, чтобы не закричать.

Он ушел. Навсегда…

В исступлении Шеранн метался по саду, и только чудом можно было объяснить, что не случилось пожара. Дракон пребывал в таком бешенстве, что один только взгляд его, казалось, был способен воспламенить податливую древесину.

Несколько поостыв, он понял, что виной всему чувство долга, питаемое Софией, и, решив зайти с другой стороны, направился в имение Рельских…

Путь в Эйвинд отнял у него совсем немного времени, вот только впускать его наотрез отказались!

Шеранн приосанился и насмешливо предложил передать господину Рельскому, что он все одно проберется в дом и хозяину остается выбрать, войдет ли он в дверь или в окно.

Оценив угрозу (а с дракона вполне сталось бы взобраться по стене, а то и принять второй облик и взлететь), мировой судья согласился поговорить с нежеланным гостем.

– Зачем вы пришли? – спросил Ярослав спокойно, едва Шеранн появился на пороге. Но вздувшиеся на висках вены выдавали, какой ценой ему давалась сдержанность.

Дракон неторопливо прошествовал к креслу, удобно уселся напротив хозяина дома и лишь тогда объяснил:

– Я пришел просить вас отпустить Софию.

– Вот так просто – отпустить? – усмехнулся господин Рельский, сцепив руки в замок и преувеличенно пристально любуясь перстнем на пальце.

– Да.

Казалось, Шеранн не усматривал в этой нелепой сцене ничего странного. Он несуразно смотрелся в кабинете мирового судьи, среди солидной и суровой обстановки, но это нисколько не мешало ему чувствовать себя вполне уверенно.

– Вы считаете меня глупцом? – поинтересовался мировой судья почти мирно. – Если вы пришли ко мне, значит, госпожа Чернова не желает бежать с вами.

– Она просто слишком порядочна для побега! – отмахнулся дракон. Потом подался вперед, вперил яростный взгляд в соперника (ни дать ни взять – два петуха, сцепившиеся из-за хорошенькой курочки) и проговорил с нажимом: – София меня любит. Но она дала вам слово и выйдет за вас, если вы не вернете ей обещание. Вы хотите сделать ее несчастной?

Мировой судья на мгновение прикрыл глаза и тихо ответил:

– Госпожа Чернова не будет счастлива с вами. Вы сами признаете, что она слишком порядочна, поэтому не захочет быть вашей любовницей.

– Она уже моя любовница! – четко выговорил Шеранн, с интересом наблюдая, как Ярослав вдруг с силой сжал подлокотники кресла. – Вы зря пытаетесь представить ее благоразумной ханжой. Будь это так, она никогда не решилась бы уехать со мной.

– София полагала, что вы на ней женитесь, – возразил бледный до синевы господин Рельский. – Когда стало очевидно, что это не так, она вас возненавидела.

– Она просто обиделась, это пройдет, – самоуверенно заявил Шеранн, отмахнувшись.

– Что ж, очевидно, дальнейший разговор не имеет смысла.

Он встал, следом за ним поднялся и дракон.

– Оставьте в покое мою невесту! – не попросил – потребовал Ярослав, подумав, что не отреагировать на просьбу самой Софии ему было бы куда труднее. Слишком много боли выпало на ее долю за последние месяцы, слишком часто в искристых глазах гнездилась печаль.

– Она любит меня! – повторил Шеранн и вышел, громко хлопнув дверью.

Мужчина налил себе стакан коньяку и принялся пить, не чувствуя вкуса.

А в ушах звенели уверенные слова дракона: «Она любит меня»…

София сидела в спокойной тиши своей спальни и плакала, плакала навзрыд, изливая обиду и тоску.

Наконец слезы кончились, а в груди появилась зияющая пустота.

Молодая женщина обвела взглядом знакомые, такие родные стены. Скоро она уедет отсюда и войдет хозяйкой в другой дом. К прошлому нет возврата. Какой смысл сожалеть о нем?

София едва заметно улыбнулась и провела рукой по вышитому покрывалу. Все вокруг было таким знакомым и родным… Теперь ей не придется терять то, что она так любит: имение достанется ее детям. Их детям – ее и господина Рельского.

Ей представились малыши, их маленькие ножки, ступающие по нагретому солнцем Чернов-парку и по чопорному, строгому Эйвинду, их веселый смех…

И Ярослав – гордый, счастливый, весело кружит визжащую девочку…

На душе стало легко-легко, и последние сомнения растворились в этой светлой радости.

Вдруг ей пришла в голову чудесная мысль, как разрешить все колебания. София торопливо выбежала из спальни, на ходу набрасывая на плечи шаль.

Она ворвалась в гостиную, где обыкновенно ворожила, и торопливо достала мешочек, запустила пальцы в него, сбивчиво шепча молитву и заветный вопрос.

Разумеется, это было совершенно не по правилам. Но, думается, боги ее простили.

Госпожа Чернова взглянула на извлеченную руну.

Эйваз.

Гадалка осторожно коснулась пальцем знакомого символа.

«Нужно сгореть, чтобы возродиться из пепла».

Именно так: ее сердце было сожжено дотла в драконьем пламени и… И вновь училось любить. Зола удобрила землю, и сквозь нее уже пробивались нежные ростки нового чувства.

«Ярослав!»

Она улыбнулась, поспешно спрятала руны и выскочила из дома, не обращая внимания на окрики домовых.

Позабыв о прехорошенькой коляске и миленьких пони – подарке жениха, она побежала, придерживая шаль, норовящую сползти с плеч…

В Эйвинде царила напряженная предгрозовая тишина.

