Ну и отмочила тети Клавина Людка! Принесла матери подарочек! Бедная Клавдия, только мужа схоронила, года не прошло. А тут родная доченька постаралась. Забеременела в семнадцать лет! Школу бросила, выпускной класс.

Как дядя Костя от пьянки помер, так все надеялись, что Клавдия вздохнет спокойно, и на тебе! Людка всегда была оторва, в отца пошла, бесстыжая. Даже матери вовремя не сказала про такую беду, а теперь уж поздно меры принимать. И главное, Клавдия от стыда ходит по стеночке, глаза заплаканные, а этой шалаве хоть бы что.

Да что уж теперь говорить, вся в отца пошла. Дядю Костю весь дом слышал, и эта красавица прославилась на весь район. Кто отец ребенка, так и не выяснили. Людка и сама, видать, не знает. Они с подругой Ленкой вечно со шпаной хороводились. А потом и вовсе стали шастать к троллейбусному парку, с шоферами гулять. Сколько раз Людку выпившую видели. Чего теперь удивляться. Вот повезло Клаве с дочкой.

Как они орали и скандалили, весь дом слышал. По Людкиному, так не она виновата. А Ленка со своими советами… То, мол, пижму попей, то молока с йодом, то выпей водки и в горячей ванне посиди. Это вместо того, чтобы сразу матери сказать. Ну теперь делать нечего, придется рожать.

Когда Людка родила девочку, хотела ее сразу в роддоме оставить. Тетя Клава не дала, что люди-то скажут, да и жалко. Девчонка родилась слабенькая, как жива-то осталась, после Людкиных попыток освободиться, неизвестно. Назвали заморыша Олей, тетя Клава опеку оформила.

Соседи собрали что могли: кто – коляску старенькую, кто – кроватку, кто – одежду. Людка даже спасибо не сказала. Дождалась, когда восемнадцать исполнится, и след простыл. Куда сбежала, даже подруге Ленке не докладывала. Осталась Клава на старости лет одна с маленьким ребенком.

Когда Оля начала разговаривать, тетя Клава ей сразу сказала: «Я тебе не мама, а бабушка Клава, мать твоя – шленда. Знать про нее не знаю и знать не хочу!»

Маленькая Оля ничего не поняла, звала бабушку мама Клава. А слово шленда показалось ей очень страшным, и она назвала так старую куклу, у которой волосы отклеились.

Попадало Оле от бабушки часто. Видно, тетя Клава решила наверстать упущенное в воспитании дочки. Особенно ругалась за разбитую посуду. Оля часто роняла чашки и тарелки, особенно когда терла их намыленной тряпкой. Тетя Клава в сердцах отвешивала ей подзатыльник.

– Вот криворукая уродилась! Вещи не бережешь. Никакой зарплаты не хватит, на одни чашки протратимся. Вот помру, узнаешь почем фунт лиха, кто тебя кормить станет?

Оля очень боялась, что мама Клава умрет и оставит ее голодать и «ходить по миру». Правда, тогда, наверное, и по затылку никто давать не будет.

Она стала делать все медленно, тогда вещи не ломались, но Оля становилась «копуша, которую за смертью посылать».

В первом классе Оля подружилась с Наташкой Бархоткиной. А с кем же еще? У остальных детей были обычные семьи. У Оли была мама Клава, у Наташки – папа алкаш. У Димы мать пила, отец сидел в тюрьме. Но с Димой зачем дружить, он же мальчик. Про их семьи и скрывать ничего не надо, в этой же школе училась Олина мать и Наташкина мать, и отец Димки.

Оле очень нравилась одноклассница Верочка. Верочка училась хорошо и сама была такая аккуратненькая, нарядная, похожая на дорогую куклу. У нее даже школьные фартуки были с кружевными оборочками и красивые туфельки.

У Оли форма была на вырост. Тетя Клава из экономии решила, что так, глядишь, на два года хватит. И туфли старенькие. Новые покупали, когда Оле грозило потерять подошву по дороге.

Учительница в их классе была молоденькая, только из института. Она Оле нравилась, добрая. В школьном буфете, когда торговали глазированными сырками, она всегда покупала Оле сырочек.

