Я включаю видео, которое осталось у меня с того дня на телефоне. В соцсетях я всё вычистила, а в избранном ещё кое-что завалялось. Если смотреть видео с того дня, то заметно, что руки у меня трясутся от волнения. Нужно уже купить себе стедикам, хотя сейчас мне съёмки неинтересны, но вдруг будут интересны потом. Я удачно засняла, как из щелей «холодильника» идёт дым, стелется понизу и задевает ботинки Приходьки, который всё ещё стоит рядом.

Дальше на видео девушка с мегафоном отодвигает Приходьку плечом и развязывает три красные ленты, которые стягивают створки «холодильника».

Короб распахивается, и наружу выходит чудовище. У него злые красные глаза, оно двухметрового роста, и слева, на грудной пластине, там, где у людей должно быть сердце, у него полыхает красная звёздочка.

– Куда делся бородатый мужик? – спрашивает Лена за кадром. Лена соображает. Я пока ничего не соображаю. Я снимаю робота-убийцу ростом два метра с лишним, с маленькой головой, похожей на череп. Челюсть лязгает, механический голос гудит:

– Здорово всем!

Мне кажется, что такой робот не должен говорить «здорово всем». Он сразу должен стрелять. А Приходька тогда решил пожать роботу руку. Это же Приходька. Он обязательно хочет сделать то, чего делать не стоит, особенно если видит, что я боюсь.

На видео слышно, как Приходька бурчит у меня над ухом:

– Из чего он сделан? Тот щиток, что зад ему закрывает, – это явно сплющенная канистра. – Приходька бормочет это специально для меня, ему вообще не свойственно думать вслух. Я тогда этого не понимала. Я вообще ничего не понимала из того, что нужно было понять.

Мне казалось, что робот ужасно неустойчив. Что обзор у человека, который сидит внутри, слишком мал и робот вот-вот грохнется, а если рядом окажусь я, это принесёт непоправимые увечья. И я пристально смотрела в зарешеченное окошечко на груди робота, надеясь вразумить взглядом сидящего внутри. И снимала тоже это окошечко.

Приходька возник на пути робота и заслонил обзор камере. Протянул роботу руку. Я раньше была с Максом на шоу трансформеров, но это не было так страшно. Это вообще не было страшно. Это было скучненько. А Макс ещё приставал к аниматорам, спрашивал, можно ли их заказать на взрослый день рождения, а не на детский. Взрослый – это какой, восемнадцать плюс, что ли? – засмеялась девушка-аниматор над Максом, и Макс смутился, он и сам ещё не восемнадцать плюс, ему шестнадцать только в декабре исполнилось.

Приходька пожал роботу руку. Пальцы у робота были тонкие, шишковатые, из плоских металлических сочленений – совсем манипулятор, а не живая рука. Наверное, внутри костюма был механизм, который позволял управлять этими пальцами.

Дарья Сергеевна очень возмущалась, что мы опоздаем из-за робота, хотя ей тоже было интересно; решили уже идти. Двинулись к остановке. Нужный автобус быстро подъехал, мы погрузились. Помню, Приходька был доволен, сел рядом со мной, попросил получившееся видео посмотреть.

Лена и Маня надулись, что я от них отсела к Приходьке. А куда мне было садиться к ним, третьей на сиденье, к Мане на коленки, что ли? Я не люблю сидеть на жарких коленках. Так что лучше уж рядом с Приходькой. Он не отсвечивал, смотрел в окно, подпевал плееру на плохом английском. Потом его растолкали, попросили уступить место бабушке. Приходька сквозь наушники услышал, как приличный человек, и встал. Навис надо мной. Я улыбнулась ему, глядя снизу вверх. Приходька не знал, как на это реагировать, и стал вертеться влево-вправо, вися на поручне.

– Ваня, успокойся, – сказала Дарья Сергеевна и улыбнулась тоже.

– Ваня, успокойся, – сказала я, достала телефон и направила на Приходьку. – Ваня, успокойся, – повторила я басом.

Эта запись у меня тоже осталась. Две секунды, а осталась зачем-то. Удаляю.

