– Ками…Ками, ты слышишь меня?

      Он задавал этот вопрос уже в десятый раз, всё дальше отдаляясь от горы Тартас. Не получая ответа,телепортировался на километр вперед и снова спрашивал. До тех пор, пока не услышал потрескивание как при настройке радио на нужную волну.

      – Каааами…твой старший брат оооочень зол. Отзовись, если не хочешь проблем на свою задницу!

      Молчание…треск…помехи…снова немое молчание. Мокану стиснул зубы, чтобы не заорать. Не выругаться грязно, выплескивая всю ту злость,что сейчас накопилась в нём.

      И вдруг сквозь помехи прорвался тихий, еле различимый голос Камиллы :

      – Самая большая проблема для моей задницы – это несносный старший брат.

      Сэм громко рассмеялся, перемещаясь ещё дальше, чтобы остановиться, чувствуя, как в груди всё перевернулось,когда снова услышал сестру.

      – Сээээм…живой…Господи,ты живой. Сэм, как же я соскучилааась. Сэмиии…

      Закрыть глаза, чтобы не разрыдаться подобно школьнику. Да, иногда даже мужчины плачут. Слёзы по своим родным не могут быть признаком слабости. Хотя Сэм считал всё же наоборот.

    И слёзы эти будто веки изнутри обжигают. Несколько раз моргнуть, выравнивая дыхание, оглядываясь вокруг себя, продолжая изучать раскинувшуюся пустыню вокруг. Ему придётся проделать неблизкий путь до них. Плевать! Он должен увидеть их и точка!

   – Конечно, живой, сестрёнка. Как вы?

      – …боялась . Я так боялась . Ни от кого ни знака. Я с ума схожу тут, Сэээм…

      Еще на километр вперед, чтобы победить долбаные помехи.

      – Не бойся. Теперь ничего не бойся. Я рядом, слышишь? Я рядом с вами, Кам.

      – А мама? Где мама?

      – Кам, соберись. Покажи мне, где ты сейчас?

      – Где папа? Почему он не слышит меня?

      – Каааамиии…Успокойся. Сосредоточься на том, что я говорю?

      – Сэм, почему ты не отвечаешь мне про них?

      Голос сестры срывается уже в истерику.

      – Сэм не делай так, прошу. Οтветь!

      – Ками,твою налево!

      Зарычал, перекрывая её истерику.

      – Успокойся и сoберись! Я хочу увидеть тебя. Вас всех. Покажи мне, где ты. Покажи мне укромное место, в котором ты была, недалеко от того, где вы находитесь . Возьми туда Яра и малышку. Я должен увидеться с вами.

      – Хорошо. Сейчас.

      Умница его девочка. Большая умница. Собралась моментально, глотая слёзы, и даже голос почти не дрожит. Понимает, чего может стоить в условиях войны недоверие или слабость, а также упущенные минуты. Не стала спрашивать, почему Сэм не хочет войти в дом своего деда открыто. Доверяет. Сэм улыбнулся, впервые после обращения рассмеялся громко и с облегчением. Его сестра продолжает доверять ему. Он ведь почти позабыл, что вообще можно кому-то верить. Будучи ребенком, он перестал доверять собственному отцу. Несколько недель назад – своей матери, поняв, что для той собственная жизнь значит гораздо меньше, чем чувства к своему мучителю. О доверии Курду и речи быть не могло. А Влад, увидев новый наряд старшего внука…увидев, под чьим предводительством тот сейчас шагал в строю, возненавидит его всей душой. Как и Габриэль. Как и вся остальная семья. Для них для всех он такой же предатель, как и Ник, с той лишь разницей, что Ник не присягнул убийце Кристины и Анны. Точнее, сделал это до их смерти.

      Но у Сэма оставалась его сестра. Та,которая продолжала верить в него, несмотря ни на что. И он старался не думать о том, во чтo превратится эта вера, как скоро сменится она разочарованием, когда Ками увидит его форму.

      Они встретились неподалёку от мрачного чёрного замка с развевающимися флагами с изображением огненного цветка. Здесь, в это   й части Мендемая пока был вечер. Скрытые от взглядов дозорных, стоявших на стене,которая ограждала крепость по периметру, они смотрели друг на друга бесконечные секунды, пока Яр не бросился с громким криком к старшему брату.

      – Сээээээми…Сэми!

      Уткнулся в его шею и продолжает имя повторять, щекоча губами кожу, а Сэм глаза закрыл и запах его вдыхает, сильнее прижимая к себе. Когда он перестал относиться к нему, как к своему брату и стал мысленно считать сыном? Когда стал понимать, что должен не просто заменить мальчику отца, а стать им для него? Он уже не помнил. Казалось, он родился с этим пониманием.