Однажды Оля положила сырок в карман школьного фартука, чтобы домой отнести. И забыла. Когда вечером, после продленки стала переодеваться, с ужасом увидела, что сырок в кармане раздавился. Мама Клава ругалась: «Ох, как, неряха бестолковая, весь фартук изгваздала! Совсем ума нет, еду в карман совать. Иди вот теперь отмывай, как хочешь». Стирать пришлось форму целиком, сырок размазался щедро. Чтобы работа лучше спорилась, мама Клава еще дала пару раз веником по попе. Оля, хлюпая носом, терла в тазу форму и мысленно клялась никогда в жизни больше не брать в руки окаянные сырки.

Училась Оля средне. Ей хотелось быть отличницей, как Верочка, но не получалось. Учительница всегда советовала: «Говори вслух все, что пишешь». К седьмому классу удалось стать твердой хорошисткой. Оля очень радовалась. Пятеркам мама Клава умилялась, гладила девочку по голове, и, всхлипывая, приговаривала, что, может, хоть Оля будет ей утешением.

Подруга Наташка посмеивалась Олиным стараниям и дразнила, что Верка пятерки зарабатывает головой, а Оля попой. Потому что сидит над каждым заданием по сто лет.

Однажды с Олей произошел удивительный случай. В восьмом классе учительница по географии велела купить контурную карту, которая бывает только в центре, в специальном магазине. Оля поехала. Далеко от дома она бывала редко, и наставления получила от мамы Клавы: по сторонам не зевать и не потерять деньги. Шла Оля по какой-то тихой улочке и напряженно считала, останется ли после покупки немного денег на мороженое. Она так сосредоточилась на подсчетах, что не замечала ничего вокруг. И вдруг ощутила сильный толчок и, словно пролетев несколько метров, приземлилась на четвереньки. Оля и понять толком ничего не успела, как к ней, отчаянно жестикулируя и заламывая руки, подбежала толстенькая женщина, потом мужчина и еще высокая девушка. Все они что-то говорили на непонятном языке, пытались Олю поднять и ощупывали ее ноги и руки. Оля, оторопев на них, смотрела и молча кивала по очереди всем. Ее подняли и, продолжая лопотать, отвели к машине.

Ну и ситуация, в кино не придумаешь. Оказалось, что машина, толкнувшая Олю, везла куда-то жену посла с дочкой. Олю притащили в посольство и позвали своего врача. Да у нее и так ничего не болело. Только коленки и руки поцарапала. Врач все промыл, заклеил красивым пластырем с картинками. Олю угостили соком и мороженым, посадили в машину, надавав кучу разноцветных пакетов и коробочек, и отправили домой с пожилым водителем, дядей Колей.

Вечером гудел весь подъезд. Ну надо же, вот точно говорят «дуракам – счастье». Попала разиня под машину, увечий никаких, еще и подарков навезла, как Настенька от Морозко.

Соседи бегали смотреть на заграничные кофточки, трусики с картиночками, называются «неделька». Колготки с загадочной надписью «Фламинго» на пакете.

Мама Клава голову сломала, оставить вещи или лучше продать, соседи уже изъявили желание. Деньги-то нужнее, чем трусы с рисунком или розовые колготы. Оставили Оле кофточку на выход и две пары трусиков.

Узнав о таком чудесном происшествии, Наташка решила повторить Олин маршрут и попасть под посольскую машину целенаправленно. Но Оля, бестолковая, не могла вспомнить ни улицу, ни названия посольства. Помнила только, что у девушки брючки были смешные, короткие до подколенок. Наташка взяла телефонный справочник, выписала адреса посольств и отправилась за подарками.

Кончился поход плачевно. Наташка вроде все рассчитала, чтобы перед машиной выскочить, и чтобы травму не получить, а так, вскользь. Да не тут-то было. Машину она подкараулила, красивую, с флажком, но та как-то хитро вильнула, и Наташка налетела прямо на шедший сзади мусоровоз. Водитель, конечно, вызвал скорую и ГАИ, но до их приезда громко матерился в Наташкин адрес. Хорошо, хоть отделалась она терпимо. Один перелом без смещения и сильный ушиб.

Полтора месяца Наташка сидела дома с загипсованной ногой и уверяла Олю, что, действительно, дуракам – счастье, а она – умная, вот ей и не повезло.

После восьмого класса Оля решила уйти из школы и поступить в техникум. Мама Клава одобрила. Хватит у нее на шее сидеть. В техникуме доучится за десятилетку. Там и стипендию платят какую-никакую, и профессия в руках. Сколько еще мама Клава протянет, не известно. Вон у нее и сердце колет, и ноги болят.