Дворецкий Рельских был мрачен и, увидав госпожу Чернову, отчего-то воззрился на нее, будто на привидение. Что, кстати, свидетельствовало о высочайшей технике подслушивания под дверями – раз уж все хозяйские проблемы становились известны прислуге в мгновение ока.

– Будьте добры, скажите, где мой жених? – задыхаясь, попросила София и зачем-то объяснила: – Нам нужно срочно обсудить приготовления к свадьбе.

Старый слуга вдруг просиял, глубоко поклонился и почтительно повел ее в кабинет хозяина.

Мировой судья молча выслушал доклад дворецкого и кивнул.

– Проходите, – безразлично произнес он, не глядя на нее.

Молодая женщина растерялась: она ждала куда более радушного приема. Казалось, господин Рельский был вовсе не рад ее видеть…

Впрочем, причины такой нелюбезности вскоре выяснились.

Отвернувшись от Софии, он стоял, сложив руки на груди, и, казалось, совершенно бесстрастно любовался видом из окна. Кто бы мог подумать, что за этой внешней невозмутимостью, приличествующей джентльмену, таятся пылкие чувства, что под слоем льда полыхает жаркий огонь?

– Полагаю, вы пришли просить о расторжении помолвки? – нарочито бесстрастно спросил он, и в его ровном голосе не звучало и тени эмоций.

– И что вы сделаете, если я решусь так поступить? – мягко осведомилась молодая женщина, подходя к нему.

– Это ваше право, – все так же не оборачиваясь, глухо ответил мужчина.

– И вы не будете мне мешать? – приблизившись вплотную к господину Рельскому, настаивала София.

Он долго молчал.

– Мудрый Один, вразуми меня! – взмолился Ярослав и стремительно обернулся.

Схватив за руки госпожу Чернову, он легко притянул ее к себе. Глаза его пылали каким-то лихорадочным огнем.

– Я не могу, – горько улыбнулся он, – просто не в силах освободить вас. Но я должен!

– Зачем?

Она не пыталась вырваться, лишь бестрепетно смотрела прямо в глаза, и это подействовало на него сильнее пощечины.

Господин Рельский отпустил ее и вновь отвернулся к окну.

– Простите, я вел себя непозволительно, – тихо извинился он, а потом вдруг вцепился в подоконник и вскипел: – Он вернулся и теперь хочет забрать вас с собой. Так уезжайте поскорее! Уезжайте…

София смотрела на напряженную широкую спину и гордую осанку. Отчего же раньше она не замечала, как он красив? Красив не ярким обманным блеском мягкого золота, а благородной надежностью стали…

Воистину, кого боги хотят наказать – делают слепым.

«Но теперь я прозрела», – улыбнулась про себя молодая женщина и, сделав шаг вперед, положила ладони на его спину.

Он вздрогнул и медленно повернулся.

– Помогите мне его забыть, – попросила София серьезно.

– Сделаю для этого все возможное, – столь же серьезно пообещал он, едва-едва касаясь пальцами ее лица, будто опасаясь, что она передумает, растает туманной дымкой.

Но она вовсе не была видением и целовала его взаправду с такой нежностью и доверием, что сердце Ярослава отзывалось щемящей сладкой болью.

Наконец он с видимым усилием отстранился.

– Почему? – София искренне удивилась.

– Дождемся свадьбы! – как-то напряженно ответил мужчина.

Молодая женщина искренне и легко рассмеялась, теперь поняв, что его тревожило.

– Не беспокойтесь, я нисколько не сопоставляю вас с Шеранном. Но если вы настаиваете, повременим…

София лукаво ему улыбнулась, и Ярослав нежно поцеловал ей руку.

– Поверьте, я очень жду этого дня, дорогая моя госпожа Чернова! – с чувством уверил он.

– Думаю, еще больше вы ждете этой ночи… – тихонько поддела его молодая женщина, покраснев как маков цвет. Это было еще одним свидетельством произошедших в ней изменений – раньше она никогда не осмелилась бы преступить приличия, отпустить столь сомнительную остроту, но сейчас все было иначе.

Они дружно рассмеялись, с пониманием и нежностью глядя друг на друга.

Потом господин Рельский посмотрел на невесту с явным сомнением, заметив которое она слегка приподняла брови. По-видимому, это помогло ему решиться.

Мужчина подошел к бюро, открыл его, достал оттуда какие-то бумаги и протянул Софии.

– Что это? – поинтересовалась она, но мировой судья только мотнул головой.

Молодая женщина перевела взгляд на бумаги в своих руках, вгляделась в них, и удивленный возглас сорвался с ее губ. – Билеты на пароход «Скамьи веселья», выписанные на имя господина Ярослава Рельского и госпожи Софии Рельской!

Она с немым удивлением посмотрела на жениха. Выходит, он не забыл ее рассказ о давней мечте путешествовать!

– Это мой свадебный подарок, – пояснил он спокойно, – хотя и несколько преждевременный.

Молодая женщина усмехнулась – господин Рельский себе не изменил. Действительно, свадебный подарок, ведь воспользоваться им можно лишь будучи его законной супругой, госпожой Софией Рельской.

– Вижу, что вы подстраховались, – поддразнивающе заметила она, но он будто не слышал.

– Я знаю, вы никогда не будете любить меня так, как его… – неожиданно хрипло проговорил он и добавил тихо, но непреклонно: – Но я больше вас не отпущу. Вы – моя!

Улыбаясь, София сделала последний шаг. Обняла его за шею, взглянула в хмурые серые глаза и тихо признала, вверяя себя ему:

– Я – ваша. До гроба…