Глава 1

НАЧАЛО ПУТИ

СОЛОМОН

929 г. до Р. Х., Иерусалим.

Соломон был необычайно светел и воодушевлен. Радостная улыбка не сходила с его лица. В овальном зале дворца собрались маги, волшебники, астрологи и философы. Мудрецы, прибегая к силе князя демонов Асмодея, увеличивали славу и богатство Соломона. Да, сегодня он положит начало главному делу жизни: строительству прекрасного, величественного храма. Бог дал ему сказочное богатство, огромную власть, любовь красивейших женщин. И теперь наступила очередь Соломона прославить своего владыку. Царь вспомнил сокровенную, тщательно оберегаемую от посторонних глаз легенду иудеев о Херувиме Деннице — первом, лучшем Ангеле-хранителе Земли, сердцевины мира: «Его совершенства не смог перенести ревнивый Бог. Свободолюбивый, гордый сын Зари долго терпел несправедливости, но в конце концов поднял восстание с одной третью сочувствовавших ему Ангелов. Во главе Божьего воинства встал Архангел Михаил. После поражения Денницу, вместе с соратниками, изгнали на землю».

«Ничего, — подумал Соломон, — мой народ еще сделается свидетелем триумфа сына Зари и по праву разделит с ним великую славу!» Окрыленный мечтой, царь гордо вскинул голову и посмотрел, с высоты сверкающего золотом трона, на сидевших внизу единомышленников. Одарив их лучезарной улыбкой, он произнес пламенную речь о необходимости строительства невиданного ранее храма. Верные ему мудрецы ответили, что знают архитектора, способного сделать невозможное. Они имели в виду Адонирама, служащего у «доброго царя Хирама, владыки Тирского».

«Никто из смертных не ведает ни отчества, ни рода, ни племени таинственно-мрачной личности Адонирама, гений которого настолько выше людей земли, насколько вершина высочайшей горы возвышается над малым камнем, осыпанным пылью ее подножия. Глубочайшим презрением ко всему человеческому роду дышит эта нечеловеческая личность, и законно презрение это: не от рода человеков тот, кто как чужеземец живет среди детей Адама».

А еще, поведали мудрецы, будто бы есть у владыки Тирского великая книга власти, которая подчиняет себе людей, в чьих душах царят гордыня, тщеславие и сребролюбие.

Соломон грустно усмехнулся:

— Хотел бы я посмотреть на других!

И тут темная пелена спала с глаз. Страшная догадка молнией пронеслась в голове: «Соломон, ты глупец, отрекшийся от Бога своего отца, давно ставший рабом! Рабом неизвестного царя Хирама! Твои дела и устремления продиктованы чужой волей! Ты окружил себя яростными богоотступниками: магами, астрологами и мудрецами, забывшими Бога Вышнего, Бога Авраама, Моисея и твоего отца Давида! Разве не знал ты этого, не понимал?! Знал, прекрасно знал! И, все же, с удовольствием пользовался другой, темной силой, дающей тебе бесконечно желаемое! Сможешь ли ты теперь отказаться от власти силы и богатства? Самого себя не обмануть! Соломон, ты давно сделался рабом низменных страстей! Душа твоя, подобно пойманной птице, мечется в золотой клетке и не находит выхода».

Горькая правда жалила в самое сердце. Увы! Прозрение наступило слишком поздно! Что ж, пути уже не изменить. Только одно отныне послужит тайным утешением: храм будет построен настоящему Богу. Богу Вышнему. И царь слезами покаяния омоет ступени Дома Господня.

 

Глава 2

ПУТЬ ИСААКА

Хасдай ибн-Шафрут — высокопоставленный еврей, второе лицо испанского государства, перед которым пасовал сам солнцеподобный кордовский халиф Абдр-ар-Рахман. В руках умного, хитрого и коварного Хасдая сосредоточились все богатства Кордовы — столицы запада исламского мира конца X века. Блестящая, сказочная земля аль-Андалус! Тогда как в других странах народы пребывали в невежестве и суеверии, здесь расцветали науки и искусства, совершенствовались редкие ремесла, сюда, в чудесный оазис, устремлялись врачи, философы и мудрецы, астрономы, историки и музыканты. Белоснежный город, освещаемый, по вечерам, сотнями факелов, с вымощенными речной галькой улицами, с великолепными общественными банями, больше похожими на дворцы, производил незабываемое впечатление.

Как любил Кордову Хасдай ибн-Шафрут! Любил за красоту, роскошь и утонченность! Именно такого города заслуживал его несчастный богоизбранный народ, разбросанный нечестивцами по свету, несправедливо притесняемый и поруганный! Когда он думал об этом, жгучая ненависть заполняла душу, тисками сжимала горло, заставляла кровь кипеть в жилах… О, в такие минуты Хасдай смертельно ненавидел халифа и остальных иноверцев, незаслуженно обладавших чистейшим бриллиантом! Всю свою жизнь он помогал еврейским общинам в других странах. И вот наступил день, которого Хасдай так долго ждал. Свершилось. Ранее от хорасанских купцов, а сегодня от византийских послов, ему точно стало известно о существовании иудейского государства — Хазарии, богатого и свободного, находящегося рядом с враждебной христианской Византией! Всего в пятнадцати днях пути от нее! В великом волнении, министр мерил шагами роскошный кабинет, обтянутый темно-зеленым бархатом, не зная, что предпринять. Устав от бесцельной ходьбы, Хасдай подошел к массивному письменному столу темного дерева, украшенному причудливой резьбой, и положил горячие ладони на его гладкую прохладную поверхность. Решение пришло само собой. Нужно написать хазарскому царю Иосифу и отправить письмо с надежным человеком. Лучше верного Исаака для такого дела ему не найти! На душе сразу сделалось легко и радостно. Сегодня государственными делами он заниматься не будет!

Хасдаю ибн-Шафруту, крепкому мужчине средних лет, недостаток красоты природа с лихвой компенсировала острым, изощренным умом. Над узким ртом хитреца, теряющимся в пышных рыжих усах, тяжелой каплей нависал мясистый нос. Его борода всегда торчала вперед из-за постоянно вздернутого, крайним высокомерием, подбородка. Близко посаженные, немигающие глаза, цвета жидкого чая, пугали, навевая ассоциации с рептилиями. Смешение одежды новомодной и предписанной заповедями Торы лишь подчеркивало общую непривлекательность. Еврейская остроконечная шапка, с выбивающимися из-под нее рыжеватыми локонами, вытягивала и без того длинное бледное лицо министра. Светло-зеленая шелковая туника с узкими рукавами и модными манжетами выглядела нелепо в паре с красным шерстяным плащом, по углам которого свисали длинные кисти из ниток — цицит. Одеяние довершали зеленые бархатные штаны и мягкие кожаные башмаки с квадратными мысами.

Хасдай, вдохновленный новыми, радужными планами, вышел в сад. Остановившись неподалеку от цветущих апельсиновых деревьев и миндаля, он с жадностью вдохнул разлитый в теплом воздухе нежный аромат и представил, как положит гордый, изысканный город к ногам родной Хазарии… Белоснежный, с узкими извилистыми улочками, с богатыми домами и огромной, величественной мечетью, расположенной на берегу Гвадалквивира. Она тоже будет в их власти, со своим молитвенным залом, окруженным тысячей колонн, и знаменитым садом апельсиновых деревьев!

Чувство гордости буквально распирало министра. Послав за преданным Исааком, он заказал повару праздничный обед и удобно расположился в мягком кресле, стоящем в глубине сада. Подставив лицо под ласковый весенний ветерок, Хасдай задремал, уносясь мечтами далеко-далеко, в волшебную страну Хазарию. Но вот уже первые вечерние тени легли на Кордову. За спиной министра раздалось почтительное покашливание. Он открыл глаза и увидел своего друга и помощника — высокого смуглого молодого человека, красивое лицо которого выдавало благородное происхождение. Правильной формы нос, с легкой горбинкой, яркие, темно-карие миндалевидные глаза и красиво очерченные губы радовали взгляд. В белом тюрбане, простой светлой тунике и черном плаще, по еврейскому обычаю тоже с кистями, темных штанах и незамысловатых башмаках, юноша выглядел значительно скромнее, в сравнении со своим франтоватым патроном.

— Приветствую вас, благородный Хасдай! Мир вашему дому! Слуга сообщил, что вы хотели меня видеть.

Мягкий, мелодичный голос Исаака и его открытый, бесхитростный взгляд всегда восхищали министра. «Да, — с сожалением подумал Хасдай, — порядочность в нашем мире сделалась редкой добродетелью! По-настоящему оценить верность может лишь тот, кто сам много предавал. Уж мне ли не знать! Мой чистый, преданный Исаак — настоящий алмаз в толще пустой породы, великий дар Господа! Жаль, я не был знаком с его родителями».

Министр одарил гостя ласковой улыбкой и вкрадчиво произнес:

— Не для приказаний я послал за тобой сегодня! Хочу обратиться с просьбой, как к своему дорогому другу и единомышленнику.

— Я внимательно слушаю, — отозвался взволнованный столь необычным началом Исаак.

Хасдай поднялся с кресла.

— Впрочем, у нас еще будет для разговора достаточно времени.

Недоумевая по поводу поведения патрона, юноша, с тревогой, ожидал продолжения.

— Мой повар приготовил праздничный обед, на двоих, чтобы мы могли разделить нашу общую великую радость!

Исаак потерял дар речи. Вельможа, перед которым трепетала вся Кордова, приглашал его на обед?! Он не ослышался?!

Между тем неприступный Хасдай широким жестом указал в сторону парадного входа и напыщенно произнес:

— Прошу следовать за мной!

Смущенный оказанной честью, юноша поспешил за именитым хозяином в гостиную. Увидев стол, он застыл у дверей, не решаясь приблизиться. Неужели невиданная роскошь предназначалась ему одному?! Серебряные столовые приборы, дорогие стеклянные бокалы, тонкие фарфоровые тарелки и блюда стоили целого состояния! Заметив восхищение на лице гостя, Хасдай довольно усмехнулся: он любил производить впечатление на окружающих.

— Патрон, — задохнулся от волнения молодой человек, — я не заслужил…

— Не нужно ничего говорить, Исаак! Неужели я не могу угостить своего дорогого друга?

— Благодарю вас!

— Исаак, ты же знаешь, я отношусь к тебе, уже давно, как к собственному сыну, которого у меня, к сожалению, нет. Поэтому не смущайся! Я позвал тебя сегодня, чтобы попросить об огромном одолжении!

— Патрон, я выполню любую вашу просьбу! — с готовностью отозвался Исаак и благодарно взглянул на вельможу.

— Думаю, она обрадует тебя точно так же, как обрадовала меня! — улыбнулся юноше Хасдай. — Но пока мы не отведаем блюд, приготовленных Юсуфом, я не произнесу больше ни одного слова о предстоящем деле! За стол, за стол! — скомандовал он, первым усаживаясь в кресло с высокой спинкой и предлагая Исааку занять место напротив. Отдав должное голубцам из виноградных листьев с кумином, лимоном и свежими травами, они с наслаждением приступили к нежнейшей ягнятине с медом и черносливом, а также к петти ди поло аль эбраика — куриным грудкам с фенхелем в ароматном яичном соусе, особенно удавшемся повару. Красное кордовское вино вскоре стерло грани условностей, сделав общение теплым и приятным.

Министр поведал молодому другу о византийских послах, побывавших в далекой могущественной иудейской стране Хазарии. Боясь пропустить хотя бы слово, Исаак жадно внимал патрону. Услышанное представлялось ему чудесной, волнующей сказкой.

— Неужели это правда?! — воскликнул юноша, ошеломленный необыкновенной новостью.

— Без всяких сомнений! Когда я услышал о Хазарии от купцов, то не захотел делать преждевременных выводов, но прибывшие сегодня византийские послы все подтвердили. К тому же они утверждают, что Хазария находится рядом с Византией. Всего в 15 днях пути! Мой друг, я решил написать письмо хазарскому царю Иосифу, но для того, чтобы его доставить, мне понадобится верный человек.

— Благодарю вас за оказанную честь, я готов ехать хоть завтра! — вскочив со своего места, с восторгом откликнулся Исаак.

— Я не ошибся в тебе, мой мальчик! — Хасдай улыбнулся при виде юношеской ретивости воспитанника. Он встал, подошел к юноше и торжественно поднял бокал: — Давай выпьем за успех нашего дела!

Исаак с готовностью поддержал патрона:

— И за процветание Хазарии!

— Письмо я подготовлю как можно быстрее. Ты отправишься вместе с караваном. Богатые дары для византийского императора и царя Иосифа послужат лучшим пропуском.

— А могу ли я узнать, о чем будет говориться в вашем послании, благородный Хасдай?

— Безусловно! Начну, наверное, с акростиха, в котором пожелаю благ адресату и выражу свое восхищение существованием иудейского государства. Затем поделюсь сведениями о Кордове, напишу, как бы хотелось нашей общине духовного единения с соотечественниками. Меня интересует множество вопросов: давно ли существует Хазария, велика ли она, каково ее политическое устройство, сильна ли армия, много ли они собирают дани от подчиненных народов. Еще хочу сообщить царю Иосифу о своем желании посетить его страну. А в конце я задам главный вопрос: знает ли он о «времени конца чудес» — дате избавления еврейского народа, — задумчиво произнес Хасдай, глядя на колеблющееся пламя свечей.

— Я правильно понял, вы хотите узнать о времени прихода Мессии? — с замиранием сердца спросил Исаак.

Министр проникновенно посмотрел на молодого друга и согласно кивнул. Остальную часть вечера они почти не разговаривали, поглощенные мыслями о скором будущем… Затем Исаак тихо ушел, а Хасдай еще долго сидел в полумраке гостиной.

Утро следующего дня министр встретил собранным и энергичным. Его личный секретарь, Менахем бен-Шарук, ожидал указаний. Тонкий, живой ум юноши, в сочетании с серьезностью и ответственностью, заставлял снисходительно смотреть на множество физических недостатков, граничащих с уродством. Впрочем, Хасдая крайняя непривлекательность молодого человека нисколько не смущала, а даже, напротив, радовала. На фоне секретаря он сам себе казался почти красивым.

Менахем, в небольшой остроконечной шапочке, из уважения к шефу, и скромной длинной тунике прямого покроя, сдержанно, но в то же время почтительно приветствовал Хасдая. Патрон одарил юношу лучезарной улыбкой, редкой гостьей на его обычно недовольном лице. Видеть замкнутого и недружелюбного вельможу столь обаятельным секретарю приходилось нечасто.

— Менахем, прежде всего, я должен предупредить тебя о предстоящей работе. Для всех она должна остаться тайной.

— Вы можете не сомневаться в моем молчании!

Молодой человек с собачьей преданностью посмотрел на хозяина.

— Я знаю, Менахем, ты никогда не давал поводов для недоверия, — похвалил его Хасдай. — А теперь о деле.

Министр рассказал юноше о чудесных новостях и объяснил суть предстоящей работы, отчего секретарь пришел в восторженное состояние духа. Между ними воцарилось полное взаимопонимание, которое достигается появлением общей желанной цели и стремлением к ее осуществлению. Больше всего времени заняло написание хвалебного акростиха с зашифрованным в нем ключевым словом «единение», выражавшим надежду на объединение разрозненных еврейских общин в сильное иудейское государство. Хасдай интересовался устройством Хазарии и, в свою очередь, сообщал царю Иосифу сведения об Испании и, особо, о Кордове.

Секретарь, прикусив от старания нижнюю губу, выводил на дорогом пергаменте мастерски заточенным гусиным пером лучшего качества, сухим и жестким из-за обжига в песке, древнееврейские буквы, складывающиеся в слова и предложения. Вельможа прохаживался по комнате и медленно, сосредоточенно диктовал, тщательно обдумывая каждую фразу. Время от времени он останавливался, потирал пальцами лоб у переносицы, тогда Менахем, готовый прийти на помощь патрону, вопросительно поднимал на него глаза. Густые чернила, изготовленные из наростов на листьях дуба, чернильных орешков, вишневого клея и меда, обещали сохранить яркость на многие века для далеких потомков.

Через неделю, вместе с отбывающим караваном, Хасдай провожал единственного человека, к которому испытывал теплые, почти отцовские чувства. Погода стояла отменная. Ранняя весна, солнечная, но еще не жаркая, предвещала приятный путь. С грустным чувством министр обнял юношу и отвернулся, украдкой вытирая глаза.

— Знайте, в вашем лице я нашел отца и друга, — растроганно отозвался Исаак.

Хасдай еще раз крепко обнял воспитанника.

— Возвращайся, мой мальчик, я буду ждать, — прошептал он.

Караван двинулся по пыльной дороге. Исаак, мерно покачиваясь на верблюде, несколько раз оборачивался. Щурясь от яркого света и прикрывая глаза рукой, он искал глазами знакомую фигуру. Сердце сжималось от неизвестности. Что ожидало его впереди? Сможет ли он вернуться к Хасдаю?

Прошло полгода с того памятного весеннего дня, как юноша отправился в далекую Византию. Новые земли и чужие народы, их населяющие, другая, иная жизнь, о которой, еще совсем недавно, он ничего не знал, — все удивляло его. С огромным интересом Исаак расспрашивал своих попутчиков, считавших путешествие обычным делом. После многих месяцев нелегкого пути молодой иудей увидел стены величественного христианского Константинополя, находящегося на перекрестке дорог и истории, соединяющего Европу и Азию. Этот блестящий город, покровительствующий культуре и науке, взрастивший первый европейский университет, не мог не очаровать любознательного Исаака. Прибыв в Константинополь и устроившись на постоялом дворе, рекомендованном ему купцами, он прежде всего поспешил во дворец, чтобы попасть на прием к императору Константину. Полномочное письмо, данное юноше Хасдаем, помогло добиться благосклонности придворных и, вскоре, желанной аудиенции. Дамы и кавалеры восхитили его своей элегантностью и красотой одежд. Собственный наряд, на их фоне, показался Исааку бедным и невыразительным. Кавалеры, в тончайших шелковых туниках, окантованных золотой или серебряной вышивкой, поверх надевали лацерну, своеобразный плащ, перекидывающийся через левое плечо и закреплявшийся на правом красивой крупной застежкой, украшенной драгоценными камнями. Как правило, лацерна шилась из узорчатой парчи и оторачивалась золотом, жемчугом и драгоценными камнями. Дамы показались юному страннику настоящими богинями. Их вышитые туники, перехваченные у талии узкими, расшитыми жемчугом и серебром поясами, подчеркивали стройность и красоту фигур, а верхняя накидка, пелла, являлась настоящим произведением искусства. Такое великолепие он видел впервые. Оробевший и потерянный, Исаак предстал перед императором. Константин, заметив смущение кордовского посланца, ободряюще улыбнулся юноше и, любезно поинтересовавшись здоровьем халифа, принялся расспрашивать об Испании. Узнав о цели приезда Исаака, он благосклонно принял щедрые дары Хасдая, однако, внимательно прочитав письмо, ответа так и не дал, предложив юноше свое содействие в изучении достопримечательностей города.

Вот уже несколько дней рассматривал молодой иудей архитектуру прекрасной христианской Византии. Исаак был потрясен монументальностью собора Святой Софии, увенчанного огромным куполом. Восхищался его не имеющей сравнения мозаикой на золотом полу, сказочными яшмовыми колоннами и неземной красоты стенами. Проникаясь почтительным уважением к православной культуре, юноша стал размышлять о неизвестном, отвергаемом его соотечественниками христианском Боге. Ранним воскресным утром он тоскливо бродил по городу, не зная, чем бы себя занять. Внезапно ему пришла в голову любопытная идея: побывать на службе в Софийском соборе. Зачем, Исаак и сам точно не знал, но смутное чувство вины все же закралось в душу. Завернувшись в неприметный черный плащ, юноша приблизился к входу и остановился на ступенях.

— Зачем я пришел? — недоуменно пробормотал он. Досадуя на самого себя, Исаак развернулся, намереваясь поскорей уйти, но тут с высоты… Что это?! Посланец Хасдая замер, весь превратившись в слух. Чудо! Волшебный язык колоколов! С ним разговаривало Небо! Юноша задрожал от восторга. Его сердце горячо отозвалось на призыв. Прежняя нерешительность бесследно исчезла. Исаак расправил плечи и смело шагнул в распахнутые врата.

Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Каждое произнесенное слово находило отзвук в его душе, ангельское пение заставляло трепетать.

— Господи, благодарю, — со слезами на глазах прошептал Исаак, ощутив себя путником, вернувшимся в родной дом.

— Неужели ты готов отречься от веры своих отцов?! Вероотступник! — гневно возопил внутренний голос.

Не помня себя от ужаса, юноша бросился к выходу, физически ощущая силу, толкавшую его в спину. Только оказавшись на улице, он смог немного успокоиться. По дороге на постоялый двор Исаак размышлял, почему чужой храм произвел на него столь ошеломляющее, неизгладимое впечатление. Промучившись несколько дней, воспитанник Хасдая склонился к спасительной мысли о высоком эстетизме собора и собственной восприимчивости ко всему прекрасному. Казалось, все закончилось, и жизнь вновь вошла в привычное русло. Но мир неузнаваемо преобразился — расширился, просветлел. Нет, он не сделался другим, изменилось отношение к нему самого Исаака. Враждебность к православию, подогреваемая взращенной с детских лет гордыней, сменилась желанием узнать отверженную его народом, веками преследуемую веру. Ночами юноше снился один и тот же сон. Он стоял на коленях и, не смея поднять глаз, горько плакал. О чем? О страданиях христианского Бога, распятого на Кресте? Или о собственной жизни? Однако, просыпаясь, Исаак удивлялся поселившейся в душе тихой, светлой радости. Люди, среди которых он жил, не представлялись больше чужими. В каждом юноша находил доброту и искреннее участие.

Исаак даже не догадывался, что хрустально-чистое озеро его мыслей и чувств было бесценным, ничем не заслуженным даром Любви.

Дни складывались в месяцы, но Хазария по-прежнему оставалась для посланца из Кордовы недоступной. С разрешительной грамотой на проезд император медлил, ссылаясь на враждебность народов, населяющих дальнейшие земли. На самом деле Константин не желал способствовать сближению могущественных евреев. Исаак продолжал знакомиться с городом, его торговой частью. Под предлогом выбора товара он заговаривал с купцами и строил планы, как попасть в Итиль, столицу Хазарского Каганата. Юный иудей искал ответы на вопросы. Ему казалось, именно Итиль станет тем ключом, который откроет дверь в будущее. Наконец Исааку улыбнулась удача. Отказавшись от попытки добраться до Хазарии, он демонстративно откланялся императору и отправился с очередным караваном домой. После второго дня пути, сославшись на серьезное недомогание, юноша повернул назад. В одежде простолюдина, Исаак добрался до Константинополя. По предварительной договоренности, за большие деньги его тайно взяли на корабль, отплывающий в Хазарию. Три недели морская болезнь мучила несчастного юношу, но, едва восторженному взору Исаака предстал долгожданный город Итиль, тяготы путешествия сразу же забылись. Парусник, подгоняемый свежим попутным ветром, уверенно подходил к причалу. Юный иудей, стоя на палубе, прикрывал глаза рукой от слепящего солнца. Но что это?! О, жестокое разочарование! Город-сказка, город, к которому так долго рвалось его сердце, оказался не прекрасной принцессой, а грубой торговкой. Вместо радости смутная тоска и горечь потери.

Варварский, грязный Итиль подслеповато щурился на путешественников мизерными оконцами тянущихся караван-сараев.

— Душа моя плачет. Она потеряла свет и радость, — грустно прошептал Исаак, удрученный жалким зрелищем.

Крайняя нищета и богатство причудливо переплетались в Итиле, создавая неприглядную картину города разбойников и пиратов. Хазария, по сути своей, оставалась оседлым кочевником, регулярно совершавшим узаконенные набеги на покоренные земли для собирания дани. Сюда, в столицу, она свозилась на скрипучих телегах жестокими тадунами. Основную часть населения составляли дикие, темные язычники. Те же из них, которые приняли иудейскую веру странным образом вплетали в нее прежние представления о своих божествах. А еще, город населяли пришлые мусульмане и христиане.

Мрачная реальность буквально раздавила чувствительного и ранимого Исаака.

Протока Волги делила город на две части — Итиль и Хазар. Пыль поднималась по узким улочкам и оседала на собранных из войлока и дерева убогих шалашах ремесленников, на глинобитных купеческих домах, плоских крышах караван-сараев. Песчаный остров в центре протоки, с большим кирпичным дворцом, чудесным садом и виноградником, выглядел волшебным оазисом. Он принадлежал Кагану, живому божеству, иногда радующему подданных пышными выездами. Но стоило какому-нибудь несчастному случайно взглянуть на солнцеподобного, ему тотчас отрубали голову. Именно Кагану отводилось право решения всех государственных вопросов, тогда как царь являлся лишь военачальником, редко удостаивающимся чести попасть во дворец. Итак, в Хазарии существовало подобие двоевластия.

Странные люди, ненавидящие друг друга, населяли этот город! Какая же сила объединяла и примиряла их всех? Страх перед Каганом. Покорность и еще раз покорность основывалась на древнейшем чувстве: страхе, фундаменте Итиля!

Через неделю Исааку удалось переговорить с личным секретарем царя и попросить доложить, что он приехал из Кордовы и привез послание от второго лица государства, Хасдая ибн-Шафрута. В назначенный для аудиенции час слуга препроводил Исаака в левое крыло здания, где находились приемные покои. Наблюдательный путешественник отметил безвкусное и нарочито богатое убранство дворца, в сравнении со сдержанным изяществом Константинополя. Обстановке явно не хватало той утонченности, которая неотделима от личности самого владельца. Минуя несколько проходных комнат, Исаак оказался перед массивной дверью красного дерева, отделанной металлом. Секретарь пригласил его в пустой кабинет. Неожиданно большая картина на стене отъехала в сторону, и юноша увидел царя Иосифа, статного моложавого мужчину с правильными чертами лица и выразительными янтарными глазами миндалевидной формы. В прекрасном подире небесного цвета, расшитом серебряным узором в виде яблок и гранатов, он выглядел божественно! Из-под небольшой бархатной островерхой шапочки, украшенной благородными сапфирами и переливающимися зеленоватыми александритами, выбивались чудесные ярко-рыжие кудри. Исаак, ошеломленный произведенным впечатлением, потерял дар речи. На секунду юноше представилось, будто перед ним стоял сам легендарный Соломон! Смущенно пролепетав слова приветствия и восхищения, он замер в низком поклоне. Иосифа тронул искренний восторг кордовского посланца. Царь любезно поздоровался, поблагодарил за дары «своего дорогого соотечественника» и принялся, с живым интересом, расспрашивать Исаака об Испании, о Кордове, о положении еврейской общины, выказал приятное удивление по поводу того факта, что иудей стоит фактически во главе могущественного государства и все богатства страны сосредоточены в его руках, а также выразил горячее желание принять у себя именитого вельможу. В конце беседы Иосиф пригласил юношу на обед, попросил не смущаться и «чувствовать себя как дома». Также он поинтересовался, где его гость остановился, остался недоволен услышанным ответом, сочтя столь скромное место неподобающим для посланца из Испании, и пригласил юношу пожить у себя во дворце, в гостевых покоях. Такое предложение входило в планы царя. Сообразительный ученик Хасдая решил ему подыграть. Он с радостью согласился. Исааку предстояло узнать об истинной цели чрезмерного гостеприимства Иосифа и решить, стоит ли нарушать безопасный нейтралитет.

Юноша комфортно устроился в просторной комнате, с видом на парк. Ему, впервые за долгое время, представилась возможность хорошо помыться. Погрузившись в ароматную пену, Исаак лениво размышлял о той роли, которая предназначалась ему. Что ж, от судьбы не уйти! Он быстро вылез из ванны и, переодевшись в чистую тунику, упал на роскошную кровать, заправленную свежим бельем, пахнущим лавандой. Только сейчас Исаак ощутил все тяготы своего длинного пути. Юноша блаженно вздохнул и провел ладонью по нежной шелковистой материи.

Уже вечерело, когда молодой человек пробудился от громкого стука в дверь. Исаак испуганно скатился с постели, решив, что проспал обед у царя, а это было бы весьма некстати. Он попросил слугу немного подождать и начал лихорадочно перебирать вещи. Собственный гардероб привел его в уныние. И тут юноша вспомнил о последнем приобретении. Несмотря на свою всегдашнюю бережливость, Исаак не устоял и купил в Константинополе прекрасную шелковую тунику жемчужного цвета, отделанную серебром, в паре с темно-серым плащом из парчи. Какой же он все-таки молодец! Радуясь возможности предстать достойным образом перед царем и придворными, Исаак быстро переоделся и поспешно вышел из комнаты, несколько смущенный непривычной для него щегольской одеждой. Лакей почтительно поклонился и предложил следовать за собой. Подведя гостя к обеденному залу, он широко распахнул дверь и доложил о прибытии. Вопреки своим ожиданиям, молодой человек увидел не огромное помпезное помещение, а уютную комнату с изящным мраморным камином и овальным столом. На обеде присутствовали одни мужчины. Царь Иосиф несколько напыщенно произнес:

— Господа, позвольте представить вам посланца из далекой дружественной Кордовы! Прошу, Исаак, присоединяйтесь к нашей трапезе!

Среди установившейся гнетущей тишины, под пристальными и недоброжелательными взглядами придворных, юноша занял свободное кресло. После двух-трех вялых вопросов о нем словно забыли и принялись, подчеркнуто оживленно, обсуждать прошедшую охоту. У Исаака создалось впечатление, что все эти люди втайне изнывали от скуки и мечтали скорее покинуть навязанное им общество. Угрюмый вельможа, сидевший по правую руку от Иосифа, с завидным упорством, сверлил взглядом свою тарелку. Он единственный, никак не участвовал в общих разговорах. Лицо незнакомца можно было назвать даже красивым, если бы не уродливый шрам с левой стороны, от уголка рта до виска. Почувствовав на себе изучающий взгляд Исаака, мужчина поднял глаза. Юноша смутился, покраснел и от этого еще больше растерялся. Увидев бедственное состояние гостя, вельможа тактично отвернулся.

Стол ломился от яств. Копченые волжские осетры, малосольная белужья икра, фаршированные щуки, тартар из конины и тающий во рту плов заслуживали всяческих похвал! Вкуснейший обед запивали терпким виноградным вином гранатового цвета из высоких серебряных кубков. На десерт подавали восточные сладости, сваренные из меда, орехов и фруктов с добавлением ароматных трав. По окончании обеда царь, под благовидным предлогом, задержал Исаака и того самого загадочного вельможу. Когда они остались одни, Иосиф познакомил посланца из Кордовы со своим военачальником и другом. Исаак не подал вида, что удивлен. Изящный, утонченный иудейский царь и суровый, молчаливый Обадий, впрочем не лишенный своеобразного обаяния, по мнению юноши, совершенно не подходили друг к другу. Тем более показалось странным включение его, Исаака, в их тесную компанию. «Слишком много чести для скромного почтальона, — решил он. — Для чего-то я им нужен! Но для чего?» Пока вопрос оставался без ответа.

Месяцы пролетали незаметно. Среди достопримечательностей Хазарии Исаака поразила мощью и огромными размерами крепость Саркел, но самое сильное, непередаваемое впечатление осталось от Белой Вежи — сказочно-прекрасного белоснежного иудейского храма, построенного на острове, напротив Итиля.

Совместные обеды, приятное общение, прогулки и охота не давали юноше скучать. Обадий оказался умным и интересным собеседником, человеком чести, беззаветно преданным Иосифу. После долгих, задушевных бесед с Исааком, после периода мучительных сомнений, терзавших царя и военачальника, друзья наконец решили довериться посланцу из Кордовы и попросить о помощи. Тем более ко времени его появления в Итиле Иосиф находился в отчаянном положении и уже не представлял, что возможно предпринять среди враждебного окружения, на которое он не мог положиться. Вера, общие корни, идея воссоединения еврейского народа — эти понятия не были для всех троих пустыми словами, они призывали к действию. К тому же, в лице кордовского посланца друзья приобретали могущественного союзника — Хасдая ибн-Шафрута. В тот вечер Исааку открылась изнанка жизни удивительной страны — колосса на глиняных ногах. Иосиф поведал, что выходцев из Иерусалима, настоящих иудеев, в Хазарии очень мало, впрочем, как и кочевников, принявших иудейскую веру. В основном ее населяли язычники, пришлые мусульмане и христиане. Государственной религией считался иудаизм, но на деле он таковым не являлся.

— Тебе уже известно: в стране якобы двоевластие. На самом деле существует лишь власть Кагана! Он пользуется рабским поклонением народа и нагло диктует свою волю, оставляя мне роль тупого исполнителя. Каган избирается из одной и той же хазарской семьи. Но разве их можно назвать истинными иудеями, способными понять веру наших предков?! — с презрением, разгневанно воскликнул царь. Его лицо, от крайнего возбуждения налившееся кровью, исказила нервная судорога. Иосиф вскочил с места и принялся метаться по кабинету.

Юноша с сочувствием посмотрел на несчастного, униженного царя, фактически, лишенного власти.

— Я, наверное, чего-то недопонимаю… Ведь войско находится в ваших руках?

— Оно никогда не пойдет против Кагана, — пояснил Обадий.

— Почему? — удивился юноша. — Надеюсь, вы-то сами не считаете его божеством?!

Военачальник только развел руками.

Недоверчивая улыбка тронула губы юного иудея.

— Нет, не может быть! Неужели те небылицы о нем, которые я слышал, правда?!

— К сожалению, да, — удрученно подтвердил Иосиф и тут же добавил: — Хотя не он сам творит чудеса! Книга делает его таковым.

— Книга? — заинтригованно спросил юноша.

— Существует предание о евреях, пришедших сюда из Израиля. Будто Сам Всемогущий Ягве подарил им священную книгу власти для управления здешними народами. Я считал древнее предание лишь красивой легендой, но несколько лет назад, через подкупленного начальника стражи, узнал, что во дворце, под большим секретом, хранится таинственная книга, к которой имеет доступ один Каган! Скажи, Исаак, как вернуть себе то, что принадлежит мне по праву?!

— Если путем восстания нельзя захватить власть, нужно действовать хитростью, — предложил юноша.

— Боюсь, никто не согласится нам помогать! — усомнился Обадий. — Или вскоре предаст, испугавшись возмездия.

— А зачем искать помощников? Нас теперь трое. Этого вполне достаточно для решения задачи! — оптимистично воскликнул Исаак.

— Но что мы будем делать? У тебя уже есть план? — Поддавшись юношескому оптимизму, Иосиф заметно оживился.

— Кое-что я могу предложить. Нужно заставить Кагана самого, добровольно, передать книгу власти, о чем остальные узнать не должны. Сохранится видимость его силы, а управление Хазарией перейдет к истинному царю иудейскому. Но, честно говоря, я плохо представляю себе, что или кто сможет повлиять на правителя, — смущенно закончил кордовский посланец.

В кабинете воцарилось долгое, напряженное молчание. Наконец Иосиф задумчиво произнес:

— Такая мысль уже приходила мне в голову, и решение тоже. Не находилось лишь исполнителя.

— И ты до сих пор молчал?! — Обадий, потрясенный словами друга, вперился в него возмущенным взглядом.

Довольный эффектом, царь удовлетворенно откинулся в кресле. Он не спешил с ответом. Далекое прошлое, похожее на тлеющие угли, таящие скрытый огонь, вставало перед глазами. В нем остались его первая любовь и старец, не сумевший сделать их счастливыми.

— Я знаю колдуна, который нам поможет. Конечно, если он еще жив и помнит об обещании.

Много лет назад, во время очередного восстания вятичей, я со своим войском отправился в поход. Моей задачей являлось заключение мира с их старейшинами путем установления меньшего размера дани, и я не сомневался в успехе. Все произошло так, как было задумано. Совет старейшин уже заканчивался, когда у входа в Дом Примирения послышались возбужденные голоса и чьи-то грозные повеления. В круг света вошел Верховный Волхв, требуя решения вопроса. Следом за ним ввели безобиднейшего, на вид, старца: маленького роста, щуплого, в ветхой льняной рубахе, старых шерстяных штанах и лаптях с онучами. Его изборожденное глубокими морщинами лицо, с длинной белоснежной бородой и такими же седыми волосами поразило меня своей добротой, детской беззащитностью и неподдельным спокойствием. Верховный Волхв попросил Совет вмешаться, поскольку народ грозился силой защитить старика от уготованной над ним расправы. Он обвинялся как иноверец и смутьян, не желавший проживать в городище и поклоняться светлым богиням: Макоше, матери урожая, и рожаницам Ладе и Лели. На самом деле, как мне стало известно позже, волхвы хотели избавиться от опасного конкурента, появившегося в их селении неизвестно откуда, от его предсказаний и чужих молитв, которых вещуны боялись больше всего остального. Посмотрев на обвиняемого, я понял, что чудной старик не отступится от своей веры, пусть даже ценой собственной жизни, и сейчас старейшины, не желая ни в чем разбираться, а тем более ссориться с волхвами, отдадут несчастного им «на съедение». Я всегда относился с уважением к храбрым людям, но сила духа этого немощного на вид старца меня поразила, и я решил во что бы то ни стало спасти его. Хитрый старшина старейшин оставался безразличным ко всем моим просьбам, Не знаю отчего, но я поступил вразрез с интересами Хазарии: пообещал дополнительно уменьшить размер дани в обмен на жизнь старика. Старшина сразу же согласился. Тем самым он отрезал мне путь к отступлению. И, несмотря на запоздалые угрызения совести, дело было сделано. Старец, после Совета, трогательно поблагодарил за свое освобождение, смиренно поклонившись до земли, и попросил вечером навестить его в пещере, находившейся довольно далеко от городища. В провожатые он дал шустрого мальчишку лет десяти, приведшего на нужную поляну. За ней тянулась череда холмов. Не успел я осмотреться, как мальчишка исчез, оставив меня в совершенно незнакомом месте. Никакой пещеры я рядом не увидел, только обыкновенные холмы, густо поросшие травой. Вдруг в одном из них, прямо перед глазами, открылся темный вход. В глубине мерцал слабый, дрожащий огонек. К нему я и поспешил. На валуне, прикрытом шкурой, сидел спасенный старец. Он протянул мне руку, приглашая войти. На грубо собранном, из бревен, столе горела большая свеча.

— В свое время ты получишь от меня зелье, которое изменит твою судьбу и судьбу Хазарии. Но запомни, оно не принесет тебе счастья! Исполненное желание обернется погибелью…

От сказанных слов лицо вещуна омрачилось. С видимым сожалением он произнес:

— Вы, иудеи, несчастные слепцы, мнящие себя великими мудрецами! Слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму!

Кажется, так. И мне это совсем не понравилось! Я рассердился и выбежал вон из пещеры. Через некоторое время желание узнать о будущем пересилило гордость. Но вновь отыскать вход так и не удалось.

Теперь я понимаю смысл его слов. Наступает час расплаты! Старик должен приготовить нужное зелье! Встает вопрос: кого послать? Обадия нельзя, за ним присматривают шпионы Кагана. Может, моего секретаря? — Царь ожидал ответа Исаака.

— Нет, ни в коем случае! — воспротивился юноша. — Ни одна душа, кроме нас, не должна узнать о тайне. Иначе все может раскрыться!

— Исаак прав! — вмешался в разговор Обадий. — Доверяться сейчас кому-либо еще опасно!

— Да, именно поэтому план до сих пор оставался невыполнимым! — с досадой произнес царь. — Но кто же в таком случае станет нашим посланцем? — Он вновь многозначительно посмотрел на Исаака.

— Конечно, я! — с горящими глазами и раскрасневшимся лицом, воодушевленно воскликнул юноша. Идея послужить своему народу, сделав Хазарию воистину иудейским государством, окрылила, заставила громче биться его благородное сердце. К тому же перспектива достойного приема любимого учителя-друга Хасдая чрезвычайно обрадовала преданного Исаака. — Меня вряд ли кто хватится, а если и спросят, можно ответить, что я, с вашего высочайшего согласия, предпринял небольшое путешествие, с ознакомительной целью, по Хазарии. Кстати, сколько времени займет дорога?

— Думаю, два полнолуния. Ты отважный юноша! — похвалил его Обадий. — Учти, путь в вятические леса не близок и полон опасностей. Подвластные народы нас не особенно жалуют, — добавил военачальник с жестокой усмешкой, — и я их понимаю. Для охраны дам самых надежных, проверенных воинов. Чародей живет скрытно, в стороне от основного селения. Пойдешь туда с проводником. Запомни, мальчик, удача всегда на стороне смельчаков!

Между тем Иосиф достал из потайного ящика, скрытого в стене, изящную резную шкатулку с драгоценностями и открыл ее.

— Да где же?! — заволновался царь. — А, вот, все в порядке! — Он бережно положил на ладонь красивый золотой перстень-печать с крупным, похожим на каплю темной крови рубином. Некоторое время Иосиф ласкал его взглядом, вспоминая прекрасную вятическую девушку с длинными светлыми волосами и очами цвета весеннего неба. Царь протянул Исааку памятное кольцо и грустно вздохнул.

— Ты отдашь перстень старцу. Он ему хорошо известен.

— Когда я смогу выехать? — коротко спросил Исаак.

— Как можно скорее чтобы до чужих ушей не успела долететь весть о подготовке отряда. Сейчас глубокая ночь. День на сборы. Значит, завтра, на рассвете. Нам лучше разойтись. Тебе, Исаак, необходимо хорошо отдохнуть перед дорогой.

Возвратившись в комнату, юноша еще долго размышлял о своей миссии. Только под утро он забылся коротким, прозрачным сном, полным тайных страхов и переживаний.

Суета дня немного отвлекла Исаака от тревожных мыслей и заставила сосредоточиться на насущных проблемах. Всем касающимся сборов отряда занимался Обадий. Именно он проинструктировал молодого человека, каким образом можно незаметно покинуть пределы города. Ночь, перед путешествием, тянулась томительно долго. Дурные предчувствия мешали уснуть. Не находя себе места, юноша ворочался в постели и мечтал о скорейшем наступлении утра. Едва начало светать, Исаак был уже на ногах. Его знобило. Волнуясь, он кое-как переоделся в скромную одежду горожанина и затаив дыхание пробрался к выходу из дворца. Незамеченный, юноша проскользнул мимо сонных стражников и, оглядываясь по сторонам, поспешил в конец главной аллеи царского сада. Там его уже дожидался воин с оседланной забавной рыжей кобылой, лоб которой украшала маленькая белая звездочка. Зная о неопытности наездника, Обадий специально выбрал смирную, выносливую лошадь.

Без всяких осложнений всадники миновали городские ворота и выехали за пределы Итиля. Воин пустил коня галопом по мокрой жухлой траве желтеющей степи. Исаак, захлебываясь холодным сырым воздухом, старался от него не отставать. Наконец впереди, из молочного тумана вынырнул жидкий перелесок, и юноша смог разглядеть небольшой конный отряд во главе с Обадием. Он и сам не ожидал, что так обрадуется знакомой коренастой фигуре военачальника. Пока все складывалось удачно. Смутная тревога отступила. Приблизившись к хазарам, Исаак бодро приветствовал их. Дружный ответ, как хороший знак, еще больше воодушевил царского посланца. Обадий познакомил юношу со своими проверенными воинами, давно ставшими ему товарищами. Особенно Исааку пришелся по душе, богатырского вида, здоровяк Тархан. Он доброжелательно, без тени снисхождения, смотрел на неопытного наездника. Хазары, облаченные в легкие кольчуги, с грубыми, обветренными темными лицами, составляли единое целое с крепкими низкорослыми гнедыми лошадьми, черные гривы которых развевались на сильном ветру. Вооружение отряда состояло из ценных мечей, добытых у руссов, коротких копий, боевых топориков и луков со стрелами. А между тем воины, также с интересом, рассматривали чересчур молодого, странного иудея и гадали о его отношениях с командиром. Военачальник, в последний раз, что-то тихо сказал старшине, тепло попрощался с юношей и дал команду трогаться.

Так далеко от Итиля Исаак еще не отъезжал. Бескрайняя, свободная степь жила своей, особенной жизнью, и не было ей дела до человеческих проблем и чаяний. Юный путешественник провожал восхищенным взглядом табуны диких лошадей: быстрых, как ветер, тарпанов; любовался стадами мирно пасшихся сайгаков, всегда готовых к стремительному бегству, и осторожных куланов. Охота проблем не составляла. Любопытные непуганые животные сами подходили к месту стоянок. Исааку пришлась по вкусу аппетитная хазарская похлебка из сайгака, которую умел мастерски готовить жизнерадостный кашевар Кирим, добавляя в нее особый, крупный горох и местные травы, придающие вареву неповторимый аромат. На привале, темными осенними вечерами, кутаясь в меховую накидку от пронизывающего ветра, юноша, завороженный причудливым танцем пламени костра, с интересом слушал истории из жизни кочевников. Он вдыхал горький дым и, наблюдая за движением черных туч, то и дело закрывавших луну, с тоской вспоминал о бархатном небе Испании, на котором, рассыпанными бриллиантами, мерцали крупные южные звезды. Прошло много дней, прежде чем отряд добрался до девственных вятических лесов, покрывавших землю вятичей от Оки-реки до Волги. Здесь жили славяне, гордые и непокорные, не желавшие присягать киевскому князю. Старший воин, Ингер, предупредил, что селение еще далеко, но вести себя следует тихо, не привлекая лишнего внимания. Они въехали под своды густого леса, едва тронутого золотом осени. В большом зеленом доме оказалось значительно теплее и уютнее, в сравнении с продуваемой ветрами степью. Кругом бурлила жизнь: в чаще что-то потрескивало, шуршало, двигалось, вздыхало, похрюкивало, порой издавало зычные трубные звуки. Вся эта кипучая деятельность сопровождалась многообразными птичьими переливами, образуя общую лесную симфонию. Через несколько дней отряд добрался до большого круглого, как тарелка, озера, по берегам заросшего камышом. Из густых зарослей выглядывали любопытные мордочки диких коз, с удивлением разглядывающих редких здесь людей. Неподвижную водную гладь занимали галдящие птичьи стаи, готовящиеся к перелету. Сине-зеленые утки, чинные упитанные гуси, грациозные лебеди, царственно скользившие по зеркальной поверхности, часто взмывали в воздух, обучая неопытный молодняк.

Передохнув у озера и полакомившись запеченной на углях птицей, хазары двинулись дальше, в самую чащу леса. Лошади сделались бесполезными, поскольку идти приходилось пешим ходом, топорами расчищая заросли. Несмотря на усталость, Исаак не переставал восхищаться богатством здешних лесов. Такого количества дичи ему не доводилось видеть никогда, он даже не подозревал, что олени, лани, дикие кабаны и зубры могут встречаться на каждом шагу. Избалованные обилием мяса, воины вырезали для еды только филейные части оленей и печень, а кабанами и ланями вообще пренебрегали. Клонился к вечеру еще один мучительный день пути. Лес значительно поредел и дал им возможность остановиться на ночлег. Уставшие, они расположились на удобной ровной поляне, окруженной высокими соснами. Но не успел Исаак порадоваться долгожданному привалу, как в ствол над его головой со свистом вонзилась стрела. А за ней еще и еще, не давая воинам опомниться. Хазары развернулись друг к другу спинами и заняли круговую оборону, выставив впереди себя щиты и мечи. Они напряженно вглядывались в окружающие их заросли, пытаясь обнаружить неуловимых стрелков, но им этого не удавалось. Дети лесов, вятичи умели оставаться невидимыми.

Ингер процедил сквозь зубы:

— Спокойно, спокойно, не дергайтесь. Если бы они хотели нас убить, мы были бы сейчас уже мертвы. Кладем мечи на землю и поднимаем руки.

Вскоре, после добровольного обезоруживания, из густого кустарника показались русоволосые, в длинных льняных рубахах, лучники.

— Приветствуем вас, мы пришли с миром! — поспешил объявить им Ингер.

— Да разве ж вы умеете «с миром»?! — недоверчиво усмехнулся лучник постарше. — Или потеряли кого-то в наших лесах, или смерти захотелось? Так мы можем помочь! Обобрали нас еще не сполна? — с угрозой в голосе проговорил он.

Ингер не обратил никакого внимания на оскорбительный тон вятича.

— Мы приехали к вашему старцу, с просьбой.

— С просьбой? — Воин недоверчиво взглянул на хазара. — Что же вам понадобилось от него?

— Понадобилось не нам, а нашему гостю из Кордовы, — указал Ингер рукой на Исаака.

— Какая такая «Кордова»? — удивился лучник.

— Город в далекой стране Испании.

— Эко его занесло! Так, может, старец не захочет с ним говорить?

— А вы отведите к нему посланца и проверьте, — предложил Ингер.

— Ну, так и быть, отведем. Уж больно любопытно узнать, чем все закончится, — согласился старший лучник и тут же сурово обратился к хазарам: — А остальные здесь ждите, под охраной!

— Глаз с них не спускайте! — скомандовал он своим воинам. — Пошли, что ли, посланец! — позвал за собой Исаака светловолосый богатырь. Они довольно долго плутали по лесу, пока не оказались на поляне, за которой начиналась череда холмов. Воин покинул юношу, предупредив на прощание, что дальнейшее будет зависеть от старца: захочет — явится, а не захочет, вовек его не увидать. Исаак остался один. Он нервно оглядывался по сторонам, каждую минуту ожидая появления загадочного колдуна. Прошло больше часа. Исаак немного успокоился и решил осмотреть холмы. Холмы как холмы, покрытые плотной дерниной, без всяких признаков описанной царем пещеры. Неожиданно, совсем рядом, кто-то тихо кашлянул. Юноша вздрогнул, увидев, прямо перед собой, маленького старичка с длинными белоснежными волосами и такой же бородой.

— Ну, здравствуй, радость моя! Значит, пришло время предстать перед Господом. Я тебя ждал, раб Божий Исаак! — Старец низко поклонился кордовскому посланцу и почтительно поцеловал ему руку.

Юноша отпрянул от него, густо, до слез, покраснел, смущенно пробормотав:

— Что вы делаете? Зачем?

— Не тебе кланяюсь, мальчик, твоему предназначению. — Отшельник замолчал. Остановив лучистый взор на лице юного иудея, он ласково и немного грустно улыбнулся.

Исаак ощутил удивительную силу, исходившую от старца. В душе возник простор, наполненный светом и радостью.

— Как же хорошо! — задохнулся он от восхищения и ясно услышал громкий, призывный звон константинопольских колоколов. — Откуда?! — изумленно воскликнул юноша. — Здесь нет никакого храма!

— Господь призывает, — тихо отозвался монах.

По щекам Исаака покатились крупные прозрачные слезы, которых он не замечал.

— Ты примешь Святое крещение, и Бог не оставит тебя!

Юноша был потрясен. Неужели все происходило с ним на самом деле? Он встрепенулся, почувствовав поднимающуюся изнутри злую, мощную силу.

— Какое крещение?! О каком Боге ты говоришь?! Я не отрекусь от веры своих отцов! Не надейся! — гневно выкрикнул Исаак изменившимся голосом. — Я — иудей! — Он гордо вскинул голову и с презрением посмотрел на согбенного старца. — Запомни это!

Ослепленный собственным страстным сопротивлением, посланник Хасдая совершенно забыл о цели прихода.

— Пойдем, радость моя! Твои вопросы не останутся без ответов.

Ласковое обращение отшельника обезоружило Исаака. Прежний воинственный настрой исчез.

— Дерзай, отрок! Тебя ожидает будущее.

В одном из ближайших холмов, тщательно осмотренных путешественником, темнел вход. Но юноша мог поклясться, что совсем недавно на его месте рос плотный дерн! Он остановился и испуганно взглянул на старца.

— Не бойся, мальчик, магия здесь ни при чем. Господь, по Своему милосердию, хранит меня, убогого. На все Его воля! — успокоил старик Исаака и, взяв за руку, добавил: — Опасайся не наружной темноты, а внутренней. Смелей!

Отшельник уверенно пошел впереди, увлекая юношу за собой. Наконец впереди забрезжил огонек, оказавшийся самодельной лампадкой, висящей перед Образом. Перекрестившись, старец зажег свечу. В ее слабом свете молодой иудей смог рассмотреть ту самую таинственную пещеру, о которой рассказывал Иосиф: просторную, округлой формы, с грубым подобием стола из бревен и несколькими валунами, заменявшими сиденья.

— Присаживайся, Исаак. — Монах указал юноше на валун, покрытый шкурой. — Разговор у нас будет долгим, так что устраивайся поудобней. Заранее прошу, не удивляйся моим вопросам и не давай воли гневу. Скажи, ты читал пятикнижие Моисея?

Исаак согласно кивнул.

— Хорошо, — сказал старец, — а теперь ответь, кто твой Бог?

На лице юноши отразилась крайняя растерянность.

— Я помогу тебе, — предложил отшельник. — Скажи, Тот ли это Бог, Который, возлюбив народ еврейский, вывел его из плена египетского, являя множество чудес? Твой Бог пообещал Моисею послать перед ними Ангела, указующего путь к земле, где течет молоко и мед, к земле, обещанной великим праведникам Аврааму, Исааку и Иакову для их потомства. Господь сказал, чтобы утром взошел Моисей на гору Синай и предстал перед Ним на ее вершине. И пробыл там Моисей сорок дней и сорок ночей без хлеба и воды, написав на скрижалях каменных слова Завета, десять заповедей. Лицо его сияло оттого, что Бог говорил с ним. А народ израильский? Видевший столько помощи и чудес от Бога, терпеливо ждал он Моисея? Отнюдь! Люди пришли к Аарону, и предложили сделать своего бога — золотого тельца. Ему, идолу, олицетворявшему богатство и власть, они, с великой радостью, стали поклоняться, говоря: «Вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли египетской».

Так, в первый раз, богоизбранный народ совершил предательство.

Но Бог Израилев долготерпелив и многомилостив. Он простил им великий грех, послушав Моисея.

Некоторое время монах задумчиво молчал, глядя куда-то вдаль. Затем он приблизил свое лицо к лицу Исаака и тихо спросил: известна ли ему в подробностях самая тщательно оберегаемая от посторонних легенда иудеев о Деннице?

— Нет, — удивленно ответил юноша.

— Тогда послушай. Вкратце она звучит так. Среди множества Ангелов перед Господом особенно отличался один. Звали его Денницей, сыном Зари. И был он до того совершенным и могущественным, что Бог возревновал о его высоте и стал всячески ущемлять Денницу и принижать его достоинства. Сын Зари долго терпел притеснения от «жестокого» Бога, но потом, склонив на свою сторону многих Ангелов, поднял восстание. Небесное воинство во главе с Архангелом Михаилом «несправедливо» изгнало его на землю, вместе с соратниками.

— Я не верю тебе, старик! Ты что-то путаешь! Не могут иудеи хранить подобную легенду! В ней все перевернуто! Так говорить о Боге! Я не верю тебе!

— Хорошо, оставим пока это, Исаак. Лучше ответь мне: ждете ли вы прихода Мессии?

— Конечно, ждем, — удивленно ответил Исаак.

— А каким он должен быть, ваш Мессия? Что он должен дать еврейскому народу?

Исаак ненадолго задумался, а затем, воодушевленный собственными мыслями, начал:

— Наш Мессия, наш Бог, как великий правитель придет на землю, чтобы принести еврейскому народу свободу и процветание, сделать его могущественным и счастливым! Он восстановит Храм Соломона и будет господствовать на небе и на земле, во веки веков! — Глаза Исаака загорелись, голос зазвенел, подобно туго натянутой струне. — Я верю, все произойдет именно так!

— Но ваши великие пророки предвещали совсем другого Мессию, — возразил монах.

— Другого? — смутился юный иудей.

— Ты знаком с трудами Исаии?

— Честно говоря, немного, — признался озадаченный юноша.

— Обязательно прочти! Говоря о будущем Мессии, не царя он имел в виду. Оттого и били его нещадно камнями. Пророк Исаия за четыре века до прихода на землю Господа нашего Иисуса Христа так описывал Спасителя: «Нет в Нем ни вида, ни величия, он был презрен и умален пред людьми…». Вовсе не гордый правитель, а «смирный и кроткий сердцем». Его цель не состояла в решении всех тех вопросов, которые ты мне только что перечислил!

— Тогда я не понимаю, для чего нужен Мессия, — недоверчиво посмотрел Исаак на старца.

— Для самого главного, без чего невозможно осуществиться ни одной мечте человечества. Для исцеления больной природы человека. «Ибо так возлюбил Бог мир, — говорил Апостол Иоанн, — что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Непостижимо! Не правда ли?!

Впервые не человек приносил жертву Богу, а Сам Господь приносил Себя в жертву! Добровольно, для человека!

— Но зачем?! — воскликнул юноша. — Зачем Всесильному Богу это понадобилось?!

— Скажи, а зачем любящая мать ценой собственной жизни спасает из огня ребенка? Что ею движет?

— Конечно, любовь!

— Ты сам ответил на свой вопрос. Не принимал Бог кровавых жертв, приносимых народом израильским! Он ждал от них очищения, исправления сердец. «Не носите больше даров тщетных, — пророчествовал Исаия от лица Бога, — перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите — и рассудим. Если будут грехи ваши как багряное, — как снег убелю».

И вот Бог Отец, движимый неизреченной Любовью к людям, послал Сына Своего Возлюбленного, чтобы Он, соединив в себе Божественное и человеческое, мог «послужить и отдать душу Свою для искупления многих». Обрати внимание, не властвовать и принимать дары и жертвы, не судить, как царь и господин, а послужить нам, грешным людям, отдать душу Свою за нас!

Однако с момента Его скромного рождения в вифлеемской пещере царь Ирод лишился покоя, мечтая уничтожить невинного Младенца. Более того, узнав от своих первосвященников и книжников, где и когда должен родиться Христос, но не зная точно, кто Он, царь решился убить всех вифлеемских малышей! Неужели ты думаешь, Ирод с легкостью отдавал свой страшный приказ, нисколько не опасаясь ненависти народа? Царь пошел на подобную крайнюю меру, имея абсолютную уверенность в том, что родившийся неизвестный Младенец действительно обещанный Господом Спаситель!

Ответь мне, Исаак, а по-твоему, кем был Иисус Христос?

— Мы считаем Иисуса обычным человеком, выдававшим себя за Сына Бога. Он внушал ученикам мысль о Своем воскресении после смерти, проповедуя, вносил раскол между священством и народом, смущал людей, заставляя сомневаться в правильности понимания истинной веры. За это Его казнили, — закончил юноша.

— Напомню: обстоятельства крестной смерти «обычного человека» в подробностях описаны, за несколько веков до рождения Христа, тем же пророком Исаией. Тебе не кажется странным такое совпадение?

— Не знаю, — растерялся молодой иудей.

— Я правильно понял: если Иисус Христос не являлся Богом, то Он и воскреснуть не мог?

— Да, правильно. Ночью, пока спали стражники, ученики выкрали тело из гроба. Впоследствии они объясняли его исчезновение якобы воскресением.

— Ответь, для чего выставили охрану? Перед гробом «обычного человека»?

— Наверное, чтобы предупредить возможную попытку кражи и распространение ложных слухов.

— А ты не допускаешь, что старейшины и первосвященники действительно боялись воскресения Господа и многочисленных свидетельств очевидцев? Желали сохранить все в тайне? Но стражники оказались бессильными перед Ангелом Господним, отвалившим камень от двери Гроба Спасителя! Поэтому впоследствии пришлось их подкупать, чтобы они говорили, будто уснули и не видели, как выкрали тело. Но если стража спала, то она вообще ничего не должна была видеть! Ты согласен?

— Думаю, да, — согласился юноша.

— Тогда откуда взялась уверенность именно в краже?

Исаак пожал плечами:

— Все так говорили…

— Все?! А ты сам? Скажи, в чем, по-твоему, кроется причина лютой ненависти к христианам, главной заповедью которых являются слова Спасителя: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас, любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»? Спустя столько веков после Его казни! Ты не задумывался, откуда черпают силу духа не только мужчины, но даже слабые женщины и дети?

— Знаешь, Отче, однажды мне довелось присутствовать на казни твоих единоверцев, — признался Исаак, — они погибали страшной смертью с радостной улыбкой на устах. Совершенно непостижимо!

— В чем заключалась их вина? В проповеди Христа? — Голос монаха дрогнул.

Исаак виновато опустил голову.

— А хочешь узнать источник силы христиан?

Юноша поднял глаза и замер, не в силах отвести их от сияющего лица старца.

— В Господе нашем, Иисусе Христе, обещавшем: «Если заповеди Мои соблюдете, радость Моя в вас прибудет, и радость ваша будет совершенна».

Она неистребима, Исаак, даже, перед лицом смерти! Можно убить тело, но нельзя убить бессмертную душу!

Да, миру не нужен Бог, обличающий ложь и лицемерие, стяжательство и властолюбие, угрожающий благополучию власти! Слова: «Продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах» — вызывали и вызывают до сих пор во многих страх и негодование! Не такого Бога ждали иудеи: кроткого и смирного сердцем, в рубище, Бога нищих, отвергавшего богатство и почести! Именно поэтому Христа ненавидели и боялись, мечтали убить. Не желали они спасения своих заблудших душ, давно отошедших от веры отцов, избавления от греха и жизни вечной! «Да что это за Бог, — роптали возмущенные книжники, — который не освободил Израиль от власти Рима, не сотворил великих чудес и знамений, а „всего лишь“ излечивал неизлечимых, изгонял бесов, да воскрешал мертвецов!»

«Иисус Христос, — с презрением говорили они, — простой плотник из Назарета, а его Апостолы — темные, необразованные рыбаки, им ли мудрствовать! Как посмел Иисус столь дерзко критиковать старейшин и первосвященников?!»

Исаак, ты ведь тоже представлял мессию иным: сильным, гордым, способным возвеличивать и обогащать! Таким, как Денница. Задумайся, он ли тебе нужен или Другой, с чистым сердцем и неизреченной Любовью к нам, грешным людям?

Каким кошмаром для всякого благоразумного иудея явилась позорная смерть Иисуса на Кресте, между разбойниками! «Разве Бог, — усмехались они, — позволил бы Себя распять!»

Глухие сердца, не постигшие величия принесенной Жертвы! Жертвы Любви ко всему человечеству!

«Мы проповедуем Христа распятого», — говорили Его Апостолы.

Слышал ли ты, Исаак, о том, что одна только тень проходящего мимо Апостола Петра, вчерашнего неграмотного рыбака, исцеляла безнадежно больных и воскрешала мертвых?!

— Прости, Отче, но я действительно не понимаю, зачем Богу Отцу потребовалась гибель собственного Сына? Неужели только для того, чтобы примириться с людьми и простить им в конце концов старый грех прародителей, Адама и Евы?! Это выглядит, по меньшей мере, странным!

— Конечно, нет! — горячо откликнулся старец. — Было бы чудовищной ошибкой так думать! Скажи, какой отец изберет способом примирения принесение в жертву своего ребенка?! А мы говорим о Боге, называемом Любовью!

Иисус Христос заранее знал о Своем предназначении, сознательно шел на будущие страдания, о чем неоднократно предупреждал Апостолов.

Дело в том, что грех Адама и Евы привел к глубокому, болезненному повреждению человеческой природы. Совершенство бессмертия сменилось в них неизбежностью смерти; ликование вечной молодости — грустью беспощадного увядания. Легкость бесстрастия исчезла. Тяжелый груз голода, жажды, болезней согнул прежде распрямленные плечи. Увы! Они не могли далее оставаться в раю, прежде всего из-за самих себя. Поэтому Господь отправил наших прародителей на землю.

— Скажи, Отче, ведь Бог обо всем знал заранее?

— Безусловно.

— Тогда почему Он не предотвратил несчастья?! Не убрал от них опасное дерево?

— Верный вопрос, мой мальчик! Господь создал человека по Своему Образу и Подобию. И прежде всего со свободной волей, всегда предоставляя нам самим делать главный выбор: выбор между добром и злом. Что толку от мнимого праведника, помимо собственного желания, избавленного от греха, если сердце всегда готово к совершению его?! Стоит только поднести зажженную спичку, и сразу вспыхнет огонь, в краткий миг перечеркивающий годы прежней, безупречной жизни. Не дерево в конечном счете явилось причиной несчастий Адама и Евы, а они сами, решившие сделаться, по наущению змия «как боги, знающие добро и зло».

Только подобное способно притягиваться к подобному, а человеческая природа с тех пор сделалась чуждой Божественной! Врата Царствия Небесного закрылись для всех людей, без исключения. Ни один, даже самый великий праведник, не мог изменить сложившегося порядка вещей!

И тогда Бог Отец послал к нам Своего Сына, Иисуса Христа, Бога, бывшего «прежде всех век», то есть еще до сотворения мира. Бог Сын, воплотившись от Святого Духа и Пречистой Девы Марии, соединил в Себе два начала: Божественное и болезненное, человеческое. Он воспринял человеческую природу, поврежденную первородным грехом, чтобы воскресить ее в Себе, страшным путем крестных страданий, и тем самым вернуть ей бессмертие, вечную молодость и бесстрастие. Только Ему Одному, Единому Безгрешному Богочеловеку, было возможно победить смерть и войти в Царствие Своего Отца, открыв дорогу туда не только праведникам, но и, прежде всего, раскаявшимся грешникам! Отныне отменялись все жертвы, кроме Одной, бескровной, — Евхаристии. Великой Жертвы, приносимой Самим Господом Иисусом Христом людям.

— Я слышал о ней! — ужаснулся Исаак. — Вы, христиане, вкушая кровь и тело, называете это бескровной жертвой?!

— Мой мальчик, успокойся! Мы причащаемся хлеба и вина, которые становятся в своей сокровенной сути Плотью Христа.

— Вот именно! Значит, хлеб и вино превращаются в Его Тело и Кровь!

— Нет! Что ты! Неужели ты думаешь, Господь, Сам отменив кровавые жертвы, предлагал бы людям вкушать плотское естество! Таинство Евхаристии — духовного порядка. Вещество хлеба и вина остается прежним! Оно не изменяется, а соединяется с Духовным Божеством Христа, становясь Телом и Кровью Христовой в своей сокровенной сути. Именно поэтому Жертва, предлагаемая на Евхаристии, называется бескровной. Спаситель, имея в виду сие таинственное соединение, говорил: «Я есмь хлеб жизни. Ядущий хлеб сей жить будет вовек».

Но иудеи предпочли Христу, с его «неудобными» заповедями, вечной жизнью и обещанным Царством Божиим, совсем другого мессию. С трепетом и восторгом ожидают они великого прихода, ликуя от одной только мысли о будущей земной славе! Несчастные, отравленные гордыней люди, готовые душу отдать за краткую, призрачную иллюзию богатства и власти…

Старик покачал головой и грустно добавил:

— Какая беда! Послушай, радость моя, горькие, полные любви слова Иисуса, обращенные к своему народу незадолго до того, как «Сын Человеческий предан будет на распятие»: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст».

Итак, Бога Сына иудеи отвергли, так же как когда-то Бога Отца. И распяли.

Исаак молчал. Все перемешалось в его воспаленной голове. Чему верить, а чему нет?

— Ты хочешь услышать Евангелие? — спросил старец.

— Разве оно у тебя есть? — изумился Исаак. — Здесь, в пещере?!

— Есть. А чему ты удивляешься? Я сам переписал его, прежде чем покинуть монастырь.

Монах бережно вытащил из потайного углубления свитки…

Сколько времени прошло, часов или дней, неизвестно. Перед Исааком открылся совершенно новый мир, живущий по иным законам. Он многого не понял, но душа потянулась к Богочеловеку Иисусу Христу, обладающему чистым сердцем, горящим жертвенной Любовью к людям, грешным и праведным, без исключения.

Услышанное настолько потрясло юношу, что он не сразу догадался, зачем старик протягивает ему деревянную чашу с варевом.

— Я не хочу пить! — отказался Исаак.

— Пей, мальчик, в ней всего лишь травы. Тебе скоро понадобятся силы.

Он отхлебнул ароматного, пахнущего лесом и медом отвара и остановился.

— Допивай до конца! — строго приказал ему старец, и юноша не посмел ослушаться.

Вскоре Исаак ощутил необыкновенный прилив сил и бодрости, как после хорошего отдыха.

— Спасибо тебе, Отче! — поблагодарил он. Вспомнив о своей миссии и о том, сколько времени прошло с момента его ухода, юноша заволновался и торопливо принялся нащупывать в потайном кармане спрятанный перстень.

— Не доставай. Я знаю, зачем ты пришел.

Монах подошел к ларю и вытащил из него небольшой сосуд.

— Пусть Иосиф добавит мою настойку в любое питье Кагану. И последнее. Знай, книга власти дана иудеям не Вышним Богом! Ее создал Денница для господства над падшими ангелами и многими людьми.

Исаака уже не удивляла осведомленность старца.

— Расскажи, — попросил монах, — как там сейчас, в Константинополе?

Слушая юношу, он вспоминал прекрасный город своей далекой молодости, откуда начался его крестный путь.

— Благодарю за радость, которую ты мне доставил! Я словно вновь побывал на родине! Мне очень не хочется расставаться с тобой, мой мальчик, но сегодня нашим путям суждено разойтись навсегда. Впереди тебя ожидает длинная дорога к свету! — Со слезами на глазах отшельник обнял Исаака.

— Отче, о чем ты говоришь?

— На Святой Горе Афон есть монастырь, Великая Лавра. Она станет твоей судьбой.

Старец подошел к Образу и, встав на колени, благоговейно перекрестился.

— «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром», — смиренно произнес он.

Таинственные слова монаха остались непонятными для Исаака.

Старец поднялся.

— Пойдем, радость моя, нужно возвращаться, — позвал он юношу, — час пробил!

Темнота тоннеля сменилась мягким светом уходящего осеннего дня. Мысли путались. Исаак крепко сжимал сосуд с зельем в горячей руке, не понимая, отчего так тревожно бьется сердце. Неизвестное будущее пугало и одновременно манило, вселяя в душу радостную надежду. Из-за своей отвлеченности он не заметил тени, мелькнувшей за спиной монаха. В ту же секунду, Ингер молниеносным движением руки перерезал горло старику. Из страшной пульсирующей раны фонтаном вырвалась алая кровь.

— Отче, Отче!!! — Потрясенный Исаак подхватил обмякшее тело и осторожно опустил на землю. Склонившись над умирающим старцем, он бережно поднял его голову. — Не покидай меня! — простонал юноша и заплакал с горьким отчаянием ребенка, лишившегося любимого отца.

Оставшись равнодушным к совершенному им убийству, хазар между тем внимательно наблюдал за посланцем. Что-то с этим иудеем было не так!

Юноша продолжал сидеть на земле, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, словно безумный.

— У нас мало времени! — поторопил его Ингер.

Очнувшись, Исаак с ненавистью взглянул на убийцу и, сжав до боли кулаки, вскочил с колен.

— За что?! Зачем?! Что сделал тебе безобидный старик?!

Гневный напор озадачил воина.

— Ничего личного, Исаак. Я получил приказ не оставлять свидетеля.

— От кого ты получил такой приказ?! — Сердце сжалось в предчувствии страшной правды.

— От царя.

Капкан захлопнулся. Послышался тяжелый раскат грома.

— Нельзя, чтобы тело нашли раньше времени, — озабоченно проговорил военачальник, — Исаак, ты слышишь меня? Помоги!

Юный иудей не обратил на просьбу никакого внимания. Раздавленный болью и пустотой, он потрясенно твердил:

— Все продумал… Заранее продумал…

— Понятно, придется самому, — хмуро заключил Ингер и, схватив за ноги мертвого монаха, поволок убитого к густому кустарнику.

Гром прогремел еще раз. На землю обрушился осенний ливень. Ледяные потоки смывали кровь с дрожащих рук Исаака, спеша уничтожить следы чужого преступления.

— За что, Господи? — прошептал юноша и поднял несчастное лицо навстречу плачущему с ним свинцовому Небу.

Старший лучник вятичей нашел его совершенно потерянным, с крепко зажатым в руке сосудом. Поняв, что толкового ответа он не добьется, воин довел гостя до отряда.

— Принимайте своего посланца из Кордовы. Он вроде как очумел после встречи со старцем. Последите за ним. Ну, чудеса! А теперь, робята, убирайтесь-ка из наших лесов подобру-поздорову! Не то пеняйте на себя!

Уговаривать хазар не пришлось. И вот они уже спешно возвращались назад, мечтая скорее покинуть негостеприимные леса.

Царь Иосиф и Обадий с нетерпением ожидали возвращения Исаака. В нем заключалась их единственная надежда на иную, лучшую жизнь. Ранним осенним утром, хмурым и холодным, небольшой отряд, дрожа от пронизывающего ветра, въехал в городские ворота. Стараясь не привлекать к себе внимания редких прохожих, он сразу направился к царским конюшням. Отдав на попечение слугам усталых лошадей, Ингер отпустил воинов по домам и, вместе с Исааком, пошел искать Обадия.

Военачальник собирался приступить к раннему завтраку. При виде долгожданных путешественников он радостно заулыбался и поспешил к ним навстречу. Обняв Исаака и похлопав его по спине, вельможа облегченно выдохнул:

— Ну, наконец-то, с возвращением, герой!

Исаак в ответ натянуто улыбнулся. Взгляд Обадия задержался на дорожной сумке в руках юноши. Затем он вспомнил об Ингере, скромно ожидавшем своей очереди. Подойдя к стене, военачальник нажал на потайную пружину и выдвинул глубокий ящик, из которого извлек два мешочка с монетами.

— Это тебе, мой верный Ингер, и твоему отряду. Надеюсь, вы останетесь довольны.

— Мы всегда готовы служить царю Иосифу, благородный Обадий! — С достоинством поклонившись, хазар вышел из столовой.

Как только они остались одни, вельможа торопливо прошептал:

— Тебе удалось?

Исаак раскрыл сумку и, вытащив на свет небольшой сосуд, протянул его военачальнику.

— Там то, о чем я думаю? — Глаза Обадия загорелись радостью.

Исаак кивнул.

Военачальник бережно принял ценное снадобье.

— Какой же ты молодец! Молодец, молодец! — несколько раз, с чувством, повторил он. — Вот что, Исаак, иди, приведи себя в порядок, потом, сразу же, во дворец! А я сейчас возьму зелье и отправлюсь к Иосифу. Мы будем ждать тебя, мой мальчик, поспеши!

Исааку очень хотелось поделиться своими мыслями и чувствами с Обадием, но, из-за тайного приказа царя, он не решился довериться военачальнику. И еще, встреча со старцем провела невидимую грань между жизнью «до» и «после». Весь остаток дня юноша провел со своими прежними единомышленниками, но радость и воодушевление безвозвратно покинули душу. Он поведал им о походе и о получении зелья. Втроем они составили план по изъятию книги власти и решили приступить к его исполнению в ближайшее время.

Прошло три месяца. За зиму в Итиле многое изменилось. С тех пор как книга предков перекочевала к царю, законодательные реформы 965 года фактически лишили Кагана власти и расширили права «истинных иудеев», кучки богатых евреев-переселенцев. В остальном же Хазария оставалась прежней. Не выдержав испытания властью, Иосиф «заболел» высокомерием и подозрительностью, распространявшейся даже на самых верных друзей. Исаак с грустью отмечал, как книга, день за днем, производила в душе царя разрушительные изменения. Последней каплей стало исчезновение преданного Обадия. Через неделю тело военачальника нашли на окраине Итиля. Юноша бежал из дворца, поняв, что Иосиф решил избавиться от ненужных свидетелей, и укрылся в одном из бедных караван-сараев, щедро заплатив хозяину за молчание. Долгими зимними вечерами Исаак размышлял о дальнейшей жизни, книге власти, пророчестве старца и обещании, данном Хасдаю. Иногда он видел перед собой глаза погибшего монаха, которые пытливо вопрошали: кто твой Бог? Заканчивался февраль. Положение становилось отчаянным. Деньги таяли, и Исаак считал дни до прихода весны, мечтая как можно скорее вернуться в Константинополь.

 

Глава 3

СВЕТ ПОБЕДЫ

СВЯТОСЛАВ

Время поджимало. Святослав на этот раз собирал целую рать! В его грандиозные планы входило не только объединение многих славянских племен в единую Киевскую Русь, но и освобождение их от постылого Хазарского Каганата, огромного уродливого паука, тянущего соки из подвластных ему народов. Да, задача предстояла не из легких: заключить мир с гордыми, непокорными вятичами и убедить их примкнуть к дружине. Вот тогда, вместе с бесстрашными, опытными воинами, он многого сможет добиться! Первый удар они обрушат на Волжскую Булгарию, союзницу Хазарии, трусливого шакала, питающегося объедками со стола хозяина, затем захватят и сожгут города враждебных буртасов, рассеяв их по волжским лесам, а следом наступит очередь самого проклятого упыря — ненавистного Хазарского Каганата.

Святослав снаряжал гонцов. К Киеву стекались народные дружины полян, древлян, полочан, дреговичей, словен и кривичей. С каждым днем его войско становилось все больше, все сильнее. Вот и сегодня прибыло очередное пополнение. Князь с радостью и гордостью окинул взглядом быстро разрастающийся лагерь. Они разбили его на подоле, берегу Днепра. Родной город, неприступный Киев, окруженный глубоким рвом и земляным валом, возвышался на горе. У князя сжалось сердце при воспоминании о красавице Малуше. Конечно, Святослав понимал, что она ему не пара, и мать права, ругая за связь со своей ключницей, но разве сердцу прикажешь! Вот и сейчас оно рвалось во дворец, к любимой. Князь с теплотой вспомнил о скором рождении первенца. «Хорошо бы сына!» — мечтательно подумал Святослав. Завтра он обязательно навестит мать. Князь посмотрел на стоящего рядом Асмуда, старого товарища, разделяющего с ним тяготы и опасности военных походов. Воин внимательно наблюдал за наемниками-варягами, которые обучали старшую дружину, бояр и княжих мужей сражению на мечах. Неподалеку отроки, гриди и слуги тренировались стрельбе из луков и обращению с боевыми топорами. В лагере слышался лязг оружия, крики, громкие переговоры. То и дело разгорался нешуточный рукопашный бой.

— Ну что, Асмуд, как там у нас с обучением? Когда будем готовы выступить?

— Да с обучением неплохо, вот только дисциплина хромает. Оно и понятно, войско собирается большое, а опытных воинов раз, два и обчелся. Народные дружины дело, конечно, хорошее, но неразберихи и своеволия в них столько…

— Ничего, Асмуд, потерпи, ты же знаешь, всегда с этого начинается! Скоро будем посвящать их старшин в дружинники. Начнем с тех, которые первыми к нам пришли. Потом и к присяге приведем. Сразу присмиреют! Почувствуют себя настоящими воинами.

— Дай-то Бог! Скорее бы!

Солнечным апрельским утром 964 года князь Святослав, пришпорив верного Буяна, торопился в киевский дворец. Разгоряченный быстрой ездой, он буквально ворвался во внутренний двор и резко осадил коня перед красным крыльцом. Спешившись, князь бросил поводья Степану и стремительным шагом направился к входу на женскую половину. Неожиданно за его спиной кто-то громко крякнул, и он услышал хорошо знакомый, громоподобный бас:

— Вот молодец племянничек, уважил, приехал повидаться!

Высокий добродушный здоровяк, дядька Святослава по материнской линии, Добрыня Никитич заключил его в свои медвежьи объятия и крепко расцеловал.

— Я понимаю, что спешишь, но, будь ласков, расскажи, как там у вас обстоят дела.

— Не волнуйтесь, дядя, мы еще успеем наговориться! — улыбаясь, заверил его князь. Он уже собирался покинуть Добрыню, но тот продолжал крепко удерживать племянника за руку.

— Не торопись, ответь мне хотя бы на один вопрос.

— Ну, хорошо, только на один, — согласился Святослав.

Мужчины не заметили, что с крыльца за ними наблюдает княгиня Ольга. Она, с явным удовольствием, рассматривала ладную фигуру сына. Как быстро бежит время! Ее мальчик превратился во взрослого мужчину! Легкая грусть затуманила глаза при воспоминании о погибшем муже, князе Игоре. До сих пор ей так не хватало его любящего взгляда, крепких объятий… Ольга очнулась от задумчивости и взглянула на Святослава: вылитый отец! Среднего роста, стройный, широкоплечий, голубоглазый, с длинными усами и выстриженными на голове волосами, за исключением одного локона, знака благородного происхождения, в белой рубахе, подхваченной алым поясом, темных шерстяных штанах и красных мягких сапогах, Святослав выглядел мужественно и привлекательно. Золотая серьга, украшенная рубином и двумя жемчужинами, горела в ухе под лучами весеннего солнца. Ольга не одобряла простой одежды сына, совсем неподходящей для князя, особенно когда он приезжал в Киев. Однако даже в ней Святослав был очень хорош!

— Добрыня, так сына заговорил, что не даешь с матерью поздороваться! — шутливо укорила княгиня брата.

— Ну, здравствуй, сынок, давай обнимемся! — Ольга прижалась щекой к крепкой груди. — Какой же ты у меня стал красивый! Совсем взрослый! Только я, к сожалению, старею! — вздохнула она.

— О какой старости вы говорите, мама?! — запротестовал князь. Мать всегда являлась для него образцом женщины. — Вы настоящая красавица, хоть сейчас под венец!

Ольга, с правильными чертами лица и выразительными светлыми глазами, сохранила девичью стройность фигуры. В прямом белом платье, верх которого украшали жемчуг и серебро, а талию подчеркивал расшитый пояс, она и в самом деле еще вызывала восхищение у мужчин. Княгиня, с некоторой долей кокетства, положила на плечи сына изящные, ухоженные руки в перстнях.

— Мама, а где Малуша?

— Зачем тебе моя ключница понадобилась? — Ольга вскинула голову, недовольно сверкнув глазами.

— А вы не догадываетесь?! — рассердился Святослав.

Как о чем-то малозначительном, она вскользь проронила:

— Отослала ее под Псков, с глаз долой, рожать, а то прямо срам!

— Мама, этот ребенок — ваш будущий внук!

— А почему ты думаешь, что внук, а не внучка? — нисколько не обидевшись на сына, загадочно спросила княгиня.

— Не знаю, просто вырвалось…

Ольга махнула рукой, и нянька вынесла на крыльцо крошечный сверток.

Святослав затаил дыхание:

— Мама, кто?

— Сын! — с гордостью ответила Ольга. Ее лицо озарила счастливая улыбка.

Князь подхватил новорожденного и, не в силах дольше сдерживать себя, радостно закружил младенца на поднятых руках.

— Тише, тише, не урони… — забеспокоилась мать.

Святослав остановился и бережно прижал ребенка к груди.

— Разве я могу уронить? — Его голос дрогнул от любви и неподдельной нежности.

Ольга не узнавала своего сына, сурового и угрюмого воина, скупого в выражении чувств.

— Интересно, на кого он будет похож? — Взволнованный Святослав внимательно разглядывал крошечное личико малыша.

— Да ты посмотри, уже сейчас вылитый твой отец, Игорь! — убежденно проговорила княгиня. Сильно тоскуя по мужу, она и в самом деле находила полное сходство новорожденного с погибшим князем. И хотя сын этого не заметил, он не стал разубеждать мать.

— Вот еще что, воспитаю внука, как законного, любить буду. Позже передам Добрыне, но только Малушу в Киев не верну! Не жди и не проси, — сурово отрезала Ольга, — договорились?

Святослав молчал, пытаясь справиться с чувствами. Наконец ему удалось подавить в себе зачатки бунта.

— Договорились, — спокойно ответил он. И только напряженное лицо, с выступившими на скулах красными пятнами, выдавало внутреннюю борьбу. Умом молодой князь прекрасно сознавал правоту матери. Никто лучше нее не сможет позаботиться о сыне. А его походная жизнь, к сожалению, не оставляла места ни любви, ни семье.

Княгиня заметила грустный взгляд Святослава, в котором читалась невозможность личного счастья. «Ничего, он у меня сильный, справится», — с уважением подумала Ольга, не сомневаясь в правильности принятого решения. Он, киевский князь, сын своего доблестного отца, ее любимого мужа, князя Игоря, для всех должен был оставаться безупречным!

Человеческое сердце! Отчего ты не соглашаешься с доводами рассудка? Продолжаешь болеть и тосковать!

«Глупый мальчик, полюбил бы достойную девушку!» Княгиня, сокрушаясь о сделанном выборе, ласково погладила его по руке:

— Сынок, все образуется!

Святослав резко отстранился, устыдившись навернувшихся на глаза слез.

— Вот и Добрыня вернулся! — громко воскликнула Ольга, пытаясь помочь сыну справиться со своим волнением. — А мы до сих пор стоим на крыльце! Пойдем в дом, мой хороший, там и поговорим.

Княгиня распорядилась о большом обеде и велела оповестить гостей. Во дворце началась предпраздничная суета.

— Мама, зачем такая пышность? Вы же знаете, я не люблю! — недовольно поморщился Святослав.

— Сынок, доставь матери радость перед расставанием, боюсь я за тебя! — взволнованно ответила Ольга. Ее голос задрожал.

— Ну что вы, мама, не надо слез! Обещаю вернуться живым и невредимым! — Святослав заключил княгиню в объятия.

Она, через силу, улыбнулась и перевела разговор на шутливый лад:

— К тому же хочу сына видеть в красивой одежде, подобающей князю киевскому!

Святослав обреченно вздохнул:

— Опять переодеваться! Не люблю я павлином перед боярами расхаживать!

— Мало ли, «не люблю»! Ты уж потерпи! — настаивала княгиня. — Знаешь, пока готовят столы, пойдем ко мне! — Она подхватила сына под руку, увлекая за собой.

В материнских покоях было светло и уютно. Сердце князя сжалось от боли: удастся ли вновь увидеть родительский дом?

— Как мы назовем твоего первенца? — прервала невеселые размышления мать.

— Не знаю, еще не думал.

— Если не возражаешь, пусть будет Владимир.

— Что ж, звучит красиво! — согласился Святослав. — Кто знает, может, суждено ему сделаться великим князем! Так о чем вы хотели поговорить?

— Сынок, ты не определился с верой?

— Мама, ну опять вы о своем! Мы же договаривались! Вашу веру я уважаю, да и в дружине многие варяги христиане, но веру наших отцов я уважаю тоже. Перун для меня не просто каменный идол!

Ольга внимательно посмотрела на сына.

— Ты видел храм Святителя Николая? В последнее время я там часто молюсь. А недавно Он Сам явился мне! — Заметив на лице Святослава недоверчивую улыбку, княгиня горячо попросила: — Прошу, поверь! Святой Николай сказал, что просьба моя услышана, начертал на лбу крест и велел передать… — мать протянула серебряную стрелу, — для решающего сражения.

Молодой князь смутился, не зная, как отнестись к неожиданному подарку.

— Ничего не надо говорить, — успокоила сына Ольга и торжественно произнесла: — Одно обещай, если помощь будет явлена и не останется сомнений во всемогуществе Бога христианского, ты примешь крещение!

— Хорошо, даю слово. Святослав не стал огорчать ее отказом. «Что ж, посмотрим, поможет ли нам христианский Бог», — подумал князь, рассматривая стрелу.

С того памятного разговора прошел месяц. Войско Святослава разительно переменилось. Оно больше не состояло из отдельных, склонных к соперничеству кланов. В конце мая наступил долгожданный день посвящения воинов в дружинники. Они робко входили под высокие своды легендарной Пасынчей беседы, круглого каменного строения с заостренным куполом. Горящие на стенах факелы освещали торжественные лица князя и участников Совета, бояр, выборных старцев, тысяцких, сотских, десятских. В центре зала Святослав опоясывал новых дружинников мечом под громкое многоголосое приветствие, далеко разносящееся протяжным эхом. А следом их приводили к присяге, одних — в языческом святилище, перед Перуном, других — в церкви Святого Илии. Все вместе они составляли теперь единую, огромную силу, именуемую войском русским.

Перед выступлением в поход киевляне вышли на подол провожать своих воинов. Сквозь гул толпы слышались громкие крики приветствий, чей-то плач, зычные голоса десятских и сотских, нервное ржание лошадей и бряцание оружия. На смену многодневным дождям и серому пасмурному небу в весенней лазури засияло яркое, ликующее солнце.

— Видишь, сынок, Матерь Божия вас не оставляет, — прошептала княгиня, провожая затуманенными от слез глазами исчезающее вдали войско Святослава.

Они продвигались необычайно быстро. Воины шли налегке, не таща за собой возов с вещами. Во время коротких привалов они пекли на углях тонко нарезанное мясо диких животных. Шатром им служило звездное небо, а постелью — кусок грубой ткани, вместо подушки — седло в головах, «…и легко ходя, аки пардус (гепард), воины многы творяще».