Наташка уговорила поступать в техникум делопроизводства. Ну не в педагогический же идти, малышне сопли подтирать. И в швейный не пойдешь, сиди потом в ателье, согнувшись, еще горб наживешь. А вот у них Светка, материна двоюродная сестра, устроилась секретаршей и за начальника замуж вышла. И секретаршам всегда подарочки дарят, чтобы к начальнику пустила. И работа – «не бей лежачего», не надорвешься. Сиди себе в приемной, на машинке стукай и по телефону воркуй.

Оля согласилась. Экзамены были не трудные, даже Наташка с тройками поступила. Наконец-то Олю хвалили за усидчивость и аккуратность. Стипендию дали повышенную, как не имеющей родителей.

На последнем курсе Оля познакомилась с Никитой. Никиту привел Наташкин ухажер. Наташка через два месяца познакомилась с другим, а Оля с Никитой продолжали встречаться. Учился он в институте и жил в общежитии. Оле он очень нравился, тихий, немного застенчивый. Верхняя губа у него была чуть больше нижней, и Наташка уверяла, что он на утенка похож. Ну и пусть, пусть худенький и высокий. Оле все нравилось, хотелось заботиться о нем, опекать. Они ходили гулять и в кино. Долго стояли на лестничной площадке и молча держались за руки. Домой приводить Никиту мама Клава не разрешала. В десять часов она приоткрывала дверь и кричала: «Оля, домой пора».

Соседи выговаривали Клавдии, что ж она сама дома, а ребята на лестнице. Ведь при ней бы были. Мама Клава начинала всхлипывать и причитать, что, мол, хватит с нее одного позора. Ничего, постоят, не сахарные.

Ребята честно отстояли целый год. Никита закончил институт, и они с Олей поженились. Хотя свадьба была очень скромной, некоторые Клаве завидовали. Действительно, дуракам – счастье. Повезло с зятем. Не пьет, не гуляет. К Клаве с уважением. Она работала уборщицей, и лестницы в доме по вечерам за нее мыл Никита. Жалеет бабку-то. Хороший парнишка, если починить чего из электрики, никогда не откажет. И соседи совали Никите деньги за работу. Краснел, отказывался, тогда деньги стали отдавать Клаве. Ольга копейки получает в своей конторе, и он – инженер, где уж тут ломаться-то.

Оле стало казаться, что теперь жизнь как-то устоялась, вроде все спокойно, все хорошо. Маме Клаве в ЖЭКе дали бесплатную путевку в Подмосковье. Но с отдыха она не вернулась. Клава скончалась через три дня отдыха. Во сне оторвался тромб. Соседи говорили, что не надо было Клавдии отдыхать, сердце-то привыкло к нагрузке. Тут уж лучше так до конца и пахать, а то вон как вышло.

Оле было очень жаль мама Клаву. Плакала и плакала, даже снотворное не помогало. Пришлось Никите объясняться на Олиной работе, брать отпуск за свой счет и сидеть с женой неделю, утешая ее, как маленькую. С похоронами залезли в долги. И Оля радовалась, что у них с Никитой детей пока нет. А то вообще бы голодные сидели.

Через месяц после смерти тети Клавы, как снег на голову объявилась Олина мать. Дом гудел две недели. Явилась, паскуда такая! Дочка уже замуж вышла, здравствуйте, мамаша нашлась. К родной матери на похороны не приехала! Мать ее ребенка растила, жилы тянула, на трех работах вертелась. Заявилась, оторва загульная. Надо Ольге гнать ее в три шеи. Но Оля никогда не смогла бы этого сделать. Сначала она даже обрадовалась, как ни крути, мама родная. Потом уже было поздно. Людка заняла тети Клавину комнату, объяснив, что она право имеет, – это материна квартира. А если Ольге или ее долговязому что-то не нравится, могут катиться колбаской в любую сторону.

Жизнь Оли и Никиты начала превращаться в ад. Людка страдала алкоголизмом. В доме стали появляться местные алкаши, начали пропадать вещи – или Людка их пропивала, или уносили ее приятели. В квартиру зачастил участковый. Он советовал Оле разменять квартиру, стращал Людку выселением. Никита прилежно искал варианты, но Людка отказывалась их даже смотреть. А ей и здесь хорошо. Что это она из двушки в однокомнатную поедет? А грязь в квартире, так это дочка лентяйка лишний раз тряпку не возьмет. Воспитала мамаша девку.

А что денег вечно нет, так, наверное, зятек получку к другой бабе таскает. Вообще, с зятем не повезло! Придурок, верста коломенская. Ни выпить с тещей, ни поговорить. Держится за Олькину юбку, будто украдут сокровище такое. Да кому она нужна?