Приходька после встречи с Протоном как раз начал мечтать о том, чтобы сделать такой же костюм и зарабатывать деньги аниматором. Он начал собирать всякий хлам для костюма. Это нас и привело в заброшенный санаторий. Ну а потом… лучше не вспоминать дальше.

Одной рукой я беру чесночный хлеб и ем, другой держу телефон. Не люблю, когда на экране жирные следы, поэтому переставляю ползунок видео одним пальцем. Да, сейчас я смотрю другое видео, с ютуба. В принципе всё понятно, только придётся залезть в учебник физики. Раньше бы я не полезла в него под страхом смертной казни, чтобы что-то там смотреть помимо уроков. Но сейчас надо уложить в голове все эти штуки про катод и анод. Паяльник, у папы вроде был паяльник. А где взять спицы? Придётся идти к дедушке и ворошить то, что осталось после бабушкиного отъезда.

Реализовать всё нужно будет в один день. Я знаю наших парней, если бизнес-модель окажется удачной, они на следующий день сами что-нибудь смастерят. Так что прибыль надо получить зараз. В идеале пятьсот рублей за штуку, значит, надо сделать восемнадцать штук.

Я сразу засомневалась. Дадут ли за металлическую чепуху столько? Младшеклассники, может, и могли бы заплатить такую завышенную цену, но у них столько не бывает. А если донат предложить, кто сколько может, то будут пять, десять рублей совать.

Ладно, сделаю двадцать тараканов, за сколько продам, за столько и продам. Остаток доберу ещё чем-нибудь. Может, Рой мне займёт. Господи, как я давно их не видела!

Решено: зарабатываю сколько могу, а потом приглашаю на тортик Рой. Заодно и повод.

Пока я размышляю, приезжает Макс и начинает ворчать, но Даша его зацеловывает, не даёт ему ничего говорить. Хорошо, что она не ела чесночный хлеб, а то бы номер не прокатил.

Мы едем домой в маршрутке, заполненной пакетами с торчащими оттуда подушками, деревянными рейками и прочим барахлом, которое люди везут с собой, чтобы сделать свой дом лучше. Макс всё ещё порывается ворчать в перерывах между Дашиными поцелуями. Обещает мне страшные кары и домашний арест за то, что я якобы опять потерялась в магазине. Домашний арест без вайфая. Страшная месть, что и сказать. Думаю, вайфай сейчас не так уж важен, я хорошо запомнила видеоурок. Важен паяльник. И ещё одно дело надо провернуть.

Дома я сразу отправляюсь в свою комнату и опять вытряхиваю на ковёр коробку со старыми игрушками Макса. Заглянув на минутку в кухню, где семья готовится ужинать, я беру большой нож.

– У нас суп, – рекламирует мама, увидев меня.

– Спасибо, не хочу.

– Конечно, не хочет! Она хлебом живот опять набила, скоро станет толстой, как бройлер, – язвит Макс. Кто тут король сарказма, ты, что ли? Извини, подвинься. Некогда мне с тобой в перепалку вступать.

– Сам бройлер, – беззлобно произношу я и исчезаю с ножом в своей комнате.

Безногие бэтмены и облезлые солдатики из коробки с игрушками Макса валяются на ковре, ждут своей участи. Я подкладываю доску, которую обычно беру для лепки из пластики, когда-то куклами увлекалась. И начинаю кромсать. Дело это не самое приятное. Мне как-то неловко перед солдатиками, я даже обещаю назначить им пенсию.

– Нет, я сделаю другие руки, из холодного фарфора, и прилеплю вам, – бормочу я, складывая в ряд отрезанные кисти.

– Папа сказал, чтобы ты всё равно села за стол… – Макс врывается в мою комнату без стука и, увидев изуверскую картину, останавливается в шоке.

– Шокироваться надо было, когда ты им ноги отрывал, – замечаю я.

– Мне было пять лет! – вопит Макс.

– Не ведал, что творишь?

– Ты-то ведаешь уже! Слушай, это ненормально, – он опускается рядом со мной на ковёр и пытается сгрести в кучу то, что осталось от солдатиков. Одной рукой я защищаю свои заготовки.