Дружинники души не чаяли в князе. За долгое время пути он стал для них всем: и отцом, и братом, и командиром, и другом. Вечерами Святослав любил посидеть у костра, слушая песни гусляров о подвигах предков.

Вот уже легкие княжеские ладьи скользили по Оке, приближаясь к далеким вятическим лесам. Князь знал, осторожные вятичи всегда выставляют хорошие дальние дозоры и в селениях наверняка спешно собирается ополчение. Ну что ж, это обстоятельство ему только на руку! Проще будет договориться.

Дружинники встали лагерем у реки, неподалеку от главного городища. Святослав, распорядившись о надежных караулах, приказал ждать. Воины наконец-то получили передышку. Они откровенно радовались возможности отдохнуть и полакомиться свежей запеченной рыбой.

И только на пятый день, из рассеивающегося утреннего тумана, показалось грозное войско не покорившихся киевскому князю гордых вятичей.

Впереди выступали храбрецы, подставляя вражеским стрелам голые груди с тяжелыми топорами-секирами в обеих руках, за ними продвигались копьеносцы с составленными вплотную щитами, прикрывая собой легких, подвижных лучников. Выглядело войско внушительно, но князь хорошо знал слабое место вятичей — нестойкость в рукопашном бою. Князь нисколько не боялся их, прекрасно сознавая собственное превосходство. Не за победой пришел к ним Святослав, а за миром. Подойдя довольно близко, воины, в нерешительности, остановились. Они не замечали угрозы со стороны киевлян, а начинать сражение самим им тоже не хотелось. Святослав подозвал к себе Трувора, сына тысяцкого Синеуса, и приказал положить к ногам вятического старейшины березовую ветвь мира. Старейшина, едва заметным кивком головы, выразил свое согласие на примирение, и один из его лучников торжественно поднял ветвь с земли. Войско князя медленно приблизилось к вятичам, после чего Святослав отдал приказ остановиться и заговорил. В наступившей тишине воины ловили каждое его слово.

— Други наши, вятичи! Не подчинения себе я вам предлагаю, а равноправный союз и объединение всех русских племен. Доколе ненавистные хазары будут помыкать нами, унижать и обирать?! Только собравшись в единый кулак, мы сможем ударить по Итилю, сердцу Хазарского Каганата! Отныне не будет больше полян, древлян, полочан, дреговичей, северян, словен, кривичей и вятичей! Будет единый русский народ!

Среди воинов, с обеих сторон, началось невообразимое ликование. Они обнимались, плакали от счастья. Неужели такое станет возможным?! Им удастся избавиться от многолетней кабалы?!

Ранней весной 965 года, по большой воде, из Киева и Новгорода, в землю вятичей шли новые ладьи с воинами, оружием и припасами. Войско князя множилось. Печенеги пригоняли для него табуны лошадей. Теперь, Святослав брал в конную дружину всех умеющих держаться в седле. Воинские заставы перегородили тропы и дороги, чтобы на Волгу, в хазарские владения, никто не проскользнул и не предупредил о готовящемся наступлении. Успех во многом зависел от внезапности и быстроты передвижения. Наконец войско Святослава собралось в единый кулак, нацеленный на Хазарию. Без труда разгромив Волжскую Булгарию и рассеяв по окско-волжским лесам враждебных Руси буртасов, оно спустилось вниз по Волге и приблизилось к границам Хазарского Каганата. Иудейский царь, уверенный в надежной защите северных территорий преданными ему союзниками, не ожидал оттуда серьезной угрозы. Обычно русские рати подходили по Азовскому морю и Дону, где им давали достойный отпор. На сей раз столь стремительное наступление явилось для Иосифа полной неожиданностью.

Грозной, полноводной рекой, без конца и без начала, с топотом коней, звоном оружия, криками десятников и сотников, продвигалось русское войско во главе со Святославом Игоревичем, через волжские степи, к Итилю. По дороге в него вливались кланы печенегов — стервятников, предвкушавших кровавый пир, на котором они надеялись урвать свой сладкий кусок от победного пирога. Дрожала, стонала земля, в предчувствии страшной битвы, тревожно, испуганно кружили птицы, звери спешили прочь, стремясь укрыться от невиданной, огромной силы.

Иосиф спешил. В его распоряжении оставалась одна неделя. Именно столько времени, по расчетам, должно понадобиться киевскому князю, чтобы привести войско к стенам Итиля. Да, людей катастрофически не хватало. Глядя на хмурые лица опытных воинов, царь не находил в них ни прежнего куража, ни уверенности в победе. Даже самому себе он боялся признаться в том, что тоже не верит в успех. Теперь свои надежды он возлагал исключительно на книгу власти. Только она одна была способна все изменить и исправить. Часами Иосиф читал заклинания и молитвы, запершись у себя в кабинете. Когда он выходил оттуда с мертвенно-бледным лицом и пылающими нечеловеческой злобой больными, воспаленными глазами, слуги в ужасе разбегались. В городе царила паника.

Утром, 27 числа, месяца цветения Хешвана, дозорные сообщили о подходе войска руссов к Итилю. Напряженно вглядывался Иосиф вдаль, и то, что он видел, заставляло сердце сжиматься от дурных предчувствий. «Конец Хазарии будет общим — так, кажется, говорил старик. А если его слова окажутся пророческими? Неужели конец? Нет, я не могу проиграть! Невозможно! Со мной книга!» Ослепленный безумием фанатичной веры, царь гордо вскинул голову.

Между тем огромное войско остановилось на изрядном расстоянии от городских стен. Сегодня сражения не предвиделось, что вполне соответствовало интересам обеих сторон. Вечерело. По степи тянуло дымом от многочисленных костров, на которых готовился ужин. В лагере царило оживление, предшествующее решающим, тяжелым сражениям. Опытные воины подбадривали новичков добрым словом и мудрыми советами. Князь Святослав подсаживался то к одному, то к другому костру, шутил со своими дружинниками, делился воспоминаниями о прежних походах. Молодежь, затаив дыхание, восхищенно слушала рассказы «стариков», черпая в них уверенность и желание победить в завтрашнем бою. Святослав смотрел на юные вдохновленные лица, и затаенная грусть пряталась в его глазах. Он, как отец, отпускающий на смерть любимых сыновей, скорбел и плакал сердцем. Жестокий мир не оставлял ему выбора! Этим мальчикам, добровольно отказавшимся от счастья любить и быть любимыми, предстояло завтра пролить кровь за свой народ, за свободу.

Поздним вечером члены Совета собрались у шатра князя, чтобы в последний раз, согласовать общий план сражения, обсудить в деталях дальнейшие действия.

Первые лучи апрельского солнца едва успели осветить горизонт, а русский лагерь уже бурлил и волновался, как море перед великим штормом. Командиры, боясь что-либо упустить, отдавали последние распоряжения. И вот, в легкой дымке раннего утра, их взорам предстало доблестное хазарское войско, не знавшее поражений, во главе с прекрасным царем Иосифом на горячем вороном жеребце, сопровождаемое грозными выкриками и бряцанием оружия. Оно приблизилось к противнику и замерло стройными рядами, гордыми, неприступными, казалось, совершенно уверенными в победе. Святослав с удовлетворением отметил, что не ошибся в расчетах. Иосиф выстроил воинов по арабскому образцу. Первой линией выступали конные лучники с копьями и дротиками. Вторая линия состояла из всадников в железных нагрудниках, кольчугах и шлемах, вооруженных длинными копьями, топорами, мечами, саблями и палицами. Тяжелая конница должна была наброситься на смешавшиеся ряды противника после атаки лучников первой линии. Завершала бой третья линия, если вторая не добивалась полной победы. В нее входили бесчисленные пешие ратники, под защитой щитов, вооруженные копьями. На эту стену предполагалось натолкнуться врагам, проливающим кровь, терпящим сокрушительное поражение.

Святослав, как верного товарища, обнял за шею белоснежного Буяна и на миг прижался лицом к теплой шелковистой гриве. В последний раз, перед битвой, он окинул взглядом зеленеющую степь под лазурным небом и жадно вдохнул пьянящий дух проснувшейся земли. Что ж, ему пора! Князь выехал на середину и, развернув коня навстречу воинам, внимательно осмотрел их ряды, останавливаясь на лицах старых, испытанных товарищей, многих из которых он, возможно, уже не увидит. Его сердце наполнилось горечью. Поборов минутную слабость, Святослав величественно вскинул голову и громко воскликнул, заражая всех своей непоколебимой уверенностью:

— Други мои, братья! Сегодня мы будем сражаться, плечом к плечу, за свободную и единую русскую землю, за наших отцов и матерей, за наших жен и детей, за самое дорогое на этом свете! Отступать некуда! Права у нас нет такого — отступать! А впереди — наше будущее, наше свобода! Так раздавим, братья, хазарского упыря, сотрем его с лица земли!

Слова князя потонули в оглушительном, ликующем крике, вырвавшемся одновременно, из тысяч глоток и раскатившемся долгим эхом по хазарской степи. Горячие кони, едва сдерживаемые седоками, нетерпеливо били копытами, раздувая ноздри и дрожа.

Ожидание, казалось, накалило самый воздух, превращая каждую последующую минуту в вечность.

И вот свершилось. Заветный миг настал. В едином порыве они устремились вперед, на противника.

Центр русского войска состоял из пешей рати, уверенно продвигавшейся под защитой тяжелых щитов, быстро обраставших густой щетиной стрел хазарских лучников. На смену бесполезной легкой коннице Иосиф выставил тяжелую, но она также натолкнулась на русские щиты, как на непреодолимый барьер. А позади напирали и напирали свои же, смешивая строй, не давая возможности сражаться, подставляя всадников под страшные секиры руссов, громящих уже последние ряды хазар.

Скрежет оружия, кровь и пот, предсмертные крики, стоны раненых, обезумевшие от бесконечных убийств лица сражавшихся, среди страшного хаоса живых и мертвых…

Иосиф, с искаженным от ужаса лицом, наблюдал за агонией гибнущего войска. Оставалась последняя надежда — Каган. Если воины увидят на поле брани бессмертное божество, сила духа вернется к ним, и тогда, возможно, ход сражения удастся переломить. Царь спешно послал за Каганом и его свитой.

Густой, низкий звук фанфар заставил замереть воинов, пораженных невиданной картиной. К ним медленно приближалась процессия, сияющая подобно солнцу. Золото одежд, обилие драгоценных камней, богато украшенные животные производили огромное впечатление. В центре, окруженный многочисленной свитой, на огромном слоне, восседал сам Каган — верховное божество. По бокам, на верблюдах, его сопровождали жены. Печенеги, составлявшие часть русского войска и также считавшие Кагана божеством, падали ниц, смешивая картину наступления. Напротив, хазары заметно оживились, начали теснить растерявшихся руссов. Ни одна стрела, пущенная в Кагана, не достигала цели. «Что ж, видно, пришла пора испытать материнский подарок», — подумал Святослав. Туго натянутая тетива запела, уверенно выпуская на волю серебряного посланца. С изумлением и радостью, едва веря своим глазам, смотрел он, как толстое, неуклюжее тело Кагана нелепо заваливалось в роскошном седле. Воины князя ликовали. Печенеги, освободившись от животного страха перед бессмертным божеством, поднялись с колен, готовые вновь вступить в битву. На крыльях русское войско справа выступало светлой конницей, переливающейся железом дружинных доспехов, слева — темной, печенежской, замыкая внутри огромного кольца обезумевших хазар. Но самое главное случилось позже. Невероятное событие затмило собою все, и, спустя годы, о нем слагались песни и сказания. Высоко в воздушной лазури показалось небесное воинство во главе со Святителем Николаем. Руссы, тяжело дыша, опустили тяжелые секиры, не испытывая больше ненависти к поверженному врагу. Их лица очистились. Тяжелый, кровавый дурман рассеялся, оставляя в душах незатихающую боль о тех, кому не суждено было подняться с алого ковра молодой апрельской травы…

— С нами Бог! — подняв меч, восторженно воскликнул Святослав.

— Бог, Бог, Бог, — прокатилось над полем. Князь спешился и благоговейно опустился на колени. Изумленные горожане увидели, как следом за ним други и недруги, в едином порыве, преклонили головы.

Потрясенный последними событиями, Святослав призвал своих воинов проявлять милосердие не только к мирным жителям Итиля, но и к пленным. Огромная радость переполняла Исаака, ставшего свидетелем настоящего чуда христианского Бога. Прощай, Хасдай ибн-Шафрут! Отныне его путь лежал на Святую Гору Афон, в монастырь, предсказанный старцем.

А что же книга? Взятая одним из сотников, она отправилась в Киев.

 

Глава 4

ВЕЛИКАЯ ЛАВРА

Святая Гора Афон, полуостров, монастырь — Великая Лавра, 1020 год от Р. Х.

Игумен Макарий устало прикрыл глаза. Сил оставалось все меньше и меньше. Земной путь подходил к концу. На сердце лежала тень заботы об одном очень важном деле, которое не давало покоя. Нужно было спешить. Преподобный знал: слуги тьмы готовы вступить в борьбу. Сегодня же он исполнит волю Господа.

Да, как быстротечно время! Много лет назад, совсем молодым человеком, он впервые увидел Святую Гору. В конце полуострова, на уступе, где море ласкало подножие скал, находился монастырь, предсказанный старцем, — Великая Лавра. Белая башня колокольни высоко устремлялась в небо. Вдоль наружных каменных стен, способных отражать набеги многочисленных пиратов, бессменными часовыми стояли кипарисы.

Весь жизненный путь прошел перед глазами игумена. Вот он, юный Исаак, служит у Хасдая, уезжает в Итиль, помогает царю Иосифу захватить власть, знакомится со старцем, изменившим его жизнь, становится свидетелем необыкновенного сражения Святослава, наконец, приплывает на Афон и поступает в Великую Лавру, ставшую для него судьбой. Исаака больше нет, есть монах Макарий, избранный братией игуменом монастыря.

Почти полвека минуло с тех пор, как Святой Афанасий, основатель Великой Лавры, поднялся с братьями на крышу строящегося во дворе собора, позже освященного в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Слабая кирпичная кладка не выдержала сразу нескольких человек и обвалилась. В тот день погибли все, кроме него, простого монаха. От горестных воспоминаний сердце игумена заныло.

Однажды, во время пения стихиры, он нечаянно заснул перед иконой Иверской Божией Матери. Во сне преподобный увидел Богородицу, протягивающую ему свиток. Проснувшись, Макарий с изумлением обнаружил послание рядом с собой. Еще сильнее удивился игумен по прочтении оного. В тексте точно указывалось, когда и к кому предстояло отправиться одному из монахов монастыря. Далее послание становилось весьма туманным. Оно гласило: «В ней свет и тьма прибудут пополам, но даже тьма послужит высшей цели: чтоб стало невозможное возможным. И, ярче звезд, на небе воссияет бессмертная бесценная душа». Свиток определили в хранилище. С того дня преподобный Макарий внес в Устав правило, предписывающее насельникам знать точное содержание текста.

В келью вошел брат Евфимий. Монах с тревогой посмотрел на изможденное, покрытое восковой бледностью лицо игумена.

— Отче, благослови! — расстроенно попросил он и с горечью подумал, что их обитель скоро осиротеет.

Тяжело дыша, преподобный произнес:

— Господь благословит тебя, возлюбленный брат, — и поднял слабую руку для совершения крестного знамения.

При виде исхудавшей, почти прозрачной кисти глаза Евфимия наполнились слезами.

— Друг мой, я знаю, дни моей земной жизни подходят к концу. Поэтому обращаюсь к тебе с последней просьбой.

— Не говори так, Отче! Господь продлит годы жизни по молитвам твоих духовных чад!

— Милостью Божией мне был открыт час кончины. Не грусти и не унывай, брат Евфимий, я всегда буду рядом со всеми вами, моими возлюбленными братьями во Христе! А сейчас выслушай внимательно просьбу, которая неизмеримо важнее жизни вашего многогрешного пастыря! Ты знаешь, среди реликвий монастыря самая ценная — часть Животворящего Креста Господня. Так вот, тебе предстоит, не привлекая внимания, отделить от него малую частицу.

— Как это возможно, Отче?! Я не могу пойти на такое кощунство! — испуганно воскликнул Евфимий, отпрянув от постели умирающего.

— Послушай, то, о чем я прошу, — Божия воля! Поверь мне! — От волнения игумен приподнялся на своем жестком ложе и тут же, потеряв последние силы, вновь упал на него. — С частицей Креста Господня ты поедешь к руссам, в город Новгород. Разыщешь там двор сотника Варлаама. После сражения с хазарами он вывез из Итиля темную книгу власти, которую необходимо закрыть. Только Честной Животворящий Крест Господень способен справиться с ней! Я расскажу тебе про книгу все, что знаю сам, а ты передашь мои слова сотнику. С того дня он станет хранителем.

— Воля Господа будет мною исполнена, — смиренно ответил Евфимий. — Прости, Отче, за дерзость, но стоит ли оставлять книгу в руках мирянина?

— Не нам вмешиваться в Божий промысел! Поезжай сегодня же, промедление смерти подобно. Я знаю, кое-кто захочет помешать, но не успеет!

— Ты говоришь загадками, преподобный!

— Большего открыть не могу. А теперь приготовься внимательно выслушать меня. Ни одно слово не должно быть упущено!

На Святую Гору опустились сумерки, когда Евфимий, взяв у игумена благословление, поспешил в хранилище…

Ранним утром, разрывая тишину, тревожно зазвонили колокола. По монастырю пронеслась страшная весть: убит брат Евфимий.

«Опоздал», — сокрушенно подумал преподобный и перекрестился трясущейся рукой. Упав на колени перед Святым Образом, он кротко посмотрел на Спасителя.

— Господи, на все Твоя воля, а не моя. Упокой, Господи, душу новопреставленного, невинно убиенного раба Твоего Евфимия, прости ему согрешения его вольные и невольные и даруй ему Царствие Небесное!

Некоторое время монах молчал, оставаясь коленопреклоненным, затем добавил:

— Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного и недостойного раба Твоего! — Игумен по-стариковски сморщился и тихо заплакал о дорогом погибшем друге, послушливом, даже до самой смерти.

В тот же день преподобный Макарий тайно отправил гонца к младшему брату Евфимия. Именно ему, Аристосу Теодориди, предстояло поехать в далекий город Новгород, чтобы разыскать хранителя книги — сотника Варлаама.

 

Глава 1

МАТРЕНА

Грустная, она наблюдала за сборами дочери, такой радостной и воодушевленной отъездом в далекий сибирский город. С горящими глазами и счастливой улыбкой на лице, Антонина порхала по комнате от шкафа к стоящему на стуле чемодану, придирчиво рассматривая каждую вещь. По лицу девушки было заметно, что она раздосадована своим скудным гардеробом, но даже это обстоятельство не могло омрачить ее радужного настроения.

— Мам, ты бусы мне не отдашь? — Тоня, без тени смущения, посмотрела на мать.

Матрена опешила. Муж подарил их на юбилей. Но она не смогла ответить дочери отказом.

— Конечно, Тонечка, забирай. К тому же малахит прекрасно подходит к твоим глазам и волосам.

— Спасибо!

Девушка порывисто обняла мать и звонко чмокнула в щеку. Для Антонины бурное проявление чувств являлось редкостью. Но сегодня ей хотелось расцеловать целый мир! Застегнув бусы на изящной шейке, девушка повернулась к трюмо и принялась, с видимым удовольствием, разглядывать собственное отражение. Какая же она все-таки хорошенькая! С яркими черными глазами, блестящими каштановыми волосами, красивой смуглой кожей… Вот только нос немного подвел, сильно вздернутый, вдавленный на переносице, с открытыми ноздрями.

— Ты очень красивая, Тонечка! — похвалила ее мать.

Зеленые малахитовые бусы девушке действительно шли. Антонина, явно любуясь собой, продолжила сборы. Это ощущалось в каждом движении, во взглядах, украдкой бросаемых на зеркало, в жеманном поправлении «плохо уложенных» волос.

Радость, с которой уезжала дочь, расстраивала Матрену.

Антонина недовольно поинтересовалась:

— Мам, ну в чем дело?

— Все хорошо, — спокойно отозвалась женщина.

— Я же чувствую, тебе что-то не нравится! — продолжала допытываться девушка. «Обязательно должна испортить настроение», — с неприязнью подумала она.

— Что мне может, по-твоему, не нравиться?

— Не знаю. Ты расстроилась из-за бус? — высказала предположение Антонина.

— Даже в мыслях не было!

— Мам, ты на меня так смотрела… — Девушка попыталась подобрать слова. — Словно на чужую.

— Доченька, Бог с тобой! О чем ты говоришь?! — постаралась успокоить ее мать.

Да, Матрене приходилось признать, между ними всегда стояла стена взаимонепонимания. Попытки выяснения отношений сводились неизменно к одному и тому же ответу: «Ну вот, опять! Как мне надоели ваши нравоучения!» Дочь жила своей жизнью, в которой родителям места не находилось. Сегодня от Тониного ликования, в предвкушении полного освобождения, Матрене сделалось не по себе. Горькие слова едва не сорвались с губ: «Где же твое сердце, доченька? Где твоя любовь, привязанность, забота?! Разве мы с отцом тебя мало любили?!» Вспомнилась покойная бабушка с ужасным предсказанием: «Ты горько пожалеешь о том, что она появилась на свет». Женщина подошла к окну и прижалась лбом к прохладному стеклу. Во дворе детишки собирали букеты из кленовых листьев. Матрена улыбнулась. В детстве они любили в них закапываться. Если бы время могло пойти вспять! За семнадцать лет город так и не сделался им родным. Муж никогда не жаловался на переезд, но, при каждом удобном случае, пускался в долгие счастливые воспоминания.

— Мотенька, а ты помнишь? — то и дело обращался он к жене, радуясь, словно ребенок, ее ответам.

Матрена выросла в семье тетки по отцовской линии. Тетя Глаша имела четверых своих детей, троих сыновей и младшенькую дочку, любимицу Оленьку. Весь дом держался на тетиных плечах. За какую бы работу она ни бралась, пекла ли хлеб, доила корову, заготавливала сено или мыла полы, все у нее получалось красиво, сноровисто, с завораживающей легкостью. Тетя Глаша подходила под тот тип настоящей русской крестьянки, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет»: крепкая, широкобедрая, но, несмотря на крупные формы, замечательно пропорциональная, с большими добрыми серыми глазами, милым, всегда усталым лицом, гладкими русыми волосами, неизменно забранными под платок, и крупными, натруженными руками с выступившими венами, старательно прикрываемыми фартуком «на людях». Отзывчивая к чужой беде, племянницу она никогда не обижала, наоборот, жалела, называя сиротинушкой. Расчувствовавшись, тетя Глаша прижимала девочку к пышной, теплой груди и ласково гладила по худеньким плечикам. Иногда, ложась спать, дети слышали, как их отец, Матренин дядя, ругался с женой, попрекая лишней нахлебницей. Тогда Мотя беззвучно плакала от горького ощущения своего сиротства, а сестренка Оля, по-взрослому вздыхая, убирала с ее лица мокрые волосы.

Каждый год дядя арендовал большой надел земли, на котором работал вместе с сыновьями. Землю они знали и любили, относились к ней с уважением, а она отплачивала им богатыми урожаями. Какими плодородными были почвы в здешних краях! Плуг, входя в жирный чернозем, как нож в масло, поднимал на поверхность блестящие, угольной черноты, пласты. В конце зимы по заведенному обычаю собирался сельский сход. Их староста, Матвей Егорович, мужчина обстоятельный и солидный, договаривался с местной помещицей, Марьей Петровной, об аренде. Цену она назначала сходную. Перед посевной батюшка обязательно служил молебен, а потом, всем миром, они торжественно и радостно обходили общее поле с крестным ходом. Село считалось зажиточным. Лентяев не терпели, работали дружно и дружно гуляли праздники. Свадьбы справляли такие, что позавидуешь! Это потом, в годы советской власти, страшное время богоборчества, к ним пришли небывалые засухи и голод… Во время одной из таких засух, когда за два месяца не выпало ни капли дождя, а солнце нещадно сжигало посевы, прошел слух, будто виноваты во всем монахи соседнего мужского монастыря, чудом избежавшего закрытия. Дождь проливался только над их угодьями, стороной обходя крестьянские поля. Обозленные, отчаявшиеся люди, «подогреваемые» местными активистами, пошли «разбираться». О чем они там говорили, точно неизвестно, но на следующий день присмиревшие смутьяны слезно упрашивали игумена отслужить у них молебен о дожде. И вот, все собрались на поле. Односельчане, следом за монахами, опускались на колени и со слезами на глазах обращали взоры к небу с последней, отчаянной надеждой, умоляя Господа сжалиться и сохранить урожай. Неожиданно на безоблачном небе, у линии горизонта, появилась большая чернильная туча. Среди полного безветрия, движимая невидимой силой, она быстро понеслась в сторону села. Крестьяне не верили собственным глазам: за первыми тяжелыми каплями на иссохшую, потрескавшуюся землю обрушился оглушительный ливень. Люди обнимались, кричали от радости, благодарили и славили Бога. Но в стаде всегда отыщется паршивая овца! Ею оказался прихвостень новых хозяев, пьяница и лентяй Филька. Полного имени, и того не заслужил. Он начал кричать: «Да что вы тут, с ума все посходили?! Я эту тучу еще до вашего молебна видел, просто она далеко была, а вы купились на сказки монахов!» Не успел он договорить, дождь так же внезапно прекратился, как и начался. Сколько тумаков Филька за свой дрянной язык получил, одному Господу известно, только он едва ноги унес! Крестьяне продолжили миром читать молитвы, и ливень хлынул с новой силой… До сих пор местные жители вспоминают историю о чуде дождя.

Прошли годы. Девочкам исполнилось по шестнадцать, и они превратились в молоденьких девушек. Матрена сознавала: ее, бесприданницу-сироту, да к тому же не красавицу, вряд ли кто возьмет замуж. В сравнении с рано оформившейся сестрой, она так и осталась худенькой и невидной, с узким бледным личиком. Единственным украшением Матрены, вызывавшим зависть у девчат и интерес у парней, были необыкновенно красивые, переливающиеся золотом волосы, цвета спелой пшеницы, длинные, густые, собранные в шелковистую тугую косу. В отличие от тетки, дядя невзлюбил девочку с первого дня и, несмотря на ее трудолюбие и тихий нрав, при каждом удобном случае старался досадить сироте, отчего жизнь в семье становилась мукой.

Родителей Матрена не помнила, поэтому часто уговаривала тетю рассказать что-нибудь о них. К Мотиному удивлению, тетя Глаша, под любыми предлогами, пыталась отвлечь племянницу или отвечала так туманно и неопределенно, что для девочки все представлялось окутанным покровом таинственности. Если родители умерли, то почему на сельском кладбище отсутствовали их могилы? Зачем тетя скрывала от нее место захоронения? Вопросы оставались без ответов, пока Мотя не повзрослела.

Наступил апрель, Великий пост подходил к концу. Снег дружно таял и только в лесу, между деревьями, держался толстой, но уже рыхлой серой шубой. Птицы весело выводили незатейливые мелодии, радуясь ласковым солнечным лучам. В один из таких теплых дней, ближе к вечеру, тетя Глаша зашла в хлев, где Матрена доила корову. Встав рядом, она некоторое время в задумчивости теребила кончики своего платка, зачем-то приглаживала юбку, молча наблюдая, как тугие струи горячего молока звонко ударялись о стенки ведра. Девушка оглянулась и, заметив ее беспокойство, спросила:

— Тетя, что с вами?

Решительно положив руки на плечи племянницы, женщина быстро, словно боясь передумать, выпалила:

— На Радоницу сходим с тобой на могилки, навестим родителей.

Сердце Матрены чуть не выпрыгнуло из груди.

— Тетенька, миленькая, спасибо! — закричала она и бросилась к Глафире.

От выражения искренней радости, тетя заулыбалась.

— Уймись, шальная, а то Зорька от твоих криков ведро перевернет! Ну, теперь успокоилась? Давай пойдем присядем на лавочку, девочка. Нам нужно поговорить. Весна-то какая выдалась ранняя! — Женщина вдохнула свежий вечерний воздух, напоенный ароматами проснувшейся земли и первой нежной зелени. — Благодать! — Ей так не хотелось возвращаться к страшным воспоминаниям…

Матрена напряженно ожидала продолжения. Не выдержав затянувшегося молчания, девушка, с укоризной, спросила:

— Тетя, отчего вы столько лет молчали?

— Из-за любви, а еще из жалости к тебе, глупенькой. Выросла ты, Мотя. Вижу, разговора не избежать. Только невеселым он у нас получится! Не знаю, нужна ли правда, которую я столько лет скрывала? — Глафира с сомнением покачала головой. Притихшая племянница поджала губы и решительно кивнула.

— Как знаешь! — сдалась тетя. — Начну издалека. Живет на краю нашей деревни старая бабка, очень старая, даже не представляю, сколько же ей теперь лет. Деревенские считают ее колдуньей и нередко, под покровом ночи, тайком пробираются к ней за сомнительной помощью. Поговаривают, она много чего может, только вот расплата оказывается страшной. Когда отец твой женихался, все девки, на выданье, мечтали выйти за него, высокого, статного, темноволосого. Но ему ни одна не нравилась. Да, забыла сказать, той порой повадилась наведываться в деревенскую лавку бабкина дочка. Лицом неприметная такая, ни то ни се, не красавица, но и не уродина, ко всему еще и дикарка. Если придет, бывало, что-нибудь покупать, на сельчан исподлобья глядит, волком. Отоварится, и обратно, в лес. На свою беду, увидел ее наш Феденька и пропал. Некоторое время ходил, словно в воду опущенный, а потом признался мне, что влюбился в дикарку. Стал пропадать в лесу, сам на себя сделался непохож, исхудал, точно больной. Страшно вспомнить, какая нечеловеческая тоска его съедала! Однажды повалился он в ноги отцу и матери, голос дрожит, глаза бешеные.

— Разрешите, — говорит, — жениться, иначе с собой что-нибудь сотворю!

Отец ни в какую.

— Не позволю тебе, — отвечает, — с чертовым семенем породниться!

Мать в слезы, сыночка-то жалко! И все-таки уговорил он родителей. Дали они добро на женитьбу. Столько переполоху она в селе понаделала! В самый же день свадьбы, на венчании, вот какая странность приключилась. Аккурат, когда наш батюшка Иоанн молился, а жених с невестой держали в руках свечи, откуда ни возьмись налетел порыв ветра и задул их. В закрытом-то храме! Бабки сразу постановили: жизни у молодых не будет. Еще болтали, будто не по-божески это, мол, завлекли нашего Федюшу колдовством, оттого и свечи погасли. В общем, не приняли сельчане твою мать, Нину, разные гадости чуть не в глаза ей говорили. Среди хулителей особо старались обиженные Фединым выбором девки, их сродники, да много кто еще. Нина тоже затаила обиду, но ее обида была пострашней жестоких слов! Прошел год со дня свадьбы. Много чего нехорошего произошло в селе. Когда ты родилась, все вздохнули с облегчением. Подумали, теперь Нина успокоится, займется ребенком, но ненависть твоей матери только разрасталась. Череда страшных смертей косила односельчан. Кто удавился, кто изувечил свою жену, кто погиб, затоптанный быком… После страшного пожара терпению людей пришел конец.

— Что они сделали с моей мамой? — испуганно спросила девушка.

— Забили камнями, — тихо ответила Глафира и отвернулась от племянницы.

— Забили камнями?! — На лице Матрены отразился ужас. — Разве это люди?! Звери!

Полными слез глазами она посмотрела на тетю, но не нашла в ней всегдашнего сочувствия. Глафира молчала, напряженно глядя вдаль.

— Тетя, пожалуйста, расскажи мне об отце, — робко попросила девушка.

— Жизнь в деревне оказалась для Федора невыносимой. Он редко выходил из дома, боясь взглядов соседей. Его убивало чувство вины за случившееся, а еще проклятая любовь и одновременно ненависть к жене. Ум моего брата помрачился. Я забрала тебя совсем крохой. Вот так, Мотенька, вы и росли вместе с Олечкой, молока хватало на обеих. А вскоре твоего отца, нашего Феденьку, нашли в амбаре.

Глафира заплакала. Раскачиваясь на лавочке от горя, она крепко обняла племянницу и тоненько, протяжно заголосила, словно плакальщица на похоронах:

— Повесился, горемычный… Горе-то какое, горе, и грех большой, ох, большой, девонька… Потому и похоронили их за оградой сельского кладбища, на неосвященной земле…

Матрена долго молчала. Молчала и тетя. Она прекрасно понимала, что происходило в душе племянницы.

Неожиданно девушка задала вопрос, которого Глафира так боялась:

— Тетя, значит, у меня есть родная бабушка? И она жива?

— Лучше бы у тебя ее не было! — в сердцах воскликнула женщина. — Послушай меня, Мотя, обещай держаться от старухи подальше! Мне кажется, она имеет отношение к произошедшему!

Девушка ничего не ответила.

— Ну почему ты молчишь?! Обещай, я все равно не отстану от тебя!

Не добившись ответа, Глафира схватила племянницу за плечи.

— Обещай мне, обещай!

Гневный огонь в глазах добродушной тети не на шутку испугал Матрену. Попытавшись вырваться из цепких рук, она вынужденно согласилась.

— Хорошо, тетенька, милая, хорошо, только успокойтесь. Не буду я с ней встречаться, обещаю.

— И разговаривать! — сурово добавила Глафира.

— И разговаривать, — послушно повторила племянница.

— Ну, вот и хорошо! — улыбнулась тетя, отпуская испуганную девушку, словно птичку, попавшую в силки, на волю. Женщина поднялась со скамейки и как ни в чем не бывало шутливо обратилась к Матрене:

— На посту худший грех — уныние. А мужики наши в последнее время что-то захандрили, совсем замучили меня нытьем! Все просят: напеки да напеки блинов с медом! И то правда, хоть и постные, а все одно, вкусные. Моть, ты тут долго одна не засиживайся, приходи к нам за «лекарством» от тоски!

Девушку душили невыплаканные слезы. Не в силах ответить, она кивнула.

С уходом тети чувство одиночества сделалось невыносимым.

— Даже родителям оказалась не нужна, — дрожащим голосом проговорила Матрена.

Прошла Пасха. После Радоницы девушка стала часто наведываться на родные могилки. Ее неудержимо влекло в тихий уголок на окраине кладбища. Она полюбила здешний покой и тишину, нарушаемую лишь шепотом берез, потревоженных легким дыханием ветра. Присаживаясь поблизости от едва заметных холмиков на мягкую молодую траву, Матрена закрывала глаза и мечтала. Тогда ей казалось, что родители совсем рядом и стоит только протянуть руку, чтобы ощутить их тепло и ласку.

К тому же с некоторых пор жизнь девушки потеряла всякий смысл. Она безответно, безнадежно влюбилась в красавца и весельчака Павла, баловня всех девчат! Помани он любую из них пальцем, и каждая готова была броситься за ним без оглядки! Вот только он почему-то никого не манил. Матрена задыхалась от волнения в присутствии любимого, не смея бросить в его сторону даже робкого взгляда. Глубокое, сильное чувство сделалось неизлечимой болезнью, мучительным наваждением. Даже сестре не решалась признаться несчастная сирота в своей любви, заранее зная о доводах Ольги. Он и она. Между ними лежала огромная пропасть! От несбыточной надежды становилось так тошно, что не хотелось жить. Никогда Павел не ответит ей взаимностью! Каким холодом веяло от слова «никогда»! Но сердцу не прикажешь, оно болело и страдало.

Безответная любовь — неподъемная ноша для одинокой молоденькой девушки!

В один из вечеров Мотя удрученно брела через поле. Теплый, ласковый ветерок доносил издалека мотив, красивый и грустный. Она ощущала себя лишней в мире, созданном для прекрасных лебедей. Девушка обогнула кладбище и среди разросшейся травы отыскала знакомые холмики.

— Здравствуйте, мама, папа… Если бы вы знали, какую боль причинили мне, оставив сиротой! Дядя попрекает каждым куском, называет нахлебницей. И уйти некуда… Остается только остаться здесь, с вами…

Матрена упала на землю, прижалась к ней горячим лицом и, ощутив успокоительную прохладу, обняла могилу.

— Мамочка, родная, ты должна меня услышать, ты не можешь не слышать! — как заклинание, повторяла она. Не дождавшись отклика, девушка, в отчаянии, начала бить кулаками по мягкой траве.

— Скажи мне, для чего я появилась на свет?! Чтобы страдать? Я не хочу так больше жить, не хочу! Ты слышишь? Ты меня слышишь?! Как ты могла?! Как ты могла оставить свою дочь сиротой?! Мне очень плохо, мама! Лучше умереть!

Ответом ей была тишина. Потеряв ощущение времени, Матрена долго лежала на материнской могиле.

Уже начало смеркаться, когда она обратила внимание на странную перемену: птицы затихли, воздух сделался вязким, кружащим голову, со сладковатым запахом тлена. Девушка испуганно поднялась и осмотрелась по сторонам. Никого. И тут Матрена увидела: от земли поднималось призрачное зеленоватое свечение, образуя вокруг нее кольцо.

— Успокойся, ты сама позвала меня. Я здесь, чтобы помочь.

Вкрадчивый голос заставил девушку задрожать.

— Кто вы? — с трудом произнесла она.

— Неужели не догадываешься?

— Нет, не может быть! — Завороженно глядя на колдовской круг, Матрена попятилась, стремясь выйти из него.

— Ты же сама позвала! — услышала она желанный и одновременно пугающий ответ.

— Мама? — с робкой надеждой спросила Матрена.

— Конечно я, глупенькая!

Свечение сделалось похожим на холодный огонь. Из пламени выступила высокая бледная женщина. Удивительные, огромные мерцающие глаза незнакомки приковали девушку к месту.

— Не бойся! Подойди ближе!

Матрена неуверенно шагнула. Их взгляды встретились. Потрясенная и растерянная, она ощущала, как чужая, злая воля проникала в душу, наполняя сердце темнотой.

— Я все знаю, бедная девочка. О, ничтожные люди! Они нисколько не изменились! Но не грусти! Я изменю твою несчастную судьбу, не позволю больше страдать! Поверь, нужно сделать всего лишь шаг навстречу… Ты должна добровольно принять помощь! Иначе невозможно. Каждый человек обладает свободной волей. Выбор, Матрена, остается за тобой. Решай, жить и страдать с Богом или получать от жизни то, о чем ты прежде не смела даже мечтать.

Девушка смутилась. В словах матери заключалась скрытая угроза «Уходи, уходи, пока не поздно!» — кричал внутренний голос.

— Я не могу, — слабо сопротивляясь, попыталась отказаться Матрена.

— Глупышка, чего ты боишься? Моей помощи, моей силы? Я знаю о твоей безответной любви. Послушай, из несчастной, презираемой сироты ты превратишься в счастливую гордую женщину. Тебе будут завидовать девушки вашего села, да что там села, целого мира! Ты испытаешь любовь, о которой даже не догадывалась! Ну, решайся же, решайся! — настаивала мать.

Восторг от услышанного, подобно прорванной плотине, смел на своем пути все доводы рассудка, всю присущую Матрене осторожность.

— Да, я согласна! — с горящими глазами, увлеченная заманчивой перспективой, воскликнула девушка.

— Умница! — В голосе матери послышалось торжество. Медленно, вкрадчиво произнося каждое слово, она переспросила:

— Так ты добровольно принимаешь мою помощь?

Тревожный колокольчик, в последний раз, зазвенел в голове Матрены.

— Да, мама, я добровольно принимаю твою помощь!  — наперекор ему, с вызовом, ответила дочь.

В тот день она вернулась домой позже обычного. Куда делись открытый, спокойный взгляд и детское простодушие? Возбужденная, со светящимися тайной, запретной радостью глазами, девушка неохотно отвечала на вопросы, путалась в ответах. Ее раздражало неуместное любопытство тети и сестры. Ночь не принесла Матрене облегчения: смутное чувство тревоги не давало уснуть, лишая душу мира и покоя.

Ласковое солнце осветило каждый уголок дома, без следа развеяв зловещие тени. Домашние, согласно доброму настроению погожего дня, проявляли друг к другу необычайное внимание и терпение. Как чудесно было спешить апрельским свежим утром на воскресную службу под энергичный и радостный звон колоколов, то и дело с удовольствием окликая принаряженных односельчан! Сегодня все Мотю радовало, все вызывало счастливую улыбку. И даже дядя не решался говорить обычные колкости. Ее душа пела вместе с Ангелами и церковным хором, устремляясь высоко вверх, под своды храма. Строгие, прекрасные Лики Святых, колеблющееся пламя свечей, отражавшееся в золоте окладов, красота старинного резного иконостаса с открытыми Царскими Вратами… Непостижимое Таинство Божественной Литургии переполняло девушку светлой, бесконечной радостью, которой хотелось делиться с окружающими. Пробравшись вперед, Матрена замерла, благоговейно наблюдая за действиями в алтаре. Там, перед Святым Престолом, в облаках кадильного дыма, стоял протоиерей Сергий, застыв в величайшем молитвенном напряжении. В его трепетном ожидании Божественного Пришествия заключалась та огромная сила чистой Веры, которая передаваясь окружающим, высекала огонь в сердцах. Одна мысль владела их пастырем: от силы молитвенного призвания, устремленного к Богу, зависит обратный поток Христовой Благодати. Он, слуга Господа, не мог, не имел права обмануть ожиданий людей, собравшихся в храме. Священный трепет охватил девушку. Вспомнился необыкновенный случай из детства: вот в такой же таинственный момент Евхаристии она увидела белоснежного голубя, вспорхнувшего над Престолом…

Незадолго до Причастия Матрена приблизилась к своей любимой иконе, Казанской Богоматери, и тихо попросила об исполнении заветного желания. По щеке Царицы Небесной скатилась слеза.

— Боже мой! — отпрянула девушка и закрыла побелевшее лицо руками. В следующую секунду ее, оседающую на пол, подхватили изумленные братья. Народ расступился, пропуская их к выходу.

— Что с тобой, Мотя, очнись! — Встревоженная Глафира склонилась над бездыханной племянницей и принялась хлопать несчастную по щекам, а сестра усердно прыскать в лицо холодной водой.

Вскоре Матрена пришла в себя. Она удивленно посмотрела на испуганные лица родных и, вспомнив о случившемся, виновато улыбнулась:

— Ничего, не волнуйтесь. Мне уже лучше.

— Это, наверное, от духоты, — предположила тетя.

— Да не переживайте вы так, сама не понимаю, что на меня нашло! — Девушка поднялась с лавки.

— Тогда, может быть, вернемся? — с надеждой спросила Ольга.

— Вы идите, а я лучше домой.

Мысль о возвращении в храм показалась невыносимой, стыд жег изнутри. Страшную цену заплатила она за свое будущее счастье!

— Мы с тобой! — решительно произнесла Глафира. — На тебе, Мотя, лица нет, да и Причастие, наверное, уже закончилось.

По дороге Матрена еще и еще раз с болью и стыдом вспоминала о слезах Богородицы. Что же делать? С кем посоветоваться? Даже сестре она не смела доверить темную тайну. Когда девушки немного отстали от остальных, Ольга первой нарушила молчание:

— Ко мне во дворе подходил батюшка, ты видела его?

— Да, видела.

— Он просил тебя завтра зайти, после вечерни.

— А зачем, не сказал?

— Нет. Наверное, тоже переживает из-за обморока. — Сестра ласково попросила: — Мотя, не бойся, расскажи, чего ты так испугалась в храме? Что скрываешь? Расскажи, тебе же станет легче!

Матрена отвела глаза. Стыд и страх пересилили в ней желание признаться. Ненавидя себя за ложь, она, с деланым равнодушием, отказалась от предложения:

— Да ничего я не скрываю!

— Ну, как знаешь! — обиделась Ольга, почувствовав в ответе фальшь.

«Господи, пожалуйста, помоги! Пресвятая Богородица, спаси меня!» — мысленно взмолилась девушка.

В понедельник, с самого утра, низкое серое небо принялось поливать землю. Матрене не давал покоя предстоящий разговор с батюшкой. Идти в храм совсем не хотелось, но она и помыслить не могла ослушаться духовника. Девушка очень любила отца Сергия. В любой час дня и ночи спешили к нему селяне со своими бедами, и для каждого их пастырь находил нужное слово и мудрый совет. Невысокий, сухонький, с окладистой белой бородой и добрыми, умными, всегда улыбающимися глазами, батюшка часто делился с прихожанами последним, из-за чего, за глаза, люди ласково величали его Николаем Угодником. Отслужив вечерню, отец Сергий некоторое время тихо разговаривал с незнакомой старушкой. Бабуля рассказывала, видимо, о своих бедах, часто вытирая платочком наворачивающиеся на глаза слезы, и горько вздыхала, посматривая на стоящую неподалеку Матрену. Наконец она отошла, и священник поманил девушку к себе. Он поинтересовался ее здоровьем после вчерашнего происшествия, а затем неожиданно спросил:

— Ответь мне, Мотя, неужели тебе никогда не хотелось навестить бабушку?

Матрена изумленно взглянула на своего духовника:

— Я только недавно о ней узнала! К тому же тетя не хочет, чтобы мы встречались.

— Это почему?

— Ходят слухи, будто бабушка занимается колдовством.

— Какая глупость принимать лечение травами и минералами за колдовство! Если бы ты знала, скольким людям она помогла! У нее доброе сердце. А грехи… Кто же без них?

Девушку поразили взволнованный тон отца Сергия и явная симпатия к знахарке.

— Видела старушку, с которой я только что разговаривал?

— Батюшка, неужели вы хотите сказать…

— Ты все правильно поняла, девочка. Она очень хочет встретиться с тобой. Прошу, не отказывай! Ведь ближе бабушки у тебя никого нет!

На смену апрелю пришел необычайно жаркий май. Даже пышное цветение черемухи не могло ослабить его накала. Работы, с приходом весны, прибавилось, но молодость брала свое, потому теплыми весенними вечерами гуляли парни и девчата за деревней.

Принарядившаяся Ольга в который раз тщетно пыталась уговорить сестру пойти вместе с ней. Потеряв всякую надежду, она грустно вздохнула:

— Ну вот, опять одной придется…

— Если ты меня подождешь… — внезапно решилась Матрена.

Девушка обрадованно воскликнула:

— Конечно, подожду! Наконец-то ты выйдешь из своего затвора! И правильно, хватит дома сидеть!

Молодежь собралась неподалеку от реки, на живописной поляне, окруженной пушистыми кистями цветущей калины. Смеркалось. Гармонист выводил знакомую мелодию.

— Спой, Мотя, спой, не тушуйся! — послышалось со всех сторон.

Матрена вначале растерялась, стала отказываться, но потом собралась с духом и запела. Никогда еще она не исполняла песню с таким чувством, так самозабвенно, передавая в ней свою невысказанную любовь, нежность и тоску. Глубокий, удивительно музыкальный голос заставлял трепетать сердца. Когда последний аккорд затих в вечернем воздухе, девушка подняла глаза и замерла, оцепенев от восторга оглушительного счастья. На нее совсем по-иному, с нескрываемым интересом, смотрел любимый.

По дороге домой сестер догнал Павел. Сильно смущаясь, он попросил:

— Мотя, приходи завтра к реке, погуляем.

Ольга взглянула на обычно разбитного, уверенного в себе парня. «Неужели в нашу Мотю влюбился? — удивленно подумала она. — С чего это вдруг? Никогда раньше не замечал…»

— Да я не знаю, отпустят ли… — несмело отозвалась Матрена.

— Отпустят, отпустят, ручаюсь! — Сестра заговорщически улыбнулась Павлу.

Он подхватил ее шутливый тон:

— Премного благодарен вам за содействие!

Невозможно даже представить, что творилось с девушкой! Целый мир сосредоточился в одном волшебном слове «любовь». Ликуя, ее душа птицей устремлялась в высокое небо, вольным ветром проносилась по бескрайним земным просторам…

На следующий день бедняжка не находила себе места. Время тянулось бесконечно медленно. Сердце то замирало, то начинало вновь отчаянно биться. Она боялась: окружающие услышат его стук, и заветная тайна раскроется. Руки дрожали. Ее то знобило, то обдавало жаром.

Едва дождавшись вечера, девушка поспешила к реке. На поваленном бревне сидел задумчивый Павел. Услышав легкие шаги, он быстро поднялся и поздоровался безликим, от сдерживаемой страсти, глухим голосом.

— Здравствуй, — растерянно ответила Матрена, все еще не решаясь поверить в происходящее.

— Давай пройдемся немного, — предложил парень, махнув рукой в направлении привязанной лодки.

Влажный теплый воздух, напоенный ароматами луговых трав, дурманил головы. Серебристая рыба играла в темной речной воде. Над прибрежными камышами кружили стрекозы с прозрачными радужными крыльями.

— Я хочу показать…

— Что?

— Сейчас увидишь!

Он взял ее руки, сделавшиеся безвольными, в свои. Девушка задрожала и попыталась высвободиться.

— Давай, согрею, а то они у тебя ледяные.

Матрена мертвенно побледнела, и только на щеках вспыхнул лихорадочный румянец.

— Что с тобой? — ласково прошептал Павел. Он начал медленно перебирать тонкие пальцы; чувствуя бешеное биение пульса, гладить нежные запястья. Тело Матрены плавилось от его прикосновений, словно воск, и не желало иной участи. Воздух сделался горячим и густым. Звуки замерли. Наступило безвременье.

Влюбленные молча поплыли к другому берегу. Стелился молочный туман. Установившуюся тишину нарушали лишь мягкие всплески воды и поскрипывание весел.

Причалив, Павел выпрыгнул из лодки и подал Матрене руку.

— Как здесь красиво! — с восторгом воскликнула она, разглядывая необычную березовую рощу. Стволы деревьев, идеально прямые, гладкие, белые, без темных штрихов, напоминали высокие колонны храма.

— Главное впереди! — Парень обнял ее за плечи, увлекая за собой.

И действительно, углубившись в лес, девушка не поверила своим глазам. Правильной круглой формы, перед ними лежал чудесный, благоухающий ковер из ландышей. Конечно, всем приходилось встречать ландышевые поляны, но эта поражала густотой и красотой растущих на ней цветов.

— Ну как? — гордый своей находкой, весело спросил Павел.

— Необыкновенно! Похоже на волшебство… — прошептала Матрена, наслаждаясь дивным, пьянящим ароматом. — Говорят, ландыши могут сводить с ума, особенно в полнолуние…

Они, не сговариваясь, посмотрели на сумеречное небо с большим желтым диском.

Павел усмехнулся.

— А если я сам хочу безумия? — спросил он внезапно охрипшим голосом. Его неудержимо влекло к загадочной девушке. Павел подошел совсем близко и замер, одурманенный ее запахом, вплетенным в сладкую ландышевую отраву.

— Еще ближе, еще, — Матрена медленно роняла слова, завороженно глядя на любимого.

Странной была их любовь, похожая на падение в пропасть или полет в высоте. Она пугала и притягивала одновременно. Теряя голову, с каким-то немыслимым отчаянием, Павел сжимал девушку в своих объятиях. Податливое тело выгибалось ему навстречу, мечтая слиться с ним, сделаться одной плотью и кровью. Он осыпал нежное лицо поцелуями, приникая пылающими губами к гладкому атласу прохладной кожи. Павел стремился выпить ее всю, до конца, но жажда оставалась неутолимой! Во сне или наяву, ландыши сводили с ума, опутывая колдовским ароматом, и тогда влюбленным казалось, будто они сами сотканы из призрачных цветочных нитей. Радуясь их безумию, хохотала сводница-луна, освещая брачную постель неверным светом.

Быстро пролетало лето. Каждый новый день превращался в болезненное ожидание новой встречи. Они жили лишь в объятиях друг друга, не обращая внимания на пересуды и недовольство родных. Только одно имело теперь для них значение — любовь.

Иногда, на самом краю сознания девушки, начинала биться раненой птицей пугающая мысль, что их чувство не от Бога… Но стоило увидеть любимого, Матрена забывала обо всем.

Осенью сыграли свадьбу. У Павла оказались любящие, добрые родители. Они не стали возражать против выбора сына. Им самим приглянулась скромная, работящая сирота. А что без приданого, рассуждали они, так это не самое главное! Главное в семье — лад да любовь.

Прошло семь лет.

Сентябрьское солнце уже не обжигало, оно ласково гладило кожу, даря ей радость мягкого тепла. Яркий, но, к сожалению, короткий праздник золотой осени завершал промелькнувшее в заботах лето.

— Мама, а чего он меня дразнит?

В дом вбежала краснощекая запыхавшаяся девчушка лет четырех, растрепанная, с выбивающимися из толстой косы светлыми кудряшками. Она попыталась спрятаться за материнскую спину от преследующего ее старшего брата.

— Николай, тебе не стыдно? Она же младшая, да еще девочка! — укорила его мать. Впрочем, по-настоящему сердиться на сына она не умела. Матрена старалась скрывать особенное отношение к Коленьке, своей тайной слабости. Женщина невольно залюбовалась проказником. Сын пошел весь в Павла: такой же высокий, для своих шести лет, темноволосый, с дивными васильковыми глазами и обворожительной улыбкой.

Дети с криком бегали вокруг матери, то и дело хватаясь за широкую юбку, и мешали готовить. Матрена остановила расшалившихся озорников:

— Ну, хватит, перестаньте сейчас же! А то я вас могу чем-нибудь обжечь! Идите, погуляйте на улице!

Женщина торопилась. После храма времени на стряпню оставалось мало. Сегодня по заведенному обычаю должен состояться их воскресный семейный обед. Скоро придут свекор со свекровью, вместе с сыновьями, их женами и детьми. Свекор называл невестку своей любимицей и всегда расхваливал ее готовку, поэтому Матрена не хотела «ударить в грязь лицом». Женщина вытащила из печи аппетитные пироги с капустой и белыми грибами, пышные, с румяной корочкой, и смазала их топленым маслом. Рядом, на столе, уже красовались замечательные расстегаи с щукой и сладкая черничная кулебяка. В чугунке томился подернутый золотистой пленкой наваристый, душистый бульон из молодой утки. Матрена ловко порубила птицу кусками, замесила домашнюю лапшу и нарезала тесто тонкими полосками. Рядом на плите расположилась тяжелая сковорода с весело потрескивающими хрустящими шкварками, на которые женщина разбила яйца.

Во дворе послышались счастливые детские голоса и оживленные переговоры взрослых. Дверь открыл улыбающийся Павел.

— Проходите, проходите, — пригласил он, — мы уж заждались!

В сенях сделалось тесно и радостно от шумной многочисленной родни.

— Каким же духом тянет от твоего дома, невестушка! Всем соседям на зависть! — ласково улыбаясь, проговорила свекровь.

Войдя в горницу, старшие не спеша перекрестились и поклонились находящимся в красном углу образам, а следом за ними и остальные. После недолгого почтительного молчания послышались веселые приветствия, сопровождаемые родственными объятиями и поцелуями.

— Проходите, гости дорогие! — радушно пригласила их Матрена, указывая рукой на ломящийся от домашних разносолов стол.

— Ну, у тебя, Мотя, как всегда, от вкусноты глаза разбегаются! — похвалил свекор. И было за что. Свежий домашний каравай, нарезанный крупными ломтями, нежное, тающее во рту хлебное сало с тонким мясным кантиком, с пылу с жару сваренная белоснежная рассыпчатая картошка, хрустящая капуста, заквашенная с антоновскими яблоками и клюквой, маслянистые рыжики, с ажурной бахромой волнушки и крепкие аппетитные грузди радовали глаз. От непередаваемых ароматов наваристой утиной лапши, крепко прожаренных в сметане карасей, горячих пирогов и ноздрястой, со шкварками, яичницы кружилась голова. Из погреба вытащили запотевший кувшин с холодным хлебным квасом и четверть самогона. Помолившись перед едой, семейство дружно уселось за стол. Взрослые, выпив по стопочке за воскресный день, неспешно приступили к трапезе. А после с удовольствием повели разговоры о приметах на будущее лето, об урожае, о предполагаемых ценах на зерно. От обильного застолья всех порядком разморило, но звуки кадрили быстро разогнали дремоту. Это Павел заиграл на своей гармони. Предвкушая веселье, свекор начал притоптывать ногами и похлопывать себя по коленкам. Задорно постукивая каблучками, выплыла младшая невестка. Навстречу ей выскочил старший брат Павла. Пройдясь перед плясуньей петухом и вприсядку, он чинно подал женщине руку. Невестка жеманно протянула ему кончики пальцев, подчеркнуто гордо смотря вперед. Затем ноги танцоров удивительно согласованно принялись отбивать чечетку. Каждый раз маленький семейный спектакль вызывал бурю восторга, особенно у ребятишек. «Молодцы, молодцы!» — кричали взрослые. «Еще, еще!» — вторили им дети.

Но вот танцы закончились. Наступила пора расходиться. Разгоряченные, они высыпали во двор, обмениваясь на ходу шутливыми замечаниями. Покидать гостеприимный дом никому не хотелось, поэтому молодежь продолжала весело балагурить, наслаждаясь вечерним воздухом, особенно приятным после духоты избы.

— Ну что же, гости дорогие, пора и честь знать! — громко проговорила Евдокия Васильевна, со значением взглянув на разошедшихся сыновей. — Спасибо тебе, Мотенька, за доброту, за ласку! Хорошая жена моему сыну досталась! Хозяйка хоть куда, и мама деткам заботливая.

Матрена обняла свекровь и с чувством ответила:

— Вы, мама, ко мне очень добрые…

Когда родня разошлась, женщина устало опустилась на лавку. Смутное волнение не оставляло ее. Она опять вспомнила сегодняшнюю неприятную встречу. Матрена после службы вместе Со всеми вышла из храма и вдруг непостижимым образом оказалась на церковном дворе одна. Изумленно оглядываясь по сторонам, она не заметила появления бабушки. Цепко ухватив внучку за руку, старуха приблизила к ней сморщенное, как печеное яблоко, лицо.

— Здравствуй, Мотя! Вот и свиделись!

— Здравствуйте. — После некоторого колебания женщина смущенно поинтересовалась: — Вы ведь, кажется, приходитесь мне бабушкой?

— Да, милая. Когда-то твою мать я называла своей дочерью. — Старуха сокрушенно вздохнула: — А теперь она превратилась в исчадие ада!

— Почему вы так говорите?!

— Скоро сама убедишься. Времени остается мало. Прошу, выслушай меня, — примирительным тоном попросила бабка, — тебе угрожает опасность, и моим внукам тоже. Нина ожидает расплаты! И поверь, она своего не упустит! Ты будешь находиться в ее власти до тех пор, пока не рассчитаешься. Таков закон.

— Какой закон? За что? — холодея от ужаса, пролепетала Матрена.

— Помнишь, «я добровольно принимаю помощь»?

Уличенная в постыдной сделке, о которой тщетно пыталась забыть, женщина мучительно покраснела. «Неужели ей известно? Господи, а вдруг все узнают?! Стыд-то какой! А Павел?! Что же теперь будет?!» Матрена, в полном отчаянии, посмотрела на старуху и подумала: «Может, они заодно?!»

— Зачем же тогда мне понадобилось тебя предупреждать? — укоризненно спросила бабушка и покачала головой.

— Я ничего не говорила, откуда?..

— Да не тушуйся, Мотря, я хочу помочь! Внученька, напрасно ты с ней связалась! Нина ничего не совершает бескорыстно! Впрочем, что сделано, то сделано!

— Но она ведь моя мать! — с жаром возразила Матрена.

— В прошлом, а теперь… Старуха тосклива посмотрела на внучку. — Послушай, Мотя, у нас мало времени. Если любишь детей, приходи ко мне аккурат после Покрова Пресвятой Богородицы, через неделю. Да смотри, никому об этом не рассказывай!

— Постойте, о какой опасности вы говорите?

— В свое время узнаешь. Приходи после Покрова, через неделю.

— Так долго ждать! — разочарованно воскликнула Матрена.

— Наша встреча послужит тебе утешением.

Бабушка исчезла столь же внезапно, как и появилась.

Женщина задумалась, рисуя в воображении картины, одну ужаснее другой. Павел подошел к жене и нежно обнял за плечи.

— Мотя, ты отчего такая невеселая? Расскажи! Давай посидим на улице, — прошептал он, щекоча ей ухо губами, — уже все разошлись…

Матрена отпрянула. На испуганном лице отразилось смятение.

— Да что с тобой, Мотя, белены объелась?! — обиделся Павел.

— Прости меня, Пашенька, я сегодня устала. Ты пойди посмотри скотину.

Уложив детей, она начала собирать со стола, когда по избе ледяной волной пронесся ветер. Женщина оглянулась на закрытую входную дверь. Откуда в теплый вечер мог взяться пронизывающий холод? Матрена озабоченно взглянула на мирно спящих детей. Порыв ветра загудел, задув лампадку у икон в красном углу. Из темноты выступила зыбкая черная фигура. «Значит, бабушка сказала правду», — пронеслось в голове Матрены. Она оцепенела от ужаса.

— Ты помнишь наш договор, дочка? Вижу, помнишь! У тебя любящий красавец муж, прекрасная родня, двое очаровательных детей. Вот на что способен хозяин! Но он не занимается благотворительностью, как ваш Бог, ему надо платить. Ты готова?

— Мама, чего ты хочешь?! — отчаянно воскликнула Матрена.

— Забудь о своем жалком существовании! Книга сделает тебя гордой, сильной!

— Не надо, пощади! — Женщина упала на колени и умоляюще протянула к колдунье дрожащие руки. — Оставь мне семью! Мамочка, сжалься! Вспомни, ведь я твоя дочь!

— Неужели ты откажешься от власти над миром?! — прогремел низкий нечеловеческий голос.

Матрена закрыла лицо руками.

— Жалкое зрелище! И это моя дочь?! Неужели? — Нина с презрением посмотрела на согнутую спину.

— Поднимись, где твоя гордость?! Поздно стонать! Хочешь ты того или не хочешь, придется сполна заплатить по договору! — холодно предупредила мать. — Чужая кровь! — Она недобро усмехнулась: — Прощай!

Колдунья исчезла, а женщина все еще не могла опомниться. Она так долго мечтала о матери! И что теперь?! «Нужно успокоиться, — решила Матрена, — Павел не должен ни о чем узнать». Она поднялась с пола, поправила волосы, умыла лицо холодной водой. Ей сделались понятны последние слова бабушки. Мысль о предстоящей встрече теперь внушала надежду, успокаивала.

В ежедневных заботах и трудах промелькнул сентябрь. Порадовала осенним великолепием первая его половина, а с середины месяца погода резко ухудшилась, вслед за холодными затяжными дождями пришли ночные заморозки. Выпавший на Покров снег быстро превратился в грязную осеннюю слякоть.

На деревню опустились глухие октябрьские сумерки. Матрена, убедившись, что муж и дети заснули, потихоньку оделась, накинула теплый платок и через темные сени, мимо бочек с соленьями и сонных кур, пробралась к выходу. Дверь предательски скрипнула. Женщина замерла, прислушиваясь к ночной тишине. Успокоившись, она обошла двор и торопливо зашагала вдоль черного леса, туда, где далеко за деревней находилась бабушкина избушка. Полная луна освещала узкую тропинку. От промокшей земли поднимались тяжелые испарения. Матрена почувствовала дурноту и рукавом стерла со лба испарину. Вскоре женщина различила шуршание листьев не только под своими ногами, кто-то неотступно преследовал ее. Она побежала, задыхаясь, хватая ртом холодный воздух. Различив впереди чью-то темную фигуру, Матрена, в панике, оглянулась и метнулась в лесную чащу. Уже продираясь сквозь кустарник, несчастная услышала знакомый бабкин голос:

— Мотря, это ты?

— Конечно, я! — обрадованно откликнулась женщина. — Как же вы меня напугали!

— Эхе-хе, девонька, нельзя же быть такой трясухой! — бабка хрипло рассмеялась, как залаяла.

— Легко говорить! Вы одна в лесу живете, ко всему привыкли! — обиженно проворчала Матрена. — И вообще, я сюда не рвалась! Сами позвали!

— И то правда, внученька, прости меня, старую, если обидела! Каждый имеет право на выбор!

— Да о чем вы говорите, не пойму? — удивилась странным словам молодая женщина.

— Скоро придем, уже близко, — загадочно ответила бабка.

У дверей замшелой избы лежал старый ручной волк со свалявшейся клочьями шерстью, о котором Матрена слышала разные небылицы. Она с опаской посмотрела на зверя, но тот не обратил на нее никакого внимания. Увидев хозяйку, волк неловко вскочил и, прихрамывая, радостно виляя хвостом, как обычная большая собака, поспешил к старухе.

— Ты его не бойся! Кузьмич почти такой же старый и беззубый, как я, — успокоила бабка Матрену и ласково потрепала волка по загривку, — не тронет.

Она открыла дверь и позвала гостью за собой. В печи тихо потрескивали дрова, маленьким светлячком подрагивал огонек лампадки. Знахарка зажгла керосиновую лампу, и женщина увидела множество икон. Старуха, заметив ее удивление, грустно улыбнулась:

— Ты думала, я тут с бесами дружу? Нет, милая, я в Господа верую, и ни в кого другого! А прозвали меня ведьмой за рецепты настоек, да за то, что лечить умею по-особому…

От развешанных повсюду сушеных трав исходил терпкий дух. На потемневших от времени грубых полках стояли деревянные посудины со скорлупой, всевозможными корешками и еще чем-то таинственным, неизвестным.

Бабушка отлила в кружку немного отвара из глиняного кувшина и протянула внучке:

— Выпей, тебе надо успокоиться.

Матрене сделалось не по себе, но не от предложенного зелья, а от внезапного предчувствия…

— Э, девонька, я всегда говорила: родовое ничем не вытравить, как ни старайся!

— О чем вы?! — испуганно воскликнула женщина.

— Ну, успокойся, успокойся, я не собиралась тебя пугать! Вот, присядь, попробуй-ка лучше моего сбора.

Знахарка сочувственно посмотрела на нее и обняла за плечи. Матрена послушно взяла кружку.

— Слава Богу! — облегченно проговорила бабушка и перекрестилась. — Вкусно?

— Очень.

— Травы с диким медом. А я, пока ты пьешь, расскажу о своей жизни в лесу.

Она поведала внучке об оставленном медведицей маленьком медвежонке, который до сих пор наведывался в гости, будучи уже совсем взрослым медведем, о раненом совенке с подбитым крылом, в благодарность оставлявшем на крыльце задушенных мышей, и о многом другом…

Матрена, увлеченная забавными историями, совершенно успокоилась. Некоторое время спустя, когда напряженность исчезла, знахарка, решившись начать серьезный разговор, осторожно спросила:

— Ты ведь знаешь всю правду о родителях?

— Да, а вы почему никогда не интересовались мной? Не приходили? Вы же моя бабушка! — не удержалась женщина от упрека.

— Я не могла даже приблизиться к дому твоей тетки! Меня слишком хорошо предупредили, лечилась потом полгода. — Знахарка тяжело вздохнула. — Ладно, дело прошлое! Но я следила за тобой издали, как ты росла, как играла на улице, как, впервые, переступила порог храма. — На ее глаза навернулись слезы. — Внученька, я ведь обо всем знаю! Знаю о моей проклятой дочери, о вашем страшном уговоре, о недавнем приходе Нины к тебе. Зачем же ты согласилась?! Любовь, любовь, будь она неладна! — с отчаянием проговорила старуха.

Матрена сидела, потупившись, лицо пылало от невыносимого стыда.

— Вот я старая, язык распустила! После драки кулаками не машут!

Бабушка ободряюще улыбнулась:

— Мотря, да не тушуйся ты так! Кто в молодости не ошибался! Знай, в нашем роду девочки рождаются ведуньями. Ты можешь жить, не подозревая о своем даре, а можешь научиться многому, получить тайные знания о камнях, травах, животных, лечить людей и скотину. Но моей дочери такая жизнь показалась неинтересной! Она хотела денег, нарядов, любви самого завидного жениха. Любой ценой! Я часто спрашивала себя, почему в Нине нет ни доброты, ни совести, ни сострадания. Но вскоре она переступила черту.

— Какую черту? — переспросила Матрена, заинтригованная рассказом.

— Нина чуть не украла книгу! — мрачно ответила знахарка.

— Мама собиралась отдать ее мне, говорила о перемене жизни, будто книга меня изменит…

Я ужасно испугалась!

— Да, так оно и есть. Книга много веков хранилась у нашего рода. Еще моя бабушка рассказывала, что дьявольское сочинение привез с войны, как трофей, наш далекий прадед из иудейского города Итиля. Великая темная книга способна подчинить любого. Не знаю, правда или вымысел, будто создал ее бывший главный Херувим, Денница, ставший мерзким богоборцем, сатаной. С помощью книги он обрел власть над частью Ангелов, составивших его войско против войска Архистратига Михаила. И если уж Ангелы не смогли перед нею устоять, то мы, грешные люди, и подавно! Книга действует через человеческие пороки, и чем их больше, тем сильнее власть! Она способна пробудить и многократно усилить зло, превратить жизнь на земле в ад.

С тех пор как моя дочь стала служить темному хозяину, главной задачей Нины сделался поиск дьявольского сочинения. Поэтому мне пришлось его перепрятать. Ты сама не подходишь на роль хозяйки зла, в этом твоя мать убедилась, но она рассчитывает на ребенка.

— А почему ей нужен кто-то еще, чтобы воспользоваться книгой? — спросила притихшая Матрена.

— Управлять такой силой возможно лишь живым.

— Значит, мама хочет отобрать у меня Коленьку?! Или Верочку?!

— Если бы! — горестно воскликнула старуха. — Твои детишки лишь досадное препятствие на пути к достижению цели! Препятствие, которое необходимо устранить…

— Вы хотите сказать…

Матрена потрясенно посмотрела на бабушку. Язык онемел, не в силах выговорить то, о чем она подумала.

— Да, милая, все правильно, Нине нужна другая, особая девочка, похожая на нее саму.

— Нет, я не верю! — возмутилась Матрена. Не владея собой, гневно сверкая глазами, она вскочила с лавки и нависла над старухой. — Для чего вы обманываете?!

— Я слишком стара. — Знахарка встретилась взглядом с внучкой. — Скоро мне предстоит держать ответ перед Господом за каждое сказанное слово. Но прежде ты должна узнать…

— Так вы еще не все рассказали? — испугалась Матрена.

— Постарайся правильно понять! Пока опасность твоим детишкам не угрожает. До рождения третьего.

— Откуда?..

— Мне ли не знать, когда женщина тяжелая! Можешь не сомневаться!

— Скажите, а потом?

— Зачем спрашиваешь, если ответ уже известен? — В глазах старухи застыла мука.

— О чем вы?!

Знахарка устала. Ее пугало продолжение тяжелого разговора. Наконец она решилась.

— У тебя родится дочь. Но ты горько пожалеешь о том, что дала ей жизнь…

— Договаривайте уж до конца, добивайте! — с отчаянием воскликнула Матрена. Сердце дрогнуло при виде понурой старушечьей фигуры и изможденного, с глубокими морщинами, лица.

— Извините, я не хотела обидеть! Вы не виноваты…

Пустым, безучастным голосом бабушка продолжила:

— Через год после рождения девочки утонет в озере сын, а потом тяжелая болезнь заберет и Веру. Как кукушонок, твоя дочь выкинет остальных детей из гнезда. Восхождение всегда будет идти через смерть, по-другому невозможно. Ты расплатишься с Ниной за прежнее благополучие, сполна! Не знаю, завладеет ли моя правнучка всей силой рода, но она поднимется… Насколько высоко, неизвестно. — Ведунья посмотрела на Матрену: слезы отчаяния катились по щекам несчастной матери. — Только ты, родная, можешь не дать совершиться злу!

Женщина распрямила спину и решительно вытерла глаза.

— Говорите, что нужно делать?!

— Позаботиться о книге.

— Снова ужасная книга! Ну почему ее нельзя просто сжечь?!

— Сколько раз я задавала сама себе тот же вопрос! Книгу нельзя уничтожить никаким способом! Остается лишь не дать ею воспользоваться темным силам. Из поколения в поколение в нашем роду передавалось тайное знание. Теперь наступила твоя очередь. Из-за Нины мне пришлось довериться одному честному и достойному человеку. Вскоре тебе придется забрать у него книгу. Не спрашивай, по какой причине, не отвечу.

— Этот человек мужчина?

— Да, и ты давно с ним знакома. Неужели еще не догадалась?

— Нет.

— Я говорю об отце Сергии.

— Наш батюшка?! Недаром он вас так защищал!

Знахарка улыбнулась и поманила внучку пальцем. Приблизив губы к ее уху, она прошептала:

— Книга находится…

За дверью раздалось злобное рычание волка, а затем леденящий душу вой.

— Как по покойнику, — поежилась Матрена.

— Посланный здесь! — в сильном волнении воскликнула старуха, но, распахнув дверь, кроме застывшего зверя с вздыбленной шерстью и выпученными стеклянными глазами, никого больше не обнаружила. Подойдя к серому другу, ведунья погладила его по голове и ласково проговорила: — Очнись, бедолага! Этот враг тебе не по зубам!

Задвинув щеколду, бабушка в раздумье проговорила:

— Уже скоро…

— Вы о чем? Нас кто-то подслушивал?!

— Один из слуг. Он слышал о священнике. Времени осталось совсем мало!

Ведунья торопливо приникла к Матрениному уху. Открыв внучке, где хранится книга, она, уже спокойнее, добавила:

— Запомни, на книге стоит печать. Сейчас нарисую.

Старуха взяла острую палочку и начертила на земляном полу шестиконечную звезду.

— Звезда «Мохин-Довид». Для посвященных определяется числом 666. Да, и последнее. Книга закрыта Кем, сама точно не знаю. От матери, в детстве, слышала, будто старцем святой жизни. Он наложил древнюю молитву и спрятал внутри частицу Небесного Креста Господня.

— Зачем же тогда мама ищет книгу? И этот, посланный?

— Не знаю…

Ведунья посмотрела на внучку долгим, ласковым взглядом, в котором заключались огромная любовь и еще нечто такое, чему Матрена не находила объяснения. Только позже женщина догадалась: бабушка с ней прощалась…

Наступила весна. Впрочем, холодный март продолжал усердно морозить землю, не обещая раннего тепла. В один из таких по-зимнему суровых дней, сельчан потрясла страшная новость. Зверски убили отца Сергия и старую знахарку. Их истерзанные тела нашли утром. В село прибыл полицейский отряд во главе с мрачным урядником. На местах преступлений сразу же выставили караулы. Урядник раздраженно опрашивал насмерть перепуганного церковного сторожа, нашедшего священника. От страха бедняга то и дело крестился. Не в силах связать двух слов, он что-то невнятно бормотал себе под нос. Ждали прибытия высокого начальства — уездного исправника. Дело представлялось весьма странным и запутанным. Допрашивались все, кто мог хоть сколько-нибудь, пролить свет на эту трагедию. Некоторые из сельчан видели накануне приезжего господина, хорошо одетого, по виду из благородных, прогуливающегося вдоль церковной ограды. Крестьянин Фрол Громов в тот же день встретил похожего человека на окраине села, у леса, чему страшно удивился: как такого важного барина занесло в их глушь? Свидетели сходились в приметах, описывая незнакомца высоким, стройным, чернявым господином, удивительно смуглым для начала марта. Не иностранцем ли он был? Но тогда становилось вообще непонятно, зачем ему понадобилось столь зверским способом лишать жизни простого сельского батюшку и старую крестьянку? Между двумя убийствами существовала явная связь. По отрубленным пальцам на руках, избитым и истерзанным телам становилось очевидным: несчастных перед смертью пытали. Чего от них добивались? Даже бабкин волк разделил трагическую судьбу хозяйки! Какую тайну скрывали священник и нелюдимая знахарка? На эти вопросы ответов не знал никто, кроме Матрены.

Судя по жестокости убийств, чудовище так и не добилось своей цели. Теперь женщине предстояло выполнить последнюю бабушкину волю: забрать книгу из церковного тайника, находящегося в нише, за иконой Архангела Михаила. У дверей храма постоянно дежурил полицейский. На следующий день, с утра, Матрена долго мялась за церковной оградой, не решаясь подойти к охраннику. Собравшись с духом, она несмело поздоровалась и робко осведомилась, где находится господин следователь. Назвавшись внучкой убитой, женщина попросила о встрече. Полицейский проводил ее к уряднику, рядом с которым стоял приехавший из города уездный исправник, невысокий коренастый господин с ухоженными густыми темными усами, подвитыми на кончиках. Судя по всему, именно он являлся главным.

— Здравствуйте, господин следователь, я Матрена Аверьянова, внучка Ксении Ивановой.

— Нам известно, кто вы. Прошу, присаживайтесь! — Важный исправник указал женщине на скамью, поставленную у той самой стены храма, где висела нужная икона. — Слушаю вас. Он остановил внимательный взгляд на Матрене.

— Вот, пришла узнать, когда я смогу похоронить бабушку?

— После того, как с ней закончит работать наш эксперт.

— Но по православному обычаю…

— Да, да, прекрасно понимаю. Постараемся все сделать быстро. По поводу убиенного батюшки Сергия тоже интересовались. А теперь позвольте задать вам несколько вопросов. Скажите, не замечали ли вы в последнее время чего-то необычного, связанного с вашей бабушкой?

— Я давно не виделась с ней.

— А что так? Поссорились?

— Мы вообще редко встречались. Но во время последнего разговора нас подслушивал кто-то очень странный.

— Почему вы так решили? Вы что же, видели его?

— Нет, когда бабушка распахнула дверь, за ней никого не оказалось, кроме ручного волка, до смерти перепуганного. Не знаю, под силу ли обычному человеку такое сотворить со зверем?!

Исправник прищурил глаза, буравя женщину колючим взглядом.

— Вот и поведайте мне, милая, кому понадобилось подслушивать вас? О чем, столь любопытном, вы беседовали со своей бабушкой?

Матрена, страшно смутившись, пробормотала:

— Да ни о чем особенном, о детях, болезнях, я уже не помню, — и мучительно покраснела, на глаза навернулись слезы. Но в данной ситуации они явились настоящим спасением.

Исправник растерялся при виде разрыдавшейся крестьянки.

— Я даже не попрощалась с ней! — захлебывалась слезами Матрена.

— Ну, ну, голубушка, кто же предполагал…

Валериан Сергеевич, так звали уездного исправника, терпеливо ждал, пока посетительница успокоится. «И все-таки эта Аверьянова от меня что-то скрывает», — подумал он.

— Скажите, в каких отношениях находились ваша бабушка и отец Сергий?

— Я не понимаю вопроса… — Всхлипнув, женщина постаралась изобразить наивное удивление.

— Ну, возможно, их связывали дружеские отношения, — подсказал Валериан Сергеевич.

— Не знаю, ничего такого не замечала. Они встречались только в храме… — Матрена со страхом ожидала продолжения.

— У меня к вам вопросов больше нет, — закончил допрос исправник. — Думаю, завтра вы сможете забрать тело.

Женщина жалобно попросила:

— Прошу вас, господин исправник, разрешите немного посидеть…

Валериан Сергеевич с сочувствием посмотрел на ее торчащий живот.

— Конечно, конечно. Не хотите ли воды?

— Нет, спасибо, — отказалась Матрена. — Я немного отдышусь, а то столько всего навалилось!

Полицейский отозвал следователя к вновь прибывшему господину, маленькому, щуплому, с бегающими глазками, который, возбужденно жестикулируя, начал о чем-то докладывать. Говорил он тихо, поэтому Матрена, хотя и внимательно прислушивалась к разговору, ничего не разобрала, кроме единственного слова «гостиница». Воспользовавшись тем, что за ней не наблюдают, женщина ловко отодвинула икону Архангела Михаила, нащупала в стене едва заметный выступ и, нажав на него, увидела образовавшуюся пустую нишу с клочком бумаги. Она быстро сунула предполагаемую записку в карман и поспешно вышла из храма. Только оказавшись дома, Матрена развернула смятую бумагу: «Не волнуйся, обстоятельства изменились, книга в надежном месте. Храни тебя Господь!».

— Убили, — растерянно произнесла женщина и, выронив из рук послание батюшки, громко, в голос, разрыдалась. Ей вспомнилось, с каким жаром защищал отец Сергий доброе имя бабушки… Бабушки, о которой она почти ничего не знала… И теперь этого уже не исправить! Никогда!

Через два дня, после похорон, Матрене приснился сон. Погибшая бабушка стояла в окружении зажженных свечей.

— Прости меня, внученька! Не смогла я ее остановить, не удержала. Одна тебе защита и утешение — Господь. Есть очень сильная древняя молитва, о которой мало кто знает. Молитва написана на паперти Чудова монастыря в Кремле. Про нее сказано: «Аще который человек прочитает сию молитву — того дня не прикоснется к нему ни диавол, ни зол человек, лестью не обольстится сердце его. Аще ли представится от жития сего, то и душа его не станет достоянием ада». Слова станут тебе известны, как только проснешься.

Утром в голове Матрены зазвучало:

«Господи Боже, Царю Безначальный! Пошли Господи, Архангела Твоего Михаила на помощь рабе Твоей Матрене изъятии ее от враг ее видимых и невидимых.

О Господень Михаиле Архангеле! Демонов сокрушителю, запрети всем врагам, борющимся со мною, сотвори их яко овцы и сокруши их яко прах пред лицем ветра…»

Сердце громко забилось от соприкосновения с чудом. Бабушка просила прощения. За что? «Не смогла остановить, не удержала». — Боже! Матрена похолодела от ужаса.

Внутренний голос вкрадчиво зашептал: «Тебе ли сражаться одной против древнего зла? Подумай о страшном конце…»

Женщина упрямо замотала головой и сердито, громко произнесла:

— Я не одна, я с Господом!

Валериан Сергеевич очень спешил. Кучер гнал лошадей во весь опор.

— Голубчик, ты уж не подведи! — упрашивал его помощник исправника.

— Да я, барин, рад бы, только быстрее уже никак! — оправдывался ямщик.

В городе К. их встретили полицейские. За гостиницей велась круглосуточная слежка. У парадного крыльца и черного входа выставили охрану. Валериан Сергеевич, осведомившись, в каком номере проживает господин Гинцберг, тут же направился к нему и громко постучал в дверь.

— Войдите! — послышался спокойный голос с легким иностранным акцентом.

Полицейские ворвались в комнату, с оружием в руках, и остановились в нерешительности, натолкнувшись на холодный, надменный взгляд нагло развалившегося в кресле постояльца. Следом вошел Валериан Сергеевич. Окинув опытным взглядом щеголя, одетого в великолепный шелковый халат бронзового цвета, он сразу отметил несоответствие его подчеркнуто расслабленной позы и сомкнутых, напряженных рук. Сыщика заинтересовал необычный перстень на указательном пальце иностранца. Золотой круг заключал в себе два прекрасно отшлифованных драгоценных камня треугольной формы, частично наложенных друг на друга, которые образовывали шестиконечную звезду. Почти черный, редкой красоты сапфир был обращен вершиной вниз, второй, великолепный бриллиант — вершиной вверх.

— Господин Ашер Гинцберг?

— Совершенно верно. Что вам угодно, господа? — развязно поинтересовался франт, обращаясь в основном к Валериану Сергеевичу.

То уверенное спокойствие, с которым держался приезжий, наводило на мысль, что за его спиной стояли серьезные покровители.

— Господин Ашер Гинцберг, вы задержаны по подозрению в убийстве до выяснения обстоятельств.

— Каких еще убийств? Как задержан? Я иностранный подданный! — возмутился приезжий, на секунду потеряв самообладание. Валериану Сергеевичу вполне хватило этой секунды.

— А почему «убийств»? — поинтересовался сыщик.

— Я повторил ваши же слова, — несколько неуверенно ответил иностранец.

— Позвольте, но я сказал «в убийстве»! — впился в него взглядом исправник.

— Значит, послышалось, — вышел из положения приезжий.

— Странно послышалось, однако! Ведь убитых и в самом деле двое! Собирайтесь, поедете с нами для опознания.

Далее события развернулись самым неожиданным образом. К личности Ашера Гинцберга проявило повышенный интерес вышестоящее начальство. Вскоре после его задержания исправник получил предписание доставить подозреваемого в губернское сыскное отделение. Сам губернатор отстранил от дела Валериана Сергеевича, недвусмысленно намекнув, чтобы он обо всем как можно скорее забыл. Вскоре дело закрыли. Дальнейшая судьба господина Ашера Гинцберга осталась неизвестной. Как-то, встретившись с губернатором в неофициальной обстановке, Валериан Сергеевич, привыкший обращать внимание на мелочи, с изумлением увидел на пальце шефа кольцо, как две капли воды похожее на перстень того самого загадочного иностранца. Хотя, приглядевшись, он отметил несомненное различие: вместо сапфира здесь присутствовал изумруд. Итак, губернатор покрывал настоящего убийцу. Но почему? И каким образом их связывали перстни? Через подкупленную служанку исправник узнал удивительные новости о таинственном иностранце, тайно проживавшем в особняке губернатора на правах почетного гостя. Более того, женщина сообщила, что хозяин держался с неизвестным господином как подчиненный! Пару раз служанка слышала даже приказы, которые гость отдавал губернатору. Затем Ашер Гинцберг бесследно исчез. Причем, по имеющимся сведениям, он не выезжал за границу, во всяком случае под своим именем.

Девочка родилась мертвой. Несмотря на тяжесть потери, Матрена испытала настоящее облегчение, усмотрев в случившемся Божию волю.

Первая мировая война изменила привычный уклад жизни. Через год мужа забрали в армию. Смутные, тяжелые времена усугубились октябрьским переворотом, повлекшим за собой хаос и разруху. В 1918 году вернулся домой, после тяжелого ранения в грудь, Павел. Хмурый, изможденный человек с серым, прорезанным глубокими морщинами лицом совсем не походил на улыбчивого красавца гармониста.

С приходом новой власти многих пересажали. Целыми семьями уезжали односельчане в ссылку. Храм разграбили и разгромили. Не звонили больше радостно церковные колокола, призывая своих прихожан на службу, да и службу вести было некому…

Тяжелая жизнь сломила упорство Матрены. И вот, данная бабушкой дивная молитва Архангелу Михаилу стала пропускаться. Сначала редко, а потом все чаще, пока слова совсем не стерлись из памяти измученной женщины. И даже позже, когда она силилась их вспомнить, на ум приходили лишь короткие обрывки. В жаркий июльский день 1920 года ее первенец, любимец Коленька, не вернулся с озера. Как он утонул, никто не видел. Только через неделю рыбаки нашли его тело.

А страшной голодной зимой 1921 года разразившаяся в деревне эпидемия дифтерии унесла жизни многих ребятишек, в том числе и Верочки.

Спустя девять лет у Матрены и Павла родилась девочка, здоровая, крепенькая, с забавными черными кудряшками. Счастливые родители холили и лелеяли свою малышку. Иногда смутный страх подкрадывался к матери, но женщина отгоняла его твердым убеждением, что, то самое дитя давно погибло, а Тонечка совсем другая.

Через несколько лет семья перебралась в Петергоф, уступив уговорам старшего брата Павла, обосновавшегося в городе. Они бежали от тяжелых воспоминаний и нужды.

 

Глава 2

ЗАВОЕВАНИЕ ВСЕЛЕННОЙ ХИТРОСТЬЮ «СИМВОЛИЧЕСКОГО ЗМИЯ»

[57]

1910 г. Р. Х. США, штат Южная Каролина, г. Чарльстон.

Спящий город под покрывалом южной июльской ночи погрузился в густую темноту. На окраине, тускло освещенной редкими фонарями, находился старинный, мрачного вида особняк в георгианском стиле. Для его внешней отделки не использовали ни разноцветных кирпичей, ни оштукатуренного белого орнамента. Впрочем, здание намеренно лишили всех тех светлых и милых деталей, которые могли бы придать ему более дружелюбный вид. Симметричный фасад из темно-красного кирпича, расположенный перед четырехкомнатным планом с центральной лестницей, и массивная решетчатая дверь черного цвета, с фурнитурой, выполненной из кованого железа, лишь подчеркивали общую «холодность» дома, окруженного кольцом буйно разросшегося тропического сада. Разные слухи ходили о богатом владельце особняка. Говорили, будто по ночам он собирает у себя колдунов, магов и чернокнижников.