Оля с Никитой опять стали много гулять и ходить в кино, как до женитьбы. Соседи сочувствовали, а что сделаешь, мать все же. Хорошо хоть, у них детей нет. Как в таком аду с ребятенком? Но потом и соседям надоело обсуждать. Своих забот хватает. Дом-то их под снос идет, квартиры будут новые давать, не прогадать бы.

Старенькую пятиэтажку расселили. Оля с Никитой получили квартиру в новом доме и поехали туда вместе с Людкой. Значит, опять Никите искать варианты. А новую квартиру Людка разнесет так же, как и старую.

Людка уже дня три не являлась домой. И хорошо. Опять, наверное, загуляла. Оля хоть квартиру отмыла. Пусть не на долго, но не сидеть же в свинарнике.

Потом в милицию вызвали. Вот так, нет больше Людки. Спьяну пошла домой по старому адресу и свалилась в котлован. Так что теперь Оля – круглая сирота. Она и не расстроилась, хватит с нее материнской любви. Оля хочет жить с мужем в чистой квартире и в тишине. И можете считать ее бесчувственной, но к матери у нее жалости нет. Даже вспоминать не хочется.

Эти похороны были совсем скромными. Пришла только материна подруга Ленка, тоже пьющая, расплывшаяся тетка с красным лицом. На поминках, размазывая пьяные слезы, заплетающимся языком, она говорила: «Вот, мол, вам дуракам – счастье. Небось, без матери получили бы однушку, а сами двушку захапали, баре, а мать в гробу лежит».

Никита вывел Ленку на площадку и, показав на номер квартиры, велел накрепко запомнить, куда ни под каким видом она не должна являться.

Наконец-то ребята зажили, как давно мечтали. Тихо и размеренно. Клавины подзатыльники не прошли даром. Оля была очень аккуратной. К вещам относилась бережно, хозяйство вела экономно. Хоть не шикарно, но жили они с Никитой вполне сносно. Теперь можно и малыша заводить. Ага, размечтались, о крендельках и ватрушках. У Оли оказалась врожденная патология. Спасибо маме родной, постаралась. Не будет детей, и все.

Никита к известию отнесся более спокойно. Если Оля не возражает, почему бы не взять ребеночка из детского дома. Его двоюродного брата тетя с дядей усыновили. И брат очень даже хороший парень вырос. И учится в мореходке и вообще…

Заплаканная Оля, прижавшись к мужу, поведала, как все время мечтала, что родят они девочку Верочку и оденут ее в красивые платьица и туфельки, и будет она самая умная отличница. Никита гладил жену по голове и тихонько говорил, что раз она хочет, то они удочерят маленькую девочку и назовут ее Верочкой. И девочка будет красавица. А если бы они ее сами родили, то она могла бы походить на Никиту, а он совсем не красавец. Вдруг и губки у нее были бы такие же оттопыренные, как у него. Ее бы стали дразнить утенком.

Оля была счастлива. Да, они сделают так, как сказал Никита. Он – самый лучший и самый замечательный. Но сладкую сказку о красавице Верочке пришлось отложить на неопределенный срок. Перестройка, ускорение, гласность.

В первых рядах перестроился институт, где работал Никита. Он попросту закрылся. Помещение сдали конторам, с красивым названием «офис». Никита остался без работы. Олину контору тоже закрыли. Повезло, что взяли секретарем в школу, где она когда-то училась.

Никита ежедневно искал работу, но безуспешно. Чтобы хоть что-то заработать, продолжал чинить всему подъезду электроприборы и появившиеся у многих видеоприставки. Оля в выходные сидела с соседскими малышами, пока родители ходили в гости. На праздники их приглашали по-соседски. А что, удобно. Ольга всегда и салаты нарежет и на стол поможет накрыть, посуду после гостей помоет. Никита не пьет, значит, может развезти подвыпивших гостей по домам. А за это, что ж с барского плеча не положить салатиков в мисочку, с собой. А то и горячее, если осталось. Ольге можно и кофточку, вышедшую из моды отдать. Ах, какой доброй и щедрой чувствуешь себя, заботясь о менее удачливых собратьях. Приятно проявить благородство. Приятно посудачить, вставляя слова: бедняжечки, не везучие, жалко ребят, они неплохие, но не ухватистые.

Сосед с нижнего этажа, которому Никита помогал с машиной, предложил:

– Слушай, Ник, у тебя права есть?