– Спокойно, товарищ. Это нужно для дела.

– Какого дела? Куклу вуду на меня делать будешь?

– Куклу вуду? Ты меньше Дашу слушай, а то скоро заговоры будешь твердить по каждому удобному случаю. – Идея Макса про вуду меня очень развеселила. А ведь действительно похоже на какой-то дурацкий обряд…

Макс выходит с растерянным лицом, наверняка придумывая, как сказать родителям помягче, что я уже совсем ку-ку. А я звоню дедушке, пока он ещё спать не лёг. Дедушка у меня тоже слегка ку-ку, совсем немножко, настолько, насколько полагается человеку, который родился так давно, что видел в детстве динозавров и постройку пирамид. Так что мы с дедушкой, как два ку-ку, хорошо понимаем друг друга и сейчас тоже поймём. Я надеюсь.

– Алё, – говорит дедушка.

– Дедуля, привет, у тебя сохранились бабушкины спицы? – выпаливаю я.

– Что?! Кто это?! – кричит дедушка. В трубке слышно, как телевизор бормочет что-то про перестройку Садового кольца.

– Дедуля, выключи телик! У тебя остались бабушкины спицы?

– Я не заказывал пиццу! – кричит дедушка.

– Государственная Дума внесла законопроект! – кричит телевизор.

– Это Женя! Это Же-ня, Же-ня, Женя! – кричу я дедушке и телевизору.

– Родила коала! – кричит телевизор. Не знаю, какой тут подтекст, по-моему, телик меня оскорбляет.

– Я сейчас выключу телевизор! Не вешайте трубку! – кричит дедушка. Наконец-то дело пошло на лад. В трубке становится тихо. Потом голос дедушки угрожающе произносит: – Если вы мне принесёте пиццу, когда я её не заказывал, это ваши проблемы.

– Дедуля, это Женя, – говорю я.

– Женя? А что ж ты мне голову морочишь? Пиццу какую-то придумала. Сегодня не первое апреля, не думай, я смотрел календарь. Сейчас такие мошенники звонят каждый день, купите то да мы доставим вам сё, – ворчит дедушка, успокаиваясь.

– Дедуля, мне нужны бабушкины спицы, у тебя сохранились? – чётко произношу я. – Спицы, которыми бабушка вязала.

– Бабушка вязала, но, по-моему, всё забрала при отъезде, – говорит дедушка. – Даже мой недовязанный свитер прямо со спицами так и шваркнула в чемодан. Или она, наоборот, мне чемодан так собирала… Жилетка-то эта, которую мама твоя носила, а потом тебе отдала, ты почему её не носишь? Её бабушка связала.

– Я ношу, я приду к тебе в ней завтра. Мне спицы нужны. Отложишь мне спицы?

– Она ещё крючком вязала раньше, – вспоминает дедушка. – Крючок такой деревянненький в пакете со спицами. Игла штопальная и грибок. Ты носки, поди, не штопаешь? Раньше всё зашивали, экономили, не покупали новые носки каждую неделю…

– Ты найди там, спицы где у тебя лежат, я приду к тебе завтра после школы! – кричу я.

– Ладно, ладно, и не ори так, я прекрасно тебя понял, – недовольно отвечает дед. Вот вредный тип.

Назавтра Страшный избирает ту же тактику в школе. Подсовывает мне в пенал шоколадку и сердито молчит. А раз молчит, может быть, это сделал не он, а вовсе даже Приходька? Хотя нет, Приходька занят, его бьют. Поделом. Прижали в углу и вколачивают в пол, устроив кучу малу.

Приходька выползает из-под горы тел и оказывается не Приходькой, а Фатеевым. Странно, а где вторая груша для битья? Вообще-то Приходька хитрый, он в те углы, где у камер наблюдения плохой обзор, старается не забредать.

Я медленно, как будто просто прогуливаюсь, спускаюсь на второй этаж, к начальным классам. Оцениваю детей, которые носятся по коридору, на предмет дорогих шмоток. Кто платёжеспособен? Кто купит завтра таракана за полтыщи рублей? Человек десять из трёх классов кажутся мне подходящими. Многие из них крутят йо-йо и спиннеры, это мода такая. Хорошо, значит, любят всякие странные шумные штуковины.