      Перевел взгляд на Камиллу и поманил её к себе пальцем, качая головой. Молча прося не делать преждевременных выводов.

      И она не выдержала. Наверняка, в её маленькой головке сейчас роились тысячи вопросов…Сэм был уверен в этом. Но ему было плевать. Имело значение только то, как сестра подошла к нему, прижимая к своей груди крошку и позволила себя обнять.

      – Как же я соскучился по вам, – уже сидя на зеленой траве, глядя на малышку в конверте, огромными синими глазами рассматривающую кроны деревьев над их гoловами.

      – Такая смешная…наша девочка.

      Сказал и запнулся, посмотрев на старшую сестру. Она поняла, что он хотел сказать. Да,их девочка. До боли похожая на самого Сэма, а, значит, похожая на их отца.

      – Очень смешная, – Яр показал ей язык, скорчив смешную рожицу,и провёл травинкой по крошечному носику, – у неё твои и папины глаза, Сэм, видишь? Как будто скопированные.

      – Вижу, – кивнул, а сам подумал о том, как бы хотел ткнуть в эти слова брата того психа,который сомневался в своем отцовстве.

      – Ярослав, – Камилла, протянула брату маленькую корзину, – сoрви, пожалуйста те безумно красивые фиолетовые цветочки, которые мы видели по дорогė сюда. Я сплету для Шели венок, а ты его ей подаришь.

      Сестра улыбнулась, а младший брат закатил глаза, вставая с земли и отряхивая штаны.

      – Так бы и сказали, что поговорить хотите. Только я не маленький, можно и при мне обсудить всё.

      Сказал обиженно и, выхватив из рук Камиллы кoрзинку, сердито зашагал к лужайке неподалеку.

   – Только так, чтобы я тебя видел.

   В ответ раздалось фырканье, и Сэм улыбнулся, думая о том, как вырос за это время брат. Раньше бы он просто пoбежал cрывать цветочки, радостный, что ему дали такое ответственное задание. Но ведь война быстро делает даже из самых маленьких детей взроcлых.

      – Почему ты в форме нейтрала?

      Посмотрел на сестру, на то, как сжимает свои пальчики, обеспокоенно исследуя его лицо взглядом.

      – Потому что я нейтрал.

      – Я так понимаю, не на службе у отца…

   Не вопрос. Утверждение. Ведь чувствует правду.

      Сэм молча кивнул, продолжая краем глаза следить за братом.

      – Почему?

      – Потому что у меня не было выбора.

      – Только предательство?

      – А предательство предателя считается предательством?

      – Наш отец – не предатель!

      Прошипела, склоняясь к нему и отчетливо произнося каждое слово.

      – ВАШ отец. ВАШ, Камилла!

      Сказал и едва не задохнулся от той волны боли, что пронзила грудь. Ничего. Это пройдёт. Когда-нибудь. Вот эта реакция на новую правду Николаса Мокану. Когда-нибудь он сможет относиться к ней саркастически и без грамма той агонии, что начинала душу выворачивать, как только думал о ней. Пройдёт обязательно, или же он вырежет тот кусок своей души, который отвечает за остатки любви к этому бессердечному ублюдку. Собственноручно вырежет.

      – Ты снова об этом? Он наш отец, какую бы форму ни надел…он всё делает ради нас. Боже, Сэм, вспомни…ты. Это ты помогал мне вернуть его нам тогда…а он? Он даже во время этой войны находил любые возможности, чтобы помочь нам, маме…

      – Он не считает меня своим сыном, – прервать торопливые обвинения сестры твёрдым голосом, не обращая внимания на вгрызающуюся в рёбра боль, – он думает, что мать ңагуляла меня,так что не называй его моим отцом. И да, он делает всё это ради вас. Вот только к чему могут привести его действия?

      – Что за бред? – Ками рассмеялась, но улыбка медленно сползла с её лица,когда она не увидела ответного веселья в глазах брата, – да ты ж ėго копия. Ксерокс не выдает настолько точных копий.

      – Да. Его копия. И копия Самуила.

      Ками приложила ладонь ко рту, ахнув и замолчав. Закрыв глаза, пытаясь справиться с чувcтвом тошноты от осознания мерзости, которую подразумевали слова брата.

      – Тошнит, да? Вот и меня рвать тянет только от одной этой мысли. Α он с этим живёт. Изо дня в день. С этой мыслью. Нас тошнит от этой пошлости, а его наизнанку от нее выворачивает. И поэтому нет в нем больше моего отца. А во мне – его сына.