– Есть, – улыбнулся Никита. – У меня машины нет, и пока не предвидится.

– Вот что. Я новую машину покупаю, старую могу в рассрочку

уступить. Частным извозом заработаешь. Сейчас многие так делают.

– Боюсь, даже в рассрочку пока не потяну.

– Брось. Поедешь в Шереметьево. Будешь пассажиров в город возить. Фирма на фирме. Говорят, многие баксами расплачиваются.

Никита советовался с Олей, как ни крути, работать надо, может, рискнуть?

Стал ездить каждое утро к аэропорту. Иногда удавалось заработать прилично, иногда день был пустой. Однажды повезло прямо с утра. К Никите сел пожилой немец. Объяснялся по-русски, но с сильным акцентом. Никита привез его к гостинице в центре. Немец дал свою визитку и спросил, смог бы Никита сегодня отвезти его по делам. Никита сказал, что нет проблем, во сколько заехать?

Всю неделю Никита возил господина Гюнтера Круспе. Заработал очень прилично. Уезжая, господин Гюнтер сказал, что часто приезжает в Москву по делам, но еще ни разу не встречал такого аккуратного и исполнительного водителя. Может быть, Никита согласен быть его водителем постоянно? Он будет приезжать два раза в месяц. Никита оставил свой телефон и стал ждать господина Гюнтера.

Каждый приезд немец расспрашивал Никиту о семье, какой ВУЗ он закончил, знает ли языки. Так продолжалось почти год.

А потом!.. Ну вот ведь дуракам – счастье! Господин Круспе открыл СП, пригласив Никиту на должность заместителя генерального директора.

В доме все так и упали. Ходил замухрышка, чинил видео и электрочайники. Жена вечно в одном и том же по три года. А теперь?! Пригласили их в гости, по-свойски. А Олька пришла в ангоровой кофте из коммерческого магазина. Прямо весь вечер испортила! Значит, теперь она – ровня? Может, даже и по круче?

То, что Оля с Никитой решили усыновить малыша, знали все. И все отговаривали. Да сейчас наркоманов и пьяниц пруд пруди. Возьмут ребеночка, а он дебилом окажется. Или уголовник вырастет. Нет детей и не надо. Живут хорошо, в достатке, и хватит приключений искать. Но Никита все продумал. Они обменяют квартиру на другой район. Там не будут знать, что ребенок не родной. Зачем лишние разговоры.

Документы собраны, бумаги в порядке. Волнуясь отправились к директрисе. Поднимаясь по лестнице, столкнулись с группой малышей, их вели в столовую. Посторонились, пропуская ребятню. Нянечка поторапливала: «Кушать идем, Аня, Коля, кушать». И вдруг из группы, выскочил какой-то малыш, и, слетев с лестницы, обхватил Никиту за ноги и закричал:

– Я не пойду кушать! Нет! За мной пришли мамуя и папуя!

Никита растерянно оглянулся на побледневшую Олю. Мальчик, задрав головенку, смотрел на нее. Оля никак не могла сосредоточиться на маленьком личике, но когда она увидела слегка выступающую верхнюю губу мальчика, то поняла, что, если когда-нибудь у нее и будет девочка Верочка, то явно не сейчас.

Ну повезло им с малышом. Судьба решила подарок сделать. Маленький Митя был из нормальной семьи. К несчастью его родители погибли в автокатастрофе, и не были ни пьяницами, ни наркоманами, ни уголовниками.

К Новому году они переехали. Оля встала посмотреть, как спит

Митя, не скинул ли одеяло. Никита спал, в квартире было тихо, только тиканье часов слышно. В большой комнате светилась елка, забыли гирлянду выключить. Вещи еще не все распаковали. Оля шла на цыпочках, боялась в темноте налететь на какую-нибудь коробку. Присела на корточках возле Митиной кроватки. Он спал, скинув одеяло, обхватив за шею огромного медведя, подарок господина Гюнтера на Рождество. Оля укрыла малыша и поцеловала в теплую уютную макушку.

– Мамуя, ты здесь? – сонно пробормотал Митя.

– Здесь, мой золотой, здесь. Спи моя роднулечка.

Оля встала, очень хотелось засмеяться или крикнуть, как ей хорошо. Нельзя, мальчиков своих разбудит. Интересно, а вот если правду говорят, что дуракам – счастье, то Оля готова быть дурочкой до конца своих дней, только, чтобы ее такое доброе, долгожданное и родное счастье никуда не исчезло.