После школы я бреду в сторону дедушки. Макс меня сопровождает, с ним Даша, а чуть в отдалении идёт увязавшийся за нами Страшный. Никак человеку не объяснить, что он только хуже всё делает.

Приходька сегодня, кажется, неприходька. В смысле, его нет в школе. Заболел, должно быть. А что Приходька неприходька – это в нашем классе старая любимая шутка. А может, только я люблю эту шутку, а остальные не любят, потому что только мне нравятся вещи, связанные с Приходькой, а другим он не сдался вообще.

С этими мыслями я поднимаюсь в квартиру к деду. Макс и Даша в подъезде отстали, топчутся на пару пролётов ниже, пыхтят. Обнимаются, я так думаю. И охота всё время друг друга тискать, толку-то немного, только пот в три ручья. Впрочем, не мне с моей пенсионной клюкой рассуждать о развлечениях молодёжи. Клюка, то есть трость, раньше была дедова, он мне её отдал, за что ему большое спасибо. Только теперь он её всё время назад требует. С этого дед и начал, когда открыл мне дверь в квартиру.

– Где моя палка? – строго крикнул дед, выглядывая что-то у меня за спиной. Как будто я прятала там трость, собираясь треснуть его по голове и отобрать пенсию.

– Палки нет. Дед, мы пиццу принесли, – сказала я, пытаясь его утешить.

– Какая пицца? Я не заказывал пиццу! – завопил дед. Случайно я сделала пиццу главной тревогой его дня. Дед высунулся ещё дальше в подъезд, пытаясь увидеть, что там внизу, за перилами.

– Гони их к чёртовой матери, – потребовал он. – Поставщиков этих. Стучат, звонят, толку ноль.

– Эй, поставщики! – возвысила я голос. – Валите отсюда! Пиццу можете забрать.

Внизу неуверенно завозились. Макс и Даша решали, что лучше: согреться в квартире или съесть принесённую пиццу вдвоём. Тепло победило пищевой фактор. Макс и Даша стали подниматься. Дед втолкнул меня в квартиру и запер дверь.

– Не будем открывать, – пропыхтел он.

Я поглядела в глазок. Макс и Даша мялись на лестничной площадке и тоже пытались смотреть в глазок. Потом они стали звонить в дверь.

– Сейчас ружьё принесу, – негромко сказал дед, но Макс за дверью услышал и ответил:

– Дед, у тебя нет ружья.

– А плохо! – с вызовом сказал дед, но Максу открыл. Макс шагнул в квартиру очень широко, чтобы не наступить в кошачий лоток. Потом снял ботинок и заругался. Даша маячила на площадке, не решаясь войти.

– Что, опять то же самое? – спросила Даша.

– Дед, ты назови кота Акела, он у тебя опять мимо лотка промахнулся, – сказал Макс. Это довольно добродушное замечание с его стороны. Даша втиснулась в прихожую, пряча за спиной злополучную пиццу.

– Я сделаю чай, – объявил дед. Я повесила на вешалку пуховик и показательно поправила на себе бабушкину жилетку.

– И спицы тебе найду, – понял моё движение дед. Он ушлёпал на кухню, в кухне заклокотал электрический чайник. Даша сунула мне в руки пиццу, они с Максом стали красться по коридору в сторону гостиной. Удачки. Я взяла коробку с пиццей, повернув её боком, и услышала, как внутри посыпались хорошо прорезанные куски. Пряча за спиной коробку, я вошла на кухню. Дед смотрел в окно.

– Дай швабру, – сказала я.

– То швабру тебе, то спицы, совсем с ума сошла, женщиной становишься, что ли? – дед в отчаянии замахал руками.

– У тебя там кот наделал просто. И ещё мне нужен паяльник, если есть, – я подумала, что у деда будет легче выпросить паяльник, чем у отца.

– Паяльник? Это ты что с котом делать собралась?

Дед, ворча, пошёл искать швабру в кладовке. Я знала, что ему весело. А сейчас станет ещё веселее, потому что в кладовку можно пройти только через гостиную. Я услышала, как Даша немного взвизгнула.