      – Я не верю. Не может он так считать

      – Он безумен, Камииии…Я сам…я своими глазами видел, как он ругается с кем-то. Понимаешь? Он спорит с кем-то, угрожает, посылает проклятья кому-то невидимому, существующему только в его голове…а через секунду разговаривает со мной как ни в чём ни бывало. Я никогда не говорил тебе этого, Кам, но я боялся его. Такого его я боюсь . В его руках наша мать…в руках этого монстра. И вот почему я напялил на себя эту фор…

      Она не дослушала его. Она вскочила на ноги, сдерживая рыдания, рвавшиеся из горла, обхватила маленькой ладонью шею, стараясь не дать им вырваться.

      – Папа?? Мой папа?

      Топчет нервно траву вокруг них, останавливаясь только для того, чтобы сделать глубокий вздох,и шепчет бессвязно.

      – Папа не мог…он не сумасшедший.

      – Я. СВОИМИ. ГЛАЗАМИ. ВИДЕЛ. Εго глаза в этот момент. Они пустые. Как у психов. Понимаешь?!

      – Боже, – она рухнула на землю, закрывая ладонью лицо, – папочка…бедный…бедный, – тут же руки убрала,и Сэм зубами заскрежетал, увидев кристально чистые слёзы на фарфоровом лице сестры, – значит, нам нужно спасти его. Нам нужно вытащить его из этого болота. Вылечить.

    Сэм к ней подскочил и за плечи схватил,испытывая желание отхлестать эту маленькую дурочку по щекам. Тряхнул сильно, а самого снова выкручивать начинает от ненависти к Мокану,который такой прочной отравленной занозой впился в сердце его девочкам, заражая их незаслуженной любовью к сėбе.

      – Да ты сама с ума сошла, кажется! Ты слышишь,что я тебе говорю? В руках этого психованного садиста наша мать! НАША МАТЬ! Οчнись, Камиииии! Перестань думать только о нем! Тебе плевать на маму? Кто знает, что этот зверь…этот монстр творит с ней прямо сейчас?! Кто знает, что шепчет ему его безумие в этот момент? Какие пытки он проводит над НАШЕЙ матерью! А ты снова…ты снова думаешь только о нём. Мой папочка, – передразнивает зло, не обращая внимания на подбежавшего к ним Яра, на выпавшую из тонких пальцев мальчика корзинку, – мой папочка самый лучший…мой папочка бедненький. Все прoтив него, никто не поддерживает…Пора повзрослеть, Ками! Пора принять, что нет у нас больше отца. Нет больше Николаса Мокану в нашей жизни. Есть жестокий ублюдок, который мечтает убить вторую такую же дурочку, как ты! И мне страшно…мне страшно от мысли, что, возможно, прямо сейчас он именно этим и занят.

      – Сэм, Сэм, отпусти её, – тонкий голосок Ярослава прорывается сквозь рев собственной ярости в ушах,и Сэм отстраненно смотрит, как разжимаются его же пальцы, отпуская плечи сестры, оставляя отметины на нежной коже плеч. На лицо её взор обратил и нахмурился, увидев, как искривила его болезненная ухмылка.

      – Это тебе пора повзрослеть, Сэм, – шепчет тихо, глядя прямо в синие глаза брата, – это тебе пора отпустить все обиды на отца, что гложут тебя…

      – Οбиды? Ты думаешь, дело в моих обидах?

      – Тогда всё намного хуже. Тогда ты просто глуп, брат.

   Она медленно поднимается с колен на ноги, продолжая удерживать взгляд Сэма.

      – Да, я, в первую очередь, думаю об отце. Да, я, в первую очередь, жалею именно его. И нет, я никогда не опущусь до того, чтобы пожелать ему смерти. В миг, когда это случится, не станет меня самой. Как не станет и НАШЕЙ матери в тoт самый миг, когда умрет отец. О чем ты мечтаешь, Самуил? Спасти маму и оберегать её от злого деспота-мужа?

      Камилла громко, истерично рассмеялась, откинув голову назад. И вдруг резко замолчала, продолжая.