Великий мастер, с гордо вскинутой головой, подобно сытому хищнику, осматривающему богатые охотничьи угодья, любовался просторным залом прямоугольной формы в цокольном этаже здания, своей осуществившейся мечтой. Мраморный пол, выложенный чередующимися белыми и черными плитами, напоминал о противостоянии добра и зла В восточной части находился алтарь с главными символами: масонской библией, циркулем, угольником и шпагой. К нему вели три ступени, отражающие три степени посвящения. Длинный стол с резными массивными креслами темного дерева перед алтарем позволял братьям лицезреть дорогие их сердцу святыни. На обитых черным бархатом стенах красовались портреты отцов-основателей, особое, почетное место среди которых занимал первый президент, Д. Вашингтон, при полных масонских регалиях высшей степени посвящения.

Взгляд великого мастера затуманился. Да, уже давно они тайно управляют всем миром, потомки благородного Каина, сына Денницы-Люцифера и Евы. Не далек тот час, когда их власть станет явной и они выйдут из многовековой тени во главе с великим архитектором Вселенной. Их Америка — земля обетованная для масонов, созданная вольным каменщиком, гениальным Франклином, достойным сыном великого изгнанного праотца Каина, построившего первый в мире город. Вспомнились слова легенды об Адонираме: «Денница-Люцифер, давший жизнь Каину, на лице сына своего отразил отблеск всей своей неизреченной красоты и беспредельного величия, возбудив тем против Каина ревнивую ярость Адонаи. И поведал потомку своему великий Каин всю тайну своих безмерных несчастий, которые Адонаи сравнял с его добродетелями…

— Внимай, сын мой! И будет род твой неизмеримо выше породы Адама… Настанет день, — и лучшие сильнейшими явятся, и восстановят они веру владыки огня. Дети твои, объединившись под твоим именем, разобьют, как сосуд скудельный, власть царей земных, ибо они представители тирании Адонаи на земле».

Великий мастер задумался. Подобно Палестине, поделенной на двенадцать частей и отданной по жребию двенадцати коленам Израиля, была поделена Америка на 13 самостоятельных штатов под общим управлением. Даже милая его сердцу столица, Вашингтон, строилась братом Хобаном по масонским чертежам. Белый дом, на верхней части которого установлены пентаграммы, и Мемориал пересекаются своими линиями у Темпла, образуя рисунок циркуля.

Презрительная усмешка растянула узкие губы масона.

— Глупые, ограниченные гои, душу готовые продать за наши бумажки, на которых мы дерзко начертали знаки своего могущества, бросая вызов целому миру!

Вы даже не догадываетесь, что именно они приведут вас к пропасти, из которой уже не выбраться!

Итак, сегодня заседание верховного совета мира состоится здесь, в новом прекрасном зале!

Гости, в темных плащах, с лицами, скрытыми под широкими капюшонами, подобно теням, проникали в дом, торопливо проходя мимо почтительного швейцара. К полуночи Совет, избранный на общей ассамблее, собрался в полном составе. Сохраняя молчание, офицеры в строгих мундирах, с запонами, символизирующими фартуки каменщиков, заняли свои места. Полированная поверхность стола отражала мерцающее пламя свечей в тяжелых бронзовых подсвечниках. Языки огня метались из стороны в сторону, отбрасывая причудливые тени. Все ждали прихода великого мастера. Наконец двери бесшумно распахнулись, и на пороге появился он, их вождь и учитель, в шелковой черной мантии, в переливающемся, расшитом драгоценными камнями запоне и прекрасном золотом бальдерике.

Офицеры поспешили встать. Цепким взором он коснулся каждого из присутствующих, словно ядовитая змея, не решившая еще, кого ужалит первым. И под гипнозом прозрачных, почти бесцветных глаз гости замерли, не смея, даже в мыслях, коснуться совершенной личности учителя. Что за неведомая сила заключалась в дряхлом старческом теле, в бледном, с вваленными щеками, лице, на котором застыла печать презрения и нелюбви ко всему роду человеческому?

— Приветствую вас, братья! Давайте ознаменуем открытие работ братской цепью! — торжественно провозгласил великий мастер. Его голос оказался неожиданно сильным и зычным.

Офицеры образовали круг и взялись за руки. Прошло минуты три, прежде чем учитель вновь разрешил им сесть.

— Вы, наверное, догадываетесь, зачем я собрал совет. Поэтому не будем терять время и заниматься пустой болтовней. Брат Ашер, подойдите.

После его слов из темной части зала выступила высокая мужская фигура и нерешительно приблизилась к столу.

— Скажите, чем вы можете оправдать провал нашего плана? Мы приложили массу усилий, чтобы отыскать хранителя! Столько работы, и все впустую! Что, не смогли переиграть полуграмотную деревенскую старуху?! Позор! А бессмысленные кровавые убийства, Ашер, только подтвердили вашу полную несостоятельность! Но самой непростительной ошибкой явился арест! Вам ли не знать главного правила: нить должна быть обрезана!

Голос мастера загремел от едва сдерживаемого гнева. Его глаза, устремленные на офицера, прожигали обвиняемого насквозь. У Гинцбурга не осталось и следа от прежней уверенности в себе и высокомерия. На белом, вмиг постаревшем лице застыл животный ужас. Но не гневные слова учителя так напугали несчастного, причина заключалась в ином…

Казалось, мастер потерял к нему всякий интерес.

— Давайте пройдем в ритуальный зал! — совсем другим, ровным голосом произнес он.

Офицеры переглянулись. Предложение учителя не сулило ничего хорошего.

Ритуальный зал по размерам уступал первому. Центральную часть его занимал большой алтарь из темного, с серебряными прожилками мрамора. На обтянутых черным бархатом стенах, в хрустальных светильниках, имеющих сходство с бокалами, плескалась густая, рубинового цвета кровь. Но ничто здесь не производило такого шокирующего впечатления, как установленная перед алтарем статуя падшего ангела-покровителя — идола Бафомета, которую согласно преданию тамплиерам вручил сам сатана. Чудовище с головой и ногами козла, орлиными крыльями и женской грудью сидело на пьедестале, поверх земного шара. Между рогами находился факел, просвещающий мир и приемлющий свет свой от пятиконечной звезды во лбу идола, вместилища разума. Правая рука, с надписью «Solve», то есть «разреши», была поднята кверху, а левая, с «Coagula», то есть «связывай», опущена книзу, в знак его божественной власти связывать и разрешать на небе и на земле. Три пальца обеих рук, при согнутых двух остальных, обозначали Троицу, в знак восхищения Ея имени, власти и силы сатаною, возомнившего себя подобным Богу.

Вошедшие преклонили колена перед божеством.

— Приветствуем тебя, наш бог и повелитель! — произнес великий мастер. Поднявшись, он торжественно продолжил: — Наступает время черной мессы, через неделю, в воскресенье.

— А жертва? — тихо поинтересовался один из офицеров.

— Ашер Гинцбург, — со спокойным безразличием ответил учитель.

— Прошу вас, не надо, я все исправлю! — осужденный, упав перед великим мастером, заскулил, как раненое животное.

Старик презрительно скривился. В его взгляде читалось разочарование.

— Вы мне неинтересны, Ашер! Уже поздно. Исправить ничего нельзя. Нить нужно обрезать! Надеюсь, это понятно? — Он обвел мрачным взглядом членов совета. Затем, с определенной долей сарказма, холодно заметил: — Крепитесь же, в конце концов! Безусловно, убивать других значительно легче и приятнее…

Ашер Гинцбург остался лежать на полу. Вся поза несчастного выражала полнейшую безнадежность.

— Уведите, до исполнения приговора.

Двое братьев подняли осужденного и потащили к выходу.

— Давайте вернемся в зал заседаний, — предложил мастер остальным офицерам.

— Что ж, вопрос остается открытым. Книга власти по-прежнему в чужих руках. Не пора ли обратиться за помощью к друзьям тамплиерам? У них огромный разыскной опыт. Вот только опасаюсь, как бы они не вздумали сами воспользоваться найденным сокровищем! Поэтому лучше все-таки пока не посвящать их в наши планы. Братья, прошу проголосовать, кто согласен с предложением и дальше вести поиски самостоятельно? — Единогласно поднятые руки послужили ему ответом. — Благодарю за понимание. Итак, кого вы можете предложить на место Ашера Гинцбурга? Причем не забудьте, кандидату придется в совершенстве овладеть русским!

Воцарилось напряженное молчание. Офицеры со страхом ожидали нового назначения. По залу потянуло могильным холодом, а неподалеку от стола забрезжило призрачное сияние, в свете которого собравшиеся увидели высокую женщину с глазами-омутами. Мастер внутренне напрягся, но внешне постарался ничем не выдать своей тревоги.

— Нина, какими судьбами? — дружески приветствовал он незваную гостью. Офицеры, с изумлением рассматривали незнакомку, по всей видимости хорошо известную их учителю.

— Я хочу помочь вам, — ответила женщина.

— А тебе-то это зачем? — недобро усмехнулся старик, раздраженный посторонним вмешательством.

— Ты, наверное, забыл, у нас общие цели, и служим мы одному хозяину. Он желает, чтобы книга попала в ваши руки, — напомнила Нина, — только, есть одно «но».

— Слушаю, — насторожился учитель.

— Неужели вы наивно полагаете, будто действуете одни?! Напрасно! Бог не дремлет! Даже если книга найдется, она окажется бесполезной!

— Почему?!

— Ее защитили специальной молитвой и частицей Креста Господня.

— Ну и что? Разве нельзя их как-то обойти?

— Нет. Сейчас нет.

— Значит, конец?.. — разочарованно протянул мастер.

— Напротив, только начало! Вы не доживете. А я… — Нина победоносно улыбнулась. — У меня впереди — целая вечность!

 

Глава 3

АНТОНИНА

Даже перспектива провести несколько дней, трясясь в общем вагоне поезда дальнего следования, не могла испортить ей настроения. Ну, наконец-то, она уезжает! Закончились нескончаемые мучения: надоевшие, до зубовного скрежета, материнские нравоучения и брюзжание отца! Свобода! От этого слова захватывало дух! Теперь в жизни все изменится!

Поезд тронулся. Антонина вымучила из себя улыбку и энергично замахала рукой огорченным родителям. Потеряв их из виду, девушка радостно вздохнула и отошла от окна.

— Разрешите, я уберу вещи? — обратилась она к пожилой женщине, сидевшей на ее месте. Оставив без внимания укоризненные взгляды старушки, Антонина вытащила из сумки книгу и сердито подумала: «Еще чего, никому я не собираюсь уступать, вечно попадутся старики или грудники». Толстая тетка переглянулась с мужчиной интеллигентного вида и намеренно громко сказала: «Какая же пошла молодежь невоспитанная!» Увидев хмурое Тонино лицо, старушка отвела взгляд, потеряв всякую надежду занять нижнюю полку.

Колеса стучали, увозя девушку в далекий сибирский город с корявым названием Кызыл. По странной иронии судьбы, Тоня, которая терпеть не могла маленьких детей, выбрала профессию учителя. Она это сделала из солидарности со своей подругой, а еще потому, что ей было абсолютно все равно, кем работать, лишь бы не перетруждаться и не зависеть от родителей.

Выйдя из душного, противно пахнущего вагона, Антонина, после осеннего Ленинграда, сразу попала в зимний заснеженный город. Она втянула ртом морозный воздух с примесью гари и мазута и, поставив у ног чемодан, осмотрелась по сторонам. Вечерело. Здешний вокзал, куцый и провинциальный, заставил девушку скептически искривить губы: «Городок хоть куда! Представляю, какой жуткой „дырой“ окажется поселок Кедровка!» На автобусной станции ей объяснили, что последний автобус ушел час назад. «Неужели мне придется провести целую ночь в зале ожидания?!» — со страхом подумала Тоня. Подобная перспектива показалась ужасной. Пока расстроенная девушка переминалась с ноги на ногу, решая, как лучше поступить, в нескольких метрах от нее, остановился грузовик. Антонина даже не обернулась, а между тем шофер с видимым интересом принялся рассматривать высокую, стройную незнакомку. Подойти молодой человек не решался, но, заметив Тонино намерение возвратиться на вокзал, быстро выскочил из кабины.

— Девушка, девушка, подождите! Не спешите вы так! Давайте помогу! — закричал он ей вслед.

Тоня обернулась и увидела симпатичного темноволосого парня.

— Опоздали на автобус? А куда вам ехать?

— В Кедровку, — озабоченно ответила Тоня.

— Надо же! Нам по пути! — обрадовался паренек.

— Вы что же, подвезти предлагаете? — Девушка кокетливо улыбнулась.

— Конечно, если вы не против!

— Я очень даже «за»! — быстро согласилась Антонина, подавая свой чемодан.

— Тяжелый, наверное, с приданым! — пошутил новый знакомый.

— Ну, если книги можно считать приданым, тогда да, — поддержав шутливый тон, ответила девушка.

— Зачем вам, красивой, молоденькой, в нашу глушь? По всему видно, что вы городская. Откуда, если не секрет?

— Не секрет, из Петергофа.

— Мне очень стыдно, но я о нем не слышал.

— Ничего удивительного, Петергоф — небольшой городок под Ленинградом.

— А к нам какими судьбами?

— Меня сюда распределили после педучилища.

— Вы новая учительница! — догадался шофер. — Вот здорово!

— А чему вы так обрадовались? — Тоня намеренно сделала удивленный вид.

— Конечно, обрадовался! Значит, надолго! — Он даже не пытался скрыть своего интереса.

За разговорами дорога пролетела незаметно. Шофера звали Иваном. Парень не был женат, работал в колхозе водителем, а будущей осенью собирался идти в армию. Новый знакомый оказался общительным и веселым, так что к концу пути у обоих создалось впечатление, будто они знакомы много лет.

— Вот и приехали. Это Кедровка. Добро пожаловать! — шутливо объявил Иван и подмигнул Тоне.

Машина въехала в большое село, тянущееся вдоль заснеженного кедровника.

— Наша центральная улица, Коммунистическая. Дома, конечно, не как в городе, но тоже ничего, ты привыкнешь. Сейчас отвезу тебя к Екатерине Семеновне, а она уж определит на постой.

— А кто такая Екатерина Семеновна?

— Твоя непосредственная начальница, директор школы. Да ты не тушуйся, она тетка мировая, не обидит!

— С чего ты взял, что я испугалась? — вздернув подбородок, с вызовом, спросила Антонина.

— Да я только хотел тебя подбодрить, — смутился Иван.

— Ну, ладно, ладно! — примирительно улыбнулась девушка.

— Приехали.

Остановив машину, Иван указал на большой ладный дом с красивыми резными наличниками. Он открыл дверцу кабины и хотел помочь выбраться, но молодая учительница ловко спрыгнула с подножки машины.

— Самостоятельная! — усмехнулся парень.

— Уж какая есть! — в тон ему ответила Антонина и поправила съехавший набок берет. — Ты мне с чемоданом помоги.

Воздух вкусно пах морозной свежестью и костром. Белый искрящийся снег поскрипывал под ногами. В окнах приветливо горел яркий свет. Из трубы тянулся молочной змейкой дымок, поднимаясь высоко над крышей. От всей этой картины веяло теплом и уютом.

— Тоня, пойдем, — открывая калитку, позвал за собой парень. Из будки выскочила большая лохматая собака и громко залаяла. — Полкан, свои, свои, ты что, не узнал?

Услышав ласковое обращение Ивана, пес радостно завилял хвостом. Но стоило ему увидеть Антонину, как от прежнего добродушия не осталось следа. Он оскалил зубы и тихо, угрожающе зарычал.

— Да что с тобой, Полкан?! Ты спятил? Это же девушка, а не бандит! Ну, успокойся, успокойся, иди на место! Не знаю, что на него нашло, обычно он смирный! — оправдывался Иван, ведя новую знакомую к крыльцу. Парень постучался в дверь. Ему открыла высокая статная женщина лет сорока пяти с темными гладкими волосами, забранными в высокий пучок. Ее большие светлые глаза улыбались. Она приветливо пригласила гостей:

— Проходите, проходите, милости просим! А то я смотрю, на кого наш Полкаша разлаялся?

Антонина в ответ натянуто улыбнулась.

— Я вам, Екатерина Семеновна, пополнение привез, новую учительницу! — похвастался Иван.

— Очень хорошо, мы вас ждали! — Внимательный взгляд женщины задержался на незнакомке. Что-то в облике девушки насторожило проницательную директрису. — Как вас зовут?

— Антонина Павловна, — ответила девушка. Затем поспешно добавила: — Можно просто Тоня.

— Вот и славно, Тоня! Раздевайтесь, проходите к столу. Ваня, и ты проходи!

— Да нет, спасибо, мне нужно домой, а то мать будет волноваться, — отказался Иван. Он не мог понять самого себя. Почему он скрыл, что у него есть невеста? И почему, уходя, он зачем-то сослался на мать, хотя намеревался ехать к Шурочке в библиотеку? — Всем до свидания! Тоня, мы еще с тобой увидимся?

— Конечно.

Иван уехал. Девушка познакомилась с членами семьи Екатерины Семеновны: мужем, Егором Кузьмичом, бравым крепким мужчиной с кавалерийскими усами, и ее матерью, бабой Маней, пухленькой добродушной старушкой, которая тут же с гордостью указала Тоне на фотографии двух девушек примерно одного возраста.

— А это — наши близняшки, внученьки мои. В самой Москве учатся!

— Что это ты, мама, расхвасталась? — с укором обратилась к ней дочь.

— Простите меня, старую, если не то сказала. Пойдем, милая, покажу тебе, где можно умыться с дороги.

За столом Егор Кузьмич развлекал молодую учительницу охотничьими историями, а баба Маня старательно подкладывала в тарелку свежесваренные сибирские пельмени, квашеную капусту, предлагала отведать местного соленого арбуза, маленького, похожего на мячик. Устав от длинной дороги, девушка быстро наелась и мечтала лишь об одном: поскорее улечься спать. Екатерина Семеновна, заметив мученическое выражение на Тонином лице, поняла, что разговоры родных гостью порядком утомили.

— Давайте дадим девушке отдохнуть! — Она поднялась из-за стола и многозначительно посмотрела на мужа.

— И правда, а то мы разошлись, — поддержала дочь баба Маня.

— Сегодня у нас переночуешь, а завтра отведу к Валентине. Тебе там понравится. И от школы недалеко, добираться удобно, особенно с тетрадями!

— Спасибо за ужин! Было очень вкусно! — поблагодарила Антонина.

Ночью Екатерине Семеновне не спалось. Взволнованная приездом новой учительницы, она долго ворочалась в постели, не понимая причины своего беспокойства. Воспоминание о холодной пустоте Тониных глаз натолкнуло на мысль, что за привлекательной внешностью скрывалась… «Может, ошибаюсь, насочиняла неизвестно чего! — одернула женщина саму себя. Дай-то Бог!» В конце концов Екатерина Семеновна уснула.

И вот она уже стояла в большой незнакомой комнате, на полу которой корчилась от нестерпимой боли молоденькая девушка. Несчастная протягивала к ней руки и еле слышно, умоляюще шептала:

— Помогите…

А поодаль, на подоконнике, сидела хохочущая Антонина, манерно закидывая голову, показывая крепкие, белые зубы. От ужаса женщина пробудилась и возмущенно произнесла:

— Приснится же такая чертовщина!

Утром, позавтракав приготовленными бабой Маней свежеиспеченными пышными блинами со сметаной, Екатерина Семеновна и Тоня вышли на залитую солнцем улицу и направились по морозцу к дому Валентины. Белоснежный, искрящийся мир бодрил и радовал. Сегодня даже чемодан показался девушке не таким тяжелым.

— Давай помогу! — предложила ей директриса.

— Да что вы, я сама, своя ноша не тянет!

— Ну, смотри, а то идти еще далеко.

— Как же хорошо у вас! — Тоня на минуту остановилась и, запрокинув голову, посмотрела на могучие кедры. — Похоже на сказку!

— Это тебе после города все в новинку. Хотя, и правда, места здесь замечательные! — согласилась Екатерина Семеновна. — А какая красота летом, сама увидишь! Ну что, пошли дальше?

— Конечно! — улыбнулась Антонина.

— Уже совсем недалеко. Видишь, дом на пригорке?

— Вон тот красивый?

— Он самый.

— Неужели я в нем буду жить?!

— Да, Тонечка. Муж Валентины на всю округу славился резьбой по дереву. Про таких говорят: с золотыми руками. — Женщина вздохнула. — Редкий мастер!

— А наличники на ваших окнах тоже он сделал? — догадалась Антонина. — Я еще вчера внимание на них обратила: словно кружевные!

— Кружевные, — грустно повторила Екатерина Семеновна. — Только с войны возвратился Василий весь израненный, страшно вспоминать… И года не прожил. — На ее глаза навернулись слезы. — Царствие ему Небесное!

— Вы это серьезно, насчет Царствия?

Директриса смутилась. Ускорив шаг, она позвала девушку за собой:

— Не отставай, Тоня, мне в школу дрова должны подвезти, ты уж поспеши!

В горку с чемоданом идти оказалось значительно тяжелее. «Издевается, — раздраженно подумала Антонина, — наверное, из-за моего вопроса. Интересно, а что в нем такого? Небось, сама коммунистка, а туда же, про Царствие Небесное рассуждает». Она остановила неприязненный взгляд на спине впереди идущей женщины. Не прошло и минуты, как Екатерина Семеновна поскользнулась.

— Осторожно! — Девушка едва успела поддержать ее под локоть.

— Спасибо, Тонечка. Вот и пришли. — Директриса открыла калитку.

Пожилая женщина в сером пуховом платке, ватнике и высоких валенках чистила снег около дома.

— Валя, здравствуй! Можно к тебе?

Хозяйка отставила в сторону лопату и, увидев рядом с Екатериной Семеновной незнакомку, заулыбалась.

— Никак, Катя, постоялицу ко мне привела?

— Да, это наша новая учительница, Антонина.

— Добро пожаловать! — Женщина внимательно посмотрела на Тоню. — Пригожая!

— Здравствуйте, Валентина… простите, не знаю вашего отчества.

— Зови меня тетя Валя. Ну, что же мы на морозе стоим? Пойдемте в дом, я вас чаем напою.

— Спасибо, Валюша, мы с Тоней уже позавтракали, — отказалась Екатерина Семеновна. — Если не возражаешь, я вас одних оставлю, думаю, сговоритесь! — Директриса ободряюще улыбнулась девушке. — А то в школе сегодня столько дел!

— Конечно, сговоримся. У меня сынки примерно твоего возраста, — сообщила Валентина своей новой постоялице.

— Они тоже с вами живут? — поинтересовалась Тоня.

— Нет, мои в город подались, на заработки. Не работается им, видишь ты, в селе! Говорят, платят мало! Пойдем, Тонечка, — ласково обратилась к ней хозяйка, и первая направилась в сторону дома.

— Екатерина Семеновна, — замялась Антонина, — простите, я не хотела вас обидеть!

— Ничего. — Тон женщины смягчился. — До завтра!

— Спасибо вам за все! Я пойду?

— Конечно. — Директриса проводила девушку задумчивым взглядом.

Вместе с открытой дверью в дом ворвался холодный воздух. Валентина покачала головой, увидев Тонины короткие ботики.

— Ноги-то небось заморозила? На вот надень! — Она протянула девушке мягкие вязаные чуни.

— Спасибо! — Антонина благодарно улыбнулась. — Теплые! Сами, наверное, вязали?

— А то, кто же. Ты раздевайся и проходи, покажу тебе твою светелку. — Тетя Валя провела девушку в просторную комнату с большой металлической кроватью и старым темным комодом, покрытым красивой вышитой салфеткой.

— Вот здесь, Тонечка, будешь жить. Нравится?

— Очень! — с энтузиазмом ответила Антонина.

— Тогда разбирай чемодан, а я пойду, заведу баньку. Давно не мылась?

— Уже несколько дней. Большое вам спасибо, помыться и правда очень хочется.

Через пару часов баня была готова. С наслаждением смыв с себя дорожную грязь, Тоня переоделась во все чистое и почувствовала себя почти, счастливой. В прекрасном расположении духа она возвратилась в дом.

— Смотри-ка, как разрумянилась, прямо красавица! — похвалила девушку хозяйка. — Ну, банька моя понравилась? В городе, чай, так не попаришься!

— Банька у вас необыкновенная и запах в ней волшебный!

— Таким духом от березы и мяты тянет, сплошная польза для организма.

— Тетя Валя, спасибо вам большое! — Антонина, когда хотела, умела казаться воспитанной и милой.

— Да чего уж, на здоровье! Проходи, за стол садись, будем чаевничать. Ты какое варенье любишь?

— Вообще-то клубничное, — улыбнулась девушка.

— Клубничного нет, а земляничное — пожалуйста. А еще ежевичное, черничное, голубичное и из морошки. Выбирай любое.

— Вот это да! — воскликнула Тоня, от удивления округлив глаза.

Хозяйка закивала, довольная произведенным эффектом. Самовар весело урчал, приглашая к столу. В заварном чайнике парились лесные травы, наполняя дом непередаваемым ароматом мелиссы, земляники и малины. За окном лютовала холодная сибирская зима, а здесь царили тепло и уют. Антонина счастливо выдохнула:

— Блаженство!

Валентина, тяготившаяся своим одиночеством, обрадованно произнесла:

— Мы с тобой славно заживем, Тонечка!

Еще чернела непроглядная ночь, когда в сон Антонины ворвался резкий металлический звук будильника. Заботливая хозяйка уже растопила печь и поставила чайник.

— Не стоило вам беспокоиться, тетя Валя, я бы сама!

— Это тебе не в городе, вот пообвыкнешься у нас, тогда уж сама. А пока я тебе помогу. У меня младшенький, твой ровесник, тоже мается один, без материнской помощи, так мне в удовольствие за тобой поухаживать.

— Спасибо вам!

— На здоровье! Я тебе у умывальника чистое полотенце повесила. Тонечка, ты вчера в беретике была…

— Да, а что?

— Не годится он для здешних мест! И ботиночки твои придется заменить валенками.

Антонина поморщилась, представив себя в них деревенской бабищей. Хозяйка заметила ее гримасу и усмехнулась: девчонка еще совсем, щеголиха!

— Пока я тебе свой платок дам, а потом сама купишь, и валенки тоже, — настаивала на своем тетя Валя.

Девушка недовольно сдвинула брови, взгляд сделался колючим и злым. Посмотрев исподлобья на женщину, едва сдерживаясь, чтобы не надерзить, она отчеканила:

— Я сама разберусь, когда и что мне надеть! «Этого еще не хватало, — мысленно возмутилась Антонина, — дома меня допекали родители, а здесь совершенно посторонняя тетка норовит мной руководить!»

Хозяйка обиженно взглянула на строптивую постоялицу.

— Дело твое. — Пожав плечами, женщина ушла к себе в комнату.

Первый рабочий день начался с неприятностей. Распахнув входную дверь, девушка с трудом смогла ее закрыть. Ледяной ветер ударил ей в лицо, обжигая кожу, задувая в открытые уши. Одна рука Антонины оказалась занятой сумкой с книгами, другой она пыталась удержать берет. Метель занесла дорогу, ведущую к школе. Ноги утопали в глубоком снегу, делавшем каждый шаг мучительно тяжелым, к тому же снег попадал за края коротких ботиков и образовывал мокрую кашу. При виде школьного здания девушка по-настоящему обрадовалась. По сути, оно было обыкновенной деревенской избой, только двухэтажной, просторной, с большой русской печью. Войдя в школу, Антонина сразу натолкнулась на Екатерину Семеновну.

— Ну, как ты? Добралась, бедняжка? — сочувственно спросила директриса. — Не повезло тебе с погодой в первый день! Да ты, никак, лицо себе обморозила и уши! — Женщина всплеснула руками. — Разве можно у нас без платка выходить! Ах, Валентина, Валентина! Недосмотрела! А на ногах что? Так, быстро ко мне! Растираться, переодеваться и надевать запасные валенки!

Сил сопротивляться у Антонины больше не оставалось, к тому же уши ломило страшной болью, а в ботинках противно чавкала снежная жижа. Екатерина Семеновна проводила девушку в учительскую, комнату на первом этаже. Подведя ее к одному из столов, она пояснила:

— Вот твое место. Вещи можешь оставлять в шкафу, а у входа находится вешалка. Если возникнут вопросы, не стесняйся, задавай.

После оказания «скорой помощи» директриса предложила новой учительнице познакомиться с учениками.

— А какие классы я буду вести? — поинтересовалась Тоня.

— Первый и второй, по сменам. Ты извини, что сразу нагружаю! Учителей катастрофически не хватает! Это счастье, что тебя прислали! Наша Марина совсем замучилась! Представляешь, четыре класса на одного человека!

— Марина учительница в начальной школе?

— Да, почти твоя ровесница, чуть постарше, ей двадцать четыре. Надеюсь, вы с ней подружитесь. А еще в школьной библиотеке работает Шурочка, тоже твоих лет, невеста Ивана.

— Какого Ивана?

— Как «какого»? Который тебя подвозил, шофера нашего. Забыла?

— Понятно, — задумчиво протянула Тоня. Новость оказалась не из приятных. «Вот тихушник, — подумала она, — обо всем рассказал, а о невесте забыл!»

Екатерина Семеновна заметила перемену в настроении Антонины.

— Эх, Ванька, Ванька! Шельмец! Скрыл, значит?! Они с Шурочкой с самого детства вместе. Сначала просто дружили, а потом… Какая же я сплетница! — с досадой прервала саму себя Екатерина Семеновна. — Давай лучше о классах поговорим, познакомлю с ребятами. Они у нас славные, обязательно тебе понравятся! Если иногда и пошалят, то совсем немного.

Прошел месяц. Жизнь входила в свою колею. Тонины ученики оказались действительно милыми, неизбалованными детьми. Сложные пятидесятые годы заставили их рано повзрослеть. Вечно усталые матери, оставшиеся вдовами, разрывались между домом и работой. Недетские обязанности, легшие на хрупкие плечи восьмилетних ребятишек, превратили их в «маленьких взрослых». На уроках утомленные малыши нередко засыпали, что ужасно раздражало Антонину. Испуганно вздрагивая от ее злых окриков, они широко раскрывали глаза и не понимали обращенных к ним вопросов. Дети страдали от поразительной холодности новой учительницы. На переменах они не окружали ее щебечущей стайкой, как Марину. Екатерина Семеновна, замечая это, не раз пыталась достучаться до Тониного сердца, взывала к доброте, состраданию, наконец, к долгу педагога. Девушка безучастно слушала директрису. «Как кукла!» — сравнение само пришло на ум. «Что ж, если души нет, чужую не вложишь! Снежная королева, да и только», — огорченно заключила женщина.

По пришествие времени Тоня решила заглянуть в библиотеку. Ей не терпелось увидеть Шурочку и оценить, насколько та хороша. У стеллажа стояла миниатюрная блондинка с добрыми серыми глазами и нежными, красиво очерченными губами. Она вопросительно обернулась к Антонине, почувствовав на себе чужой бесцеремонный взгляд.

— Девушка, чем вам помочь?

Незнакомка молчала.

— Вы, кажется, в нашей школе работаете?

«Вот ты какая, невеста Ивана! Неплохая, но я лучше!» Удовлетворенная осмотром, Антонина натянуто улыбнулась и выдавила:

— Здравствуйте, Саша, пришла познакомиться. Мне о вас Екатерина Семеновна столько всего рассказывала… — Она многозначительно растянула слово «столько».

— Здравствуйте, — улыбнулась Шурочка, — вы не назвали своего имени.

— Разве? Простите, забыла. Меня зовут Антонина. Слышали, наверное?

— Так о чем же вам Екатерина Семеновна рассказывала?

— Да пустяки, ничего особенного! — Слегка наморщив нос, Тоня махнула рукой. — Мало ли, кто что говорит!

От гадкого намека Шурочка залилась краской. Ее задели тон и вызывающее поведение новой учительницы.

— Вы извините, у меня много работы. — Она отвернулась, намереваясь заняться разбором книг, лежащих на столе. Всем своим видом девушка хотела показать, что разговор окончен.

— Нет ли у вас чего-нибудь о любви? Может, посоветуете, на свой вкус… — Наглая девица явно не собиралась оставлять Шурочку в покое.

— Наши вкусы вряд ли совпадают! Книги перед вами, выбирайте!

Резкий тон соперницы позабавил Антонину.

— А почему вы так грубо разговариваете со мной? — Она изобразила на лице возмущение, хотя втайне готова была рассмеяться. Ей все-таки удалось вывести из себя лицемерку, прикидывающуюся ангелом!

Шурочка негодуя подняла глаза и увидела входящего в библиотеку Ивана. Растерянный, он задержался в дверях.

— Ваня, проходи, — позвала его невеста.

— Здравствуйте, Тоня, — смущенно поздоровался парень с новой учительницей.

— А вы разве знакомы?! — растерялась Шурочка.

— Конечно, даже очень хорошо, — ответила за жениха Антонина и усмехнулась.

— Да? Уже успели? — На глазах девушки заблестели слезы обиды: ведь Иван ей ни о чем не рассказывал!

— Я подвозил Тоню, когда возвращался из города, вот и все! — поспешил оправдаться парень.

— Ну ладно, вы сами разбирайтесь, а я пошла! — Антонина, гордо вскинув голову, проплыла мимо Ивана и сверкнула на него глазами. — Ты, кажется, хотел со мной увидеться? Только про невесту ни слова не сказал! Но не беда, невеста не жена!

«Вот заноза», — с досадой подумал Иван. Он проводил взглядом бойкую девицу и с виноватым видом подошел к Шурочке.

— Глупышка, — ласково прошептал парень, заключая ее в свои объятия, — неужели ревнуешь?

— Не ревную, просто обидно! Знаешь, у меня, от этой приезжей мороз по коже!

Целуя Шурочкины волосы, Иван поймал себя на мысли, что его неудержимо влекло к Тоне, она волновала, настораживала, пугала, приходила к нему во снах, и тогда хотелось, чтобы сны длились вечно…

— Ты о чем задумался? — Девушка доверчиво посмотрела на любимого.

— Да вот решаю, не сходить ли нам сегодня в клуб. Говорят, трофейный фильм будут крутить, — соврал Иван.

Прошла неделя. Как-то после уроков, сидя в учительской и проверяя тетради, Антонина заметила у дверей школы знакомый грузовик. «Что ж, пойду навещу голубков!» — ехидно улыбаясь, она поднялась из-за стола. Пребывание в образе охотницы необыкновенно вдохновляло, заставляло чаще биться сердце. Шурочки в библиотеке не оказалось.

— Здравствуй, Вань, почему не заходишь? Помнится, обещал…

— Разве не догадываешься?

— Нет, не догадываюсь. Объясни…

Услышав мягкий, чувственный голос, парень в смятении отвернулся, пытаясь сохранить остатки былой решимости. Антонина подошла к нему совсем близко и ласково провела ладонью по лицу. Иван замер от ощущения невыразимого счастья.

— Ну, зачем ты прячешься, дурачок? От себя не убежишь!

— Между нами ничего не может быть! Ты не понимаешь?! — в отчаянии выкрикнул он.

— Нет. Вы разве женаты? Или ты боишься маленькой подружки? — Антонина намеренно дразнила парня.

— Никого я не боюсь! — горячо запротестовал Иван. — Обманывать не хочу!

Девушка даже не попыталась скрыть своего разочарования.

— Кого?! — горько усмехнулась она. — Шурочка-то тебя любит, я нисколько не сомневаюсь. А ты?! Хочешь самого себя обмануть?! Не получится! Что молчишь?! Скажи правду! — От волнения Тоня необычайно похорошела.

Не в силах больше противиться тайному желанию, Иван страстно притянул разлучницу к себе. Ее нежные губы пахли ландышами.

— Мне все время этого хотелось, — теряя голову, прошептал он, — с первой минуты…

Через мгновение несчастный влюбленный опомнился:

— Уходи! Слышишь, уходи! — Его лицо исказилось от страдания.

Антонина решила обидеться, но, увидев ошеломленную Шуру, застывшую у входа, переменила тактику.

— Сердцу, Ванечка, не прикажешь! Не любишь ты свою красавицу, а признаться боишься!

Окинув соперницу победоносным взглядом, она неспешно направилась к двери.

От звука громкой пощечины за спиной Антонина мстительно улыбнулась: что ж, Иван дорого заплатит за ее унижение!

На следующий день, на перемене, Шура зашла в учительскую.

— Нам нужно поговорить! — решительно заявила девушка, теребя в руках принесенную книгу.

— Что ж, давай, — согласилась Антонина, задержав насмешливый взгляд на учебнике. — Смотри не порви!

Шура вспыхнула и поспешно передала задачник учительнице математики, сидевшей за соседним столом:

— Тамара Ивановна, я все-таки отыскала.

— Спасибо тебе, дорогая! Без него я как без рук! — обрадовалась женщина.

— О чем ты хотела поговорить? — Антонина достала из сумки зеркальце и принялась поправлять прическу.

— Может, выйдем?

— А зачем?! Мне, например, никто не мешает!

— Ну, хорошо! — Шура остановила на ней свой гневный взгляд. — Ты что же вытворяешь?! Недавно приехала и уже чужих парней «отбиваешь»?!

— При чем здесь я? Они сами «отбиваются», и с огромным удовольствием! — съязвила Тоня, подогреваемая чужим любопытством. Роль «роковой женщины» ей явно пришлась по вкусу.

— Запомни, вертихвостка, не смей к моему Ивану подходить! Даже смотреть на него не смей, не то плохо будет, — угрожающе прошептала Шура.

«А ангелок-то не шутит!» Антонине сделалось не по себе, но тем не менее, не желая уступать, она презрительно хмыкнула:

— Почему это Иван твой? Ты что, купила его в магазине?

— Я предупредила! — Голос девушки зазвенел натянутой струной.

Тоня удивленно посмотрела на миниатюрную библиотекаршу, боевую, с раскрасневшимся лицом: «Надо же, кто бы мог подумать?! Вот тебе и мямля!»

После того разговора в учительской Иван старательно избегал встреч, что выводило Антонину из себя. Всевозможные уловки, на которые ей приходилось идти, оказывались недейственными. Да еще Шурочка при каждом удобном случае старательно демонстрировала их близкие отношения. В конце концов неудачливая соперница растеряла боевой пыл и была близка к отчаянию.

Незаметно весна вытеснила зиму, в одночасье изменив все вокруг. Вместе с солнышком и теплым ветерком, напоенным свежими запахами тайги, она принесла с собой вечное желание любви, сделав Тонино существование невыносимым. Иногда, от скуки, девушка заходила в клуб, и если встречала там знакомую парочку, просмотр фильма становился сущей мукой: слезы, не переставая, лились из глаз.

В один из таких «черных» дней Антонина заперлась у себя в комнате. Упав лицом в подушку, она сотрясалась от злых рыданий. Ощущение проигрыша, тоска, ущемленное самолюбие разрывали сердце на части. Среди ночи девушка внезапно пробудилась. За окном висела огромная полная луна, заливая комнату призрачным светом. «Какой холод!» Антонина озадаченно потерла руки и, завернувшись в одеяло, уселась на кровати. И тут ей почудилось, что в темном углу возникли контуры высокой женской фигуры. Она хотела позвать на помощь, но от испуга не смогла даже пошевелиться. Плохо слушающимися губами Тоня шепнула:

— Вы кто?

— Не бойся меня, девочка, я пришла помочь, — прошелестел странный голос.

— Кто вы? — переспросила до смерти напуганная Антонина.

— Твоя бабушка, — последовал неожиданный ответ.

— Моя бабушка в деревне, вы совсем на нее не похожи…

— Я — другая…

— Другую никогда не видела, она давно умерла.

— Так посмотри, не бойся, перед тобой не обычный человек, а дух!

— Скажите, зачем вы пришли?

— Прошу, называй меня бабушкой Ниной, — попросил дух.

— Хорошо. — Тоня немного приободрилась.

— Я пришла, чтобы предложить помощь. Если ты согласишься, вся твоя дальнейшая жизнь станет чередой удач и исполненных желаний. Ты этого хочешь? — спросила колдунья внучку.

— А кто бы от такого отказался? — изумленно ответила Антонина.

— Тогда позволь рассказать о том, что тщательно скрывала от тебя мать. Знай, ты девушка из рода благочестивых прадедов, посвятивших свои жизни бескорыстному служению ничтожным людям. Я первая восстала против жалких поколений добра и приняла сторону своего господина. Он научил меня главному: цель всегда оправдывает средства, а победа любой ценой не перестает от этого быть победой! Он дал мне силу и власть! Все, о чем я мечтала! Если ты последуешь за ним, он тоже станет для тебя исполнителем желаний!

— Конечно, я согласна! — обрадованно отозвалась Тоня.

— Ответь, ты добровольно принимаешь от меня помощь?

— Почему вы так странно спрашиваете? — поинтересовалась озадаченная девушка.

— Заключаю договор.

— Значит, вам тоже от меня что-то нужно? — догадалась Антонина.

— Не напрасно я ждала твоего рождения! — с торжеством в голосе воскликнула колдунья.

— Вы знали о моем рождении?

— Да. Ты не представляешь, как долго я его ждала!

— Но зачем?

— Именно ты, забравшая силу предыдущих поколений, сможешь стать самой могущественной в роду! Сможешь открыть книгу власти!

— Постойте, постойте! — остановила Антонина свою бабушку. — Если про силу я еще что-то поняла, то про книгу власти — ничего!

— Сейчас поймешь. Многие века хранилась у нас книга, созданная высшим ангелом, Денницей. С ее помощью он сумел перетянуть на свою сторону одну треть ангелов и вступил в сражение с Небесным Воинством, оставшимся верным Богу. После поражения Денницу вместе с соратниками несправедливо изгнали на землю. Подумай, если ангелы не могли устоять перед книгой, то что говорить о слабых людях! С тех пор она переходила из рук в руки, пока не попала к нашему роду. К сожалению, монахам удалось закрыть книгу при помощи особой молитвы и частицы Креста Господня, лишив тем самым возможности воспользоваться колдовской силой. Много веков наш род являлся хранителем. Моя мать, твоя прабабка, не доверяла мне, поэтому посвятила в тайну местного священника, своего друга. С его помощью старуха перепрятала книгу.

— Значит, где она сейчас, неизвестно?

— Нет.

— А зачем вообще искать? Неужели ангел не может создать еще одну?

— К сожалению, после изгнания на землю Денница лишился такой возможности.

— Но при чем здесь я?

— В будущем книга вновь окажется в твоей семье.

— У меня?!

— Не совсем. О большем не спрашивай! Ответь, ты готова заключить договор?

— Готова, но вы не знаете, чего я хочу!

— Мне ли не знать, дорогая! Хотя парень тебе вовсе не нужен! Впрочем, в этом желании вся ты! Поиграешь, как кошка с мышью, и бросишь.

— Разрешите задать последний вопрос?

— Спрашивай!

— А что за ангел, которого изгнали на землю?

— Денница?!

Поток ледяного света, хлынувший из глаз колдуньи, ослепил девушку. Дикий хохот сотряс комнату, заставив Антонину, в ужасе, отпрянуть от страшной гостьи.

— У вас его называют сатаной! — прокатился по комнате нечеловеческий голос.

Проснувшись утром, Тоня долго не могла решить, во сне ей все привиделось или произошло наяву. Перед уходом в школу она на минуту задержалась перед зеркалом и, недовольно хмуря брови, проворчала:

— Совсем нервы ни к черту! Исполнят тебе желания, держи карман шире!

Погожий майский день перевалил за вторую половину. Солнышко не просто пригревало, а, довольно чувствительно, припекало. Антонине не хотелось сегодня задерживаться в школе. Сразу же после уроков она выбежала на залитую светом улицу. «Как было бы чудесно, раскинув руки, повалиться в душистую молодую траву и просто лежать с закрытыми глазами, ощущая ласковое тепло солнца и легкое дуновение ветерка. Лежать и ни о чем не думать…» — девушка бросила тоскливый взгляд в сторону леса и вяло побрела по проселочной дороге. Шум машины, за спиной, заставил ее посторониться. Антонина прикрыла глаза рукой и недовольно поморщилась от поднявшейся пыли. Грузовик резко затормозил.

— Что же вы девушка, даже не оборачиваетесь?

В открытом окне она увидела лицо Ивана.

— Не боитесь под колеса угодить? — неуклюже пошутил парень. В следующую минуту он уже спрыгнул с подножки. Щурясь от солнечного света, Иван смотрел на потупившуюся Тоню и ломал голову над тем, с чего начать разговор. Наконец девушка подняла на него глаза. Все заготовленные фразы вмиг исчезли. В горле пересохло. Иван с трудом вымучил: — Садись.

Удивительно, но Тоня согласилась. Они выехали за село и свернули с основной дороги на грунтовую, ведущую в тайгу.

— А дальше? — тихо спросила девушка.

— Я больше не могу! — в отчаянии воскликнул парень.

— Чего не можешь?

— Не мучай меня! Неужели не понимаешь, что я жить без тебя не могу! Не могу больше притворяться с Сашей! Мне нужна только ты!

Улыбка торжества мелькнула на лице Антонины, но взволнованный Иван этого не заметил.

— Почему ты ничего не отвечаешь?!

— Давай прогуляемся! — предложила девушка. — Посмотри, какая красота вокруг…

— Красота? — растерянно переспросил парень.

Они вышли из машины. Волшебный мир леса, созданный из живой изумрудной ткани, птичьих переливов и чарующих запахов, сомкнулся за их спинами, окутывая древней магией, лишая чувства реальности.

— Чудесно!

Купаясь в волнах нахлынувшей любви, девушка запрокинула голову и, опьяненная тем, что Иван любовался ею, рассмеялась, закружилась, превращаясь в настоящую красавицу.

— Тоня, Тонечка, подожди!

Ничего не объясняя, Антонина потянула его за собой. Они все дальше углублялись в лес. Девушка словно чего-то искала, не обращая внимания на протесты.

— Тоня, давай вернемся! Куда ты спешишь? Там же чаща!

Еще некоторое время влюбленные продолжали идти в полном молчании. Неожиданно Антонина остановилась сама. Обернувшись с загадочной улыбкой, она поманила Ивана пальцем, указывая на нечто скрытое в густом ельнике. Парень раздвинул колючие ветви и присвистнул от удивления. Ландышевый ковер, сотканный из призрачных грез и потаенных желаний, лежал перед ними. Вечерело. Запах цветов, как хмельное вино, кружил головы.

— Ты знала? — ласково спросил он.

— Нет! — отказалась девушка.

— Конечно, знала, лиса! — не поверил ей Иван и шутливо погрозил пальцем. — Иначе как бы мы сюда попали?! Вот хитрюга!

— Я вижу поляну в первый раз!

— Ну, значит, ты обыкновенная ведьма! — заключил парень и нежно провел рукой по Тониным волосам.

— Какие шелковые…

— Может, я и вправду ведьма? Не боишься?

Иван заглянул в темные, словно бездонный омут, глаза, и на мгновение ему сделалось не по себе.

— Конечно! Вот и луна на небе полная! Все как положено! Знаешь?

— Что?

— Я люблю тебя, если даже ты ведьма.

Когда их губы встретились, он понял, что подобного счастья не испытывал никогда, и ничто, в сравнении с этим, уже не имело значения.

— Помнишь наш первый поцелуй? Мне тогда почудилось, будто твои губы пахнут ландышами…

Девичий смех, серебристым колокольчиком, рассыпался по сумеречному лесу. Соловьиная трель подхватила его и продолжила нескончаемой песней любви…

Наступило лето. Иван все сильнее запутывался в собственном обмане. Каждый день он готовился к объяснению, но слова замирали на губах. Странное дело, Шура словно ничего не замечала. В последнее время она выглядела отвлеченной.

«Сегодня я все скажу», — собравшись с духом, решила девушка. У школы Шурочку встретил мрачный Иван.

— Ваня, ты почему такой хмурый? — Она взяла жениха под руку и ласково прижалась к нему.

— Настроение плохое, — солгал парень. Чужим, фальшивым голосом он произнес: — Нам нужно поговорить.

— Я тоже хотела сообщить тебе нечто очень важное. — Шурочка загадочно посмотрела на него и улыбнулась.

Ее мама, Зинаида Тимофеевна, души не чаяла в Иване. Стоило парню появиться в их доме, она начинала хлопотать, не зная, чем угодить будущему зятю. Вот и сегодня женщина всполошилась, делая тем самым будущее объяснение совершенно невыносимым. Наконец молодые люди остались одни.

— Что ты хотел мне сказать, Ваня? — ласково спросила девушка.

— Я хотел сказать… Иван замялся, испугавшись продолжения.

Шурочка ожидала конца фразы, доверчиво глядя ему в глаза.

В полном смятении от того, что он сейчас должен будет произнести, Иван все же решился и отчаянно выпалил:

— Я люблю другую, прости!

У девушки комната поплыла перед глазами. Она удивленно и растерянно переспросила:

— Другую?

— Нам нужно расстаться, — тихо добавил Иван и опустил голову.

— Уходи! — Шура рывком распахнула дверь и покачнулась, ухватившись за ручку.

Иван успел подхватить ее и срывающимся голосом закричал:

— Тетя Зина, скорей, Шурочке плохо!

Увидев белое как мел лицо дочери, Зинаида Тимофеевна скомандовала обескураженному парню:

— Положи Сашу на кровать и принеси воды!

Когда девушка очнулась, мать озабоченно спросила:

— Дети, в чем дело?

Дочь отвела глаза, а Иван пунцово покраснел и, оставив вопрос без ответа, поспешно выбежал за дверь.

— Родная моя, как тебе помочь? — Зинаида Тимофеевна, теряясь в догадках, посмотрела на отчаянно разрыдавшуюся Шурочку и нежно привлекла девушку к себе.

Прошел месяц.

В школе все заметили разительную перемену, произошедшую с Шурой. На худом, изможденном лице синими озерами выделялись огромные, полные страдания глаза. Казалось, день за днем жизнь покидала несчастную, оставляя лишь хрупкую оболочку.

Под покровом ночи пробиралась она к бабке, живущей на окраине поселка.

— Пришла все-таки? — проскрипела старуха, недоброжелательно взглянув на позднюю гостью. — Чего стоишь в дверях, проходи, коли пришла! — От резкого окрика девушка испуганно вздрогнула. — Раньше надо было бояться! — усмехнулась знахарка. — Деньги принесла? Как договаривались?

Шурочка кивнула. В глазах плескались невыплаканные слезы.

— Ох вы, девки, девки, что ж вы творите! И я грех на себя беру! — укоризненно покачала головой бабка. — Ты пока присядь. Я воду вскипячу. Простыни взяла?

— Да, — ответила несчастная, с ужасом наблюдая за приготовлениями.

— Теперь давай, иди ко мне! Да не бойся ты так, небось, не зарежу!

Через три дня девушку отвезли на «скорой» в районную больницу с диагнозом «острый сепсис».

Узнав о случившемся, потрясенный Иван ночью примчался в больницу, проклиная их последний, злосчастный разговор.

— Здравствуйте, тетя Зина, — увидев заплаканную женщину, смущенно поздоровался он, — как Шурочка?

— Плохо! Температура сорок, почти все время без сознания, а когда приходит в себя, твердит: «Не хочу больше жить, не хочу больше жить». — Зинаида Тимофеевна разрыдалась.

— Держитесь, тетя Зина! Мы выходим ее. Обещаю вам, я сделаю все, чтобы Шурочка поправилась! Она будет жить, обязательно!

— Спасибо, Ваня, только…

— Никаких «только»! Скажите, к ней пускают?

— Пускают, но она не хочет видеть никого, особенно тебя… Ванечка, сынок, что между вами произошло?

— Тетя Зина, прошу вас, не сейчас.

— Милок, ты бы мамашу свою уложил поспать, вот и диванчик есть свободный, — предложила пожилая санитарка. — А то совсем измучилась, сердешная!

— Спасибо вам. Правда, вы ложитесь, тетя Зина, а я подежурю.

Всю ночь Ивана мучили сомнения: была ли в случившемся с Шурочкой его вина, или страшное заболевание явилось лишь роковым стечением обстоятельств. Меряя шагами больничный коридор, он со стыдом вспоминал их последнюю встречу. Чтобы как-то отвлечься, Иван занялся рассматриванием хирургического отделения. На посту усталая медсестра раскладывала лекарства.

— Девушка, извините, если отвлекаю, я хотел бы узнать, во сколько утром приходит доктор.

— Вы родственник Демьяновой? — оторвавшись от работы, спросила дежурная.

— Я друг.

— Понятно, «друг». — В голосе медсестры послышалась издевка. — Все вы сначала «друзья», а потом в кусты!

— Объясните, ради Бога, о каких кустах идет речь?! Ничего не понимаю! И почему вы так разговариваете со мной?! — возмутился Иван.

Девушка удивилась:

— Разве вам ничего не известно? — И смущенно добавила: — Дождитесь Антона Семеновича, он приходит в восемь.

Возвратившись к палате Шурочки, Иван поправил плед на спящей Зинаиде Тимофеевне и, ломая голову над последними словами медсестры, устало опустился на стул. Страшная правда маячила где-то далеко, на самом краю сознания. Незаметно он задремал. Разбудил его громкий рассерженный голос. Солидный мужчина в белом халате что-то втолковывал перепуганной санитарке. Иван поспешно вскочил и, сильно волнуясь, направился к доктору быстрым шагом.

— Здравствуйте, Антон Семенович! Я хотел бы узнать о состоянии больной Демьяновой.

Собравшись пристыдить молодого человека, врач взглянул на него и остановился.

— Как вас зовут? — спросил он, поправляя очки в роговой оправе.

— Иван.

— Вот что, Ваня, давайте поговорим без посторонних ушей.

Медсестра демонстративно вздохнула и, смерив парня уничтожающим взглядом, направилась в процедурную. Иван совсем растерялся и покраснел.

— Не обращайте внимания! — подбодрил его Антон Семенович.

Они зашли в небольшой кабинет, заваленный научными книгами, картами и какими-то неизвестными предметами, вероятно имевшими отношение к медицине.

— Присаживайтесь! — Доктор освободил второй стул и, расположившись напротив, в задумчивости потер переносицу: «На коварного соблазнителя парень не похож, скорее на несчастного влюбленного».

— Антон Семенович, пожалуйста, скажите, что с Шурочкой?

— Вы же знаете, у нее острый сепсис.

— Но отчего, так неожиданно?!

— Неожиданно? Вполне ожидаемо, если делать аборт у бабки, в грязи! «Да, запрет абортов неизбежно будет приводить к катастрофическим последствиям», — озабоченно подумал доктор.

— Аборт?! — в замешательстве воскликнул Иван.

— Позвольте, вы что же, не в курсе? — Мужчина испытующе посмотрел на него.

— В первый раз слышу, — пробормотал молодой человек.

В комнате повисло напряженное молчание. Антону Семеновичу сделалось крайне неловко из-за сложившейся ситуации. Он смущенно вздохнул и отвел глаза.

— Это из-за меня! — Иван в отчаянии схватился за голову: — Один я виноват! Из-за меня погиб ребенок! А если Шурочка умрет?! Господи! Что же я наделал! Что наделал!

На громкий крик в кабинет вбежала встревоженная санитарка, но Антон Семенович жестом попросил женщину выйти.

— Ну, зачем вы так говорите! Вы ведь ни о чем не знали! — Попытка утешить молодого человека оказалась бесполезной.

— Она хотела рассказать! Но разве мне было до этого дело?! Я думал только о себе, о своей новой любви! Предатель! Предложил расстаться и сбежал, как последний трус! — убежденно проговорил Иван. Неподдельное страдание отразилось в потухших глазах. — Теперь невозможно уже ничего изменить, я разрушил наше счастье… — Его голова упала на грудь.

В тот момент он показался доктору большой сломанной игрушкой.

Прошло два месяца. Шурочка медленно выздоравливала. Она почти не разговаривала. На бледном, безжизненном лице, казалось, навсегда застыло скорбное выражение. Врачи, говоря о глубокой депрессии, всерьез опасались за ее психическое здоровье. Наступил август. Иван разрывался между работой и больницей. Уставший, подавленный происходящим, он боялся задумываться о будущем. Дни-близнецы ничем не отличаясь друг от друга, усыпляли боль, но внезапно все перевернулось.

Задыхаясь от гнева, Иван ворвался в комнату Антонины. Он схватил девушку за плечи и грубо притянул к себе.

— Уезжаешь?! Бежишь?! Не позволю!

— Ты что, глупенький, успокойся! Пусти, больно же! — Антонина, пряча полуулыбку, осторожно высвободилась из его рук. В опущенных глазах таилась звериная сытость от одержанной победы. — Медведь!

— Хочешь, уедем вместе?! Только скажи!

«По-собачьи преданно», — холодно подумала она и удивилась собственному безразличию. С некоторой долей брезгливого презрения Антонина пожала плечами:

— Ты мне неинтересен. Совсем.

Когда девушка садилась в поезд, оставляя в прошлом бремя ненужных воспоминаний, грузовик Ивана уверенно мчался к обрыву. Там, внизу, спокойно и величественно катила воды могучая река, обещавшая забвение вечности…

 

Глава 4

НАДЕЖДА

1974 год, Москва.

Надежда, с досадой взглянув на часы, в спешке подкрасила губы и выбежала из квартиры. Безнадежно махнув рукой на вечно занятый лифт, она кинулась вниз по лестнице. «Двести тридцатый» уже подъезжал к остановке. На лице женщины отразилось отчаяние. Нога неловко подвернулась, попав в выбоину на асфальте. «Ну вот, все одно к одному!» — окончательно расстроилась Надежда и, прихрамывая из-за весьма ощутимой боли в лодыжке, с трудом доковыляла до остановки. Через пятнадцать минут нервного ожидания вдали показался следующий автобус. Женщина не представляла, как ей удастся туда втиснуться со своей больной конечностью. Между тем маневр посадочной атаки увенчался успехом, и вскоре она оказалась плотно прижатой к окну. Надежда перевела дыхание, с отвращением ощутив привычные «ароматы» рабочего утра, замешанные на перегаре, поте и французских духах. Невеселые размышления о том, в каком настроении находится сегодня начальница, не прибавили оптимизма. На «конечной», выплюнутая напирающей толпой из автобусных дверей, она поспешила к проходной завода. Сегодня в бюро пропусков дежурила ее хорошая знакомая.

— Прости, Танечка, на автобус опоздала, — заискивающе улыбнулась Надежда.

Толстая тетка, со строгим лицом стража порядка, махнула рукой в сторону турникета:

— Проходи быстрей, пока «старший» не заметил!

Оглядываясь по сторонам, женщина осторожно пробралась к лестнице, но на втором этаже остановилась из-за невыносимой боли в ноге. Немного придя в себя, она с опаской приоткрыла дверь бухгалтерии и… натолкнулась на испепеляющий, дышащий крайней степенью негодования взгляд своей начальницы.

— Доброе утро, Надежда Михайловна! Вы все-таки решили прибыть? Какая удивительная пунктуальность! — Маргарита Оттовна исходила желчью, отчего ее воспаленная, жирная, с крупными порами кожа сделалась еще краснее, а длинный острый нос от возмущения выдвинулся вперед, угрожая проткнуть жертву насквозь. — И что же вас так задержало, позвольте узнать?! — прошипела Маргарита. — Если вы находите наш режим столь обременительным, не проще ли подыскать себе другую, более удобную работу?

Надежда вспыхнула от унизительного тона главбуха, но она хорошо знала, если не стерпеть и ответить, можно подавать заявление об уходе. Маргарита со свету сживет. Наполовину немка, начальница никогда никому ничего не прощала. Поэтому, охладив обиду осознанием того факта, что опаздывает уже не в первый раз, женщина сокрушенно попросила:

— Извините меня, пожалуйста, Маргарита Оттовна, автобуса долго не было…

— Надо выходить раньше из дома! Напишите объяснительную. Учтите: если такое повторится, останетесь без премии! — По всему чувствовалось: пары начальница спустила, и продолжения не последует.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Слышалось только шуршание бумаг и треск счетных машинок. Надежда, заняв рабочее место, облегченно передохнула. После утренних неприятностей на нее напало дремотное состояние. К тому же к полудню солнце, раздвинув мутную пелену облаков, начало сильно припекать и мешать работать. Оторвавшись от бесконечной череды чисел, Надежда посмотрела в окно: бабушка тянула за руку упирающегося малыша, а тот злился, хныкал, смешно топал ножкой… У проходной рабочие собрались… Отчего-то ей сделалось тоскливо. Взгляд продолжал рассеянно скользить по прохожим, пока не задержался на незнакомке. Надежда испуганно вздрогнула и побледнела. На нее лавиной обрушились тяжелые воспоминания: смерть матери и жуткая встреча в больничном парке…

Время близилось к обеду. Служащие сосредоточенно трудились, оставляя на страницах документов новые записи. Только одна из них, Валентина Антоновна, внимательно наблюдала за Надеждой, ломая голову над тем, кто мог или что могло довести молодую сотрудницу до такого состояния. За год красивая тридцатисемилетняя брюнетка с пышными волнистыми волосами, живыми шоколадными глазами и стройной фигурой превратилась в нервозную, исхудавшую женщину с усталым лицом и настороженным взглядом. Конечно, смерть матери ни для кого не проходит бесследно, но все же время лечит, а тут… Вот и сегодня, чего она испугалась? Кто стоял под окном?

Наступил обеденный перерыв. В комнату бухгалтерии, весело пересмеиваясь, заглянули две сотрудницы из планового отдела. Одна из них, задорная курносая женщина с замысловатой, тщательно уложенной прической, спросила звенящим от возбуждения голосом, в предвкушении приятной возможности позубоскалить:

— Девочки, хотите повеселиться?!

«Девочки» заметно оживились, радуясь возможности отвлечься от утомительной работы.

— Ну, наша Антонина сегодня и учудила… — Сотрудница обвела комнату искрящимся взглядом.

Здесь следует отметить, что Антонина Ивановна, о которой пойдет речь, была женщиной поистине гигантских размеров. Она решительно не желала худеть, хотя уже с трудом справлялась со своим огромным телом. Количество ежедневно поглощаемых ею пирожных и булочек давно превысило критическую отметку и казалось фантастическим!

— Вася, вы ведь знаете Тониного мужа, решил посадить жену на диету. Поэтому с сегодняшнего дня он сам начал делать своей «малышке» бутерброды. Но нашу Тоню не проведешь! По дороге на работу она запаслась двумя дополнительными батонами и исправила Васину досадную «ошибку», добавив к каждому «диетическому бутербродику» по огромному ломтю хлеба. Если бы вы слышали ее довольный бас: «Думал, голодом меня уморить, не выйдет!» — Рассказчица постаралась как можно точнее скопировать голос и манеры Антонины Ивановны.

Появление начальницы прервало дружный смех. Недовольный вид Маргариты, вместе с напоминанием о проходящем обеденном времени, стер улыбки с лиц подчиненных.

— Маргарита Оттовна, вы не забыли? Мы с Галиной Петровной за венгерскими курами уходим, вернемся позже! — напомнила Шура.

— А мы в «Колбасный», за сырокопченкой, — присоединилась к ней Татьяна Ивановна.

— Хорошо, идите, на мою долю две курицы и палочку колбасы, — милостиво разрешила главбух.

Женщины, торопливо собравшись, направились к выходу.

— Надя, а ты что сидишь? — остановилась у ее стола Шура.

— Я сегодня не пойду, — отказалась Надежда, — идите без меня.

— Тебе плохо? Какая-то ты бледная!

— Все нормально, не волнуйся, иди, а то не успеешь!

Перевалив за вторую половину, рабочий день неумолимо приближался к концу. Оставив дела до завтра, усталые сотрудницы готовились к преодолению последнего препятствия, отделяющего их от дома. «Добытые» с трудом, вымученные многочасовым стоянием в очередях продукты распределялись по сумкам, которые тяжелым грузом оттягивали руки терпеливых женщин советской эпохи.

Вечерело. Небо вновь затянулось облачной пеленой. Несмотря на установившуюся теплую погоду, чувствовалось близкое дыхание осени. Пользуясь общей суматохой, Валентина Антоновна подошла к Наде и тихо спросила:

— Наденька, ты едешь на «двести тридцатом»?

Когда женщина кивнула ей в ответ, она продолжила:

— Сегодня я составлю тебе компанию.

— Правда? — обрадовалась Надежда. — А куда вы собрались?

— В церковь.

Надежда промолчала, но через некоторое время, сосредоточенно роясь в сумочке, вдруг тихо попросила:

— Можно мне с вами?

Валентина не ожидала от нее такой просьбы, но вида не показала.

— Конечно! — приветливо улыбнулась она.

Женщины вышли на оживленную улицу и медленным шагом направились к остановке, вдоль чугунной заводской ограды. Надежда сильно нервничала, зачем-то часто, испуганно оглядывалась по сторонам, почти не слышала обращенных к ней слов.

— Давай немного постоим, — попросила Валентина Антоновна и взяла сотрудницу за руку. — Какая холодная! Наденька, да ты вся дрожишь!

Надежда прислонилась к ограде и безутешно разрыдалась.

— Успокойся, девочка, успокойся!

Недоумевая о причине слез, Валентина Антоновна принялась ласково гладить сотрудницу по спине. Прошло немало времени, прежде чем несчастная перестала горько всхлипывать и смогла продолжить путь. В автобусе оказалось несколько свободных мест. Валентина Антоновна посадила женщину к окну, а сама, устроившись рядом, вытащила из сумки книгу и углубилась в чтение. Надежда с благодарностью взглянула на тактичную спутницу. Да, именно Валентине Антоновне ей, впервые, захотелось обо всем рассказать.

В семидесятые годы вера в Бога считалась чем-то постыдным и, едва ли, не противозаконным. «Строители коммунизма» относились к религии крайне отрицательно. Черкизовская церковь, освященная в честь пророка Илии, располагалась на живописной возвышенности. Хорошо видимая издалека, она привлекала внимание чистотой и воздушностью: белая, похожая на сказочный терем, с нарядными синими и золотыми куполами. Этот храм, один из немногих, уцелел после их многолетнего варварского уничтожения. У подножия холма, решив организовать зону отдыха, местные власти вырыли большой пруд, на берегу которого построили кинотеатр «Севастополь».

Надежда бывала в церкви редко, по большим праздникам, да и то за компанию с подругами: освятить на Пасху куличи или просто поставить свечу. Среди оживленной людской суеты терялось истинное понимание происходящего, остающегося в памяти лишь красивым спектаклем. Сегодня же храм выглядел строгим и сосредоточенным. Когда женщина поднялась по ступенькам к высоким кованым воротам, приветливо распахнутым навстречу, ее охватило волнение. Она и сама не могла определить, отчего. Вечерняя служба давно закончилась. Всегдашнее смущение под взглядами посторонних людей отступило. Церковь встретила тишиной, мягким полумраком, потрескиванием свечей, мерцанием лампадок. Надежда, не в силах оторваться от кротких, полных сострадания глаз Спасителя, остановилась перед Образом и почувствовала, как в душу возвращаются мир и покой.

— Господи, — прошептала она, — Господи… — На глазах выступили слезы. Слова исчезли, заговорило само сердце, горячо забившись от бесконечной благодарности.

Женщины молча вышли из храма. Каждая думала о своем, но то общее, что связало их сегодня, делало молчание исполненным глубокого смысла. Погода стояла прекрасная. Мимо пробегали люди, торопящиеся на восьмичасовой сеанс в кино. Надежда вздохнула. Домой возвращаться не хотелось. Увидев утопавшую в сиреневых кустах лавочку, она предложила посидеть. Со стороны казалось, приятельницы просто наслаждались теплым сентябрьским вечером и от нечего делать наблюдали за прохожими. На самом деле Валентина Антоновна, сохраняя внешнее спокойствие, сильно волновалась.

— Наденька, на заводе меня кем только не считают, некоторые даже сектанткой называют, подозревают в колдовстве. Но это полная чушь! Да, в Бога я стала верить, в церковь часто хожу. А вот почему, никому не известно. Послушай! Возможно, мой рассказ поможет тебе. Только, прошу…

— Валентина Антоновна, все останется между нами! — заверила сотрудницу заинтригованная Надежда.

— Ты знаешь, у меня очень сильно болела дочка, потом неожиданно выздоровела. Моей Оленьке в ту пору исполнилось девятнадцать. Справили мы день рождения, а через неделю… Надо тебе сказать, девочкой она росла крупной, здоровьем не обиженной, про таких обычно говорят: «кровь с молоком». И вдруг взялась хныкать да хандрить. Я вначале и внимания-то на это не обращала, думала, девичьи капризы. Только дни идут. Вижу, доченька моя ничего не ест и быстро худеет. Я ругала ее, считая, что она специально уселась на диету, но, когда Олю от любой еды стало выворачивать, испугалась не на шутку.

Пошла я с ней по врачам, никто ничего не находит, все говорят, здорова. А девочка моя, тем временем, после своих восьмидесяти килограммов до пятидесяти похудела, обессилела совсем. Лекции в институте начала пропускать, учиться из рук вон плохо, а вскоре и совсем слегла. Что я пережила, передать невозможно! Какие только предположения в голову не лезли! Знакомые порекомендовали профессора, сказали, чудеса творит. Еле уговорила его к нам прийти. Он тоже ничем не помог, но на прощание намекнул.

— Я, — говорит, — думаю, здесь дело не в болезни, попробуйте обратиться в другое место…

Проходит еще неделя. Ломаю голову над тем, где найти это другое место, никто из друзей ничего подсказать не может. А тут, наверное, судьба! Возвращаюсь из магазина, навстречу мне женщина из нашего дома, Татьяна. Поздоровались, перекинулись парой слов, и вдруг она так аккуратно спрашивает о дочке, объясняя, будто слышала о ней от соседей. То ли сочувствие меня растрогало, то ли просто уже наболело, но я обо всем Татьяне рассказала. Она внимательно выслушала и поинтересовалась, нашли ли мы, по совету профессора, кого-нибудь другого. Я, конечно, только руками развела: откуда? Тогда-то она и предложила съездить к бабке. Заверила, что та опытная колдунья, многим помогла и дочке тоже обязательно поможет. Надя, я никогда не верила в подобные вещи! Тех, кто занимался целительством, считала стопроцентными шарлатанами, а тех, кто к ним обращался, называла, мягко говоря, недалекими людьми. Но как утопающий хватается за соломинку, так и я, наверное, ухватилась за предложение Татьяны. Взяла адрес бабки и в тот же день к ней помчалась. Добиралась туда часа полтора, на другой конец Москвы, улица еще с таким красивым названием, Изумрудная. Приезжаю. Дом пятиэтажный, без лифта, и, как назло, мне именно на пятый этаж! Поднимаюсь, настроение отвратительное, про себя чертыхаюсь. Наконец, еле отдышавшись, звоню в дверь. Минуты три никто не открывает. Когда я уже собралась уходить, послышался металлический скрежет, и на пороге возникла старуха. Она мне не понравилась с первого взгляда: недоброе, морщинистое лицо с маленьким острым носом и слезящимися глазами под дряблыми веками. Я поздоровалась, сослалась на Татьяну. Она ничего не ответила, лишь кивнула, пропуская меня в квартиру. В душной темной прихожей буркнула, что туфли можно не снимать, и, шаркая, повела в комнату, обставленную старинной мебелью черного дерева. Посередине стоял большой круглый стол, накрытый бежевой вязаной скатертью с кистями. Бабка предложила мне сесть. Сама уселась напротив и властно приказала:

— Рассказывай!

Сбиваясь, стараясь ничего не упустить, я поведала о своем несчастий.

Колдунья некоторое время молчала, а затем неожиданно спросила:

— Очень дочку любишь? — И сама же ответила: — Вижу, очень. Тогда слушай. Жизнь за нее подаришь? Признаюсь тебе, могла бы и не спрашивая отобрать, но не хочу грехи множить.

Я поразилась ее вопросу:

— Как это, подарить жизнь?

Бабка, передразнивая, недовольно проворчала:

— Как, как, да очень просто! Год твой, если вылечу дочку, за пять будет идти. Один тебе, четыре мне, стара я стала…

— А сколько же вам лет? — осмелилась поинтересоваться я, а саму аж трясет от страха!

— Лучше не знать, — усмехнулась колдунья.

Другого выхода не было, кроме как согласиться на условие старухи. Заручившись ответом, она вышла на кухню, а я, стараясь успокоиться, принялась рассматривать обстановку. В ней чего-то явно не хватало, но чего? Вскоре бабка возвратилась с неизвестным варевом и велела выпить его до конца. Я, с опаской, пригубила. В глиняной кружке оказался обычный чай, слегка отдающий травами. Внезапно колдунья широко разинула беззубый рот, ставший похожим на черную дыру, указала на него пальцем и скороговоркой произнесла:

— Тебе стареть, мне молодеть.

Забрав пустую кружку, она заметно повеселела и напоследок пообещала:

— Можешь считать дочь здоровой. Завтра навещу.

Бабка выпроводила за дверь, даже не узнав адреса! Ночью, от тяжелых мыслей, сделалось совсем невмоготу. Я ужасно корила себя за глупое поведение и детскую наивность! Под утро мне стало ясно, чего не хватало в квартире колдуньи: зеркал.

Едва рассвело, я, со смутной надеждой на какие-то изменения, заглянула в комнату дочери. У нее все оставалось по-прежнему. И тогда от безысходности мной овладело настоящее безумие! Господи! Даже сейчас невыносимо вспоминать! Очнулась лишь от звонка в дверь. На пороге стояла она, та самая колдунья! Отодвинув меня рукой, бабка по-хозяйски прошла в квартиру, но не в комнату к Оленьке, а почему-то на кухню, и молча уселась там на табуретку. Помню, мне подумалось: уж не чай ли ведьма пришла пить? Как будто услышав мои мысли, старуха усмехнулась.

— Неплохо бы! — А затем деловито осведомилась: — К тебе свекровь ходит?

— Ходит, — растерялась я. — А она здесь при чем?

— А вот при чем.

Подойдя к холодильнику, колдунья велела его отодвинуть. Увидев мое изумление, бабка повторила требование.

— Отодвинуть холодильник? Зачем?! — Я посмотрела на нее, как на сумасшедшую.

— Не задавай глупых вопросов! — рявкнула старуха и с легкостью передвинула тяжелый «ЗИЛ».

Заглянув в освободившийся угол, она поманила меня пальцем. У самого плинтуса горкой лежала белая крупа.

— Не догадываешься? — прошамкала бабка и хитро осклабилась. — Теперь уже нечего бояться, отбоялась, сердешная! От крупы болезнь твоей дочери. Не будет крупы, не станет и болезни.

В вытащенный из кармана пакетик колдунья осторожно собрала все с пола, до последней крупинки. Тяжело поднявшись с колен, посетовала:

— Ох, старость, старость, будь она неладна! Крупу унесу с собой. За свекровью смотри!

Не попрощавшись, старуха направилась к выходу. Когда за ней захлопнулась входная дверь, я облегченно вздохнула.

Первым делом, после ухода неприятной гостьи, кинулась к Оленьке, вспомнив, в каком ужасном состоянии ее оставила. Но мои страхи оказались напрасными, девочка спокойно спала. Часы показывали двенадцать. Я позвонила Маргарите и, сославшись на семейные обстоятельства, попросила отгул.

Проснувшись к вечеру, Оленька проголодалась. В первый раз, за столько дней, она хоть что-то захотела съесть! Глядя, как дочка с аппетитом обедает, вместе с огромной радостью ко мне пришла мысль о расплате.

Оленьке становилось лучше день ото дня. Через месяц она уже могла самостоятельно ездить в институт. Первое время я не ощущала никаких изменений. Позже появилась слабость, потом пришли болезни. Короче, через три года я превратилась в настоящую «развалюху». Помнишь ваши сочувственные взгляды? А теперь, Надя, посчитай, год за пять. Нехитрая арифметика! Я постарела на пятнадцать лет! Было очень страшно, утешало лишь счастье Оленьки. На четвертый год глубокая тоска прочно поселилась в сердце, жизнь потеряла всякий смысл. Хотелось одного — поскорее умереть. Я стала бояться одиночества, боялась оставаться наедине с самой собой. Особенно пугали выходные. Домашние, устав от моего скверного настроения, спешили, под разными предлогами, покинуть неуютный дом. Тогда нехорошие, злые мысли рождались в воспаленной голове.

— Вот, — думала я, — теперь, конечно, сделалась никому не нужной, не интересной: старой, некрасивой, больной! Побежали, как крысы с тонущего корабля!

Жгучая обида пожирала изнутри, мешая осознать главное: не болезнь и внешность, а мое собственное отношение к родным, полное желчи и злой подозрительности, стало причиной несчастий!

Как сейчас, помню тот воскресный день. Измученная бессонницей, я предпочла исчезнуть из дома без предупреждения. Но и на улице, среди городской суеты, чудовища, поселившиеся в душе, продолжали терзать меня. Голова раскалывалась от боли, во рту пересохло, казалось, еще немного, и сердце не выдержит, разорвется от горя. Вдруг, прямо над головой, в высоте, зазвонили колокола, строго и невыразимо прекрасно. Удивительно, но чем дольше я прислушивалась к ним, тем спокойнее мне становилось, тем явственнее отзывалась душа на их призыв. Когда затих последний удар, ноги сами понесли меня к храму.

Литургия уже началась. Чувствуя себя не в своей тарелке, тщетно пытаясь уловить смысл происходящего, я забилась в угол. Напротив висела большая старинная икона Спаса Нерукотворного. Это на нее ты так долго сегодня смотрела. Не знаю почему, но мои глаза тоже не могли оторваться от необыкновенных глаз Господа. Я ощущала: внутри что-то ломалось, лед таял, холод и темнота покидали душу. Наконец из глаз хлынули спасительные слезы, унося боль последних лет. После сделалось спокойно и легко, уходить не хотелось, даже после службы. Церковь опустела, а я продолжала стоять у иконы Спасителя, оттого, наверное, и не заметила появления батюшки.

Валентина Антоновна ласково улыбнулась.

— Знаешь, ни в ком раньше не находила я такой доброты и искреннего участия!

С тех пор необыкновенная светлая радость поселилась во мне, не оставляя места ничему дурному.

Прошла зима. Болезни отступили, потерянные годы вернулись. Я приобрела свой прежний вид.

Вот и вся история.

Надежда потрясенно молчала.

— А теперь, если хочешь, расскажи о себе, — мягко попросила Валентина Антоновна.

— После того, что случилось в вашей жизни, мои события уже не кажутся такими фантастическими. До сегодняшнего дня я никому не решалась признаться…

— Почему?

— Боялась, сочтут не совсем нормальной! — невесело усмехнулась женщина.

— Наденька, не стесняйся, расскажи! Поверь, я пойму! — Валентина Антоновна ободряюще посмотрела на нее.

Надежда вздохнула. Теплый сентябрьский вечер убаюкивал ласковым ветерком. Вокруг пруда медленно прогуливались парочки. Задумчиво следя за бликами на темной воде, она мысленно перенеслась в далекий летний день…

Жаркое начало августа раскалило огромный каменный город. Он изнывал, насквозь пронизанный солнцем, и мечтал о вечерней прохладе… Впрочем, лето проходило стороной, едва задевая ее сознание.

Мама умирала. Надежда настойчиво гнала от себя страшную мысль, но она возвращалась к ней снова и снова, мучительная, неотвязная. Лишь находясь в больнице, рядом с маминой постелью, ей становилось спокойнее. Казалось, что силой своей любви Надежде сможет помешать смерти. И хотя болезнь уже исказила черты любимого лица, сделала неподвижным тело, затуманила разум, женщина продолжала надеяться. Проходили долгие дни, а улучшения не наступало.

Сегодня она почти не спала. Предчувствие беды будоражило, напрягая измученные нервы. Уже рассвело, когда Надежда услышала тяжелые удары по окнам. В кровь разбивая грудь, сражался с холодным стеклом маленький крылатый почтальон, спешащий с вестью о смерти. Наконец вороненок отыскал открытую форточку и ворвался в квартиру. Но, странное дело, то, куда он так отчаянно стремился еще секунду назад, сделалось для него невыносимым пленом. Птица беспорядочно металась по комнатам, превращая тяжелое предчувствие в стремительно надвигающуюся реальность. Наспех одевшись, Надежда выбежала из дома. Частый стук каблучков гулко отдавался в пустоте безлюдных улиц, сливаясь с биением рвущегося сердца. Торопливость гнала и гнала вперед, пытаясь заглушить страх. У проходной она остановилась и отчаянно забарабанила в больничную дверь. Через некоторое время к ней вышел сонный охранник.

— Чего стучитесь ни свет ни заря? Что вам надо? — недовольно пробурчал мужчина.

— Пожалуйста, прошу вас, пропустите в неврологическое отделение, там у меня мама лежит! Очень прошу! Вот, у меня есть пропуск! — Надежда дрожащей рукой протянула бумагу.

— Не положено. Нужен круглосуточный.

Женщина умоляюще посмотрела на дежурного. Под ее взглядом он смягчился и, уже более миролюбиво, продолжил:

— Ну что с тобой делать! Проходи, коли пришла!

Едва попав в отделение, она сразу поняла: предчувствие не обмануло. По больничному коридору сестры торопливо катили аппарат реанимации. Следом за ними, из боковой двери, выбежали врачи. Все они спешили к маминой палате. Надя ухватила одного из них за рукав. Мужчина возмущенно обернулся.

— Скажите, что с мамой? Я ее дочь, ответьте, пожалуйста, ей плохо?

— Вы дочь Снегиревой?

— Да.

— У нее остановка сердца. В данный момент работает бригада реанимации. Будем надеяться на лучшее! В палату пока не входите, когда разрешат, сестра позовет.

Надежда слушала объяснение врача, но оно с трудом доходило до сознания. Внезапно обессилев, она прислонилась к холодной крашеной стене коридора.

— Вы посидите. Может, воды?

Ничего не ответив, женщина опустилась на продавленный дерматиновый диванчик.

— Ваша мама перенесла два инфаркта, сердце слабое! Крепитесь!

Надежда молчала, сосредоточившись на том, что происходило за закрытыми дверями палаты. Ей казалось, прошла целая вечность, прежде чем вышла сестра.

— Успокойтесь, самое страшное позади. Через несколько часов вы сможете ее навестить, а пока отдохните, поспите. Есть свободная палата.

— Нет, спасибо, я лучше здесь побуду.

— Как хотите, конечно, но я бы, на вашем месте, передохнула! — посоветовала девушка.

После обеда Надежде разрешили навестить больную. Мама выглядела очень слабой. Сухими, растрескавшимися губами она с трудом прошептала:

— Доченька, не надо переживать! Послушай, кого я накануне видела. Через открытое окно, по воздуху, ко мне приблизилась неземной красоты женщина и встала в ногах. Я даже почувствовала тяжесть! Некоторое время она смотрела на меня и молчала. Это было очень приятно! Ласковое лицо светилось такой добротой, словами не передать! Наденька, смерти нет, ты не бойся ее, доченька!

— Хорошо, родная. — Надя ласково погладила мягкие мамины волосы, не замечая своих слез.

— Девочка моя, не надо плакать.

— Мамочка, давай я за тобой поухаживаю: умою, переодену рубашку, а то ты с прошлого вечера без присмотра лежишь!

— Не волнуйся. Налей мне попить, во рту пересохло.

Их разговор прервали удары по стеклу и шум множества крыльев. Стайка воробьев билась в окна палаты.

— Вестники смерти. — Мать устало прикрыла глаза.

Птицы волновались, стремясь проникнуть вовнутрь. Откуда-то повеяло холодом. Вскоре они исчезли так же неожиданно, как и появились. Заинтригованная, Надежда распахнула раму и, перегнувшись через подоконник, заглянула вниз. Под окнами палаты, на земле, лежали неподвижные серые комочки. Судя по всему, воробьи погибли.

— Бедные! — Она взволнованно обернулась к матери. — Мамочка, ты представляешь, — и остановилась, не закончив фразы. Безжизненное лицо больной сделалось похожим на маску. Затаив дыхание Надежда приблизилась к постели и некоторое время всматривалась в неуловимо изменившиеся черты. Собравшись с духом, женщина срывающимся голосом спросила:

— Мамочка, ты спишь?

Больная не отвечала.

— Мамочка, скажи что-нибудь, только не молчи! — Дотронувшись до безжизненной руки, Надежда схватилась за горло и стремительно выбежала из палаты.

Голова болела невыносимо. Внутренняя пустота поглощала чувства и желания. Женщина добрела до одинокой лавочки, в глубине больничного парка, и, упав на нее, незаметно для самой себя задремала. Когда она очнулась, уже смеркалось. Вдоль аллеи зажглись фонари. Освещенные ими старые липы и кусты шиповника, при полном безветрии, напоминали декорации спектакля. В самом конце дороги Надежде привиделось нечто странное. Оглянувшись по сторонам и поняв, что в парке никого нет, она испугалась. Ледяной поток воздуха сжал тело плотным коконом. Перед глазами возникла незнакомка в ореоле тусклого фосфорического свечения.

— Я пришла с миром, — проговорила она. Увидев изменившееся лицо жертвы, с усмешкой добавила: — Не стоит бояться, пока…

— Пока? — Надежда почувствовала себя мошкой, запутавшейся в невидимой паутине. — Что вы сделали со мной?

— Ничего страшного. Скажем, это всего лишь невинный способ привлечь внимание. Поверь, не стоит бояться меня до тех пор, пока наши цели совпадают. — В глазах призрака металось холодное, ослепительно-белое пламя.

— Какие цели? — завороженно спросила женщина.

— Сейчас объясню. Я хочу оказать услугу. Конечно, не совсем бескорыстно… В течение последующих трех лет твоя дочь трижды подвергнется смертельной опасности.

— Опасности? — Несчастная мать похолодела от смысла сказанного.

— Вот именно, смерть будет ходить за ней по пятам. Ну, так что, тебя интересует помощь?

Не в силах произнести ни слова, Надежда кивнула.

— Не бойся, я спасу Милу. Но благотворительность не в моих правилах. Кое-что я попрошу взамен: некую вещь, которая окажется в вашей семье.

— Вещь?

— Придет время, и ты о ней узнаешь. Она станет совсем небольшой платой за жизнь ребенка! Решайся! Я жду!

— Простите, а вы не обманываете?

— Проверь, попробуй, но потом пеняй на себя! — В ответе незнакомки прозвучал вызов.

— Нет, нет, я верю! — поспешила заверить ее Надежда и горячо попросила: — Прошу вас, спасите мою девочку!

— Хорошо. И последнее, к помощи матери прибегать не советую, иначе легко можешь оказаться на месте сегодняшних воробьев! Поняла?

— Да…

Призрак начал медленно таять, пока не исчез совсем, оставив в вечернем воздухе легкий след прежнего свечения.

Оглушенная произошедшим, женщина растерянно смотрела в пространство, на то место, где еще минуту назад стояла ужасная незнакомка. Все перемешалось в голове. Мама, а она здесь при чем? Чем она сможет помочь?! Бред какой-то! Но загадочный свет никуда не уходил, убеждая в своей реальности…

— Извините, совсем вас заговорила! — Надежда смущенно улыбнулась Валентине Антоновне.

— Наденька, твой рассказ выглядит таким таинственным…

— Да, сплошные загадки. Но это лишь начало моей истории. Поверьте, нет ничего страшнее неизвестности! После той встречи в больничном парке я каждый день ожидала беды! Не решаясь признаться мужу, страдала вдвойне, ощущая свое полное одиночество. Летом мы снимали дачу в Мамонтовке. Должна отметить, места тамошние нас восхитили. Вокруг дома, повсюду, росли высоченные сосны, их кроны отбрасывали легкую полутень на чудесные поляны, поросшие мягкой травой. Хозяева не утруждали себя большим огородом, имея на участке лишь пару-тройку грядок с зеленью, поэтому основная его часть была настоящим сосновым бором. Между деревьями мы натянули гамак, в котором обожала качаться Милочка. Беря отпуска по очереди, я и Толя могли находиться на даче в июне и июле. Даже работая, все выходные проводили только там. Июль выдался жарким, с ливнями и сильными грозами. В один из таких дождливых дней мы с дочкой сидели на ступеньках летней веранды, с открытой дверью, наслаждаясь чистым, душистым воздухом. Гроза проходила стороной. Где-то далеко еще слышались раскаты грома, но дождь уже ослабевал, убаюкивая мерным шумом. Не помню, о чем мы разговаривали, когда нас ослепила молния и одновременно раздался оглушительный грохот, сотрясший весь дом. И тут я с ужасом заметила, как в открытую форточку медленно вплывает серебристый шар. Он странно двигался: плавно колыхался, словно в густом, тягучем сиропе. Я только и могла, что прошептать: «Милочка, не шевелись», — напряженно следя за искрящимся клубком, приближающимся к дочери. Внезапно, в полуметре от ее головы, шар остановился, как бы в раздумье, а затем, непостижимым образом, изменил траекторию. Не причинив никому вреда, он, против тока воздуха, вернулся назад, к форточке, и, выскочив в нее, взмыл высоко вверх, словно ручной мяч, пущенный невидимой рукой. Никогда не слышала, чтобы шаровая молния так странно двигалась! Ближе к вечеру небо очистилось, выглянуло солнышко. Помню, я занималась ужином. В дом вбежала взволнованная Милочка и, приплясывая от нетерпения, стала упрашивать побыстрее выйти с ней на улицу. Представившееся зрелище, действительно, поразило меня! В небесной лазури, под сводом восхитительной радуги, сиял огромный белоснежный крест! Так, впервые, сбылись слова незнакомки.

