Весной болезнь свалила Лефорта, давнего друга и советника Петра. Сначала начал кашлять, грудь сдавило болью. Лефорт слег. За ним ухаживали жена и Анна, Петра в это время в Москве не было. Укатил в Воронеж — корпеть над чертежами да суда строить.

Лефорт мучился с неделю, а затем прохладной ночью тихо испустил дух.

Дворец его тоже словно умер. Не слышалось больше громких голосов, не было подготовки к очередному застолью.

Раздавался лишь тихий плач жены и Анны.

А народ радовался. Издох наконец черт окаянный. Довольно попил кровушки русского народа. Не будет больше издевательств и унижений.

Вскоре приехал Петр. Он покинул Воронеж сразу же, как только получил письмо с известием. Умер второй человек, который был для него важен. Сначала мать, верная спутница и единственная женщина, которая любила его по-настоящему, а теперь и друг, соратник. Сколько всего они пережили вместе с Лефортом, сколько забав устраивали, сколько дум передумали, и всегда он был рядом с Петром. Всегда был готов подставить плечо в трудную минуту. Даже после неудачи под Азовом только Лефорт смог утешить Петра, вселить в его душу уверенность и надежду на победу. «Действовать надо, — сказал тогда Лефорт, — действовать, а не руками разводить». Простые слова, но подстегнули они царя, и ведь взяли же Азов! Взяли.

Увидев застывшее лицо друга, Петр поразился и испугался. Всегда такой энергичный, Лефорт сейчас напоминал восковую куклу, как будто он никогда и не жил, никогда и не ходил по улицам Москвы. Петр вздохнул. И почему должен был оставить его лучший из людей?

На пороге дома он увидел жену Лефорта и молча обнял ее и погладил по спине. Женщина тихо всхлипывала.

Петр устроил роскошные похороны, организовал целый парад. Казалось, вся Москва пришла почтить память Лефорта, хотя люди едва ли могли скрыть злорадный блеск глаз. Они были рады, и Петр, хоть и был убит горем, видел это.

«Ну, погодите, нищеброды и бездари, вы у меня еще наплачетесь», — гневно думал царь, однако сил наказывать кого-то сейчас не было.

* * *

Анна сидела перед зеркалом и с каким-то странным удивлением рассматривала собственное лицо. Кажется, все еще молода и прекрасна. Конечно, не такая, как несколько лет назад. Юношеская стройность и угловатость ушли. Теперь ее лицо покруглело, покрылось естественным румянцем, щечки пополнели. Хрупкие когда-то плечи налились, стали мягкими и округлыми. Стан уже не был так тонок, но приобрел соблазнительные изгибы. Молочно-белая кожа светилась. Движения ее были медленными и изящными.

После возвращения из Голландии Петр приказал возвести дом из кирпича, двухэтажный, просторный. Там и поселилась Анна с престарелой матерью и братом. У каждого были свои покои. Анна завела слуг. Вскоре были выстроены конюшня и беседка, увитая карликовыми розами, с резными скамьями.

Нет больше немки с Кукуя Анхен, которая подавала пиво в трактире отца, где любой мужлан мог пощипать ее за задок, приговаривая: «Красотка, красотка». Теперь она Анна — любовница царя, уважаемая особа. Ездит в карете, запряженной лучшими лошадьми, живет в богатстве и роскоши.

Теперь ее дом посещали уважаемы господа: хозяева фабрик и мануфактур, послы, приближенные Петра и европейских королей. И все они приходили по приглашению. Анна давала роскошные обеды и ужины, которые прославили ее как великолепную хозяйку и искусницу на всю Москву. Закрома ее были полны всевозможными припасами: копченьями и соленьями, сластями и зерном, вином и медовухой.

Анна следила за домом хорошо, строгой была хозяйкой, но и зря никого не обижала. Девки ее всегда были чисто одеты и выглядели ухоженно — за несуразный вид Анна наказывала очень строго. Всюду у нее был порядок. Полы натерты, окна и мебель блестели от чистоты, кровати идеально заправлены, цветы свежие и ароматные.

В Москве Анну называли не иначе как кукуйской царицей. Да она и была царицей, с тех пор как Евдокию, еле живую от перенесенных стыда и унижения, сослали в монастырь в Суздаль. Просто, без всяких разговоров, посадили темной ночью в карету и увезли. Там сейчас и льет слезы несчастная, покинутая всеми женщина. Вот как поступает Петр с неугодными: врагов казнит, а женщин хоронит в монастырских стенах. То же было и с Софьей много лет назад.

