Марина направилась к редакторам. Ее беспокоила статья о Надежде Ламановой, которую заказали молоденькой журналистке, рассчитывая на то, что она сможет написать о ней с позиций нового поколения, поколения «next». Девушка старательно проштудировала монографию Татьяны Стриженовой «Из истории советского костюма» и скучно изложила то, что имело отношение к Ламановой. Марина попросила пригласить автора и решила сама побеседовать с ней.

Ее ждали и, похоже, давно. На столе ответственного секретаря журнала Ольги Слуцкой среди бумаг стояли недопитые чашки кофе и тарелка с сушками, которые нередко заменяли журналистам и обед и ужин. Автор статьи – высокая тощая девица в джинсах и короткой трикотажной кофточке, открывающей загорелый животик c украшенным серебряной сережкой пупком, сидела рядом и курила.

– Здравствуйте, Марина Петровна! – Ольга привстала из-за стола. – Познакомьтесь с нашим автором – Саша Изюмова…

– Здравствуйте, Саша Изюмова, – сказала Марина, пододвинула к себе стул и присела рядом.

Девушка сразу же вызвала у Марины неприязнь. И не потому только, что ее статья была написана скучно, неинтересно. Марину раздражала ее самоуверенность, которая читалась во всем – и в манере одеваться, и в манере держаться, даже курить… «Нет, нет, возможно, я не права, и девушка просто волнуется…» – остановила себя Марина.

– Я прочитала ваш материал, – сказала она. – К сожалению, вы пользовались только одним источником – монографией Стриженовой, а потому упустили самое важное – трагическую судьбу Ламановой, ее ужасную смерть…

– Не знаю, что тут ужасного? – небрежно сказала Саша. – Ламанова прожила долгую жизнь – восемьдесят лет, дай Бог каждому…

– Что, вы не знаете, как она умерла? – удивилась Марина.

– У Стриженовой в книге этого нет… – смутилась Саша и нервно загасила сигарету.

– Правильно, нет. Монография вышла в 1972 году, а этот факт Стриженова опубликовала только в 1987-м в «Журнале мод»… Да кто бы раньше разрешил ей написать о том, что первый модельер и первый теоретик моды России умерла потому, что ее забыли, бросили, как Фирса, на произвол судьбы… Было это осенью сорок первого, Москва готовилась к обороне. МХАТ, в котором Ламанова проработала более сорока лет, эвакуировали, а ей никто ничего не сказал… Надежда Петровна, как всегда, пришла на работу и увидела объявление о том, что театр закрыт, уехал в эвакуацию… По дороге домой она умерла от сердечного приступа, не в силах пережить унижение…

– Я этого не знала… – Саша поникла, ее самоуверенность улетучилась. Похоже, она вдруг почувствовала себя обнаженной, потому что стала неуклюже прикрывать голый живот огромной сумкой, которая прежде лежала у нее на коленях…

– Есть вещи, знать которые необходимо, если берешься писать о судьбе человека… – раздраженно сказала Марина. – А нас интересует прежде всего судьба художника моды в нашей стране…

Марина замолчала. Она взглянула на Ольгу – та смотрела на нее, умоляя о снисхождении…

– Видите ли, Саша, – вздохнула Марина, – мне понравился ваш первый материал о современном молодежном авангарде, репортаж с парижского салона «Who is next». Я любила бывать на нем, когда его только открыли и он еще не был самостоятельным, а составлял лишь часть мужского Салона прет-а-порте… Я надеялась – и продолжаю надеяться! – вы сможете написать цикл статей о тех, кто в свое время был в авангарде моды… Вот, например, Ламанова… Когда произошла революция, ей было пятьдесят шесть лет… Человек, которого Пуаре Великолепный приглашал работать в Париж! Она добровольно отдает под госпиталь свое имение, потом доходный дом. Остальное имущество, заработанное нелегким трудом, у нее просто отбирают… Но все же Ламанова остается в России… Вы мне скажете, как сказали бы, наверное, и другие современные молодые люди, – дура, надо было уехать! А она – то ли потому, что росла в бедности, то ли ее представления о родине были другими, чем теперь у многих, она с невероятным энтузиазмом принимается создавать новую моду – моду свободных, как ей казалось, людей… Почему? Знаток истинной роскоши, работавшая прежде исключительно с шелком, Ламанова вдруг находит обаяние в народном костюме и создает вещи из холста, бумазеи и получает гран-при на Всемирной выставке в Париже…

– Но я об этом написала, Марина Петровна! – робко вставила Саша. – И о ее теории моды, которая намного опередила время…

– Да, написали. Но как! – огорченно сказала Марина. – Холодно, равнодушно… Вот сейчас вы чувствуете себя обиженной, извините, если я излишне резко говорю с вами… Но я не выношу прохладного отношения к тому, о чем человек пишет, и жду от вас хоть какой-то реакции… Все наши лучшие художники моды страдали от равнодушия, от того, что их не хотели, не пытались понять… Их идеи, нередко опережавшие время, оставались невостребованными… В этом и заключается главная трагедия русской моды – моды, которой не было…

Марина замолчала. И в тишине, которая возникла в кабинете, раздался странный звук – на пол шлепнулась Сашина сумка, которую она не удержала на коленях. Марина подняла голову от стола и увидела Сашин открытый животик. Он покрылся мурашками – то ли от волнения, то ли от холода, то ли от неожиданного падения сумки…

«Вот почему с голым пупком нельзя ходить на работу! – не без ехидства подумала Марина. – Вот почему люди придумали деловой костюм, который помогает человеку чувствовать себя защищенным…» Она ничего не сказала Саше, спросила Слуцкую:

– Сколько у нас дней на доработку?

– Неделя есть, – мрачно отозвалась Ольга.

– Хорошо, недели должно хватить, – Марина говорила уверенно и спокойно. – А вы, Саша, еще раз просмотрите факты, которыми вы располагаете, и забудьте о них… Пусть они уйдут в подсознание… Попробуйте написать эссе о судьбе художника, опередившего время и не нашедшего понимания у современников… Используйте только те факты, которые могут служить иллюстрацией вашей мысли… Но, предупреждаю, эссе – это трудный жанр!

Зазвонил мобильный телефон Марины. Магринов просил ее зайти.

– Ну вот, не дадут поговорить, – проворчала Марина. – Я убеждена, Саша, у вас все получится… Итак, через неделю!

Марина попрощалась и поспешила к себе. Ее кабинет находился в другом конце коридора. Ее ждали…