В следующий раз это случилось весной. Помните, прошедший март выдался теплым и солнечным. Городские сливы не справлялись с огромным количеством талого снега, отчего на тротуарах возникали настоящие моря. Мы с Милочкой решили поехать в «Детский мир». Тем более накануне я купила ей новые резиновые сапоги, которые дочке не терпелось обновить. По дороге она старалась не пропускать ни одной лужи. Впереди тротуар перегораживал целый водоем грязной, мутной воды с большой бурлящей воронкой посередине. Неожиданно Милочка к ней побежала. Зачем? До сих пор не могу понять! Обычно послушная, в тот день она будто не слышала моих сердитых окриков. Я попыталась догнать дочку, но куда там! Милу спасло лишь то, что, когда она падала в открытый люк, успела зацепиться за его края локтями. Схватив перепуганную дочь под мышки, я стала тянуть ее наверх, но бурный поток воды сводил все мои усилия на нет. К тому же промокшее пальто сделалось таким тяжелым…

Никто не заметил, откуда появился тот удивительный юноша. Он с завидным спокойствием приблизился к Милочке и, словно перышко, поднял в воздух. Не успела я опомниться, как наш спаситель исчез. Позже очевидцы происшествия описывали весьма необычную одежду молодого человека. На нем была светлая, ниже колен, рубаха без пуговиц и накинутый, поверх нее, длинный красный плащ. Наряд довершали высокие изящные черные сапоги с белым узором. Русые волнистые волосы, расчесанные на прямой пробор, открывали чистое ангельское лицо. Знаете, на самом деле, ангельское! — взволнованно воскликнула Надежда. — Сразу возникло ощущение, что я его знаю. Только вот откуда? Дома, размышляя, я случайно, остановила взгляд на иконах. — Женщина замялась. — Юноша как две капли воды походил на Архангела Михаила! Остается добавить, сегодня, под нашими окнами, я вновь увидела ту страшную незнакомку, о которой хотела забыть, и поняла: она так же реальна, как и мы! Что ей нужно?! Валентина Антоновна, мне страшно…

 

Глава 5

МИЛА

Сколько Мила себя помнила, она всегда видела сны. Особое место среди них занимал один и тот же, часто повторяющийся. Ей снился прекрасный белоснежный монастырь, окруженный высокими стройными деревьями, кипарисами, с кронами, напоминавшими пламя свечей. Монастырь возвышался на скалах, у подножия которых плескалось синее-синее море… Он звал Милу, пытаясь открыть некую важную тайну. Девочка твердо знала: там, за каменными стенами, находился ее родной дом. Она шла и шла к нему. Казалось, еще чуть-чуть, и Мила окажется у ворот. Но на этом видение обрывалось, оставляя чувство недоумения и тоски.

А что касалось остальных снов, со временем девочка научилась их разделять. На «прямые», когда она в точности, с мельчайшими подробностями, могла рассказать о будущем, причем не только своем, но и чужом. И «непрямые», символические, которые приходилось расшифровывать. Позже к ним присоединились новые, необыкновенные сны, оставляющие доказательства своей реальности…

Вначале Милу окружала темнота. Потом она дошла до бабушкиного дома и оказалась в глухой, темной прихожей коммунальной квартиры. С запахами посторонних людей, с шорохом чужой одежды, с чьим-то смущенным топтанием. Там, за закрытой дверью, находился ее волшебный детский мир: со светлой ореховой мебелью, запахом детского крема, тонкой фарфоровой вазой с жизнерадостными гимнастами и, конечно, приемником-транслятором, рассказывающим сказки и поющим, голосом Людмилы Зыкиной любимую песню «Течет река Волга». И вот кто-то говорит, что бабушки больше нет, она умерла! Мила заходит в пустую комнату. Девочка силится понять: как же будет теперь жить?! Без первых тюльпанов и нарциссов под окном бабушкиной комнаты на первом этаже? Это представляется ей совершенно невозможным!

Мила переносится в просторный белый зал, где на возвышении, в гробу, лежит бабушка. Она смутно видит родное лицо и цветы. Огромное горе вырывается наружу горячими солеными слезами. Мила не может остановиться, плачет и плачет…

— Милочка, проснись, проснись, маленькая! Не плачь, ну что ты, что тебе такое приснилось? — Мама ласково теребит девочку за плечо, гладит по голове, с тревогой смотрит в опухшее от слез лицо. Как же ее пугают Милочкины сны! — Доченька, проснись, не бойся! Ты просто видела дурной сон, он ничего не значит!

Мила открывает глаза и непонимающе смотрит на маму.

— Я видела умершую бабушку! Уверенная в реальности событий, она вновь начинает горько плакать.

— Деточка, такие сны к долгой жизни! — продолжает утешать дочку Надежда, сама не веря тому, что говорит.

Через месяц бабушку парализовало, а еще через две недели она умерла.

Жизнь двенадцатилетней девочки сильно изменилась. Теперь Милочка возвращалась домой неохотно. Никто не встречал ее с доброй улыбкой и горячим вкусным обедом на плите. Она вспоминала, как любила лепить с бабушкой вареники, с творогом, вишней, картошкой, и болтать о чем-то незначительном. Им было очень хорошо тогда, вдвоем. Воспоминания согревали, а порой, наоборот, пугали своей неповторимостью.

Милочка автоматически открыла входную дверь и вошла в пустую квартиру. С некоторых пор ей казалось, что тоска не состояние души, а вполне одушевленное существо, всегда находящееся рядом. Она подошла к холодильнику и достала кастрюлю с бульоном, в котором белели четвертинки курицы. Сварив вермишелевый суп, Милочка грустно уселась за кухонный стол. Есть одной совсем не хотелось. Девочка вяло помешивала ложкой в тарелке, раздумывая, чем бы заняться после обеда. А «после» она побрела к своей кушетке и упала на нее в изнеможении. Тишина квартиры давила, звенела в ушах, рождая непонятные звуки. Милочка прислушалась: по коридору кто-то ходил.

«Нет, не может быть, — внушала она самой себе, — мне только кажется!»

Но шаги не затихали, наоборот, они приближались.

«Нет, нет, пожалуйста, не надо, я боюсь!» — мысленно умоляя, девочка прижалась спиной к стене и закрыла лицо руками. Шаги подошли совсем близко и остановились. Чья-то ласковая рука легла ей на голову, и Милочка ощутила тепло, исходящее от нее.

— Внученька!

Задохнувшись от испуга, трясущимися губами, девочка еле слышно пролепетала:

— Бабушки нет, она умерла. Я знаю, ты не бабушка…

— У нас слишком мало времени… Прошу, запомни мои слова! Никогда не вставай на сторону зла, каким бы близким оно ни казалось. Со временем постарайся выполнить предназначение. И последнее, передай Надежде: договор заключен обманом, она ничего не должна отдавать!

От удивления Милочка позабыла о страхе. Она отняла руки от лица и увидела перед собой женщину, очень похожую на бабушку, но лишь внешне. Девочка никогда не слышала, чтобы бабушка так с ней разговаривала, серьезно и торжественно. В каждой произнесенной фразе заключалась тайна. И если две первые относились к ней, то последняя, касающаяся мамы, удивила больше всего. Любопытство пересилило остальные эмоции, и Мила заинтересованно спросила:

— Я не понимаю, какой договор? Что не должна мама отдавать? Кому?

— Передай Наде мои слова в точности! Прощай, Милочка, в этом мире мы с тобой не увидимся! Если…

Не договорив, бабушка исчезла.

Остаток дня девочка провела в смятении. Она не могла решить, стоит ли признаваться маме. Учитывая прошлый опыт, Мила сильно сомневалась в доверии родителей к ее словам. Они всегда считали девочку невозможной фантазеркой и сочинительницей, а теперь, после смерти бабушки, и подавно все припишут излишней впечатлительности и слабой нервной системе.

«Нет, — решила Мила, — пока я рассказывать ни о чем не буду, может, позже…»

Проходили дни, размывая яркость впечатлений от той встречи. Подготовка к Новому году, самому любимому Милиному празднику, отодвинула на задний план тревожные мысли и сомнения. Папа, как всегда, спрятал елку на балконе. Тридцатого декабря он торжественно внес лесную красавицу в дом и объявил домашним о сюрпризе от Деда Мороза. Мила прыгала вокруг пушистого деревца, дотрагиваясь до холодных упругих веток, присыпанных чистым снегом. Отец, довольный, улыбающийся, обстругивал низ ствола для установки елки в крестовину, отчего по квартире разносился ни с чем не сравнимый аромат свежей древесины и хвои. А потом они все вместе наряжали ее. Каких только игрушек не хранилось в большой картонной коробке! Особенно нравились Миле бабушкины, старые: серебряный дирижабль с надписью красным «СССР» и чудесный ангел в облике ребенка. Вскоре, после боя курантов, наступала очередь подарков. Затейник-папа тайно заводил будильник. Мила каждый раз радостно вздрагивала от его напористого, задорного трезвона, возвещавшего об очередном послании от Деда Мороза. Поиск подарков превращался в захватывающую игру. Сюрпризы отца казались неиссякаемыми. Последующие дни становились для девочки сплошным волнующим ожиданием их, но самый главный готовило Рождество.

Она стояла посреди бескрайнего поля изумрудной шелковистой травы. Дул легкий ветерок, и тогда поле становилось морем с мягкими, ласкающими кожу волнами. Ярко-зеленым морем под васильковым небом… Мила радовалась необыкновенному, прекрасному солнечному миру с волшебными красками, самой красивой травой, самым красивым небом, самым мягким солнцем. Там же девочка увидела храм, обнесенный воздушной резной оградой. Она миновала распахнутые ворота и, услышав призывный звон колоколов, вошла в боковую калитку. На церковном дворе, слева, возвышался обелиск, без каких-либо имен или надписей. Мила застыла, пораженная страданием и болью, исходящими от темного мрамора. Сквозь пелену слез смотрела девочка на гладкий живой камень. Монахиня взяла ее за руку, подвела к огромному аналою с раскрытой древней Книгой, почти такой же большой, как сам аналой, и начала молча водить по строчкам пальцем. Отчего-то Мила точно знала, что этой Книгой была Библия.

Женщина строго приказала:

— Читай!

Девочке сделалось не по себе. Знакомые буквы перемежались с неизвестными, не складываясь в слова.

— Я не могу, — испуганно ответила Мила и вновь горько расплакалась.

— Она так не остановится! — с досадой заметила монахиня и обратилась к кому-то невидимому: — Позовите ее…

Рядом с Милой оказалась улыбающаяся бабушка.

— Милочка, давай отойдем, присядем. — Она указала девочке на скамейку, справа от обелиска. — Внученька, не нужно плакать! Хочешь, я расскажу тебе, как здесь живу?

Не дожидаясь ответа, бабушка продолжила:

— У меня столько друзей! Ты знаешь, Милочка, я прожила тяжелую, нерадостную жизнь и никогда не любила своего дня рождения, а теперь я очень люблю праздновать его вместе со своими друзьями! Запомни, мой день рождения — девятого августа. Бабушка несколько раз, настойчиво повторила дату, но для Милы смысл слов остался непонятным, ведь день рождения бабушки приходился на тридцатое октября! И вообще, при чем здесь был день рождения? Однако, переспросить она отчего-то не решилась.

— Милочка, скажи, почему ты не выполнила мою просьбу? Пойми, ты обязательно должна обо всем рассказать маме!

Девочке сделалось ужасно стыдно.

— Бабушка, прости!

— Ничего, внученька, это поправимо!

— Бабушка, я боюсь, родители мне не поверят!

— Милочка, по-другому поступить невозможно.

— Почему?! Поговори сама с мамой! Тебя-то она точно послушает!

Бабушка вздохнула и грустно посмотрела на девочку.

— Конечно, послушает. Но я не могу!

Пока они сидели и разговаривали, Мила наблюдала за необычными рабочими в белоснежных комбинезонах, которые, то и дело взмывая в воздух, быстро и легко возводили часовню из сверкающего прозрачного камня, похожего на хрусталь.

Завороженная чудесным зрелищем, девочка не отрывала глаз от строителей. И чем дольше она смотрела, тем сильнее нарастало в ней ощущение бесконечного, ослепительного счастья. Оно прибывало и прибывало, заполняя собой все ее существо, вытесняя из памяти прежние, земные привязанности. Ничто больше в мире не имело значения, кроме единственного, всепоглощающего желания: остаться здесь навсегда…

Бабушкино лицо сделалось строгим и недовольным.

— Уходи! Тебе нельзя здесь дольше оставаться! Еще не время!

Она заставила Милу подняться и буквально погнала к калитке, подталкивая в спину.

— Запомни, мой день рождения — девятого августа, а день рождения твоего отца — девятнадцатого сентября! — повторяла и повторяла бабушка.

Девочка снова оказалась в поле, рядом с храмом. Грустно, монотонно звонили колокола. Из распахнутых ворот выходили люди в темных одеждах, с опущенными головами.

Проснувшись светлым рождественским утром, Милочка, в мельчайших подробностях, вспомнила свой удивительный сон.

На праздники мама взяла несколько дней отгулов и восьмого января договорилась о встрече со старой школьной подругой, проживающей неподалеку от Измайловского парка. Миле не хотелось ехать с мамой, но, поддавшись на уговоры, она нехотя согласилась. Поездка в гости действительно оказалась неудачной. Изнывая от скуки, девочка размышляла, для чего маминой знакомой понадобилось приглашать их к себе, после стольких лет молчания. Промучившись пару часов, они распрощались с нудной, меланхоличной Татьяной. Вечерело. Повалил густой, пушистый рождественский снег. Милочка запрокидывала голову, пытаясь на ходу поймать ртом снежинки.

— И зачем только я согласилась?! Надо было сразу отказаться! — сетовала Надежда. — Целый день потеряли!

— Мам, а я ведь предлагала не ехать.

— Конечно, ты у меня всегда лучше знаешь! Пойдем быстрей, а то я замерзла.

Девочка едва успевала за матерью, ругая, про себя, «гадкую тетку». В метро они попали в самый час пик. Поезда приходили из центра переполненными. К тому же на «Измайловской» мало кто выходил. Мама схватила Милу за руку и почти протиснулась в открытые двери, когда навстречу им из вагона, сметая всех на своем пути, ринулся невменяемый гражданин: бледный, с выпученными глазами, в съехавшей набок шапке.

— Позвольте! Позвольте! Товарищи, прошу вас, покиньте вагон! — то и дело выкрикивал он визгливым, срывающимся голосом. Люди удивленно оглядывались на мужчину и улыбались, слушая категоричные призывы чудака.

— Каков наглец! — возмутилась Надежда, вытесненная на платформу попятившимися людьми.

— Придется дожидаться следующего, — мрачно констатировала девочка, провожая взглядом уходящий поезд. Неожиданно, бетонные перекрытия станции содрогнулись от страшного взрыва. Тоннель заполнился едким дымом с запахом гари. Мама инстинктивно прижала Милу к себе, с ужасом вглядываясь в темноту. По перрону забегали взволнованные работники метро. Вскоре объявили, что пассажиров просят воспользоваться наземными транспортными средствами, так как движение поездов временно приостановлено.

На следующий день страна узнала о первом террористическом акте в истории московского метрополитена, произошедшем восьмого января тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. Он унес жизни семи человек, тридцать семь получили ранения различной степени тяжести. Позже прогремели взрывы в гастрономе, на улице Дзержинского, и на улице 25 Октября.

Остаток дня девочка слушала новости вместе с мамой, которая, время от времени, потрясенно повторяла:

— Ведь мы чудом спаслись…

Милочка пребывала в глубокой задумчивости. Темный обелиск, ее слезы, колокольный звон, грустные монахи, все сделалось понятным.

После случившегося она не могла больше молчать. Мила решилась рассказать о появлении бабушки и своем сне. Удивительно, но Надежда сразу восприняла слова дочери всерьез, нисколько не усомнившись в их правдивости.

— Милочка, а ты не догадалась, почему бабушка настойчиво просила запомнить дату своего рождения?

— Нет, ведь она родилась на самом деле тридцатого октября?

— В земной жизни. Только бабушка умерла. Ты помнишь, когда?

— В августе…

— Восьмого августа.

— Мама, так девятое…

— Первый день на том свете. Думаю, бабушка весточку нам подала: со смертью жизнь не заканчивается! Значит, говоришь, у отца день рождения девятнадцатого сентября?

— Да.

— Тревожно мне…

Когда Милочка передала предупреждение бабушки о договоре, заключенном обманным путем, мама испытующе взглянула на нее. «Что происходит? — подумала Надежда. — Знает ли дочка про договор? Почему обманом? Уже три раза, как и предсказывала незнакомка, Милочка подвергалась смертельной опасности и, чудесным образом, спасалась. Получается, свою часть договора та женщина выполнила! Интересно, о какой вещи идет речь? Что именно велит мама не отдавать? Ничего не понимаю!»

Наступила весна. Бульвар расцвел, распространяя по округе головокружительные ароматы зелени и сирени. Дивные светлые вечера не давали Надежде покоя. Она тоскливо наблюдала за домоседом Толиком, меняющим прокладку на кране. От ощущения обиды и одиночества на глаза наворачивались злые слезы.

— Какой ты, Толя, неромантичный, скучный! Другие мужья уделяют больше внимания своим женам, а ты… Вот возьму и влюблюсь! — с вызовом заявила женщина.

— Наденька, ты ведешь себя по-детски! — миролюбиво отозвался муж, не собираясь ей уступать.

— Хорошо, сиди дома, старый дед! Я одна пойду, пройдусь!

— Только недолго, — примирительно попросил Анатолий.

— А это как получится! — отрезала Надежда и демонстративно накрасила губы яркой помадой.

Громко хлопнув дверью, она вызвала неповоротливый лифт и, с брезгливым чувством, вошла в его тесную кабину, пропахшую мочой и перегаром. Стараясь не дышать, женщина спустилась вниз и вскоре оказалась на вечерней улице. По Сиреневому бульвару медленно прохаживались парочки.

«Специально просижу здесь до позднего вечера, пусть поволнуется!» — решила Надежда и направилась к скрытой в цветущих кустах лавочке. От маленькой мести сразу сделалось легче. Поглощенная жалостью к себе, она не обратила внимания на чужое присутствие.

— Не правда ли, прекрасный вечер? — обратился к ней женский голос.

Надежда вздрогнула от неожиданности и обернулась.

— Вы?!

— Конечно. Если ты еще не забыла, мы заключили договор, и свою половину я выполнила!

— Скажите, чего вы ожидаете от меня?

— Пока ничего. А в дальнейшем…

«Как же раньше я не догадалась! — осенило женщину. — Небесный крест, Архангел Михаил, чудной мужчина в метро, требующий покинуть тот самый, злосчастный вагон… Ведь мама предупреждала о договоре, заключенном обманом!» Надежда возмущенно взглянула на незнакомку:

— Мне кажется, вы присвоили себе чужие лавры!

— Неужели?! В таком случае кто же тебе помогал?

— Господь.

Лицо колдуньи исказилось от ярости.

— Ах вот оно что! Удалось поговорить с матерью?! Очень интересно, с чьей помощью? Ну, ничего, узнаю! Скорее всего я недооценила твою дочь!

— Не смей ее трогать!

— Наивная! — Незнакомка смерила Надежду уничтожающим взглядом. — Помнишь мое предупреждение по поводу матери? Так вот, лишить тебя жизни было бы слишком просто, забавнее того, кто тебе дорог! — Она довольно рассмеялась. — Прощай, глупышка! Ты представления не имеешь, с кем связалась!

Призрак растворился в воздухе.

Сердце Надежды бешено колотилось, голова раскалывалась от боли. Женщина побрела домой, не решаясь даже предположить, кого имело в виду это исчадие ада.

Прошла весна, и лето, наступила осень.

— Мамочка, проснись! Ты во сне стонешь! — Мила склонилась над спящей матерью.

— Ой, доченька! Я сегодня себя неважно чувствую, сердце весь день щемит.

— А ты лекарство не забыла принять? — озабоченно спросила девочка.

— Не волнуйся, как с работы вернулась, сразу выпила. Сейчас, наверное, уже поздно?

— Десять.

— Где папа?

— Его еще нет.

— Странно! Он никогда так поздно не задерживался…

В дверь позвонили.

— Вот и Толя! — обрадовалась Надежда. — Иди скорее, открывай!

— Мам!

Услышав крик дочери, женщина кинулась к двери.

Перепуганная соседка указывала в сторону лестницы:

— Посмотрите, там, кажется, ваш муж.

На ступеньках, привалившись к стене, сидел Анатолий.

— Толя, Толечка, что с тобой?! — Надежда обхватила его плечи руками. Пустые, безжизненные глаза мужа смотрели в пространство.

Когда тело отца отвезли в морг, Милочка вспомнила о дате, восемнадцатом сентября.

«Как я могла забыть?!» — с отчаянием подумала девочка и вслух произнесла:

— Мама, бабушка ведь нас предупреждала.

— Конечно, — Надежда недобро усмехнулась, — о дне рождения, первом дне на том свете!

От ее слов у Милочки мороз пополз по коже. Она ушла к себе в комнату и горько разрыдалась.

Прошло семь лет. Долговязая, нескладная девочка превратилась в очаровательную девушку с гладкой матовой кожей, миндалевидными зелеными глазами и тяжелыми пепельными волосами, струящимися по плечам и спине.

Сегодня Миле исполнялось двадцать, и она хотела отпраздновать эту торжественную дату в компании друзей. В такой день ей особенно не хватало отцовской любви, поддержки и внимания. Девушка грустно вздохнула.

— Что я слышу! Именинница загрустила! — Мать шутливо нахмурила брови. — Кто посмел расстроить самую любимую девочку на свете?!

Мила весело рассмеялась:

— Никто.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно заметила Надежда и поставила в духовку пироги.

Милочка с детства любила наблюдать за тем, как мама готовит. Особенно ей нравились домашние эклеры, которые, вместе с другими деликатесами, дожидались своего часа в холодильнике.

— Милочка, так кого из ребят ты все-таки пригласила? Я тебя уже спрашивала, но не услышала ответа. Володя будет? Или ты решила с ним порвать?

С деланым безразличием Надежда посмотрела на дочь. Между тем в вопросе угадывался живой интерес. С некоторых пор девушка стала замечать, что мама изо всех сил старалась сблизить ее с Володей.

— Мам, если тебе он нравится, пригласи его сама! — ответила Мила, недовольная навязыванием ухажера.

— Ну почему ты задираешься? Неужели нельзя спокойно ответить? Не придет, твое дело. Я просто поинтересовалась. — Резкий ответ дочери обидел Надежду.

— Мам, в последнее время он на меня действует, как красная тряпка на быка! Раздражает ужасно! Везде волочится! «Люблю, люблю», — передразнила парня Мила. — Слушать тошно!

— Не понимаю, разве плохо, когда тебя любят? К тому же парень он неглупый. Не красавец, конечно, но, по-моему, очень приятный, материально обеспеченный, что тоже немаловажно. Ты не фыркай, не фыркай, — шутливо проворчала Надежда, увидев гримасу на лице дочери. — Хотя, если дело дошло до откровенной неприязни, что ж, тогда вам лучше расстаться.

— Я уже пыталась, но он меня шантажирует! То пугает самоубийством, то грозится уехать воевать в Афганистан.

— Какие глупости! — возмутилась Надежда. — Неужели ты должна только поэтому с ним встречаться?! Я признаюсь тебе, дело прошлое. Володя ведь на коленях руки твоей просил!

— А ты, мама? — развеселилась Мила.

— А что я? — хитро улыбнулась женщина. — Сказала, не мне решать. Если надумаете пожениться, благословлю.

— Ну, ты и конспиратор! До сегодняшнего дня молчала! Почему, мам?

— Я обещала ему.

— Понятно, — ответила девушка. — Знаешь, он ведь сегодня придет.

Надежда, оторвавшись от готовки, удивленно посмотрела на дочь:

— Зачем же ты его позвала?

— Жалко стало.

— Вот наша бабская жалость! Ни к чему хорошему она не приводит!

— Сама знаю! — с досадой воскликнула Мила и тут же поспешила перевести разговор на другую тему.

— Мам, еще придут моя Леля с Сережей, Ира с Олегом, Лена Кононыхина с Игорем, Сергей из «Паруса», со своим приятелем Владом, и две девочки из института.

— Как их зовут?

— Наташа и Надя.

— Хорошо, познакомлюсь заодно с твоими однокурсницами.

— Знаешь, мам, меня его приход напрягает! — пожаловалась Мила.

— Сама пригласила, терпи! Доченька, давай накроем на стол, а то потом суета начнется!

К пяти вечера стали собираться гости. Именинница вспомнила об отсутствующем парне, когда часы пробили шесть. Володя все не появлялся. «Что это с ним? До сих пор не пришел!» — удивилась девушка и тут же отвлеклась на веселый разговор со своей близкой подругой Леной. Мысль об исчезнувшем кавалере посетила ее лишь перед сном.

— Мам, интересно, куда все-таки делся Володя? Странно!

— Разве ты не этого хотела? — усмехнулась мать.

— Хотела-то хотела, но он мое двадцатилетие ни за что бы не пропустил! — задумчиво ответила Мила.

— Может, обиделся? — предположила Надежда.

— Нет, не похоже на Володю! Я совершенно уверена, с ним что-то произошло!

Все последующие дни от парня не было никаких известий. Мила начала всерьез волноваться. Через неделю ей позвонил незнакомый мужчина с просьбой о встрече. Он представился следователем Прохоровым из ОВД «Замоскворечье».

— Я не понимаю, для чего вы меня вызываете? — удивилась девушка.

— Людмила, вы знакомы с Ивлевым Владимиром?

— Да. — Мила похолодела от дурного предчувствия и нерешительно спросила: — Скажите, пожалуйста, с Володей ничего не случилось?

— А что вы имеете в виду? — вопросом на вопрос ответил следователь.

— Ну, — замялась девушка, — он не пострадал?

— Почему он должен пострадать? — опять спросил мужчина.

— Понимаете, Володя пропустил мой день рождения. Он не мог так поступить без веских причин! — убежденно ответила Мила.

— Не волнуйтесь, с ним все в порядке! — успокоил ее следователь. — Людмила, значит, мы договорились? Завтра, в четыре, жду вас у себя. Кабинет двадцатый. Следователь Прохоров Константин Викторович. Запишите адрес…

Месяц назад к нему пришел парень, назвавшийся Владимиром Ивлевым, со странным заявлением, будто некто угрожает ему смертью, если он продолжит встречаться со своей девушкой, Людмилой Теодориди. Константин закурил, пытаясь восстановить в памяти тот разговор…

— Кем вам приходится Людмила, простите, не запомнил фамилию?

— Теодориди. Она моя любимая девушка.

— Понятно, хорошо, что любимая, — протянул следователь. В его интонации послышалась ирония. — Какая необычная фамилия! Если не ошибаюсь, греческая?

— Не ошибаетесь. Фамилия ей досталась от дедушки по отцовской линии.

— Надо же! Значит, ваша невеста наполовину гречанка! — воскликнул с энтузиазмом Константин, то ли восхищаясь данным фактом, то ли насмехаясь над своим визитером. — Давайте уточним, — обратился он к Владимиру, — каким образом вас запугивают?

— Мне кидают в почтовый ящик записки, звонят по телефону.

— А голос? Может быть, есть какие-нибудь особенности? Никого не напоминает?

— Голос мужской, незнакомый.

— Молодой или нет?

— Я бы дал обладателю от тридцати до сорока.

— Владимир, вам не приходила в голову мысль о сопернике, который пытается отвадить вас от девушки? И, судя по всему, ему это прекрасно удается! — Прохоров, подчеркнув последнюю фразу, улыбнулся. — Дело молодое! Как говорится, в любви все средства хороши!

Парень понял, что следователь отнесся к его словам несерьезно, мало того, даже с некоторой долей презрения.

— Нет, не думаю! Записки и звонки не похожи на розыгрыш. И еще, я заметил: с некоторых пор за мной следят.

— Хорошо, тогда давайте подробнее. Сначала закончим с голосом. Какой он: высокий, низкий, хриплый? Возможно, есть какие-нибудь особенности речи? Картавость, например?

— Вспомнил! — закричал обрадованный Владимир. — Мужчина говорил с легким акцентом.

— Уже что-то! Но, скажите, зачем вы понадобились иностранцу? Или он в числе поклонников вашей Милы?

— Нет! Я точно знаю, что нет! — решительно отмел подобное предположение парень.

— На вашем месте я не был бы столь уверен! Молоденькие девушки…

— Только не она!

— Как знаете, дело хозяйское, — развел руками Константин. — Теперь перейдем к слежке. Вы уверены, что за вами следят?

— Совершенно уверен! Один и тот же человек сопровождает меня от работы до самого дома, всегда на большом расстоянии. Иногда, по вечерам, он подолгу стоит на другой стороне улицы, напротив моих окон.

— Вы можете описать своего незнакомца?

— Попробую, но думаю, мало чем смогу помочь. Высокий, худощавый, одет во все темное. Кажется, южной внешности, с бородой. Впрочем, я его видел лишь издалека, так что могу ошибаться.

— Да, не густо! Вот что, Владимир, пока ничего конкретного не произошло. А по факту записок дело не откроешь. Давайте подождем, посмотрим. Кстати, записки вы мне так и не показали!

Ивлев торопливо вытащил из портмоне несколько бумажек. Тексты были составлены из вырезанных газетных букв.

— Прямо Шерлок Холмс! — усмехнулся следователь и прочел вслух: «Настоятельно прошу вас отказаться от встреч с Людмилой Теодориди, в целях вашей безопасности». — Так, а что в другой: «Требую отказаться от встреч с Людмилой Теодориди, так как, в противном случае, не смогу гарантировать сохранение вашей жизни». — Прохоров взял третью записку: «Откажитесь от встреч с Людмилой Теодориди, во избежание непоправимого!» — Эта последняя?

— Да.

— Каждое новое послание становится все более тревожным… Константин задумался и почесал в затылке.

— Действительно, неприятная история… Советую вести себя предельно осторожно. Возможно, тревога тайного корреспондента не беспочвенна! Если что, звоните, вот мой телефон! — Прохоров вырвал из блокнота лист со своим номером.

Прошел месяц. Известий от Ивлева не поступало. Константин почти забыл о нем, когда его вызвали по адресу N. Дело, представлявшееся больше похожим на злой розыгрыш, приняло зловещую окраску. Парня едва не повесили! По убеждению Прохорова ни о какой попытке самоубийства речи идти не могло, несчастного влюбленного хотели убить. Он приехал со своей группой на место преступления уже после того, как молодого человека увезли в городскую больницу № 56. «Скорую помощь» вызвал неизвестный.

— Костя, взгляни, на чем бедолага повесился! — Эксперт Виталий Федорович указал на турник, закрепленный под высоким потолком в коридоре и эспандер. — Надо же! Молодой, спортивный парень, следящий за собой, и вдруг такое! Интересно, почему он решил расстаться с жизнью?

— Меня больше интересует, кто ему помог, — задумчиво произнес Прохоров.

— Ты думаешь, это не попытка самоубийства?

— Уверен!

Виталий Федорович с интересом осмотрел кусок веревки, привязанной к перекладине.

— Надо же, и где только люди умудряются достать товар такого превосходного качества!

— Все шутишь! — усмехнулся следователь.

— А если серьезно, видишь: на конце идеальный срез? Теперь, Костя, подумай. Ты, к примеру, находишься на месте спасателя. Входишь в квартиру. Кстати, как он вошел? Не повешенный же ему открыл! Или дверь, после ухода убийцы, осталась незакрытой?

— Не убийцы, а убийц, — уточнил Прохоров. — Сомневаюсь, чтобы одному человеку удалось справиться с парнем! Знаешь, он ведь обращался ко мне, месяц назад.

— Да? И по какому поводу?

— Некто оставлял в его почтовом ящике угрожающие записки с вырезанными из газет буквами. Еще он говорил о слежке.

— А ты?

— Дал ему свой телефон, просил звонить, если будут новости.

— Новости? Алло, алло! Константин Викторович? — эксперт сделал вид, будто держит в руках телефонную трубку. — Не могли бы вы подъехать? Меня тут повесили!

— Прекрати! — поморщился следователь. — Ты же знаешь нашу работу!

— Ладно, прости. Вернемся к версии спасателя. Представь, ты входишь в квартиру. Все решают секунды. Твои действия? — Виталий Федорович хитро посмотрел на Прохорова.

— Я бы схватил парня за ноги, чтобы поддержать. Да, такую веревку сложно перерезать обычным ножом… Выходит, спасатель тоже пришел не один?

— Может быть. Одно ясно, нашел парня не случайный прохожий.

— Откуда это следует?

— Ты же сам сказал: сложно перерезать обычным ножом. Судя по срезу, клинок был тонким, превосходного качества. Заметь, превосходного! Именно благодаря данному обстоятельству, повешенного удалось спасти.

— Интересная картина вырисовывается! Получается, Ивлева спас ниндзя?! Поеду в больницу, постараюсь что-нибудь разузнать. Виталий Федорович, если в квартире интересные пальчики найдете…

— Узнаешь первым.

— Спасибо, за мной не заржавеет!

— Да ладно! Сочтемся!

Минут через сорок Прохоров добрался до 56-й больницы, расположенной на Павелецкой набережной. Лечащий врач позволил ненадолго заглянуть к пострадавшему, находящемуся в состоянии сильнейшего стресса. К тому же следствием удушения явилось повреждение голосовых связок, делающее их общение весьма затруднительным. Войдя в палату, Константин поразился перемене, произошедшей с совсем еще недавно полным жизни парнем. Страшная борозда удавкой опоясывала шею, подчеркивая мертвенную бледность лица. После сильнодействующих успокоительных он крепко спал. Прохоров решил не тревожить Владимира, посчитав, что на сегодня с несчастного хватит.

Было около одиннадцати утра следующего дня, когда Константин открыл дверь знакомой палаты. Ивлев, узнав в нем того самого следователя, к которому он уже обращался, с грустной иронией прошептал:

— Это вы? Теперь, надеюсь, у вас найдется повод для открытия дела?

— Мне очень жаль, что так вышло, Владимир, поверьте! Но я даже предположить не мог ничего подобного!

В тоне следователя прозвучало сочувствие. Пододвинув к постели стул, он уселся напротив пострадавшего и, положив на колени кожаную папку, приготовился с вниманием слушать.

— Прошу вас, расскажите, как все произошло.

— Знаете, я нахожусь в ужасном положении. Если промолчу, скрою главное. А если расскажу, то вы, вероятно, сочтете меня ненормальным, — признался растерянный парень.

— Володя, доверьтесь мне! Со своей стороны обещаю полное содействие.

— На вашем месте я бы этого не обещал. Во всяком случае, пока не дослушаете до конца! — усмехнулся молодой человек.

— Знаете, иногда правда выглядит совсем неправдоподобной! К сожалению… Поэтому забудьте свои опасения и начинайте.

— Несколько дней назад Людмила Теодориди пригласила меня на празднование своего двадцатилетия. Наши отношения в последнее время сильно испортились, и я не мог упустить своего шанса их изменить. Измучившись с выбором подарка, остановился на французских духах, самых дорогих. Мне очень хотелось поразить Милочку! Накануне дня рождения, возвратившись домой в прекраснейшем настроении, я собрался выпить кофе, когда услышал звонок в дверь. Посмотрел в глазок и буквально остолбенел! На лестничной площадке стояла сама Мила! Она никогда раньше не приезжала, всегда отказывалась. Милочка очень стеснительная и скромная девушка, поэтому ее неожиданный приход так поразил меня. Даже, помню, промелькнула мысль, откуда она узнала мой адрес. Но радость затмила все! Я решил, что она приняла важное, для нас обоих, решение. В общем, не буду описывать своих чувств. Мила вошла в квартиру. А дальше начался какой-то кошмар. Девушка повела себя весьма странно. Остановив на мне тяжелый, пристальный взгляд, она начала говорить, что не любит меня, презирает, считает мое поведение унизительным. Я не в состоянии повторить гадостей, которые услышал от Милы в тот злосчастный день! И хотя слова ее были ужасны, я никогда бы не совершил из-за них самоубийства! Говоря о бессмысленности дальнейшего существования, Мила предложила мне покончить с собой, пообещав скрасить последние минуты жизни своим участием. Я согласился, но, поверьте, не по своей воле! Мною будто руководили! Очнулся уже на полу. Смутно увидел лицо незнакомого мужчины. Убедившись, что я пришел в сознание, он исчез. Потом приехала «скорая». Это все.

Действительно, такого Прохоров не ожидал! Получалось, двадцатилетняя студентка, накануне празднования своего дня рождения, явилась к молодому человеку домой, загипнотизировала его, довела до самоубийства, причем весьма изощренным способом, через повешение! Да и к тому же не забыла прихватить с собой крепкую веревку, чтобы уж точно не сорвался! Бред какой-то! Парень, пожалуй, оказался прав, в это действительно трудно поверить!

— Володя, вы не помните, когда вернулись домой с подарком?

— Я посмотрел на часы. В пять.

— Хорошо, значит, Мила зашла к вам в начале шестого?

— Да, получается так.

— А теперь по поводу мужчины. Скажите, предполагаемый спаситель не показался вам знакомым?

— Пожалуй, — согласился парень. — По-моему, именно он следил за мной.

— Скорее всего, записки с предупреждениями приходили от него.

— Наверное.

— Больше не буду вас утомлять. Выздоравливайте! Если узнаю что-то новое, навещу.

Прохоров сидел у себя в кабинете и ждал прихода Людмилы Теодориди. Он взглянул на часы, висящие над дверью: стрелки показывали без пяти четыре. Девушка должна была появиться с минуты на минуту.

«Интересно, какая она?» — размышлял Константин. После рассказа пострадавшего он представлял возлюбленную Ивлева коварной соблазнительницей, с броской внешностью, вдребезги разбивающей мужские сердца. К тому же необычная фамилия и греческие корни добавляли образу загадочности.

Когда раздался робкий стук в дверь и на пороге комнаты возникла миниатюрная блондинка с красивыми миндалевидными глазами, открыто и доверчиво смотрящими на мир, он растерялся от неожиданности. На роль роковой женщины малышка совершенно не подходила.

— Можно? Здравствуйте, вы меня вызывали? Я Людмила Теодориди.

— Здравствуйте. Да, вызывал. Присаживайтесь, — Константин указал на свободный стул.

Девушка грациозно опустилась на него. Она явно волновалась. Следователь решил выдержать паузу. «Надо же, — удивленно подумал Прохоров, — гречанка с настоящим греческим профилем! Красивая. Теперь понятно, отчего Ивлеву „крышу сорвало“!»

— Скажите, Константин Викторович, что случилось с Володей? — Мила умоляюще посмотрела на мужчину.

Следователь не спешил с ответом, прикидывая в уме, насколько подозреваемая убедительна: «Играет? В двадцать лет? Слишком правдоподобно! Похоже, девушка действительно не в курсе».

— На Владимира напали в собственной квартире. Люди, которым он доверял. Сейчас его жизни ничто не угрожает, пострадавший находится в безопасности. Поиск преступников ведется.

— Какой кошмар! Напали дома?! Но почему?! — с ужасом воскликнула Мила.

Константин только пожал плечами:

— Слишком мало времени прошло, чтобы я мог ответить.

— А можно его навестить?

— Нет, пока посещения не желательны.

— И все же, скажите, в какую больницу его отвезли?

— Вы не поняли меня? В ближайшее время я настоятельно прошу не искать с ним встречи!

Столь категоричный отказ смутил девушку. Ее лицо вспыхнуло, глаза наполнились слезами.

— Я думала, ему нужна сейчас поддержка, — чуть слышно проговорила она.

Прохоров невольно проникся к Миле жалостью.

— Давайте лучше поговорим о другом.

— Я слушаю.

— Где вы находились шестого апреля, с шестнадцати до восемнадцати часов?

— В торговом центре.

— Каком именно?

— Первомайском, на 9-й Парковой.

— Все два часа?

— Да, хотела выбрать себе платье.

— Выбрали?

— К сожалению, моего размера не нашлось.

— Кто-нибудь вас там видел?

— Скорее всего нет. Постойте, неужели вы считаете?.. — Мила от удивления потеряла дар речи. Растерянно улыбаясь, она переспросила: — Вы это серьезно?.. — Молчание сыщика возмутило ее. — Считаете, я могла напасть на Володю?! Да вы что?! — От столь нелепого предположения девушка сильно побледнела, и только на скулах выступили красные пятна.

— Заметьте, я ничего не говорил! Просто проверяю возможные версии, — спокойно ответил Прохоров. — И все-таки, припомните, видел вас кто-нибудь из знакомых шестого апреля с шестнадцати до восемнадцати часов.

— Не знаю, — растерялась Мила.

— Значит, алиби, на время покушения, отсутствует, — подытожил Константин. — Пока, Людмила, вы свободны. Прошу из города никуда не уезжать. Думаю, наша сегодняшняя встреча не последняя.

В полном смятении, девушка вернулась домой. Она бесцельно металась по квартире, то хватаясь за телефон, то бросая трубку обратно, на рычаг. Следователь представлялся совершенно уверенным в ее виновности, которую всячески пытался доказать. Вначале она хотела позвонить своей подруге, Леле, но не решилась. А вдруг та тоже не поверит ей и сочтет убийцей? Оставалось только одно: дожидаться прихода матери. Стрелки часов двигались мучительно медленно. Около семи раздалась звонкая трель звонка. Сердце Милы бешено заколотилось. Она выбежала в коридор и дрожащими, непослушными пальцами повернула ключ в замке. Дверь открылась. Надежда вошла в прихожую, опустила на пол тяжелые сумки и страдальчески поморщилась, растирая затекшие руки.

— Здравствуй, доченька. Слава Богу, до дома добралась!

— Мам, опять ты с тяжестью! Ведь просила столько не набирать!

— Не ругайся, Милочка! Так получилось. Сама знаешь, кругом дефицит: то венгерских кур давали, то бананы, потом еще заказ хороший принесли. Как отказаться? В конце концов набралось.

Пока Мила разбирала сумки, Надежда переоделась и вышла на кухню.

— Ну что, чайку попьем? — предложила она. Увидев понурившуюся фигуру дочери, женщина встревожилась. — В чем дело, моя хорошая?

Еле сдерживаемые слезы хлынули из Милиных глаз. Она, в отчаянии, бросилась в материнские объятия, пытаясь обрести в них защиту и поддержку от того невообразимого кошмара, в котором оказалась. Захлебываясь рыданиями, сама ужасаясь выдвинутому против нее страшному обвинению, Мила с трудом произнесла:

— Мамочка, меня подозревают в покушении на убийство Володи!

— Что?! — Надежда остолбенела, не в силах осмыслить сказанное дочерью. — Полный абсурд! Чушь какая-то! — изменившимся от волнения голосом воскликнула женщина. — Значит, в покушении на убийство?! — задохнулась она от возмущения.

— Да, на Володю напали.

— Ах вот в чем дело! Теперь понимаю, — процедила Надежда, — этот негодяй, это ничтожество решило устроить спектакль, чтобы испортить тебе жизнь! По принципу: если не мне, то и никому! Подонок! Мерзавец! — Глаза женщины метали молнии, голос дрожал от негодования. — Нашли кого обвинить! Тебя! А следователь, он в своем уме?! Такая кроха покушалась на здорового бугая! Да зачем он сдался!

Притихшая Мила испуганно следила за матерью. Растерянный вид дочери заставил Надежду устыдиться. Она взяла себя в руки и совсем другим тоном произнесла:

— Прости, родная, не сдержалась. Так вдруг стало обидно! Вот такие, как ты, добрые, жалостливые, беззащитные глупышки, чаще всего становятся жертвами непорядочных людей! Но не волнуйся, Милочка, мы справимся! Обязательно найдем выход! А сейчас давай успокоимся, вытрем слезы. — Надежда достала из кармана носовой платок. — Смотри, как глазки покраснели! Я в буфете свежий рулет с маком купила, пальчики оближешь! Вот тебе, моя хорошая, кусочек из серединки.

Девушка немного оживилась. За чаем она рассказала матери о сегодняшней встрече со следователем.

Выслушав дочь, Надежда, подчеркнуто спокойно, заключила:

— Самое главное для нас — твое алиби. Поэтому, вспомни, Милочка, не спеши! Может, все-таки ты кого-нибудь встретила по дороге или в магазине?

— Мам, я уже говорила, что нет, — ответила девушка, кусая губы от досады, — как назло!

— Позволь тебе не поверить! — не сдавалась Надежда. — У нашего подъезда после четырех обязательно, кто-нибудь из бабуль дежурит!

Напряженный материнский тон заставил Милу внутренне собраться. Перед глазами всплыло улыбающееся лицо Анны Григорьевны.

— Мамочка, ты гений! — радостно воскликнула девушка и, с горящими глазами, кинулась к матери на шею.

— Милочка, Милочка, хватит! Задушишь! — запросила пощады Надежда, зажатая кольцом любимых рук. Глядя на повеселевшее, ожившее лицо дочери, она поняла, что подсказка попала в цель.

— Когда я возвращалась домой, была половина шестого. На лавочке сидели Анна Григорьевна со своей дочерью Татьяной. Я с ними только поздоровалась, но, ты же знаешь Анну Григорьевну! Она никому не даст просто так пройти! И в тот день стала про тебя расспрашивать, про мой институт. Мы минуть десять разговаривали. Потом Анна Григорьевна поинтересовалась, который час, и, услышав, что уже без двадцати шесть, заторопилась домой, сказала, скоро начнется ее любимый сериал.

— Вот видишь, доченька, а ты боялась! Теперь этому Прохорову придется заняться поисками настоящего преступника, вместо того чтобы запугивать молоденьких девушек!

На следующий день, едва дождавшись утра, Мила позвонила следователю.

— Здравствуйте, Константин Викторович. Мы вчера с вами встречались по поводу покушения на Владимира Ивлева.

— Здравствуйте, Людмила. У вас появились новые факты? О чем-то вспомнили?

— Да, вы спрашивали, есть ли у меня свидетели. Так вот, шестого апреля, примерно в половине шестого, у своего подъезда я встретила соседку Анну Григорьевну с дочерью Татьяной. Мы проговорили около десяти минут, потом они спросили о времени, было без двадцати шесть, и заспешили домой, смотреть сериал. Мы еще в лифте вместе поднимались.

— Хорошо, а вы знаете, где они живут?

— Конечно, на девятом этаже, в шестьдесят седьмой квартире.

— Рад за вас.

— Спасибо.

— Через пару дней перезвоню.

Константин на девяносто девять процентов был уверен, что девушка рассказала ему правду. И действительно, все подтвердилось, словоохотливая Анна Григорьевна разговаривала с Милой в половине шестого. О чем данный факт свидетельствует? Прохоров сопоставил временные показатели.

Подозреваемая никак не могла после пяти явиться к Ивлеву, меньше чем за полчаса успеть поговорить с ним, довести до самоубийства и как ни в чем не бывало очутиться в половине шестого у своего подъезда! Если прикинуть, Ивлев живет примерно в двадцати минутах ходьбы от станции «Добрынинская». На метро, до «Первомайской», самое меньшее, тридцать минут. До Милиного дома еще примерно десять. Итого получается час. На такси тоже не менее получаса. Это только дорога, без всего остального! Впрочем, версия о причастности Людмилы Теодориди с самого начала представлялась ему абсурдной. Потом, какой мотив? Зачем красивой девушке, студентке, понадобилось убивать отвергнутого жениха? Судя по словам Владимира, он сам играл роль Пьеро и ужасно боялся ее потерять. А она, похоже, парня не любила или разлюбила, неизвестно. Да, правильно говорят: чужая душа потемки. Потерпевший не специально ли указал на Милу, чтобы отомстить за неразделенную любовь? Скорее всего.

В процессе следствия с девушки сняли все подозрения. Владимир Ивлев бесследно исчез из Милиной жизни. Дело вскоре зашло в тупик за отсутствием других подозреваемых.

 

Глава 6

АЛЕКСАНДР

С наступлением октября родители институтской Милиной подруги Лены, Лели по-домашнему, собрались на юг, предложив девушкам некоторое время пожить вместе. Не успели Валентина Семеновна и Владимир Иванович уехать на вокзал, как Леля заторопила подругу с переездом. Телефон в квартире Милы трезвонил беспрерывно.

— Мил, давай побыстрей, собирайся!

— А я чем занимаюсь? Но хочу предупредить: раньше чем через два часа меня не жди!

— Почему?!

— Лен, неужели непонятно? Не успеваю! Все, до встречи! — решительно оборвав разговор, девушка положила трубку. Иногда ее раздражала нервозная торопливость подруги.

— Куда спешит? Впереди целый месяц, — ворчала Мила, складывая вещи в сумку.

До Лениного дома она добралась раньше, чем предполагала. Подруга с радостным визгом набросилась на нее и, не дав опомниться, потащила в свою комнату, чтобы поделиться новостями о Сергее.

— Может, все-таки позволишь раздеться? — Мила укоризненно взглянула на озадаченную девушку и рассмеялась.

— Прости, какая же я эгоистка! — Леля повесила плащ на плечики и убрала в шкаф. — А теперь пойдем ко мне?

— Пойдем, — согласилась Мила.

Забравшись, с кошачьей грацией, на софу, подруга уютно устроилась в уголке и обхватила изящные коленки руками.

— Мил, садись! — промурлыкала она, похлопав ладошкой рядом с собой. В предвкушении приятного разговора девушка сделалась необычайно хорошенькой. Крупные черты Лелиного лица находились между собой в полной гармонии, а прекрасные, с поволокой, глаза, цвета спелой вишни, неизменно вызывали восторг у противоположного пола. Девушку можно было бы назвать даже красивой, если бы не великоватый, хотя и правильной формы нос, который слегка портил общее впечатление. Порывистая, эмоциональная, немного капризная, поздний заласканный ребенок у своих пожилых родителей, она всегда пыталась настоять на своем, но за кажущейся ветреностью и кокетливостью скрывались острый ум, доброта и редкая, между молодыми девушками, способность к настоящей верной дружбе. У Лены дня не проходило без бурной ссоры со своим возлюбленным и такого же бурного примирения. Правда, на сей раз она слегка переборщила. Сергей действительно рассердился. Лена сильно переживала, но заставить себя перешагнуть через собственную гордость и сделать первой шаг навстречу не хотела и не могла.

— Лель, по-моему, вам спокойно жить неинтересно! Ты каждый раз возмущаешься, злишься. Завтра опять помиритесь, вот увидишь! Милые бранятся, только тешатся.

— Точно, ты права! Думаешь, он попросит прощения? — Лена жалобно, по-детски, посмотрела на рассудительную подругу.

— Без всякого сомнения! Лель, не кисни!

— Хорошо! — Девушка тряхнула головой, и облако густых волнистых темно-русых, с золотом, волос рассыпалось по плечам.

Мила невольно залюбовалась:

— Посмотри на себя! Это Сергей должен бояться потерять такую красавицу, как ты!

— Вот еще, — фыркнула Лена. Впрочем, слова подруги совершенно изменили ее настроение. Раскинув руки, она потянулась и воодушевленно воскликнула: — Представляешь, целый месяц свободы! Как здорово без родителей, одним! — Не услышав ответа, девушка кокетливо надула губки и исподлобья взглянула на Милу:

— Ты рада или нет, не пойму?

— Рада-то, рада, только маму жалко, она там одна…

— Почему жалко? Мы Надежду Михайловну навещать будем, и она нас. Брось, Мил, твоя мама, наоборот, передохнет от тебя. Должна же у нее быть хоть какая-то личная жизнь!

— Я об этом не задумывалась.

— А ты задумайся, пока она еще не старая. Там, смотришь, и нового папу приведет! — шутливо поддела Лена свою слишком серьезную подругу.

Мила нахмурилась, недовольная легкомысленным тоном:

— Другого отца мне не нужно! — и обиженно отвернулась к окну.

— Извини, я не хотела тебя расстраивать…

— Ничего…

— У меня есть предложение. Только сразу не отказывайся и не злись. Обещаешь?

— Смотря какое предложение!

Догадавшись о замыслах своей подруги, Мила усмехнулась. Лена постоянно пыталась ее с кем-нибудь познакомить. Предыдущие попытки оказались весьма неудачными, поэтому девушка не горела желанием вновь мучиться в компании нудного кавалера.

— Забыла сказать, в пятницу, если, конечно, мы с Сергеем помиримся, к нам в гости придет его товарищ по работе, зовут Сашей. Сережка говорит, он очень симпатичный.

— Не знаю, — в раздумье протянула Мила.

— А что тут знать? — подруга округлила глаза. — Ты сейчас ни с кем не встречаешься. В конце концов, не понравится, и ладно! Другого найдем!

— Хорошо, ты ведь теперь от меня не отстанешь! — обреченно выдохнула Мила.

— Конечно, не отстану! — подтвердила Лена и озорно улыбнулась.

В пятницу девушки ждали гостей. Они очень хотели произвести на ребят впечатление. Поэтому меню прорабатывалось заранее. Леля решила поразить их воображение блюдом с экзотическим названием «Цыпленок по-карски». Но вот беда: девочки не знали, что Валентина Семеновна, Ленина мама, купила им, за неимением других, суповых импортных кур. «Цыпленок» оказался «железобетонным». Он буквально встал дыбом на сковородке. Вторым «сюрпризом» следовало Милино свиное рагу. В купленном наборе присутствовали кости и напрочь отсутствовало мясо. Хотя с блюдами молодые хозяйки промахнулись, вечер получился веселым и непринужденным. Вместе посмеявшись сначала над несъедобным цыпленком, а затем над костистым рагу, компания дружно принялась за бутерброды. С первой минуты знакомства Александр не сводил с Милы влюбленных глаз. Улучив момент, Лена шепнула ей на ухо:

— Ну, все, Мил, парень пропал. Тебе-то он понравился?

— Красивый. А в отношении остального как получится…

— Если долго мучиться, что-нибудь получится! — многозначительно пропела Лена.

— Прекрати! — одернула Мила подругу.

Перед уходом Александр попросил:

— Мила, мне хотелось бы продолжить наше знакомство. Я еще к вам зайду?

— Хватит «выкать», не смущай девушку! — вмешался Сергей.

— Правда, Саш, давай на «ты»! — поддержала Мила.

— Хорошо. Ты мне так и не ответила.

— Конечно, приходи, буду рада! — Она открыто посмотрела на Александра. При виде обворожительной белозубой улыбки и ямочки на подбородке Милино сердце дрогнуло.

После ухода гостей Лена нетерпеливо потребовала:

— Рассказывай, как он тебе? Правда, хорош? Я даже позавидовала! Мой Сергей намного хуже!

— Не выдумывай! Парень действительно красивый, но это скорее недостаток, чем достоинство. Не верю я таким! Наверняка избалованный! Привык, чтобы девчонки сами ему на шею вешались! Думаю, ничего у нас не выйдет!

— Мил, да ты что?! Разве можно упускать свой шанс?! — искренне изумилась Лена. — Он же от тебя без ума! А если это любовь с первого взгляда?!

— Не сочиняй! — притворно отмахнулась девушка, чувствуя, как застучало от слов подруги пойманное в капкан сердце.

Всю ночь Мила провела без сна. Уже светало, когда она распахнула настежь окно. Утренний туман накинул воздушную вуаль на безмятежно спавший город.

— Как хорошо! — восхищенно проговорила девушка и прикрыла глаза. Нежное лицо озарилось счастливой улыбкой. Хотелось смеяться, петь, танцевать, ощущать себя молодой и безрассудной…

Незаметно пролетел месяц. Каждый вечер Мила проводила со своим возлюбленным. Они бродили по осенней Москве с мокрыми, блестящими, в свете уличных фонарей, тротуарами, жадно вдыхали сырой воздух, пронзительно-терпкий от коричневой прелой листвы. Иногда, переполненная чувствами, Мила поднимала голову к небу, пытаясь сравнить свою любовь то с прекрасной музыкой, то со стихами. Но чаще просто шептала, тихо обращаясь к кому-то невидимому:

— Божественно…

И некто невидимый отвечал ей ласковым дуновением ветерка.

Однажды она обмолвилась Саше, что любит белые хризантемы. На следующее свидание он принес ей роскошный букет. От цветов веяло прохладой и горьковатым, только им свойственным ароматом. Мила задумчиво рассматривала пышные, тяжелые шапки хризантем, иногда притрагиваясь к упругим лепесткам губами.

— Знаешь, для меня они олицетворяют позднюю осень.

— Ты права, — согласился Саша, — вот послушай:

— Красиво! Но почему «обманутых надежд, несбывшихся желаний»?

— Думаю, из-за позднего цветения, дающего призрачную надежду на продолжение лета жизни. Но, увы! Зима неизбежно приходит в положенное время.

— Удивительно точно! Саша, чье это стихотворение?

— К сожалению, забыл. Оно попало мне на глаза давно, лет семь назад. Имя поэта стерлось из памяти, а стихи остались. Милочка, ты совсем замерзла, вся дрожишь! Смотри, даже твой красивый маленький носик покраснел.

— Холодно. А скоро станет еще холоднее. Пойдем, Саша, ко мне, чай пить!

— Неудобно…

— Если ты мамы стесняешься, то напрасно! Она будет только рада! Ей одной дома грустно.

— Ну, пошли, — согласился Саша. — По дороге заглянем в булочную, купим к чаю торт или пирожные.

— Можно и без них, — смутилась девушка.

— Обсуждению не подлежит! — шутливо скомандовал молодой человек и подхватил растерявшуюся Милу на руки.

— Отпусти, ты что! Люди смотрят!

— Пусть смотрят и завидуют! — громко ответил Саша и закружил девушку. — Какая ты легонькая, как пушинка!

— Остановись, сумасшедший, голова кружится! — она счастливо рассмеялась, обхватив его шею руками.

— И у меня кружится, от любви… Сделавшись серьезным, Саша осторожно, словно величайшую драгоценность, опустил Милу на землю. — Я люблю тебя, — тихо произнес он.

Девушка испугалась, сама не зная чего.

— Почему ты молчишь?! — Саша до боли сжал ей руку.

— Отпусти, — попросила Мила. Она отвела в сторону глаза. — Я тоже тебя люблю, только…

— Только что?

— Не торопи меня! — Девушка виновато улыбнулась.

— Хорошо. Саша постарался ничем не выдать своего разочарования.

Весь оставшийся вечер молодой человек был необычайно мил. Он совершенно покорил Надежду галантностью и способностью поддерживать разговор на любые темы. После его ухода женщина все еще оставалась под впечатлением.

— Милочка, о лучшем женихе я даже не мечтала! Красивый, умный, обходительный. А тебе-то он нравится?

— Нравится, мамочка, только…

— Значит, все-таки что-то смущает?

— Мама, ты веришь в предчувствия?

Надежда удивленно посмотрела на дочь.

— Когда я смотрю на него, сердце сжимается от боли.

— Может, он просто не твоя судьба и вы скоро расстанетесь?

— Нет, тут нечто другое. Саша меня никогда не оставит.

— Тогда о чем ты?

— Ах, если бы я знала!

— Доченька, будем надеяться, твои страхи не оправдаются!

— Будем надеяться. — Мила грустно посмотрела на мать.

Тревога дочери напомнила Надежде о прошлом. Она нахмурилась. Неужели опять темные тучи собираются над их домом?

Календарь незаметно перелистывал страницы, дни складывал в недели, а недели в месяцы. Наступил Новый год, веселый, сказочный, с настоящими зимними морозами, пушистой елкой, блестящими новогодними игрушками, подарками, искрящимися фейерверками. Мила радовалась всему, как ребенок. Прежние страхи понемногу забылись, отошли в тень, поглощенные теперешней счастливой реальностью. На Рождество Саша сделал ей предложение, подарив изящное кольцо тонкой работы с сапфиром.

— Милочка, я хочу, чтобы ты стала моей женой, — волнуясь, произнес он и протянул девушке маленькую, синего бархата, коробочку. Подняв глаза, он встретился с ее светящимся от счастья взглядом, который, лучше всяких слов, сказал ему о Милиных чувствах.

— Ты согласна?

— Да! — восторженно выдохнула девушка.

— Я самый счастливый человек в мире! — Саша обнял любимую за талию и привлек к себе. — Неужели, ты скоро станешь моей женой?

Под его пристальным взглядом Мила смутилась и покраснела.

За столом Саша торжественно произнес:

— Надежда Михайловна, я прошу у вас руки вашей дочери.

— Вижу, вы обо всем уже договорились. А что касается меня, лучшего мужа для Милочки я бы и не пожелала! Будьте счастливы, дети! — Надежда прослезилась.

Свадьбу решили сыграть в конце июля, после летней практики.

На следующий день Миле позвонила Лена. Узнав новость, она радостно завизжала, оглушив подругу.

— Лель, да не кричи ты так, барабанные перепонки лопаются!

— Какая ты неромантичная, Мила!

— Можно подумать, твой крик очень романтичный!

— Ладно, Мил, я вот по какому поводу звоню. На Святки родители к родственникам уезжают, так что милости прошу в гости! Правда, приходите! Посидим, поболтаем, погадаем…

— Чего же гадать? Женихи рядом! — сыронизировала Мила.

— А мы просто ради интереса. Обсудим наши свадьбы, — мечтательно добавила Лена. — Ну что? Договорились?

— Хорошо, на какой день настраиваться?

— На одиннадцатое.

— Договорились.

— Тогда до встречи! Целую.

— Спасибо, Лель. Персональный привет Валентине Семеновне.

— Обязательно передам, она тоже всегда о тебе спрашивает.

Морозный солнечный день одиннадцатого января сменился ненастным холодным вечером. Ленин дом находился в самом конце улицы, у леса, достаточно далеко от автобусной остановки. Вьюга выла, поднимая снежные столбы. Подгоняемые ледяным ветром в спину, молодые люди спешили преодолеть неблизкое расстояние.

Войдя в подъезд, Саша посетовал:

— Отвратительная погода! Как бы тебе не заболеть! — Он с тревогой посмотрел на продрогшую Милу. — На обратном пути выйду сначала один, поймаю машину, а потом за тобой вернусь. Хорошо?

Девушка, с несчастным выражением лица, кивнула. Она пыталась согреть ладонями замерзшие уши.

В гостях прежние неприятности забылись. Радушная хозяйка постаралась на славу. По квартире распространялся аромат запеченной в духовке утки с антоновскими яблоками. После ужина Лена заварила кофе. Разговоры перекинулись на всякие необычные, загадочные темы, в связи с чем она вспомнила:

— А как же гадания?

— Да какие сейчас гадания? — с нежеланием отозвалась Мила.

— Милочка, пожалуйста, хотя бы одно! — просительно посмотрела на нее подруга.

— Хорошо, что нужно делать?

— Вот, я подготовила! — оживилась Лена. — На нитке обручальное кольцо. Нужно, держа его на весу, задать вопрос, во сколько лет я выйду замуж или женюсь, и сосчитать число качаний.

— Зачем спрашивать, если мы сами уже решили? — удивилась Мила детской наивности подруги.

— Мы это мы, а судьба это судьба!

От торжественного Лениного ответа девушке сделалось не по себе.

Первым судьбу испытывал Сергей. Кольцо качнулось двадцать четыре раза. Все рассмеялись, поскольку в июне ему действительно исполнялось двадцать четыре года.

— Признайся, Сереж, сам ниточке помогал? — шутливо поинтересовался Александр.

— Ребята, честное слово, я тут ни при чем! — смущенно отказался парень и передал кольцо невесте. — Давай, Лель, теперь ты!

В ее руках кольцо начало сильно раскачиваться.

— Один, два, три, — тихо считала Лена, завороженно следя за ниткой. На цифре двадцать кольцо остановилось. — Мне в феврале будет двадцать. Милочка, твоя очередь.

Ровно двадцать три раза качнулось кольцо.

— Почему двадцать три? — удивилась подруга. — Весной тебе исполняется только двадцать один!

Мила пожала плечами:

— Я же говорила, чепуха.

— Нет, не чепуха, ведь у меня с Сережей сошлось!

— Не знаю, — немного раздраженно ответила девушка, передавая кольцо Саше, — у вас сошлось, а у меня не сошлось!

— Посмотрим, — произнес он, — во сколько лет мне предстоит жениться?

Все внимательно наблюдали за маленьким блестящим предметом, неподвижно висящим на нитке. Прошла минута, другая. Кольцо, как вкопанное, по-прежнему не желало раскачиваться.

— Что ж, видно, умру холостяком! — невесело усмехнулся парень.

Лена постаралась сгладить возникшую неловкость.

— Каким еще холостяком?! — шутливо воскликнула она.

— Размечтался! Женишься, никуда не денешься! Правда, Мил?

В ответ девушка лишь слабо улыбнулась.

Весь обратный путь до дома молодые люди почти не разговаривали. К Миле вернулись прежние страхи, а Александр злился на Лелю из-за глупой и неприятной затеи.

В начале марта они подали заявку во Дворец бракосочетания «Аист», на Комсомольском проспекте. Заказали машины, ресторан, купили свадебное платье и, конечно, новенькие, блестящие обручальные кольца, оставленные у Милы дома. Предстоящие три недели ее летней практики сделались для огорченного жениха настоящим бедствием. Едва проводив невесту, он уже страдал от тоски. Днем его немного отвлекала работа, но какими длинными казались вечера! Из-за томительной скуки Саша согласился встретиться с приятелем в кафе. Направляясь по цветущему Сиреневому бульвару к заведению с поэтическим названием «Муза», он с завистью посматривал на влюбленные парочки. В душном, прокуренном помещении парень еще больше погрустнел. Что ж, сам виноват! Вечер тянулся вяло и скучно, до тех пор, пока в зал не вошла странная женщина, провожаемая восхищенными взглядами посетителей. Она манила, пленяла, пробуждала самые безумные желания… Женщина-мечта, женщина-загадка… Что это было? Магия? Чары? Возможно. Гордая, с царственной осанкой, незнакомка приблизилась к столику Александра и спросила:

— Ты хочешь пойти со мной?

Чарующий голос музыкой отозвался в его душе.

— Конечно! — восторженно воскликнул молодой человек и мечтательно продекламировал:

— А как же твоя невеста? — усмехнулась незнакомка.

— Невеста? — на Сашином лице отразилось недоумение.

— Поедем к тебе или ко мне?

— Все равно.

— Тогда ко мне.

Последующие три недели превратились в бесконечный сладкий сон, от которого не хотелось пробуждаться. По странному стечению обстоятельств, квартира возлюбленной оказалась неподалеку от дома Милы. Поэтому неудивительно, что в один из июньских вечеров, возвращаясь с работы, Надежда, лицом к лицу, столкнулась с женихом своей дочери. Он шел ей навстречу с неизвестной девицей! Женщина опешила от неожиданности.

— И что все это значит?! — потрясенно воскликнула она.

Александр остановился и, продолжая нежно обнимать нагло ухмыляющуюся подружку, удивленно спросил:

— Извините, мы разве знакомы?

— Не нужно притворяться! Дочку мою забудь, мерзавец!

В порыве гнева Надежда, почти бегом, преодолела расстояние до своего дома. Ворвавшись в квартиру, она, в отчаянии, кинула сумку на пол и, простонав: «Бедная моя девочка», заплакала от бессилия.

Он проснулся в чужой постели. Последующее больше напоминало ночной кошмар. Рядом с ним лежала девица, которая, опершись на локоть, с видимым интересом, наблюдала за его пробуждением. Смущенный и растерянный, Александр соскочил с кровати и начал метаться по комнате в поисках одежды. В гудящей голове роились мысли одна мрачнее другой.

«Где я оказался? Каков подлец! Странно, ничего не помню! Ну и надрался же я вчера! Сходил в кафе, называется! Черт меня дернул туда пойти! А вдруг Мила узнает?»

— Конечно, узнает, можешь не сомневаться! — пообещала незнакомка.

Александр замер на месте и изумленно уставился на нее. Голова раскалывалась от нестерпимой боли. «Наверное, ослышался», — решил он.

— Не ослышался. По-твоему, сегодня какое число?

— А в чем, собственно, дело? — напрягся Александр. Ему стало очевидно: девица читает его мысли.

— Просто ответь на поставленный вопрос!

— Если вчера было первое, значит, сегодня — второе июня, — раздраженно ответил парень.

— Ну, ну…

— Вы на что-то намекаете?

— Я не намекаю, а предупреждаю: сегодня двадцатое! Завтра твоя возлюбленная, надеюсь уже бывшая, возвращается с практики. А жених, какая жалость, еще не успел вылезти из постели любовницы!

От страшных, невозможных слов лицо Александра побелело, превратившись в маску отчаяния и боли.

— Нет!!! Я слишком люблю Милу!! Зачем?!

Он натолкнулся на холодный, циничный взгляд незнакомки.

— Извини, красавчик, но ты сам виноват! Тебе стоило бы выбрать другой объект для любви!

Девица откинулась на спинку кровати и захохотала.

— Исчадие ада! — изменившимся до неузнаваемости голосом выкрикнул Александр и, задыхаясь от ненависти, схватился за ее горло. Девица попыталась вывернуться, но он еще сильнее сомкнул на шее побелевшие пальцы, с отвращением твердя: — Сдохни, сдохни, сдохни, тварь…

Наконец мучительница затихла. Александр отпрянул от неподвижного тела и посмотрел на свои трясущиеся руки.

— Убийца…

Неужели это страшное слово относилось к нему?! Произнесенное вслух, оно настолько потрясло Александра, что он, сразу и бесповоротно, перечеркнул для себя всякую возможность будущего счастья.

Лихорадочно ища куртку, несчастный боялся даже взглянуть в сторону измятой постели, ставшей свидетельством его предательства и преступления.

— Пока, дорогой! Любовником ты был посредственным, без фантазии, да и убийцей оказался неважным! До скорой встречи, красавчик!

Услышав за спиной игривый голос с изрядной долей иронии, Александр замер от ужаса. Обернувшись, он увидел задушенную девицу. Незнакомка преспокойно сидела на кровати и, склонив голову к плечу, мило улыбалась.

Вне себя, парень выбежал вон из квартиры. Голова раскалывалась от боли и горела, отказываясь соображать. Убитая ожила! Он с содроганием вспомнил хруст позвонков. В полубредовом состоянии Александр добрался до дома. Испуганная мать вызвала «скорую». С температурой под сорок и подозрением на менингит его в тот же день срочно госпитализировали.

Вернувшись с практики, Мила узнала о «подвигах» жениха от мамы. За время Сашиного пребывания в больнице страсти немного утихли, но объяснений девушка так и не дождалась. За июнем последовал жаркий июль. И вот уже первые желтые листочки замелькали в темно-зеленой пыльной зелени городских деревьев, напоминая о наступлении макушки лета. За показным Милиным спокойствием скрывалось глубокое отчаяние. Все чаще она, тайком, открывала коробочки с обручальными кольцами, надеясь на чудо. Ей казалось: вот-вот раздастся долгожданный звонок и появится улыбающийся Александр. А остальное станет уже неважным! Она прижмется к родной груди и услышит слова, о которых мечтают все девушки. Если бы Александр догадывался об этом! Напротив, он совершенно пал духом, порою не верил даже самому себе, с мучительным стыдом вспоминая прошлое. Так стоило ли надеяться, что любимая сможет понять, а тем более простить?! Наивный мальчик! Как плохо он знал женское сердце!

В день свадьбы к Милиному дому подъехали свадебные машины. Шофер «Чайки» поднялся на пятый этаж, по указанному адресу. Ему открыла расстроенная, смущенная Надежда.

— Прошу вас, уезжайте поскорее! Свадьбы не будет.

Неловко переминаясь с ноги на ногу, мужчина стал извиняться:

— Что ж, простите за беспокойство, я не хотел…

Женщина торопливо ответила:

— Ничего, прощайте, — и поспешно захлопнула входную дверь.

Глухие рыдания дочери лишили ее остатков самообладания. Сознавая собственную беспомощность, Надежда прислонилась к стене и беззвучно, изо всех сил зажимая рот руками, расплакалась.

Наступил сентябрь. Шло время, но оно не приносило облегчения. Мила только глубже погружалась в безысходную тоску. Даже Леля, обычно такая бойкая, терялась, оставаясь с ней наедине.

— Мил, очнись, у тебя впереди целая жизнь! — убеждала она. — В конце концов, на нем свет клином не сошелся! Познакомишься с другим, порядочным парнем, выйдешь замуж и будешь сама потом посмеиваться над своими теперешними переживаниями! А его Бог накажет! Обязательно накажет за предательство! Вот увидишь!

Испугавшись неживого лица подруги, она решила перевести тему. Задорно улыбнувшись, Леля тряхнула кудрями.

— А помнишь, как мы, перед поступлением в институт, пошли в церковь, рядом с Преображенским кладбищем, просить Николая Угодника о помощи?

Увидев слабую улыбку, осветившую лицо Милы, девушка с энтузиазмом продолжила:

— Помнишь, как мы, по ошибке, оказались на половине старообрядческой церкви? Шептались, что храм какой-то странный. Потом, когда разобрались, пулей выскочили! На церковном дворе столы стояли с белыми скатертями, а на них яблоки, груши, виноград. Оказалось, мы пришли как раз на Преображение, яблочный Спас…

— Конечно, помню! — отозвалась Мила и грустно вздохнула.

— Мы у Николая Угодника просили учиться в одном институте и в одной группе!

— И ведь исполнилось! — Милино лицо немного оживилось.

— Вот и теперь Господь обязательно поможет тебе, а его накажет!

— Никого не надо наказывать, прекрати такое говорить!

— Надо же, пожалела! А он тебя жалел, когда… — Леля запнулась на полуслове, увидев полные слез глаза подруги. Ей стало стыдно за свою несдержанность. Заключив расстроенную девушку в объятия, она прошептала: — Извини, Милочка, я не хотела, Бог с ним!

С середины сентября установилась ясная теплая погода. В такие тихие, отличающиеся особым, мягким очарованием дни золотой осени душа невольно примиряется с невзгодами и перестает бунтовать, завороженная прекрасной картиной увядания.

Сегодня Александр решил съездить к маме, в подмосковную Электросталь. После сутолочной, шумной Москвы родной город показался ему маленьким, по провинциальному чинным и спокойным. Сойдя с электрички, он не торопясь направился к старому асфальтобетонному заводу. Если пройти через его территорию напрямик, то расстояние до материнского дома сокращалось почти вдвое. Уже начало смеркаться, когда, отыскав в заборе знакомую брешь, Александр оказался внутри ограды. Он знал, что предприятие практически не охранялось, поэтому смело пошел вперед. В детстве он часто забирался сюда с друзьями. Преодолев половину пути, Александр различил впереди неясную фигуру. По мере приближения он отметил, что человек стоит на одном месте. Наконец ему удалось разглядеть женский силуэт. Неужели… Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Боясь поверить собственному счастью, он остановился и перевел дыхание. Осунувшееся лицо порозовело. Дрогнувшим, от волнения, голосом Саша несмело позвал:

— Милочка…

— Здравствуй, любимый, я так соскучилась, — отозвалась девушка. — Иди ко мне!

На самом краю сознания забрезжила робкая мысль о невозможности подобной ситуации, да и сама Мила вела себя несколько странно. Но никакие доводы рассудка не могли его остановить. Александр кинулся к ней навстречу. Лицо девушки исказила злоба. От неожиданного, сильного удара в грудь он попятился и, потеряв равновесие, шагнул в открытый люк с раскаленным битумом. Страшная боль оглушила его, мертвой хваткой сжала беспомощное тело. Цепляясь за края колодца, Александр прохрипел:

— Милочка, помоги!

— Конечно, помогу! Помогу… умереть!

Мила, не скрывая победной улыбки, занесла над ним ногу в сапоге с острой шпилькой, но внезапно остановилась.

— Ты опять опоздал! — обратилась она к подошедшему мужчине.

— Я так не думаю. — Незнакомец бережно достал из-за пазухи Распятие и благоговейно его поцеловал.

— Откуда?! Неужели привез с собой?! — Услышав слова молитвы, Мила закричала страшным, нечеловеческим голосом. Глядя на Крест, она корчилась, стонала, рычала как дикий зверь, пока совсем не исчезла в вечернем воздухе.

Монах бросился к потерявшему сознание юноше. Каким-то чудом Александру еще удавалось держаться наверху. Вытащив несчастного, мужчина окинул грустным взглядом обожженное тело и с состраданием произнес:

— Господи, помилуй грешного раба Твоего Александра…

Затем он бережно подхватил пострадавшего на руки и поспешно направился с ним к зданию городской больницы. В общей суматохе о спасателе на время забыли, а когда приехавший оперативник собрался его допросить, то никого в приемном покое не обнаружил.

Прошло три дня. Состояние Александра оставалось критическим. Ожог восьмидесяти семи процентов тела врачи считали несовместимым с жизнью. Перевезти его в Москву, в институт Вишневского, не решались, из-за тяжести состояния, а в местной больнице отсутствовало необходимое оборудование для лечения такого больного. Саша медленно угасал от болевого шока и почечной недостаточности. Начался отек легких, но сильное, молодое тело спортсмена продолжало сопротивляться смерти. Инна Петровна не отходила от постели сына, забываясь иногда чутким сном на соседней кровати. Вглядываясь в изможденное лицо своего несчастного мальчика, она десятки раз задавала себе один и тот же вопрос: почему это случилось именно с ним, с ее Сашенькой?!

Сегодня женщине показалось, что сыну стало немного лучше. Он попросил открыть плотные шторы. Палата сразу же наполнилась теплым золотистым светом, льющимся из окон. Взглянув на солнце, несчастный прошептал:

— Как хорошо, мама…

— Хорошо, Сашенька, — всхлипнув, ответила Инна Петровна.

— Не плачь, мамочка, все пройдет. Послушай, то, о чем я тебе сейчас расскажу, должно остаться между нами. Обещаешь?

— Хорошо, милый. — Женщина испуганно посмотрела на задыхающегося Сашу: — Не напрягайся так, сынок, может, потом поговорим? — Она провела ладонью по мокрому лбу. — Смотри, тебе совсем плохо!

— Нет, мама, нет, не потом!

— Хорошо, только не волнуйся, — умоляюще произнесла Инна Петровна.

— Мама, я скрыл от тебя правду о том дне. Мне помогли упасть в колодец…

— Что значит «помогли»? — с ужасом глядя на сына, спросила женщина. — Кто помог?

Некоторое время Саша молчал, кусая сухие, потрескавшиеся губы. Наконец, решившись открыть матери страшную тайну, он, с видимым усилием, произнес:

— Я встретил там Милочку.

Потрясенная Инна Петровна схватилась за голову.

— Мама, только, прошу, ничего сейчас не говори…

Женщина с трудом сдержалась. Она всегда знала: из их связи ничего путного не выйдет! Так и получилось. Несчастный мальчик! Ну, ничего, этой подлой девице придется ответить за преступление!

— Она была там, мама! Она заманила в люк, — продолжил Саша, — знаешь, ведь Мила хотела меня убить! — Он в полном отчаянии посмотрел на Инну Петровну. — А я?! Я так сильно люблю Милочку, что даже теперь готов на любые муки, лишь бы вернуть ее!

Мертвенно-бледное лицо Александра загорелось несбыточной надеждой.

— Мама, если бы ты знала, как я люблю! Один только ласковый взгляд, один поцелуй, в обмен на мою никчемную жизнь… Разве я много прошу? Скажи, мама?!

Горячий шепот сына заставил женщину содрогнуться. Инна Петровна закрыла лицо дрожащими руками. Но Александр, не обращая внимания на причиняемую матери боль, продолжал говорить.

— Мама, когда меня не станет, умоляю, расскажи ей о моей любви! Пусть она поверит! Я никогда никого не любил, кроме нее! Мама! Куда ушел свет?! Зачем ты задернула шторы? Открой их! Мама, что это?!

Лицо Александра озарила счастливая улыбка.

— Как легко! — удивился он своему новому ощущению.

Инна Петровна, пытаясь удержать сына, прижалась к Саше, но другой, лучший мир уже открылся ему. Мир, способный дать все, о чем он мечтал: любовь, правду, утешение, покой…

На похоронах Инна Петровна увидела несчастное, осунувшееся лицо Милы и едва сдержалась, чтобы не устроить скандал. Девушка стояла поодаль от свежевырытой могилы.

«Лицемерка, — мысленно возмутилась женщина, — как ей совести хватило явиться сюда, да еще изображать страдание?! Убийца, преступница!»

Мила не замечала испепеляющего взгляда Сашиной матери. Ее глаза не отрывались от гроба, в котором лежал любимый, мертвый, холодный. Больше он никогда не обнимет, не улыбнется, не назовет своей девочкой, самой лучшей на свете, больше никогда… Жизнь закончилась, у них не было будущего.

Инна Петровна очнулась от ударов молотка по закрытой крышке. Разве могла она допустить, чтобы мальчика сейчас отняли и опустили туда, на самое дно могилы?! В исступлении, женщина бросилась на гроб и обхватила его руками.

— Не отдам!!! Не смейте трогать моего сыночка! — Инна Петровна словно обезумела. — А вы что смотрите?! Помогите мне… Ему же в земле холодно будет, неужели не понимаете?! — По кладбищу разнесся громкий, протяжный стон.

Мила застыла.

— Нет, нет… — потрясенно проговорила она и зажала уши руками. — Я не вынесу этого…

Окружающее, странным образом, отдалилось, поплыло перед глазами, звуки пропали, погружая сознание в спасительную темноту.

Прошла неделя. Каждый день приходила несчастная мать к Сашеньке и каждый раз находила на могиле букет больших белых хризантем. Инна Петровна точно знала, кто приносит сыну ненавистные цветы.

— Бесстыжая! Грехи замаливает! Господи, где же справедливость?!

Она, без сил, опустилась на старенькую, рассохшуюся скамейку, поблизости от Сашиной могилы. Кроны вековых деревьев тихо шумели в высоте. Мягкое сентябрьское солнце ласково касалось лица. На какое-то время Инна Петровна забылась прозрачным сном. Открыв глаза, она заметила вдали худенькую фигурку подростка, медленно бредущего по кладбищенской дороге, усыпанной яркими кленовыми листьями. Поникшая голова, опущенные острые плечики, прижатые к груди цветы… Подросток приблизился, и Инна Петровна, с изумлением, узнала в нем Милу. Но насколько она изменилась! В ней почти ничего не осталось от прежней, грациозной девушки.

— Здравствуйте, Инна Петровна, — нерешительно поздоровалась Мила и бережно опустила букет на могилу.

— Здравствуй, Мила, — сухо ответила женщина. После некоторого колебания она продолжила: — Знаешь, я должна выполнить последнюю волю моего мальчика. Хотя, видит Бог, как мне не хочется этого делать! — Их взгляды встретились. Совершенно сбитая с толку, Инна Петровна, в замешательстве, произнесла:

— Саша перед смертью просил передать, что очень любил тебя и никогда не изменял. Он надеялся, ты поверишь его последним словам. — Женщина заплакала. — Как же ты будешь дальше с этим жить?

— Но почему он столько времени молчал, не пытался объясниться? Конечно, я виновата, сначала во мне говорила обида, потом гордость…

— Ты уходишь от главного вопроса!

— Какого?

— Я спросила тебя: как ты будешь дальше жить, после того, что сделала?!

— Вы имеете в виду наш разрыв?

— Нет! Не о разрыве я говорю! Не делай вид, будто не понимаешь!

— Но я действительно не понимаю!

— Ложь! Хватит играть со мной, Мила! Я все знаю!

— Что вы знаете?

— Ты хочешь услышать?! Надо же, какой невинный взгляд! Из тебя бы вышла прекрасная актриса!

Девушка, недоумевая, посмотрела на возмущенную Инну Петровну.

— Зачем ты убила Сашу?!

— Что?! О чем вы говорите?! — Мила, в ужасе, отшатнулась.

— За свои поступки надо уметь отвечать!

— Вы правы! От меня одни несчастья, — добавила она и, ссутулившись, побрела прочь.

Инна Петровна долго колебалась после той встречи на кладбище. Сердце находилось в полном разладе с рассудком. Измучившись сомнениями в виновности Милы, спустя месяц женщина все же решилась обратиться в прокуратуру. Ее направили к следователю с несерьезной фамилией Беленький.

В ответ на робкий стук в дверь раздался густой раскатистый бас:

— Да, да, войдите!

Нерешительно переступив порог прокуренного кабинета, Инна Петровна увидела за столом, заваленным бумагами и папками, солидного, крупного мужчину лет тридцати пяти. Он вопросительно взглянул на посетительницу.

— Здравствуйте, — растерянно произнесла женщина и замолчала.

— Здравствуйте, — недовольно ответил Николай Петрович. — Проходите, присаживайтесь. — Он указал на свободный стул и раздраженно подумал, что сегодня у него опять не получится заняться писаниной.

— Если вы хотите о чем-то рассказать, так рассказывайте, а не молчите! Время дорого! — строго предупредил следователь.

— Да, я хотела заявить, то есть рассказать, — в замешательстве проговорила Инна Петровна, — об убийстве.

— И кого же убили? — удивился мужчина.

— Понимаете, дело у меня деликатное. — Было заметно, что посетительница сильно волновалась.

Следователь Беленький решил смягчить тон.

— Я вас внимательно слушаю. Постойте, мы с вами где-то уже встречались…

Он отложил в сторону бумаги.

— Да, в СЭС, вы приходили к нам в прошлом году.

— Точно! Инна Петровна, если не ошибаюсь?

— Совершенно верно.

— Очень рад вас видеть! А почему вы в трауре?

— У меня погиб сын.

— Приношу вам свои соболезнования…

— Спасибо.

— Насколько я понимаю, Инна Петровна, ваше заявление об убийстве связано со смертью сына.

— Да, гибель Саши сочли несчастным случаем.

— А вы не согласны?

— Нет. Я знаю убийцу моего сына.

История оказалась весьма интригующей, но Николай Петрович отнесся к ней с определенной долей скептицизма. Возможно, несчастная мать жаждала возмездия, поэтому обвиняла во всех грехах бывшую девушку Александра. Тем более та бросила парня накануне свадьбы. Женщина, потрясенная ужасной гибелью единственного сына, вполне могла что-то перепутать, или сгустить краски, или понять не так. Ничего удивительного! В деликатной форме следователь попытался Инне Петровне об этом намекнуть, но она настолько возмутилась подобным предположением, что Беленький смущенно замолчал.

— Итак, свидетелей, как я понял, нет…

— Почему нет?! В больницу Сашеньку принес мужчина, похожий на монаха.

— И где он, ваш монах?

— Не знаю, куда-то исчез.

— Вот видите, исчез. Но я обещаю сделать все возможное для выяснения обстоятельств. Мною будет проведена самая тщательная проверка алиби Людмилы мм…

— Теодориди, — подсказала Инна Петровна.

— Да, Теодориди. Необычная фамилия! Греческая, кажется?

— Совершенно верно, по отцу.

— Не волнуйтесь, если девушка действительно окажется виновной в смерти вашего сына, она обязательно предстанет перед судом!

— Очень надеюсь на это, Николай Петрович! Когда мне ждать новостей?

— Через пару недель, думаю, многое прояснится. А пока напишите, где она учится или работает, где живет, если, конечно, знаете.

— Да-да, я все напишу.

— Хорошо.

Следователь задумался: «А что, так бывает. С виду ангел, в душе черт. Может, на самом деле кровожадная девица скинула несчастного парня в битум? Жуть!» Он невольно передернул плечами.