– Я не смотрю, не смотрю, – донёсся голос деда. Всё-таки моя семья ужасна.

Дед вернулся, наградил меня шваброй.

– А спицы? – спросила я. – Уж заодно.

– Они там в шкафу-стенке, я второй раз не пойду, – сказал дед. – Подтирай за котом, а то выглядит так, будто ты подстроила всё это.

– Что подстроила?

– Всё, – дед потряс руками.

– И масонский заговор? – на всякий случай уточнила я. Дед махнул на меня, отвяжись, типа. Я почти готова была приняться за дело, но вспомнила:

– А паяльник?

– Он здесь, в ящике.

Я взяла швабру, зелёненькую, новую, жалко её. Включила свет в коридоре и вытираю кошачьи дела. С чувством, с толком, со стиральным порошком, со словами, которые нельзя произносить при родителях, а дедушка не расслышит, скорее всего.

Макс и Даша за стенкой что-то бормочут. Неразборчиво, но громко. Надеюсь, они там не раздеты? Нет, думаю, такой вольности дед бы не позволил.

Помыв швабру и руки, я возвращаюсь на кухню. Коробка с пиццей открыта, дед жуёт кусок, брезгливо выбирая оливки и выкладывая их на крышку. Я сажусь и тоже беру кусок.

– Иди за спицами, уселась, – рекомендует дед.

– Я не могу туда пойти, – объясняю я. – Эти двое там голые, наверно.

– Глупости, – говорит дед. – Совсем не голые. Вообще даже в шубах сидят.

– А если в шубах, чего ты оттуда выскочил как ошпаренный?

– Я не выскакивал.

– Выскочил.

– Не выскакивал.

Чтобы прекратить бесполезный спор, я лезу под стол, достаю ящик с инструментами. Внезапно в ворохе барахла – моток латунной проволоки.

– А это тебе нужно? – радуюсь я.

– Мне всё нужно, – говорит дед. – У меня нет ничего ненужного.

Если взять проволоку, то не надо будет спицы поганить. Ну и вообще, конечно, на этом видео как раз проволока используется, откуда я взяла, что лучше спицы? Наверное, потому что они заострённые. Легче насаживать на них пластмассовые ручки солдатиков.

– И на припой что-нибудь, – говорю, копаясь в ящике, как в сорочьем гнезде: какой только металлической дряни тут нет. Мои пальцы мгновенно начинают пахнуть железом. – И ещё вот эти плоскогубцы, вот эти плоскогубцы тоже. А пинцет у тебя есть?

– Грабят, – паникует дед. Но отыскивает в куче железок моток тонкого провода на припой. Очень скоро я сгибаю заготовку для рамы и впервые в жизни провожу по проволоке разогретым паяльником. Припой ложится на проволоку, блестит, как слеза.

Одним глазом заглядывая в видео, то и дело переставляя ползунок на пару минут назад, я делаю раму и сворачиваю несколько шарниров, на которых будут крепиться ножки. Шарниры делаю уже из скрепок, которые пододвинул мне дед. Откуда мне вообще вскочили в голову вязальные спицы?

– Криво, – забраковал дед пару шарниров. Я терпеливо принялась за дело вновь, накручивая скрепку вокруг пинцета. Глазомер у меня, конечно, не очень. Я кладу рядом линейку и пытаюсь сверяться с ней. Хорошо, что скрепки все одной длины, заготовки для шарниров тоже не очень отличаются. Но дед всё равно бракует раз за разом.

– Я устала, дед, – говорю ему, желая, чтобы он не лез.

– Не своим делом потому что занимаешься, – с готовностью подбирает объяснение дед.

– Нам по трудам задали, – говорю я. – Наша трудовичка заболела, поэтому все у мужского трудовика занимаемся. А там вот такое. Хорошо хоть не табуретку заставили делать. Трудовик с физиком договорились, что будут это как контрольную проверять. Поэтому тут ещё нужно питание, мотор…

– Мужской трудовик! Хорошо врёшь, заслушаться можно, – дед морщится от смеха. И вот тут меня всё это немножечко достаёт. Я выдёргиваю паяльник из хлипкой кухонной розетки, чуть не вырвав её напрочь с мясом. Встаю, возвышаясь над дедом, который продолжает цедить чай, опираясь локтем на стол. Дед теребит клочковатую бровь, ему смотреть на меня снизу вверх смешно – и только.