Правда, Евдокия недолго печалилась, недолго слезы проливала.

Год провела она в монастыре: в одиночестве, холоде и голоде. В это время луч солнца, пробивающийся в маленькое окошко у самого потолка, был единственной радостью бывшей царевны.

А потом в город приехал Степан Глебов, богатый помещик и офицер. Он так и не перестал считать Евдокию настоящей царицей, несмотря на ссылку, да и многие тогда так считали, что сильно злило Петра.

Узнав, что Евдокию морят голодом и спит она в холодной келье, он через духовника послал ей в подарок шкуры песца и соболя.

Вскоре Евдокия и Степан познакомились лично. Глебов был симпатичен и не лишен природного обаяния, к тому же всегда искренне преклонялся перед женским полом. Степан соблазнил бывшую царицу, а она и не сопротивлялась, а с большим желанием поддалась его чарам.

Однако связь эта долго не продлилась. Евдокия быстро надоела Глебову, и он перестал навещать ее. Она отправляла ему сотни писем, просила, молила, плакала, угрожала, но Степан даже не принимал гонца. Испугавшись, что их связь раскроется и расправы не миновать, Глебов исчез, и Евдокия никогда его больше не видела. Мало было печали, так еще от этой связи царица понесла.

Беременность проходила тяжело, а когда пришло время рожать, ребенок появился на свет мертвым. Евдокия с неделю пролежала в горячке, в бреду выкрикивая имя возлюбленного, который не пожелал ее больше знать. Потом Евдокия скончалась. Петр на похороны даже не явился.

Анна провела щеткой по длинным шелковистым волосам; в ушах ее сверкали бриллиантовые серьги.

А что же с ней станется, с Анхен? Петр был с ней нежен, ухаживал за ней, обеспечил красивую жизнь, дал богатство и власть. Но одного он ей дать так и не смог: семьи.

Петр бывал в ее доме наездами. Прикатит, когда захочет, и так же исчезает, чуть только появится дело поинтереснее. А Анне оставалось только сидеть у окна и ждать его возвращения. Детей у нее не было, а жениться на ней царь, по-видимому, не собирался. Нет. Никогда он не сделает ее честной женщиной, никогда не защитит от злых языков, обвиняющих ее в распутстве и лжи.

Все пустое. Жизнь проходит мимо, а что у Анны есть, кроме кратких ночей любви и роз с шипами? Она бы с радостью променяла роскошь кирпичного дома на уют и тепло маленькой хижины, где была бы всего одна комната, но где Анна смогла бы жить с мужем и детьми.

А Петр мало того что сам, бывало, приезжал пьяным и немытым, так еще и привозил ораву голодных ртов. Нежданные гости врывались в дом — иногда и посреди ночи — и требовали еды и выпивки.

Анна прямо в ночном платье вскакивала с постели, будила девку, и они вместе бежали в кладовые и на скорую руку готовили какое-нибудь несложное блюдо, так как этим обжорам, видимо, было все равно, что класть в рот. Доставали медовуху, вино и поили гостей.

Анна много раз просила Петра хотя бы предупреждать ее заранее об этих варварских набегах, но царь лишь странно смотрел на нее хмурился и отвечал:

— Тебе тяжко, что ли?

Анна вздыхала и отворачивалась.

В такие моменты ей хотелось ударить Петра, выставить его за порог. Глаза б ее больше его не видели. А затем, ночью, жалела о плохих мыслях, у Господа просила прощения и тихо шептала о своей любви…

Анна провела щеткой по длинным шелковистым волосам и на мгновение залюбовалась сверкающими камнями в изящных сережках.

Услышав за окном шум, она обернулась и увидела, как к дому подъехал Петр.

Вскоре он был уже у нее в комнате, прижимал Анну к себе крепко-крепко, как делал много лет назад.

— Нет больше Лефорта, — шептал он.

— Да… — тихо ответила Анна, и слезами сожаления наполнились ее глаза.

Анна всегда хорошо относилась к Лефорту.

В отличие от Петра, он был учтив и обходителен, никогда не обижал, искренне преклонялся перед ее красотой.

— Не будет больше такого друга, — продолжал царь.

Анна гладила его спину и шептала слова утешения, но какие слова могли избавить человека от боли потери?