С наступлением очередного ноября настроение Николая Петровича Беленького обычно, резко портилось, что вполне соответствовало скверной погоде этого времени года. Промозглый, холодный воздух, тяжелое, свинцовое небо, то посыпавшее землю мокрым снегом, то заливавшее ее дождем, не способствовали оптимизму. А если ко всем вышеперечисленным «прелестям» добавить пронизывающий ветер, то картина получалась и вовсе неприглядной. Следователь Беленький торопился на день рождения к своему давнему товарищу. Когда-то они служили в одной части, потом вместе учились в московском военном институте, на юрфаке. Несмотря на редкие встречи, у них сохранились добрые, доверительные отношения. Николай Петрович вышел на улицу, зябко поежился и быстро зашагал к станции, отворачивая лицо от порывов встречного ледяного ветра, обжигавшего кожу колючей снежной крупой. Утепленный плащ мало спасал от холода, а ботинки, утопая в грязном месиве, вскоре начали промокать. Ему повезло: электричка подошла полупустая. Продрогший мужчина устроился у окна и задремал, убаюканный теплом натопленного вагона.

Вновь наступившая осень напомнила ему о прошлогодней истории, связанной с Милой Теодориди…

«Зацепиться было решительно не за что. Правда, нашелся один мужичок, который, вроде, видел девицу, столкнувшую парня в открытый колодец. Еще на месте преступления присутствовал некто третий, неизвестный. По словам очевидца, именно он спас пострадавшего. А затем доставил в больницу и бесследно исчез. Почему? Вопрос. Дело осложнялось сильным туманом, словесных портретов составить не удалось, да и единственный свидетель признался, что в тот день „немного перебрал“. Беленький проверил алиби Теодориди. Во время трагедии девушка находилась в институте, занималась лабораторной работой. Студенты производили вскрытие какой-то гадости, кажется глистов. В группе всего двенадцать человек, с восемнадцати до двадцати двух из кабинета никто не выходил, кроме как на один десятиминутный перерыв в двадцать часов. Получалось, Людмила Теодориди никоим образом не могла оказаться в половине девятого вечера в городе Электросталь, на территории завода. Ее алиби подтверждали одиннадцать студентов и преподаватель. Тупик. Хотя отчего-то он верил в правдивость показаний Инны Петровны, главного врача их СЭС. Не производила она впечатления человека, способного солгать, а тем более оклеветать невинную девушку, к тому же хотя и бывшую, но все же возлюбленную погибшего сына. Что же, Людмила Теодориди раздвоилась?! Или она имела сестру-близнеца, о которой никто не знал? Странно, очень странно», — размышлял следователь под мерный перестук колес.

К началу десятого Николай Петрович добрался до ресторана «Восток», уютного кабачка с прекрасной недорогой кухней, расположенного по Первомайской улице. Вкусные запахи, перемешанные с сигаретным дымом, заставили его вспомнить о двух сухих пряниках, съеденных ранним утром.

«Да, подкрепиться бы не помешало», — подумал он и обвел глазами переполненный зал.

— Николай, сюда! — окликнул друга раскрасневшийся именинник.

— Штрафную! Штрафную! — оглушительно затрубил толстяк, раздувая бордовые щеки.

— Штрафную! Штрафную! — с энтузиазмом подхватили клич подвыпившие гости.

— А тост?! — визгливо потребовала худая прыщавая девица, перебивая гул мужских голосов.

— Обязательно, моя радость! — Толстяк заговорщически подмигнул подошедшему Николаю Петровичу. — Если женщина просит…

— Костя, друг, за тебя! — с чувством произнес следователь и опрокинул в рот ледяную жидкость.

— Ты закусывай, закусывай! Жанночка, поухаживай за нашим холостяком! — обратился Константин к прыщавой девице.

— Непременно, Константин Викторович! — кокетливо пообещала Жанночка и стрельнула на именинника глазами.

— Кость, она кто? — шепотом поинтересовался Николай Петрович.

— Ты о чем подумал, старый лис? — рассмеялся приятель и шутливо погрозил пальцем. — Жанна работает у нас в архиве. Еще не нашлось той женщины, которая женила бы меня на себе!

— Хватит распускать хвост! — вздохнул Беленький. — Пора признать, девушки к двум старым сыщикам в очереди не стоят!

— Да, с нашей работой не всякая выдержит, — согласился Константин.

— Не будем о грустном, — перебил его Николай Петрович. — Я тут тебе подарок приготовил, не знаю, понравится ли? — Он достал из кармана красивую коробку. — Открывай!

— Неужели там то, о чем я думаю? — Константин приподнял деревянную резную крышку и ахнул от восхищения: — Вот угодил так угодил! Настоящая коллекционная трубка! — Именинник еще раз обнял друга, но затем, уже смущенно, добавил: — Коль, послушай, это же очень дорого, зачем?

— Не дороже денег! К тому же мне особо и баловать некого!

— Спасибо тебе большое, только, все равно, неудобно…

Ресторанное веселье набирало обороты. Николай Петрович скромно устроился в уголке и закурил. Вскоре к нему присоединился Константин.

— Я смотрю, ты тоже не любитель «праздника жизни»? — Он кивнул в сторону танцующих пар.

— Честно говоря, не очень. Давай лучше выпьем! За тебя!

— Нет, за нас! За нашу дружбу, Коля! Она дорогого стоит! Сколько лет мы знаем друг друга?

— Если не ошибаюсь, семнадцать…

— Ничего себе, семнадцать лет!

— За нас, Костя!

Выпив, мужчины замолчали. Неожиданно Николай Петрович спросил:

— Кость, как ты считаешь, может человек одновременно находиться в разных городах?

— Маловероятно.

— Я тоже так думаю. Но, понимаешь, загвоздка состоит в том, что у подозреваемой имеется неопровержимое, железное алиби!

— Так уж и железное?

— Да, весь вечер она находилась в Москве, в институтской лаборатории, с одиннадцатью студентами и преподавателем, которые, без всяких колебаний, данный факт подтвердили. А парня в то же самое время в городе Электросталь, столкнула в люк с раскаленным битумом девушка, как две капли воды похожая на подозреваемую.

— Значит, дело с «чертовщинкой»?

— Вот именно.

— Было у меня одно такое, — усмехнулся Константин. — Представь себе, молоденькая, хорошенькая девушка лет двадцати, с нежным именем Мила и загадочной греческой фамилией…

— Хочешь, угадаю, какой? — Николай Петрович подался вперед, напоминая в тот момент, породистую ищейку, взявшую нужный след.

— Неужели мы говорим об одной и той же?! Ее фамилия…

— Те-о-до-ри-ди, — медленно, по слогам, произнес следователь Беленький.

— Ничего себе! — Константин присвистнул от удивления. Рассказав об истории с повешенным Ивлевым, он загадочно посмотрел на друга. — А сейчас я тебя еще больше заинтригую…

— Валяй! — улыбнулся Николай Петрович.

— Владимир Ивлев благополучно поправился после того случая, но вот забыть свою Милу так и не смог. Как потом выяснилось, он, сначала изредка, а потом все чаще, стал наведываться к девушке. Говорил, чисто по-дружески, чтобы поддержать. Ходил он, ходил, пока в конце августа его не нашли с перерезанным горлом во дворе собственного дома. Никаких концов, только одна шокирующая подробность. В рану неизвестный «шутник» вставил раскрытый циркуль.

— Циркуль? Зачем?

— Профессиональный, дорогой. А зачем, черт его знает! Может, Ивлева убил сумасшедший чертежник? — почесал в затылке Константин.

— Ты допрашивал девицу?

— Конечно, в первую очередь.

— И что?

— Ничего. Она на тот момент находилась в Ессентуках. У нее на нервной почве, после гибели жениха, язва открылась. В санатории Людмиле прописали минеральные ванны и грязелечение. Заметь, ежедневно. Процедур она не пропускала, персонал подтвердил. Так что опять прокол. Ну и вообще, чтобы убить здорового мужика, не знаю…

— Да, загадка в стиле Агаты Кристи!

— Какая там Агата! — отмахнулся Константин. — Покруче будет!

 

Глава 1

ВЕДЬМА

1958 год. Пригород Ленинграда, старый Петергоф.

Интересная молодая дама лениво бродила по просторным комнатам нарядного особнячка конца девятнадцатого века, расположенного в самом центре города. Муж, вечно занятый важными государственными делами, опять опаздывал к назначенному времени. Сегодня они собирались посетить новый ресторан в стиле а-ля русс, где им обещали, по индивидуальному заказу, приготовить настоящий оливье с дичью, черной икрой, каперсами и стерляжью уху. Капризное выражение не сходило с ее лица, даже в отсутствие зрителей. Наконец дама остановилась перед большим зеркалом в резной оправе черного дерева. Небрежным движением скинув с плеч шелковый халат, она принялась придирчиво рассматривать свое отражение в свете уходящего дня. Увиденное заставило женщину усмехнуться: «Хороша! Высокая, статная, с пышной грудью, тонкой талией, яркими, выразительными глазами, чувственным ртом, вот только…» Дама, недовольно нахмурившись, приблизила лицо к зеркалу и с силой нажала на кончик носа. «Как у поросенка!» — сердито подумала она. Впрочем, даже этот досадный недостаток не мог испортить общего впечатления. «Все-таки хороша!» — улыбнулась женщина самой себе и вслух произнесла:

— Не скромничай, дорогая! Тебе прекрасно известно, какие замечательные веревки ты вьешь из мужчин!

Увлеченная приятными воспоминаниями, Антонина не сразу заметила чужое присутствие. Фигура, выступившая из тени, заставила ее испуганно вздрогнуть.

— Вижу, не забыла, — прошелестел знакомый голос.

Не в силах ответить, женщина кивнула.

— Тоня, Тоня! Вот она — человеческая благодарность! Думала, обрадуешься, а ты застыла, словно увидела привидение! — Нина захохотала от собственного каламбура. — Ну, давай же, очнись! Нас ждут грандиозные планы!

— Какие планы? — чуть слышно пролепетала Антонина, сразу растеряв былую уверенность.

— Как «какие»? — передразнила ее Нина. — Ты что же думала, я не появлюсь и не потребую законной платы?! Посмотри, у тебя есть то, о чем ты прежде смела лишь мечтать! Не задумывалась, откуда?

Женщина потрясенно молчала, пытаясь осознать смысл слов бабушки.

— Ты умная девочка. Послушай, никто не собирается портить тебе жизнь, напротив, в ней наступят приятные перемены!

Антонина немного приободрилась. «Действительно, чего я так перепугалась? — подумала она. — До сих пор все шло отлично. Возможно, бабушка права, и моя жизнь сделается интереснее, а то, одна рутина!»

— Вот, вот, рутина! — согласилась колдунья. — Зато впереди… Об исключительности нашего рода, надеюсь, повторять не требуется. Поэтому тебе не составит особого труда овладеть нужными знаниями. У тебя обязательно получится! — подбодрила ее Нина.

— Что получится?

— Стать ведьмой.

— Ведьмой?! Серьезно?! — растерялась женщина. Удивительное предложение никак не укладывалось в ее голове. Вспомнив о детских книжках, на картинках которых ведьма отправляла детей в печь, она скептически усмехнулась: — Мне предстоит превратиться в уродливую старуху?

— Глупости! — отмахнулась Нина. — Неужели тебе не хочется по-настоящему управлять людьми, чувствовать их послушными куклами в своих руках? Не хочется полной власти?

— Конечно, хочется! — завороженная соблазнительной перспективой, Тоня смотрела буквально в рот своей бабушке, ловя на лету каждое сказанное слово.

— Кроме того, твои возможности необыкновенно расширятся! Ты научишься невидимой проникать сквозь стены, слышать то, о чем хочешь слышать, видеть то, что хочешь видеть, ссорить, мирить, изводить, короче, всего не перечислить!

— Я согласна!

— Верное решение, девочка. — Нина, с видимым удовлетворением, посмотрела на воодушевленную внучку. Да, она не ошиблась в выборе. Многолетние усилия увенчались успехом! И ничто больше не помешает приступить к выполнению задуманного! О, как долго пришлось ей ждать своего часа! Но ничего, это сущий пустяк в сравнении с вечностью! — Впрочем, иного я и не ожидала, — вслух произнесла колдунья.

Прошло два года.

Встреча у подруги с мастером белой и черной магии Ильей Сергеевичем Темновым изменила всю Тонину жизнь. Увлеченная новыми, волшебными ощущениями, она неумолимо приближалась к той опасной черте, переступив через которую уже невозможно вернуться назад. Совершенно очарованная учителем, Антонина, с щедрым легкомыслием молодости, дарила ему минуты, часы, дни. В середине июля Илья Сергеевич торжественно объявил, что его ученица поднялась на новую, высшую ступень, позволяющую полностью управлять «тонким телом». С этого момента ведьма могла, оставаясь невидимой, находиться где угодно!

— Вечером я познакомлю тебя с остальными сестрами. — Мастер подошел к своей подопечной и положил ей руки на плечи.

— Какими еще сестрами? — неприязненно поинтересовалась Антонина.

— Сестрами по духу, конечно! — покровительственно улыбнулся мужчина.

— Что, они такие же, как и я? — ревниво спросила молодая ведьма и отвернулась.

— Почти. Тонечка, ты же для меня особенная! — ласково проговорил Илья Сергеевич, привлекая ее к себе. — Не надо обижаться, малышка!

— Неужели? — Антонина капризно надула губки и кокетливо взглянула снизу вверх на возлюбленного.

— Ну, хватит, хватит. О личном давай позже. А сейчас не отвлекайся. Предупреждаю, все очень серьезно! Сегодня ты примешь участие в шабаше, войдешь в большой круг.

От столь неожиданной новости женщина в первый момент опешила, но затем звонко расхохоталась, представив себя на метле с развевающимися волосами.

Учитель нахмурился:

— Что в этом смешного?

— Я думала, такое возможно лишь в сказках!

— Шабаш откроет перед тобой безграничные перспективы! Итак, сегодня полнолуние. Отпросись у мужа, скажи, что останешься ночевать у подруги. Ко мне приходи в половине одиннадцатого. Могу сразу разочаровать: полетов на метлах и плясок голышом не будет. Об остальном узнаешь позже.

Мастер едва коснулся ее губ легким поцелуем и подтолкнул к выходу.

— Не сердись, Илья, я все сделаю так, как ты хочешь! — Антонина остановилась в дверях.

— Тогда до вечера, — произнес он и томно, многозначительно посмотрел на ученицу.

— До вечера, — повторила женщина, завороженная мерцанием черных глаз. Они кружили ей голову, превращая кровь в огненную лаву. Тело, побежденное сладкой истомой, сделалось легким и послушным. Все Тонино существо, отравленное запретной страстью, безудержно устремилось к мастеру. Колдун по-хозяйски, властно притянул ее к себе и, наслаждаясь трепетом горячей плоти, жадно приник к раскрывшимся ему навстречу нежным, послушным губам…

Солнце клонилось к закату, когда Антонина вышла от учителя. Домой идти не хотелось. Волнующие воспоминания пьянили. Она никогда не любила сама, но, движимая тщеславием или выгодой, позволяла это делать другим, испытывая неизменное отвращение и холод. Сегодня же… Сегодня все было по-иному. Собственный муж, с гадкими ласками и вечно мокрым ртом, представился женщине жалким и смешным… От одной только мысли о нем Антонину передернуло. Что теперь будет? А ничего страшного! Ведь отвела же она своему Грише глаза! Несложный ритуал давал полную свободу. Муж больше не донимал своей глупой ревностью, с готовностью принимая любые объяснения по поводу частого Тониного отсутствия. Так же можно поступить и с постелью. Например, заморочить ему голову, заставив принимать желаемое за действительное! Настроение Антонины заметно улучшилось. Молодая ведьма счастливо вздохнула и осмотрелась по сторонам. Жизнь заиграла новыми красками: глаза проникали в каждый уголок, видели происходящее за стенами домов, тонкий слух различал шелест цветочных лепестков и хлопанье крыльев ночных бабочек. Неужели она будет участвовать в настоящем шабаше?! Возбужденная предстоящим приключением, Антонина едва дождалась десяти часов. С бьющимся сердцем, она поспешила к мастеру. Увидев знакомый дом, женщина остановилась и перевела дыхание. Яркая, полная луна нависла над темным двором. Пора! Молодая ведьма решительно распахнула дверь подъезда. Каблучки быстро застучали по каменным ступеням лестницы. Второй, третий, четвертый этаж. Волнуясь, она нажала на кнопку звонка. Ей открыла незнакомка. Не приглашая войти, девушка принялась бесцеремонно рассматривать Антонину.

— Тамара, зачем ты держишь Тоню в дверях? — укоризненно спросил мастер.

— А кто она такая?! — недовольно спросила ведьма и демонстративно тряхнула длинными блестящими волосами цвета красного дерева.

— Я говорил, что сегодня придет новая сестра.

— Простите, забыла!

Антонина смутилась. Прежняя радость уступила место разочарованию. Но стоило учителю ласково обнять ее, как сомнения рассеялись. Илья Сергеевич, продолжая удерживать Тонину руку, поспешил вслед за Тамарой. Каким-то непонятным образом они попали в большой, старинный зал с красивым паркетным полом, состоящим из чередующихся темных и светлых квадратов. Мастер подвел Антонину к массивному круглому столу, за которым сидели одни женщины. Бронзовый канделябр с зажженными свечами тускло освещал их лица.

Илья Сергеевич выдержал паузу и, гордо вскинув голову, произнес:

— Сестры! Я привел в большой круг новую ведьму. Сегодня — день перерождения, и вы должны назвать имя.

Высокая, грузная женщина с достоинством ответила:

— Да, учитель! Мы выбрали имя. Смарагда.

— Хорошо. Так тому и быть. Сестра Смарагда, займи свое место! — Илья Сергеевич властно указал на свободное кресло с высокой спинкой.

Женщина послушно села. «Пути назад нет», — обреченно подумала она, и эта мысль заставила душу затрепетать от ужаса.

Между тем мастер попросил присутствующих взяться за руки и начал читать на незнакомом языке… Стены зала, вбирая в себя слова колдуна, оживали, менялись, превращаясь в нечто иное: могущественное, дышащее ненавистью… И вот перед взором молодой ведьмы, внутри образованного сестрами круга, появилась колеблющаяся, полупрозрачная фигура женщины, с искаженным от ужаса лицом. Они начали вращение вокруг жертвы, ускоряя и ускоряя темп, пока не сделались одной гигантской воронкой. Антонина даже не представляла, что можно испытывать такое волнующее наслаждение! Жадно, с восторгом она вбирала, каждой клеточкой своего тела, чужое отчаяние, чужую боль и расцветала, наливаясь невиданной силой. Внезапно вращение прекратилось. Женщина пропала. Антонина увидела себя по-прежнему сидящей за столом с сестрами.

— Тебе понравилось, Смарагда? — вкрадчивый голос учителя вывел ее из транса.

— Очень! — с чувством отозвалась ведьма и преданно посмотрела на мастера.

— А вам как сегодня? — поинтересовался Илья Сергеевич у остальных сестер.

— Никогда не приходилось сталкиваться с подобной силой! Это чудесно! — ответила старшая.

Уже в прихожей, перед уходом, Антонина решилась задать вопрос:

— Илья, объясни, что мы сделали с той несчастной женщиной?

— Убили. — Внимательный взгляд учителя не отрывался от лица фаворитки.

— Как убили?!

— Но тебе ведь было хорошо, крошка? — мастер хищно улыбнулся одними губами. — Запомни сегодняшнюю ночь, Смарагда! Теперь ты только наша.

На ведьму повеяло могильным холодом. Она посмотрела в неподвижные глаза Ильи Сергеевича и задрожала.

Учитель продолжал заниматься с ней индивидуально. Через год, к великой радости супруга, у Антонины родился мальчик, красивый, темноволосый. Правда, мало похожий на отца, но ведь так бывает? «Весь в Антонину! Красавец», — с гордостью хвастался знакомым Григорий Васильевич. Его жена стала превосходной матерью. Она души не чаяла в своем Андрюшеньке, прощая ему любые детские шалости. Даже любящий отец не одобрял подобной вседозволенности. Не раз он пытался поговорить с Антониной, но на все его замечания она только пожимала плечами и с удивительным спокойствием отвечала:

— Дети шалят, Гриша, на то они и дети! Ничего страшного!

Годы пролетели незаметно. Мальчик вырос и превратился в красивого парня. Ревнивым взглядом следила Антонина за сыном, заранее ненавидя любую девушку, которая окажется рядом с бесценным чадом, ненаглядным Андрюшенькой, светом и смыслом жизни. Покладистый, уважительный к родителям, особенно к матери, он часто дарил Антонине цветы. Тогда лицо женщины удивительно молодело, на губах расцветала счастливая улыбка. А между тем время не щадило ведьму. Былая удаль безвозвратно покинула возлюбленную учителя, и входить в большой круг с каждым разом становилось все сложнее. Но власть тьмы не отпускала, она высасывала жизненные соки, лишала здоровья. Да, бабушка многое скрыла от Антонины! За блестящей завесой таился ад. Тайный круг посвященных давал огромную силу, пьянящую, подобно сильному наркотику, отрезающую всякую возможность возврата к прежней жизни.

Как-то она пожаловалась Таре, пожилой ведьме, на постоянные боли в ногах.

— Чему ты удивляешься? Разве тебе неизвестно что с годами у нас разрастаются кости стопы, превращаясь в так называемое копыто? К сожалению, процесс весьма болезненный! И хотя обувь подбирать становится весьма проблематично, это еще не самое плохое!

— О чем ты?

— А еще мы неизбежно теряем волосы, зубы, рано старимся, у многих вокруг глаз образуются черные круги. В общем, полный набор! — с горечью подвела итог Тара.

Смарагда содрогнулась, представив близкое будущее.

— И ничего нельзя изменить?!

— Ничего. Я уже привыкла, привыкнешь и ты. За все приходится платить! Хочу дать совет: следи за дыханием, иначе со временем зловоние сделается нестерпимым.

— Занимайся лучше собой, старуха! — злобно огрызнулась ведьма.

— Мы в одной лодке, подруга, не стоит злиться на правду! Кстати, не такая уж я старуха, как может показаться на первый взгляд…

— А сколько тебе лет?

— Пятьдесят семь…

— Всего?!

Заметив изумление, Тара грустно кивнула:

— Согласна, не похоже. Но, поверь, я говорю правду! Сделанное зло отбирает годы жизни.

Смарагда опешила.

— Чем больше зла, тем меньше жизни. Наверное, хозяин мечтает поскорее увидеть нас у себя…

— Это ужасно!

— Не ужаснее наших дел, — прошептала Тара и, с видимым сожалением, посмотрела на испуганную ведьму. — Мой капкан скоро захлопнется, а ты, если сможешь, постарайся выбраться…

Тяжелый разговор не выходил у Антонины из головы. Ей очень хотелось вновь увидеть пожилую ведьму, но на следующий шабаш Тара не пришла. Женщина бесследно исчезла. С тех пор страх полновластно завладел сердцем Смарагды. Она навсегда усвоила урок: никто не смеет идти против хозяина…

У сына наступила пора защиты дипломного проекта. Заранее зная о результате, Антонина не особенно волновалась. А вот будущее распределение в Москву представлялось настоящей катастрофой. Кто посмел вмешаться в ее планы?! Зачем?! Ответы она получила очень скоро.

Без интереса перелистывая книжку, Антонина дожидалась прихода сына. Андрей, не желая выглядеть перед друзьями «маменькиным сынком», запретил ей приходить в институт. Поборов возникшее возмущение, Антонина вынужденно согласилась, она не хотела портить те доверительные отношения, которые сложились между ними. И вот теперь, сидя на диване и злясь на «мерзких юнцов и глупых девиц», ради которых Андрей отказал ей, матери, женщина мрачно размышляла о том, что это только начало. Самостоятельная жизнь в Москве еще больше отдалит от нее сына, и если бы не магия… Часы пробили полночь. Заметив наконец отсутствие мужа, Антонина недовольно проворчала:

— Опять, небось, напился, как свинья!

С некоторых пор Григорий Васильевич стал довольно часто возвращаться домой «подшофе».

Как-то она попросила совета у мастера и с удивлением услышала о побочном эффекте.

— А чего ты ожидала? — поинтересовался учитель. — Всю жизнь мужика морочила, вот у него мозги и съехали! Хорошо еще, совсем с ума не сошел, а то и такое бывает!

— Что же теперь делать?

— Ничего не делать. Оставь его в покое, на время. Пусть пару месяцев передохнет от твоих наговоров.

— Еще я хотела узнать…

— Что ты замолчала? Продолжай!

— Неудобно…

— Гордость не позволяет? — Илья Сергеевич с иронией взглянул на ведьму и хмыкнул.

Смарагда густо покраснела.

— Вот так новость! — развеселился мастер.

На глазах женщины заблестели слезы унижения.

— Никак, ты обиделась на меня, дуреха? — снисходительно пробасил учитель и привлек разрыдавшуюся Смарагду к своей груди. В тот момент он походил на доброго дядюшку, утешавшего неопытную племянницу. — Ну, все, прекрати хлюпать, иначе я рассержусь!

Когда возлюбленная немного успокоилась, он потребовал. — Продолжай!

Ведьма, опять залившись краской, с трудом, выдавила:

— Мне кажется, я перестала привлекать его как женщина…

Илья Сергеевич расхохотался.

— Бабий век короток! Дорогая, мой совет, посмотрись в зеркало! Впрочем, не расстраивайся. Скоро в твоей жизни появится нечто неизмеримо более важное, и ты сразу выбросишь из головы любовные глупости! А пока не обращай внимания! Для меня ты самая красивая ведьма в мире!

— Ты и вправду так думаешь? — благодарно посмотрела на него Смарагда.

— Конечно, глупышка! — уверенно соврал мастер, в который раз поражаясь удивительной детской наивности, присущей всем женщинам, без исключения.

Антонина грустно вздохнула. Ей надоело сидеть одной в полутьме пустой квартиры. Потянувшись рукой к торшеру, женщина замерла. Голос из далекого прошлого приказал:

— Не зажигай!

Знакомая тень выступила из угла комнаты.

— Бабушка, нельзя же так пугать! — раздраженно воскликнула Антонина.

— Ты до сих пор боишься подобных мелочей? — удивилась Нина и укоризненно добавила: — Стыдись, ведьма Смарагда!

— Значит, тебе известно, кем я стала.

— Конечно.

— Твой план удался, бабушка!

— По-иному и быть не могло!

Антонина грустно усмехнулась.

— Теперь поговорим о главном.

Женщина с тревогой ожидала продолжения.

— Час пробил, ведьма Смарагда!

— В каком смысле?

— В прямом! Ты никогда не задавалась вопросом: ради чего исполнялись твои прихоти? Вернее будет сказать, ради кого?

— А разве…

Нина не дала внучке закончить.

— Неужели я ошиблась в тебе?! Опытная ведьма всерьез считает, что щедрая судьба просто так, без всяких обязательств, подарила ей богатого, любящего мужа, красивого, могущественного любовника, преданного сына? — прошипела колдунья.

— Я знаю, бабушка, мне помогла ты! — постаралась урезонить ее Антонина.

— Если знаешь, хорошо. Так вот, теперь наступило время моих желаний. Поняла?

— Поняла. Говори, чего ты хочешь?

— Пока лишь одного: женить твоего Андрея на девушке, которую я укажу.

— Что?! Ты понимаешь, о чем просишь?! — Женщина с негодованием воззрилась на Нину.

— Понимаю, — в спокойном ответе колдуньи прозвучала угроза. — Это ты, видимо, не совсем понимаешь, с кем разговариваешь. Выбирай: свадьба или смерть любимого сыночка. Третьего не дано!

— Да как ты смеешь?! — задохнулась от ярости Смарагда.

— Я все смею и могу! — пообещала Нина.

— Бабушка, ответь: почему чужая девица для тебя важнее собственного правнука?! Ты готова даже лишить его жизни! Ради кого?! — голос Антонины задрожал от обиды.

— Дело не в личных симпатиях. Девушка — ключ.

— Ключ?! Какой ключ?! Объясни!

— Всему свое время, Смарагда! Научись терпению. Исполни то, о чем я прошу. И ты не пожалеешь…

— Андрея я не отдам!

— Придется.

— Мы еще посмотрим! — ощетинилась Антонина.

— Смотри, только недолго! — Колдунья исчезла.

Смарагда понимала: рано или поздно, бабушка добьется задуманного. Самой ей с Ниной не справиться. Оставался только шабаш, большой круг.

Прошел месяц. Ведьма сильно нервничала. Сегодня, в первый день полнолуния, должна была решиться участь сына. Как нарочно, мастер пребывал в скверном настроении. Дождавшись, когда все участницы большого круга рассядутся по местам, Смарагда, в нарушение устава, встала и попросила слова. Сестры, пораженные подобной дерзостью, молчали, не решаясь перечить фаворитке мастера. Наконец их вопросительные взгляды обратились к учителю. Илья Сергеевич еще больше помрачнел. Едва сдерживая гнев, он процедил:

— Как ты посмела, Смарагда?! Или думаешь, правила существуют лишь для других?! Я заставлю тебя уважать устав! Сестры определят, по своему усмотрению, тяжесть наказания!

— Да, мастер. — Фигура ведьмы выражала крайнее отчаяние. — Прошу вас, умоляю, выслушайте!

— Это невозможно, — холодно ответил учитель.

— Помогите! — простонала Смарагда.

— Твоя просьба настолько важна? — в голосе Ильи Сергеевича послышался живой интерес.

— Необычайно! — с жаром воскликнула женщина.

— Хорошо, — неожиданно согласился мастер. Заметив разочарование остальных сестер, он между прочим добавил: — Правило ты знаешь. Десять лет жизни.

— Как десять?! Почему так много?!

— Напоминаю тебе, мы не бюро добрых услуг! К тому же придется затратить массу сил…

— Я согласна.

Потерянный голос Смарагды, раненой птицей, облетел старинный зал и затих, поверженный единой злой волей.

На лице учителя мелькнула довольная улыбка. Сестры опустили головы, наслаждаясь поражением ненавистной соперницы.

Принеся страшную жертву на алтарь эгоистичной материнской любви, Антонина немного успокоилась: смертельная опасность сыну больше не угрожала. Вряд ли колдунье удастся разорвать общую защиту! При воспоминании о ключе женщина заколебалась: а вдруг, пойдя против бабушки, она совершила ошибку? Но позволить кому-либо распоряжаться судьбой ее мальчика Смарагда не могла. Это право должно принадлежать только ей!

 

Глава 2

БОЛЬШИЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Промелькнуло лето, а за ним и осень. Антонина пыталась свыкнуться со своим новым положением, но, увы, у нее это плохо получалось! Она отчаянно скучала без своего единственного, любимого мальчика! С наступлением новогодних праздников настроение матери совсем испортилось. «Одна, совсем одна!» — мучительная мысль изводила женщину, лишая сна и покоя. Ненастным утром тридцатого декабря в квартире Рогозиных громко и требовательно зазвонил телефон. Холодный, сырой ветер с Финского залива гудел за окнами, поднимая снежные вихри, занося дороги, обжигая лица.

«Не дадут поспать», — проворчала Антонина. Вылезать из-под теплого пухового одеяла не хотелось. Телефон продолжал настойчиво трезвонить. Она сунула ноги в тапочки и поплелась в гостиную. От звука родного голоса в телефонной трубке сердце радостно забилось.

— Здравствуй, мамуль, с наступающим тебя!

— И тебя, сынок. Ну, как ты? Справляешься один?

— Не волнуйся, мам, все нормально!

— Знаю я твое «нормально»! Наверняка на одних бутербродах да на котлетах из кулинарии сидишь!

Андрей рассмеялся.

— Мам, а у меня есть для вас с отцом сюрприз!

— Хороший или плохой?

— Конечно, хороший! Новый год все-таки!

— И что же это за сюрприз?

— Ждите меня сегодня в гости!

— Ты едешь к нам?! Андрюшенька, почему же ты заранее не предупредил? Я бы лучше подготовилась…

— Потому и не предупредил. Представь, что к тебе едет скатерть-самобранка! Не нужно ничего готовить!

— Как же не нужно?! Должна я своего сыночка побаловать домашним!

— Мамуль, особо не усердствуй!

— Хорошо, хорошо. Так когда ты приезжаешь?

— Не приезжаю, а прилетаю! — весело поправил мать Андрей.

— На самолете?! — испуганно воскликнула Антонина. — Сынок, у нас третий день такая вьюга! На улице почти ничего не видно!

— Вообще-то я уже взял билет.

— Ладно, мы с отцом встретим тебя в Пулково. Во сколько рейс?

— В восемь. Не волнуйся, мам, по прогнозам, к вечеру ожидается прекращение метели. Послушай, я тебе еще не все сказал, — с осторожностью начал Андрей, зная о ревнивом характере матери, — я буду не один.

— А с кем? — Антонина напряженно ожидала ответа.

— С девушкой. Ты ведь не против, мам? — жизнерадостная скороговорка сына не дала ей опомниться: — Я так Миле и сказал: мама у меня классная, самая лучшая!

Не в силах устоять перед комплиментами своего Андрюшеньки, Антонина растаяла.

— Хорошо, сынок, с девушкой так с девушкой!

Женщина отошла от телефона.

— Значит, Мила! — озабоченно произнесла она. — Посмотрим, что за Мила! Не бабушкина ли протеже? А если не бабушкина, то избавиться от нее не составит труда!

Придя к столь утешительному выводу, счастливая мать занялась предпраздничной подготовкой.

Как она и предполагала, самолет в назначенное время не приземлился. Сделав круг над Пулково, он возвратился назад, в Москву. И только в пять утра следующего дня взволнованные родители увидели осунувшегося от бессонной ночи Андрея, а рядом с ним миниатюрную девушку, необычайно хорошенькую.

— Ну, наконец-то! — радостно выдохнула Антонина и устремилась к сыну. Девушка скромно отошла в сторону и, с приветливой улыбкой наблюдая за материнскими объятиями, ожидала своей очереди.

— Мам, пап, познакомьтесь, Мила!

— Очень приятно, Мила, — проворковал отец, очарованный красивой блондинкой. — А я Григорий Васильевич.

Антонина метнула на мужа уничтожающий взгляд. «Уже растаял, бабник!» — возмущенно подумала она и делано улыбнулась девушке:

— Антонина Павловна.

— Андрей мне столько рассказывал о вас! — Мила явно пыталась понравиться матери, но чем сильнее она старалась, тем больше каменело лицо Антонины.

— И о чем же он рассказывал?

— О том, какие у вас с ним доверительные отношения, какая дружная семья…

— Да, мы очень близки с сыном, — многозначительно произнесла Антонина и долгим взглядом посмотрела на Андрея.

Мила сильно смутилась и замолчала.

Пытаясь замять возникшую неловкость, Григорий Васильевич пошутил:

— Милочка, смотрю я на вас, прямо настоящая Снегурочка!

— Тогда я кто, пап? — подхватил сын.

— А ты — дед Мороз! — рассмеялся отец, а следом за ним и остальные.

Напряжение немного отпустило, хотя начало вряд ли можно было назвать удачным. Короткий новогодний праздник, который Мила так любила, показался ей на этот раз бесконечным. Девушка облегченно вздохнула, лишь оказавшись в салоне самолета.

— Ты не обижайся на маму, — попросил Андрей. — Она на самом деле очень хорошая. Не знаю, что на нее нашло! Наверно, к тебе приревновала! — виновато улыбнулся парень. Увидев грустные глаза, полные слез, он поспешил обнять расстроенную Милу. — Что ты, малыш, не переживай!

— Я не понравилась твоей маме, я знаю! — убежденно ответила девушка и, в подтверждение своих слов, закивала головой.

— Милочка, обещаю поговорить с ней! Она обязательно поймет, ведь мы любим друг друга!

— Нет, прошу, не нужно ни о чем говорить! Будет еще хуже. Антонина Павловна подумает, я жаловалась! — Мила умоляюще посмотрела на нахмурившегося Андрея.

— Ничего она не подумает! Не бойся! Проблема моя, и я сам должен ее решить!

— Ты на меня обиделся?

— Глупенькая! Просто мне впервые стало стыдно за маму!

— Зачем ты так, она же тебя любит!

— Любит, — задумчиво повторил Андрей.

Через час самолет пошел на посадку.

Стюардесса, обходя салон, остановилась напротив их кресел.

— Пристегните ремни!

Андрей взглянул на заснувшую Милу.

— Просыпайтесь, приземляемся! — громко обратилась к ней бортпроводница.

— Сейчас разбужу! Соня, просыпайся! — Андрей ласково затормошил девушку, но результат остался прежним.

— Мила, Мила, очнись! — Только сейчас, он обратил внимание на мертвенную бледность ее лица.

— Я скоро вернусь! — стюардесса поспешно направилась к кабине пилотов и возвратилась с нашатырем.

— Вот, дайте понюхать!

Мила поморщилась от резкого запаха и открыла глаза.

— Ты что?! — она непонимающе взглянула на Андрея.

— Слава богу, очнулась! Как же вы сильно нас напугали! — улыбнулась бортпроводница.

— Извините!

— За что же извиняться? А сейчас как самочувствие?

— Вроде нормально. — Мила пожала плечами. — Только слабость.

— Естественно, обморок все-таки! — посочувствовала девушка. — Вы обязательно покажитесь врачу!

— Хорошо.

Во время разговора Андрей держал Милину руку в своей и не сводил с любимой страдальческих глаз.

— Напугала? Бедный мальчик! Со мной все в порядке, честное слово! — она постаралась вложить в свой голос больше оптимизма.

— Скажи, действительно ничего не болит?

— Да ничего, если не считать головы. Раскалывается! — Мила прижала ладони к вискам.

— Я куплю тебе обезболивающее в аэропорту, и завтра никакой работы! Сразу в поликлинику!

— Конечно.

— Без обмана?

— Обещаю!

— А то я знаю, как ты любишь лечиться! — укоризненно произнес Андрей и обнял девушку.

На следующий день Мила, отсидев длинную очередь, попала на прием к участковому терапевту, усталой женщине неопределенного возраста. Дав кучу направлений, врач протянула девушке больничный лист.

— Передохните, успокойтесь. Вполне возможно, потеря сознания спровоцирована резким изменением давления, такое случается во время полетов. Тем более вы склонны к гипотонии. Надеюсь, ваш обморок всего лишь неприятная случайность. Я выписала легкое успокоительное и прекрасный витаминный комплекс.

— Доктор, у меня через неделю практика.

— Думаю, скоро вы сможете приступить к занятиям.

Заканчивалась вторая неделя Милиного пребывания в школе.

Записав на доске домашнее задание, она обратилась к ученикам:

— Не забудьте принести на следующий урок чистые тетради.

Прозвенел звонок на перемену. Воздух в классе сделался тяжелым и горячим. Девушка торопливо распахнула окно и схватилась за горло. «Неужели опять?» — успело мелькнуть в голове, прежде чем Мила потеряла сознание.

«Больничный запах невозможно перепутать ни с каким другим» — эта мысль заставила ее испуганно открыть глаза.

— Очнулась, девонька! — обрадовалась сухонькая старушка. — Надо сказать сестричке, что ты пришла в себя. — Бабуля зашаркала растоптанными тапками по линолеуму.

В палате осталась дама бальзаковского возраста.

— Скажите, давно я здесь? — обратилась к ней Мила.

— Примерно с час. Вас привезли с потерей сознания.

— А в какой больнице я нахожусь?

— В пятьдесят седьмой.

— Рядом с домом! Позвонить отсюда можно?

— На лестнице.

За дверью послышался громкий мужской голос. Вскоре его обладатель оказался рядом с Милиной постелью. Представительный мужчина в белом халате, с зачесанными назад густыми волнистыми волосами, пододвинул к себе маленький, почти детский стульчик, неизвестно откуда здесь взявшийся, и аккуратно на него опустился.

— Как вы себя чувствуете? — внимательные глаза доктора остановились на лице девушки. Мягкой, теплой рукой, Эдуард Алексеевич взял ее за запястье.

— Голова немного кружится и звон в ушах.

— С вами когда-нибудь подобное происходило?

— Никогда.

— Может, травма, стресс?

— Нет.

— А беременность?

Мила густо покраснела.

— Исключено, доктор.

— Хорошо. Мы понаблюдаем, сделаем кое-какие анализы, и если все будет в норме, отпустим домой через недельку. А пока давайте я вас послушаю и измерю давление…

— Доктор…

— Эдуард Алексеевич, — подсказал врач.

— Эдуард Алексеевич, совсем забыла, — замялась девушка. — Примерно месяц назад, возвращаясь из Ленинграда, я в самолете потеряла сознание.

— Надолго?

— Минут на десять, пятнадцать.

— Так-так, — озабоченно произнес мужчина. — Нужно обязательно провести обследование. Старайтесь пока никуда из палаты не выходить.

— Но мне необходимо позвонить домой! — возразила Мила.

— Да, конечно. Не переживайте. Дайте ваш номер, я сам свяжусь с вашими родными.

Весь остаток дня девушка нетерпеливо посматривала на закрытую дверь, ожидая прихода матери. Наконец ее лицо прояснилось.

— Мамочка! — обрадованно воскликнула Мила, поднимаясь на постели.

— Лежи, лежи, маленькая! Доктор сказал, тебе нужно лежать! — Женщина с тревогой посмотрела на дочь:

— Сейчас что-нибудь болит? Ты ничего от меня не скрывай!

— Я и не скрываю!

— Не скрываешь! А сама бледненькая, осунувшаяся…

— Мамочка, не волнуйся! Ты вещи принесла?

— Да, конечно. Здесь даже твой любимый Диккенс.

— Спасибо! — Девушка достала из сумки махровый халат и с удовольствием завернулась в него. — Чувствую себя почти как дома! Мам, а Андрей знает, где я?

— Доченька, как только вернусь из больницы, сразу ему сообщу, — виноватым голосом пообещала Надежда.

Мила разочарованно промолчала.

— Родная моя, я так испугалась, когда мне доктор позвонил! В один миг все из головы вылетело!

— Не переживай, мам, я просто спросила…

На следующее утро, возвратившись из процедурного кабинета, Мила застала в палате Андрея.

— Здравствуй, малышка! — он ласково обнял девушку. — Смотрю, ты молодцом!

— Лучше всех!

— Милочка, если серьезно, что говорят врачи?

— Ничего. Вот обследуют, сделают рентген и тогда определят.

— Хорошо.

— Не нахожу ничего хорошего.

— Прости, — смутился Андрей, — я, пока тебя дожидался, взял книгу…

— А, Диккенса!

— Да.

— И что?

Андрей испытующе посмотрел на девушку:

— Милочка, если тебе кто-то угрожает, ты только скажи!

— О чем ты?!

— О записке в твоей книге.

— Какой еще записке?!

— Очень странной!

— Ты меня, наверное, разыгрываешь?!

— Не я! Поверь, подобные шутки не в моем стиле!

— Покажи!

Андрей передал небольшой лист бумаги с вырезанным из газетных букв текстом: «Берегитесь чужой ненависти! Она может стоить вам жизни. Но не отчаивайтесь! От врага придет спасение».

— Полный бред! Глупый, злой розыгрыш! Чья ненависть? Какое спасение от врага?

— Милочка, успокойся! В записке не указано имя. Вдруг она предназначалась не тебе?

— Тогда почему листок оказался именно в моей книге?! И вообще, о каком спокойствии ты говоришь?! Я только что получила предупреждение о смерти!

— Не паникуй! Возможно, кому-то очень хочется, чтобы ты так думала…

— Не твоей ли Алевтине? А что, если она совсем потеряла голову от любви и таким образом пытается меня запугать?

— Нет, ну что ты!

— Откуда ты знаешь?

— Аля — скромная, тихая…

— Скромная, тихая, — передразнила Мила. — Может, от ревности она превращается в тигрицу!

— Аля — тигрица?! — От подобного предположения Андрей расхохотался. — Хотел бы я посмотреть!

— Знаешь, мне сейчас не до шуток! — раздраженно остановила его девушка.

— Извини, Милочка! Но ведь кто-то принес тебе записку! Ты уверена, что вчера в книге ничего не было?

— Абсолютно! Одна закладка. Я читала до самого сна.

— Значит, анонимное предупреждение появилось сегодня. Извините, — обратился Андрей к меланхоличной даме, — не заходил ли утром к вам в палату кто-нибудь из посторонних?

— Никто, если не считать вас, — ответила женщина и вопросительно посмотрела на бабушку.

— Никто, юноша, точно! — старушка утвердительно закивала головой.

Уже повернувшись к Миле, он услышал за спиной тихое бормотание:

— Совсем сошла с ума…

— Вы что-то сказали? Я не расслышал!

— Сказала, сошла с ума, — иронично повторила дама бальзаковского возраста.

— Позвольте узнать, с чем связано столь неутешительное заявление? — улыбнулся Андрей.

— Когда по ночам мерещатся привидения, молодой человек, это уже диагноз…

— Я тоже его видела! — испуганно пропищала бабуля.

— Кого?! — Все взгляды обратились к растерявшейся от общего внимания старушке.

— Его!

— В палате, ночью, кто-то был, посторонний, — мрачно констатировала дама.

— Может, медсестра? — предположил Андрей.

— Нет! Когда он открыл дверь, на фоне освещенного коридора я увидела темную одежду.

— А почему вы решили, что приходил мужчина?

— Не знаю. Простите, я устала.

Андрей наклонился к Милочке и нежно прошептал:

— На сегодня хватит впечатлений, отдыхай, малыш.

— Ты уже уходишь? — расстроенно спросила девушка, не выпуская его руки. — А завтра придешь?

— Конечно. Не грусти, поправляйся, моя хорошая.

— Я боюсь!

— Чего, глупышка?

— Вдруг ночью опять появится «этот»?

— Даже если появится, не забывай: неизвестный хотел тебя всего лишь предупредить, так сказать, по-дружески.

— Все равно боюсь!

— Малыш, не капризничай! До завтра!

— А поцеловать? — Мила обвила его шею руками.

— Мечтаю, — серьезно ответил Андрей.

Вечером девушка вновь и вновь внимательно перечитывала странное послание. Нет, на розыгрыш оно не походило. Но если принять сказанное в записке за правду, значит, на самом деле существовал человек, который ее настолько ненавидел, что готов был даже убить! Мила вспомнила о своем последнем разговоре с матерью Саши. Как Инна Петровна смотрела на нее, обвиняя в убийстве сына! Даже обращалась в прокуратуру! Потом ужасная смерть Володи… Оба были влюблены и погибли! Совпадения?

Темнота. Слышится чей-то шепот: «Просыпайся!» Мила открывает глаза. Темнота. Сон или явь? Становится страшно. Вокруг огни и пустота. Мила чувствует невидимые нити, которые жадно тянутся к ней, врастают в плоть. Они высасывают жизнь, забирают силы, мысли, желания, оставляя пустую телесную оболочку…

Андрей вышел из метро. Ледяной ветер заставил зябко поежиться. Озабоченно взглянув на цветы, он расстегнул куртку и осторожно спрятал под ней розы. Быстрая ходьба по искрящемуся, в свете уличных фонарей, заснеженному бульвару немного отвлекла от мрачных мыслей, но при виде знакомого грязно-желтого здания дурное настроение вновь вернулось к нему.

Преодолев длинный больничный коридор, Андрей широко распахнул дверь палаты и остановился в растерянности.

— Увезли твою девушку, — сочувственно вздохнув, обратилась к нему старушка.

— Куда? — испугался Андрей.

— В реанимацию, — вмешалась меланхоличная дама.

— Почему в реанимацию?!

— Мила вчера вечером потеряла сознание. Мы думали, она заснула. Сестра пришла делать укол, ну и обнаружила…

— Но прошел целый день!! Она что, так и не пришла в себя?!

— Мы не знаем. Обратитесь лучше к Эдуарду Алексеевичу.

— Спасибо. — Андрей машинально положил букет на стол и направился к выходу.

— Цветы забыли, молодой человек! — напомнила дама.

— Оставьте себе, — ответил он и стремительно выбежал из палаты.

Ординаторская располагалась в противоположном крыле отделения. Дверь, обитая коричневым дерматином, заглушала звуки голосов, мужского и женского. Не дождавшись конца разговора, Андрей решительно вошел в кабинет.

— Извините меня, Эдуард Алексеевич, я по поводу Людмилы Теодориди.

Женщина, сидевшая к нему спиной, обернулась, и он увидел заплаканное лицо Милиной мамы.

— Здравствуйте, Надежда Михайловна…

— Проходи, Андрюшенька, не стесняйся, ты ведь почти член семьи. Пускай Эдуард Алексеевич сам все тебе объяснит.

— Присаживайтесь, молодой человек. — Врач указал на свободный стул. — Очень кстати, что вы ко мне зашли! Признаюсь, я несколько шокировал Надежду Михайловну. — Доктор смущенно улыбнулся. — Итак, начну сначала. Прежде всего, довожу до вашего сведения: исследования и анализы ничего не выявили. Потеря сознания необъяснима, поскольку жизненные показатели девушки находятся в норме. С вашего позволения, я бы сравнил состояние вашей невесты с состоянием спящей красавицы из сказки.

— Значит, Милочка здорова?! — Глаза парня расширились от изумления.

— Не могу однозначно ответить.

— Простите, но третьего не дано!

— Позвольте с вами не согласиться! Я занимался исследованиями в области передачи информации, изучал ее влияние на состояние здоровья пациентов. Мои выводы никак не согласуются с официальной точкой зрения медицины. Но наука идет вперед, и со временем…

Эдуард Алексеевич неспешно снял очки в тонкой золотой оправе и протер стекла мягкой тряпочкой. Близоруко щурясь, он посмотрел на Надежду:

— В общем, я хотел сказать, на вашу дочь воздействовали негативной информацией.

— И долго она будет спать? — спросил Андрей.

— День, месяц, год — не знаю. Медицина, в вашем случае, бессильна. Поэтому, не как врач, а как отец, я рекомендую воспользоваться тем же способом.

— Каким способом? — развела руками Надежда.

— Да как же вы не поймете?! — разволновался Эдуард Алексеевич. — Сходите к бабке, в конце концов! Только к настоящей, проверенной!

От подобного совета женщина потеряла дар речи. Чтобы кандидат медицинских наук к знахарке посылал! Впрочем… Она вспомнила Валентину Антоновну. Ей же помогло!

— Я готова пойти куда угодно, лишь бы Милочка выздоровела!

— Вот и славно, моя дорогая! — обрадовался доктор.

Несколькими днями спустя поезд мчал Надежду к станции Софрино. Она вышла из тепла натопленного вагона на пустынный пригородный перрон и огляделась по сторонам. Вечерело. Унылый зимний пейзаж, с занесенными, по самые крыши, скромными сельскими домиками, заставил пожалеть о сомнительной затее.

— Ну, долго еще будем стоять или все-таки пойдем? — поинтересовалась у нее Татьяна.

— Да, конечно, извини, засмотрелась.

Женщина неловко спустилась вниз по склону, и поспешила за подругой. Проваливаясь в глубокий снег, Надежда тщетно пыталась проникнуться доверием к неизвестной целительнице, которая представлялась ей обыкновенной мошенницей. Запыхавшись от ходьбы, Татьяна указала рукой на старую, потемневшую от времени избу.

— Нам сюда!

— Окна темные. Может, нет никого или спят?

Громкий скрип двери заставил приятельниц вздрогнуть.

На пороге появилась бабка.

— Проходите! Я из-за вас спать не ложусь!

— Ты договаривалась с ней заранее?

— Вот еще! В такую даль одной тащиться! — проворчала Татьяна.

— Тогда откуда ей известно?

— Оттуда! Сама не знаю!

— Хватит разговаривать, заходите, коли приехали! — повелительным тоном приказала старуха.

Оробевшие посетительницы приблизились к крыльцу.

— А ты останься! — знахарка решительно преградила дорогу Надежде.

— Я тоже к вам, — растерянно попросила женщина.

— Нечего тебе делать здесь, милая! Иди с Богом!

— Зачем вы прогоняете?! У меня же горе!

Пронзительный взгляд знахарки обжег ее.

— Знаю! Дочь твоя умирает, но изменить я ничего не могу! И другие не возьмутся. Никто не поможет!

— Бабушка, сжальтесь, не отказывайте! — вступилась за Надежду подруга.

— Девонька, ты сама не понимаешь, о чем просишь! Такая сила! Уходите, уходите!

Старуха замахала на них руками и сердито обратилась к Татьяне:

— Больше никогда не приводи ее ко мне! Слышишь?! Никогда!

На обратном пути женщины молчали. В электричке, обняв расстроенную Надежду за плечи, приятельница виновато произнесла:

— Извини, что так получилось!

— Таня, перестань! Разве дело в тебе? Видно, не судьба!

Добравшись до дома, Надежда остановилась у подъезда и подняла голову. На нее смотрели темные окна пустой квартиры.

— Господи?! Ну, почему моя девочка?!

— Да, потрепала тебя жизнь!

От звука знакомого голоса женщину передернуло. Безумным взглядом впилась она в ненавистное лицо и мрачно протянула:

— Опять ты, исчадие ада? Как ворон, жаждешь крови?

— Конечно, разве можно пропустить последний акт драмы?

— Довольна своей местью, мерзкая колдунья?! — задрожав от ярости, выкрикнула Надежда.

— Вот так-то лучше! — одобрительно отозвалась Нина. — А то я даже вначале не признала тебя! Не люблю покорных!

— Меня не интересует, кого ты любишь!

— Но кое-что тебя должно заинтересовать! Поверь!

— Поверить тебе?! Шутишь?! Один раз я уже поверила…

— Выслушай, а потом сама решишь, стоит со мной связываться или нет. Во-первых, я не причастна к болезни твоей дочери.

— Неужели?! — недоверчиво посмотрела на нее Надежда. — Кто же тогда?

— Не знаю. Я здесь не для того, чтобы искать виновных.

— А тогда для чего?!

— Для спасения Милы.

— Ты?! — Женщина дико захохотала.

— Приди в себя, несчастная! Соберись! Не время устраивать истерику!

— Если ты опять обманешь, — сквозь зубы процедила Надежда, наступая на колдунью со сжатыми кулаками, — я…

— Нет, на сей раз не обману. Вот, возьми!

Нина протянула склянку, в которой переливалось нечто темное.

— Это что?

— Лекарство.

— Почему я должна верить?!

— Разве у тебя есть другой выход? — усмехнулась колдунья и исчезла.

В свете уличных фонарей Надежда поднесла хрустальный флакон к глазам и долго рассматривала его, решая, хватит ли ей смелости дать сомнительное снадобье дочери. Может, сначала попробовать на себе, проверить… Она осторожно открыла крышку, понюхала подозрительное содержимое и с отвращением отстранилась.

— Мерзость! — Женщина размахнулась, намереваясь поскорее избавиться от колдовского зелья, но голос Милочки отчетливо произнес:

— Не смей!

— Хорошо, доченька, хорошо, — обескураженно пробормотала Надежда и, крепко зажав в руке флакон, открыла дверь подъезда.

На следующее утро, она уже сидела у постели своей девочки, пытливо всматриваясь в родные черты.

— Милочка, подскажи! Я так боюсь! Вдруг здесь смертельный яд? Разве можно ей доверять?

Веки дочери чуть заметно дрогнули.

— Другого выхода нет, ведьма правильно сказала! — Надежда решительно достала из сумки лекарство и, открыв флакон, поднесла его к Милиным губам. Тянулись томительные минуты. Ничего не менялось.

— Опять обманула! — От злости и отчаяния женщина принялась кулаками колотить себя по коленям, как в бреду повторяя: — Обманула! Обманула! Обманула!

— Что с вами? Вам плохо? — озабоченно спросила вошедшая в палату сестра.

— Нет. Простите, мне нужно идти!

Сорвавшись с места, несчастная устремилась к выходу. В ушах звучали слова знахарки: «Твоя дочь умирает…» Надежда не помнила, как добралась до работы. Незадолго до обеда на ее столе настойчиво зазвонил телефон.

— Долго он еще будет надрываться?! Голова раскалывается!

От раздраженного окрика начальницы женщина встрепенулась и поспешно схватила трубку:

— Я слушаю…

— Надежда Михайловна?

— Да, я. Говорите!

— Вас беспокоит Эдуард Алексеевич, из больницы. Вы меня слышите? — громко поинтересовался мужчина.

— Конечно, слышу, — взволнованно отозвалась Надежда.

— Срочно приезжайте! Ваша дочь пришла в себя! И, судя по состоянию, находится в прекрасной форме!

— Спасибо, доктор, я скоро буду!

Не помня себя от радости, запыхавшаяся, с бьющимся сердцем, она ворвалась в палату и застыла в дверях от удивления. Мила, улыбаясь, сидела на постели, рядом с Андреем, и с большим аппетитом уплетала принесенную им клубнику.

— Девочка моя! — Надежда порывисто бросилась к дочери и, крепко обняв, прижала к себе.

— Мамочка! Я себя прекрасно чувствую, честное слово, не волнуйся!

— Слава Богу! — Глаза женщины наполнились слезами. — Если бы ты знала, мое солнышко, как я счастлива!

— Не переживай, мамочка, все уже позади!

— Не буду, родная.

Через неделю девушку выписали из больницы. Кроме небольшой слабости, ничто больше не напоминало о странной, необъяснимой болезни. Мила усиленно занималась, чтобы догнать своих однокурсников, дополнительно посещала пропущенные лабораторные занятия. Времени катастрофически не хватало. Неумолимо надвигалась весенняя сессия, пугая сложной органической химией. И только редкие встречи с Андреем доставляли ей неизменную радость.

Чудесным апрельским днем, в воскресенье, молодые люди прогуливались по аллеям Сокольников. Девушка то и дело запрокидывала голову, подставляя лицо теплым солнечным лучам.

— Благодать! — наслаждалась Мила, вдыхая душистый весенний воздух. Она удивленно посмотрела на отвлеченного Андрея. — Что с тобой?

— Ничего особенного.

— Но я же вижу! Ты постоянно оглядываешься, не слушаешь меня…

— Тебе показалось, пустяки!

— Тогда почему ты без конца, оборачиваешься?

— Не обращай внимания!

— Андрей, если у тебя неприятности…

— Милочка, давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Пока не расскажешь, не отстану!

— Хорошо, мне кажется, за мной следят.

— Кто следит?!

— Не ожидал, что мое сообщение напугает тебя!

— И все-таки, кто следит?

— Не знаю…

— Ну ты же можешь описать!

— Хорошо, сдаюсь. Уже несколько дней за мной буквально по пятам ходит неизвестный мужчина.

— В монашеской одежде?

— Почему в монашеской? — озадаченно спросил Андрей. — В обычной…

— Надо сообщить в милицию!

— Зачем же сразу в милицию? Неужели ты думаешь, я его испугался?

— А стоило бы.

— Мил, прекрати говорить загадками!

— Возможно, это касается моего прошлого.

— Звучит торжественно и мрачно!

— Прошу тебя, не шути! Мне действительно страшно и тяжело вспоминать о том времени. Господи, как бы я хотела все забыть! — горестно воскликнула девушка.

— Милочка, если ты не хочешь…

— За мной ухаживал один парень, Владимир, — смущенно начала она, — безрезультатно. Незадолго до нашего расставания неизвестный мужчина, похожий на монаха, следил за ним. Владимир даже обращался в милицию. К тому же на его имя приходили анонимные записки с угрозами, в которых упоминалась я. Закончилась история ужасно.

— Насколько ужасно? Неужели его убили?

— Тогда нет.

— Хочешь сказать, на твоего приятеля покушались неоднократно?!

— Вот именно. В первый раз Володю чудом, удалось вытащить из петли.

— Парня повесили?!

— В собственной квартире.

— Странный способ убийства!

— Следователь подозревал меня.

— Тебя?!

— Да.

— Какая глупость!

— Через год Володю нашли с перерезанным горлом во дворе собственного дома.

— Кошмар! Похоже на фильм ужасов!

— Но и это еще не все. В моей жизни была любовь, настоящая.

— Куда же она делась?

— Он погиб.

— Погиб?! Мила, прекрати пугать! Прямо роковая женщина!

— С ним произошел несчастный случай. Но его мать обвинила меня.

— Почему?

— Следователь упоминал о свидетеле.

— Скажи… — Андрей запнулся и отвел глаза.

— Вот и ты тоже начал сомневаться! — грустно улыбнулась девушка.

— Не выдумывай!

— Знаешь, в любом случае стоит рассказать о слежке Константину Викторовичу, он вел дело Володи.

— Хорошо. Пойду к нему, только ради тебя!

Закончилась экзаменационная лихорадка, уступив место летней полевой практике. Счастливая Мила, забросив учебники, наслаждалась недолгой свободой. Ровно через неделю, в конце мая, она со своими однокурсниками уезжала в Клин. Накануне отъезда девушка ждала в гости Андрея.

«Если бы на его месте была я? — грустно размышляла Мила, стоя с расческой перед зеркалом. Поверила бы? Не знаю…»

Звонок разорвал тишину квартиры, заставив ее вздрогнуть. Еще мгновение, и она убедится в беспричинности глупых страхов.

— Привет! — прячась за букетом, Андрей протянул чайные розы.

Сердце Милы заныло.

— Не стоило тратиться. Ты разговаривал с Константином Викторовичем?

— Да.

— И что же?

— Пока я не готов…

— К чему не готов?

— Мне нужно подумать…

— О чем?! Скажи, ты поверил следователю?! — потрясенная догадкой, Мила ожидала ответа.

Андрей молчал.

— Хорошо, я избавлю тебя от тяжелых оправданий. Нам больше не следует встречаться.

Собственный голос показался ей чужим. «Нет, не может быть! — закричало раненое сердце. — Вот сейчас он опомнится, ласково обнимет и тихо прошепчет: — Даже не надейся, малыш…»

Но Андрей продолжал молчать.

— Уходи, — еле слышно проронила девушка и, опустив голову, заплакала от обиды.

 

Глава 3

МОНАХ

Теперь поездка на практику показалась Миле настоящим спасением. Она бежала из Москвы, пытаясь заглушить свою боль, избавиться от пугающего одиночества. Доехав на электричке до Клина, ребята пересели в старенький автобус. Поднимая густую белую пыль, подпрыгивая на кочках, он помчал их, с ветерком, по сельским дорогам. В открытых окнах шумел теплый майский ветер, заглушая голоса поющих.

— Вот, новый поворот, и мотор ревет, что он нам несет…

— Теряево! — громко объявил водитель. Автобус, в последний раз взвизгнув тормозами, дернулся и остановился у деревенского магазина.

Полная женщина с гладко зачесанными русыми волосами, собранными на затылке в большой пучок, встречала студентов на остановке. Среди гула общей суеты раздавался ее властный голос.

— Побыстрей, пожалуйста! Выходим из автобуса! — поторапливала она ребят. — Прошу, всех подойти ко мне! Я должна провести сверку, после чего мы направимся к зданию местной школы, переоборудованной специально для практики.

Школа располагалась за деревней, в братском корпусе недействующего Иосифо-Волоколамского монастыря. Его толстые крепостные стены, с узкими бойницами и шатровыми башнями, веками защищали монахов-воинов от набегов захватчиков. Но, лишенные своих насельников, они утеряли смысл и ныне оставались лишь грустным напоминанием о прежнем величии. В центре внутренней территории возвышался монументальный Успенский собор, закрытый на реставрацию. Монастырский сад, со старыми раскидистыми яблонями и одичавшими вишневыми зарослями, осыпал землю белоснежными лепестками. Поговаривали, будто здешним деревьям неведомы ни вредители, ни болезни.

Как-то, после занятий, Мила со своей подругой Леной решили осмотреть территорию монастыря. Был тихий светлый вечер. Дневная жара отступила. Воздух наполнился ароматом свежей зелени. У окруженного строительными лесами храма переминался с ноги на ногу симпатичный темноволосый паренек в рабочем комбинезоне, испачканном краской. Он старательно оттирал руки тряпкой.

— Не проходите мимо! — Его живые карие глаза остановились на Милином лице. — Заходите на огонек!

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила девушка.

— Спасибо «да» или спасибо «нет»? — весело поинтересовался реставратор.

— Спасибо «нет», — отрезала Мила, всем своим видом показывая нежелание общаться.

— А зря, пропустите много интересного, — посетовал молодой человек.

— И что же мы пропустим? — кокетливо улыбнулась Леля.

— Интересную экскурсию.

— Если так, то пойдемте, — быстро согласилась она, увлекая растерявшуюся Милу к дверям храма.

— Отлично! Прошу в гости! — заулыбался парень. — Кстати, давайте знакомиться. Меня зовут Петр, а вас? — выжидательный взгляд обратился к Миле.

— Ее зовут Людмила, — подсказала Леля. — А меня Лена.

— Скажите, Леночка, отчего ваша подруга такая невеселая?

— Она просто слишком серьезная! — Леля многозначительно посмотрела на Петра.

— Что ж, это скорее достоинство, чем недостаток, — заметил парень.

— Мы так и будем стоять у входа? — нахмурилась Мила.

— Проходите, прошу! — Петр широко распахнул перед девушками дверь.

Подруги, робея, переступили порог. Из прохладного сумрака большого безлюдного собора на них смотрели древние Лики Святых, строго и немного грустно. Острое чувство стыда захлестнуло Милу. Стыда перед Святым местом, куда их привело обычное любопытство.

— Сейчас я зажгу свет! — заторопился парень.

— Не надо, — она остановила реставратора. — Здесь и так все прекрасно видно!

В воздухе ощущался запах свежей штукатурки, краски и чего-то особенного, присущего лишь старинным храмам.

— Петр, мы ждем вашего рассказа! — Леля кокетливо поправила непослушные волосы.

— Конечно, девушки! Иосифо-Волоколамский монастырь основал преподобный Иосиф Волоцкий, в пятнадцатом веке. После его разорения поляками, в семнадцатом веке, монастырь использовался как тюрьма для опальных иерархов. Здесь томились в заточении царь Василий Шуйский, преподобный Максим Грек. Сюда же, в свое время, сослали митрополита Даниила. Самой древней на территории монастыря считается Богоявленская трапезная церковь. Ее построили в начале шестнадцатого века, а перестраивали в конце семнадцатого. Также имеется небольшая надвратная церковь Петра и Павла. А теперь обратите внимание на Успенский собор, в котором мы находимся, — прекрасный памятник архитектуры семнадцатого века. Прямо над входом висит икона Спасителя. Она написана таким образом, что, в каком бы месте храма вы ни стояли, взгляд Иисуса Христа всегда обращен на вас. Попробуйте, перейдите на левую сторону, — предложил Петр.

— Действительно! — восторженно воскликнула Мила.

— Конечно, я же говорил! А теперь посмотрите на уникальный резной ажурный иконостас с витыми колоннами, мастера Леонтьева. В монастыре работал иконописец Дионисий со своими сыновьями. Кстати, в древних рукописях упоминаются иконы самого Андрея Рублева!

— Ничего себе! — Леля с уважением взглянула на потемневшие от времени Образы.

Но Мила ничего не слышала. Живые глаза Господа были устремлены прямо на нее, и она застыла, не смея от Него отвернуться.

— Мил, сколько можно?! Иди к нам! — нетерпеливо позвала подруга.

— Иду, — с неохотой отозвалась девушка.

После осмотра собора Леля подхватила Петра под руку и, капризным тоном избалованной мужским вниманием барышни, попросила:

— Петр, а можно подняться на монастырские стены?

— Конечно. Вы видели, где находятся лестницы?

— Приблизительно. Не проводите?

— Обязательно. А как же Мила?

— Не беспокойтесь за меня, я хочу пройтись в одиночестве, — отказалась девушка.

— Тогда вперед!

Молодой человек галантно подал Леле руку. Парочка направилась вдоль крепостной стены. Убедившись, что они отдалились на значительное расстояние, Мила подошла к одной из бойниц. Сверху открывался чудесный вид на просторные луга с синеющими блюдцами чистых озер. Радуясь свободе, девушка повернула лицо навстречу теплому ветру и прикрыла глаза. Внезапно ей почудилось, за спиной, какое-то движение. Обернувшись, Мила заметила мелькнувший за поворотом подол длинной черной юбки.

— Кто здесь? Ребята, ответьте! — ее голос гулко прокатился по длинному каменному переходу и затих вдали. Мила задрожала. — Почему вы прячетесь? Если это шутка, то неудачная! — испуганно крикнула девушка. Не услышав ответа, она окончательно потеряла самообладание и бросилась по лестнице вниз.

— Красавица, нас-то подожди! — раздался вдогонку голос подруги.

— Как же я рада вас видеть! — облегченно выдохнула Мила и перевела дыхание.

Искренняя радость девушки приятно удивила Петра. Отнеся Милины слова на свой счет, он не смог удержаться и расплылся в довольной улыбке:

— Нам тоже очень приятно видеть вас!

— Точно кот на сметану, — хмыкнула Леля.

— Кто кот? — округлил глаза Петр.

— Не делай вид, будто не понимаешь! — Леля смерила реставратора недовольным взглядом. — Тоже мне, кавалер, — и повернулась к запыхавшейся подруге. — Мил, ты от кого так улепетывала? Уж не привидение ли за тобой гналось!

— Может, и привидение, — растерянно согласилась Мила и покраснела от смущения.

— Серьезно?! — с восторгом воскликнула подруга. — Ну-ка рассказывай! Обожаю страшные истории!

— Да ничего особенного не произошло. Просто я оглянулась и заметила у поворота подол длинной черной юбки.

— Какой юбки? — удивилась Леля.

— Я же сказала, длинной черной.

— Девушки, наверное, это монах, — таинственным голосом предположил Петр.

Мила вздрогнула и со страхом посмотрела на парня.

— Не выдумывай! — рассердилась Леля. — Видишь, Мила испугалась! Скажи, откуда здесь монахи? Монастырь-то недействующий!

— Ну и что! — Петр прищурился. — Неужели вам никто не рассказывал о предании?

— Нет. — У Милы мороз пополз по коже.

— Во времена польско-литовской интервенции, в семнадцатом веке, мощные крепостные стены выдержали многодневную осаду войск гетмана Рожинского. Поляки, взбешенные упорным сопротивлением братии и своими многочисленными потерями, одержав победу, безжалостно истребили защитников-монахов и жителей окрестных деревень, находившихся под их покровительством. Чудом уцелевший молодой инок спрятался в церкви Петра и Павла. — Вон там, — парень указал в сторону Святых врат. — Монастырь полностью разграбили, но, видимо, захватчикам показалось этого мало. Они захотели осквернить алтари.

— Как это «осквернить»? — не поняла Леля.

— Ну, в полном смысле, вымазать нечистотами, — пояснил реставратор.

— Фу, какая мерзость! — девушка поморщилась.

— Представьте боль, испытанную несчастным иноком! Он совсем обезумел от горя и кинулся на одного из пакостников с копьем.

— Бедный! А что было дальше? — затаив дыхание спросила Мила.

— Дальше, совершенное им убийство настолько потрясло монаха, что с тех самых пор его душа никак не может обрести покой. Поэтому уже несколько веков бродит она вдоль крепостных стен…

— Петр! — одернула парня Лена. — Посмотри, ты совсем девушку напугал!

— Милочка, извините! Мой рассказ всего лишь легенда! Поверьте, здесь нет никакого монаха! — постарался загладить свой промах реставратор.

— Но я хорошо разглядела подол черной одежды! — упрямо повторила девушка.

— Не знаю, что сказать! — развел руками молодой человек. — В любом случае вам не угрожает опасность! А сейчас давайте спустимся вниз, пока совсем не стемнело! На сегодня приключений хватит!

Погожим утром следующего дня из монастырских ворот выдвинулась презабавнейшая команда девиц в противомоскитных сетках, с перекинутыми через плечо большими сачками и специальными банками для ловли насекомых. Возглавляла шествие высокая дородная женщина, с гордо вскинутой головой, похожая на классную даму. Несмотря на свои внушительные размеры, двигалась она удивительно легко.

— «Дуремары», «дуремары» пошли! — надрывались, вслед студенткам, деревенские мальчишки. Девушки, едва сдерживая смех, то и дело посматривали на Людмилу Николаевну.

— Остановились, — скомандовала она. — Я рада вашему веселому настроению! Но разрешите напомнить, мы не на прогулке! — Женщина, сдвинув брови, обвела группу строгим взглядом. — Сегодня нам предстоит пройти не менее пяти километров! Шевякова, откуда такие тяжелые вздохи?! — Она с иронией воззрилась на крепышку с пухлыми губами. — В лесу, попрошу, не теряться. А теперь бодрым шагом, за мной!

«Удивительно, — размышляла Мила, пытаясь не отставать от энергичной преподавательницы, — прошло уже четыре часа! Мы еле ноги переставляем, а ей хоть бы хны!»

— Лель, ты как? — вяло поинтересовалась она у подруги.

— Ужасно, — несчастным голосом отозвалась девушка, — все ноги стерла сапогами!

— Я тоже чуть жива. Как ты думаешь, сколько еще мы будем наматывать круги?

— Не знаю, давай спросим. Людмила Николаевна, — позвала Леля.

Преподавательница остановилась, поджидая плетущихся студенток.

— Грустное зрелище! — с улыбкой констатировала она. — На сегодня достаточно, мы возвращаемся!

— Слава Богу, — прошептала Мила и взяла подругу за руку.

День за днем утомительные полевые работы, сменяясь вечерними лабораторными, почти не оставляли времени на отдых. Однажды, возвращаясь из очередного похода, девушки отстали от остальной группы. Они лениво брели по глинистой лесной дороге, скользкой, из-за прошедшего ночью дождя. Сильно парило. После холодного, пасмурного утра погода разгулялась. Им очень хотелось скинуть с себя куртки, но тучи комаров, кружащих вокруг, жаждали их крови, поэтому приходилось мучиться от жары.

Леля посмотрела на идущую рядом молчаливую подругу.

— Мил, скажи, что с тобой происходит? Если переживаешь из-за Пети, обещаю, я больше не буду проводить с ним столько времени! Честное слово!

— Вы с Петром здесь, совершенно ни при чем! — воскликнула девушка, выведенная из глубокой задумчивости. — Я просто не знаю, как лучше поступить.

— С чем? — не поняла Леля.

— Со своими ненормальными снами.

— Почему «ненормальными»?

— Понимаешь, с тех пор, как мы сюда приехали, я каждую ночь вижу один и тот же сон. Красивый древний монастырь на горе, окруженный кипарисами, с высокой белой башней. Я поднимаюсь по тропинке вверх, к воротам. Пожилой монах ласково обнимает меня и говорит: «Так вот ты какая, наша девочка!» А потом он протягивает старинную книгу в резном серебряном футляре, со словами: «Теперь она принадлежит тебе. Храни ее».

— Как загадочно, — протянула Леля. — И это все?

— Нет. Еще он дает мне инструкции.

— Инструкции?! По поводу чего?

— Где нужно копать.

— Копать?! Зачем копать?

— Откуда я знаю?

— Мил, а если там зарыт клад?! — Глаза подруги озорно загорелись в предвкушении захватывающего приключения. — Говори, где копать?!

— Ну и фантазерка ты, Леля! В моем сне речь шла только о книге!

— Не важно! — отмахнулась девушка.

— Слушай, кладоискательница, копать сами будем?

— Зачем? Конечно, Петр!

— Быстро сориентировалась! Ладно, запоминай. Ты видела старые захоронения на территории монастыря?

— Конечно.

— Если стоять лицом к Успенскому собору, вторая могила слева. От изголовья сделать три шага вперед.

— Жуть! — Леля поежилась.

— Вот и я говорю. Может, не будем? — усомнилась Мила.

— Почему?! Обязательно будем!

— Даже в том случае, если никакого клада нет?

— Все равно будем! Неужели тебе не любопытно, какую книгу передал монах? Сегодня же пойду к Петру договариваться!

Мила поняла: разубеждать подругу бесполезно.

— Смотри, что-то ты заигралась! Про жениха не забыла? — в ее вопросе прозвучал укор.

— Представь себе, нет! — вспыхнула Леля. — И вообще, в своих отношениях я сама разберусь!

Следующей ночью девушки лежали без сна, тревожно прислушиваясь к сонному дыханию однокурсниц.

— Кажется, пора, — прошептала Мила, — половина второго.

— Давай выходить по очереди, — в голосе подруги не было прежней уверенности.

Они, на цыпочках, аккуратно ступая по старым скрипящим половицам, преодолели длинный коридор и спустились вниз по лестнице. Глухой монастырский двор, ничем не освещенный, мало способствовал поднятию боевого духа.

— Я не думала, что будет так жутко, — призналась Леля, с испугом вглядываясь в непроглядную тьму.

— Ты думала, зажгут иллюминацию? — нервно усмехнулась Мила. — Вернемся, пока не поздно?

— Я бы с удовольствием, но Петр…

— Где он, твой Петр? Спит, наверное, сладким сном! Неужели кто-нибудь способен всерьез принять твое безумное предложение?

— Долго мне еще ждать?! — прозвучал из темноты знакомый голос.

Девушки, вцепившись друг в друга, подпрыгнули от неожиданности.

Судя по тону, реставратор пребывал не в лучшем настроении.

— Нельзя же так пугать! — рассердилась на него Леля.

— Никто и не собирался, трусихи! Тоже мне, кладоискательницы, — хмыкнул парень. — Ну, что, в путь?

— Пойдем, — неохотно согласились подруги.

— Петь, а лопата у тебя с собой? — поинтересовалась Мила.

— Конечно, со мной! Иначе чем же я буду, по-твоему, копать? Руками?

— Да я просто так спросила, на всякий случай.

— Вот что, любознательные барышни: сказали «а», говорите и «б»!

— Мы же не отказываемся, — смутилась Леля.

— Рад это слышать. Стоп. Кажется, пришли. Мила, вторая могила слева?

— Да.

— Нашел. Делаю три шага вперед. Кстати, тут неподалеку похоронен Малюта Скуратов, любимец царя Ивана Грозного.

— Жуть! — Леля огляделась по сторонам.

Реставратор передал фонарик Миле.

— Возьми, будешь светить.

— Хорошо, — ответила девушка и направила дрожащий луч света на могилу.

— А сейчас, скажи, чего ты боишься? — Петр отставил лопату.

— Я не от страха, просто очень холодно! — пожаловалась Мила.

— Хочешь мой свитер? — предложил парень.

— Нет, нет, спасибо, — поспешно отказалась она, — сейчас все пройдет!

— Какая редкая галантность! Кстати, я вам не мешаю? — язвительно поинтересовалась Леля.

Ей никто не ответил. Некоторое время Петр сосредоточенно работал, отбрасывая в сторону землю.

— Петь, ты что-нибудь там видишь? — Мила заглянула в яму.

— Пока ничего.

— Так, может, ничего и нет?

— Я только начал, потерпите!

— В кустах кто-то прячется, — шепотом сообщила Леля. — Мил, посвети!

— Прекрати сочинять! — возмутился Петр.

Раздался треск ветвей.

— Я же говорила! — возбужденно воскликнула девушка.

— Давайте уйдем! — Мила умоляюще посмотрела на подругу.

— Подожди, осталось совсем немного, неужели тебе совсем неинтересно?!

— Мне страшно, — призналась Мила.

— Я нашел! — торжествующе воскликнул Петр.

— Что?!

Реставратор поднял над головой металлический ящик.

— Теперь выбирайся оттуда, и пошли! — Леля облегченно выдохнула. — И поскорей!

— Слушаюсь, моя повелительница, — шутливо отозвался парень. Он ловко подтянулся на руках и выпрыгнул из ямы.

— Я готов! Однако, сундучок тяжеловатый! Любопытно, что у него внутри?

— Смотрите, сбоку замочная скважина! — Мила провела пальцами по углублению.

— Ничего, откроем! — успокоил ее Петр.

— Мне не по себе! — Леля передернула плечами. — Все время кажется: за нами следят. Вон оттуда! — Она указала на густой кустарник и испуганно воскликнула: — Смотрите, там действительно кто-то есть!

Навстречу реставратору метнулась темная мужская фигура. Парень покачнулся и выронил из рук свою ношу.

Неизвестный склонился над сундучком.

— Не трогайте! Мы первые нашли! — Лелин голос зазвенел от возмущения. Девушка, позабыв о страхе, бросилась на бандита и принялась отчаянно колотить его по спине. Мужчина даже не обернулся. Он отмахнулся от нее свободной рукой, как от досадной помехи. Леля удивленно охнула и, упав на каменное надгробие затихла.

— Что вы с ней сделали?! — Мила склонилась над лежащей подругой и попыталась поднять безвольную голову. — Лелечка! Лелечка! Очнись! Господи! Пожалуйста, не дай ей умереть! — На глаза навернулись слезы.

Услышав громкие стоны реставратора, она кинулась к скорчившемуся парню.

— Сейчас, помогу… Ты слышишь?!

— Да, — слабым голосом отозвался Петр, — кажется, я ранен…

Мила испуганно опустилась на колени и, увидев на футболке расплывшееся темное пятно, прикоснулась к нему дрожащими пальцами.

— Господи, сколько крови! — в ужасе воскликнула девушка. — Помогите! Помогите!!! Отчаянный вопль разнесся по монастырю. Перед глазами все поплыло, голова закружилась…

На краю сознания Мила услышала звуки борьбы, затем кто-то бережно поднял ее на руки и понес…

 

Глава 4

ОШИБКА ВЕЛИКОГО МАСТЕРА

1982 г. США, штат Южная Каролина, г. Чарльстон.

— Как прошла операция?

— Прекрасно, учитель.

— Я бы не сказал! Зачем понадобилось убивать… Запамятовал фамилию…

— Ивлева, — подсказал офицер.

— Да еще с претензией на ритуальность?

— Простите, великий мастер, но юноша вел себя излишне настойчиво! Было бы непростительной ошибкой позволить ему нарушить наши планы! А что касается убийства, каюсь, не удержался от шокирующего эффекта!

— Ты привлек столько внимания, — масон недовольно посмотрел на дерзкого выскочку, — и проигнорировал приказ! Смотри! Твое своеволие может плачевно закончиться!

— Учитель, смею надеяться на снисхождение! — Офицер торжественно открыл портфель и вытащил увесистую книгу. — Ваши предсказания оправдались.

Глаза великого мастера хищно заблестели в предчувствии триумфа.

— Наконец-то! Мой дорогой Симон, должен признать, ты достоин высшей награды!

— Поверьте, лучшая награда для меня — ваше доверие…

— Ты оправдаешь его вполне, когда уберешь с дороги девчонку.

— Проклятый монах! От него одни неприятности! Учитель, обещаю: я доведу дело до конца!

— Надеюсь. В любом случае: твоя услуга не будет забыта, — многозначительно пообещал великий мастер и потянулся к книге.

В голубоватом, призрачном свечении возникла знакомая фигура колдуньи. Глаза Нины метали молнии.

— Глупцы! Вы думали: отнимете книгу, расправитесь с девчонкой — и цель достигнута? Мир окажется у ваших ног?! А ты, старый лис, — обратилась она к масону, — как ты мог?! Или жажда власти совсем иссушила твои мозги?!

Офицер, не отрывая глаз от грозного призрака, в страхе, укрылся за спиной патрона. Ледяной могильный холод заполнил пространство комнаты.

Великий мастер смутился: неужели он совершил роковую ошибку?

— Огромную ошибку! — отозвалась колдунья. — Книга защищена. И, пока, открыть ее невозможно.

— Неужели никому?! — злость и досада исказили надменное лицо масона.

— Никому, — твердо ответила Нина.

— Что же теперь делать?!

— Возвратить книгу законной владелице.

— Ты сошла с ума!

— Нужно уметь достойно проигрывать!

— Кто бы говорил, — дрожа от ненависти, прошипел великий мастер.

Нина пожала плечами:

— Я хотела помочь…

— Извини, — взял себя в руки масон, — предположим, мы поступим по-твоему, но ради чего?

— Чтобы добиться цели.

— Какой? Открыть книгу?

— Конечно.

— Не от тебя ли я слышал, что ее невозможно открыть?!

— Да, пока, — туманно ответила Нина.

— Значит, в будущем удастся? — великий мастер напряженно ждал ответа. — Скажи, кому? Девчонке?

— Не совсем.

— «Не совсем»?! — потеряв терпение, зарычал масон. — Хватит говорить загадками!

— Ты видишь, я пытаюсь быть снисходительной к человеческим слабостям! Наступит время, и ты обо всем узнаешь.

— Когда?!

Фигура Нины начала быстро таять.

— Не уходи, ответь! Прошу, ответь!

— Учитель! Смотрите, книга пропала! — офицер указал на пустой стол.

— Я возлагал на нее столько надежд! — разочарованно произнес великий мастер и махнул рукой.

 

Глава 5

ПОСЛЕДСТВИЯ

Мила открыла глаза.

— Наконец-то! Ну, ты даешь! Так крепко заснуть после вчерашнего кошмара!

Девушка, пропустив мимо ушей замечание подруги, радостно воскликнула:

— Лелечка, ты жива?!

— Конечно, жива, — смущенно улыбнулась Лена. — Просто из-за этого гада я так сильно ударилась затылком! Меня ночью отправили в областную больницу, а утром отпустили. Сказали ничего страшного, обычный ушиб.

— Бедная девочка!

— Вот, смотри, какая огромная шишка! — Она раздвинула волосы.

— Наверное, очень больно?!

— Есть немного, но доктор сказал, я легко отделалась, симптомов сотрясения нет. Ничего, еще неизвестно, кто из нас двоих больше пострадал!

— Да, уж ты-то его зверски поколотила! — Мила остановила свой взгляд на изящных руках подруги и едва не рассмеялась, но мысль о реставраторе стерла улыбку с ее лица.

— Лель, а что с Петром?

— Не бойся, ранение оказалось неопасным. Кстати, если Людмила Николаевна нас на денек отпустит, можно будет его навестить. Ты как, согласна?

— Конечно! — обрадовалась Мила.

— Вот и хорошо. — Лена внимательно посмотрела на подругу. — Знаешь бандит все-таки, утащил ящик, несмотря на твоего таинственного защитника!

— Защитника? Ты о ком?

— О монахе, который пытался грабителя задержать. Главная новость дня у наших девчонок. По их рассказам, после жестокой схватки он подхватил тебя на руки и понес к корпусу… Выглядело это весьма романтично! — Девушка закатила глаза и томно вздохнула.

— Лель, прекрати издеваться! — рассердилась Мила. — Сейчас не до шуток! Значит, монах мне не почудился?! Интересно, откуда он взялся?

— Действительно, — задумалась Лена. — Неужели он тоже охотился за кладом?

— Каким кладом?!

— В том-то и дело, что мы не успели посмотреть! — с досадой воскликнула подруга.

— И не нужно ничего смотреть! От этого сундука одни несчастья!

— Тем более жалко! Так и не узнали, из-за чего пострадали.

— Слушай, Лель, скажи мне лучше куда делся мой спаситель?

— Не знаю. Он донес тебя до постели и исчез.

— И никто не остановил его?!

— А кому останавливать? Девчонкам или преподавателям? Представляешь, какая вчера поднялась суматоха?! Среди ночи ты завопила, словно сумасшедшая. Они, до смерти перепуганные, кинулись на помощь и обнаружили меня и Петра бездыханными около выкопанной ямы, рядом с захоронениями. Догадываешься, о чем подумали?

— Примерно.

— Пришлось подтвердить их догадки.

— Для чего?! — Мила в недоумении посмотрела на подругу.

— Для чего, для чего, — недовольно передразнила ее Лена. — Для того, чтобы практику засчитали! Представила нас жертвами маньяка, обманувшего двух наивных девушек. Он якобы пообещал незабываемую прогулку по ночному монастырю. На всякий случай мы прихватили нашего общего знакомого, Петра. А дальше, маньяк напал на нас и, угрожая оружием, повел к могилам, заставил копать, мы стали сопротивляться…

— Пылкая фантазия! — улыбнулась Мила.

— Не надо иронизировать! Между прочим, пришлось рассказать ту же версию милиционеру.

— Чем дальше в лес, тем больше дров.

Услышав тяжелый вздох подруги, Лена покраснела.

— Что мне оставалось, по-твоему, делать?! От слов своих отказаться?! Ты-то беспробудно спала!

— Лелечка, прости! — постаралась успокоить подругу Мила. — Сказала и сказала. В общем, ничего страшного, только Петю нужно предупредить. А как быть с монахом?

— В каком смысле? Мы же о нем на самом деле ничего не знаем.

— Да, не знаем. Ты помнишь, мне показалось, тогда, на крепостной стене, что за мной наблюдают? Я еще заметила край черной одежды?

— Конечно, помню! Значит, он специально следил, — продолжила подруга таинственным голосом. — А может, следит и до сих пор! Брр… — Лена состроила испуганную гримасу.

Мила расхохоталась:

— Да ну тебя, вечно ты все превращаешь в шутку!

— Давай завтра отпросимся к Петру, в больницу.

— Ты думаешь, отпустят?

— Поноем посильнее, и отпустят!

На следующий день подруги, с утра пораньше, отправились к Людмиле Николаевне. Сначала преподавательница никак не соглашалась на их просьбу, но, устав от бесконечных уговоров, сдалась. Правда, с одним условием, что с ними поедет Надежда, староста группы. Через пару часов они уже стояли на остановке. В городе Леля кинулась к первому же телефону-автомату.