– Чего ты? – спрашивает дед.

– Ничего я.

А что, бесполезно же объяснять. Я иду в гостиную к Максу и Даше, пусть у них тоже настроение испортится.

Макс и Даша играют в нарды, как старые алкоголики. Нашли чем заняться. Я присаживаюсь и с любопытством смотрю, как они передвигают кружочки.

– На раздевание играете? – начинаю я.

– Успокойся, не завидуй, будет и на твоей улице праздник, – отвечает Макс.

– Это тебя дед научил играть? Меня не учил. Везёт. Он, наверное, думает, что вы скоро к нему переедете. Как там, прибавления ещё не ожидается? – спрашиваю я Дашу.

Терпеливая Даша в ответ только кривит рот.

– Просто Макс выглядит так, будто ждёт по меньшей мере двойню, – объясняю я.

– А ты выглядишь так, будто ждёшь пинка, – отрывается от нардов Макс. Я отскакиваю. Дед появляется с дымящимся паяльником, пресекая драку в самом начале.

– Дед, зачем тебе паяльник? – опасливо спрашивает Макс, следя за его руками.

– Надо всегда проверять на сжатие, – дед трясёт кулаком, в котором рама для таракашки. – Если после сжатия распадается – значит, плохо припаяно. Я поправил тебе…

– Не надо, – говорю я, хотя уже поняла, что он желает помириться. Дед у меня умнее всех прочих, это точно. Долго морозиться не буду, прощу его.

Оказалось, что дед на кухне успел сам спаять ещё одного таракана почти целиком. К его заготовке я уже дома приделываю мотор и батарейку. Мама, запущенная в комнату лишь после того, как я закончила, говорит, что в комнате воняет, и подозрительно внюхивается. Я тихо хихикаю, как маньяк, и режу большим ножом пластмассовые ручки солдатиков.

– А это для чего тебе? – не может не уточнить мама.

– Это для кукол, помнишь, я кукол делала? Вот, решила опять начать, – поясняю я. Мама ещё раз смотрит на остатки припоя, проволоку и скрепки, уходит и начинает громко и акцентированно-актёрски разговаривать на кухне с папой. Я крадусь в ванную умываться, крадусь, чтобы они меня случайно не услышали и не вызвали на важный разговор, имеющий воспитательное значение.

– Не стоит серьёзно относиться, – басит папа. – Это у неё типа макраме. Главное, что отвлекается. Она же то и дело что-то затевает и бросает. То куклы, недавно морду мазала специально так, что каждый шарахался, а теперь перестала.

– Мне кажется, уже слишком странно, – не соглашается мама.

– Мне тоже так кажется, – встревает Макс. – Она вымещает злобу на моих старых солдатиках, а потом примется за меня!

– Кому-то спать пора, – будто впервые замечает присутствие Макса мама. Прекрасно, родители уже даже не скрывают от брата, что считают меня сумасшедшей! Ниже падать некуда.

– Я вам серьёзно говорю, ведите её к врачу, потом поздно будет, – советует Макс.

– Без твоих ценных указаний обойдёмся, – замечает папа.

Я прячусь в туалет. Макс, громко и сердито стуча пятками, проходит мимо по коридору. В ванной зашумела вода. Я скриплю зубами, слушаю шум. Ещё слушаю родителей – что они скажут теперь? Но они молчат, полностью согласные друг с другом, уверенные в моём безумии.

Я быстрым и бодрым шагом возвращаюсь в свою комнату. Начинаю лупить что есть силы кулаком по столу. Сжимаю в руке готового таракана, проверяю пайку на прочность. Хорошая пайка. Дедушка делал, это вам не баран чихнул. Я бросаю на пол таракана, давлю его ножкой стула. Жалко хрустит моторчик. Распинываю детали по всей комнате. Так. Вот так. И вот так.