Полечивши чинуш, хромых и маразм, я покидал больницу и мгновенно направлялся на подстанцию. Подстанцию, любимую всем сердцем не менее стационара. Ведь лишь на «03» я получал (нет, не деньги) тот неописуемый опыт общения с гражданским населением, который нигде вам встретить больше не удастся. Опыт оказался настолько велик, что сиюсекундно возникало желание свободного полёта. Полёта куда-нибудь в дальние края. Чтобы искали долго-долго. И не нашли. Никогда. Такая накопилась усталость от людского бесчеловечья. Не настолько, конечно, чтобы кого-нибудь убивать. Нет. Просто усталость…

Однако положа руку в область сердца, не имею морального права умолчать про один нижеописываемый случай моего общения с пациентами, который полностью опровергает моё последнее утверждение.

Сидим мы, значит, никого не трогаем, как вдруг диспетчер выдаёт нам свежий вызов:

— Дяденька, восьмидесяти пяти лет. Малая Бакланская, дом три. Болен.

— Понятно, что не на кофе зовёт, — ехидничаем мы с фельдшером. — Что случилось-то?

— Сильные боли в животе, — выдаётся в ответ.

Отставив в сторону недопитый утренний чаёк, отправляемся на заданный вызов. Я по пути пытаюсь переплюнуть Боткина и строю догадки по поводу диагноза. Скорее всего, непроходимость, и не исключен переход в перитонит. Пенсионеры-то, они до известной степени терпеливые. Так что переждал денёк-другой вот и получил гнойный процесс в брюшине. Хотя есть ещё одна патология, которая при подобных болях ничего общего к животу не имеющая. Именно так и случилось в то утро.

Зайдя в помещение к пациенту и оценив ситуацию, мы с фельдшером понимаем, что имеет место дезинформация. Оказалось, дело далеко не в брюшной полости. Без анализов и ЭКГ очевидно, что попали мы на классический, обширнейший инфаркт миокарда, с полноценным кардиогенным шоком. Пока я открывал рот для раздачи ЦУ (ценные указания) фельдшеру, больной даром времени не терял. Не делая лишних сердцебиений или громких заявлений, дедуля крякает и отправляется в мир иной. Прямиком к праотцам. А также к прамамкам, прабабкам и прадедкам.

Через три минуты мой нафаршированный указаниями фельдшер уже стоит на пороге квартиры с дефибриллятором. Жестоко разрываем на пациенте одежду. Засучиваем себе рукава, и понеслась. Начинаются реанимационные мероприятия. Проводя оные, мы попутно проклинаем всех подряд, но особо — «удачно» начавшуюся смену и вообще неблагодарную участь русского медработника. С меня градом льётся пот. Футболка промокла до пяток. Чуть ли не делом чести становится главная цель: вернуть клиента к жизни.

Тем временем непонятно откуда в дверном проёме вырисовывается бабулька. Маленькая, седовласенькая, хрупенькая. Одним словом, «божий одуванчик», или «фарфоровая чашечка», если по другой классификации. По совместительству, очевидно, она же в статусе женушки реанимируемого. Завидев картину с распростёртым по полу супругом, над которым издеваются два медика (а реанимационные мероприятия на трупе со стороны гражданского никак по-другому не выглядят), она кидается к нашей троице. В эту секунду процедура «физиотерапии» идёт полным ходом. Я, прикладывая электроды в третий раз, несмотря на близость фельдшера, на эмоциях ору ему:

— От тела! — и нажимаю пусковые кнопочки. Идёт нешуточный разряд в триста джоулей.

В данный момент, разогнавшись, точно спринтер на стометровке, и подлетает нежданная (и всеми позабытая) бабуля. По ходу она кричит:

— На кого ж ты меня покинул, Федя?! — одновременно весьма стремительно пикируя на любимого, дабы успеть совершить финальное объятие. Разумеется, край моего глаза заметил неладное, и руки рефлекторно отдёрнулись от тела, но было поздно.

Бу-бух… — раздалось где-то глубоко внутри.

…Последний поцелуй запечатлели беспристрастные клешни дефибриллятора.

«Фарфоровая чашечка» звенит блюдцами и возвращается на исходную, то бишь летит в противоположный конец комнаты (подобный удар током, возможно, вреден для здоровья). Фельдшер бросается к покинутой, но всё как в учебнике по судебке:

…Пальпаторно: пульс на магистральных сосудах не прощупывается. Аускультативно — дыхание и сердцебиение не выслушиваются. Зрачки на свет не реагируют….

Иными словами — старушка тоже отправилась к праотцам. На пару с дедом. И ни реанимационные мероприятия, ни дыхание «рот в рот» не смогли вырвать её из рук горячо любимого мужчины. Мужчины, направлявшегося в так называемый загробный мир.

Касательно же себя могу сказать, что лишь в момент дугообразного полёта клиентки в моей голове всплыли воспоминания, как открывала нам дверь бабушка, опиравшаяся на палочку. И при её виде почему-то сразу представлялся одинокий капитан Сиверс из «Острова Сокровищ».

В конечном итоге через тридцать минут пришлось констатировать смерть пенсионеров. Встав с колен и обтерев пот, я посмотрел на пациентов и с горечью произнёс фразу из кинофильма «Афоня»:

— Эх, нету у нас ещё всеобщей коммуникабельности.

Фельдшер согласно кивнул в ответ и направился к телефону. Когда отзванивались на подстанцию, там долго и нецензурно возмущались, почему бригада выехала на «острый живот», а результат вызова — два летальных исхода..

Что тут сказать?

…Мы точно не боги…