— Я быстро, — бросила она на ходу, — очень нужно позвонить Сережке!

Мила обреченно вздохнула и оглянулась по сторонам: похоже, им предстояло провести в ожидании немало времени. Хорошо еще, их староста имела покладистый характер!

— Надь, нам бы купить фруктов в больницу! Смотри, вон ларек, а за ним мороженое!

— Здорово! — обрадовалась Надежда. — Обожаю мороженое!

— Я тоже. Ты какое будешь?

— «Эскимо».

— Пожалуйста, два «эскимо», — обратилась Мила к полной розовощекой женщине.

Отойдя от киоска, девушки заметили лавочку.

— Наслаждение! — Развернув серебряную фольгу, покрытую инеем, Надя лизнула темную блестящую глазурь.

— Да, — согласилась с ней Мила.

Когда мороженое было съедено, староста, взглянув на увлеченную разговором Лелю, предложила:

— Может, еще по одному?

— Точно! Я пойду куплю сначала фруктов, а то неудобно с пустыми руками.

— Тогда я за мороженым. Тебе опять «эскимо»?

— Нет, лучше «крем-брюле», в пачке.

Удобно устроившись на лавочке, под сенью тополей, девушки приступили ко второй порции.

— А мне почему не купили? — обиженно спросила подошедшая к ним Леля.

— Никакое мороженое не выдержит твоего горячего разговора, растает! — улыбнулась Надя.

— Мы уже полчаса провели на скамейке, — поддержала ее Мила. — Вот, фруктов Петру купили. — Она показала подруге увесистый пакет.

— Девчонки, извините, так получилось! Столько новостей! Мил, представляешь, твой Андрей попал в аварию!

— Он не мой! — отказалась девушка и укоризненно добавила: — Ты же знаешь, мы расстались!

— Сережка говорит, авария была очень серьезная.

— Он пострадал? — встревожилась Мила.

— Честно говоря, все очень плохо: тяжелые переломы ребер, сотрясение, а главное, левую ногу придется ампутировать.

Мила расширенными от ужаса глазами посмотрела на подругу.

— Точно?!

— Не знаю. На этом настаивает заведующий отделением, а его лечащий врач хочет сохранить ногу. Дело в том, что обе кости голени полностью перебиты. Серега говорит, когда Андрея привезли в больницу, нога держалась фактически на коже.

— Господи, какой кошмар! Леля, я поеду к нему! Прямо сейчас!

— А ты не забыла про практику?

— Мне все равно!

— Мил, вспомни, он больше не твой молодой человек!

— Теперь это не имеет значения.

— Для тебя-то не имеет. А для него?

Увидев несчастное выражение Милиных глаз, Леля пожалела о сказанном, но никаким другим способом она не смогла бы остановить подругу.

— Прости меня! — Девушка притянула Милу к себе и обняла за поникшие плечи. — Глупенькая, я же за тебя переживаю! Мало того что на четвертый курс не переведут, еще неизвестно, как там, в Москве, с Андреем у вас сложится. Наверняка змеиная мамаша уже примчалась в больницу! Ты в жизни столько настрадалась, на десятерых хватит! К тому же я считаю его поведение самым настоящим предательством!

— Наверное, ты права, — расстроенно согласилась Мила, — не стоит навязываться. Лель, представляешь, как Андрею сейчас плохо?! — Страдание отразилось на ее лице. — А если все же поехать?

— Нет, не смей! И вообще, хватит сидеть! Обе, поднимайтесь! Нам давно уже надо быть у Петра!

— Слушаюсь, товарищ начальник! — фыркнула Надя. — Можно подумать, это мы целый час трепались по телефону!

— Пойдемте, девочки, — позвала их за собой Мила. — Трамвайная остановка на другой стороне. Какой номер нам нужен?

— Кажется, третий, — вспомнила недовольная староста.

Леля поравнялась с идущей впереди Надеждой.

— Ладно, Надь, не обижайся!

Местная больница располагалась в сером трехэтажном здании, давно требующем капитального ремонта. К запаху хирургического отделения, насквозь пропитанного лекарствами и кварцем, примешивались «ароматы» свежевымытых, с хлоркой, полов и кислых щей. Приближалось время обеда. Войдя в палату, девушки не сразу узнали своего знакомого.

— Неужели я так изменился? — отозвался Петр слабым голосом. И действительно: бледный, осунувшийся паренек мало походил на веселого кареглазого реставратора.

— Ну, что ты, Петь, тебя нельзя не узнать, — вымученно улыбнулась Леля. — Ты молодцом!

— Так уж и молодцом, — не принял комплимента реставратор. — Молодцы вы! Пришли навестить пострадавшего.

— Скажи, рана очень болит? — сочувственно спросила Мила.

— Да нет, Милочка, я пошутил. На самом деле не так страшно, но полежать придется.

— Мы тебе фруктов принесли. Я сейчас помою.

— Спасибо, девочки, за заботу. Очень люблю виноград, как, впрочем, и все остальное. А кто эта прекрасная незнакомка? — Парень посмотрел на Надю.

— Наша староста, — ответила Мила.

— У старосты имя есть?

— Надежда, — представилась девушка.

— Какое хорошее имя! Теперь у меня появилась Надежда! Вы ведь меня не покинете, Надежда? Без вас я пропаду! — шутливо обратился Петр к покрасневшей от смущения старосте.

Все рассмеялись.

— Вот теперь я точно вижу, что ты выздоравливаешь! — удовлетворенно заметила Леля. — Девочки, можно мне, на пару минут, остаться с больным наедине? По делу.

— Надежда, вы обязательно возвращайтесь! — прокричал реставратор.

— Непременно, — улыбнулась староста.

Рассказав Петру о проблемах, возникших в результате их злосчастной вылазки, и заручившись его поддержкой, Леля заметно повеселела.

— Петь, ты уж не подведи, а то нам конец, с нашим кладоискательством!

— Договорились, — заверил ее парень. — Только у меня тоже есть одна просьба.

— Какая? — насторожилась Леля.

— Не бойся, несложная. — Петр подмигнул девушке. — Познакомь меня с Надей!

— Вы же и так вроде познакомились! — В голосе Лели послышалась ревность.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Сейчас она уйдет, и другой возможности у меня не будет. Ну, что ты нахмурилась? Забыла о собственном женихе?

— Хорошо. — Леля отвернулась к окну.

— Легко же ты меня отпустила! Даже обидно, — усмехнулся Петр.

— И так плохо, и так плохо! — рассердилась девушка.

— Не злись, тебе не идет. Я пошутил!

— Пошутил, — ворчливо передразнила его Леля. Заметив, что к их разговору, с любопытством, прислушивается Петин сосед, она распахнула дверь и громко объявила: — Надь, заходи, наступила твоя очередь поговорить с Петром!

Парень, поставленный в неловкое положение, укоризненно взглянул на «сваху».

— О чем? — Староста, залившись краской, подняла глаза на нового знакомого.

— Давайте обсудим это tete-a-tete? — обратился к ней реставратор.

— Хорошо. — Надя пожала плечами.

— Ну, мы пойдем, подождем в коридоре! — Лена подтолкнула Милу к дверям.

Староста растерянно кивнула.

Сидя на больничной кушетке, «отвергнутая соперница» тоскливо рассматривала потолок.

— Интересно, долго еще они будут ворковать?

— Сама сосватала, — хмыкнула Мила. — Что, ревнуешь?

— Вот еще! — решительно отказалась подруга. — Ждать надоело!

— Пройдись…

— Ну, хватит, в конце концов! — Лена не выдержала. — Ты права, я ревную!

— Эгоистка!

— Может быть… Вот бы сейчас оказаться дома, с Сережкой…

Из палаты стремительно выбежала Надежда. Ее лицо светилось едва сдерживаемой радостью.

— Надь, признавайся, как все прошло? Он понравился тебе? — Лена изо всех сил пыталась подавить в себе обиду.

— Ничего, — неопределенно отозвалась староста и замолчала. Мечтательная улыбка тронула уголки губ и тут же исчезла, спрятавшись за напускным безразличием.

— Я же вижу, что понравился! — настойчиво допытывалась девушка.

— Предположим, понравился. А ты не ревнуешь?

— К нему?! У меня жених в Москве!

— Одно другому не мешает. — Надежда внимательно посмотрела на смутившуюся Лелю. — В цель попала?

— Девочки, — вмешалась Мила, — нам до пяти нужно вернуться в монастырь, вы не забыли?

Раннее утро следующего дня преподнесло подругам неожиданный сюрприз. Леля, бесцеремонно разбуженная подругой, спросонья еле разлепила глаза.

— В чем дело?! Ты с ума сошла?!

Мила приложила указательный палец к губам и показала рукой на пол. У раскладушки стоял сундучок.

— Тот самый? — не веря собственным глазам, прошептала Леля.

Мила кивнула.

— Как он здесь оказался?

— Не знаю.

— Чудеса! Давай откроем!

— Ты забыла про замок?

— Да, действительно, Петя в больнице, а больше попросить здесь некого. Мил, спрячь его в чемодан, пока девчонки не увидели.

1982 г. Старый Петергоф.

В комнате Антонины Павловны царил беспорядок. Женщина лихорадочно закидывала вещи в чемодан. Ее сухие, воспаленные глаза полыхали негодованием. Могущественная сила, на которую она так надеялась, подвела! То и дело Антонина сквозь зубы, с яростным отчаянием повторяла:

— Этого не должно было произойти!

— Душещипательная сцена! — Нина с иронией наблюдала за сборами внучки.

— Ты! Снова ты! — задохнулась от возмущения Антонина.

— Да. Глупая девчонка! Нашла с кем бороться! А я ведь предупреждала! Но нет! Умная, сильная ведьма возомнила себя непобедимой! Теперь расплачивайся! Учти, то, что случилось, — только начало! Дальше будет хуже!

— Спаси моего сына! — в исступлении взмолилась женщина.

— Хорошо, условия не изменились. Решать тебе самой.

— Я все сделаю, — глухо ответила Антонина.

— Больше никаких палок в колеса! Ты станешь примерной свекровью, любящей свою невестку! Не слышу ответа! — Нина повысила голос.

— Я согласна, — глотая слезы, прошептала ведьма.

— Надо же, расплакалась! Чувствительная! Что же ты раньше не плакала, когда других изводила?

— Я ненавижу тебя, ненавижу! — Тяжелый взгляд Антонины впился в мучительницу.

— Прелестно! — восхитилась колдунья. — Достойная смена! Я ведь внученька, собиралась тебя порадовать. Через пару лет в твоих руках окажется ключ к огромной, безграничной власти. Береги его, и станешь обладать всем!

— Скажи, — встрепенулась женщина, — их брак продлится долго?

— Неужели ты не поняла? Потерпи два года, и девчонка твоя!

Глаза ведьмы загорелись радостью.

— Моя?

— Безусловно, — пообещала Нина. Затем ее очертания начали таять, пока совсем не растворились в голубоватом свечении.

1982 год. Москва.

Еле-еле выдержав три оставшиеся недели практики, девушки, на прощание, обменялись телефонами с выздоравливающим Петром и устремились в долгожданную Москву. По приезде Мила узнала о неоднократных звонках из больницы, в которой находился Андрей. Его товарищ настойчиво просил передать, чтобы девушка навестила больного друга. Сердце Милы радостно забилось. Значит, Андрей не забыл, не разлюбил! Он сам хотел встретиться!

— Мам, а парень адреса не оставил? — затаив дыхание спросила Мила.

— Дочка, может, не стоит торопиться? — охладила ее пыл Надежда. — Вспомни, как тяжело ты пережила ваш разрыв! И теперь начинать все сначала…

— Помню, мамочка! Но Андрею сейчас, очень плохо, я должна поддержать его!

— Конечно, это твое дело, только не пожалеть бы потом! — Надежда с болью посмотрела на дочь: разве такого отношения заслуживала ее добрая девочка?

В субботу, утром, Мила, наспех собравшись, потихоньку открыла входную дверь…

— Даже чаю не попьешь? — раздался за спиной укоризненный голос матери. — Не успела вернуться, и опять убегаешь!

Девушка обернулась и смущенно пробормотала:

— Я думала, ты еще спишь… Не стала беспокоить…

— С шести утра не сплю. Останься, побудь немного со мной! От получаса ничего с твоим Андреем не случится!

— Конечно, мамочка.

На кухне Мила излишне суетливо начала заваривать чай, доставать печенье и конфеты, лишь бы не встречаться с пытливым материнским взглядом.

— Хватит бегать, присядь, — остановила ее Надежда. — Доченька, все родители мечтают видеть своих детей счастливыми, — начала она. — И я не являюсь исключением. Но Андрей… Не представляю его в роли твоего мужа!

— Почему?

— Короткая же у тебя память!

Мила покраснела.

— Ненадежный он какой-то, легкомысленный…

— Мам, прошу, давай отложим разговор! Возможно, я сегодня в первый и последний раз поеду к нему!

— Хорошо, — сдалась Надежда.

— Не волнуйся, я хочу навестить Андрея чисто по-дружески! — успокоила ее дочь и поднялась из-за стола.

— А чай?

— Смотри, уже десять! Мне нужно успеть до обеда. Вот вернусь, и мы спокойно попьем чай, поболтаем! — Мила подошла к матери сзади и, заключив ее в кольцо своих рук, ласково поцеловала в макушку. — Не скучай, я скоро…

После месяца практики Москва показалась особенно шумной, пыльной и душной, хотя лето только начиналось, зелень не успела еще утратить первоначальной яркости красок и свежего глянца. Переполненный транспорт заставил Милу обреченно вздохнуть. Дорога обещала быть долгой. Выйдя из метро, она озабоченно взглянула на часы и, вместе с потоком пешеходов, заспешила по Ленинскому проспекту. Лишь оказавшись перед больничным корпусом, девушка немного успокоилась и перевела дыхание. Уверенно поднявшись на второй этаж, Мила в растерянности остановилась. По обе стороны от входа тянулся длинный коридор с множеством одинаковых дверей без всякой нумерации.

— Не подскажете, где тридцать вторая? — обратилась она к вышедшему из палаты молодому человеку.

— Конечно, подскажу, — с готовностью откликнулся парень. — А зачем вам тридцать вторая? Заходите лучше ко мне!

— Давайте обойдемся без шуток, — обрезала его Мила.

— Извините, если обидел.

Девушка смягчилась, увидев расстроенное лицо незнакомца.

— Ничего, это вы меня извините за резкость.

— Не переживайте, ваш любимый обязательно поправится! — заверил ее парень.

— Что, заметно? — натянуто улыбнулась Мила.

— Немного. Тридцать вторая с левой стороны, третья от конца. Удачи! — тепло пожелал на прощание молодой человек.

— Спасибо, выздоравливайте! — Девушка благодарно взглянула на него и отправилась навстречу судьбе.

С каждым шагом волнение нарастало, прежние сомнения вновь всколыхнулись в ней. Обида и боль последней встречи мучительно боролись с любовью, почти побеждая, заставляя бежать прочь. Мила уже готова была принять тяжелое решение, когда дверь палаты неожиданно распахнулась. На пороге стояла улыбающаяся Антонина Павловна.

— Наконец-то! — обрадованно воскликнула она. — Мы тебя заждались! Проходи, не стесняйся!

Девушка увидела счастливые глаза Андрея, загоревшиеся при ее появлении. Сердце оборвалось и, затрепетав от радостной надежды на будущее счастье, вновь быстро забилось.

— Здравствуй, как ты? — растерянно произнесла Мила, постаравшись скрыть свой ужас при виде загипсованной ноги на вытяжке.

— Теперь хорошо.

— Почему «теперь»?

— Потому что ты со мной. — Андрей посмотрел на нее долгим, ласковым взглядом. Мила, находясь на вершине блаженства, смущенно промолчала.

— Ребята, мне с врачом надо поговорить, я пойду, — тактично предупредила их Антонина Павловна.

— Иди, — машинально ответил сын.

Отвернувшись, мать криво усмехнулась и вышла в коридор.

— Своими руками, — прошептала она и тяжело вздохнула.

Когда молодые люди остались одни, девушка спросила:

— Твоя мама больше не сердится на меня?

— А на что ей сердиться?

Мила пожала плечами.

— Даже не думай! Лучше посиди рядом… — Заметив ее колебания, Андрей шутливо попросил: — Ну пожалуйста! Ты ведь не откажешь больному?

— Настоящий спекулянт! — рассмеялась девушка и пристроилась на краю постели.

— Тебе же неудобно…

— Все нормально. — Она посмотрела на гипс. — Очень болит?

— Ты выбрала неинтересную тему, — ответил Андрей, нежно накрывая Милину руку своей.

— Неинтересную?! Говори, сейчас же!

— Хочешь узнать, не останусь ли я калекой?

Мила вскочила как ужаленная.

— А кому нужен инвалид? Если честно? Не бойся, я не собираюсь становиться обузой!

— Я и не боюсь! Теперь, чтобы ты мне гадкое ни говорил, ни за что не оставлю тебя! Испорченный, самонадеянный мальчишка! Скажи, разве можно жить с подобными скверными мыслями?! Не верить ни в любовь, ни в верность, ни в искренность?! Самому не тошно?! — Глаза девушки сверкали негодованием.

Андрей опешил:

— Извини.

Не услышав ответа, он виновато произнес:

— Извини, маленькая!

— Больше никогда не смей так думать!

— Договорились. Присядь!

— Ты не ответил, что с ногой?

— Пока на вытяжке. Когда кости срастутся, будут снова ломать, потом наденут аппарат Елизарова. В лучшем случае месяцев через шесть встану на костыли. Радужная перспектива?

— Ничего, вместе мы справимся!

«Неужели она и в самом деле от меня не откажется?» — удивленно подумал Андрей. Не сумев отыскать в Милиных словах даже крупицы неискренности, он заметно повеселел. «Может, мать ошибается? И ему удалось найти ту самую, единственную? Время покажет».

Мила вернулась домой поздним вечером. В прихожей, снимая туфли, она счастливым голосом громко прокричала:

— Мамочка, миленькая, не обижайся! Я знаю, вернулась очень поздно! Прости!

Надежда, выйдя из своей комнаты, раздраженно констатировала:

— Вижу, вы уже договорились!

— Мамочка, не сердись! Я сегодня такая счастливая! — Мила порывисто обняла мать и прижалась к ней.

Надежда еще некоторое время пыталась сохранять на лице обиженное выражение. Наконец она, не выдержав, спросила:

— Чайник ставить?

— Конечно, ставить! — пропела Мила. — Ужасно хочется чая, особенно с тобой!

— Маленькая подлиза!

— Никакая я не подлиза, мне действительно хочется побыть дома, со своей мамой!

— Верю, верю, — закивала женщина с довольной улыбкой.

— Мам, а у меня ведь есть еще одна новость! — вспомнила Мила, присаживаясь за накрытый стол.

— Столь же «радостная»?

— Скорее, загадочная, — ответила девушка.

— Ну? — Надежда с интересом, ожидала продолжения.

— Рассказывать долго. Целый детектив получится! Прежде всего… Мила сорвалась с места и кинулась в комнату.

— Ты куда? — не поняла мать.

— Подожди минутку, сейчас увидишь! — крикнула девушка. Возвратившись, она поставила рядом с Надеждой небольшой сундучок.

— А это еще что?! — женщина удивленно посмотрела на дочь.

— Не поверишь, но я узнала о его местонахождении от монаха из собственного сна! Там, где он указал, мы и нашли.

— Кто это «мы»?

— Леля и один знакомый парень.

Надежда похолодела, вспомнив слова колдуньи о вещи, которая появится в их доме. Вспомнила и о странном предупреждении умершей матери: ни в коем случае не отдавать находку. Неужели спокойной жизни пришел конец?

— Ты заглядывала в него? — спросила она Милу.

— Нет, видишь, на сундучке замок, мы не смогли открыть.

— Значит, о содержимом тебе неизвестно?

— Может, и известно! Во сне монах передал мне старинную книгу. Если мы нашли сундучок, следуя его указаниям, значит, в нем находится та самая книга!

— И что ты будешь делать с ней дальше?

Мила пожала плечами.

— Монах просил хранить.

— Зачем?

— Мам, ну откуда я знаю!

Надежда задумалась.

— Последнее время меня прямо-таки преследуют монахи! — заметила Мила. — То я сама их вижу, то мои друзья. Случайные совпадения?

— В нашем мире вообще, не существует случайностей, — ответила мать.

На следующий день, в воскресенье, к ним примчалась Леля с расстроенным женихом, которому не терпелось пожаловаться:

— Хотел побыть с ней наедине, так нет, потащила открывать какой-то сундук!

— Здравствуйте, Надежда Михайловна и Мила, — многозначительно произнесла Леля и посмотрела на своего возлюбленного.

— Конечно, здравствуйте! Совсем голову заморочила! — махнул рукой Сергей.

— Привет! Проходите, ребята! — весело отозвалась Мила.

— Леночка, Сережа, может, выпьете чаю? — предложила Надежда.

Леля улыбнулась:

— Лучше кофе в вашем исполнении! Сереж, — обратилась она к жениху, — Надежда Михайловна чудесный кофе варит из зерен!

— Обязательно попробую, когда открою ваш злосчастный чемодан, — пообещал парень.

— Не чемодан, а сундучок, — поправила Леля.

— Какая разница, как назвать! Главное открыть!

— Что-то ты, подруга, подозрительно счастливая! — Девушка прищурилась. — Признавайся, ездила к Андрею? Вы помирились?

После некоторой паузы Мила выдохнула:

— Да.

— Ура! — звонко закричала подруга и бросилась на шею к Сергею.

— Отпусти, задушишь!

Молодой человек попытался вырваться, но Леля, не обращая внимания на протесты, начала осыпать его лицо быстрыми поцелуями.

— Так всегда! — довольно заулыбался жених. — То не допросишься, то не отцепишься.

Когда все успокоились, Сергей деловито спросил:

— Ну, показывайте, где сундук?

— Вот, — ответила Мила, ставя ларец на стол. — Тебе, наверное, понадобятся инструменты?

— Я принес их с собой. — Парень открыл дипломат и принялся за дело. После часа безрезультатных попыток ему удалось взломать замок. — Внимание! — торжественно предупредил он и, откинув крышку, застыл от удивления. — Ничего себе!

В сундучке находился закрытый футляр, по всей видимости серебряный, тонкой работы, украшенный камнями.

— Наверняка драгоценные! — Сергей осторожно коснулся пальцами сверкающих граней. — Точно, драгоценные! Смотрите, рубины, сапфиры, изумруды, а это скорее всего бриллианты. — Глаза парня загорелись.

— Ну, ты, знаток драгоценностей, подвинься-ка, дай законной владелице рассмотреть! Раскатал губу на чужое! — осуждающе произнесла Леля.

— Конечно, Мил, подходи, — смущенно предложил Сергей.

Девушка открыла футляр, в котором хранился старинный фолиант.

— Ценная вещь, должно быть! — Леля нетерпеливо посмотрела на подругу. — Открывай, неужели неинтересно?

Мила, с замиранием сердца, раскрыла загадочную книгу и… разочарованно протянула:

— Ничего!

— Может, на других страницах что-нибудь написано? Полистай! — Леля пододвинулась к ней ближе. — А вдруг здесь невидимые чернила?

— Ты же видишь, пусто!

— Да, странно, из-за чего же тогда сражение разыгралось? Давай покажем ее специалистам!

— Не нужно никаких специалистов! А вас я попрошу никому не рассказывать о находке!

— Дело твое. Ты, надеюсь, понял? — обернулась Леля к жениху. — Молчок!

— Конечно, могла бы и не предупреждать! Мил, а что ты будешь делать с футляром? Если продать, за него большие деньги отвалят, — мечтательно вздохнул Сергей.

— Я ничего не собираюсь продавать!

— Не думала, что ты такой меркантильный! — возмутилась Леля.

— Сказать ничего нельзя, — проворчал парень, — сразу «меркантильный»!

Следующий год пролетел для Милы незаметно, заполненный бесконечными поездками в больницу и учебой. Антонина Павловна, из-за работы, вскоре уехала домой, перепоручив своего сына девушке. Кроме Андрея в палате лежало еще трое молодых ребят, вечно голодных. Поэтому, отправляясь на свидание, Мила напоминала сама себе нагруженного верблюда. Сгибаясь под тяжестью огромных сумок, она нередко злилась на маму, «совсем не жалеющую дочь». Но стоило ей увидеть благодарный взгляд Андрея и искреннюю радость соседей по палате, как воспоминания о предыдущих мучениях мгновенно улетучивались. Девушка вновь готова была идти на любые жертвы ради любимого. Насыщенная заботами жизнь заставила ее, почти совсем, забыть о книге. Тем более что ею никто не интересовался.

И вот наступил долгожданный день, когда Андрей, с одной палочкой, отважился пройтись по больничному коридору. Молодые люди уже строили радужные планы будущей свадьбы, которая предполагалась в марте.

 

Глава 6

ЗАМУЖЕСТВО

Мила вышла из своего подъезда и на минуту остановилась. Морозный воздух пах арбузом. «Как хорошо! — радостно подумала она, щурясь от теплых лучей весеннего солнца. — Неужели через две недели моя свадьба? И я на самом деле стану женой Андрея?» Тогда ей казалось, что ничего более чудесного с ней произойти уже не может. В последнее время ощущение счастья сделалось почти осязаемым. Она считала дни, часы, минуты, торопя время, которое вставало между нею и любимым.

За два дня до бракосочетания, приехали будущие свекор и свекровь. Антонина Павловна, в первый же день, объявила, что не выносит слова «свекровь» и предложила называть себя мамой.

— Извините, Антонина Павловна, мне немного непривычно! Разрешите пока обращаться к вам по имени-отчеству? — Мила просительно посмотрела на мать Андрея.

В глазах женщины мелькнула жгучая ненависть.

— Конечно, дорогая, я понимаю… — Лицо Антонины расплылось в деланой улыбке.

«Наверное, показалось», — решила девушка и тут же позабыла о досадном инциденте.

Свадьба получилась веселой и шумной, именно такой, о которой она мечтала. Выйдя вечером из ресторана со своим молодым мужем, Мила услышала за спиной:

— Ребята, подождите! Мы тоже хотим поздравить! — Две незнакомые молодые девушки, запыхавшись, подбежали к ним. — Вы очень красивая пара! Счастья вам на долгие годы!

Растроганные теплыми словами, молодожены сели в подошедшее такси.

Первые полгода Мила прожила словно во сне, «в розовых очках», как любила повторять ее мама. Поэтому, даже усердно готовясь к госэкзаменам в институте, она не переставала пребывать в блаженном состоянии любви. С наступлением осени Мила поняла, что ждет ребенка. Когда предположения подтвердились, Андрей сделался, еще более, внимательным и нежным супругом. Но, несмотря на всю любовь к мужу, со временем она начала подмечать некоторые странности в его отношениях с матерью. Антонина Павловна, при каждом удобном случае, разражалась бесконечными, до неприличия навязчивыми комплиментами в адрес сына, причем самого Андрея это вовсе не тяготило, напротив, он расцветал от преувеличенных, явно льстивых похвал. Его вялые попытки протестовать лишь ненадолго останавливали поток материнского красноречия, который затем с новой, еще большей силой изливался на слушателей приторно-сладким сиропом. Мила сознавала: стоит Антонине Павловне шевельнуть пальцем, как любое, самое нелепое желание будет выполнено послушным мальчиком. И свекровь с удовольствием демонстрировала свою неограниченную власть. Ни на одну ее просьбу Андрей не отвечал отказом. К приезду Антонины Павловны в доме непременно появлялись дефицитная сырокопченая колбаса и дорогие шоколадные конфеты, отправлявшиеся затем в Петергоф.

Приближалось время родов. Мила, с первых дней беременности, говорила о дочке, Василисе. Ни о каком другом имени она даже слышать не хотела. В мае на свет появилась очаровательная девчушка с темными блестящими кудряшками и ярко-синими, васильковыми глазами.

Вскоре после родов свекровь, совершенно неожиданно, проявила небывалый энтузиазм. Она сообщила о временном переезде в Москву, чтобы «помогать молодой маме». Антонина Павловна мотивировала свой поступок занятостью Надежды и Андрея. «Они целыми днями пропадают на работе, а бедная девочка не может одна со всем справиться». Миле подобная перспектива представлялась совершенно невозможной. «Так много Антонины Павловны, — тоскливо размышляла она, — ей ни за что не выдержать!» Несмотря на протесты, в начале июня свекровь поселилась у них, на Сиреневом бульваре.

— А как же Григорий Васильевич? — пробовала робко возражать Мила.

— Ничего с Григорием Васильевичем не случится! Не на всю же жизнь я от него уехала! — резко отвечала Антонина Павловна.

За то время как Мила познакомилась с ней и стала женой Андрея, она даже не догадывалась, сколько нерастраченной любви и нежности скрывалось в этой холодной на вид женщине. Когда свекровь бережно брала Василису на руки; ласково прикасаясь к нежной детской коже, мыла внучку, или делала по совету доктора массаж, ее лицо разительно менялось, молодело, жесткие морщины у рта разглаживались, глаза теплели. А когда малышка тянула к ней пухленькую ручку, радостно улыбаясь беззубым мокрым ртом, Антонина Павловна умильно ворковала:

— Девочка ты моя золотая, как же бабушка тебя любит!

Мила немного ревновала дочку к свекрови. Первым произнесенным Василисой словом, было слово «баба».

— Милочка, ты слышала?! Ты слышала?! — восторженно вопрошала Антонина Павловна.

— Конечно, слышала, — с натянутой улыбкой отвечала обиженная молодая мама.

Через полтора года свекровь завела разговор о том, что, поскольку Милочке скоро предстоит выйти на работу, она могла бы забрать девочку к себе, в Петергоф. Предложение Антонины Павловны встретило восторженное согласие Андрея, уставшего от ночных детских криков и мокрых пеленок. Миле идея совсем не нравилась, но иного выхода она, к сожалению, не видела. Денег в семье катастрофически не хватало. После учительской реформы 1986 года учителя начали зарабатывать не меньше военных. Поэтому в августе Мила срочно, вышла на работу, а вскоре в их семье произошло еще одно важное событие.

Вернувшись домой раньше обычного, Андрей с таинственным видом, вытащил из портфеля бутылку шампанского и коробку конфет.

— Это в честь чего? — удивилась Мила.

— Не скажу, пока все не соберутся, — заговорщически подмигнув, ответил муж.

— Что у тебя за тайны? — Свекровь недовольно посмотрела на сына.

— Потерпите немного, вот придет Надежда Михайловна…

— Конечно, без тещи никуда! — саркастически заметила мать.

— Мам, прошу, не порть настроение, — смутился Андрей.

— Если я порчу тебе настроение, могу уйти! — заносчиво объявила Антонина Павловна и, громко хлопнув дверью, демонстративно удалилась в соседнюю комнату.

Когда Надежда вернулась домой, она застала расстроенного зятя и притихшую дочь.

— Молодежь, вы почему такие «кислые»? А где Тоня?

— В комнате, — промямлил Андрей.

— Понятно.

Надежда направилась к закрытой двери и нарочито громко, нараспев, попросила:

— Тонечка, выходи гулять!

К ней тут же присоединился благодарный зять:

— Мамочка, ну, прости, если обидел!

Не прошло и минуты, как на пороге комнаты показалась улыбающаяся Антонина.

— Ну, теперь-то мой сын расскажет, в честь чего он купил шампанское и конфеты!

Надежда с интересом повернулась к зятю.

— Конечно, с большим удовольствием! Прежде всего, мои последняя разработка получила самую высокую оценку на ученом совете, но это еще не все. Приготовьтесь услышать главное!

— Не томи, Андрей, — попросила мать.

— Хорошо, хорошо. Мне дают квартиру!

— Ура! — Глаза Милы загорелись радостью.

— Двухкомнатную, в Перово!

— Я очень рада за вас, ребятки! — подхватила Надежда. Ее голос предательски дрогнул.

— Не расстраивайся, мамочка, это же не другой конец Москвы! От тебя совсем недалеко.

— Конечно, моя родная. Просто сейчас я окончательно поняла, что ты выросла…

— Своя квартира! Прекрасно, — одобрила свекровь, — теперь мы не станем стеснять Надю приездами…

Воцарилось неловкое молчание.

— Что ж, пойдемте пить шампанское! — воскликнул Андрей.

В начале сентября свекровь уехала в Петергоф вместе с маленькой Василисой.

— Не волнуйся, девочке будет там хорошо! Ты же знаешь, как моя мама привязалась к Лисе, она души в ней не чает! — уговаривал жену Андрей.

— Я тоже не чаю! — Милины глаза наполнились слезами.

— Маленькая, не переживай ты так! В конце концов, кто нам мешает навещать дочку? А во время летних каникул ты сможешь находиться с ней постоянно…

— Все равно мне очень грустно без Лисы, — всхлипнула Мила.

— Мне тоже, — признался Андрей, обнимая жену.

Приближался Новый год. Молодые, вместе с Надеждой, обустраивали новую квартиру, радуясь каждой мелочи, купленной для семейного гнездышка. По настоянию родителей Андрея они собирались провести праздничные дни в Петергофе.

— Мамочка, ну скажи, из-за чего ты отказываешься поехать с нами? — уговаривала ее Мила. — Там же твоя любимая внучка!

— Конечно, любимая! Просто не хочу вам мешать!

— Интересно, чем ты будешь мешать? — смутилась девушка.

— Ты же все понимаешь, доченька! — Надежда вздохнула. — Опять начнется соревнование, кто главнее. Тоня будет, при каждом удобном случае, говорить мне гадости, ты начнешь расстраиваться, переживать, накручивать Андрея! А если учесть его привязанность к матери, то ничего хорошего не получится.

Мила не нашла что ответить. Она знала: мама права.

— Не волнуйся за меня! — Надежда ободряюще улыбнулась загрустившей дочери. — Я пойду встречать Новый год к Валентине Антоновне, тем более там соберется большая компания. В основном наши сотрудницы с мужьями. Не заскучаю!

— Ты меня просто утешаешь. Они-то с мужьями…

— И я без пары не останусь, — загадочно добавила мать.

— Ах так! — Милочка заулыбалась. — Давно пора! Ты у меня такая красивая, молодая…

Надежда довольно рассмеялась.

— Значит, решили.

Новый год встретили радостно и непринужденно. Антонина Павловна старалась во всем угодить невестке, свекор излучал добродушие и гостеприимство, Лиса не отходила от счастливой матери, то и дело просясь на руки. В общем, Мила вернулась домой совершенно очарованная родителями Андрея. Наступила весна. Молодые перебрались в новую квартиру. Сбылось заветное Милино желание. Она завела собаку. Забавного, похожего на игрушку ирландского терьера с благородной родословной и красивым сложным именем — Оппи Солви. Казалось бы, теперь они станут абсолютно счастливыми, но случилось нечто необъяснимое. Андрея будто подменили. Он сделался неразговорчивым и подозрительным. Тяжелый взгляд, устремленный исподлобья на Милу, пугал ее. Муж с каждым днем возвращался домой все позднее и позднее.

— Андрей, — пробовала разговаривать с ним Мила, — скажи у тебя неприятности на работе?

— При чем здесь работа? — раздраженно отвечал муж. — Настроение плохое!

— Постоянно?! Ты так изменился за последнее время!

— По-моему, ты придираешься! — Едва сдерживаясь, он с открытой неприязнью взглянул на жену.

— У тебя кто-то есть?

Тихий вопрос Милы окончательно вывел его из себя.

— Какая глупость! — взорвался Андрей. — Ничего более умного ты предположить не могла?!

— А что мне остается думать?!

Зазвонил телефон. Мила, сидевшая рядом, поспешно схватила трубку:

— Алло, я слушаю, говорите! Не молчите!

Муж напряженно замер.

На другом конце провода приятный женский голос произнес:

— Позовите, пожалуйста, Андрея!

— Простите, с кем я разговариваю?

— С его знакомой.

— Чудесно!

— Вы, наверное, сестра?

— Это он вам так сказал?! — горько усмехнулась Мила. — Нет, девушка! Я его жена.

В ответ раздались короткие гудки.

Мила, полными слез глазами, посмотрела на пунцового Андрея.

— Недоразумение какое-то… Звонила сотрудница…

— Сотрудница?!

Муж махнул рукой и отвернулся.

— Впрочем, все равно, считай как хочешь!

Опять раздался звонок. На этот раз подошел сам Андрей. Неожиданно его голос сделался мягким и ласковым.

— Да, мамочка, я. Хорошо. Нет, ничего не случилось. Чем вы там занимаетесь? Надо же! Лисонька, сама?! Умница девочка…

Не в силах больше слушать воркование мужа, Мила, задыхаясь от обиды, выскочила на улицу. Она остановилась у подъезда и поднесла дрожащие руки к лицу. «Что же делать? Что теперь делать?» Спасительная мысль о матери заставила ее побежать к перекрестку, чтобы поймать такси.

Надежда с тревогой следила за расстроенной дочерью, нервозно глотающей горячий чай.

— Милочка, смотри не обожгись!

— Что?

— Не обожгись!

Мила машинально кивнула.

— Мам, ты представляешь, он даже не захотел отпираться! Ему было все равно! Он больше меня не любит!

— Почему не любит? — в душе соглашаясь с дочерью, попробовала возразить Надежда. — Не знаю, смогу ли я этим утешить, но есть у меня одно предположение.

— Какое? — Мила превратилась в слух.

— Думаю, здесь замешана магия.

— Полная чушь! Кому, по-твоему, понадобилось колдовать? Любовнице? У них и так идиллия! — с отчаянием констатировала дочь.

— Да ты не кипятись, выслушай сначала! Незадолго до Рождества я видела сон. Такой ясный, будто все происходило наяву.

В круге свечей, в профиль ко мне, стояла твоя бабушка. Очень строгая, даже, я бы сказала, недовольная. Она спросила:

— Ты любишь свою дочь?

Я удивилась:

— Конечно, люблю!

— Если любишь, то должна ей помочь!

— Как? — опешила я.

Мама ничего не ответила. После некоторого молчания она произнесла:

— В ее доме поселился дьявол!

На этом мой сон закончился.

Мила усмехнулась:

— Предположим. И что нам делать?

— У меня на работе есть женщина-экстрасенс, совершенно официальный, на зарплате. Ей наш директор даже выделил кабинет для приема!

— Мир сошел с ума! — покачала головой Мила.

— Не иронизируй!

— Извини, в моем положении только и остается, что иронизировать.

— Милочка, тебе необходимо с ней встретиться!

— Ты так считаешь? — Девушка недоверчиво посмотрела на мать и задумалась. — Не помню, рассказывала ли я о своей странной находке?

— Нет.

— Примерно пару месяцев назад, собираясь на работу, я обнаружила в прихожей, на полу, маленькую блестящую пирамидку. Представляешь, ею оказались три скрепленные между собой английские булавки! Откуда взялись?! Ума не приложу!

— Надеюсь, ты догадалась от них избавиться?

— Конечно, забрала с собой и по дороге выбросила.

— Очень плохо, Милочка! Похоже, мое предположение верно.

 

Глава 7

СЛОЖНАЯ ЗАДАЧА

1988 г. Старый Петергоф.

Антонина Павловна находилась явно не в духе. Скорый приезд невестки женщину совсем не радовал. И только при взгляде на Василису к ней возвращалось хорошее настроение. Она усадила девчушку на колени и, слегка подбрасывая, начала вполголоса напевать: «Мы едем, едем, едем в далекие края!» Малышка взвизгивала от удовольствия и громко требовала:

— Еще, еще!

— Скажи, Лисонька, где тебе лучше: в Петергофе или в Москве?

Девочка, усердно подпрыгивая на бабушкиных коленях, ответила, нисколько не задумавшись:

— В Петергофе.

— Правильно, маленькая, твой настоящий дом здесь! Теперь пойдем пообедаем, и в кроватку.

— Не хочу в кроватку, хочу играть!

— Вот поспишь немного, и будем опять играть, договорились?

— Договорились, — послушно ответила Василиса. — А мамочка скоро приедет?

Антонина Павловна нахмурилась.

— Скоро, скоро. Лисонька, разве нам вдвоем плохо?

— Хорошо, но с мамочкой еще лучше!

Когда они пообедали, бабушка протянула ей отвар.

— Не хочу, — захныкала малышка, — он горький!

— Зато полезный, пей!

Взгляд Антонины задержался на внучке, и та не посмела ослушаться.

Уложив девочку, Антонина Павловна отправилась в гостиную, чтобы немного почитать. Увлекшись любовным романом, она не заметила, как потянуло холодом, в воздухе забрезжил призрачный, голубоватый свет.

— Надо же, до сих пор забиваешь голову глупостями!

Антонина вздрогнула от неожиданности.

— Бабушка?..

— Никакого уважения к старшим!

— Прости, растерялась! Ты всегда появляешься так внезапно!

— На то я и призрак. А у тебя, смотрю, дела продвигаются! Внучка сделалась совсем ручной!

— Выбирай выражения! О ребенке все-таки говоришь! — возмутилась Антонина.

— Защищаешь? Значит, и ты к Василисе привязалась! Что ж, ничто человеческое ведьме не чуждо. Продолжай в том же духе!

— Бабушка, помнишь о своем обещании? Прошло даже не два, а целых три года! Теперь-то я могу покончить с невесткой?!

Нетерпение Антонины позабавило колдунью.

— Люди! Ну отчего вы всегда торопитесь? Потерпи еще немного, у нее находится книга.

— Так давай отберем!

— Это невозможно!

— Почему?! — прошипела ведьма.

— Она назначена законной хранительницей.

— Кем?! — Глаза Антонины метали молнии.

— Тем, о Ком я предпочитаю молчать.

— Как же мы сможем завладеть книгой?

— Ею нельзя завладеть силой или обманом, только если она окажется в руках девушки, идущей царским путем, которая добровольно…

— Я поняла! — воскликнула Антонина. — Моя невестка — тот ключ, о котором ты предупреждала! А девушка, идущая царским путем, неужели Василиса?! Скажи, чем моя внучка отличается от остальных?

— В ней идеально сошлись… — колдунья замолчала.

— Продолжай! — потребовала заинтригованная женщина.

— Всему свое время. Запомни, ты должна склонить девочку на нашу сторону. Внучка должна искренне, я особо подчеркиваю, искренне полюбить тебя! К сожалению, так устроен мир! Все в нем приходит через любовь и ничто не может быть без любви!

— Сложная задача! Особенно если невестка останется в живых!

Сомнение, прозвучавшее в голосе ведьмы, заставило Нину задуматься.

— Общими усилиями справимся!

— Ты что-то хочешь предложить?

— Слушай внимательно…

 

Глава 8

НА ГРАНИ ЖИЗНИ И СМЕРТИ

Мила, прихрамывая, возвращалась домой из школы. Наконец-то она освободилась и сможет поехать к Василисе! Ей так хотелось оказаться подальше от дома, чтобы не дожидаться, по ночам, Андрея, не рыдать потихоньку в подушку, сознавая, что место любви давно занимает отчаяние.

«Становится хуже!» Мила озабоченно взглянула на свою распухшую ногу. Сейчас это было совсем некстати! Да еще мучительный непонятный кашель, от которого она совсем обессилела! Лишь бы успеть уйти до прихода мужа! Кашель не отпускал. Мила, задыхаясь, добралась до ванной и склонилась над раковиной. Рот наполнился чем-то густым, с неприятным металлическим привкусом. Выплюнув большой черный сгусток, она испугалась. «Отчего же кровь?» — успела подумать Мила и похолодела, услышав, как ключ повернулся в замке. Объяснение, в теперешнем ее состоянии, представлялось совершенно невыносимым и бессмысленным.

— О, Господи! — Она с трудом добралась до детской и пошатнулась от боли.

— Милочка, ты дома? — Не дождавшись ответа, Андрей продолжил: — Я смотрю, к Лисе собралась? Вот ты где! — обрадовался он, увидев жену сидящей на кровати. — Думала уехать не попрощавшись? — В его голосе послышалась мягкая укоризна.

— А разве тебе нужно мое прощание? — не поднимая глаз, тихо спросила Мила.

— Конечно, нужно!

Он уселся на пол и положил ей голову на колени.

— Маленькая, прости! Все кончено! Честное слово! И больше никогда не повторится. Обещаю! Без тебя я не смогу жить…

Мила не верила своим ушам. Она посмотрела в глаза мужа.

— Я клянусь тебе…

— Не надо клясться. Я верю.

— Милочка, родная! — Андрей подхватил жену на руки и закружил по комнате.

Ее лицо мертвенно побледнело и исказилось от боли.

— Остановись, — прошептала она.

— В чем дело, маленькая?!

— Нога, нога, — застонала Мила.

— Что «нога»? — не понял Андрей.

— Прошу, опусти!

— А ты сможешь стоять?

— Наверное, смогу, — неуверенно ответила она. — Только левая нога плохо слушается…

Андрей уложил жену на кровать и бросился к телефону.

— Алло! «Скорая помощь»?

Через двадцать минут врач дежурной бригады поставил предварительный диагноз: острый тромбоз и инфарктная пневмония.

— Что же вы раньше не обратились? — с досадой спросил он. — Посмотрите, в каком ужасном состоянии нога! Я уже не говорю о легких!

— Обращалась, — ответила Мила, — к нашему районному терапевту.

— И какой диагноз вам поставили?

— Остеохондроз.

— Гнать таких «специалистов» надо «в шею»! — возмущенно воскликнул врач. — Молодая женщина, вся жизнь впереди! А вы, по-видимому, супруг? — обернулся он к Андрею.

— Да.

— Значит, так, супруг. Путь предстоит неблизкий, в Первую Градскую. Нужна сложная операция, специальная аппаратура. Это — только там. Постараемся доставить девушку аккуратно, насколько возможно. Плачевное состояние наших дорог тебе известно. Поэтому держи крепко, иначе можем не довезти, — предупредил доктор.

Андрей похолодел.

— Неужели настолько серьезно?

— Серьезнее некуда!

Последнее, что Мила запомнила: белые стены операционной и медсестру в маске, делающую ей внутривенный укол.

Она находилась в воздухе. Из пугающей темноты доносился зловещий шепот. Мила не видела ничего, кроме быстро кружащихся огней, но чувствовала. Через протянутые к ней, со всех сторон, незримые нити медленно вытекала жизнь. Капля за каплей, капля за каплей…

Мила открыла глаза. Над ней озабоченно склонился мужчина в белом халате.

— Как вы себя чувствуете? — спросил врач.

— Ужасно… — Мила с трудом разлепила запекшиеся губы. — Пить хочется…

— Сейчас я смочу вам губы, а попьете чуть позже. Что-то болит?

— Все болит…

От ощущения полного бессилия и невыносимой боли по ее щекам покатились слезы.

— Девочка, не нужно отчаиваться! Ты обязательно выздоровеешь! — хирургу очень хотелось подбодрить Милу, но выражение его расстроенного лица говорило об обратном.

— Плохо? — слабая улыбка тронула Милины губы.

— Ну с чего ты взяла?! — прикрикнул на нее врач.

— Доктор, я не могу дышать, такая боль…

— Ничего, ничего, — засуетился мужчина. — Сейчас сделаем укол промедола.

Мила вновь провалилась в темноту.

Когда она очнулась, у постели сидели заплаканная мать и белый как полотно Андрей.

— Маленькая, ты слышишь меня? — прошептал муж. — У тебя сейчас что-то болит?

— Не знаю, все болит…

— Милочка, девочка, скажи, чего ты хочешь? — вмешалась в разговор Надежда.

— Спать.

— Ты и так постоянно спишь. Может, немного поешь? Я принесла суп-пюре и котлетку паровую.

— Не хочу! — Мила недовольно поморщилась и отвернулась. — О еде даже думать не могу!

— Это от наркоза, — расстроилась мать. — Ну же, доченька, хоть ложечку съешь, через силу…

На глаза Милы навернулись слезы.

— Что ты, моя хорошая, не нужно плакать, если ты не хочешь, я не буду ничего предлагать… — Надежда с трудом взяла себя в руки.

На маленьком личике дочери, болезненно-бледном, с пятнами горячечного румянца, застыло выражение беспомощности.

— Мамочка, если бы ты знала, как больно дышать, — чуть слышно прошептала она и тяжело закашлялась, прижимая руки ко шву на животе. — Господи, — с отчаянием воскликнула Мила, — я не могу больше выносить такую боль, лучше умереть!

Андрей выбежал в коридор. Ворвавшись в ординаторскую, он срывающимся голосом закричал:

— Ну сделайте же что-нибудь! На нее невозможно смотреть!

— Успокойтесь, успокойтесь, молодой человек, — мягко попросил врач. Он поднялся из-за стола и подошел к Андрею. — Не отчаивайтесь, кризис миновал. Худшее позади. Организм молодой, должен выдержать. Промедол дольше колоть нельзя, опасно. После него, обычно, очень сложно переходить на другие обезболивающие. Нужно потерпеть!

— Простите, доктор! Нервы в последнее время…

— Ничего, бывает, — понимающе кивнул мужчина.

Прошел месяц. Мила понемногу выздоравливала. Она уже могла, с помощью Андрея, добираться до уютной скамейки на больничном дворе, скрытой в разросшихся вишневых кустах. Там муж читал ей книжку про какого-то пирата, жившего три столетия назад. Мила совсем не слушала его, но мягкая интонация голоса и ласковый летний ветерок приятно убаюкивали. Она прижималась щекой к родному плечу и наслаждалась ощущением душевного покоя.

— Расскажи мне лучше о Лисоньке! — часто просила девушка. — Наверное, Антонина Павловна без конца названивает, а ты молчишь…

Андрей, старательно сочиняя ответы, каждый раз испытывал мучительный стыд: с тех пор, как он сообщил матери о болезни Милы, та больше ни разу не позвонила.

— Конечно, мы очень волнуемся за тебя, маленькая! Мама с отцом постоянно интересуются твоим здоровьем и ждут в гости!

— Спасибо, я очень соскучилась по дочке!

— Я тоже. Как только выйдешь из больницы, обязательно поедем к Лисе!

— Не знаю, смогу ли, после операции…

— Даже не сомневайся: родители создадут прекрасные условия для выздоровления!

— Ну, посмотрим, — неопределенно ответила Мила.

Между тем отношения Андрея с тещей оставались натянутыми. Совершенно случайно он поделился с Надеждой Михайловной своими мыслями о поездке в Петергоф.

Женщина пришла в полное замешательство.

— А как ты себе это представляешь?! — возмущенно воскликнула она. — Ты что, на носилках собираешься Милочку везти?

— О каких носилках вы говорите?! — ощетинился Андрей. — Она уже ходит самостоятельно!

— Неужели?! Передвижение от лавочки до лавочки, да и то с посторонней помощью, теперь называется самостоятельной ходьбой?! Пойми, Миле нужен серьезный уход!

— Мои родители позаботятся о ней! — горячо пообещал молодой муж.

— Да уж, позаботятся! — Надежда с грустной иронией посмотрела на зятя. — Ты сам-то веришь своим словам?

Ничего не ответив, Андрей направился к выходу.

— До свидания, — прокричала, вдогонку, Надежда.

— До свидания, — обиженно буркнул он и громко хлопнул дверью.

Мила все же решилась поехать в Петергоф. Дорога оказалась крайне утомительной, и лишь будущая встреча с дочкой согревала сердце. Поэтому, стоило ей войти в квартиру и увидеть свою малышку, на усталом лице заиграл румянец.

— Лисонька, родная, иди ко мне, — нежно позвала она девочку, держащуюся за руку Антонины Павловны. На одно короткое мгновение взгляд Василисы вспыхнул радостью и тут же потух. Дочка безучастно посмотрела на Милу и отвернулась к свекрови.

— Бабушка, кто эта тетя?

Антонина Павловна, ликуя в душе, с показным неудовольствием произнесла:

— Лисонька, неужели ты не узнаешь свою маму?!

— Мама, — протянула девочка, — понятно…

— Что с ней?! — потрясенно проговорила Мила. — Что вы сделали с моей дочерью?!

— Вот так всегда: чем больше стараешься, тем меньше благодарности, — с упреком обратилась свекровь к сыну и мужу и тихим, несчастным голосом незаслуженно обиженной женщины добавила: — Ничего особенного не произошло. Девочка еще маленькая, она просто отвыкла!

— Милочка, не стоит принимать близко к сердцу слова ребенка, — поддержал мать Андрей.

Девушка смутилась:

— Простите меня, Антонина Павловна…

— Ничего. Проходите в дом, я покажу, куда положить вещи.

Смарагда смотрела на худенькую, бледную невестку, и злые, черные мысли роились в ее голове: «Надо же, живучая! Кто бы мог подумать! А с виду, такая малохольная! Ничего, дорогуша, я постараюсь исправить досадное недоразумение! „Лекарство“ уже подготовила!»

Укладывая дочку спать, Милочка заметила на столике, у изголовья, чашку с остатками коричневой жидкости. Она понюхала.

— Антонина Павловна, вы даете Василисе отвар?

— О, это чудесный сбор трав! Я и тебя заставлю пить! Там и тысячелистник, и ромашка, и зверобой, и мята. Очень полезно для здоровья!

На следующий день свекровь стояла у Милиной постели со стаканом.

— Никакие отказы не принимаются, пей!

— Пей, пей, — шутливо поддакнул матери Андрей.

— Сам пей, — недовольно поморщилась девушка.

— А ему тоже стаканчик припасен! — удовлетворенно кивнув, заявила Антонина Павловна.

Шли дни. Василиса быстро привыкала к своей маме. Правда, времени на общение с дочерью катастрофически не хватало. Свекровь загрузила Милу домашней работой настолько, что та невольно начала ассоциировать себя с Золушкой из сказки Шарля Перро. Надо признать, Антонина Павловна не умела и не любила готовить. За годы жизни в достатке она привыкла иметь прислугу. Теперь, увы, времена изменились: муж потерял былое влияние, а вместе с ним и выгодную должность. По приезде, не успела Мила разобрать вещи, свекровь сразу же объявила:

— Прекрасно! Невестка приехала, можно и отдохнуть!

С этими словами женщина, исполненная чувства собственного достоинства, удалилась в гостиную, предоставив кухню в полное Милино распоряжение. А еще через неделю к ней «неожиданно» нагрянула подруга Валентина со своим многочисленным семейством, состоящим из вечно голодного мужа и двух взрослых ленивых дочерей. Все они ежедневно дружно садились за стол, нимало не заботясь о том, кто покупает для него продукты. Отпускные деньги Милы и Андрея, день ото дня, таяли, а объемы готовки становились грандиозными. Поэтому, рано или поздно, должно было случиться то, что случилось: Мила сорвалась. Захлебываясь слезами, она упрекала мужа, называла его обманщиком, тряпкой, маменькиным сынком.

— Ты же обещал отдых! А я целыми днями стою у плиты! Врачи первые полгода вообще запретили к ней подходить! Конечно, кого волнуют мои больные легкие, когда речь идет о мамином комфорте?!

— Милочка, успокойся, ты сейчас не права, в тебе говорит обида. Я обязательно поговорю с мамой… В конце концов, ты совершенно не обязана готовить для посторонних людей! К тому же две взрослые девицы вполне могли бы помогать…

— Когда ты поговоришь? Скажи точно, когда?!

— Завтра, — смущенно промямлил Андрей.

На следующий день Мила стала невольным свидетелем их разговора. Проходя мимо столовой, она услышала тихий, просительный голос мужа и громкий, раздраженный Антонины Павловны. Свекровь, адресуя ответ именно ей, намеренно отчеканивала каждое слово:

— Хорошо! Если твоя жена не в состоянии заниматься обычной женской работой, что ж, буду готовить сама! И заметь, у меня тоже имеются болезни, только я ими никогда никому не докучаю! — Последнюю фразу она выделила особо.

Милино сердце громко забилось, но не от обиды на Антонину Павловну, а от молчания Андрея, проглотившего несправедливые слова матери, так и не посмевшего перечить. Ощущение предательства душило.

«Бежать, бежать отсюда, куда угодно!» Отчаянная мысль заставила ее шагнуть к выходу.

— Мамочка, ты где? Почитай еще! — послышался из гостиной детский голос.

— Иду! — Мила набрала больше воздуха. — Лисонька, ты не помнишь, на чем мы остановились?

 

Глава 9

ПОХИЩЕНИЕ

1988 г., июль.

США, штат Южная Каролина, г. Чарльстон.

Великий мастер задумался. Он не заметил, как в кабинет вошел офицер и остановился, не смея его тревожить. Прошло немало времени, прежде чем прибывший решился произнести:

— Простите, учитель, ваш секретарь передал, что вы ожидаете меня!

— Да, Симон, конечно, проходи! Твой звездный час настал! Сейчас или никогда! Срочно поезжай в Россию! Ты должен разыскать в Старом Петергофе свою знакомую, Людмилу Теодориди, и забрать у нее дочь.

— Зачем?! — опешил офицер, от крайнего удивления позабыв о строгой субординации.

Глаза мастера превратились в ледяные иглы.

— Что за неуместный вопрос?!

Симон вытянулся перед разгневанным учителем.

— Впрочем, прощаю тебе эту оплошность, — снисходительно усмехнулся масон. — Итак, слушай. Мне удалось узнать: именно девчонка является конечной целью Нины. Если она окажется в наших руках, мамаша сама передаст книгу. Но кто сказал, что мы возвратим ей дочь? — Он хищно улыбнулся, или, вернее, состроил гримасу, больше похожую на лицевую судорогу.

— Гениально, великий мастер!

— Конечно, гениально, если не считать одного досадного факта: книга с секретом, нам пока неизвестным…

1988 г., август.

Пригород Ленинграда, Старый Петергоф.

Мила присела на лавочку в небольшом зеленом скверике, около дома.

«Скорее бы в Москву», — тоскливо подумала она.

— Мамочка, посмотри на мои куличики! — Лиса, усердно постучав совком по ведерку, подняла его. — Правда, красивые?

— Конечно, маленькая. Лисонька, ты хочешь поехать домой, в Москву?

— К вам в Москву? — переспросила девочка, продолжая набирать песок. — Нет, не хочу…

— Почему?! Ведь там твой дом!

— Нет! Мой дом не в Москве! — Дочка капризно надула губки. — Мой дом в Петергофе!

— Кто внушил тебе подобную глупость?! — возмутилась Мила.

Девочка испуганно посмотрела на мать полными слез глазами.

— Извини меня, маленькая! — Мила бросилась к дочери и, подхватив ее на руки, крепко прижала к себе.

— Это уж слишком, — сердито пробормотала она, — сегодня же поговорю с Антониной Павловной!

— Покачай меня на качелях, — попросила быстро успокоившаяся Лиса. Заметив выходившую из подъезда подружку, девочка обрадованно закричала через весь двор:

— Саш, Саш, привет! Мам, а можно, я лучше с Сашей поиграю?

— Конечно, — согласилась Мила и вернулась на покинутую лавочку, под тенистый купол разросшихся деревьев.

— Какие симпатичные крошки! — раздалось у нее за спиной.

От неожиданности Мила вздрогнула.

Обладатель неприятного голоса, в строгом черном костюме, с замысловатой тростью, чопорно поинтересовался:

— Разрешите присоединиться?

— Пожалуйста, — пожала она плечами, — скамейка общая.

— Ваш ответ означает «нет», если судить по интонации, — заключил незнакомец.

— Ну почему, — смутилась Мила, — присаживайтесь. — Мужчина не понравился ей с первого взгляда.

— Благодарю.

Он опустился на лавку, не выпуская из рук трости с золотым набалдашником в виде головы змия. — У вас очаровательная дочь!

Мила мельком взглянула на орлиный профиль, отметив сходство незнакомца с большой хищной птицей.

— Спасибо. А вы говорите с сильным акцентом.

— Да, угадали, я приехал издалека.

— Откуда, если не секрет?

— Секрет!

Иностранец загадочно усмехнулся и провел рукой по зализанным темным волосам. На указательном пальце его правой руки сверкнул крупный, необычного вида перстень: два плоских камня треугольной формы, один, темно-синий, блестящий, другой, бесцветный, прозрачный как слеза, частично наложенные друг на друга, составляли шестиконечную звезду, заключенную в золотой обруч.

— Мила, — неожиданно обратился к ней мужчина.

— Я не называла вам своего имени…

Отметив недоумение, отразившееся на лице девушки, незнакомец снисходительно добавил:

— Мне многое о вас известно…

— Кто вы?

Мила перевела взгляд на набалдашник трости, потрясенно наблюдая за тем, как оживала, увеличивалась голова чудовищного змия…

— У вас, собственно, нет выбора: либо дочь погибнет прямо сейчас и вы никогда не сможете избавиться от чувства вины, либо, вы позволите ей уйти со мной, не поднимая шума.

Дети продолжали спокойно играть.

— Что?! О чем вы говорите?! Я… я не понимаю вас!

Замерев, Мила с отвращением следила за извивающимся мускулистым телом чудовища. Змий подполз к песочнице и образовал вокруг нее одно большое шевелящееся кольцо.

Девочки, казалось, ничего не замечали.

Она попыталась закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Кольцо начало неумолимо сжиматься.

— Пожалуйста, остановите его! — взмолилась Мила.

— Как скажете, — быстро согласился незнакомец. — Значит, договорились?

С трудом отдавая себе отчет в происходящем, Мила выдавила:

— Хорошо.

— Лисонька, — фальшиво-ласковым голосом позвал мужчина, — подойди ко мне!

Девочка подбежала к иностранцу.

— Ты поедешь в путешествие?

— Какое путешествие? — удивилась малышка.

— Сказочное, — пообещал он.

— А мама? — усомнилась Лиса.

— Мама подождет тебя здесь, — уверенно ответил мужчина.

— Это ненадолго, маленькая. — Побледневшая Мила едва сдерживала слезы.

— Посмотри, за тобой приехала сказочная машина! — Похититель указал пальцем на черный блестящий лимузин.

— Ух ты! Красивая! — задохнулась, от восхищения Лиса. Она никогда раньше не видела ничего подобного.

Мила опомнилась несколькими минутами позже, когда «Мерседес» исчез за поворотом.

— Как?! Как я могла сама ее отдать?! Что же я наделала?!

Пошатываясь, она добрела до квартиры и отчаянно забарабанила кулаками в дверь.

— Кто там безобразничает?! Неужели нельзя позвонить?! — Антонина Павловна возмущенно посмотрела с порога на невестку.

— Лису, Лису забрали! — выкрикнула Мила чужим, срывающимся голосом.

— Кто?!

— Незнакомый мужчина увез ее на машине…

— А ты где была?! Почему не остановила?! — Свекровь буквально захлебывалась ненавистью.

Внизу, на лестнице, раздались знакомые шаги. Андрей увидел несчастную, дрожащую Милу, прижавшуюся к стене.

— Стоило мне уехать на рынок, как вы развернули боевые действия, — упрекнул он мать. — Объясните, пожалуйста, что здесь происходит?

— Твоя Мила… — прошипела свекровь в сторону невестки.

— Подожди, мам, давай разберемся, ты же видишь, в каком она состоянии, — попытался защитить жену Андрей.

— У нее на глазах похитили дочь!

— Милочка, это правда?!

— Иностранец угрожал Лисе огромной змеей, появившейся из трости, — растерянно начала она и замолчала, с ужасом осознав, что ее рассказ больше походит на бред.

— Милочка, ты в порядке? — Андрей озабоченно взглянул на жену.

— Она еще и сумасшедшая! Прекрасно! — воскликнула Антонина Павловна.

— Мам, прекрати подливать масла в огонь!

— Не смей повышать на меня голос! — взвизгнула возмущенная женщина.

— Сейчас не время выяснять отношения!

— Мужчина неожиданно выскочил из кустов, — вмешалась в их перепалку Мила, — и схватил Лису у песочницы. Я кинулась за ним, но у сквера его поджидал «Мерседес».

— «Мерседес»?! — изумился Андрей.

— Да.

— Ты не ошиблась?

— Нет, я знаю эту эмблему!

— Торговец детскими органами, — зловещим тоном предположила свекровь.

— Мам! Свою буйную фантазию держи при себе!

Продолжения Мила не услышала.

— Девушка! — донесся до нее чей-то голос. Она медленно открыла глаза и увидела склонившегося над ней молодого симпатичного парня. — Вы меня слышите?

— Слышу, — слабым голосом отозвалась Мила. Она огляделась по сторонам. — Где я?

— В больнице.

— Опять…

— Вы можете говорить?

— Могу.

— Я оперуполномоченный Петергофского ОВД лейтенант Сафронов Борис Михайлович. Понимаю, что вам сейчас тяжело, но вы нам очень поможете, если ответите на несколько вопросов по поводу похищения вашей дочери. Скажите, вы не запомнили номера машины, в которой увезли девочку?

— Запомнила. Там цифры были на красном фоне.

— Цифры на красном фоне? Вы ничего не путаете?

— Ничего, у меня прекрасная зрительная память.

— Побольше бы нам таких свидетелей! — усмехнулся оперуполномоченный. — Прошу! — Он передал чистый лист бумаги, с подложенной под него папкой, и ручку. — Пишите.

Мила начала старательно выводить буквы и цифры.

— Это же дипломатические номера! — лейтенант присвистнул от удивления и почесал в затылке.

— Скажите, вы найдете Василису?! — Испуганный взгляд Милы не отрывался от лица Сафронова.

— Для начала объясните, как получилось, что два свидетеля видели вас с незнакомым гражданином, которому вы, вполне мирно, передали свою дочь?

— Все произошло совсем по-другому, — растерялась Мила.

— Ну, так просветите! И не нужно повторять сказочную версию о трости и змее, — рассерженно предупредил лейтенант. — Мне Антонина Павловна поведала о загадочных происшествиях из вашего прошлого, — многозначительно добавил он, заставив девушку густо, до слез, покраснеть.

— Мужчина предупредил, если я буду звать на помощь, он убьет Лису.

— Предположим, — согласился Сафронов. — Вы раньше его видели?

— Никогда.

— Простите за нескромный вопрос: отцом Василисы действительно является ваш муж?

— Конечно! Как вы могли подумать! — От волнения Мила приподнялась на постели.

— Лежите, лежите, врач запретил вам вставать. А в отношении моего вопроса… Что ж, в жизни всякое бывает! Понимаете, мне нужен мотив. Почему незнакомый мужчина похитил именно вашу дочь? Да еще на дипломатической машине!

— Я тоже ничего не понимаю. Но, прошу вас, проверьте номера!

— Конечно, проверим, только, боюсь, бесполезно, — вздохнул Сафронов.

— Бесполезно?!

— Да, бесполезно! Вы предлагаете обыскать американское посольство?!

Губы Милы задрожали.

— Не надо отчаиваться, отдыхайте. Мы сделаем все, что в наших силах.

В палату вошел доктор.

— Хватит вопросов! Совсем замучили девушку! — Он подошел к Милиной кровати и потрогал пылающий лоб. — Опять температура поднялась! До свидания, молодой человек, — недовольным тоном обратился он к лейтенанту.

— До свидания! — смущенно попрощался Сафронов и направился к двери, но, на полдороги, остановился.

— Мила, мы найдем вашу дочь, обязательно!

— Спасибо, — прошептала она.

На следующий день, утром, Андрей увидел жену неестественно возбужденной, с лихорадочно горящими глазами.

— Наконец-то, — облегченно выдохнула Мила.

— Малыш, постарайся не волноваться! Иван Павлович сказал, у тебя опять поднялась температура… Андрей бережно взял узкую руку жены в свои ладони. — Тебе здесь нравится? Отец договорился о больнице и об отдельной палате…

— Да, конечно, спасибо ему, — поспешно поблагодарила Мила. — Ты лучше посмотри! — Она протянула мужу записку. — Нашла сегодня на тумбочке, от похитителей: «Жизнь дочери в обмен на книгу. Если обратишься в милицию, никогда ее не увидишь».

— Вот мерзавцы!

— Самое главное сейчас — поскорее отдать им то, что они просят! Я должна срочно ехать в Москву!

— Подожди! Объясни мне, пожалуйста, о какой книге идет речь? И зачем тебе нужно уезжать? «Видимо, мама оказалась права, — подумал Андрей, — у Милы есть свои секреты…»

— Не смотри на меня так!

— Как «так»?

— С недоверием…

— А как еще смотреть? — с горечью осведомился муж. — До сегодняшнего дня я наивно предполагал, что между нами не существует тайн!

Мила виноватым тоном ответила:

— Мне отдали на хранение очень ценную книгу…

— Кто? Зачем? — Вопросов становилось все больше.

— Хорошо, я расскажу…

Всю свою сознательную жизнь Андрей верил лишь в материальный мир, считая разговоры о чудесах и духах выдумкой шарлатанов. И вот теперь ему пришлось узнать, что его собственная жена имела самое непосредственное отношение к этой ахинее! Как отнестись к ее словам, он не знал. Но, самое поразительное, книга из Милиного сна существовала в действительности! Именно ее требовал похититель в обмен на жизнь их дочери! Андрей решительно произнес:

— Я сам съезжу за чертовой книгой!

Глубокой ночью, разбуженная сильным холодом, Мила потянулась к ночнику.

— Не включай! — раздалось из дальнего угла палаты.

— Кто здесь?! — Она испуганно посмотрела в темноту.

— Друг. Должна тебя сразу огорчить: похитители не собираются отдавать дочь, когда получат книгу.

— Откуда вы знаете?!

— Я знаю все! И готова помочь. Если мы заключим сделку, дочь и книга останутся при тебе.

— Но ведь что-то вам нужно? — настороженно спросила Мила.

— Умная девочка, — похвалил голос. — Одно маленькое условие, совсем пустяковое…

— Какое?

— Василиса и дальше будет приезжать на летние каникулы к бабушке, в Петергоф.

— Странная просьба! Ничего другого вы от меня не хотите?!

— Нет. Так ты согласна? Скажешь «да» — завтра же увидишь свою дочь!

— Конечно, «да»!

— Благоразумное решение. Прощай, и помни об обещании…

Остаток ночи Мила провела без сна, с трепетом ожидая утра.

Василисин голос она могла бы узнать из тысяч детских голосов.

Услышав в больничном коридоре детский смех, зазвеневший серебряным колокольчиком, Мила, сломя голову, выбежала из палаты.

— Милочка, ну зачем ты поднялась? — укоризненный тон Андрея никак не вязался с его сияющим лицом. Василиса, радостно взвизгнув, с распростертыми объятиями кинулась к матери. Крепко обняв Милины колени, она прижалась к ним горячей щечкой.

— Мамочка, почему ты оставила меня с противным дядькой?

— Он тебя не обижал? — встревоженно спросила Мила.

— Нет, но дядя был такой гадкий…

— Бедная моя девочка! Слава Богу, самое страшное уже позади, и больше нас никто не разлучит! — заверила ее счастливая мать, осыпая поцелуями.

 

Глава 10

В ПОИСКАХ ВЫХОДА

Прошло три года. Мила не забыла о данном ею обещании. Каждое лето Василиса проводила у бабушки, все тяжелее переживая их неизбежные расставания. По возвращении в Москву девочка делалась скрытной и пасмурной. Лицо дочери прояснялось лишь в том случае, если речь заходила об очередном приезде Антонины Павловны. Мила часто жаловалась матери на странную, болезненную привязанность Лисы к свекрови. Надежда расстраивалась, слушая грустные новости.

В один из темных, пасмурных дней глубокой осени Мила приехала к ней совершенно потерянная, осунувшаяся, с покрасневшими от слез глазами.

— Что произошло?! — ахнула женщина.

— Мам, Андрей снова взялся за старое…

— Да с чего ты взяла?!

Услышав фальшь в материнском голосе, Мила совсем поникла.

— Ты догадывалась? — глотая слезы, спросила она.

— Ну, откуда? — смутилась Надежда.

— Одна я, дурочка, верила его фантастическим рассказам о сложных объектах, деловых встречах!

— Милочка, помнишь наш давний разговор о магии? Так вот, думаю, тебе стоит пригласить Ирину! Слишком много странного происходит в вашей семье…

— Наверное, ты права. Только давай не откладывать! Я устала от постоянной лжи! Невыносимо каждый день видеть, как он трусливо отводит глаза и, при первой же возможности, норовит ускользнуть из дома!

— Доченька, потерпи немного, — нерешительно попросила Надежда, — все еще образуется…

— Что?! Что образуется, мама?! О чем ты говоришь?! Скажи мне, только честно! Может ли любящий человек изменять?! — В глазах Милы застыла боль.

Они обе знали ответ, но произнести его вслух означало бы повернуть кинжал в ране, сделав ее смертельной.

— Я уже высказала свое мнение…

— О магии?!

Горький смех дочери испугал Надежду.

— Какая магия?! Мама, очнись! Просто нашему браку пришел конец, — опустив голову, безнадежно проговорила Мила.

— Нет, доченька! Не нужно отчаиваться! Пообещай мне, что до посещения Ирины ничего не станешь предпринимать!

— Хорошо, если ты так хочешь…

— Милочка, у меня где-то записан домашний телефон. Вот, смотри!

— Давай, я сама!

Мила нетерпеливо выхватила из рук матери записную книжку и поспешно набрала нужный номер.

— Алло, здравствуйте! Ирина?.. — Уже после разговора с экстрасенсом она еще раз уточнила: — Значит, послезавтра, в десять, — и повесила трубку. — Мам, а ты приедешь?

— Постараюсь отпроситься…

— Я тоже договорюсь о подмене.

— Родная, пойдем на кухню, чайку попьем! Помнишь, как раньше?

Неожиданно Мила расплакалась. Расстроенная Надежда прижала дочь к себе.

— Солнышко мое! И красивая, и умная, чего еще мужикам надо?! Тоже мне, пуп земли выискался! Знаешь, — мстительно прищурилась женщина, — наставь-ка ты своему Андрею рога! Посмотрим, как дорогому зятьку это понравится!

Мила изумленно посмотрела на мать, бывшую для нее образцом порядочности.

— Удивлена?! — хмыкнула Надежда. — Не ожидала? Да, я не ангел!

Глаза девушки озорно сверкнули.

— А я думала, ангел, — ответила она и рассмеялась, представив маму, вот такую, как сейчас, в бигудях и домашнем халате, с большими пушистыми крыльями.

Надежда, с готовностью, подхватила ее смех.

Доставая из буфета чашки, Мила предложила:

— Может, кофе?

— Вот сюрприз! Ты же вроде его не любишь?

— Теперь люблю, — возразила дочь. — Только натуральный, в турке, как папа варил.

— Хорошо.

Женщина отвернулась к шкафу и, включив кофемолку, незаметно смахнула слезу: она не имела права на слабость, особенно сейчас!

— Мам, ты очень скучаешь по папе?

Надежда, разливая густой ароматный кофе, кивнула.

— Расскажи мне лучше о Лисоньке, — перевела она разговор, — к школе-то привыкает? Тяжело, наверное?

— И смех и грех! — Мила повеселела. — Ее учительница, Зинаида Трофимовна, попросила тренировать Василису одеваться и раздеваться с секундомером.

— Почему?

— Оказывается, когда весь класс возвращается с прогулки, наш ребенок только натягивает рейтузы! К тому же Василиса постоянно отпрашивается в туалет во время уроков. Я поинтересовалась у нее, с чем это связано, и услышала в ответ, что в туалете кабинки без дверей, а она «не может при всех».

— Ничего страшного, просто девочка стесняется! Со временем привыкнет, ей всего-то шесть!

— Несадовский ребенок — отсюда и проблемы!

— Что же делать! Начало учебы в школе для многих детей является сложным испытанием.

— Наверное, ты права. — Мила отхлебнула из чашки. — Вкусный кофе, не хуже папиного!

— Нет, он делал лучше, — вздохнула мать.

Экстрасенс Ирина, приятная культурная женщина лет сорока, сразу обратила внимание на весело подпрыгивающего в коридоре ирландского терьера.

— Оппи, место! — строго приказала псу Мила.

— Не волнуйтесь, я очень люблю собак! Можно погладить?

— Конечно. Оппи, ко мне!

Терьер, весело повиливая коротким обрубком, оставшимся от купированного хвоста, подбежал к хозяйке, подобострастно прижался теплым боком к ее ноге и поднял на Милу лучистые карие глаза.

— Рыжий красавчик, как с картинки! — Ирина положила руку на шелковистую голову Оппи. Совершенно счастливый от проявленного к нему интереса, пес повалился на спину, подставляя женщине свой живот.

— Я недавно треминговала его. Ужасная морока! — пожаловалась Мила.

— «Треминговала»? — не поняла экстрасенс.

— Да, выщипывала шерсть. Ирландских терьеров не стригут.

— Понятно. А теперь, если не возражаете, перейдем к делу.

— Да-да, конечно!

— Мне хотелось бы поближе познакомиться с вашей семьей…

Вскоре первоначальная скованность бесследно исчезла, уступив место душевному разговору за чашечкой кофе. Во время его Ирина неожиданно спросила:

— Что у вас хранится на антресолях?

Мила пожала плечами.

— Как у всех, разный хлам…

— Нет, там находятся очень плохие вещи! Если не трудно, давайте посмотрим!

Надежда поспешно схватила табуретку. К ней тут же пристроился любопытный Оппи.

— Мам, давай я сама! — Мила направилась к коридорному шкафу. — Ирина, объясните, какие именно предметы нужно искать?

— Нечто небольшое, возможно детские игрушки.

— Точно! Я и забыла про них! — воскликнула Мила, доставая сверху потрепанную пару кукол в национальных русских костюмах. — Прошу любить и жаловать, Ваня и Маша!

Ирина никак не отреагировала на шутку.

— Самодельные куклы! Гадость! — экстрасенс брезгливо поморщилась.

— Свекровь подарила на Новый год. Сказала, ее знакомая сама сделала.

— Скажите, неужели вас нисколько не удивил тот факт, что куклы предназначались вам, а не ребенку?

— Действительно! Оппи этих уродцев сразу невзлюбил! Видите, какие они потрепанные? Пока я была на работе, рыжий шалопай основательно потрудился над их одеждой и прическами!

Казалось, пес прекрасно понимал, о чем шла речь. Он внимательно обнюхал кукол и угрожающе зарычал.

— Молодец, молодец! — Мила потрепала его по холке.

— Действительно молодец, — присоединилась к ней Ирина.

Польщенный общим вниманием, терьер чинно уселся рядом, ожидая печенья.

— Юша, возьми!

Пес осторожно принял лакомство из рук хозяйки.

— А почему «Юша»? — рассмеялась экстрасенс.

— Потому что вот такой: смешной, рыжий, с бородкой. Сама не знаю, откуда взялось его домашнее прозвище. Но Оппи только с виду игрушечный, на самом деле настоящий защитник: храбрый, бесстрашный! Он дважды спасал меня от хулиганов, а в лесу даже заслужил высшую похвалу от нашего приятеля, до того случая частенько подсмеивающегося над ним.

— Как интересно! Расскажите, — попросила женщина.

— Вы видите Оппи. По размеру он небольшой, с боксера, но для своей породы считается крупным. У него нет ни капли жира, одни мышцы. Прошлой осенью, в сентябре, к нам на дачу приехал знакомый мужа, специально, чтобы сходить в лес за опятами. Пока мы усердно занимались сбором грибов, Оппи, оправдывая звание настоящей охотничьей собаки, самозабвенно бороздил лесные просторы. В какой-то момент я случайно подняла голову от земли и остолбенела. Прямо на меня, бесшумно неслась большая, угрожающего вида, лайка. Честно говоря, я с детства боюсь собак, хотя, все время пытаюсь переломить в себе это чувство. Замерев от ужаса, я не знала, что делать. И тут, из кустов, молниеносно выскочил Оппи и стрелой понесся ей наперерез. Дальше: клубок из сплетенных собачьих тел, оглушительный визг… Я увидела, как лайка, жалобно скуля, побежала в обратную сторону, преследуемая победителем. После чего доблестный защитник, с гордым видом, возвратился, преданно прижался к моей ноге, а затем вновь исчез в чаще леса.

Мила посмотрела на пса и благодарно погладила его по голове.

— Действительно, герой! Хозяйку спас! Милочка, я хотела у вас узнать, не случилось ли, после появления кукол в вашем доме, чего-нибудь необычного?

— Да, конечно, если к «необычному» можно отнести отвратительные отношения с мужем и его измену.

Надежда взяла дочь за руку.

— Ничего, ничего, мам, переживем! Хотя, знаете, — нахмурилась Мила, — на следующий день после терзания кукол Оппи серьезно заболел. Врачи не могли объяснить причину его состояния. У него начались жуткие эпилептические припадки! Оппи всего трясло, из-за слабости он не держался на лапах, его рвало, изо рта бежала белая пена… А в довершение несчастий на теле появились воспаленные язвы. Они до сих пор то проходят, то возникают вновь.

— Несчастный, преданный пес! — пожалела Ирина собаку. — Вы даже не догадываетесь, Милочка, какую службу сослужил вам ваш питомец! Ведь на его месте должны были оказаться вы!

— Господи, настоящий кошмар! — испуганно воскликнула Надежда. — Да что же происходит! — Она в отчаянии всплеснула руками.

— Кукол сделали на власть и развал семьи, — уточнила экстрасенс, — а Оппи принял удар на себя. Почувствовав отрицательную, враждебную энергетику, он вступил с ней в борьбу, но, к сожалению, собаки не умеют сбрасывать негатив! Поэтому пес так пострадал.

Глаза Надежды воинственно засверкали.

— Вот теперь я прекрасно понимаю, отчего мы пасуем перед Антониной! Ирина, нет ли в их доме других «подарков»?

— Пожалуй. Свекровь не привозила вам чего-нибудь домашнего?

— Да, она постоянно угощает вареньем, — подтвердила Мила, — из черной смородины. Я его с детства терпеть не могу!

— Конечно, угощает, — кивнула Ирина, — привороты и заговоры необходимо обновлять. Покажите, где вы храните свои заготовки?

— В шкафу. — Мила открыла дверцу, пропуская экстрасенса вперед.

— Здорово придумано! Еще и травки пьете?! Наверняка заботливая «мама» вас исправно ими снабжает!

— Да, пьем…

— Надо же, полный набор! Сладкое варенье — заговор на измену. В идеале, вы оба должны ходить «налево», но свекровь немного промахнулась. Она не учла вашего отношения к черной смородине. Поэтому загулял один Андрей. Мой совет, лишите его сомнительного десерта, и вскоре увидите результат. Травы — приворот на себя, лишение воли. В общем, с этим несложно бороться, а вот с остальным… У вас есть фотографии свекрови? Желательно, с близкого расстояния, в фас.

— Конечно. — Мила достала из секретера семейный альбом.

Ирина осторожно поднесла к фотографии руку и, сильно побледнев, тут же отдернула.

— Какая сила!

— Скажите, если она давно занимается магией, значит, сама не остановится?

— Нет.

Мила испуганно спросила:

— Вы сможете нам помочь?

— К сожалению, нет, — смущенно отказалась женщина и поспешно добавила: — Но существуют другие мастера!

— А если посоветоваться с батюшкой? — вмешалась Надежда.

— Хотите услышать о том, что занимаетесь глупостями? И «нужно чаще ходить в храм»? — недобро усмехнулась Ирина.

Миле не понравились последние слова экстрасенса, но она промолчала.

Следующие три года, превратились в безостановочную череду поездок: сначала по «центрам», потом по бабкам и магам. Все они сходились в одном, указывая на свекровь как причину бед. «Мастера» ставили «защиты», «отсылали сделанное» назад, но в корне, от этого ничего не менялось. Антонина Павловна навещала их чаще и чаще. Василиса не отходила от нее ни на шаг, льнула к бабушке, словно ласковый котенок. И если Мила пыталась ее отвлечь, в глазах дочки вспыхивал странный огонек, от которого становилось не по себе…

К тому же Милино здоровье сильно ухудшилось. Лечение повторного тромбоза длительными капельницами с антибиотиками вызвало тяжелые осложнения. Медики лишь разводили руками.

— По горло сыта магией! Я так устала! — жаловалась она своей подруге. — Сил никаких нет от постоянных болей! Мы чуть ли не ежедневно ссоримся из-за его матери. Домой уже идти не хочется! Знаешь, иногда я начинаю по-настоящему ненавидеть свекровь, даже желать ей смерти!

— Ужасно! Но не все же целители шарлатаны…

— И ты туда же! Хочешь предложить очередного «специалиста»?!

— Любовь Васильевна не «очередной специалист»! — горячо запротестовала Леля. — Она другая! Сама увидишь! Ну пожалуйста, Милочка, в последний раз!

— Хорошо, так и быть, только ради тебя! Говори телефон!

Целительница, немолодая, серьезная, внимательно выслушала жалобы.

— Это все, что вас беспокоит? — Проницательный взгляд женщины не отрывался от Милиного лица.

— В общем, да.

— Понимаете, для того, чтобы вылечить болезнь, необходимо знать ее истоки… Ваша, насколько я понимаю, не носит естественного характера.

— Почему?

— Ваши бедные ноги буквально опутаны наговорами! Вы привезли семейную фотографию, как я просила?

— Да, пожалуйста.

Любовь Васильевна провела пальцем по изображению, остановившись на лице свекрови. — Я не первая, кто указывает на нее? — сочувственно спросила она.

Мила кивнула.

— Сделано еще на свадьбе… Надо же, на смерть! — удивилась целительница. — Чем же, интересно, вы ей так насолили?

Девушка вспыхнула:

— Она возненавидела меня с первой минуты знакомства!

— По-видимому, это было неизбежно из-за слишком сильной связи с сыном, я бы даже сказала, весьма необычной! Свекровь предпринимает массу усилий, чтобы брак распался, но она идет против предназначения. Странно, опытный мастер… Конечно, Мила, с лечением я помогу, но помните: ваша судьба находится в ваших руках! Сделайте шаг навстречу Богу! Идите в храм, просите защиты у Спасителя, у Его Матери!

— Извините, я не совсем поняла…

— Те, к кому вы обращались, как и ваша свекровь, прибегают к одной силе. И, поверьте, она отнюдь не Божественная!

— Почему? Ведь другие целители тоже просили меня сходить в церковь, поставить свечи…

— Знаете, что говорил Господь: «Не всякий, говорящий Мне: „Господи! Господи!“, войдет в Царство Небесное. Многие скажут мне в тот день: Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? И не Твоим ли именем бесов изгоняли? И не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие». Для того чтобы заполучить души, бесы способны на многое, — задумчиво проговорила Любовь Васильевна.

— Кто?!

— Я понимаю, мои слова кажутся вам сейчас средневековой дикостью. Но задумайтесь, изменилась ли к лучшему ваша жизнь, после бесконечных обращений к магам?

— В общем, нет.

— Согласитесь они давали лишь короткие передышки, иллюзорную видимость защиты. Ничего, будем надеяться на лучшее, с Божией помощью! — Целительница ободряюще посмотрела на Милу и протянула маленькую бумажную иконку. — Вот, поставьте в комнате дочери.

— Богородица?

— Да, Владимирская Божия Матерь.

— Спасибо. Надо же, как младенец нежно обнимает Ее ручкой! — девушка светло улыбнулась и бережно убрала икону в сумку. — У нас в доме есть другой Образ, Казанской Богоматери, но меня постоянно преследует неприятное чувство: это подарок свекрови на крещение. Собственно, она и уговорила креститься… Как вы думаете, зачем? Вроде одно другому противоречит?

— Пути Господни неисповедимы! — ответила Любовь Васильевна. — В руках Господа даже зло может послужить добру. Очень хорошо, что вы крестились!

— Для свекрови? — не поняла Мила.

— Как ни парадоксально, и для нее тоже. Заговоры действенны лишь в отношении рабов Божиих. Для нападения темных сил крещение служит самой сильной приманкой, подобно пролитой крови для стаи голодных акул.

Женщина достала контейнер с иглами и металлическими пирамидками.

Мила со страхом следила за приготовлениями.

— Будет больно?

— Иглоукалывание немного неприятно, особенно в зоне ладони, у большого пальца. Придется потерпеть.

— А пирамидки?

— Я поставлю их тоже на руки, внутрь помещу лечебную траву. Медленно тлея, она будет точечно воздействовать на определенные центры.

— Понятно.

— По окончании сделаю специальный массаж ног, — предупредила целительница и постелила на стол чистую салфетку. — Думаю, через пару сеансов вы почувствуете значительное улучшение. Итак, положите руки ладонями вверх!

Тем же вечером Мила не удержалась и за ужином передала слова Любови Васильевны Андрею.

— Какой глупостью тебе забивают голову! — возмутился муж. — Неужели нельзя обратиться в нормальную клинику?! Вот что, моя дорогая, мне надоело выслушивать глупые домыслы шарлатанов, делающих подобные заключения! Скорее всего ты сама их провоцируешь, в силу своей личной неприязни к маме!