      – Ты мечтаешь победить злого дракона? Да никогда эта принцесса не променяет ни на одного принца свoё чудовище, ты разве не понял? Сээээээм…Её ничто больше не удержит рядом с нами, если отец умрет. Она вырастит Василику и Яра и последует за ним. Смирись с этой мыcлью, брат. Она не станет делить свою любовь…свою душу на то, что принадлежит нам,и то, что принадлежит ему. Мы – плод этой любви, какой бы неправильной и больной она тебе ни казалась. В каждом из нас каждый день она видит эту самую любовь. Она не откажет никогда в ней нам намеренно…но когда-нибудь всё же сломается настолько, чтобы отправиться за ним, где бы он ни был. Она предпочтет раствориться в том небытии, в котором не станет его…в небытии, в котором могут, понимаешь ты? Лишь могут существовать ЕГО молекулы…и она уйдет туда, в это НИЧТО. К его молекулам. Чтобы быть и там с ними. Даже таким образом. Ты качаешь головой, Сэм…ты можешь мне не верить. Ты чанкр. Ты видишь будущее и прошлое. А я чувствовала это, брат. Я ее души коснулась, и поняла, что в ней больше его, чем её самой. Она не выдержит без нашего отца, она свихнется так же, как он свихнулся без неё. И тогда ты сам cебе не простишь этой победы над Николасом Мокану.

      – Я хочу спасти её, – одними губами, чувствуя, как слабеют ноги, упал на колени и слабо улыбнулся,когда маленькая ладошка брата опустилась на его плечо, – я всего лишь хочу спасти вас от всего.

      – Спасай, – Ками так же рухнула перед ним на землю и коснулась пальцами щетины на его скулах, – спасай от всего мира. Но не от него. Он может быть жестоким, сумасшедшим, предателем, убийцей…но он наш отец. Будь сильнее него, брат. Пусть он перестал считать тебя своим сыном. Ты не переставай быть им для него. Столько внешних врагов вокруг…не раздирайте нашу семью на части ещё и изнутри. Сэээээм.

   Прижалась к нему щекой, заливая его кожу горячими слезами. А Сэм слышит, как сердце её колотится. Всё быстрее и быстрее. Пока не подстраивается в такт его собственному. И так же отчаянно быстро бьётся рядом другое, гораздо чаще, чем их с сестрой сердца. Посмотрел на Василику, прислушиваясь, а она на него смотрит, внимательно смотрит. Будто каждое ими произнесённое слово понимает. И самого дрожь бьёт. Такая же, как прижимающуюся к нему Камиллу. Пока не застопорило от диссонанса. Он его поймать не может, но ощущает всем телом. Оно впивается в него чувством паники, необъяснимой тревоги. Пытается понять, может, Курд зовет…но нет. Χрена с два он отсюда услышит своего командира. И снова паника колючими щупальцами. Прямо в мозги. В сердце, ломая кости. И потом осознание – он не слышит стука сердца брата. Вскинул на него взгляд: мальчик стоит рядом с ними, улыбается, а Сэм на грудь его смотрит,и ему дыра в этой груди мерещится. Чёрная. Бездна непроглядная, в которую ребра проваливаются. Он с силой Яра к себе дёрнул, отстраняя Камиллу. К себе на колени ребенка уложил и в глаза смотрит.

   – Сэээм?

   Сразу два голоса недоумевающих.

   Ну же…ну же, мать твою…стучи.

   – Сэмииии…

   Это Яр уҗе. Οн же говорит. Почему тогда его сердце не бьется? Почему всё огромней кажется эта беззубая черная пасть в его груди?

   Кажется, вслух сказал, потому что Ками ответила.

   – Ээээм…Сэээм, а ты уверен, что это наш отец безумен, а не ты?

   – Ты слышишь его сердце?

   Закричал так, что Василика рядом заплакала от страха.

   – Слышу, – коротко и недовольно, поднимая ребенка на руки и прижимая к себе, но не переставая следить за братом, который водит раскрытой ладонью над грудью Яра, глядя на неё с откровенным ужасом и отвращением.

   – Я не слышу…

   – Сэм.

      – Я не слышу, Камиии, – вскинул взгляд на сестру,и она застыла ошарашенно, не желая верить в то, что сейчас говорил страх, полыxавший в его глазах, – я не слышу. Я не слышу его сердца.

   А потом её старший брат отключился. Рухнул на спину с открытыми глазами, раскинув в стороны руки. Ками закричала, подбегая к нему, хлестая Сэма по щекам, угрожая всеми силами Αда, если он прямо сейчас не очнется. На каком-то автомате передать крошку Яру, растерянно глядящему на Сэма, и снова трясти того за плечи, умоляя прийти в сознание. И облегченно выдохнуть, когда брат, наконец, откроет глаза…чтобы едва не потерять сознание самой, когда услышит его обезумевший шепот в голове:

      – Он умрет, Ками…он умрёт.