Любезный милый друг и брат! Благодаря Господа, я благополучно приехала в Курск. Но тут начались маленькие испытания. Вижу, что вещи мои вынимают из кареты, и спрашиваю: что же, отсюда пойдет другой экипаж? Мне отвечают: «Нет. До Харькова 200 верст, и вы должны нанять лошадей». Делать нечего: я должна была сама возиться с перевозкою вещей; потом путешествовать пешком к почтмейстеру и обратно, чтобы выпросить почтальона в провожатые до Харькова, но почтмейстер мне отказал. Тогда я вслух выразила мое горе, сказав: «Ах, зачем это Александр Иванович не предупредил меня об этой остановке?» — «Кто это Алекс. Ив.?» — спросил старичок почтмейстер. «Казначеев, сенатор в Москве». — «Матушка, — вскричал он, — да это мой благодетель; дня него я все сделаю». И сейчас назначил мне почтальона в провожатые.

(Дополнение: Одно жаль, что данный мне почтальон всю дорогу пил, т. е. угощался на станциях у смотрителей. Это меня пугало и огорчало, тем более что 200 верст от Курска до Харькова не много, а каково будет, если мне на 800 верст, от Харькова до Симферополя, попадется такое же сокровище — беда!.. Вот почему я еще более обрадовалась встрече в Харькове с мужем моей сестры — Шубертом.)

Пожалуйста, брат, пиши почаще к маменьке. Я писала ей из Тулы и отсюда, но потом не буду иметь возможности писать часто, а твои письма должны ее успокаивать. Крепко целую тебя за милые стихи. Прошу продолжать. Если Господь возвратит меня, то для меня будет большая отрада и награда читать их. Будь здоров! Молись за меня и не забывай почаще утешать письмами всей душой любящую тебя сестру.

9 мая 1855 года

P. S. Я видела здесь очень много пленных турок; одеты они бедно, но на вид здоровы. Говорят, что они довольно смирны, но который зашалит, того заставляют работать. ладят они совершенно свободно, только все партиями, вероятно, боятся обиды. А наши православные, хотя и живут тут, а не перестают на них глазеть.