— Значит, виновата я?! — задохнулась от возмущения Мила.

— Да, ты, если хочешь знать! — раздраженно выкрикнул Андрей. — Поесть спокойно невозможно! — Он бросил вилку. — Мама желает нам только добра, постоянно с Василисой нянчится, но нет же! Нужно, чтобы я постоянно ссорился с ней, выяснял отношения, в угоду тебе!

— Что?!

— Да ты просто законченная эгоистка!

Не в силах дальше слышать несправедливые обвинения мужа, Мила выскочила из-за стола и поспешила в детскую. Обида душила ее. Она упала на кровать, лицом вниз, стараясь справиться со своим волнением.

Василиса отложила рисование и подсела к матери.

— Вы опять с папой поссорились?

— Совсем чуть-чуть, маленькая! Не обращай внимания!

— Знаешь, мам, я думаю, папа не прав!

От Лисиных слов на душе сделалось тепло. Мила благодарно улыбнулась:

— Скажи, почему изменилось твое мнение? Ты же всегда сама заступалась за бабушку!

— Ну, заступалась… Девочка не ответила на вопрос. — А что за картинку ты поставила на комод?

— Не картинку, а икону Божией Матери, — поправила дочку Мила и ласково привлекла к себе.

— Мамы Бога?!

— Да, Богородица будет тебя защищать.

— От кого?

— От всякого зла.

— Знаешь, мне нравится Божия Мама, — серьезно сказала Василиса. Подойдя к столу, она вытащила из стопки один из своих рисунков и молча протянула Миле. Среди языков пламени над темной пропастью стояли две фигуры: женская и детская.

— Лисонька, это что?!

— Я нарисовала свой сон. Хочешь, расскажу?

— Расскажи.

— Вчера мне приснилось, будто я нахожусь в Петергофе, в бабушкиной квартире, которая отчего-то начинает изменяться, расширяться. Вместо пола под ногами оказывается земля, хотя нет, не земля, а камень, гладкий, черный. Вокруг высятся острые горные вершины. Очень страшное место! Я изо всех сил сжимаю руку бабушки…

Сюжет кошмара показался Миле слишком реалистичным. Вряд ли детская фантазия дочери была на такое способна!

Между тем глаза Василисы потемнели, загорелись призрачным золотом. Голос девочки неузнаваемо изменился.

— Хочешь узнать мой мир?! — Слушай! Он весь пылает, захлебывается невыносимой болью. Словно дикий зверь, дрожит от яростного предвкушения крови! Раскаленный воздух сжигает легкие, не оставляя ни капли надежды. Камень, под ногами, разверзается огнедышащей бездной, а падение в пропасть представляется настоящим спасением…

— Хватит, хватит, замолчи!

Василиса очнулась и с испугом посмотрела на мать.

— Мамочка, я пыталась оттуда убежать, но бабушка не отпускала! «Не бойся, — повторяла она, — пойдем, я покажу тебе мой мир! Ты привыкнешь!» Я не хочу к нему привыкать! — Девочка всхлипнула и жалобно попросила: — Не отдавай меня, пожалуйста!

— Конечно, маленькая, никому не отдам!

— А Божия Мама тоже не отдаст?

— В Ее защите ты всегда можешь быть уверена!

— Знаешь, мам, я не хотела тебе говорить…

— Лисонька, что бы ни случилось, лучше расскажи! Даже если это что-то плохое. Не забывай, прежде всего мы друзья!

— В последний приезд бабушки я вытащила из своей подушки иглу.

— Иглу?! Какую иглу?!

— Длинную. Но ты не волнуйся, я вовремя заметила! Она оцарапала мне щеку, чуть-чуть.

Мила похолодела, представив, что могло произойти…

— Не переживай, мамочка, ведь все закончилось хорошо!

— Слава богу! Лисонька, а где сейчас эта игла?

— Выбросила вместе с мусором.

Вечером следующего дня Андрей вернулся домой с пышным букетом.

— Самый простой способ примирения! — Мила неприязненно взглянула на цветы. — Лучше бы вел себя по-человечески…

— Тебе! — муж протянул ей чайные розы.

— В честь чего?

— Разве нужен специальный повод, чтобы сделать подарок любимой женщине?

Мила отвернулась к кухонному шкафу и, достав вазу, налила в нее воду.

— Ну, прости, — прошептал Андрей, обвивая руками талию жены, — я наговорил много лишнего…

— Даже хорошо, что так произошло, лучше знать правду, какой бы горькой она ни была!

— Какую правду?! Глупость сказал! Прошу, не цепляйся к словам!

— Предположим. В таком случае обещай спокойно меня выслушать!

— Обещаю, — согласился муж.

Рассказ об игле поразил его.

— Мама действительно заигралась! Но я даже теперь не могу относиться к магии серьезно! В наше время! Полный бред! Заговоры, куклы! Ситуация, напоминающая дешевый американский фильм!

— Я так не считаю, — сухо ответила Мила.

— Хорошо, если хочешь, давай проведем эксперимент. Мне на работе порекомендовали одну весьма занятную старушку, генеральскую вдову. Она привыкла жить на широкую ногу и теперь, после смерти мужа, превратила свое хобби в источник заработка. Кое-кто утверждает: она способна творить настоящие чудеса. Заодно и ты проверишь, совпадут ли пророчества генеральши с предсказаниями остальных бабок.

— А ты проверишь, не является ли твоя мама…

— Хорошо, договорились, — перебил жену Андрей.

Генеральская вдова проживала в современном двенадцатиэтажном доме, на девятом этаже. Дверь посетителям открыла скромная молодая женщина. Она же проводила их в богато обставленную гостиную, сверкающую хрусталем. Хозяйка сидела у стола в кокетливом кружевном халате.

— Добрый день, — поздоровался Андрей.

— Здравствуйте! — радушно откликнулась генеральша. — Проходите, молодые люди! Не смущайтесь! К сожалению, я с трудом передвигаюсь, поэтому прошу, подойдите ко мне ближе! Вы, по-видимому, тот самый юноша, с которым мне довелось общаться по телефону? — Она внимательно осмотрела визитера и одобрительно крякнула: — Хорош!

Мила едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— А очаровательная юная фея ваша жена?

— Да, — широко улыбнулся Андрей.

— Счастливчик! — Пожилая дама с удовольствием остановила свой взгляд на девушке.

— Когда-то я была столь же юной и, поверьте, не менее очаровательной!

Несколько театрально скрестив руки на груди, она принялась нараспев декламировать:

— Мне тоже нравится Есенин, — отозвалась Мила.

Генеральша вздохнула и позвала домработницу:

— Верочка, пожалуйста, сварите кофе!

— Аделаида Генриховна, вам же вредно!

— Я сказала, сварите! — властным тоном, не терпящим возражений, приказала вдова. Недовольная тем, что ей перечат, она нахмурилась и принялась раздраженно постукивать кончиками пальцев с безупречным маникюром по полированной поверхности стола. — Позвольте мне самой решать, что вредно, что полезно!

— Простите, Аделаида Генриховна, сейчас сварю.

— Вот и славно! А то занимаемся ненужными препирательствами! Расскажите мне о ваших проблемах, — любезно обратилась генеральша к супругам.

— Да, собственно, хотелось бы разобраться, — замялся Андрей, — в характере многочисленных неприятностей, преследующих нас…

— Ясно! — энергично кивнула пожилая дама, тряхнув туго завитыми локонами. — Желаете, чтобы я назвала вам человека, создающего проблемы?

— А он есть? — Андрей выжидающе посмотрел на Аделаиду Генриховну.

— Без всякого сомнения!

— В таком случае вы совершенно точно сформулировали мысль.

— Хорошо, давайте приступим! — Генеральша пододвинула к себе стакан воды и, что-то неразборчиво бормоча, начала бросать в него зажженные спички. — Это женщина. Работает против вашей жены. Надо же! Давно не встречала столь сильной ненависти! Чем же вы ей так насолили? — обратилась она к Миле.

— Если бы я знала!

— Нельзя ли более определенно указать на личность? — смущенно попросил Андрей.

— Указать несложно, но для чего?  — Генеральша особо выделила конец фразы. — Через три недели обидчица охромеет и сама даст о себе знать. Бедняжка! Левая нога доставит ей множество неприятностей! — Женщина покачала головой, то ли сочувствуя, то ли насмехаясь над своей жертвой.

Недоверие, отразившееся на лицах молодых людей, позабавило Аделаиду Генриховну.

— Что-то еще?

— Нет. — Андрей задумался. Вспомнив о деньгах, он поспешно вытащил из портмоне несколько купюр. — Как договаривались.

— Благодарю. — Вдова, одним ловким движением, смахнула гонорар в шкатулку. — А теперь давайте пить кофе!

Уже на улице, когда они подходили к своему дому, Андрей нарушил молчание:

— Занятная старушка! Как она тебе?

— Занятная, — согласилась Мила. — Остается подождать три недели и посмотреть, что произойдет.

— Или не произойдет, — добавил муж. Он едва сдерживал победную улыбку.

— Ты ведь даже в мыслях обратного не допускаешь! Признайся!

— Не допускаю, — подтвердил Андрей.

— Поживем — увидим! — разочарованно отозвалась Мила.

1992 г. Старый Петергоф.

С потухшим взором, сгорбившись, она сидела перед зеркалом и вяло водила расческой по длинным спутанным волосам. Борьба с предназначением давалась нелегко! Теперь, владея тайными знаниями Вуду, она надеялась на полный успех. «Комариные укусы» невестки нисколько не заботили ведьму, ну, если только чуть-чуть. «Вот, мерзавка!» — подумала Смарагда и потерла больную ногу. Правда, на сей раз отличилась не Мила, а ее родной сын! Тот, кому она посвятила всю свою жизнь, нанес последний удар! Черная неблагодарность!

— Хороша! Нечего сказать! — голос, за спиной, обжег, подобно удару плетки.

Антонина постаралась ничем не выдать истинных чувств.

— Здравствуй, бабушка…

— Поздновато желать мне здравия! Не находишь? — хмыкнула Нина. — Кстати, а где твой муж?

— Гриша? Не знаю, куда-то вышел.

— Действительно, «вышел», еще три дня назад! Ты даже не заметила! Послушай, — Нина повысила голос, — в кого ты превратилась?! Настоящая старуха! — Она смерила внучку презрительным взглядом.

— Тебе ли говорить! — возмутилась Антонина. — Да, не отрицаю, сейчас я немного не в форме…

Женщина взглянула на свое отражение и обескураженно замолчала. Морщинистая кожа, цвета старого пергамента, глубоко посаженные глаза в черных кругах, вздернутый крючковатый нос с дырами открытых ноздрей… Когда-то он придавал ей шарм, но сейчас выглядел нелепым и уродливым.

— Кошмар!

— Наконец-то, очнулась! — проворчала Нина. — Занятия Вуду до добра не доводят! Ты вторглась в область, о которой имеешь весьма смутное представление! К тому же не стоит игнорировать мастеров магических услуг! Хотя они и не наносят ощутимого вреда, но тем не менее ослабляют защиту. Скажи, чего ты добиваешься от Андрея? Развода?

Антонина кивнула.

— Должна сразу разочаровать: одиноким твой сын долго не останется, а следующая невестка будет хуже предыдущей. Ты постоянно сражаешься за его любовь и совсем забыла о нашей главной задаче!

— Нет, бабушка, я помню. Между мной и Лисой сложились очень близкие, доверительные отношения. Думаю, мое влияние на нее намного сильнее влияния матери.

— Опасная самонадеянность! Не забывай, Василиса необычная девочка, и у нее необычная мать!

— Произошло нечто такое, о чем я не знаю?!

— Да. Случилось худшее: они обратились за настоящей помощью. Пока, правда, почти неосознанно, с чужой подсказки. Но Его участие в их судьбе может нам дорого стоить! Уже сейчас Василисе открыли во сне то, о чем ей совсем не нужно было знать!

— Скажи, что именно? — допытывалась Смарагда.

— Твою связь с темным миром. И учти, этот мир девочке не понравился!

— Плохо…

— Я бы сказала, очень плохо… Возможно, придется пойти на крайние меры.

— Какие? — Сердце Смарагды радостно забилось: неужели Нина сделается ее союзницей?

— Я устала повторять: вмешательство в естественный ход событий повлечет непредвиденные осложнения! Запомни, без меня ничего не предпринимать! Всему свое время. Поняла?

— Поняла, — неохотно согласилась ведьма.

1992 г. Москва.

— Мил, возьми наконец трубку! — раздался из комнаты недовольный голос мужа.

— Сам возьми, — отказалась Мила, занятая приготовлением соуса для мяса.

— Телефон рядом с тобой! — продолжал настаивать на своем Андрей.

— У меня руки испачканы.

— Не даст игру досмотреть! — Ворча, он неохотно оторвался от уютного кресла. — Алло! Здравствуй, мамочка. Рад тебя слышать. Ну, как вы там? Что?! А давно? Так плохо? Да, да… Ну, лечись… Конечно, я позвоню… Целую. — Андрей, в задумчивости, отошел от телефона.

Его молчание и смущенный вид заставили Милу спросить:

— Что-то произошло?

— Произошло… Андрей многозначительно взглянул на жену и с кривой улыбкой произнес: — У мамы отнялась левая нога. Она не в состоянии выйти из дома, даже за хлебом…

— Ну, надеюсь, ты не станешь меня в этом обвинять? Не я нашла Аделаиду Генриховну!

— Я и не собираюсь никого обвинять. Просто не могу поверить! — После десятиминутного молчания он неожиданно предложил: — А давай в воскресенье сходим в церковь…

— Ты же никогда туда не ходил?

— Когда-нибудь нужно начинать…

— Нужно…

Мила тоскливо вздохнула при воспоминании о собственных редких и робких попытках, во время которых ее не покидало мучительное ощущение чужеродности. Длинные, непонятные службы тяготили, а когда храм наполнялся гулом голосов, торжественно и сосредоточенно произносящих «Символ Веры», желание выйти из него делалось непереносимым. Еще ни разу она не исповедовалась и не причащалась, хотя со времени крещения прошло три года. Самая мысль о том, что предстоит открыться незнакомому батюшке, казалась дикой и невероятной. С тайной завистью наблюдала Мила за людьми, подходившими к Чаше, особенно остро ощущая, в тот момент, безрадостную пустоту глухого сердца.

В храм они выбрались лишь во второй половине воскресного дня. Пасмурное, низкое небо нависло над сонным городом. Ноги вязли в мокрой каше весенней оттепели.

— Отвратительная погода! — Запыхавшись, Мила расстроенно взглянула на свои промокшие сапоги.

— Да, — согласился с женой Андрей и мечтательно добавил: — Сейчас сидели бы спокойно дома, телевизор смотрели…

— Ну нет! Давай доведем дело до конца! — Она нахмурилась от сознания, что спорит сейчас с самой собой.

— Конечно, смотри, наш автобус!

У церковных ворот, на верхушках высоких старых тополей, ссорились вороны. Их режущий ухо гвалт разносился по округе.

— Мерзкие голоса! Впрочем, сами птицы не лучше! — заметил Андрей и, подхватив Милу под руку, шагнул на нечищеную мостовую. Красные «Жигули», попавшие в скользкую колею спрессовавшегося снега, резко развернулись и окатили их, с ног до головы, жирной, угольно-черной грязью.

— Ах ты, — задохнулся от возмущения Андрей. Водитель, испугавшись его сжатых кулаков, сорвался с места.

— У тебя вся куртка испачкана. — Мила окинула мужа обескураженным взглядом. — Да что же это?! — Вопрос так и остался без ответа. — Сейчас…

Она раскрыла свою сумочку и, после долгих поисков, вытащила нарядный вышитый платок.

Андрей, стирая грязь с Милиного носа, расстроенно предложил:

— Домой?

— Нет, — отрезала Мила, — если решили пойти в храм, значит, так и сделаем!

Вечерняя служба еще не началась. Несколько старушек сидели на лавочке, от нечего делать наблюдая за редкими посетителями. Под прицелом недобрых взглядов Мила потянулась к подсвечнику. Боковым зрением она заметила метнувшуюся к ней пожилую женщину, ткнувшую зажженной свечой в рукав ее шубы. В ту же секунду мех ярко вспыхнул. Мила сбила огонь и, заставив себя промолчать, отошла к алтарю. Затуманенный обидой взгляд скользил по иконам. «Зачем? Зачем она это сделала?!» — с горьким недоумением вопрошала девушка саму себя. Злой, бессмысленный поступок старухи окончательно испортил ей настроение.

— Вам не нужна моя помощь?

Мила, готовая вот-вот расплакаться, услышав рядом мягкий, участливый голос, удивленно обернулась и, встретившись взглядом со священником, покраснела от смущения.

— Вы выглядите такой расстроенной! Я не мог не подойти, — улыбнулся мужчина.

— Спасибо…

— Скажите, как вас зовут?

От теплоты его тона Мила очнулась.

— Людмила.

— Очень хорошее имя, — похвалил батюшка, — людям милая.

— Странно, никогда раньше не приходило в голову!

— К сожалению, мы часто не замечаем очевидных фактов. Вон тот молодой человек, — он указал взглядом на Андрея, нерешительно переминающегося с ноги на ногу, — не с вами случайно?

— Да.

— Зовите, — радушно предложил отец Алексий.

— Андрей! — окликнула его Мила. Приблизившись, муж скованно поздоровался со священником.

— И вы, здравствуйте, Андрей!

Отец Алексий не произнес ничего особенного, но в его интонации, в особом ударении на слово «здравствуйте» заключался давно утерянный, глубинный смысл пожелания друг другу здравия душевного и телесного.

— Скажите, — порывисто обратилась к батюшке Мила, — я могу исповедаться у вас?

— Конечно! А ваш…

— Супруг, — подсказала она.

— Тоже хочет исповедаться?

— Возможно, — неопределенно проронил растерявшийся Андрей.

— Так хотите или нет? Для Таинства Исповеди необходима именно ваша воля, и ничья другая!

— Знаете, наверное, я еще не совсем готов…

— Вы ведь крещеный?

Андрей кивнул.

— Тогда объясните почему вы не готовы?

— Батюшка, разрешите ответить! — От волнения Мила густо покраснела. — Очень боюсь исповеди! Не представляю, как мне удастся пересилить себя…

Отец Алексий ободряюще улыбнулся:

— Через подобные переживания проходит каждый человек! Если раскаяние будет чистосердечным, прежние страхи исчезнут, Господь одарит вас необыкновенной душевной легкостью! Но, поверьте, ничто не сравнимо с внутренней радостью Святого Причастия!

Искреннее воодушевление священника невольно передалось Миле.

— А в отношении грехов не найдется ни одного, которого бы не простил Господь. Достаточно вспомнить Евангелие. Первым, после Иисуса Христа, в Царствие Небесное вошел не праведник, а грешник из грешников, разбойник, с руками, по локоть, в крови! Как вы думаете, почему Господь дал ему обещание: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю»?

Священник не торопил с ответом.

Наконец Мила нерешительно предположила:

— Он раскаялся…

— Конечно! — поддержал ее отец Алексий. — Искренне раскаялся, будучи распятым на кресте! Претерпевая невыносимые муки, разбойник, тем не менее, посчитал их достойным наказанием за совершенные преступления!

Молодые люди переглянулись.

— Так просто? — недоумевая, произнес Андрей. — Всю жизнь грабил и убивал, а потом раскаялся и сразу попал в рай?!

— Думаете, просто? Попробуйте спросить самого себя: какого наказания заслуживаю я?

— Но мы говорим сейчас не об обычных людях, а о разбойнике! Убийство — исключительный грех! На него способны единицы!

— Вы считаете? Тогда что вы скажете об абортах?

— Не знаю, — помрачнел Андрей.

— Со смертными грехами дело обстоит яснее, их невозможно не увидеть, но вот что делать с остальными, незаметными, «бесчисленными, как песок морской»? Прошу вас, молодые люди, никогда не пытайтесь оправдать собственную греховность, руководствуясь человеческой «справедливостью»! Только тогда ваше раскаяние не утратит искренности. Это война, которую вы будете вести, с самими собой, всю жизнь…

Теперь, позвольте, вернусь к вашей просьбе. — Священник обратился к Миле: — Подождите минуту, я сейчас. — Он вынес ей небольшую книжку. — Прочтите внимательно, здесь все написано о подготовке к Исповеди и Причастию. Извините, нет возможности дольше говорить, опаздываю на встречу! Но я не прощаюсь! В следующее воскресенье приходите на Литургию!

— Обязательно! — Мила благодарно посмотрела на отца Алексия. — Спасибо за все!

— Божие Благословление на вас, — перекрестил их священник и быстрым, легким шагом направился к выходу.

— Ты что-нибудь понимаешь? — обескуражено спросил Андрей. — Сначала машина, потом ненормальная бабка, а в довершение священник… Странно!

— Я понимаю, — задумчиво ответила Мила, — нас не пускали в храм, к Богу.

В автобусе они почти не разговаривали. Вечерело. Мила всматривалась в мелькающие городские огни и улыбалась. Сегодня она получила самое главное, чего ей так не хватало, — надежду.

Дома, у самых дверей, их атаковал любвеобильный Оппи. Андрей выставил вперед руку и пробурчал:

— Ну, хватит, хватит…

— Иди на место! — строго прикрикнула на терьера Мила.

Пес одарил хозяйку преданным, любящим взглядом. Не встретив взаимности, он, всем своим видом выражая печаль, расстроенно поплелся к меховому кругу.

— Нельзя же быть таким надоедливым! — вслед ему добавила девушка. В ее интонации послышались извиняющиеся нотки. Оппи замер на полдороги и, нерешительно завиляв коротким хвостом, обернулся.

— Ну, иди, иди ко мне, поглажу! — сдалась Мила.

Собачье счастье заставило терьера, от избытка чувств, осесть на задние лапы. Он подобострастно подполз к хозяйке и, тоненько поскуливая, заглянул ей в глаза.

— Хороший, хороший мальчик!

От Милиной похвалы пес восторженно повалился навзничь и начал тереться спиной о ковер.

— Оппи, ты мужик или кто?! Совсем избаловали кобеля! — возмутился Андрей.

Из своей комнаты вышла Василиса.

— Мам-пап, удачно съездили?

— В общем, да, — ответила Мила.

— Сначала нас окатили грязью, потом чуть не сожгли маме шубу, — добавил Андрей.

Дочка, округлив глаза, перевела взгляд на мать:

— Папа шутит?

— Нет, не шутит. Но он не сказал главного: мы встретили в храме очень хорошего батюшку. — Мила ласково улыбнулась. — Пойдем на кухню, маленькая, я приготовлю ужин, а ты рядышком посидишь.

— Мам, сейчас будут мультики показывать, «Утиные истории».

— Хочешь посмотреть?

Василиса кивнула.

Мила прижала ее к себе и поцеловала.

— Иди, я сама управлюсь.

— Тебе не будет скучно?

— Конечно, нет! Смотри, какой кавалер рядом!

— Это Оппи кавалер? — рассмеялась девочка и дернула пса за шелковистые уши.

— Не надо, Лисонька, они же у него больные!

— Правда, мам, забыла! Прости меня, Юша! — Василиса ласково погладила терьера по голове.

— Иди, смотри свои мультики, а то опоздаешь.

Через пару часов квартира наполнилась ароматом свежеприготовленного жаркого. Мила, нарезая хлеб, ощутила за спиной чье-то присутствие.

— Сейчас будем ужинать, — пообещала она и обернулась, ожидая увидеть мужа или дочь. — Никого. Странно… Ей сделалось не по себе.

— Ты звала? — крикнул из гостиной Андрей.

— Нет.

Оппи глухо, угрожающе зарычал, осклабился.

— Успокойся, мой хороший! Эта тень тебя тоже напугала?

Неожиданно нож в ее руке изменил направление и рассек ладонь. Глубокая борозда заполнилась кровью. Несколько секунд Мила, словно зачарованная, наблюдала, как ярко-красный ручеек стекал по пальцам.

Терьер жалобно заскулил.

— Что тут у вас случилось? — встревожился Андрей. Увидев рану, он досадливо поморщился. — Как же ты так неосторожно! Сейчас найду перекись! Лиса, вместо того, чтобы смотреть на маму, достань лучше из аптечки бинт! И побыстрее, пожалуйста!

— Мамочка, тебе очень больно? — чуть не плача, спросила растерявшаяся девочка.

— Конечно, больно, — ответил Андрей.

Василиса протянула ему бинт и осторожно погладила мать по плечу.

— Ничего, маленькая, — через силу улыбнулась Мила. — Боже! — у нее перехватило дыхание от полившейся на свежий разрез перекиси.

— Потерпи немного, скоро станет легче! — Андрей приложил к ране марлевый тампон и начал осторожно забинтовывать руку. — Ну, вот и все. — Он удовлетворенно посмотрел на аккуратную повязку и обнял расстроенную жену. — Как ты?

Василиса прильнула к матери с другой стороны.

— Спасибо, мои родные, — растроганно поблагодарила их Мила, — что бы я без вас делала?

— Сегодня ты будешь отдыхать, а мы с Лисой накроем на стол и вымоем посуду!

— Да, мама! Пока ты не выздоровеешь, я ничего тебе делать не дам! — Девочка быстро пододвинула стул к посудному шкафу.

— Давай помогу! — предложил ей отец.

— Не нужно! — отказалась Лиса и принялась сосредоточенно доставать тарелки из сушилки…

Уже ночью, слушая, как ворочается и вздыхает муж, Мила сказала:

— В это трудно поверить, но порезалась я не сама!

— Что ты хочешь сказать? — отозвался Андрей.

— Кто-то провел ножом по моей руке!

— Я понимаю, Милочка, был тяжелый день, ты устала…

— Да нет же, Андрей! — с досадой воскликнула Мила. — За моей спиной кто-то стоял!

— Только привидений нам не хватало!

— Не нужно иронизировать!

— А как еще с тобой разговаривать?

— Ладно, спокойной ночи, — Мила обиженно отвернулась от мужа.

— Спокойной ночи, утро вечера мудренее, — ответил Андрей.

Ей казалось, ночь длилась вечно. И бесконечно длилась мука, сжигая сердце, обрывая натянутые струнами нервы. Она хотела лишь одного: растоптать свою прежнюю жизнь, превратить ее в прах под ногами. Захлебываясь слезами от невыносимого раскаяния, она без конца повторяла:

— Господи, прости меня! Прости меня, Господи!

— Милочка, Милочка, проснись! — настойчивый голос мужа сумел достучаться до Милиного сознания.

Продолжая всхлипывать, она открыла глаза.

— Как стыдно! Как стыдно мне перед Ним! — потрясенно проговорила Мила, лицо исказилось от мучительной боли, голос задрожал. — На голову возложили терновый венец… У терна острые длинные шипы… Знаешь, какие страдания они причиняют?!

По спине Андрея пробежал холодок.

— Милочка, что ты такое говоришь? — Он схватил жену за плечи и сильно встряхнул.

— Андрей, прекрати, я не сплю!

— Извини, показалось.

— Который час?

Андрей зажег свет и посмотрел на будильник:

— Почти шесть.

— Пойду умоюсь, все равно больше не засну. — Мила села на кровати и обхватила голову руками.

— Болит? — сочувственно поинтересовался Андрей.

— Не знаю, просто не по себе…

— Нисколько не удивляюсь! Ты даже меня сумела напугать!

В среду Андрей объявил о скором приезде матери.

— Неужели так сложно было предупредить заранее! Ты же знаешь, в воскресенье я собираюсь в храм!

Упрек жены не произвел на него никакого впечатления.

— Подумаешь! Перенеси свое мероприятие на неделю!

— Во-первых, Причастие не мероприятие! — сердито одернула мужа Мила. — А во-вторых, почему я должна постоянно подлаживаться к Антонине Павловне?!

— Ну что ты разошлась? В конце концов, если для тебя посещение церкви, именно в воскресенье, столь важно, ничего страшного, мы с мамой подождем!

Невинный тон Андрея взорвал Милу. Она задохнулась от возмущения:

— Интересно узнать, как ты себе это представляешь?! И пожалуйста, не делай вид, будто не понимаешь! Мне нужно будет соблюдать пост, готовиться к исповеди, а тут вы…

— Нашла новое занятие! — недовольно проворчал муж. — Мое дело предложить! — Он пожал плечами и обиженно отвернулся.

На следующий день, утром, не успела Мила открыть входную дверь, навстречу ей шагнул котенок, серо-голубой, с лазуритовыми глазами.

— Какой красивый! — восхищенно охнула Василиса и, подбежав к подкидышу, радостно прижала его к груди.

— Сейчас же отпусти!

Категоричный тон матери стер улыбку с детского лица.

Мила обеспокоенно взглянула на дочь:

— Сколько раз тебе нужно повторять, чтобы ты не хватала чужих кошек!

— Мам, не бойся, он не больной! — Василиса с сожалением возвратила котенка на пол. — Он сам к нам пришел!

— Не сам пришел, а подбросили, — уточнила Мила.

Котенок тоненько, жалобно мяукнул.

— Мам, он, наверное, кушать хочет!

— Лиса, мне кажется, мы сегодня обе опоздаем в школу!

— Ну, мам, пожалуйста! — Василиса умоляюще сложила руки.

— Ладно, что с вами делать!

Мила вернулась в квартиру и, закрыв Оппи в комнате, быстро достала из холодильника молоко и отварную курицу.

— Вот, малыш, иди, — позвала она.

Котенок не заставил себя ждать. Он смело направился к предложенному угощению и тут же приник к блюдечку с молоком.

— Голодный, — с жалостью заметила Василиса.

— А теперь попробуй курицу, — предложила ему Мила.

Подкидыш начал торопливо, жадно заглатывать кусочки мяса.

— Не нужно спешить, никто не отнимает у тебя! — увещевала его девочка.

Наконец котенок наелся.

— Ну, все, пора на выход! — Мила взяла малыша за шкирку и понесла к двери.

— Мам, давай оставим котенка у себя! Пожалуйста! — Василиса забежала вперед, пытаясь заглянуть в Милины глаза.

— Ты забыла, у нас собака!

— Они подружатся! — не сдавалась дочка.

— Вспомни об отце, он терпеть не может кошек!

— Я уговорю его!

— Не знаю, ты совсем заморочила мне голову! Если он никуда, до вечера, не исчезнет, обещаю подумать.

— Хорошо, — неохотно согласилась Василиса.

Весь день девочку не оставляла мысль о котенке. Едва дождавшись окончания уроков, она, с бьющимся сердцем, побежала в учительскую.

— Мам, пошли, скорей!

Видя нетерпение дочери, Мила улыбнулась.

— Подожди, дай мне проверить тетради.

— Это долго! — разочарованно воскликнула Василиса.

— Уверяю тебя, от получаса ничего не изменится.

— Ты специально не хочешь идти домой! — Разочарование на лице дочери сменилось отчаянием.

— Лиса, как ты могла такое подумать?! — Мила отложила тетрадь. — Если дело дошло до упреков, пошли, — скомандовала она, поднимаясь из-за стола.

У квартиры их встретил утренний подкидыш. Василиса бросилась к котенку и, подхватив его на руки, крепко прижала к себе.

— Вот видишь, он все-таки дождался! — задыхаясь от восторга, проговорила девочка. Ее сияющие глаза обратились к матери: — Теперь ты разрешишь взять малыша?

Котенок вновь жалобно мяукнул.

— Смотри, он тоже просит! — Голос Василисы дрогнул от волнения. — Мамочка, ну пожалуйста! — Девочка с надеждой посмотрела на мать.

— Хорошо, — сдалась Мила, — неси страдальца домой! — И с усмешкой добавила: — Представляю, как сильно «обрадуется» отец, особенно накануне приезда Антонины Павловны!

— Я обещала, значит, сама поговорю с ним! — серьезно, по-взрослому, ответила Василиса.

— Посмотрим. — Мила открыла входную дверь и забрала у дочки котенка. — Сейчас проверим, нет ли у него блох. Она посадила подкидыша на колени и начала перебирать пальцами шерсть.

— Есть? — Василиса внимательно следила за материнскими руками.

— К сожалению. Ты оставайся с ним, а я поеду в зоомагазин за специальным шампунем и лотком для туалета.

— Прости меня, мамочка!

— За что?

— За лишние хлопоты, которые мы тебе доставляем.

Мила в ответ только улыбнулась.

Вечером им вдвоем удалось убедить Андрея оставить котенка. Как ни странно, но в этом помог Оппи. Пес долго не решался приблизиться к подкидышу, наблюдая за ним издали. Стоило терьеру сократить дистанцию, котенок сразу же принимался шипеть и выгибать спину. В ответ Оппи смешно перебирал передними лапами на месте, обозначая возможное нападение, чем каждый раз смешил Милу и Василису.

— Ты же взрослый мальчик, должен подавать пример, а вместо этого ведешь себя как щенок, — тоном воспитательницы говорила девочка и тут же начинала весело хохотать. Во время выведения блох пес не сводил глаз с завернутого в полотенце несчастного котенка, терпеливо ожидавшего конца неприятной процедуры. Затем Мила долго промывала подкидыша под душем и ласково приговаривала:

— Хороший, хороший котик, смирный, терпеливый… Неожиданно она весело воскликнула: — Вот тебе и котик! Ты не котик, а кошечка!

— Девочка? — На лице Василисы расцвела счастливая улыбка.

Когда родители увлеченно смотрели детектив, дочка тихонько пробралась в гостиную и позвала их за собой.

— Лиса, давай позже! — недовольно отмахнулся Андрей.

— Пап, говори тише, — зашептала девочка, — а то испугаешь. Прошу, выйдите на минутку в коридор, там такое…

Мила поднялась первой.

— Пошли, показывай, что у тебя случилось.

Спустя минуту из коридора послышался приглушенный возглас:

— Андрей, иди сюда!

— Вы же замучаете, — пожаловался муж, неохотно отрываясь от фильма.

— Посмотри, настоящая идиллия!

Рядом с Оппи, в меховом собачьем круге, блаженно развалилась кошечка. Терьер тщательно вылизывал мокрую шерсть подопечной, то и дело поддевая ее большим кожаным носом.

— Не ожидал! — усмехнулся Андрей. — Даже место свое уступил! Быстро они подружились!

— А еще говорят «как кошка с собакой»! — Мила обняла дочь. — Ты придумала ей имя?

Василиса кивнула.

— Лесная, Лесовик, Леся.

— Мне нравится Леся. Интересно, почему у тебя все имена связаны с лесом?

— Из-за серой шкурки. Помнишь: «Трусишка, зайка серенький, под елочкой скакал»…

— «Порою волк, сердитый волк рысцою пробегал».

— Мам, и волк тоже серый!

— Действительно, Лесная! Кстати, ты уроки сделала?

— Да.

— Кажется, на завтра вам задали выучить стихотворение?

Лиса, опустив глаза, кивнула.

— Ох, лиса, настоящая лиса! — рассмеялась Мила. — Пойдем, расскажешь.

— Мам, может, не надо? — попробовала робко возразить девочка.

— Надо, надо, — шутливо пропела Мила, увлекая дочку за собой.

В субботу утром Андрей поехал на вокзал встречать мать. Едва войдя в квартиру, Антонина Павловна остановилась у порога словно вкопанная. На лице свекрови отразилось брезгливое отвращение.

— Совсем забыл тебя предупредить, — растерялся Андрей, — Лиса очень хотела завести…

— Мало ли чего она хотела! А вы не подумали о том, что ваш ребенок аллергик?! — Увидев вышедшую из комнаты невестку, Антонина Павловна требовательно воскликнула: — Немедленно уберите животное из дома!

На громкий вопль выбежала Василиса. Она испуганно посмотрела на рассерженную бабушку, вперившуюся тяжелым взглядом в маму.

— Нет! — решительно отказалась Мила.

— Что значит «нет»?! — опешила свекровь, не предполагавшая серьезного сопротивления от невестки.

— Кошка останется у нас.

Твердый тон Милы застал Антонину Павловну врасплох.

— Как знаешь. — Она с трудом растянула губы в деланой улыбке. — Только не забывай, кошачья шерсть является сильнейшим аллергеном! Лисонька! — медоточивым голосом позвала женщина, раскрывая внучке свои объятия. — Иди к бабушке, маленькая! Я так соскучилась! А ты?

Девочка, словно во сне, шагнула к ней навстречу. Леся, громко зашипев, выгнула спину. Василиса очнулась и удивленно взглянула на воинственно настроенную кошку.

— Надо же, дрожит!

— Сейчас же отойди! — приказала Антонина Павловна. — Возможно, животное бешеное!

— Бабушка, да что ты такое говоришь?! Никакая Леся не бешеная! Вот, смотри, малышка уже заурчала!

Позже Мила стала свидетелем странной сцены. Свекровь намеревалась пройти на кухню, но кошка намеренно преграждала ей путь. Не давая сделать ни шага вперед, Леся громко, угрожающе шипела. Увидев в коридоре невестку, Антонина Павловна попыталась все обратить в шутку.

— Не пускает, — с ядовитой улыбкой констатировала она, — настоящая пантера!

— Какая же Леся пантера! — Мила взяла присмиревшую кошку на руки.

— Кстати, я хотела поговорить с тобой и Андреем насчет летних каникул.

По лицу Милы пробежала тень.

— Ответь мне, зачем бесконечно таскать девочку туда-сюда? Не проще было бы оставить ее у нас насовсем? Я уже договорилась, со школой проблем не будет. А вы молодые, еще ребеночка родите…

Мила остолбенела от подобного предложения.

— Андрей, подойди к нам, пожалуйста!

— Можно позже, после игры? — прокричал из комнаты муж.

— Нет уж, подойди сейчас!

— Что еще случилось? — ожидая объяснения, он переводил недовольный взгляд с жены на мать.

— Я хочу предоставить вам возможность заняться карьерой, пожить для себя, — расплывчато начала Антонина Павловна.

— Каким образом? — удивился Андрей, не понимая, к чему клонит мать. Продолжение разговора вызвало еще большее недоумение. Нелепые материнские доводы, по которым следовало оставить Василису в Петергофе, привели в замешательство. Боязнь обидеть ее отказом и всегдашняя привычка ни в чем не противоречить боролись со здравым рассудком. Он сознавал: если уступит сейчас, Мила никогда ему этого не простит.

— Мам, послушай, независимо от того, появятся у нас другие дети или нет, Василиса наша дочь и поэтому будет жить здесь. Ты достаточно времени проводишь с ней летом!

Лицо Милы осветилось радостью.

— Конечно, если вы не доверяете моему воспитанию… Хотя я тоже по образованию педагог, как и твоя жена!

— Мам, при чем здесь образование!

— Не трудись объяснять, я и так все поняла, — обиженно ответила Антонина Павловна и опустила глаза, чтобы не выдать своих истинных чувств.

В воскресенье она, с самого утра, пребывала в сквернейшем настроении. Дождавшись завтрака, свекровь демонстративно выставила руку со следами когтей, на всеобщее обозрение.

— Вот, — трагическим голосом обратилась она к сыну, — посмотри только, кого вы завели! Не кошка, а бешеный зверь! Не удивлюсь, если в следующий раз ваша дикарка нападет на ребенка!

— Мам, я ничего не понимаю! Какой бешеный зверь?! — Андрей указал на спокойно свернувшуюся клубочком Лесю. — Совершенно безвредный котенок!

— Безвредный?! — возмутилась Антонина Павловна. — А рану, по-твоему, я сама себе нанесла?!

— Ума не приложу, что происходит! Лиса, ты ничего не заметила ночью?

Девочка подняла глаза на отца и отрицательно мотнула головой.

— Мам, вспомни, может, ты случайно задела кошку?

— Тебе не стыдно?!

— Прости, не обижайся, — смутился Андрей и, в сердцах, воскликнул: — Чертовщина какая-то!

Из-за случившейся неприятности день тянулся невыносимо медленно. Уже под вечер, несмотря на общие протесты, свекровь принялась за уборку квартиры. Мила ходила за ней по пятам, пытаясь вырвать половую тряпку, но Антонина Павловна оставалась непреклонной. То и дело она деловито обращалась к невестке:

— Переступи, я сейчас здесь помою! — Ее усердие принесло плоды. Сын, видя старания матери, мучился угрызениями совести, а свекровь, вынуждая Милу себя благодарить, заботливо приговаривала: «Тебе же, меньше работы. Завтра вернешься из школы, а в доме порядок и чистота».

Вечером Антонина Павловна, сухо попрощавшись с невесткой и нарочито ласково с внучкой, отбыла на вокзал в сопровождении сына.

— Слава Богу! — воскликнула Мила, едва за нею закрылась дверь. — Как я устала от лицемерия и коварства! — пожаловалась она дочке. — Совсем не умею с ними бороться! Лисонька, давай попьем чаю!

— Я сейчас! — дочка с готовностью побежала на кухню ставить чайник.

— Все повторяется…

— Что повторяется, мам?

— Кажется, совсем недавно мы с мамой также садились чаевничать, собираясь поговорить по душам.

Василиса расставила чашки и молча уселась напротив.

— Скажи, о чем задумалась? — поинтересовалась Мила.

— Ни о чем!

— Лиса, посмотри на меня!

— Ну, мам… — Василиса, на мгновение, подняла глаза от стола и тут же отвела их в сторону.

— Если не хочешь говорить…

— Мам, может, мне только показалось, а ты будешь переживать!

— Давай я сама решу, буду переживать или не буду.

— Хорошо, — нерешительно согласилась дочь, — в общем, прошлой ночью я не спала.

— Ты что-то видела?

— Да. Бабушка подходила к моей кровати. Она звала меня, но я притворилась, будто сплю.

— Зачем?

— Сама не знаю! А потом бабушка начала говорить на непонятном языке. Вдруг я услышала оханье и, почти одновременно, Лесин вопль. Никогда не думала, что кошки умеют так страшно кричать!

— Интересно, почему мы не проснулись? Получается, Леся действительно, оцарапала Антонину Павловну! Кстати, я давно не видела твою любимицу. Не знаешь, где она спряталась?

— У меня под одеялом. Мам, обещай, что не выгонишь Лесю!

— С какой стати я должна выгонять? Или ты не все мне рассказала?

— Мам, она точно не больная! Просто сильно испугалась!

— Пойдем, посмотрю. Неужели свекровь оказалась права?

Встревоженный вид матери привел Василису в отчаяние. Повиснув на Милиной руке, девочка, со слезами на глазах, стала умолять:

— Мамочка, пожалуйста, не выгоняй!

— Успокойся, маленькая, я обещаю, Леся останется у нас. Но если кошка заболела, ее необходимо отвезти к ветеринару! Ты это понимаешь?

Василиса вытерла слезы и грустно кивнула.

— Пойдем, доченька, чем раньше мы окажемся у врача, тем лучше!

У себя в комнате девочка осторожно приоткрыла край одеяла, под которым, безвольно распластавшись, лежала дрожащая Леся.

— Бедняжка! — Мила заглянула в несчастные кошачьи глаза и озабоченно потрогала нос. — Горячий! Нужно ехать в клинику.

— Мамочка, ты ведь возьмешь меня с собой?

— Конечно, моя хорошая, одевайся, только побыстрее!

Ветеринарный врач, молодой, серьезный мужчина, осмотрел Лесю.

— Скажите, чем вы напугали свою красавицу? У малышки сильнейший стресс!

— Это опасно? — Мила обняла расстроенную дочь, готовую вот-вот разрыдаться.

— Понимаете, кошки существа ранимые, со слабой нервной системой. Поэтому лучшим лекарством для вашей подопечной будут забота и покой.

— Значит, она выздоровеет? — обрадовалась Василиса.

— Несомненно! — ветеринар улыбнулся девочке.

Тем же вечером, уложив дочку спать, Мила поделилась с мужем последними новостями. Андрей, с недоверием, выслушал рассказ о событиях минувшей ночи и сделал из него свой вывод:

— Мама, как всегда, оказалась права. Нельзя брать с улицы случайных животных!

— Ах, так! — У Милы, от полной неожиданности и возмущения, кровь бросилась в голову. — Значит, тебе абсолютно безразлично, чем занимается твоя мать?!

— А чем она занимается? — невинно поинтересовался Андрей.

— Ты что, издеваешься?!

— Говори тише, Лису разбудишь! Я считаю, весьма неразумно делать выводы на основании слов ребенка! Ты не допускаешь, что Василиса ослышалась, нафантазировала неизвестно чего? Кстати, ты сама дочь настраивала!

— Мне ясно, можешь дальше не продолжать!

Мила неприязненно отстранилась от мужа. Твердо решив молчать, она схватила в руки первую попавшуюся книгу и попыталась отвлечься чтением, но, через некоторое время, не выдержала и добавила:

— Оказывается, Антонина Павловна способна довести до стресса не только людей, но и животных.

Последние слова жены взорвали Андрея. Буравя Милу тяжелым взглядом, он процедил:

— Когда ты перестанешь цепляться к матери?! Лучше бы поблагодарила свою свекровь, а не набрасывалась на нее с надуманными обвинениями! Бедная мама! Никак не угодит невестке! И вообще, тебе никогда не приходило в голову, что своими постоянными нападками ты разрушаешь наш брак?!

— Значит, вот от чего он зависит! Теперь буду знать! — горько усмехнулась Мила.

Утром, раздраженно наблюдая за сборами жены, Андрей, больше из чувства долга, попробовал ее отговорить:

— Не глупи! Ты считаешь бегство выходом?

— Мне нужно успокоиться и подумать. Поживем пока с Василисой у моей мамы.

— Ребенка не жалко дергать?

— Жалко видеть, как она страдает, слушая постоянные ссоры родителей.

— Что ж, уговаривать не стану!

— Андрей! Мы давно перестали понимать друг друга! Неужели ты не замечаешь?

— Замечаю.

Ощущение краха заставило, внутренне, сжаться. Шагая в пустоту, она задала главный вопрос:

— В таком случае не лучше ли нам развестись?

Слова жены Андрея не испугали, а, напротив, принесли облегчение.

— Наверное, ты права, — удивляясь самому себе, согласился он и тут же почувствовал укол самолюбия: Мила первой решилась подвести черту под их отношениями! Взгляд сделался холодным и колючим. Желая причинить особую боль, Андрей выразительно произнес: — Хоть мама порадуется!

От последней фразы, как от удара кнута, Мила пошатнулась и потрясенно посмотрела на мужа, словно видела его в первый раз:

— А ты, оказывается, предатель! Настоящий предатель… — Схватив за руку дочь, она выбежала вон из дома.

Антонина Павловна дозвонилась до сына спустя четыре дня, поздним вечером.

— Андрюшенька, наконец-то! Здравствуй, мой родной! Скажи, почему у вас никто не подходит к телефону? Ничего не случилось?

— Ничего особенного, мам! — В трубке послышался глупый смешок.

— Ты пьян? — догадалась Антонина Павловна.

— А что, нельзя?! — с вызовом спросил Андрей. — Мам, я уже взрослый мальчик, если ты не забыла, и имею право выпить, когда захочу!

— Объясни, куда делись Мила и моя внучка?

— Разве ты еще не в курсе? Жена бросила меня и требует развода. Она живет у своей дорогой мамочки, вместе с Василисой. Представляешь, даже животных из дома увезла!

— Сынок, держи себя в руках! Я завтра приеду!

— Может, не надо…

— Это не обсуждается! Кстати, как твоя язва, болит?

— Болит, — пожаловался Андрей.

— Мне лекарство новое достали, очень эффективное. Обязательно привезу! И прошу тебя, сынок, постарайся больше не пить!

— Мам, позволь мне самому решать мои проблемы!

— Конечно, милый, только водкой ты их не решишь! Спокойной ночи, Андрюшенька, до встречи…

— Пока.

Вечером следующего дня Андрей, в дурном настроении, поехал встречать мать. Он догадывался о ее намерениях и заранее злился на всегдашнюю материнскую манеру «давить». К тому же близилось время Милиного дня рождения. Андрей тешил себя надеждой помириться с женой при помощи дорогого подарка и шикарного букета, но, в присутствии матери, его план становился невозможным. Заметив в толпе прибывших пассажиров знакомую высокую прическу, он нахмурился, но тут же взял себя в руки.

— С приездом, мам!

— Здравствуй, родной! — Антонина Павловна обняла сына. — Вижу, мое появление тебя не обрадовало!

Андрей вымученно улыбнулся:

— С чего ты взяла?

— Сынок, материнское сердце не обманешь! Но я все равно очень рада нашей встрече! Моя невестка, видимо, совсем заелась, если перестала замечать такого красавца!

— Мам…

— Не нужно защищать свою жену! Женщина должна уметь терпеть! Да мало ли кто кого обидел?! Подумаешь! Разве из-за этого уходят из дома?! А тем более угрожают разводом! Полная чушь! Впрочем, я всегда считала Милу взбалмошной девицей с тяжелым характером.

— Мам, я люблю ее…

— Значит, она предлагает развод, а ты, несмотря ни на что, продолжаешь любить! Да открой же наконец глаза! Таких, как Мила, у тебя будет еще сто! Только помани пальцем, и любая…

— Пойми, мне не нужна другая! — перебил мать Андрей.

— Удивляюсь, сын! Где твоя гордость?! Позволяешь женщине вытирать об себя ноги! Неужели после всего случившегося ты собираешься с ней мириться?!

На сей раз Антонина Павловна явно переборщила. Увлекшись собственными эмоциями, она не заметила перемены в настроении сына.

— Да, мама! И не только мириться, но и прощения просить! — упрямо проговорил Андрей. Начав, он уже не мог остановиться: — Мама, прошу, перестань вмешиваться в мою личную жизнь! Скажи, почему ты все хочешь решать за меня?! Ты ведь для того и приехала? Чтобы поспособствовать разводу?!

— Опомнись, Андрей! Не нужно отыгрываться на матери, если в своей собственной семье не можешь разобраться! И вообще, я не собираюсь разговаривать в подобном тоне!

— Извини, мам, сорвался…

Антонина Павловна, напустив на себя обиженный вид, поджала губы.

— Вот, я тебе привезла кое-что, дома посмотришь.

— Так мы вместе…

— Нет, сынок, никаких «вместе»! Я уезжаю.

— Мам, ты обиделась? Прошу, останься!

Смятение, отразившееся на лице сына, вызвало у Антонины Павловны чувство удовлетворения.

— Нет, Андрюшенька, будет лучше всем, если я вернусь в Петергоф! — трагически произнесла она. — Поезжай домой, ты же голодный, после работы.

— Неужели я оставлю тебя здесь одну?!

«Глупый мальчишка, — подумала Антонина Павловна, — не захотел по-хорошему, будет по-плохому, жаль, но другого выхода не остается». Посмотрев на упрямого сына, она, с горьким вздохом, попросила:

— Купи мне, пожалуйста, обратный билет, поезд отходит через час.

Из дома Андрей сразу же, позвонил Миле. К телефону подошла Надежда Михайловна. В ответ на его просьбу позвать жену она сообщила, что Мила себя плохо чувствует и недавно уснула.

— Надеюсь, ничего серьезного? — встревоженно спросил Андрей.

— Не знаю. Столько лет Милочку желудок не беспокоил, и вот… Наверное, на нервной почве. Андрюшенька, она мне толком ничего не рассказывает, только плачет. Скажи, у вас какие-то проблемы?

— Надежда Михайловна, я очень люблю вашу дочь и больше всего на свете не хочу ее потерять! Разрешите приехать к вам?

— Конечно, зачем ты спрашиваешь.

— Как вы думаете, Мила захочет со мной говорить?

— Тебе виднее. Мне кажется, она сильно обижена.

— Знаю, я хочу попросить прощения.

— Вот и приезжай, а то сами мучаетесь и ребенка мучаете.

— Спасибо вам, Надежда Михайловна, я скоро! — обрадовался Андрей.

Выскочив из дома, он заглянул в кондитерскую на углу, купил любимых Милиных пирожных и, выбрав у метро букет разноцветных тюльпанов, поймал такси. На Сиреневом бульваре, перед знакомым домом, он остановился и, собравшись с духом, открыл дверь парадного. Пока Андрей ехал в лифте, ему пришла в голову пугающая мысль: «А что, если Мила не простит и на нее не подействуют никакие уговоры?»

— Здравствуй, Андрюшенька, проходи! — радушно пригласила теща.

Не успел он ответить, как к нему бросилась счастливая Василиса. Андрей, отложив подарки в сторону, подхватил дочку на руки и крепко поцеловал.

— Я очень сильно скучал по тебе, маленькая!

— И я, — с готовностью отозвалась девочка. Обняв отца за шею, она шепнула в самое ухо: — Мама тоже соскучилась.

— Секретничаете? — улыбнулась Надежда Михайловна.

— Вот, я привез к чаю, — Андрей передал ей коробку с пирожными.

Из комнаты вышла Мила.

— Зачем ты сюда приехал? — спросила она. В свободном материнском халате, девушка казалась необычайно хрупкой. На худеньком, бледном лице выделялись грустные глаза.

— Милочка, любимая, прости! Я чувствую себя настоящим мерзавцем! Но ты и Лиса — вы самое дорогое, что у меня есть! Без вас моя жизнь бессмысленна!

— Некоторые слова очень трудно забыть, почти невозможно, — тихо ответила Мила.

— Я постараюсь все сделать для того, чтобы ты простила!

— Не знаю, смогу ли… Она недоверчиво посмотрела на мужа.

— Прошу только об одном, не уходи…

— Запомни, это в последний раз.

— Обещаю!

— Андрей, ты не забыл про цветы? — напомнила теща.

— Да, конечно! — Он смущенно протянул жене букет тюльпанов: — Тебе…

Мила поднесла их к лицу.

— Пахнут весной…

— Давайте-ка все вместе пить чай с пирожными! — предложила Надежда Михайловна и пошла на кухню ставить чайник.

— Давайте, давайте! — радостно засуетилась вокруг взрослых девочка. При первой же возможности она, не сводя с отца счастливых глаз, забралась к нему на колени.

Андрей ласково погладил дочь по волосам.

— После чая я тебе «Айвенго» почитаю. Договорились, маленькая?

— Договорились! — кивнула довольная Василиса.

Когда муж вернулся в гостиную, Мила лежала на диване, свернувшись калачиком, с мученическим выражением на лице.

— Растяпа! — ударил себя ладонью по лбу Андрей. — Мне достали новое английское лекарство, от желудка, оно со мной. Сейчас принесу воды.

— Кто достал? — спросила Мила.

— Сотрудник, — соврал муж. — Вот, выпей! — он протянул ей блестящую красную капсулу. — Скоро тебе станет легче.

Проснувшись утром с ощущением внутреннего беспокойства, с неясным предчувствием беды, Андрей лежал с закрытыми глазами и тревожно прислушивался к приглушенным голосам. Напряжение нарастало. Не выдержав, он поднялся с постели и прошел на кухню.

— Что случилось? — Андрей непонимающе посмотрел на расстроенные лица жены и тещи.

Мила протянула ему руки:

— Смотри!

Вид глубоких, воспаленных язв привел его в полное замешательство.

— Ужасно!

Он покрылся холодным потом, вспомнив о материнском лекарстве.

— Наверное, аллергия на новый препарат, — предположила Мила. — С такими руками на работе не появишься! Придется идти к дерматологу, только завуча нужно предупредить. Она озабоченно взглянула на мужа:

— Сегодня ты повезешь Василису в школу. Хорошо?

— Конечно, не волнуйся! Вот я идиот! — Андрей схватился за голову. — Дал тебе отраву! От меня одни неприятности!

— Но ты ведь хотел как лучше!

— А получилось как всегда, — он виновато посмотрел на жену.

— Кто же знал?! Не переживай, аллергия обычно быстро проходит. Я ведь всего один раз принимала лекарство, — попробовала утешить расстроенного мужа Мила.

«Вдруг это не аллергия?» — со страхом подумал Андрей.

— Дай мне на всякий случай упаковку, я покажу врачу! Ты слышишь меня? Да что с тобой такое!

— Андрюшенька, дорогой, возьми себя в руки, — попросила зятя Надежда Михайловна.

— Да-да, я понимаю.

Он торопливо вытащил из кармана пиджака лекарство и подал жене.

Тремя часами позже Мила попала на прием к специалисту-дерматологу, миниатюрному мужчине в громоздких старомодных очках с толстыми линзами. Борис Львович Циркин, некрасивый, но невероятно обаятельный, тонкий психолог, мастер анекдотов из своей и чужой практики, сразу расположил девушку к себе. Как бы между прочим он поведал курьезную ситуацию, произошедшую с одним из его пациентов. Несмотря на пессимистичное настроение, Мила рассмеялась, внутреннее напряжение невольно отпустило, и она смогла обстоятельно ответить на вопросы врача.

— Интересно, интересно… Говорите, за одну ночь? — в глазах Бориса Львовича мелькнул огонек.

— Да, — подтвердила Мила, — после приема лекарства. Я принесла вам его, посмотрите! «Тигорал», — прочитала она на упаковке.

— Английское, значит? Никогда не слышал! Впрочем, я не гастроэнтеролог. Сейчас посмотрим в фармакологическом справочнике. Он провел пальцем по длинному перечню. — «Тигорал»… Нет. Что ж, поищем в другом, более полном варианте! — Мужчина приставил к стеллажу стремянку и достал с верхней полки увесистую медицинскую книгу. — Тоже ничего! Следовательно, данный препарат в нашей стране не используется, а о противопоказаниях и возможных аллергических реакциях мы сможем узнать из приложенной инструкции. Честно говоря, в переводах я не очень силен, поэтому предлагаю пойти другим путем: отправлю вас на лазеротерапию. Думаю, через два-три сеанса ваши руки будут в полном порядке, заодно и желудок подлечите. Согласны?

— Конечно, — обрадовалась Мила.

— Но если что-то вдруг пойдет не так, обязательно ко мне! — предупредил Борис Львович.

— Разве такое возможно?

— Успокойтесь, я на девяносто девять процентов уверен в успехе!

— А один процент?

— Надеюсь, он останется лишь малой вероятностью.

Прошла неделя. Сеансы лазера результата не дали. Физиотерапевт Марина Александровна, пообещавшая после второй процедуры значительное улучшение, только разводила руками, наблюдая за быстрым разрастанием болезненных язв. После третьей процедуры она прекратила лечение и срочно велела Миле показаться дерматологу.

— Мои опасения оказались небеспочвенными, — проговорил доктор, увидев ее на пороге кабинета.

— Значит, вы обо всем знали заранее и только успокаивали! Что же мне делать?! — Девушка расплакалась от отчаяния.

— Голубушка, успокойтесь! — Борис Львович заботливо усадил Милу на стул и подал стакан воды. — Все не так плохо, как вам представляется! Я знаю причину ваших неприятностей.

— А зачем же вы посылали меня на лазер?

— Чтобы исключить аллергическую реакцию.

— Доктор, скажите правду, чем я больна?

Борис Львович испытующе посмотрел на Милу.

— У нас в диспансере есть интересный кабинет. Там пациентов лечат «пустышками», сладкими шариками с информацией. Вы когда-нибудь слышали о подобном?

— Нет, никогда не слышала!

— Метод может показаться вполне безобидным, если бы не его последствия. В конце курса врач обязательно предупреждает о том, что оставшиеся шарики необходимо завернуть в бумагу и сжечь.

— Почему?

— Информация, по ошибке попавшая к другому человеку, наносит огромный вред, вызывает различные заболевания.

— Но при чем здесь я?

— Вы не догадываетесь?

— Неужели со мной произошло нечто подобное?!

— Таблетки предназначались не вам, а, по всей видимости, вашему супругу.

— Кажется, начинаю понимать… Но мне-то что делать теперь?! — Мила с отчаянием посмотрела на свои руки. — Тоже лечиться шариками?!

— К сожалению, наши врачи пока не в состоянии справиться с чужой, неизвестной информацией. Я направлю вас в другое место… Заранее прошу, не удивляйтесь! К одной целительнице, в деревню Савино.

Мила недоверчиво усмехнулась:

— Вы серьезно? — Предложение Бориса Львовича больше походило на шутку.

— Абсолютно! Разве есть альтернатива?

— Нет.

— Чего вы боитесь? В крайнем случае ваше состояние не изменится.

— Нет уж! Лучше, чтобы изменилось!

— Тогда… — Доктор достал записную книжку и переписал адрес. — Возьмите, и ни пуха ни пера!

— Простите, к черту.

События поразили Андрея своей драматичностью. Он даже не пытался, как обычно, опровергать Милины обвинения. Во-первых, на причину болезни указал сам врач. Во-вторых, если поездка к бабушке, по фамилии Кострова, увенчается успехом, бессмысленно будет отрицать причастность матери к их неприятностям. И тогда неизбежно придется открыто обвинить ее! От подобной перспективы Андрея передернуло. Его преследовало чувство вины за собственную ложь и Милину болезнь. Великодушие жены лишь усугубляло душевную муку. Но, чтобы исправить совершенное им зло, он готов был пойти на что угодно, даже выступить против матери.

Субботним утром они подъехали к деревне на старенькой «шестерке», недавно подаренной им отцом Андрея, Григорием Васильевичем. В конце ухабистой проселочной дороги, размытой талой весенней водой, у скромного сельского домика с покосившимся забором, припарковалось сразу несколько машин.

— Вижу, мы здесь не одни. — Андрей заглушил двигатель.

Мила открыла дверь и с сомнением посмотрела себе под ноги:

— Жуткая грязь!

— Да! Перепрыгивай через лужу! Смелей! — Андрей обошел машину и подал жене руку. — Вот так. Пойдем, займем очередь.

— Извините, вы к Костровой? — поинтересовался он у пары с грудным ребенком.

Бледная, измученная девушка обернулась.

— Да, — ответила она, — за нами будете.

— А остальные тоже к ней?

Молодая мама кивнула. Ребенок зашелся в надрывном плаче.

— Опять! — на лице девушки появилось страдальческое выражение.

— Давай теперь я покачаю, — предложил ей муж.

— Беспокойный? — посочувствовала Мила.

— Не то слово! День и ночь кричит! Закатывается до посинения! Смотреть страшно!

Дверь дома открылась, и на пороге показалась хозяйка. Кострова, по очереди, осмотрела каждого из ожидавших ее посетителей и наконец, указала пальцем на молодую пару с младенцем:

— Будете первыми! Потом вы, вы и вы, — распределила она остальных. — А с тобой, милая, — женщина махнула рукой в сторону Милы, — долго придется работать, пойдешь последней.

— Позвольте! — возмутился полный мужчина. — Мы приехали раньше всех!

— Какой сердитый! — От вкрадчивого голоса Костровой по спине Милы пробежал холодок. Женщина насмешливо взглянула на растерянное лицо толстяка. — Если тебе что-то не нравится, так я никого не держу! Ступай себе, с Богом!

Посетитель пунцово покраснел и отвернулся.

Прошло пять часов, прежде чем Мила и Андрей попали на прием. Едва за ними захлопнулась дверь, знахарка громко произнесла:

— Милок, а ты знаешь, что у тебя мать колдунья?

— Вы мне? — опешил Андрей.

— А кому же еще? — хохотнула Кострова. — Вроде других нет! Это у вас родовое, по женской линии. Ты бы тоже мог заниматься тем же, чем и я. У тебя третий глаз есть, закрытый. Побудь пока вон там! — указала она на лавочку в стороне. — А ты, девочка, присаживайся к столу. Дай я на тебя посмотрю! Красивая, хорошая, потому люди и завидуют. Ох, как плохо! — покачала головой женщина. — Зависть — поганое чувство, от нее все сглазы. Протяни мне свои руки, — попросила она Милу. — Бедная! Страдаешь ни за что! Хотела мать сына привязать, а попало к невестке, и пошло сделанное наперекосяк! Ничего, завтра проснешься с беленькими ручками! Будут лучше, чем прежде! И сглазы сниму, только со свекровью связываться не стану!

— А со мной тоже что-нибудь сделайте! — шутливо попросил Андрей.

— Если за тебя, милок, возьмусь, живой не останусь! — серьезно ответила Кострова. — Вот мать моя, та другая, намного сильней, но она уже три месяца как лежит. Там! — указала знахарка в сторону соседней комнаты.

Мила увидела старуху, и невольно ей вспомнились слова Любови Васильевны о колдунах «добрых» и «злых», о том, что подобное не изгоняется подобным и помощи нужно искать не здесь.

— Ей недавно исполнилось сто лет. Мать помогла бы, а я слабая! — грустно вздохнула Кострова. — Тяжело одной! Так, давай, бери меня за руку, — приказала она Миле, — и смотри на точку, чуть выше переносицы. — Знахарка ткнула указательным пальцем себе в лоб и начала тихо шептать.

Из Милиных глаз хлынули слезы. Целые потоки слез, от которых она буквально захлебывалась.

Кострова то и дело удовлетворенно приговаривала:

— Плачь, девонька, плачь. Слезами сглазы выходят.

Неожиданно Милу заколотило. Мышцы свело судорогой. Она попыталась сжать зубы, но у нее ничего не получилось, они все равно продолжали сильно стучать.

— С ней все в порядке? — испугался Андрей.

— Все хорошо, — успокоила его знахарка, — сейчас закончится.

Через минуту Мила пришла в себя.

— Голова кружится, — пожаловалась она, — я так устала…

— Поезжай домой и хорошо выспись.

— Скажите, сколько мы вам должны? — Андрей выжидающе посмотрел на женщину.

— Ничего. Добрые люди обычно продукты привозят.

— Простите, не знали…

— Не беда.

— Можно, мы оставим деньги?

— Положите на стол, немного, рублей двадцать, я конфет куплю к чаю. Грешна, балуюсь сладким! Ты держись, — обратилась Кострова к Миле, — если правильный путь найдешь, спасешься. И последнее. Свекровь страсть как любит полы мыть у вас! Так ты ей больше не разрешай!

— Почему?

— Из дома твоего она тебя вымывает.

Андрей готов был провалиться сквозь землю от стыда.

На следующий день, в воскресенье, он проснулся непривычно рано с мыслью о жене. Андрей зажег ночник и осторожно склонился над Милой. «Нет, не могу больше ждать!» — подумал он и решительно откинул край одеяла. Едва веря своим глазам, Андрей осторожно провел пальцами по гладкой, атласной коже.

Почувствовав прикосновение, Мила невнятно пробормотала:

— Уже вставать? — и тут же испуганно открыла глаза. — Ты видел?

— Да! — торжествующе воскликнул Андрей. — Посмотри, не бойся, Кострова не обманула!

— Надо же! — Милино лицо просветлело. — Какая чистая кожа!

Андрей подхватил жену на руки и закружился с ней по комнате.

— Ты не представляешь, что я пережил за это время, — признался он.

Вечером они пили чай на своей маленькой кухне, и в целом мире не было людей счастливее их.

— Лиса, расскажи, кто тебе названивает каждый день?

— Мам! — девочка укоризненно взглянула на мать и густо покраснела. — Ты о ком? О Люде?

— Нет! — рассмеялась Мила. — Я не о подруге, а о друге!

— А мне почему до сих пор, ничего не известно? — шутливо сдвинул брови Андрей. — Какой такой друг?!

— Да ну вас! — от смущения, Василиса чуть не расплакалась.

— Маленькая, не обижайся! Нет ничего странного в том, что ты нравишься мальчику! — Мила ласково обняла дочку.

— Ничего я не нравлюсь! — горячо запротестовала девочка и отвернулась от матери. — Просто Володя хочет научить меня кататься на роликах.

— Поверь, — продолжала настаивать Мила, — все мужчины устроены одинаково. Они никогда не станут предлагать помощь женщине, которая их не интересует! Спроси у своего папы!

— Я не женщина! — Василиса капризно надула губки, втайне желая, чтобы материнские слова оказались правдой.

— Значит, Володя, — Андрей с интересом присмотрелся к дочери. Сегодня он впервые заметил в ее ответе кокетливые нотки. — Думаю, ты действительно нравишься этому мальчику.

— Правда? — вспыхнула Василиса. — Еще чаю? — голос девочки зазвенел как колокольчик.

— Чаек, — шутливо обратилась к ней Мила, — мы уже по две чашки выпили! Вдруг лопнем?

— Мама — профессиональный водохлеб, она не может лопнуть! Наливай! — Андрей весело подмигнул дочке.

В комнате зазвонил телефон.

— Ну вот! — Василиса расстроенно посмотрела на отца.

— Я вернусь очень быстро, — пообещал Андрей. — Алло. А, это ты, здравствуй…

Напряженный голос мужа заставил Милу прислушаться.

— Как у нас дела? Смотря что тебя интересует. Почему я разговариваю таким тоном? А каким тоном я должен разговаривать?! — возмущенно повысил он голос. — Мам, я дал Миле твое хваленое английское лекарство, от которого ее руки покрылись язвами! Что ты сказала?! Зачем я ей давал?! — голос Андрея сорвался на крик: — Значит, оно предназначалось для меня?! Прекрасно! Я узнаю все больше нового! Оказывается, ты занимаешься… магией, колдовством, короче, всякой гадостью! Молчишь? — с горечью спросил он. — Нечего сказать в оправдание? Надеюсь ты понимаешь: после случившегося Василису я тебе не доверю! Что? Я сказал «нет»! Возможно, ты ничего плохого внучке и не сделаешь. Впрочем, хорошего тоже! Давай закончим наш неприятный разговор, до свидания!

Андрей бросил трубку, но так и остался сидеть в кресле.

Мила тронула мужа за рукав.

— Ужасная ситуация… Представляю, как ты переживаешь, мама есть мама! Поэтому, прошу, будь с ней помягче!

— Помягче?!

— Да…

— Неужели пожалела?! Через пару месяцев у Лисы начнутся летние каникулы. Ты решишься отправить ее к матери?

— Нет, конечно, но в сегодняшнем разговоре не стоило касаться этой темы.

— Стоило, не стоило! Днем раньше, днем позже! — Андрей безнадежно махнул рукой и пошел на кухню, к дочери.

Утром Мила проснулась от звука голоса, ворвавшегося в сон. Сквозь пелену слез, не понимая происходящего, она посмотрела на мужа и растерянно спросила:

— Ты здесь?

— А где я должен быть?

— Тебя уже отпустили?

— Откуда?! Милочка, очнись! Твой кошмар нереален!

— Нет, я видела тюрьму! Я помню годы одиночества…

— В следующий раз постарайся вообразить нечто более приятное, — попытался отшутиться Андрей. — Любишь ты пугать!

— Я не пугаю, — печально произнесла Мила, — я знаю.

 

Глава 11

КРАЙНИЕ МЕРЫ

Впоследствии Мила пыталась вычеркнуть из памяти тот ненастный вечер, но он, помимо ее воли, вновь и вновь возвращался к ней, наполняя душу ужасом, болью и страшным, лишенным всякой надежды отчаянием.

Шел дождь. Мила с трудом удерживала в руках зонтик, выворачивающийся от сильных порывов ветра. Очень хотелось поскорее попасть домой, но она была вынуждена то и дело останавливаться из-за Андрея, накануне потянувшего связки. К тому же идти по темному безлюдному парку приходилось очень осторожно: глинистую тропинку размыло водой. Мила боялась поскользнуться, поэтому она слишком поздно заметила машину, прижавшуюся к обочине, за которой пряталось трое парней. Один из нападавших ударил Милу по лицу и повалил на землю, осыпая грязной бранью, остальные набросились на Андрея. Последнее, что она запомнила, перед тем как провалиться в темноту: сильный удар по голове и дикую, ослепительную боль. Мила очнулась от странных звуков. Кто-то то ли тихо плакал, то ли выл. Она открыла глаза и увидела мужа, сидящего на земле рядом со скорчившимся, неподвижным человеком.

— Что с ним? — прошептала Мила, стараясь не шевелить разбитыми губами.

Муж, продолжая раскачиваться из стороны в сторону, закрыл руками лицо.

— Андрей, не молчи…

— Все кончено, — обреченно проговорил он.

— Да почему кончено?! — Превозмогая боль, Мила поднялась на ноги и приблизилась к бандиту. — Что с ним? — Заметив торчащую из груди рукоять ножа, она в ужасе посмотрела на мужа.

Андрей поднял голову.

— Надо вызвать милицию…

Мила перевела взгляд на тело.

— Думаешь, он мертв? Откуда у тебя нож?

— Это не мой! Мерзавец сверху навалился, а я… Я хотел отвести руку… Сам не знаю, как получилось! — сквозь зубы проговорил Андрей. — Полный бред! — При виде избитой жены его лицо исказилось от ярости. — Подонки! Знаешь, теперь я даже рад…

Мила заплакала.

— Не надо, моя хорошая, не надо!

— Андрюшенька, мне страшно…

— Прости… Мила, пожалуйста, вызови милицию!

Она испуганно прошептала:

— Тебя арестуют?

— Не знаю, — Андрей пытался говорить твердым голосом, — я очень прошу, позвони!

Прошла неделя. Каждый день Мила снимала трубку и, услышав гудки, возвращала обратно. Наконец, в один из вечеров, она осмелилась набрать знакомый номер.

— Антонина Павловна, здравствуйте.

— Здравствуй… — В трубке повисло молчание. Напряжение нарастало.

— Антонина Павловна, я прошу вас, приезжайте за Василисой!

— А, собственно, отчего переменились ваши планы? — едва сдерживая торжество, осведомилась свекровь. — Совсем недавно сын…

Мила поспешно перебила:

— Да, да, знаю, вы простите его, пожалуйста.

— Надо же, не верю своим ушам! Моя невестка извиняется! — Удовлетворенное самолюбие сделало Антонину Павловну чуть более снисходительной. — Если ты не боишься за дочь, что ж, в таком случае я согласна забрать Лису. Кстати, Мила, а почему бы тебе не попросить собственную мать? Или воспитание внучки кажется ей слишком обременительным занятием?

— Мама в больнице, — Мила глубоко вдохнула, чтобы не расплакаться. — С инфарктом.

— Извини, не знала. Жаль Надежду!

Мила горько усмехнулась. Самая мысль о том, что свекрови может быть кого-нибудь жаль, показалась абсурдной.

— Не иронизируй! Ты напрасно считаешь меня бесчувственной.

— Я… — растерялась Мила.

— Не стоит оправдываться. А теперь, будь добра, позови к телефону блудного сына!

— Его нет, — после некоторого замешательства отозвалась Мила и тихо добавила: — Андрея арестовали.

— Повтори!

— Арестовали…

— За что?!

— На нас напали хулиганы. У одного из них оказался нож. Андрей только защищался! Сначала мы подумали, что парень умер, но, слава Богу, он остался жив и сейчас находится в реанимации.

— Какую страшную цену я заплатила! — взвыла нечеловеческим голосом Антонина Павловна. — Сыночек мой! Мальчик мой несчастный! Скажи, ну почему ты?! Именно ты?! — с ненавистью прокричала она в трубку ошеломленной Миле.

— Я не понимаю…

— И не надо, — взяла себя в руки свекровь. — Жди, завтра приеду. Ты уже наняла адвоката?

— Да.

— Хорошо. Где он сидит?

— В Бутырке.

— Свидания разрешают?

— Пока нет.

— Ничего, адвокат устроит. Надеюсь, ты наняла не первого попавшегося?

— Нет, мне порекомендовали его наши общие знакомые.

Прошло три месяца. Накануне суда Антонина Павловна неожиданно сообщила о плохом самочувствии и отказалась приехать в Москву. Разговор с адвокатом, Александром Борисовичем, привел Милу в полное отчаяние. Надежда на условный срок рухнула. По его предположениям стоило рассчитывать лишь на смягчение приговора. Проведя бессонную ночь, совершенно измучившись от мрачных картин будущего, Мила едва дождалась открытия метро. Она не помнила, как добралась до здания суда, как оказалась во внутреннем дворе, мрачном и безлюдном. Туманный холод пробрался под тонкую куртку. Стараясь унять нервную дрожь, Мила прислонилась к одинокому клену и обхватила худенькие плечи руками. Яркий лист, вальсируя, коснулся ее волос, провел жестким холодным краем по лицу. Запах увядающей листвы напомнил о другой, давно забытой осени…

Мила подняла глаза к небу, наблюдая за медленно плывущими серыми облаками. Вот она, десятилетняя девочка, на экскурсии в восхитительно прекрасном храме Василия Блаженного. Вместе с одноклассниками Милочка слушает женщину-экскурсовода и удивляется, отчего та рассказывает им о домострое и умалчивает о самом главном, ради чего они пришли, древнем, загадочном храме? Ей хочется остаться одной, чтобы благоговейно прикоснуться к беленым стенам, представляющимся живыми, дышащими…

Мила задумалась. До сегодняшнего дня удобное, теплохладное отношение к Богу позволяло не возлагать на себя особых обязательств. На редких формальных исповедях она утаивала самое главное, а причастившись, вновь возвращалась к прежней жизни, не имеющей нужды в Спасителе. Сейчас привычный мир рушился…

— Мне не к кому обратиться, кроме Тебя! — Мила сокрушенно опустила голову и отчаянно закивала, в знак подтверждения своих слов: — Совсем! Я знаю, что не имею права ни о чем просить. Но если Ты действительно существуешь, дай мне знать! Она сложила ладони и, изо всех сил сцепив пальцы, сосредоточилась на смысле произносимых слов: — Помоги, Господи! Спаси Андрея! И я обещаю, что никогда больше не стану сомневаться в Твоем существовании! Честное слово!

Впоследствии адвокат объяснял неожиданное решение судьи явным давлением крайне самоуверенного прокурора. Так или иначе, вместо семи лет лишения свободы Андрей получил три года условно. Они возвращались домой на такси. Ее рука лежала в руке мужа. Мила раньше даже не представляла, как мало, оказывается, нужно, чтобы чувствовать себя счастливой.

— Благодарю, благодарю, — снова и снова, шепотом, повторяла она.

Андрей заглянул в глаза жены, светящиеся теплыми золотистыми огоньками:

— Ты к кому обращаешься? К Богу, наверное?

Мила кивнула:

— А как ты угадал?

— Угадал… Иди ко мне, девочка! — попросил он и зарылся лицом в шелковые волосы. — Я так долго мечтал об этом… Пахнут цветами…

— Подожди, пока мы не приехали, хочу предупредить: не удивляйся, Лиса сильно изменилась!

— Чему же удивляться?! Но ничего, теперь я с вами, и все пойдет по-другому!

— Дело не в тебе… Обещай, что не рассердишься!

— Хорошо, обещаю.

— Василиса провела лето в Петергофе.

— И это вполне понятно! Ты осталась совсем одна, без поддержки, да еще с Надеждой Михайловной беда случилась!

— После возвращения я перестала узнавать собственную дочь!

— В каком смысле?

— Ко мне вернулась другая девочка, лишь внешне похожая на Лису!

Взволнованный вид жены несколько озадачил Андрея.

— О чем ты? — он недоверчиво посмотрел на Милу и ободряюще улыбнулся. — Думаю, ты напрасно драматизируешь! Самое главное, мы снова вместе, а остальное приложится!

— Мне бы твою уверенность! У Лисы появились тайны… Недавно я заметила, как она прячет нечто, похожее на дневник.

— Хотелось бы почитать!

— Читать чужой дневник?!

— Не чужой, а собственной дочери.

— В любом случае, гадко!

— Не знаю, что окажется в итоге более гадким: наше самочинство или содержание дневника.

— Она же ребенок!

— А что, если таким образом на ней сказалась стрессовая ситуация?

— Я тоже об этом думала, пыталась с ней поговорить, приласкать, — бесполезно!

— Милочка, не преувеличивай! У Лисы переходный возраст и первая любовь!

— Неужели любовь сделала нашу дочку угрюмой и замкнутой? Иногда я ловлю на себе ее взгляд, и мне становится страшно…

— Мила, ты только послушай, что говоришь! Такого просто быть не может!

— На днях, я вытащила из почтового ящика квитанцию междугородних переговоров и не поверила своим глазам. На триста рублей! Оказывается, Лиса, тайком, названивает в Петергоф! Тебе поведение дочери не кажется странным?

— Не кажется. Ты забываешь, целое лето она провела с бабушкой.

— Смотрю, у тебя на все имеется ответ! — саркастически усмехнулась Мила. — Узнаю своего мужа, неизменно стоящего на защите мамы!

— При чем здесь она?! Теперь давай во всех несчастьях будем обвинять мать! — вспылил Андрей.

— Будем! Я считаю, дело не в переходном возрасте и любви!

— Легко догадаться, куда ты клонишь! Только, извини, по-моему, у тебя паранойя!

Губы Милы задрожали от обиды:

— Как ты смеешь?!

— Прости, не хотел… Милочка, не сомневайся, я на твоей стороне, но, чтобы сделать необходимые выводы, за Василисой нужно понаблюдать. Что же касается порчи характера и ведения дневника, не нахожу в них ничего сверхъестественного! Согласна?

— Наверное, ты прав, многие девочки ведут дневник.

— Вот видишь…

— А в отношении остального… Скоро ты сам убедишься, кто для нашей дочери является единственным авторитетом!

— Не волнуйся, я разберусь.

— Здесь, пожалуйста, остановите, — попросила таксиста Мила, — приехали.

Выйдя из машины, Андрей обрадованно произнес:

— До сих пор, не верится! Неужели, свобода?!

— Пойдем скорей, такой сильный ветер!

— Ты замерзла?

— Да, что-то знобит.

Андрей посмотрел на усталое лицо жены:

— Бедная моя девочка, совсем измучилась!

— Слышишь? Оппи по двери барабанит…

При приближении к квартире грохот усилился.

— Соскучился! — улыбнулась Мила и нажала на звонок. — Ничего не понимаю, где же Лиса?

— Разве она не должна быть дома?

— Конечно, должна!

Дверь распахнулась. Увидев дочку, Андрей широко улыбнулся и открыл объятия:

— Лисонька, любимая моя, иди к папе! — Наткнувшись на холодный, безразличный взгляд, он замолчал.

— В чем дело, Лиса? — повысила голос Мила.

— Ты не рада меня видеть? — Андрей с обидой посмотрел на девочку.

— Почему? Рада. — На лице Василисы не отразилось никаких эмоций.

— Что-то незаметно!

— По-твоему, я должна прыгать от радости вместе с Оппи?!

— Неужели тебе не стыдно?! — укоризненно воскликнула Мила, заметив ехидную ухмылку дочери. — Не обращай внимания, — обратилась она к мужу, — пусть идет!

Андрей тихо произнес:

— Ты права, я не узнаю Лису.

— Теперь у нее распорядок один: возвратится из школы, быстро поест, и к себе в комнату.

— Чем же она там занимается?

— Уроки делает, книги читает.

— А какие?

— Если бы я знала! Захлопывает перед моим носом дверь и при этом так злится!

— Интересная постановка вопроса! Подумаешь, злится! Неужели трудно было настоять на своем и зайти?!

— А ты сам сначала попробуй!

— Хорошо, тогда давай поступим по-другому…

Прошло две недели.

Неожиданно, в субботу, дочь объявила:

— Мам, я сегодня иду на день рождения к Юле.

— Почему ты заранее не предупредила?

— А зачем?

— Затем, что у нас могли быть свои планы! — Мила повернулась к мужу, надеясь на его поддержку.

— Василиса, мне очень не нравится твое поведение в последнее время! — Суровый голос отца не произвел на девочку никакого впечатления.

— Опять начинается, — вздохнула она, демонстративно закатывая глаза.

— Прекрати сейчас же! — едва владея собой, закричал Андрей. — Или я…

— Или ты? — с явной насмешкой спросила Лиса. — Хочешь, я вообще никуда не пойду?

— Почему же, обещания нужно выполнять, — пришла на помощь мужу Мила, — и ни в коем случае не расстраивать подругу в день рождения! Кстати, ты подарок купила?

— Да. Вот, смотри! — Лиса вытащила из комода яркую упаковку с полуголой девицей. — Мамаша Маринки Власовой из Польши привезла.

— Дочка, почему мамаша, а не мама?

— Ну, мама, — неохотно повторила Василиса.

— Тебе не кажется, что такие вызывающие колготы вам еще рано носить? Может, лучше подарить книгу?

— Юля сама попросила.

— И все-таки…

— Мам, не надо навязывать свое мнение! Особенно когда ничего не понимаешь в моде!

— Как ты разговариваешь с матерью! — не выдержал Андрей.

— Нормально, — пожала плечами Лиса.

— В следующий раз не получишь денег, пока не научишься себя вести!

— Да пожалуйста! Найдутся другие! — злобно выкрикнула дочь и, вместо прощания, громко хлопнула дверью.

— Какие другие?..

Мила подошла к остолбеневшему мужу.

— Андрей, очнись! Не будем терять времени!

— Да, конечно, пошли! Давай разделимся. Ты берешь на себя комод, в нем только женщине под силу разобраться, и кровать, а я письменный стол и тумбочку.

Мила, проверив ящики комода, на всякий случай попробовала потянуть на себя его нижнюю панель.

— Надо же, как слабо держится! А должна быть прибита!

— Так снимай! — нетерпеливо воскликнул муж.

— Сейчас. Смотри, здесь, кажется, тайник!

— Надеюсь, не пустой?

— Нет! Вот та самая тетрадь, о которой я тебе говорила, и еще книга… Интересно, зачем Лиса ее прячет?

Андрей взял в руки увесистый том и открыл титульный лист.

— «Черная магия», — прочел он вслух и присвистнул. — Ничего себе!

— Господи! — Мила в отчаянии посмотрела на мужа. — Теперь я понимаю, для чего наша дочь названивает в Петергоф: чтобы получать указания от любимой бабушки!

— Подожди, прежде чем обвинять, давай вначале прочтем дневник.

— Хорошо.

Они одновременно склонились над листами с аккуратным детским почерком. Прошло полчаса. Потрясенная Мила подняла глаза от тетради.

— Андрей, неужели Василиса способна на такое?!

— Не знаю.

— Что же делать?!

— Вернуть книгу и тетрадь на место и молчать, пока не найдем решения.

— Как ты думаешь, та несчастная девочка в самом деле существует?

— Думаю, да. Судя по дневнику, дочке понравилась власть над людьми. Для нее магия превратилась в захватывающую игру, и один Бог знает, сможет ли она остановиться!

— Но ведь Лиса добилась, чего хотела! Зачем же продолжать?!

— Вот именно, добилась! — многозначительно подчеркнул Андрей. — Теперь только для нее все и начинается! Сама она точно не остановится!

— А если не сама?

— Хочешь обратиться к Костровой?

Мила кивнула.

— Ты не забыла? Мне она, в свое время, отказалась помочь.

— Конечно, помню! Но, к сожалению, не вижу другого выхода. А ты?

— Хорошо, давай попробуем.

— Поедем завтра?

Энтузиазм жены вызвал в Андрее чувство раздражения.

— К чему такая спешка?

— Я не понимаю вопроса! Неужели тебя не волнует судьба дочери?! Или дело не в ней?

— Создается впечатление, будто ты постоянно пытаешься меня на чем-то поймать!

— Так оно и есть. Перестань прятать голову в песок! Признайся наконец, ты готов пожертвовать даже собственной дочерью, лишь бы не пострадал созданный тобой идеальный образ матери!

— Ну, знаешь! Это уже переходит всякие границы! — Андрей, в спешке, накинул куртку и, бросив на ходу: — Пойду пройдусь! — хлопнул входной дверью.

На следующий день он позвонил жене с работы, чтобы предложить вечером съездить в Савино. Заметив у метро знакомый зонтик, Андрей посигналил.

Мила уселась на переднее сиденье.

— Отвратительная погода! Неудачное время мы выбрали для поездки за город!

— Не забыла: это была твоя идея!

— Моя.

Разговаривать обоим не хотелось. При въезде в деревню их накрыл настоящий ливень. У знакомого дома не было припарковано ни одной машины.

— Сегодня мы одни! — Мила поежилась. — Придется выходить!

— Да уж, погода шепчет… Но никуда не денешься!

Неожиданно дверь распахнулась, и они увидели на крыльце саму Кострову. Женщина нетерпеливо помахала рукой.

— Это нам? — растерялась Мила.

— Больше некому, — ответил муж.

Они вышли из машины и побежали к знахарке под проливным дождем.

— Давайте, давайте, заходите быстрей, — недовольно проворчала Кострова, — весь вечер жду!

— Нас? — Андрей удивленно округлил глаза.

— А кого же еще? Вас, вас… Или не веришь? — Женщина закашлялась.

— Верю…

— Хочешь спросить, знаю ли, зачем пожаловали? Знаю, но обещать ничего не могу! Понял?

— Понял.

— Девонька, доставай фотографию, — обратилась знахарка к Миле.

— Откуда вы…

— Пора бы привыкнуть! Давай! — Кострова взяла в руки снимок девочки. — Да…

— Плохо?

— Подожди, не мешай! — Она что-то быстро зашептала себе под нос, напряженно всматриваясь в изображение. — Ну что ты будешь делать! Сил не хватает! — с досадой воскликнула женщина. — Хотела помочь, да, видно, не дано! Трудно тебе придется, милая! Никто не поможет, кроме Него, Многомилостивого! — Знахарка подняла вверх указательный палец и строго приказала: — Ступай с Богом и больше по таким, как я, не ходи!

— Почему?

— Водицу мы черпаем, девонька, из одного колодца, а тебе нужен совсем другой источник, Небесный…

На обратном пути Андрей напряженно вглядывался в темноту:

— Ни зги не видно! Только зря сегодня прокатались! Странная эта бабка! Мне кажется, она специально напускает туман, когда, по существу, сказать нечего.

Машину сильно тряхнуло. Послышался металлический скрежет по днищу.

— Вот черт, сплошные ямы! Всю подвеску на дороге оставим!

— Она имела в виду Бога! — возразила Мила. — Его помощь.

— Хорошо, предположим. В таком случае из какого колодца черпает воду Кострова и другие колдуны и маги? Насколько я понимаю, они тоже делятся на добрых и злых. А сила, по словам знахарки, одна? Неувязочка получается! И еще, зачем бабка читает молитвы, крестится, если обращается за помощью к нечистой силе? Снова нестыковка!

— Вспомнила: когда-то я уже задавала подобный вопрос.

— Ну и что тебе ответили?

— Кажется, так: «Подобное никогда не станет бороться с подобным. Оно создаст лишь видимость помощи, а со временем все возвратит на круги своя»…

— Для чего, в таком случае, темным силам вообще понадобилось заниматься «благотворительностью»?!

— Об этом я тоже спрашивала.

— И… — Андрей с интересом посмотрел на жену.

— Чтобы мы не обращались к Богу. Ради наших душ бесы способны на многое. Даже представляться Ангелами Света…

— Предположим, дело обстоит именно так. Но тогда, Мил, ответь, зачем нам понадобилось тащиться к Костровой?!

— Не знаю! Я ничего не знаю!

Дома она долго простояла перед знакомой иконой, вглядываясь в черты Богородицы и Младенца, доверчиво и нежно прильнувшего к щеке Своей Матери. С раннего детства Мила не расставалась с книгами. Уже в юности перечитав обширную отцовскую библиотеку, она продолжала с жадностью «поглощать» всевозможные произведения, от классики до современных детективов. Но, удивительное дело, при всей своей литературной неразборчивости ей ни разу до сегодняшнего дня не приходила в голову мысль открыть Евангелие.

— Странно… — Мила перевела взгляд на икону Спасителя, держащего перед Собой раскрытую Книгу, и впервые осознала, к кому был обращен Его призыв.

1993 год стал для семьи переломным. В конце зимы Андрей, продав свою старенькую «шестерку», вложил деньги во «Властелину». Ему фантастически везло. Сумма, раз от раза, возрастала, но муж желал и дальше испытывать судьбу. Миле стоило огромного труда уговорить Андрея потратить часть денег. В результате они сделались счастливыми обладателями прекрасной дачи и новенькой вишневой «девяносто девятой», считавшейся, в то время, вершиной шика. Вскоре «Властелина» «лопнула», а вместе с ней весь остаток их денежных средств. Мила снова встала перед выбором: оставаться в школе, с нищенской зарплатой, или попробовать освоить другую профессию. Она рискнула и выбрала второе: окончила летом бухгалтерские курсы и вскоре устроилась в маленькую частную фирму на Ленинском проспекте. Два года Мила пыталась привыкнуть к новой жизни. На ее беду, прежний главный бухгалтер не имел ни малейшего представления о составлении балансов. Совершенно запутавшись, он предпочел исчезнуть вместе с трудовой книжкой. Миле пришлось, наряду с текущими делами, «разгребать» образовавшиеся завалы. Времени катастрофически не хватало. Охранное агентство быстро расширялось. Спасало лишь одно обстоятельство: мама вышла на пенсию и теперь имела возможность помогать ей по хозяйству.

Мила устало откинулась в кресле и на минуту прикрыла глаза. Годовой баланс был готов. Не позволив себе долго расслабляться, она энергично встала и подошла к зеркалу.

— На кого я стала похожа!

Воспоминание о том, что завтра ей придется раньше всех приехать на работу, из-за неуловимого шофера Вити, не улучшило настроения. «И все же это лучше, — подумала Мила, — чем самой тащиться в „Налоговую“ на другой конец Москвы».

Дома ее встретила одна Василиса. Чмокнув мать в щеку, девочка сообщила:

— Бабушка только уехала.

— Жалко! А отца тоже нет?

Дочка потупилась:

— Ты же знаешь, его теперь почти никогда не бывает. Опять пьяный придет!

Мила, без сил, опустилась на пуфик перед дверью и закрыла лицо руками.

— Лисонька, я не знаю, как бороться…

Василиса ласково погладила мать по спине и сквозь зубы проговорила:

— Зато я знаю…

— Не смей, ты слышишь? Не смей! — Мила испуганно подняла на нее глаза. — Обещай мне, что ты не сделаешь ничего дурного!

Дочь не ответила.

— Лисонька, если ты меня любишь…

— Хорошо, хорошо, — заулыбалась Василиса, — не буду, но, при одном условии!

— Каком?

— Ты перестанешь плакать!

— Конечно, моя хорошая. Вот, смотри! — Мила старательно вытерла глаза и прижала девочку к себе.

— Мам, а у бабушки сегодня мясо с черносливом. Так вкусно пахнет! Да еще с картофельным пюре… Пойдем, поедим?

— Пойдем, радость моя.

Мила вымыла руки и накрыла на стол. Усевшись напротив дочери, она скорее делала вид, что ест, вяло ковыряя вилкой в тарелке.

— Тебе не нравится? — спросила Лиса.

— Все очень вкусно!

— Так почему же ты не ешь?

— Не обращай внимания, просто аппетита нет.

— Конечно, нет. Из-за него!

Зазвонил телефон.

— Здравствуйте, — ответила кому-то Мила и сильно побледнела. — Как вы смеете, после всего случившегося?! Я не хочу иметь с вами никаких дел! Что?! Я сообщу о вас в милицию! — негодуя, воскликнула она и с силой швырнула трубку.

— Мам, кто звонил?

— Не важно.

— Я же вижу, ты испугалась!

Услышав повторный звонок, Василиса потянулась к телефону.

— Не бери! — Мила перехватила ее руку. — Я сама! Слушаю. Опять вы?!

— Да. Мила, умоляю вас, не вешайте трубку! — раздалось на другом конце провода. — Я прекрасно понимаю ваши чувства, но, поверьте, никто не хотел причинить девочке вреда!

— Неужели?! Грязный шантажист!

— Я прошу лишь о маленьком одолжении: выслушайте меня, насколько это возможно, спокойно! Вы же умная женщина!

— У вас ровно минута.

— Благодарю. Вашей жизни угрожает опасность.

— Не могли придумать ничего нового?

— Вы не верите мне?

— Конечно, нет!

— Когда с вами случится беда, будет поздно!

— Признайтесь, шантаж и запугивание — ваш конек?

— Не нужно иронизировать!

— Назовите мне хотя бы одну причину, которая заставляет вас волноваться о моей безопасности.

— Ваша дочь.

— При чем здесь Василиса?

— Она — замок. А вы, простите за сравнение, ключ к замку.

— Какая глупость! Замки, ключи! Придумайте нечто более правдоподобное!

— Поверьте, я не шучу!

— Предположим. В таком случае объясните, что скрывается за вашими сравнениями?

— Извините, но я не вправе об этом говорить.

— Вам не кажется наш дальнейший разговор бессмысленным? Вы не желаете ничего объяснять, но хотите, чтобы я поверила на слово. С какой стати?

— Людмила, нам необходимо встретиться!

— Запомните: во второй раз я не попадусь на вашу удочку!

— Я смогу вас защитить!

— Прощайте! — Мила оборвала разговор и положила трубку.

Василиса по лицу матери пыталась догадаться, насколько серьезно та отнеслась к предупреждению.

— Знакомый из прошлого?

— Да. Как ты догадалась?

— Было несложно, я слышала, о чем он говорил. Мам, ты совсем ему не поверила?

— Не знаю. Умом нет, а вот интуитивно…

— Почему же тогда ты отказалась встретиться?

— А вдруг снова ловушка?

— Может, обратиться в милицию?

— С чем? Мне хватило прошлого раза, когда меня едва не сочли сумасшедшей! — Мила озабоченно взглянула на часы: — Уже двенадцать! Лиса, иди-ка ты в ванную! Смотри, глаза совсем закрываются!

— Ну, мам, давай еще немного поболтаем…

— Никаких «немного»! Завтра не встанешь!

Уложив дочь, Мила разобрала себе постель, но заснуть так и не смогла. Напряженно прислушиваясь к звукам на лестничной площадке, она различила наконец неуверенные шаги Андрея. Муж вошел в квартиру и тут же рухнул на ковер, одной ногой заехав в меховой круг Оппи. Пес злобно ощерился.

— Ты, мерзкая псина, на хозяина скалиться вздумала! Сейчас я тебе устрою! — Андрей предпринял тщетную попытку подняться. Его блуждающий, мутный взор остановился на Миле. — Прости, задержался на дне рождения, — нечленораздельно произнес он.

— Скажи, что с тобой происходит?! Неужели ты не замечаешь, в кого превращаешься?!

— А в кого? — глупо хихикнул муж и икнул, продолжая стоять на четвереньках. — Ой, прошу прощения!

— Ты же на человека стал не похож!

Отяжелевшая голова Андрея упала на пуфик. Ничего не ответив, он громко захрапел.

— Настоящая свинья! — раздался возмущенный возглас дочери.

Мила обернулась.

— Лиса, как тебе не стыдно! Уже три часа ночи! Почему ты не спишь?

Девочка, с нескрываемым презрением, кивнула в сторону отца:

— Мам, под такой аккомпанемент разве уснешь?! Он что, всю ночь собирается здесь провести?

— Попробую его растолкать, но скорей всего это бесполезно!

— Да, на себе мы папочку не перетащим!

— Хочешь, лягу с тобой?

— Давай, а то вдруг очухается и к тебе приползет: от перегара задохнешься!

Мила склонилась над мертвецки пьяным мужем.

— Андрей, Андрей! Вставай!

Храп сделался еще оглушительнее.

— Пойдем, мам, только время зря тратишь!

— Да, наверное, ты права! Леся!

Кошка, услышав призыв хозяйки, быстро перебралась в собачий круг и свернулась калачиком у теплого живота терьера.

— Значит, так?! — шутливо возмутилась Василиса. — Юшу любишь больше всех?

— Не трогай ее, пускай здесь остается.

Леся невинно подняла глаза на хозяйку и заурчала.

— Настоящая идиллия! А тут… — Мила перевела недовольный взгляд на храпящего мужа. — Бог с ним! Спать остается всего ничего, не будем терять времени!

Под утро, измученная бесцельным лежанием, она поднесла к глазам будильник и, убедившись, что в ее распоряжении имеется пара часов, провалилась в тяжелое забытье.

— Мам, мам, проснись!

Голос дочери разбудил Милу. Она вздрогнула и поспешно откинула одеяло.

— Уже вставать?

— Не знаю. Просто ты так кричала…

— Извини, маленькая, гадости всякие снились! Интересно, сколько сейчас? Надо же, шесть! Спи, спи еще, Лисенок!

Мила прихлопнула кнопку звонка и направилась в ванную. В прихожей никого не было, значит, муж сумел все-таки добраться до постели. Головная боль обручем сжала виски. Ей предстоял неприятный день, и она не собиралась употребить остаток сил на выяснение отношений. Приготовив омлет, Мила заглянула в детскую.

— Просыпайся, мое солнышко! Завтрак на столе!

— Ты уже уходишь? — разочарованно спросила девочка.

— Да, маленькая, у меня сегодня сдача годового баланса.

— А когда вернешься?

— Думаю, не позже девяти.

— Понятно…

Заметив унылый кивок дочери, Мила оптимистично объявила:

— Зато потом я буду заканчивать намного раньше!

— Это во сколько?

— Около четырех.

— Ты только обещаешь…

— Все, маленькая, мне некогда. Дай я тебя поцелую!

Василиса подставила матери щеку.

— И не забудь напомнить папе, чтобы он вывел Оппи!

— Не забуду, — проворчала девочка.

Мила выбежала из подъезда и заспешила в сторону метро. Уже у самого парка, переходя дорогу, она услышала над головой странный хлопок, и в ту же секунду оборвавшийся конец электрического провода понесся прямо на нее…

1995 г. Старый Петергоф.

Седые волосы, кое-как собранные в жидкий хвост, выбивались из-под резинки небрежными прядями, свисая на изможденное, костистое лицо старухи. Сгорбившись, Смарагда сидела в самом центре горящих нитей. И лишь ей одной было известно, на какие страшные жертвы пришлось пойти, чтобы приручить этих служителей ада. Предвкушая кульминацию, ведьма занесла руку.

— Остановись, несчастная! Если сама не хочешь погибнуть, остановись!

Грозный оклик Нины не произвел на женщину никакого впечатления.

— Ты не сможешь помешать! — торжествующе воскликнула Смарагда.

— Неужели гибель невестки настолько важна для тебя?!

Ведьма ничего не ответила. Ее глаза по-прежнему не отрывались от дьявольской паутины.

Тогда колдунья переменила тактику.

— Не узнаю прежнюю Антонину! — усмехнулась она. — Решила поставить на карту все ради сомнительного удовольствия лишить девчонку никчемной жизни?! Скажи, разве оно того стоит?! Смарагда, очнись!

Ведьма уронила занесенную руку.

— Вот так-то лучше! Надо же, чуть не наделала глупостей! И именно теперь, когда Василиса фактически наша!

— Объясни, почему ты постоянно защищаешь мою невестку?!

— Дело в том, что события приняли неожиданный оборот, — замялась Нина.

— Какой еще оборот? — мрачно осведомилась ведьма.

— Точнее, преподнесли неприятный сюрприз.

— Сколько можно ходить вокруг да около?! — раздраженно воскликнула Смарагда.

— Я не знаю, где находится книга.

— В каком смысле? Разве она не у Милы?

— Конечно, но где именно?

Смарагда, остолбенев, с минуту присматривалась к всемогущей бабке, а затем оглушительно расхохоталась:

— Как же так?! Не видишь?!

— Да, не вижу, — спокойно согласилась Нина. — Только теперь я поняла, почему выбор пал именно на нее.

— Вот мерзавка! Постоянно вставляет палки в колеса!

— В данном случае дело не в твоей невестке. Здесь задействована сила соборной молитвы. Я еще не совсем разобралась, но обещаю: рано или поздно, мы обязательно доберемся до книги! Через Василису.

1995 г. Москва.

Незнакомец сгреб в охапку парализованную ужасом Милу, повалил на землю и вместе с ней откатился в сторону.

— Извините, неловко получилось! Давайте помогу вам подняться! Мне не оставалось ничего другого, — попытался объяснить он. — Вы, наверное, сильно ушиблись?

— Ничего страшного… Я не почувствовала боли…

— Это из-за шока. — Мужчина указал на болтающийся конец: — Видите, провод оборвался!

— Да, он летел прямо на меня. Господи, какой кошмар! Даже страшно представить, что могло произойти! Я так благодарна вам, вы — мой ангел-хранитель!

— Слишком громко сказано! Отойдем подальше, а то мало ли что, ветер… С вами точно все в порядке?

Мила кивнула.

— Уверены? — настойчиво переспросил он.

— Не волнуйтесь.

— Тогда извините, вынужден попрощаться, очень спешу!

— Попрощаться?! Постойте, а как вас зовут?! Мне хотелось бы…

Не дослушав до конца, незнакомец сорвался с места и быстро зашагал вдоль парковой дорожки к метро.

— Странно, такое чувство, будто мы уже когда-то встречались…

Мила проводила спасителя задумчивым взглядом и поморщилась от боли. Безнадежно испачканное пальто, разорванные колготы и разбитые колени привели ее в отчаяние, а мысль о намеренном убийстве лишила остатков самообладания. Поняв, что, в теперешнем своем состоянии, ни на какую работу не поедет, Мила отправилась домой. Обработав ссадины и завернувшись в мягкий махровый халат, она уселась на кухне перед чашечкой свежесваренного кофе. Неожиданно зазвонил телефон. Разговаривать ни с кем не хотелось, но телефон не умолкал, и ей все-таки пришлось снять трубку:

— Я слушаю!

— Людмила, здравствуйте!

— Снова вы?! Да как вы смеете звонить после того, что произошло?! Думаете, я не догадалась, кто подстроил мне «несчастный случай»?!

— Прошу вас, успокойтесь, я не имею к сегодняшнему инциденту никакого отношения!

— Тогда откуда вам о нем известно?! Скажите, меня спас ваш человек?

— Не хочу обманывать и вводить в заблуждение! Мы действительно следили за вами, но, к сожалению, во время происшествия агент находился слишком далеко. Вас спас случайный прохожий.

— Надо же! — нервно усмехнулась Мила. — Послушайте, если вы сейчас же не объясните, что происходит, я повешу трубку!

— Хорошо, через два часа в кафе «Юбилейное».

— Неужели нам необходимо личное общение?

— Да, и смею заверить: я вас не разочарую!

Заинтригованная последними словами, Мила решилась на встречу. Время тянулось мучительно медленно. В роли героини детективного романа она чувствовала себя весьма неуютно. Одно дело, удобно устроившись в кресле, читать о вымышленных злоключениях, и совершенно другое — самой превратиться в объект преследования. Часы показывали без четверти два. Пора. Тишина подъезда давила. С бьющимся сердцем она выбежала во двор и замерла как вкопанная. На противоположной стороне улицы, перед входом в кафе, стояли милицейский уазик и «скорая», окруженные толпой зевак. Поборов дурное предчувствие, Мила подошла к высокому худому парню.

— Извините, а что здесь произошло?

— Убийство. Мужика одного ножиком пырнули.

— Убили?!

— Девушка, вам плохо?

— Ничего, сейчас пройдет.

— Пройдет? Лучше я вам врача позову!

— Не нужно никакого врача!

— Позови, сынок, позови, — вмешалась в разговор пожилая женщина, — все равно, «скорая» приехала!

Вытянув шею, парень громко закричал:

— Можно доктора сюда! Девушке плохо!

— Кому тут понадобилась помощь? Позвольте! — Люди расступились, пропуская симпатичного майора. — Надо же, Людмила Теодориди! — оживился он. — Какая встреча!

— Здравствуйте, Константин Викторович.

— Знаете, а я почему-то совсем не удивлен! — Отметив, с каким любопытством прислушиваются к разговору окружающие, он предложил: — Давайте побеседуем в кафе.

— Там же… убитый.

— Мы пройдем в соседний зал.

— Хорошо.

Константин Викторович усадил Милу за один из столиков.

— Чай? Кофе?

— Если можно, кофе.

— Девушка, принесите, пожалуйста, два кофе, — обратился он к официантке. — Людмила, и все-таки, как вы здесь оказались? Неужели случайно?

— Нет.

— Так я и думал.

— Мне нужно было встретиться с одним человеком.

— Простите за бестактность, с кем?

— С мужчиной. Но это совсем не то, о чем вы могли подумать, — поспешила добавить Мила.

— Тогда поясните.

— Не знаю даже, с чего начать, — занервничала она.

— Я вас не тороплю, — успокоил ее Прохоров.

Мила все еще колебалась.

— Возможно, сегодняшнее убийство никак не связано с моими проблемами.

— Вы сказали «возможно»? Значит, допускаете и обратное?

Она испуганно посмотрела на следователя:

— Да, допускаю, и мне совершенно не с кем посоветоваться!

— Посоветуйтесь со мной, — предложил Константин Викторович.

— С вами…

— Рискните!

— Вы и раньше-то не слишком доверяли моим словам, — с сомнением произнесла Мила, — а теперь…

— Времена меняются, — улыбнулся Прохоров. — И, знаете, с годами начинаешь понимать, что в нашем мире, кроме человеческих законов, действуют иные, высшие!

К ним подошла с подносом официантка и поставила чашки на стол.

— Пожалуйста, кофе.

— Спасибо! — Мила потянулась за пакетиком с сахаром. — Вкусный, — отхлебнув глоток, похвалила она.

— Могут, когда хотят, — заметил Прохоров. — Я вас внимательно слушаю.

— Да-да. Начну с давних событий…

Дослушав историю до конца, Константин Викторович попросил:

— Я знаю, Людмила, вам будет неприятна моя просьба, но я вынужден настаивать на процедуре опознания убитого. Дело в том, что мы не обнаружили при нем никаких документов, и если он не проходил по нашей картотеке…

— Я согласна.

— В таком случае пройдемте в другой зал! С ним сейчас работают криминалисты. Да не волнуйтесь вы, это займет не больше минуты!

За одним из столов, у окна, Мила увидела прикрытое простыней тело убитого.

— Давайте немного приблизимся, — попросил следователь.

— Я и отсюда смогу рассмотреть, — отказалась она.

— И все же, прошу вас, — продолжал настаивать Константин Викторович.

— Хорошо. — Мила передвинулась на пару шагов. — Так, надеюсь, достаточно?

Ее сосредоточенный взгляд не отрывался от материи, под которой угадывались контуры знакомого профиля.

— Готовы? — обернулся Прохоров. — Открываю.

Она отшатнулась, узнав в убитом того самого господина, с которым собиралась встретиться. Только сейчас печать смерти стерла с лица прежнюю самоуверенность.

— Да, именно этот мужчина похитил мою дочь, — дрожащим голосом подтвердила Мила.

— Вы не ошибаетесь?

— Его я ни с кем не перепутаю!

— Так, так… Значит, на машине с посольскими номерами? Проверим!

Перед самым Новым годом ей позвонил Прохоров.

— Здравствуйте, Людмила!

— Здравствуйте, а с кем я разговариваю?

— Извините, что сразу не представился. Про сыщика Прохорова еще не забыли?

— А, Константин Викторович! Конечно, нет!

— Я, собственно, хотел вас с наступающим Новым годом поздравить и поблагодарить за содействие. Убитый действительно оказался сотрудником американского посольства. И весьма необычным.

— В каком смысле?

— Два года назад господина Фишера выслали из нашей страны.

— А почему?

— Подозревали в шпионаже.

— Надо же! Тогда как же он вновь приехал?

— По всей видимости, нелегально. Простите, опять морочу вам голову своими делами! Еще раз, с праздником!

— Спасибо, и вас!

— Если будут проблемы, звоните, не стесняйтесь!

— Хорошо, Константин Викторович.

Мила положила трубку.

— Мам, ты с кем разговаривала? — Василиса оторвалась от приготовления салата.

— Какая любопытная!

— Не хочешь рассказывать?

— Почему не хочу? С одним сыщиком.

— Настоящим?

— Самым что ни на есть настоящим!

— А откуда ты его знаешь?

— Это давняя история! Тебя тогда даже в проекте не было! — отшутилась Мила. — И если честно, мне неприятно о ней вспоминать.

Василиса тоскливо вздохнула. Впрочем, вскоре ее внимание полностью переключилось на вернувшегося с работы отца.

В прихожей послышалось громкое шуршание упаковочной бумаги.

— Девочки, вы где?! — разнесся по квартире громкий, возбужденный голос Андрея.

— На кухне, — пропела Мила.

Василиса стремительно сорвалась со своего места.

— Куда? Сначала руки вымой, — напомнила ей мать.

Недовольная задержкой, Лиса вернулась к раковине.

— Здравствуйте, мои любимые!

На пороге появился Андрей, нагруженный объемистыми пакетами. Расцеловав жену и дочь, он начал выкладывать на стол фрукты и деликатесы.

— Ну, зачем так много? — с укором спросила Мила. — Столько денег потратил!

— Мне для вас ничего не жалко!

— Ананас! Мой любимый! — Василиса благодарно взглянула на отца.

— Я знал, что ты обрадуешься. Подожди! — Он напустил на себя таинственный вид и исчез в коридоре. Через минуту из-за угла выплыл букет чудесных чайных роз.

— Самой красивой девочке в мире! — торжественно провозгласил Андрей.

— Спасибо, папочка! — рассмеялась Лиса. — Как пахнут! — восхищенно вдохнув тонкий аромат, она, со счастливым видом, обернулась к матери.

— А это тебе, родная! — Андрей вытащил из пакета охапку ослепительно-белых крупных хризантем.

— Помнишь… — Милино лицо озарилось улыбкой.

— Конечно!

Заметив грусть в глазах жены, он виновато произнес:

— Поверь, сам себя ненавижу за то, что творю!

— В это верю как раз! А вот в то, что ты можешь справиться с собой, извини, почти нет.

— Милочка! Я обещаю…

— Не нужно никаких обещаний, просто постарайся, прошу!

— Когда ты так говоришь, я сквозь землю готов провалиться! — Андрей подошел к жене и, заглянув ей в глаза, ласково провел ладонью по лицу. — Прости, маленькая, в моей жизни нет никого, дороже тебя и Лисы.

— Тогда почему?!

Он в отчаянии схватился за голову и взъерошил волосы.

— Я тысячу раз сам себе задавал тот же вопрос!

— Давай оставим проблемы в старом году, — предложила Мила и весело обратилась к дочери: — А сейчас быстро накроем на стол, иначе праздник наступит без нас!

От слов жены Андрей ощутил необыкновенную легкость. «Да, решено, — подумал он, — теперь я стану жить только для семьи!» Воспоминание о прежних похождениях вызвало отвращение и стыд.

— Пап, чувствуешь, как вкусно пахнет? — прервала его размышления Василиса.

— Конечно, чувствую! — отозвался Андрей.

— У нас сегодня утка с яблоками, а еще мама такой торт испекла!

— Я никогда не сомневался в ее способностях.

Закончив с приготовлениями, Мила зажгла в центре стола свечи.

— Теперь можно садиться, — удовлетворенно произнесла она.

— Красота! — Андрей налил в бокалы вино и предложил тост: — Проводим старый год, и пусть все плохое останется в прошлом…

Из коридора подул ледяной ветер.

— Мам, у нас что, на кухне окно открыто? — вопросительно посмотрела Василиса. — Закрыть?

— Я ничего не открывала.

— А откуда тогда так сильно дует?

Налетевший порыв ветра потушил новогодние свечи.

— Ума не приложу! — Мила зябко поежилась.

В коридоре испуганно заскулил Оппи и попятился, с поджатым хвостом, в комнату. Его остекленевший взгляд не отрывался от чего-то невидимого.

— Мне страшно, — прошептала Василиса, придвигаясь поближе к матери.

— Не бойтесь, девочки, я вас в обиду не дам! — Андрей пересел на диван и обнял жену и дочь.

Леся, спокойно лежавшая до этого рядом с хозяйкой, выгнула спину и злобно зашипела. Ее огромные зеркальные глаза нацелились на дверной проем. В следующее мгновение она грациозно спрыгнула на пол и крадучись приблизилась к растерянному терьеру. Слегка потершись о его бок, кошка выдвинулась вперед и глухо, по-собачьи, зарычала, сотрясаясь всем телом.

— Что с ней? — удивился Андрей.

— Пугает, — тихо ответила Мила.

— Странно…

Квартира огласилась низким утробным воплем. С отчаянным визгом Леся прыгнула в пустоту, широко расставив лапы с выпущенными когтями.

На Милиных глазах в проеме двери возникли неясные, колеблющиеся очертания человеческой фигуры, которые вскоре материализовались в Антонину Павловну, изо всех сил пытавшуюся оторвать от себя кошку.

— Вы это тоже видите?! — спросила она, завороженная фантастическим зрелищем.

— Да, прямо цирк, — ухмыльнулся муж, — висит в воздухе…

— Пап, а такое разве бывает? — недоумевая, обратилась к отцу Василиса.

— Значит, нет! — заключила потрясенная Мила.

— Как же «нет», если Леся висит? — не согласилась дочь.

— Да неужели вы не видите Антонину Павловну?!

— Кого?! — одновременно воскликнули Андрей и Василиса. На их лицах отразилось изумление.

Вспомнив про подаренные иерусалимские свечи, Мила открыла буфетную дверцу. «Хорошо, что спички не унесла», — мелькнуло в голове. Едва загорелось пламя, ледяной ветер бесследно исчез. Оппи удалился в коридор, а Леся, спрыгнув на ковер, принялась тщательно вылизывать лапки.

— М-да, — смущенно заметил Андрей, не зная, что еще можно произнести в подобной ситуации, — в жизни бы не поверил, если бы мне про такое кто-нибудь другой рассказал! Уже без пяти двенадцать! — спохватился он, торопливо откупоривая шампанское. По телевизору передавали поздравление президента Ельцина с наступающим Новым годом. — Девочки, подставляйте бокалы, быстрей!

— Ты же дочери наливаешь! — задержала Мила руку мужа.

— Мам, я уже давно не ребенок! — обиделась Лиса.

— А кто? — поинтересовался отец.

— Девушка!

— Ах, девушка! — Андрей рассмеялся: — Значит, посуду мыть, ты маленькая, а шампанское пить…

Их спор прервал бой курантов.

Раз, два, три… — сосредоточенно считала Василиса, спеша загадать желание, — с Новым годом! Ура!

Ее радостный крик подхватили родители. Зазвенели хрустальные бокалы, знаменуя собой начало 1996 года.

На Крещение ударили сильные морозы. Утром, двадцать первого января, Мила посмотрела на градусник и не поверила своим глазам: термометр показывал минус тридцать четыре!

— Лисенок, может, ты сегодня школу пропустишь? — крикнула она зашедшей в ванную дочери. — Такой дикий холод!

Василиса выглянула в приоткрытую дверь:

— Не могу мам, сегодня контрольная по геометрии!

— Вот чудеса! Я в твоем возрасте боялся геометрии, как огня, — признался Андрей, — а ты души в ней не чаешь!

— Ты это ты, а Василиса пошла в папу. — При воспоминании об отце голос Милы дрогнул: — Он всю жизнь вычислительной технике посвятил.

— Умная, значит, дочь, не в меня, — желчно заметил муж.

— Напрасно ты обижаешься! Когда я заканчивала восьмой класс, то умоляла родителей, чтобы они позволили перевестись из математической в школу с гуманитарным уклоном. Отец ужасно расстраивался: рухнула его надежда сделать из дочери программиста! Зато я смогла заниматься любимой литературой и была необыкновенно счастлива! Кстати, хотела с тобой серьезно поговорить о поступлении Василисы в институт. Она призналась мне, что мечтает учиться в Плехановском.

— Ничего себе! — присвистнул Андрей. — Какие амбиции! Только туда, по-моему, обычным смертным дорога заказана!

— Ты так думаешь? Я разговаривала с руководителем курсов, деканом, и он мне дал понять…

— Твои курсы, Мила, совершенно бесполезная затея! Неужели ты не понимаешь?

— Обычные да, но не эти!

— Чем же они отличаются?

— Многим. С Василисой будут заниматься преподаватели из института, по специальной программе, французским индивидуально, а математикой и русским в группах из пяти человек. Договор предусматривает гарантированное поступление либо на бесплатный факультет, либо, в случае недобора баллов, на платный. Причем три года учебы в вузе оплачиваются фирмой!

— Занимательно! И сколько же стоит такая сказка?

— Двенадцать тысяч.

— Чего?

— Не рублей, конечно, долларов.

— Ты сошла с ума?! Даже если мы отдадим все наши сбережения, этого не хватит!

— И не нужно отдавать, — постаралась успокоить мужа Мила, — сумму разрешено выплачивать частями, в течение двух лет.

— Я смотрю, ты уже готова платить!

— Девочка мечтает там учиться!

— Да мало ли о чем она мечтает?! — возмутился муж. — Я тоже, может быть, мечтаю! Почему мы с тобой поступали без всяких денег?! И ничего, как-то поступили!

— Пойми, сейчас другие времена! Требования к абитуриентам стали настолько высоки, что подготовиться самостоятельно практически невозможно!

— Невозможно… Посмотрим! — неопределенно буркнул Андрей и, подойдя к ванной, раздраженно забарабанил в дверь: — Василиса, ты там не заснула?!

Расстроенная, Мила вышла на улицу и направилась по занесенной снегом дороге к трамвайной остановке. Вьюжило. От встречных порывов ветра перехватывало дыхание, лицо обжигало густым, колючим снегом. На перекрестке, движимая смутным предчувствием беды, она обернулась. Прямо на нее, по пешеходной части тротуара, неслись красные «Жигули». Еще пара секунд, и случилось бы непоправимое, но тут неведомая сила буквально смела Милу с места и с силой швырнула в большой рыхлый сугроб. Неподалеку раздался оглушительный удар. «Пятерка», изо всей силы, врезалась в припаркованный грузовик.

— Вы целы? — спросил мужской голос.

— Кажется, — не сразу отозвалась она и застонала.

— Что с вами?! — встревожился незнакомец.

— Нога подвернулась…

— Я вам сейчас помогу!

Мила встала, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Ну как? Идти можете?

— Не знаю…

— Попробуйте сделать несколько шагов!

— Не волнуйтесь, на ногу я наступаю, скорее всего это ушиб или легкое растяжение!

— Уверены?

Звук голоса, сам вопрос и интонация, с которой он был произнесен, показались знакомыми. Внимательнее присмотревшись к мужчине, Мила воскликнула:

— Постойте, я вас узнала! И не вздумайте говорить, будто оказались здесь случайно!

Ангел-хранитель улыбнулся:

— Даже не собирался. Я все объясню, но сначала нужно помочь водителю!

— Да-да, конечно…

Незнакомец поспешил к искореженным «Жигулям» и, рванув заклинившую дверь, вытащил на снег пожилого мужчину с залитым кровью лицом.

Из остановившегося «Москвича» выглянул молодой парень:

— Живой?

— Да, дышит!

— Сейчас вызову «скорую»!

Потерпевший чуть слышно, прошептал:

— Что произошло?

— Вы попали в аварию.

— Ничего не помню. Прошу вас, достаньте из кармана куртки таблетки и дайте одну. Скажите, кто-нибудь пострадал?

— Кроме вас, никто.

— Слава Богу!

Через четверть часа, приехавшая бригада «скорой помощи» забрала водителя «Жигулей». Незнакомец обратил внимание на усталое, побледневшее лицо Милы:

— Как ваше самочувствие? Давайте, я провожу вас до дома?

— Нет уж! Во второй раз так просто вы от меня не отделаетесь! Откройте тайну, кто вы такой?

— Сами сказали: ангел-хранитель.

— Нет, ну все же, если серьезно?

— Я, конечно, не ангел, а вот хранитель, пожалуй! Вы правы, Мила. Наступило время познакомиться!

— Надо же, имя мое запомнили!

— Не нужно запоминать то, что и так хорошо известно!

— Кто вы?!

— Прежде всего, ваш дальний родственник, по отцу. — Заметив недоверчивый взгляд, мужчина добавил: — И оказался здесь действительно не случайно.

— Скажите, тогда, осенью, обрыв провода, теперь неуправляемая машина, которая едва меня не сбила, несчастные случаи или…

— Или.

— Меня на самом деле дважды пытались убить?!

— К сожалению!

— Но из-за чего?!

— Это длинная история. В двух словах не расскажешь. Предлагаю зайти в кафе и выпить по чашечке кофе.

Мила озабоченно взглянула на часы.

— Спешите?

Она замялась в нерешительности:

— Вообще-то, да, я уже и так опаздываю на работу.

— Значит, отложим разговор до следующего раза?

— А если его не будет? — В Милиных глазах мелькнул страх. — Лучше отпрошусь у директора. Где здесь телефонная будка?

Новый родственник указал на противоположную сторону улицы:

— Пойдемте. Кстати, забыл представиться, меня зовут Мелетий.

— Необычное имя!

Мужчина никак не отреагировал на замечание.

— Вы следили за мной? — спросила его по дороге Мила.

Мелетий кивнул.

— Скажите, что происходит?! Вначале меня преследовал непонятный дипломат, теперь вы…

— Потерпите, скоро вы обо всем узнаете.

В теплом, уютном кафе они заняли столик рядом с живописным аквариумом.

— Кофе? Бокал вина? Или коктейль? — предложил родственник.

— А можно просто горячий чай?

— И пирожные.

— С удовольствием.

Сделав заказ, Мелетий дождался ухода официантки и задумчиво проговорил:

— Мне, наверное, необходимо объяснить, почему я здесь. Почти десять веков назад игумен монастыря Великая Лавра, находящегося на Святой Горе Афон, послал вашего предка, Аристоса Теодориди, в далекую Россию, к хранителю книги власти.

— Надо же, какая древность! — Сердце Милы тревожно забилось при упоминании о книге. — Мой прадед был монахом?

— Нет. Вначале игумен действительно предполагал послать монаха Евфимия, старшего брата Аристоса, но накануне отъезда его предательски убили. Я — потомок среднего брата из семьи Теодориди.

— Значит, мы на самом деле родственники?! Теперь понятно, откуда у вас столь необычное имя!

— Оно дано мне при пострижении.

— Так вы монах?!

— Я прибыл в Россию с определенной миссией, как это сделал, много веков назад, ваш предок, Аристос Теодориди.

— Надо же! Кстати, вы говорите на русском без малейшего акцента.

— Меня специально обучали языку.

— Где?

— В монастыре.

— Великой Лавре?

— Совершенно верно.

Официантка принесла им пузатый фарфоровый чайник и вазочку с пирожными.

— Пожалуйста. — Расставив чашки, она вопросительно взглянула на Мелетия: — Желаете чего-нибудь еще?

— Спасибо, возможно, чуть позже.

— Приятного аппетита! — бросила на ходу девушка и исчезла за белой дверью с надписью: «Служебное помещение».

Мила откусила от эклера.

— Надо же, какой вкусный! Наверное, сами выпекают. С детства обожаю сладкое. Попробуйте, вам обязательно понравится!

— Вернемся к разговору, — напомнил ей монах.

— Извините, конечно! Мы остановились на том, что вас специально обучали русскому.

— Да, в монастыре до сих пор хранится святое предание о последнем хранителе книги.

— И кто он, последний хранитель?

— Вы.

Не зная, как отнестись к подобному заявлению, Мила, в смятении, пробормотала:

— Это какая-то ошибка…

— Вот уже несколько лет книга находится у вас.

— По всей видимости, отказываться бесполезно! Послушайте, неужели тогда, на практике, вы были тем монахом, который меня спас? Господи, ничего не понимаю! Я самая обычная женщина, да еще к тому же порядочная трусиха! Из меня никогда не получится героини! Почему именно, я?!

— Потому, что вы искренне так считаете. В вас крайне мало самомнения. Такая редкость в наши дни!

Мила покраснела.

— И конечно, святость предыдущих поколений…

— Что вы хотите сказать?

— Помните, в Евангелии: «Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые». — Увидев Милино смятение, монах спросил: — Вы читали Новый Завет?

— Да, — несколько неуверенно ответила она.

— Никогда не задумывались, почему Евангелие от Матфея начинается перечислением всех родов, предшествующих рождению Иисуса Христа?

— Нет.

— Чтобы показать праведность предыдущих поколений. То же самое касается Иоанна Крестителя, святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, игумена Сергия Радонежского, святого Серафима Саровского и многих других.

— А я почти ничего не знаю о своих предках, особенно с отцовской стороны. Папа ведь у меня с трехлетнего возраста детдомовский.

— Вашего дедушку, протоирея Александра Ивановича Теодориди, расстреляли 13 ноября 1937 года на полигоне Бутово, под Москвой. Ваша бабушка, Екатерина Константиновна, пережила своего мужа всего на год. В 1938-м она скончалась от скоротечной чахотки.

Знаете, Антоний Великий утверждал, что спасающиеся в последние времена безропотным терпением скорбей будут прославлены выше древних Отцов. Семья вашего деда отличалась редким благочестием! Во времена гонений, в 1931 году, его старшего брата, епископа серпуховского Виктора, обвинили в антисоветской деятельности и приговорили к пяти годам заключения. В Соловецком лагере он работал врачом, заведовал тифозным бараком, и при этом, регулярно совершал в лесу тайные богослужения.

В 1934 году епископа Виктора расстреляли вместе с другими семнадцатью священнослужителями. Среднего брата, иеромонаха Варнаву, обвинили в организации «Нелегальной церковно-монархической организации „Истинное Православие“» и приговорили к расстрелу в 1935-м. Царствие им Небесное! Вечная память Святым мученикам! — Мелетий перекрестился.

— Я представления не имела о семье моего отца! — потрясенно проговорила Мила. — Как жаль, что папа не дожил! Он обращался в архив, хотел разыскать какие-то документы, но не успел…

— Вы спрашивали, отчего хранителем выбрали именно вас. Надеюсь, теперь понятно. Сила молитвы ваших предков огромна!

— Послушайте! В детстве мне часто снился прекрасный белоснежный монастырь, на самой вершине горы, у подножия которой плескалось синее-синее море…

— Вы описываете Великую Лавру, — улыбнулся Мелетий.

— Надо же, даже не верится! А потом, в институте, во время летней практики, я видела монастырь каждую ночь. Пожилой монах у ворот, с добрым, светлым лицом, передавал мне книгу в красивом серебряном футляре… Скажите, но почему все-таки выбор пал на меня? Разве мало других, неизмеримо более достойных, из благочестивых семей?

— Вы — только часть целого, второй половиной которого является Андрей.

— Мой Андрей?!

— Да. Свет и тьма. Черное и белое.

— Опять загадки!

— Вовсе нет! Благодаря вашему союзу появился особый ребенок с душою-гранью, находящейся между добром и злом.

— Ну, знаете, мы все, в каком-то смысле, находимся на грани!

— Да, конечно. Но остальные люди не способны удерживаться на ней, им неизбежно приходится делать выбор.

— А Василиса?

— Знаете, я бы сравнил ее с канатоходцем, обладающим идеальным чувством равновесия. Любому поступку вашей дочери присуща двойственность.

— Скажите, но как то, о чем вы рассказали, связано с книгой?

— Не знаю. Текст свитка заканчивается словами: «В ней свет и тьма прибудут пополам, но даже тьма послужит высшей цели: чтоб стало невозможное возможным. И ярче звезд на небе воссияет бессмертная бесценная душа».

— Да, весьма туманно. Начало понятно, а вот дальше… Что за высшая цель? Что станет возможным? — Мила вопросительно посмотрела на монаха.

— Всему свое время. Люди постоянно пытаются забежать вперед! Знаете, в молитве к Господу есть такие слова: «Избави нас от… дьявольского поспешения». Почему, спросите, «дьявольского»? Потому что ни к чему хорошему оно не приводит.

— Мелетий, объясните, меня и маму пытались обманывать, шантажировать, чтобы заставить отдать книгу, но никогда не предпринимали попыток ее выкрасть, кроме того случая, на практике.

— Да у вас никто не может сам забрать книгу.

— Почему?!

— Бесполезно. Все равно ничего не увидит! Только в случае добровольной передачи…

— Если б я даже захотела, не сумела бы помочь!

— Думаю, для этого недостает последнего звена — вашей дочери.

— Мне показалось или вы действительно подчеркнули, что именно у меня невозможно забрать книгу?

— Все верно. Помните, в Евангелии: «…глазами смотреть будете — и не увидите»?

Много веков книга находилась под защитой Животворящего Креста Господня, благодаря чему ею не удавалось воспользоваться, но невидимой она сделалась лишь сейчас.

— Значит, охотники за книгой не только текста не видят, но и ее саму?!

— Вот именно.

— В чем же причина такого изменения?

— Ваш брак соединил два рода хранителей. Их общая молитва защищает книгу от посторонних глаз.

— Вы хотите сказать, у Андрея…

— Да, несколько предыдущих поколений, по материнской линии, являлись хранителями книги.

— Ничего не понимаю! Ваши слова о праведности родов и в то же самое время о черном и белом, о добре и зле?! По-моему, одно другому противоречит!

— К сожалению, прабабушка вашего мужа сделалась усердной исполнительницей воли темного хозяина. Она намеревалась выкрасть книгу у своей матери. Прошло много лет, прежде чем вы отыскали ее в монастыре.

— А что произойдет, если книга окажется во власти темных сил?

— При помощи дьявольского сочинения сатана склонил на свою сторону ангелов. Страшно представить, что случится с нами, грешными!

— В таком случае лучше было бы оставить книгу под землей!

— На все воля Божия! Говорят, пути Господни неисповедимы.

— Зачем вообще хранить столь опасную вещь?! Ее нужно уничтожить!

— Поверьте, вы не первая, кто задается подобным вопросом, но, книга неистребима.

— В каком смысле: в огне не горит и в воде не тонет? — Мила невольно улыбнулась.

Лицо монаха осталось серьезным.

— К сожалению, — ответил он.

— Мелетий, я хочу попросить у вас совета…

— Буду рад помочь, если смогу.

— Даже не знаю, с чего начать. У нас в семье происходят странные вещи. Уже давно. Сначала я не связывала их воедино, но потом… — Мила собралась с духом. — Моя свекровь занимается колдовством. Мы обращались к экстрасенсам, целителям бесполезно. Они ничем не помогали, только указывали на Антонину Павловну. В конце концов, одна бабушка посоветовала искать помощи у Бога. Но я понятия не имею, как правильно обращаться к Нему, как просить.

— «Правильно обращаться»! — с горечью повторил монах. — Запомните, правильно лишь то, что исходит от чистого сердца. Во времена земной жизни Иисуса Христа женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, потратившая все средства на врачей и не получившая никакой пользы, подошла среди толпы к Господу, прикоснулась к одежде Его, ибо говорила сама себе: если хотя к одежде Его прикоснусь, то выздоровею, и тотчас исцелилась. «Дщерь! Вера твоя спасла тебя; иди в мире и будь здорова от болезни твоей», — напутствовал женщину Иисус Христос. Вы поняли? Без искренней веры и твердого намерения начать жить по-другому бесполезно обращаться к Господу! Только человек, ступивший на узкий, тернистый путь борьбы с собственными грехами, испытавший тяжесть его, осознавший собственное бессилие, способен, от всей души, с верой, попросить о помощи.

— Говорят, если часто причащаться, можно вылечиться от болезни и защититься от колдовства.

— Можно, — согласился Мелетий, — а можно заболеть и даже умереть, о чем предупреждали Апостолы Петр и Павел.

— Как?! — опешила Мила.

— Речь идет о недостойном принятии Причастия. Безусловно, ходить в храм, исповедоваться, причащаться необходимо! Весь вопрос состоит в вашем личном отношении: с благоговением ли, осознанно вы это делаете или ради исполнения собственных желаний, без участия души. Во втором случае вы приравниваете Причастие к некому магическому действию, ничем не отличающемуся от манипуляций над вами какой-нибудь бабки. Такой горе-«причастник», не обременяя себя мыслями об особой подготовке и посте, посидев накануне в теплой компании, легкомысленно подходит к Чаше, забывая о словах: «Трепещу, приемля огнь, да не опалюся яко воск и яко трава».

Человеческая природа глубоко повреждена и сама не в состоянии справиться со своими многочисленными недугами. Господь, видя искреннее раскаяние человека на исповеди и горячее желание изменить жизнь, освобождает его от давящего бремени грехов. И тогда происходит чудо: из души исчезают тоска, уныние, безнадежность. Человек, возможно впервые в жизни, легко расправляет плечи и с верой подходит к Чаше, чтобы соединиться со Спасителем, ощутить Его присутствие в новом, светлом, радостном взгляде на всех и на вся. Знаете, как у мальчика Кая из «Снежной королевы», избавившегося от осколка зеркала.

И конечно, вам необходимо научиться правильно молиться. «Ты же, когда молишься, войди в комнату свою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Не гонитесь за количеством молитв! Произносите их с участием ума и сердца, чтобы не оскорбить Бога своим невниманием.

— Мелетий, все сказанное касается моей души. А как же быть с семейными проблемами?! Я так устала от измен мужа и его пьяных компаний! Моя дочь попала под сильное влияние свекрови, и я зачастую не нахожу с ней общего языка. Что мне делать?! — На глаза Милы навернулись слезы.

— Поверьте, будете меняться вы, будет меняться и мир вокруг вас!

— Каким образом?

— Снова поспешаете? — улыбнулся Мелетий.

 

Глава 12

НЕБЕСНЫЙ ИСТОЧНИК

Прошел год. Фирма Милы обанкротилась, и она была вынуждена вновь заняться поисками работы. Отношения с мужем совсем испортились. Единственным связующим звеном для них оставалась дочь. Внутреннее раздражение и обида на жизненную «несправедливость» делали бесплодными все Милины попытки молиться и посещать храм. На исповеди она представляла собственные грехи как следствие проступков окружающих. От этого ее самоосуждение неизбежно превращалось в самооправдание.

— Вы не о других, вы о себе, о себе, — не раз напоминал ей батюшка.

Чудесным июньским вечером она сидела за кухонным столом и с мрачным видом помешивала в кружке чай.

— Может, сходим погуляем? — предложил Андрей.

— Не хочется, — холодно отказалась Мила.

— Кто на сей раз испортил тебе настроение?

— А ты как будто не догадываешься?

— Послушай, я не собираюсь ссориться, наоборот, очень хочу исправить наши отношения!

— Каким же, интересно, образом? Перестанешь выполнять указания Антонины Павловны?

Язвительный вопрос жены застал Андрея врасплох. Он на самом деле имел неосторожность поделиться с матерью своими планами.

— Давай в июле махнем на юг, снимем домик на побережье…

Милино лицо просветлело.

— Поедем поездом?

— Зачем? На машине намного интереснее!

— А куда?

— Под Туапсе. Мне дали на работе адрес и телефон хозяина коттеджа.

— Было бы здорово, вместе с Василисой…

— Кстати, уже одиннадцать. Зачем ты разрешаешь ей так поздно возвращаться? Сейчас на улицах столько всякой шпаны!

— Ее проводят.

— Володя?

— Нет, другой мальчик.

— Любовь прошла?

— Во всяком случае, не со стороны Володи!

— Однако! Так за него сражалась, а теперь оказался не нужен?

— Вот именно, сражалась! Что с ней творится? — Мила вздохнула и замолчала, не решаясь продолжить.

— Ты о чем?

— Да так, не обращай внимания.

— Нет уж, договаривай до конца!

— Мне кажется, Лиса продолжает заниматься магией.

— С чего ты взяла?! Она же нам обещала!

— Обещала. Недавно я разбирала секретер и под стопкой книг обнаружила очередное пособие.

— Это, наверное, никогда не закончится! — раздосадованно воскликнул Андрей. — Прямо наваждение!

Раздалась трель звонка.

— Василиса вернулась, пойду открою. — Мила просительно посмотрела на мужа: — Смотри не проговорись!

— Всегда одно и то же, молчи, молчи… Надоело!

— Ты хочешь, чтобы она перестала нам доверять? Станет только хуже!

Выслушав радостное сообщение родителей о предстоящем путешествии, дочь желчно усмехнулась.

Выражение ее лица не сулило ничего хорошего.

— Прекрасно! А меня вы спросили?

Не ожидая подобной реакции, Мила растерянно произнесла:

— Мы думали, ты обрадуешься…

— В июле я должна быть в Петергофе! — заявила девушка тоном, не допускающим возражений.

— Да как ты смеешь?! — от возмущения Андрей потерял дар речи.

— Смею, папочка, смею! — Глаза Василисы бесстрашно встретились с глазами отца.

— Ах так! — Побелев от ярости, он залепил дочери тяжелую пощечину.

— Ты еще пожалеешь об этом, папочка…

— Господи, Андрей, что ты наделал! — в отчаянии воскликнула Мила. — Лисонька, он не хотел!

— Я знаю, мам, все в порядке. — Девушка приложила ладонь к пылающей щеке. — Пойду спать.

Мила сжала руками раскалывающуюся голову и без сил опустилась на стул.

Летом вместо поездки на юг она устроилась администратором в торговый центр «Юнион». Василиса в первых числах июля уехала к свекрови. Когда в квартире раздавались междугородние звонки, Андрей мрачно констатировал:

— Опять исполняет свой дочерний долг.

Действительно, разговоры получались скучными и пустыми. Чем их дочь занималась на самом деле, оставалось загадкой. В конце августа она вернулась домой сдержанная, спокойная, уверенная в себе. Увидев слезы на лице матери, Василиса улыбнулась ей своей прежней, ласковой улыбкой и, обняв Милу, на ухо прошептала:

— Я тоже соскучилась, мамочка.

Следующая зима, а за ней и лето, целиком заполненные напряженной подготовкой к поступлению в институт и школьным выпускным экзаменам, промелькнули незаметно. Осенью Василиса стала студенткой престижной «Плешки».

Возвращаясь с работы поздним ноябрьским вечером, Мила остановилась у подъезда и набрала по домофону номер квартиры. Никого. В последнее время такое случалось все чаще. Она со вздохом достала из сумки ключи. Внезапно собственная пассивность вызвала в душе волну протеста, представилась чем-то гадким, отвратительным. «Хватит прятать голову в песок! Поеду в субботу!» От принятого решения ей сделалось спокойнее.

В рейсовом автобусе Мила проспала почти всю дорогу. От основной трассы до храма пришлось добираться пешком. Шум городских улиц с грязной слякотью под ногами сменился величественным покоем зимнего леса, ослепительно-белым снегом и звенящей тишиной. Стайка красногрудых снегирей сопровождала ее всю дорогу. Весело переговариваясь, пташки сначала обгоняли свою попутчицу, а затем поджидали на придорожной вербе. Стоило ей приблизиться, снегири вновь взмывали в воздух, и все повторялось сначала. Счастливая улыбка не сходила с Милиного лица.

После мороза храм показался очень теплым, а еще, необыкновенно просторным и спокойным. Женщина растерянно огляделась по сторонам: где же священник? Неужели придется ни с чем возвращаться в Москву? Не успела она расстроиться, как из алтаря вышел батюшка Стахий. Порывисто шагнув к нему навстречу, Мила поздоровалась. Слова сочиненного текста мгновенно вылетели из головы.

— Не волнуйтесь, — первым нарушил молчание священник, — вы откуда приехали? — Его живые черные глаза, несмотря на серьезность лица, ласково улыбались.

— Из Москвы.

— Путь неблизкий, особенно зимой. Наверное, вы на машине?

— Нет, на рейсовом автобусе.

— Видимо, вас привела сюда серьезная причина. Не смущайтесь, расскажите!

— Все?

— Конечно, все.

— Но это очень долго…

— Ничего, время у меня есть. Не зря же вы, в конце концов, ехали в такую даль! Знаете, милая гостья? Давайте я вас сначала чаем угощу. Наверное, замерзли?

— Немного. Спасибо, батюшка.

— Как вас величать изволите?

— Людмилой.

Батюшка Стахий провел ее в трапезную и, усадив за длинный стол, налил горячий чай в уютные оранжевые чашки с крупными белыми горошинами.

— Не стесняйтесь, Людочка, берите печенье, конфеты!

— Спасибо. — Мила сделала глоток. — Какой вкусный!

— Конечно, вкусный! Вода здесь особенная, из источника самого Николая Чудотворца! Шесть веков нас, грешных, утешает, поит, лечит, — с нежностью и любовью, словно о живом существе, отозвался о роднике священник.

— Надо же! Наверное, там очень красиво?

— Зачем же гадать? Источник находится внизу, за храмом. Если хотите, можете сама туда спуститься, по тропинке.

Миле вдруг необыкновенно захотелось собственными глазами увидеть родник.

— А нельзя прямо сейчас? — попросила она.

— Идите, я вас подожду. Попросите помощи у Святителя Николая! Вот, возьмите с собой лист со словами молитвы.

— Спасибо, батюшка.

— Это вы, Людочка, не меня, а Николая Чудотворца благодарить будете! Его потому Угодником и прозвали, что никому не отказывает. И вам не откажет!

— А ведь Он мне один раз уже помог, когда мы с подругой в институт поступали! — От воспоминания на душе сделалось легко и радостно.

— Идите, с Богом!

Мила обогнула храм и увидела довольно крутой спуск к источнику. Пробираться по узкой неровной тропинке, среди вековых сосен, оказалось делом непростым. Внизу весело журчал кристально прозрачный родник. Наклонившись, она почерпнула ладонью искрящуюся в солнечных лучах ледяную воду и поднесла к лицу.

— Господи, хорошо-то как!

В легком дуновении ветерка донеслось: «Будете меняться вы, будет меняться и мир вокруг вас».

Задумчивая и притихшая, Мила возвратилась к батюшке Стахию.

— Поговорили со Святителем Николаем?

От участливого тона священника ей вдруг сделалось так жаль себя.

— Скажите, где же справедливость?!

Она начала, торопливо и сбивчиво, волнуясь, открывать самое сокровенное. Тяжелые воспоминания опустошали, наполняя душу мукой, не давая места ничему светлому.

Видя ее страдания, батюшка Стахий воскликнул:

— Да как же вы не поймете, что обидой раните собственное сердце! Простите! Искренне простите свекрови зло, которое она причинила, и увидите, жизнь переменится! Господь услышит вас!

Мила обескураженно замолчала.

— Знаю, искренне простить будет сложно! Очень трудно, — добавил священник.

— Как же так?! — Ее губы задрожали, глаза наполнились слезами. — Вы даже представить не можете, сколько…

— Прошу вас, найдите в себе силы! — Лицо батюшки излучало доброту и сострадание.

— Значит, другого выхода нет?

— Нет.

Перед глазами возник Мелетий со своей прощальной фразой: «Будете меняться вы, будет меняться и мир вокруг вас».

Наступил март. В один из промозглых вечеров Мила села в поезд дальнего следования. Неделю назад сотрудница предложила поехать в Дивеево, и она сразу же согласилась, несмотря на сильнейшую простуду. Это место представлялось окутанным покровом таинственности, возможно, оттого, что Мила слишком мало о нем знала. Ночью, в поезде, ей не спалось. Ранним холодным утром, не успев выпить чая, она, вместе с остальными паломниками, вышла на пустынный перрон. Минут через пятнадцать продрогших людей разыскали водитель микроавтобуса и экскурсовод, Ангелина Ивановна. Приветливо улыбнувшись, женщина извинилась за небольшое опоздание и попросила всех пройти к машине. Рассевшись по местам и согревшись, паломники немного оживились. По программе первым пунктом значился источник батюшки Серафима, куда они должны были прибыть к шести часам утра. Ангелина Ивановна сообщила, что на улице минус двадцать два и поинтересовалась, кто из приехавших собирается окунаться. Люди, напуганные нижегородским морозом, смущенно отворачивались к замерзшим окнам, избегая встречаться с гидом глазами. Мила, сидевшая спереди, рядом с водителем, любовалась хрустальными деревьями, вершины которых переливались серебром в лучах яркого мартовского солнца. Но, вскоре, ее внимание полностью переключилось на рассказ Ангелины Ивановны, который настолько поразил Милино воображение, что до конца поездки она не могла думать ни о чем другом.

— Год назад я сопровождала такую же группу, как ваша, из Москвы, — начала женщина. — Одна из паломниц приехала с грудным младенцем. Я заметила ей, что для малыша зима является не лучшим временем посещения источников. А когда услышала надрывный кашель ребенка, встревожилась еще больше. На мой вопрос, зачем она привезла его сюда, больного, получила ответ, от которого пришла в ужас. Оказалось, у мальчика тяжелейшая двусторонняя пневмония. Врачи уже намекнули несчастной матери, что сынишка «не жилец», поэтому она, с температурой под сорок, забрала его из больницы и теперь собиралась прибегнуть к помощи батюшки Серафима! Всю дорогу до источника приезжая, не обращая никакого внимания на мои уговоры, повторяла одно и то же: если искупает своего Мишеньку, он обязательно выздоровеет. Вы представить себе не можете моего тогдашнего состояния! Я, целую жизнь призывавшая людей к вере, в тот момент испытывала полное отчаяние! Что делать? Позволить обезумевшей от горя матери окунуть и без того полуживого ребенка в ледяную воду? А если младенец погибнет? С точки зрения здравого смысла это казалось почти, неизбежным. Между тем мы подъехали к источнику. Как сейчас, вижу ту страшную картину. На улице минус двадцать пять. Молодая мама, сама еще почти девочка, прижав к груди затихшего малыша, перекрестила их обоих и начала, на моих глазах, медленно входить в воду. До сих пор не понимаю, отчего ребеночек не кричал. Скажу честно: я решила, что он умер.

Голос Ангелины Ивановны дрогнул, на глаза навернулись слезы.

— Господи, дай нам всем, грешным, такую силу веры! — Она перекрестилась и вытерла платком глаза.

Паломники слушали затаив дыхание.

— А дальше? — прервала молчание старушка, приехавшая со взрослой дочерью.

— Дальше… — Женщина справилась с волнением. — На следующий день у мальчика пропала температура, его перестал мучить кашель, появился аппетит, словом, к отъезду он ничем не отличался от любого здорового ребенка.

— Да, бывает же! — удивленно протянул крепкий розовощекий мужчина.

— Бывает, — ответила гид и, среди установившейся тишины, стала потихоньку читать акафист Серафиму Саровскому. Два часа пролетели незаметно. Микроавтобус, свернув с основной трассы, углубился в сосновый бор и вскоре выехал на широкую асфальтированную площадку перед рекой Сатис. Здесь он остановился.

— Мы приехали, — объявила Ангелина Ивановна, — можно выходить. Кто будет купаться, не забудьте о полотенцах и рубашках, да, и еще захватите с собой емкости для воды.

Люди, после убаюкивающего тепла машины, оказавшись на морозе, зябко поеживались.

— Благодать! — потянулся худощавый мужчина и шумно вдохнул морозный воздух: — Елкой пахнет…

— Все собрались? Пойдемте, — пригласила паломников экскурсовод. — Я уже рассказывала вам об источнике, поэтому сейчас мне хочется, чтобы вы не торопились, прониклись духом святого места, помолились, прислушались к самим себе.

Женщина остановилась у поклонного креста с иконкой батюшки Серафима.

— Преподобне отче Серафиме…

Проникновенная молитва заставила присутствующих сосредоточенно зашевелить губами: они пытались повторять следом за ней. После недолгой остановки люди направились к мостику через реку. Мила намеренно отстала от группы и теперь наблюдала, как паломники осторожно, гуськом, переходили на другой берег. Убедившись, что за ней никто не наблюдает, она опустилась перед крестом на колени и, почти вплотную, приблизила лицо к иконе.

— Батюшка Серафим, мне никогда не приходилось купаться зимой. Прошу Тебя, сделай так, чтобы я выдержала холод! — В тот момент ей даже не пришло в голову просить Святого о чем-то еще.

Купальня, очень простая, сколоченная из досок, располагалась в центре озерца. К ней вели длинные мостки, покрытые водой и ледяной крошкой.

— Ангелина Ивановна, купальня общая? — удивилась Мила.

— Нет, она разделена на две половины, женскую и мужскую, — пояснила гид и ободряюще улыбнулась. — Ну что, пойдемте?

— Я одна?..

— Почему? Со мной. Вернее, по очереди. Впрочем, если среди мужчин желающих не найдется, можем и одновременно.

— Найдется! — громко заявил розовощекий крепыш.

— В нашем полку прибыло! — весело отозвалась женщина. — Тогда я, с вашего позволения, буду первой. — Она вопросительно повернулась к Миле.

— Да, да, конечно, идите.

Минут через двадцать Ангелина Ивановна вернулась с раскрасневшимся довольным лицом, в пуховом платке, из-под которого выбивалась мокрая прядь.

— Ну как? — опасливо поинтересовался солидный мужчина.

— Необыкновенно! Сами попробуйте!

Воодушевление женщины заразило Милу.

— Я иду, — решительно произнесла она и, оставив шубу и сапоги на лавочке, босиком направилась по скользким мосткам к купальне.

— Молодец! — крикнула ей вслед Ангелина Ивановна.

Розовощекий крепыш сорвался с места и, догнав Милу на полпути, спросил:

— Скажите честно, приходилось когда-нибудь в такой мороз купаться?

— Никогда.

— И мне не приходилось. А вам не страшно?

— Страшно.

— Знаете, думаю, вдвоем мы будем меньше бояться, — пошутил мужчина. — Ну, с Богом! Он дернул примерзшую дверь на себя.

Вскоре через тонкую перегородку до Милы донеслись его громкие крики.

— Вы уже зашли в воду? — удивилась она.

— Нет, только разделся.

Ответ привел ее в недоумение.

— А кричите почему?

— Так холодно же!

Мила, стоя в одной тонкой рубашке, сознавала, что должна испытывать примерно то же самое, но ощущала лишь тепло и радостную легкость. В последние дни, перед поездкой, ей нездоровилось. Сейчас озноб исчез, вместе с общей тяжестью и головной болью.

— Как хорошо! — воскликнула она и, хватаясь за поручни, начала медленно спускаться по обледенелым ступенькам, все глубже погружаясь в тяжелую, свинцовую воду.

— Вы что-то сказали?! — прокричал мужчина.

— Да! Хорошо здесь! — Милин голос зазвенел от внутреннего подъема.

— Ну вы даете!

Мила перекрестилась:

— Во имя Отца! — Собравшись с духом, она быстро опустилась с головой и тут же вынырнула, задохнувшись от ледяных объятий, хватая ртом воздух. Но, несмотря на это, радость никуда не уходила. — И Сына! — восторженно выдохнула Мила и вновь ушла под воду. — И Святого Духа! — Она распрямилась и широко, удивленно распахнула глаза, пораженная чистотой и яркостью окружающего мира. Душа запела от внутреннего простора и свободы.

Следующим утром ничто не напомнило ей о прежней простуде. Погода в Дивеево испортилась. Мартовская оттепель сменила прежний мороз и солнце, повалил густой мокрый снег. Насыщенная трехдневная программа не оставляла паломникам ни одной свободной минуты. Поэтому, когда в воскресенье, после обеда, Ангелина Ивановна объявила о посещении источника Казанской Божией Матери, многие сразу же отказались, сославшись на его сильную удаленность от монастыря. Семь человек, включая гида, отправились в путь. Утопая в снежной каше, закрывая лица от пронизывающего ветра, они настойчиво шли к цели, и у каждого из них имелись на то свои веские причины. Порою Миле становилось совсем невмоготу, промокшие ноги сводило судорогой от напряжения, тогда она упорно твердила самой себе: «Я должна, я обязательно должна туда дойти», — словно от этого зависела ее жизнь.

Впрочем, возможно, так и было?

Добравшись до источника, женщины немного отдышались, а затем спустились к маленькой деревянной часовенке. Сколоченная из толстых досок дверь натужно скрипнула. Ангелина Ивановна остановилась перед иконостасом, зажгла принесенную свечу и, перекрестившись, начала сосредоточенно молиться. Мила позабыла, где находится. Из мягкого полумрака на нее смотрели дивные глаза Богородицы, возвращавшие сердцу потерянную надежду. Непередаваемый, тонкий аромат разлился по часовне.

Паломницы застыли в изумлении.

— Это чудо, — Ангелина Ивановна оглянулась на женщин, — не знаю, ради кого. Наверное, ради всех, находящихся здесь и сейчас. — Она благоговейно перекрестилась и встала на колени. — Благодарим тебя, Пресвятая Дева!

Дверь вновь скрипнула, зазвучали чужие голоса. Аромат исчез столь же внезапно, как и появился.

Ночью, накануне отъезда, Миле приснилась дача с великим множеством распустившихся цветов: прекрасных, невиданных, посаженных Великим Садовником.

«…Подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то».

Прошел год. На Сретение Господне Мила приехала в свой сельский храм. Она не могла объяснить, отчего ее непреодолимо тянуло туда. Участие в Литургии из обременительной необходимости превратилось, с некоторых пор, в душевную потребность, сделалось неиссякаемым источником радости, утешения.

Служба давно закончилась, а она все еще медлила уходить, потрясенная осознанием своей испорченности грехом. Даже то доброе, что исходило от нее, было отравлено тщеславным ожиданием похвалы или неизбежным самодовольством. Каждый раз бескорыстие оборачивалось корыстью!

— Всей оставшейся жизни… — начала Мила и замолкла от бессилия слов, неспособных передать боль души. Горячие слезы заливали лицо. — Господи, мне ли осуждать?! Мне ли обижаться?! Господи, помилуй меня! — Огонь раскаяния превращал в пепел прежние мысли и желания, рождая новое, неведомое ранее, чувство жалости к своей обидчице. — На что потрачена жизнь?.. — с горьким недоумением проговорила она. — Бедная, бедная женщина…

С тех пор многое изменилось…

 

Глава 13

ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ

Машина летела вперед, рассекая черным блестящим корпусом весенний воздух, который свежей волной ударялся в подставленное ему навстречу радостное лицо Милы. Он трепал ее волосы, шумел в ушах, перехватывал дыхание рвущимся в легкие ветром, кружил голову терпким ароматом разгоряченной майским солнцем зелени, и все это женщине необычайно нравилось. Колеса с мягким шуршанием проглатывали километры дороги, мимо проносились, похожие на пышные наряды невест, белоснежные сады в изумрудном окружении.

Для Милы весна означала нечто неизмеримо большее, чем просто время года. Поэтому часть отпуска она предпочитала брать именно в мае.

При въезде в село их встретил радостный колокольный перезвон.

Лицо женщины озарилось светлой улыбкой.

— Надо же, словно нас встречают!

— Хочешь заглянуть в храм? — предложил Андрей, явно намереваясь угодить жене.

— А как ты догадался? — она благодарно взглянула на мужа.

— Я же тебя люблю! Так пойдешь? — еще раз спросил он.

— Конечно! Я ненадолго, только поздороваюсь с батюшкой Стахием.

— От меня привет передавай.

— Может, вместе?

— Как-нибудь в другой раз.

В понедельник муж, собираясь на работу, пообещал, что к выходным вывезет на дачу всю домашнюю живность.

— Вот если бы ты еще Василису прихватил!

От Андрея не укрылся грустный вздох жены.

— Кстати, она вроде собиралась!

— Правда?! — обрадовалась Мила. — А мне почему-то ничего не сказала!

— Наверное, хочет сделать сюрприз.

— Знаешь, иногда я так скучаю по прошлому, когда Лиса была еще маленькой и мы вместе ездили на дачу…

— Помнишь, по дороге мы покупали вкусные чебуреки?

— И останавливались, специально, у леса, чтобы их съесть, — продолжила с улыбкой Мила, — конечно, помню.

— Время, к сожалению, невозможно повернуть вспять! Через год наша дочь окончит институт и станет совсем взрослой, самостоятельной девушкой!

— Кажется, недавно туда поступала!

— Постараюсь в пятницу уйти с работы пораньше, — пообещал жене Андрей и торопливо поцеловал на прощание. — Ты тут без меня не скучай, буду звонить. И дом, пожалуйста, по вечерам не забывай запирать!

— Слушаюсь, мой генерал! — Мила шутливо «взяла под козырек».

— Нет, я серьезно! Обещай, а то я буду волноваться!

— Андрей, я уже давно не маленькая девочка!

— И все же…

— Не волнуйся, буду запирать. Поезжай, иначе опоздаешь!

Оставшись одна, она собралась, как всегда после зимы, устроить в доме генеральную уборку. Но, прежде чем к ней приступить, Мила достала с чердака сундучок и, усевшись на диван, задумчиво поставила его рядом с собой. Вид знакомого серебряного футляра всколыхнул прежние сомнения: «Вдруг похитителям, несмотря ни на что, удастся сделать книгу видимой? Лучше, спрятать ее где-нибудь в саду, так будет надежней. У калины, например. Вряд ли кому-то придет в голову там искать. А если кто-нибудь случайно увидит, как я закапываю? Нужно дождаться ночи».

День, заполненный длинной вереницей утомительных дел, наконец подошел к концу. В изнеможении, Мила добрела до кухни и включила свет. Часы показывали десять. Быстро покончив с чаем и бутербродами, она прилегла на диван и сама не заметила, как задремала. Ей снился залитый солнцем двор и сказочно-прекрасная, большая птица на крыше своего дома. «Жаль, что, кроме меня, никто не видит такую красоту!» — подумала Мила. Волшебная гостья спустилась на землю и направилась к калитке. Остановившись, она оглянулась на женщину, приглашая следовать за собой. Указывая дорогу, птица долетела до старой сосны, растущей у святого источника, уселась у самых ее корней и принялась клювом снимать дерн, то и дело посматривая на изумленную Милу…

Очнувшись, женщина нащупала в темноте кнопку ночника и взглянула на часы.

— Чуть не проспала! — с досадой на себя воскликнула Мила и поспешно поднялась с дивана. Прежний план уже не казался столь безупречным. Заварив крепкий чай, она уселась на кухне, ломая голову над тем, что бы мог означать странный сон. «Птица будто показывала, где спрятать книгу, — размышляла Мила, — а что, если так и поступить? Интересно, как отнесется к моей просьбе батюшка Стахий?»

Дорога до храма, в сопровождении затейливых соловьиных трелей и первых, робких лучей солнца, тепло которых уносил свежий ветерок, показалась приятной и необременительной. На южной стороне церковного двора, среди веселых тюльпанов и нежных капризных нарциссов, распускались изысканно-причудливые бархатистые ирисы. Мила остановилась, чтобы полюбоваться свежими цветами в каплях утренней росы. Волнение отступило. Женщина подошла к зарослям белого шиповника и дотронулась до прохладных тугих бутонов, готовых вскоре раскрыться. «Нет, она никогда не осмелится обратиться с такой просьбой к батюшке! Зачем обманывать саму себя? Нужно возвращаться домой, пока не поздно». Собственные мысли показались отвратительными.

— Трусиха, — с презрением прошептала Мила.

— Скажи на милость, что ты там делаешь?

Растерявшись, женщина отступила за живую изгородь.

Настоятель, ласково улыбаясь, посмотрел на кусты и покачал головой.

Мила вышла из своего укрытия.

— Здравствуйте, батюшка.

— И ты здравствуй, Милочка. А почему у тебя такой расстроенный вид? Бледная, под глазами круги. Ты ночью спала?

— Немного.

— Неужели тебе настолько не терпится посмотреть на икону?

— Какую икону?

— Значит, ты здесь по другой причине?

— Батюшка, простите, лучше мне этого не говорить!

— Видимо, дело серьезное. Наверное, оно связано с той злополучной книгой?

— Как вы догадались?

— По твоему мрачному виду. Мила, учти, если ты и дальше будешь продолжать молчать, я не смогу тебе ничем помочь!

— Мне нужен другой тайник…

— Ты кого-то опасаешься?

— Да. Думаю, нет, я уверена, — поправилась она, — скоро за ней придут!

— Кто придет?

— Не знаю.

— Хорошо. Предположим. Но даже если придут, давай рассудим здраво! Книгу нельзя украсть, она же невидима!

— Все правильно. Так было раньше.

— Ты хочешь сказать, теперь что-то изменилось?

— Разрешите мне спрятать книгу у вас!

Неожиданная, горячая просьба Милы застала батюшку Стахия врасплох.

— Почему именно у меня? — опешил он.

— Здесь ее точно не найдут!

— Ты уже и место выбрала?

— Да, — не задумываясь, ответила Мила. — Неподалеку от источника, под старой сосной.

— Странный выбор!

— Во сне я видела большую, сказочно-прекрасную птицу…

— Расскажи-ка поподробнее!

Выслушав Милу, священник задумчиво протянул:

— Надо же!

— Вы о чем, батюшка?

— Помнишь, я спросил тебя, не из-за иконы ли ты явилась?

— Конечно, помню.

— Сегодня, всего на один день, в храм привезут список с чудотворной афонской иконы Иверской Божией Матери. Благодарим Тебя, Владычица наша, Богородица! — благоговейно перекрестился батюшка Стахий. — Так что приходи, Милочка, часам к одиннадцати.

— Обязательно! Но какое отношение к иконе имеет сой сон?

— Дело в том, что образ очень большой, в человеческий рост, и, на редкость, прекрасный!

— Вы хотите сказать, птица…

— Да, осмелюсь предположить…

— Хочется своими глазами увидеть этот список!

— Увидишь, Милочка, увидишь… Правильно говорят: пути Господни неисповедимы! Что же касается твоей просьбы, я согласен, приноси книгу вечером, к закрытию храма.

— Спасибо вам, батюшка!

В тот же день, на месте, указанном дивной птицей, они обнаружили небольшую коробку со свечой. Не догадываясь о ее предназначении, Мила передала находку священнику.

Старый Петергоф, то же время.

Нина приблизилась к измятой постели. Глаза Смарагды были прикрыты. На какое-то мгновение, ей показалось, что внучка умерла. Колдунья пришла в отчаяние. Неужели именно теперь, когда они оказались так близки к цели, все пойдет прахом?!

— Тоня!

Веки больной дрогнули. Землистое старческое лицо исказилось от боли.

— Я уже в аду? — с трудом разлепив потрескавшиеся губы, прошептала Смарагда.

— Ну вот еще! Придумала! — Нина, с деланой бодростью, опровергла ее предположение. — Не сдавайся, крепись, ты же настоящая ведьма! Осталось совсем немного, и ты спасешься! Обещаю!

— Мне слабо верится! — Смарагда, схватившись высохшими скрюченными пальцами за грудь, мучительно закашлялась. — Такое невозможно вытерпеть! — страшным голосом взвыла она. Выплюнув на пол черный сгусток крови, женщина немного успокоилась.

— А я тебя предупреждала, но разве ты слушала, — пробормотала Нина. — К сожалению, все возвращается — закон бумеранга!

— Ты о чем? — тяжело дыша, спросила Антонина.

— Не бери в голову.

— Послушай, — чуть слышно прошелестела ведьма, — нужно спешить!

— Я вся внимание! — колдунья склонилась над постелью.

— Мне дали увидеть последнее: она унесла книгу к сельскому священнику. Ищи у него!

— Благодарю тебя. — Во взгляде Нины, обращенном на умирающую, мелькнула тень жалости.

— Скажи, теперь, я могу распорядиться жизнью невестки по своему усмотрению?

— Конечно!

— Тогда обещай…

— Ты хочешь, чтобы я убила Милу?

— Нет! Нет! — испуганно, из последних сил, выдохнула Антонина. — Обещай сохранить ей жизнь!

— Что?! — не поверив своим ушам, переспросила колдунья.

— Обещай… Раскаяние… Знаешь, оно побеждает боль…

— Бредит, — озабоченно произнесла Нина.

— Я не брежу! — грозный взгляд Смарагды впился ей в лицо.

— Как прикажешь, дело твое!

— Мое, — прошептала умирающая, прежде чем потерять сознание.

Село Воскресенское, то же время.

Мила заперла двери и, с чувством выполненного долга, осмотрела свой дом со сверкающими окнами и свежими занавесками. Довольная тем, что можно присесть и не спеша выпить чашку чая, она отправилась на кухню. Вскоре чайник уютно заурчал. Женщина вытащила из буфета вазочку с клубничным вареньем и поставила на стол. На кухне было немного душно. Широко распахнув окно, Мила облокотилась на подоконник и прикрыла глаза. Вечерняя свежесть успокаивала, навевая сон. Природа словно застыла. Удивительную тишину нарушало лишь одинокое стрекотание сверчка. Неожиданно, со стороны веранды, громко постучали. Мила вздрогнула и бросила встревоженный взгляд на часы: «Одиннадцать. Неужели Андрей приехал? Нет, машины вроде не слышно. Жалко, Оппи со мной нет». Размышления прервал повторный стук.

— Иду! — недовольно крикнула женщина и, прежде чем открыть, спросила через входную дверь: — Кто?!

— Мам, к тебе захочешь, не попадешь!

Услышав голос дочери, сердце забилось от радости.

— Открываю, маленькая, открываю. Мила поспешно отодвинула засов и на мгновение застыла у входа. Рядом с, Василисой, стояла ее закадычная подруга.

— Дорогая моя, ты, что же, не рада меня видеть? — обиделась Леля.

— Вот так сюрприз! — Мила, просияв, бросилась к гостьям и, заключив в объятия сразу обеих, крепко расцеловала. — Девочки мои дорогие, вы даже не представляете, какой подарок мне сделали! Пойдемте, пойдемте в дом! Надо же! Лелька! Я глазам своим не поверила, когда тебя увидела!

— Сколько раз сама приглашала! Вот я наконец выбралась.

— Ну и умница!

Оказавшись на кухне, Мила расстроилась:

— Вы, наверное, есть хотите, а я, как нарочно, сегодня ничего не готовила!

— Не волнуйся, мы все привезли с собой, — успокоила Леля.

— В кои-то веки ко мне любимая подруга приехала, а мне даже угостить нечем!

— Глупости какие! Мил, а я почему-то твою дачу совсем другой представляла, поменьше и одноэтажной.

— Ты, наверное, забыла, я рассказывала.

— Может быть. Ничего, если я поднимусь на второй этаж?

— Конечно, чувствуй себя как дома!

Леля прошлась по комнатам.

— Здорово, — заключила она, — дача на тебя похожа.

— В смысле, такая же большая? — с улыбкой уточнила Мила.

— Да ты что! — запротестовала подруга. — Вот уж чего нет, того нет! Ты вовсе не изменилась! Я имела в виду, дом очень уютный!

— Спасибо! И все-таки странно…

— Что тебе странно?

— Приехали одни, поздним вечером, без мужчин…

— А зачем нам мужчины? — подруга подмигнула Василисе. — Мы прекрасно добрались на такси! Хотелось посидеть в чисто женской компании.

— Мамочка, тетя Лена столько всего вкусного накупила!

Мила заключила дочку в объятия:

— Как же я соскучилась по тебе, мое солнышко!

— Я тоже, — ответила Василиса и, несколько смущенно, попыталась высвободиться. — Подожди, совсем забыла! — воскликнула она, вытаскивая из сумки большой пакет с первой черешней.

— Ну зачем ты тратилась?!

— Тебе хотела угодить! — вмешалась Леля.

— Это со стипендии, мне «повышенную» дали, — объяснила девушка.

— Спасибо тебе, моя хорошая! — Мила растроганно посмотрела на дочь.

— Золото, а не ребенок! — похвалила Василису подруга, — не то что мой оболтус! Я, Мил, с самого начала говорила: мальчика мы рожаем для мужа, а девочку для себя.

— Никогда не слышала, чтобы ты Артема называла оболтусом! Всегда на сына надышаться не могла!

Подруга, ничего не ответив, принялась разгружать сумки.

— С тобой все в порядке? — встревоженно спросила Мила.

— Конечно. — Лена достала бутылку дорогого красного вина.

— Странная ты какая-то сегодня! Не пойму!

— Чего именно?

— Ты же раньше красного не пила…

— А теперь полюбила! Ведь так бывает?

— Конечно, но у тебя на него всегда была страшная аллергия… Или, может, ты тоже об этом забыла? — Мила уже не скрывала своего подозрения. — Кто ты? — Она, в упор, посмотрела на женщину.

— В каком смысле?

— В смысле, ты не моя подруга! — взволнованно воскликнула Мила.

— Неужели? — недобро усмехнулась лже-Леля. — Надо же, раскусила! Что ж, так даже проще! Шутки в сторону! — Нина приняла свой обычный облик. — Сейчас мы, все вместе, прогуляемся до храма, и ты добровольно отдашь мне книгу.

— А если я откажусь? — Удивительно, но видоизменение колдуньи прибавило Миле решимости.

— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы твоя дочь пострадала?

Нина одной рукой прижала испуганную девушку к себе, а другой проворно приставила к ее горлу острие кинжала. На нежной коже тут же выступила капелька крови.

Мила онемела от ужаса.

— Если я надавлю еще немного, будет поздно, — зловеще предупредила колдунья. — Я не шучу, вспомни своего дорогого Сашу…

— Господи, какой кошмар! Значит, это ты столкнула его в колодец?!

— Вот только обойдемся без Господа!

— Пожалуйста, отпусти мою девочку, я согласна отдать книгу!

— Так-то лучше! Пошли, не будем терять времени! Иди впереди, а мы следом. Кстати, у тебя есть лопата?

— Да, в гараже.

— Возьми с собой. И не вздумай шутить!

В тусклом свете редких уличных фонарей процессия выдвинулась в сторону храма. Как ни странно, боковая церковная калитка оказалась открытой. Колдунья сунула в руку женщины карманный фонарик и приказала:

— Свети!

С трудом ориентируясь в темной роще, Мила отыскала знакомое дерево.

— Пришли, — тихо произнесла она.

— Чего ты ждешь? Закрепи фонарик на кустарнике и копай! — нетерпеливо воскликнула Нина.

Мила, собравшись выполнить приказание, уже поддела лопатой землю, когда услышала голоса приближавшихся к ним людей. Настоятеля храма грубо подталкивал в спину незнакомый мужчина.

— Теперь все в сборе! — усмехнулась колдунья.

— Батюшка! И вы здесь! Простите меня! Я не имела права впутывать вас в это дело!

— Милочка, ты ни в чем не виновата. Не волнуйся, со мной ничего не случится!

— На вашем месте я не стала бы утверждать столь категорично! — заметила Нина. — Все будет зависеть от поведения вашей подопечной. — Она кивнула в сторону Милы. — Надеюсь, ты поняла? Копай, не отвлекайся!

Холмик земли быстро увеличивался в размерах, и вскоре женщина поставила у ног колдуньи сундучок.

— Достань книгу!

Мила открыла серебряный футляр.

— Я не вижу, передай дочери!

— Лисе?!

Колдунью позабавила Милина растерянность.

— Кому же еще?

— Доченька, скажи, ты видишь книгу?!

— Да, — пряча глаза, ответила Василиса.

— На территории храма есть сторожка. Там кто-нибудь живет? — спросила Нина священника.

— Нет.

— Тогда пойдемте! Ключи при вас?

Батюшка Стахий утвердительно кивнул.

В домике колдунья отвела девушку в сторону.

— Давай, моя хорошая, — ласково обратилась она к ней.

— Что?! — Мила попробовала прорваться через охранника. — Доченька, не поддавайся!

Василиса задрожала от окрика матери.

— Думаешь, я воспользовалась магией? Забавно! — ухмыльнулась Нина.

— Хочешь сказать, Лиса помогает тебе по собственному желанию?!

— Вот именно.

— Не может быть! Не верю! Доченька, почему ты молчишь?

Василиса отвернулась.

— Понятно. — Мила смахнула рукой слезу. — Посмотри на меня, Лиса, — попросила женщина упавшим голосом, — скажи, почему?

— Хочешь, чтобы дочь прожила такую же пресную жизнь, как ты?! — презрительно скривила губы Нина. — Ва-си-ли-са, — по слогам произнесла она, — означает: царственная! — Колдунья многозначительно подняла указательный палец. — У твоей дочери будут богатство и власть…

— Но не любовь! — вмешался священник.

— Любовь? Какая глупость! — Глаза Нины злобно сверкнули. — Василисы станут добиваться самые красивые и влиятельные мужчины!

— Вы говорите о страсти, а не о Любви, даре Божием.

— Мама, я должна спасти бабушку, она умирает, — чуть слышно произнесла девушка.

— Значит, ради нее?!

Василиса открыла книгу, и Мила увидела, как пустые листы заполняются древними письменами.

— Тебя обманули, девочка! — громко, уверенно произнес батюшка Стахий. — Вдохнуть жизнь в человека возможно Одному Господу! А книга, которую ты держишь, создана сатаной!

— Он говорит правду?! — В сапфировых глазах задрожали слезы. — Нина, ответь?!

Колдунья, не в силах отречься от хозяина, предпочла промолчать.

— Тогда я уничтожу дьявольское сочинение! — гневно воскликнула Василиса.

— Попробуй, глупая девчонка!

— И попробую! У кого-нибудь есть спички?

Батюшка Стахий ясно увидел перед глазами ту самую, найденную накануне свечу. Он подошел к ящику и, достав подарок Богородицы, поднес его к лампадке. Фитилек загорелся.

— Ты что, действительно собираешься это сделать? — встревожилась Нина.

— Тебе незачем волноваться! Ты же сама говорила: книгу уничтожить нельзя!

Лицо Василисы окаменело. Взгляд, полный мрака и огня, заставил колдунью по-настоящему испугаться.

— Не позволю! — Голос Нины дрогнул.

— Неужели? — Никто не заметил, когда в комнате появился монах. Он приблизился к колдунье.

— И ты здесь?! — Только сейчас Нина обратила внимание на исчезновение охранника.

— Значит, создана сатаной? — задумчиво повторила Василиса и поднесла к книге свечу.

— Не позволю! — Колдунья устремилась к девушке, но монах преградил ей дорогу.

Книга вспыхнула и вскоре превратилась в яркий факел.

— «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего;

У вас же и волосы на голове все сочтены», — глядя на догорающий огонь, проговорил Мелетий.

— Хозяин! Хозяин! — дико, отчаянно взвыла Нина и растворилась в воздухе.